Сомнительное предложение

Размер шрифта: 13

Rosalyn Eves

AN UNLIKELY PROPOSITION

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

I

Удача – как вдова,
Не покорится трусу.
Уильям Сомервиль

– Зачем деньги и независимость, – спросила Элинор Локхарт, – если все равно нужно соблюдать приличия? Я приехала в Лондон не за степенной скукой. Все это есть в Уилтшире. – Элинор стянула зеленые ленты новой шляпки под подбородком.

Мисс Фанни Блэйксли в нерешительности стояла перед входной дверью прекрасного городского дома, который Элинор арендовала на сезон, будто собиралась помешать молодой женщине покинуть его.

– Вы так молоды и пойдете на прогулку одна? Это будет грустное зрелище.

Элинор, взяв пару перчаток со столика у двери, надела их.

– Мне семнадцать с половиной, – с достоинством произнесла она. – Я была замужем и овдовела, так что любой скажет, что я не ребенок и относиться ко мне нужно соответствующе. И это вовсе не будет грустным зрелищем. Я в хорошем настроении и стану улыбаться каждому встречному.

Словно в подтверждение своих слов, она одарила спутницу улыбкой.

– О, Элинор! – Мисс Блэйксли попятилась к двери, мотая головой так, что седые локоны у ее щек задрожали.

Радость на лице Элинор померкла. Она надеялась, что, наняв в компаньонки женщину постарше, сможет делать все, что ей заблагорассудится. Возможно, все-таки следовало поискать кого-то помоложе.

– С вашего позволения, мисс Блэйксли, я собираюсь прогуляться одна. Я буду в полной безопасности, придерживаясь людных улиц. Я плачу вам приличное жалованье не за то, чтобы вы мешали мне, и, если станете возражать и дальше, я позову дворецкого, чтобы он вас выпроводил.

Мисс Блэйксли поспешно отошла от двери.

– Только, прошу, скажите, куда вы собираетесь идти. Иначе я буду так волноваться.

Элинор вздохнула.

– Я прогуляюсь до Грин-парка, возможно, даже до Сент-Джеймс. Мне очень хочется свежего молока.

– Разве это не слишком далеко? – спросила мисс Блэйксли. – Умоляю, не изнуряйте себя. И подумайте, как это будет выглядеть: пить молоко на открытом воздухе, словно простолюдинка. О, и прошу, держитесь подальше от Сент-Джеймс-стрит. Ни одна леди не должна показываться там без сопровождения джентльмена.

– Я не стану себя изнурять, и, думаю, у людей найдутся дела поважнее, чем смотреть, как я пью молоко, если уж соберусь его попробовать. Не волнуйтесь так сильно… Я вернусь через час, может два, и затем вы сможете присоединиться ко мне. Я должна починить замок на мамином ожерелье.

Мисс Блэйксли слегка оживилась.

– Конечно же. Ваша дорогая мама! – Она прижала руки к груди, забыв, что на самом деле ничего не знает о матери Элинор. Как и сама Элинор.

– Могу ли порекомендовать вам хорошего ювелира с Поланд-стрит?

– Вы сможете порекомендовать кого угодно… когда я вернусь.

Элинор плотнее закуталась в шаль, открыла входную дверь и решительно спустилась по лестнице в ветреный апрельский день. Только когда дверь за ней закрылась, напряженные плечи девушки расслабились.

Мисс Блэйксли была уважаемой женщиной и, кроме того, разорившейся кузиной покойного мужа Элинор, Альберта. Не ее вина, что она зануда, – по крайней мере, не совсем ее. Конечно, она могла исправить то, что дала ей природа, приложив некоторые усилия. Но Элинор знала, что такое бедность и отчаяние, и не могла найти в себе сил отказать этой женщине.

Резкий порыв ветра пронесся по Керзон-стрит, и каштановые кудри Элинор упали ей на глаза. Она убрала волосы под шляпку и зашагала дальше. Холодный ветер, возможно, и испугал бы человека не столь закаленного, но не Элинор. Было приятно чувствовать себя на свободе, в наполненном жизнью Лондоне.

Она любовалась тюльпанами, растущими вдоль дороги, и кивнула джентльмену и леди, которые показались ей знакомыми. Джентльмен довольно сдержанно кивнул в ответ, но леди сделала вид, будто не замечает ее. Вероятно, они все-таки не знакомы.

Или, может быть, мисс Блэйксли права, и женщине, даже вдове, не подобает гулять одной.

Что ж, Элинор все равно. Она наконец-то в Лондоне, вдали от удушающих комнат Локхарт-холла, от маленького городка, где люди довольно добры, но навсегда запомнили ее как жалкую девицу, которой удалось заполучить богатого мистера Альберта Локхарта. Она знала, что на нее косо смотрят, когда выходила замуж за человека, годившегося ей в отцы – кем бы ее отец ни был, – но Альберт хотел жену и наследника, а она отчаянно нуждалась в доме. По крайней мере, Альберт был добр к ней.

Элинор вздохнула. Супруг всегда хотел привезти ее в Лондон, показать музеи и сады, провести на светские вечера. Но не прошло и месяца со дня свадьбы, как он заболел гнилостной болезнью горла и вскоре умер. Она весь год оплакивала свой брак, который продлился ничтожно мало. Бедный Альберт.

Девушка встряхнулась. Она не станет сентиментальничать, ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Элинор прошла мимо маленькой церкви. Когда они приехали, мисс Блэйксли обратила ее внимание на то, что в восемнадцатом веке тут было заключено много тайных браков, в том числе и брак одной из знаменитых сестер Ганнинг. Элинор испытывала сочувствие к мисс Ганнинг, поскольку обедневшая молодая женщина обрела невероятно высокое положение благодаря браку с герцогом, хотя, овдовев, быстро вышла замуж за другого герцога, а Элинор не собиралась искать нового мужа.

Она понимала, насколько ей повезло получить деньги и независимость, – она не станет рисковать этим.

Пройдя по Хаф-Мун-стрит вдоль ограды Пикадилли, Элинор наконец дошла до входа в Грин-парк и скользнула внутрь. Под кронами деревьев, окаймлявших газоны, было благословенно тихо: время для толп молодых людей, которые собирались под вечер, было еще раннее. Элинор последовала по тропинке, заметив поздний цветок нарцисса, трепещущий, словно желтый флаг на ветру.

Она хотела повернуть на юго-восток, чтобы попасть в парк Сент-Джеймс, но не успела отойти далеко, как к ней обратился хорошо одетый джентльмен.

– Элинор, – сказал он, и все в ней сжалось.

– Мистер Локхарт, – ответила она, отказываясь от фамильярного тона, который племянник мужа, казалось, решил навязать ей.

Он хмуро посмотрел на нее сверху вниз.

– Что ты делаешь здесь одна?

Элинор не удостоила его ответом.

– Как вы меня нашли?

– Я заехал к тебе домой, – ответил он. – Я раздобыл приглашения в «Олмак» для тебя и мисс Блэйксли.

– На ярмарку невест? Как это… любезно с вашей стороны.

Но можно ли считать это любезностью? Джордж Локхарт был заинтересован в том, чтобы она снова вышла замуж, учитывая условия завещания ее мужа. Элинор не знала, что думать о его племяннике, проявлявшем вежливость по отношению к ней в те несколько раз, когда они виделись, но довольно ленивом и не склонном хлопотать ради чужих интересов. Он был красив, если считать красивым мужчину с волосами цвета топленого молока и длинным носом. Она все же подозревала, что не нравится ему, хотя у Элинор не было веских оснований, чтобы так думать, если не учитывать безразличия, которое она порой ловила в его взгляде, когда Джордж наблюдал за ней.

– Поскольку в городе ты недавно, и некому посоветовать тебе, как себя вести, я взял на себя смелость навестить графиню Ливен. Уверен, ты захочешь как можно скорее познакомиться с ней, я смогу сопровождать тебя в следующую среду.

– Спасибо, – ответила Элинор, – но мне кажется, ни мисс Блэйксли, ни я не нуждаемся в сопровождающем.

Показалось ли ей или его брови дрогнули?

– Как пожелаешь, но не сомневаюсь, скоро ты обнаружишь, что на такого рода мероприятиях лучше иметь мужчину-сопровождающего.

Элинор вновь зашагала вперед, надеясь, что мистер Локхарт, выполнив родственный долг, оставит ее в покое. Рядом с ним она чувствовала себя ребенком, хотя он был старше ее всего лет на шесть.

Он последовал за девушкой.

– Могу я проводить тебя?

«Нет, не можешь», – сердито подумала она, но не сказала вслух. Может, ей и не нравился мистер Локхарт, но он был для нее самым близким родственником, а она не могла заставить себя сжечь все мосты. Тем не менее это не означало, что она обязана его развлекать.

В молчании они прошли к Сент-Джеймс. Когда вошли в парк, мистер Локхарт заметил:

– Твое деревенское воспитание дает о себе знать. Ни одна леди, воспитанная в Лондоне, не позволила бы себе столь длинной прогулки. Отвезти тебя домой? Мой экипаж стоит прямо у Грин-парка.

Элинор расправила плечи, преисполнившись решимости.

– Если прогулка для вас слишком утомительна, возвращайтесь назад в экипаж. Я пойду дальше.

– Уверяю, мой совет искренен. Ты не часто бывала в обществе, ведь едва оставив школьную скамью, ты вышла замуж за моего дядю. Я бы не хотел, чтобы тебя исключили из общества до того, как начнешь его завоевывать.

Его голубые глаза сверкнули, а тонкие губы сжались. Было ли это предупреждение?

Элинор подавила вспышку гнева, вызванную такой самонадеянностью. Она не хотела доставлять мистеру Локхарту удовольствие наблюдать за ее реакцией.

Они продолжили прогулку и вскоре подошли к круглолицей, розовощекой женщине, вокруг которой паслось несколько коров.

Мистер Локхарт вздохнул.

– Что ты задумала, Элинор?

Она невинно взглянула на спутника.

– Разве мисс Блэйксли не сказала вам? Я хотела попробовать молоко в парке. И вы должны попробовать… прошу, мне хочется угостить вас. – Элинор предусмотрительно захватила из кухни маленькую оловянную чашку. Достав ее из ридикюля вместе с монетой, Элинор подошла к молочнице.

Мистер Локхарт раздраженно сжал губы. На какое-то мгновение ей показалось, что он откажется, но затем его взгляд упал на наблюдавшую за ними женщину, и он выдавил из себя улыбку.

Молоко было теплым и пенистым, значительно вкуснее того, что подавали дома, – как подозревала Элинор, разбавленного водой. В любом случае то, как мистер Локхарт давился им, делая глотки из кружки, которую предложила молочница, компенсировало необходимость оставаться в его компании.

– Напиток, – сказал он вполголоса на обратном пути к экипажу, – который пьют лишь дети и малокровные девицы.

Элинор проигнорировала замечание, явно относившееся к ее худобе, и заверила мистера Локхарта, что никто, увидев, как он пьет молоко, не примет его за ребенка или девицу.

– Конечно же, нет, – ответил он. – Но могут подумать, что мы оба лишились разума.

– Ни в коем случае, – парировала Элинор, мило улыбаясь мистеру Локхарту, пока тот помогал ей сесть в экипаж. – Для этого пришлось бы предположить, что разум у вас был.

Его рука крепче сжала ее, и от силы, с которой мужчина стиснул ее пальцы, Элинор внезапно похолодела. Не слишком ли много она себе позволила? На мгновение ей показалось, будто мистер Локхарт хочет ее задушить. Но вместо этого он отпустил спутницу и легко запрыгнул в экипаж, подхватив хлыст, прежде чем заметить:

– «У нее больше волос, чем ума, больше недостатков, чем волос».

Элинор узнала строку из «Двух веронцев» Шекспира. В конце концов, в школе ее научили кое-чему, прежде чем оплата за обучение, поступавшая от ее загадочного отца, прекратилась, вынудив девушку уехать. Пытался ли мистер Локхарт ответить на ее оскорбление?

Когда экипаж рванул вперед, она сложила руки на коленях.

«Не ввязывайся в ссору», – приказала она себе. Но Элинор всегда предпочитала отвагу благоразумию и не могла отказать себе в хорошем словесном поединке.

– Вы забыли последнюю строчку.

Мистер Локхарт скрипнул зубами.

– Какую же?

– «У нее больше волос, чем ума, больше недостатков, чем волос, и больше денег, чем недостатков», – процитировала Элинор. – Меня можно назвать глупой, но едва ли нищей, не так ли?

После этого мистер Локхарт, ожидавший богатого наследства, пока его дядя не женился на Элинор, проворчал нечто невразумительное и не раскрывал рта до тех пор, пока не высадил ее на пороге дома, – и то лишь для того, чтобы коротко пожелать хорошего дня.

Ювелирный магазин, к которому мисс Блэйксли направила их кучера в тот полдень, оказался аккуратным зданием, втиснутым между двумя чайными домами. Резные окна пропускали свет, который отражался от чистых прилавков и сверкал на украшениях, разложенных в витринах из черного бархата.

Элинор, к ее удивлению, там понравилось.

Когда они вошли, владелец магазина, мистер Джонс, оторвался от разговора с покупателем. Широко улыбнувшись, он сказал:

– Добрый день! У нас сегодня не хватает людей: наша постоянная продавщица заболела. Но я попрошу сына показать вам все, что пожелаете. – Он повернулся и крикнул: – Оуэн!

Из-за двери в конце узкого коридора появился молодой человек с такими же густыми бровями, как у отца. Он был высоким, плотного телосложения и выглядел довольно встревоженно, хмурясь, пока многозначительный взгляд отца не заставил его сморгнуть, и выражение лица прояснилось. Он направился к Элинор и мисс Блэйксли.

– О, Элинор, только взгляни на эту изящную брошь! – воскликнула мисс Блэйксли, разглядывая миниатюрного серебряного павлина с хвостом из сапфиров и изумрудов. Брошь и правда была очень красива, хотя, на вкус Элинор, несколько вычурна.

Молодой мистер Джонс изучал Элинор. Глаза у него были темными и теплыми, и, когда их взгляды встретились, что-то внутри нее дрогнуло, будто она узнала его, хотя была уверена, что никогда раньше с ним не встречалась.

– Нужна ли вам подобная брошь? Думаю, золото больше подошло бы к вашему цвету кожи.

– Полагаю, ваши бухгалтерские книги того же мнения, – заметила Элинор более резко, чем намеревалась, смущенная своей реакцией. Как правило, она не находила мужчин особенно привлекательными – и уж, видит бог, явно не Альберта, хотя он ей и нравился. Но в волевых чертах этого молодого человека было что-то притягательное.

Мистер Джонс склонил голову набок.

– Справедливо. Но и эта брошь стоит достаточно. Более скромный камень в более простом обрамлении вполне бы подошел. – Он повернулся к соседней витрине и взял пару серег: маленькие золотисто-коричневые топазы сверкали, подобно солнечным лучам. – Вот, например.

– О… – Элинор поняла, что не может говорить, горло перехватило от внезапно нахлынувших эмоций.

Мисс Блэйксли пригляделась к серьгам:

– Они довольно красивые, хотя я и предпочитаю хорошие рубины.

Мистер Джонс с беспокойством склонился к Элинор:

– Прошу прощения, я сказал что-то, что вас расстроило? Обычно меня не подпускают к прилавку. Отец говорит, я пугаю покупателей.

– Нет. – Элинор заставила себя улыбнуться. – Вы мастер?

Он испуганно распахнул глаза.

– Господи, нет. Некоторые из украшений делает мой отец, другие он покупает. Я предпочитаю работать со счетами. Цифры, видите ли, не требуют особого мастерства.

– Да, серьги красивые, – заметила Элинор, взяв себя в руки. – Боюсь, сегодня я не собираюсь что-то покупать. – Она открыла ридикюль и осторожно вынула шелковый лоскуток, в который был завернут кулон ее матери.

Элинор развернула шелк, открыв изящный филигранный крестик, украшенный топазами. Такими же золотисто-коричневыми, как на серьгах, которые показывал ей молодой человек.

Мистер Джонс перевел взгляд с ожерелья в ее руке на серьги в своей, затем вопросительно посмотрел на покупательницу. К своему неудовольствию, Элинор почувствовала, что краснеет.

– Это ожерелье моей матери. Видите, застежка сломалась. – Она сжала губы прежде, чем сказала этому незнакомцу, что ожерелье – это все, что у нее осталось от матери, не считая смутных воспоминаний об ореоле золотых волос и милой улыбке, хотя порой она спрашивала себя, не вообразила ли их.

– Это было ожерелье ее матери, – поправила мисс Блэйксли, и Элинор захотелось толкнуть ее.

– Было? – переспросил Оуэн.

– Она умерла, когда я была маленькой, – ответила Элинор, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Прискорбно слышать, – сказал Оуэн. – Я потерял мать лет десять назад, и мне все еще ее не хватает. Мы позаботимся об ожерелье наилучшим образом, обещаю. – Он положил серьги обратно на бархатную подложку. – Позвольте записать ваши имя и адрес. Мы известим вас, когда застежка будет готова.

Все было улажено в считанные минуты, и Элинор направилась к выходу, когда дверь открылась, и вошел знакомый ей джентльмен, ослепительный молодой человек с каштановыми волосами, тщательно ухоженными и напомаженными. На нем был изящный жилет персиковых и серебристых тонов и идеально сидящий синий сюртук, блеск его белых сапог соперничал с сиянием столешниц. Элинор замерла в смятении.

– Миссис Локхарт… Элинор, – произнес молодой человек, низко кланяясь. – Какой приятный сюрприз.

Мисс Блэйксли хихикнула. Когда Элинор взглянула на нее, то заметила, как вспыхнули щеки компаньонки, но, кажется, та ничуть не удивилась.

Элинор прищурилась.

– Прошу, не зовите меня Элинор, мистер Смайт-Хэмптон, – попросила девушка. – Я не позволяла вам звать меня по имени.

– Примите мои глубочайшие извинения, миссис Локхарт, – сказал мистер Смайт-Хэмптон. – Умоляю, расценивайте мою небрежность как комплимент. Лишь столь очаровательное создание могло заставить меня забыться.

– Что ж, тогда всего хорошего, сэр, – попрощалась Элинор, обходя мужчину.

Мисс Блэйксли схватила ее за руку, и Элинор поняла, что не сможет стронуться с места, если только не потащит пожилую даму вслед за собой.

– Это восхитительное совпадение, – продолжал мистер Смайт-Хэмптон, словно не услышав ее. – Я зашел сюда в поисках безделушки для одной знакомой дамы, которая становится мне все более дорога.

Боже правый, неужели он только что подмигнул ей?

– Я надеялся, что смогу убедить вас помочь мне выбрать идеальный подарок.

– На самом деле, сэр, я не уверена, что вам нужно мое мнение, – ответила Элинор, снова пытаясь сдвинуться с места. Она подозревала, что от хватки мисс Блэйксли у нее могут остаться синяки. – И мне правда пора.

– Ничье мнение не будет лучше вашего, – настаивал он.

Поскольку беседовали они всего трижды, и все три раза – о гардеробе мистера Смайт-Хэмптона, Элинор не понимала, почему он так решил. И тут до нее дошел смысл его слов. Она перестала пытаться утащить за собой мисс Блэйксли и посмотрела мистеру Смайт-Хэмптону в глаза.

– Давайте говорить открыто. Вы хотите сказать, что та безделушка, которую вы собираетесь купить, предназначена мне?

Он ухмыльнулся.

– У вас нет причин покупать мне подарки. Умоляю не делать этого.

Мистер Смайт-Хэмптон приподнял бровь, глядя на Элинор.

– О, ваша скромность делает комплимент вашему характеру, но уверяю, для джентльмена вполне естественно преподнести подобный подарок даме, на которую он рассчитывает произвести впечатление.

– Действительно, – заметил мистер Джонс, подходя к ним. – Многие джентльмены делают такие подарки своим любовницам.

Элинор потрясенно взглянула на молодого человека, а мистер Смайт-Хэмптон пробормотал что-то бессвязное. Она заметила улыбку, мелькнувшую на лице мистер Джонса, и поняла, что тот дразнит мистера Смайт-Хэмптона. Поступая так, он мог потерять клиента, но Элинор не пожалела бы об этом, лишь бы мистер Смайт-Хэмптон ушел.

Тот повернулся к Элинор.

– Клянусь, у меня нет подобных неблаговидных намерений. Только самые благородные. – Он потянулся, будто хотел взять ее за руку, но Элинор, не желавшая, чтобы ей делали предложение в ювелирном магазине – или, на самом деле, где бы то ни было, – заложила обе руки за спину.

Очевидно, тут все было бессильно, кроме прямолинейности. Или, возможно… Застенчиво улыбнувшись мистеру Смайт-Хэмптону, Элинор спросила:

– О, вы собираетесь сделать мне предложение? Что ж, признаю, для меня было бы таким облегчением решить свое будущее. Полагаю, вы очень богаты?

Мистер Джонс, стоявший рядом, вдруг озаботился наведением порядка на витрине.

Слегка выпучив глаза, мистер Смайт-Хэмптон забормотал:

– Я… но вы обеспечены, неужели это имеет значение, богат я или нет?

Значит, он охотник за состоянием. Не мистер ли Локхарт замешан в этой истории? Это на него похоже.

– О, а разве вы не знаете? Мой покойный муж в своем завещании поставил довольно неприятное условие: я получаю большую часть его состояния, но лишь до тех пор, пока не выйду замуж, после чего имущество перейдет к его племяннику, а я получу небольшое наследство, которого хватит на карманные расходы. Дорогой Альберт не хотел, чтобы я вышла за человека, которому нужны лишь мои деньги. Но вы, должно быть, любите меня, раз хотите жениться, несмотря ни на что?

Лицо мистера Смайт-Хэмптона побледнело под полями шляпы.

– Я ничего не говорил о браке. Боюсь, вы неправильно меня поняли. Доброго дня, миссис Локхарт. – Он развернулся и вышел из магазина так стремительно, что запнулся о порог.

Когда дверь за ним захлопнулась, словно маленький колокольчик прозвенел в лавке. Смех, который сдерживала Элинор, наконец вырвался наружу.

– Ловко сработано, – пробормотал мистер Джонс, и Элинор почувствовала охватившее ее удовольствие.

– Это было не слишком любезно с вашей стороны, – заметила мисс Блэйксли.

– Может, и нет, но большего он не заслуживал, – объявила Элинор. – Пойдемте, мы и так отняли у мистера Джонса достаточно времени. – Она повернулась к молодому человеку. – Я действительно ценю вашу помощь, но нам пора.

Она взяла мисс Блэйксли под руку и потащила ее на улицу, где их ждал экипаж. Несколько капель дождя упало им на головы, и мисс Блэйксли взвизгнула.

Элинор позволила своей спутнице сесть в экипаж первой – пожилая леди так вскрикивала, что можно было подумать, будто она боится растаять, – а затем устроилась рядом. Когда они тронулись, Элинор заговорила.

– Вы, кажется, не удивились, увидев мистера Смайт-Хэмптона.

– Такой милый мальчик. Мне жаль, что он вам не нравится, – ответила мисс Блэйксли.

– Откуда он знал, где нас найти?

Мисс Блэйксли взглянула в окно экипажа, теребя носовой платок.

– О чем это вы?

– Вы сказали ему, куда я собираюсь, не так ли?

Компаньонка Элинор долго молчала, комкая в руках носовой платок.

– Не сердитесь, дорогая моя. Я всегда питала слабость к романтике.

– Если я выйду замуж, – сказала Элинор, – мне больше не понадобится компаньонка. Вы так мало дорожите своим местом?

– О, но ваш муж, конечно же…

– Понятия не имею, что сделает мой потенциальный муж, – прервала Элинор. – У меня не будет контроля ни над финансами, ни над прислугой, когда я выйду замуж.

– О, но мистер Локхарт обещал… – Мисс Блэйксли замолчала, ее рука, обтянутая перчаткой, взметнулась к губам, будто она сказала больше, чем хотела бы.

– Мистер Локхарт обещал оставить ваше место за вами, если вы поможете ему, – завершила Элинор.

Мисс Блэйксли не ответила, что Элинор восприняла как подтверждение своих слов. Она собралась с духом.

– Вы уже некоторое время докладываете ему о моих передвижениях, не так ли? И я думаю, это не первый поклонник, которого вы науськали.

– Что за выражения, Элинор! – И как мисс Блэйксли могла выглядеть оскорбленной после всего, что сделала, этого Элинор не понимала. – В свете решат, что вы из низших слоев, если станете так выражаться.

– Тогда, вероятно, к лучшему, что я не настоящая леди и могу говорить откровенно. Мисс Блэйксли, этим утром я сказала, что не потерплю возражений от компаньонки, и это были не просто слова.

– О, но вы не можете меня уволить. Прошу, Элинор, куда мне идти?

«К мистеру Локхарту», – хотела заявить Элинор, но она слишком хорошо знала, как ужасает финансовая неопределенность, чтобы желать этого мисс Блэйксли, как бы та ее ни раздражала. Девушка вздохнула.

– Ради любви, которую Альберт питал к вам, я продолжу выплачивать вам пособие, но вы не можете остаться со мной. Я немедленно напишу, чтобы мне наняли новую компаньонку, и, когда она приедет, вы сможете отправляться, куда захотите, лишь бы подальше от меня.

– О, но, дорогая моя…

Элинор отвернулась к окну, а мисс Блэйксли принялась изливать свою обиду слезами. Что ж, возможно, это и к лучшему. Элинор приехала в Лондон чтобы развлечься, а это довольно затруднительно, когда каждый твой шаг критикуют. Молодая компаньонка, вот что ей нужно.

Та, которая поможет предотвратить сплетни, но не станет мешать ей делать то, что хочется. И необходимо предпринять что-то, чтобы оттолкнуть женихов, которые видели в ней лишь наивную и богатую молодую вдову, которую ничего не стоит заполучить.

II
Талия

Вересковая пустошь в окне,
Где разносит апрельскую сладость
Легкий бриз над цветущей оградой,
Что прохожего радует глаз,
Но меня заставляет чихать —
Ах, как скучно об этом писать.
Талия Обри

Оксфордшир, апрель, 1818

Талия Обри с нарастающим отчаянием рылась в бумагах на столе в кабинете отца. Рукопись ее новой поэмы была тут еще утром. Она не сомневается в этом. Когда поиски ничего не дали, девушка бросила их, выругавшись, чего бы не одобрила ее мать, и вышла из кабинета.

Она прошла по коридору в комнату, которую делили ее младшие брат и сестра, Урания и Эдвард. Никого из детей там не оказалось, но в комнате валялись перо и опрокинутая чернильница, содержимое которой медленно растекалось по рассыпавшейся стопке страниц. С растущим страхом Талия пробралась между разбросанными вещами, чтобы вытащить первую из страниц. Это действительно была ее рукопись: около пятидесяти стихотворений, переписанных ее изящным почерком для отправки лондонскому издателю.

Теперь стихи оказались перепачканы семилетним мальчиком: отпечаток большого пальца тут, брызги чернил там, а поперек ее любимого стихотворения – череп ужасного чудовища, похожий на птичий, с длинным клювом и зубами.

Стиснув губы, Талия собрала исписанные листы, вернула их на свой стол, а затем принесла из кухни тряпку и немного воды, чтобы смыть чернила.

Унижался ли Шекспир подобным образом, убирая за ребенком? Она подозревала, что нет: о чем-то подобном позаботилась бы его жена. Или сестра. Или мать.

Когда Талия несла обратно на кухню испачканные чернилами тряпки, Эдвард промчался по коридору так быстро, что едва не сбил ее с ног. Он заскочил к себе в комнату и почти сразу вылетел обратно.

– Талия! Что ты сделала с моими рисунками?

– Твоими рисунками? – откликнулась она. – Это были мои стихи.

Мальчик пожал плечами.

– Папа не разрешает трогать его бумаги, а мне нужно на чем-то рисовать. – Он просиял. – Ты видела моего монстра?

– Да. Что это вообще такое?

– Гигантская рыба-монстр. Грация рассказала мне о ней. Ее нашли недалеко от Лайм-Риджиса. Представляешь, идешь на рыбалку и ловишь такую штуку!

Талия вздрогнула.

– Я бы предпочла обойтись без этого.

– Очень хороший рисунок, правда?

– Да, очень продуманный, но тебе и правда не стоит портить мою работу.

Эдвард сморщил нос.

– Это всего лишь стихи. – Затем разговор, похоже, ему наскучил, он побежал назад по коридору и скрылся в направлении кухни.

Талия вздохнула. Что ей нужно, так это комната с замком на двери. А еще лучше – комната в Лондоне, где она могла бы общаться с другими поэтами и начинающими писателями, где могла бы искать издателей. Примерно через год после катастрофического лондонского сезона она начала ощущать возвращающийся интерес к интеллектуальному миру, который едва не разрушил ее бывший поклонник Джеймс Дарби. Он соблазнил девушку стихами и искрометными салонными фразами, убедил сбежать с ним и только в последний момент признался, что не испытывает к ней настоящей любви. У Талии не было ни малейшего желания возвращаться в Лондон, чтобы участвовать в ярмарке невест, но она тосковала по обществу единомышленников.

Однако тетя Гармония не собиралась открывать свой лондонский дом, пока Грация оставалась с мужем за границей, в Индии. А мать Талии не могла ни позволить себе снять дом, ни выделить время на то, чтобы сопровождать дочь в Лондон. Вместе с тетей Гармонией она решила, что не стоит тратить деньги на сезон, если Талия всерьез не намерена искать себе мужа, и, возможно, лучше дать улечься прошлогодним сплетням о Талии и мистере Дарби. В следующем году, пообещала тетя Гармония.

Талия не хотела ждать год.

Она вернулась в кабинет отца и взяла со стола газету. Если повезет, там найдется подходящее объявление – хотя за последние недели поиски не дали результатов.

Но удача – может быть, в награду за то, что она оставила свои стихи на растерзание Эдварду, – оказалась на ее стороне. Забившись в уголок, Талия прочла: «Овдовевшая дама, недавно завершившая траур, ищет в компаньонки честную, умную, послушную молодую леди, которая сопровождала бы ее в поездках и на некоторых общественных мероприятиях. Заинтересованные лица могут обратиться по адресу: Керзон-стрит, 10, Лондон».

Талия перечитала объявление еще раз. Она, безусловно, была честной, умной и молодой, и с ней можно легко договориться, если это давало шанс вернуться в Лондон. Сопровождать пожилую леди по городу – звучало довольно успокаивающе, особенно после того, как дома она присматривала за двойняшками. И конечно, у нее будут выходные или хотя бы частично свободные дни, когда она сможет заниматься своими делами или посещать интеллектуальные салоны. Без сомнения, многое будет зависеть от характера почтенной дамы, подавшей объявление, но Талия готова рискнуть.

Она устроилась за письменным столом, отодвинула в сторону испорченные бумаги и принялась писать.

Три дня спустя, ожидая отца, который должен был вернуться из города вместе с почтой, Талия стояла на лужайке перед домом, когда к ней галопом подъехал всадник.

– Адам! – воскликнула она, обняв долговязого молодого человека, когда тот спешился. В детстве Адам был ее близким другом, но их лондонский сезон все изменил. Теперь Адам был помолвлен с Калли, сестрой Талии, хотя, как священнику, ему приходилось ждать еще несколько лет, прежде чем у него появится возможность содержать жену. По закону он не мог быть рукоположен, а значит, и получать средства к существованию, пока ему не исполнится двадцать четыре года, то есть примерно еще три года. Пока же Адам учился у отца Талии и время от времени писал для него проповеди.

– Как продвигается твоя работа? – поинтересовалась Талия.

– Исследование движется быстро… но, если ты спрашивала о моей новой проповеди, кажется, на этой неделе она усыпила не так уж много прихожан, так что мы делаем успехи. – Адам улыбнулся немного печально, склонив голову так, что солнечный свет заиграл на его очках.

Калли вышла из дома как раз вовремя, чтобы услышать его последние слова, и покачала головой.

– Адам скромничает. Ты слышала, как папа читал проповедь о долге по отношению ко всем нашим братьям и сестрам, а не только к тем, кто нам нравится. – Она привстала на цыпочки и поцеловала Адама.

– Ах, – воскликнула Талия. – Что ж, с моего благословения, забирай себе Эдварда.

Калли рассмеялась, она уже слышала о его рисунке.

Талия увидела отца, который возвращался домой пешком. Она оставила сестру и Адама, и бросилась к нему.

Когда он улыбнулся дочери, вокруг его глаз появились морщинки.

– Меня не было всего два часа, Талия, но я польщен, что ты так по мне скучала.

Она промолчала и прикусила губу, пытаясь сдержать свое нетерпение.

– Я жду письма.

Глядя немного удивленно, мистер Обри достал из кармана пальто пару писем.

– Что ж, давай посмотрим. Здесь есть одно от Грации… к счастью, с предоплатой, мы бы никогда не смогли оплатить пересылку из Индии.

Калли, подойдя к Талии, выхватила у нее из рук письмо кузины. Талия не стала отбирать его. Толстые письма Грации никогда их не разочаровывали, но Талия надеялась на нечто иное. Калли сломала печать на письме.

– О, ради всего святого. Она снова перешла все границы дозволенного. Нужно пройти специальный курс, чтобы понять, о чем она пишет. Кажется, тут что-то говорится о кастах… или, может быть, о костях? Нет, тут наверняка речь о костях, потому что дальше идет что-то о крепостных валах. И о насекомых. Полстраницы о каком-то жуке. – Она подняла взгляд и улыбнулась. – Приятно осознавать, что кое в чем Грация неизменна независимо от того, где бы она ни побывала.

Талия наблюдала за отцом. Возможно, другое письмо не имело к ней никакого отношения.

Отец смягчился и протянул ей второй конверт, на котором незнакомым почерком было написано имя Талии.

– Вероятно, это и есть причина, по которой ты так поспешно бросилась ко мне?

Талия взяла конверт, изучая обратный адрес. Керзон-стрит. Ее рука крепче сжала бумагу.

– С тобой все в порядке, Талия? – спросил Адам, глядя на нее поверх головы Калли. – Надеюсь, это не плохие новости из Лондона.

– О, это не очередной отказ? – поинтересовалась Калли, пытаясь проявить сочувствие. Но правда заключалась в том, что в последнее время Талия получала лишь отказы. Это становилось чем-то обыденным.

И это письмо могло также оказаться отказом. Хотя и не в публикации стихов.

Из дома вышла миссис Обри, чтобы увести всех с палящего солнца, суетясь вокруг Адама, который, хоть и делал вид, что это ему безразлично, не мог сдержать улыбку. Когда все вошли внутрь, Талия извинилась и ушла в комнату, которую делила с Калли.

Слегка дрожащими пальцами она разломила печать и просмотрела ответ. Он был, к счастью, коротким и написан аккуратным почерком школьницы.

«Моя дорогая мисс Обри, я прочитала ваше письмо и ваши впечатляющие рекомендации и нашла их в высшей степени удовлетворительными.
Если вас устроит жалованье, пожалуйста, сообщите о своем согласии. Я с нетерпением жду вашего – надеюсь, как можно более скорого – приезда в Лондон.
С уважением, миссис Локхарт»

Талия перечитала письмо. Она смогла. Она получила место в Лондоне – в самом центре Мейфэра, не меньше. Она вернется в Лондон.

Однако реакция семьи, когда Талия вернулась в гостиную и сообщила новости, была не совсем такой, как она ожидала.

– В Лондон? – эхом отозвалась мама. – Но мы ничего не знаем об этой женщине. И разве тут тебе будет хуже писать, чем в чужом доме?

– Это не о том, чтобы просто писать, мама, это о вдохновении, – объяснила Талия. – В Лондоне много умных людей, которые обсуждают новейшие веяния в поэзии. Я скучаю по всему этому.

– Но компаньонкой, Талия? – спросил отец. – Не думаю, что у тебя будет время писать, как ты рассчитываешь. Или свобода общения с интересными людьми.

– Я и здесь ни с кем не общаюсь, – заметила Талия. – Даже с той небольшой свободой, которая у меня будет в Лондоне, я смогу вести более яркую жизнь, чем здесь, в сельской местности.

– И давно ты об этом думаешь? – вмешалась Калли.

– Вот уже несколько месяцев… и последние несколько недель я активно искала работу.

– Я и не знала, – произнесла Калли, и на ее лице промелькнула обида.

– Потому что я не рассказывала тебе. Ты была поглощена своими делами. – Талия перевела взгляд с Калли на Адама, и оба вспыхнули.

Адам обнял Калли за плечи и сказал:

– Думаю, ты должна следовать зову сердца, Талия.

Миссис Обри вздохнула.

– У меня никогда не получалось отказывать вам, детям, в том, чего вы хотели, и вряд ли ты в том возрасте, когда я могу требовать, чтобы ты оставалась дома. – Но, дорогая, ты уверена? – Мама положила ладонь на живот. Защитный жест, который Талия узнала, хоть и не видела уже несколько лет. Ни разу с тех пор, как…

– Мама? – начала Талия. – Ты… Есть какая-то причина, по которой ты хотела бы, чтобы я осталась?

Миссис Обри с мужем переглянулись.

– Мы не хотели говорить, пока не будем уверены. Я полагала, что все это давно в прошлом, но, похоже, в середине лета на свет появится еще один Обри.

– Ребенок? – удивленно переспросила Калли.

Эдвард и Урания вбежали в комнату как раз вовремя, чтобы услышать это.

– Чей ребенок? – с подозрением спросила Урания, останавливаясь перед Калли.

– Не мой, – поспешила ответить та, снова краснея. – Мамин.

– Ура! – воскликнул Эдвард. – Брат!

– Нет, – возразила Урания. – Это может быть девочка.

– Или это будет двойня, – предположил Эдвард.

– Будем молиться, чтобы такого не случилось, – заметила мама, прогоняя двух младших детей. Они покинули комнату, споря, брат у них появится или сестра.

Миссис Обри повернулась к Талии.

– Я не хочу влиять на твое решение, но ты должна знать.

– Если хочешь, чтобы я осталась, я останусь, – поспешила заверить ее Талия, чувствуя себя благородной и самоотверженной.

Но мама лишь рассмеялась.

– Как будто я не родила уже шестерых без твоей помощи! Хотя признаю, ты очень помогала мне, когда Эдвард и Урания были маленькими. Конечно, тебе здесь всегда рады, и мне будет грустно смотреть, как ты уезжаешь, но ты должна сама принять это решение.

Мать, отец, Калли и Адам молчали, выжидающе глядя на Талию. Талия терпеть не могла, когда ее мама была такой рассудительной. Она бы лучше противостояла открытому сопротивлению. А эта добрая забота заставляла ее чувствовать себя скверно, особенно когда она покидала маму, пока та ждала ребенка. Но…

– Я хочу поехать, – объявила Талия. – Конечно, я могу приехать домой, повидать ребенка, когда он… или она… родится.

– Компаньонки на жалованье не всегда обладают подобной свободой, – заметил мистер Обри.

– Если миссис Локхарт – такая горгона, что не позволит мне навестить маму и новорожденного брата или сестру, – ответила Талия, – я уволюсь и все равно приеду домой.

– Я буду скучать по тебе, – сказала Калли, и Талия почувствовала, что глаза у нее пощипывает.

– Я тоже буду скучать … – начала Талия.

– Только, пожалуйста, не влюбись в очередного негодяя и не пытайся сбежать, – прервала Калли, и ее губы растянулись в улыбке.

Нежность Талии мгновенно испарилась. Расправив плечи, она заявила:

– Я еду в Лондон, чтобы найти издателя, а не любовника.

– По-моему, леди слишком много обещает[1], – заметил отец.

– Одно не мешает другому, – сказала Калли. – Уверена, там есть подходящие молодые издатели.

– Или не очень молодые, – добавил Адам.

Талия что-то проворчала, встала и вышла из комнаты, а вслед ей донесся тихий смех.

Четыре дня спустя, когда она приехала на дилижансе в Лондон, город показался Талии еще более шумным и зловонным, чем запомнился. Но облегчение оттого, что она наконец здесь, смягчило неприятное впечатление: пока не добралась до города, девушка боялась, что случится нечто, что заставит ее вернуться домой. Доехав до Лондона без происшествий, она почувствовала, что ее жизнь начинается заново. На этот раз все будет иначе. Талия будет более смелой и рациональной. Никаких романтических развлечений, никаких отвлечений. Только работа компаньонки и писательство.

У лондонского отеля, где останавливался дилижанс, ее ждали лакей и кучер с табличкой, написанной от руки. Потребовалось всего несколько минут, чтобы распорядиться перенести ее чемодан из одного экипажа в другой, а потом лакей помог ей занять место рядом с кучером.

– А что представляет собой миссис Локхарт? – спросила Талия. – Она хорошая хозяйка?

Лакей оглянулся через плечо.

– Не мне судить об этом, мисс Обри. В любом случае вы сами скоро это узнаете.

Талия замолчала, наблюдая за улицами Лондона, проплывающими мимо экипажа. Они добрались до богатых кварталов Мейфэра, и карета остановилась у дома номер десять по Керзон-стрит, когда опустились сумерки. В окнах горел свет. Талия вздохнула. Она на месте. Она сделала это. Теперь предстоит познакомиться со своей новой хозяйкой, а затем, как она надеялась, пораньше лечь спать.

Лакей провел Талию черным ходом в гостиную на втором этаже, где на желто-зеленом диване сидела молодая брюнетка и перелистывала страницы книги. Она казалась хорошенькой, с легкой россыпью веснушек, уголки ее губ были угрюмо опущены.

– Мисс Обри, – объявил лакей, приглашая Талию в комнату.

Хмурое выражение сразу же исчезло с лица молодой женщины, она отбросила книгу в сторону и поднялась.

– Мисс Обри! Я так рада, что вы приехали. Я миссис Локхарт, но вы можете называть меня Элинор.

Талия, слегка ошеломленная, взяла миссис Локхарт… Элинор за руки, которые та протянула ей. Молодая дама была на полголовы ниже своей новой компаньонки, взгляд ясный и прямой. Можно было забыть о пожилой леди, нуждающейся в помощи.

Губы Элинор изогнулись в улыбке.

– Полагаю, я не совсем такая, как вы ожидали.

– В вашем объявлении сказано, что вы вдова, – ответила Талия.

– Так и есть, я вдова уже больше года.

– Соболезную вашей утрате, – поспешила выразить соболезнования Талия. Она хотела спросить Элинор, сколько ей лет, но подумала, что мама бы этого не одобрила, и сдержала любопытство.

– Спасибо. – Элинор вздохнула. – Бедняга Альберт внезапно заболел вскоре после нашей свадьбы.

– О. – Талия сомневалась, как ей следует реагировать. – Он был очень молод?

Элинор покачала головой.

– Почти пятьдесят. Не молод, но и не стар. – Она поймала взгляд Талии. – Знаю, о чем вы подумали, – что я, должно быть, ужасная охотница за состоянием, раз вышла замуж за человека намного старше меня. Уверяю, это не так.

Талия могла представить несколько других сценариев, объясняющих брак очень молодой женщины с мужчиной гораздо старше ее, большинство из них были неприятны. Но какими бы мотивами ни руководствовалась в своем выборе Элинор, не Талии ее судить.

– Я уверена, у вас имелись веские причины. – Талия отважилась слегка улыбнуться. – Но отмечу ваш хороший вкус, проявившийся в том, что вы меня наняли.

К облегчению Талии, напряжение между ними исчезло, и Элинор рассмеялась.

– Да, у меня изысканный вкус! А теперь скажите, вы очень устали? Я надеялась пойти сегодня вечером на спектакль и хотела, чтобы вы присоединились ко мне, но только если вы не слишком устали, в таком случае я попрошу своего надоедливого племянника сопроводить меня.

– Вашего… племянника? – переспросила Талия. Наверняка племянник такой молодой женщины едва вышел из детского возраста.

– Племянника моего мужа. Джорджа Локхарта. Вы скоро с ним познакомитесь.

– Жду с нетерпением, – ответила Талия.

– Не советовала бы. Он настоящий осел. – Элинор прижала ладони к губам. – Прошу прощения. Не то чтобы это неправда, но мне следовало пощадить ваши уши.

– Пока вы платите мне жалованье, можете выражаться, как вам заблагорассудится, – успокоила ее Талия.

Элинор взяла компаньонку под руку.

– О, я знала, что поступила правильно, наняв вас! Мы будем беспечны, как пташки. Значит, вы идете со мной сегодня?

Талия не помнила, чтобы обещала это, но обнаружила, что ее ведут в спальню Элинор, где та велела горничной проследить, чтобы Талия была одета подобающим образом.

Ее определенно не ждала тихая ночь, которую она мечтала провести в доме.

Не прошло и часа, как Элинор и Талия уже входили в ложу, которую Элинор сняла на сезон в королевском театре на Друри-Лейн. Роскошный, отделанный золотом интерьер освещался газовыми лампами, которые Талия никогда не видела прежде, поскольку эти лампы появились после ее короткого пребывания в Лондоне в прошлом году. Судя по широко распахнутым глазам Элинор, та тоже раньше не видела ничего подобного.

Едва они заняли свои места, как в ложу вошла пара, и Элинор вскочила, радостно воскликнув:

– Энн!

Она обняла молодую женщину с золотисто-рыжими кудрями.

Талия узнала в даме мисс Солсбери, с которой несколько раз встречалась во время своего сезона. Но этот молодой человек, с улыбкой и ямочками на щеках, стоявший позади нее, заставил Талию внутренне сжаться от странной смеси смущения и тоски. Она встала.

– Мистер Солсбери! – В последний раз она видела его сразу после свадьбы Грации. Незадолго до этого он спас Талию от ее неудачного побега с Джеймсом. Он оказал ей огромную услугу, но Талия все еще ежилась, вспоминая тот день, свое разбитое сердце и унижение.

Думал ли он об этом, когда смотрел на нее?

Элинор проигнорировала мистера Солсбери и усадила мисс Солсбери на свободное место рядом с собой, что-то оживленно обсуждая.

Генри Солсбери подошел и встал рядом с Талией. Он улыбнулся шире.

– Здравствуйте, мисс Обри. Не знал, что вы будете здесь.

– Я и сама не знала, – ответила Талия. – Я только что прибыла в Лондон, чтобы работать компаньонкой миссис Локхарт.

Его брови слегка приподнялись.

– Компаньонкой? Но вы ненамного старше Элинор.

«Элинор», – вот как он звал миссис Локхарт. Талия расправила плечи.

– Поскольку она вдова, а я не жалкая барышня в свой первый сезон, думаю, мы прекрасно поладим.

– Да, при условии, что она не станет втягивать вас в свои забавы, – заметил мистер Солсбери.

– А она склонна к ним? – поинтересовалась Талия. – Насколько хорошо вы знакомы с миссис Локхарт?

– Они с моей сестрой были неразлучны в частной школе в Уилтшире. Энн едва сдержалась, когда узнала, что Элинор в Лондоне.

– И вы считаете, что мне неуместно быть ее компаньонкой?

Мистер Солсбери поднял руки.

– Успокойтесь, мисс Обри. Я не хотел оскорбить вас, заметив, что вы обе молоды. Уверен, вы прекрасно справитесь со всем, чему решите себя посвятить. Ваша семья с вами в городе? – Он оглядел ложу, будто рассчитывал найти Калли или Грацию спрятавшимися в углу.

– Нет, – ответила Талия, вспомнив, что мистер Солсбери делал предложение Калли и был отвергнут. – Калли все еще в Оксфордшире со своим женихом, а Грация с мужем за границей, в Индии.

Они немного поговорили о своих семьях, и, когда начался спектакль, Талия обнаружила, что все еще находится рядом с мистером Солсбери. Спектакль не слишком отвлек ее от мыслей, хотя Калли понравилось бы столь драматическое представление. Главную романтическую роль в нем сыграл великий Эдмунд Кин. В «Абидосской невесте», поставленной по мотивам поэмы лорда Байрона, рассказывалось о пиратах и тайной любви в турецком гареме.

Талия вдруг задалась вопросом, посещал ли лорд Байрон турецкий гарем во время своего пребывания в Турции и насколько инсценированная версия его поэмы соответствует действительности. Ее также интересовали скандальные слухи, ходившие о Байроне и его сводной сестре, и послужили ли они вдохновением для истории о любовной связи между дочерью паши и его предполагаемым сыном – хотя, конечно, поскольку герой на самом деле не являлся сыном паши, пьеса была не такой скандальной, как жизнь, которую она представляла.

Поэма Байрона была трагична, а пьеса – нет.

Талии показалось, что от этого постановка только проиграла.

– Ну? – спросил мистер Солсбери в антракте перед комедией, которая шла следом. – Вам понравилась пьеса?

– Мистер Кин – прекрасный актер, но мне кажется, эта роль не раскрывает его талант.

Мистер Солсбери рассмеялся.

– Как это дипломатично сказано. Мистер Кин сильнее в трагедиях: Шейлок, Лир.

– Молодая женщина, которая играла с ним в паре, довольно хорошая актриса. Вы знаете, кто это?

Темноволосая девушка произносила свои реплики с воодушевлением и страстью, превращая то, что могло бы показаться смешным, будь на ее месте менее талантливая актриса, в нечто почти трогательное.

– Мисс София Монтгомери? Она становится очень популярной. Половина молодых людей в свете влюблены в нее.

– А вы?

Мистер Солсбери смущенно пожал плечами.

– Мисс Обри, вам не следует задавать такие вопросы.

Талия смущенно извинилась:

– Прошу прощения. Я не хотела.

Рассмеявшись, мистер Солсбери выпрямился.

– Не переживайте. Я просто пошутил. Мисс Монтгомери, может, и мила, но я не собираюсь претендовать на ее руку. Игра не стоит свеч.

В партере поднялся шум, группа молодых людей толкалась и кричала. Талия встала и протиснулась в переднюю часть ложи, чтобы лучше видеть происходящее.

– Боже, надеюсь, никто не пострадал.

– Вероятно, все пытаются пробиться к мисс Монтгомери. Такое случалось и раньше, – заметил мистер Солсбери, присоединяясь к Талии. Молодой человек со светлыми волосами отшатнулся, чем привлек ее внимание. Падая, он откинулся, и девушка увидела его лицо. По спине Талии пробежал холодок. Это лицо… она знала его почти так же хорошо, как собственное. Что Фредерик делал в Лондоне? Предполагалось, что он оканчивает последний семестр в Оксфорде.

– Мисс Обри? С вами все в порядке? Вы побледнели.

– Ничего. – Поспешила успокоить его Талия, оборачиваясь, чтобы ободряюще улыбнуться. Ее губы казались ей чужими. Когда она вновь бросила взгляд в партер, брата уже не было видно.

III
Элинор

Жить – это не значит дышать, это значит действовать: это значит пользоваться органами, чувствами, способностями, всеми частями нашего существа. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь…
Жан-Жак Руссо

Элинор украдкой взглянула на новую компаньонку, сидевшую по другую сторону от Генри. У молодой женщины был красивый профиль, хотя подбородок мог показаться слишком волевым. Талия, похоже, была поглощена происходящим на сцене, ее брови сошлись на переносице. Генри больше наблюдал за Талией, чем за представлением, и легкая улыбка трогала его губы. Элинор задумчиво отметила его внимание к этой девушке.

– Что ты думаешь о нашем мистере Кине? – Шепот Энн привлек внимание Элинор. Из всех удовольствий, которые она испытала в Лондоне, самым восхитительным было увидеть, что ее старая школьная подруга не изменилась и, что самое важное, все еще без ума от простой девушки, с которой подружилась в школе.

– Мне кажется, он очень страстный, – ответила Элинор. По правде говоря, она находила его страсть неправдоподобной, но по легкому румянцу Энн поняла, что подруга не разделит ее критической оценки.

– И к тому же красивый, не так ли?

– Хм, – замешкалась Элинор, но Энн, похоже, не нуждалась в одобрении подруги, чтобы восхищаться его игрой. Знаменитый актер был невысоким, но подтянутым и подвижным, с пронзительным взглядом из-под темных волос. Перед глазами Элинор возник другой темноволосый мужчина – высокий, широкоплечий молодой человек из ювелирного магазина. Она раздраженно поджала губы. Мистер Джонс, возможно, и привлекателен, но она не станет думать о нем.

Элинор больше понравилась комедия, последовавшая за драмой, в которой играл мистер Кин. Было приятно посмеяться, особенно в дружеской компании, где никто не смотрел на нее свысока из-за того, что она позволяет себе подобное. Энн тоже смеялась. Щеки у нее были розовыми, глаза – сверкали. Об этом… именно об этом мечтала Элинор долгие, мрачные месяцы после смерти Альберта. Блеск и оживление Лондона, трепет и сладость дружбы.

После того как опустился занавес, Энн и Генри попрощались, предварительно пообещав навестить Элинор завтра. Элинор и Талия спустились по длинной лестнице в холл театра, прямо в сверкающую толпу. Однако ее компаньонка казалась рассеянной и вертела головой то в одну, то в другую сторону.

– Вы кого-то ищете? – поинтересовалась Элинор.

Талия вспыхнула.

– Прошу прощения. Мне показалось, я видела своего брата, но я понятия не имела, что он в Лондоне.

– Старшего брата? – спросила Элинор, хотя вряд ли у Талии мог быть младший брат, который жил бы отдельно от семьи. Девушка утверждала, что ей девятнадцать, но, если бы она не поклялась, что у нее за плечами сезон, Элинор приняла бы ее за дебютантку.

– Да, старший. Примерно на два года старше меня.

– Помочь вам в поисках?

Талия улыбнулась.

– Он очень похож на меня, но не думаю, что мы найдем его в этой толпе. Утром я напишу папе, посмотрим, известно ли ему что-нибудь. Если, конечно, у вас не окажется срочного дела для меня.

– Я планирую быть самым нетребовательным работодателем, – заявила Элинор. – Хотя у меня есть кое-что, с чем, я надеюсь, вы сможете мне помочь. Но достаточно. Мы сможем обсудить это завтра.

Они вышли на дорогу, заполненную ожидающими экипажами и извозчиками, так и не встретив светловолосого брата Талии. На улице задувал свежий ветер, и Элинор плотнее закуталась в шаль. В вечернем воздухе ощущался запах дождя.

– Элинор!

Элинор на долю секунды закрыла глаза, взвешивая, не лучше ли ей притвориться, будто она не слышит Джорджа Локхарта, но она представила те неприятности, которые он сможет причинить ей потом. Она открыла глаза и заставила себя улыбнуться.

– Мистер Локхарт. Как… неожиданно. Вы были на спектакле?

– Да. Я так и знал, что ты окажешься здесь. Я собирался зайти во время антракта, но задержался из-за других дел. – Джордж Локхарт обернулся к Талии, его брови приподнялись, обозначая вежливый вопрос.

И как ему вечно удавалось заставлять Элинор чувствовать себя неотесанной? Ей следовало начать с того, чтобы познакомить их.

– Мистер Локхарт, позвольте представить вам мою новую компаньонку, мисс Обри. Мисс Обри, это Джордж Локхарт, племянник моего покойного мужа.

Уголок его рта дернулся. Элинор собралась с духом, ожидая вспышки гнева, но он лишь сказал:

– Я слышал, ты уволила мисс Блэйксли. Безусловно, ты имеешь на это право. – Он слегка склонил голову. – Рад знакомству, мисс Обри. Вы выглядите знакомо. Мы не встречались раньше?

Талия присела в реверансе.

– Кажется, нет, мистер Локхарт, но, возможно, наши пути пересекались в прошлом году? Я была в Лондоне с сестрой и нашей кузиной Элфинстоун во время сезона.

– Дочерью сэра Джона Элфинстоуна? – спросил мистер Локхарт, и напряжение ушло из его позы. Джордж всегда был снобом.

Талия кивнула.

– Мой дядя.

– Хороший человек. Вы не у него остановились? Полагаю, он в городе в связи с заседаниями парламента.

Стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно, Элинор заметила:

– Полагаю, что это дело мисс Обри, не ваше. – Обернувшись к Талии, она добавила: – Вы не обязаны отвечать на этот вопрос.

Мистер Локхарт прищурился, а Талия поспешила сказать:

– Я не возражаю. Это уместный вопрос. Мой дядя приехал в Лондон один и снял комнату в Олбани, где, поскольку это заведение для холостяков, я буду совершенно не к месту. Наше с миссис Локхарт соглашение совершенно устраивает меня.

Мистер Локхарт, казалось, хотел задать еще вопросы, но в этот момент Элинор заметила своего кучера дальше по улице.

– Прошу прощения, мистер Локхарт, но уже поздно, а мисс Обри приехала в Лондон только сегодня, я уже непростительно долго не давала ей возможности отдохнуть.

– И правда, – согласился мистер Локхарт. – Позвольте мне проводить вас к экипажу.

Не дожидаясь позволения Элинор, он предложил руки обеим дамам. Элинор взяла его под левую, чувствуя себя так, словно прикасается к змее. Хотя возможно, змея была бы не так ядовита.

Дойдя до экипажа, мистер Локхарт помог Талии сесть. Он повернулся к Элинор, будто бы для того, чтобы помочь и ей, но вместо этого преградил путь. Он был так близко, что Элинор чувствовала исходящее от него тепло. Дрожа, она отступила на шаг.

Его рука взметнулась, пальцы обхватили ее запястье, словно тиски.

– Почему ты уволила мисс Блэйксли?

Элинор попыталась освободиться, но Джордж лишь усилил хватку. Не желая устраивать сцену, она прекратила сопротивление.

– Ответь.

– Мне не нравятся шпионы в моем доме. Почему вы так интересуетесь моими делами?

– Ты – моя юная, неопытная родственница, впервые в городе, естественно, что я интересуюсь, тебе так не кажется?

– Нет, – ответила Элинор ровным тоном. Он, наконец, отпустил спутницу, и она отступила на шаг. Запястье болело, но Элинор не хотела доставлять ему удовольствия, показывая это.

– Нет? – эхом отозвался он, коротко хохотнув. – Возможно, ты права. Давай тогда предположим, что я пытаюсь сохранить твое благосостояние.

Из обмолвок Альберта Элинор знала, что, вопреки ожиданиям дяди, Джордж Локхарт уже несколько лет жил в долг и был крайне недоволен, что в дядином завещании Элинор заняла его место.

Мистер Локхарт продолжил:

– Незамужняя женщина нуждается в защите.

Было ли это угрозой? Джордж Локхарт смотрел на нее с прежним выражением. Любой, кто услышал бы его слова, счел бы их выражением заботы о близкой родственнице. Но их не связывало настоящее родство, и его слова заставили ее сердце пропустить удар.

– Знаешь, ты в любой момент можешь выйти за меня. Это бы прекрасно решило наши проблемы.

Элинор похолодела.

– Лучше скажите, ваши проблемы. Я скорее умру в бедности и забвении, чем выйду за вас.

Элинор протиснулась мимо него, чтобы забраться в экипаж. Дрожа, она заняла место напротив Талии. Мистер Локхарт закрыл за ней дверь, проявив себя как истинный джентльмен в глазах случайного наблюдателя.

Элинор откинулась на спинку сиденья. Она глубоко вздохнула и потерла запястье там, где его сжимал мистер Локхарт.

Талия нахмурилась, глядя на нее.

– С вами все в порядке?

Элинор понимала, что Талия не могла слышать слов мистера Локхарта. Элинор не пострадала, всего лишь была потрясена, но ее компаньонке необязательно знать это. Элинор Уильямс Локхарт всегда рассчитывала только на себя, и этот раз не станет исключением.

– Я в порядке. Мистер Локхарт по своему обыкновению валял дурака. Я, кажется, предупреждала вас об этом.

Талия улыбнулась, как того и хотела Элинор.

– Предупреждали.

Элинор заставила себя выпрямиться и добавила голосу бодрости, которой не чувствовала.

– А теперь давайте поговорим о планах на завтра…

Промучившись бессонницей, встала Элинор раньше, чем ей того хотелось бы. Слова мистера Локхарта – и угроза, и его ужасающее предложение – звучали в ее голове. Следует предпринять что-то, чтобы избавиться от него прежде, чем Джордж испортит ей сезон. План начал созревать в ее голове, но потребуется продумать все, прежде чем она сможет действовать.

Наконец, Элинор накинула халат поверх ночной рубашки, зажгла свечу и, бесшумно спустившись по лестнице, прошла в маленькую комнату рядом с гостиной, служившую ей кабинетом. Она переехала в меблированный дом, и книги на полках производили печальное впечатление заброшенности. Элинор проигнорировала их. Она направилась к стоявшему в углу сундуку. Из замочной скважины торчал ключ. Альфред всегда спал с этим ключом в кармане, опасаясь, что кто-нибудь может попытаться украсть дело его жизни. Элинор, больше боявшаяся потерять ключ, чем содержимое сундука, хранила его таким образом.

Она поставила свечу в подсвечник на стол позади себя, повернула ключ и подняла крышку.

Ее взору предстали неаккуратные стопки бумаг, большинство из которых испещряли беспорядочные каракули Альберта. Она представила его склонившимся над письменным столом, солнечный свет падает на лысеющую голову, его небольшое брюшко скрывается под столешницей. Если бы не ощущала тяжесть этих бумаг, она, возможно, улыбнулась бы воспоминаниям.

Элинор вздохнула. Альберт попросил ее лишь о двух вещах, когда спас от нищеты и разделил с ней свое земное имущество. Она уже потерпела неудачу в первом – не родив ребенка и наследника. Элинор не слишком винила себя в этом, поскольку Альберт заболел вскоре после свадьбы, и они никогда… Она замерла.

Но оставалось второе требование, включенное в завещание. «Моей жене Элинор я передаю свои бумаги, чтобы она могла опубликовать труд моей жизни и распространить его по всему миру».

Элинор знала, что Альберт любил ее, но он был чрезвычайно увлечен своей работой. Математик-любитель, занимавшийся сбором данных о людях: средний рост, продолжительность жизни, классовые привычки. Альфред много раз пытался заинтересовать этим Элинор, но его объяснения ускользали от нее как вода… хотя она и не слишком старалась понять. Сначала юная жена полагала, что позже у нее будет время во всем разобраться. А потом, когда стало ясно, что времени у них не осталось, ее муж был слишком слаб, чтобы объяснять все заново.

О чем только думал Альберт? Он мог передать бумаги одному из своих многочисленных корреспондентов, знающих, что с ними делать. Элинор же понятия не имела. Она приехала в Лондон, чтобы повеселиться, а не чувствовать себя невежественной школьницей. До сих пор ей удавалось делать вид, будто этих бумаг не существует, но сегодняшним серым утром она поняла, что больше не в силах притворяться.

Несколько часов спустя Талия обнаружила ее все еще на коленях у сундука, утреннее солнце освещало бумаги, словно подчеркивая написанное на них.

– Что вы делаете? – поинтересовалась Талия.

– Пытаюсь разобраться в работе моего мужа, – подняла голову Элинор. – Полагаю, в математике вы не сильны?

– К сожалению, нет. – Талия опустилась на колени рядом, наблюдая, как миссис Локхарт перекладывает бумаги из одной стопки в другу. – Вы ели?

В животе Элинор заурчало.

– Нет. – Она встала, стирая пыль с ладоней. – Это подождет. – Пока она не разберется, что с этим делать.

После легкого завтрака из холодного мяса и фруктов Элинор и Талия обсуждали план похода по магазинам, когда появились Энн и Генри Солсбери. Когда лакей объявил о них, Элинор бросилась обнимать подругу, но от ее внимания не ускользнул легкий румянец, вспыхнувший на щеках Талии, когда в комнату вошел Генри. Она нахмурилась. Лучше, чтобы ее компаньонка не проникалась симпатией к Генри, каким бы симпатичным он ни был, – если Элинор хотела, чтобы сработал ее план в отношении мистера Локхарта. Ей нужно было действовать как можно скорее.

Элинор собрала их небольшую компанию вместе: они с Энн расположились на диване, а Генри и Талия – в креслах напротив. Вскоре Генри рассмешил всех досадным инцидентом с портным, который неверно понял его просьбу.

– Когда я пришел на примерку, портной нарядил меня в самый кричащий, щегольской наряд, какой только можно представить, с набитыми плечами, зауженной талией и жилетом настолько ярким, что его было бы видно с другого конца улицы, – рассказывал он.

– Вы, конечно, постарались объяснить ему все, – предположила Талия.

Энн улыбнулась.

– Только не Генри! Он не умеет возражать.

Генри почесал нос.

– Что ж, портной выразил некоторое удивление по поводу моего заказа, но был так доволен тем, как с ним справился, что я почувствовал, у меня нет другого выбора, кроме как оплатить его. При виде нового костюма мой камердинер расплакался и сказал, что я должен немедленно сжечь его, иначе он уйдет от меня.

Элинор поймала себя на том, что тоже хихикает.

– Как это на тебя похоже, Генри. Создавать себе проблемы ради того, чтобы пощадить чувства других. Ты же знаешь, что портным, как и художникам, не привыкать к критике.

– Тем больше причин, почему он не должен терпеть мою критику. Черт возьми, этот парень мне понравился! Он ловко обращается с иглой и к тому же добродушен.

– Но костюм вы сожгли? – уточнила Талия.

Генри прерывисто вздохнул.

– Я собирался, но потом подумал, что почувствует мой портной, если услышит об этом… его работа уничтожена! Так что я запихнул костюм подальше в гардероб и пообещал камердинеру, что никогда его не надену.

Энн покачала головой.

– Генри, ты не должен позволять всем и каждому помыкать собой.

– Это будет помыканием, только если я признаю его таковым, – парировал Генри.

– По-моему, это очаровательно, – сказала Элинор. – Представьте, каким бы стал мир, если бы все были такими же добрыми, как Генри.

– Прекрати, – попросил Генри, и его щеки порозовели. – Ты заставляешь меня краснеть.

– О, – воскликнула Элинор, лукаво улыбаясь. – Боюсь, я даже не начинала.

Генри повернулся к Талии и произнес одними губами: «Помогите». Талия рассмеялась.

Довольная их веселым квартетом, Элинор повернулась к Энн.

– Пойдем прогуляемся со мной по комнате.

Энн рассеянно кивнула и взяла Элинор под руку. Она почти ничего не говорила, позволяя Элинор болтать, пока они прогуливались по залу. Как только подруги оказались вне пределов слышимости, Элинор остановилась.

– Тебе не стоит притворяться передо мной, Энн. Я вижу, как больно тебе улыбаться сегодня. Что-то стряслось.

Энн провела пальцем по оконному стеклу.

– Ничего. Мама говорит, пустяковый каприз. Я должна практиковаться больше.

Элинор была невысокого мнения о матери Энн, которая больше заботилась о собственном благополучии, чем о благополучии детей.

Она отправила свою ранимую дочь в школу-интернат потому, что ее нервы «чрезмерно хрупки».

– Твоя мать ошибается, – откровенно заявила Элинор. – Эмоции не поддаются полному контролю…

не всегда можно оставаться спокойным или счастливым по собственному желанию. Но если у тебя плохое настроение, позволь мне тебя подбодрить. У меня большие планы насладиться Лондоном.

Энн слегка поцеловала Элинор в щеку.

– Дорогая Элинор… ты всегда была мне сестрой. Лишь Генри и Амелия занимают в моем сердце такое же место.

В ответ Элинор сжала руку Энн.

– И вы – семья, которой у меня никогда не было. Давай вернемся к остальным. Мне нужно поговорить кое о чем с Генри.

IV
Талия

Друзей расцвету я мешать не стану,
Бездумная беспечность и корысть,
Подите прочь, чтоб дружбе не увянуть,
В тепле сердечном чтоб тянуться ввысь.
Талия Обри, «Размышления над сто шестнадцатым сонетом»

Талия наблюдала, как миссис Локхарт кружит по комнате с Энн Солсбери. Элинор оказалась совсем не той, какой представляла ее Талия: молодая, энергичная, прямолинейная, в ней чувствовалась твердость характера. И вместе с тем Талия никогда раньше не видела нежности подобной той, с которой Элинор относилась к своей старой подруге. Талия прервала наблюдения и снова обернулась к мистеру Солсбери.

– Прошу прощения… вы говорили что-то, а я не слушала.

– Увы, это обычное явление в моей жизни, – вздохнул мистер Солсбери. Но огоньки, пляшущие в его глазах, спорили с печальным выражением лица.

– Ни на секунду не поверю в это. Такой человек, как вы, с манерами, речью и положением в обществе? Осмелюсь предположить, вы весьма популярны.

– О, да. Среди дам средних лет. С молодыми леди дело обстоит иначе.

– Чепуха! – воскликнула Талия.

– Возможно, только с сестрами Обри? Вам чертовски трудно угодить. Сначала Калли отвергла меня, а теперь я не могу привлечь ваше внимание, хотя нахожусь в нескольких метрах от вас.

Талия покраснела и сменила тему.

– Я размышляла о миссис Локхарт и вашей сестре. Никогда не видела, чтобы она была так нежна с кем-то еще.

– Хм, – задумался Генри, следя взглядом за двумя девушками, ходящими по комнате. – У Элинор была непростая жизнь. Постарайтесь не осуждать ее.

– Мой отец учил меня никого не осуждать, – ответила Талия.

– Но вы делаете исключение для повес? Нет, не хмурьтесь. Я видел вас в обществе – вы терпеть не можете дураков.

– Но я правда стараюсь, – призналась Талия. Как получилось, что мистер Солсбери столько всего заметил в ней? Даже Джеймс не увидел этого, а она ведь хотела выйти за него. Этот разговор ей не слишком нравился, и она снова сменила тему. Такими темпами через четверть часа у нее не останется тем для разговора.

– Скажите, мистер Солсбери, есть у вас какие-нибудь хобби?

– Помимо того, чтобы выглядеть эффектно? Я – самый полезный друг, какого можно иметь в обществе. Разбираюсь во всех тонкостях общения, могу дать совет по любому деликатному вопросу и так далее.

– Несомненно, вы способны на большее, чем просто «выглядеть эффектно». Вы читаете? Интересуетесь наукой?

– Я иногда посещаю Джексоновскую академию бокса для джентльменов… это не совсем то, что вы имели в виду? И, как известно, я время от времени читаю журналы. Разве я не прочел большую часть ваших стихов?

– В самом деле прочли? – Генри упоминал раньше, что читал одно ее стихотворение, но Талия решила, что он прочел его случайно. Генри улыбнулся.

– Вы удивлены, не так ли? Я не безграмотен и, будучи настоящим украшением общества, могу говорить на любые темы. Как поживает ars poetriae[2]? Работаете над чем-нибудь новым?

– Пытаюсь. Сейчас переписываю несколько стихотворений, которые уничтожил мой брат. Хотя они не так хороши, как я полагала.

– Возможно, вы слишком строги к себе?

– Нет, печальная правда в том, что я пока не тот писатель, которым стремлюсь стать.

– Полагаю, это задача любого художника, не так ли: работать до тех пор, пока твое ремесло не воплотит твое видение? Вот почему я никогда не пытался заняться чем-то по-настоящему творческим. Я бы предпочел прославиться своим удивительным виденьем, чем показывать миру, что мои навыки не позволяют передать его.

– Да, – ответила Талия, несколько удивленная его проницательностью. – Хотя я бы хотела попытаться и потерпеть неудачу, чем вовсе не пробовать.

– Камень в мой огород? – заметил мистер Солсбери, улыбаясь. Но прежде чем Талия успела заверить, что это не так, Энн уже опустилась на диван, а Элинор встала рядом.

– Генри? Могу я отвлечь тебя на минутку? Мне нужно кое-что обсудить с тобой, – сказала Элинор.

Едва взглянув на Талию, мистер Солсбери кивнул и последовал за Элинор из комнаты. Талия предполагала, что Элинор хочет показать ему сундук с бумагами мужа, который стоял у нее в кабинете. Возможно, мистер Солсбери со всеми его связями знает кого-то, кто мог бы помочь с этим.

Она стала ждать, пока Энн что-нибудь скажет. Как компаньонке, которой выплачивают жалованье, Талии не следовало начинать разговор, хотя они с Энн и были представлены друг другу в прошлом сезоне.

Энн ничего не произнесла, встала и вернулась к окну. Через несколько долгих минут, когда Элинор и Генри так и не вернулись, Талия, забыв о приличиях, присоединилась к ней.

– Миссис Локхарт упомянула, что вы старые подруги, познакомились в школе. Это было хорошее заведение?

Энн сжала губы. На мгновение Талия решила, что она не станет отвечать. Затем мисс Солсбери произнесла:

– Нет.

– Полагаю, Лондон вам нравится больше, чем школа.

Энн пожала плечами.

– Тут неплохо.

Талия взглянула на Энн. Почему эта молодая женщина так холодна с ней? Она познакомилась с Энн во время своего сезона: мать Энн дружила с тетей Гармонией. Однако Энн сблизилась с Калли. Что, по правде говоря, характеризовало ее сестру. Талия же была настолько увлечена Джеймсом, что ее не беспокоили такие тривиальные вещи, как друзья… или просто знакомые.

Может быть, Энн отталкивала Талию потому, что ее статус понизился до уровня компаньонки? Но Талии она не показалась снобом. Возможно, она держалась отстраненно, поддерживая таким образом мистера Солсбери, чувствуя себя оскорбленной, потому что Калли ответила отказом на его предложение? Талия не знала, чем еще объяснить ее поведение, граничащее с грубостью.

Прекратив попытки завязать разговор, она вернулась на свое место и начала сочинять в уме стихи.

Она как раз задумалась над подходящей вступительной строфой, когда дверь открылась, и в комнату вошли Генри и Элинор. Элинор слегка раскраснелась. Генри, напротив, был довольно бледен. Он взглянул на Талию, но, встретившись с ним взглядом, она не смогла понять, что увидела в его глазах. Он казался чем-то взволнованным, но, должно быть, Талия просто не так поняла: спокойствие являлось одной из самых замечательных черт мистера Солсбери. Он редко терял самообладание.

Элинор подтолкнула локтем мистера Солсбери, и он откашлялся.

– Мы с Элинор должны вам кое-что сказать…

Но, что бы они ни собирались сказать, это им не удалось. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился молодой человек, упав на колени перед Талией.

– Боже мой, Фредерик! Во имя всего святого, что ты тут делаешь? – Талия едва обратила внимание на красивую темноволосую женщину, которая вошла в зал вслед за ее братом. Он был охвачен сильнейшими эмоциями: его голубые глаза сверкали, а на скуле расплывался жуткий синяк. Участвовал ли он в той драке в партере, которую она наблюдала накануне?

Фредди вскинул голову.

– Талия! Ты должна помочь нам!

V
Элинор

Но тем не менее ему предстояло стать ее мужем. Несмотря на то что она была невысокого мнения о браке и о мужчинах вообще, замужество всегда являлось ее целью. Только оно создавало для небогатой воспитанной женщины достойное общественное положение, в котором, если ей и не суждено найти свое счастье, она хотя бы находила защиту от нужды.
«Гордость и предубеждение», от автора романа «Разум и чувства», Джейн Остин

Незадолго до того, как в гостиную ворвался смутно знакомый ей юноша, Элинор провела Генри в свой кабинет. Все свободные поверхности здесь были завалены бумагами, но она не обращала на них внимания. Они не имели отношения к разговору, который девушка собиралась вести.

Генри изучал комнату, переводя взгляд с бумаг на окно и обратно на Элинор.

– И зачем ты привела меня сюда? Собираешься соблазнить?

Элинор едва не вспыхнула. Она не станет смущаться перед Генри, которого знает уже пять лет, если не больше.

– Что-то в этом роде.

Генри в изумлении открыл рот.

– Ты же не серьезно?

Элинор рассмеялась, получая удовольствие от его замешательства. Генри улыбнулся, расслабившись.

Элинор начала:

– Но у меня к тебе есть предложение.

Его плечи вновь напряглись.

– Выслушай меня, пожалуйста, прежде чем что-то отвечать, – продолжила она. – Уверена, ты знаком с племянником моего мужа, Джорджем Локхартом? Он намерен превратить мою жизнь в ад. Хочет выдать меня замуж, чтобы имущество моего покойного мужа перешло к нему. Он подсылает ко мне повес и охотников за приданым… Одному Богу известно, почему они соглашаются на это. Ложь? Подкуп? Джордж внедрил шпионов в мой дом. Даже сделал мне предложение. Не думаю, что он остановится, пока не убедится, что я собираюсь выйти замуж.

Генри нахмурился.

– Безусловно, ни один благовоспитанный джентльмен не станет так досаждать даме.

– Ты сомневаешься в моих словах? – удивилась Элинор, и в ней закипела ярость.

Генри наморщил лоб.

– Нет, конечно нет. Если ты так говоришь, значит, так и есть. Только скажи, что нужно, и я это сделаю. Вызвать этого подлеца на дуэль?

– Пожалуйста, не надо говорить глупостей, – ответила Элинор. Она отвернулась от Генри, перебирая бумаги на столе. – Мне не нужны дуэли. Но мне нужна защита. Я много думала, и мне кажется, лучший план – это найти жениха. Если мистер Локхарт поверит, что я собираюсь замуж, он прекратит свои нападки, и у меня появится время придумать, что делать дальше.

Она снова посмотрела на Генри. Его глаза слегка расширились, он сцепил руки за спиной.

– Жениха… ты имеешь в виду меня?

Слава богу, Генри неглуп. Она поспешила продолжить:

– Лишь фиктивного жениха, ты понимаешь. Я не настолько жестока, чтобы настаивать на нашей свадьбе. Но месяцев шесть, может год, пока я не найду другого решения. И тогда я расторгну помолвку.

– Мне не нравится, что мои предложения постоянно отвергают, – пробормотал Генри.

– Прошу прощения? – переспросила Элинор.

– Не обращай внимания. Итак, это все, что от меня требуется? Фиктивная помолвка, которая может быть расторгнута в любой момент по твоему выбору?

– Да, если ты согласен? И возможно, тебе придется сопровождать меня иногда, чтобы все выглядело правдоподобно.

У него было странное выражение лица, будто он жевал что-то невкусное.

– Если тебе это не нравится, просто скажи «нет», – поспешно добавила Элинор. – Я больше не буду об этом упоминать.

– Не то чтобы мне не нравилось. Но… ты уверена? Расторжение помолвки может выглядеть скандально.

– О, пф! – фыркнула Элинор. – Для незамужней женщины? Возможно. Для богатой вдовы это эксцентрично и не более того. – Она вдруг вспомнила, как вспыхнула Талия, когда Генри вошел, как он смотрел на нее в опере. Лучше все прояснить сразу. – Есть кто-то еще, да? Не буду ли я препятствовать какому-то твоему грандиозному роману?

– Нет, – ответил Генри. – Больше никого нет.

– Тогда ты сделаешь это? Поможешь?

– Буду рад помочь тебе, Элинор Локхарт. Окажешь ли ты мне честь, став моей фальшивой невестой? Вот… теперь никто не сможет утверждать, что ты мне навязывалась.

– Но я и правда навязывалась тебе.

– Не так сильно. И теперь, когда я задал этот вопрос, ты можешь переложить всю ответственность на меня.

– Очень хорошо. Тогда я принимаю твое предложение. Которое будет должным образом отвергнуто в будущем.

Генри протянул руку, и Элинор пожала ее, испытывая прилив благодарности и нежности за то, что Генри помог ей сделать это неловкое предложение.

Они вернулись в гостиную. Генри собирался объявить о помолвке, когда в комнату ворвались молодые мужчина и женщина. Бросившись к Талии, юноша столкнулся с Элинор, и та пошатнулась. Генри поддержал ее.

Руки у него были теплыми и крепкими, и на краткий миг в ней что-то вспыхнуло, что-то, что она считала давно умершим и похороненным. Но Элинор держала всех на расстоянии… никто, кроме Энн, не обнимал ее с тех пор, как умер Альберт.

Она высвободилась из объятий Генри и отошла в сторону.

– Спасибо, я в порядке.

Благодарность, которую она прежде испытывала, испарилась. Элинор больше не была уверена, что чувствует, кроме беспокойства, неуверенности и бессилия – всех тех чувств, о которых, как она полагала, навсегда забудет, согласившись выйти за Альберта. Как бы там ни было, дело сделано. Она помолвлена – даже если не по-настоящему, – и мистер Локхарт, как она надеялась, оставит ее в покое до конца сезона.

Генри, казалось, хотел что-то сказать, но опустил протянутую руку. Элинор обернулась к незваным гостям, недоумевая, как им удалось проскользнуть мимо дворецкого.

Она узнала молодую женщину, оглядывавшую гостиную с выражением, в котором смешивались веселье и досада. Мисс София Монтгомери, актриса, которая вызвала такой ажиотаж прошлым вечером.

Юноша все еще стоял на коленях перед Талией, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. Элинор переводила взгляд с него на Талию и обратно. В чертах их лиц было что-то похожее… и разве молодой человек не назвал Талию по имени?

Талия вздохнула.

– Элинор, пожалуйста, познакомься с моим братом Фредериком Обри. Фредди, Элинор. – Она продолжила представлять присутствовавших, а молодой человек встал и, смущенно улыбаясь, обвел взглядом комнату.

– Я приношу извинения, что вот так ворвался к вам, но я не мог придумать, куда еще пойти. София… мисс Монтгомери… оказалась в ужасном положении, и я решил, что должен ей помочь.

Актриса скрестила руки на груди и поджала красивые губы.

– Вы сказали, что знаете кого-то, кто смог бы оказать мне помощь. Я понятия не имела… Если бы я могла предположить, что он ворвется в гостиную знатной дамы без ее на то позволения, ни за что бы на это не согласилась. – Она обратила на Элинор умоляющий взгляд темных глаз. – Приношу глубочайшие извинения, миссис…

– Элинор, – не задумываясь произнесла она. – Прошу, зовите меня Элинор. – Встревоженное лицо девушки затронуло что-то в душе Элинор. – И пожалуйста, останьтесь. Я позвоню, чтобы принесли чай и восхитительный пирог, приготовленный моим поваром. Думаю, немного сахара нам не помешает.

Она усадила новых гостей в удобные кресла, предложила Генри занять место рядом с сестрой, а Талии – на диване и отдала распоряжения горничной. Затем присоединилась к компании.

– Теперь, – начала Элинор. – Почему бы вам не рассказать нам, что случилось?

Фредерик Обри глубоко вздохнул.

– Это вина того подлеца… прошу прощения, мэм. Того человека. Он не прекращает досаждать мисс Монтгомери. Появляется на большинстве спектаклей и репетиций. Он ждал ее после сегодняшней репетиции с большим букетом роз.

– Наверняка это не редкость, когда поклонники приходят с цветами? – спросила Энн.

По выражению лица мистера Обри Элинор поняла, что он тоже явился с цветами… и, возможно, его букет не был выдающимся.

– Дело не в цветах. Дело в том, чего хочет этот мужчина, – сказал мистер Обри, выглядя одновременно смущенно и возмущенно.

– Большинство поклонников с цветами хотят гораздо большего, чем моя благодарность, – откровенно призналась мисс Монтгомери. – Он надеется сделать меня своей любовницей, но я не собираюсь ей становиться.

– Я не желаю ничего, кроме вашей благодарности. Одно ваше присутствие – это все, о чем я мечтаю, – заверил мистер Обри, глядя на актрису. Элинор посмотрела на него. Талия упоминала, что это ее старший брат? Но вел он себя как школьник, охваченный первым увлечением.

Мисс Монтгомери в свою очередь определенно не была увлечена. Она похлопала Фредди по руке.

– Да, я знаю.

Элинор проглотила улыбку. Эта ласка напоминала скорее ту, которой можно одарить любимого ребенка или родственника, впавшего в старческое слабоумие. Бедный мистер Обри.

– Но тогда, – сказала Энн, – если вы скажете ему «нет», он оставит вас в покое?

На лице мисс Монтгомери промелькнуло странное выражение.

– Мужчины вашего круга могут с пониманием отнестись к отказу леди. Но я не леди, и эти правила ко мне не применимы. Если я скажу «нет», это будет воспринято как кокетство или вызов, которые можно сломить, потратив достаточно времени и денег.

– Он ужасно настойчив! – воскликнул мистер Обри. – Как бы там ни было, сегодня он оказался невыносим, и я подумал, что лучше всего оградить Софию… то есть мисс Монтгомери… от его посягательств. Мы надеялись, Талия сможет посоветовать что-нибудь. Отец писал, что она в Лондоне.

Талия моргнула.

– Посоветовать? Почему ты решил, что я знаю, как отказать мужчине, желающему завести любовницу?

Генри закашлялся… но, когда Элинор бросила на него озадаченный взгляд, по его лицу она поняла, что он борется скорее со смехом, чем с болью.

– О, – растерялся Фредди. – Э-э-э. – Очевидно, этот вопрос не пришел ему в голову.

Подали чай, и он явился благословенным спасением. Элинор умело разлила чай по чашкам и раздала гостям тарелки с ароматным пряным тортом.

– Я не ожидаю, что вы поможете мне, – заявила мисс Монтгомери. – Я в состоянии сама позаботиться о себе. Однако, признаюсь, сегодняшняя встреча была неприятной, иначе я бы не позволила Фредерику уговорить меня прийти сюда.

– Не думаю, что Фредди оставил вам выбор, – заметила Талия. – Он слишком увлечен рыцарскими идеями.

– Можно попробовать другие способы охладить поклонника, – предложил Генри. – Большинство мужчин теряют пыл, когда оказываются в неловком положении.

Мисс Монтгомери, поднесшая ко рту кусочек торта, замерла и аккуратно положила вилку на место.

– Не думаю, что этот джентльмен спокойно воспримет унижение.

– Вы могли бы позволить мне защитить вас, – сказал мистер Обри. – Станьте моей женой. Вряд ли он осмелится преследовать вас, если мы поженимся.

Женой? Элинор удивленно моргнула. Талия закрыла лицо ладонями.

Мисс Монтгомери с нежностью посмотрела на мистера Обри.

– Это очень любезно с вашей стороны, Фредерик, но я не могу принять подобное предложение, и вы это знаете. Как бы там ни было, боюсь, не все актеры и знатные люди считают брачные узы препятствием для своей страсти.

– Ничего я не знаю, – разгорячился Фредерик Обри. – Вы очень мне дороги. Вы вдохновляете меня на то, чтобы я становился лучше. Одно ваше присутствие пробуждает во мне музу.

Мисс Монтгомери лишь покачала головой.

– Прошу, поверьте мне, когда я говорю, что это невозможно, хотя я очень благодарна вам за вашу доброту.

– В таком случае… – Генри откашлялся и встал, глядя на Элинор.

«Жена», – подумала Элинор, и внутри у нее все оборвалось. Возможно, ей следовало еще подумать. Ее щеки вспыхнули.

– Мы с Элинор совсем не так представляли это, но, поскольку все мы здесь друзья, я хотел бы объявить, что Элинор сделала меня самым счастливым человеком на свете, согласившись выйти за меня замуж.

VI
Талия

Мужчиной восхищаются всегда,
Коль остроумен он, и знатен, и богат.
Любовница, красива, молода,
Усилит блеск мужчины во сто крат.
А женщину все тут же заклеймят,
Реши она любовника найти,
Закрыв глаза на ум, богатство, знатность…
И где ж, читатель, в этом адекватность?
Талия Обри

Замуж.

Генри… то есть мистер Солсбери… и Элинор.

Талии показалось, словно кто-то хлестнул ее по лицу. Она не могла отдышаться, а в груди болело, как от удара. Элинор заявляла, что не собирается вновь выходить замуж, и можно было решить, что она относится к Генри… мистеру Солсбери… как к брату, а не как к любовнику.

А Генри?

Неважно. Талия была дурой. Конечно, Генри нравилась Элинор, такая миниатюрная, красивая и смелая.

Он сделал предложение, а Элинор ответила «да». Талия могла порассуждать о ее мотивах: привязанность, желание укрепить положение Генри – но, по правде говоря, это не ее дело.

Энн вскочила с места, чтобы обнять сначала Элинор, потом Генри.

– О, я так рада! С тех пор как Амелия перестала быть леди Солсбери и у нее родился ребенок, я остро нуждаюсь в еще одной сестре.

– Мои поздравления, – сказала Талия, напряженно улыбаясь. – Когда планируете провести свадьбу? – Сколько у нее остается времени, прежде чем придется искать новое место работы?

– О, мы никуда не спешим, – беззаботно откликнулась Элинор. – Осмелюсь предположить, учитывая обстоятельства, это будет довольно долгая помолвка.

Талия тихо выдохнула. По крайней мере, это обнадеживает. Не придется вскоре уезжать из Лондона. Ей хотелось бы не чувствовать себя так, словно на нее опустилась серая пелена. Несомненно, это лишь эффект неожиданности.

И появление Фредди. Что, вероятно, должно бы обеспокоить ее сильнее, чем неожиданная помолвка миссис Локхарт. Талия внимательно посмотрела на брата, который что-то шептал мисс Монтгомери. В этот момент выражение его лица смягчилось, и Талия мысленно застонала. В юности она не раз видела Фредди в муках телячьей любви, и каждый раз это заканчивалось неделями хандры, доставлявшей семье массу хлопот.

Талии еще придется расспросить Фредди, что он делает в Лондоне, вместо того чтобы учиться в Оксфорде. Брат что-то говорил о том, что София – его муза, но он же не собирался вновь заняться писательством? Талии следовало прежде всего волноваться из-за того, что он публично сделал предложение, подразумевавшее не самую подходящую для него партию, но мисс Монтгомери казалась разумной девушкой, и, как бы там ни было, Талия считала более серьезным препятствием для брака не род ее занятий, а то, что Фредди не в состоянии содержать жену.

Генри вновь заговорил, отвлекая Талию от ее сумбурных размышлений.

– Да, со свадьбой спешить не стоит, главное, чтобы в конце концов все получилось как надо.

Слегка нахмурив брови, он наблюдал за Талией. Она поняла, что не может выдержать его пристального взгляда, и опустила глаза, принявшись изучать свои пальцы. На правом безымянном темнело чернильное пятно – свидетельство того, что недавно она писала.

Она вспомнила стих, над которым могла бы поработать прямо сейчас… она только начала, когда в комнату вернулись Элинор и Генри. Новая строфа вдруг отчаянно зазвенела в ее голове. Она может задать все вопросы Фредди позже, как только узнает, где он остановился. Встав, девушка подошла к брату.

Но прежде чем успела что-то сказать ему, дверь распахнулась.

– Мистер Оуэн Джонс, – объявил лакей.

Талия не встречала прежде этого высокого, широкоплечего молодого человека. Он смотрел раздраженно, густые брови нависали над глазами. Его появление оказало на остальных ошеломляющий эффект. Мисс Монтгомери ахнула, а щеки Элинор залил румянец.

Был ли это тот, кто угрожал мисс Монтгомери в театре? Но нет, это не он. Фредди смотрел на него с любопытством и доброжелательностью.

Тогда кто же это?

VII
Элинор

Я знаю, что дважды два равно четырем, и был бы рад доказать это, если бы мог… хотя, должен признаться, если бы сумел как-нибудь превратить дважды два в пять, это доставило бы мне гораздо больше удовольствия.
Джордж Гордон, лорд Байрон

Элинор обдало жаром, а в ушах у нее зазвенело. Но почему? Продавца ювелирного магазина она видела всего однажды. Когда она вернулась за ожерельем, младшего мистера Джонса не оказалось в лавке, и хотя она думала об этом, но не спросила о нем. Что он делал в ее гостиной?

Мисс Монтгомери ахнула, будто собираясь спросить: «Оуэн, как ты нашел меня здесь?» – возможно ли, что мистер Джонс был тем мужчиной, который так настойчиво добивался расположения мисс Монтгомери? Что-то внутри Элинор сжалось. Нет, невозможно. Она вспомнила, как он дразнил ее настойчивого поклонника, и, кроме того, мисс Монтгомери ясно дала понять, что тот человек – представитель высшего света. Мистер Джонс, сын ювелира, не был джентльменом.

И он не заслуживал, чтобы она столько о нем думала. Слегка раздраженная, Элинор встала и задала вопрос:

– Чем могу помочь?

Молодой человек вскинул руку, будто прося проявить терпение, и набрал в грудь воздуха. Его лицо покраснело, словно он бежал к ее дому.

Элинор взяла чашку, наполнила ее остывшей водой и протянула незваному гостю, который осушил ее, пробормотав слова благодарности.

– София, – начал мистер Джонс, восстановив дыхание, – ты в порядке? Я подошел к театру, чтобы забрать тебя домой, а мне сказали, что ты уехала с каким-то джентльменом, что была драка.

– Забрать тебя домой? – эхом отозвался Фредерик Обри, вставая. – София, кто этот человек? Какие права он на тебя имеет?

Мисс Монтгомери дернула мистера Обри и усадила обратно в кресло.

– Не будь смешным, Фредерик. Это мой брат, Оуэн Джонс. Оуэн, это Фредерик Обри… его сестра, Талия… хозяйка этого дома, Элинор… – Она замолчала в растерянности. – И боюсь, я забыла остальные имена. Прошу прощения!

Элинор вступила в разговор, представив Энн и Генри. Энн казалась озадаченной появлением нового лица, но Генри явно забавлялся. Элинор оставалось только молиться, чтобы он не отпустил колкое замечание. Монтгомери, очевидно, служило сценическим псевдонимом – и было более оригинальным именем, чем Джонс.

После того, как все были представлены, мисс Монтгомери повернулась к брату.

– Оуэн, правда, со мной все в порядке. Кое-какие неприятности вызвал мой поклонник. Мистер Обри настоял, чтобы ради моей безопасности я поехала с ним, и мне показалось, что проще уступить ему, чем отказать. Признаюсь, ситуация была немного неприятной, но я бы справилась при необходимости. Как ты узнал, что я здесь?

– Я следовал за вами так быстро, как только мог, но не угнался за экипажем, и пришлось несколько раз расспрашивать прохожих. Хорошо, что мистер Обри выбрал двуколку с примечательной лошадью. – Мистер Джонс подошел к Фредди и пожал ему руку. – Спасибо, что присмотрели за моей сестрой.

– Ваша сестра – большая редкость. Драгоценная жемчужина ярче любого другого камня в океане! – Мистер Обри произнес это с жаром, пусть метафора и не была идеальной.

– А в океане есть драгоценные камни? – уточнил Генри, к счастью – понизив голос, так что Фредди его, казалось, не услышал.

– Э-э-э, да. Полагаю, что так, – ответил мистер Джонс. Теперь, когда все выяснилось, он выглядел несколько смущенным. Он поправил шейный платок. – Нам пора.

Элинор так и не смогла понять, что заставило ее заговорить.

– О, пожалуйста, останьтесь, отдохните немного. Я распоряжусь, чтобы принесли свежего чая, и, полагаю, вам понравится торт.

Мистер Джонс вскинул бровь, глядя на нее.

– Вы полагаете? – Он растерянно поправил жилет. – И почему же?

Элинор смутилась.

– Я не имела в виду ничего особенного, просто, кажется, пирожные любят все.

– Оуэн, – приказала мисс Монтгомери. – Не смущай хозяйку дома. Она пыталась проявить гостеприимство.

Мистер Джонс улыбнулся Элинор, и что-то в ней предательски затрепетало.

– Вы совершенно правы, мэм, я и правда люблю пирожные, о чем, несомненно, свидетельствуют мои габариты. Я был бы рад задержаться ненадолго, если не причиню вам этим неудобств.

Элинор повернулась, чтобы предложить мистеру Джонсу сесть, но заколебалась, поскольку все места были заняты. Генри пришел ей на помощь, встав, и потянув за собой Энн.

– Мистер Джонс, пожалуйста, займите мое место. Мы и так задержались дольше, чем планировали. Элинор, увидимся ли мы завтра вечером в «Олмаке»?

– Нет, мы еще не получили приглашений. – И, судя по всему, они их не получат, если верить словам мистера Локхарта. – Но этим вечером мы будем на котильоне у Долландов.

– Не оставишь для меня танец? – Генри коротко сжал руку Элинор, проходя мимо.

Энн остановилась обнять ее.

– Элинор, я должна еще раз поздравить тебя! Я так рада за вас с Генри! – Она поцеловала Элинор в щеку, прежде чем выскользнуть из ее объятий и присоединиться к стоявшему у дверей брату.

Мистер Джонс остановился перед креслом, которое освободил Генри.

– Вас можно поздравить?

Элинор поняла, что ответить ей трудно.

– Да. Мы с мистером Солсбери только что объявили о помолвке.

– Ах. Мои самые искренние поздравления, – произнес мистер Джонс, садясь. Как ни старалась, Элинор ничего не смогла понять по его нейтральному тону.

Элинор оглядела гостей: Талия непринужденно болтала с мисс Монтгомери о ее новой пьесе, мистер Обри время от времени вставлял замечания. Элинор, подойдя к двери, позвала горничную и велела ей принести свежего чая.

Затем она вернулась на свое место, оказавшись рядом с мистером Джонсом. Он молчал, наблюдая за Элинор. Она попыталась придумать, что сказать. Не то чтобы она считала этого молодого человека недостойным своего внимания… Элинор выросла, окруженная простыми людьми, и, насколько знала, неизвестный отец, оплачивавший счета за ее обучение, мог быть торговцем. Проблема состояла в том, что этот мужчина привлекал ее больше, чем ей того бы хотелось.

Мистер Джонс заговорил первым. Его взгляд на мгновение упал на крестик, который Элинор носила на груди, а затем вернулся к ее лицу.

– Я вижу, ваше ожерелье починили.

– Да, спасибо.

– Я и не ждал другого. Мой отец, несмотря на все недостатки, замечательный ювелир.

– А чем занимаетесь вы, мистер Джонс? Мы встречались в магазине вашего отца, но я не видела вас там, когда вернулась за ожерельем.

Мистер Джонс скривился.

– Я вынужден временами работать продавцом в лавке, когда не хватает рабочих рук, но обычно я веду бухгалтерию, пока пытаюсь закончить учебу.

– О! Где вы учитесь? Оксфорд? Кембридж?

Странное выражение промелькнуло на его лице.

– Боюсь, ни там, ни там. Я учусь самостоятельно.

Элинор почувствовала, что снова краснеет.

– Прошу прощения. Мне не следовало предполагать…

– Все в порядке. Не каждому суждено родиться в богатстве.

В голосе мистера Джонса не слышалось злобы, но Элинор все же почувствовала, как он напрягся.

– И вы считаете, что я родилась такой?

Он обвел комнату неопределенным жестом: богатые драпировки и потолочную лепнину, украшенную позолотой.

– Я лишь предполагаю, опираясь на факты.

– Тогда вы ошибаетесь. Я не была рождена в богатстве. Я… – Элинор поколебалась, а затем закончила с вызовом: – Я вышла замуж. – Слишком поздно она вспомнила, что только что объявила о помолвке с Генри. Должно быть, ее можно посчитать дамой с двумя мужьями. – Я вдова.

– Примите мои извинения, мадам. И соболезнования. – Он вздохнул. – Вот в чем сложность вежливой беседы: так много подводных камней, на которые можно наткнуться, не подумав.

Элинор не смогла сдержать улыбку, заметив, как он огорчился.

– Вы не могли знать. И я бы ни за что на свете не хотела ставить вас в неловкое положение. Если желаете, можем помолчать.

– Я не прочь поговорить с вами, – ответил он. – Если даже случайно и переступлю границы.

– Хорошо, тогда, может быть, вы расскажете мне, что именно изучаете?

– Вы спрашиваете из вежливости или потому, что хотите знать?

– А разве невозможно и то, и другое?

– Я изучаю математику. Я хотел бы однажды работать на бирже или в страховой компании.

Ее глаза распахнулись.

– Математику? Вроде таблиц продолжительности жизни, коэффициентов смертности и тому подобного?

Мистер Джонс улыбнулся.

– Да. Что-то в этом роде. Я совсем скучный?

Элинор покачала головой.

– Вовсе нет. Я бы скорее сказала, что вы явились как ответ на мою молитву.

Его темные брови приподнялись.

– Все, очевидно, когда-нибудь случается впервые.

– Да… вы позволите мне показать вам кое-что?

Когда мистер Джонс кивнул, Элинор повела его из гостиной в кабинет. Второй раз за день она очутилась в этой комнате наедине с мужчиной. Как ни странно, хотя предыдущий разговор касался более интимной темы, этот казался еще более интимным. Возможно, дело в том, что мистер Джонс был крупнее Генри и занимал больше места?

Мистер Джонс оглядел комнату с нескрываемым любопытством. Он склонился к стопке бумаг на столе, затем поднял верхнюю страницу, изучая ее.

– Что это? Математические выкладки очень высокого уровня, но я не видел их раньше. Они не публиковались?

Элинор кивнула.

– Работа моего покойного мужа. В своем завещании он поручил мне опубликовать ее, но я понятия не имею, как это сделать. Я рассортировала кое-что по датам, а переписку – по респондентам, но с тем же успехом это могли быть записи на греческом.

На его лице мелькнула слабая улыбка.

– Кое-что тут действительно на греческом.

– Не могли бы вы… – Элинор помедлила. – Мне нужен кто-то, кто разбирается в этом. Вы бы согласились помочь мне? Я, конечно, компенсирую вам потраченное время.

Мистер Джонс нахмурил брови.

– Вы уверены? Вы ничего не знаете о моих способностях… я могу разрушить репутацию вашего мужа, если уж на то пошло.

– Может, тогда просто попробуете? Вы сделаете часть работы, а я отправлю ее одному из старых корреспондентов мужа для проверки?

– Почему бы не попросить его?

Справедливый вопрос, который Элинор и сама себе задавала.

– Я не встречалась и не беседовала ни с кем из его корреспондентов. И они, вероятно, потребуют, чтобы я отослала им все бумаги Альберта… а как я смогу повлиять на дальнейшую судьбу его статей, если они не будут в моем распоряжении? Вы поможете мне понять, на что годитесь, и мы вместе решим, что делать с этой работой.

Мистер Джонс протянул ей руку.

– Я готов попробовать, если вы согласны… то немногое, что я увидел, выглядит захватывающе. И мой отец будет несказанно удивлен, если я заработаю что-то своим учением.

Элинор пожала его руку. Ее пальцы утонули в его ладони, но ей это скорее понравилось. Прошло слишком много времени, прежде чем ее разум взял верх над эмоциями, и она отпустила его руку.

– Отлично. Вы придете в пятницу, чтобы мы могли составить договор?

– Буду очень рад.

Когда они прервали беседу, из гостиной донеслись взволнованные голоса. Элинор бросила быстрый взгляд на мистера Джонса, прежде чем поспешить прочь из кабинета. Она вошла как раз вовремя, чтобы увидеть, как Фредерик Обри отвел руку в сторону, а затем ударил в лицо высокого светловолосого мужчину.

VIII
Талия

Послушай, Джон, я не люблю тебя,
И не могу с тобой встречать рассветы,
Под немолчные трели соловья
Принять кольцо твое и дать тебе обеты.
Твой поцелуй не пробуждает жар,
И сердце не замрет, тебя увидев.
Талия Обри, подражание староанглийской поэзии

Талия решила, что важнее всего – удержать Фредди от еще одного удара. Она вскочила с дивана и ринулась вперед.

– Фредди!

Мистер Джонс успел подбежать к нему раньше, влетев в комнату вслед за Элинор и крепко схватив Фредди в тот момент, когда он замахнулся во второй раз.

Джордж Локхарт приложил платок к рассеченной губе и кисло посмотрел на брата Талии.

– Ты всегда общаешься с подобным сбродом, Элинор? – спросил он.

Элинор вздрогнула.

– Проклятый бездельник, – бросил ему Фредди, пытаясь вырваться из рук мистера Джонса.

Мистер Локхарт проигнорировал его.

– Элинор, кто эти люди? – Казалось, его голос звучал спокойно, но Талия слышала в нем нотки гнева.

Когда Элинор повернулась, лицо у нее было бледным, хотя Талия не могла понять, от ярости или испуга.

– Это Фредерик Обри. Его сестра Талия – моя компаньонка, как вы, должно быть, помните. Мисс Монтгомери вы, кажется, знаете. Молодой человек, удерживающий мистера Обри, – ее брат, Оуэн Джонс. – Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. – Прошу у всех внимания, это – мистер Локхарт, племянник моего покойного мужа.

Мисс Монтгомери, сидевшая в кресле позади Талии, судорожно вздохнула. Почти комичное удивление сменило ярость на лице Фредди, и он прекратил вырываться.

– Он ваш племянник?

– Моего покойного мужа, – поправила Элинор.

– Тогда я вам соболезную, – сказал Фредди. – Знаете ли вы, что это – тот, о ком мы говорили… тот, который настаивал, чтобы мисс Монтгомери приняла его оскорбительное предложение?

Талия на мгновение прикрыла глаза. Что ж, это полный бардак. Она не могла решить, на кого больше злится. На мистера Локхарта за то, что приставал к мисс Монтгомери, или на Фредди за то, что оказался полным ослом.

Удивление – или озлобление – заставили мистера Джонса ослабить хватку, и Фредди вновь бросился вперед. Мистер Локхарт ловко увернулся. Когда Фредди развернулся, намереваясь повторить попытку, Элинор встала между ними.

– Хватит, пожалуйста. Я не потерплю драки в своей гостиной.

Пока Фредди кипел от злости, мистер Джонс взял сестру за руку.

– Спасибо за чай и пирог, миссис Локхарт. Нам пора. – Он помолчал, обводя взглядом комнату и смотря на что угодно, только не на Элинор. – Боюсь, я все же не смогу воспользоваться вашим любезным предложением. Если то, что сказал мистер Обри, правда, я не позволю ни себе, ни сестре приблизиться к дому, где рады мистеру Локхарту.

Коротко кивнув, он вышел из комнаты, обхватив сестру за плечи, словно защищая ее.

Элинор, казалось, поникла. Талия заколебалась, разрываясь между Элинор и Фредди, но решила все же взять под руку брата, на случай, если он снова захочет ударить мистера Локхарта теперь, когда мистер Джонс ушел.

– Любезным предложением? – повторил мистер Локхарт.

– Ничего важного, – заверила Элинор.

– Тогда я также могу оказать тебе любезность, которая, надеюсь, не будет проигнорирована. Как и обещал, я принес приглашения в «Олмак». – Он протянул два листка бумаги, исписанных изящным каллиграфическим почерком. Элинор даже не шевельнулась, чтобы взять их.

Талия склонилась к Фредди.

– В следующий раз, когда решишь подраться, прошу, сделай это где-то вне пределов гостиной Элинор.

– Но этот человек…

– Этому человеку не помешает взбучка, да. Но Элинор не заслужила подобного унижения.

Фредди начал что-то отвечать, но Талия подняла палец. Мистер Локхарт и Элинор гневно перешептывались, и, судя по тому, как Элинор медленно отступала перед ним, ей нужна была поддержка. Талия мягко подтолкнула Фредди к креслу.

1 Цитата из трагедии «Гамлет, принц датский» У. Шекспира / пер. Б. Пастернака.

2 Искусство поэзии (франц.).

Продолжить чтение

Сомнительное предложение

I

IIТалия

IIIЭлинор

IVТалия

VЭлинор

VIТалия

VIIЭлинор

VIIIТалия