Сдвиг по формуле крови

ГЛАВА 1.

…А во всем виновата кровь.

Чего-чего, а крови ей пришлось повидать немало. Но после той, первой, фонтаном брызнувшей из груди самого дорогого для нее человека, которого никто в жизни так и не сумел заменить, все пошло по-другому. Она тогда и не испугалась. Слепая ярость, бешенство и злорадство – все вместе закружило ее… Она бросилась бежать и бежала до тех пор, пока силы не оставили ее, а когда она опустилась на траву, слезы фонтаном брызнули из глаз. Она ревела громко, всхлипывая, с криком каталась по траве, словно раненая разъяренная волчица. Если бы слезами можно было облегчить боль… Но слезы уже кончались, а боли меньше не становилось. Светало. Охрипшая, взъерошенная, с опухшим от слез лицом, она медленно возвращалась. Она должна была сама закрыть ему глаза. Хоть мертвого, хоть в последний раз погладить по волнистым черным волосам, дотронуться губами до его губ. Вымолить у мертвого прощения. И жить дальше. Без него.

Повернув к карьеру, она увидела страшную картину. В лучах восходящего солнца в неестественной позе лежал, раскинув руки, человек. На белой шелковой рубахе растеклись багровые пятна, на груди зияла черная рана. Но даже не это было самое страшное.

Около него на коленях стояла Марьям.

И все вернулось. Злоба, ненависть, отчаяние. Откуда только силы взялись? Она бегом побежала домой, добралась до кровати, закрылась с головой одеялом, к ушам приложила подушки, сжала сильно-сильно, но успокоения не было. Слез тоже не было: она сожгла их своей болью в лесу, этой ночью. Один раз и навсегда. Слез не было и тогда, в степи, когда шла она, смелая, ночью, и догнали ее двое солдат. Развлечься решили, не поверив в ее чистоту. И кровь была, и боль, но ни слезинки. Опустошение. Ненависть. «А, так ему и надо», – в голове.

В армию пошла. Брать сперва не хотели, да характер слишком крут оказался. Взяли. Потом война началась. Все бабы, как бабы: в санитарки да поварихи. Она – нет. Крови, говорит, боюсь. И – стрелять.

Она хотела крови.

ГЛАВА 2.

– Ну что, Стефанида Петровна, как самочувствие? Как давление, укольчик сделаем? – защебетала Людочка, медсестра, открыв дверь своим ключом. Стефанида стояла у окна и нервно курила.

– Ой, что это такое? Ну-ка быстренько ложитесь, сейчас я Вам покажу курить! – и присев возле кровати, девушка стала доставать тонометр.

Стефанида привычным жестом потушила сигару, открыла форточку и подошла к постели.

– Людочка, душенька, не сердитесь. Я себя очень хорошо чувствую.

– А где таблетки? – Людмила посмотрела на пустую тумбочку, обвела глазами комнату.

– Как у Вас чисто! Вы наконец-то завели горничную или дочь приезжала?

– Из-за кордона приехать, чтобы убраться? Смешно. Моя дочь даже за деньгами не приезжает. К сыну не приезжает, не то, что ко мне. А нам с ним так одиноко… Вот если б Игорек мой женился на тебе, ты бы здесь жила – чистота была бы, как в операционной. И денег бы вам еще на три века осталось, так что бросила бы ты по старухам ходить.

– Что же Вы горничную не наймете? – по-свойски спросила девушка, измеряя давление.

– Нет, не доверяю я чужим. К тебе привыкла, а других чужих в своем доме не потерплю.

Людмила с удивлением смотрела на циферблат:

– Чудеса… Как у космонавта. Что-то я Вам не верю, Стефанида Петровна, ну-ка давайте другую руку. За последние годы у Вас такого давления еще не было. Признавайтесь, что Вы пили из таблеток?

Та засмеялась.

– Ничего я не пила. Вот внучку бы мне такую подозрительную – покрутился бы мой Игорек.

Людмила вздохнула, складывая тонометр, и грустно произнесла:

– Да, Ваш Игорек просто чудо. Но выбрал он не меня.

– Я помогу тебе его вернуть.

– Ну что Вы, не получится. К тому же, говорят, его избранница очень хорошенькая. Пусть себе живут.

Глаза у Стефаниды сверкнули, она вскочила с кровати и зашагала по комнате.

– А ты так и будешь дерьмо из-под старух грести? Тебе не обидно? Ты посмотри на себя: молоденькая, хорошенькая, а как живешь? Надо бороться за свое место в жизни! Если хочешь, зубами грызться за свое счастье, а не вздыхать.

Людмила как раз громко вздохнула.

– Слушай меня, девочка, Игоря ты можешь вернуть, я помогу. За твое сердце доброе, за твою заботу. Слушай меня, старую, и не возражай. Нравится, не нравится… Потом только спасибо скажешь. Матери у тебя нет, послушай хоть меня. Ну, кто о тебе ещё позаботится? Хочешь? Скажи, ты хочешь, чтобы Игорь был с тобой?

Людмила ещё раз громко вздохнула. Стефанида уверенно продолжила:

– Сегодня вечером ты должна пойти в ресторан «Метель», закажешь столик на двоих, будешь сидеть одна. Потом увидишь Игоря с Машкой, заплачешь, скажешь, что твой парень не пришел, а одной тебе очень неудобно, да говори все, что захочешь, только к ним присоединись, а самое главное – подружись с Машкой.

Людмила таращила глаза на хозяйку и не могла поверить ее словам.

– С Вами все в порядке? Дорогая Стефанида Петровна, о чем Вы говорите? Откуда у меня деньги на ресторан? В чем я пойду? У меня сегодня еще восемь пациентов! И вообще, я не узнаю Вас сегодня. Такое давление, такая чистота в доме. Да Вы словно помолодели!

– Тело должно подчиняться делу. Решайся. Другого шанса изменить свою жизнь ты можешь и не дождаться, – взяв телефон, Стефанида раскурила новую сигару. – Ну-ка, телефон и имя твоего начальника… Так… Как его? Ага.…Алло? Иван Семенович? Это Стефанида Петровна, я по поводу Вашей медсестрички Людочки. Я повредила руку и хотела бы Вас попросить отпустить ее на сегодня – она бы мне помогла хоть что-то приготовить, прибрать, ну Вы понимаете: я старая больная женщина, теперь вот рука…Я Вам все оплачу, завтра я у Вас, договорились? Ну, все, я Ваша должница, – и наигранно засмеявшись, выслушивая неуклюжие комплименты Ивана Семеновича, Стефанида положила трубку.

– Вы ведь не за меня переживаете, Вам просто хочется Маше досадить.

– А вот это уже тебя не касается, – голос у Стефаниды стал металлическим. Но, спохватившись, она мило улыбнулась и ласковым голосом сказала: – Мне принесли такой компромат на Машку, что я готова ее вообще задушить. Но Игорь будет переживать, а я не могу этого допустить. Пусть он сам решит от нее избавиться. Ну что, согласна? – Она набрала номер. – Салон красоты? Алло, девочки, это Стефанида Петровна, давно я у вас не была, состарилась совсем. Я вам внучку посылаю, сделайте из нее куколку – педикюр, маникюр, массаж, масочки, стрижку, окраску, макияж – я ничего не забыла? Вот видите, женщина и в восемьдесят еще женщина.

– Но разве Вам восемьдесят? – удивилась Людмила.

– Будет, детка, будет. Собирайся. Я вызываю такси. После салона заедешь в магазин «Крым», я созвонюсь, тебя оденут, возьмешь белье и халатик – Игорь будет к тебе приходить. Вот деньги, – и уверенным жестом Стефанида отсчитала приличное количество зеленоватых купюр. Людмила медлила, но Стефанида уже выталкивала ее к дверям.

– Ступай, ступай, бейся за свое счастье, я тебе помогу. Завтра придешь, расскажешь.

Людмила дрожащими руками закрыла дверь.

ГЛАВА 3.

Звучное название салона «Стиль» огромными горящими буквами ослепило девушку. У входа стоял швейцар и снисходительно осматривал входящих. Чванливый усталый взгляд насторожился при виде ссутулившейся, невзрачной Люськи. Она уже приготовилась сбежать, кляня себя за свою покладистость, но вдруг дверь распахнулась, и шустрая молоденькая девушка кинулась к ней.

– От Стефаниды Петровны? – и подхватив её под руку, поволокла Людмилу в белое великолепие. Люська стеснялась своих потертых джинсов, стоптанных сапог и тоненькой курточки с порванными на стёжке нитками. Но девушка администратор отвела её за ширму, протянула тапочки и простынку. «Раздевайтесь!» -скомандовала она тоном, не терпящим возражений. Люська разделась и осмелела.

И – как на карусели – ручки, ножки, лицо, шея, волосы. Оказывается, когда делают педикюр, это совсем не щекотно, как думала девушка, а когда сдирают медовые восковые полоски с оставшимися на них волосками, это не так больно. Зато какими красивыми бывают ступни, когда пальцы ног кажутся длинными, а ноготочки на них словно открываются, становятся больше и ровней. А руки… Это же как у пианистки, думала Люська, привыкшая обрабатывать ногти старыми тупыми кусачками. Распаренное лицо под лампами задышало, и, казалось, очистилось до самых косточек. Люська не видела себя в зеркало, но явственно ощущала румянец на щеках и восторженный блеск в глазах. Благодарное тело словно отзывалось на заботу, становилось розовым и блестящим. В первый раз за свою не очень долгую жизнь Людмила почувствовала себя ухоженной. Какая у неё, оказывается, маленькая ножка, какие белые и изящные руки. Шея, правда, длинновата и кажется очень тонкой, ну да это мелочи. Она вспомнила свои нитки бус из цветного дешевого бисера, но быстро отмела эту мысль.

Дальше – стрижка, тонирование волос, макияж.

Когда визажист выбрал цвет губной помады, Люська воскликнула:

– Я не крашусь в такой яркий!

– Теперь будешь, – усмехнулся он.

Потом был выбор платья. Продавщицы метались перед ней, как перед великой богачкой, одевали на неё и тут же стягивали великолепные, чудесные платья. А она, не зная, что говорить, только неопределенно мычала и улыбалась (ей нравилось всё!). Продавцы решали сами, что ей больше идет.

И если сначала не по душе Людмиле была идея отбить Игоря у молодой жены, то сейчас, вкусив самый маленький кусочек роскоши, она изменила свое решение: «За что все этой какой-то чужой Машке? Я раньше узнала Игоря, раньше полюбила. Он будет моим».

Она все-таки заехала к Стефаниде. Просто кому-то надо было показаться, девушка была слишком красива, и это необычайное чувство переполняло её. Но старушка явно ждала её.

– Мы же забыли про духи, – укоризненно выговаривала она то ли девушке, то ли себе. Оглядывала Люську со всех сторон и была довольна.

– Возьми вот эту коробочку, такими духами всегда пользовалась моя дочь. Это любимый аромат Игоря.

ГЛАВА 4.

Все шло прахом. Людмила сидела одна за богато обставленным столиком. Через два столика сидел Игорь с очень красивой худенькой девушкой. Они не замечали её. Конечно, Люська как бы нечаянно столкнулась с Игорем в дверях, когда он входил, но самое большее, что было с его стороны – он молча кивнул ей и прошел мимо, как мимо пустого места. Бежать ему вдогонку не имело смысла. Значит, все напрасно.

Она выпила глоток коньяка и закрыла глаза. Какая досада – вырваться из унылого болота серости только на один день и так бездарно его закончить. А люди живут в роскоши годами. Всегда. А она, что ждет её завтра? Виновато выслушивать Стефаниду Петровну, возвращать платье, духи…Слезы скопились в глазах, она выпила ещё, потом ещё. Потом посмотрела на закуски и вспомнила, что с этой суетой ничего не ела с самого обеда.

– Ладно, – решила она, – завтра будь что будет, а сегодня у меня праздник.

Она ела с таким аппетитом, что сидящие рядом трое молодых людей стали оглядываться на неё и улыбаться. Она улыбнулась им в ответ и допила коньяк. Один парень встал и подошел к ней.

– Разрешите пригласить Вас на танец?

– Вы что, считаете, что мне пора оторваться от еды? – улыбнулась она, вставая. Он взял её под локоть и повел к центру зала.

– Кажется, Ваш мужчина не пришел, и Вы поглощаете ужин с таким рвением, как будто едите его.

Она засмеялась.

– Угадал? Меня зовут Керим.

– Людмила.

– Милая, значит. Так я прав насчет мужчины?

– Знаешь, я всегда боялась оказаться одна в ресторане. А он знал это – и не пришел. Поэтому я такая злая. А злая я о-го-го!

– Барана съешь?

– И барана тоже.

Они плавно перешли на «ты». Танец закончился, солистка сменилась, зазвучала следующая мелодия.

– Как она плохо поет, – передернула плечом Людмила. – Это надо петь по-другому.

Керим проводил её к столику и куда-то ушел. Людмила посмотрела на Игоря – он не сводил глаз со своей спутницы, что-то ей рассказывал. А в её глазах была какая-то тоска.

«Интересно, о чем это ей грустить», – со злостью подумала Люська. Но вдруг она услышала голос конферансье.

– А сейчас попросим спеть нашу замечательную гостью! Господа, внимание! Людмила!

Люська вжалась в бедный ресторанный стульчик, но к ней смело подходил ведущий, а за ним шагал улыбающийся Керим. Люди за столиками смотрели на неё, улыбались и хлопали.

– Парень, ты рискуешь, – сказала она Кериму.

– Если я выигрываю, завтра ужин здесь же, за мой счет.

– Запомню.

Она уже не стеснялась – хороший коньяк согревал её руки и ноги, румянил щеки и придавал храбрости. Она взяла микрофон.

–Я ехала домой, душа была полна

Неясным для самой, каким-то новым счастьем.

Казалось мне, что все с таким участьем,

С такою ласкою глядели на меня… – затянула Людмила, не дожидаясь аккомпанемента.

Красивый грудной голос разлился по залу. Красивую мелодию подхватила скрипка, затем рояль, – и все посторонние звуки в зале стихли. Девушка пела так, как поют последний раз в жизни, вкладывая в слова всю душу. Слезы стекали по щекам, но глаза не щипало – тушь была хорошей, значит, волноваться не стоило.

Люди вставали со столиков и обступали её. Песня кончилась. Аплодисменты, цветы, ещё музыка, песня на бис, другие песни. Фурор. Успех вскружил ей голову. Дело дошло до цыганских плясовых. Она не только забыла, зачем пришла в ресторан, она даже не заметила в окружающей толпе Игоря. И Марью.

ГЛАВА 5.

Утром Людмилу мучила совесть. Она боялась идти к Стефаниде, боялась, что та заставит её вернуть деньги, будет ругаться, что ничего у Людмилы не получилось.

Выходя из поликлиники с набором лекарств для своих подопечных старушек, она старалась ни на кого не смотреть и наткнулась на мужчину. Не поднимая головы, Людмила попыталась его обойти, но услышала знакомый голос:

– Кажется, от вчерашней Золушки после бала остался только восхитительный аромат.

Это был Игорь. Он специально встал на пути. Людмила покраснела. Краситься на работу она, конечно, не стала, но духи.… Ну, не устояла. Игорь снисходительно улыбнулся:

– Сколько сюрпризов таит в себе наша Золушка! Ты не старичка какого-нибудь своего обворожила богатенького? Ужинать одной в ресторане, да в таком наряде. Откуда средства? Как в кино, клофелин?

– Пусти, – Людмила рассердилась и на его слова, и на то, что он прав. Хотела уйти, но он стеной стоял на дороге.

– Игорь, ты где? – раздался голос, и появилась его вчерашняя спутница. – Ой, здравствуйте! Вы так замечательно пели вчера. Вы знакомы с Игорем? Игорь, быстро познакомь меня с девушкой! Марья, – и она протянула руку.

– Люда, – растерялась девушка.

– Людмила, можно пригласить тебя в гости? Я в этом городе никого-никого не знаю, а мне так хочется пообщаться. Пожалуйста, приходи!

– Ну, я не знаю, – растерялась Люда. – Я до пяти работаю.

– Значит, в половине шестого у нас! Сейчас я объясню, как до нас доехать.

– Да она знает, – достаточно грубо перебил её Игорь. Марья не обратила внимания, продолжала весело щебетать с Людмилой.

– Только не вздумай ужинать! – предупредила она, – И ничего с собой не бери!

– Да-да, клофелин не бери. А так, действительно, приходи, не скромничай, – уже более радушно пригласил Игорь.

Людмила пошла дальше. С каждым шагом походка становилась быстрее и увереннее. Она знает, что делать. Она хочет быть богатой.

ГЛАВА 6.

У подъезда её ждал Керим. Темно-зеленый, почти черный «Lexus», он за рулем с красивым букетом желтых роз. Все сидел и смотрел по окнам и по сторонам. Людмила не сразу поняла, что это к ней, а когда поняла, встала, как вкопанная, не зная, бежать ли назад или вперед. Керим что-то почувствовал, вышел из машины:

– Девушка, Вы не подскажете…

Людмила незаметно попыталась опустить вязаную шапочку на глаза. Но он схватил девушку за плечо, шапка упала. Красиво покрашенные и постриженные волосы рассыпались по плечам.

– Ах ты, красный партизан! – обрадовано воскликнул Керим, – так замаскироваться! Ты не забыла – с меня сегодня ужин.

– Керим, Керимчик, я не могу. Сегодня – ну никак. Извини, я тебе позвоню, – и Людмила попыталась вырваться.

– Э-э, нет, так не пойдет, девушка-загадка. Разве я давал тебе свой номер телефона? Не хочешь в ресторан, пойдем в другое место. Хочешь, сделаем сначала все твои дела.

– Нет. Мне надо идти. Пока.

– Ты помирилась со своим мужчиной?

– Каким ещё мужчиной? – быстро спросила она и поняла, что зря.

– Так ты вчера никого не ждала?

Но Людмила уже бежала к подъезду, на ходу доставая ключ от домофона. Керим за ней, но железная дверь захлопнулась прямо перед его носом.

«Слава Богу, что придумали домофоны», – подумала девушка. Керим сейчас был ей ни к чему.

Если бы она знала характер восточных мужчин. Но она и русских-то плохо знала.

ГЛАВА 7.

Отношения Марьи и Стефаниды Петровны складывались непросто. Девушка не могла понять, в чем была её ошибка, почему из любящей, ласковой бабушки Стефанида вдруг превратилась в совершенно другого человека. Пыталась Марья наладить отношения, но никак не получалось. Огорчилась очень, когда Игорь сообщил, что бабушка переезжает к ним. На несколько дней, на время ремонта. Ложь, сразу поняла Марья. Никакой разрухи, чтобы так внезапно, зимой браться ремонтировать дом, не было. Подумаешь, говорил Игорь, может, ей просто скучно одной. Или ревнует. Да и черт с ней, поживет с недельку, да уедет.

Но у Марьи было ощущение, что старуха чего-то добивается именно от неё. То начнет выпытывать что-то о родителях, о семье, то обижается, что Марья специально обманывает её. То копается в книжных шкафах, то залезет в гардероб, пока Марьи нет дома. Всюду стал чувствоваться отвратительный запах её духов. Однажды Стефанида так проворно выскочила из Марьиной спальни, что девушка опешила от её подвижности – при них старуха едва двигается по дому, громко шаркая ногами. А в основном сидит неподвижно в кресле, положив под отекшие ноги подушки.

– Я старая немощная женщина. Что мне остается? Только умереть. Не придется уже, наверное, увидеть ваших ребятишек. А как хочется! У вас в роду, Машенька, были близнецы?

– Марья, меня зовут Марья, – откровенно злилась девушка, – и про свой род я ничего не знаю.

– А жива ли твоя бабушка? А папа твой кто?

– Я ничего не знаю, я детдомовская.

– Ты специально так говоришь, чтобы обидеть меня. Почему ты скрываешь свою родню?

Марья переставала отвечать на вопросы, но Стефанида вновь и вновь их задавала. В конце концов, даже Игорь ей сказал:

– Теперь уже и мне кажется, что ты что-то скрываешь.

Марья разозлилась, встала и резко ушла в комнату. Игорь побежал за ней:

– Я просто хочу узнать, есть ли у тебя хоть кто-то…

– Кто может меня защитить? – резко оборвала она. – Есть, – хотела добавить «я сама», но не успела.

– Вот видишь, – раздался громкий старческий голос. Игорь и Марья резко оглянулись. Скрестив на груди руки, в дверях стояла Стефанида.

Игорь не понимал, почему Марья злится. Да и сама она не понимала, почему вроде безобидные старухины слова о родне причиняют ей такую боль.

Сидеть дома со Стефанидой было тошно. Марья уходила, часами бродила по городу, но, когда возвращалась, было ещё хуже. Казалось, что старуха залезала не только в их постель, но даже в грязное белье.

Чего она искала?

Была бы Марья богачкой, а то, в чем приехала, то и было. Ну, сумочка, мамина, старинная, такая ветхая, что лежит просто как сувенир. Единственная ценная вещь – кованая золотая цепочка с кулончиком в виде вишенки. Вот делали золото раньше! За такую цепочку дернешь – голова с плеч слетит. Но мало кто видел эту цепочку – Марья никогда её не снимала и прятала её под одежду. От глаз людских, от зависти.

А тут возьми и оставь её в душе. Кинулась следом, а бабка уже там. Держит её, рассматривает, – и очки не надела. Зачем, говорит, красоту такую от людей прячешь? Или хранишь там что?

– Что там можно хранить? Вишня литая, – разозлилась Марья и выхватила из рук Стефаниды свое сокровище. Заметила, как усмехнулась старуха.

Утром Марья пошла к ювелиру. Хотела, чтобы мастер сказал ей, можно ли открыть кулон. Тот долго рассматривал, крутил.

– Стоит ли ломать такую красивую вещь? Сделано до войны ещё, механизм может сломаться. Разрезать можно, но жалко. Если Вам не жалко, давайте разрежем.

Марья ушла ни с чем.

Почему-то ей показалось, что ювелир выбежал за ней.

ГЛАВА 8.

Стефанида вернулась в свой дом, но трещина в отношениях Марьи и Игоря не сглаживалась. Он уходил на работу, возвращался поздно. Марье работать не позволялось (мужчина же добытчик!), и она целыми днями сидела одна. Знакомство с Людмилой было единственной её отдушиной, она все больше привязывалась к этой веселой, непосредственной девчонке.

Людмила бывала в их доме чуть ли не каждый вечер. Но только здесь было не все так просто. Чем дольше она общалась с Марьей и Игорем, тем больше запутывалась в паутине лжи. Ежедневные отчеты у Стефаниды Петровны унижали, раздражали и пугали её. Старуха все настойчивее требовала любовных отношений Людмилы и Игоря, а Людмила любой ценой старалась их отложить. Ей все больше нравилась Марья, и все настырнее казался её муж. Девушка и не заметила, как быстро сдружилась с молодой Завадской и боялась её потерять. Игорь, провожая подругу жены, уже несколько раз напрашивался на чашечку кофе, но его объятья в подъезде казались девушке мерзкими. «И чего я находила в нем несколько лет?» – удивлялась она самой себе.

В этот раз, едва дошли до подъезда, Людмила холодно распрощалась с Игорем, не обращая внимания на его уговоры, и поспешила к двери. Вдруг властный старческий голос заставил её оглянуться.

– И долго ты собираешься водить меня за нос?

Они молча поднялись к Людмиле. Девушка волновалась и не знала, что сказать. Стефанида Петровна с презрением оглядывала убогую обстановку квартиры – пожелтевшие и местами отстающие от стен обои, изодранные кошкой кресла.

– Ты всю жизнь собираешься жить в этом дерьме? Прав был мой Игорек – такая нам в семье не нужна. А теперь слушай меня внимательно. Или ты возвращаешь мне мои деньги, или…

Людмила побледнела. Она за год не зарабатывала столько денег, сколько с легкостью тратила в последнее время.

– Мне нечем Вам отдавать.

– Твои проблемы.

– Может, я могу их как-то отработать…

– Можешь. Вот тебе бутылка вина, вот конфеты. Смотри, сама не съешь – слишком дорого стоят для такой, как ты. Их угостишь, а сама скажешь, что на неделю уезжаешь к тетке.

– И это все? – не поверила Люська.

– Почти. Неделю ты у них не появляешься, а потом звонишь Машке и говоришь, что делала от Игоря аборт.

– Я не смогу…

– Не сможешь – ищи деньги.

Стефанида развернулась и царственной походкой вышла из квартиры, оставив дверь открытой. Людмила задумалась. Рассказать все Марье? Если рассказывать, то все, и про ресторан, и откуда деньги. Ведь Люська согласилась разрушить их семью. Марья не простит. А вдруг она её выгонит? Где взять деньги? У Керима? Под какое обеспечение?

На следующий вечер, сама не своя, она пришла к Завадским.

– Рассказывай, что случилось, – сразу потребовала Марья.

– Я уезжаю к тетке, на неделю.

– Ты вчера ещё никуда не собиралась. Она что, заболела? Может, тебе денег дать?

Люська, не выдержав напряжения, едва сдерживала слезы.

– Да, она умирает.

Марья обняла подругу и стала успокаивать. Людмила, освободившись от её рук, достала вино и конфеты.

– Вот. Хотела отметить свой отъезд.

– Мы лучше отметим твой приезд, сказала Марья и убрала гостинцы в буфет.

Вечер прошел грустно. Людмила мысленно прощалась с подругой, уютным домом, старинной фарфоровой посудой, которую Марья обожала и всегда ставила на стол.

– Пожалуйста, обещай мне выполнить одну просьбу, – сказала на прощание Людмила.

– Ты говоришь так, как будто мы расстаемся навсегда, перестань, ты пугаешь меня.

– Марья, это очень важно. Пройдет месяц, или два, или три, но ты обязательно должна будешь меня выслушать, один раз, беспристрастно, обещай мне.

– Ты думаешь, это так сложно?

– Думаю, да. Ты мне обещаешь?

– Конечно, я люблю тебя слушать.

– Нет, не так. Поклянись, что один раз ты меня выслушаешь серьезно.

– Хорошо.

И Людмила, крепко обняв Марью и едва кивнув Игорю, быстро ушла одна.

ГЛАВА 9.

– И где же сегодня твой провожатый? – вынырнул из темноты Керим.

– Его больше нет,– грустно сказала Людмила. Керим обнял девушку за плечи и повел к машине.

– Ты мне должна. Помнишь, я предлагал тебе ужин в «Метели», а ты согласилась?

– Я не одета.

– Плевать.

– Нет, не поеду. В старых джинсах?

– Тогда заедем к тебе, переоденешься.

– Нет, ни за что.

– Ты боишься, что я…

Она резко прервала его:

– Мне нечего надеть.

Керим молча завел машину и повез девушку в бутик. Людмила выбрала не слишком дорогое бежевое платье и золотые туфельки. Керим остался у кассы, расплачиваясь, и купил на свой вкус золотистую сумочку и блестящую шаль.

– Ты меня покупаешь, – тихо вздохнула она. Ну и ладно! Так ей и надо, дряни. Если предала единственную подругу, дальше хорошего ждать нечего. Керим так Керим.

Они приехали в ресторан. Людмила была не в духе.

Керим провел её к столику, где уже сидели его друзья.

– А-а, птичка-певичка! Давно тебя не было видно.

– Разве я раньше ходила по ресторанам каждый день? – резко ответила Людмила.

– Ты права. Один раз мелькнула, как метеор, и исчезла.

– Горшки за старухами убирать, – гоготнул кто-то за столом. Людмила резко встала, но парень крепко дернул её за руку, и она села, вскрикнув от боли.

– Не дергайся. Пока ты нам все не расскажешь, посидишь. А будешь хорошо себя вести, отпустим тебя с Керимом.

– С одним Керимом, – хихикнул чернобородый.

– Я позову полицию, – грозно сказала Люська.

Парни рассмеялись:

– Ещё заявление в профсоюз напиши.

– А мы заодно спросим полицию, откуда у девушки, скромно работающей медсестрой по уходу за престарелыми, деньги для самого дорогого ресторана, шмотки.

– Правильно, пусть они старичков проверят, все ли живы.

– И, если все нормально, почему одна из них решила за тобой следить.

– Как следить? – опешила девушка.

– Ты, может, и нас не замечала?

Людмила разозлилась.

– Мы будем ужинать или лясы точить?

Парни захохотали.

– Мы и забыли, какая ты голодная, когда злая. Официант!

Скоро весь стол был заставлен тарелками.

– Водка, вино, виски?

– Коньяк.

Отпив крепкий ароматный напиток, она сразу почувствовала, как тепло докатилось до самых кончиков пальцев. Отхлебнула ещё. Кураж не приходил, и злости меньше не становилось. Официант налил коньяк ещё. Она выпила, не чокаясь и никого не дожидаясь, потом принялась за еду.

– Ты кушаешь так, как будто тебе больше никогда не дадут.

– А вдруг? – страха перед компанией Люська не испытывала совсем. Она спокойно и с наслаждением поглощала после мяса цветные шарики мороженого.

– Рассказывай.

– О чем?

– С какой стати за тобой следит старушка?

Людмила посмотрела на Керима, но тот сидел, потупясь, в плотном окружении своих дружков.

– Да рассказывать особо нечего. Обычное семейное дело, внук женился не на той. Меня попросила, чтобы я помогла разрушить их брак.

– А ты? – с горячностью спросил Керим.

– А у меня не получилось.

– Да, не очень интересно. И что, деньги возвращать надо?

– Обойдется.

– Ну, ты молодец. Заработать хочешь?

– Собой не торгую.

– Дура, кто на тебя кинется. Разве только Керим. Чего он в тебе нашел? Ну, ладно, его дело. Расскажи лучше про своих пациентов. Есть чем поживиться?

У Людмилы внутри все похолодело. Докатилась! Но сделала вид, что задумалась, а потом спокойно сказала:

– Если бы у них хоть что-то было, они не были бы на социальном учете. Квартиры у всех детям отписаны, а сами они детям не нужны. А у кого детей нет, те квартиры и не приватизируют – считают, что деньги на ветер. Уговаривать бесполезно. Да и боятся на старости без квартиры остаться – что сейчас творится, сами знаете.

Главарь задумался.

– В общем, ты права. Знаешь, ты хорошая девчонка, смелая. Не сердись на нас. А помощь нужна будет, обращайся.

Домой её отвозил Керим. Настроение было мерзостное.

– Поднимешься? – без всяких эмоций спросила она.

– Ты действительно хочешь быть со мной или расплачиваешься за платье?

– А пошел ты…

И он пошел за ней.

– Ты не боишься моей бедности? – без особого интереса спросила она, когда Керим разглядывал обстановку.

– Знаешь, а ты ведешь себя так, как будто в роскоши купаешься.

– Книжки умные читаю. Как себя ведешь, то у тебя в жизни и будет. А я не хочу всю жизнь гнить в болоте.

Он обнял её.

– А что в твоих умных книжках сказано про любовь?

– А что это такое? – повернула она к нему лицо. И он ответил ей долгим страстным поцелуем.

ГЛАВА 10.

Прошла неделя. К Марье с Игорем на ужин нагрянула Стефанида Петровна.

– Соскучилась я очень, посидеть с вами хочу, винца выпить. Зашла в магазин, а он на учет закрылся. У вас винца-то нету?

– Нет, к сожалению, – быстро ответила Марья.

– Там же стоит бутылка, – Игорь открыл шкаф и достал черную красивую бутылку.

– Это Людмилина бутылка, мы оставим её до Людмилы. Сходи в другой магазин.

– Ты что, дочка, пожалела бутылку вина для старушки? Я все вложила в Игорька, усадьбу какую вам подарила. А вы.… Спасибо. Пошла я домой.

Игорь сердито глянул на Марью.

– Бабуль, ну ладно тебе обижаться. Марья, я тебе завтра две таких же куплю. Что ты, в самом деле?

Стефанида оживилась.

– Ну, вот и хорошо, вот и славненько.

Марье ничего не оставалось делать, как молча достать штопор.

– А ты, внучек, лучше водочки выпей.

Но Игорь уже разлил вино по бокалам. Они чокнулись и выпили. Только Стефанида с первого же глотка закашлялась, покраснела.

– Вот что значит, хозяйка вина пожалела. Пойду, прокашляюсь, Игорек, помоги мне.

– А вкусное вино, – Игорь сделал ещё глоток и вышел из-за стола вместе со Стефанидой.

Марья налила себе ещё и молча выпила одна. «За Людмилу, где она сейчас?» – с грустью подумала про подругу. Вдруг сильно закружилась голова, и Марья плавно скатилась со стула. Последнее, что она запомнила – торжествующий взгляд Стефаниды, стоящей в дверях гостиной.

ГЛАВА 11.

Марья проснулась утром на своей постели. Перед кроватью на тумбочке стоял горячий чай со сливками. Игорь блаженно спал, раскинув руки. В дверях стояла Стефанида Петровна.

– Выпей чай, – властно сказала она.

Марья хотела отказаться, но язык не слушался, а голова гудела, словно на ней отбивали чечетку.

– Ты считаешь, что это я тебя отравила? – усмехнулась Стефанида, – Если бы я, ты бы не проснулась. Это Людмила твоя, змея, зря ты её пригрела. Она с Игорем ещё со школы спит, а теперь и вовсе беременна. Уезжай, не мешай им жить. Денег я тебе дам.

– Я никуда не поеду. Игорь мой муж. Мало ли что у него было, теперь он со мной.

– Так у тебя ни гордости нет, ни ума. Игорь все равно с тобой не останется.

– Останется! – закричала Марья.

– Нет. Я ему не позволю. – И Стефанида Петровна ушла, громко захлопнув за собой дверь.

– Ты все лжешь! – уже в пустоту крикнула Марья и, взяв телефон, стала набирать номер Люськи. Долгие гудки немного успокоили девушку, но вдруг раздалось знакомое «Аллё!»

– Ты приехала? – удивленно спросила Марья.

Людмила секунду колебалась, но собрала волю в кулак и выпалила:

– Я никуда не уезжала, я делала аборт от Игоря.

Марья удивленно ахнула и всхлипнула:

– И поэтому ты хотела меня отравить?

– Что? – закричала Люська, но в трубке уже раздавались гудки. Она снова и снова набирала Марьин номер, но бесполезно – все время было занято. Денег на такси не было, ехать на автобусе с пересадками не было времени. Девушка позвонила Кериму, и тот (живет, что ли в машине?) вскоре уже сигналил у подъезда. Она выскочила из дома, и быстроходный «Lexus», ловко обгоняя препятствия, доставил их к особняку. Позвонили, никто не открыл. Люська подбежала к черному ходу – заперто. На окнах – решетки. Быстро оценив ситуацию, она не очень умело вскарабкалась на крышу по старому раскидистому дубу и чудом уместилась в дымоходной трубе. С грохотом и криками она наконец очутилась в маленькой комнатке, которую и кухней-то назвать было нельзя. Наспех отряхнувшись, ринулась в спальную. Игорь спал богатырским сном, разбудить его не смог бы даже подвешенный над ним колокол. Марья лежала, не двигаясь, её лицо покрывала густая испарина.

– Марья, Марья, – расплакалась Людмила, пытаясь растормошить подругу, – очнись!

Марья медленно открыла глаза.

– Иуда… За что ты меня? – и снова откинула голову.

Неожиданно проснулся Игорь. Мгновенным прыжком оказался возле непрошенной гостьи, схватил её за шиворот и поволок к двери, где во всю силу барабанил Керим.

– Ах ты дрянь! Чего пришла, думала, мы тебе уже не помешаем наш дом обчистить? А мы, извини, ещё живы! Только посмей приблизиться к нам, слышишь? Чтобы мы тебя никогда больше не видели, никогда! Поняла?

Людмила, словно не понимая, что с ней делают, только плакала и повторяла: «Прости меня, Марья, прости меня…» Керим взял её за плечи и проводил к машине. Игорь со злостью захлопнул дверь, матерясь и посылая им вслед угрозы, потом вернулся к Марье. Жена уже пришла в себя, просто не хотела открывать глаз. Удивительное дело, вовсе не ревность больше всего огорчала её. Людмила молода, красива, тем более, что Игорь с ней давно. Но она-то, Марья, прикипела к ней всей душой, поверила в её искреннюю дружбу. А пела-то она тогда для Игоря, – только сейчас поняла она.

Игорь вышел.

Марья машинально нащупала на шее цепочку и стала наматывать на палец. Она всегда это делала. Ровная круглая вишенка была как успокоение для рук. Девушка с нежностью посмотрела на неё и вдруг заметила ровную трещину. Этого быть не могло! Она скинула цепочку с шеи, поднесла кулончик к глазам. Нет, это не трещина. Это словно не до конца завернутая крышка. Но открыть его не получалось.

– Игорь! – позвала она.

Супруг быстро вбежал в комнату.

– Открой мне кулон! – подала ему цепочку. Игорь удивленно стал рассматривать его.

– Людмила сделала аборт. Ты знаешь, от кого?

– От кого? – голос звучал абсолютно равнодушно.

– От тебя.

– Ты что, от вина рассудок потеряла? – и швырнул цепочку Марье.

– А я и не ждала, что ты сознаешься. Мне бабка твоя сказала.

– Я знаю, что ты её не любишь. Но лишнего зачем наговаривать на человека?

– Как ты думаешь, кто открывал кулон, когда я была в отключке?

– Когда я проснулся, над тобой сидела Люська.

ГЛАВА 12.

Ничего не проходит просто так.

Все вернулось. Эта проклятая жизненная спираль все возвращает по своим местам. Вроде раскидала судьба по разным сторонам, развела навсегда – ан нет.

Сколько лет прошло, как в послевоенные годы вернулась Стефанида в свой поселок. Пошла в усадьбу Каминских – там в те годы комендатура была. А кто ей что скажет? Коммунистка, вся грудь в орденах, отец геройски погиб, – сплошное уважение и почет.

А она ходила по усадьбе и вспоминала, как подглядывала в богатые окна и мечтала, что вырастет, и молодой хозяин влюбится в неё. Замуж возьмет. Жить будут вместе до самой смерти. Детишек нарожает, сколько Бог даст. Умные были бы они – в папу, а сильные – в неё, в маму…Слезы по щекам не текли – но сердце жгло от воспоминаний, когда бродила по всем комнатам комендатуры. Потом вышла в сад, где раньше на высоком дубе пряталась она от хозяев, присматривая за Владимиром. Но молодой барин никогда не замечал её. А она росла, крепла, все парни деревни пытались приударить за ней. Девка видная, ядрёная. Мать, правда, умом тронулась, зато отец – военный, на большой должности.

Но Владимир словно не видел её.

И потом, перед самой войной, ведь был шанс у него. Не зная, по чьему доносу, посадили его в местный каземат. Вот тогда Стешка в первый раз обрадовалась, что отец военный, хитростью выведала у него про Владимира, ключи выкрала – и к нему.

Думала, в ноги ей кинется, корить себя начнет, что не разглядел её раньше, и убегут они вдвоем, далеко-далеко… А он… Увидел её – и ничего. «Зачем пришла?» – говорит.

– Тебя, дурачка, спасти…

– А зачем тебе?

– Ты разве не видишь, я же люблю тебя. Убежим сейчас, я тебя спрячу. Ну, скажи, будешь со мной?

Он молчал. Она подошла, обняла его – он отвел руки.

– Не бойся, мне уже двенадцать, я смогу, все сделаю, только поклянись мне, что будешь со мной. Ты почему молчишь, ты боишься?

Он усмехнулся.

– Да нет, – говорит, – не боюсь. Не могу я быть с тобой, не люблю я тебя.

– Полюбишь!

– Иди домой.

– Да ты с ума рехнулся! Тебя же расстреляют! Там знаешь, какое письмо на тебя в комиссариате!

– Уж не ты ли написала?

Стешка аж захлебнулась от ярости:

– Да что ж ты такое говоришь? Я пришла тебя выручить, убежать с тобой, а ты меня обвиняешь?

– По мне уж пусть стреляют, чем всю жизнь прятаться. С тобой.

Она кинулась на него с кулаками.

– Ах, ты! Ты из-за своей Машки-чувашки здесь ломаешься? Да её все чучмеки…

Он залепил её пощечину:

– Её зовут Марьям. Пошла вон. Машкой зови свою свинью. Да ты пальца её не стоишь.

И тут ворвался отец. Пьяный, перепуганный из-за пропажи ключей, сгоряча дав дочери затрещину, всю злость решил выместить на Владимире.

– Ты лезешь к моей дочери со своим барским рылом? Кончилась ваша власть, ещё в семнадцатом году! Стешка, признавайся, зараза, было что или нет?

И тогда она, униженная и опозоренная, совершила первый в своей жизни подлый поступок.

– Я не виновата, папа, он меня силой взял, – и выбежала из темного каземата.

Потом остановилась отдышаться и увидела, как отец выводит его к карьеру, держа наготове винтовку.

ГЛАВА 13.

Наутро Людмила, как всегда, пришла в поликлинику. Приветливо улыбаясь, здороваясь с сотрудниками, она вдруг почувствовала какое-то напряжение. Что-то было не так, но что именно – пока непонятно.

– Сильно тебя эта бабка достала? – участливо спросила Лидочка, вездесущая и любопытная.

– Какая бабка? – не поняла Людмила.

– Ну, что ты нас всех за дураков держишь? Все равно все уже все узнали.

– О чем узнали? – закричала она.

Подошла старшая медсестра и снисходительно похлопала Людмилу по плечу.

– Ну, что ты, что ты, бывает… Ты молодая, красивая, ну, конечно же, деньги нужны, хотя, воровать, знаешь ли… Тем более у своих пациентов.

– Я ворую? – в гневе закричала девушка и, рванув дверь главврача, ворвалась в кабинет.

– Иван Семенович, что происходит?

Он не удивился.

– А, сама пришла. Я вчера за тобой посылал, но тебя не нашли. Понятное дело, испугалась, спряталась.

– Вчера у меня был выходной.

– Ну и что? О работе ты должна думать всегда. Или ты теперь только о деньгах думаешь?

– О каких опять деньгах?

– Опять? Так это у тебя не первый случай? Ай-ай-ай. Сама напишешь заявление на увольнение или тебе статью поискать?

– Так, Иван Семенович, объясните мне все, что здесь происходит.

– Объяснить? Ладно, имеешь право. Стефанида Петровна вчера приходила, жаловалась, что ты её обобрала. Так плакала, так плакала, бедная больная женщина, дай Бог ей доброго здоровья. Заявление написала, в котором черным по белому прописано, как ты воровала у неё деньги.

– Это неправда, Иван Семенович.

– Да? А ты на себя в зеркало посмотри. Какая прическа, и маникюр – вопреки нашим требованиям, между прочим! А духи, в конце концов? Весь медперсонал с ума сходит от запаха, когда ты мимо проходишь. Мне неоднократно говорили, что ты изменилась. В ресторане тебя видели, причем одну. Можешь объяснить, на какие доходы?

Людмила покраснела. Каждое утро она боролась с собой, держа в руках флакон старухиных духов, но… Соблазн был так велик!

Она не знала, что сказать начальнику, но он воспринял её румянец как подтверждение сказанному.

– Стефанида Петровна сама мне их дала…– попыталась объяснить она, но Иван Семенович грубо её перебил:

– Сегодня дала, а завтра побежала с заявлением? Нет уж, придумай отговорку поумнее. И все – ты уволена. Деньги ей вернешь, но это уже без меня.

– Сколько? – с ужасом прошептала Люська.

– Тысяч пять долларов, что ли, не помню.

Людмила громко ахнула, но он рассвирепел ещё больше.

– Да что ты прикидываешься? Брать – не отдавать. Ну, ладно, сама разберешься. И ещё. Что ни говори, работали мы с тобой дружно, столько лет, и в память об этом я тебя предупреждаю: в медицину больше не иди. Характеристику твою я должен представить главврачу города, а там сама понимаешь. В общем, я никому ничего говорить не буду, но, если меня не послушаешься, пеняй на себя. Ты молодая, вон иди на базар, торгуй.

– Сколько же она Вам заплатила? – в сердцах сказала Людмила и вышла из кабинета.

– Прощай, Люся, – грустно донеслось ей вслед.

Она шла по поликлинике, и дорога казалась ей нескончаемой. Все смотрели ей вслед, хихикали, перешептывались. Слезы застилали ей глаза, но, когда она услышала противный свистящий шепот: «Поменьше надо было по ресторанам шляться!», вдруг успокоилась. Плечи сами собой расправились, голова поднялась гордо.

«Почему я бегу отсюда, как воровка? Все, хватит, я им больше не Люся».

ГЛАВА 14.

Время шло, деньги кончались, а за расчетом Людмила идти никак не хотела. Она должна появиться в поликлинике царицей, а не униженной, оплеванной воровкой. И пусть увидят все – от гардеробщицы до продажного Семеныча, – что она их победила, а не они её сломали. Надо было срочно найти работу, приодеться, но все не получалось. Куда идти с медицинским дипломом, если не в медицину? Она не столько боялась угроз Семеныча, сколько была уверена, что Стефанида её в покое не оставит.

Людмила попробовала пойти в торговлю. Но за три дня ей заплатили столько, сколько она потратила на автобус и дешевый обед. Испытательный срок, понимаешь ли, усмехался хозяин.

Её охватила депрессия. Каждый день она звонила Марье, но та сразу бросала трубку.

Неожиданно позвонил Керим. Людмила никогда его не вспоминала и не знала даже, как вести себя с ним.

– Знаешь, сегодня в нашем ресторане весь вечер играет группа «Рио». Давай, сходим?

–У меня нет денег,– четко ответила она.

– Я угощаю.

Девушка стала лихорадочно собираться. Какая уж тут парикмахерская, если нет денег даже на шампунь! Она грустно посмотрела на пустой флакон. А, ладно! – и, замочив кусок черного хлеба в горячей воде, намазала им волосы и лицо. Потом быстро – контрастный душ, музыка на всю квартиру, остатки хорошей туши, любимые духи. Платье, (как хорошо, что у неё осталось платье!), туфельки и – машина у подъезда. Блистательный Керим. И она, шальная, – где наша не пропадала!

Он все удивлялся.

– Ты каждый раз разная, – говорил.

– А ты женись на мне, – смеялась она, – всю жизнь скучать не будешь!

«Рио» не приехали. А так как музыкантам дали выходной, включили диски.

Люська осмелела. Подошла к администратору и заявила:

– Я хочу у вас петь.

– Пейте, – не растерялся он.

– Пить я не буду. Буду петь на сцене и за деньги.

– А играть кто Вам будет?

– Сегодня я сама, на рояле. А потом – как хотите.

– Ну что же, я Вас помню, – уже совсем другим тоном, по-деловому, сказал администратор. – Пойдемте, я Вас объявлю. Сколько Вы хотите за вечер?

Люська закрыла глаза и назвала сумму, которая казалась ей огромной: сто долларов. Администратор усмехнулся и достал из кармана купюру.

Так началась сольная карьера Люськи.

ГЛАВА 15.

Марья тоже не любила плакать.

Как умерла мама, она не помнила. Детдом, шум, толпа детей – все ассоциировалось с её горем. В здании не было штор и люстр: голые яркие лампы высвечивали каждый закуток, не давая девочке спрятаться. Она полюбила ночь. Только там, в тишине и темноте, девочка вспоминала маму и мечтала, что та найдет её, заберет из этого ада, они уедут далеко-далеко… Потом ей вспоминался кошмар: громкие крики, люди, роющиеся в вещах и выбрасывающие в кучу её куклу. Потом, как отдельный эпизод – двое женщин крепко держат Марью, а третья какой-то скрипящей страшной машинкой отстригает волосы. Девочка плачет, вырывается, машинка выскальзывает из рук и ранит Марье голову. И, как в фильме с замедленными кадрами, навсегда запомнились девочке длинные черные волосы, падающие на пол, и струйки крови, как слезы, окропляющие их. После этих картинок она не могла спать. Потом воспитатели стали замечать у девочки болезненную черноту под глазами. Врачи пичкали таблетками, но девочка держала их за щекой, а потом потихонечку выплевывала. С ней никто не дружил, мальчишки смеялись и дразнили, девочки просто не понимали её. Марья очень сильно злилась, когда коверкали её имя.

– Меня зовут Марья! Не смейте называть меня Машкой! – кричала она и плакала.

Единственное, в чем она находила утешение – были книги.

Потом постепенно девочка привязалась к нянечке, которую звали Анна Павловна. Эту странную женщину дети не любили за холодность и строгость, взрослые тоже не любили. За породистость, говорили они. Сухощавая высокая дама выделяла Марью из толпы, но побеседовать вдвоем им доводилось очень редко. Везде любопытные уши, – говорила она девочке и словно всего боялась. Про нее ходили страшные легенды – про её огромное богатство, расстрелянных детей и сгоревших заживо престарелых родителей. Безупречное образование, интеллигентность и педантичность не помогли Анне Павловне найти подходящую работу в строгое советское время. Даже нянечкой туда, куда никто не идет работать, взяли как бы с одолжением. С Вашим, сказали, негативным грузом прошлого…

Общение с Анной Павловной подвигло Марью к изучению французского и английского языков. Девочка воспряла духом. Ей нравилось, что она умеет делать что-то, чего не дано этой орущей, свистящей, одинаково бритой толпе сверстников – девчонок и мальчишек. Она разговаривала с Анной Павловной по-французски, и словно с мамой оказывалась один на один. Рассказывала все: и как спала, и какие круглые и большие были у мамы глаза. Однажды даже показала ей свою святыню – тонкую цепочку с золотой вишенкой. Никто в детском доме не видел её талисман – она трепетно заворачивала его в грязный носовой платок, а при проверках и досмотрах личных вещей прятала свое сокровище в рот. Это было единственное, что осталось от её счастливой прошлой жизни. Боялась, что, если кто-нибудь увидит, отберут.

А вот Анне Павловне показала. Они стояли на холодном Байкальском берегу, ветер развевал роскошные девчоночьи кудряшки. Анна Павловна прижимала ребенка к себе, вытирала слезы.

А потом привела девочку к себе домой и сказала: «Теперь ты моя дочка. Но это только по документам. Двух мам не бывает».

Большего счастья в ту пору для девочки и быть не могло.

ГЛАВА 16.

Потом девочка выросла.

– Ты должна уехать, – все время твердила ей Анна Павловна. Но Марья ни за что на свете не хотела бросать свою вторую маму. Суровый сибирский климат, казалось, закалил здоровье девушки, но сильно подтачивал и без того болезненную Анну Павловну.

Они много говорили о том, что девочка должна вернуться на родину, обрести свою семью, но где эта родина, никто не знал. Те скудные сведения, что им удалось раздобыть, указывали только на середину Поволжья.

– Ничего, – уговаривала Анна Павловна Марью, – все когда-то встанет на свои места. Ты только не держись за наши с твоей матерью могилы. Уезжай.

– Но я здесь родилась. И мама моя здесь родилась, – упрямилась девушка.

– Запомни, дочка. Здесь не живут. Сюда ссылают. Будет случай – уезжай.

И случай подвернулся. В лице высокого волжского красавца, который сопровождал английскую делегацию, что приезжала в Ангарск на конференцию по вопросам поставок ценной древесины. Встречать делегацию российским хлебом-солью угораздило Марью.

Любила ли она его? Трудно сказать. Конечно, внешностью Бог парня не обидел. Было бы глупо не замечать могучих плеч, накачанного торса. Плюс чувство юмора. Плюс сильный голос и синие глаза. Да и имя соответствует – Игорь. Просто князь.

Но главное, что покорило в нем Марью, – какая-то дикая гордость, пусть грубая, но когда эти чванливые англичане были чем-то недовольны, Игорь с таким достоинством их одергивал! Вроде бы не обидно, но так напоминал им об их недочетах, что иностранцы умилялись, а Марью распирала гордость за русских.

Те несколько недель, что делегация была в Сибири, очень сдружили Игоря и Марью. Ему нравилась строгая хрупкая девушка с круглыми карими глазами, и очень интриговал её характер. Никогда и ничего Марья не рассказывала о себе. На какие только уловки Игорь не шел, чтобы хоть что-то о ней разузнать. Стыдно сказать, но даже местного детектива нанял. Деньги заплатил. А получил только то, что живет она с матерью, Анной Павловной Филипповой в доме на проспекте Кирова, с третьего её класса. Ни с кем не дружила, ни с кем не встречалась. Где они жили раньше, кто её отец, почему у неё нет подруг – ничего не узнал.

При встречах Игорь сам не замечал, как начинал рассказывать Марье о своей жизни, детстве, друзьях, родственниках, а когда спохватывался, что говорит только он, просил о чём-нибудь рассказать ей, она только улыбалась. «Я люблю слушать», – говорила она и прижималась к его плечу. И Игорь снова заливался соловьем.

Они не были близки. Конечно, она нравилась ему, он жаждал её с самой первой встречи, когда она подняла на него свои огромные круглые глаза. Но отношения складывались как-то по-другому, и, прощаясь у подъезда, он только пожимал ей руку.

Пришло время ему уезжать.

– Ты должна ехать с ним, дочка, – горько вздыхала Анна Павловна. Она уже совсем состарилась, и Марья была её единственным утешением.

– Нет, мамочка, родненькая, нет, я тебя не оставлю, да и он меня еще никуда не зовет.

– Позовет, увидишь ещё.

Она была права. В их последний вечер в ресторане Игорь взял Марью за руки и грустно сказал:

– Я не могу тебя здесь оставить одну. Ты поедешь со мной?

– В качестве кого? – серьезно спросила девушка.

– Жены… – у Игоря перехватило дыхание.

У Марьи задрожали руки, и защипало в глазах. Вот, оказывается, как все происходит – предложение, свадьба… Не как в кино, без преломления колена и без кольца…

– Так ты пойдешь за меня замуж? – почему-то шепотом спросил он.

– Я … не знаю…

– Тогда поехали, спросим у твоей мамы, – и, позвав официанта, заплатил за ужин и вызвал такси.

У Марьи подкашивались ноги. Игорь крепко обнимал её и целовал на каждом шагу.

– Ты всегда меня так будешь целовать? – с улыбкой спросила она уже в подъезде.

– Нет. Всегда будет ещё лучше. Согласна?

– Да! – какая-то радость и веселье обуяли их обоих. Перед дверью Игорь, смеясь, сказал:

– Я так боюсь знакомиться с тещей!

Но Анна Павловна встретила его очень хорошо.

Угостила чаем, и когда он по-старинному, серьезно попросил руки её дочери, она без истерик, излишней сентиментальности и слез тихо сказала:

– Видит Бог, дочка, как я хочу тебе счастья. Только я, к сожалению, знаю, насколько ты достойна счастья. И если для этого нужно выйти замуж – выходи не колеблясь. В этом краю, кроме горя, тебя ничто не держит. Я благословляю вас, если только имею на это право…

Она вышла из комнаты. Марья кинулась за ней, обняла:

– Мама, мамочка, чего ты?

– Я уже собрала твои вещи, дочка. Завтра заедешь за ними. Не знаю, увидимся ли мы, но ты знай – ты должна быть счастлива. И никогда, слышишь, никогда не опускайся ниже своего уровня.

– Какого уровня, мама? Я бедна, как церковная мышь…

– Ты все понимаешь, детка. И лучше ничего не рассказывай о себе. А я буду ждать твоих писем. Поезжай.

– Ты поедешь со мной, – твердо сказала девушка.

– Куда? Ты сначала сама устройся, ладно? А я приеду, приеду.

Марья вышла в зал к Игорю.

– Знаешь, я что-то не уловил, о каком горе шла речь.

Девушка призадумалась, а потом, вздохнув, сказала:

– Да нет, ты просто не так что-нибудь понял.

Они поехали к нему в гостиницу.

Утром они проснулись вместе. Он – ошалевший от того, что она оказалась девственницей, она – от того, как круто изменилась её жизнь.

Заехав за вещами, быстро и без слез простившись с Анной Павловной, молодая пара села в скорый поезд, который повез их в новую, неведомую жизнь.

ГЛАВА 17.

Семья Игоря приняла Марью радушно. Даже родная мать с очередным мужем прилетела из Штатов познакомиться с невесткой. Игорь взрослый парень, самостоятельный, деньгами обеспечен до самых правнуков. И Марья ему под стать – умная, серьезная, красивая. То, что небогата – неважно, любила бы Игорька да лелеяла, в руках бы держала крепко.

Справили роскошную свадьбу. Особняк подарили старинный, отреставрированный, в пригороде. Марья радовалась как ребенок. Влюбленный Игорь закружил на руках молодую жену, как пушинку внес в красивый дом, по крутой деревянной лестнице, в дорого обставленную спальню. Девушка трогала руками алые шелковые простыни и всему удивлялась – такой красоты и изысканности ей даже видеть не приходилось, не только трогать.

«Теперь я дома, дома, дома», – пело все у неё внутри. Она радовалась старому саду, тропинке, спускающейся к тихой речке, раннему пению птиц. Игорь только посмеивался над молодой супругой. Её детскость и непосредственность в их общем доме так не вязались с серьезностью и сдержанностью бизнес-леди там, в Сибири.

Лучше всех приняла Марью бабушка Игоря, Стефанида Петровна. Ещё не видя, не зная её, уже накупила подарков и сладостей. Приехала на вокзал встречать, обняла, расцеловала, расплакалась. Больше всего она боялась, что попадется её внучек какой-нибудь крикливой, распущенной бабенке. А эта нет – вся строгая, чистенькая. Одета со вкусом, а в глазах – страх. Это понравилось Стефаниде.

– Будешь моей внучкой, Машенька, моей любимой внучкой.

– Я очень рада, Стефанида Петровна, очень. У меня никогда не было бабушки…. Только меня не Машей зовут, а Марьей.

– Ну, какая разница – Маша, Марья…

– Нет, меня зовут Марья, – строго и четко произнесла девушка.

«Кажется, однажды я что-то подобное уже слышала», – где-то внутри Стефаниды больно отозвалось.

ГЛАВА 18.

Солнце мешало спать. Неожиданно яркое для конца зимы, оно слепило глаза через плотную шелковую занавеску. Марья улыбнулась и, сладко потягиваясь, привычно протянула руку, чтобы обнять мужа. Но кровать была пуста. Резко повернувшись, она увидела гладкую, не смятую с вечера подушку – и все вспомнила.

Слез уже не было. Стиснув зубы, Марья громко застонала и изо всех сил ударила рукой по пустой подушке, промахнулась, громко ударилась о спинку кровати, но боли не почувствовала.

Беда вновь нахлынула, навалилась всей мощью, заслонив собой все остальное. Марья встала, потянулась за стаканом с водой, но он был пуст. Взяв с тумбочки таблетки снотворного, Марья пошла на кухню. Её колотила дрожь. Она налила воды, поставила на край стола, стала доставать таблетку, стакан упал, разбился, холодная вода пролилась на её разгоряченные ноги. Девушка села, обхватила колени руками и, как в бреду, стала биться головой о ноги, приговаривая: «Господи, за что, Господи, за что, Господи, за что…». Она не то скулила, не то стонала. Опершись рукой об пол, вдруг почувствовала слой пыли. Брезгливо вытирая руку о край ночной сорочки, она стала озираться по сторонам. Грязная посуда, засохший хлеб, в кастрюльках на плите – плесень. Вдруг стало душно. Марья открыла форточку, сильный ветер сбил со стола пустые пачки сигарет, упаковки от таблеток, фантики от конфет. Все это некрасивым вихрем закружилось по кухне, поднимая новые клубы пыли и крошек.

«Докатилась», – подумала она. Почему-то вдруг её обуяло бешенство, и она неистово начала наводить в кухне порядок. Со злостью швыряла тарелки в раковину, они разбивались, и тогда с какой-то дикой радостью Марья швыряла осколки в мусорное ведро. Странно, она снова не почувствовала боли, когда осколок полоснул её ладонь. Кровь хлынула залпом, окрасив все вокруг сочным алым цветом.

«Все, хватит», – устало подумала Марья, глядя на непрекращающийся кровавый ручеек, – «Или умереть, или жить».

Но сидеть и ждать, пока вытечет вся кровь, ей уже не хотелось. Встала, растолкла таблетку стрептоцида, засыпала в рану. Осторожно одной рукой перебинтовала ладонь, надела резиновую перчатку. Проходя по коридору мимо зеркала, случайно глянула на свое отражение – и не узнала. Свалявшиеся грязные волосы, чернота под глазами, на виске желтизна от зажившего синяка. Распухший нос, потрескавшиеся губы. Красавица. Она налила полную ванну воды, добавила малиновой пены. Было очень мало сил.

«Может, все-таки умереть?» – расслабленно спросила сама себя. Нет, не хотелось. Вымыла волосы, с удовольствием вдыхая фруктовый аромат шампуня. Растерла тело мочалкой, без радости заметив, что сильно похудела. Достала огромное пушистое полотенце, завернулась в него и прошла в спальню, где на туалетном столике возле кровати стояло множество красивых баночек. Крем впитывался в кожу, как вода в песок. Думать не хотелось ни о чем. Громко включила музыку. Прибавила звук ещё, чтобы чересчур громкая музыка не давала сосредоточиться на грустных мыслях.

Принялась за уборку. Потом, проголодавшись, приготовила себе завтрак (или обед?), с удовольствием поела за последние несколько дней.

Солнце ещё светило в окна.

Марья закурила, села в кресло и начала детально вспоминать все, что с ней случилось за последнее время.

Первое. Бабка. Можно ли списать на старческий маразм обыски Марьиных вещей? Вряд ли. Старуха более чем в здравом уме. Чем-то ей не угодила именно она, Марья. Стал ли Игорь хуже относиться к Стефаниде, и она взревновала? Скорее, нет, чем да. Обидела ли её Марья? Господи, ну чем? Ни словом, ни намеком она этого сделать не могла. Небогата? Но они все говорили на свадьбе, что это ерунда. Нет, здесь что-то не то. Надо будет подумать ещё.

Дальше. Люська. Это очень больно. Марья очень сильно успела к ней привязаться, несмотря на то, что ничегошеньки о ней не знала. Да, авантюристок сейчас много. И если Игорь такой двуличный, что спал сразу с обеими, то пара пустяков, оказывается, обмануть Марью. Но то, что Марья принимает за чистую монету всё, что ей говорят и делают, это только её проблемы. Девочке уже не двенадцать лет. Стоп. Что-то не то. Если Игорь гуляет, он не будет афишировать это, тем более откровенничать с бабкой, которую он побаивается. О беременности сказала бабка. Игорь очень хорошо потом сыграл изумление. Или не сыграл? Но Люська-то пропадала. Если бы Стефанида хотела в жены Игорю Людмилу, она бы не была так рада поначалу Марье. Значит, отношения Людмилы и Стефаниды тоже не идеальны? Стоп, а они вообще-то знакомы? Какой-то сумбур. И почему Люська хотела их отравить? Какой смысл убивать и Игоря, и Марью вместе?

Никакого. Если только.…Если только она не наследница.

ГЛАВА 19.

Солнце уже давно закатилось, а Марья все сидела в кресле и размышляла, искала причины горестных событий, которые с ней приключились.

Об одном, самом страшном событии, даже вспоминать не хотелось. Но кто-то за всем этим стоит, Марья обязательно должна разобраться.

И достав вторую пачку сигарет, Марья шаг за шагом вспоминала страшный вечер.

Марья была дома, дожидалась Игоря с работы, он задерживался. У них были планы на этот вечер, девушка нервничала. Может, он просто опаздывал? Звонок. Марья кинулась к телефону. Грубый мужской голос. «Твой Игорек у нас. Десять штук баксов или…» мужской визг. Кровь прихлынула к вискам Марьи. Игорь? Визг, несомненно, принадлежал мужчине. Страх и отчаяние охватило девушку.

– Где он? – закричала она.

– Сейчас берешь деньги и едешь к старому кирпичному заводу. Оставляешь машину и идешь к проходной. Все.

Марья лихорадочно стала собираться. Деньги Игоря лежали в сейфе, она быстро сгребла в пакет пачки, начала одеваться, никак не могла попасть в сапоги, её трясло, отчаянный визг все ещё стоял в ушах.

Как она доехала, одному Богу известно. Бросив машину незапертой, она с пакетом ринулась к проходной. «Пришла?» – грубый голос звучал с насмешкой. Она протянула пакет.

– Где Игорь?

Сильные руки схватили её запястье и вывернули за спину.

– Сама пришла, слышите, ребята? – засмеялся главарь и начал расстегивать её куртку.

– Где Игорь? – с отчаянием закричала девушка, но получила сильный удар кулаком в лицо.

Их было несколько. Они неспешно издевались над ней, насиловали по очереди, вливали ей в рот водку и фотографировали. Сначала она пыталась отбиваться, её стали пинать ногами, но главарь прикрикнул: «Не портить картинку», – и под дружное гоготание мужланы стали придавать ей ужасные позы для фото; выворачивая руки, ставили её на колени и изощрялись как только могли.

– Где Игорь? – плача, все время спрашивала она.

– Дома, где же ещё? – заржал главарь, – мы его сегодня не видели.

– Что? – не поверила Марья.

– А при чем здесь Игорь? Ты заплатила и получила удовольствие, – ржали они, – а мы сегодня вроде как мальчики по вызову. За десять штук хорошо тебе с нами?

Это было чудовищно. Это было так ужасно, что просто не могло происходить с ней. «Это сон, кошмарный сон», – говорила она самой себе. «Я сейчас открою глаза и проснусь».

Но кошмар не кончался. Девушка, уже почти потеряв чувствительность, только вздрагивала, когда они пинали её на прощание.

Наконец компания уехала.

Марья лежала на снегу и только теперь начинала замерзать.

Её рвало, тело было осклизлым и мерзким, она кое-как обтерлась водолазкой и выбросила её на снег. Запахнув на голой груди куртку, она натянула джинсы, сапоги и еле шевелясь от происшедшего, двинулась к машине.

Игорь был дома. Увидев её полуживую, разбитую, неодетую и грязную, он закричал:

– Ты где шлялась? Зачем взяла деньги? Почему ты в таком виде?

Она зарыдала:

– Игорь, вызови милицию! Они меня изнасиловали. Они хотели тебя убить, понимаешь? Игорь, они отняли деньги, вызови милицию?

– Кто они? С кем ты связалась?

– Я ни с кем не связывалась. Я их не знаю. Пожалуйста, вызови милицию!

Она протянула руки и хотела прижаться к Игорю, чтобы он утешил её, защитил, но он отшатнулся от неё, как от прокаженной.

– Что? Не смей приближаться ко мне, шлюха! Ты думаешь, я приму тебя после этой грязи?

– Вызови милицию, – плача, причитала она.

Он не реагировал. Тогда Марья, не разуваясь, подошла к телефону и начала набирать номер. Игорь выхвати у неё трубку.

– Не смей позорить мою фамилию! – закричал он. – Иди, отмойся, а потом, чтобы духу твоего в моем доме не было, воровка несчастная.

– Почему ты со мной так разговариваешь? Я ждала тебя дома, тебя не было, потом позвонили и сказали, что ты у них…

– Что за бред ты несешь? Мы полдня ждали тебя у бабушки. Она при мне два раза звонила тебе, но ты к телефону не подходила. Кстати, она давно мне говорила, что ты ведешь двойную жизнь, а я только сейчас это понял.

– Игорь, она мне не звонила, – тихо сказала девушка.

Он со злостью натягивал ботинки.

– Игорь, она мне не звонила, Игорь! Не звонила!

Но Игорь, схватив с вешалки дубленку, вышел из дома, громко хлопнув дверью.

…Сколько прошло дней?

Марья включила телевизор. По нескольким каналам шли фильмы, по двум разбирали семейные проблемы. Она со злостью щелкнула выключателем. Почему-то раньше она считала, что вся эта семейная грязь подобных шоу – выдумка режиссеров. Оказывается, в жизни её тоже немало.

Раздался звонок. Марья медленно взяла трубку, боясь услышать голос Игоря.

– Марья, это ты? Ты живая?– услышав взволнованный голос Люськи, Марья нажала на рычаг. Телефон зазвонил снова. Марья не спешила снова брать трубку. Встала, подошла к окну. Закурила. Телефон не умолкал.

– Чего тебе надо? – наконец взяла трубку она.

– Подожди, не бросай трубку. Марья, родная, вспомни, что ты мне обещала, когда мы виделись в последний раз, – затараторила Людмила.

– Уж Игоря я тебе точно не обещала, – хотела закончить разговор Марья, но подруга сыпала словами, как пулеметной очередью.

– Я просила тебя выслушать меня один раз, только один раз, помнишь, ты обещала мне это? Пожалуйста, выслушай меня, только раз, и я навсегда исчезну из твоей жизни, если хочешь. Ну, пожалуйста, это очень важно. Тебя хотят убить.

– Если ты, то мы это уже проходили, – насмешливо сказала девушка.

– Марья, прости меня, но я ничего этого не делала.

– Так ты до сих пор беременна?

– Я? С чего ты взяла? Ах, да… Слушай, можно я приду к тебе, все расскажу?

– Нет.

– Марья, я все равно приду сейчас, хочешь, можешь не открывать дверь, но я буду кричать тебе из-за двери.

– Знаешь, мне уже все равно.

– Ну, все, я возьму винца и еду.

– Нет уж, больше твоего винца я не пью, – усмехнулась Марья.

– Согласна, только ничего вообще не пей, что у тебя в доме.

– Это ещё почему?

– Ради Бога, вспомни свою бабку и просто не пей, ладно? Я уже еду, целую, пока!

Марья, услышав в трубке гудки, задумалась.

Бабка…Что-то крутилось в голове, но девушка не могла припомнить. Она тупо смотрела на телефон.

«Мы полдня ждали тебя у бабушки. Она при мне два раза звонила тебе, но ты к телефону не подходила…» Почему он был там? Ведь на вечер у них были планы.

Неужели это подстроила она?

Игорь никогда не опаздывает, и Марья, волнуясь, должна была сразу поверить звонку.

Бред какой-то. Ну, не заладилось у них что-то в отношениях, но дойти до преступления?

Она ведь ждала от них правнуков. Что могло случиться?

ГЛАВА 20.

По-хозяйски заверещал звонок. Марья посмотрела в окно – Люська топталась у дверей, явно нервничая. Вздохнув, хозяйка открыла дверь. С порога Людмила кинулась ей на шею.

– Прости, Марья, прости, я никогда не спала с Игорем, Бог свидетель.

– Хоть Бога не вспоминай, – оттолкнула её Марья и направилась на кухню. Люська шла за ней, на ходу снимая сапоги и куртку.

– Марь, я купила вино и конфеты только что, вот чек.

Села за стол, привычно в ящике нашла штопор, открыла бутылку, налила себе полный бокал и залпом выпила.

– Чтобы ты не боялась пить.

Марья пыталась скрыть улыбку. Суматошная, бойкая Люська ей все равно нравилась, она всегда завидовала её агрессивному оптимизму.

– Что, умрем вместе? – саркастически спросила она гостью.

– Давай бокал, – скомандовала та. Они чокнулись и выпили. Но Марья вела себя очень строго, боясь показать подруге, что на самом деле давно простила её.

– Так ты меня выслушаешь, как обещала, помнишь? Ладно? – сбивчиво, волнуясь, говорила Люська, – только дай мне что-нибудь поесть, ладно? А то я от голода даже говорить не могу.

– Ты что, не обедала?– равнодушно открывая холодильник, спросила Марья.

– Обедала, и даже ужинала, нисколько не смущаясь, ответила гостья.

– У меня ничего нет, – спокойно оглядев холодильник, сказала Марья.

– Ничего себе. На тебя это не похоже. Как же Игорь терпит?

– Игорь ушел, – просто и буднично сказала девушка.

– Что? – присвистнула Люська. – неужели из-за меня?

– Лучше бы из-за тебя, – вздохнула Марья.

Люська откинулась назад и внимательно посмотрела на Марью. Потом дотянулась до выключателя и включила полное освещение. После неяркого ночника свет ослепил Марью, она зажмурилась. Люська с содроганием осматривала лицо подруги.

– За что он тебя? – тихо спросила.

– Это не он. Лучше налей вина.

Люська налила вина, открыла коробку конфет.

– Рассказывай, – потребовала она.

– Сначала ты, – спокойно ответила Марья.

Люська начала рассказывать все по порядку, с того момента, как познакомилась на своем участке со Стефанидой Петровной. Между делом она подносила конфеты ко рту, внимательно их рассматривала и по одной отправляла в рот. Марья слушала, не перебивая, выкуривая одну сигарету за другой. Коробка опустела, Людмила вздохнула, закрыла её, смяла и выбросила в мусорное ведро.

– Ну вот, в принципе и все, – наконец закончила она. – А потом я тебе звонила, звонила… а теперь ты расскажи, что у вас случилось.

– Я ничего не понимаю, – сказала Марья. – Вино было от тебя, мы его выпили, отключились, потом кто-то открывал мой кулон, я очнулась, а надо мной сидела ты.

– Какой кулон? – разозлилась Люська. – Я ничего не трогала.

– А потом, – словно не слыша, продолжала Марья, – меня изнасиловали и сделали кучу омерзительных фотографий. А Игорь сказал, что я украла деньги, а я беременна… – неожиданно даже для себя самой выпалила Марья.

– Ничего себе поворотец… Бедная моя девочка! – Людмила села на пол и, положив голову на колени Марье, обняла её ноги. Марья, погладив подругу по голове, расплакалась и сказала:

– Я совсем одна. Маме звоню – не отвечает. Что делать? Игорь велит уходить.

– Мы что-нибудь придумаем, Марь, честное слово, мы справимся. Я буду теперь с тобой. Прорвемся!

Близилось утро. Марья все ещё рассказывала о кулоне, бабке, деньгах.

– Одевайся, – резко сказала Людмила.

– Я никуда не хочу идти.

– Собирай вещи, одежду бери всю, деньги, если здесь хоть что-то осталось, бери все.

– Нет, денег я не возьму.

– Ты не возьмешь, я возьму. Это за моральный ущерб, а ещё надо на содержание их ребенка. Не спорь со мной, деньги пригодятся. Жить будем у меня.

– А как же Игорь?..

– Он знает, что ты беременна?

– Нет ещё, я все сомневалась. А когда хотела сказать, не успела…

– Теперь он и не поверит, что от него. Ладно, шевелись. Скорее уйти из этого гадюшника.

Марья колебалась. Она ещё надеялась, что Игорь опомнится, примчится к ней, попросит прощения. Но оставаться одна в этом доме уже боялась.

– Давай допьем вино на дорожку. А конфеты ты куда дела? – озираясь по сторонам, спросила Люська.

– Нахалка! Умяла все конфеты до единой, и ещё не заметила! – засмеялась Марья.

Они вдвоем собрали Марьины вещи и, вызвав такси, переехали к Люське.

ГЛАВА 21.

– Я боюсь оставаться одна в твоей квартире.

– Быстро собирайся, пойдешь со мной на работу.

Марья мгновенно натянула на себя малиновое вечернее платье и, поправив кулон, распустила волосы. Людмила, оценивая её внешний вид, задумалась:

– Знаешь, лучше нам с тобой его пока спрятать.

Марья послушно сняла цепочку и потянулась к шкатулке.

– Ты что, с ума сошла? Дай сюда, – и, оглядывая нехитрые пожитки, Людмила взяла с подоконника старую выцветшую куклу.

–Это мне ещё на десятилетие отец подарил, – с любовью сказала она и отвинтила кукле половину головы, ту, которая с волосами. – Видишь тайник? – и, положив цепочку в куклу, опять завинтила череп.

Марья сидела в ресторане за столиком и медленно напивалась. Людмила в перерывах между песнями подсаживалась к ней, пытаясь её отвлечь и развеселить. Не получалось.

– Ну, ты совсем плохая стала. Ничего не съела, а бутылка пустая. Поешь лучше.

– Не хочу.

– А чего ты хочешь? – бесцеремонно пододвигая к себе Марьины тарелки, спросила Люська, больше из вежливости.

– Умереть хочу.

– Я тоже хотела, да, видишь, живу. Ещё чего ты хочешь?

– Ещё хочу родить девочку.

– Дальше.

– Ещё хочу, чтобы Игорь вернулся.

– Ты ему звонила?

– Я???

– Действительно. Чего ты хочешь дальше?

– Хочу отомстить этим подонкам.

– Мало.

– Ещё хочу похоронить эту бабку.

– Хорошее желание. Я тоже с удовольствием бы сплясала у неё на могиле. Теперь главный вопрос – ты хочешь сначала умереть, а потом все это сделать или наоборот?

Марья серьезно, как трезвая, задумалась. Люська с улыбкой глядела на неё.

После долгой паузы Марья наконец-то произнесла:

– Поживу.

– Отлично. Приступаем к плану действий: находим подонков, делаем с ними, что хотим, а потом, с их же помощью, хороним бабку. Согласна?

– Согласна.

– Игоря исключаем?

– Исключаем, – послушно кивнула головой Марья.

– Только у нас есть одно обстоятельство. Мы должны все это провернуть за полгода. Какой у тебя срок?

– Десять недель.

– Управимся. А то потом уже будет слишком опасно, да и некогда – надо будет нянчить новую мадемуазель. Согласна?

– Согласна, – обрадованно кивнула Марья.

– Теперь я за это выпью, а тебе пить хватит, ты за это лучше поешь, – пододвинула подруга тарелку с мясной нарезкой.

ГЛАВА 22.

Время шло, но ничего не менялось.

– Две недели здесь живу, – вздохнула Марья. – Хоть бы кто-нибудь обо мне вспомнил. Давай съездим домой, я цветы полью, если Игоря нет. А если он там, поговорим о разводе.

Людмиле ехать не хотелось. Но Марья совсем закисла в её небогатой квартирке, ей необходимо взбодриться. Да и права она насчет цветов – скоро весна, а цветы у Марьи слишком красивы, чтобы дать им умереть. К тому же практичный характер Люськи уже присмотрел им место на подоконнике.

Поехали. Ворота и двери были заперты, но, когда девушки вошли в дом, они обомлели. Все было вверх дном; кто-то тщательно обыскал все вещи. Сломанные цветы валялись на полу – земля из горшков была вытряхнута. Марья, не задумываясь, набрала номер мобильника Игоря.

– Что ты устроил в доме? Хоть бы цветы пожалел!

– Это я устроил? Я заезжал, видел, что ты после себя оставила. Это ты так денег искала? Мало тебе тех было? И вообще, какое тебе дело до беспорядка? Это не твой дом.

Марья бросила трубку и расплакалась. Людмила спросила:

– Это что, не он устроил? – и кивнула на беспорядок.

– Говорит, это я…

– Так, если не он и не ты, то кто? Поехали отсюда быстрее.

– Я не могу. Ты езжай, а я приберусь. Хоть Игорь и сказал, что это теперь не мой дом, но мне здесь было хорошо. Я должна здесь навести порядок.

– Ты с ума сошла? Давай вызовем специальную бригаду, они здесь все до блеска отчистят.

– Нет, не хочу, чтобы ещё одни чужие руки рылись в этих вещах. Езжай!

– Ну, уж, нет. Одна ты здесь точно не останешься. Только времени у нас немного.

– Может, музыку включим?

– Тогда не услышим, если кто войдет.

Девушки, закрыв дверь изнутри на щеколду, молча стали наводить порядок.

– Цветы возьмем к себе, может, отживеют ещё. И ты не будешь сюда рваться. Продукты возьмем все. Чего им пропадать? – приговаривала Люська, но Марья её не слушала. Она засиживалась над каждой упавшей книжкой, разглаживала каждую оброненную фотографию, долго держала в руках постель, принюхиваясь к подушкам. Ей казалось, что они ещё хранят запах Игоря, запах их счастливой жизни. Девушке все было дорого в этом доме. Людмила начинала нервничать.

– Мы сейчас на работу опоздаем, а это, между прочим, единственный источник нашего дохода, – ворчала она, отбирая у Марьи из рук вещи и ставя их по местам.

– Поезжай одна, – с блаженной улыбкой на лице говорила Марья и надолго брала в руки очередную вещь.

– Ненормальная, – злилась Люська, но обижаться не могла.

Наконец, они закончили. Вызвали такси, времени у них было, только, чтобы переодеться и выгрузить вещи. Открыли дверь – и опять шок. Теперь квартира Людмилы была перерыта. Все вещи валялись на полу, шкафы с распахнутыми дверцами зияли пустотой.

– О, Господи, ну что им ещё надо? – Люська была готова впасть в отчаяние.

– Так, переодевайся и марш на работу, я остаюсь.

– Тебе что, не страшно одной?

– Это же квартира, а не усадьба. Тут везде люди.

– Где они были, эти люди, когда нам дверь ломали.

– Поезжай, я придвину стол к двери, никто не войдет. Давай, а то нам спать негде будет, пока не уберемся.

Немного посомневавшись, Людмила ушла. Как-никак, теперь на её шее сидели двое – Марья и её пока не родившийся ребенок.

Лифт где-то застрял. Девушка побежала по лестнице вниз и увидела у мусоропровода местную достопримечательность, бомжеватого виду деда Гошу. Тот без зазрения совести перебирал кем-то просыпанный мусор.

– Привет, Людок, деньгами не поможешь? – по-свойски спросил он.

– Нет, – привычно ответила она, но, передумав, сказала: – взаймы не даю. Но подзаработать могу помочь. Полтинник нужен?

– Завсегда. Чего отремонтировать или перегрузить?

– Дед Гош, узнай, кто у меня в квартире перерыл все, полтинник сразу отдам.

– Мне бы авансик… Ребят угостить, поспрошать, покумекать сообща. Взяли-то чего?

– Да чего у меня брать-то, дед Гош, а то ты не бывал у меня, не видел. Вот перерыли всё, понять не могу, кто и зачем. Ладно, держи аванс.

И отсчитав ему три десятки, побежала дальше.

Марья энергично наводила порядок. Теперь уже ей хотелось поскорее отмыться от этих грязных чужих ладоней, которые шарили по их квартире, вещам, одежде. Хотелось чистоты. Она брезгливо собрала постельное белье и понесла в ванную, споткнувшись о валявшуюся под ногами куклу. Подняла, открутила ей голову. Цепочка с кулончиком были на месте. Улыбнувшись Люськиной смекалке и подумав, она опять закрутила куклу и посадила её на тумбочку. В дверь застучали.

– Кто там? – испуганно спросила она.

– Мне бы Люську, она денег мне обещала, – раздался голос изрядно выпившего деда Гоши.

Марья открыла. Гость потоптался на пороге, не решаясь войти.

– Так вот что у нас за краля поселилась. Пока тебя не было, у Люськи никто не безобразничал. Значит, весь тарарам по твою душу был. Денег давай.

– За что и сколько?

– Скажу, кто у вас тут был. Полста давай.

Марья протянула сотню.

– Значит, так. Был тут мужик, из интеллигентов, больно уж ловко орудовал с ключом. Мы его спросили, что он тут делает, у двери, а он сказал, что хозяйка заплатила в его фирму, чтоб замок поменять да сигнализацию установить. А когда мы засомневались и сказали ему Люську позвать, он сказал, что она душ принимает. А сам дверь открыл, вошел и за собой закрыл. Ну, а мы-то что… Может, там у них любовь…

– Вы его видели?

– Ну, я-то не видел. Но ребята мои видели, друзья, они не соврут

– И это все?

Cтарик, испугавшись, что Марья потребует деньги назад, добавил:

– А приходил он сюда пешком. Машин никаких во дворе чужих не было, – и, быстренько развернувшись, отправился восвояси.

Людмила пришла поздно, потихоньку открыла дверь, стараясь не разбудить Марью. Но она не спала, сидела на постели, обняв колени руками.

– Дед какой-то приходил, сказал, что обыск был из-за меня. Но я ведь не богата!

– Так-так, – нахмурилась Люська, – сколько ты ему отвалила?

– Сотню. Да, ладно тебе. Зато он сказал…

– Знаю, что он сказал. Он и с меня полтинник взял, шулер проклятый. Я завтра поговорю с ним. Ну, держись, старый!

– Ну чего ты так раскипятилась. Подумаешь, полторы сотни. Он, может, хоть за квартирой присмотрит.

– Ничего себе – всего полторы сотни! Нам деньги самим нужны.

– Может, мне на работу устроиться? – робко спросила Марья. Людмиле стало стыдно. Она подошла к подруге, чмокнула её в макушку.

– Ладно, прорвемся. Я тебе апельсинов принесла. А насчет деда ты права – скажу завтра, чтоб присматривал.

В дверь позвонили. Люська посмотрела в глазок – соседка тетя Тося рыдала взахлеб, вытирая кончиком фартука глаза.

– Что случилось, теть Тось? – распахнула Людмила дверь.

– Ой, горюшко у меня, горе, дядька двоюродный помер, телеграмму прислали.

Она запросто, по-соседски, уткнулась Люське в плечо. Та легонько отстранилась.

– Теть Тось, если вы насчет денег…

– Да какие деньги, что я, денег не найду, что ли. А вот пёсика моего оставить некому, – она опять заплакала громко, навзрыд. – Людочка, ты же добрая, сердце у тебя золотое, возьми на недельку, не больше, не могу же я его в поезд взять…

– Что? Нам? Собаку? Теть Тось, да Вы что, я не возьму ни за что! – и оглянулась на Марью, ища поддержки. Марья встала и подошла к ним:

– Мы обязательно возьмем, не волнуйтесь.

Соседку как ветром сдуло. Мгновенье спустя она держала на руках грязного белого цвета болонку.

– Её зовут Пусик, ест все подряд, – протараторила она и быстро исчезла, захлопнув за собой дверь, пока девчонки не передумали.

– Ты с ума сошла? Нам ещё блохастую собачку? Чем кормить будем?

Но Марья уже одевалась.

– Я быстро, куплю шампунь от блох и собачьей еды. Ты сама чего-нибудь хочешь?

– Да, колбасы, – сердито ответила Люська.

Марья вернулась веселая, чмокнула Люську в щеку, достала из пакета пломбир со сгущенкой и отдала ей.

– Не подлизывайся, транжира, – проворчала девушка для вида: злость уже прошла.

Они вдвоем попытались отмыть лохматое чудо. Собака, никогда не испытывавшая на себе прелести принятия ванн, от изумления даже не шевелилась.

– Ого, сколько грязи! – ужаснулась Марья.

– Так, милая, сколько лет не мыли!

Марья высушила собаку феном. Та развалилась и от удовольствия закрыла глаза. А потом, когда уплела целую миску собачьего корма, даже не знала, облизывать Марьины ноги или тарелку.

– Смотри, какая она ласковая, – уговаривала Люську Марья.

– Была бы ласковая, если бы магазины по ночам не работали! Чур, не я с ней гуляю.

Пуся спала спокойно, под Марьиным краем дивана. Молчала, потому что теплая Марьина рука полночи гладила глупую собачью голову.

ГЛАВА 23.

Деньги кончались. Ресторан, где работала Людмила, на две недели закрыли для проведения дизайнерских работ. Днем Людмила, тайком от Марьи, искала подработку, но в маленьком городе ей это никак не удавалось.

Марья, собравшись гулять с собакой, незаметно от Людмилы достала кулон и пошла к ювелиру.

– Сколько это может стоить?

Ювелир, которого звали Сергей Иванович Виссарионов, в тот же миг узнал кулон и густо покраснел.

– Вы хотите его продать?

– Да.

– Десять тысяч Вас устроят? – заикаясь, спросил он. От Марьи не укрылось поведение ювелира.

– Десять тысяч? – саркастически спросила она и выдернула цепочку из его рук.

– Двадцать, – быстро предложил он. Марья раздумывала, слегка раскачивая на пальцах кулон. Жадный взгляд Сергея Ивановича ни на секунду не отрывался от золотой вишенки.

– Моя последняя цена, – неуверенно сказал он, – двадцать пять тысяч.

– Я подумаю, – резко сказала она и ушла.

Сергей Иванович выбежал за ней. «Я буду Вас ждать!» – с надеждой крикнул ей вслед. Она усмехнулась, но даже не оглянулась.

Поехала к другому ювелиру.

– Какой интересный экземпляр, ручная работа, довоенного времени, – восхитился старый мастер.

– Скажите, а мог ли этот кулон попасть в какие-нибудь каталоги, энциклопедии?

– Ну, что Вы, – усмехнулся ювелир. – Вещь, конечно, нестандартная, но до шедевра ей далеко. Никакой ценности, кроме любительского интереса, она не представляет.

– А сколько этот кулон может стоить?

– Тысячи две, максимум, три. Рублей, конечно.

Марья ушла. Посетив ещё пару мастерских и услышав подобные речи, она вернулась к Виссарионову.

– Что знаете про этот кулон Вы, чего не знаю я? – в лоб спросила его. Ювелир покраснел и замялся.

– Я просто очень люблю старинные вещи.

– Врете, – резко сказала она.

Он развел руками. Марья обратила внимание на его тонкие, ухоженные руки. «Как у белогвардейца», – нелепая мысль пришла ей в голову.

– А это не Вы, случайно, устраивали обыск в моем доме? – вдруг грубо спросила его. Он покраснел ещё больше и, заикаясь, начал нести какую-то чушь.

Марья повернулась и демонстративно ушла.

Людмилы дома не было. Марья достала плоскогубцы, какие-то сломанные очки, что валялись у Людмилы в ящике – вместо лупы, пару щипцов и молоток. Уселась перед окном и начала ломать кулон. Но ничего не получалось. Вишенка царапалась, но даже не плющилась. Промаявшись целый час, она со злостью швырнула кулон в голову несчастной куклы.

ГЛАВА 24.

После некоторого отчуждения между Керимом и Людмилой, связанного с переездом Марьи, Людмила снова приехала к нему домой.

– Тебе что-то надо, – грустно сказал он.

– Да нет, ничего особенного, я просто соскучилась.

Они занялись любовью, но что-то стояло между ними.

– Значит, надо начать с твоего «ничего особенного», – вздохнул Керим, –выкладывай.