Антология фантастики 7

Свет Из Разрыва

Среди бескрайних космических просторов, как корабль-призрак, дрейфовал “Прометей-9”. Когда-то это была гордость межгалактической инженерии, аванпост человечества на краю изученного пространства, маяк прогресса, освещающий путь к новым открытиям. Теперь же он представлял собой лишь гигантский, холодный памятник амбициям, поглощённый космической пустотой. Оболочка его корпуса, некогда сияющая, теперь была испещрена следами микрометеоритной бомбардировки, а её обширные ангары и секции погрузились во мрак, храня лишь эхо давно минувших времён.

Но среди этой мёртвой тишины, в одной изолированной части станции, теплился крошечный очаг жизни. Здесь, в сердце “Прометея-9”, доктор Зинзи Кауберг, учёный, который некогда был светилом науки, теперь находил убежище от мира, который, как он считал, его предал. Его лаборатория, контрастируя с запустением остальной станции, была оазисом функционирующей техники. Мониторы, хоть и пыльные, светились сложными, но нестабильными графиками, жизненно важные системы гудели, поддерживая хрупкую атмосферу, и странное, синеватое свечение исходило из самого её центра.

Неожиданно, среди абсолютной тишины космоса, в уединённом секторе, где одиноко бороздил просторы своего небольшого корабля “Странник”, молодой инженер-физик Сэмюэл Паркинс, или просто Сэм, получил сигнал. Это было нечто странное, зашифрованное, но оно приходило с “Прометея-9”. Станции, которая считалась давно покинутой, потерянной вместе с доктором Зинзи Каубергом и всей его семьёй много лет назад. Кауберг, его бывший наставник, человек, чьё гениальное прошлое было омрачено личной трагедией.

Сэм почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он помнил Кауберга – его пыл, его страсть, его невероятный интеллект. Он также помнил и его одержимость, которая, как поговаривали, росла после гибели его семьи. Сигнал был слабым, но настойчивым, как отчаянный зов о помощи, доносящийся из бездны. И в этот момент Сэм понял: он должен ответить. Не просто как учёный, но как человек, который когда-то знал профессора Кауберга, как тот, кто понимал, что именно могло заставить гения оставить всё и исчезнуть в безмолвном космосе. Он начал готовить свой корабль, собирая необходимое оборудование, сканируя старые записи о “Прометее-9” и пытаясь унять нарастающее беспокойство.

Путь до “Прометея-9” казался бесконечным. Космос, эта бездна, в которой потерялось столько человеческих судеб, окружал “Странник” Сэма, как безмолвный и равнодушный зритель. Звёзды, далёкие и холодные, словно россыпь бриллиантов на чёрном бархате, мерцали сквозь иллюминаторы, не давая никакого ощущения тепла или близости. Каждая пройденная парсека приближала Сэма к цели, но вместе с тем и нагнетала тревогу. Станция, которую он должен был найти, была не просто заброшенной. Она была местом, связанным с личной трагедией его бывшего наставника, местом, о котором ходили лишь туманные, пугающие слухи.

Когда “Странник” наконец вышел из прыжка, перед Сэмом предстал “Прометей-9”. Гигантский, величественный, но одновременно пугающий своей неподвижностью. Его корпус, испещрённый шрамами от столкновений с микрометеоритами, тускло отражал свет далёких звёзд, придавая ему вид морёного железа. В нём не было ничего живого, кроме одного-единственного, слабого огонька, пульсирующего где-то в глубине его недр. Сэм почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Этот огонек, этот слабый пульс, был доказательством того, что станция не полностью мертва. Что кто-то, возможно, сам профессор Кауберг, ещё жив.

Стыковка прошла гладко, но с первых же секунд, как Сэм открыл люк своего корабля и шагнул на палубу “Прометея-9”, его охватило гнетущее ощущение. Тишина здесь была плотной, почти осязаемой. Только тихий, монотонный гул вентиляционных систем нарушал это царство запустения. Воздух был холодным, с запахом застарелой пыли, металла и чего-то ещё – чего-то неуловимого, но неприятного, напоминающего о долгой изоляции и, возможно, о чем-то более зловещем.

Сэм начал своё исследование. Он двигался осторожно, держа в руке фонарь, луч которого прорезал тьму. Проходя по пустым коридорам, он видел следы жизни – очертания давно высохших чашек на столах, следы от ног на пыльном полу, рабочие станции, где на мониторах застыли графики, так и не завершённые. В одной из комнат он нашёл личные вещи Кауберга – старую, выцветшую фотографию, на которой смеялась счастливая семья, и книгу в кожаном переплёте, которая, казалось, была любимой. Эти предметы были якорями в прошлое, напоминанием о том, кем был профессор до того, как всё рухнуло. И эти воспоминания только усиливали его беспокойство.

Путь к источнику сигнала, к тому единственному живому огоньку на станции, лежал через лабиринт пустующих отсеков. Сэм продвигался всё глубже, и с каждым шагом воздух становился всё более плотным, наполненным едва уловимым гулом, который, казалось, исходил из самой сердцевины станции. Наконец, он достиг её. Центральная лаборатория “Прометея-9”.

Это место было разительным контрастом всему, что он видел до сих пор. Здесь не было ни пыли, ни запустения. Наоборот, всё работало. Кабели, толстые, как змеи, тянулись от стен к центру комнаты, где находился Артефакт. Сэм замер, поражённый. Артефакт был не похож ни на что, что он когда-либо видел. Это был кристаллический конструкт, сложный, многогранный, излучающий мягкое, пульсирующее синеватое свечение. Его грани постоянно меняли цвет, переливаясь оттенками, которые, казалось, не существовали в привычной спектральной гамме. Он был не только источником энергии, но и каким-то образом – живым. Вокруг него витал едва уловимый гул, который Сэм теперь слышал сильнее – это было биение сердца станции, или, скорее, биение сердца артефакта.

Приблизившись, Сэм обнаружил консоли управления, усеянные тысячами кнопок и экранов. Он активировал одну из них, и перед ним открылись журналы исследований доктора Кауберга. Строки текстов, написанные дрожащей, но всё ещё уверенной рукой, рассказывали о его открытиях. Кауберг нашёл способ преобразовать материю в чистую энергию, используя принципы, которые он называл “квантовым резонансом”, основанные на свойствах артефакта. Он описывал первые эксперименты: от простых элементов до сложных органических структур. Его записи были полны научного восторга, но в них также проскальзывали предупреждения о нестабильности, о непредсказуемости процессов, о том, что артефакт “откликается” на его собственные эмоции, на его боль.

Но самым шокирующим для Сэма было не это. Он читал о том, что доктор Кауберг верил – артефакт был не просто источником энергии, а “ключом”. Ключом к другому миру, к иным измерениям. Ключом, который мог бы дать ему шанс “исправить” прошлое, вернуть свою семью. Цель Кауберга была не просто научным открытием, а отчаянным, безумным желанием преодолеть саму ткань реальности.

Время, проведённое на “Прометее-9”, быстро стирало грань между реальностью и иллюзией. Сэм, оказавшись в этом изолированном, пульсирующем отголосками чужого безумия месте, начал чувствовать, как его собственная хватка на реальность ослабевает. Тихие голоса, казалось, шептали ему что-то из темноты, тени на периферии зрения двигались, словно живые. Он списывал это на усталость, на стресс, на гнетущую атмосферу станции, которая, казалось, ожила благодаря артефакту.

Внезапно, в одной из проходных секций, он столкнулся с ним. Доктор Зинзи Кауберг. Его появление было подобно выходу призрака из тумана. Он был невероятно худ, кожа его лица казалась пергаментом, натянутым на кости. Его некогда проницательные глаза теперь горели лихорадочным, безумным блеском, отражая синеватое свечение артефакта. Он выглядел так, словно сам превратился в часть станции, в её живое, но больное сердце.

“Сэмюэл… Это ты?” – прохрипел Кауберг, его голос был едва слышен, словно он говорил из-за стены. Он смотрел на Сэма, но в его взгляде не было узнавания, лишь намёк на интерес, как на новый объект исследования.

“Профессор… это я, Сэм”, – ответил Сэм, стараясь говорить спокойно. – “Я получил ваш сигнал. Что вы здесь делаете? Что это за артефакт?”

Кауберг медленно повернулся к артефакту, его лицо озарилось странным, полубезумным выражением. “Открытие, Сэм. Величайшее открытие. Ответ на всё. Я нашёл способ… исправить это”. Он жестом указал на фотографию своей семьи, которую Сэм нашёл ранее. “Я нашёл способ вернуть их”.

Кауберг начал рассказывать, его речь была обрывочной, наполненной научными терминами и личными переживаниями. Он говорил о том, как артефакт, питаемый его собственным горем и отчаянием, начал показывать ему видения – проблески прошлого, фрагменты его счастливой жизни. Он видел свою жену, своих детей, их смех, их объятия. Артефакт, казалось, резонировал с его болью, предлагая выход. Он показал Сэму эти видения – краткие, яркие вспышки, которые заставили сердце Сэма сжаться. Это были моменты из прошлого Кауберга, но они казались такими реальными, что Сэм почти поверил в их возможность.

Сэм попытался вернуть профессора на землю. “Профессор, это иллюзии. Это не может быть правдой. Вы знаете, что нельзя играть с такими вещами”, – сказал он, стараясь говорить убедительно. – “Это опасно. Вы сами писали об этом в своих журналах”.

Кауберг лишь отмахнулся. “Опасность? Сэм, ты ещё молод, ты не понимаешь. Есть вещи, которые сильнее нашего страха. Когда ты теряешь всё, ты готов на всё. Я нашёл путь. Путь к искуплению. И этот артефакт – ключ. Он может открыть дверь”. Он подошёл к одному из мониторов, где отображался сложный, пульсирующий узор. “Видите? Это не просто энергия. Это… связь. Связь с реальностью, которую мы потеряли. Я могу вернуться к ним, Сэм. Я могу всё исправить”.

“Но вы не исправите, профессор”, – возразил Сэм. – “Вы только создадите новую катастрофу. Эти записи… они полны предупреждений. Артефакт реагирует на эмоции. Ваше горе, ваша одержимость – они питают его, но и делают его непредсказуемым. Вы не контролируете его, профессор. Он контролирует вас”.

Кауберг рассмеялся – сухим, скрипучим смехом, который не имел ничего общего с радостью. “Контроль? Я не хочу контроля, Сэм. Я хочу воссоединения. Я хочу вернуться домой. И ты можешь быть частью этого. Присоединяйся ко мне. Вместе мы сможем…”. Его взгляд остановился на Сэме, в нём промелькнул новый интерес. “Ты ведь тоже чего-то ищешь, не так ли? У каждого есть своя потеря. Артефакт может дать тебе всё”.

Сэм почувствовал, как эти слова пронзили его. У него тоже была своя потеря. Отец, погибший в аварии на орбите, когда Сэм был ещё подростком. Но он никогда не думал о том, чтобы вернуть его таким образом. Это было бы… неправильно. Безумно.

Время, проведённое на станции, становилось всё более сюрреалистичным. Кауберг, игнорируя попытки Сэма остановить его, продолжал свои эксперименты. Его одержимость достигла апогея. Он начал использовать всё более значимые объекты в качестве “топлива” для артефакта. Сначала это были небольшие обломки обшивки станции, затем – целые секции, где демонтаж проходил под воздействием странного, всепоглощающего света. Каждый раз, когда артефакт поглощал материю, его пульсация усиливалась, а синеватое свечение становилось ярче, охватывая всё большую территорию лаборатории.

Станция, казалось, стала живым организмом, страдающим от недуга. В коридорах, где раньше царила лишь тишина, теперь звучали странные звуки: скрежет металла, треск, похожий на разрыв ткани, и тихие, нарастающие гулы. Гравитация начала вести себя непредсказуемо – то притягивая к полу, то подбрасывая в воздух. Сэм ощущал, как временные искажения влияют на его восприятие. Казалось, что секунды растягиваются в минуты, а затем вся реальность сжимается в один миг. Он видел, как часть стены в коридоре просто “растворилась”, исчезла, словно её никогда не существовало.

Кауберг, казалось, не замечал ничего из этого. Он был полностью поглощён своим процессом. Его лицо, когда он наблюдал за артефактом, выражало смесь восторга и ужаса. Артефакт, в свою очередь, становился всё более активным. Он уже не просто светился. Его грани начали двигаться, формируя сложные, неземные узоры. Из него исходили вибрации, которые, как чувствовал Сэм, резонировали с его собственными мыслями. Он мог “видеть” намерения Кауберга, его боль, его надежды. Артефакт, казалось, уже не просто инструмент, а некое самостоятельное существо, которое использовало одержимость профессора для достижения своих собственных, неизвестных целей.

Сэм понимал, что времени осталось критически мало. Последние записи Кауберга были полны предвкушения. Он говорил о “синхронизации”, о “приглашении”, о том, что вот-вот откроется “Дверь”. Сэм просмотрел журналы, пытаясь найти способ остановить Кауберга. Он обнаружил, что артефакт работал на основе резонанса, и любое внешнее воздействие, нарушающее этот резонанс, могло бы его дестабилизировать.

Он решил действовать. Используя свои знания об инженерных системах “Прометея-9”, Сэм попытался отключить главные энергетические магистрали, питающие лабораторию. Он пробирался через тёмные, изменённые аномалиями коридоры, пытаясь добраться до центрального распределительного щита. Каждый шаг был риском – гравитация то притягивала его к полу, то подбрасывала вверх, а стены, казалось, двигались, меняя планировку станции.

Он добрался до щита, но обнаружил, что он заблокирован. Кауберг предвидел такую попытку. Защитные системы были активированы, и дверь в центральный сектор, где находился артефакт, теперь была заперта. Сэм оказался в ловушке между разрушающейся станцией и своим бывшим наставником, который, казалось, сознательно шёл к пропасти.

Отчаяние подталкивало Сэма. Он нашёл аварийный выход, ведущий прямо в центральную лабораторию. Пройдя через него, он оказался в эпицентре бури. Артефакт пульсировал с невероятной силой, заливая всё вокруг слепящим синевато-белым светом. Пространство вокруг него искривлялось, как вода в водовороте.

Кауберг стоял перед артефактом, его тело было словно охвачено его светом. Он выглядел почти прозрачным, как привидение. “Сэмюэл, ты опоздал”, – сказал он, его голос звучал уже не совсем по-человечески, он был усилен эхом артефакта. – “Дверь открыта. И она зовёт меня”.

“Профессор, остановитесь! Это безумие!” – крикнул Сэм, пытаясь перекричать гул. – “Вы же знаете, что это несёт. Вы видели, что происходит!”

“Я видел не конец, Сэм. Я видел новое начало”, – ответил Кауберг, и в его глазах, на миг, мелькнул прежний блеск. – “Я видел их. Они ждут меня. Ты тоже можешь увидеть. Ты тоже можешь… воссоединиться”. Он протянул руку к Сэму, словно приглашая его пройти через портал, который уже начал формироваться перед ним.

Сэм чувствовал, как его собственная реальность трещит по швам. Он видел перед собой не только своего бывшего наставника, но и призрак науки, которая зашла слишком далеко. Он видел, как Кауберг, словно одержимый, сделал шаг к пульсирующему разрыву.

Кауберг шагнул в разрыв. В тот же миг, свет артефакта вспыхнул с такой интенсивностью, что Сэму пришлось зажмуриться. Гудение переросло в рёв, который, казалось, сотрясал основы самой реальности. Когда Сэм открыл глаза, он увидел, что перед ним, на месте, где стоял Кауберг, разверзлась настоящая пропасть. Это был портал.

Он не был похож на окно или дверь. Это был хаотичный, пульсирующий разрыв в ткани пространства, излучающий спектр цветов, немыслимых для человеческого глаза. Через него пробивались отголоски другого мира – искажённые пейзажи, гигантские, неземные формы, движущиеся в невидимом пространстве. Звуки, доносившиеся оттуда, были странными, потусторонними, они проникали в мозг, вызывая смесь ужаса и странного, извращённого любопытства.

Сэм почувствовал, как его ноги подкашиваются. Он видел, как артефакт, словно живой, пульсирует в унисон с порталом, вытягивая из станции всё, что осталось – энергию, материю, даже само пространство. Станция начала разваливаться. Металл стонал, корпуса трещали, системы отказывали одна за другой.

Кауберг исчез в портале, но его крик – смешанный с чем-то чудовищным, нечеловеческим – эхом отдался из разрыва. Сэм понимал, что это не его конец, а только начало чего-то ещё более ужасного. Что-то из того мира, приглашённое Каубергом, уже пыталось проникнуть сюда.

Паника охватила Сэма. Он должен был остановить это. Он должен был закрыть портал, пока он не поглотил всё. Но было уже слишком поздно. Портал начал стремительно расширяться, как чёрная дыра, затягивая в себя всё, что попадалось на пути. Станция, его корабль, всё, что осталось от его связи с миром, – всё это теперь было обречено.

Сэм бросился к своему кораблю, к “Страннику”, пытаясь успеть покинуть обречённую станцию. Но артефакт, теперь полностью пробудившийся, пульсировал с невероятной силой, и волна неизвестной энергии, исходящая из портала, уже накрывала его. Он видел, как стены станции искажаются, как свет становится болезненным, как само пространство вокруг него начинает сжиматься.

Он слышал, как крик Кауберга, искажённый и чудовищный, растворяется в рёве портала. Затем, свет артефакта стал неистовым, и Сэм почувствовал, как что-то пронзает его сознание. Не боль, а ощущение полного растворения, как будто его собственная сущность, его воспоминания, его “я” – всё это стало частью энергии, которую поглощал артефакт.

Последнее, что увидел Сэм, прежде чем всё погрузилось в абсолютную тьму, был разрыв в реальности, который поглощал “Прометей-9”, его корабль, и его самого. Он стал свидетелем конца – конца станции, конца своего наставника, и, возможно, конца чего-то большего. Он исчез в бездне, куда унёсся доктор Кауберг, ставший, возможно, первым проводником в мир, который никогда не предназначался для человечества.

Последняя Связь

Космос, безмолвие, пустота, настолько всеобъемлющая, что она способна поглотить самые смелые человеческие мечты. “Одиссей”, гордость объединённых наций Земли, корабль-исследователь, рассекавший просторы галактики в поисках неведомого, уже несколько месяцев находился в секторе Гамма-7, который звёздные карты помечали как “абсолютно пустой”. Не было ни звёзд, ни туманностей, ни даже фонового излучения – лишь безграничная, бархатная чернота, которая, казалось, сама по себе была аномалией.

В командном отсеке, где царила атмосфера сосредоточенной рутины, капитан Стюарт, человек с обветренным лицом и глазами, видевшими слишком много звёздных трасс, просматривал отчёты. Его взгляд, обычно проницательный и спокойный, сейчас был немного усталым. Миссия в секторе Гамма-7 не приносила ничего, кроме разочарования.

«Опять ничего, кроме пустоты», – произнёс он, обращаясь к Лизе, старшему специалисту по ксенолингвистике и коммуникациям. Её рабочее место было завалено мониторами, показывающими сложные графики и диаграммы. Лиза, чья сосредоточенность всегда была почти осязаемой, подняла голову, её глаза, цвета глубокого океана, блестели за оправой очков.

«Всё ещё нет, капитан», – ответила она, её голос был ровным, но в нём чувствовалось лёгкое разочарование. – «Наши сканеры не улавливают ничего, кроме фонового шума, который, как мы знаем, здесь отсутствует. Это… странно».

«Странно – это мягко сказано, Лиза», – вмешался Ховард, старший инженер, с его обычным ворчливым выражением лица. Он протирал рукой рабочую поверхность своей консоли, словно пытаясь оттереть невидимую грязь. – «Эта пустота просто… неправильная. Наши приборы сходят с ума. Как будто сам космос здесь не в порядке».

В этот момент на одном из мониторов, за которым сидела Мэгги, молодой специалист по анализу данных, появился короткий, прерывистый импульс. Мэгги, чья энергия и амбиции были заразительны, даже в этой унылой пустоте, резко наклонилась вперёд. «Капитан! Лиза! Я засекла что-то!»

Лиза мгновенно оказалась рядом с ней. «Что это, Мэгги?»

«Не знаю», – ответила Мэгги, её пальцы быстро застучали по клавиатуре. – «Это не похоже ни на один известный нам тип сигнала. Нет стандартной структуры, нет привычных частот. Оно… пульсирует».

Стюарт подошёл к ним. На экране теперь отображался странный, фрактальный узор, который медленно пульсировал, меняя цвет от тускло-синего к бледно-зелёному. Сигнал был слабым, но чётким, пробивающимся сквозь абсолютную тишину сектора.

«Источник?» – спросил Стюарт, его скептицизм боролся с любопытством.

«Сектор Гамма-7, точка А3», – ответила Мэгги. – «Но… капитан, там ничего нет. Ни одной звезды, ни одной планеты, ничего, что могло бы служить источником такого сигнала».

Лиза, погрузившись в анализ, вдруг замерла. Её глаза расширились. «Капитан… это… это не из прошлого. И это не настоящее. В сигнале есть временная метка. И она… она указывает на будущее».

Тишина в командном отсеке стала ещё более гнетущей. Пустота за иллюминаторами теперь казалась не просто отсутствием чего-то, а присутствием чего-то другого. Неведомого.

Следующие часы превратились в настоящий аврал. Лиза и Мэгги, словно одержимые, работали над расшифровкой загадочного сигнала, их пальцы летали по клавиатурам, а взгляды метались между мониторами. Стюарт, Ховард и Сюзанн наблюдали за ними, их собственные опасения росли с каждой минутой.

«Это невозможно, Лиза», – повторял Стюарт, пытаясь найти рациональное объяснение. – «Сигнал из будущего? Это же… это нарушает все известные законы физики».

«Законы физики, капитан, были написаны теми, кто ещё не столкнулся с таким, как это», – тихо возразила Лиза, не отрывая взгляда от экрана. – «В сигнале нет никаких данных о прошлом. Он содержит информацию о событии, которое произойдёт через… через шесть стандартных циклов. Событие, которое уничтожит не только этот сектор, но и, судя по всему, несколько колоний на нашем пути домой».

Мэгги, чьи глаза горели азартом, хоть и смешанным со страхом, добавила: «И самое главное, капитан, это не просто предупреждение. Это… инструкция. Послание призывает нас вернуться. Назад. В определённый момент времени. Кажется, они пытаются сказать нам, как предотвратить это».

Ховард, который до этого молча наблюдал, наконец, произнёс: «Путешествия во времени… Я всегда считал, что это лишь фантастика. Но если это правда… Если они нашли способ…» Его взгляд остановился на одном из мониторов, где отображался сложный, пульсирующий узор. «Это может объяснить многое. Аномальные показания приборов, искажение пространства…»

Сюзанн, которая до этого молча наблюдала, наконец, нарушила тишину, её голос был полон опасений. «Но если это так… если мы сможем изменить прошлое… Каковы будут последствия? Изменение истории – это огромная ответственность. Мы не знаем, что может произойти. Возможно, мы сами создадим ещё более худшее будущее».

Лиза, услышав её слова, подняла глаза от монитора. «Мы не можем остаться в стороне, Сюзанн. Если этот сигнал подлинный, если он действительно предупреждает нас о грядущем уничтожении… наш долг – действовать. Даже если это означает рисковать всем».

Сигнал продолжал поступать, как неумолимый ритм, как биение сердца неведомой цивилизации, протянувшееся через время. Он был не просто набором данных, он был призывом. Призывом к действию, призывом к изменению судьбы. Но это был призыв, полный опасностей, полный парадоксов, полный сомнений.

Слова Лизы повисли в воздухе командного отсека, тяжёлые и зловещие. «Вернуться назад… чтобы изменить ход истории». Стюарт чувствовал, как холод пробегает по его спине, несмотря на привычную температуру корабля. Его рациональный ум боролся с невероятностью происходящего. Путешествия во времени – это была теория, абстракция, а не реальность, с которой они могли столкнуться в своей рутинной миссии.

«Давайте будем реалистами», – произнёс он, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо. – «Сигнал может быть подделкой. Ловушкой. Мы ничего не знаем об этих… отправителях. Кто они? Почему они обращаются именно к нам?»

«Именно потому, что мы здесь, в этой пустоте, капитан», – ответила Лиза, её взгляд был полон убеждённости. – «Их сообщение было адресовано именно нам, в этот момент. И структура сигнала… она содержит не только информацию, но и нечто вроде… ключа. Ключа к устройству, которое, как они утверждают, может переместить нас в прошлое. И временная метка… она совпадает с моментом, когда, по их данным, начнётся цепочка событий, ведущих к катастрофе».

Ховард, который до этого молча слушал, протирал свои инструменты с необычайной тщательностью. «Если они смогли отправить сигнал через время, капитан, то, возможно, они нашли и способ перемещаться по нему. Технология, способная изменять причинно-следственные связи… это невероятно. Но если сигнал исходит оттуда, где должны были бы быть звезды, а их нет… возможно, причина именно в этом. Что-то изменило эту часть космоса».