Хроники Сновидца I. Знакомство с силой

Глава 1. Объявление

Экран старенького ноутбука тускло освещал лицо Лео, отбрасывая на стену его дрожащую, похожую на призрака тень. Медленная, почти издевательская загрузка операционной системы давала ему несколько лишних секунд, которые он не знал, куда деть. Он оттолкнулся от стола на скрипучем стуле и подкатился к окну.

За мутным стеклом сгущались октябрьские сумерки, и старая квартира погружалась в промозглый полумрак, который, казалось, просачивался из-под рассохшихся рам и оседал на потертой мебели, как пыль. Лео посмотрел вниз, во двор. Там, под светом единственного работающего фонаря, жизнь шла своим чередом. Группа подростков, его ровесников, громко смеялась, слушая музыку из портативной колонки. Одна из девушек запрокинула голову, и ее смех донесся до Лео даже сквозь закрытое окно – чистый, беззаботный звук, который показался ему чем-то из другой вселенной.

На мгновение в груди кольнула острая, ядовитая зависть. У них была юность. У них были планы на вечер, смешные тайны, первые влюбленности. У них было будущее.

Он машинально проследил за их движениями, и его аналитический, привыкший к наблюдениям ум отметил деталь, разрушившую идиллию. Один из парней, самый громкий и веселый, на секунду замолчал и, слушая шутку друга, незаметно провел пальцем по внутренней стороне запястья, где виднелась сетка старых, выцветших шрамов. Улыбка не сходила с его лица, но жест был машинальным, полным скрытой боли. Лео вздохнул. Зависть отступила, оставив после себя лишь горькое послевкусие вселенской несправедливости. У всех свои шрамы. Просто некоторые носят их снаружи, а некоторые – внутри.

Восемнадцать лет. Возраст, когда мир должен распахиваться навстречу, обещая тысячи дорог. Но для Лео все дороги сходились в одной точке – в их маленькой двухкомнатной квартире на окраине города, пропитанной запахом лекарств и безысходности. В школе он был хорошистом, не гением, но и не разгильдяем. Учителя говорили, что у него «светлая голова» и аналитический склад ума, прочили ему будущее инженера или программиста. Он и сам мечтал об этом, часами просиживая над учебниками по физике, представляя, как будет конструировать что-то новое, полезное. Но сейчас все эти мечты казались воспоминаниями о чужой жизни. Его голова была забита только мыслями о неоплаченных счетах, лежащих стопкой на кухонном столе, и о том, как растянуть оставшиеся деньги до конца недели.

Из соседней комнаты донесся звук, который стал саундтреком его жизни. Не просто кашель. Это был сухой, надсадный, похожий на треск рвущейся ткани хрип. Каждый такой звук отдавался у него внутри ледяным уколом. Ноутбук закончил загрузку, но Лео уже встал. Работа подождет.

Он прошел по темному коридору в ее комнату. Здесь было чисто, почти стерильно – Лиза убирала тут по три раза в день. Воздух был густым от запаха лекарств, но сестра пыталась перебить его, поставив на тумбочку букетик последних осенних астр. Рядом со стаканом воды стояла фотография в рамке: молодые, счастливые родители на набережной у моря. Отец, сильный и широкоплечий, обнимал смеющуюся, здоровую женщину, чьи щеки горели румянцем не от болезни, а от соленого ветра. Лео старался не смотреть на это фото. Контраст с реальностью был слишком болезненным.

Его мать, Анна, лежала, приподнявшись на подушках. Ее кожа стала почти прозрачной, а под ногтями проступала легкая синева – явный клинический признак гипоксии, постоянной нехватки кислорода. Диагноз, который врачи поставили полгода назад, звучал как приговор: идиопатический легочный фиброз. Неизвестно откуда взявшееся прогрессирующее рубцевание легочной ткани, превращавшее ее легкие в бесполезный, неэластичный орган. Врачи объясняли это так, словно легкие медленно превращаются в камень. Дыхание давалось ей с таким трудом, что даже разговор превращался в пытку. Врачи называли это одышкой, но для Лео это было медленное, мучительное удушье, которое он наблюдал каждый день. Все, что могли предложить, – это дорогостоящая кислородная и медикаментозная терапия, которая могла лишь замедлить неизбежное.

– Мам, – тихо позвал он. – Пора пить таблетки.

Она открыла глаза, и в них промелькнула тень вины. – Я тебя отвлекла, сынок? Ты же работал.

– Я не работал, я ждал, пока эта развалина загрузится, – мягко солгал он, наливая ей воды из графина. Он помог ей сесть и протянул горсть капсул. Ее пальцы были ледяными.

– Ты поел? – спросила она, ее голос был тихим, дыхание прерывистым.

– Да, мам.

– У Лизы ботинки совсем прохудились. Скоро дожди…

– Я знаю, мам, – сказал он, убирая стакан. Сердце сжалось. Даже сейчас, прикованная к постели, она думала не о себе. – Не волнуйся ни о чем. Я все решу.

«Я справлюсь», – мысленно поклялся он самому себе, глядя в ее уставшие глаза. «Слышишь, мам? Я обязательно что-нибудь придумаю. Я вытащу нас. Я справлюсь».

– Ты такой хороший у меня, – она слабо улыбнулась, и эта улыбка причинила ему почти физическую боль.

– Я уже почти нашел отличную работу, – выпалил он, не в силах больше выносить ее взгляд, полный благодарности и страха. – Правда. Очень перспективное место, в офисе. Думаю, завтра-послезавтра уже все решится.

Ложь легла между ними, тяжелая и липкая. Она кивнула, делая вид, что верит, потому что хотела верить. Он вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, и прислонился к стене в коридоре, закрыв глаза. Он только что дал обещание, которое не мог выполнить. И теперь он должен был совершить чудо.

Он вернулся к своему столу. На кухне, сгорбившись над учебником по алгебре, сидела Лиза. Под строчками формул Лео заметил набросок – изящный, фантастический женский профиль с развевающимися волосами. Его сестра мечтала стать графическим дизайнером, создавать миры на экране планшета. Она часами могла смотреть на работы цифровых художников в интернете. Но ее мечте нужен был мощный компьютер и билет в художественный колледж в столице. В их реальности это было все равно что просить билет на Марс. Они никогда не говорили об этом. Зачем бередить рану, если оба знают, что она смертельна?

Лео сел за ноутбук. Теперь его отчаяние было не просто фоновым шумом. Оно обрело цель. Он должен был найти работу. Не просто работу. А ту самую, из своей лжи. Перспективную, высокооплачиваемую. Сейчас.

Поиск работы стал для Лео навязчивой идеей еще с четырнадцати лет, почти сразу после смерти отца. Он видел, как осунулось лицо матери, как появились новые морщинки у ее глаз, как она, приходя домой после двух смен, засыпала прямо за кухонным столом, не доев ужин. Он понял, что детство кончилось. Он должен был помочь.

Первой его работой стала мойка посуды в круглосуточной забегаловке у вокзала. Он соврал, что ему шестнадцать. Хозяин, усатый мужчина с вечно засаленным фартуком, лишь хмыкнул и кивнул в сторону кухни. Там Лео ждал ад. Горы жирных тарелок, едкий запах моющих средств, горячий пар, обжигающий лицо. Он возвращался домой далеко за полночь, с руками, сморщенными и красными от кипятка, и приносил матери мятые купюры, которых едва хватало на продукты.

Потом была зима. Он расклеивал объявления, предлагая убирать снег. После школы, вооружившись старой отцовской лопатой, он часами махал ею, расчищая дворы и дорожки перед подъездами. Мороз пробирал до костей, мокрые варежки леденели, а спина болела так, что он не мог разогнуться. За эту каторжную работу ему платили сущие гроши, иногда просто давали тарелку горячего супа.

С наступлением весны он устроился помощником в маленький продуктовый магазин. Работа заключалась в том, чтобы таскать тяжелые ящики с овощами и консервами из подвала, расставлять товар на полках и выслушивать вечные придирки сварливой хозяйки. Он ненавидел запах гнилой капусты и липкий пол, но терпел.

Летом он разносил газеты. Подъем в четыре утра, пока весь город еще спал. Он крутил педали своего старого велосипеда по пустынным улицам, засовывая в почтовые ящики свежие новости. Иногда шел дождь, и он промокал до нитки. Иногда на него лаяли собаки. Но он продолжал, потому что знал: каждая заработанная копейка – это еще один день, который они смогут прожить.

Последней его попыткой была неофициальная подработка на стройке, куда его пристроил знакомый отца. Он таскал мешки с цементом, убирал строительный мусор, делал все, что скажут. Он видел, как работают взрослые мужчины, слышал их грубые шутки и видел в их глазах ту же усталость, что и в глазах своей матери. Он понял, что это замкнутый круг. Тяжелый, беспросветный труд за гроши, который отнимает здоровье и не дает никакой надежды.

И вот теперь, после окончания школы, он снова сидел перед экраном ноутбука, и этот круг, казалось, готов был сомкнуться окончательно.

Он открыл сайт с вакансиями. «Грузчик на склад замороженной продукции», «курьер в службу доставки пиццы», «разнорабочий на стройку» – каждое объявление было как очередной гвоздь в крышку гроба его надежд. Он чувствовал себя белкой в колесе, которое с каждым оборотом крутилось все медленнее, угрожая вот-вот остановиться.

– Опять на шарлатанов смотришь? – раздался голос из-за спины.

Лео вздрогнул. В дверях стоял Макс, его лучший и единственный друг. Они дружили с первого класса, с того самого дня, как Макс, тощий и веснушчатый, заступился за Лео перед школьными задирами, которые отобрали у него булочку с маком. Макс был полной его противоположностью: громкий, уверенный в себе, гений в компьютерах и циник до мозга костей. Он единственный, кто не боялся говорить Лео правду в лицо, какой бы горькой она ни была.

– Я уже все пересмотрел, Макс. Ничего нет, – устало ответил Лео, откидываясь на спинку стула. – Везде нужен либо опыт работы лет сто, либо высшее образование, либо готовность работать за еду.

Макс подошел, бросил на пол рюкзак, из которого торчал угол ноутбука, и заглянул через плечо друга. – Так, что у нас тут? «Менеджер по продажам без опыта». Лео, это же значит ходить по квартирам и впаривать пенсионерам чудо-пылесосы. «Сотрудник колл-центра». Это значит, что тебя будут проклинать по сто раз на дню за навязывание кредитов. «Помощник в риэлторское агентство». Это вообще темный лес. Ты же знаешь, как они работают.

– Я знаю, – вздохнул Лео. – Но что мне делать? Сидеть сложа руки?

– Я же тебе предлагал устроиться к нам в мастерскую. Да, платят немного, но честно. Будешь компьютеры чинить. Старик Петрович тебя хвалил, говорит, у тебя руки откуда надо растут.

– Макс, мы уже говорили. Твоих «немного» не хватит даже на половину рецепта. Мне нужны деньги сейчас, а не через год, когда я, может быть, стану крутым мастером. Маме лекарства нужны сегодня.

Лео снова обновил страницу, уже не надеясь ни на что. И тут он увидел его. Объявление, выбивавшееся из общего ряда. Оно было оформлено просто, без кричащих баннеров, но что-то в нем цепляло взгляд.

«Требуется ассистент для поездок по стране. Высокая оплата. Опыт не требуется».

Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Лео прищурился, ища подвох. Внизу, мелким, почти незаметным шрифтом, была приписка: «Ассистент для медиума Магнуса».

– О, а вот это уже интересно, – хмыкнул Макс, наклоняясь ближе. – «Медиум Магнус»? Звучит как имя рестлера из девяностых. Лео, серьезно, ты же умный парень. Не ведись на это.

– Я и не ведусь, – огрызнулся Лео, хотя его сердце почему-то забилось быстрее. Он ткнул пальцем в цифры зарплаты. – Смотри. Просто смотри. На мамины лекарства хватит на полгода вперед. Может, даже больше.

– И что ты будешь делать? Подавать ему хрустальный шар и зажигать свечи? Лео, очнись! Это же классическая схема. Они находят отчаявшихся, как ты, обещают золотые горы, а потом…

– А что потом, Макс? – перебил его Лео, и в его голосе зазвенели злые нотки. – Что потом? Ты думаешь, мне есть что терять? У меня нет ни денег, ни будущего. У меня есть только больная мать и сестра, которой я не могу купить даже новые кроссовки. Так что не читай мне лекций о том, как устроен мир. Я это и без тебя знаю.

Макс отступил на шаг, и его лицо смягчилось. – Прости, старик. Я не хотел. Я просто волнуюсь за тебя.

– Я знаю. Но пойми и ты меня. Я должен попробовать. Я просто съезжу, посмотрю, что к чему. Убежусь своими глазами, что он мошенник, и вернусь. Это просто работа. Раздавать листовки. Помогать с организацией. Какая разница, что они продают – пылесосы или вечную жизнь?

Он повернул ноутбук к Лизе, своей младшей сестре, которая сидела за столом и делала вид, что решает задачу по алгебре, но на самом деле внимательно слушала их разговор. Лизе было шестнадцать, и в ее взгляде уже читалась взрослая усталость. Она давно перестала просить новые джинсы или деньги на кино, молча взвалив на себя часть домашних забот.

– Лео, это же обман. Ты сам всегда смеялся над такими, – сказала она тихо, не отрывая взгляда от тетради.

– И сейчас смеюсь, – соврал он. – Но деньги нам не помешают. Подумай, Лиз, мы сможем купить маме то новое лекарство. И тебе не придется подрабатывать после школы в той забегаловке.

Он нажал на кнопку «Откликнуться». Пальцы набрали короткое, полное лживого энтузиазма письмо. Где-то в глубине души он знал, что Макс прав. Но отчаяние было сильнее здравого смысла. А еще глубже, в самом темном уголке сознания, куда он боялся заглядывать, шевелилась крошечная, постыдная мысль: «А что, если?..»

Глава 2. Булочка с маком

Макс ушел, хлопнув дверью ровно настолько, чтобы это выражало обиду, но не настолько, чтобы разбудить маму. Тишина, которая опустилась на квартиру, была тяжелее и гуще, чем раньше. Лео сидел, глядя на экран ноутбука, где под подтверждением «Ваш отклик отправлен» медленно ползла полоса скринсейвера. Он чувствовал себя опустошенным. Ссора с Максом выбила из него последние силы.

Он встал и пошел на кухню, чтобы заварить дешевый пакетированный чай. Горький вкус во рту напомнил ему о другом вкусе, из далекого прошлого. Сладковатый, сдобный, с хрустом маковых зерен на зубах.

Ему было семь лет. Первый класс. Он был тихим, незаметным мальчиком, который предпочитал проводить перемены в углу школьного двора со своим альбомом для рисования. Он был новеньким, и его еще не приняли ни в одну из шумных мальчишеских компаний. В тот день мама дала ему с собой булочку с маком, его любимую. Большая, румяная, щедро посыпанная сверху. Он берег ее до большой перемены, предвкушая маленькое пиршество.

Он сидел на корточках у стены, выводя в альбоме очередного дракона, когда над ним нависла тень. Это был Колян, второгодник, самый крупный и злобный мальчишка в их классе. – Чё рисуешь, художник? – пробасил Колян, выхватывая у него из рук альбом. Лео замер от страха. Колян пренебрежительно пролистал страницы. – Фигня какая-то. Он швырнул альбом в пыль, а затем его взгляд упал на пакет с обедом. Одним движением он выхватил оттуда булочку. – О, а это мне, – сказал он, собираясь откусить. Лео смотрел на него, и слезы унижения и беспомощности подступили к горлу. Он не мог ничего сделать. Он был маленьким, слабым, и он был один.

– Эй, кабан! – раздался вдруг звонкий, нахальный голос. – А ты руки помыл? Колян медленно обернулся. Перед ним стоял Макс. Тощий, веснушчатый, на полголовы ниже Лео, но в его глазах не было ни капли страха. – Чё сказал, очкарик? – прорычал Колян. Макс тогда еще не носил очки, но задире нужно было за что-то зацепиться. – Говорю, руки у тебя грязные, – невозмутимо повторил Макс. – Съешь булочку – живот заболит. Будешь потом сидеть на горшке и плакать. Наша Марья Ивановна говорит, что все микробы – от грязных рук. Ты что, Марью Ивановну не слушаешь? Это была абсурдная, детская логика, но она сработала. Колян, чьим единственным оружием была грубая сила, растерялся от такой словесной атаки. Он не знал, как на это реагировать. – Да пошел ты… – пробормотал он и, чтобы сохранить лицо, с отвращением швырнул булочку на землю, после чего развернулся и ушел искать более сговорчивую жертву.

Макс подождал, пока он скроется, а потом подошел к Лео. Он поднял с земли альбом, бережно отряхнул с него пыль. Затем поднял немного приплюснутую булочку. – Держи, – сказал он, протягивая ее Лео. – Немного помялась, но есть можно. Правило трех секунд. Лео смотрел на него, как на супергероя. На своего личного, тощего и веснушчатого супергероя. Он взял булочку, посмотрел на нее, а потом, не говоря ни слова, разломил ее пополам и протянул одну половину Максу. – Спасибо, – прошептал он. – Да не за что, – ответил Макс, принимая свою долю. – Не люблю, когда большие маленьких обижают. Они сидели на корточках у стены, молча доедая свою общую, немного пыльную булочку с маком. С этого дня они стали неразлучны. Макс защищал Лео от задир, а Лео делился с Максом своим миром, полным драконов и космических кораблей. Макс научил его не бояться давать сдачи, а Лео научил Макса видеть магию в обычных вещах. Они были разными, как лед и пламя, но они дополняли друг друга.

Лео допил свой горький чай. Воспоминание не принесло тепла. Наоборот, от него стало еще хуже. Он только что накричал на единственного человека в мире, который без раздумий разделил бы с ним последнюю, упавшую в грязь булочку. Человека, который сейчас волновался за него не из любопытства, а потому что такова была его природа – защищать тех, кто ему дорог.

Он посмотрел на экран. «Ваш отклик отправлен». Он сделал шаг в неизвестность, проигнорировав единственного, кто всегда был на его стороне. И тяжесть этого выбора легла ему на плечи холодным, свинцовым грузом.

Глава 3. Сны о марионетках

Прошли три дня. Три долгих, тягучих дня, наполненных тишиной и ожиданием. Ноутбук стоял на столе, как молчаливый идол, которому Лео принес в жертву свою гордость и здравый смысл. Он проверял почту каждые полчаса, и каждый раз пустой ящик «Входящие» был как пощечина. Может, они просто проигнорировали его письмо? Может, нашли кого-то более восторженного и менее сомневающегося? Эта мысль приносила странное, двойственное чувство: облегчение и разочарование одновременно.

Атмосфера в квартире стала еще более гнетущей. Мама почти не вставала, ее кашель, казалось, стал еще глуше. Лиза ходила на цыпочках, стараясь не шуметь, и ее молчаливая забота давила на Лео тяжелее любых упреков. Он чувствовал себя капитаном тонущего корабля, который отдал приказ плыть прямо на рифы.

Ночами беспокойство превращалось в кошмары. Это было не в новинку – его сны всегда были яркими и детальными, но эти были другими. Тревожными. Они оставляли после себя горькое послевкусие, как от плохого вина, и ощущение липкого, необъяснимого страха.

В первую ночь он увидел себя в огромном, заброшенном театре. Пахло пылью, тленом и старым бархатом. Он сидел один в пустом зрительном зале, в кресле с протертыми подлокотниками. На сцене, в единственном луче тусклого, дрожащего прожектора, висела деревянная марионетка. Она была грубо вырезана из темного дерева, с облупившейся краской на лице, изображавшем застывшую, жуткую улыбку. Кукла дергалась в беззвучном, ломаном танце, ее суставы скрипели, хотя звука не было. Десятки тонких, почти невидимых нитей уходили от нее вверх, в непроглядную тьму под потолком, где, как чувствовал Лео, сидел невидимый, злорадный кукловод. Но одна нить была другой. Она не была серой и пыльной, как остальные. Она светилась мягким, теплым, золотистым светом и, казалось, не тянула куклу, а наоборот, поддерживала ее, сопротивляясь дерганью остальных. Каждый раз, когда серые нити заставляли марионетку сделать резкое, уродливое движение, золотая нить натягивалась, как струна, пытаясь смягчить рывок, не дать кукле развалиться на части. Лео смотрел на это, и его сердце сжималось от странной, непонятной жалости и страха. Он чувствовал, что эта марионетка – он сам.

Он проснулся в холодном поту, с колотящимся сердцем. Образ уродливой улыбающейся куклы стоял перед глазами. Он попытался отмахнуться, списать все на стресс. «Просто нервы», – сказал он себе, наливая на кухне стакан воды. Но ощущение того, что за ним наблюдают из темноты, не покидало его до самого утра.

На следующий день позвонил Макс. – Ну что, твой великий Магнус ответил? – спросил он без предисловий.

– Пока нет, – буркнул Лео.

– Слушай, я тут поговорил с Петровичем. Он сказал, что может взять тебя помощником на полставки. Зарплата, конечно, не как у твоего мага, но на жизнь хватит. И главное – никаких поездок, будешь дома, рядом с матерью.

Предложение было разумным. Правильным. Но Лео, вспомнив цифры из объявления, почувствовал лишь раздражение. – Макс, я же сказал, мне не хватит этих денег.

– Лео, это реальные деньги за реальную работу! А то, на что ты надеешься, – это лотерейный билет! Может, повезет, а может, останешься и без денег, и с кучей проблем. Подумай головой!

– Я и думаю головой! – почти крикнул Лео. – Я думаю о том, что через месяц нам нечем будет платить за квартиру! Я думаю о том, что у мамы закончится лекарство! А ты мне предлагаешь паять микросхемы за гроши!

В трубке повисла тишина. – Ладно, старик, – сказал наконец Макс, и в его голосе слышалась обида. – Делай, как знаешь. Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Лео бросил телефон на диван. Он злился на Макса, но еще больше – на себя. За то, что друг был прав. За то, что он сам это понимал, но продолжал цепляться за призрачный шанс.

Той же ночью ему приснился второй сон. На этот раз он был до боли прекрасным и оттого еще более жутким. Он видел свою маму. Она гуляла по прекрасному, залитому солнцем саду, здоровее и счастливее, чем он видел ее за последние годы. На ней было то самое легкое ситцевое платье, в котором она так любила гулять летом, когда отец был еще жив. Она смеялась, и ее смех был чистым и звонким, как в его детских воспоминаниях. Она шла по усыпанной лепестками роз тропинке, но впереди тропинка упиралась в высокую, абсолютно черную стену без дверей и окон. Стена была гладкой, как обсидиан, и от нее веяло могильным холодом, который чувствовался даже сквозь тепло солнечного дня. Мама шла прямо к ней, с улыбкой не замечая преграды. Лео пытался кричать, предупредить ее, но из его горла не вырывалось ни звука. Он чувствовал, как паника ледяными тисками сжимает его грудь. Он хотел броситься к ней, схватить за руку, но его ноги словно вросли в землю. Он мог только смотреть, как она подходит все ближе и ближе к черной стене, которая, казалось, поглощала сам свет.

Он проснулся от собственного сдавленного крика. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он сел на кровати, пытаясь отдышаться. Сон был настолько реальным, что запах роз все еще стоял в комнате. Он тихо встал и прошел в комнату матери. В лунном свете, падавшем из окна, он видел ее измученное, бледное лицо, видел, как тяжело вздымается ее грудь при каждом вдохе. Контраст между этой хрупкой, больной женщиной и той, что он видел во сне, был невыносим.

Это были не просто кошмары. Он чувствовал это каждой клеткой своего тела. Это были предупреждения.

Утром, разбитый и невыспавшийся, он сел за ноутбук, чтобы в последний раз проверить почту перед тем, как позвонить Максу и согласиться на работу в мастерской. И увидел его. Новое письмо.

Тема: Приглашение на собеседование. Ассистент медиума Магнуса.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Он открыл письмо. Оно было написано сухим, деловым языком, без малейшего намека на мистику.

«Уважаемый Лео, Мы рассмотрели Ваш отклик на вакансию ассистента и хотели бы пригласить Вас на личную встречу. Наша деятельность требует от кандидата не только готовности к командировкам, но и высокой степени эмпатии, стрессоустойчивости и умения хранить конфиденциальность. Мы ищем человека с острым, наблюдательным умом и открытым сознанием. Встреча состоится завтра в 12:00 по адресу, указанному ниже. Пожалуйста, подтвердите Ваше присутствие ответным письмом. С уважением, Офис медиума Магнуса».

Лео перечитал его несколько раз. Вот он, тот самый риф, на который он направлял их тонущий корабль.

Он посмотрел в сторону комнаты матери. Он вспомнил ее улыбку во сне, прямо перед тем, как она подошла к черной стене. Он вспомнил уродливую марионетку, дергающуюся на ниточках.

– Лиз, – позвал он сестру, которая собиралась в школу. Она заглянула в комнату.

– Что?

– Мне ответили, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно. – Меня пригласили на собеседование.

На лице Лизы отразилась сложная смесь эмоций: надежда на деньги и страх за него. – Ты пойдешь?

Лео посмотрел на экран, потом снова на дверь комнаты, за которой спала их мать. – Да, – сказал он твердо. – Я пойду.

Он закрыл ноутбук. Решение было принято. Он проигнорировал сон, проигнорировал советы друга. Он выбрал свой путь. И чувствовал, что этот путь ведет его прямо к решению, но нотки подсознания подсказывали ему, что здесь что-то не так.

Глава 4. Первое знакомство

На следующий день Лео встал задолго до будильника. Он долго стоял под душем, пытаясь смыть с себя остатки тревожных снов и липкое ощущение неправильности всего происходящего. Он выбрал самую приличную одежду, которая у него была: не новую, но чистую рубашку и темные джинсы. Глядя на свое отражение в треснутом зеркале в ванной, он пытался придать лицу уверенное выражение, но видел лишь бледного, испуганного мальчишку с темными кругами под глазами.

Адрес, указанный в письме, находился в старом центре города – районе, куда Лео выбирался крайне редко. Автобус, дребезжа и отфыркиваясь, вез его мимо знакомых серых панельных домов его окраины, которые постепенно сменялись более старыми, но ухоженными зданиями с лепниной на фасадах. Здесь было больше света, чище тротуары, дороже машины. Это был другой мир, мир, в котором, как казалось Лео, у людей не было таких проблем, как у него.

Офис Магнуса располагался не в блестящем бизнес-центре, а в старом доходном доме с обшарпанным фасадом и тяжелой дубовой дверью. Лео нажал на кнопку звонка рядом с латунной табличкой, на которой было выгравировано одно слово: «Магнус». Дверь со щелчком открылась.

Он вошел в темный, пахнущий сыростью и старым деревом подъезд. Скрипучая лестница с вытертыми ступенями вела на второй этаж. Нужная квартира была единственной на площадке. Дверь была приоткрыта. Лео неуверенно толкнул ее и вошел в просторную прихожую, которая служила приемной. И тут его уверенность, и без того хрупкая, окончательно испарилась.

Он был не один. В комнате находилось еще человек десять кандидатов, и каждый из них, казалось, подходил на эту роль лучше, чем он. Лео почувствовал себя воробьем, случайно залетевшим на выставку павлинов. Он тихо сел на единственный свободный стул в углу и начал наблюдать, как всегда это делал. Его аналитический ум тут же начал классифицировать конкурентов.

Трое из них особенно выделялись:

"Энтузиаст". Молодой человек примерно его возраста, с горящими глазами и модной прической. Он был одет в яркую футболку с эзотерическим символом и не замолкал ни на минуту, рассказывая соседям о своих астральных путешествиях, вещих снах и о том, как он всегда чувствовал в себе «особую энергию». Он излучал уверенность и фанатичную веру в сверхъестественное. Он казался идеальным кандидатом для медиума.

"Профессионал". Мужчина лет тридцати в строгом, идеально отглаженном костюме. Он сидел с прямой спиной, держал в руках дорогой кожаный портфель и с легким презрением поглядывал на остальных. От него веяло эффективностью и деловой хваткой. Вероятно, бывший ивент-менеджер или личный ассистент какого-нибудь бизнесмена, решивший сменить сферу деятельности ради высокой зарплаты. Он был олицетворением надежности.

"Загадочная дева". Девушка с длинными черными волосами, одетая во все черное. На шее у нее висело несколько серебряных амулетов. Она не говорила ни слова, сидела с закрытыми глазами, положив руки на колени ладонями вверх, и, казалось, медитировала. Она выглядела как готовый персонаж мистического романа, идеальная помощница для таинственного мага.

А на их фоне был он. Лео. В потертых джинсах, со стареньким рюкзаком, без капли энтузиазма в глазах, без опыта и без мистического флера. Его единственным качеством было отчаяние. Шансов не было. Он уже хотел встать и уйти, чтобы не тратить время, но в этот момент из коридора вышла девушка.

Ей было года двадцать четыре, но глубокие тени под глазами и потухший взгляд делали ее старше. Ее темные волосы были собраны в небрежный пучок, а на бледном лице застыла вежливая, но совершенно пустая улыбка. – Добрый день. Меня зовут Элара. Прошу всех пройти за мной.

Она провела их в большую комнату, похожую на гостиную, заставленную стеллажами с книгами. Их рассадили на стульях, расставленных полукругом. Самого Магнуса не было. – Собеседование проведу я, – сказала Элара ровным голосом. – Оно будет состоять из одного вопроса. Она взяла со стола небольшую деревянную шкатулку, украшенную простой резьбой. – Что в этой шкатулке? – спросила она, обводя всех взглядом. – У вас есть минута на размышления.

Кандидаты замерли в недоумении. "Энтузиаст" тут же закрыл глаза и приложил руку ко лбу. "Профессионал" скептически хмыкнул, очевидно, считая это психологическим тестом на креативность. "Загадочная дева" не изменила позы.

– Время, – сказала Элара. – Итак, ваши версии. – Там кристалл! – выпалил "Энтузиаст". – Аметист! Я чувствую его фиолетовую энергию, она очищает пространство! – Скорее всего, там ничего нет, – рассудительно произнес "Профессионал". – Это тест. Вы хотите увидеть, как мы мыслим. Шкатулка – это метафора возможностей, которые мы должны сами для себя создать. "Загадочная дева" открыла глаза. – Там лежит перо черного ворона, – прошептала она. – Символ мудрости и тайн.

Очередь дошла до Лео. Он чувствовал, как все на него смотрят. Он не ощущал никакой энергии, не искал метафор. Он просто смотрел на шкатулку. На едва заметные царапины у замочной скважины. На то, как Элара держит ее – бережно, но без трепета, как вещь, к которой давно привык. На тонкий, почти неуловимый слой пыли в углублениях резьбы. – Там старые письма, – сказал он тихо, но отчетливо. – Или одно письмо. Перевязанное лентой. Бумага пожелтела. Шкатулку давно не открывали, но то, что внутри, очень ценно для ее владельца. Как память.

Элара молча смотрела на него несколько секунд. Затем она встала. – Спасибо всем, что пришли. Вы свободны. Мы свяжемся с тем, кто нам подошел.

Лео шел к выходу, чувствуя себя полным идиотом. Письма. Какая чушь. Он уже был на лестнице, когда дверь квартиры открылась. – Лео, подождите, – позвала Элара. Он обернулся. – Магнус вас ждет, – сказала она.

Она провела его по длинному, тускло освещенному коридору в кабинет, похожий на лавку алхимика. За массивным столом сидел он. Магнус. Сутулый мужчина лет пятидесяти в очках с толстыми линзами. – Садитесь, молодой человек, – его голос был тихим, почти скрипучим. – Итак, Лео… Восемнадцать лет. Только что окончили школу. Живете с матерью и младшей сестрой. Отец… погиб. Вам очень нужны деньги. Для матери. У нее проблемы с легкими, верно?

Лео почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Этого в резюме не было. – Откуда вы знаете? – Я же медиум, – развел руками Магнус. – Я вижу боль. И отчаяние. Но меня интересует другое. Почему вы решили, что в шкатулке письма?

Лео растерялся. – Я… я не знаю. Просто… так показалось. Царапины у замка – значит, ее часто пытались открыть, но, возможно, потеряли ключ. Пыль – значит, сейчас ею не пользуются. Но вы держите ее так, будто внутри не безделушка. Что-то, что имеет не материальную, а эмоциональную ценность. Письма или старые фотографии. Что-то в этом роде.

Магнус долго смотрел на него, а потом его губы тронула усмешка. – Ты не веришь в мои способности, не так ли? – спросил он. – Ты думаешь, я мошенник. Ты пришел сюда, презирая меня, но готовый на все ради денег. Лео молчал. Это была чистая правда. – Мне не нужен восторженный фанатик, который видит аметисты в каждой коробке, – сказал Магнус. – Мне не нужен офисный клерк, который ищет во всем метафоры. И мне не нужна актриса, изображающая ведьму. Мне нужен тот, кто умеет видеть. Не ауру и не духов. А детали. Мелочи, которые упускают другие. Мне нужен наблюдатель, а не верующий. Твой скептицизм – это твой главный плюс, а не минус. Он делает твой ум острым. А твое отчаяние делает тебя послушным. Ты идеальный кандидат.

Он встал. – Вы приняты. Завтра выезжаем. Будьте готовы. Элара даст вам инструкции и аванс.

Лео вышел на улицу, шатаясь. В коридоре Элара молча протянула ему конверт и шкатулку. Она открыла ее. Внутри, на выцветшем бархате, лежала стопка старых писем, перевязанных выцветшей голубой лентой. – Он знает про всех все, – тихо сказала Элара. – Просто делай свою работу, Лео. Не задавай лишних вопросов. Лео шел домой, не разбирая дороги. В кармане лежал конверт с деньгами. Он ввязался во что-то непонятное и очень опасное. Но его выбрали. Не за веру, а за неверие. И это пугало больше всего.

Глава 5. Паук в подвале

Артур Ковалев (Магнус) родился в мире, который пах сыростью, гнилой капустой и дешевым перегаром. Его вселенная ограничивалась двумя комнатами в бараке на окраине безымянного промышленного городка. Отец, огромный, вечно пьяный мужчина, работал на заводе и ненавидел все на свете: свою работу, свою жену, свою жизнь и, больше всего, своего тощего, болезненного сына. Мать была забитой, молчаливой тенью, чья единственная функция заключалась в том, чтобы сносить побои и пытаться быть незаметной.

Детство Артура не было похоже на детство. Это было выживание. Он научился двигаться бесшумно, дышать тихо и предсказывать настроение отца по звуку его шагов в коридоре. Любая ошибка – разбитая чашка, плохая оценка, слишком громкий смех – каралась одинаково. Отец молча брал его за шиворот, оттаскивал к люку в полу и швырял вниз, в холодный, земляной подвал.

Этот подвал был его личным адом и, одновременно, его единственным убежищем. Здесь, в темноте, среди мешков с гниющей картошкой, его никто не трогал. Сначала он плакал, свернувшись в клубок и дрожа от холода и страха. Но со временем слезы высохли, а страх переродился в нечто иное. В наблюдение.

В углу подвала жил паук. Большой, черный, с лоснящимся брюшком. Артур часами мог смотреть на него. Он не боялся его. Он им восхищался. Он видел, как терпеливо, миллиметр за миллиметром, паук плетет свою идеальную, смертоносную сеть. Он видел, как в нее попадается неосторожная муха, как она отчаянно бьется, и как паук, не спеша, с холодной эффективностью, приближается, чтобы вонзить в нее свои хелицеры.

В этом простом, жестоком спектакле Артур увидел модель мира. Есть те, кто бьется в сетях, – как его мать, как он сам. А есть те, кто плетет эти сети. Те, у кого есть власть. Паук не был сильным. Он не гонялся за мухой. Он просто создавал условия, при которых жертва сама приходила к нему и погибала. Это была высшая форма контроля.

Артур начал учиться. Он был умным, но его ум был извращенным, направленным не на созидание, а на анализ слабостей. В школе он был невидимкой. Он не дрался, не спорил. Он слушал. Он запоминал, кто кого боится, кто кому завидует, у кого какие секреты. Он стал коллекционером чужих уязвимостей. Он понял, что знание – это нить. И чем больше у тебя нитей, тем прочнее твоя паутина.

Когда ему было двенадцать, отец в пьяном угаре избил мать так сильно, что она попала в больницу и через неделю умерла. На похоронах Артур не плакал. Он стоял у гроба и смотрел на опухшее, безжизненное лицо матери, и чувствовал лишь холодную, кристальную ярость. Он поклялся на ее могиле, что никогда не будет жертвой. Он станет пауком.

После смерти матери отец запил еще сильнее и вскоре совсем перестал обращать на сына внимание. Артур получил свободу. Он начал пропадать в городской библиотеке. Он читал запоем, проглатывая книги по истории, психологии, философии. Его интересовало только одно – власть. Как она возникает, как работает, как ее захватывают. Он читал о тиранах, о манипуляторах, о тайных обществах.

Однажды, в отделе редких книг, он наткнулся на старый, потрепанный том по месмеризму и гипнозу. В нем говорилось о «животном магнетизме», о невидимых флюидах, с помощью которых можно подчинять себе волю других. Для большинства это была бы просто забавная псевдонаука. Для Артура это стало откровением.

Он начал практиковаться. Сначала на животных. Он часами смотрел на уличных кошек, пытаясь силой мысли заставить их подойти. Потом – на людей. Он садился в автобусе напротив кого-нибудь и пытался внушить ему мысль – «оглянись», «почеши нос». Иногда, к его изумлению, это срабатывало.

Это было слабое, почти неощутимое эхо настоящей силы, но для него это было доказательством. Доказательством того, что он на верном пути. Мир был не таким, каким казался. За его видимой, материальной оболочкой скрывались невидимые нити, и тот, кто научится за них дергать, станет кукловодом.

Он сбежал из дома в шестнадцать. Он скитался по стране, перебиваясь случайными заработками, ночуя на вокзалах. Он был никем. Но он больше не чувствовал себя жертвой. Он был пауком, который искал место, чтобы сплести свою первую сеть. Он знал, что ему не хватает знаний, не хватает ключа. И он был готов потратить всю свою жизнь, чтобы его найти.

Ненависть к миру, который его породил и искалечил, стала его топливом. А холодное восхищение пауком из темного подвала – его единственной религией. Он еще не был Магнусом. Но Артур Ковалев уже был мертв.

Глава 6. Город Забытых Фонарей

Прощание было скомканным и тяжелым. Мама, опираясь на подушки, слабо улыбнулась и перекрестила его. Ее рука была почти прозрачной, и Лео с болью подумал, что она стала совсем легкой, словно птица. Лиза обняла его у порога, сунув в карман куртки еще теплый бутерброд с сыром. «Не голодай там», – прошептала она, и в ее глазах блеснули слезы. Макс приехал проводить его на вокзал.

– Ты уверен, что хочешь этого? – спросил он в последний раз, глядя, как Лео закидывает в старенький вагон свою скромную сумку.

– У меня нет выбора, – ответил Лео, глядя на обшарпанный перрон.

– Выбор есть всегда, – возразил Макс. – Просто ты боишься выбрать правильный, потому что он труднее. Послушай, если этот твой Магнус покажется тебе хоть немного странным, если ты почувствуешь, что что-то не так…

– Что, Макс?

– Просто уходи. Слышишь? Бросай все и уходи. Деньги – это не главное.

– Легко тебе говорить, – горько усмехнулся Лео. – Позаботься о них, ладно?

– Само собой, – кивнул Макс. – Звони. Если что-то пойдет не так, я приеду. Слышишь? Куда угодно.

Поезд тронулся. Лео смотрел, как удаляется фигура друга, и чувствовал себя предателем.

Их путешествие началось с Города Забытых Фонарей. Название было обманчиво поэтичным. На деле это был умирающий промышленный городок, задыхающийся от дыма единственного работающего завода. Серые пятиэтажки смотрели на мир пустыми глазницами выбитых окон, а ржавые остовы уличных фонарей, давно не знавших света, торчали из земли, как скелеты доисторических животных. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом угля и безнадежности.

Они ехали в старом, но комфортабельном микроавтобусе. Магнус сидел впереди, погруженный в свои мысли, и листал толстую книгу в черном кожаном переплете без названия. Элара вела машину, ее лицо было непроницаемым, как у сфинкса. Лео сидел сзади, глядя в окно на унылый пейзаж. Молчание в салоне было почти осязаемым, нарушаемое лишь шуршанием страниц и гулом мотора.