Любовь в погоне за искусством

Часть 1

Захожу домой и громко хлопаю дверью. На телефон приходит входящее сообщение. Читаю его сквозь застилающую глаза пелену слёз.

«Я могу всё объяснить. Перезвони, если готова выслушать».

Меня аж передёргивает от злости и отвращения. И телефон летит через всю квартиру с хрустом врезаясь в стену и разлетаясь по дорогому мраморному кафелю. Хватаюсь за голову.

– Чёрт, я же никогда не расплачусь за эту плитку!

Бегу в другой конец гостиной. Осматриваю повреждения. На стене небольшой отпечаток. Легко затираю его рукой и мысленно проклинаю свою импульсивность. А вот мрамору на полу повезло меньше – есть заметные царапины.

– Дура!

Телефону конец. Немного обидно. Ему всего два месяца. Собираю куски пластика по полу. Да и чёрт с ним. Мысли снова возвращаются к сообщению, а потом уходят ещё глубже в самую душу. Туда, где засела раздирающая изнутри боль, царапающая когтистыми лапами, вскрывающая старые раны. Всё смешивается в единый комок отвратительных эмоций: прошлое, настоящее – всё воедино. Никому нельзя верить. Все мысли только об этой страшной правде, которую он так старательно от меня скрывал.

Он казался таким… искренним, настоящим, родным. Человеком, которому можно доверить всё, даже жизнь. И как можно было так глубоко заблуждаться? Чтобы он там не хотел объяснить, это не изменит того, что я узнала. Пусть катится ко всем чертям! Да куда угодно! Лишь бы подальше от меня!

Падаю на диван лицом вниз. Хочется спрятаться от всего мира. Почему-то всегда так, если ты ничего не видишь, то кажется, что и тебя не видно. Просто кричу до срыва голоса. Радует, что в квартире хорошая звукоизоляция. Можно выпустить все эмоции, и никто не узнает.

Раздаётся стук в дверь. Спокойный, короткий. Неужели меня всё-таки услышали? Не посмотрев, открываю. Сюда никогда не проберётся посторонний. У дома очень хорошая охрана. Вижу знакомый силуэт. Взъерошенные тёмно-каштановые волосы, ярко-зелёные, как свежая трава, глаза, как всегда игриво смотрят на меня из-под тёмных бровей и ухмылка на лице, будто он король этого мира. Аж бесит иногда. Но сейчас без слов впускаю его и просто утыкаюсь лицом в его крепкую грудь.

Чувствую сладкий запах цитруса и немного терпкий свежего табака. На нём белая дорогая футболка, а я эгоистично заливаю её слезами. Я бы никогда так не поступила. Он не какая-то подушка для слёз. Но сейчас мне так нужна поддержка, и он это знает. А я её принимаю.

Полгода назад

– За людей искусства! Ура!

Чокаемся с друзьями кружками пива. В сердце радость, несмотря на то что летние каникулы кончились и впереди второй год обучения и экзамены.

– Ура-а-а!

В воздухе стоит спёртый запах сырости, алкоголя и жареного хлеба с чесноком.

– Ви, дай мне эту жирненькую греночку, – перекрикивая музыку и гомон голосов просит Ирочка – моя подруга и соседка по комнате. Передаю ей лакомство с наигранным осуждением во взгляде.

– Виола! Не смотри ты на меня так!

– Ты сама хотела похудеть. Я-то что?

– Да знаю я всё, отстань, – Ира шутливо машет рукой в мою сторону и отворачивается, чтобы поболтать с нашим другом, Витей.

Мы сидим за большим столом в баре, недалеко от общаги. Здесь красиво. Стены завешаны картинами и уставлены стеллажами со старыми книгами. Круглые столы из тёмного лакированного дерева и длинная винтовая лестница на второй этаж добавляют заведению особенного шарма. Ира и привела меня сюда. Теперь это наше излюбленное место.

Ира на год старше. Мы познакомились, когда я переехала в Москву, поступать в вуз на искусствоведа и заселилась в студенческую общагу. Поначалу мне было неуютно. После жизни с мамой в родном городе, общага оказалась новым шагом в самостоятельность. Там всё было иначе. Незнакомые люди, и ты сам по себе, а родные за тысячу километров. Но сейчас я привыкла, и мне даже нравится.

– Ну как ты, Виолетт? – интересуется Катя, однокурсница с моего потока.

– Да всё отлично, – неуверенно протягиваю и чувствую: сейчас она начнёт лезть мне в душу. Будто нарочно пытается подковырнуть, задев за живое.

– Больше не грустишь о своём придурошном Кирилле?

Мысленно закатываю глаза и стараюсь сохранить спокойствие. Я обещала себе хотя бы пытаться контролировать эмоции.

– Да плевать… – отвечаю чётко, уверенно, чтобы отстала и поняла, что лучше не лезть.

– Как-то не верится, моя милая, – Катя приобнимет меня, будто мне сдалась её поддержка. – Ты ради него в Москву переехала, а он променял тебя на эту сучку Лерку с накачанными губищами. Мне она никогда не нравилась.

Ира отхлёбывает из своего бокала новое крафтовое пиво и передёргивается всем телом.

– Фу, мерзость!

Это она сейчас про вкус пива или мою бывшую подругу Леру?

– Мерзкая блондинистая сучка!

Понятно, про Лерку, значит.

– И закрыли тему, Кать, – продолжает Ира. – Оставь Виолетту в покое.

– Ладно, ладно, – отмахивается Катя, смотря то на меня, то на Иришку. – Просто она уже восемь месяцев одна.

Никто ничего не отвечает, игнорируя Катю. Ира снова отвлекается на пиво и нашего друга Витю. Они не вместе, но, кажется, он ей нравится. А я тихонько сижу и радуюсь, что хоть одна из подруг не пытается вывернуть мою душу наизнанку во всеуслышание. Хотя Ира и сама пару раз заводила разговор наедине, но я больше отмалчивалась. После всего случившегося сложно доверять людям. Её моя отстранённость обижает, но ничего не могу с собой поделать.

Друзья продолжают пить и веселиться, а я начинаю чувствовать слабость во всём теле. Кажется, мы сидим в баре уже часов пять. Совсем пьяная смотрю на часы. Стрелки двоятся и разбегаются по циферблату – значит пора домой. Надеюсь, общагу ещё не закрыли. Завтра второе сентября, лекция по теории искусства в восемь утра. Нельзя пропускать пары. Я должна доучиться до конца и получить самую прекрасную профессию в мире – искусствовед! Я так долго к этому шла. Целый год готовилась к поступлению на бюджет, и всё получилось.

Попрощавшись с друзьями, собираюсь домой одна. Никто не спрашивает, почему я ухожу раньше. Все привыкли. Я не отказываюсь от нашей весёлой компании, но всё чаще сама по себе.

Утро началось вполне доброе. Я выспалась. Вчера вернулась домой и сразу улеглась спать. Не знаю во сколько, но в общагу пустили, значит, пришла не позже комендантского часа – 23:00.

Сонная, медленно шаркая тапочками иду в ванную и в дверях сталкиваюсь с Ирой. Только сейчас замечаю, что её кровать пустая. Подруга еле стоит на ногах и чуть ли не падает на меня, заваливаясь в комнату. От неё сильно разит алкоголем, глаза практически стеклянные, вчерашняя одежда пахнет уличной прохладой и сигаретами.

– Ви, мне так плохо, – жалобно протягивает подруга, пока я снимаю с неё свитер и укладываю в постель.

– Ты чего же до самого утра пила?

– Да! – Ира оживляется и привстаёт в кровати. Пользуясь моментом, стягиваю с неё майку и надеваю домашнюю футболку. – Я пришла к общаге в пять. А этот урод, Шапкин не пускал меня до шести утра!

– Вот же гад! Не комендант, а тиран! – поддерживаю Иру, а сама по-доброму смеюсь. Шапкин – своеобразный человек. С одной стороны, он всегда борется за комфорт студентов, пытаясь выбить нам лучшую мебель или новый ремонт. С другой – он не выносит нарушителей порядка и никогда не идёт на уступки в просьбах своих жильцов.

– Да! Видите ли, у него правила. – Ярость подруги так же быстро, как и началась, исчезает за пеленой усталости. Ира закрывает глаза и проваливается в безмятежный сон.

Смотрю на часы. Я просидела с Иришкой почти двадцать минут. Надо скорее собираться, иначе опоздаю. Быстро бегу чистить зубы и умываться. Студенты уже выходят на пары. Если буду долго собираться, могу опоздать. Не без труда расчёсываю густые волосы. Наскоро делаю небольшой объём, взъерошив их руками. Разглаживаю на себе бежевую юбку и поправляю тёмно-синюю блузку. Вроде бы брюнеткам идёт синий цвет. Так мне сказала консультант в магазине одежды, когда втюхала эту блузку за пять тысяч рублей. И чем я только думала, отдавая такие деньги? Потом целый месяц пришлось есть лапшу быстрого приготовления.

По дороге в универ размышляю о дальнейших планах. Стипендии и денег, что присылает мама, хватает только на оплату общаги и еду. И, если удастся сэкономить, остаётся ещё немного на развлечения. Поэтому с этого года принимаю твёрдое решение найти работу, чтобы было на что жить.

Забегаю во двор университета в очередной раз восторженно окидывая взглядом красивейшее, величественное здание в имперском стиле. Уже у дверей в корпус засматриваюсь на огромный, ещё зелёный сад, раскинувшийся на территории. Наверное, я никогда не перестану восхищаться этой роскошью. В моём родном Кирове нет ничего подобного, поэтому мне безумно нравится Москва с её многогранной архитектурой и достопримечательностями.

У меня на удивление хорошее настроение. Глаза горят, с лица не спадает улыбка. Душа в предвкушении чего-то особенного. Смотрю на часы. Ещё семь минут. Показываю охраннику студенческий билет и бегу к лестнице. Попутно оглядываюсь по сторонам, оценивая новый ремонт в холле. И чуть не сшибаю с ног человека.

Поднимаю взгляд и вижу перед собой мужчину. В момент я испытываю то, неподдающееся объяснению, чувство, когда ты впервые видишь человека, но кажется, будто вы знакомы всю жизнь. Он такой близкий, родной. Каждая черта лица, мимика, запах – всё просто неумолимо кричит: он необыкновенный. Он тот, благодаря кому на душе всегда будет весна, ароматы цветов, тепло и гармония.

– Извините, вы не ушиблись?

Какой у него приятный голос… Невольно робею. Это он сейчас извиняется передо мной? Я же на него налетела и чуть не сшибла с ног.

– Всё в порядке. – Смущённо отвожу взгляд и, кажется, краснею! Какой позор! Только бы он не увидел. – Это вы простите. Я вас не заметила.

В ответ он только улыбается. Боже, это самая милая улыбка, которую я видела в своей жизни. Мы всё ещё стоим друг напротив друга. Снова позволяю себе поднять взгляд и встречаюсь с его ответным. Светло-карие, как карамель, глаза смотрят на меня с такой теплотой и нежностью, будто я хрупкий сосуд, который он чуть не разбил. Но в одну секунду этот взгляд рассеивается, и мужчина становится грустным, отстранённым. Будто я сделала что-то не так, хотя я стою как вкопанная и молчу. Улыбка исчезает с его лица, губы поджимаются, словно он чем-то недоволен.

– Раз вы в порядке, я пойду.

Делает шаг в сторону и уходит в другом направлении. После него в воздухе остаётся еле уловимый запах мяты и свежести. А я ощущаю в душе какую-то будоражащую сердце пустоту. Увижу ли я его снова?

Сбрасываю с себя наваждение и смотрю на часы. До лекции пять минут. Бегу к аудитории и успеваю как раз вовремя. Ровно 8:00. Преподавателя ещё нет. Все парты заняты студентами. Они переговариваются и смеются. Обсуждают прошедшие каникулы и делятся впечатлениями. Замечаю в третьем ряду Катю. Она машет мне рукой, указывая на место рядом с собой. Иду к ней.

– Виолетт, ты прости меня за вчерашнее. Я подвыпила, не знаю, что на меня нашло.

– Как будто в первый раз, Кать. Тебе бы тогда вообще не пить, – отворачиваюсь и достаю из сумки тетрадку и ручку. Боковым зрением вижу, как Катя обиженно надувает губы. Становится её жаль. Она же не виновата, что не умеет контролировать себя, когда выпьет. – Ладно, проехали. – Улыбаюсь ей.

– Ты солнышко, Виолетт! – Обнимает меня так крепко, что аж трудно дышать. – Всё, всё, Кать, пусти! – Смеюсь и отодвигаюсь от неё на безопасное расстояние.

– Ты вчера тоже, как Ира, до утра сидела?

– Не-ет, я почти сразу после тебя ушла. Там Витя в баре к какой-то девчонке подкатывать начал. Ира расстроилась.

– Вот чего она так напилась! – Меня осеняет. Бедная Иришка. Неужели она так серьёзно влюбилась в него…

– По-любому из-за него, – уверенно заключает Катя и аж подпрыгивает от какой-то новой мысли, посетившей её голову. – А ты слышала? У нас будет новый препод!

– Новый курс. Будет много новых преподов, Кать.

– Да нет, этот вместо Михалева пришёл. Говорят, Фёдор Степанович уволился.

– Значит, у моей группы теперь новый куратор?

– Получается, что да.

Дверь открывается и в аудиторию заходит мужчина. Все встают, чтобы поприветствовать преподавателя. А я, как только его вижу, чувствую, что ноги подкашиваются, а сердце бьётся с бешеной скоростью, готовое выпрыгнуть из груди. Это он! Мой загадочный мужчина, с которым я столкнулась в коридоре.

Часть 2.

– Доброе утро, студенты! Меня зовут Роман Дмитриевич Кольский. Я буду вести у вас теорию искусства.

Он пишет своё имя на доске красивым размашистым почерком. А я сижу и думаю: какой же у него приятный голос. Такой мягкий и тёплый, как уютный плед.

Роман Дмитриевич кладёт мел на место и поворачивается к нам. Осматривает аудиторию и на секунду останавливает взгляд на мне. Я вижу, как уголки его губ едва заметно ползут вверх, но он сдерживает улыбку, и его взгляд тут же холодеет. Да что я ему сделала?!

– Боже, какой красавчик! – орёт Катя мне в ухо, тем самым приводя меня в чувства.

Теперь я получше могу разглядеть нового знакомого. На нём белая рубашка, светло-коричневые брюки и тёмный пиджак нараспашку. Чёрные, как уголь, волосы аккуратно зачёсаны назад. Только одна короткая прядка выбилась и спадает на лоб. При ярком освещении аудитории его добрые глаза цвета карамели отдают в медовый оттенок. Но я улавливаю в них такую сильную грусть и тоску, что это пугает меня до глубины души. Всё в нём, начиная от внешности и заканчивая его речью, говорит о том, что такой человек не заслуживает быть несчастным. Что его так гложет? И почему эти эмоции появляются уже во второй раз, когда он видит именно меня?

– Во втором семестре нужно сдать курсовую. У вас есть целый год на её написание. Не затягивайте до последней недели.

По аудитории расходится нервный смешок студентов.

– Миссия невыполнима, сэр, – шутит парень с первого ряда.

– Всё будет делаться в последнюю ночь, – поддерживает его приятель.

Роман Дмитриевич никак не реагирует, только уточняет, обращаясь ко всем:

– Если нужна помощь с выбором темы, подходите после лекции.

– Ваш предмет можно сдать автоматом? – интересуется Оля, одногруппница, у которой в зачётке одни тройки.

– Она за ум решила взяться? – шепчет мне Катя.

Пожимаю плечами.

– Можно, если посещать все лекции и активно работать на практике, – спокойно отвечает преподаватель.

– А дополнительные уроки вы даёте? – Оля растягивается в какой-то глуповатой улыбке. Она что, флиртует?

– Нет, – твёрдо, но без грубости отвечает Роман Дмитриевич.

– Ну, ясно, – Катя разочарованно машет рукой в сторону Оли и смотрит на меня с видом знатока, который ставит пациенту диагноз. – Первая уже втюрилась. Вангую! У этого препода наберётся толпа воздыхательниц.

– И хорошо. Зато теорию искусства будут знать на отлично, – пытаюсь отшутиться, чтобы не выдать своё волнение. Но внутренне чувствую – начинаю закипать. С ним теперь все будут заигрывать?! И почему меня это так раздражает?

Девушки продолжают засыпать Романа Дмитриевича вопросами. А я слышу, как нервно стучит по полу моя нога. Слежу за реакцией мужчины. Отвечает всем коротко, общими фразами. Он непроницаем. Несмотря на то, что студентки явно переходят черту, ни одна эмоция не отражается на его лице. Полное безразличие. Наверное, ему часто приходится сталкиваться с таким вниманием, и он выработал иммунитет к флирту? Наконец, ненужные расспросы сходят на нет, и Роман Дмитриевич начинает лекцию.

После пары я не задерживаюсь. Хоть мне и хочется остаться и выбрать тему курсовой, но тут и без меня собралась очередь из девушек. Почему-то становится противно. Как бы Роман Дмитриевич мне ни нравился, как бы не запал в душу, я не стану вешаться ему на шею.

После занятий возвращаюсь в общежитие. Захожу в нашу комнату, подруга уже не спит. Лежит на кровати и копается в своём телефоне.

– Как себя чувствуешь? – спрашиваю не из вежливости. Я действительно переживаю за неё.

– Похмелье, – она отвечает устало, с глубоким вздохом.

– Ещё бы. Даже не представляю, сколько ты выпила.

Ира смотрит на меня всё ещё немного пьяными глазами.

– Очень много. Но пофиг. Витёк платил, – подруга смеётся, но заметно: на душе у неё кошки скребут. Я не знаю, как поступить. Сама не люблю, когда лезут с расспросами, но Ире нужна поддержка.

Ещё полминуты сомневаюсь и решаю не ворошить неприятную тему. Если захочет, расскажет всё сама.

– Ирусь, а пойдём блинчиков напечём? Покушаем, с вареньем, с чаем… М-м-м… – Прикрываю глаза и изображаю на лице эмоции высшего блаженства.

– Какие блинчики? – уныло кривится Ира. – Меня мутит до сих пор.

– Тем более! – беру её под руку и поднимаю с кровати. Подруга не сопротивляется. – Надо поесть и сразу полегчает!

Оставшийся день мы проводим в общаге. Готовим, едим, убираемся и болтаем о всякой фигне. Вечером, перед сном прокручиваю в голове события дня. Самым ярким из них становится встреча с Романом Дмитриевичем. Этот мужчина вызывает во мне бурю эмоций. Я чувствую к нему неподвластное влечение. Будто он магнит, а я металлический прут – тонкий, невесомый, готовый притянуться в любую секунду, стоит только повернуться ко мне нужной стороной. В то же время его непроницаемость и отстранённость… И то, как странно он на меня реагирует, оставляет кучу вопросов. Я очень хочу узнать причину его поведения. Чувствую, не всё так просто.

Часть 3.

За окном обычное солнечное утро, а на душе тоска. Не могу перестать думать о Романе Дмитриевиче. Но нужно сосредоточиться на учёбе. Сижу за столом в своей комнате и готовлюсь к сегодняшней практике по теории искусства.

– Виолетт, помоги застегнуть платье, – просит Ира. Ей сегодня к первой паре, мне только к третьей.

– Чего это ты так нарядилась? – подтруниваю над подругой и помогаю ей с застёжкой.

– Да просто, – очень расплывчато отвечает Ира. Явно что-то недоговаривает.

Довольная она крутится перед зеркалом, берёт с тумбочки сумочку и уходит. Снова возвращаюсь к домашке. Мне нужно провести анализ различных техник искусства. Слышу, как из коридора доносится задорный смех и крики. Шапкина на них нет. Чего разбушевались? Вдруг дверь в мою комнату распахивается.

– Бу-у! Приветик!

Я аж подскакиваю от неожиданности.

– Привет.

Стоя в одних трусах, на меня смотрит третьекурсник, Вадик с нашего этажа. Он единственный из жильцов, кто позволяет себе разгуливать по общежитию в таком виде.

– Вадик, когда ты уже вспомнишь про существование штанов?

– Да чё такого? – Улыбается парень. – Я всю жизнь так по дому хожу.

– Но ты не дома.

– А где тогда? – Вадик начинает глупо смеяться.

– Чего надо?

– А что такая серьёзная-то?

Сурово смотрю на соседа. Он уточняет:

– У нас там утренние посиделки на кухне. Шапкин на выходном, так что общага в полном нашем распоряжении.

– Я так и знала! – Всплёскиваю руками.

– Ну, ты идёшь?

Грустно мотаю головой.

– Не могу. – Показываю на гору учебников и тетрадь. – Надо готовиться к паре.

– Понял. Ну, мы гуляем до вечера. Если надумаешь, подтягивайся. – Вадим кивает мне и уходит.

Я снова возвращаюсь к домашке, но истошные крики и хохот не прекращаются. Нет, так заниматься невозможно! Быстро собираюсь, беру сумку и иду в университет. Закончу задание там. Ещё час до начала пары.

Иду к аудитории и вижу, что дверь приоткрыта. Захожу. Сердце у меня тут же ёкает и отдаётся горячим импульсом в груди. За столом сидит Роман Дмитриевич и разговаривает по телефону. Я не видела Кольского целую неделю.

– Перевозят в другую больницу? Зачем? – Роман Дмитриевич сосредоточен на собеседнике на том конце провода, но, заметив меня, быстро завершает звонок:

– Понял. Я перезвоню. – Он убирает телефон в карман пиджака.

Смотрит на меня. Лёгкая улыбка, коротко кивает.

– Доброе утро! Решили прийти пораньше?

Интересно, с кем он говорил… Вежливо отвечаю:

– Хотела спокойно подготовиться к паре. Не думала, что здесь кто-то есть.

– Что ж. – Указывает мне на парту. – Готовьтесь. – И возвращается к своему занятию, зарывшись в бумаги.

От его безразличия становится как-то грустно. Устраиваюсь в самом дальнем ряду и продолжаю выполнять домашнее задание.

Мы сидим в полном молчании. Иногда за дверью слышны чьи-то шаги. Через двадцать минут откладываю ручку и решаюсь посмотреть на преподавателя. Он, будто чувствуя на себе мой взгляд, отрывается от работы и тоже на меня смотрит. Снова отстранённо, непроницаемо. Становится холодно.

– Что-то хотите?

Что мне делать? Я разучилась общаться с мужчинами. После предательства моего бывшего я не знаю, как себя вести. Вдруг, если я начну с кем-то сближаться, он тоже меня предаст?

Смотрю на Романа Дмитриевича, и в голове кружится целый рой мыслей.

“Да! Я безумно хочу расспросить, поговорить, пошутишь, чтобы ты расслабился, чтобы ещё хоть раз увидеть твою искреннюю улыбку. Понять, что у тебя на душе. Подойти, взять за руку и уйти отсюда вместе. Гулять до самого вечера по осеннему городу говоря ни о чём и обо всём на свете. А потом прийти домой замёрзшими, уставшими и вместе пить горячий чай и смотреть фильм. Вот чего я хочу!”

Но вместо этого отвечаю:

– Нет. – И быстро уставляюсь обратно в свою тетрадку.

В аудиторию заходят сразу три студентки. Ещё ведь полчаса до пары. Но, кажется, воздыхательниц у Романа Дмитриевича действительно будет много.

– Доброе утро! – Девушки хихикают и бросают кокетливые взгляды на преподавателя. Затем садятся в первый ряд и с видом прилежных учениц достают тетрадки и ручки.

– Доброе утро! – Кольский коротко кивает и возвращается к делам.

Сидим молча лишь пару минут. Одна из студенток, Карина не выдерживает и заводит разговор первой.

– Роман Дмитриевич, вы можете отвлечься?

Преподаватель отрывает взгляд от своих бумаг и вопросительно смотрит на нас.

– Вопрос по заданию?

– Нет, – кокетливо отвечает Карина. – А вам нравится здесь работать?

Мужчина закрывает глаза и сжимает пальцами переносицу. Кажется, телефонный разговор выбил его из колеи. Сейчас он явно не готов к такому вниманию. Всего доля секунды и он собирается с мыслями, натянув на себя прежнюю маску безразличия.

– Нравится. – Он отвечает чуть резче, чем обычно. – Если вы не против, я вернусь к работе. Мне так же, как и вам, нужно подготовиться к паре.

– Вам совсем неинтересно узнать своих студентов получше? – не унимается девушка.

Я снова чувствую, как внутри поднимается волна раздражения. Сердцебиение учащается, в висках начинает пульсировать. Неужели ей так сложно заткнуться и никому не мешать? Шумно выдыхаю, и это не остаётся незамеченным. Карина на меня оборачивается. Вижу её ухмылку. Вот же мерзкая… Девушка ничего не говорит и отворачивается. Я пытаюсь унять эмоции. Опускаю взгляд в тетрадь, чтобы отвлечься от происходящего. Стараюсь абстрагироваться и не обращать ни на кого внимания. Мне нужно сосредоточиться на задании.

Практика проходит спокойно. Роман Дмитриевич ещё раз рассказывает о различных техниках в искусстве, а потом мы отчитываемся по выполненным заданиям. Я вижу, что женская половина группы вся, без исключения выполнила домашнее задание.

После занятия Роман Дмитриевич покидает аудиторию. Мы с одногруппниками ненадолго остаёмся поболтать в кабинете. Предметом обсуждения становится преподаватель.

– Я вам говорю, он хомо-гомо! – заявляет Карина. – Ещё ни один мужчина не смотрел на меня так безразлично.

– Может, стареешь? Уже не так хороша, как на первом курсе, – подтрунивает над ней один из парней.

– Да ну тебя, – возмущается она.

– Учёба она, знаешь, такая – высасывает все соки.

– Пошёл ты, Морозов! – Карина демонстративно от него отворачивается.

Парень разводит руками, мол: «а что я сказал?»

– Да не может такой мужчина быть нетрадиционным, – уверенно заключает подруга Карины.

– Это мы и проверим. – Карина снова ухмыляется, будто что-то задумала. А я еле сдерживаюсь, чтобы не зарядить ей оплеуху. Как же бесит. Не могу. Что она там собралась проверять?

Часть 4

Сижу в своей комнате и пытаюсь сделать домашку. После сегодняшней пары по теории искусства я во взвинченном настроении. Не знаю, как это работает и почему я так реагирую, но поведение Карины просто выводит меня из себя. Так нагло и бесцеремонно клеиться к мужчине! К преподавателю! Или я просто ревную?..

Сконцентрироваться на задании не получается. Шумно вздыхаю и отодвигаю учебники. Вспоминаю про вечеринку, на которую звал Вадик. Может пойти? Отвлечься, расслабиться… Смогу хоть ненадолго избавиться от навязчивых мыслей.

Шум толпы и звуки музыки приводят меня на кухню – здесь и происходит всё веселье. Вижу два стола, сдвинутые вместе в один большой. Накрыто скромно. В основном соленья из запасов консервации, что передают родители, но есть ещё нарезка из варёной колбасы и сыра. Из алкоголя: несколько бутылок недорогой водки, портвейн и пиво.

– О-о-о! Виолетта! Всё-таки надумала. Иди к нам, – зазывает меня Вадим.

Сажусь за стол, мне тут же наливают водки. Ворочу нос и тянусь к пиву. Начну с чего-нибудь послабее.

Спустя час я уже глупо хохочу, громко разговариваю и даже танцую, когда начинается какой-нибудь весёлый трек. Немного позже к вечеринке присоединяется Ира. Она только что вернулась в общагу.

– Где была? – улыбаясь, завожу разговор с подругой.

– С Витей гуляла.

– После пар? Куда-то ходили?

– Нет.

Вижу, что Ира как-то зажимается.

– Мы с самого утра. Он позвал за компанию. Ездили к его бабушке за город.

– Ничего себе! Значит, у вас всё серьёзно? Раз он тебя уже с родственниками знакомит.

– Если бы, – Ира отвечает с печалью в голосе и опускает голову. – Говорю же, просто позвал за компанию…

Подруга резко поднимает на меня взгляд, а я вижу, у неё глаза блестят. Того и гляди – заплачет. Она как-то нервно выделяет:

– Я для него просто друг! Понимаешь?!

Всё-таки я не ошиблась, Ира влюблена в Витю. Глажу подругу по плечу. И тут она озадачивает меня вопросом.

– Вы же с Кириллом тоже были друзьями. Как между вами всё закрутилось потом?

Я в шоке. Ира неоднократно интересовалась, как я переживаю расставание с бывшим. Но никогда не просила у меня совета в отношениях. Наверное, я должна с ней поделиться. Хоть мне и не хочется удостаивать Кирилла такой чести и лишний раз говорить о нём.

– Милая, я даже не знаю. Мы с Кириллом всегда нравились друг другу. Просто в начале ещё не знали, что это взаимно, – приобнимаю подругу за плечи и говорю серьёзным тоном: – И не сравнивай ваши отношения с Витей с тем, что было у нас. Это разные ситуации. Витя намного умнее и серьёзнее моего бывшего.

Ира молчит, кажется, целую вечность. Видимо, мой ответ заставил её о чём-то задуматься. Я тоже начинаю размышлять. В целом обо всём, что произошло с тех пор, как я переехала в Москву.

Бывший, про которого меня все расспрашивают, Кирилл. Мы сошлись с ним в девятом классе. Он перевёлся к нам из другой школы, и всё закрутилось. Общались в одной компании. Тусили, отдыхали и влюбились. Не скажу, что это была глубокая и сильная любовь. Мы больше были друзьями, которым просто хорошо вместе. Встречались три с половиной года и вместе поехали учиться в Москву. Но поступили в разные вузы. В универе я хорошо сдружилась с одногруппницей, Лерой. С Ирой и Катей мы тогда тоже общались, но Лера стала моей лучшей подругой. А потом я познакомила их с Кириллом.

Видимо, большой город вскружил Кириллу голову обилием развлечений. Плохая успеваемость и куча пропусков и через полгода его отчислили. Он расстроился, но быстро нашёл утешение. Не во мне, а в моей подруге, Лере. Тогда мне было очень тяжело. Внутри образовалась какая-то пустота, ничего не радовало. Но сейчас я уже точно решила – плевать. Это их выбор. У них своя жизнь, у меня своя. Ситуацию-то я отпустила, но вот людям доверять стало сложно. Я же как дурочка верила им обоим.

После случившегося Лерку мы как-то постепенно вытеснили из компании. Из-за её поступка девчонки не особо хотели с ней общаться, и я благодарна им за то, что мне не приходится больше терпеть её присутствие. Я знаю, что сейчас Лера с Кириллом живут вместе. Он зарабатывает, она учится. Правда, Лера всё-таки перевелась на другую специальность, чему я несказанно рада. И я, надеюсь, никогда её больше не увижу.

Снова возвращаюсь из размышлений в реальность. В последнее время я всё чаще ухожу в себя. Так и с ума сойти недолго. Ира выпивает два бокала портвейна, морщится и идёт спать. Это она зря так, плохо будет.

Время близится к ночи, но гулянка студентов не заканчивается. Нас осталось пять человек. Самые стойкие или самые отчаянные. Многие уже разошлись по своим комнатам. Даже полунудист Вадик ушёл. А я включаю музыку погромче и танцую, как в последний раз.

Кажется, весь негатив, что накопился во мне за последнее время, готов выйти наружу. Мне хочется кричать, бить кулаками в стену, лишь бы стало легче. Щёки становятся мокрыми от слёз. Отчего я плачу? Сама не знаю. Просто устала. Размахиваюсь и громко хлопаю стаканом по столу, стекло трескается. По линиям на моей ладони растекаются тонкие дорожки крови. Это приводит в чувства. И зачем я так напилась? Ладонь теперь саднит, а к горлу подкатывает тошнота. Плохо. Решаю, что с меня хватит. Собираюсь пойти спать, но не тут-то было. На нашу шумную вечеринку заходит комендант общежития, Шапкин. Моё сердце уходит в пятки. Это конец! Шапкин меня выселит.

Часть 5.

Глаза коменданта злобно горят, ноздри раздуты, губы поджаты. Мужчина окидывает студентов неприятным взглядом. А я стою во главе всего этого веселья. С окровавленной рукой, пьяная, с растёкшейся тушью. Добром это не кончится. Раздаётся низкий, тяжёлый голос Григория Ильича:

– Это что за балаган?!

Я чувствую, что у меня ноги подкашиваются. Если он меня выселит, куда идти? Денег на аренду квартиры мне мама не даст – у неё нет. Сама я ещё не работаю. Выходит, только домой, в Киров. И прощай университет!

Все молчат. Да и что тут можно ответить?

– Громова, что с рукой? – Шапкин кивает на мою окровавленную ладонь.

– Порезалась. Случайно.

– Забинтуй. Где аптечка, знаешь.

Я киваю. Мужчина внимательнее осматривает беспорядок и говорит:

– Завтра поднимаетесь рано утром и убираете здесь, чтобы всё было чисто!

– Да, – отвечаем почти синхронно.

– И после уборки к семи утра жду вас всех у себя.

Григорий Ильич уходит. Мы возвращаемся в свои спальни. Завтра будет ужасное утро: похмелье, уборка и возможное выселение из общежития. Просто отлично!

Я кое-как обрабатываю руку и ложусь в кровать. Несмотря на тревогу, моментально засыпаю. Утром о нашей неудачной вечеринке знает уже вся общага. Кто-то нам сочувствует, некоторые злорадствуют, но большинству безразлично. Ира очень встревожена. Она идёт помогать мне с уборкой на кухне.

– Если выселит, мы обязательно что-то придумаем, Виолетт. Ты не уедешь из Москвы.

– Да что мы можем?

Ира задумывается на пару секунд.

– Не знаю, придумаем что-нибудь.

– Ладно, Ир. Спасибо за поддержку. Давай подождём, что будет. А там уже и поговорим.

Подруга кивает.

За час общими усилиями мы наводим идеальный порядок. На кухне становится даже чище, чем было. Идём в кабинет Шапкина, будто на эшафот. Страшно до безумия. Ладони потеют, сердце, того и гляди, выпрыгнет из груди.

Заходим в кабинет коменданта. Я была здесь всего два раза: когда заселялась и когда получала новый шкаф в нашу с Ирой комнату. Григорий Ильич сидит за столом, смотря в окно, будто нас здесь нет.

– Порядок навели?

– Да!

– Хорошо. Как поговорим, проверю, – комендант поворачивается к нам и смотрит с осуждением. – Стоило уехать на один день, и вы устроили бардак! Вам не стыдно?!

– Сты-ыдно…

Чувствую себя отвратительно. Голова гудит, тошнит, сердце колотит, хочется, чтобы это поскорее закончилось. Шапкин отчитывает нас, как нашкодивших котят. Полчаса мы выслушиваем в свой адрес упрёки. Да пусть хоть что говорит, лишь бы не выселил.

В заключении, Григорий Ильич делает каждому из нас выговор и говорит, что второй будет последним. Ещё один проступок, и нас выселят. Мы выходим из кабинета и с облегчением выдыхаем. Точнее, только четверо из нас радуются. Филиппу, парню с третьего этажа не повезло. Для него это был второй выговор. Шапкин велел ему собирать вещи. Мы подбадриваем товарища, но, кроме слов поддержки, помочь ничем не можем. Комендант непреклонен. Если что-то решил – не передумает.

Возвращаюсь в комнату и рассказываю всё Ире. Она ждала меня, даже не пошла на первую пару.

– Боялась, если будет самое плохое, как ты тут одна.

Ира крепко обнимает меня.

– Хорошо, что всё обошлось. Кстати, ты знаешь, на первом курсе Шапкин мне тоже сделал выговор.

– Да? За что?

– За фигню. Я кран в душевой не до конца закрутила, и вода всю ночь лилась.

– А как он тебя вычислил?

– Это летом было. Все разъехались. В общаге почти никто не жил. На этаже душем пользовалась только я и ещё одна девчонка. Шапкин начал разбираться, пришлось признаться. Не сваливать же вину на неё. Думала просто поорёт и отстанет, а он мне выговор.

– Да уж…

– Ага. Я поэтому так за тебя испугалась. Если он мне за такую мелочь выговор сделал, а тут пьянка. Ну уж не стала тебе рассказывать, ты и так на нервах была.

Я без сил падаю на свою кровать и раскидываю руки в стороны.

– Значит, будем осторожнее.

– Да, – соглашается Ира и садится возле меня. – Ты на пары-то идёшь?

– Ага, – разглядываю потолок, перед глазами искрят звёздочки. Похмелье. – Только в порядок себя приведу.

– Тебе же ко второй?

– Угу.

– Подожду тебя, пойдём вместе.

Ира поднимается и куда-то уходит. А я беру себя в руки, выпиваю обезболивающее и начинаю собираться. Выбираю одежду: тёмно-зелёное облегающее платье до колена, чёрная косуха нараспашку и чёрные лодочки на шпильке. Потом накручиваю лёгкие локоны. Приступаю к макияжу. В комнату возвращается Ира.

– Я тебе завтрак приготови-ла, – она осекается на полуслове, уставившись на меня. – Нифига себе! Ты куда намылилась?

Часть 6

Я непонимающе смотрю на Иру и до меня доходит. Одежда, причёска, косметика – я сделала всё это неосознанно. И правда, зачем? Желание выглядеть лучше? Я же никогда так в универ не ходила. Ну, разве что на первое сентября.

– На учёбу. Просто, время ещё есть, дай, думаю, приведу себя в порядок. Чтобы следов похмелья не было видно.

Ира смотрит на меня с какой-то загадочной улыбкой, оставляет на столе тарелку с горячей яичницей и садится на свою кровать.

– Ну что ж, маскировка удалась.

Я стыдливо отвожу взгляд, будто меня поймали с поличным на преступлении.

– Ты кушай. Ещё успеешь накраситься.

Пододвигаю за тарелку и ем через силу. Нет, еда очень вкусная, но тошнит… Ира внимательно за мной наблюдает. После еды берусь за карандаш для глаз.

– Виолетт, а как часто ты красишься?

– Ну, бывает. А что?

– Да вот, просто, не припомню, когда последний раз тебя с макияжем видела.

– Первого сентября… – неуверенно мямлю.

– А-а… Точно, – как-то загадочно отвечает Ира и снова улыбается.

Я понимаю, что она о чём-то догадывается. Но рассказывать точно не буду. Да и о чём говорить? Да, я иду на лекцию к Роману Дмитриевичу. Да, она наверняка уже знает о преподе-красавчике. У нас с Ирой смежные специальности. Наверняка он ведёт пары и у неё. И очень вероятно, что и в группе Иры многие флиртуют с молодым преподавателем. Но мне так не хотелось, чтобы кто-то догадался, что он мне нравится.

– А давай я тебя накрашу? – предлагает Ира.

– Если хочешь, – протягиваю ей карандаш.

Ира достаёт свою косметичку. Делает мне красивые переходы тенями в нюдовых оттенках и рисует стрелки коричневым карандашом. Я знаю, что ещё в старшей школе она заканчивала курсы макияжа. У неё хорошо получается. Ира красится каждый день, и мне всегда нравится, как она выглядит. Смотрю на своё отражение в зеркале – идеально! И это так на меня непохоже. Улыбка спадает с моего лица. Я психую. Скидываю куртку, стягиваю платье через голову. Ира смотрит на меня, как на душевно больную.

– Ты чё?

Рыскаю в шкафу и переодеваюсь в джинсы и водолазку.

– Ничё! Не нравится мне это платье.

Вижу, Ира в замешательстве.

– Зря. Оно тебе очень шло.

– Ой, да и фиг с ним. Мне так больше нравится. Пойдём.

Беру Иру под руку. Теперь я чувствую себя намного лучше. Так правильнее. Он просто мой преподаватель.

Мы с Ирой вместе идём в университет. Желаем друг другу удачи и расходимся в разные стороны. Захожу на лекцию за пять минут до начала. В кабинете сидят студенты сразу из нескольких групп. Преподаватель тоже на месте. Кто-то из студентов двигается, чтобы я могла сесть рядом. Кати сегодня нет.

Уже за партой поднимаю взгляд на Кольского. Роман Дмитриевич тоже на меня смотрит. Мне кажется, что в его взгляде есть интерес. Я неосознанно улыбаюсь. И, как обычно, мужчина тут же отворачивается. Смотрит куда-то в сторону, потом в книгу. Затем достаёт из кармана телефон, несколько секунд смотрит на экран. Я не понимаю, что происходит. Он волнуется? Интересно, о чём он сейчас думает? Наконец, Роман Дмитриевич встаёт из-за своего стола, подходит к доске и начинает лекцию.

– Сегодня, мы поговорим о живописи. Это вид изобразительного искусства, в котором произведения создаются красками на какой-либо поверхности. Какие виды живописи вы знаете?

По аудитории раздаются ответы:

– Наскальная.

– Декоративная.

– Фрески.

Роман Дмитриевич кивает и записывает ответы студентов на доске. Мы тщательно разбираем тему. Виды, стили, техники живописи. Мне приятно наблюдать за преподавателем. Заметно, что ему очень нравится эта тема. Говоря о живописи, он будто в своей стихии. Увлеченно рассказывает, не задумываясь отвечает на вопросы студентов, и даже улыбается. Кажется, он занимается действительно любимым делом. Заключаю для себя с уверенностью – лекции Романа Дмитриевича безумно интересные. Мне не хочется уходить.

– У меня для вас интересное задание. Мне нужен один человек. Кто хочет выйти к доске?

Вверх поднимается несколько рук, и моя в том числе. Роман Дмитриевич осматривает желающих, но тут со своего места поднимается Карина и идёт к доске. Проходя мимо преподавателя, она, как бы случайно, задевает его ногу рукой.

– Можно я? – Девушка мило улыбается и встаёт у доски.

Я замечаю, как Роман Дмитриевич напрягается. Ему явно не понравился этот жест.

– Ну, раз вы уже вышли.

– Вот спасибочки! – Карина сверкает довольным взглядом, встаёт у доски, повернувшись к Кольскому спиной, и выгибается так, чтобы и без того короткая юбка задралась ещё выше.

Мне хочется встать и вытолкать её из аудитории. Ну сколько можно? Почему она так отвратительно себя ведёт?!

Над заданием Карина работает очень долго. Наверное, специально. У доски девушка всё время вертится, изгибается и говорит каким-то дурацким голосом. В итоге, Роман Дмитриевич возвращает её на место и вызывает к доске другого студента. Я с облегчением выдыхаю. Наверное, если бы он действительно обратил на неё внимание, я бы сильно разочаровалась. Я понимаю, что Карина девушка привлекательная. И наверняка многие мужчины хотели бы быть с ней. Но она слишком навязчивая, нахальная и вульгарная. Я не вижу их с Романом Дмитриевичем вместе. Вообще никак.

– Роман Дмитриевич, можно спросить? – Карина поднимает руку.

– Спрашивайте, – мужчина отвечает на выдохе. Мне кажется, он не рад. Ему вообще не очень-то нравится внимание со стороны девушек. И, если честно, я даже немного согласна с одногруппниками. Это странно. Почему он так реагирует? Наверняка, любой мужчина был бы рад такому вниманию к своей персоне. Хотя, что я понимаю в мужчинах?..

– Почему вы не дали мне закончить задачу. Я вам не нравлюсь?

Роман Дмитриевич не успевает ничего ответить. Я не выдерживаю и срываюсь на Карину:

– Ты можешь помолчать хотя бы пять минут?!

Теперь все смотрят на меня. Карина поворачивается в мою сторону.

– С тобой вообще никто не разговаривал, – отвечает мне сквозь губу.

Я закипаю. Хватаю сумку и встаю со своего места.

– Виолетта, сядьте, – просит меня Роман Дмитриевич.

Но я не могу остановится. В висках пульсирует, перед глазами будто красная пелена. Мне срочно нужно отсюда уйти, иначе взорвусь от злости и натворю дел. Иду к выходу и, проходя мимо Карины, слышу, что она смеётся. Это последняя капля! С силой толкаю одногруппницу в плечо. Она теряет равновесие и чуть не падает. Потом резко встаёт, сжав кулаки. Если сейчас она мне хоть что-то скажет, драки не избежать.

Роман Дмитриевич подходит и встаёт между нами. Сначала он поворачивается к Карине, и я не вижу, как он на неё смотрит, но девушка молча садится на место. Потом он оборачивается на меня, но я отвожу взгляд. Злость уже отступила и на её место пришёл стыд. Мне хочется спрятаться. Так и не взглянув на Романа Дмитриевича, я выбегаю из аудитории.

Часть 7

С момента моей выходки на лекции Романа Дмитриевича прошло три дня. Я не говорила об этом подругам, но они всё равно узнали. Кате рассказали одногруппники в тот же день. Ну а там уже и Ира, и остальные узнали от неё. К счастью, все списали моё неадекватное поведение на стресс. Говорили: “да ладно вам, её чуть из общаги не выселили, перенервничала девчонка”. И я была очень рада, что все так решили. Главное, что никто не догадался, что это случилось из-за моей глупой ревности. А с Кариной мы больше не общались.

Но вот настал день, когда мне придётся встретиться с Кольским, ведь сегодня у нас практика. В груди комок смешанных эмоций. С одной стороны, я очень хочу увидеть Романа Дмитриевича – думала о нём всё это время. С другой, мне так стыдно. Как смотреть ему в глаза? Опозорилась. Чувствую укол неприятной мысли: а вдруг он догадался, что нравится мне? Шумно выдыхаю и поднимаюсь с постели. Надо взять себя в руки. Ира уже ушла на пары. Мне ко второй, поэтому сегодня спала дольше обычного. Домашка сделана, осталось только собраться.

После двух лекций и обеда иду на практику по теории искусства. В аудиторию к Роману Дмитриевичу захожу за минуту до начала, чтобы не встретиться с ним один на один. Его нет на месте. Зато внутри уже полно студентов, так что иду к самой дальней парте. Пытаюсь слиться с обстановкой и не привлекать внимания.

Как только устраиваюсь на своём месте, заходит преподаватель. Он окидывает аудиторию взглядом, будто ищет кого-то. Его губы поджаты, брови слегка нахмурены. Но когда он замечает меня, выражение его лица смягчается. Глаза снова становятся добрыми, как в нашу с ним первую встречу. В этот момент все мои сомнения и неприятные эмоции рассеиваются. Я встречаюсь с Романом Дмитриевичем взглядом и ощущаю на душе весну.

Боже! Это невыносимо. Меня тянет к нему с немыслимой силой, но внутренний барьер не позволяет перейти черту и проявить инициативу, как это делает, например, Карина. Да и сам Роман Дмитриевич не предпринимает никаких шагов. На первый взгляд кажется, что ему это не нужно. Но я будто чувствую от него такую же симпатию ко мне. Эта тяга, как электрический ток, ощущается в воздухе. Такого со мной ещё не бывало. Но проблема в том, что мы оба старательно выставляем барьеры. Мне мешает страх перед мужчинами. А ему? Я не знаю что…

На паре я не очень активна. Веду себя тихо, отвечаю только, если спросят. После занятия собираю вещи и иду к выходу.

– Виолетта, подойдите, – останавливает меня Роман Дмитриевич и указывает на первую парту перед его столом.

Я останавливаюсь. Сердце начинает стучать быстрее, ладони становятся влажными. Несколько девчонок оглядываются и о чём-то перешёптываются. Делаю несколько неуверенных шагов и сажусь напротив преподавателя. Мы остаёмся в аудитории одни. Этого я точно не ожидала. Зачем он меня задержал? Хочет позвать на свидание? Начинаю тереть ладонями джинсы, отгоняя бредовую мысль. Молча жду, что он скажет.

– Я хотел бы поговорить о вашем поведении на моей прошлой лекции.

Блин!

Поджимаю коленки и начинаю теребить ремешок своей сумочки.

– Да, извините, Роман Дмитриевич, – стыдливо отвожу взгляд.

– За что? – он спрашивает с каким-то холодным спокойствием.

– Ну, что устроила скандал…

– Считаете: дело только в том, что вы поругались с одногруппницей?

Кольский говорит спокойно, но разговор мне совсем не нравится. Не так я себе всё представляла.

– Вы проявили неуважение. Сорвали лекцию, – его тон нарастает. – Ослушались, когда вас просили вернуться на место. – Роман Дмитриевич недовольно выдыхает и отворачивается, разглядывая что-то в окне. Его плечи медленно поднимаются и опускаются, будто он старается выровнять дыхание.

Я молча жду. Неужели, его так задело, что я ослушалась?

Он трёт подбородок. Потом подпирает его рукой и смотрит на меня. Глаза цвета карамели снова излучают теплоту, как будто он не умеет долго злиться. Я пытаюсь разгадать его взгляд. Безумно хочется понять, что на душе у этого мужчины. Но ещё больше хочется переступить через страхи и сделать шаг навстречу.

Мы смотрим так друг на друга несколько секунд. И, кажется, это самый интимный момент за всю мою жизнь.

Роман Дмитриевич прерывает молчание первым.

– Вы показались мне старательной студенткой. Идёте на красный диплом?

– Да.

– Вы больше не допустите подобных ситуаций?

– Буду стараться, – говорю на выдохе, чувствую себя странно. Не понимаю, его задевает, что я ослушалась или что я могу скатиться по учёбе? Какое ему дело до моей зачётки?

– Удачи, Виолетта! – Он улыбается мне, а потом опускает взгляд в книгу.

Видимо, я свободна. Поднимаюсь со своего места и, попрощавшись, выхожу из аудитории.

Иду в общагу, а на лице у меня играет глупая улыбка. Он тоже ко мне что-то чувствует! Я уверена.

Часть 8

Наступила середина октября. В моей жизни, наконец-то, появилось подобие порядка. Мне удалось устроиться на подработку официанткой в наш любимый студенческий бар. Конечно, не работа мечты, но в целом ничего плохого. Бывает тяжело, и устаю сильно, когда большой наплыв гостей, но в остальном меня устраивает и коллектив, и само место. Смены по восемь часов, два на два – удобно совмещать с учёбой и от общаги недалеко. Отличный вариант для студентки. А главное: у меня появились свои деньги! Так что я очень довольна.

В универе тоже порядок. Хожу на пары, делаю домашку, получаю свои пятёрки. В общаге всё тихо, без приключений, но стараюсь лишний раз не попадаться коменданту на глаза. Чувствую себя отлично. Вообще, в октябре у меня всегда хорошее настроение. Когда вокруг столько красок, невозможно грустить.

На парах по теории искусства студентки по-прежнему заигрывают с преподавателем. Но, кажется, это неизбежно, да и я уже привыкла. Роман Дмитриевич невозмутим со всеми поклонницами. Я думаю, он очень гордый мужчина, и не в его характере реагировать на каждый, оказанный знак внимания. По крайней мере, за эти полтора месяца у меня сложилось такое впечатление.

Что Роман Дмитриевич чувствует ко мне, я так и не поняла. Но, по крайней мере, он больше не отворачивается, когда видит меня, и его взгляд не становится холодным. Несколько раз он мне даже улыбался, и я украдкой отвечала улыбкой в ответ. Мне не хочется, чтобы кто-то из сокурсников или друзей знал, что я что-то к нему чувствую. Но перебороть эти эмоции не могу. Когда вижу Романа Дмитриевича, мне кажется, будто я лечу – такая лёгкость на душе и голова идёт кругом от приятного волнения.

Кольский всё так же увлечённо ведёт свои занятия, а я с удовольствием впитываю всю информацию. Для меня встреча с ним, как заряд энергии – будоражит сознание и придаёт сил.

А ещё дважды у нас отменяли пары по теории искусства. Мне было грустно терять возможность увидеть Романа Дмитриевича. Как нам пояснил другой преподаватель с кафедры, у Кольского были какие-то личные дела. Но сейчас он снова вернулся к работе.

В пятницу я получила свою первую зарплату. Так что на выходных мы с Ирой и Катей устроили день шопинга. Обошли все магазины в торговом центре. Для развлечения зашли даже в самые дорогие, чтобы посмотреть. На манекенах красовались изящные женские платья и элегантные мужские костюмы от известных дизайнеров. На такие вещи денег ни у кого из нас пока нет, но помечтать невредно. Если окончу универ с отличием, то смогу получить хорошую работу в сфере искусства. Вариантов с моей специальностью много – будет из чего выбрать. Так что обязательно поднимусь по карьерной лестнице и начну жить в достатке.

Сегодня мне к первой паре. Выхожу из дома пораньше, чтобы по дороге на занятия прогуляться через парк. Ира должна была идти со мной, но с утра у неё поднялась небольшая температура, и я уговорила подругу остаться дома. Принесла ей лекарства из запасов, а сама пошла в универ.

Настроение у меня бодрое. Иду в обновках. А новые вещи всегда придают уверенности. Я всё-таки решилась надеть, давно забытое мною, чёрное велюровое платье в классическом стиле. Как раз к нему купила замшевые сапоги на каблуке, о которых мечтала и новую сумку в тон обуви.

В парке сегодня особенно красиво. С высоких деревьев золотыми искрами падают листья. Дворник даже не пытается смести их в кучу. Это бесполезно – у ветра свои планы. Я вдыхаю полной грудью свежий осенний воздух с нотками пряной листвы. И отчего-то так хорошо на душе. Ритмичный хруст под каждым моим шагом, точно мелодия осени – завораживает и вызывает приятный трепет внутри. Вдруг слышу чьи-то приближающиеся шаги, а потом и знакомый тёплый голос:

– Виолетта, доброе утро! – Из-за моей спины появляется Роман Дмитриевич.

От такой неожиданности я теряюсь и не успеваю сдержать радостную интонацию в голосе.

– Доброе утро! – Улыбаюсь ему.

Роман Дмитриевич выглядит безупречно. На нём чёрный костюм с жилеткой и серое пальто нараспашку. И я готова поклясться, что это тот самый дизайнерский костюм, который я видела на выходных в дорогущем элитном бутике.

– Решили прогуляться перед учёбой?

– Угу. Вы тоже?

– Да я всегда хожу на работу через этот парк.

Вот уж ему повезло, что остальные студентки об этом не знают. Иначе он забыл бы, что такое спокойная прогулка перед работой в одиночестве. Хочу поддержать разговор, но не знаю о чём. Поэтому говорю первое, что приходит в голову:

– Вы же только в этом году к нам устроились?

Он кивает.

– А где раньше преподавали?

Роман Дмитриевич недовольно поджимает губы. Я что-то не то спросила, что ли?!

– Это мой первый опыт. Раньше была другая работа.

Мужчина отвечает очень уклончиво и смотрит куда-то в сторону. Я понимаю, что подробностей ждать не стоит, и решаю не донимать его с этим.

– А вы уже думали, чем хотите заняться, когда учёба закончится? – Легко переводит тему и смотрит мне в глаза.

– Интересный вопрос. Конкретно ещё не думала. Но я хочу хорошо зарабатывать.

Роман Дмитриевич задумчиво кивает и смотрит куда-то вперёд. Будто его расстроил мой ответ.

– Но работать однозначно буду в сфере искусства.

Мы идём по аллейке и сворачиваем к большому фонтану, возле которого обычно собирается местный клуб шахматистов. Сейчас здесь пусто – ещё слишком рано. Только редкие прохожие обгоняют нас, спеша на работу. Но вот мне торопиться совсем не хочется. Листва по-прежнему игриво шуршит. Я слышу биение своего сердца в груди, когда украдкой поглядываю на, идущего рядом, Романа Дмитриевича. Я снова ощущаю запах сладкой мяты и свежести, который исходит от него. Какое-то время мы идём в тишине, а потом Кольский продолжает с серьёзным видом:

– Если хотите добиться успеха, выбирать направление нужно уже сейчас.

– Почему? Ещё четыре года в запасе. Может, я сейчас решу что-то одно, а потом передумаю?

– Чем раньше начнёте развиваться в конкретном деле, тем быстрее достигните результата. И сможете хорошо зарабатывать. – Он как-то насмешливо улыбается и продолжает. – Подумайте, что вам для этого нужно и действуйте. Необязательно ждать окончания учёбы.

Пожимаю плечами.

– Обязательно над этим подумаю.

Он кивает и едва заметно улыбается. А я от этого просто таю. Смотрю на него и всё мирское уходит на второй план. Тем временем мы уже выходим из парка и приближаемся ко двору университета.

– Спасибо за компанию, Виолетта! – Он кивает мне на прощание и снова улыбается. Кажется, что сегодня Роман Дмитриевич в хорошем настроении. Ещё ни разу не видела, чтобы он столько улыбался за один день.

– Рада была пообщаться.

– Я тоже. Сегодняшнее утро выдалось особенно приятным.

Он смотрит на меня тёплым, искрящимся взглядом, и моё сердце замирает в груди.

Мужчина скрывается за воротами во дворе университета. А я так и остаюсь на месте. Эмоции бьют через край. Трогаю свои щёки, а они горят. Даже не представляю какое красное у меня сейчас лицо. Кажется, я задыхаюсь. Он сказал мне, что это утро выдалось особенно приятным! Он же не про погоду говорил?! Боже!

Сегодня у меня нет пары по теории искусства. В университете с Романом Дмитриевичем мы больше не встретились.

После занятий я возвращаюсь в общагу. Ира лежит в постели. У неё поднялась температура почти до тридцати восьми. Я иду готовить нам обед – куриный суп с лапшой. И заставляю Иру поесть. После лежу на кровати, лицом в потолок. Ещё час мы с Ирой болтаем ни о чём. А потом я иду на работу.

Рабочая смена пролетает в суматохе. Вечером, в полдесятого я прихожу без сил и сразу ложусь спать. Утром у меня поднимается температура. Сразу тридцать восемь и два. Чувствую себя отвратительно. Судя по виду Иры, ей тоже не очень хорошо. В итоге, нам обеим приходится вызывать врача.

Часть 9

Днём к нам с Иришкой приходит врач. Осматривает и говорит, что у нас обычное ОРВИ. Выписывает лекарства и открывает обеим больничный до следующего понедельника.

До самого вечера мы с Ирой лежим в постели. Никто из нас не в состоянии собраться и сходить в аптеку. Меня лихорадит – даже выбираться из-под одеяла не хочется. Снаружи холодно, а внутри всё печёт. Но лучше я так полежу и потерплю, чем куда-то пойду. Судя по состоянию Иры, она думает также – лежит, кутается под двумя пледами. Кажется, слышу, как у неё зубы стучат. Я уже практически проваливаюсь в сон, но тут раздаётся стук в дверь. К нам в комнату заходит Витя. В руках у него два больших белых пакета-майки. Воздух сразу наполняется запахом уличной прохлады. Натягиваю одеяло до самого подбородка.

– Привет, девчонки! Как вы тут? – Витя проходит к столу в дальнем углу комнаты. Ставит на него пакеты, а сам садится на стул.

Показываю большой палец вверх и закрываю глаза. Нет сил говорить. Сквозь дрёму слышу их с Ирой разговор:

– Зачем пришёл? Заболеешь же.

– Меня никакая зараза не берёт. Я парень крепкий.

– Крепкий… – устало повторяет за ним Ира. – Чего это ты принёс?

– Лекарства, фрукты.

– Спасибо. Достань кошелёк у меня из сумки.

Друг игнорирует её просьбу и остаётся сидеть на месте.

– Ты такой хороший, Вить. Спасибо тебе.

– Да не за что.

– Холодно…

Слышу, как Витя поднимается.

– Может, тебе ещё одеяло нужно?

– Нет, возьми меня за руку, – еле слышно просит Ира, и я окончательно проваливаюсь в сон.

На следующий день я чувствую себя лучше. Температура всего лишь 37. Ире всё ещё плохо. Она почти не встаёт. Даю ей еду и лекарства, принимаю сама, а потом, не зная чем заняться, делаю всю домашку, какая только была.

Ближе к вечеру звоню Кате – узнать, как дела в универе. Она обещает занести мне свои тетрадки с лекциями и рассказывает, как у них прошли пары.

Вечером Катя забегает к нам буквально на минуту. Спрашивает, как мы себя чувствуем, и, оставив листы с записями лекций, уходит. За вечер я всё переписываю, и на следующий день мне снова нечем заняться.

Утром Ире становится лучше, но она предпочитает практически всё время лежать в кровати. А я после завтрака утыкаюсь в телефон и часа два бесцельно сижу в интернете. Проверяю почту, соцсети, читаю новости. И снова становится скучно. Не хочется ни играть, ни смотреть фильм. Настроение не то. И тут, вспоминаю, что нам задавали курсовую. Раз уж не могу никуда пойти, то хоть проведу это время с пользой. Решаю выбрать такую тему, чтобы самой было интересно об этом писать. Ищу всякую информацию в интернете, и меня привлекают истории и легенды о необычных картинах.

Первая необычная картина, про которую я нахожу записи – это голая Мона Лиза. Прекрасно, блин! Не совсем то, что я хотела, но, всё же, читаю статью. Там говорится, что знаменитых «Джоконды» было две. Одна, известная всем своей завораживающей улыбкой – кисти Леонардо да Винчи. И вторая – её обнажённая версия, которую изобразил малоизвестный художник Салаи. Он был натурщиком и учеником великого да Винчи. Обнажённая версия называется «Мона Ванна». Но поражает меня не это. А то, что многие искусствоведы уверены, что именно Салаи, переодетый в женское платье, послужил образом самой Моны Лизы. П-ф-ф… Бросаю телефон на подушку и нервно хихикаю. Интересно, как они это вычисляли? Не хотелось бы заниматься в работе чем-то подобным.

Смотрю на Иру. Хочу поделиться тем, что прочитала, но она спит. Пусть отдыхает. Беру телефон и продолжаю поиски. Нахожу интересную статью о картине «Старый рыбак» венгерского художника Чонтвари. На ней изображён пожилой мужчина с проникновенным взглядом. Вроде бы ничего необычного. Но не всё так просто. Как пишут в статье, долгое время эта картина находилась в музее, не привлекая особого внимания. Но однажды один из работников музея заметил интересную особенность. Он внимательно изучал полотно и понял, что, если приложить зеркало к центру картины, раскроется главная задумка художника. Если визуально разделить изображение пополам, и отразить в зеркале его левую часть, то старик предстанет в образе бога, сидящего в лодке на фоне спокойного морского пейзажа. А если отразить в зеркале правую часть, сложится картинка нахмурившегося дьявола, вокруг которого бурлит неспокойное море. Таким образом, Чонтвари хотел показать, что в каждом человеке живёт как бог, так и дьявол.

А вот это уже действительно интересно! Поднимаюсь с кровати и делаю записи. Надо будет получше покопаться в этой теме. Но на сегодня с меня хватит. Устала. Горло першит, нос совсем заложило, и глаза уже болят от яркого экрана телефона. Выпиваю лекарство и тоже ложусь спать.

С каждым днём чувствую себя лучше и, наконец, неделю спустя дурацкая простуда проходит. Ира тоже в норме. Но ходит какая-то замкнутая и молчаливая. Все эти дни я была с Катей на связи. Она приносила мне лекции и рассказывала, что интересного происходило на парах. Из-за болезни я пропустила три пары Романа Дмитриевича. Следующая теперь только через два дня. И мне уже натерпится его увидеть.

Два дня я будто на иголках. Случайных встреч с Романом Дмитриевичем у меня не произошло, поэтому в среду я лечу на занятия, как на крыльях. Будто бегу на свидание с любимым, которого долго не видела. Я понимаю, что для меня обратного пути нет. Я в плену этих чувств. Мне даже не хочется думать, что произойдёт, если Кольский меня оттолкнёт. Только не теперь – я этого не вынесу.

Прихожу на занятие Романа Дмитриевича за двадцать минут до начала. Сажусь в первый ряд. Чуть позже подходит Катя. Мы болтаем ни о чём. Она рассказывает мне последние сплетни. Каждый раз, когда дверь в кабинет открывается, моё сердце подскакивает в надежде, что это Роман Дмитриевич. Но каждый раз это оказывается кто-то из студентов. Я начинаю слишком часто поправлять на себе одежду, непонятно зачем каждые полминуты смотреть на часы. Вдруг он опять не придёт?

– Виол, ты чего такая нервная?

Блин, ещё и Катя заметила.

– Да всё нормально.

За пару минут до начала в кабинет заходит Роман Дмитриевич. И я сразу чувствую такую лёгкость. Будто камень с души упал. И в животе порхают бабочки.

– Доброе утро, студенты! – Он приветливо улыбается и садится за свой стол.

Мы встречаемся взглядами на несколько секунд. Внутри у меня разливается тепло. Как же я скучала! Решаю, что после занятия обязательно задержусь под предлогом обсуждения курсовой.

Часть 10

Пара по теории искусства заканчивается, и я уже собираюсь подойти к Роману Дмитриевичу, но неожиданно он сам просит меня задержаться. Сердце в груди тут же заходится гулкими ударами. Я говорю Кате, чтобы не ждала меня. Остальные одногруппники тоже покидают аудиторию.

Сажусь напротив преподавателя. Мы с Романом Дмитриевичем серьёзно смотрим друг на друга. Он не выдерживает и улыбается первым. И эта реакция меня не удивляет. Мы давно не виделись. Я скучала. Он скучал. Столько эмоций накопилось со дня нашего знакомства. Поэтому я отлично понимаю, почему он не прячет улыбку. В этом больше нет смысла. Нет обратной дороги. Неважно, что происходило до этого, почему меня не было на занятиях, почему он себя так холодно вёл. Теперь всё это ушло на второй план. Есть только наши чувства. И я знаю – они взаимны!

– У вас сегодня ещё есть занятия? – спокойно уточняет он.

– Нет.

– Тогда у меня к вам кураторское задание.

Мои зрачки расширяются от удивления. Что он имеет ввиду?

Роман Дмитриевич смотрит на наручные часы.

– Задержу вас на пару часов, если вы можете.

– Могу. – Я начинаю часто кивать. Как бы всё не было очевидно, я всё ещё робею в его присутствии. Надо успокоиться. Перевожу дыхание.

– Только перед этим хотел зайти за кофе. Составите мне компанию?

Ну всё! Сердце у меня сейчас выпрыгнет из груди. Мне становится жарко, но отвечаю спокойно:

– Конечно, давайте.

Мы вместе идём, как оказалось, не в университетский кафетерий, а в кофейню через дорогу.

– Нравится их кофе. – Поясняет свой выбор Роман Дмитриевич. В этот момент мы как раз заходим в заведение. – Бывали здесь?

Мотаю головой и неосознанно всё крепче сжимаю ручки своей сумки. Как же тяжело успокоиться, когда рядом такой мужчина. Чем я заслужила его расположение? Вдруг я ошибаюсь и это всё ничего не значит? А я так себя накрутила. Надумала что-то. А он ведь просто попросил меня помочь на кафедре.

– Очень рекомендую медовый раф.

Я просто киваю. В итоге Роман Дмитриевич заказывает нам два кофе.

– Подождите меня за столиком.

Сажусь за столик у окна с видом на здание университета. Через пару минут Роман Дмитриевич подходит с двумя порциями кофе и коробкой пирожных. Он смотрит на меня и делает глоток из своего стаканчика. Кивает мне.

– Попробуйте.

Я тоже делаю глоток. Приятный кофейно-молочный напиток отдаёт медовым вкусом. На секунду прикрываю глаза. Теперь этот раф до конца жизни будет ассоциироваться у меня с Романом Дмитриевичем. Я решаю, что больше нет сил переживать. И нет смысла. И будь что будет. Мне хочется получать удовольствие от момента. Я открываю глаза и смотрю на него.

– Согласна. Очень вкусно.

Пока я наедаюсь пирожными, Роман Дмитриевич рассказывает, что будет требоваться от меня на кафедре.

– Надеюсь, часа в два уложимся, не больше.

– Да хоть три. Я с радостью.

Мы приходим в маленький кабинет нашей кафедры. На первом курсе я была здесь раз пять. Сейчас у них свежий ремонт. На стенах краска приятного зелёного цвета, вроде бы даже шторы новые. Здесь очень светло и уютно. Шесть столов из тёмного дерева, каждый завален кипой бумаг. И один длинный, широкий стол в центре.

– Нам нужно пересортировать эти документы. – Роман Дмитриевич указывает на три огромных шкафа с папками. Интересно, почему заниматься этим выпало именно ему?

– Из всех трёх шкафов?

– Да.

– Без проблем. – Я улыбаюсь.

– Спасибо, Виолетта.

Пока мы с Кольским заняты делом, на кафедру заходит Кошкин, один из преподавателей. Он предлагает помощь, но Роман Дмитриевич говорит, что не нужно.

Я и не замечаю, как за делом мы с Романом Дмитриевичем начинаем увлечённо болтать.

– Почему вы выбрали эту специальность? – спрашивает он.

И я рассказываю о своей любви ко всему, что связано с искусством. Потом я упоминаю, что начала работать над курсовой. И разговор уходит в сторону живописи. Роман Дмитриевич рассказывает мне о разных художниках. Мне нравится его слушать.

Когда он заканчивает, я долго рассказываю об учёбе и жизни в общаге, а он внимательно слушает. Иногда мы прерываемся на пару минут, чтобы просто посидеть и отдохнуть и снова возвращаемся к делу.

Работа за разговорами идёт незаметно. Я понимаю, что мы здесь уже достаточно долго, когда последний преподаватель, надев куртку и взяв свой портфель, прощается с нами. За окном вечер. Я чувствую лёгкую усталость. Роман Дмитриевич убирает последнюю разобранную папку в шкаф и смотрит на часы.

– Да… – выдыхает он. – Задержал я вас.

– Не переживайте. Зато вон какое дело сделали! – Гордо указываю на три аккуратно разобранных шкафа. Кольский улыбается и согласно кивает.

Мы вместе выходим из университета и продолжаем разговаривать теперь уже о какой-то ерунде. Кто какую еду больше любит, какое любимое место в городе. Говорим о Евровидении, чемпионате по футболу, о самых известных музеях – обо всём на свете.

Только когда мы подходим к общаге, я понимаю, что Роман Дмитриевич решил меня проводить. Я чувствую лёгкую дрожь в теле, голова идёт кругом. Мы останавливаемся друг напротив друга недалеко от дверей в общежитие. Окружающая обстановка умиротворяющая и комфортная, как и этот момент. Темнота разбавлена блёклым светом фонаря, немного прохладно и тихо. Будто весь мир замер и есть только мы.

Мне кажется, что Роман Дмитриевич тоже об этом подумал. Этот момент для нас. Жёлтая полоса фонаря освещает только нижнюю половину его лица. Я вижу идеальную линию губ, угловатую мужественную челюсть с лёгкой щетиной и кожу без единого изъяна.

Возвращаю взгляд на его губы и чувствую, что-то неуловимо меняется. В худшую сторону. Роман Дмитриевич стоит на расстоянии вытянутой руки, и сейчас я не могу разобрать его эмоций. Но его губы слегка поджаты. По моей спине проходит лёгкий холодок. Будто что-то не так. Будто он хочет, чтобы меня здесь не было. Становится так неприятно и обидно. Я не вижу выражения его глаз, но ощущаю напряжение, которое от него исходит. Что опять произошло? Господи! Да что не так-то?!

Я уже собираюсь развернуться и уйти, но Роман Дмитриевич едва касаясь берёт меня за руку. Так, чтобы я легко могла бы убрать её, если захочу. Сердце пропускает удар. Мы с Кольским немного смещаемся, и теперь я вижу его глаза. И в них отчётливо читается сомнение. Будто он внутренне борется. Взвешивает все за и против. Стоит ли ему переходить черту. Я отдёргиваю руку, но остаюсь на месте.

– Виолетта…

– Почему нельзя просто сделать что хочется?! – Слова звучат резче, чем мне хотелось.

И тут Роман Дмитриевич делает шаг навстречу, касается рукой моего подбородка и едва заметно касается моих губ своими.

Я, не задумываясь, отвечаю на его поцелуй. Глажу подушечками пальцев щетину на его лице, потом тянусь к его идеальной причёске и запускаю пальцы в мягкие волосы. Меня охватывает головокружительный запах сладкой мяты и свежести. Кольский прижимает меня ближе, слегка приобняв за талию, и мягко проникает языком между моих губ. От этой ласки перехватывает дыхание. Кажется, если бы он меня не держал, я не смогла бы устоять на земле. Всё куда-то исчезает. Мир кружится, превращаясь в волшебную дымку, теряя привычные очертания реальности, концентрируясь на единственном настоящем моменте – этом поцелуе. Я забываю обо всём.

Роман Дмитриевич аккуратно меня отпускает и отстраняется.

– До встречи, Виолетта.

Теперь он искренне, тепло улыбается и уходит.

– До встречи, Роман…

Я не договариваю его отчество, потому что просто не могу собраться с мыслями. Губы у меня горят. Касаюсь их пальцами и задумчиво смотрю куда-то в пустоту. Сердце бьётся так быстро, но мне хорошо, как никогда в жизни.

Часть 11

После нашего поцелуя я никак не могу унять эмоции. Захожу в общагу, ноги у меня будто ватные. Поднимаюсь в свою комнату. Не представляю, как я сейчас выгляжу со стороны, но наверняка будет сложно не заметить довольную улыбку, играющую на лице. Я просто не могу её спрятать. Да и не хочу. Мне так хорошо. В теле приятное тепло. Внутри меня будто распускаются цветы, настолько прекрасной я себя чувствую. Я нравлюсь потрясающему мужчине. Самому необыкновенному в моей жизни. Мне кажется, что я стала сильнее. Будто теперь я могу всё на свете.

Захожу в комнату. Ира сидит за столом за домашкой. Прохожу мимо неё и падаю на кровать всё с той же глупой улыбкой и начинаю мычать какую-то мелодию себе под нос.

– Так-с, – поворачивается ко мне подруга. – Это кто у нас тут такой довольный?

– Я, – закрываю лицо руками, пытаясь спрятать эмоции.

– И что же случилось?

Нет. Не могу рассказать. Вдруг это обернётся против меня?

– Да ничего. Просто хороший день.

– Нифига себе! Да ты светишься, как новогодняя ёлка. Можно мне тоже такой «просто хороший день»? Виолетт, поделись с подругой, – подтрунивает надо мной Ира.

Улыбаюсь и мотаю головой.

– Просто хорошее настроение.

Ира недовольно выдыхает и поворачивается обратно к учебникам. Я переодеваюсь в домашнюю одежду и сбегаю на кухню готовить, пока подруга не спросила о чём-нибудь ещё.

Наутро Ира совсем без настроения. Ходит молчаливая, опустив нос.

– В чём дело?

– Да какая тебе разница? – безразлично отвечает она.

Меня будто ледяной водой обдаёт. По телу расходится неприятная дрожь. Ира никогда так со мной не разговаривала.

– Ты из-за вчерашнего обиделась? – Подхожу к ней и кладу руку на плечо, но Ира резко отстраняется.

– Нет. Представь себе, мир не только вокруг тебя вертится! У других тоже могут быть проблемы, Виолетта! – На последнем слове она будто выплёвывает моё имя.

– Ир, ты чего?

Подруга злобно на меня смотрит и молча выходит из комнаты. Я жду её десять минут, полчаса… Скоро нужно идти на пары. Наконец, Ира возвращается. Уже более спокойная, с заплаканными глазами. Подхожу и крепко её обнимаю. Пусть пытается оттолкнуть. Но я должна быть рядом.

– Я не со зла на тебя сорвалась, – жалобно протягивает она. – Какая-то совсем нервная в последние дни.

– Что случилось?

Ира отстраняется и серьёзно на меня смотрит.

– Скажи, а мы, вообще, подруги?

Мне кажется, у меня волосы начинают на голове шевелиться.

– Конечно.

– Я перед тобой душу выворачиваю наизнанку, а ты ничем не делишься.

Я опускаю плечи и поджимаю губы. В носу начинает щипать.

– Ну ты же знаешь, мне сложно. Проще всё самой пережить. Я тебя очень ценю, Ир. Не принимай на свой счёт. И ты всегда можешь поделиться со мной. Я же знаю, тебе это нужно.

– Но я хочу, чтобы ты мне тоже доверяла!

Подхожу к ней ближе.

– Я обязательно этому научусь.

Ира скептически на меня смотрит. Но её лицо заметно смягчается. Поджатые плечи расслабляются.

– Ладно!

– Ну?

Она опускается на кровать. Я сажусь рядом.

– Помнишь, мы болели, и Витя приходил?

– Да.

– Что я ему тогда наговорила?

– Вроде ничего такого. А что?

– Не знаю. Но он совсем перестал со мной общаться. Первым не пишет, не звонит. А если я пытаюсь с ним поговорить, то он либо занят, либо просто отвечает общими фразами и как будто пытается от меня отделаться.

Я хмыкаю и постукиваю ногтями по спинке кровати.

– Напрямую не хочешь спросить?

– Вот ещё!

– Давай, я с ним поговорю?

Ира резко вскакивает с кровати и встаёт напротив меня, будто я прямо сейчас собралась идти к нему.

– Нет, конечно! Не смей!

– Ладно, ладно. – Поднимаю руки в примирительном жесте. – У меня сегодня смена в баре. Может, придёте? Соберём всех наших, Катюху позовём. Аккуратно прощупаем, что не так с Витьком.

– Давай! – Ира кивает и наконец-то улыбается.

Поговорив, мы быстро собираемся и убегаем на занятия. Пары пролетают быстро. Я выхожу из аудитории, не прекращая размышлять о поцелуе с Романом Дмитриевичем. Интересно, что будет дальше? Мы станем парой? Другие о нас узнают? Как отреагируют? Будут обсуждать… Может, осуждать? Или он захочет вести отношения втайне ото всех? А мне хочется втайне или в открытую? Я не знаю. Неожиданно в сердце неприятным уколом отдаётся осознание: а вдруг он решил, что это ошибка? Что, если жалеет о случившемся? Я начинаю идти быстрее и теребить на себе одежду.

– Виолетта!

Оборачиваюсь. Меня догоняет Роман Дмитриевич.

Часть 12

В его присутствии сердце снова начинает быстро колотиться. Не знаю, как себя вести. От того, что он скажет, зависит всё. Я сбавляю шаг, теперь мы идём рядом к выходу. Он будто специально молчит. Ожидание невыносимо. Я поворачиваю голову и смотрю на него: лицо не выражает никаких эмоций – абсолютное спокойствие. С таким бесстрастным выражением он обычно смотрит на других студенток, когда те с ним флиртуют. Но он точно должен испытывать какие-то эмоции. Из чего делаю вывод, что Роман Дмитриевич очень хорошо умеет скрывать свои чувства.

Мне вспоминается случай, когда он говорил по телефону. Кого-то там переводили в другую больницу. Эта новость тогда выбила его из колеи. Он не смог сдержать раздражение, когда девчонки донимали его ненужными вопросами. Надо бы сделать из этого какие-то выводы, но сейчас голова занята совсем другим.

Мы выходим на улицу за территорию университета, и только тогда Роман Дмитриевич заговаривает со мной.

– Может, прогуляемся через парк?

Я киваю.

В парке тихо и ветрено. Деревья, уже сбросившие листву, одиноко стоят вдали друг от друга. Клумбы, ещё недавно пестрящие цветами, теперь пустуют, оголив чёрную землю. У меня по телу проходят неприятные мурашки. Роман Дмитриевич это замечает.

– Замёрзла?

Я теряюсь. Начинаю озираться по сторонам. Понимаю, что он впервые обратился ко мне на «ты».

– Нет. Всё в порядке.

Опускаю взгляд. В этот момент Роман Дмитриевич берёт меня за руку. Я смотрю на него непонимающими глазами.

– А руки ледяные.

Он берёт мою ладонь и подносит к своим губам.

– Роман Дмитриевич!

– Знаю. Мы должны поговорить. Только не будем оставаться на улице.

Он всё ещё держит меня за руку. Свободной рукой достаёт из кармана телефон и что-то в нём делает. Мы не идём через парк. Разворачиваемся в обратную сторону. У дороги нас ждёт машина… такси, видимо. Какая-то черная иномарка. Ещё бы я в них разбиралась. Роман Дмитриевич открывает передо мной дверцу. Я забираюсь на заднее сидение. Он садится рядом.

– Не хочу, чтобы ты снова заболела. Поговорим в другом месте.

Я откидываюсь на спинку сидения, погружаясь в ураган своих спутанных мыслей.

Мы почти час добираемся куда-то едем. Наконец, машина останавливается у небольшого, уютного двора с маленькими домиками-вигвамами. Несмотря на позднюю осень, вся территория заведения покрыта зеленью. На деревьях и домиках белыми огоньками мигают гирлянды. От такой красоты у меня перехватывает дыхание.

– Ух ты… Что это за место?

– Новое кафе. Подумал, тебе здесь понравится.

– Начало впечатляет. – Я прижимаю руки в груди.

Официант провожает нас к одному из вигвамов. Внутри только один стол, диванчики, живые цветы в горшках и панорамное окно с видом на двор. Официант оставляет меню и уходит, прикрыв за собой стеклянную дверь.

Мы с Романом Дмитриевичем сидим друг напротив друга. Он снова молчит и, чуть наклонив голову, рассматривает меня. Становится жарко. Столик очень узкий, так что наши колени едва не соприкасаются. Мужчина будто гипнотизирует меня.

– Мы поговорим?

– Да. – Он улыбается и опять замолкает.

Я не выдерживаю так долго смотреть ему в глаза. В них пляшут озорные огоньки, от чего я ужасно смущаюсь. Непривычно видеть Романа Дмитриевича в таком настроении. Кажется, он догадывается, что смутил меня. Садится поудобнее и начинает перелистывать меню. Теперь я наблюдаю за ним. Периодически он поднимает на меня слегка насмешливый взгляд, а потом снова смотрит в меню. Будто ему доставляет удовольствие смущать меня. Я вспоминаю, как вчера он провожал меня до общаги перед нашим поцелуем. Мы весь день говорили о какой-то ерунде. Но ведь я совсем ничего о нём не знаю.

– Сколько тебе лет? – немного неуверенно уточняю. Неловко впервые говорить с преподавателем на «ты». Хотя, когда он прижимал меня к себе и целовал, я не думала о неловкости.

Роман Дмитриевич мягко смеётся и убирает меню в сторону.

– Двадцать восемь. Ты определилась?

– С чем? – Непонимающе смотрю на него.

Он переводит взгляд на меню. Вижу в окно, что к нашему домику идёт официант.

– А-а… – Я смеюсь и прикрываю лицо руками. – Кажется, да.

Конечно я ничего не выбирала, сейчас мне точно не до этого. Поэтому тыкаю пальцем на первое, что попадается на глаза. Официант хвалит мой выбор, принимает заказ у Романа Дмитриевича и уходит.

– Ты мне очень нравишься, Виолетта. Ещё с нашей первой встречи в коридоре университета, я не мог перестать о тебе думать.

Моё сердце заходится в гулком ритме. Внутри нарастает настоящая буря эмоций. Боже! Он впервые сказал об этом вслух! Я и так это видела, но как же приятно услышать подтверждение своих мыслей.

– Почему тогда был так холоден?

Роман Дмитриевич отворачивается, подпирает рукой подбородок. Мы снова молчим. Я постукиваю пальцами по столу, он разглядывает стены.

– Думал, что это неправильно? Со студенткой? – пытаюсь ответить за него.

– Можно и так сказать. Как ни крути, это со всех сторон было неправильно. Я не могу так поступать…

Он не договаривает и смотрит в окно. В его глазах отражается неподдельная мука. Лицо мужчины напряжено, рука, лежащая на столе, сжата в кулак.

Я могу понять всё. В университете бы не одобрили роман со студенткой. Наверное, и уволить могли бы. Но почему он сейчас так мучается? Всё же уже случилось. Я же не побежала никому рассказывать. По универу не поползли слухи. Хотя… нас несколько раз видели вместе. Может, у нас уже есть проблемы, поэтому он так напряжён? Может, кто-то видел наш поцелуй и доложил декану? Меня пробирает холодной дрожью от ещё одного предположения. Или ректору?!

– Кто-то про нас рассказал? У тебя проблемы?

Роман Дмитриевич вдруг поворачивается. Его лицо смягчается, а во взгляде больше нет ни ледяной преграды, ни игривой насмешливости. Он смотрит на меня нежно и трепетно, как в нашу первую встречу. Будто впервые за это время сбросил все маски и показал себя, настоящего.

– Про нас… – мягко повторяет он. – Мне нравится, как это звучит.

Я неосознанно кладу руку на стол и тянусь к нему. Роман Дмитриевич тоже протягивает руку и сжимает мои пальцы, не отрывая тёплого взгляда. Кажется, я могу начинать считать моменты, когда чувствую себя, как в эйфории. И снова это происходит рядом с ним. Получится ли у нас? Я бы этого очень хотела. Я понимаю, что такому мужчине можно отдать всю себя без остатка, и всю жизнь быть счастливой, любимой, желанной. Оставаться под защитой, не опасаясь доверить ему даже собственную жизнь.

Я больше не в силах сдерживать чувства. Подхожу к Роману Дмитриевичу… Просто к Роме… и притягиваю его за пиджак. Он легко подаётся навстречу и усаживает меня к себе на колени. Зарывается рукой в мои волосы и целует в губы.

Воздух вокруг становится горячим. Я расстёгиваю на воротнике верхнюю пуговицу, чтобы хоть немного вдохнуть кислорода. Ослабляю галстук на его шее, слегка покусываю мужчину за нижнюю губу, не разрывая поцелуя. Он улыбается мне в губы. Потом целует всё моё лицо, оставляя каждую клеточку кожи пылать от желания. Три месяца одних только взглядов и, наконец, долгожданная возможность отдаться тем чувствам, что копились внутри всё это время.

Я понимаю, что сдерживаться, чтобы не перейти черту и не утонуть в этой сладкой неге всё сложнее. Именно в этот момент Роман отстраняется. Я сажусь на своё место. Мы поправляем на себе одежду и оба пытаемся унять возбуждённое дыхание. К нашему домику приближается официант с заказом.

Часть 13

Я замечаю, как умело официант балансирует с какой-то внушительной конструкцией на подносе. Он ставит перед Ромой тарелку, кажется, с лазаньей, а передо мной какую-то высокую, многоуровневую конструкцию с расплавленным шоколадом, который стекает с верхнего уровня на нижний и подогревается свечами у основания. Вокруг него ярким узором на тарелке уложены фрукты.

– Прошу. Лазанья и шоколадный фондю.

Руки парня едва заметно подрагивают, но он быстро прячет их за спиной. Осматриваю своё блюдо. Да уж. Выбрала наугад. Не представляю, сколько это стоит. Не хотелось бы, чтобы Рома подумал, что не успели мы сойтись, а я уже решила гулять за его счёт по полной.

– Приятного аппетита, – официант слегка наклоняет голову и уходит.

За громоздкой конструкцией фондю я практически не вижу своего спутника. Но Кольский быстро решает эту ситуацию, пододвинув свой стул ближе ко мне. Мы едим и снова разговариваем ни о чём. Будто это наш обычный поход в кафе. Мне хорошо и легко с Ромой. Хочется узнавать его лучше. У меня столько вопросов. Но, чтобы не рушить гармонию момента, понимаю, что любопытство стоит придержать. Личные вопросы – дело деликатное, задавать их нужно порционно и ненавязчиво. А сейчас я чувствую: время совсем для другого.

Я помню, что скоро у меня рабочая смена в баре. А ещё я обещала Ире разузнать, что не так с Витей. Поэтому, как ни грустно, через час говорю Роме, что мне нужно бежать. Он настойчиво просит меня не лишать его возможности сделать мне приятное и платит за меня сам.

Я пока ещё не знаю, как на это реагировать. Он будто пытается окутать меня заботой. Я ведь хочу этого? С Кириллом у нас всё было иначе. Если куда-то и ходили, то обычно платил тот, у кого были деньги. А поскольку мы оба были безработными, деньги водились далеко не всегда.

Но сейчас я взрослый, самостоятельный человек. Живу в новом городе, нашла работу. Всё так стремительно изменилось, что я даже не заметила, как это произошло. И пока ещё я до конца не понимаю, чего жду от отношений с мужчиной: заботы или возможности быть на равных?

Обратно мы уезжаем на такси. Оно останавливается у общежития. Я целую Рому на прощание и выхожу из машины. Когда он уезжает, становится чуточку тоскливо, будто часть цветов, что благоухали внутри меня, теперь сомкнули свои лепестки без солнышка. Они всё ещё со мной, всё так же хранят в душе весну, только наступила ночь в ожидании новой встречи с его светом. Как бы мне хотелось не расставаться с Ромой ни на минуту, но я не могу отодвинуть свою прежнюю жизнь на второй план. По крайней мере, не так сразу.

Я успеваю буквально на пару минут забежать в комнату, чтобы оставить тетради и переодеться и тут же улетаю на работу, успев практически впритык – за минуту до начала смены.

В семь часов за большим столом собираются мои друзья. Они заказывают напитки и закуски. Пьют, едят и громко смеются. А я жду окончания рабочего дня. Гостей, как всегда, много, поднос переполняется тяжёлыми кружками и так и норовит перекосить меня на левый бок. Официантки должны носить его на одной руке, так что я не всегда могу держать идеальную осанку, перемещаясь по залу. Я с уважением вспоминаю сегодняшнего парнишку, которому так стойко удавалось балансировать с громоздкой конструкцией моего фондю в руках. Мне бы его сноровку.

Пока хожу между столиками, не забываю поглядывать на друзей. Витя с Ирой сидят в разных концах стола. Она будто специально на него не смотрит, видимо, выказывая таким образом обиду за его поведение. А я замечаю, что друг как-то иначе стал поглядывать на Иру. С большей живостью во взгляде, что ли.

Часть 14

В восемь приходит моя сменщица, и я с облегчением выдыхаю. Закончив работу, присоединяюсь к друзьям за столом. Все уже порядком набрались, а мой разум чист, что очень мне на руку. В какой-то момент в заведении включается музыка, и я тяну Витька на танцпол. Мы выходим в свободную часть зала, где посетители ритмично двигаются под зажигательную мелодию. Ира не отрывает от нас внимательного взгляда, но уже через минуту свет приглушают ещё сильнее, и мы смешиваемся с толпой.

– Ты совсем пропал. Не выходишь на связь в последнее время, – завожу разговор с Витей, стараясь перекричать музыку.

– Да… Есть такое. Учёба, дела, замотался.

– Долгов навалилось?

– Да, вроде того. И отцу помогал. У нас ремонт дома.

– Понятно.

Вижу, что Витёк не поддаётся. Надо как-то по-другому подступиться.

– Ну, ты почаще объявляйся. Я-то ладно, а вон Ирка злобу затаит, вы же с ней больше общаетесь.

– А она что-то говорила? – Витя останавливается и серьёзно на меня смотрит.

– Да нет. Просто, тоже заметила, что ты пропал.

Друг начинает хмурить брови и смотреть куда-то в пустоту. Я не наседаю. Молча жду. Только почему-то чувствую себя как-то неуютно. Будто ледяной холодок по спине проходит. Оглядываюсь по сторонам и в подтверждение своим ощущениям замечаю за дальним столиком мужчину. Высокий, широкоплечий, он сидит в чёрном костюме, контрастируя на фоне остальных посетителей. Он слишком далеко, чтобы разглядеть, но нутром чую: мужик смотрит на меня. Волоски на моих руках встают дыбом. Я покрываюсь мурашками и обнимаю себя. Что за фигня? Отворачиваюсь и ищу поддержки в знакомом лице друга.

– Пойдём на улицу? Воздухом подышим, – наконец, заговаривает Витя.

Хватаюсь за его предложение, как за спасательный круг. И по-дружески беру парня под руку.

– Идём.

Оглядываюсь на странного типа, но дальний столик уже пуст. Дела… Выходим на улицу. Витя чиркает зажигалкой.

– Ира что-то тебе говорила? – начинает он.

– Не-ет… А должна?

Друг недовольно дёргает щекой.

– Скажи, что я совсем замотался. Скоро позвоню ей.

Я скептически поднимаю бровь.

– Что за бредни, Вить? Скажи сам. Её что, здесь нет?

На его лице начинают играть желваки. Он переминается с ноги на ногу.

– Не могу я сам! Правда нужно бежать.

– Ладно, – неуверенно протягиваю и похлопываю друга по плечу.

Витя выпускает несколько клубов дыма, бросает мусор в урну и уходит. Я возвращаюсь в бар одна. Рассказываю Ире в двух словах о том, что мне удалось узнать. Она благодарит меня за помощь и погружается в свои мысли до конца вечера. Ещё час мы с друзьями отдыхаем. В какой-то момент, голос подаёт Катя.

– Иришка, а ты чего такая грустная?

– Я в норме. – Натянуто улыбается Ира.

– А по тебе не скажешь.

Я чувствую, как внутри начинает клокотать злоба. Почему Катя навязывается, пытаясь поковыряться у человека в душе?

– Катя!

– Да?

– Даже не думай.

– Что?!

– Не лезь к ней.

Катя возмущённо бьёт по столу ладошкой.

– А ты сидишь, молчишь. Подруге, вон, плохо, а тебе плевать!

– Кать, ты когда выпьешь, с тобой разговаривать вообще невозможно.

– Да пошла ты!

Катя демонстративно отворачивается, показывая, что не собирается продолжать разговор.

– Чего вы, девчонки? – встревает Ира. – Всё отлично. – Она смотрит на часы. – Сколько времени? Нам в общагу не пора?

Когда до комендантского часа остаётся совсем немного, закругляемся и расходимся по домам. По дороге мы с Катей не разговариваем. Поднявшись в свою комнату, я стягиваю с себя одежду и падаю на кровать без сил.

Часть 15

Конец ноября. Зима ещё не вступила в свои права, а снега уже навалило с лихвой. Открываю форточку, и комнату моментально наполняет запах морозной свежести. Я кутаюсь в тёплый халат и думаю о Роме. На лице начинает играть довольная улыбка. Мы с Ромой вместе уже три недели. Видимся каждый день: либо на занятиях, либо после пар. Обычно мы гуляем в парке, сидим в кафе или идём в кино. Каждый вечер созваниваемся и говорим перед сном не меньше часа. Я больше не могу представить свою жизнь без этого человека. Конечно, такую связь невозможно скрыть от соседки по комнате. К тому же Ира – моя подруга. Поэтому она единственная, кто в курсе о моём романе с преподавателем. Когда я только решилась рассказать, подруга была в шоке. Но сейчас уже спокойно реагирует на наши с Ромой часовые разговоры и больше не подтрунивает… Если только совсем чуть-чуть.

Я взяла с Иришки слово, что дальше неё эта новость не пойдёт. Мы с Ромой не договаривались, но без слов поняли, что никому из нас не нужно внимание и шумиха вокруг. Поэтому теперь стараемся гулять подальше от университета и общежития. На парах ведём себя как ни в чём не бывало. Иногда он даже вызывает меня к доске, и я с серьёзным лицом читаю какой-нибудь доклад или выполняю задания. Рома по-прежнему интересует других студенток, но я больше не реагирую так вспыльчиво, как раньше. Понимаю, что любое моё действие может вызвать вопросы, а я не хочу подставлять Рому. Хотя в некоторые моменты мне кажется, что он совсем не боится, что нас раскроют.

Сегодня выходной. Рома пригласил меня в поездку, но куда не сказал. Только предупредил, чтобы оделась теплее. Я специально встала пораньше, чтобы было время нормально собраться. Кручусь перед зеркалом, меняя наряд за нарядом. Рядом Иришка, тоже одевается. У них с Витей сегодня встреча. После нашего разговора в баре он позвонил ей через два дня. Объяснил, что долго думал над тем, что произошло между ними, когда мы болели, и он навещал нас в общаге. Говорил, что сам того не ожидая, понял, что Ира ему небезразлична. И не просто, как друг. Дальше я в подробности не вдавалась и не лезла в их отношения, но последние недели Ира ходит счастливая, а значит у них всё хорошо. Я лишь немного переживаю за их будущее. Витя не умеет в серьёзные отношения, девчонок меняет одну за другой. Но Ира ведь другое дело. Они дружили ещё до моего приезда в Москву. И если он решился, значит, серьёзно всё обдумал. Надеюсь.

Мы встречаемся с Ромой за пару кварталов от общаги. И я впервые вижу его за рулём какого-то чёрного внедорожника, ещё бы я в них разбиралась. Сажусь на переднее сидение.

– Классная тачка.

– Спасибо! – Рома наклоняется и легко целует меня в губы. – Взял у друга.

– Хороший друг, раз машину не боится доверить.

– Да.

Мы выезжаем на главную дорогу. Я замечаю, как сосредоточенно Рома ведёт машину, не гоняет, не реагирует на нерасторопных пешеходов или наглых водителей.

– Я нечасто езжу за рулём. – Видимо он пытается объяснить свою осторожную езду.

– Не нравится?

– Пешком удобнее. Я живу недалеко от работы.

– Ну, ты же недавно здесь работаешь.

На долю секунды Рома как-то потерянно на меня смотрит и возвращает взгляд на дорогу.

– Да. Слушай, может заедем за кофе?

– Давай.

Мы останавливаемся у какой-то кофейни. Я выхожу из машины вместе с Ромой. Замечаю, что на нём тёплые чёрные штаны под стиль куртке. Начинаю примерно догадываться куда мы поедем.

В кофейне жарко, в воздухе стоит крепкий запах кофе и выпечки.

– Хочешь чего-нибудь сладенького?

Мотаю головой. Хватит с меня, а то скоро в джинсы не влезу.

Заказываю себе медовый раф. Рома подмигивает мне и заказывает то же самое. Забираем свои стаканчики и выходим на улицу. Ничто не предвещает беды, как вдруг по дороге к машине в нас на полном ходу влетает мальчик лет пяти. Всего секунда и кофе проливается на одежду Ромы.

Часть 16

От куртки и штанов Ромы начинает исходить пар. Мой раф каким-то чудом льётся сразу на землю, почти не задев одежду. А малец остаётся цел и невредим. Смотрю на Рому и замечаю, как он поджимает губы. В груди всё щемит от сочувствия к нему. Кофе ведь ужасно горячий.

– Давай снегом затрём, – нагибаюсь и загребаю охапку в руки. – И не так горячо будет.

– Не надо, – с каменным лицом отвечает Рома.

К нам подбегает, видимо, мама ребёнка.

– Тимошка, что же ты? – Она виновато смотрит на нас. – Вы уж нас извините.

Неожиданно Рома широко улыбается девушке, а потом садится на корточки, смотрит на мальчугана и мило заговаривает с ним:

– Ты как?

Мальчик смущённо отворачивается и прижимается к ноге матери. Она гладит сына по голове.

– Стесняется. С нами всё хорошо. А вот вам одежду испортили. Я заплачу за химчистку, – девушка достаёт телефон.

– Не надо, – спокойно пресекает её Рома. – Всё нормально. Мы торопимся.

Девушка с Тимошкой уходит, а мы возвращаемся в машину.

– Заедем домой на пять минут?

– Конечно.

Я наблюдаю за дорогой и начинаю слегка волноваться. Мне интересно узнать, как живёт Рома. Как устроен его быт, как выглядит квартира. Это ведь многое говорит о человеке. Ещё очень надеюсь, что с ним действительно всё в порядке и кофе не ошпарил его через одежду слишком сильно.

Мы останавливаемся во дворе многоподъездного девятиэтажного дома. Действительно, не так далеко от университета. Только через парк пройти. Здесь довольно уютно и тихо. А ещё это центр Москвы. Я знаю, что Рома живёт один. Почему здесь? Если квартира семьи, то где остальные? Почему не живут вместе? А если он купил её сам, то как это возможно на зарплату преподавателя? Хотя он говорил, что раньше занимался чем-то другим. Все эти три недели я старалась не переходить черту и не задавать слишком личных вопросов. Я думала, если не буду давить, рано или поздно он откроется мне сам. Но все три недели мы упорно говорили обо всём на свете, кроме того, что же было до университета. Он не спрашивал меня о прошлом, а я не спрашивала его. Если человек сам не рассказывает, значит, не хочет? Я вот не люблю копаться в своём прошлом, хотя именно сейчас понимаю, что Роме я была бы готова рассказать обо всём, что он только спросит.

В подъезде чисто и хороший ремонт. Мы поднимаемся на девятый этаж. Рома открывает железную дверь ключом, включает в квартире свет и пропускает меня вперёд. Я захожу и оказываюсь в узком коридоре. Из него открывается вид на распахнутые двери гостиной. Разуваюсь на пороге и захожу туда. Судя по обстановке, это студия, где Рома работает над картинами. Одна из стен закрыта шкафами, но заставлены они не сервизами и книгами, а всякими баночками, тюбиками, кисточками и прочими инструментами для рисования. У противоположной стены стоит длинный, кожаный диван. На центральной стене большое окно. Тут и там стоят стопками картины разного размера. Какие-то их них вставлены в рамы, другие скручены в рулоны. Стены также увешаны картинами. И у меня дух захватывает от этих работ. Подхожу ближе и как зачарованная рассматриваю их. Здесь и пейзажи акварелью, и портреты маслом – потрясающе! Останавливаюсь у одной из картин, когда Рома подходит ко мне.

– Наш университет.

– Да.

– Так необычно. Очень красиво.

– Спасибо. Знаешь, какая техника?

– Конечно. Импасто.

– От отличницы другого ответа и не ждал.

– Ты меня что, экзаменуешь? – Поднимаю бровь и с наигранным возмущением смотрю на Рому. В ответ он только опускает голову и тихо смеётся.

– Я пойду переоденусь. Чувствуй себя как дома.

Часть 17

Он уходит в другую комнату, а я остаюсь в его студии одна. Я знала, что он рисует, но даже не представляла, что настолько много и… Действительно, талантливо. Как искусствовед я не могу не оценить качество работ. Глядя на его картины, становится ясно, что он занимается этим долгие годы.

В какой-то момент у одной из стен я замечаю картину. Подхожу и беру её в руки. На ней изображена студентка, сидящая за самой дальней партой в пустой аудитории. Она склонила голову над тетрадями, рука подпирает щёку, чёрные волосы собраны в хвост. У меня в груди начинает отчаянно колотиться сердце, ладони становятся мокрыми. Мне приятно осознавать, что он тоже обо мне думал. Это так волнительно. Я ставлю картину на место. Расстёгиваю куртку, снимаю шапку и сажусь на диван, дожидаться Рому.

Через минуту он возвращается. Теперь на нём практически такая же куртка со штанами, только тёмно-синего цвета.

– Ты в порядке? Кофе не сильно тебя обжёг?

– Всё отлично, – Рома садится на диван рядом со мной и с довольным лицом закидывает руку мне на плечо. – Чем занималась? Уже всё посмотрела?

– Что всё? – удивлённо смотрю на него.

– Квартиру.

– Нет. Я не смотрела.

Рома поднимается с дивана и протягивает мне руку.

– Тогда пойдём, проведу тебе экскурсию и поедем.

Он проводит меня по коридору на кухню. Там, как и во всей квартире хороший ремонт. И в отличие от студии, нет творческого беспорядка. Потом мы идём во вторую комнату, туда, где он переодевался. Там не так много места, стоит только шкаф-купе и кровать со столиком. Есть небольшое окно. Сторона южная, так что в спальне очень светло и уютно. Я замечаю на тумбочке электронную книгу. А потом рассматриваю небольшую картину над кроватью. Она висит в широкой, красивой раме. Мои глаза округляются.

– Это «Стог сена» Моне?

– Да.

Я даже не смотрю на Рому и подхожу поближе к картине.

– Какая потрясающая копия! Надо же, и мазки. Будто реально Моне.

– Художник старался.

Теперь перевожу удивлённый взгляд на Рому.

– Это твоя работа?

– Не-ет, – отмахивается он. – Разумеется, нет. Я бы так не смог.

– А кто художник?

Рома как-то неловко, очень широко улыбается.

– Очень талантливый человек.

– Женщина?

– Что? Нет!

Снова приближаюсь к картине.

– Это стог, зима, да?

– Да. Пасмурная погода.

Отхожу от стены и снова смотрю на Рому.

– Почему она висит в спальне?

– Чувствую в её настроении что-то близкое к себе. Понимаешь?

– Угу.

– Она со мной уже много лет. – Рома с горящими глазами смотрит на картину и продолжает. – Не могу представить свой день без того, чтобы не взглянуть на неё утром. Она будто часть меня. Моё вдохновение. Смотришь, и все ответы в ней.

– Ого!

– Что такое?

– Ну, это уже помешательство, – смеюсь и по-доброму пихаю Рому в плечо.

Он как-то задумчиво усмехается.

– Да. Ты права.

Мы возвращаемся в гостиную за моей сумкой. А я всё думаю. Стог, зима, пасмурная погода… Почему именно эта картина? Она лучше всего отражает его внутренний мир? Что же у него там тогда происходит? Вопросов становится только больше. А оставаться в неведении невыносимо. Я чувствую, как Рома стал очень важен для меня. Я хочу узнать его лучше. Понимаю, что это эгоистично, но если я не получу хоть какие-то ответы, я сойду с ума от всяких домыслов. Встаю напротив Ромы и беру его за руки.

– Ром, послушай. Я сама не люблю, когда лезут в душу, но у меня столько вопросов.

– Что-то не так? – Его тело слегка напрягается, взгляд бегает по мне.

– Можно я задам вопрос?

Рома отводит взгляд и смотрит на люстру на потолке. Загадочно улыбается какой-то своей мысли, не выпуская моих рук из своих. Потом заглядывает мне в глаза, будто в самую душу. В его зрачках играют солнечные блики. Он кажется добрым, мягким, открытым. Но это только на первый взгляд. А если смотреть глубже, то можно заметить: там холод, пасмурно, зима. Рома спокойно отвечает:

– Спрашивай.

Часть 18

– Я знаю, ты живёшь один. Это прозвучит странно… Ничего не подумай. Это твоя квартира?

Я думала: когда спрошу, Рома будет смеяться или смутится, но он просто кивает.

– Угу.

– Тогда я подытожу.

– Давай.

– Ты живёшь один, в своей квартире, в самом центре Москвы.

– Да.

– Работаешь простым преподавателем в университете. Ну, ещё картины рисуешь, продаёшь их, наверное, не знаю…

– И о чём ты хочешь спросить?

Я серьёзно смотрю на Рому, не размыкая наших рук.

– Как так вышло? Чем ты занимался раньше? Где тогда твоя семья, и почему ты не с ними?

Рома отпускает мои руки, делает шаг назад и поджимает губы, отводя задумчивый взгляд. От этого у меня перехватывает дыхание, сердце уходит в пятки. Мне хочется сквозь землю провалиться. Но знала же, что не нужно лезть к людям.

– Ром, я не хотела.

Он поворачивается ко мне, но смотрит, как раньше: непроницаемо, без улыбки. Снова это лицо, не выражающее никаких эмоций. Но теперь я знаю, внутри у него ураган. Он решается, стоит ли мне доверять, пускать ли меня ещё ближе. За всеми его улыбками, вежливостью и добродушием, мне кажется, скрывается непростое прошлое. Я вспоминаю «Стога, зима, пасмурная погода» … Это состояние души, его суть. Внутри он не такой стойкий, каким хочет казаться. Но я лишь пытаюсь быть ближе. Приласкать, успокоить, я не желаю зла.

– Позволь мне узнать тебя. – Я делаю шаг к нему, и он сам берёт меня за руку.

Мы так и стоим в его студии.

– В этом нет никакой тайны, Виола, – всё с тем же спокойствием, но всё ещё без улыбки говорит Рома. – Не хотел грузить тебя своим прошлым. Но, если для тебя это важно, скажу.

Я встаю рядом с ним и опираюсь спиной на стену. Она даёт приятное ощущение прохлады. Рома продолжает говорить:

– У меня нет семьи. Вот и всё.

От этих слов в груди начинает печь.

– Родители умерли, когда мне было пятнадцать. Они отдыхали в домике на севере. Забилась труба камина. Ночью они задохнулись.

У меня перехватывает дыхание, а на глаза выступают слёзы, и я боюсь даже посмотреть в сторону Ромы.

– У отца был брат. Дальше я рос с дядей Сержей. – Рома тяжело выдыхает, потом молчит какое-то время и продолжает: – С отцом мы не всегда ладили, а вот с дядей наоборот. Я ему очень благодарен за всё, что он сделал. А в этом году, третьего мая его не стало.

Рома печально вздыхает, а потом так по-доброму улыбается и приобнимает меня, будто это мне нужна поддержка. Я глажу ладонью его щёку. В моих глазах всё ещё стоят слёзы.

– Мне так жаль, что тебе пришлось пережить всё это.

– Ну всё, всё. Не разводи драму. Я уже в порядке. – Он говорит мягко, успокаивающе и вытирает с моих щёк слёзы.

– Знаешь, – говорю я, всхлипывая, – папа умер, когда мне было четырнадцать. Всю жизнь проработал электромонтёром, а в тот день нам сказали, что он разбился. Сорвался, когда работал на высоте.

Эмоции окончательно выбивают меня из колеи. Я скатываюсь по стене вниз на такой же холодный пол. Рома садится рядом и берёт меня за руку.

– Я тогда на учёбу забила, танцы забросила, связалась с самой безбашенной компанией с нашего района. В общем, фигово было. – Я шумно вздыхаю, пытаясь прийти в себя. – Но я даже не представляю, что чувствуешь ты. Мне стыдно. Зря я спросила.

– Не переживай. Иди сюда.

Рома крепко меня обнимает, а я утыкаюсь носом ему в грудь и закрываю глаза. Какое-то время внутри ещё бушует обида на жизненную несправедливость, боль старых ран, стыд, сочувствие. Потом, чувствуя сильное, ровное дыхание Ромы, я окончательно успокаиваюсь. Приходит чувство поддержки и защищённости. Мне становится так хорошо и уютно в тёплом коконе наших объятий, что в какой-то момент я практически засыпаю, вовремя опомнившись, что я не в своей кровати, а на улице ещё день.

– Как насчёт нашей поездки? – тихо спрашивает Рома.

Я бурчу полусонным голосом:

– Так хорошо. Давай останемся здесь.

– Так и будем лежать на полу у меня в гостиной в куртках и шапках?

– Ага…

Полежав в объятиях самого лучшего мужчины на свете ещё пару минут, я решаю, что всё же хочу увидеть, куда он планировал нас отвезти. Поэтому не без сожалений поднимаюсь, поправляю на себе одежду, хватаю сумку и иду обуваться.

Часть 19

В дороге я пытаюсь отогнать неприятные мысли. У нас с Ромой выдался непростой разговор. Я всё ещё чувствую подвох. Какая-то недостающая деталь во всей его истории крутится в подсознании, но я не могу за неё ухватиться. Но сейчас решаю, что не буду грузить себя ещё больше. К тому же настроение Кольского вроде бы улучшилось. Не стану донимать его расспросами.

К полудню мы доезжаем до места. Как я и предполагала, это оказывается горнолыжная база. У въезда висит растяжка на двух столбах: «Открытие сезона». Мы заезжаем на парковку. Выходим из машины и я завороженно оглядываюсь. На огромной территории раскинулись заснеженные горы, холмы и лес. Вверх и вниз по горам тянется ровная цепочка подъёмников. Впереди, ближе к парковке, административное здание, торговые лавки и фотозоны. А вокруг кишит целый муравейник людей. Рома смотрит на мою реакцию.

– Как относишься к лыжам? Или сноуборду?

– Неплохо. Никогда не увлекалась так плотно, но готова учиться.

– Отлично! Погода сегодня подходящая. Ни ветра, ни осадков.

– А ты часто катаешься?

– Стараюсь выбираться хотя бы пару раз в месяц.

Мы заходим в главное здание. Администратор встречает нас с широкой улыбкой во все тридцать два зуба. Рома снова не принимает мои деньги и говорит, что раз пригласил, то и заплатит сам. Я ловлю себя на мысли, что отношусь к этому спокойно. Но надо обязательно проявить ответную заботу и тоже подготовить ему приятный сюрприз или подарок. А то пока всё выглядит так, будто только он для меня старается.

В итоге нас снабжают всем необходимым. Я решаю, как и Рома, кататься на лыжах. Полностью экипировавшись, мы выдвигаемся к подъёмнику. В глазах Ромы я вижу предвкушение и азарт. Мне и самой уже хочется покататься. В подъёмнике с нами сидят другие люди. Все молчат и задумчиво смотрят в окно. То ли наслаждаются видами и не хотят нарушать тишину, то ли из страха высоты. Смотрю вниз через окошко, мы движемся метрах в десяти над землёй, нас слегка трясёт, кабинка ползёт небыстро, чуть поскрипывая. Мне не страшно.

Выходим на первом уровне, не забираясь слишком высоко. Рома решает учить меня на небольших тренировочных горках. Всё идёт гладко, с комфортом. Мы катаемся, смеёмся, Рома показывает мне, как правильно стоять на лыжах, как лучше отталкиваться, как поворачивать и тормозить. Чувствую прилив энергии, настроение на высоте, будто и не было всех этих слёз и ужасных новостей утром.

Время летит незаметно. В какой-то момент до меня доходит, что Роме, наверное, хочется покататься нормально, а не возиться со мной в песочнице, поэтому я уговариваю его подняться повыше. Мы поднимаемся на самый пик, склон там достаточно крутой. Я с такого бы точно не поехала.

– Ты езжай, а я до первого уровня на подъёмнике. Подождёшь меня?

– Конечно. – Рома нежно чмокает меня в губы, прижимается холодной щекой к моему лицу.

По дороге вниз я вижу из кабинки Рому. Он рассекает дорогу с огромной скоростью, ловко лавируя между препятствиями. От этого зрелища моё сердце заходится в бешенном ритме. Это и страшно и восхищает одновременно. Надеюсь, он знает, что делает. Рома быстро скрывается из вида, и всю дорогу вниз я чувствую себя неспокойно. Спустя долгих двадцать минут, я встречаю своего мужчину на первом уровне – живым и здоровым. Радостно прыгаю в его объятия.

– Видела, как ты катаешься! С ума сойти. Я бы так никогда не решилась.

Рома довольно улыбается. А я понимаю, что ему всё-таки нравится внимание. Просто он, как хитрец, умеет скрывать эмоции, когда ему это нужно.

– Замёрзла?

– Нет. Тепло же. И солнышко светит.

– Хорошо. Давай пообедаем?

Соглашаюсь. Что-что, а на свежем воздухе всегда поднимается аппетит. Мы идём к кафетерию и тут из ниоткуда перед нами выплывает дама. Высокая, крепкая, с кукольным лицом, будто она перестаралась с пластикой. Вся в белом, одетая, как с иголочки. В руках у неё лыжные палки. Смотрю на эту мадам и с первых секунд понимаю, что она мне не нравится. Ярко-розовые губы девушки растягиваются в отталкивающей улыбке, оголяя жемчужно-белые зубы. Незнакомка по-свойски притягивает к себе Рому и целует его в щёку. По мне она пробегается секундным, надменным взглядом. Я встаю как вкопанная и чуть не задыхаюсь от возмущения. А Рома искренне улыбается ей в ответ. На его щеке теперь пестрит огромный, розовый след. И это ещё больше выводит меня из равновесия. Я чувствую в висках пульсацию, внутренне закипаю.

– Здравствуй, Роман! Какая приятная встреча, – говорит мадам нарочито ласковым голосом.

Часть 20

– Изольда, рад тебя видеть!

Рома как-то неловко смотрит на меня, потом на мадам. Наверное, решает, как нас представить. А девушка снова окидывает меня надменным взглядом.

– Смотрю, новая работа тебе по душе, – говорит ему Изольда, не сводя с меня глаз.

– Да.

Я засовываю руки в карманы и сжимаю их в кулаки. Бесит!

– Твоя студентка? – усмехается она, снова кивая в мою сторону.

– Давай не будем? – чуть резче отвечает Рома.

Девушка с напускным безразличием пожимает плечами, мол, я же просто спросила.

Мои ногти уже впиваются в ладони. Пытаюсь сохранять внешнее спокойствие.

– Надеюсь, ей есть восемнадцать.

– Изи! – серьёзным тоном пресекает её Рома.

Я слушаю бешеные пульсации крови у себя в висках. Изольда замолкает. Рома представляет нас друг другу только именами, без каких-либо статусов. Что ж… Интересно получается. Видимо, она его давняя знакомая из прошлой жизни, о которой мне ничего не известно. Пока я стараюсь улыбаться и не выходить из себя, они продолжают общаться.

– Как дела? – спрашивает Рома.

– Неплохо, – в своей ласково-надменной манере отвечает мадам. – Есть пара вопросов, но они уже решаются.

– Что-то серьёзное?

– Не переживай, Роман.

Рома смотрит куда-то вдаль и барабанит пальцами по лыжным палкам у себя в руке.

– Ладно, мы пойдём. Будем на связи.

Я недоумеваю: что за странный разговор?! Но вида не показываю. Изольда тянется к Роме, чтобы обнять на прощание. Прижимает его к себе с такой теплотой. И мне не нравится в этой картине всё. Друзей так не обнимают. Она однозначно к нему неровно дышит. Это заметно по голосу, мимике, жестам, по взгляду. А что насчёт него? Как он к ней относится? Ещё и называет её так по-свойски: Изи…

Распрощавшись с Изольдой, мы заходим в кафе. Уже за столиком даю Роме салфетку.

– У тебя тут, – показываю на свою щёку, – помада.

Он спокойно вытирает след и сминает салфетку.

– Извини, она бывает резковата.

– Разве? – Удивлённо смотрю на Рому. – По-моему, милейшая женщина.

Кольский опускает голову и тихо смеётся.

– Не суди её по первой встрече. – Он откидывается на спинку диванчика и смотрит мне в глаза. – На самом деле, она хороший человек. Очень выручила меня однажды. И до сих пор помогает.

Эти слова окончательно портят мне настроение. Нет, я, безусловно, рада, что какая-то влюблённая мадам помогает моему мужчине с его проблемами. Я же не знаю, что у него не так. Хорошо, что есть Изольда!

От сарказма в собственных мыслях я только ещё больше злюсь. Щёки горят, аппетит пропадает. А может, я зря переживаю? Он ведь со мной, а не с ней.

– Всё, настроение испорчено? – шутливо спрашивает Рома.

Отвожу взгляд в сторону и сворачиваю губы бантиком. Как раз в этот момент нам приносят заказ. Я понимаю, что не хочу устраивать сцен. Не хотелось бы даже давать намёков на ревность, но тут уж не знаю, насколько у меня получилось. В прошлый раз меня вывела из себя Карина, теперь эта Изольда… Нет, надо прекращать так на всех реагировать. Смотрю на стол. От тарелок с едой исходит приятный аромат, отчего во рту скапливается слюна.

– Нормально всё, давай есть. – Смеюсь я.

– Рад слышать.

Какое-то время мы едим молча. Даже не думала, что я такая голодная. Настроение потихоньку поднимается. У меня всё ещё куча вопросов к Роме. Но чувствую, что понемногу в голове начинает прорисовываться картинка. Пока это только нечёткие контуры, сложно сказать наверняка, что будет в итоге. Но это лучше, чем белый лист неведения.

Несмотря на встречу с Роминой знакомой, наша поездка удалась. Казалось, что всё идёт своим чередом. Но я даже не подозревала, что через пару дней жизнь перевернётся с ног на голову.

Часть 21

Поздно вечером я сижу одна в комнате в общаге. Мы немного поговорили с Ромой по телефону, и он пошёл спать. А мне не спится. Доделываю домашку. Ира ушла на встречу с Витей. Они планировали посидеть в нашем любимом баре, а потом пойти к нему. Ещё сегодня в универе видела Катю. Она по-прежнему со мной не разговаривает. Ну и пусть.

Отодвигаю учебники. Экран телефона загорается. Входящий звонок от Иры. Принимаю вызов. Голос подруги поникший.

– Ви, слушай, я тут сижу на скамейке у кафе за сквером. Я ногу подвернула. Думала, успею дойти до комендантского часа, но поняла, что не фига.

– А где Витя?

– Мы поругались. Он там с бывшей любезничал, довёл меня. Я психанула, ушла.

– Давай тебе такси вызовем.

– Я тоже хотела, а потом вспомнила, что тут всё перерыли, пока он в объезд туда-сюда, не успею. А пешком только через сквер пройти. Только не знаю, успею ли доковылять вовремя.

Я смотрю на часы, время: 22:38. До сквера идти минут десять и обратно ещё столько же. Если туда побегу, помогу ей, то должны успеть. Хватаю куртку, начинаю одеваться. Телефон зажимаю между щекой и плечом.

– Сможешь потихоньку пойти мне навстречу? Я выдвигаюсь.

– Не надо. Мы всё равно не успеем. Я просто так позвонила, поныть, наверное.

– Я уже бегу, Ира.

– Спасибо, Виолетт.

Я добегаю до Иры к 22:45. Она не так уж далеко ушла от кафе. Подруга прыгает на одной ноге, едва ступая на вторую. Лицо заплаканное. Вот же Витя урод. Придерживаю её за талию. Она закидывает руку мне на плечо.

– Тебе в травмпункт надо.

– Нет. Всё нормально. Завтра пройдёт. Идём. Хочу домой.

Мы добираемся до общежития ровно в 23:00. Холодно, тяжело, болит плечо, дыхалка сбита. Не представляю каково сейчас Иришке, которая всю дорогу тоже бежала, опираясь на больную ногу. Видим Шапкина. Он выглядывает на улицу из-за дверей общежития, а потом закрывает их практически перед нашим носом. Дёргаю ручку – заперто. У меня дыхание перехватывает от возмущения. Начинаю громко стучаться.

– Григорий Ильич! Эй! Пустите.

– Комендантский час. Ничего не знаю, – раздаётся из-за двери.

– Мы же успели.

– Двадцать три ноль одна! – упирается он. – Приходите в шесть утра, тогда пущу.

– И что нам на улице ночевать?! – перехожу на крик. Я устала, мне холодно. Не могу сдержаться. Ира молчит и всхлипывает.

– Нечего было опаздывать. Вы знаете правила.

Я начинаю колотить в дверь с силой. Ира пытается меня остановить.

– Ви, не надо.

А я её уже не слышу. Я просто в бешенстве.

– Это нечестно! Всего одна минута!

Слышу, как щёлкает замок. С облегчением выдыхаю. Шапкин выглядывает из-за двери, окидывая меня злобным взглядом. Сердце замирает.

– Перестаньте колотить в дверь, пока не поздно, – злобно цедит комендант и захлопывает дверь, так и не впустив нас.

Я практически лишаюсь рассудка от ненависти. Мне хочется стукнуть Шапкина, окажись он сейчас передо мной. Как можно быть таким бессердечным?!

– Старый урод! – Я с ненавистью ударяю кулаком в дверь. На той стороне тишина.

Садимся с Ирой на скамейку. На улице гуляет ветер, а на душе безысходность. Я понемногу успокаиваюсь и прихожу в себя. Становится страшно. До меня доходит суровая реальность. Я обозвала коменданта. Если он слышал, мне конец. Тяжело вздыхаю и начинаю перебирать в голове варианты, куда нам можно пойти.

– Раз уж нас всё равно не пустили, может, до травмпункта доедем?

Ира мотает опущенной головой.

– Не надо. Нога шевелится. Я в норме. К утру пройдёт. Прости, теперь из-за меня у тебя проблемы.

Приобнимаю Иру.

– Не переживай. Я бы ни за что не бросила тебя там. – Поднимаюсь со скамейки и встаю напротив подруги. Она поднимает на меня уставший взгляд.

– Пойдём. На улице холодно.

Мы с Ирой добираемся до нашего бара. Вити там уже нет. Мне, как сотруднику разрешают остаться в комнате для персонала. Нам повезло. Там есть пара удобных кресел, так что будет, где поспать. Я нахожу в аптечке эластичный бинт, Ира перевязывает себе ногу. Приношу ей лёд, чтобы спал небольшой отёк. Потом мы отогреваемся: кутаемся в одеяла и пьём горячий чай.

Из-за дверей в общий зал шумит музыка, но звуки приглушённые и почти не мешают. Мы с подругой долго болтаем, она рассказывает про их ссору с Витей. Оказывается, он как-то мило, на взгляд Иры, беседовал с бывшей. Не знаю, что и думать. Наверное, они помирятся. Не так уж это критично. В итоге мы засыпаем только часа в два, а к шести уже поднимаемся, чтобы вернуться в общагу. И вот тут начинаются мои проблемы.

Григорий Ильич, будто только меня и ждал, сразу вызывает в свой кабинет. Ира поднимается наверх в нашу комнату, а я иду к коменданту. Сердце в груди ухает, ладони потеют, меня трясёт. О чём я только думала, когда орала на Шапкина?

Григорий Ильич сообщает, что за повторное нарушение дисциплины и неуважительное отношение к коменданту, меня выселяют.

Часть 22 

Стою в своей теперь уже бывшей комнате и собираю вещи. Шапкин дал на выселение один день. Ира вытаскивает мою одежду из сумки, а я кладу её обратно.

– Ты никуда не уедешь! – повторяет подруга, как заведённая.

Да мне и некуда. Хорошо, что удалось скопить небольшую сумму с зарплаты. Попрошу ещё помощи у мамы, чтобы внести первоначальную сумму за аренду, и сниму себе где-нибудь комнату. Буду брать дополнительные смены в баре, что-нибудь придумаю. Но из Москвы не уеду.

– Я пойду к Шапкину просить за тебя! Скажу, что ты из-за меня опоздала, – не унимается Ира.

– Ир, ты не виновата в том, что я на него наорала.

– Но если бы я тебе не позвонила…

Я обнимаю подругу. Чувствую, как она дрожит.

– Ириш, всё будет нормально. Что-нибудь придумаю, – серьёзно смотрю на неё. – И перестань себя винить.

Ира благодарно кивает и лезет куда-то в шкаф. Достаёт оттуда конверт и протягивает мне.

– Здесь немного. То, что смогла накопить с макияжа.

Я знаю, что Ира иногда делала макияж за деньги. Но клиенты у неё были достаточно редко.

– Я не возьму. – Мотаю головой.

– Бери. Пожалуйста. Так я хоть как-то заглажу вину. Мне будет легче. Правда. Ви, прошу. Не отказывайся. А то меня совесть замучает.

Решаюсь. Мне неудобно, но деньги действительно нужны.

– Верну, как только смогу, – тяжело выдыхаю и забираю конверт.

– Хорошо, – Ира радостно обнимает меня.

Оставляю сумку в комнате и собираюсь в универ. Сегодня всего две пары. Спать хочется, с ног валюсь, ещё и квартиру искать, но занятия пропускать не буду. На перемене после лекции ищу в интернете объявления о сдаче жилья и в этот момент мне звонит Рома. Рассказываю ему, что произошло. Слышу в его голосе нотки волнения, он упрекает меня за то, что не сказала ему раньше. Говорю, что слегка занята и прерываю звонок. Мне не по себе. Не хочу ставить его в неловкое положение. Если он предложит пожить у него – это будет неудобно ни одному из нас. Мы не так давно вместе, и съезжаться сейчас точно не время. Только всё испортим.

Нахожу несколько объявлений и прозваниваю их. Денег мне хватает только на квартиры, которые далеко от университета. Вид у них не самый лучший, даже комната в общаге выглядит приличнее, но выхода нет. Есть ещё объявления с красивыми квартирами по невысокой цене, но внутреннее чутьё подсказывает, что это какой-то обман.

После пар я еду смотреть одну из квартир. Уже стою у подъезда, когда мне звонит Рома.

– Алло.

– Ты сейчас где?

– Приехала на встречу с хозяином квартиры.

– Виол, я только что вспомнил. Как-то не сообразил утром, когда ты звонила. В общем, у меня знакомые недавно уехали жить за границу. Это на пару лет, а там может и дольше. Они просили помочь, найти человека, который будет поливать цветы и поддерживать порядок. Квартирантов пускать не хотят, боятся, что от квартиры вообще ничего не останется. А ты молодая студентка, ответственная. В общем, я за тебя поручился, и они дали добро. Будешь жить у них.

Пока он говорит, я всё больше прихожу в замешательство. И теперь молчу, не зная, что и сказать.

– Алло? Ты меня слышишь?

– Да, – я наконец собираюсь с мыслями. – Да, Ром. Я слышу. Ты серьёзно?

– Абсолютно. У тебя вещи в общежитии или с собой взяла?

– Там остались.

– Понятно. Я сейчас дома. Можешь заехать за ключами? Потом вызову тебе такси от общежития до квартиры. Только проводить не смогу, нужно уезжать по делам.

– Спасибо. Сейчас приеду.

Всё ещё не веря, что это правда, еду к нему домой. Рома отдаёт ключи и подробно объясняет, как найти квартиру. Я добираюсь до нужного места и увиденное меня поражает.

Часть 23

Такси останавливается в элитном районе в центре города, и я выглядываю в окошко. От увиденного непроизвольно перестаю дышать и щипаю себя за руку. Передо мной роскошный дом в семь этажей. Светло-бежевые стены отделаны белой лепниной, в панорамных окнах играют солнечные блики. Здание окружает закрытый большой двор.

Чувствую, как коленки подкашиваются, когда выхожу из такси. Мне кажется: это всё какая-то шутка. Звоню в домофон, калитка во двор открывается. Внутри очень красиво: каменные дорожки вычищены (ни снега, ни даже корочки льда), в отдалении маленький зимний сад под стеклянным куполом, у входа в дом такие же чистые и сухие скамейки под навесом. Тяну за резную ручку на высокой двустворчатой двери и захожу в дом. Звуки моих каблуков расходятся по просторному, дорого обустроенному вестибюлю. Вижу за столом серьёзного мужчину в чёрном костюме – охранник. Он просит меня показать паспорт. Рома предупреждал, что так будет. Убедившись, что с документами всё в порядке, он молча берёт мою сумку и идёт в сторону лифта.

Мы поднимаемся на шестой этаж. Всё так же молча охранник отдаёт мне сумку и указывает на дверь квартиры. Я киваю и выхожу из лифта в светлый, широкий коридор. У одной из стен стоят высокие цветы у большого окна. Иду к нужной двери. Здесь мои шаги глушит ковролин, расстеленный по всему полу. Вокруг так тихо, что после шумной общаги это место кажется нереальным.

Опускаю сумку на пол и ищу в кармане ключи. Слышу, как за моей спиной открывается дверь квартиры напротив. От неожиданности дёргаюсь, а потом замираю. Меня бросает в жар. Надеялась проскользнуть, чтобы никто не видел. Чувствую себя каким-то квартирным вором, которого застукали на месте преступления. Мне ужасно неловко быть здесь. Кажется, всё это сон и сейчас я проснусь в своей комнате в общаге. Снова щипаю себя. Но нет, это реальность.

Оборачиваюсь, чтобы поздороваться. Передо мной, сложив руки на груди, стоит парень лет двадцати пяти, может, чуть старше. Он явно не собирается уходить и теперь рассматривает меня, точно невиданную зверушку. В его ярко-зелёных глазах читается лёгкая усмешка, одна бровь приподнята, будто моё появление вызывает у него негодование. Хочу поздороваться, но горло точно слиплось. Посверлив меня взглядом пару секунд, парень позволяет себе лёгкую улыбку и спрашивает бодрым голосом:

– Привет! Новая соседка?

Я неуверенно киваю и разглядываю его. У него ужасно нахальный, самоуверенный взгляд. Каштановые волосы взъерошены. Красная кожаная куртка – явно не по погоде, нараспашку. Кипельно-белая футболка, синие джинсы.

– Язык проглотила? – усмехается парень.

У меня перехватывает дыхание от возмущения. Беру себя в руки, расправляю плечи и смотрю на него так же уверенно.

– Да! Новая соседка, – протягиваю ему руку. – Виолетта.

Он внимательно разглядывает мою ладонь, а потом протягивает руку в ответ. Рукопожатие крепкое, кожа горячая.

– Приятно познакомиться! Максим Журавлёв. Можно просто Макс.

– Взаимно.

Отворачиваюсь в сторону двери, чтобы открыть квартиру. Вот сейчас будет неловко, если ключ не подойдёт. Тогда моя наигранная самоуверенность быстро развеется в прах. А сосед будто специально не уходит, наблюдает, как я копошусь с дверным замком. И как назло, у меня не получается открыть с первого раза.

Максим подходит ближе, и я чувствую от него сладкий запах цитруса и чуть горьковатый свежего табака.

– Я помогу, – он слегка тянет ручку на себя и спокойно прокручивает ключ в замочной скважине.

Дверь открывается. Захожу внутрь. Парень по-хозяйски берёт мою сумку и ставит её в квартире. Возвращает ключ и всё с той же ухмылкой говорит:

– Ещё увидимся.

– Спасибо. – Киваю ему.

Он уходит к лифту, а я закрываю дверь и выдыхаю. Ну и денёк.

Часть 24

Я включаю свет, разуваюсь и начинаю осматривать квартиру. Всего насчитываю шесть комнат. Просторная, светлая гостиная, большая кухня, отдельная столовая с выходом на балкон, две спальни и кабинет. Везде дорогущий ремонт – я такое только в журналах видела. В гостиной и на кухне и правда много цветов. И почти все цветут. Трогаю почву – влажная, наверное, только сегодня поливали. Интересно, кто? Рома? Он сказал: хозяева уехали недели три назад. Надо потом его расспросить обо всём.

Я снимаю куртку и получше рассматриваю растения, за которыми мне предстоит ухаживать. Здесь цветущие красные, белые, розовые гибискусы, орхидеи всех цветов радуги, два больших фикуса Бенджамина, азалия в цвету и ещё какие-то растения, названия которых я даже не знаю.

Ощущаю, как внутри разливается тёплая радость. Неужели мне так повезло? И в то же время чувствую себя неуютно, не на своём месте. Чем я заслужила возможность жить здесь? Разве так бывает? Чтобы из старой общаги и сразу в элитную квартиру с дорогущим ремонтом? А может, хозяева вернутся уже завтра и всё отменится? Вот тогда бы я больше поверила, что это не сон.

Я оставляю сумку с вещами в углу у шкафа. Сажусь в гостиной на краешек дивана и ухожу в свои мысли. Кажется, что в любой момент всё отменится и меня выгонят. Поэтому какой смысл разбирать вещи?

Но ни в этот, ни на следующий день меня никто не выселяет.

Две недели проходят спокойно. Я хожу на пары, работаю в баре и встречаюсь с друзьями. Ещё я вернула Ире деньги и рассказала обо всём, что произошло. Подруга порадовалась за меня. С Ромой мы встречались только на занятиях, всё остальное время он был занят делами, в которые я даже не пыталась лезть. Расскажет всё сам в своё время. Один раз я встретила соседа в коридоре. Я выходила утром на занятия, а он только возвращался домой, явно не спавший всю ночь. Мы поздоровались и разошлись каждый в свою сторону.

Поскольку всё это время я практически не виделась с Ромой, хоть мы и разговаривали по телефону каждый день, у меня появилась возможность подготовить ему сюрприз. И в выходной я пригласила его составить мне компанию.

Середина декабря, стою у входа в музей и жду Рому. Он не опаздывает, это я пришла на двадцать минут раньше. Холодно, натягиваю шарф до носа и прячу руки в карманах тёплой куртки. В лицо то и дело бьёт колючий ветер, но на душе у меня тепло. Я безумно хочу поскорее встретиться с Ромой. Последний раз мы виделись три дня назад на его лекции, и даже такая короткая разлука кажется мне невыносимой. Рома приходит через пять минут.

– Ты чего, на улице ждала?

Я улыбаюсь одними глазами, опускаю шарф и целую Кольского. Внутри у меня будто бабочки порхают. Кажется, я и сама сейчас взлечу. Как же хорошо быть рядом с ним.

Рома укутывает меня в свои объятия и указывает взглядом на музей.

– Нам туда?

Киваю.

Заходим в здание и сдаём верхнюю одежду в гардероб. Здесь собралась толпа желающих посмотреть на произведения знаменитых деятелей искусства. Люди кучкуются группами у экскурсоводов, некоторые ходят сами по себе.

– Я узнала, что к нам приезжает выставка из Лувра, и решила тебя позвать.

Рома приобнимает меня.

– Я с удовольствием её посмотрю. Спасибо, что пригласила.

Улыбаюсь и вдруг приходит осознание.

– Ты уже был в Лувре?

– Да. – Рома кивает. – Но видел далеко не всё.

Почему-то я не удивлена. Для человека, который так любит искусство, это ожидаемо. Я тоже обязательно там побываю, вот только денег накоплю.

– Надеюсь, тебе будет интересно.

Очень хочется, чтобы всё прошло хорошо. В любом случае это только начало. Всё-таки я две недели готовилась к свиданию.

Рома достаёт бумажник, но я говорю, что обо всём уже позаботилась. Эта новость приводит Кольского в негодование. Он долго протестует, но я напоминаю о его словах: кто приглашает, тот и платит.

– Я не это имел в виду, – недовольно выдыхает Рома.

– Но я уже всё купила, так что вопрос закрыт.

Кольский какое-то время молчит, а потом серьёзно говорит:

– Не делай так больше никогда, – и добавляет более мягко, – пожалуйста. И деньги всё-таки возьми.

Пожимаю плечами и осматриваюсь в музее. Я бывала здесь раньше и приходила ещё раз пару дней назад, чтобы расспросить сотрудников о предстоящей выставке. Мне удалось узнать, какие именно картины сюда привезут, поэтому я изучила информацию по каждой из них. О некоторых, конечно, уже знала, но про какие-то едва что-то слышала. Поворачиваюсь к Роме и уверенно заявляю:

– Сегодня буду твоим экскурсоводом.

Он смотрит на толпу, скопившуюся вокруг гидов, и улыбается, явно радуясь, что я не предлагаю ему таскаться за ними.

Мы с Ромой останавливаемся у очередной потрясающей картины, и я рассказываю ему сначала о художнике, потом о смысле, который он хотел передать на этом полотне. Кольский внимательно слушает и кивает, хотя, мне кажется: он и так это знает. Но по его доброй улыбке вижу, ему приятно меня слушать.

Моя экскурсия проходит без заминок, пока в противоположном конце зала у одной из картин я не замечаю ректора нашего университета. Он изучает полотно, но вот его взгляд перемещается и задерживается на нас с Ромой. Я вся сжимаюсь от страха. Неужели заметил?

Часть 25

Взгляд ректора остановился на нас, и я машинально сжимаюсь. Здесь много других людей, но мы с Ромой стоим как раз напротив него. Я замолкаю, сердце уходит в пятки, отворачиваюсь к стене, в надежде, что ректор нас не увидел. Рома замечает перемену в моём настроении.

– Ты чего?

– Отвернись, – почему-то начинаю шептать, – там Борис Петрович стоит.

Рома оглядывается, а я дёргаю его за руку и снова шепчу:

– Хочешь, чтобы он нас увидел?

Меня-то ректор вряд ли помнит в лицо, но Рома всё-таки преподаватель. Что, если он его узнает и решит подойти? Как мы будем оправдываться, если он поймёт, что я его студентка? Индивидуальные занятия? Ну не отходить же мне в сторону и не притворяться, что я не с ним? Не знаю почему, но этот вариант кажется мне унизительным. Рома же ведёт себя абсолютно расслаблено.

– Да не бойся ты. – Кольский поглаживает меня по плечу. – Смотри, он ушёл.

Оборачиваюсь. Ректора и правда нигде не видно. С облегчением выдыхаю.

– Надеюсь, мы его больше не встретим. Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы.

– Иди сюда. – Рома расставляет руки, приглашая меня в свои объятия.

Я скептически поглядываю на него.

– Ну, иди, – усмехаясь подзывает меня снова.

Нерешительно делаю шаг в его сторону. Кольский обхватывает руками мою талию и прижимает к себе. Я тону в тёплых объятиях. Прижимаюсь к его крепкой груди, закрываю глаза и вдыхаю аромат сладкой мяты. Становится так легко.

– Виолетта, я не пытаюсь скрывать наши отношения.

Поднимаю на Рому удивлённый взгляд.

– Как же? А если тебя уволят.

– Не уволят, – уверенно отвечает он. – А если и так, то ни о чём не буду жалеть. Главное, что я встретил тебя.

Чувствую, как покалывает кончики пальцев, щёки начинают гореть. Тянусь к Роме и целую его в губы.

Оставшаяся часть экскурсии проходит без приключений. Выходя из музея, я чувствую мощный заряд вдохновения. Всё-таки искусство – это сила.

Следующей остановкой в нашем свидании становится ресторан-кабаре, в котором сегодня проходит вечерняя развлекательная программа: стендап, выступления танцоров и живая музыка. Для Ромы у меня подготовлен небольшой сюрприз. Надеюсь, ему понравится. Мне пришлось договариваться через владельца моего бара. Он помог выйти на здешнего организатора.

Мы с Ромой садимся за столик недалеко от сцены. Здесь спокойно, чуть приглушённый свет, заведение выглядит изысканно, но без вычурных излишеств. Я ненадолго отхожу, чтобы найти организатора. Удостоверившись, что всё в силе, возвращаюсь к Роме. Мы заказываем еду и напитки. Со сцены раздаётся томная мелодия саксофона. Посетители за соседними столиками негромко переговариваются, делают заказы и звенят бокалами. Рома, откинувшись на спинку стула, кажется расслабленным и довольным. Он смотрит на меня, и в его глазах танцуют искры прожекторов, что освещают сцену. Затем поднимает бокал и предлагает мне выпить. Делаю несколько глотков.

– Тебе нравится здесь?

– Да, – отвечает Рома. – Приятное место.

Музыка всё ещё льётся по заведению. Обстановка успокаивающая. Но я слегка волнуюсь. Понравится ли Роме то, что я придумала? Я не делала этого почти пять лет. Две недели готовилась, но всё равно мало.

Музыка останавливается, поклон артиста, гости аплодируют. И следом на сцену выходит стендап-комик. Вся магия саксофона рассеивается. Посетители, успевшие, как подтаявшее масло, растечься по своим стульям, выпрямляют спины и принимаются за еду и разговоры. Первые шутки комика не заходят, но спустя минуту зал уже смеётся. А я понимаю, что мне пора.

– Ром, я оставлю тебя не надолго.

Он кивает, а я скрываюсь из вида и бегу к организатору.

Часть 26

Бегу в гримёрку. Здесь довольно оживлённо. Артисты готовятся к выступлению. Разговаривают, наряжаются, репетируют. Несколько дней назад я показывала свой номер организатору, чтобы получить разрешение на выступление. Ему понравилось. В качестве бонуса мне дали бесплатные билеты на сегодняшний вечер, так что я не заплатила за вход ни копейки. К счастью для Ромы, а то опять бы начал возмущаться, что я потратилась. И чего ему не нравится? Я сделала это не для того, чтобы продемонстрировать свою независимость, а лишь хотела показать, что тоже могу что-то для него сделать.

Достаю заранее подготовленную одежду и захожу за ширму. Снимаю своё платье и натягиваю чёрное боди без рукавов и белую юбку из фатина. Поправляю причёску и бегу к сцене. Мой танец сразу после выступления комика. Раньше я часто ездила на соревнования от танцевальной студии, в которой занималась. Но с тех пор, как забросила занятия, столько времени прошло, растяжка уже не та, да я и стала другой. Но мне почему-то очень хочется показать Роме себя прошлую. Чем я жила, что любила. Но главное – показать свои чувства через этот танец.

В груди гулко колотится сердце. Включается музыка для моего выступления. Спокойная, размеренная. Выбегаю на сцену и сразу делаю прыжок вверх. Получается очень высоко, как и должно быть. Выгибаю спину и раскидываю руки в стороны. А потом, будто врезавшись в невидимую стену, резко падаю и оседаю на пол.

Вскидываю руки вверх и поднимаюсь одним рывком на носочки. Обнимаю себя. Отвожу одну ногу назад и начинаю быстро кружиться на второй, расставив руки в стороны. Звуки музыки нарастают, я кружусь всё быстрее. Мелодия доходит до своего пика и резко затихает. В этот момент я также резко снова оседаю на пол, поджимаю колени и опускаю голову. Пару секунд я сижу в тишине. Будто в зале никого нет. Вспоминаю свои эмоции, когда с Ромой всё только начиналось. Как он был холоден, как я пыталась заглушить свои чувства к нему, но всё тщетно. Понемногу музыка становится громче.

Поднимаю голову и смотрю на гостей заведения. Глазами нахожу Кольского. Он приглядывается ко мне, и на его лице выражается удивление. Видимо, он только сейчас понял, что это я выступаю на сцене. Но у меня больше нет времени следить за его реакцией. Музыка зовёт. А мне так много нужно сказать в этом танце. Бегу вдоль сцены и снова делаю прыжок в высоту, на этот раз прокручиваясь в воздухе вокруг своей оси. Касаюсь ногами сцены и тут же снова захожусь в вихре круговых прыжков в такт резким толчкам мелодии. Один, второй, третий – голова идёт кругом. Музыка всё громче. Останавливаюсь, выгибаю спину и практически встаю на мостик.

Слышу стук сердца в висках, кровь разгоняет эндорфин по организму, губы сами растягиваются в счастливой улыбке. Прямо как в тот день, когда мы с Ромой впервые поцеловались. Выпрямляюсь, делаю последний круговой прыжок и оседаю на сцену, вытянув одну ногу в сторону. Глубоко дышу. Потом улыбаюсь и смотрю на Рому. Он внимательно наблюдает за каждым моим движением.

Музыка снова спокойная. Руками очерчиваю в воздухе невидимые линии. Медленно провожу тыльной стороной ладони по своему лицу, вниз к груди и животу. Резкий всплеск мелодии. Я ловлю взгляд Кольского и не отвожу от него глаз. Быстрым движением выставляю левую руку вперёд, следом правую, будто пытаюсь пробить стену. Это даже не стена – корка льда, которую я отчаянно хочу расколоть. Рома не отводит внимательный взгляд ни на секунду. Взрыв мелодии, развожу руки в стороны, изображая полёт осколков. И звуки окончательно смолкают, я прижимаю обе руки к груди у самого сердца. Закрываю глаза, свет гаснет.

Поднимаюсь на ноги под громкие аплодисменты. Я бы, конечно, себе так не хлопала, техника у меня явно хромает, но всё равно приятно. Но сейчас мне важна реакция лишь одного человека. Если он понял посыл моего танца. Вдруг, его оттолкнёт столь сильный порыв чувств? Вдруг, сочтёт навязчивой? Сколько таких, как я, влюблялись в него?

Пытаюсь себя успокоить. В любом случае дело уже сделано. Возвращаюсь в гримёрку, чтобы отдышаться и привести себя в порядок. И, собравшись с духом, иду к нашему столику.

Часть 27

Рома поднимается, чтобы встретить меня. Обхватывает мою талию руками, прижимает к себе и целует. По телу расходится приятная дрожь, я покрываюсь мурашками. Кольский мягко отстраняется и галантно отодвигает мне стул.

– Виолетта, это было… Невероятно. Ты очень красиво двигаешься.

Улыбаюсь и на секунду отвожу взгляд. Чувствую, как начинаю краснеть.

– Спасибо.

– У тебя отлично получается. Не жалеешь, что забросила?

Я округляю глаза.

– Ты помнишь, что я рассказывала про танцы?

– А почему не должен? – удивляется Рома. – Мне интересно всё, что ты говоришь.

Делаю глубокий вдох и пытаюсь унять эмоции.

– Я могу танцевать для тебя, если хочешь.

Взгляд Ромы вспыхивает.

– Хочу.

Мне становится жарко. Почему так неловко говорить об этом? Я до конца не понимаю, что сейчас происходит. Но мы будто прошли одну ступень отношений и оказались на следующей. Смотрю на Рому, и он тепло мне улыбается. Такой добрый, родной, лю… Я осекаюсь от своих же мыслей и почему-то пугаюсь. Боже, как же далеко я зашла?! Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Я слишком расслабилась, слишком поддалась чувствам. Мне страшно! Если он решит со мной расстаться, я не переживу. Мне было невыносимо больно от предательства Кирилла, а ведь я не испытывала к этому парню даже четверти тех чувств, что сейчас есть у меня к Роме. Что же со мной будет, если Кольский решит, что я ему не нужна?! Он такой добрый, заботливый, красивый. Чёрт, да девушки толпами вокруг него вьются. Где гарантия, что я ему не наскучу при таком разнообразии красоток? Ужас! Хватаюсь за голову.

– Виолетта, ты в порядке?

Смотрю на него и хочется разреветься. Но понимаю, что нельзя. Выдыхаю, беру себя в руки и улыбаюсь. Искренне. Просто откидываю дурные мысли подальше и возвращаюсь в реальность. У нас всё будет хорошо. Мы нравимся друг другу, нам есть о чём поговорить, нам не скучно просто помолчать. Всё только начинается и идёт как нельзя лучше. Что может произойти? Ничего!

– Да, Ром. Я в норме. Просто пытаюсь отдышаться. Давно я не танцевала.

Рома тут же делает жест проходящему мимо официанту. К нам подходит парень в костюме с бабочкой.