Шелк и тьма
Глава 1. Золотая Маска
Camilla: You, sir, should unmask.
Stranger: Indeed?
Cassilda: Indeed it's time. We all have laid aside disguise but you.
Stranger: I wear no mask.
Camilla: (Terrified, aside to Cassilda.) No mask? No mask!
Роберт Чамберс, «Король в желтом»
«Выполни задание и получи награду.»
Звучало заманчиво. Особенно для человека, который еще не привык к тому, что подобные обещания обычно не исполняются.
Но она-то все равно в это ввязалась.
Серафина Ван Дерлин сидела на подоконнике своей спальни, зажав между пальцами кубик льда. Ее ужин на сегодня. Утром после сайклинга она вместо протеинового коктейля позволила себе йогурт (Линда уговорила). И вот настал час расплаты.
За окном лил дождь, превращая сад семьи Ван Дерлин в размытое пятно. Серафина задумалась о том, что могла бы счесть этот звук уютным, будь ее настроение получше. Будь же оно хуже – унылым.
На столе завибрировал телефон. Уведомление от приложения «Золотая маска»:
«Задание №21. Твой прогресс оценен нами. Ты готова.»
О да, она далеко продвинулась. Полгода назад Линда втянула Серафину в эту игру, и теперь они соревновались, кто лучше выполняет задания. Сначала приложение предлагало вполне заурядные вещи. Но со временем начало наглеть. Однако и награды росли в цене. По здравому размышлению, оно того стоило. Каждый раз.
Серафина открыла сообщение в приложении:
«Сделай себе больно на камеру. Награда: 50 очков (доступ в VIP-зону клуба “Пьяный страус”).»
Серафина усмехнулась. Кто-то хочет крови? О, она даст им нечто получше – истинное унижение.
Гостиная особняка тонула в полумраке. Эвелин Ван Дерлин, облаченная в черное кружево (траур длился уже семь лет, хотя Серафина знала – мать не грустила ни минуты, лишь умело держала лицо), разбирала почту. Нож для бумаг блестел под светом лампы на столике, и рукоять слоновой кости спорила белизной с холеными руками Эвелин.
Серафина установила телефон на каминную полку, включила запись.
– Мама, с годовщиной, – ее голос звучал сладко, как сироп. Звук шагов утопал в ковре, пушистом, точно колли. – Твоего вступления в должность генерального директора…
Она протянула шкатулку: колье с сапфирами (дизайнер сама прислала их Серафине в подарок), платиновый браслет (сделан под заказ), серьги с бриллиантами (выкуплены на аукционе за баснословную сумму).
Мать не подняла глаз.
– Спасибо, дорогая. Поставь на стол. Нет, дальше. Ты мне мешаешь.
Камера зафиксировала, как пальцы Серафины задрожали на долю секунды.
Она не удивилась бы, если б утром нашла все подарки в мусорном ведре.
Вернувшись в свою спальню, Серафина подняла телефон на уровень глаз. Крупным планом напоследок – ее лицо, абсолютно спокойное.
– Или Вы хотели, чтобы я резала себя? – она рассмеялась в объектив. – Я полагала, игра требует настоящей боли.
Она нажала на «стоп» и отправила видео. Несколько следующих минут в груди Серафины спорили тревога и предвкушение. Когда на экран телефона выскочило сообщение, девушка едва не вздрогнула.
«Задание выполнено. Очки начислены. Открыт бонус: доступ в вип-зону клуба «Пьяный страус». Спасибо за игру! Новое задание будет доступно в 00:00».
На столе звенел стакан – лед таял. Как чувства Серафины. Как ее детство.
Глава 2. Пьяный Страус
«Тот, кто по собственному опыту знает, какую радость доставляет человеку внезапное прекращение длительной и тяжелой борьбы, поймет, что агрессия и любовь не так уж далеки друг от друга».
Конрад Лоренц, «Агрессия, или так называемое “зло”»
Время еще не приблизилось к полуночи, так что Серафина догадалась, что телефон снова вибрирует не из-за приложения «Золотой маски». Кто-то назойливо написывал в мессенджере. Впрочем, Серафина и так знала, кто. Когда она лениво потянулась, чтобы взять телефон, тишину комнаты разорвали первые ноты «Eleanor Rigby» Битлз. Ну конечно. Не дождавшись ответа текстом, Линда принялась звонить.
– Фина! – голос подруги звенел, как надоедливый комар. – Мне выпало офигенное задание! Нужно доставить подарок какому-то господину Такаши Уэно в «Пьяный страус». Поедешь со мной?
Серафина прикусила губу. Такаши Уэно. То самое имя, что красной нитью проходило через отцовские документы перед его смертью. Почти все! И клуб… Бывают ли такие совпадения?
Разумеется, бывают, одернул Серафину ее внутренний голос. Голос разума. На сей раз, к счастью, с нею заговорил именно он, а не голос «боже, тебе всего двадцать два, а ты уже киснешь в четырех стенах, как твоя вдовая мать». То есть, не голос чувств.
Прекрасно. Только с таким настроем в клуб и ехать.
– Конечно, – Серафина уже открыла створки гардероба. – Только представь, какое у меня может быть задание…
Телефон завибрировал прямо в ухо Серафине, прерывая ее на полуслове. Девушка поморщилась, отдергивая голову, и взглянула на экран. А вот и «Золотая маска»! Точно приложение подслушало и решило нарушить интригу. Не дожидаясь полуночи.
«Задание № 22. Сфотографируйся с самым опасным мужчиной в клубе «Пьяный страус». Награда: 100 очков (личная встреча с организатором)»
Усмехнувшись, Серафина провела пальцем по экрану. Иногда игра ее радовала не только наградами. Но и самими заданиями.
В конце концов, ей действительно было всего двадцать два. И как наследница всего материального и духовного богатств рода Ван Дерлинов, она, по большей части, оставалась зажата в узких рамках приличия. Смерть отца привнесла в ее жизнь только одну положительную деталь: если прежде Эвелин Ван Дерлин было плевать на все, что касалось дочери, за исключением ее репутации, то теперь исключение просто исчезло.
Серафина вынула из шкафа наугад какое-то платье. Еще с биркой. Очередной подарок напрямую от дизайнера. Сойдет.
Она не собиралась надевать большинство из этих шмоток в приличные места… но в какой-то паршивый клуб? Конечно.
Перед зеркалом Серафина превращалась в идеальную куклу: платье – шелк цвета слоновой кости (чтобы контрастировать с грязью клуба). Макияж – губы алее крови (на случай, если понадобится оставить след). Духи – сандал и белая лилия (любимый аромат отца).
Оставалось дождаться Линду, чтобы поехать вместе. Та не задержалась. Ворвалась без стука и затараторила своим голосом Минни Маус:
– О боже! Ты выглядишь…
– Как идеальная жертва? – улыбнулась Серафина.
– Как королева, – прошептала подруга. – Идеальная.
Именно так, подумала Серафина, и должны выглядеть охотники.
– Уверена, что нас пропустит фейс-контроль? А то мы, кажется, слишком хороши…
Но их, разумеется, пропустили. Разумеется, без очереди. Как всегда и почти везде.
«Пьяный страус» встретил девушек стеной табачного дыма и воем гитар. Линда, прижав к груди сверток в серебряной бумаге (задание, включающее в себя господина Такаши Уэно), нервно кусала губу.
– Здесь… очень грязно, – прошептала она, вытирая ладонь о розовое платье.
Серафина провела пальцем по бархатному шнуру у входа, и безупречно-белая перчатка потемнела. Серафина растерла пыль жестом… точно намекала кому-то что предложенных денег маловато.
И впрямь, кто-то явно пожалел средств на несчастного «Страуса».
– Именно так пахнет настоящая жизнь, дорогая. Не то, что наши золоченые клетки.
– Тебе нравится?
– Пока не решила до конца. – Соврала Серафина. В глубине души она была в восторге.
Толпа расступилась перед блеском ее платья, как Красное море. Никто не смел коснуться шелка, стоившего больше, чем их годовые зарплаты. На краткий миг Серафина раскаялась, что оделась так вызывающе. Она вдруг захотела затеряться в толпе, вопреки недавнему решению.
Ненадолго. На этот вечер. Хотя бы на одну только минуту…
Где-то впереди хрипел микрофон.
– Ах, вот то, что нравится мне, – промурлыкала Линда, плавясь до состояния фондю. Выражение на лице у нее было столь откровенно восторженное, что его почти неприлично было носить прилюдно. – Но тебе, я не знаю… Возможно, не стоит слышать…
– Нет, брось. Это какая-то местная группа?
– Это Данте Векс. Подпольная звезда рока.
Интересно. И очень противоречиво.
– Сказать по правде, мне не очень по вкусу его музыка… – Линда покусала губу, подбирая слова. – Она… злая. Но ты только взгляни…
Серафина мысленно похвалила себя, что надела линзы, несмотря на спешку. Данте Векс стоил того, чтобы порассматривать его во всех мельчайших подробностях.
Но в первую очередь, он стоил того, чтобы его слышать.
Дымный воздух клуба расступился, когда он вышел на сцену, не поприветствовав публику. Не как все – не с размаха, не начав с похабной шутки в микрофон. Просто появился, будто всегда здесь стоял, и толпа сама прогнулась под его молчание.
Первые аккорды прозвучали как объявление войны – тяжелый ритм, рваные ноты. «Грязь под ногтями – мои фамильные драгоценности!» – выкрикивал Данте, срывая голос на последнем слоге. Он пел так, будто каждое слово выдирал из собственной глотки. Не для публики. Не для аплодисментов. Для кого-то, кто, как он знал, никогда не услышит.
Гитара взвыла под его пальцами. Серафина заметила, как напряглись сухожилия на его руках – тонкие, словно струны, готовые лопнуть.
«Кровь на зубах слаще, чем их шепот за спиной!»
Толпа взревела. Он отшвырнул микрофон – тот завис в воздухе на долю секунды, прежде чем Данте поймал его одной рукой, не пропустив ни такта.
Но потом…
Тишина.
Одинокий свет софита. Пальцы, бережно перебирающие струны, будто касались пальцев любимой женщины. Он запел – голос сорвался с первых нот, как удар ножом по стеклу. Грубый. Надтреснутый. Но к припеву вдруг стал невыносимо мягким, словно шелк, скользящий по голой коже.
«Ты говорила, что не плачешь… – Его голос стал низким, теплым, точно дым от костра. – Это я тебя научил…»
Серафина замерла. Эта баллада звучала почти как мелодия, что отец напевал ей в детстве после кошмаров. Только… острее. И текст… выстраданный, полный боли.
Серафина рассматривала Данте с первой минуты его появления на сцене. Но теперь ее взгляд впился в него глубже, чем все те иголки, что оставили узоры татуировок на его теле.
– Господи, какой он же горячий… – Линда аж подпрыгнула на стуле.
Серафина не ответила.
Он был… интересен.
Не красавец с обложки (слишком резкие черты, слишком много прожитых жизней в глазах). Не ухоженный мальчик из ее круга (кожа смуглая, будто он много времени проводил на солнце… возможно, ради дел, которыми заниматься не стоило, для его же собственной безопасности).
Но в нем было что-то.
То, что заставляло ее пальцы чуть плотнее сжать бокал.
То, что напоминало: она еще никого не видела по-настоящему.
Волосы – темнее, чем черное вино в ее бокале, чуть длиннее, чем допускали приличия, по ее понятиям. Небрежно зачесаны назад, будто он только что вышел из-под душа или вынырнул из-под ласки женских рук. Глаза – неожиданно светлые. Как коньяк в граненом стакане. Опасные, подумала Серафина. Не потому, что обещали боль, а потому, что видели слишком много. Руки – широкие ладони, длинные пальцы с коротко остриженными ногтями, на костяшках, как ей показалось, шрамы… Но она не была уверена с такого расстояния. Может, детали татуировок, которыми Данте был покрыт, начиная от ключиц, насколько она видела.
Губы – плотно сжаты, но уголок левой чуть приподнят. Как будто он знал, что она смотрит, и разрешал ей это. Всего на секунду.
Боже, они даже не были знакомы, а она фантазировала, как сотни его фанаток. Как одна из этих невоздержанно пьющих девиц без образования, что рядом бесстыдно тряслись под музыку.
Но Серафина не чувствовала неловкости. Мысль промелькнула в ее мозгу метеором и истаяла. Данте занимал все ее внимание.
Окончив песню, Данте внезапно повернул голову… и взглянул прямо на нее. Не на грудь, не на ноги. В глаза. Серафина не отвела взгляд.
– Ты покраснела! – прошептала Линда.
– От дыма, – Серафина подняла бокал к губам, чтобы скрыть неловкость, и случайно сделала глоток. Хотя не собиралась.
Ну и дешевая же дрянь… Или это от переизбытка чувств, смутивших ее, вино стало горчить на языке?
«Он заметил. И это… меня заводит.»
А он заметил, что она поняла.
Данте уже добрую минуту ласкал взглядом стройную фигурку. Он мог бы решить, что его привлекло ее белое платье, почти неуместное в прокуренной черной дыре вроде «Пьяного страуса». Но нет, дело, определенно, не оканчивалось шмотками. Вообще соль была не в них. Но то, как эта девчонка держала себя. Ее осанка, ее манера поднимать к губам бокал… Данте не видел, полный ли, однако подозревал, что да.
Манера облокачиваться на стойку бара.
Так не двигалась на памяти Данте ни одна из женщин, с которой он был близко знаком. А липли к нему многие. Одна даже оказалась так близко, что ей удалось разбить ему сердце. Это, впрочем, были уже дела прошлые. Именно в ту минуту для Данте весь мир сосредоточился на этой ледяной принцессе в белом шелке.
Если он был обратной стороной луны, то она… она сияла. Просто сияла. Точно звезда, которой так не хватало в его гребаной жизни.