Клеймо Девяти

Глава 1: Тени Жана

Город был раной, открытой и гниющей под покровом ночи. Неоновые вывески мигали, как больные глаза, их свет отражался в лужах, оставленных дождём, создавая иллюзию другого мира – мира, где цвета были ярче, но души холоднее. Жан шагал по узким переулкам, его тяжёлые ботинки чавкали по мокрому асфальту, эхом отдаваясь в тишине. Чёрная кожаная куртка облепила его тело, капюшон скрывал лицо, оставляя видимыми только глаза – тёмные, пустые, как бездонные колодцы. Ему было двадцать, но в его взгляде уже таилась усталость, будто он прожил столетия.

Жан жил один в старой квартире на шестом этаже заброшенного дома на окраине. Стены, покрытые облупившейся краской, пахли сыростью, окна всегда были закрыты тяжёлыми шторами, пропускавшими лишь тонкие лучи света. Днём он работал курьером, развозя посылки на ржавом велосипеде, чьи колёса скрипели, как кости. Работа была рутиной: взять коробку, доставить, получить подпись, забыть. Деньги уходили на еду и аренду, но душа его голодала. Ночами он искал спасения в тенях города – в клубах, где музыка била в грудь, в переулках, где кулаки встречались с плотью в коротких вспышках насилия.

Этой ночью он направился в «Адский Огонь» – клуб, где собирались такие же, как он: одетые в чёрное, с пирсингом и татуировками, с глазами, полными мрака. Музыка гремела, басы колотили, как второе сердце. Жан протолкнулся к бару, заказал пиво у бармена – старика с шрамами на руках, который смотрел на него, как на призрака. Он сел в углу, держа холодную бутылку, и наблюдал. Тела двигались в полумраке, их лица растворялись в свете стробоскопов, как в кошмаре.

У бильярдного стола вспыхнула ссора. Двое парней кричали, их голоса тонули в музыке. Один толкнул другого, и тот врезался в стол Жана, опрокинув пиво. Жан встал, не говоря ни слова. Его кулак нашёл челюсть нападавшего с глухим хрустом. Второй парень бросился на него, но Жан был быстрее – он схватил его за горло, прижал к стене. Драка выплеснулась на улицу, в переулок, где асфальт блестел от дождя. Кровь брызнула, тёплая, липкая, стекая по его рукам. Жан бил, пока противники не затихли, лежа на земле. Он слизнул кровь с костяшек, чувствуя, как она обжигает язык. Впервые за день он улыбнулся.

Домой он вернулся под утро. Квартира встретила его холодом и тишиной, нарушаемой лишь скрипом половиц. Он сбросил куртку, подошёл к зеркалу. Лицо было бледным, под глазами – тени, как синяки. На плече виднелась первая татуировка – спираль, вырезанная в коже год назад. Он провёл пальцем по ней, ощущая лёгкий зуд. Что-то внутри шевельнулось, как шёпот, далёкий и манящий.

Жан лёг на кровать, но сон не шёл. Мысли кружили вокруг тьмы – не просто отсутствия света, а чего-то живого, зовущего. Он читал книги о демонах, смотрел фильмы о проклятиях, но это было не то. Он хотел большего – чего-то, что заполнит пустоту, грызущую его изнутри. Мир был клеткой, люди – слепыми узниками. Он ненавидел их за это, ненавидел их серость, их ложь. Он хотел вырваться.

На следующий день работа была адом. Он крутил педали, пот стекал по спине, посылки падали в руки чужаков. Их лица сливались в одно – серое, безликое. Он доставил коробку в старый дом, где старуха с дрожащими руками подписала квитанцию. «Будь осторожен, мальчик», – сказала она, глядя на татуировку, выглядывающую из-под рукава. Жан усмехнулся, но её слова застряли в голове, как заноза.

Вечером он вернулся в клуб. Музыка, дым, тела. Девушка с чёрными волосами и пирсингом в губе подошла к нему. «Ты всегда один?» – спросила она, её голос был низким, с хрипотцой. Жан пожал плечами. «Так лучше». Она улыбнулась, но он отвернулся. Ему не нужна была компания. Ему нужна была тьма.

Дни сливались в недели. Жан жил в ритме: работа, клуб, драки, ночь. Его гардероб был алтарём мрака: чёрные куртки, рваные футболки, цепи, звенящие при каждом шаге. Татуировки множились – каждая новая была шагом к чему-то, что он не мог объяснить, но чувствовал всем нутром. Они звали его, шептали в ночи. Он был на пути.

Однажды он зашёл в старую библиотеку – заброшенное место, где пахло пылью и плесенью. Он искал книги о демонах, о проклятиях, о чём-то, что объяснило бы его голод. В углу, среди коробок, он нашёл её – книгу в чёрной кожаной обложке, с выдавленным названием: «Девять Кругов». Страницы были хрупкими, текст – смесь латыни и символов, которых он не знал. Он взял её, не заплатив, и унёс домой. Сердце билось быстрее. Это было началом.

Глава 2: Первые печати

Татуировка жгла кожу, как раскалённое клеймо. Жан сидел в кресле тату-салона, где пахло спиртом и потом. Игла вонзалась в плечо, рисуя первый круг – символ предательства, как в «Божественной Комедии». Мастер, старик с седыми волосами и шрамами на руках, молчал, но его глаза были полны вопросов. «Ты уверен?» – наконец спросил он, вытирая кровь с иглы. Жан кивнул, его голос был твёрдым: «Делай».

Игла гудела, вгрызаясь в кожу. Каждая линия была болью, но боль была сладкой, как молитва. Символ оживал: спираль, ведущая в бездну, окружённая шипами. Жан смотрел, как чернила смешиваются с кровью, и чувствовал, как что-то меняется внутри. Когда мастер закончил, кожа горела, но Жан улыбнулся. Это было его. Он провёл пальцем по татуировке, ощущая, как она пульсирует в ритме сердца, словно живая.

Ночью он не спал. Татуировка зудела, и сны пришли, как воры. Он падал в пропасть, вокруг кричали голоса, огонь лизал кожу. Тени двигались, шепча его имя: «Жан… Жан…» Он проснулся в поту, сердце колотилось. В зеркале татуировка казалась ярче, чем днём. Она звала, и он слушал.

На следующий день он вернулся в салон. Мастер поднял бровь, но ничего не сказал. Жан показал эскиз – вихрь, символ похоти. «Ты знаешь, что это?» – спросил старик, его голос был хриплым. Жан пожал плечами. «Делай». Игла снова запела, вонзаясь в грудь. Боль была глубже, резче, но Жан терпел, стиснув зубы. Вихрь рос, его линии закручивались, как буря. Кровь текла, смешиваясь с чернилами, и Жан чувствовал, как тьма в нём растёт.

В клубе он встретил девушку – Анну. Её руки были покрыты татуировками, глаза горели любопытством. Она заметила новую печать на его груди, выглядывающую из-под футболки. «Красиво», – сказала она, касаясь его кожи. Жан отстранился, его голос был холодным: «Не трогай». Анна улыбнулась, не обидевшись. «Ты странный. Но мне нравится». Они разговорились, сидя у бара. Она знала об оккультизме, читала книги, слышала о девяти кругах. «Это не просто рисунки, – сказала она, её голос стал серьёзнее. – Это ключи. Будь осторожен». Жан промолчал, но её слова задели его, как игла.

Третья татуировка – обжорство, круг на запястье. Боль была сильнее, игла глубже. Мастер смотрел на Жана, как на безумца. «Ты играешь с огнём», – сказал он, вытирая кровь. Жан рассмеялся, его смех был резким, как лезвие. «Огонь – мой друг». Мастер покачал головой и продолжил.

Сны становились ярче, реальнее. Жан видел ад – реки крови, крики, тени, что тянули к нему руки. Татуировки зудели, словно хотели выбраться. Он чувствовал, как они меняют его. Люди в клубе шарахались, их глаза были полны страха. Анна заметила это, когда они встретились снова. «Ты пугаешь их», – сказала она, потягивая вино. Жан улыбнулся. «Хорошо».

Четвёртая печать – жадность, на спине. Пятая – гнев, на груди, у сердца. Каждая татуировка была ритуалом, шагом в пропасть. Боль стала его спутником, его молитвой. Мастер перестал задавать вопросы, но в его глазах был страх. Анна приходила чаще, они говорили ночами, пили, обсуждали символы. «Ты слышал о девяти кругах?» – спросила она однажды, её голос дрожал. Жан кивнул, вспоминая книгу, которую нашёл. «Это не просто книга, – сказала Анна. – Это вызов». Жан промолчал, но внутри всё пылало. Он знал, что идёт по краю, и не хотел останавливаться.

Глава 3: Пустота

Пустота была дырой в груди, где должно быть сердце. Жан лежал в темноте, глядя в потолок. Трещины на нём напоминали вены, ведущие в никуда. Мир снаружи был серым – люди спешили по делам, смеялись, любили, но для Жана это была ложь. Их улыбки были пустыми, их слова – бессмысленными. Он ненавидел их за это, ненавидел их слабость, их слепоту. Они жили в клетке, но не видели прутьев. Жан видел. И это разрывало его.

Работа была адом. Он крутил педали велосипеда, пот стекал по спине, посылки падали в руки чужаков. Их лица сливались в одно – серое, безликое. Он ненавидел их за их обыденность, за их довольство. «Почему они не видят?» – думал он, сжимая руль так, что костяшки белели. Пустота росла, как раковая опухоль, пожирая его изнутри.

Вечером он ушёл в клуб. Музыка била в виски, тела двигались, как марионетки. Он пил, но алкоголь не заглушал пустоту. Драка началась у бара – кто-то толкнул его, и Жан ответил. Его кулаки летели, кровь брызгала, крики тонули в музыке. На миг пустота отступила, но вернулась, как прилив, ещё сильнее.

Лина, его сестра, позвонила вечером. Её голос дрожал в трубке: «Жан, что с тобой? Ты не отвечаешь, не приходишь. Я волнуюсь». Он отмахнулся, его голос был холодным: «Всё нормально». Но это была ложь. Он чувствовал, как пустота пожирает его, как татуировки шепчут, требуя чего-то большего.

Он начал рисовать символы – на бумаге, на стенах. Они были из снов, из книги. Они заполняли пустоту, давали смысл. Он шептал их, как молитвы, чувствуя, как тьма отвечает. Лина пришла без предупреждения, её глаза расширились, когда она увидела стены, покрытые узорами. «Жан, это не ты», – сказала она, её голос был полон слёз. Он выгнал её, захлопнув дверь. Пустота осталась, но теперь она была другой – живой, голодной.

Жан вернулся к зеркалу. Татуировки пульсировали, их свет отражался в его глазах. Он чувствовал, как они ведут его, как они становятся им. Пустота была не врагом, а частью его. Он улыбнулся, и в этом улыбке была тьма.

Глава 4: Книга

Склад был тёмным, как внутренности зверя. Пыль висела в воздухе, оседая на ящики, покрытые паутиной, и пахло плесенью, смешанной с запахом старой бумаги. Жан зашёл сюда по работе – доставить посылку, одну из тех, что он развозил каждый день, не задумываясь. Но что-то тянуло его вглубь, в дальний угол склада, где свет тусклых ламп едва пробивался сквозь мрак. Он заметил коробку, старую, с потрёпанными краями, и, повинуясь импульсу, открыл её. Внутри лежала книга – в чёрной кожаной обложке, с выдавленным названием: «Девять Кругов». Золотые буквы тускло блестели, словно впитали свет. Жан замер, его сердце забилось быстрее, как будто книга сама позвала его.

Он не стал спрашивать разрешения. Сложив коробку, он сунул книгу под куртку и ушёл, не оглядываясь. На улице дождь лил стеной, вода стекала по его лицу, но он не замечал. Книга жгла грудь, как раскалённое железо. Он чувствовал её вес, её присутствие, будто она была живой.

Дома он запер дверь, задвинул шторы и сел за стол. Свет единственной лампы падал на чёрную обложку, и Жан провёл пальцем по буквам. Они были холодными, но кожа под ними казалась тёплой, как живая. Он открыл книгу, и страницы зашуршали, как шёпот. Текст был смесью латыни и символов, которых он не знал – угловатых, острых, словно вырезанных ножом. Некоторые напоминали его татуировки, те самые печати, что покрывали его тело. Он листал страницы, и каждая строка казалась заклинанием, зовущим его вглубь.

Ночи стали другими. Жан не спал – он читал. Глаза горели от усталости, но он не мог остановиться. Книга рассказывала о девяти кругах ада, о печатях, что связывали их с миром живых. Каждое слово было как удар, как обещание силы, смысла, выхода из пустоты, что пожирала его. Он нашёл в даркнете форумы, где безумцы и оккультисты обсуждали ритуалы, имена, которые нельзя произносить вслух. Они писали о книге – о «Девяти Кругах», о тех, кто читал её и исчезал. «Они нашли ад», – писал кто-то под ником ShadowVeil. Жан улыбнулся. Ад был тем, что он искал.

Анна пришла на следующий вечер. Она постучала, и Жан, нехотя, открыл. Её чёрные волосы были мокрыми от дождя, татуировки на руках блестели под светом лампы. «Ты выглядишь хуже, чем обычно», – сказала она, бросив взгляд на стол, где лежала книга. Жан прикрыл её, но Анна уже заметила. «Где ты это взял?» – её голос был резким, почти испуганным. Жан пожал плечами. «Нашёл». Она подошла ближе, её пальцы коснулись обложки, но она отдёрнула руку, как от огня. «Это не просто книга, Жан. Это… вызов. Люди, что читали её, пропадали. Или сходили с ума».

Он рассмеялся, но смех был пустым. «Может, они нашли то, что искали». Анна посмотрела на него, её глаза были полны тревоги. «Ты не понимаешь. Это не игра. Это реально». Жан отвернулся, глядя на книгу. «Я знаю». Она хотела сказать что-то ещё, но он поднял руку. «Уходи». Анна покачала головой, но ушла, оставив за собой запах дождя и страха.

Жан вернулся к книге. Он переводил слова, записывал символы в тетрадь, чертил их на стенах. Они были как татуировки на его коже – живые, зовущие. Он чувствовал, как книга меняет его, как она заполняет пустоту. Ночами он видел сны – не сны, а видения. Он шёл по горящей земле, слышал крики, видел тени, что кланялись ему. Его татуировки горели во сне, как угли, и он просыпался, задыхаясь, с ощущением, что ад уже здесь.

Однажды он нашёл в книге описание ритуала. Простого, но пугающего. Кровь, соль, слова. Он знал, что должен попробовать. Книга обещала силу, обещала ответы. Он закрыл её, но её шёпот остался в его голове. Он был готов.

Глава 5: Святилище

Квартира Жана перестала быть домом. Он очистил комнату, убрав всё лишнее – кровать, шкаф, даже зеркало, которое пугало его своим отражением. В центре он поставил стол – старый, с облупившейся краской, теперь его алтарь. Стены он покрыл символами, нарисованными углём, который крошился в его руках, как пепел. Они повторяли узоры из книги – круги, шипы, вихри. Каждая линия была как молитва, как шаг к тьме.

Он купил свечи – чёрные и красные, их воск пах воском и чем-то ещё, древним. Расставил их в кругах, следуя инструкциям книги. В центре алтаря лежали кости – мелкие, от птиц, купленные у мясника. Он нашёл их в переулке, где мясник выбрасывал отходы, и принёс домой, чувствуя, как они ждут своего часа. Перья, кровь в стеклянной банке, высохшие цветы – всё это стало частью его святилища. Комната дышала, как живое существо.

Жан зажигал свечи каждую ночь. Их свет отражался в его глазах, делая их похожими на угли. Он садился перед алтарём, скрестив ноги, и шептал слова из книги. Они были чужими, но ложились на язык, как родные. Он чувствовал, как воздух густеет, как тьма сгущается в углах. Татуировки на его теле зудели, словно отвечали на его слова.

Лина пришла без предупреждения. Он услышал стук, но не хотел открывать. Она стучала сильнее, её голос пробивался через дверь: «Жан, открой! Я знаю, что ты там!» Он вздохнул, открыл. Её глаза расширились, когда она увидела комнату – свечи, кости, символы. «Что… что это?» – её голос дрожал, как пламя свечи. Жан стоял молча, его тень падала на стену, изломанная, нечеловеческая. «Жан, это не ты», – сказала Лина, отступая. «Уходи», – ответил он, его голос был холодным, как лезвие. Она заплакала, но он захлопнул дверь.

Он вернулся к алтарю. Свечи горели ярче, их пламя дрожало, словно знало, что будет дальше. Жан взял нож – старый, с ржавым лезвием, – и провёл им по ладони. Кровь капнула на пол, впитываясь в узор. Татуировки вспыхнули, как огонь, и он почувствовал, как тьма отвечает. Комната стала святилищем, отражением его души. Здесь пустота отступала, здесь он был живым.

Ночами он видел её – тьму. Она была не просто отсутствием света, а чем-то живым, дышащим. Она шептала его имя, звала его. Он чувствовал, как святилище растёт, как оно становится частью его. Стены дышали, символы двигались, свечи плавились, оставляя следы, как слёзы. Жан знал, что это только начало.