Король и Шут

Король и Шут
Часть I. Пролог – Попадание в мир сказок
Глава 1. Кукла Колдуна
Таверна «Уставший ворон» дымилась огнями, и из её окон доносился гулкий смех, звон кружек и звуки лютни. В углу, за грубо сколоченным столом, сидели двое – Король и Шут. Ни один не имел ни короны, ни жезла, ни колокольчиков на остроконечной шапке, но все знали: эти двое были неразлучны, и за ними всегда тянулся шлейф странных историй, в которых было больше правды, чем вымысла.
Король наливал себе эль и что-то бормотал, рифмуя слова, а Шут дергал струны и пел:
– С головы сорвал ветер мой колпак…
Я хотел любви, но вышло всё не так…
Гости таверны хлопали в ладоши, кто-то подвывал, а кто-то ворчал, что песня слишком мрачная для весёлого вечера. Но Шут лишь усмехался – у него на губах всегда играла полуулыбка, будто он видел больше, чем остальные.
– Да ты снова за своё, – махнул рукой Король. – Сколько можно выть про пропавшую любовь?
– Это не вытьё, это судьба, – огрызнулся Шут. – Видимо, такой мой удел – быть не таким, как все.
За соседним столом, поглаживая седую бороду, сидел старик. В его глазах таилась тёплая, но тревожная искра, и он, отставив кружку, наклонился ближе:
– А что, господа, слыхали ли вы о Книге Баллад?
– Что ещё за книга? – Король насторожился.
– Древний фолиант, – старик понизил голос, и шум таверны будто отдалился. – Он хранит все сказки и песни мира. Каждое слово, когда-либо спетое, вплетено в его страницы. Но будьте осторожны: спорить с ним не советую. Книга живая.
Шут прыснул со смеху.
– Да что ты несёшь, дед? Мы сами можем любую сказку написать, да так, что твоя книга обзавидуется.
– Верно, – подхватил Король, ударив кулаком по столу. – Лучшую балладу мы сложим – и все герои в ней будут танцевать под нашу дудку!
Они переглянулись, и, выпив ещё кружку, начали спорить, кто из них сочинит сказку ярче. Старик лишь качал головой.
И тут сквозняк ударил в двери, пламя свечей дрогнуло. На стол упала огромная, потрепанная временем книга. Переплёт её дышал, словно живой, а на крышке переливались символы, похожие на старинные руны. Страницы сами собой раскрылись – и вихрь затянул спорщиков внутрь.
Очнувшись, Король и Шут обнаружили, что стоят посреди тёмного леса. Луна висела высоко, а ветер гнал тучи по небу. Шут ощупал землю и присвистнул:
– Вот это да… Кажется, мы действительно в сказке.
– Смотри вон туда, – Король показал на покосившуюся избушку. – Похоже, нас ждут.
Они направились к дому. Дверь скрипнула, и на пороге показался лесник с добродушной улыбкой.
– Замученные дорогой, верно? – проговорил он. – Заходите, путники, я ни в чём не откажу.
Внутри пахло дымом и сушёными травами. Лесник усадил гостей за стол, подал хлеб, похлёбку и крепкий напиток. Он болтал без умолку, рассказывая, как подкармливает волков и как лес для него – лучший друг.
Шут слушал, но взгляд его то и дело цеплялся за старинное ружьё над камином.
– А не опасно ли кормить волков? – осторожно спросил он.
– Волки? – лесник усмехнулся. – Они мои друзья. Я их зову – и они приходят.
Снаружи завыл зверь. За ним второй, третий. Хор нарастал, пока не стал похож на заклинание.
Лесник встал, взял ружьё и подмигнул гостям:
– Друзья хотят покушать. Пойдём, приятели, в лес.
Король и Шут переглянулись. Шут скривился:
– Чую неладное.
Но выбора не было – они пошли следом. Лесник шагал уверенно, напевая себе под нос. Волки выныривали из темноты, скользили меж деревьев, не трогая путников.
Вдруг тропа вывела их к пропасти. Внизу клубился туман, ветер свистел. Через пропасть был перекинут хлипкий тростниковый мост, качающийся от малейшего движения.
Шут остановился, вспоминая собственные слова:
– Разбежавшись прыгну со скалы… вот я был и вот меня не стало…
Король нахмурился.
– Ты серьёзно? Ты же это просто пел.
– А разве мы сейчас не внутри песни? – мрачно улыбнулся Шут. – Тут всё становится реальностью.
Мост дрожал, но лесник шагнул первым. Волки за ним, словно охрана. Король сжал кулаки.
– Мы должны пройти.
Шут медленно ступил на мост. Доски скрипнули, ветер ударил в лицо. В этот миг перед глазами мелькнула Она – девушка из его прошлых песен. Он видел, как она улыбается, как лжет, как исчезает в тумане.
– Может, она ждёт? – пробормотал он. – Вряд ли. Это вздор.
Слёзы блеснули на глазах Шута. Он разжал руки и закричал – диким, безумным криком. Тело рванулось вперёд, он бросился вниз, словно камень.
– Нет! – заорал Король.
Но внизу его не встретила смерть. Туман разошёлся, и Шут оказался стоящим на твёрдой земле. Перед ним возвышалась громадная книга – та самая, которую они видели в таверне. Её страницы шевелились, и слова на них складывались в строки:
«Герой, что не нашёл места в своём мире, находит дорогу в сказку. Но только осознав потерю, поймёт, что обрел».
Король спрыгнул следом, и лесник исчез вместе с волками, растворившись, будто никогда не существовал.
Вокруг было пустое поле, уходящее к горизонту. На нём стоял одинокий дуб, а под ним – старик из таверны. Он держал книгу в руках и улыбался.
– Ну что, господа? Вы хотели свою сказку – вот она.
– Но почему мы здесь? – спросил Король.
– Потому что каждый, кто хвастается, что может написать лучшую историю, должен пройти через неё сам, – ответил старик.
Шут опустил голову.
– Я всё потерял. Она никогда меня не понимала. Я не умел быть как все. И теперь у меня только один путь…
– Ошибаешься, – старик раскрыл книгу. – В сказке путь никогда не один.
Страницы завертелись, и перед глазами друзей промелькнули десятки сюжетов: рыцари и драконы, ведьмы и короли, леса и замки, корабли и штормы. Каждая песня, каждая история жила и дышала.
Король шагнул ближе.
– Так выходит… книга ждала нас?
– Книга ждёт всех, кто не боится заглянуть в себя, – сказал старик. – Но у вас, пожалуй, особый талант. Ваши песни уже давно здесь.
Шут поднял голову.
– Значит… мои слова – не пустота?
– Ни одно слово не исчезает бесследно, – ответил старик. – И боль твоя тоже стала частью сказки.
Тишину разорвал звук лютни. Король поднял её с земли и заиграл. Шут подхватил, его голос стал твёрже:
– Если маску снять с любого тут —
Станет ясно, кто из нас здесь шут…
Земля вокруг засияла, поле стало превращаться в огромный зал, полный слушателей. Люди, звери, даже сами сказочные герои собрались вокруг, аплодируя и подпевая.
Книга закрылась, а на её обложке теперь светились новые строки – те, что только что спели Король и Шут.
Старик улыбнулся.
– Вот и ваша сказка.
Когда они очнулись снова в таверне, на столе перед ними лежала та же книга. Но теперь она была спокойна, страницы закрыты. Никто в зале даже не заметил их исчезновения.
Шут коснулся переплёта и прошептал:
– Значит, всё это было взаправду.
Король хлопнул его по плечу.
– Ну что, друг, пойдём писать новые песни?
Шут улыбнулся – впервые без тени боли.
И свечи в таверне будто зажглись ярче, освещая лица тех, кто умел превращать свою жизнь в балладу.
Грохотал гром, и ночь разрывала молния. На высоком холме, освещённом вспышками, носился человек с растрёпанными волосами, в изодранной рубахе. Он махал руками, подпрыгивал, и кричал в небо:
– Сейчас поймаю тебя в сумку! Сверкать будешь у меня в руках! Мне так хочется, чтоб стала ты моей!
Деревенские жители толпились внизу, глядя на его выкрутасы. Кто-то хохотал, кто-то крестился, а кто-то шептал, что бедняга совсем рассудок потерял.
– Вон он, Безумец! – показывали пальцами. – Всё бегает за молнией!
Безумец то мчался к лесу, то к полю, то к ручью. И каждый раз протягивал сумку, будто надеялся, что небесный огонь действительно в неё упадёт. Но молния лишь вспарывала небо и уходила дальше, оставляя его с пустыми руками.
– Во дурак! – фыркал люд. – С головой у него точно ссора.
Но в глазах самого Безумца горел огонь, ярче любой молнии. Он был уверен: когда-нибудь он всё-таки поймает её – и тогда станет властелином света.
Тем временем, далеко от холма, в старом замке шёл совет. В тронном зале сидел Король – уставший, с тяжёлой короной, что давила сильнее любых забот. Рядом, раскачиваясь на спинке стула, сидел Шут.
– Скука, – протянул тот, подбрасывая яблоко и ловя его одной рукой. – Народ голодает, крестьяне бегают за молниями, колдуны в деревни зачастили… а ты всё сидишь.
– Что я должен делать? – нахмурился Король. – Армия устала, казна пуста.
Шут ухмыльнулся.
– Может, и не армия нужна. А сказка. Сильнее любой войны – сказка, в которую поверят.
Король только отмахнулся.
Но именно в этот момент дверь распахнулась, и в зал вбежал гонец:
– Ваше величество! В деревне на холме… Безумец снова пытается ловить молнию!
Шут прыснул со смеху.
– Вот бы его сюда! Развлекал бы нас до конца дней.
Но Король задумался. Молния – знак небес. Может, в безумце не всё так просто?
Ночь накрыла замок. Шут не мог уснуть. Он бродил по коридорам, пока шаги не завели его в мрачный, длинный проход, где каждая тень будто жила своей жизнью.
Он шёл на цыпочках, как вор, стараясь не шуметь. Двери, одна за другой, прятали за собой тайны. И вдруг он услышал тихое дыхание.
Любопытство пересилило, и он заглянул в щель.
В комнате девушка сидела напротив мужчины в чёрном. Его глаза светились красным, движения были странно плавными. Девушка будто тенью стала – её лицо изменялось, вытягивалось, а взгляд пустел.
Шут прикусил губу:
– Это колдун…
Он сжал крестик на груди и шагнул ближе. Но воздух вокруг дрогнул, и колдун поднял голову, словно давно ждал его.
– Любопытный шут, – сказал он тихо. – Ты видел то, что не должен был видеть.
Шут попятился.
– Я знаю тебя! Ты охотишься на людей. Меня книжки предупреждали про таких.
Колдун рассмеялся:
– И всё же ты пришёл сам. Значит, тебе суждено стать частью моей игры.
Тень сорвалась со стены и бросилась к нему. Шут еле успел выскочить, хлопнув дверью. Его сердце колотилось.
– Надо сказать Королю… и найти того безумца. Может, он не зря бегает за молниями.
На следующий день Король, Шут и небольшой отряд отправились к холму. Там, как и всегда, носился Безумец. Он размахивал сумкой и кричал небу:
– Я всё равно тебя поймаю!
Король с трудом удерживал серьёзность, но сказал:
– Человек! Мы пришли с тобой говорить.
Безумец спрыгнул с камня, его глаза блестели.
– Вы смеялись, а я докажу! Сегодня молния станет моей. И тогда все вы будете преклоняться.
Шут подошёл ближе.
– Слушай, безумный друг. В нашем замке завёлся колдун. Он крадёт людей. Он сильнее любого оружия. Но если ты поймаешь молнию… ты сможешь бросить её ему в лицо.
Безумец вытаращил глаза.
– Молния… против колдуна? Это то, что мне нужно!
Он сорвался с места, носился по холму, пока гром не ударил особенно близко. И вдруг – чудо: белый огонь действительно врезался в его сумку!
Вспышка ослепила всех. Когда зрение вернулось, Безумец держал кожаную сумку, из которой бил свет. Он смеялся, как одержимый:
– Я поймал её! Она моя!
Вернувшись в замок, они столкнулись с Колдуном в том самом мрачном коридоре. Тени за его спиной жили, изгибались, словно руки. Девушка, которую Шут видел ночью, стояла рядом, с пустым взглядом.
– Поздно, – прошептал Колдун. – Она теперь моя. И вы тоже будете моими.
Он поднял руку, и стены коридора зашевелились, словно хотели сомкнуться. Люди отпрянули.
Но тут вперёд шагнул Безумец. Его волосы торчали дыбом, глаза сияли, и он выкрикнул:
– Лови, демон!
Он распахнул сумку. Молния вырвалась наружу, ударила прямо в колдуна.
Тот закричал, его тело исказилось, стены содрогнулись. Девушка упала без сознания, а тени исчезли.
Когда свет угас, на полу осталась лишь кучка пепла.
Король выдохнул.
– Ты спас нас.
Безумец улыбнулся.
– Я знал… молния – моя судьба.
И он снова побежал по коридору, смеясь, будто хотел поймать ещё одну.
С тех пор в народе ходили две истории. Одни говорили: «Безумец спас королевство». Другие: «Да он просто дурак, случайно повезло».
Но Шут хранил молчание. Он знал: иногда безумие и есть настоящая мудрость.
А в гулких коридорах замка по ночам всё ещё слышалось эхо его слов:
– Всё поймать стремится… молнию!
Гулкая ночь накрыла провинцию. Тучи давили низко, ветер завывал, будто сам дьявол гонялся за своими детьми. В лесу, где старые сосны переплетали ветви, брёл слепой старый маг. Его глаза давно утратили свет, но руки всё ещё помнили заклинания. Он нес в деревянном ковшике густой тёмный эликсир и пробирался к кладбищу.
Там, среди кривых крестов и покосившихся плит, он опрокинул сосуд на землю. Чернота растеклась по могилам, впитываясь в сырую почву. Маг прошептал:
– Что ж я, старый, натворил…
Гром ударил, и земля под плитами задрожала. Из-под неё стали вырываться руки, облепленные грязью и трупными червями. Раздался жуткий вой: мертвецы поднимались.
Одни ломали кресты, другие рвали собственную плоть, третьи глотками вытягивали ночной воздух, будто снова жаждали жизни.
– Хой! Хой! – рявкнул кто-то среди них.
Из толпы восставших вышел Артист. В кожаном плаще, с застывшим на руке «факом», с пиратским флагом, торчащим из кармана. Это был Мёртвый Анархист – весельчак при жизни, безумец после смерти.
– Хой! Челюсть долой! – заорал он, и трупы потянулись за ним, как армия.
Они ринулись к деревне.
В это время в небольшом городке шёл праздник. Музыка звучала на площади, дети бегали с флажками, торговцы наливали эль, девушки пели. Король сидел на балконе ратуши, устало наблюдая за весельем. Рядом с ним прыгал Шут, показывая кривые фокусы.
– Скучно тебе, государь? – ухмыльнулся Шут. – Народ веселится, а ты всё нахмурен.
– Я чувствую беду, – сказал Король. – Праздник всегда привлекает зло.
Словно в подтверждение его слов, в толпе появился странный человек. В чёрном цилиндре, в старинном сюртуке, с грязным плащом и смятой маской в руке. Его походка была неровной, а собаки на площади выли и пятясь расходились прочь.
– Кто это? – нахмурился Король.
Шут наклонился:
– Выглядит, как сам Горе в человеческом обличье.
Толпа не замечала его, будто он был невидимкой. Но кто-то крикнул:
– Эй, путник, чего такой хмурый? Веселись с нами!
Человек поднял голову. Его глаза сверкнули жёлтым светом.
– Я всех замучить был бы рад. И от того я так невесел. Я хотел прийти к вам в маске рыжей обезьяны… но камень с вершины раскроил мне череп!
Толпа отпрянула. Король встал.
– Зови его Цилиндр, – прошептал Шут. – И держись подальше.
В этот миг на горизонте показалось нечто страшное. С грохотом, под луной, к деревне приближалась орда мертвецов. Они гремели костями, ржали и орали:
– Хой! Мы, анархисты, народ не злой!
Впереди шёл Анархист, размахивая флагом. Женщины визжали, крестьяне бросались врассыпную. Зомби врывались в дома, ломали ставни, глотали свечи и тянулись к живым.
На площади началась паника.
– Оружие! – приказал Король.
Крестьяне схватили вилы и топоры, но мертвецов не брали удары. Те падали и вставали снова, с ухмылками рваных лиц.
Анархист, подняв руки, закричал:
– Пого! Пого! Танцуй, пока дышишь!
Зомби окружили молодого парня, заставили его плясать среди них. Они смеялись, толкались, а парень плакал, не в силах остановиться.
– Что за наваждение! – воскликнул Шут. – Это не драка, это карнавал смерти!
Цилиндр стоял в стороне, наблюдая. Его злобная усмешка становилась всё шире.
– Видите? – сказал он тихо. – Вы сами пригласили праздник… и вот он пришёл.
Король шагнул к нему:
– Ты с ними заодно?
– Я с собой заодно, – ответил Цилиндр. – Я в маске рыжей обезьяны хотел быть вашим гостем… а стал вашим кошмаром.
Он поднял маску. Лицо его исказилось, превратившись в гримасу зверя. Толпа завыла, а Шут вскрикнул:
– Маг! Где старый маг? Это его рук дело!
И действительно, у ворот стоял ослепший маг. Он держался за посох, а лицо его было измучено.
– Я… не хотел… – шептал он. – Я пролил эликсир… Хотел продлить жизнь… а пробудил проклятых.
– Тогда останови их! – закричал Король.
– Не могу, – покачал головой маг. – Сила больше меня.
Анархист уже вёл орду прямо к ратуше. Его плащ развевался, глаза горели безумием.
– Хой! Челюсть долой! – орал он.
Зомби ломились в двери.
Шут выхватил факел и подбежал к Цилиндру.
– Ты всё это подстроил! —
Тот рассмеялся:
– Я лишь гость на вашем празднике. Но как весело!
Ночь превратилась в хаос. Люди бежали, зомби ржали, Анархист махал флагом. Король рубил врагов мечом, но они вставали вновь. Шут бросал факелы, но огонь только раззадоривал толпу.
И лишь с первыми лучами солнца всё изменилось. Луч света коснулся одного мертвеца – и тот рассыпался в пепел. Потом другого. Потом целой толпы.
– Солнце! – закричал кто-то. – Оно их жжёт!
Анархист завыл, но его кожа задымилась, и он исчез в искрах.
Зомби один за другим падали, пока вся армия не растворилась, оставив после себя лишь пустые улицы и чёрный пепел.
Город выжил. Но на площади, в тишине, вдруг раздался низкий смех. Из подвала таверны донеслось рявканье:
– Хой!..
Шут побледнел.
– Это не конец…
Цилиндр же стоял невозмутимо, поправляя шляпу.
– Я ведь говорил: я только пришёл. И праздник ещё продолжается.
Он улыбнулся, надел маску обезьяны и растворился в утреннем тумане.
С тех пор в летописях писали: «В тот год королевство было близко к погибели. Старый маг оживил мертвецов, Анархист вёл их, Цилиндр смеялся, и только солнце спасло живых».
А Шут добавлял:
– Смех и ужас всегда идут рядом. А любой праздник может стать похоронным маршем.
И в глубине подземелий снова слышалось глухое:
– Хой…
Глава 2. Танец Злобного Гения
Ночь выдалась тяжёлой, как будто сама стихия решила испытать на прочность старый город. Ветер завывал в трубах, рвал крыши и гонял по улицам пустые бочки, словно хотел показать людям, что они здесь лишь гости. Даже Король, привыкший к бурям в своём каменном дворце, не мог сомкнуть глаз. Он вышел на балкон и, глядя в чернильную бездну неба, пробормотал:
– Всё это неспроста. Маг что-то утаивает.
Но Маг – слепой старец, проживавший при дворе, – в ту ночь тоже не спал. Он бродил по своим коридорам, слушая шёпот ветра, и сжимал в руках старый посох. Ему чудилось, что в этой буре есть нечто большее, чем просто прихоть природы.
А внизу, в тёмных улицах города, совсем иной человек – тот, кого позже прозовут храбрым парнем – решился на безумство. Пока все жители в ужасе запирали ставни, он выскочил из своей лачуги с обыкновенной метлой в руках.
– Ах, ветер, негодяй! – крикнул он. – Спать мне мешаешь? Ну выходи на бой!
И впрямь – воздух будто ожил. Закружился смерчем, сорвал с крыш последние доски и, словно в ярости, принялся вырывать с корнями ели за городом. Но парень не сдавался: махал метлой, прыгал в стороны, бежал в поля, воюя с ураганом, словно со злейшим врагом.
Шут, который случайно оказался свидетелем этой сцены, чуть не подавился смехом. Он сидел на заборе и хлопал ладонями по коленям:
– Ох, дурень! С ветром воевать вздумал! Смотрите, люди добрые! Сумеет ли этот безумец победить стихию?
Однако смех Шута вдруг сменился тревогой: метла вырвалась из рук парня и унеслась во тьму. Сам безумец, словно подхваченный невидимой дланью, исчез во мраке.
К утру его нашли пастухи в стогу. Он спал крепко-крепко, а ветер – словно надсмехаясь – тихонько перебирал его кудри, нашёптывая песни. Городской люд только качал головами: "Сумасшедший, да и только". Но Маг, услышав об этом, нахмурился.
– Это знак. Стихия не терпит вызова без причины. Она не нападает сама по себе.
В то же самое время, в двух часах ходьбы от города, двое друзей возвращались домой. Дорога была ночной, полной теней. И вдруг из леса вышли разбойники – целая толпа.
Один из друзей, мальчишка слабого духа, пал на колени и завыл:
– Ох, не троньте меня! Всё исполню, только жизнь оставьте!
Атаман, высокий, с ножом в руках, ухмыльнулся:
– Вот нож. Если жить хочешь – убей своего друга.
Тишина повисла гробовая. Секунды тянулись вечностью. Потом раздался крик – и нож вонзился в грудь. Друг пал замертво, а убийцу связали и кинули в яму, прямо напротив трупа. Страшное наказание: сидеть лицом к лицу со своей жертвой.
И всё же история не закончилась. В ту же ночь Королю донесли о случившемся. Он созвал Магa и Шута.
– Ветер беснуется. Люди гибнут на дорогах. Разбойники наглеют. Что это за знамения?
Шут только хохотал:
– Знамения? Да всё просто, государь. Народ у тебя дурной, вот и забавы у них дурные: то с ветром воюют, то друзей режут.
Но Маг не разделял веселья.
– Здесь есть чья-то воля. Я чувствую за всем этим чужую руку.
Король нахмурился:
– И чья же она?
Маг медлил, а потом прошептал:
– Того, кто умеет властвовать над человеческой слабостью.
На следующий вечер Король приказал устроить пир – чтобы отвлечь народ от страхов. В зале дворца горели факелы, звучала музыка, а Шут выделывал кренделя, смеша бояр и гостей. Но именно в этот час в зал вошли двое незваных.
Первым был храбрый парень, тот самый, что воевал с ветром. Он стоял растрёпанный, но глаза его горели огнём.
– Государь! – закричал он. – Я дрался с самой стихией и понял: это не буря, а чья-то злая сила!
А вслед за ним в зал ввели пленного – одного из тех самых двух друзей. Лицо его было мертвенно-бледным, а глаза пустыми. Он шептал одно и то же:
– Он велел… он велел… убей его…
Маг встал.
– Вот оно! Раб чужой воли. Разбойники, ветер, убийства – всё звенья одной цепи.
И тут двери зала распахнулись, и внутрь вошёл человек в чёрном плаще. Лицо его скрывала маска, а шаги были тяжёлые, словно он нёс за собой саму ночь.
– Неужто ты думаешь, старый маг, что сумеешь меня остановить? – прогремел он. – Я властвую над страхом и слабостью.
Шут тут же прыснул со смеху:
– Гляньте-ка! Очередной фокусник пожаловал! Ну-ка, покажи, как будешь воробья из рукава доставать?
Но смех застрял у него в горле, когда незнакомец поднял руку. Ветер ворвался в зал и швырнул Шута в сторону, как тряпичную куклу.
Храбрый парень ринулся вперёд с метлой, которую снова каким-то чудом нашёл.
– Ах, ветер, негодяй! – вновь крикнул он. – На этот раз я тебя проучу!
И на удивление – порыв урагана столкнулся с ударом метлы, будто это был не простой хворост, а оружие, выкованное самой природой.
Король, впервые за долгое время, поднялся с трона. Его голос загремел:
– Довольно! Я – хозяин этой земли!
Но незнакомец в чёрном лишь рассмеялся.
– Ты, король, давно уже не хозяин. Люди боятся ветра, боятся ножа, боятся смерти. А страхом властвую я.
Тогда Маг поднял посох, и в глазах его, хоть он был слеп, зажёгся свет.
– Сила твоя держится на слабости людей. Но пока есть смех Шута, отвага парня и даже предательство друга – жизнь не сдаётся.
И он ударил посохом в пол. Полыхнул свет, и незнакомца отшвырнуло назад. Маска слетела с его лица – и все увидели, что это был тот самый друг-убийца, которого бросили в яму. Но он воскрес не человеком – а тенью, посланником чужой силы.
Сражение было долгим. Храбрый парень дрался с ветром, Шут метался по залу, отвлекая врага, Король держал своих воинов, а Маг плёл заклятья.
И всё же победа досталась не силе, а утру. С первыми лучами солнца тьма растворилась, а враг исчез, оставив после себя только пустую маску.
На площади города люди собрались и ждали слова Короля.
Он вышел, поднял маску и сказал:
– Не страх будет нами править, а отвага. Не предательство – а дружба. Не тьма – а свет.
Шут, не удержавшись, добавил:
– А ещё – метла! Без неё бы наш герой так и спал в стогу!
Народ заржал, а храбрый парень, смущённо почесав затылок, сказал:
– Я ведь не из робких. Всё мне по плечу.
И ветер в тот день больше не поднялся.
Ветер шуршал по крыше замка, двери скрипели, а факелы на стенах колыхались, отражая танцующие тени. Король сидел в своём тронном зале, опустив голову, и слушал, как Шут тихо перебирает струны лютни, перебивая каждую ноту смехом.
– Смеёшься, дурак? – спросил Король, едва сдерживая раздражение. – Сегодня странная ночь. Чувствую, что что-то готовится.
– Да, государь, – ответил Шут с хитрой улыбкой. – Но это же прекрасно! Интриги, тайны, ночные гении… Мне кажется, кто-то снова решил сыграть с вами.
И тут в зал тихо вошёл Маг. Его глаза были полны усталости, но взгляд сиял внутренним светом:
– Вы оба чувствуете это, не так ли? – сказал он. – В королевстве появился Злобный Гений. Играющий с реальностью, переписывающий судьбы.
Король нахмурился:
– Я слышал легенды. Он существует лишь в книгах.
Маг усмехнулся:
– Теперь он здесь. Среди нас. И никто не в безопасности.
В тот же час, на чердаке старого замка, кто-то переворачивал страницы старых книг с необычайной скоростью. Проныра, ловкач и игрок одновременно – Злобный Гений – всматривался в слова, словно в живых существ. Он смеялся тихо, едва слышно:
– Танец злобного гения… на страницах произведения… да, это игра без сомнения. И проиграют все, кто не способен понять меня.
Он раскрыл роман, шагнул в окно и, не теряя равновесия, стоял на карнизе, словно наблюдая за миром сверху. Его пальцы пробежали по строкам, меняя смысл тем и событий. В книгах он мог убивать, в книгах он мог влюблять, в книгах он мог разрушать целые города одним лишь движением руки. Но сейчас он пришёл в реальный мир – и в нём тоже намеревался устроить свой танец.
В соседней комнате сидел молодой человек, которого уже давно преследовала усталость жизни. Он почти не пил и почти не курил, но чувствовал себя никому не нужным:
– Я так от всех устал… – пробормотал он, устало опираясь на стол. – Наверно, я не спал… всю ночь с друзьями пил… но снова нет сил.
Он ощущал, что кто-то наблюдает. Как будто невидимый игрок переписывает события его жизни, и каждый день превращается в борьбу с самим собой. Он вставал, ходил по комнате, не находя ни покоя, ни ответа.
– И что мне делать? – шептал он в темноту. – Стоять не могу, сидеть не могу, лежать не могу… Но снова бегу.
И именно тогда Злобный Гений решил проверить свою власть: он всматривался в мир сквозь глаза этого усталого юноши. Он менял строки его жизни, вставляя хаос и странные события, словно играя в шахматы с судьбой.
На рассвете Король и Маг вышли на мостовую города. Вдруг, из-за угла, раздался смех – тихий, едва слышный, но отдающийся эхом по всей улице.
– Кто здесь? – спросил Король.
– Злобный Гений, – ответил Маг. – Он любит танцевать с судьбами людей, управлять их мыслями и страхами.
И из теней появился он сам: высокий, в плаще из чёрной ткани, с книгой в руках и глазами, сверкающими как огоньки свечей.
– Приветствую, – сказал он тихо, почти шёпотом. – Сегодня вы все станете моими персонажами. Танец начался.
– Мы не позволим, – рявкнул Король. – Наши люди не игрушки.
– О, государь, – улыбнулся Гений, – вы уже играете по моим правилам. Даже не подозревая этого.
Тем временем Шут пробрался в библиотеку. Он понял: если кто-то и сможет победить Злобного Гения, так это только тот, кто способен обойти правила его игры. Он взял несколько старых томов, нащупал скрытые заклинания и начал читать их вслух. Строки оживали, превращаясь в свет, способный блокировать влияние Гения.
– Я открою путь, – сказал Шут, улыбаясь, – но тебе придётся рискнуть, государь.
Король кивнул. Он понимал, что биться придётся не только мечом, но и разумом.
В тот же миг Злобный Гений начал изменять реальность вокруг усталого юноши. В комнату ворвались тени из страниц, ожившие существа, странные зеркальные отражения.
– Я могу всё! – закричал он. – Подсыпать в душу яд всегда я рад!
Но юноша, уставший от постоянной борьбы, встал и сказал:
– Нет! Сегодня я не боюсь. Сегодня я не устал. Сегодня я действую!
Он схватил старую книгу, что Шут оставил на столе, и начал читать заклинания, переписывая свою судьбу. Слово за словом – тьма вокруг начала рассеиваться.
Злобный Гений заметил это и улыбнулся, но в его глазах появилась тень удивления:
– Как? – пробормотал он. – Кто смеет переписывать мои строки?
– Я не из робких, – ответил юноша, – всё мне по плечу. Сильный я и ловкий. Ветра проучу. И тебя тоже.
Ветер стих, книги закрылись, и улицы города снова наполнились светом.
Маг наблюдал за происходящим, довольный:
– Сила слова и смелость юноши остановили его. Но это лишь начало. Такой как он не исчезает навсегда.
Шут ухмыльнулся:
– Да ладно тебе, старик. Он ведь всё равно не смог противостоять метле и слову.
Король подошёл к юноше:
– Ты спас город. Не только физически, но и морально. Теперь мы знаем: никакой Злобный Гений не властен над тем, кто верит в свои силы.
Юноша улыбнулся, впервые почувствовав облегчение. Он больше не чувствовал усталости, больше не чувствовал себя никому не нужным.
– Я так от всех устал… – сказал он тихо, – но теперь у меня есть силы.
И в тот миг он понял: главное не бороться с самим Гением напрямую, а переписать его игру своими руками.
Злобный Гений отступил, растворяясь в тенях. Он оставил после себя пустую страницу, на которой можно было писать новую историю.
– Он вернётся, – сказал Маг. – Но мы будем готовы.
– И пусть танец продолжается, – добавил Шут. – Только теперь правила уже не его.
И в тот вечер, в тронном зале, когда огонь факелов отбрасывал длинные тени, Король, Маг, Шут и юноша собрались вместе. Они знали: впереди новые игры, новые битвы, новые испытания. Но теперь у них было оружие, которого не мог обойти даже Злобный Гений: смелость, дружба и вера в себя.
Время шло, страницы книг снова шуршали, ветер шептал свои песни. Но город больше не дрожал. Он знал: даже если придёт тёмный игрок, всегда найдутся те, кто перепишет историю и победит.
Вдали слышался вой волков, смешивающийся с шелестом листвы и тихим урчанием лесного ручья. На вершине холма стоял одинокий человек с арбалетом на плече и ножом на поясе. Он был высоким, худощавым, с глазами, сверкавшими в лунном свете как два железных кристалла. Это был Хозяин Леса, и лес был его домом, его храмом, его вечной крепостью.
– У меня есть нож, есть арбалет… – тихо пробормотал он себе под нос, – …они служат мне уже тысячу лет.
Он бродил между деревьями, словно сквозь века, помня всё: каждую трещину коры, каждый звук ночного мира, каждый шорох. Его прошлое было разбито, его жизнь переплелась с мифами леса, с демонами и духами, с волками и лохматыми тварями, что верно служили ему.
– Если стреляю, то наверняка, – сказал он, проверяя натяжение арбалета. – Моих прошлых лет порвана нить, но теперь я научился жить по-новому.
Лес подчинялся ему. Лепреконы, сатиры, медведи, волки – все знали, что Хозяин Леса – не человек, а сила, которая держит порядок и страх. Любой, кто заходил слишком глубоко, исчезал. И чаще всего из тела человека выходил демон – сияющий и кричащий в темноте.
В это же время в низине, в небольшой деревне, мужики собирались за столом. Конюх, человек с хриплым голосом и раскрасневшимся лицом, подал им жареное мясо и пиво. Мужики смеялись, но смех их был натянутым. Конюх, похлопав их по плечу, сказал:
– Я узнал недавно, все вы, как ни странно… – он замялся и посмотрел на них. – …с моей бабою встречались в тайне от меня. Поэтому всех вас я сегодня собрал.
Мужики недоумённо переглянулись, разжёвывая мясо, глотая пиво, пытаясь понять, о чём речь.
– Я за ней не уследил, – продолжал конюх, – в том моя вина. Но скажите… правда, вкусная она?
Ответа не последовало, только звуки ножей по тарелкам, пиво булькало в кружках. Мужики смущённо глядели друг на друга, не понимая, как реагировать на слова хозяина.
– Ели мясо, мужики, – пробормотал Шут, проскользнув в дверь и осматривая комнату. – И пивом запивали… О чём он говорит? Даже я, Шут, понять не могу!
Король, случайно проходивший мимо, заметил Шута.
– Что за шум тут? – спросил он, прислушиваясь к глухим звукам праздника и странного разговора.
– О, государь, – сказал Шут с улыбкой, – конюх сегодня явно решил устроить проверку мужиков на смелость и преданность. Но я всё ещё не понимаю… к чему вся эта мясная интрига?
Тем временем, в глубине леса, Хозяин Леса поднял глаза к небу. Луна отражалась в его глазах, словно зеркало, и на мгновение показалась вся его мощь:
– Вечная мука, вечная скука… – пробормотал он, – нынче все духи, от феи до беса, признают мою власть. Меня называют Хозяином Леса. Мне преданно служат лохматые твари. Со временем все уважать меня стали.
Он медленно проходил мимо деревьев, и каждая тварь, что встречалась на пути, останавливалась, склоняя головы. Даже волки замедляли шаг, когда он проходил мимо. Его лес жил по его законам: кровь зеленая оживляла тела, что уже были мертвы, а сердце стучало, подчиняясь его воле.
– Заклинанием плоть вызывая свою… – шептал он, – я всё того же охотника не узнаю. Но власть моя безраздельна.
С каждым шагом Хозяина Леса земля под ногами слегка вибрировала, а в кронах деревьев шевелились глаза невидимых существ. Они следили за ним, готовые выполнять любой приказ.
В деревне мужики всё ещё ели и пили. Конюх продолжал, хриплым голосом:
– А скажите, вы попробовали… да? Правда вкусная она?
– Мы не понимаем… – пробормотал один из мужиков. – О чём вы?
– Ели мясо, мужики… пивом запивали… – повторял конюх, словно заклинание. – Но понять вы не могли, и в этом ваша вина.
Вдруг дверь распахнулась, и вошёл Шут. Он быстро оглядел стол, а затем крикнул:
– Ох, какие у вас лица! Кто осмелился не уважать хозяина стола? Я вижу, тут кто-то обедает с тайной на сердце!
– Шут, – сказал Король, присев на скамью, – хватит своих шуток. Здесь дело серьёзное.
– Да нет, государь, – ответил Шут, – просто конюх явно нашёл способ развлечь своих гостей. Но если вдуматься… кто знает, что за мясо они ели на самом деле?
Мужики побледнели и посмотрели на конюха. Он же только улыбался, обмахивая руки.
– Не важно, – сказал он, – важно, что вы все здесь. Ибо скоро лес проснётся.
И действительно, где-то вдалеке, в самом сердце леса, Хозяин Леса поднимал руки к небу. Его арбалет был заряжен, нож сверкал в лунном свете, а вокруг него плясали духи и лохматые твари.
– Люди, волки, медведи и даже вампиры признают мою власть, – говорил он, – и в этом они правы. Ни один смертный не осмелится бросить мне вызов.
Внезапно среди деревьев появился король с небольшим отрядом стражи.
– Хозяин Леса! – крикнул он. – Прекрати свои действия! Это моя земля, мои подданные!
Хозяин Леса лишь усмехнулся:
– Ты думаешь, король, что твои законы могут остановить силу леса? С тех пор как я взял власть, все боятся меня. Даже твои люди подчиняются мне тайно.
– Мы пришли не для того, чтобы бороться, – ответил Король, – а чтобы понять. Чтобы найти способ жить вместе.
– Жить вместе? – удивлённо произнёс Хозяин Леса. – Люди слишком слабые. Они не знают, чего хотят. Я же показываю им, кто здесь хозяин.
Шут вмешался:
– Слушайте, господа, а что если не воевать, а… попробовать поговорить с ним?
– Говорить? – засмеялся король. – Это лесной демон! Он управляет душами!
– И всё же, – сказал Шут, – стоит попробовать.
Мужики из деревни тоже собрались у края леса, привлечённые шумом. Они смотрели на Хозяина Леса и шептались между собой:
– Он действительно могуч…
– Видите, как лохматые твари ему служат?
– Я бы никогда не рискнул идти к нему один.
Хозяин Леса поднял арбалет, но не стрелял. Вместо этого он наклонил голову и сказал:
– Если вы хотите жить, вы должны уважать правила леса. Здесь всё иначе, чем в ваших деревнях.
Король сделал шаг вперёд:
– Тогда пусть будет мир. Мы признаём твою власть в лесу, но оставь людей в покое.
Хозяин Леса посмотрел на него, а затем на мужиков и Шута. Его губы изогнулись в едкой улыбке:
– Вечная мука, вечная скука… – сказал он тихо, – но согласен. Сегодня я пощажу вас.
Так Хозяин Леса остался властелином леса, а деревня продолжала жить своей жизнью. Мужики возвращались домой, рассказывая истории о могучем хозяине, о лесных духах и о том, как им удалось остаться живыми.
Шут вернулся к Королю:
– Видите, государь? Даже в самой тёмной ночи можно договориться с чудовищем.
Король кивнул:
– Сегодня мы узнали, что власть – не только в мечах и арбалетах, но и в понимании, в диалоге.
Хозяин Леса снова растворился среди деревьев, а ветер шептал его имя, напоминая, что лес живёт своей жизнью, а он – её бессменный хозяин.
Глава 3. Пивной Череп
Темнело за окном. Ночь медленно опускалась на деревню, а за кухонным столом сидели мужики. Весь вечер дождь бил по крыше, создавая ритм, как будто сам небесный барабанщик дирижировал этим хаосом. Гром гремел где-то у реки, разрезая темноту.
– Слышали, как гремит? – хрипло сказал один из мужиков, отпивая пиво. – Похоже, ночь будет неспокойной.
– Неспокойной? – усмехнулся другой. – А что нам до грозы, когда мы сидим в тепле и с мясом на столе?
В доме шло веселье и гульба. Мужики смеялись, шутки летели по комнате, кружки с пивом звенели о стол. Никто не знал, что в этот миг на чердаке спал охотник Себастьян. Спокойный, уверенный, вечно с ружьём наготове – он был хранителем леса и тайной границы между миром людей и миром диких зверей.
Но вдруг с его лицом произошло странное. Оно почернело, кожа сморщилась, и он стал дряхлым, как старик. Себастьян открыл глаза и прошептал сам себе:
– Охотник… охотник… охотник…
Он сел на кровать, пытаясь понять, что с ним случилось. Сердце билось чаще, а слух уловил еле слышный шорох внизу.
Закончилась гроза, дождь стих, и на небе появилась полная луна. Её холодный свет серебрил мокрую землю, отражаясь в лужах и на листьях деревьев. В тот же миг во двор повалил подвыпивший народ. Мужики с криками и смехом шли по улице, толкаясь и распевая песни, будто не замечая, что ночь скрывает что-то гораздо более зловещее.
Но вдруг из темноты раздался рёв, такой, что кровь стыла в жилах. С петель слетела старая дверь дома, и на шумную толпу обрушился ужас: огромный зверь, покрытый тёмной, блестящей шерстью, вонзил глаза в каждого, кто осмелился смотреть.
– Охотник! – прошептал кто-то, и это имя разнеслось эхом по всей деревне.
Себастьян, почувствовав силу зверя, схватил ружьё и выскочил из дома. Но не для того, чтобы стрелять. Нет. Он понимал, что это испытание – встреча с чем-то старым, с чем-то, что ждет его тысячи лет.
– Охотник… охотник… – повторял он, глядя на темного зверя.
С зарёй запели петухи, и хвойный лес зашелестел, словно дыхание древнего духа пробудилось. На поле у реки лежало пять кровавых тел – жертвы ночной ярости. Мужики бледнели, понимая, что столкнулись с чем-то сверхъестественным.
Себастьян подошел к зеркалу в доме, взглянул на себя и с лёгким смехом сказал:
– О, как я сладко спал!
Да, он был охотником, но теперь он понял: ночь – его союзник и враг одновременно. Охотник… охотник… охотник…
В заросшем парке неподалёку стоял старинный дом. Забиты окна, мрак царил в нём извечно. Когда-то там жил старый слепой маг, умерший зимой. Его имя уже почти забыли. Соседи не хоронили его, лишь заколачивали двери и окна, пытаясь забыть страшное место.
Но стены хранили его голос. И вот однажды, когда Себастьян пришёл к этому дому по слухам о странных событиях, он услышал этот ужасный голос во мгле:
– Мне больно видеть белый свет…
– Мне лучше в полной темноте…
– Я очень много-много лет мечтаю только о еде…
Звуки были такие живые, что Себастьян почувствовал, как сердце сжалось. Он сделал шаг внутрь, и половицы под ним скрипнули, будто предупреждая: «Не ходи сюда».
– Мне слишком тесно взаперти, – продолжал голос. – И я мечтаю об одном: скорей свободу обрести, прогрызть свой ветхий старый дом, проклятый старый дом!
Охотник медленно достал нож, проверил натяжение арбалета. Он понимал, что магия старого слепого теперь превратилась в сущность, живую и голодную.
– Я пришёл за тобой, – сказал Себастьян. – Но не для того, чтобы убить. Я хочу понять.
И тишина ответила ему, прежде чем снова раздался голос:
– Свобода… свобода… и еда…
Себастьян поднял руку, и лес вокруг начал шевелиться. Листья шептали, деревья наклонялись, словно желая защитить своего хранителя. Он почувствовал, что даже старый маг, хоть и мертвый, уважает силу леса.
Тем временем, в деревне, Король и Шут прибыли посмотреть, что происходит. Король был серьёзен, с суровым взглядом, Шут же прыгал на месте, пытаясь разглядеть хоть что-то среди темных силуэтов деревьев.
– Ничего не понимаю, – сказал Король, – кажется, лес ожил.
– Да, государь, – улыбнулся Шут, – но кто ожил? Этот старый дом или охотник? Или всё вместе?
Вдруг из дома старого мага выскочил силуэт зверя, который не был ни зверем, ни человеком. Он пронесся сквозь деревню, а мужики закричали и разбежались.
– Охотник! – закричал Король. – Что происходит?
Себастьян вышел навстречу зверю. Но вместо того, чтобы стрелять, он опустил оружие. Зверь замер, словно узнав хозяина.
– Ты видишь, – сказал Себастьян, – всё это лишь испытание. Никто не может жить в лесу без уважения к его законам.
– А голос? – спросил Шут, дрожа от страха и восторга.
– Голос старого мага. Он голоден и зол, но уважает силу леса. Если ты его понимаешь, – сказал Себастьян, – то и он позволит тебе пройти.
Король кивнул. Он понимал, что сила – не всегда в мечах. Иногда мудрость и терпение сильнее любого оружия.
В ту ночь лес и деревня словно соединились. Мужики больше не пили пиво за столом, а прятались за домами, наблюдая, как Охотник Себастьян управляет темной силой. Старый дом больше не был проклят – он стал местом встречи силы и разума.
– Мы поняли, – сказал Король. – Сила леса – это не зло, если её уважать.
– И если бы не твой ум, Шут, – добавил он, – мы бы не поняли, что за ночь происходит на самом деле.
– Всё равно страшно, – пробормотал Шут, – но весело.
– Охотник… – сказал Себастьян, смотря на деревню, – охотник должен быть не только сильным, но и мудрым.
И ночь закончилась. Дождь перестал, гром утих, луна скрылась за облаками. Мужики вернулись в дома, Король и Шут покинули деревню, а Себастьян, хранитель леса, остался на чердаке. Его глаза блестели в темноте, а голос вновь прошептал:
– Охотник… охотник… охотник…
Так закончилась ночь, но лес и его хранитель знали: испытания ещё впереди, и только те, кто уважает силу природы, смогут пережить её.
В королевстве давно говорили, что Шут знает всё обо всех – иногда слишком буквально.
– Слушай, государь, – начал он, глядя на пламя в камине, – мне тут рассказывали, что на границе леса появился странный… человек. Или не человек. Кто-то звонит… с того света!
Король поднял бровь:
– Со… с того света?
– Да-да! – кивнул Шут. – Звонит, а отвечать некому. Говорят, там есть оператор, который рулит всем, и всё время кто-то на линии.
– Ты шутишь, – сказал Король. – С того света?
– Ни разу, государь! – ответил Шут. – Я слышал, как он говорит: «Эй, брат, привет! С того света шлю тебе привет! Говори скорее, времени нет!»
Король нахмурился:
– Если это правда, надо разузнать, кто так дерзко вмешивается в наши дела.
И вот ночью, когда замок утонул в тишине, раздался странный звонок. Не из зала, а будто откуда-то из стен, из самого воздуха. Шут дернулся, а Король ухватился за подлокотник трона.
– Эй! – раздалось в коридоре. – Кто говорит?!
– Эй, брат, привет! – раздался металлический, глухой голос. – Я на связи, жду ответ! Говори скорее, времени нет!
Шут поднял руки:
– Вот видите, государь! Это прямо со… того света!
– А кто этот «оператор»? – спросил Король.
– Никто не знает, – пожал плечами Шут, – но он рулит делами, всем помогает… и берёт плату!
– Платить? – изумился Король. – Но мы ведь не просили!
– Не спрашивайте меня, – сказал Шут. – Каждая копеечка вложена с толком. Хочешь поговорить – сначала заплати!
В зале повисла тишина. И внезапно старый звонок, который никто не трогал, зазвенел. Кто-то дёрнул за рычаг, и послышался голос:
– Нет, заплати, а потом со мною говори! Что «але»? Куда иди?! Говори скорее, воду не мути!
Король скрестил руки:
– Значит, это не шутка. Кто-то управляет всем, даже из-за могилы.
– А я вам говорил! – подпрыгнул Шут. – Мертвый говорить не может, но этот может!
В это же время, на другом конце королевства, далеко за замком, бушевало море. Старый моряк стоял у руля, стиснув зубы, пока северный ветер рвал паруса. Он знал, что завтра утонут три корабля – обычное дело для него. Но на душе было тревожно: каждый раз, когда море становилось жестоким, казалось, что сам бог шепчет о бедах.
– Северный флот, только вперёд! – кричал он, оглядываясь на команду. – Ублюдки, снять паруса! На абордаж!
Команда, истощённая долгим плаванием, молчала. В трюме не осталось мяса, пиво кончилось. Каждый смотрел на горизонт, ожидая катастрофы, но моряк знал: терпение – это сила.
– Сколько ещё до великого Рима? – спросил один из юнг.
– Нам будет трудно, – ответил старик, – но это терпимо. Словно как баба ждет нас нажива.
Моряк знал, что впереди ещё долгий путь. Холода ждут замученных воинов, а Северный флот идет вникуда, по земле, забытой богом. Но враг будет плакать – всё было не зря.
Тем временем в замке звонки не прекращались. Шут заметил, что даже стены замка словно вибрировали от энергии оператора с того света.
– Государь, – сказал он, – если мы не заплатим, он не оставит нас в покое.
Король вздохнул:
– Так значит, придётся играть по правилам.
– Я не понимаю… – пробормотал Шут, – ничего не знаю… я рулю делами и всем помогаю, а он всё равно быстрее меня!
– Тихо, Шут, – сказал Король, – слушай, что он говорит:
– Что тебе надобно, братец мой? – раздался глухой голос. – Ты же ведь умер, бог с тобой!
Шут и Король переглянулись. Никто не мог понять, кто на самом деле стоит за этим голосом.
– Мы не умерли! – сказал Король. – Кто ты?!
– Я управляю всем, – ответил голос, – если желаешь говорить со мною долго, каждая копеечка вложена с толком. Нет, заплати, а потом со мною говори!
Шут содрогнулся:
– Он… он берёт деньги даже с живых!
– И со мёртвых тоже, – добавил Король. – Нам нужно что-то придумать.
На рассвете старый моряк заметил, как море утихло. Волны перестали разбиваться о борта кораблей, а ветер стих. Команда устало вздохнула. Старик, держа руль, посмотрел на горизонт:
– Слава богам, ещё один день остался за нами, – сказал он. – Северный флот жив.
Но в глубине души моряк понимал: впереди новые штормы, новые корабли утонут, а люди вновь вспомнят силу ветра и моря.
В замке же Оператор с того света продолжал звонить. Шут пытался разговаривать с ним:
– Эй, брат, привет! – сказал он, имитируя голос. – Говори скорее, времени нет!
Но оператор только повторял:
– Телефоны все трезвонят… кто-то что-то в трубку гонит… связь плохая – это, может… мертвый говорить не может!
Король встал:
– Всё ясно. Это не просто голос. Это сама власть над временем, над звонками, над жизнью и смертью.
– Я понял, – сказал Шут. – Нужно платить. Но как платить тому, кто уже умер?
– Деньги тут ни при чём, – сказал Король. – Надо уважать правила. В этом сила.
На горизонте снова поднялся ветер. Моряк крепко держал руль, вспоминая голос оператора и крики мужиков из замка. Он понимал: сила ветра и моря, как и сила того света, непредсказуема. Нужно лишь следовать её законам.
– Северный флот, только вперёд, – сказал он своим, – ублюдки, снять паруса, на абордаж!
Команда кивнула, зная, что их старый капитан никогда не ошибается. Они отправлялись в новое путешествие, словно и они были участниками игры между живыми и мёртвыми.
В замке звонки стихли только к полудню. Король сел на трон, а Шут спрыгнул к нему на колени:
– Эй, государь, – сказал Шут, – кажется, мы пережили ночь.
– Не только ночь, – сказал Король, – мы пережили связь с теми, кто уже не среди нас.
– И моряк там был тоже, – добавил Шут. – Чувствуется, как море и телефон связаны.
– Да, – кивнул Король. – Мир полон странностей. Кто-то рулит делами и помогает всем, кто умеет слушать.
Себастьян же, старый охотник, вновь посмотрел на своё отражение в зеркале:
– Охотник… охотник… охотник… – пробормотал он. – В мире много звонков, много ветров, много чудовищ. Но я всё ещё на страже.
И ночь осталась позади. Моряк продолжал вести Северный флот к новым берегам, мужики в деревне восстанавливали свои силы, Король понимал, что даже смерть можно уважать, а Шут тихо смеялся:
– Эй, брат, привет! С того света шлю тебе привет!
И мир вновь обрёл хрупкий порядок, пока ветер шептал свои древние законы, а звонки с того света напоминали, что никогда нельзя забывать ни живых, ни мёртвых.
Лес стоял тёмный и густой. Листва шуршала, в траве что-то шипело – змея, словно сторож леса, скользнула между деревьями. В небе плыли облака, а полная луна мягким светом осветила пруд в глубине глуши. Там я встретил компанию парней: они пили, ели, смеялись, весёлый пир разливался на опушке.
– Выпить все хотят со мной! – закричал один из них, поднимая кружку.
– Выпей, с нами пива, парень! – подхватили остальные. – Не стесняйся, пей скорей!
Я колебался. Мать всегда говорила: «С чужими, сынок, пить нельзя. А с демонами – никогда!» Но любопытство победило осторожность. Я взял кружку и сделал глоток. Пиво было странным, почти магическим. Голову мою словно понесло: она взмыла над землёй, руки и ноги словно потеряли меня.
– Боже, как это надоело! – подумал я, пытаясь удержаться на ногах.
Парни смеялись и подгоняли меня:
– Пей скорей! Пей, не жалей!
Я закрыл глаза. Мир вокруг закружился, и вскоре я уже стоял на берегу пруда, а лесная тьма стала казаться живой. Ветер шептал сквозь деревья, и каждый звук был странно знаком: шуршание листвы, всплески воды, шёпот далеких голосов.
– Смотри, – сказал один из парней, – сувенир теперь моя голова. Гладкий череп, а в нём живые глаза.
Я ахнул. Голова, стоявшая передо мной, была настоящей пепельницей, в которую можно было собрать монеты.
– Много денег стоит она, – продолжал парень, – но я нынче строг к себе. Друзья, пиво пьют без меня.
Я шагнул назад, и тут раздался знакомый смех. Это был Шут, который появился из темноты.
– А вот и я, – проговорил он, кувыркаясь между деревьями. – Чего вы тут делаете без меня? Лесная вечеринка, а меня забыли!
– Шут, – сказал я, – не шути так. Что за странные вещи творятся в лесу?
– Лес? – усмехнулся Шут. – Лес – это вечная сцена для шутовских проделок!
Вдруг из тени вышли два вора, скуля от напряжения, оглядываясь по сторонам. Они только что скрылись от погони и решили поделить украденное золото. На старом кладбище, вечернею порою, они уселись на заброшенной могиле.
– Всё поровну, – сказал один, разглядывая монеты. – Но последняя монета… она моя. Я лучше дрался!
– Да что б ты делал без моего совета? – возразил другой. – Отдай монету, а не то я рассержусь!
– Мне наплевать, – сказал первый, – я твоей злости не боюсь.
– Но ведь я похитил деньги, – напомнил второй, – без моих идей ты и шагу не шагнул!
Спор разгорелся с новой силой. Воры схватились за оружие, угрожая друг другу. Но тут кто-то предложил:
– Что же делать нам с монетой? – сказал первый вор. – Давайте отдадим покойнику.
– Отлично! – согласился второй. – Так тому и быть!
Они положили монету на могилу. Но тогда земля зашаталась, и из неё появился мертвец. Кости его гремели, голос был глухим:
– Довели меня, проклятые, ей-богу, довели!
Воры вмиг переглянулись и бросились прочь, а мертвец, подняв монету, исчез обратно в землю.
– Хой! – прокричал Шут, прыгая на корточках. – Вот и ночная мистерия!
Я понимал, что лес – не просто лес. Здесь живут духи, чудеса и проклятия. И Король, появившийся из тёмного леса, смотрел на нас с высока. Он казался одновременно величественным и странным:
– Что здесь происходит? – спросил он, глядя на весёлую, но испуганную компанию.
– Выпить со мной пива, государь, – сказал Шут. – И не стесняйся, пей скорей!
Король нахмурился:
– Я пришёл узнать правду. Лес хранит свои тайны. Кто смеет смеяться здесь без меня?
– Мы, – сказал я, – но не просто смеёмся. Мы учимся уважать лес, его магию, его духи и чудовищ.
– Вижу, – кивнул Король, – но шут и два вора не оставят покоя.
И правда, воры всё ещё прятались среди деревьев, переглядываясь и бо́ясь вернуться к кладбищу. Шут подпрыгнул:
– Всё ещё думаете, что золото можно делить просто так? Нет, господа, лес правит своим порядком!
Я посмотрел на Череп-пепельницу. Он словно напоминал: каждое действие имеет последствия. Я вздохнул, а Король сказал:
– Похоже, ночь будет длинной. Но я вижу, кто достоин уважения.
И мы уселись вокруг костра. Пир продолжился. Мы пили, ели, смеялись, слушали шепот леса и всплески пруда. Мягкий свет луны играл на листьях, а облака медленно плыли по небу.
– Выпей, с нами пива, парень! – крикнул Шут. – И ты поверь, уж мы-то знаем толк в напитках!
Я взял кружку, вспомнил слова матери и подумал о демонах. Мы – живые, а лес – вечный. Иногда лучше слушать осторожность, а иногда – довериться ночи.
На рассвете воры уже не показывались. Мертвец вернулся в землю, забрав монету. Пир прекратился, но память о ночи осталась. Голова-«сувенир» тихо лежала рядом, напоминая о магии леса.
– Всё кончено, – сказал Король. – Но лес, Шут и духи ещё покажут нам свои силы.
– А мы будем готовы! – сказал я, поднимая кружку.
– Пей скорей! – добавил Шут, – пей и не жалей!
И лес вновь погрузился в тишину. Только шорох листвы и лёгкое плескание пруда напоминали о том, что магия не исчезла, а ночь ещё хранит свои тайны.
Мы разошлись по домам, но каждый из нас понимал: лес, золото, духи и шутовство переплелись в одну историю, которая ещё долго будет жить в наших воспоминаниях.
– Эй, брат, привет! – подумал я вслух. – С того света или нет – кто знает. Главное, мы остались живы, и ночь показала нам, что веселье и опасность всегда идут рядом.
Глава 4. Король и Шут
Лесная чаща дышала холодом ночи. Луна, как серебряный глаз, смотрела сквозь ветви, и каждый шорох казался голосом невидимого зверя. Я шёл по тропинке, чувствуя тяжесть в сердце. Когда-то я был человеком, но медведь, зверь внутри меня, забрал все мои чувства, оставив лишь пустоту.
– Я жив, покуда я верю в чудо… – бормотал я, шагая по снегу, – но должен буду я умереть.
Ночь казалась бесконечной. Сердце стучало, и каждый шаг отдавался эхом в тёмной чаще. Я вспомнил, как когда-то был медведем и проблем не знал. Жизнь человека принесла новые мучения: любовь, страх, сомнения. Любовь моя, как смерть, была опасна, а моя судьба мне неподвластна.
– Мой бедный разум дошёл не сразу… – подумал я, – до странной мысли: я человек.
На опушке парка я встретил его – здоровяка с широкой улыбкой. Он шёл лёгкой походкой, словно ночь была его домом. Вдруг он остановился у тихого пруда и заметил фигуру. Это была гадалка, старая и странная, с хриплым смехом и глазами, блестевшими, как лёд на снегу.
– Скажи мне, – обратился к ней парень, – сколько мне осталось дней? Как я умру?
Старуха бросила карты на снег, и они разлетелись, словно птицы. Луна отражалась в их блестящих гранях. Она прищурилась и сказала:
– Весь в крови несчастный Валет, а над ним ужасная Дама с ножом в руке!
– Что ты хочешь мне сказать? – воскликнул здоровяк, руки потирая. – Я не понимаю!
Гадалка лишь засмеялась хриплым смехом. И в тот же миг блеснул нож, скользя по снегу, а её голос прорезал ночь:
– Прямо щас и прямо здесь будет тебе плохо!
Я замер. Сердце забилось быстрее. Ветер шептал сквозь деревья, а лес казался живым. Где-то рядом раздался глухой рёв – медведь внутри меня проснулся. Время остановилось, и я понял, что эта ночь не простая: здесь переплетены судьбы, магия и смерть.
– Моя судьба мне неподвластна, – прошептал я, ощущая, как зверь во мне готовится вырваться. – Любовь моя, как смерть, опасна.
Вдруг появился Колдун, пьяный и упрямый. Он опирался на посох, глаза его блестели безумно, а роса на лице напоминала ночные слёзы.
– Ты ищешь ответ? – проговорил он, качаясь на ногах. – Его не найти, а если найдёшь, то потеряешь себя.
Я почувствовал дрожь. Колдун был силён, но странно беспомощен. Его руки тряслись, а смех рвался наружу, как ветхий заклинательный свиток.
– Я был медведем, проблем не знал, – сказал я вслух. – Зачем людских кровей я стал?
– Ха-ха! – хохотнул Колдун. – Человек, зверь, смерть и любовь – всё переплетено в одну нить!
Лес вокруг нас зашумел. Ветки трещали, снег сыпался с ветвей, и под ногами слышался скрип. Луна осветила фигуры Валета и Дамы, что стояли на противоположном берегу пруда. Валет весь был в крови, а Дама держала нож. Их глаза встретились с моими, и я почувствовал, как магия ночи проникает в каждую клетку моего тела.
– Забрали чары души покой, – подумал я. – Возник вопрос: кто я такой?
– Человек, зверь, или и то, и другое? – прошептал Шут, появившийся из тени, кувыркаясь на снегу. – Ты можешь выбрать только один путь.
– Путь человека опасен, – ответил я, – а путь зверя – разрушителен.
В этот момент Валет двинулся вперёд, а Дама подняла нож. Я почувствовал, как внутри меня медведь взвыл. Зверь хотел напасть, хотел защитить, хотел разорвать всё вокруг.
– Стой! – закричал Шут. – Это не игра!
Колдун шагнул вперёд, опершись на посох. Его дыхание было прерывистым, но слова звучали уверенно:
– Чтобы выжить, нужно понять, кто ты есть. Человек и зверь могут жить в одном теле, но лишь если ты примешь обе стороны.
– Я боюсь, – сказал я, – я боюсь своей силы и того, что могу потерять всё.
– Страх – твой союзник, – улыбнулся Шут, – но не враг. Он покажет, где конец, а где начало.
Валет поднял руку с кровавым мечом, а Дама шагнула ближе. Я видел, как их глаза горят, и понял: если я не овладею зверем внутри, они уничтожат меня.
– Мой дар – на двух ногах ходить, – подумал я. – Я должен выбрать, кем быть: человеком, или медведем.
И тогда что-то внутри меня переменилось. Медведь замер, затаился, а я почувствовал, что могу двигаться свободно, обдуманно. Вздохнув, я шагнул вперёд к Валету и Даме, но не с оружием.
– Вы слышите меня? – спросил я, – вы хотите сражаться, но вы сами пленники страха.
Валет моргнул. Дама не опускала нож, но движения её стали медленнее. Я протянул руку, и чудо произошло: их глаза на мгновение смягчились, а напряжение в воздухе растворилось, как туман.
– Я жив, покуда верю в чудо, – повторил я про себя. – И только если я приму обе стороны, я буду свободен.
Шут подпрыгнул и закричал:
– Ха! Вот это игра!
Колдун усмехнулся:
– Теперь ты понял… ночь учит каждого по-своему.
Медведь внутри меня зарычал, но не нападал. Он понимал, что сила человека и сила зверя могут быть союзниками. Я сделал шаг назад, Валет опустил руку, а Дама убрала нож в чехол.
– Вы свободны, – сказал я им. – И я свободен.
Лес, казалось, вздохнул вместе со мной. Луна осветила всё вокруг мягким светом, и первые лучи рассвета коснулись снега. Ночь подходила к концу, но урок был выучен.
– Чудо живёт в каждом из нас, – сказал я, – нужно лишь научиться доверять.
Шут кувыркнулся на снегу и сказал:
– А теперь пора веселиться! Пей скорей, ведь ночь прошла, а день только начинается!
Колдун покачал головой и прошептал:
– Помни: сила внутри тебя – это дар и проклятие одновременно.
Я посмотрел на медведя внутри себя. Он уже не был врагом, а союзником. Мы шли вместе, принимая свои темные и светлые стороны.
Валет и Дама исчезли в утреннем тумане, Шут скакал по опушке, а Колдун растворился, оставив после себя лишь запах лесного дыма и волшебства.
Я стоял у пруда, снег таял под первыми лучами солнца, и сердце наполнялось чем-то новым – силой, пониманием и верой в чудо.
– Любовь моя, как смерть, опасна, – подумал я, – но если я смогу управлять зверем внутри, я смогу жить и любить.
И медведь внутри меня рыкнул тихо, почти ласково, словно говоря: «Да, теперь мы вместе».
Ночь закончилась, но история только начиналась. Я был человеком и зверем одновременно, и теперь знание этой тайны делало меня сильнее любого Колдуна, Шута, Валета или Дамы.
Много дней грустил Король. Его народ видел, что государь померк, словно свеча в пустом храме, но никто не знал, что за беда точит его сердце. Хмурые пиры, тяжёлые думы, длинные ночи – и каждый новый рассвет приносил ему лишь скуку и тоску.
И вот однажды кто-то из приближённых привёл во дворец маленького карлика-шута. Шут был уродлив и смешон: сгорбленная спина, колпак с бубенчиками, глаза – как у безумца, вечно горящие странным огнём. Карлик прыгал, кривлялся, визжал нелепым голосом, и народ в зале безумно хохотал. Даже король, впервые за многие месяцы, натянуто улыбнулся.
Но веселье длилось недолго. Шут не прекращал плясать и кричать, пока вдруг Король не схватился за сердце и не рухнул на пол.
В зале наступила тишина. Стражники бросились схватить карлика, но он, словно мяч, выскальзывал из рук, бегая по мраморным плитам и заливаясь безумным смехом. За ним кинулись придворные, но никто не мог поймать шута. Казалось, его тело не подчинялось законам мира, а смех звенел так, будто рушились своды дворца.
Тогда народ впервые услышал песнь, будто сама Судьба её прошептала:
«Хо! Хо! Всё кверх дном!
Хо! Хо! Всё ходуном!
Хохот со всех сторон —
Хохот в весёлом царстве!»
С тех пор Король так и не поднялся. Народ, одурманенный весельем, медленно сходил с ума. Сначала стражники, затем придворные, потом простые горожане – все они хохотали, падали на землю, забывали о хлебе, о доме, о жизни.
Летели месяцы, годы, и не стало в королевстве ни власти, ни порядка. Остался лишь карлик-Шут – вечный властелин смеха, чьё царство было весёлым, но пустым.
Но далеко от дворца, в глухом лесу, жила женщина. Ведьма.
В детстве ей цыганка предсказала: «Полюбишь сильно – погубишь. Верности не простишь, и в гневе великом обернёшь милого своего в осла». Сначала девушка смеялась над этими словами, но пророчества, как правило, не смеются – они ждут часа своего.
Она действительно полюбила. Юноша был добр, красив и нежен с ней. Но измена пришла, как грозовая туча, – и тогда ведьма потеряла над собой контроль.
В её сердце вспыхнула тьма, и несчастный стал стонать, серой шерстью обрастать, голос его сорвался на хриплое: «Иа-а…» – и вместо человека пред ней стоял дрожащий осёл.
Ведьма рыдала. Любила – и ненавидела. Силой она была наделена, но её любовь оказалась проклята. Осёл ходил за ней всюду, неотступно, глядя в её глаза человеческой тоской. Она пыталась вернуть его облик – травами, заговорами, слезами. Но тщетно.
Осёл бил копытами, вертел хвостом, будто хотел сказать: «Верни мне мою душу!» – но чары были сильнее её воли. И тогда ведьма пела, будто сама себе:
«Ведьма я, эх ведьма я,
Такая вот нелёгкая судьба моя.
Силой я наделена,
Но на беду любовь моя обречена…»
Скоро любимый понял: до заката своих дней он будет страдать в теле зверя. И, потеряв надежду, приблизил свой конец – что-то выпил, что-то съел, и сердце его остановилось. Осёл упал в траву, и в глазах его погас последний свет.
С тех пор ведьма осталась одна. Её любовь умерла, её дар оказался проклятьем. И каждый вечер, когда солнце клонится к лесу, она слышит в ветвях жалобное «иа-иа», будто дух её возлюбленного всё ещё бродит рядом.
Так встретились две судьбы: царство Шута и слёзы Ведьмы.
В королевстве больше не было ни власти, ни порядка – только хохот и безумие. В лесу больше не было любви – только скорбь и проклятие.
И в этих песнях – всё, что осталось от некогда великого королевства.
В ту зиму Новый год тянулся уже пятую ночь подряд. Никто в городе не помнил, как давно он начался, и никто не мог остановить веселья. Казалось, сама луна застыла над крышами, а колокола били в полночь снова и снова.
В трактире у городской площади не стихали крики. Толпа требовала рома:
– Дайте ром! – кричали одни.
– Хой-хой! – вторили другие, и крик их был подобен грому.
Трактирщик, старик с усталым лицом, только разводил руками: в погребе давно пусто. Еда съедена, кувшины осушены, бочки перевёрнуты. А люди требовали ещё.
– Что ты нам суёшь? – орали гости. – Шахматы, лото? Ты трактирщик или кто?
Пианист, которого вытолкнули к роялю, пытался играть, но вскоре рухнул под инструмент – пьян и обессилев. Скрипач уронил смычок, а его скрипка разлетелась о стену. Приличный люд превратился в сброд, и некому было унять безумие.
Старик-трактирщик прижимал ладони к ушам. Народ был озлоблен. Ещё немного – и разнесут трактир по брёвнам.
И тут дверь распахнулась. Вошёл аббат, а за ним – Шут. Никто не понял, как они очутились вместе. Один – в рясе, другой – в ярком колпаке с бубенцами. Они прошли в центр зала и, оглядев толпу, объявили:
– Мы накормим вас! – сказал аббат.
– И развеселим! – добавил Шут.
Они сварили пищу из богословских тем и шутовских затей: аббат читал проповедь, Шут её высмеивал, и вместе это походило на пир духа. Народ на миг притих, слушая и смеясь. Но стоило лишь миновать полночь, как крики раздались вновь:
– Рому! Нам нужен ром!
А рома всё не было.
Тем временем, за городской стеной, далеко у леса, жил садовник. У него был сад, про который говорили – чудесный и опасный. Никто не возвращался оттуда с пустыми руками, но и с чистой совестью тоже.
В ту ночь, когда город сходил с ума в трактире, в доме неподалёку от площади трое сестёр не давали покоя брату.
– Сходи, – говорили они, – ночью за цветами в сад чужой. У садовника такие цветы, что любая красавица позавидует. Принеси нам букет!
Парень сперва отмахивался, но напор сестёр был нестерпим. Наконец он взял нож и пошёл, скрывшись в темноте.
Час прошёл. Другой. Брата всё не было. Сёстры ждали, тревожились. За окном рассвело. И только петухи запели, как в дверь постучали.
На пороге стоял сам садовник. С улыбкой во весь рот он положил на стол букет свежих цветов – и исчез, не сказав ни слова.
Сёстры бросились к цветам… и застыли с раскрытыми ртами. Среди благоухающих бутонов лежала голова их брата.
Весть о страшной находке разлетелась по городу. Но народ, обезумевший от бесконечного праздника, только хохотал:
– Голова среди цветов? Ну и что! Здравствуй, Новый год!
Трактирщик рыдал, но никто не слушал. Шут шутил, аббат крестился, а пианист снова уснул под роялем. Всё смешалось – смех и ужас, молитва и пьянство.
И вот тогда произошло то, чего никто не ожидал.
Пол под трактиром задрожал, свечи мигнули, а в дверях показался Король. Его давно считали умершим – говорят, он умер от смеха на собственном пиру. Но теперь он стоял живой, хотя и мрачный, словно восставший из могилы.
– Кто осмелился править моим народом? – прогремел он.
Все стихли. Только Шут, не моргнув, встал перед ним:
– Я, государь. Народ хотел смеха – и я дал ему смех. Народ хотел рома – и я требовал рома. Народ хотел цветов – и садовник их принёс. Но если ты вернулся, может, поделим трон?
Король всмотрелся в толпу: пьяные лица, разбитые инструменты, головы, склонённые в страхе.
– Вы превратили моё царство в безумный балаган, – сказал он. – Но, быть может, именно этого оно всегда и хотело.
Он поднял кубок, который протянул ему трактирщик дрожащими руками. Кубок был пуст. Король засмеялся – низко, хрипло, так, что у всех по коже пошёл холод.
– Что ж, пусть будет так. Дайте им рому!
И в тот же миг пустые бочки наполнились. Кувшины засияли, как если бы в них плескалось не вино, а лунный свет. Народ взревел от восторга.
Трактирщик упал на колени: его спасли. Пианист вскочил, заиграл – и рояль сам откликнулся, звуча чище, чем когда-либо. Аббат перекрестился, но и сам поднял кубок. Шут, довольный, кувыркнулся через стол и обнял Короля.
Только садовник стоял в стороне, держа в руках свой кровавый букет. Его цветы не нуждались в чудесах: они всегда росли на жертвах.
С той поры в городе смех и ужас переплелись. Каждый Новый год длился столько, сколько захочет народ. Король и Шут сидели рядом на троне: один правил смехом, другой властью. Пианист играл, трактирщик лил ром, аббат окстился и пил вместе с остальными.
А в саду у леса продолжали цвести чудесные цветы. Каждый, кто хотел их сорвать, знал: цена будет уплачена. Но город не заботила цена. Они смеялись, пили и кричали:
– Дайте рому! Хой-хой!
И крик их был подобен грому.
Глава 5. Жаль Нет Ружья
Рассвет поднимался над землёй медленно, почти робко, словно боясь потревожить спящий лес. Солнце расправляло свои первые розовые лучи над кронами деревьев, отражаясь в озере, где клубился белый туман. В овраге под горою шелестела листва, и утренний ветер играл с росой на траве, заставляя её мерцать, как сотни маленьких звёзд.
Король, давно оставивший свои покои, стоял на холме, наслаждаясь этой дивной порой. Он любил утро не меньше, чем веселье и пиры, и сейчас, когда мир казался таким простым и божественным, он испытывал редкую, почти детскую радость.
– Как прекрасна природа и проста, – пробормотал он, глядя на облака, медленно плывущие по голубому небу, словно белые корабли, бороздящие небесный океан. Тёплый ветерок колыхал траву на полях, где коровами истоптана земля, и Король думал, что это – настоящее счастье: просто стоять и наблюдать.
Рядом с ним, как тень, шел Шут. Яркий колпак с бубенцами на голове, глаза блестели, а на лице играла привычная улыбка. Он тоже любовался утренней зарёй, но взгляд его был другим – хитрым и внимательным.
– Ты, государь, – начал Шут, – признаюсь, братцы вам не расскажут: я дедушку любил.
Король поднял бровь, но промолчал. Шут продолжал, словно обращаясь сам к себе, а не к Королю:
– Так он же бил меня? Клянусь, за дело бил! Он строгий был, зато учил. Всё, что знаю я, – от деда получил. А когда хотелось баловаться… ну, тут святое – врезать палкой по спине.
Король невольно улыбнулся. Шут говорил о детских воспоминаниях с такой теплотой и искренностью, что даже тень грусти коснулась его сердца.
– Не стало деда, – продолжал Шут, – и мне грустно от того, что не хватает подзатыльников его.
– Так что же с дедушкой случилось за беда? – спросил Король, смотря, как туман стелется по озеру. – У него здоровье было хоть куда.
– Увы, охотников в округе больше нет, – ответил Шут, – и стал всё чаще нас лесной зверь тревожить. Я думал, сделаю из волка колбасу, да где ж его найти теперь!
Они шли по тропинке, ведущей к селу. Скрипели старые колёса у телеги, кобыла шлёпала копытом по грязи. Шут говорил, а король слушал, словно эта история была важнее всех королевских дел.
– Уставший дед курил и думал о ночлеге, – продолжал Шут, – кобыле молвил: «Быстрей в село вези!» Но та тревожно в сторону леса поглядела. Волков почуяла. И дед скачи галопом, коли жить не надоело.
– Но вдруг кобыла резко в сторону метнулась, – сказал Шут, голос его понизился. – Порвала вожжи и помчалась вихрем прочь. Телега на бок в тот же миг перевернулась. Дедушка… был скушан в эту ночь.
Король сделал шаг назад, тяжело вздохнул. Шут остановился рядом с ним, молча глядя в туманное утро.
– Жаль, нет ружья! – произнёс он, и слова эти звучали как заклинание, призрачный шёпот в воздухе. – Свирепый хищник под вечер чертовски опасен. А до села – немало вёрст. Путь кобыле не ясен. Не ясен… Гони!
И тишина леса вдруг наполнилась какой-то странной тяжестью. Лишь утренний ветерок шуршал листвой, играя на краю обрыва. Король смотрел на лес, а в глазах его отражался ужас, который Шут так тщательно пытался смягчить юмором.
– Всё это – урок, – сказал Король, наконец. – Природа проста и божественна, но её нельзя недооценивать. Мы слишком часто смеёмся над её силой.
Шут кивнул. Он всегда понимал эти слова, хотя умел превращать их в шутку.
– Ну, государь, – сказал он, – и всё же утро прекрасно. Солнце поднимается, туман клубится над озером, листва шепчет свои тайны. Дивная пора, продолженье сна…
Они шли дальше, и лес постепенно оживал. Птицы начинали петь, кусты шуршали, как будто шепча им свои секреты. Король снова почувствовал спокойствие, забыв о политических интригах, придворных интригах и всех заботах.
– Видишь, государь, – улыбнулся Шут, – всё это напоминает, что жизнь прекрасна, даже если случается беда. Дедушка ушёл, зверь тревожит лес, но солнце всё равно поднимается.
Король кивнул. Он ощущал это как истину: даже в самых страшных событиях есть момент красоты.
– И всё же, Шут, – тихо сказал он, – нельзя забывать о тех, кого потеряли. Дедушка… – он замолчал, глаза его были полны тоски. – Живой урок природы и урок человечества в одном.
– Да, государь, – ответил Шут. – Природа божественна и проста. Но иногда она – коварная учительница.
В тот момент солнце поднялось выше, озаряя лес розовым светом. Лучи играли на траве, отражались в росе, превращая землю в сверкающее полотно. Король и Шут стояли на поляне, смотря на простую красоту природы, которая казалась им одновременно нежной и жестокой.
– Как здорово, что здесь нам довелось побывать, – сказал Король.
Шут только усмехнулся. Он знал, что счастье коротко, и уроки леса навсегда останутся с ними.
И в этом утреннем свете, в клубящемся тумане над озером, в шелесте листьев в овраге под горою, Король и Шут поняли: даже когда трагедия касается каждого, жизнь продолжается, красота мира вечна, и каждый новый рассвет – это шанс жить дальше.
– Продолженье сна, дивная пора, – тихо сказал Король, – как божественна природа и проста…
Шут кивнул, бросив взгляд на озеро, где белый туман медленно растворялся в солнечном свете, и добавил с усмешкой:
– Продолженье сна, государь. И пусть уроки леса будут нам в напоминание.
Так они шли по тропинке к селу, оставляя позади пустые телеги, опустевшие поля и ночные страхи. Их шаги звучали легко, словно лес сам благословлял их путешествие. И хотя память о дедушке, о звере и о перевернутой телеге оставалась с ними, Король и Шут чувствовали утреннюю магию, которая делала их сильнее.
Каждое дыхание ветра, каждый шорох листвы и отражение солнца в тумане напоминали о том, что жизнь и природа связаны, и что трагедии и радости переплетаются, создавая удивительную гармонию.
И пока солнце поднималось над землёй, утренний лес пробуждался полностью. Птицы пели громче, воздух становился теплее, и весь мир вокруг, казалось, приветствовал новый день, полный надежды и странного спокойствия.
Ноги тащили его по земле уже тысячу лет во мгле. Каждое движение давалось с трудом, но в этом бесконечном скольжении по теням была особая грация. Он – вампир, классный парень, если верить себе, и вечность была его неизменным спутником. Глаза зверя, горящие в темноте, позволяли видеть мир иначе: как переплетение теней, как паутину уличного света, которая никогда не достигала его ночного пути.
– Хой! – тихо пробормотал он, чувствуя, как холод пробирается по плечам. – Путь мой вечен.
Вампир всегда имел интерес к человеческому миру. Он любил наблюдать, как они спят, как смеются, как суетятся. Любопытно ему было, что вы называете душой, той самой слабостью, которую лелеете тайком в уме. Он убеждался в этом вновь и вновь: слабость людей делает их вкусными, делает их живыми в его вечной тьме.
Он не кусал всех подряд. Нет, жертву выбирал тщательно. Обычно это был сладкий гад – не слишком сильный, не слишком осторожный, но с ароматом крови, который пленял его на миг. И в этом выборке была почти своя эстетика. Он наслаждался процессом, чувствуя прилив жизни в чужой слабости, но при этом оставался к людям добрым. Не из жалости – просто злобы не было. Для него люди были обедом, а не врагами.
– Хой! – снова прошипел он, скрываясь в переулке. – Я живу, не видя дня, во мраке бесконечной ночи. И нет надежды у меня… В гробу смыкаю свои очи.
Тьма была его миром. Она обволакивала его как старая мантия, холодная и непробиваемая. Свет был врагом, а день – обманчивой иллюзией жизни, к которой он больше не принадлежал. Его вечное существование было сущим адом, но ему это нравилось. В этом аду он был хозяином.
Тем временем в соседнем королевстве, где рассвет и закат сменялись обычным человеческим ритмом, король медленно пробуждался в своих покоях. Его двор был тихим утром, но сердце тревожилось. На прошлой неделе в его замке появился странный шут. Его поступки были невообразимо безумны: он плутал по коридорам, выкрикивал странные фразы, и король, хотя и любил смех, чувствовал дрожь в душе, когда наблюдал за этим карликом.
– Шут, ты спишь? – спросил король, встав с постели и протянув руку к окну.
Шут, как обычно, усмехнулся, разминая колени. Его яркий колпак с бубенцами слегка коснулся пола.
– Я бодрствую, государь, – сказал он, скользнув взглядом по темным углам покоев. – Но вы не поверите, что я видел прошлой ночью.
Король хмуро взглянул.
– Шут, твои рассказы… они бывают слишком странны.
– Странны? – переспросил шут. – Да вы бы лучше видели то, что я видел сегодня ночью!
И тогда он рассказал историю, которая была страннее самой странности.
– Услыхал мужик под вечер вдруг в свою дверь странный стук, – начал шут, и глаза его блестели от возбуждения. – Едва шагнул он за порог, как что-то сбило его с ног! И увидел он… как вкатилась в дом живая голова! Она открывала рот и моргала!
– Голова?! – удивился король, хотя и был готов ко многим чудесам.
– Да, государь, – кивнул шут. – «Вот те на!» – пробормотал мужик и поднялся с пола. Но голова была не обычная. Она стала кусать его за ноги, и мужик снова упал!
– Чья это голова была? – спросил король.
– Безголовый тип ворвался в дом, – ответил шут, – схватил свою беглую бошку и посадил на плечи. Тут он издал крик: «Извини, мужик!» И, радостно смеясь, убежал, держа голову руками.
Король нахмурился. В его замке подобное было бы немыслимо.
– И это было ночью? – спросил он, не сводя взгляда с шута.
– Да, государь, – ответил шут, – но есть и хуже. Тот мужчина был всего лишь человеком, а в тёмных переулках города… – он сделал паузу, глядя на короля, – там ходит вампир.
Король почувствовал холод, который прошёл по спине.
– Вампир? – произнёс он тихо.
– Не простой, – продолжил шут, – а такой, что ноги его тащат по земле уже тысячу лет. Глазами зверя он видит мир, путь его вечен. И, хой, классный парень, если верить ему самому!
Именно в этот миг вампир появился на крыше соседнего дома. Его тёмная фигура выделялась на фоне розового рассвета. Он посмотрел вниз своими глазами зверя и почувствовал интерес. Люди ещё не пробудились, но их слабости уже манили его.
– Есть у меня интерес большой, – пробормотал он себе под нос. – Любопытно мне, что называете вы душой.
Он спрыгнул с крыши, тихо приземлившись на землю, и начал свой ночной обход. Он не кусал всех подряд. Он выбирал тех, кого считал сладкими гадками. И в этом выборе была его философия: наслаждаться, но не злоупотреблять.
– Хой! – прошипел вампир, – я живу, не видя дня, во мраке бесконечной ночи. И нет надежды у меня.
Король, наблюдая это, почувствовал смесь страха и восхищения. Шут же, наоборот, развеселился.
– Видите, государь, – сказал он, – вся жизнь вампира – сущий ад, но для него это праздник. Он к людям добрый, злобы нет. Просто… они для него обед.
Вампир медленно подошёл к двери дома, где ещё спал мужик с живой головой. Он почувствовал аромат крови и остановился. Его длинные пальцы, почти прозрачные в свете рассвета, слегка дрогнули.
– А ну стоять, дрожать, бояться, – сказал вампир себе, – но я не кусаю всех подряд.
Он выбрал цель, нежную и ароматную. Мужик вскрикнул, но вампир был быстрым, его движения – идеально отточенные. И всё же, как только он приблизился, мужчина очнулся.
– Чего ты хочешь? – закричал мужик.
Вампир улыбнулся. Не злой, а странно мирный.
– Я хочу лишь наблюдать, – произнёс он. – И наслаждаться.
В этот момент король, почувствовав, что опасность миновала, шагнул вперёд.
– Остановись, тьма, – сказал он твёрдо. – Не губи людей.
Вампир посмотрел на него своими звериными глазами, и в них мелькнуло понимание. Он кивнул, словно соглашаясь, что в мире есть границы, которые он пока не должен переходить.
– Моё время… – пробормотал он, – вы рады жизни – я смерти рад.
Смех Шута прозвучал в воздухе, и вампир исчез в тени, растворившись, как дым.
Шут подошёл к королю и сказал:
– Вот так, государь. Вечная ночь, вечная тьма, но даже вампир способен слушать. И, хой, всё ещё остаётся что-то человеческое в этом мире.
Король вздохнул, чувствуя, как утренний свет снова обволакивает их, а лес, город и все тени вокруг оживают под розовой зарёй.
– Продолженье сна, дивная пора… – тихо сказал он. – Как божественна природа и проста…
Шут улыбнулся, и вместе они наблюдали, как первый день нового века расправляет свои руки над землёй, а тьма отступает, уступая место свету.
Шут шагал по каменному двору, держа спину прямо, а колпак с бубенцами слегка покачивался при каждом его движении. Терпеньем он не обладал, и всё, что он делал, ему казалось лучше, чем предписывал обычай. Его глаза блестели от удивления, от чувства собственной дерзости. Судьба, в которую он был влюблён, давала ему право смеяться даже над королём, стоящим на возвышении тронного зала. Он был дураком в глазах придворных, но в душе чувствовал себя королём. Никто, как он, не мог видеть насквозь людей, никому не была дана такая свобода, такой дар остроумия и цинизма одновременно.
– Эй, вы, придворная толпа! – выкрикнул шут, вдыхая утренний воздух. – Я вас не вижу, я вас не слышу! Я отрешён!
Придворные, занятые своими интригами и сплетнями, подняли головы, некоторые фыркнули, другие ухмыльнулись. Но шут знал: его час настал. Он был готов к тому, что его могут растоптать ногами, как клопа. Он не боялся. Он видел тайны каждого, кто проходил мимо, видел ложь и лицемерие. Вельможи, к несчастью, не были честными.
– Терпеньем я не наделён, – говорил он сам себе. – И мне всё лучше. Да, мне всё лучше! Я удивлён, я удивлён!
Он прошёл по залу, прихрамывая слегка после вчерашней шалости. Каждый смех, каждый шёпот в толпе был для него подтверждением его права быть здесь. Искренне просил – смейтесь надо мной, если это вам поможет, – и в то же время сам видел, как мало кто способен понять глубину его мыслей. Он с виду был шутом, но внутри король. Король, которому дана власть над истиной, над лицемерием и над собственной судьбой.
– Я всех высмеивать вокруг имею право! – проговорил он, сжимая кулаки. – И моя слава всегда со мной!
В этот момент в зал вошёл король. Его лицо было сдержанным, но напряжённым. Он наблюдал за шутом с особым вниманием. Кто-то мог подумать, что он раздражён, но на самом деле он был заинтригован. Шут никогда не обманывал, его шутки были остры и правдивы, и именно это делало их опасными для короля.
– Пускай все чаще угрожают мне расправой, – говорил шут себе, идя к тронному подиуму, – но я и в драке хорош собой! Как, голова, ты горяча! Не стань трофеем палача!
И действительно, неподалёку стоял палач. Его лицо было хмурым, лоб нахмурен, руки сжаты, а глаза выражали печаль, спрятанную под маской суровости. Он понимал, что сердце его разбито. Трактирщик, сидящий у края зала, заметил это и тихо сказал:
– Не привык таким я здесь тебя, приятель, видеть! Что стряслось, скажи мне! Клянусь, лишь дьявол мог тебя обидеть!
Палач лишь вздохнул, и тень его печали пронзила всё помещение.
– Правосудию я верил, – начал он медленно, – но теперь в нём нет мне места. Умерла моя подруга детства… Палача невеста.
Толпа вокруг гудела, но никто не слышал его слов. Они хотели развлечений, они жаждали зрелищ. И жизнь в этом зале была игрой со смертью. Где святость – там и грех.
– Она скрывала от меня свои мученья, – продолжал палач, голос его дрожал. – Я бил её плетью, хотя считал её лучше всех!
Шут, стоя неподалёку, наблюдал за ним. Он знал, что палач не злой, что за его суровой маской скрывается боль утраты. Он тихо подошёл к нему:
– Ты не один, – сказал шут. – Смейся надо мной, если хочешь, чтобы стало легче.
Палач посмотрел на него, и что-то в глазах его изменилось. Он понял, что смех может быть лекарством, что в этом зале, полном лицемерия и страха, есть кто-то, кто способен видеть правду без страха.
– Слово «ведьма» вызывало в людях злобу и жестокость, – прошептал палач. – На костре она сгорала, и душа её летела в пропасть.
– И что с этим делать? – тихо спросил шут. – Смеяться или плакать?
– Я не знаю, – ответил палач. – Но знаю одно: если даже смерть меня не учит, я должен жить с этим.
Король наблюдал за ними. Он понимал, что шут и палач – две стороны одной медали. Один видит жизнь через призму смеха, другой – через призму боли. Но вместе они создавали баланс, который поддерживал трон и порядок в королевстве.
Шут снова поднял глаза к залу:
– Искренне прошу – смейтесь надо мной, если это вам поможет! – выкрикнул он. – Да, я с виду шут, но в душе король! И никто, как я, не может!
Толпа зашумела. Кто-то засмеялся, кто-то удивлённо поднял бровь. Но шут знал – его слово дошло до тех, кому оно было нужно. Его смех был оружием и щитом одновременно.
В это время палач отвёл взгляд, глубоко вздохнул и тихо произнёс:
– И моя слава всегда со мной. Пускай все угрожают расправой, но я и в драке хорош собой.
Он взглянул на шутовскую фигуру, на короля, и понял, что трагедия не делает человека слабым. Она делает его настоящим.
Шут уселся на край сцены, поглаживая колпак с бубенцами.
– Стать дураком мне здесь пришлось, – сказал он тихо, почти себе под нос, – хотя я вижу всех насквозь.
И вдруг он поднялся, сделав резкий поклон перед королём:
– Эй, вы, придворная толпа! – снова выкрикнул он. – Я вас не вижу, я вас не слышу! Я отрешён!
Король улыбнулся впервые за долгое время. В этом мире, полном интриг и коварства, шут был единственным человеком, который говорил правду, пусть даже под видом игры.
– Открою вам один секрет, – продолжил шут, – вельмож, к несчастью, честных нет.
Толпа замерла, но никто не смеялся. Даже палач отвёл взгляд, потому что слова шута ранили правдой.
Шут подошёл к окну и посмотрел наружу, где первые лучи солнца пробивались сквозь утренний туман.
– Терпеньем я не наделён, – сказал он тихо. – И мне всё лучше. Да, мне всё лучше! Я удивлён, я удивлён!
Он обернулся к палачу, и в их взглядах встретилось понимание: жизнь – игра со смертью, а смех – единственное, что делает её терпимой.
– Правосудию я верил, – повторил палач, – но теперь в нём нет мне места.
Шут кивнул.
– Искренне прошу – смейтесь надо мной, если это вам поможет!
И, смеясь, они оба, палач и шут, поняли: иногда смех может быть оружием, иногда – лекарством, а иногда – просто правдой, которой нет у остальных.
Король же остался на троне, наблюдая, как два человека – один из них с колпаком и бубенцами, другой с топором за спиной – создают новый порядок в его королевстве. Порядок, который не требует слов, а требует понимания.
И хотя никто в этом зале не понимал полностью, что происходило, шут и палач знали одно: их роль была гораздо важнее всех интриг и ритуалов, чем мог предположить кто-либо. И в этом понимании они были сильнее любой королевской власти.
Солнце поднялось выше, освещая каменные стены зала, и первые лучи коснулись лица короля. Он улыбнулся, впервые спокойно.
Часть II. Первое столкновение
Глава 6. Утопленник
Первое столкновение случилось в мрачновато-весёлом лесу. Дорога перед героями извивалась, будто сама природа смеялась над путешественниками. Лёгкий туман клубился между деревьями, и в каждом шорохе листьев угадывалась живая тварь. И вот на дороге, внезапно, возник Волк. Но это был не обычный злой зверь из сказок – этот Волк выглядел уставшим и печальным, и жаловался на свою диету, в которой красные шапочки и бабушки шли на обед чуть ли не ежедневно.
– Я бы это с радостью забыл, – начал Волк, – как вспомню, так кидает в дрожь. – Но расскажу вам всё, как было.
Он тяжело вздохнул, обнюхивая воздух. Шут, стоявший рядом с Королём, не удержался и улыбнулся:
– Ах, бедняга! Ты, кажется, устал от сказочной кухни? Может, попробуем тебе что-нибудь получше, вместо тех же Красных Шапочек?
Волк нахмурился. Его глаза сверкнули злостью, но он всё же отступил на шаг, будто считая, что разумнее идти дальше, чем впадать в открытую ярость. Герои поняли одну простую вещь: здесь все сказки перепутались, и старые правила давно перестали действовать.
И в тот момент я вспомнил. Я бы хотел забыть это, но память не отпускала: однажды, вылезая в окно, я взглянул на речку. Вода была красная, будто вино. На берегу кто-то тонул. Я мог бы помочь, но ноги пошли не туда, и крик оборвался, растворившись в спокойной воде. Манящий взгляд того, кто тонули, преследовал меня после этого, и я стал чаще пить вино, проклиная тот день.
Жуткая ночь хохотала потоками ливня. В шуме воды мне послышались чьи-то шаги, и у порога появился мертвец. Его голос был ужасен, он прокричал:
– Помоги!
Я в мгновение ока протрезвел. Боль, как огнём, обожгла плечо, пальцы вонзились в кость. В проклятой реке поднималась вода, затапливая острова, а я чудом сумел зацепиться за борт рыбацкой лодки, которую теченье уносило прочь. Лёжа на днище, я наблюдал, как ночь продолжает хохотать, а шум воды заглушает всё вокруг. Мертвеца я видел снова и снова, и каждый раз его голос – «Помоги!» – разрывал ночную тишину.
И вот, когда рассвет уже едва показывался над лесом, лодка причалила к берегу. Я очнулся с больной головой. В кармане лежала бутылка вина, и я, не удивляясь, просто открыл её и начал пить. И тут, словно по сценарию самой страшной сказки, тучи закрыли небо. Раскаты грома вызвали, и из речки поднялось тело мертвеца. Он снова кричал:
– Помоги!
А дальше произошёл совершенно другой случай. Один молодой отец в раннее утро повёл своих детей в парк. Они весело бежали по аллеям, пока не увидели печального продавца масок в глухом переулке.
– Купи, отец, нам маски! – закричали дети. – Об этом мы мечтали!
Отец полез в карман и достал несколько монет. Он улыбнулся, раздавая маски:
– Маски, друзья, выбирайте себе! Алёша теперь кабан, ты, Дима, вурдалак, Саша, ты как ведьма, в своём рыжем платье!
Радостный смех детей наполнял воздух. Но продавец внезапно исчез. И тут произошло чудо-ужас: голоса детей преобразились, они превратились в зверей. Вурдалак кусал его за шею, кабан терзал тело, а ведьма рыжая летала над ним. Отец валялся в грязи, багряной кровью истекая, и понимал, что теперь всё – не игра.
В это же время Король, наблюдавший за лесом и происходящими чудесами, недоумевал. Его взгляду открывался мир, в котором правила давно утратили силу. И он снова увидел Шута.
– Терпеньем я не наделён, – сказал шут, – и мне всё лучше! Я удивлён! Я удивлён!
Он подходил к Королю и говорил вслух то, что думали многие:
– Судьба, в которую я влюблён, даёт мне право смеяться даже над тобой, о Король! Стать дураком мне пришлось, хотя я вижу всех насквозь.
Король улыбался, несмотря на всю безумность происходящего. Он видел, что шут, хоть и с виду забавный и смешной, был в душе королём и понимал истинный порядок мира, где правду часто прячут за маской смеха.
Шут смело шагнул к Волку, который снова показался на дороге.
– Ах, бедняга, – сказал он, – ты, кажется, устал от сказочной диеты? Давай я покажу тебе новый путь.
Волк нахмурился, но, видя решимость Шута, кивнул. Он понимал, что правила здесь не действуют, а значит, и выбор еды теперь зависит от хитрости и смелости.
И вот снова ночь наступила, когда мы вернулись к реке. Вода была спокойной, но в каждом шорохе слышался отголосок прошлых ужасов. Мертвец снова кричал:
– Помоги!
Но теперь я не дрожал, я понял: страх – лишь часть игры. И шут рядом говорил:
– Искренне прошу – смейтесь надо мной, если это вам поможет. Я с виду шут, но в душе король!
Палач, наблюдавший за всей этой сценой издалека, вдруг появился у реки. Он молчал, но в глазах его была печаль и понимание, что жизнь – это игра, где смех и смерть идут рука об руку.
– Правосудию я верил, – сказал он тихо, – но теперь в нём нет мне места. Умерла моя подруга детства… Палача невеста.
Шут кивнул и уселся на камень:
– Терпеньем я не наделён, – повторил он, – и мне всё лучше.
Король поднял взгляд к небу, где тучи начали расходиться. Солнце пробивалось через серые облака, освещая лес, реку и странных героев, сражавшихся с собственными страхами и хаосом.
Волк снова появился на дороге, теперь с улыбкой:
– Спасибо вам за выбор еды, – сказал он. – Теперь я не съем вас.
И в этот момент лес показался вовсе не мрачным, а живым, полным энергии и хаоса, где каждый шаг мог привести к новым встречам и открытиям. Здесь, среди перепутанных сказок, каждый герой нашёл своё место.
Шут встал и улыбнулся:
– Судьба – забавная штука, – сказал он, – но смех помогает пережить любую ночь.
И так закончился день, полный ужаса, радости и странных чудес. Каждый из героев понимал одно: мир не такой, каким его рисуют в сказках, а истинная магия – в смелости, смехе и способности смотреть в глаза своим страхам.
Король, Шут, Волк, отец с детьми-зверями – все они, хоть и разные, шли дальше по перепутанному лесу. Впереди ждало ещё множество испытаний, но теперь они знали: здесь нет правил, кроме одного – выживать, смеяться и действовать.
И где-то вдали, среди мрака леса, вода реки всё так же тихо плескалась, а мертвец продолжал свой призыв:
– Помоги!
Но теперь уже никто не дрожал, и каждый понимал: в этом мире важно только одно – оставаться собой, даже если мир сошёл с ума.
Ночь опустилась на дорогу, и мотоцикл, злясь, мчал меня домой. Я летел сквозь темные поля, ветер рвал волосы и бил в лицо. Казалось, весь мир замер, и только шипение резины по асфальту звучало в унисон с сердцебиением. Но вдруг я заметил движение прямо перед собой – кто-то, чешущийся во мгле, возник прямо на дороге.
Раздался крик, который врезался мне в уши, словно раскат грома. Кровь – чужая или моя, я не мог понять – брызнула в лицо. Сердце бешено колотилось, руки крепче сжимали руль, а ноги инстинктивно жали на педали. Я гнал, что было сил, обгоняя ночь, но крик всё преследовал меня, звуча в ушах, как шёпот самой смерти:
– Хэй! Хэй!
Я пытался вспомнить, что натворил. Возможно, я сбил человека. Но кто мог мешать мне проехать? Крик повторялся, кровь, будто знак, попадала прямо в глаза, а за спиной кто-то голосил, не давая мне покоя. Я мчался всё дальше, надеясь, что утро принесёт облегчение.
Когда первый свет пробился в окно моей спальни, я едва встал с мотоцикла. Дом казался странно тихим, но свет лампы открыл ужас: на моей кровати лежал кровавый человек. Я замер, сердце готово было выскочить из груди. Голос снова пронзил воздух, повторяя ночной кошмар:
– Кровь в лицо попала!
– Кто-то сзади голосил!
– Хэй! Хэй!
Я судорожно вздохнул, пытаясь прийти в себя, и лишь тихий шум улицы и скрип половиц позволил мне понять, что ночь кончилась. Но эта ночь оставила свой отпечаток, словно сама тьма захотела поселиться в моей душе.
А за несколько дней до того, в другой части страны, деревня готовилась к празднику. Никто не ждал, что именно в этот день явятся все желающие, но традиции не поддаются логике. И действительно, к вечеру на площади собрался народ, кто с охотой, кто с любопытством.
Погода была мягкой, а воздух наполнен ароматом вина и свежей травы. Даже гоблин с холмов пришел сюда, хрипло крича от радости, когда узнал о веселье. Песни до утра, танцы, смех – всё сливалось в хаотичную и безумно радостную симфонию. Каждый наливал вина столько, сколько мог осилить, и никто не стеснялся.
– Какая разница, что пьёшь, – говорил староста деревни, поднимая кубок, – себе и ближнему налей! Чем больше в рот себе вольёшь, тем будет веселей!
Люди смеялись, кружились в танце, и даже странное вино, варёное хоббитами из… яиц, воспринималось как великое благо. Гоблин, выпив лишнего, упал на землю, распростёрся ниц, словно дерево, сломанное бурей. Никто не смел его тронуть – здесь все понимали: праздник важнее порядка.
И среди этого веселья Король, прибывший из соседнего замка, наблюдал за происходящим с мягкой улыбкой. Он видел, как народ смешивается с магией и хаосом, и как смех становится инструментом, стирающим границы между страхом и радостью. Шут рядом с ним подбадривал людей, подшучивал над гоблином, а тот, хоть и странный, получал удовольствие от каждой шутки.
– Поглядите на это, – говорил Шут, – народ веселится, и даже тьма не смеет тронуть их.
Король кивал. Он понимал, что в этом сумасшедшем хаосе скрыта правда: радость – сильнее страха. Народ пел, танцевал, а кто-то выкрикивал странные фразы, смешивая старые сказки и новые легенды. Праздник шёл до утра, и каждый, кто подходил к столам, наполнял кубки себе и соседям.
Я, между тем, всё ещё пытался понять, что произошло в ту страшную ночь на дороге. Воспоминания о криках, крови и мотоцикле всплывали вновь и вновь. Но теперь я видел, что жизнь – это смесь ужаса и веселья, страха и радости, как эта деревенская ночь. Каждый человек, каждый зверь и каждый гоблин – часть одной большой сказки, где невозможно отделить ужас от праздника.
На следующий день Король и Шут прогуливались по лесу возле деревни. Король смотрел на высокие деревья, на туман, стелющийся по земле, и думал о том, как странно устроен мир. Шут, держа в руках кубок с оставшимся вином, смеялся, показывая на гоблина, который всё ещё спал под дубом:
– Вот он, настоящий герой нашего праздника! – крикнул он. – Подумайте, сколько смеха и радости принес один маленький гоблин!
Король кивнул, и в его глазах мелькнуло понимание: сила веселья способна противостоять любому кошмару, любому крику и любому ужасу. Даже тот кровавый человек на моей кровати, казавшийся призраком, теперь выглядел как часть великой игры судьбы.
А в деревне праздник продолжался. Песни до утра, танцы, бокалы вина – всё это стало символом того, что жизнь продолжается, несмотря на ужас, который таится в ночи. Каждый, кто пил, смеялся и пел, понимал: радость – это оружие сильнее любого страха.
И я понял, что мой путь, мои ночи, крики и страхи – лишь часть этой великой, перепутанной сказки. Шут и Король рядом, гоблин в глуши леса спит, народ веселится, и мир продолжает жить, несмотря на кошмары и странные ночи.
Лодка скрипела возле причала.
Ночь была слишком тиха для того, чтобы казаться обычной. Луна висела над водой, как безжалостный свидетель, и каждый её луч будто пытался пробраться в глубину, где в чёрной тени прятались секреты. Король стоял у кромки, держа руку на рукояти меча. Он смотрел в воду, и то, что видел там, приводило его в бешенство.
Не было отражения.
Только зыбь и пустота. Луна отражалась, рваные облака отражались, даже старые сваи причала давали в воде свой кривой силуэт. Но не он.
– Нет… – прошептал Король. – Ты снова пришёл.
Сквозь тёмные волны, как из-за мутного стекла, поднялось лицо. Его собственное, но искажённое, злое, обескровленное. Зеркальный двойник. Тот, кто явился однажды и не оставил ему покоя.
С того вечера Король жил, как изгнанник в собственной жизни. Все несчастья, все предательства, все поражения – он видел в этом отражении, в том, кто украл у него судьбу.
За спиной раздался знакомый смешок.
– Гляжу, ты опять споришь с лунной гладью, – сказал Шут, подходя ближе. Его колокольчики тихо позвякивали, но в голосе не было веселья. – Ну что, кто кого? Ты или твой двойник?
– Он лишил меня всего, – отрезал Король. – Разорил, опозорил, оставил в нищете. Он – моя тень, и пока она жива, я не стану собой.
– Тень не убивают мечом, – заметил Шут. – Но ты же попробуешь, я знаю.
Король ничего не ответил. Лодка качнулась, и из темноты послышались тихие стоны. В сером мешке на дне что-то шевелилось.
– Вот он, – сказал Король, и его глаза горели лихорадкой. – Я поймал его. Сегодня кончится эта игра.
Шут приподнял бровь, разглядывая мешок. Внутри дёрнулся человек – или не совсем человек.
– Ты уверен? – спросил он, осторожно. – Потому что, если ошибся… если это не он…
– Это он, – перебил Король. – Его голос, его запах. Моя сущность восстала против меня, но я заставлю её сгинуть.
Он наклонился к мешку, разрезал верёвки. Изнутри вывалилось тело – живое, но бледное. Лицо действительно было его лицом. Только глаза светились нечеловеческой злостью.
– Ты ошибся, – сказал двойник, кашляя, – я не вор. Я – ты. Ты сам отдал мне всё, шаг за шагом. Каждое предательство, каждую слабость ты совершал сам, а теперь ищешь виноватого.
Шут отступил на шаг. Ему было не по себе – словно ночь наполнилась двумя королями, и оба они были настоящими.
– Заткнись! – рявкнул Король и ударил его ногой в грудь. Двойник захохотал.
– Ты думаешь, убьёшь меня – и вернёшь себе трон? Нет. Я уже в тебе. В каждом глотке вина, в каждом проклятом сне. Я твой крах.
Лицо Короля перекосила ярость. Он выхватил меч.
– Сегодня я разрушу твой план. Ты не знаешь меня. Ты всего лишь отражение. А средство одно – сгинь на дно!
Меч опустился. Лезвие вошло в грудь двойника, но тот лишь улыбнулся. Вместо крови из раны потекла тёмная вода. Она разлилась по доскам причала, заливая ноги.
Шут отшатнулся:
– Король… он не умирает…
– Он умрёт! – прорычал Король и снова и снова вонзал клинок. Но вода только прибывала, а отражение крепло, будто сама река поднималась против него.
И тогда… всё изменилось.
Гулкий зал, дым костров, звон кружек. В деревне праздновали, хоть никто не ждал праздника. Люди пели, плясали, наливали вино. Даже гоблин-борода явился с холмов и, кряхтя, уселся среди гостей.
– Пей, Король! – кричали ему. – Пей, Шут! Сегодня можно всё!
Вино текло рекой, и у него был странный вкус. Люди смеялись, никому не было дела. Хоббиты привезли бочонки, и никто не спросил, что они там намешали.
Шут пил и пил, но краем глаза следил за другом. Король сидел, нахмуренный, сжимая кубок так, что белели пальцы.
– Ты не пьёшь, – сказал Шут. – Что с тобой?
Король поднял глаза. В глубине кубка отражался не он – отражался тот самый двойник.
– Он и здесь, – прошептал он. – Даже в вине.
Но люди не слушали. Они смеялись, плескали, обнимали друг друга. А потом вдруг гоблин вскрикнул, упал лицом на стол. Все заметили: изо рта у него течёт чёрная пена.
– Яд! – заорал кто-то. – В вине яд!
Паника разлилась по залу. Люди валились, хватаясь за горло. Кто-то ещё пел, кто-то бился в конвульсиях. Шут вскочил.
– Гарри! – прокричал он, указывая на высокого бандита у стены. – Это он! Он всегда был мерзавцем!
Гарри попытался убежать, но пули настигли его. Последний выстрел – прямо в лоб. Он упал, но смеялся до последнего, заливая пол кровью.
Король смотрел на всё это, как на кошмар.
– Видишь? – прошипело отражение у него за спиной. – Даже праздник – и тот в твоих руках превращается в бойню. Ты – источник зла.
Король выронил кубок. Вино на полу смешалось с кровью, и в каждой капле он видел собственное лицо, кривящееся в издевательской ухмылке.
Ночь снова вернула их к причалу. Лодка качалась на волнах, а мешок, казалось, пуст. Но отражение никуда не исчезло. Оно теперь было везде.
Король стоял на коленях, тяжело дыша. Шут опустился рядом.
– Послушай, друг, – сказал он тихо. – Может, дело не в нём. Может, он и правда часть тебя. Может, нужно принять?
– Принять? – Король вскинул глаза, полные безумия. – Принять, что я – ничтожество? Что я – убийца? Что я сам себя проклял?
– Может, это и есть сила, – сказал Шут. – Если ты признаешь свою тень, она перестанет владеть тобой.