Геном Дьявола

Часть I: Открытие
Глава 1: Прорыв
Звук центрифуги заполнял лабораторию монотонным гудением. Доктор Михаил Волков стоял неподвижно, наблюдая за вращением пробирок сквозь толстое стекло прибора. Его лицо, отражавшееся в блестящей поверхности, казалось застывшей маской – сосредоточенной, почти отрешенной. В свои тридцать восемь Миша уже имел привычку контролировать каждое движение лицевых мышц, держать под замком любое проявление эмоций. Привычка, выработанная годами, стала второй натурой.
Центрифуга замедлилась и остановилась с мягким щелчком. Миша надел латексные перчатки и аккуратно извлек образцы.
– Если гипотеза верна, результаты будут готовы через пару часов, – произнес он, обращаясь к своей ассистентке Эмили Чжао, которая что-то быстро печатала за компьютером.
– Вы действительно верите, что нашли нечто особенное? – спросила она, оторвавшись от монитора. – Последние три попытки…
– Были неудачными, да, – спокойно закончил Миша. – Но сегодня мы используем новый алгоритм анализа. И выборка больше. Двадцать три тысячи геномов, включая контрольную группу.
Эмили кивнула и вернулась к работе. Миша знал, что команда уже устала от его одержимости. Три года поисков определенной последовательности в человеческой ДНК, которая могла бы объяснить предрасположенность к насилию – звучало как сюжет научно-фантастического фильма. Но Миша был уверен – такая последовательность существует. Он чувствовал это почти интуитивно, хотя никогда не признался бы в этом своим коллегам-ученым.
Бостонский институт генетических исследований был одним из ведущих в мире. Стеклянное здание на окраине университетского городка, его лаборатории, оснащенные по последнему слову техники, привлекали лучшие умы в области генетики. Миша гордился тем, что работал здесь. Русский иммигрант, приехавший в Штаты подростком, он прошел долгий путь. Гарвард, докторская степень, постдок в MIT, и теперь – руководитель собственной исследовательской группы.
Миша поместил образцы в секвенатор нового поколения и запустил процесс.
– Я буду в своем кабинете, – сказал он Эмили. – Сообщи, когда появятся первые результаты.
Она молча кивнула, не отрываясь от экрана.
Кабинет Миши находился в конце коридора – небольшая комната с минималистичным интерьером. Белые стены, металлический стол, эргономичное кресло и книжный шкаф, заполненный научными журналами и монографиями. Единственным личным предметом была фотография в рамке – Миша и его сестра София на фоне Бостонской гавани.
Миша сел за стол и открыл ноутбук. Электронная почта была переполнена – запросы от коллег, приглашения на конференции, уведомления от научных журналов. Он механически просматривал сообщения, но мысли его были далеко. Если сегодняшний эксперимент удастся, это может изменить все понимание человеческой природы. И его карьеру.
Звонок прервал его размышления. На экране телефона высветилось имя: «Доктор Элизабет Хартман».
– Здравствуй, Лиз, – ответил Миша.
– Миша, как продвигается проект? – голос его бывшей наставницы звучал тепло, но Миша уловил в нем нотки нетерпения.
– Запустили секвенирование с новым алгоритмом. Результаты будут через пару часов.
– Прекрасно. Совет директоров ждет обновлений. Ты знаешь, как много поставлено на карту.
Миша знал. Институт вложил миллионы в его исследование. Грант Национального института здравоохранения, частные инвестиции – все это создавало огромное давление.
– Я понимаю, Лиз. Но наука требует времени.
– И денег, – мягко напомнила Элизабет. – Которые имеют свойство заканчиваться. Послушай, я верю в тебя и твою работу. Просто… нам нужны результаты.
После короткого разговора Миша положил телефон на стол и закрыл глаза. Головная боль, ставшая постоянным спутником в последние недели, снова давала о себе знать. Он открыл ящик стола, достал пузырек с таблетками и проглотил одну, запив водой из бутылки.
Боль и давление были его постоянными спутниками с детства. Миша вспомнил отца – высокого сурового мужчину с вечно сжатыми губами и холодным взглядом. Доктор Николай Волков был известным нейрохирургом в Санкт-Петербурге, прежде чем алкоголь и неконтролируемые вспышки ярости разрушили его карьеру и семью.
Миша помнил ночи, когда отец возвращался домой пьяным. Помнил страх матери, ее тихий голос, умоляющий их с Софией спрятаться в своей комнате. Помнил звуки ударов и крики. А утром – отец снова становился спокойным, рассудительным доктором Волковым, словно ничего не произошло.
Когда Мише было четырнадцать, а Софии двенадцать, их мать решилась на отчаянный шаг – забрала детей и сбежала в Америку, к своей сестре в Бостон. Спустя три года она умерла от рака, оставив детей на попечении тети. Николай Волков не пытался вернуть их. Последний раз Миша видел отца перед отъездом из России – тот сидел на кухне их петербургской квартиры, сгорбившись над стаканом водки, с потухшим взглядом и трясущимися руками.
Миша потер виски, отгоняя воспоминания. Его исследование имело для него личный смысл, хотя он никогда не признавался в этом. Найти генетическую основу насилия – значит, возможно, понять собственного отца. И самого себя.
Стук в дверь вернул его к реальности.
– Войдите, – сказал он.
В кабинет вошел Ричард Кляйн, один из молодых исследователей его команды. На его обычно спокойном лице читалось возбуждение.
– Доктор Волков, вам стоит это увидеть, – сказал он. – Первые результаты… они потрясающие.
Миша мгновенно поднялся и последовал за Ричардом в лабораторию. Там уже собралась вся команда – пять человек стояли вокруг большого монитора, на котором отображались данные секвенирования.
– Что у нас? – спросил Миша, подходя ближе.
Эмили отступила, освобождая ему место.
– Мы обнаружили странную последовательность в хромосоме 11, – сказала она. – Она присутствует у 78% субъектов из группы лиц, осужденных за насильственные преступления, и только у 3% контрольной группы. Статистическая значимость… огромна.
Миша склонился над монитором, всматриваясь в данные. Последовательность нуклеотидов на экране казалась обычной, но алгоритм выделил определенный участок красным цветом.
– Это… невероятно, – пробормотал он. – Ричард, запустите повторный анализ. Эмили, проверьте выборку на смещение. Сара, начните сравнение с другими известными маркерами.
Команда немедленно приступила к работе. Миша стоял неподвижно, глядя на экран. Если результаты подтвердятся, это будет прорыв. Генетический маркер, коррелирующий с насильственным поведением. «Ген насилия», как его несомненно назовут журналисты.
Но Миша знал, что все гораздо сложнее. Корреляция не означает причинно-следственную связь. Существовали эпигенетические факторы, влияние среды, психологические аспекты. И все же… это был первый шаг к пониманию.
Часы в лаборатории показывали почти полночь, когда Миша наконец оторвался от компьютера. Повторный анализ подтвердил первоначальные результаты. Последовательность действительно существовала и действительно коррелировала с историей насильственного поведения.
– Всем спасибо за работу, – сказал он команде. – Завтра продолжим. Нам нужно провести еще множество тестов, прежде чем делать какие-либо выводы.
Когда все разошлись, Миша остался один в лаборатории. Он сохранил все данные на защищенный сервер и сделал резервную копию на свой личный накопитель. Затем выключил оборудование и свет.
Ночной Бостон встретил его прохладным ветром с залива. Миша застегнул пальто и направился к станции метро. Его квартира находилась в Кембридже, всего в нескольких остановках от института.
В вагоне метро было почти пусто – лишь пара студентов с наушниками и пожилой мужчина, дремлющий в углу. Миша смотрел на свое отражение в темном окне. Он всегда считал, что внешне не похож на отца – русые волосы и серые глаза достались ему от матери. Но иногда, в моменты усталости или напряжения, он замечал в зеркале отцовские черты – жесткую линию рта, холодный взгляд.
Миша никогда не поднимал руку на другого человека. Никогда не позволял себе терять контроль, как его отец. Но временами он чувствовал это – темное, бурлящее нечто внутри, требующее выхода. Он научился контролировать эти импульсы, подавлять их. Работа, физические упражнения, медитация – все это помогало держать тьму под замком.
Но что, если эта тьма была частью его ДНК? Что, если последовательность, которую они только что обнаружили, присутствовала и в его собственном геноме?
Эта мысль преследовала его всю дорогу до дома.
Квартира Миши находилась на седьмом этаже современного дома в тихом районе Кембриджа. Как и его кабинет, жилище отличалось минимализмом – необходимая мебель, несколько книжных полок, ничего лишнего. Эффективность и функциональность – вот что ценил Миша в своем пространстве.
Он принял душ, затем открыл ноутбук и проверил почту. Среди новых сообщений было одно от Элизабет Хартман. «Жду твоего отчета завтра. 10:00, мой кабинет. Э.»
Миша закрыл ноутбук и лег в постель. Сон не шел. В голове крутились мысли о сегодняшнем открытии, о его потенциальных последствиях. О том, как мир отреагирует на существование «гена насилия».
Перед глазами вставали образы из прошлого – отец, мать, их квартира в Санкт-Петербурге. Звук разбитого стекла. Крики.
Миша резко сел в кровати, чувствуя, как сердце колотится в груди. Он включил лампу и взял с прикроватной тумбочки книгу – старый томик Достоевского на русском языке. «Преступление и наказание». Ирония не ускользнула от него.
Он читал до рассвета, пока усталость не взяла свое.
Утро принесло с собой ясность и решимость. Миша прибыл в институт раньше всех, в семь утра. Ему нужно было подготовиться к встрече с Элизабет и проверить вчерашние результаты еще раз.
Лаборатория встретила его тишиной и стерильной чистотой. Миша включил компьютер и открыл файлы с данными. Все подтверждалось – странная последовательность нуклеотидов в хромосоме 11 действительно присутствовала у подавляющего большинства людей с историей насильственного поведения.
– Что ты здесь делаешь в такую рань?
Голос Элизабет Хартман заставил его вздрогнуть. Он не слышал, как она вошла.
Элизабет была высокой стройной женщиной за пятьдесят, с короткими седеющими волосами и пронзительными голубыми глазами. Ее безупречно скроенный костюм и жемчужное ожерелье говорили о вкусе и достатке. Как научный директор института, она имела репутацию жесткого, но справедливого руководителя.
– То же, что и ты, полагаю, – ответил Миша. – Не мог дождаться, чтобы еще раз проверить результаты.
Элизабет подошла ближе и встала рядом с ним, глядя на экран.
– Расскажи мне все, – сказала она.
Миша начал объяснять – последовательность, корреляцию, статистическую значимость. Элизабет слушала внимательно, время от времени задавая острые вопросы. Как и Миша, она понимала потенциальную важность открытия.
– Мы должны быть очень осторожны с этой информацией, – сказала она, когда он закончил. – Общественность может неправильно понять. Пресса раздует сенсацию. Политики могут использовать это в своих целях.
– Я знаю, – кивнул Миша. – Мы будем действовать строго научно. Никаких преждевременных заявлений. Сначала нужно провести дополнительные исследования, проверить результаты независимыми методами, изучить механизм воздействия последовательности на физиологию мозга.
– Хорошо, – Элизабет положила руку ему на плечо. – Я всегда знала, что ты сделаешь что-то значительное, Миша. С того дня, как ты пришел в мою лабораторию студентом.
Миша слабо улыбнулся, вспоминая те дни. Элизабет была его научным руководителем в аспирантуре. Она первая заметила его потенциал, его одержимость генетическими основами поведения. Она поддерживала его, когда другие считали его теории слишком спекулятивными.
– Спасибо, Лиз, – сказал он. – За все.
– Не благодари меня раньше времени, – ответила она с легкой улыбкой. – Теперь начинается самое сложное. Подготовь подробный отчет к нашей встрече. Я хочу видеть все данные, все методологические детали. И подумай о дальнейших шагах.
После ухода Элизабет Миша вернулся к работе. Он подготовил презентацию, собрал все данные, составил план дальнейших исследований. К десяти часам все было готово.
Кабинет Элизабет находился на верхнем этаже института, с панорамными окнами, выходящими на Бостонскую гавань. Когда Миша вошел, она разговаривала по телефону, но жестом пригласила его сесть.
– …да, я понимаю важность, но мы не можем торопиться, – говорила она. – Наука требует тщательности… Да, конечно… Я сообщу, как только у нас будут более конкретные результаты.
Она завершила звонок и повернулась к Мише.
– Совет директоров, – объяснила она. – Они уже учуяли потенциальную сенсацию. Придется сдерживать их энтузиазм.
– Кто еще знает о наших результатах? – спросил Миша.
– Пока только члены совета и, конечно, твоя команда. Но информация такого рода имеет свойство распространяться быстро.
Миша представил свой отчет – методично, подробно, с акцентом на предварительный характер результатов и необходимость дальнейших исследований. Элизабет слушала внимательно, делая заметки.
– Что касается дальнейших шагов, – сказал Миша, переходя к заключительной части, – я предлагаю сначала расширить выборку. Нам нужны данные от более разнообразных групп населения. Затем провести функциональный анализ последовательности – выяснить, какие гены она активирует или подавляет. И, наконец, изучить ее влияние на структуру и функции мозга.
– Согласна, – кивнула Элизабет. – И предлагаю добавить еще один пункт – анализ исторических личностей.
– Исторических личностей?
– Да. У нас есть доступ к базе данных ДНК известных исторических фигур. Некоторые музеи и исследовательские институты сохранили образцы. Представь, если мы обнаружим эту последовательность у известных военачальников, диктаторов или, наоборот, ее отсутствие у признанных гуманистов.
Миша нахмурился.
– Это звучит… спекулятивно, Лиз. И потенциально опасно. Мы можем скатиться в упрощенные интерпретации сложных исторических личностей.
– Но какое это будет подтверждение, если мы найдем последовательность у Чингисхана или Ивана Грозного, – в глазах Элизабет появился азартный блеск. – Это будет не просто научный прорыв, Миша. Это может изменить наше понимание истории человечества.
Миша почувствовал неприятный холодок. Именно такого подхода он опасался – поиска простых ответов на сложные вопросы человеческой природы.
– Давай сначала сосредоточимся на научной стороне, – предложил он. – Понять механизм действия последовательности важнее, чем искать ее у исторических фигур.
Элизабет пристально посмотрела на него, затем кивнула.
– Хорошо. Но не сбрасывай эту идею со счетов полностью. Она может пригодиться позже. – Она сделала паузу. – Есть еще кое-что, о чем я хотела поговорить. Это касается финансирования.
– Я слушаю.
– Совет директоров готов значительно увеличить бюджет твоего проекта. Втрое. – Она улыбнулась, видя его удивление. – Но есть условие. Они хотят видеть практические применения. Маркер для выявления потенциально опасных лиц. Или, в перспективе, генная терапия для коррекции этой последовательности.
Миша почувствовал, как внутри нарастает сопротивление. Прикладные аспекты всегда были частью исследования, но то, о чем говорила Элизабет, звучало тревожно.
– Я ученый, Лиз, не создатель оружия, – сказал он. – И мы даже не знаем наверняка, является ли эта последовательность причиной насильственного поведения или просто коррелирует с ним.
– Именно поэтому нам нужно больше исследований, – мягко сказала Элизабет. – И для этого нужны деньги. Большие деньги. – Она подалась вперед. – Послушай, Миша. Я знаю, что ты идеалист. Это одна из твоих лучших черт. Но в реальном мире наука не существует в вакууме. Она имеет последствия, приложения, влияние на общество. Мы не можем это игнорировать.
Миша молчал, обдумывая ее слова. Она была права в одном – исследованиям требовалось финансирование. И с дополнительными ресурсами они смогли бы глубже изучить природу последовательности, возможно, доказать, что связь с насилием не так проста, как кажется на первый взгляд.
– Я подумаю над этим, – наконец сказал он.
– Хорошо, – Элизабет откинулась в кресле. – И еще кое-что. Совет хочет, чтобы ты лично представил предварительные результаты на конференции в следующем месяце. Международный симпозиум по поведенческой генетике в Вашингтоне.
– Но мы договорились не спешить с публикацией результатов, – возразил Миша.
– Это будет закрытая презентация. Только для специалистов. Никакой прессы. – Она улыбнулась. – К тому времени у нас будет больше данных, более солидная база для выводов.
После встречи Миша вернулся в лабораторию. Команда уже была в полном составе, все работали над различными аспектами исследования. Эмили и Ричард анализировали данные, Сара готовила образцы для дополнительных тестов, Джейсон и Дэвид настраивали оборудование для функционального анализа.
– Как прошла встреча? – спросила Эмили, когда он вошел.
– Хорошо, – ответил Миша. – Нам увеличивают финансирование. И мы продолжаем работу по плану – расширение выборки, функциональный анализ, исследование влияния на структуры мозга.
– А что насчет публикации? – спросил Джейсон. – Мы должны поспешить, пока нас не опередили. Лаборатория Чанга в MIT работает над похожей темой.
– Пока никаких публикаций, – твердо сказал Миша. – Только презентация на симпозиуме в следующем месяце. И то – закрытая.
Он заметил разочарование на лицах коллег. Публикация в престижном журнале значила для их карьер не меньше, чем для его собственной. Но риск был слишком велик.
– Я понимаю ваше нетерпение, – сказал он мягче. – Но давайте сначала убедимся, что мы все делаем правильно. Это слишком важное открытие, чтобы рисковать ошибкой.
День прошел в напряженной работе. Миша погрузился в анализ данных, изучая каждый аспект загадочной последовательности. К вечеру глаза болели от постоянного напряжения, но он не мог оторваться от экрана.
Его прервал звонок телефона. На дисплее высветилось имя сестры.
– София, – ответил он, чувствуя внезапную радость. – Как ты?
– Лучше, чем ты, судя по голосу, – засмеялась она. – Ты опять работаешь допоздна?
– Есть важные результаты, – уклончиво ответил он.
– Твой секретный проект? Тот, о котором ты отказываешься рассказывать даже родной сестре?
Миша улыбнулся. София всегда умела поднять ему настроение. Младше его на два года, она была его полной противоположностью – открытая, эмоциональная, энергичная. Успешный адвокат по гражданским правам, она боролась за справедливость с той же страстью, с какой Миша искал научную истину.
– Скоро расскажу, обещаю, – сказал он. – Как твои дела? Как процесс против фармацевтической компании?
– Продвигается, – в ее голосе слышалось удовлетворение. – Думаю, мы добьемся компенсации для пострадавших. Но я звоню не поэтому. Хотела напомнить о воскресном обеде. Ты обещал прийти.
Миша внутренне застонал. Он совершенно забыл об этом.
– Конечно, я помню, – солгал он. – В час дня, верно?
– В полдень, Миша. И не опаздывай. Я приготовлю твой любимый борщ.
После разговора с сестрой Миша вернулся к работе, но концентрация была нарушена. Мысли вернулись к словам Элизабет о практических применениях их открытия. Маркер для выявления потенциально опасных лиц. Что это означало на практике? Генетическое тестирование в школах? Профилирование при приеме на работу? Дискриминация на основе последовательности ДНК?
И что, если у него самого есть эта последовательность? Что, если тьма, которую он так тщательно контролировал всю жизнь, имела генетическую основу?
Миша закрыл ноутбук и потер глаза. Было уже поздно, почти все коллеги разошлись. Только Сара еще работала в дальнем углу лаборатории, сосредоточенно глядя в микроскоп.
– Сара, тебе не пора домой? – спросил он.
Она подняла голову, моргая, словно выходя из транса.
– Я почти закончила, доктор Волков, – ответила она. – Просто хочу завершить этот тест.
– Хорошо, но не засиживайся слишком долго. Наука никуда не денется до завтра.
Миша вышел из института в прохладную бостонскую ночь. Он решил пройтись пешком, чтобы проветрить голову. Путь до дома занял почти час, но это того стоило. Физическая активность всегда помогала ему упорядочить мысли.
Вернувшись в квартиру, он принял душ и сел за ноутбук. Несмотря на усталость, ему хотелось кое-что проверить. Он открыл базу данных генетических последовательностей и начал искать исторические параллели для их открытия.
Часы показывали уже далеко за полночь, когда он нашел нечто интересное. В 2019 году группа финских ученых обнаружила последовательность, связанную с повышенной агрессивностью у подростков мужского пола. Она располагалась в том же участке хромосомы 11, что и последовательность Миши, хотя и отличалась по составу.
Он погрузился в чтение их исследования. Финны обнаружили, что последовательность влияла на экспрессию генов, связанных с производством определенных нейротрансмиттеров, особенно дофамина и серотонина. Это могло объяснить связь с агрессивным поведением.
Но самым интересным был их вывод: наличие последовательности само по себе не предопределяло агрессивное поведение. Она лишь создавала предрасположенность, которая могла проявиться или нет в зависимости от окружающей среды и личного опыта. У подростков, выросших в стабильных, любящих семьях, последовательность часто оставалась «спящей».
Это подтверждало интуицию Миши. Гены создавали тенденции, но не определяли судьбу. Выбор и среда играли не менее важную роль.
Он закрыл ноутбук и лег в постель. Сон пришел неожиданно быстро, но с ним пришли и сны. Миша видел отца – не пьяного и жестокого, а молодого, каким он был на старых фотографиях. Он стоял в белом лабораторном халате, держа в руках странный светящийся объект, напоминающий модель двойной спирали ДНК.
«Это внутри тебя, сын, – говорил он. – Это часть тебя. Но ты можешь выбрать, кем быть».
Миша проснулся с первыми лучами солнца, чувствуя странное спокойствие. Слова отца из сна эхом звучали в его голове.
«Ты можешь выбрать, кем быть».
Он быстро оделся и отправился в институт. Сегодня предстояло много работы. И первым пунктом было то, о чем он не упомянул ни Элизабет, ни команде.
Миша собирался проверить собственную ДНК на наличие загадочной последовательности.
Лаборатория была еще пуста, когда он вошел. Миша включил свет и направился к стерильному боксу. Он быстро и методично собрал все необходимое для забора образца – пробирку, стерильную палочку для соскоба с внутренней стороны щеки, реагенты для выделения ДНК.
Процедура была простой и знакомой – он проделывал ее тысячи раз с образцами испытуемых. Но сейчас, когда дело касалось его собственной ДНК, руки слегка дрожали.
Миша поместил образец в пробирку с раствором, затем загрузил его в настольный секвенатор – компактную версию большой машины, используемой для основного исследования. Процесс займет около часа.
Ожидая результатов, он решил проверить электронную почту. Среди ночных сообщений было одно от Ричарда Кляйна. «Доктор Волков, проверьте, пожалуйста, этот анализ. Я нашел нечто интересное в метаболических путях, связанных с нашей последовательностью».
Миша открыл приложенный файл. Ричард обнаружил, что последовательность может влиять на активность гена, кодирующего фермент моноаминоксидазу А (МАОА). Этот фермент играл ключевую роль в расщеплении нейромедиаторов, включая серотонин, норадреналин и дофамин.
Пониженная активность МАОА была ранее связана с агрессивным поведением, особенно у мужчин. Некоторые исследователи даже называли вариант гена МАОА «геном воина».
Это было важное открытие. Оно предлагало механизм, объясняющий, как последовательность могла влиять на поведение – через изменение химии мозга.
Миша быстро написал ответ Ричарду, поздравляя его с находкой и предлагая несколько дополнительных тестов для подтверждения гипотезы.
Звук настольного секвенатора, сигнализирующий о завершении работы, вернул его к личному эксперименту. Миша глубоко вдохнул и открыл результаты.
Экран компьютера показывал фрагмент его собственной ДНК, хромосома 11, интересующий его регион. Миша настроил программу на поиск конкретной последовательности.
Совпадение найдено. 100% соответствие.
Миша смотрел на экран, чувствуя странное онемение. Он ожидал этого, интуитивно знал это, но видеть фактическое подтверждение…
Последовательность, коррелирующая с насильственным поведением, была частью его генома. Он унаследовал ее, вероятно, от отца.
Миша закрыл программу и удалил все следы своего личного теста. Никто не должен знать. По крайней мере, пока.
К девяти часам лаборатория начала заполняться людьми. Пришла Эмили, затем Ричард, активно обсуждая свою ночную находку. Постепенно подтянулись остальные члены команды.
– Доброе утро, доктор Волков, – поздоровалась Эмили. – Вы сегодня рано.
– Много работы, – ответил Миша, стараясь, чтобы голос звучал нормально. – Ричард, я видел твой анализ. Отличная работа. Давайте сегодня сосредоточимся на связи последовательности с МАОА. Это может быть ключом к пониманию механизма.
День прошел в напряженной работе. Миша погрузился в исследование с удвоенной энергией, словно научные факты могли защитить его от личных переживаний. Команда заметила его интенсивность, но списала ее на энтузиазм от прорыва.
К вечеру у них было еще больше данных, подтверждающих связь последовательности с активностью МАОА. Это был значительный шаг вперед в понимании механизма ее действия.
– Мы должны включить эти данные в презентацию для симпозиума, – сказала Эмили, глядя на графики, показывающие корреляцию. – Это сильно укрепит нашу позицию.
Миша кивнул.
– Подготовь подробный отчет, – сказал он. – Я хочу видеть все данные, все методологические детали. И начните думать о следующем шаге – как эта последовательность взаимодействует с окружающей средой. Ведь не все носители становятся насильственными, и не все насильственные люди являются носителями.
После работы Миша отправился не домой, а в тренажерный зал. Физическая нагрузка всегда помогала ему справляться со стрессом. Он провел почти два часа, изнуряя себя тренировкой, пока мышцы не начали гореть, а мысли не утихли.
Вечером, в своей квартире, он сидел у окна с бокалом виски, глядя на огни Бостона. Теперь он знал, что внутри него была та же тьма, что и в его отце. Та же предрасположенность к насилию. Но он также знал, что не стал таким, как отец. Он контролировал свои импульсы, направлял свою энергию в конструктивное русло. Он делал выбор каждый день, каждую минуту своей жизни.
И именно об этом должно было рассказать его исследование – о сложном взаимодействии между генетикой и выбором, между предрасположенностью и свободой воли.
Телефон зазвонил, прерывая его размышления. Номер был незнакомым.
– Доктор Волков? – спросил мужской голос, когда он ответил.
– Да, это я.
– Меня зовут Джеймс Чен, детектив полиции Бостона. Мне нужно поговорить с вами о вашем исследовании генетических маркеров насилия.
Миша почувствовал, как сердце пропустило удар.
– Откуда вы знаете о моем исследовании? – спросил он. – Эта информация конфиденциальна.
– У меня есть свои источники, доктор, – ответил детектив Чен. – Я расследую серию убийств, и мне кажется, ваша работа может быть связана с этим делом. Мы можем встретиться завтра?
– Да, конечно, – ответил Миша, чувствуя, как реальность начинает ускользать, словно песок сквозь пальцы. – Приходите в институт, скажем, в два часа дня?
– Буду на месте, – сказал Чен и повесил трубку.
Миша отложил телефон и допил виски одним глотком. Его открытие, его последовательность, его собственная ДНК – все это внезапно стало частью какого-то криминального расследования. Границы между наукой и реальной жизнью, между теорией и практикой начали размываться.
И это было только начало.
Глава 2: Корреляция
Холодный весенний дождь барабанил по стеклам окон Бостонского института генетических исследований. Миша Волков сидел в своем кабинете, просматривая отчет, который лежал перед ним на столе. Третья чашка кофе за утро уже остыла, но он едва замечал это. Его внимание было полностью поглощено данными.
Вчерашний разговор с детективом Ченом не выходил из головы. Откуда полиция узнала о его исследовании? И какое отношение оно могло иметь к расследуемым убийствам?
Стук в дверь прервал его размышления.
– Войдите, – сказал Миша, не отрывая взгляда от документа.
В кабинет вошел Ричард Кляйн, на его лице было написано возбуждение.
– Доктор Волков, вы должны это увидеть, – сказал он, протягивая планшет. – Я закончил анализ исторических данных, о которых говорила доктор Хартман.
Миша взял планшет и пробежал глазами по графикам и таблицам.
– Это… впечатляет, – пробормотал он. – Ты использовал базу ДНК исторических личностей из проекта "Геном прошлого"?
– Да, сэр. У них есть данные по 237 историческим фигурам, от античности до двадцатого века. Я искал нашу последовательность в их геномах.
Миша прокрутил страницу, изучая результаты. Корреляция была поразительной – почти 70% исторических личностей, известных своей жестокостью или военными достижениями, имели в своей ДНК последовательность, которую они обнаружили. В то время как среди известных миротворцев, философов и гуманистов она встречалась лишь в 12% случаев.
– Чингисхан, Александр Македонский, Иван Грозный, Влад Цепеш, – читал Миша имена в списке носителей последовательности. – А вот Махатма Ганди, Альберт Швейцер, Мать Тереза – все без последовательности.
– Не слишком ли это… упрощенно? – осторожно спросил Ричард. – Я имею в виду, разделение исторических личностей на "хороших" и "плохих" по наличию генетического маркера.
Миша отложил планшет и потер виски. Головная боль, преследовавшая его последние дни, снова давала о себе знать.
– Конечно, упрощенно, – ответил он. – История и человеческое поведение гораздо сложнее, чем один генетический маркер. Но статистическая корреляция неоспорима. Вопрос в том, как мы ее интерпретируем.
Ричард кивнул.
– Я продолжу анализ, – сказал он. – Возможно, мы найдем более нюансированные закономерности.
После ухода ассистента Миша вернулся к отчету, но мысли его были далеко. Он вспомнил, как в детстве читал о великих полководцах и правителях, о людях, изменивших ход истории своей волей и решимостью. Неужели все они были носителями одной и той же генетической особенности? И что это говорило о нем самом?
Телефон зазвонил, прерывая его размышления. На экране высветилось имя Элизабет Хартман.
– Да, Лиз, – ответил он.
– Миша, зайди ко мне, – ее голос звучал напряженно. – Немедленно.
В кабинете Элизабет его ждал сюрприз. Помимо самой научного директора, там находились еще двое – высокий седеющий мужчина в дорогом костюме и молодая женщина с цепким взглядом и блокнотом в руках.
– Доктор Волков, – Элизабет жестом пригласила его сесть, – позвольте представить вам сенатора Уильяма Блейка и его помощницу Карен Ройс. Сенатор Блейк является председателем Комитета по науке, космосу и технологиям.
Миша пожал руку сенатору, отметив его крепкую хватку и оценивающий взгляд.
– Доктор Волков, наслышан о вашей работе, – сказал Блейк с мягкой улыбкой, которая не затрагивала его холодные серые глаза. – Ваше исследование генетических основ поведения вызывает большой интерес в определенных кругах.
– В каких именно кругах, сенатор? – спросил Миша, чувствуя нарастающее беспокойство. – Насколько я понимаю, наши результаты еще не были официально опубликованы или представлены на конференциях.
Блейк обменялся быстрым взглядом с Элизабет.
– Информация имеет свойство распространяться, доктор, – сказал он. – Особенно когда она имеет потенциальные последствия для национальной безопасности.
– Национальной безопасности? – Миша не скрывал удивления. – Это фундаментальное научное исследование, а не военная разработка.
– В современном мире эта грань все больше стирается, – ответил Блейк. – Представьте на минуту практические применения вашего открытия. Возможность идентифицировать людей с генетической предрасположенностью к насилию до того, как они совершат преступления. Это может революционизировать правоохранительную систему, предотвращать массовые расстрелы, террористические акты.
Миша напрягся. Именно этого он опасался – упрощенной интерпретации их открытия, ведущей к потенциально опасным последствиям.
– При всем уважении, сенатор, я думаю, вы делаете преждевременные выводы, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие. – Наличие последовательности не гарантирует насильственного поведения. Это лишь один из многих факторов, взаимодействующих с окружающей средой, личным опытом, психологическими особенностями…
– Разумеется, – прервал его Блейк. – Но даже статистическая корреляция открывает интересные возможности. Скажем, обязательное генетическое тестирование для определенных профессий – полиции, военных, государственных служащих. Или расширенные проверки для носителей последовательности при покупке оружия.
Миша почувствовал, как внутри нарастает гнев. Этот человек говорил о дискриминации людей на основе их ДНК так, словно это была самая естественная вещь в мире.
– То, что вы предлагаете, сенатор, противоречит конституции, – сказал он. – Равенство перед законом, презумпция невиновности – это фундаментальные принципы нашего общества. Вы не можете ограничивать права человека на основании генетического профиля.
– Не можем ли? – Блейк слегка улыбнулся. – Мы уже ограничиваем права людей с определенными психическими заболеваниями, не так ли? Если кто-то имеет диагностированную шизофрению с насильственными тенденциями, ему будет сложнее получить разрешение на оружие. Чем это отличается?
– Тем, что психическое заболевание – это актуальное состояние, а не просто генетическая предрасположенность, – возразил Миша. – Многие люди с последовательностью никогда не проявят насильственного поведения.
– И все же корреляция существует, – мягко сказала Элизабет, вступая в разговор. – Миша, я понимаю твои опасения. Но мы не можем игнорировать потенциальные применения нашего открытия только потому, что они ставят сложные этические вопросы.
Миша перевел взгляд с Элизабет на сенатора и обратно, чувствуя себя преданным. Неужели она поддерживает эту опасную линию мышления?
– Доктор Волков, – сенатор Блейк наклонился вперед, его голос стал более интимным, почти отеческим. – Я понимаю ваши сомнения. Поверьте, я сам провел бессонные ночи, размышляя над этическими последствиями новых технологий. Но мы не можем позволить себе роскошь бездействия. Не в то время, когда массовые расстрелы и террористические атаки стали почти обыденностью.
Он сделал паузу, его взгляд стал тверже.
– Комитет по науке готов выделить дополнительное финансирование вашему проекту. Значительное финансирование. Мы хотим, чтобы вы расширили исследование, изучили возможности генетического тестирования и потенциальной коррекции последовательности. И мы хотим, чтобы вы работали напрямую с нами.
Миша почувствовал, как его сердце учащается. Это уже было не просто научное исследование – это была политика, это были деньги, это была власть.
– Мне нужно подумать, – сказал он наконец. – И обсудить это с моей командой.
– Конечно, – кивнул Блейк. – Но не слишком долго. Времена меняются быстро, доктор Волков. И в новом мире лучше быть за столом, чем в меню.
После ухода сенатора Миша остался наедине с Элизабет. Она выглядела усталой, но решительной.
– Что это было, Лиз? – спросил он. – Ты пригласила сенатора, не предупредив меня? И, судя по всему, уже обсуждала с ним наши результаты?
– Миша, будь реалистом, – ответила она. – Такое открытие невозможно держать в тайне вечно. И, честно говоря, я не уверена, что мы должны. Представь, сколько жизней можно спасти, если выявлять потенциально опасных людей до того, как они совершат насилие.
– А сколько жизней можно разрушить, подвергая людей дискриминации на основе их ДНК? – возразил Миша. – Это скользкий путь, Лиз. Сегодня мы тестируем на "ген насилия", завтра на "ген гомосексуальности" или "ген интеллекта". Куда это приведет?
Элизабет вздохнула.
– Я понимаю твои опасения, – сказала она. – Но мы не можем отказаться от знания только потому, что боимся его последствий. Наша задача – направить его использование в конструктивное русло.
Миша покачал головой.
– Ты всегда была идеалисткой, Лиз. Думаешь, такие люди, как сенатор Блейк, заинтересованы в "конструктивном русле"? Они видят инструмент контроля, инструмент власти. И они воспользуются им.
– Возможно, – признала Элизабет. – Но лучше быть частью процесса и влиять на него, чем стоять в стороне и осуждать. – Она положила руку на его плечо. – Подумай об этом, Миша. И помни, что у нас есть обязательства перед институтом, перед наукой. И перед обществом.
Миша вернулся в лабораторию, чувствуя, как внутри нарастает знакомое напряжение. Гнев, который он так тщательно контролировал, начинал просачиваться сквозь его обычно спокойный фасад.
Эмили, заметив его настроение, подняла вопросительный взгляд.
– Все в порядке, доктор Волков?
– Да, – коротко ответил он. – Продолжайте работу. Я буду в своем кабинете.
В кабинете Миша закрыл дверь и подошел к окну. Дождь усилился, струи воды стекали по стеклу, размывая вид на город. Он сжал и разжал кулаки, пытаясь успокоиться.
Визит сенатора Блейка подтвердил его худшие опасения. Их открытие уже привлекло внимание властей, и вскоре оно могло стать инструментом политики и контроля. Как ученый, он стремился к истине, к пониманию фундаментальных основ человеческого поведения. Но теперь он видел, как эта истина может быть искажена и использована для дискриминации.
А что, если информация о его собственном генетическом статусе станет известна? Что, если мир узнает, что создатель теста на "ген насилия" сам является его носителем?
Телефон снова зазвонил. На этот раз это был неизвестный номер.
– Доктор Волков, – ответил он.
– Доктор Волков, это детектив Джеймс Чен, – раздался в трубке спокойный голос. – Мы договаривались о встрече на сегодня.
Миша взглянул на часы. Было почти два. Он совсем забыл о назначенной встрече.
– Да, конечно, детектив. Я жду вас.
Через десять минут секретарь проводил в его кабинет детектива Чена. Это был невысокий крепкий азиат с внимательными темными глазами и сдержанными манерами. Он был одет в простой темный костюм, но держался с уверенностью человека, привыкшего к власти.
– Спасибо, что согласились встретиться, доктор, – сказал Чен, пожимая руку Миши. – Я понимаю, что вы заняты.
– Чем я могу помочь полиции Бостона? – спросил Миша, указывая детективу на кресло.
Чен сел и достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот.
– Я расследую серию убийств, произошедших в Бостоне за последние шесть месяцев, – сказал он. – Пять жертв, все мужчины, разного возраста и социального положения. На первый взгляд, между ними нет связи. Но есть одна странная деталь – все они были убиты одинаковым способом, с необычной жестокостью.
Миша напрягся.
– И какое отношение это имеет к моему исследованию?
– Мы получили анонимную наводку, – ответил Чен. – Кто-то прислал в департамент электронное письмо, утверждая, что убийца является носителем определенной генетической последовательности, связанной с предрасположенностью к насилию. Последовательности, которую вы недавно обнаружили.
Миша почувствовал, как холодок пробежал по спине.
– Это невозможно, – сказал он. – Наше исследование еще не опубликовано. И даже если бы оно было, невозможно определить, является ли конкретный человек носителем последовательности, не имея образца его ДНК.
– Если только убийца не имеет доступа к вашему исследованию, – заметил Чен. – Или не является частью вашей команды.
Миша застыл.
– Вы подозреваете кого-то из моих сотрудников?
– Я рассматриваю все возможности, доктор, – спокойно ответил Чен. – И был бы признателен за вашу помощь. Мне нужен список всех, кто имеет доступ к результатам вашего исследования. И я хотел бы узнать больше о самой последовательности – как она может влиять на поведение, насколько сильна корреляция с насилием.
Миша задумался. С одной стороны, он не хотел раскрывать конфиденциальную научную информацию. С другой – речь шла о серийном убийце.
– Я предоставлю вам список сотрудников, – сказал он наконец. – Что касается самой последовательности… она действительно коррелирует с историей насильственного поведения, но это не значит, что каждый носитель станет агрессивным. Многое зависит от окружающей среды, личного опыта, психологических факторов.
– И все же корреляция существует, – сказал Чен, делая заметки в блокноте. – Насколько сильна эта связь?
– В нашей выборке около 78% людей, осужденных за тяжкие насильственные преступления, имели эту последовательность. В контрольной группе она встречалась примерно у 3% людей.
Чен поднял взгляд от блокнота.
– Впечатляет, – сказал он. – И это значит, что вероятность того, что наш убийца является носителем, очень высока.
– Теоретически, да, – неохотно признал Миша. – Но это не поможет вам его идентифицировать. Для этого нужен генетический анализ подозреваемых.
– Который мы не можем провести без ордера и веских оснований, – кивнул Чен. – Закон запрещает массовое генетическое тестирование. Пока что.
Последние слова прозвучали как предупреждение.
– Что вы имеете в виду? – спросил Миша.
– Я слышал о визите сенатора Блейка, – сказал Чен. – Он известен своими взглядами на безопасность и контроль. И я подозреваю, что ваше открытие очень заинтересовало его.
Миша внимательно посмотрел на детектива.
– Вы, кажется, не разделяете энтузиазма сенатора относительно генетического профилирования.
Чен слегка улыбнулся.
– Скажем так, доктор Волков: я видел, как хорошие инструменты используются в плохих целях. И предпочитаю, чтобы права людей не нарушались, даже если это усложняет мою работу.
Он закрыл блокнот и встал.
– Спасибо за вашу помощь. Я буду на связи. И… будьте осторожны, доктор. Ваше открытие может привлечь нежелательное внимание.
После ухода детектива Миша остался сидеть за столом, погруженный в мысли. День, начавшийся с научных исследований, теперь включал в себя политические интриги и уголовное расследование. Мир вокруг него менялся, и не в лучшую сторону.
Он открыл ящик стола и достал пузырек с таблетками от головной боли. Проглотив две таблетки, он откинулся в кресле и закрыл глаза. Но покоя не было. В голове крутились образы из прошлого – отец, стоящий над матерью с поднятой рукой; собственные вспышки ярости в подростковом возрасте, которые он научился подавлять; сенатор Блейк, говорящий о национальной безопасности; детектив Чен, упоминающий серийного убийцу.
И над всем этим – вопрос, который он не мог изгнать из сознания: что, если его открытие принесет больше вреда, чем пользы?
Вечером, после работы, Миша не пошел домой. Вместо этого он направился в небольшой бар недалеко от института, где иногда собирались ученые и преподаватели после рабочего дня. Это было тихое место с приглушенным светом и хорошим выбором виски.
Миша сел за стойку и заказал двойной скотч. Он обычно не пил много, опасаясь пойти по стопам отца, но сегодня чувствовал потребность притупить нарастающее напряжение.
– Плохой день? – спросил бармен, ставя перед ним стакан.
– Скорее, сложный, – ответил Миша, делая глоток. Виски обжег горло, но принес мгновенное облегчение.
– Доктор Волков? – раздался женский голос сзади. – Мне сказали, что могу найти вас здесь.
Миша обернулся и увидел молодую женщину с короткими темными волосами и проницательными карими глазами. Она была одета в джинсы и простую блузку, но держалась с уверенностью.
– Меня зовут Эйден Росс, – представилась она. – Я генетик из MIT. Могу я присоединиться к вам?
Миша кивнул, и она села на соседний стул.
– Чем обязан такому вниманию? – спросил он.
– Я слышала о вашем исследовании, – сказала доктор Росс. – О последовательности, связанной с насильственным поведением. И у меня есть некоторые сомнения относительно корреляции.
Миша напрягся.
– Наше исследование еще не опубликовано. Откуда вы о нем знаете?
– Научное сообщество маленькое, доктор Волков, – улыбнулась она. – И у меня есть свои источники. Но не волнуйтесь, я не собираюсь красть вашу работу или публиковать что-то без вашего согласия. Я просто хочу обсудить методологию и интерпретацию результатов.
Она достала из сумки планшет и открыла документ с графиками и таблицами.
– Я провела собственный анализ, используя общедоступные базы данных генетических последовательностей. И обнаружила нечто интересное. – Она указала на график. – Если контролировать такие факторы, как социально-экономический статус, детская травма и доступ к образованию, корреляция между вашей последовательностью и насильственным поведением значительно снижается.
Миша внимательно изучил данные. Анализ был тщательным и методологически корректным.
– Интересно, – признал он. – Но это не отменяет существование корреляции, просто делает картину более сложной.
– Именно, – кивнула Эйден. – Более сложной. А я боюсь, что в публичном дискурсе эта сложность будет потеряна. Люди, особенно политики, любят простые ответы на сложные вопросы. "Ген насилия" звучит гораздо понятнее, чем "генетическая последовательность, которая в сочетании с определенными социально-экономическими и психологическими факторами может увеличить вероятность агрессивного поведения".
Миша улыбнулся, впервые за день.
– Вы правы, доктор Росс. И, честно говоря, меня тоже беспокоит потенциальное упрощение и неправильное использование нашего открытия.
Они провели следующий час, обсуждая научные аспекты исследования, возможные методологические улучшения и этические последствия. Эйден оказалась острым умом и заядлым критиком генетического детерминизма.
– Наука должна стремиться к истине, – сказала она, – но также и к справедливости. Мы не можем закрывать глаза на то, как наши открытия могут быть использованы в обществе.
Когда они наконец попрощались, обменявшись контактами для дальнейшего сотрудничества, Миша чувствовал себя немного лучше. Было обнадеживающе встретить коллегу, разделяющую его опасения.
Вернувшись домой, он обнаружил сообщение от Элизабет на автоответчике.
"Миша, нам нужно поговорить. Завтра, 9 утра, мой кабинет. Это касается финансирования и… еще кое-чего. Это важно."
Он вздохнул и удалил сообщение. Завтра будет новый день и новые проблемы. А сейчас ему нужен был отдых.
Но сон не шел. Миша лежал в темноте, глядя в потолок, а в голове крутились мысли о последовательности в его ДНК, о серийном убийце, о сенаторе Блейке и его планах. О том, как быстро его научное открытие начало приобретать политическое измерение.
В конце концов, усталость взяла свое, и он погрузился в беспокойный сон. Ему снился лабиринт ДНК, где каждый поворот приводил к новым опасностям, и темная фигура, преследующая его по этому лабиринту – фигура с его собственным лицом.
Глава 3: Утечка
Первые лучи солнца пробивались сквозь жалюзи, когда Миша проснулся от звука входящего сообщения. Он потянулся к телефону, моргая, чтобы прогнать остатки сна.
Сообщение было от Ричарда Кляйна: "Доктор Волков, включите новости. Канал 7. Срочно."
Миша нахмурился и включил телевизор. На экране появилась привлекательная блондинка в деловом костюме, стоящая перед зданием Бостонского института генетических исследований.
"…сенсационное открытие, которое может изменить наше понимание человеческой природы," – говорила она. – "По данным наших источников, ученые института идентифицировали так называемый "ген насилия" – генетическую последовательность, присутствующую у большинства преступников и исторических фигур, известных своей жестокостью. Мы попытались получить комментарий от руководства института, но пока безуспешно…"
Миша застыл, чувствуя, как внутри нарастает паника. Это была катастрофа. Информация о их исследовании, причем в упрощенной и сенсационной форме, попала в СМИ. И не просто в научные издания, а в массовые новости.
Телефон снова зазвонил. На этот раз это была Элизабет.
– Ты видел? – без предисловий спросила она.
– Только что, – ответил Миша. – Откуда утечка?
– Не знаю, – голос Элизабет звучал напряженно. – Но сенатор Блейк только что дал комментарий CNN, подтвердив существование исследования и назвав его "прорывом в понимании биологических основ насилия".
– Чёрт, – выругался Миша. – Он не имел права…
– Это уже не важно, – прервала его Элизабет. – Что сделано, то сделано. Нам нужно контролировать ущерб. Я созвала экстренное совещание в 8:00. Весь твой отдел должен присутствовать.
Миша быстро собрался и вышел из дома. Уже на улице он заметил, как несколько прохожих смотрят в его сторону и шепчутся. Очевидно, его фото тоже показали в новостях.
Возле института было настоящее столпотворение – журналисты с камерами и микрофонами, зеваки, несколько протестующих с плакатами вроде "Наука должна служить человечеству, а не дискриминировать его!" и "Нет генетическому профилированию!".
Миша попытался проскользнуть через боковой вход, но его заметили.
– Доктор Волков! – закричала репортер, та самая блондинка, которую он видел по телевизору. – Несколько вопросов о вашем открытии! Правда ли, что "ген насилия" присутствует у каждого пятого человека? Планируете ли вы массовое тестирование населения? Что вы скажете тем, кто обвиняет вас в пропаганде генетического детерминизма?
Миша ускорил шаг, не отвечая. Охранник института открыл дверь и быстро закрыл ее за ним, отсекая шум толпы.
– Сумасшедший дом, – пробормотал охранник. – С утра пораньше.
В конференц-зале уже собралась почти вся команда Миши, а также руководство института – Элизабет, несколько членов совета директоров, юрист института Алан Гринберг. Все выглядели встревоженными.
– Доктор Волков, – кивнул ему председатель совета директоров, Джон Паркер. – Присаживайтесь. У нас серьезная ситуация.
Миша сел рядом с Эмили, которая выглядела бледной и испуганной.
– Как вы все знаете, – начал Паркер, – информация о нашем исследовании генетических маркеров насилия попала в прессу. Причем в искаженной и сенсационной форме. Это создает серьезные репутационные риски для института и может подорвать доверие к научному сообществу в целом.
Он сделал паузу, обводя всех строгим взглядом.
– Я хочу знать, кто ответственен за утечку. Это конфиденциальная научная информация, и ее раскрытие без соответствующей авторизации является нарушением контракта.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Миша оглядел своих коллег – Эмили, Ричарда, Сару, Джейсона, Дэвида. Неужели кто-то из них мог…
– Я не думаю, что виноват кто-то из моей команды, – сказал он твердо. – Все они понимают важность конфиденциальности и научной этики.
– Тем не менее, утечка произошла, – возразил Паркер. – И мы должны выяснить, откуда.
– Возможно, источником утечки является офис сенатора Блейка, – предположила Элизабет. – Он был здесь вчера, и сегодня уже дает комментарии прессе.
– Сенатор Блейк – уважаемый член Конгресса и друг нашего института, – холодно ответил Паркер. – Я бы предпочел не выдвигать обвинений без доказательств.
– В любом случае, – вмешался Алан Гринберг, юрист, – сейчас важнее решить, как мы реагируем на ситуацию. СМИ уже подхватили историю, социальные сети кипят. Нам нужна официальная позиция.
– Я предлагаю подготовить пресс-релиз, – сказала Элизабет. – Объяснить суть исследования в научных терминах, подчеркнуть предварительный характер результатов и сложность взаимодействия генетики и окружающей среды.
– Согласен, – кивнул Паркер. – Доктор Волков, вы будете выступать от имени научной команды. Пресс-конференция в 14:00.
Миша почувствовал, как сердце ускоряет ритм. Он не был готов к публичному выступлению, тем более по такому чувствительному вопросу.
– Я не уверен, что это хорошая идея, – сказал он. – Я не специалист по связям с общественностью.
– Именно поэтому вы идеально подходите, – возразил Паркер. – Вы ученый, говорящий от имени науки. Пресс-служба подготовит вас, дайджест вопросов и ответов. Главное – придерживаться фактов и избегать политических интерпретаций.
После совещания Миша вернулся в свой кабинет, чувствуя, как давление нарастает. Он включил компьютер и открыл новостные сайты. История уже была везде – от серьезных научных изданий до таблоидов.
"Ученые обнаружили ген насилия" "ДНК преступника: новое оружие в борьбе с преступностью" "Геном Дьявола: что ваша ДНК говорит о вашей склонности к насилию"
Последний заголовок заставил его вздрогнуть. "Геном Дьявола". Так пресса окрестила их открытие. Яркое, запоминающееся, пугающее название, которое будет преследовать их исследование.
В дверь постучали, и вошла Эмили.
– Доктор Волков, я хотела поговорить с вами, – сказала она тихо. – Наедине.
Миша жестом пригласил ее сесть.
– Слушаю, Эмили.
– Я… боюсь, что утечка могла произойти из-за меня, – сказала она, опустив глаза. – Не напрямую, но… Я обсуждала наше исследование со своим парнем. Он журналист. Я не упоминала конкретных деталей, просто говорила о общей концепции. Но теперь он работает над статьей для Boston Globe, и…
Миша почувствовал, как гнев поднимается в нем. Эмили была одной из его лучших сотрудниц, и такое нарушение конфиденциальности…
– Ты понимаешь, что нарушила все протоколы безопасности? – спросил он, стараясь сдержать голос. – Это не просто научные данные, Эмили. Это информация, которая может повлиять на жизни миллионов людей. Которая уже влияет!
– Я знаю, – в ее глазах стояли слезы. – Я не думала, что это зайдет так далеко. Я просто… гордилась нашей работой и хотела поделиться с близким человеком.
Миша глубоко вздохнул, подавляя вспышку ярости. Это был именно тот тип импульсивного гнева, который он всегда старался контролировать. Особенно теперь, когда знал о своей генетической предрасположенности.
– Что сделано, то сделано, – сказал он наконец. – Но теперь нам нужно минимизировать ущерб. Поговори со своим парнем. Убедись, что его статья будет научно точной, что она подчеркнет предварительный характер результатов и сложность взаимодействия генов и среды.
Эмили кивнула, с облегчением выдохнув.
– Спасибо, доктор Волков. Я сделаю все, что в моих силах.
После ее ухода Миша снова остался один. Сосредоточиться на работе было почти невозможно. Он открыл электронную почту и обнаружил десятки новых сообщений – от коллег из других институтов, журналистов, просто любопытных. Одно письмо привлекло его внимание. Оно было от доктора Эйден Росс, генетика из MIT, с которой он говорил вчера в баре.
"Доктор Волков, Я видела утреннее новости. Сожалею о утечке и искажении вашей работы в СМИ. Если вам нужна поддержка в объяснении сложности генетических влияний широкой публике, я готова помочь. Кроме того, у меня есть новые данные, которые могут дополнить ваше исследование и предложить более нюансированную интерпретацию. Дайте знать, если захотите обсудить.
С уважением, Эйден Росс"
Миша ответил, благодаря за поддержку и предлагая встретиться после пресс-конференции.
В 13:30 за ним пришла Карен из пресс-службы, чтобы подготовить к выступлению. Она была молодой энергичной женщиной с цепким взглядом и быстрой речью.
– Доктор Волков, вот список вопросов, которые, скорее всего, зададут журналисты, и наши рекомендации по ответам, – сказала она, протягивая ему папку. – Главное – придерживаться научных фактов, избегать политических заявлений и подчеркивать, что исследование находится на ранней стадии.
Миша просмотрел список. Большинство предлагаемых ответов были нейтральными и научно корректными, но некоторые формулировки явно преуменьшали этические проблемы и потенциальные риски дискриминации.
– Я внесу некоторые коррективы, – сказал он. – Я не могу игнорировать этические аспекты нашего открытия.
Карен выглядела обеспокоенной.
– Доктор Волков, руководство института…
– Руководство института хочет, чтобы я говорил как ученый, – прервал ее Миша. – И как ученый, я не могу закрывать глаза на возможные негативные последствия нашего открытия.
Пресс-конференция проходила в главном холле института. Там собралось не менее пятидесяти журналистов с камерами, диктофонами и блокнотами. Миша сидел за длинным столом вместе с Элизабет и председателем совета директоров Паркером. Он чувствовал, как горло сжимается от напряжения.
Паркер начал с короткого заявления, представив Мишу и Элизабет и объяснив общую суть исследования. Затем настал черед Миши.
Он прокашлялся и начал:
– Наша исследовательская группа обнаружила генетическую последовательность, которая статистически коррелирует с историей насильственного поведения. Это научный факт. Но интерпретация этого факта требует осторожности и нюансов. Наличие последовательности не гарантирует, что человек будет вести себя агрессивно или совершит насильственное преступление. Это лишь один из многих факторов, взаимодействующих со средой, личным опытом, социально-экономическими условиями.
Он сделал паузу, собираясь с мыслями.
– Наше исследование находится на ранней стадии. Мы все еще изучаем механизмы, посредством которых эта последовательность может влиять на поведение. И мы особенно заинтересованы в понимании факторов, которые могут "активировать" или "деактивировать" ее влияние. Это сложная, многогранная научная проблема, а не простой случай "гена насилия", как ее окрестила пресса.
После его выступления началась сессия вопросов и ответов. Журналисты атаковали со всех сторон.
– Доктор Волков, каков процент населения, имеющий эту последовательность?
– По нашим предварительным оценкам, около 15-20% общей популяции. Но повторю, наличие последовательности не определяет поведение человека.
– Правда ли, что последовательность обнаружена у известных исторических диктаторов и серийных убийц?
– Мы действительно проанализировали доступные исторические образцы ДНК и обнаружили статистическую корреляцию. Но это не означает, что последовательность "заставила" этих людей действовать определенным образом. История гораздо сложнее.
– Доктор Волков, как вы относитесь к предложениям сенатора Блейка о обязательном генетическом тестировании для определенных профессий?
Миша почувствовал, как Элизабет напряглась рядом с ним. Этот вопрос был политическим минным полем.
– Как ученый, я считаю, что любое применение научных открытий должно основываться на полном понимании их природы и ограничений. На данный момент мы не имеем достаточно данных, чтобы утверждать, что генетическое тестирование может надежно предсказывать поведение человека. Более того, я лично обеспокоен этическими последствиями такого подхода, который может привести к дискриминации людей на основе их ДНК.
Он увидел, как Паркер хмурится, но продолжил:
– Наша ДНК – это не наша судьба. Человеческое поведение формируется множеством факторов, и редуцировать его до одной генетической последовательности было бы научно некорректно и этически проблематично.
Вопросы продолжались еще около получаса. Миша старался отвечать точно и нюансированно, но чувствовал, как его слова упрощаются и искажаются в сознании журналистов, ищущих сенсацию.
Наконец, пресс-конференция закончилась. Миша, измученный и напряженный, вернулся в свой кабинет. Там его ждала Элизабет.
– Ты выступил хорошо, – сказала она. – Но твои комментарии о предложениях сенатора Блейка могут создать проблемы. Он важный союзник института.
– Важнее союзника для меня научная честность, – ответил Миша. – Я не могу поддерживать политику, основанную на упрощенном понимании нашего исследования.
Элизабет вздохнула.
– Я понимаю твою позицию, Миша. Но мир не так прост. Наука существует в политическом и социальном контексте. И иногда нам приходится идти на компромиссы.
– Не в этом случае, – твердо сказал Миша. – Не когда речь идет о потенциальной дискриминации миллионов людей.
После ухода Элизабет Миша проверил свой телефон. Три пропущенных звонка от сестры, Софии. Он перезвонил ей.
– Миша! – голос Софии звучал взволнованно. – Я видела тебя по телевизору. Почему ты не рассказал мне о своем исследовании?
– Это было конфиденциально, – устало ответил он. – По крайней мере, должно было быть.
– Я понимаю. Но то, что происходит сейчас… Эта истерия в СМИ, заявления политиков… Ты понимаешь, к чему это может привести?
– Да, – мрачно сказал Миша. – К новой форме дискриминации, основанной на генетике.
– Именно. И как адвокат по гражданским правам, я не могу стоять в стороне. Я уже связалась с Американским союзом гражданских свобод. Они готовят заявление против любых форм генетической дискриминации.
Миша почувствовал облегчение. София всегда была борцом за справедливость, и ее поддержка значила для него многое.
– Спасибо, Соф. Мне сейчас нужны союзники.
– Ты в порядке? – спросила она, уловив напряжение в его голосе. – Я знаю, как ты ненавидишь публичное внимание.
– Я справлюсь, – ответил он, хотя чувствовал себя далеко не уверенно. – Просто нужно пережить этот шторм.
После разговора с сестрой Миша решил, что ему нужно больше информации о собственной генетической последовательности. Он снова проанализировал свою ДНК, на этот раз более детально.
Результаты были неоднозначными. Последовательность в его геноме была не совсем идентична "классической" версии, обнаруженной у большинства субъектов с историей насилия. В ней была небольшая вариация, значение которой он пока не понимал.
Возможно, именно эта вариация объясняла, почему он, в отличие от отца, мог эффективно контролировать свои импульсы. Или, возможно, дело было в его воспитании, в сознательном выборе быть другим.
Вечером, после длинного и изнурительного дня, Миша встретился с доктором Эйден Росс в том же баре, где они разговаривали накануне. Она принесла с собой новые данные, подтверждающие его гипотезу о вариациях последовательности и их различном влиянии на поведение.
– Ваше выступление на пресс-конференции было впечатляющим, – сказала она. – Вы сумели сохранить научную точность, несмотря на давление.
– Спасибо, – кивнул Миша. – Хотя я не уверен, что журналисты услышали нюансы. Завтрашние заголовки, скорее всего, будут такими же сенсационными.
– Вероятно, – согласилась Эйден. – Но вы сделали все, что могли. А теперь давайте посмотрим на эти данные.
Они провели несколько часов, обсуждая научные аспекты последовательности, возможные механизмы ее влияния на поведение и потенциальные направления дальнейших исследований. Это был разговор двух ученых, временно забывших о политическом шторме вокруг их работы.
Когда Миша наконец вернулся домой, была уже глубокая ночь. Он включил телевизор, чтобы проверить вечерние новости, и застыл от увиденного.
На экране был сенатор Блейк, выступающий перед Капитолием.
"…в интересах национальной безопасности мы не можем игнорировать это научное открытие," – говорил он. – "Я вношу законопроект о обязательном генетическом тестировании для всех государственных служащих, включая военных, полицию и учителей. Мы должны знать, кто среди нас несет "Геном Дьявола", и принимать соответствующие меры предосторожности."
Миша выключил телевизор, чувствуя, как внутри нарастает ужас. Его худшие опасения начинали сбываться. И он, создатель теста на "Геном Дьявола", сам был его носителем.
Глава 4: Раскол
Следующие две недели прошли как в кошмарном сне. "Геном Дьявола" стал главной темой новостей, ток-шоу, интернет-форумов. Все говорили о генетической предрасположенности к насилию, о возможности идентифицировать потенциально опасных людей до того, как они совершат преступление.
Законопроект сенатора Блейка о обязательном генетическом тестировании государственных служащих был внесен в Конгресс и уже прошел первое чтение. Параллельно в нескольких штатах начали разрабатывать собственные законы, расширяющие сферу применения тестирования.
Движение "Чистый геном", созданное сторонниками Блейка, проводило митинги по всей стране, требуя защиты "нормальных людей" от "генетических хищников". А в противовес ему возникло движение "Генетическое равенство", выступающее против дискриминации на основе ДНК.
Миша наблюдал за всем этим с растущим ужасом. Его научное открытие, сделанное с целью понять фундаментальные аспекты человеческого поведения, превратилось в инструмент разделения общества.
В институте атмосфера также изменилась. Команда Миши разделилась – некоторые сотрудники, включая Ричарда Кляйна, поддерживали идею широкого генетического тестирования и даже сотрудничали с офисом сенатора Блейка. Другие, как Эмили, разделяли опасения Миши относительно этических последствий.
Сам Миша старался сосредоточиться на научной стороне вопроса. Вместе с доктором Эйден Росс из MIT они работали над более глубоким пониманием механизмов действия последовательности и факторов, влияющих на ее экспрессию.
Но даже эта работа была осложнена политической атмосферой. Финансирование их совместного проекта, направленного на изучение вариаций последовательности и их различного влияния на поведение, было заморожено после того, как Миша публично выступил против законопроекта Блейка.
Однажды утром, придя в институт, Миша обнаружил Элизабет, ожидающую его в кабинете.
– Нам нужно поговорить, – сказала она серьезно.
Миша сел за стол, готовясь к неприятному разговору.
– Я слушаю.
– Совет директоров обеспокоен твоими публичными заявлениями, – начала Элизабет. – Твоя критика законопроекта Блейка создает проблемы для института. Мы получаем угрозы отзыва финансирования от частных спонсоров и давление от некоторых правительственных агентств.
– И что вы предлагаете? – спросил Миша. – Чтобы я молчал, пока наше открытие используется для создания новой формы дискриминации?
– Я предлагаю тебе быть более дипломатичным, – ответила Элизабет. – Высказывать свои научные сомнения, но воздерживаться от прямой критики политических инициатив. По крайней мере, публично.
Миша покачал головой.
– Не могу, Лиз. Это вопрос не только научной честности, но и элементарной этики. Я не могу стоять в стороне, когда наше открытие используется таким образом.
Элизабет вздохнула.
– Я боялась, что ты так скажешь. – Она достала из сумки конверт и положила его на стол. – Это официальное предупреждение от совета директоров. Они требуют, чтобы ты воздержался от политических заявлений, или…
– Или что? Меня уволят? – Миша почувствовал, как внутри поднимается гнев. – За то, что я отказываюсь молчать о потенциальных злоупотреблениях нашим открытием?
– Никто не говорит об увольнении, – поспешно сказала Элизабет. – Но могут быть… административные последствия. Ограничение доступа к определенным ресурсам, пересмотр твоей руководящей роли в проекте.
Миша смотрел на свою бывшую наставницу, чувствуя горькое разочарование.
– А ты, Лиз? Ты тоже считаешь, что я должен молчать?
Элизабет отвела взгляд.
– Я считаю, что мы должны быть прагматичными. Мир не идеален, Миша. Иногда приходится идти на компромиссы, чтобы сохранить возможность влиять на ситуацию изнутри.
После ухода Элизабет Миша долго сидел, глядя на конверт с предупреждением. Часть его хотела порвать его и швырнуть в мусорное ведро. Другая часть понимала, что это не решит проблему.
Его размышления прервал звонок телефона. Номер был незнакомым.
– Доктор Волков, – ответил он.
– Доктор Волков, меня зовут Элиза Карвер, – раздался в трубке женский голос. – Я представляю группу поддержки для носителей последовательности, которую СМИ окрестили "Геномом Дьявола". Мы называем себя "Носители". Мне нужно с вами поговорить. Лично.
Миша напрягся. Как эта женщина узнала его номер? И откуда она знает, кто является носителем последовательности? Насколько ему было известно, массовое тестирование еще не началось.
– О чем вы хотите поговорить, мисс Карвер?
– О том, как защитить права носителей в новом мире, который вы помогли создать, доктор, – ответила она. – И о том, что мы знаем о вас.
Последняя фраза прозвучала почти как угроза. Миша почувствовал холодок.
– Что именно вы знаете?
– Давайте обсудим это при встрече, – сказала Элиза. – Сегодня, в 19:00, кафе "Синяя птица" на Бойлстон-стрит. Приходите один.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Миша положил телефон, чувствуя, как сердце колотится в груди. Неужели эта женщина знала, что он сам является носителем последовательности? Но как? Он был уверен, что удалил все следы своего личного теста.
День прошел в напряженной работе. Миша старался сосредоточиться на анализе данных, полученных совместно с доктором Росс, но мысли постоянно возвращались к предстоящей встрече с Элизой Карвер.
В 18:30 он покинул институт и направился к указанному кафе. "Синяя птица" оказалась небольшим уютным заведением с приглушенным светом и джазовой музыкой. Миша выбрал столик в углу, откуда хорошо просматривался вход, и заказал чашку кофе.
Ровно в 19:00 в кафе вошла женщина лет тридцати пяти, с короткими рыжими волосами и пронзительными зелеными глазами. Она сразу заметила Мишу и направилась к его столику.
– Доктор Волков, – она протянула руку. – Элиза Карвер. Спасибо, что пришли.
Рукопожатие у нее было крепким и уверенным. Она села напротив Миши, внимательно изучая его лицо.
– Итак, мисс Карвер, – начал Миша. – Вы сказали, что представляете группу носителей последовательности. Как вы их идентифицировали? Насколько я знаю, массовое тестирование еще не проводилось.
– Многие из нас прошли добровольное тестирование, – ответила она. – Некоторые – из научного любопытства, другие – потому что подозревали о своей… особенности. А некоторых, как меня, заставили обстоятельства.
– Какие обстоятельства?
– Я была арестована за нападение пять лет назад, – спокойно сказала Элиза. – Ничего серьезного – драка в баре. Но меня заставили сдать ДНК для базы данных правоохранительных органов. Когда информация о вашем открытии просочилась в СМИ, некоторые технически подкованные активисты взломали базу данных и провели поиск последовательности. Так я узнала о себе. И о многих других.
– Это незаконно, – заметил Миша. – Взлом базы данных полиции…
– Да, – согласилась Элиза. – Как и дискриминация людей на основе их ДНК. Но мир меняется, доктор Волков. И не в лучшую сторону. Люди теряют работу, когда их статус становится известен. Детей отказываются принимать в частные школы. Арендодатели расторгают договоры. И это только начало.
Миша слушал с растущим ужасом. Он знал, что ситуация ухудшается, но не представлял, насколько.
– Я сожалею о этих случаях дискриминации, – искренне сказал он. – И делаю все возможное, чтобы объяснить общественности и политикам, что наличие последовательности не определяет поведение человека.
– И это одна из причин, почему я хотела с вами встретиться, – кивнула Элиза. – Мы ценим вашу позицию. В отличие от вашей коллеги, доктора Хартман, которая стала публичным голосом за контроль над носителями.
– Элизабет? – Миша был удивлен. – Что вы имеете в виду?
– Вы не видели ее интервью CNN вчера вечером? – Элиза достала телефон и показала Мише видео.
На экране была Элизабет, сидящая в студии напротив известного ведущего. Ее обычно теплый голос звучал твердо и уверенно.
"…конечно, большинство носителей последовательности никогда не совершат насильственных действий," – говорила она. – "Но статистически риск выше. И когда речь идет о безопасности общества, мы должны учитывать этот риск. Я поддерживаю идею обязательного тестирования для определенных профессий и создания национального регистра носителей. Это не дискриминация, а разумная предосторожность."
Миша выключил видео, чувствуя, как внутри нарастает гнев. Элизабет, его наставница, его друг, выступала за меры, которые он считал неэтичными и потенциально опасными.
– Теперь вы понимаете, против чего мы боремся, – сказала Элиза. – И почему нам нужны союзники. Особенно такие влиятельные, как вы.
– Что конкретно вы хотите от меня? – спросил Миша.
– Информацию. Доступ к последним исследованиям. Предупреждение о новых разработках, которые могут повлиять на нас. И… вашу публичную поддержку.
Миша задумался. С одной стороны, он сочувствовал носителям и разделял их опасения относительно дискриминации. С другой – он не был уверен в методах этой группы и ее истинных целях.
– Я продолжу публично выступать против дискриминации на основе генетики, – сказал он. – Но я не могу предоставлять конфиденциальную научную информацию. Это было бы нарушением моих профессиональных обязательств.
Элиза изучала его лицо несколько секунд, затем кивнула.
– Справедливо. Для начала. – Она наклонилась ближе. – Но есть еще кое-что, о чем мы должны поговорить, доктор Волков. О вашем собственном генетическом статусе.
Миша почувствовал, как сердце пропустило удар.
– Не понимаю, о чем вы.
– Я думаю, понимаете, – тихо сказала Элиза. – Наши хакеры нашли следы вашего личного теста в системе института. Вы очень тщательно удалили результаты, но остались метаданные. Мы знаем, что вы сами являетесь носителем последовательности.
Миша замер, чувствуя, как комната словно сужается вокруг него. Его тайна, его самый глубокий страх был раскрыт.
– Чего вы хотите? – спросил он глухим голосом. – Шантажировать меня?
– Нет, – покачала головой Элиза. – Мы не враги, доктор Волков. Мы такие же, как вы. И мы хотим того же – мира, где нас не будут судить по нашей ДНК. Где мы сможем доказать, что являемся чем-то большим, чем набор генов.
Она протянула руку и накрыла его ладонь своей.
– Присоединяйтесь к нам. Не как информатор, а как один из нас. Как носитель, который может говорить от нашего имени с авторитетом ученого.
Миша отдернул руку, чувствуя внезапное отвращение – не к Элизе, а к ситуации, в которой он оказался. Его открытие, его работа привели к созданию нового класса людей, преследуемых и дискриминируемых. И он сам был одним из них.
– Мне нужно подумать, – сказал он. – Это… слишком много для одного разговора.
– Конечно, – кивнула Элиза. – Вот моя карточка. Позвоните, когда будете готовы поговорить дальше. И, доктор Волков… будьте осторожны. Мир становится опасным местом для таких, как мы.
После ухода Элизы Миша остался сидеть в кафе, глядя на чашку остывшего кофе. Его мысли были в хаосе. Он всегда боялся, что его статус носителя станет известен, но никогда не думал, что это произойдет так быстро. И теперь перед ним стоял выбор – публично признать свою генетическую особенность или продолжать скрывать ее, рискуя быть разоблаченным.
Телефон зазвонил, прерывая его размышления. Это была София.
– Миша, ты видел новости? – без предисловий спросила она.
– Какие новости?
– Законопроект Блейка прошел второе чтение в Конгрессе. И они добавили поправку – обязательное тестирование для всех медицинских работников и ученых, работающих в области биотехнологий. Включая генетиков.
Миша почувствовал, как кровь отливает от лица.
– Когда?
– Они хотят провести окончательное голосование через неделю. – София помолчала. – Миша, я работаю с ACLU над иском о неконституционности этого закона. Но нам нужны сильные аргументы. Научные аргументы. Ты мог бы выступить экспертом?
Миша закрыл глаза. Если закон пройдет, ему придется пройти официальное тестирование. И его статус станет частью государственного регистра.
– Да, конечно, – сказал он. – Я сделаю все, что в моих силах.
После разговора с сестрой Миша решил не возвращаться домой. Вместо этого он направился в институт. Ему нужно было проверить кое-что в лаборатории.
Здание было почти пустым – только охрана и несколько сотрудников, работающих допоздна. Миша прошел в свою лабораторию и включил свет.
Он открыл компьютер и начал просматривать последние данные их совместного с доктором Росс исследования. Они обнаружили, что последовательность имеет несколько вариаций, которые по-разному влияют на активность гена МАОА.
Его собственная вариация, как оказалось, была относительно "мягкой" – она могла создавать предрасположенность к вспышкам гнева, но не к хладнокровному, преднамеренному насилию. И даже эта предрасположенность могла быть эффективно контролируема с помощью соответствующих психологических техник.
Это была важная информация, которая могла изменить общественное восприятие "Генома Дьявола". Но успеют ли они опубликовать эти результаты до того, как законопроект Блейка станет законом?
Шаги за спиной заставили его обернуться. В дверях лаборатории стояла Элизабет.
– Поздно работаешь, – сказала она.
– У меня много дел, – сухо ответил Миша. – Особенно теперь, когда моя бывшая наставница публично поддерживает генетическую дискриминацию.
Элизабет вздохнула и вошла в лабораторию, закрыв за собой дверь.
– Я знала, что ты увидишь интервью, – сказала она. – И понимала, что ты будешь злиться.
– Злиться? – Миша почувствовал, как контроль над эмоциями начинает ускользать. – Ты поддерживаешь меры, которые могут разрушить жизни миллионов невиновных людей! Которые противоречат всему, чему ты учила меня о научной этике!
– Я поддерживаю меры, которые могут спасти жизни, Миша, – твердо сказала Элизабет. – Да, последовательность не гарантирует насильственного поведения. Но она увеличивает риск. И когда речь идет о профессиях, связанных с безопасностью людей, с детьми, с уязвимыми группами – разве не лучше перестраховаться?
– Перестраховаться? – Миша горько усмехнулся. – Ты говоришь о людях, Лиз. О реальных людях, которые потеряют работу, статус, возможности – только потому, что у них есть определенная последовательность в ДНК. Последовательность, которую они не выбирали.
Элизабет подошла ближе, ее глаза были полны боли и решимости.
– Я тоже говорю о реальных людях, Миша. О жертвах. – Она сделала паузу. – Ты никогда не спрашивал, почему я так интересуюсь генетическими основами насилия. Почему поддержала твой проект, когда другие считали его спекулятивным.
Миша молчал, ожидая продолжения.
– У меня была семья, Миша. Муж и двое детей. Пятнадцать лет назад они были убиты человеком, который уже имел историю насильственного поведения. Который неоднократно угрожал людям, но всегда избегал серьезных последствий. Который, как я теперь знаю, почти наверняка был носителем последовательности.
Миша почувствовал, как гнев уступает место шоку и сочувствию.
– Лиз, я… не знал. Мне так жаль.
– Я не рассказываю это, чтобы вызвать жалость, – покачала головой Элизабет. – А чтобы ты понял мою позицию. Я знаю, что большинство носителей никогда не причинят вреда другим. Но если бы существовала система, которая могла бы идентифицировать моего убийцу до того, как он убил мою семью… разве это не стоило бы некоторого дискомфорта для невиновных носителей?
Миша не знал, что ответить. Он понимал боль Элизабет, ее желание предотвратить подобные трагедии в будущем. Но также видел опасность такого подхода.
– Я понимаю твою боль, Лиз, – мягко сказал он. – Но история показывает, что дискриминация никогда не останавливается на "некотором дискомфорте". Она растет, распространяется, становится системной. И в конечном итоге приводит к большему страданию, чем предотвращает.
Элизабет смотрела на него долгим взглядом.
– Возможно, ты прав, – наконец сказала она. – Но я должна следовать своему убеждению, как и ты своему. – Она повернулась к двери. – Ты должен знать, что совет директоров принял решение. С завтрашнего дня ты отстранен от руководства проектом. Ричард Кляйн займет твое место.
– Ричард? – Миша был ошеломлен. – Но он не имеет достаточного опыта! И он полностью поддерживает идеи Блейка!
– Именно поэтому, – просто сказала Элизабет. – Институту нужен руководитель проекта, который не будет конфликтовать с нашими спонсорами и политическими союзниками. Ты сохранишь свою должность в институте и доступ к данным, но решения будет принимать Ричард.
Она ушла, оставив Мишу одного в тишине лаборатории. Он сидел неподвижно, пытаясь осмыслить произошедшее. За один вечер он потерял руководство своим собственным проектом, узнал трагическую историю Элизабет, и оказался перед выбором – присоединиться к движению "Носителей" или продолжать действовать самостоятельно.
И все это происходило на фоне приближающегося голосования по законопроекту, который мог обязать его пройти официальное тестирование и раскрыть свой статус носителя.
Мир вокруг него менялся с пугающей скоростью. И не в том направлении, которое он мог бы одобрить.
Телефон зазвонил, прерывая его мрачные размышления. Звонил детектив Чен.
– Доктор Волков, – сказал он без предисловий, – у нас проблема. Произошло еще одно убийство. И убийца оставил сообщение, адресованное лично вам.
Глава 5: Тени прошлого
Серое здание психиатрической клиники Святой Марии выглядело почти зловеще на фоне затянутого тучами неба. Миша Волков сидел в арендованной машине, сжимая руль и глядя на главный вход. Он не был здесь почти два года. И каждый визит давался ему с трудом.
Последние события изменили его жизнь с невероятной скоростью. Утром Ричард Кляйн официально принял руководство проектом, даже не скрывая торжества. Часть команды выразила недовольство таким решением, но большинство предпочло молчать, опасаясь за свою карьеру.
Звонок детектива Чена вечером прошлого дня добавил еще один уровень сложности. Очередная жертва серийного убийцы, профессор психологии из Гарварда, была найдена в своем кабинете с вырезанной на груди спиралью, напоминающей структуру ДНК. А рядом с телом лежала записка: "Доктору Волкову – мы одной крови, ты и я".
Эти слова эхом отдавались в голове Миши, пока он наконец не решился выйти из машины и направиться к входу в клинику. Охранник на входе узнал его.
– Доктор Волков, давно вас не видели.
– Здравствуйте, Пол. Я к отцу.
– Конечно. Только распишитесь в журнале посещений.
Миша расписался и прошел в здание. Коридоры клиники были стерильно чистыми, пахло дезинфицирующими средствами. Несколько пациентов в сопровождении медперсонала двигались неторопливо, словно в замедленной съемке. Некоторые смотрели на Мишу с любопытством, другие – не замечали его вовсе, погруженные в свои внутренние миры.
Доктор Николай Волков, бывший нейрохирург из Санкт-Петербурга, находился в этой клинике уже восемь лет. После нескольких публичных вспышек насилия и диагноза "биполярное расстройство с психотическими эпизодами" российские власти лишили его лицензии. Когда Миша получил постоянную позицию в Бостонском институте, он организовал перевод отца в США, надеясь, что здесь он получит лучшее лечение.
Медсестра проводила Мишу в комнату отдыха – просторное помещение с большими окнами, мягкой мебелью и телевизором. Там, у окна, в инвалидном кресле сидел Николай Волков. В свои шестьдесят восемь лет он выглядел гораздо старше – высохший, с редкими седыми волосами и отсутствующим взглядом. Он листал какой-то научный журнал, изредка делая пометки карандашом на полях.
– Отец, – тихо сказал Миша по-русски.
Николай поднял голову, его выцветшие голубые глаза сфокусировались на сыне.
– Михаил, – ответил он с легким акцентом. – Ты пришел.
Миша сел рядом с отцом.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как обычно. Лекарства делают свое дело. – Он отложил журнал. – Но я не об этом хочу говорить. Я видел тебя по телевизору. Твое открытие… "Геном Дьявола", как его называют.
Миша напрягся. Он не ожидал, что новости дойдут до отца, изолированного в клинике.
– Да, так его окрестили журналисты. Хотя это упрощение, конечно.
– Конечно, – кивнул Николай. – Упрощение всегда проще для восприятия. Особенно когда речь идет о таких сложных вещах, как генетика и поведение. – Он внимательно посмотрел на сына. – Ты проверил себя, да?
Миша вздрогнул. Иногда отец проявлял удивительную проницательность, словно периоды ясности компенсировали годы помутнения сознания.
– Да, – признался он. – У меня есть эта последовательность.
Николай кивнул, словно это не было для него новостью.
– Я так и думал. Ты всегда был похож на меня больше, чем хотел признавать.
– Что ты имеешь в виду?
– Я всегда знал, что со мной что-то не так, – тихо сказал Николай. – Задолго до диагнозов и лекарств. Эта… тьма внутри. Эта ярость, которая приходит ниоткуда и захватывает тебя целиком. – Он сжал руку Миши. – Я видел ее в тебе тоже. Когда ты был подростком.
Миша помнил те моменты. Внезапные приступы неконтролируемого гнева, которые пугали его самого. Он разбивал вещи, кричал, однажды даже ударил стену так сильно, что сломал два пальца. Но в отличие от отца, он никогда не направлял свою ярость на других людей.
– Я научился контролировать это, – сказал Миша.
– Я знаю, – Николай слабо улыбнулся. – Ты всегда был сильнее меня. Умнее. И у тебя была мать, которая защитила тебя от… от меня. – Он опустил глаза. – Я никогда не говорил тебе, но я благодарен ей за то, что она забрала вас. Я знал, что однажды могу зайти слишком далеко.
Миша почувствовал, как к горлу подступает комок. Они никогда не говорили об этом так прямо.
– Отец, я пришел не только навестить тебя. Мне нужна информация. О нашей семье, о твоих родителях, о… случаях насилия в нашем роду.
Николай откинулся в кресле, его взгляд стал отсутствующим, словно он смотрел сквозь стены клиники, в далекое прошлое.
– Мой отец был жестоким человеком, – начал он. – Он воевал, вернулся другим. Пил много. Бил мою мать… бил меня. Его отец, мой дед, был таким же. И, насколько я знаю, его отец тоже.
– Поколения насилия, – пробормотал Миша.
– Да, – кивнул Николай. – Но не все. Мой младший брат, твой дядя Виктор, он не такой. Он спокойный, уравновешенный. Всегда был таким, даже в детстве.
– Дядя Виктор? – Миша был удивлен. – Я не знал, что у тебя есть брат.
– Мы не общались много лет. Он остался в России, стал учителем литературы. Последний раз я слышал о нем лет десять назад. – Николай посмотрел на Мишу с внезапной ясностью во взгляде. – Ты понимаешь, что это значит? Даже если эта… последовательность передается в нашей семье, она не всегда проявляется одинаково. Виктор, должно быть, либо не унаследовал ее, либо нашел свой способ с ней жить.
Это была важная информация. Она подтверждала гипотезу о вариациях последовательности и различных способах ее проявления.
– Есть еще кое-что, – сказал Николай, понизив голос. – Я начал вести дневник, когда мне было четырнадцать. Записывал свои… эпизоды. Пытался найти триггеры, закономерности. Я продолжал это делать всю жизнь. – Он наклонился ближе. – Дневники у меня в комнате. В ящике под кроватью. Медсестры знают, что их нельзя трогать. Может быть, они помогут тебе понять… нас.
Миша был потрясен. Годы наблюдений, самоанализа – это могло быть бесценным ресурсом для понимания того, как последовательность влияет на поведение в реальной жизни, в течение длительного периода.
– Спасибо, отец. Я хотел бы их увидеть.
Николай кивнул и внезапно схватил Мишу за руку с неожиданной силой.
– Будь осторожен, сын. Этот твой "Геном Дьявола"… люди боятся того, чего не понимают. И ненавидят тех, кого боятся. – Его глаза на мгновение затуманились, затем снова стали ясными. – И еще кое-что. Обо мне говорили многое. Что я избивал пациентов, медсестер. Это неправда. Я никогда… – он сделал глубокий вдох. – Моя ярость всегда была направлена на неодушевленные предметы. На стены, мебель. И… на твою мать, да. Я не горжусь этим. Но я никогда не причинял вреда пациентам.
– Почему ты говоришь мне это сейчас?
– Потому что правда важна, Михаил. Особенно когда речь идет о генах и поведении. Не все обвинения правдивы. Не все носители опасны. И не все опасные люди – носители.
После разговора с отцом Миша получил разрешение посетить его комнату в сопровождении медсестры. Дневники Николая – двенадцать толстых тетрадей, заполненных мелким почерком на русском языке – были аккуратно сложены в металлическом ящике под кроватью, как он и сказал.
– Он очень дорожит ими, – сказала медсестра. – Иногда проводит часы, перечитывая и добавляя новые записи.
– Я верну их в целости, – пообещал Миша, получив разрешение забрать дневники на время.
Выходя из клиники с тяжелым ящиком в руках, Миша чувствовал странное смешение эмоций – облегчение от откровенного разговора с отцом, тревогу от новой информации о семейной истории насилия, и надежду, что дневники помогут ему лучше понять природу "Генома Дьявола".
Он был так поглощен своими мыслями, что не сразу заметил человека, прислонившегося к его машине. Детектив Джеймс Чен.
– Доктор Волков, – кивнул детектив. – Я пытался связаться с вами.
– Мой телефон выключен, – ответил Миша. – Визит к отцу… я предпочитаю быть недоступным в это время.
– Понимаю, – Чен указал на ящик. – Что это?
– Личные вещи отца. Дневники. – Миша поставил ящик в багажник. – Вы следили за мной, детектив?
– Не совсем. Я проверил вашу машину и заметил, что она арендована на ваше имя и направляется сюда. Решил подождать. – Чен выглядел усталым, с темными кругами под глазами. – Нам нужно поговорить о последнем убийстве. О сообщении, адресованном вам.
Миша оглянулся на клинику.
– Не здесь. Поедем куда-нибудь.
Они расположились в небольшом кафе неподалеку. Чен заказал черный кофе, Миша – зеленый чай. Некоторое время они сидели в тишине, изучая друг друга.
– Что вы можете сказать о записке? – наконец спросил Чен. – "Мы одной крови, ты и я". Что это значит?
– Это цитата из "Книги джунглей" Киплинга, – ответил Миша. – Фраза, которую Маугли говорит другим животным, чтобы показать, что он принадлежит к их племени. – Он сделал паузу. – Я думаю, убийца намекает, что мы оба носители последовательности.
– Вы? – Чен подался вперед, его глаза сузились. – Вы носитель "Генома Дьявола"?
Миша напрягся. Он только что непреднамеренно раскрыл свою тайну.
– Это конфиденциальная информация, детектив. И не имеет отношения к расследованию.
– Я бы не был так уверен, – сказал Чен. – Убийца обращается лично к вам. Возможно, он знает о вашем статусе. Возможно, это кто-то из вашего окружения.
– Или кто-то, кто хочет скомпрометировать меня и мое исследование, – возразил Миша. – Создать впечатление, что все носители последовательности – потенциальные убийцы.
Чен задумчиво кивнул.
– Возможно. В любом случае, нам нужна ваша помощь. Профиль убийцы, возможные мотивы, связь с последовательностью. Что-нибудь, что поможет нам его идентифицировать.
– Я не криминальный психолог, детектив.
– Нет, но вы эксперт по этой последовательности. И, похоже, убийца тоже интересуется ею. – Чен достал из папки фотографии. – Посмотрите на эти снимки с мест преступлений. Видите эти спирали? Они становятся все более сложными и точными с каждым убийством. Как будто он совершенствует свое… искусство.
Миша изучил фотографии. Спирали, вырезанные на телах жертв, действительно напоминали структуру ДНК. И они становились все более детализированными.
– Это выглядит как… визуализация последовательности, – сказал он. – Но не обычная двойная спираль. Это специфическая форма, характерная для региона хромосомы 11, где находится наша последовательность.
– Значит, убийца не просто знает о вашем открытии, но и понимает его на техническом уровне, – заключил Чен. – Это существенно сужает круг подозреваемых.
– Да, – согласился Миша. – Это должен быть кто-то с генетическим образованием. Возможно, связанный с нашим институтом или имеющий доступ к нашим данным.
– Список сотрудников, который вы мне предоставили, – сказал Чен. – Мы проверили всех. Никто не вызывает особых подозрений.
– А что насчет бывших сотрудников? Студентов, проходивших практику? Консультантов?
– Мы расширяем поиск. Но это занимает время. – Чен собрал фотографии. – Есть еще кое-что. Все жертвы имели какое-то отношение к генетическим исследованиям или этике в науке. Профессор психологии, убитый вчера, специализировался на биоэтике и недавно опубликовал статью, критикующую идею генетического детерминизма.
– Он выбирает цели, связанные с дискуссией вокруг "Генома Дьявола", – задумчиво сказал Миша. – Это может быть попытка заставить замолчать критиков или… продемонстрировать какую-то извращенную точку зрения.
– Какую?
– Возможно, он пытается доказать, что последовательность действительно делает людей насильственными. Что он не может контролировать свои импульсы. Или, наоборот, что он полностью контролирует их и выбирает своих жертв рационально, опровергая идею генетического детерминизма.
Чен внимательно смотрел на Мишу.
– Вы хорошо разбираетесь в психологии для генетика, доктор Волков.
– Я много читал о взаимодействии генов и поведения, – ответил Миша. – И у меня есть личный интерес к этой теме, как вы уже догадались.
– Из-за вашего отца? – тихо спросил Чен.
Миша вздрогнул.
– Вы и это знаете.
– Я проверил вашу биографию. История вашего отца – общедоступная информация в медицинских кругах России. Его случай довольно известен.
– Тогда вы знаете, что у меня есть все основания верить, что гены – не судьба, – твердо сказал Миша. – Что люди могут преодолевать свои генетические предрасположенности.
– Я надеюсь, что вы правы, – сказал Чен. – Особенно учитывая последние события.
– Какие события?
– Вы не слышали? – Чен выглядел удивленным. – Законопроект сенатора Блейка прошел окончательное голосование в Сенате. Быстрее, чем ожидалось. Он вступит в силу через тридцать дней.
Миша почувствовал, как кровь отливает от лица.
– Как это возможно? Моя сестра говорила, что голосование должно было быть через неделю.
– Они ускорили процесс после последнего убийства. Блейк использовал его как аргумент о необходимости срочных мер. – Чен выглядел искренне обеспокоенным. – Мне жаль, доктор Волков. Я не поддерживаю этот закон, но… политики редко слушают копов вроде меня.
– Что теперь будет?
– Обязательное тестирование для всех государственных служащих, включая полицию, военных, учителей. Для медицинских работников и ученых в области биотехнологий. Создание национального регистра носителей последовательности. И… ограничения для носителей на определенные виды деятельности.
Миша закрыл глаза. Его худшие опасения сбывались. И у него оставалось тридцать дней до того, как ему придется официально пройти тест и раскрыть свой статус.
– Детектив, я должен идти, – сказал он, вставая. – Если у вас будут еще вопросы…
– Я знаю, где вас найти, – кивнул Чен. – И, доктор Волков… будьте осторожны. Кто бы ни был этот убийца, он явно интересуется вами.
Вернувшись домой, Миша сразу включил телевизор. На всех каналах говорили о принятии "Закона о генетической безопасности", как его официально назвали. Сенатор Блейк давал интервью, выглядя триумфально.
"…это исторический шаг к более безопасному обществу," – говорил он. – "Мы не дискриминируем носителей последовательности, мы просто принимаем разумные меры предосторожности. Так же, как мы не позволяем людям с плохим зрением пилотировать самолеты, мы не должны позволять людям с генетической предрасположенностью к насилию занимать позиции, где они могут причинить вред."
Миша выключил телевизор, чувствуя тошноту. Затем достал телефон и набрал номер.
– Элиза? Это Михаил Волков. Я хочу встретиться с вашей группой. Настало время действовать.
Часть II: Эскалация
Глава 6: Восхождение движения
Подвал церкви Святого Павла в Бруклине был заполнен людьми – около тридцати мужчин и женщин разного возраста и происхождения, сидящих на складных стульях, расставленных полукругом. Их объединяло одно – все они были носителями "Генома Дьявола", последовательности, которая теперь определяла их юридический и социальный статус.
Миша сидел в последнем ряду, наблюдая за происходящим. Прошла неделя с момента принятия закона, и мир вокруг него менялся с пугающей скоростью. В нескольких штатах уже начали работу центры генетического тестирования, где государственные служащие должны были пройти обязательную проверку. Первые результаты уже появились в национальном регистре, доступ к которому имели правоохранительные органы и определенные государственные структуры.
Элиза Карвер стояла перед группой, ее рыжие волосы пламенели в тусклом свете подвальных ламп.
– Добро пожаловать на еженедельное собрание "Носителей", – сказала она. – Сегодня у нас много новых лиц. – Она кивнула в сторону Миши. – Включая очень специального гостя, о котором я расскажу позже. Но сначала – обычный круг поддержки. Кто хочет поделиться своим опытом за прошедшую неделю?
Молодая женщина подняла руку.
– Меня уволили из начальной школы, – сказала она дрожащим голосом. – Я преподавала там пять лет. Родители узнали о моем статусе и потребовали моего увольнения. Директор сказал, что не хочет этого, но у него нет выбора.
– Это незаконно, – заметил мужчина средних лет в очках. – Закон еще не вступил в силу, и даже после этого он не запрещает носителям работать в образовании, только требует дополнительных психологических проверок.
– Законно или нет, но это происходит, – сказала Элиза. – Работодатели находят другие причины для увольнения. Или просто создают такие условия, что люди уходят сами. – Она повернулась к женщине. – Джейн, ты говорила с юристом?
– Да, но он сказал, что судебный процесс может занять годы и потребует денег, которых у меня нет.
– Наша организация может помочь, – сказала Элиза. – У нас есть фонд юридической поддержки. Поговори со мной после собрания.
Другие участники также делились своими историями – потеря работы, отказ в аренде жилья, социальная изоляция. Один мужчина рассказал, как его дети подвергаются травле в школе из-за статуса отца.
Миша слушал все это с растущим ужасом и гневом. Его опасения о дискриминации сбывались, и даже в большем масштабе, чем он предполагал.
Наконец, Элиза указала на него.
– А теперь я хочу представить нашего особого гостя. Многие из вас наверняка узнали его. Доктор Михаил Волков, генетик, чья работа привела к открытию последовательности. – В группе пронесся шепот. – Доктор Волков здесь не как ученый, а как один из нас. Как носитель последовательности.
Все взгляды обратились к Мише. Он встал, чувствуя напряжение в воздухе. Некоторые смотрели с любопытством, другие – с явной враждебностью.
– Я понимаю, что многие из вас могут винить меня за текущую ситуацию, – начал он. – И я не могу сказать, что вы неправы. Мое исследование, хотя и было направлено на понимание, а не на дискриминацию, стало инструментом в руках тех, кто хочет разделить общество. За это я приношу свои искренние извинения.
Он сделал паузу, оглядывая лица собравшихся.
– Но я здесь не только для извинений. Я здесь, чтобы действовать. Чтобы использовать свои знания, свой статус ученого, свой доступ к информации для борьбы против дискриминации. Я изучал эту последовательность годами, и могу с уверенностью сказать: она не определяет, кто мы есть. Она не делает нас опасными или ненормальными. Она просто создает определенную предрасположенность, которую большинство из нас успешно контролирует всю жизнь.
– А как насчет тех, кто не контролирует? – спросил мужчина из первого ряда. – Как насчет серийного убийцы, который сейчас действует в Бостоне? Говорят, он тоже носитель последовательности.
– Мы не знаем этого наверняка, – ответил Миша. – И даже если это так, он представляет крошечное меньшинство. Нельзя судить целую группу людей по действиям одного человека.
– Но разве риск не выше? – настаивал мужчина. – Разве ваше собственное исследование не показало корреляцию между последовательностью и насильственным поведением?
– Корреляция существует, да, – признал Миша. – Но она намного сложнее, чем представляется в СМИ. Последовательность имеет множество вариаций, которые по-разному влияют на поведение. И даже самая "агрессивная" вариация может быть полностью компенсирована воспитанием, образованием, психологическими техниками.
– Докажите это, – сказал мужчина.
– Я работаю над этим, – ответил Миша. – Вместе с доктором Эйден Росс из MIT мы изучаем вариации последовательности и факторы, влияющие на ее экспрессию. Но нам нужны данные. Больше данных от разных носителей, с разными историями жизни.
– Вы хотите, чтобы мы стали вашими подопытными кроликами? – с горечью спросила женщина из среднего ряда.
– Нет, – твердо сказал Миша. – Я хочу, чтобы вы стали соавторами исследования, которое может изменить общественное восприятие "Генома Дьявола". Добровольное участие, полная конфиденциальность, прозрачная методология. И главное – вы будете видеть результаты в реальном времени, участвовать в их интерпретации.
После его выступления последовала оживленная дискуссия. Не все были убеждены, но многие проявили интерес к участию в исследовании. Элиза поддержала идею, подчеркнув важность научных данных в борьбе против дискриминации.
Когда официальная часть собрания закончилась, Элиза отвела Мишу в сторону.
– Ты хорошо выступил, – сказала она. – Но есть кое-что, о чем мы должны поговорить. Наедине.
Она провела его в маленькую комнату, служившую офисом. Там их ждали еще трое – мужчина лет сорока с военной выправкой, молодая женщина с множеством пирсингов и седовласый профессорского вида мужчина в твидовом пиджаке.
– Познакомься с нашим внутренним кругом, – сказала Элиза. – Майор Роберт Тейлор, бывший офицер спецназа, уволенный после утечки информации о его статусе. Доктор Аманда Ли, хакер и эксперт по кибербезопасности. И профессор Алан Гринспэн, социолог, специализирующийся на групповой динамике и социальных движениях.
Миша пожал руки всем троим, чувствуя нарастающее напряжение. Это было нечто большее, чем группа поддержки.
– Что здесь происходит, Элиза?
– "Носители" – это больше, чем кружок взаимопомощи, Михаил, – ответила она. – Мы формируем движение сопротивления. Против "Закона о генетической безопасности", против движения "Чистый геном", против всей системы дискриминации, которая формируется на наших глазах.
– Сопротивления? – Миша нахмурился. – Какого рода?
– Разного, – вступил в разговор Тейлор. – От мирных протестов и судебных исков до… более активных форм. Зависит от ситуации.
– Более активных форм? – переспросил Миша. – Вы говорите о насилии?
– Мы говорим о самозащите, – ответила Аманда. – И о защите других носителей, которые не могут защитить себя сами.
– Недавно в Техасе группа активистов "Чистого генома" напала на носителя, – сказал профессор Гринспэн. – Избили его до полусмерти. Полиция не спешила с расследованием. Мы организовали защиту для других носителей в том районе. Иногда это включает физическое противостояние.
Миша покачал головой.
– Это опасный путь. Насилие только подтвердит стереотипы о носителях последовательности.
– А что ты предлагаешь? – спросила Элиза. – Сидеть сложа руки, пока нас загоняют в гетто? Пока лишают работы, жилья, будущего? Пока наши дети становятся изгоями?
– Я предлагаю бороться, но другими методами, – твердо сказал Миша. – Наукой. Образованием. Судебными исками. Публичным давлением. Да, это медленнее, но…
– Но у нас нет времени, – прервала его Аманда. – Закон уже принят. В некоторых штатах готовятся еще более жесткие меры. В Техасе обсуждают законопроект о запрете носителям последовательности работать с детьми – любым способом, не только в школах. В Алабаме хотят запретить носителям владеть оружием. В Оклахоме – ограничить право на опеку над детьми.