Мишка. Повесть о человеке, который смотрел в небо
Мишка
Повесть о человеке, который смотрел в небо
Будущему наших детей посвящаю
1
Световые панели моргнули раз-другой, затем словно с неохотой загорелись, разгоняя полумрак, наведённый аварийным освещением. Надо бы прозвонить схемы, не было такого вроде.
Прозвонить. Я усмехнулся: не будет никакого прозвонить.
На плазменном экране появилась девичья фигурка. Топик, шортики, копна чёрных волос, раскосая улыбка – её звали Эля, мы не то что выучили имена всех наших тренеров, – нашли их профили в Qzone, подписались на обновления и…
Связи не было.
– Привет, я Эля, – медовым голосом произнесла девушка. – Ты готов к свершениям, мой герой?..
Я криво улыбнулся. Сейчас, погоди чутка, будут тебе свершения.
– Тогда начали! – девушка улыбнулась – ух как она улыбнулась!.. – и принялась кланяться, размахивать ногами и руками с тем, чтобы «её герой» повторял за ней физические упражнения. Учитывая, что женского общества у нас не было месяца три, мы на утренней зарядке, проводимой Ринатом понедельник-среда-пятница то и дело замирали, пялясь на гибкие загорелые тела. В понедельник была Анна. Сегодня среда, должна быть Ольга, но тут опять похоже Юра на девчонок пялился.
Под бодрую музыку и команды очаровательного тренера я открыл кейс. Серый чемоданчик с золотым двуглавым орлом и тиснением «МО РФ» лежал в спасательной капсуле на случай приземления где-нибудь в тайге. «Гагарин» не мог садиться на планету – даже к Луне подходить не рекомендовалось, но спасательные капсулы должны быть укомплектованы на все случаи жизни, поэтому оружие оставили.
– Отлично, молодец! – воскликнула Эля. – Теперь поднажмём – ты не против?..
Рукоять револьвера легла в мою ладонь. На воронёном корпусе слабенько перемигнулись световые панели.
РШ-12, «Слонобой».
Красавец.
Я посмотрел на Элю поверх ствола. Девушка улыбнулась:
– Не устал? – Устал. – Давай ещё разок!..
Патроны. Пачка на пятьдесят штук здесь же, в кейсе. Калибр двенадцать и семь, Юра медведя завалил на выживании – правда, весь барабан ухлопал. В пачке боевые ПС-12 пополам с сигнальными. Вон они, красные головки. Вздумай я только зарядить их сейчас, полыхнёт не хуже сверхновой.
Пять блестящих цилиндриков поплыли передо мной. Один за другим я брал их из воздуха и устанавливал в каморы барабана, зачем-то решив зарядить оружие полностью. Время тянул? – Пусть так. Как угодно, лишь бы покончить с этим…
Затихла музыка. Замолчала Эля. Револьвер, бывший до этого красивой игрушкой, грозной, но всё-таки игрушкой, вдруг превратился в посланца Вечности. Пять цилиндриков-патронов отвесили мне руку, ледяным дождём осыпали сердце.
Я повернул оружие стволом к себе. Вся тьма Вселенной собралась на дульном срезе, заставляя похолодевшее сердце биться через раз. В глазах защипало. Несмотря на прохладу зала и холод в душе, на лбу у меня выступила испарина. Тщательно отведя револьвер в сторону, я рывком вытер пот со лба. Снова уставился на оружие.
– Миша, – тихо сказали от двери.
Я вздрогнул. Как в школе, когда мама случайно зашла в комнату, а я потом долго не решался посмотреть ей в глаза, так и сейчас меня хватило только бросить взгляд на дверь, у которой висел Ринат.
Отец-командир.
– Не надо, Миша, – прозвучало в тишине.
Очертания оружия поплыли, сливаясь в одно тускло поблёскивающее пятно, я замотал головой – в невесомости слёзы собирались у глаз и напрочь лишали зрения.
– Миша, – повторил Ринат.
– Что? – горло перехватило.
Ни говорить, ни смотреть не получалось, даже дыхание спёрло и, пожелай Ринат отнять у меня пушку – а он шустрый был, вы бы видели – ему и трудиться б не пришлось. Но командир всё также висел у дверного проёма, смотрел на мои попытки привести себя в порядок и не пытался даже применить эти свои штучки. Карате или тхэквондо – что у него там…
– Миша не надо, – прозвучало в тишине. – Не делай этого.
– Я не могу, – я вздохнул. Получился полувсхлип. Разнюнился герой, покоритель космических далей.
Я смахнул слёзы. Вздохнул, с усилием втягивая в пересохшее горло пахнувший нагретым пластиком воздух.
– А почему нет? Что нас ждёт, Ринат?
– Смерть, – пожал плечами отец-командир. – Ты же помнишь, мы считали. Ни воздуха не хватит, ни продуктов, ни энергии.
– Тогда почему бы нет? – я помахал револьвером.
Ринат поморщился:
– Миша… оружие.
– Боишься стену пробьёт? – усмехнулся я.
Эти стены ядерная бомба не взяла бы.
– Я боевой офицер, – пожал плечами Ринат. – Знаешь, как в нас правила обращения с оружием вбивали?
– Ну да, – вздохнул я.
Револьвер улёгся в кейс.
– Разряди оружие, – попросил Ринат. – Пожалуйста.
– И ты меня свяжешь? – я посмотрел командиру в глаза.
– Нет, – твёрдо ответил Ринат. – Я хочу поговорить с тобой. Хочу поговорить с командой. Юра!
Мембрана дверного проёма раздалась, пропуская третьего члена экипажа.
– Привет, Миша, – ляпнул Юрик.
– Привет, – кивнул я. – Мы же обговорили всё.
– Нет, как видишь, – Ринат кивнул на оружие, – не всё.
– Ну а если не договоримся? – спросил я.
– Ты зарядишь револьвер, – ответил Ринат, – а я выйду.
Юра аж закрутился на месте.
– Дурь какая-то, командир, – проворчал он.
– Дурь, – прищурился Ринат. – Ну-ка, метнись, принеси мой ствол. И свой не забудь.
– А где твой?
– В капсуле. А твой?
Юра замялся.
– Ну вот, – вздохнул Ринат, – об этом и поговорим.
Хлюпнула мембрана, пропуская Юрца. В зале воцарилась тишина.
– Понимаешь, Ринат… – он ни о чём не спрашивал, даже не смотрел на меня, но сидеть так, в этой тишине, оказалось слишком тяжело, – понимаешь, мы ведь одни остались. Никого мы больше не увидим, и никто не увидит нас. Если бы хоть Вика была…
– А мы? – спросил командир.
– Кто – мы?
– Я, Юра. Твоя команда.
– Ну… – я опустил глаза. – Мы погибнем. Всё, конец.
– И поэтому ты решил сбежать?
– Как сбежать? – я поднял голову и взгляд Рината уколол меня тысячью игл. – Где ты тут побег видишь?!
Я толкнул ногой кейс с револьвером. В невесомости рассыпались латунные цилиндрики патронов, из распахнувшегося чемоданчика крокодилом выплыл пистолет.
– Я принёс, командир, – просунулся в мембрану Юра. – Что, драка?
Драки Юрик любил. Постоянно смотрел бокс, панкратеон, бои без правил, часами мог рассуждать кто круче, Николай Крюков или Драган Натич.
– Подержи пока, – кивнул Ринат и сказал мне: – Ты нажмёшь на спуск – и всё. Отмучался. А мы? Нас ты оставляешь… здесь? Или предлагаешь также – ствол к виску и алга?
Я открыл рот. Закрыл рот. Язык не поворачивался предложить своим парням такое.
– Я не могу… – горло сдавило – я даже не ожидал, что со мной такое случится. Затем спазм прорвался рыданием, слезами. Я плавал перед погасшим экраном как кисейная барышня, закрыв руками лицо.
В какой-то момент ребята оказались рядом. Ринат обнял меня, прижав к груди, Юра похлопывал по плечу и повторял: «Да нормально всё будет, Мишатка, нормально», – а я ревел и не мог остановиться.
Ринат дождался пока я успокоюсь, взял моё лицо в руки и сказал, глядя прямо в глаза:
– Мишка, мы же всегда вместе были. На комиссии, на занятиях, на выживании, Мишка. Мы всегда втроём, ты, я и Юра – куда мы без тебя?
Я затряс головой. Да, Ринат, да, командир. Мы вместе.
Получилось выдавить только сиплое: «Да».
– Мишатка, ты это… – подхватил Юрка, – хорош. Прорвёмся мы.
– Куда?
– Прорвёмся, – повторил Юра. – Да, командир?
– Да, – Ринат сказал, словно скалу столкнул. – Мы прорвёмся. Я пока не знаю куда, но мы придумаем. Мы вместе. Мы придумаем. Слышите?
Юра кивнул.
– Миша?
– Простите меня, – прошептал я.
– Забыли, – сказал командир. – Мы вместе, Миша?
– Да.
– Не бросай нас, Миш. Пожалуйста, – сказал Ринат.
Он снова притянул меня к нагрудным пластинам комбинезона. Юра обхватил нас руками и так мы замерли в невесомости.
– Так, – Ринат отпустил меня. – Тогда ещё момент.
Юра расцепил руки.
– Все за мной, – командир подхватил все три кейса с оружием и одним движением оказался возле двери-мембраны.
Все коридоры здесь начинались из командной рубки в центре массивного тела, формой повторявшей очертания голубого кита, только этого «кита» спроектировал и отлил в металле компьютер с помощью сопел сверхмассивных 3d принтеров. Совершенству творения Природы противостояло совершенство творения рук человеческих и там, где Вселенная могла позволить себе лёгкую небрежность, холодная воля суперкомпьютеров, рассчитывавших параметры корпуса корабля, не оставила на волю случая ни единого изгиба, ни единой трещинки. Да и не было здесь ни единой трещинки и сам материал корпуса не имел никакого отношения к земным недрам: человеческие руки подняли тонны реголита с лунной поверхности, переработали лунную пыль в тончайшие композитные нити и уже из них принтеры отпечатали гибкое каплевидное тело, наполнявшее разум стороннего наблюдателя жутковатым предвкушением движения со скоростью, для которой только предстояло найти слова и сложить формулы.
Коридоры, залитые мягким белым светом, расходились по всему телу корабля и сходились в хвосте и носу. Это не значило, что любая опасность могла беспрепятственно распространиться от носа до хвоста по оси корпуса: по одной команде компьютера композиционный материал с эффектом памяти формы перекрывал коридоры мембранами, создавая в перекрытых участках все условия для выживания разумного существа. Это не значило, что экипаж должен был постоянно задраивать и отдраивать люки при перемещении по траверзу корпуса: AR-метки, видимые только команде, указывали дверные проёмы, перекрытые мембранами и открывавшиеся при одном только приближении члена экипажа, а при аврале любой из нас вообще мог пройти сквозь стену там, где пожелает.
Стены коридоров старательно подчёркивали привычные положения верх-низ. На потолке горели световые панели, стены покрывал рисунок из серых линий, пересекавших неглубокие ниши. Бутафория. Проще было сделать стены гладкими, ведь любой участок белой поверхности мог по команде превратиться в командный пост или в комнату отдыха с диваном или столиком с откидными креслами и прибором для чаепития.
Всё могла чудо-машина, только есть и пить композит корпуса не получалось; не годилась Международная космическая станция «Юрий Гагарин» на роль пряничного домика.
Ринат остановился возле шлюза в двигательном отсеке. Наш корабль, «звездаль», как иногда называл его Юра, был уникальным сплавом технологий века прошлого, ХХ, и века будущего, ХХII. Маршевый двигатель «Гагарина» мог одним махом перебросить нас на миллионы километров – и в то же время руководство Межкосмоса потребовало от конструкторов смонтировать на МКС «Юрий Гагарин» ионные двигатели, чтобы иметь возможность привычно двигать «звездаль» ракетной тягой. Из-за этого двигла наш кит обзавёлся изрядным брюшком. Мы могли шагать сквозь стены – и в то же время в «брюшке» отсека ионных двигателей стояла шлюзовая камера с круглым люком и с этаким вот штурвалом посередине.
– Открой, – кивнул Ринат.
Юра крутанул штурвал, с усилием сдвинул крышку люка. Отошёл в сторонку глядя на командира своими чёрными глазами навыкате. Ринат аккуратно положил три кейса на настил шлюза. Вышел в коридор. Задраил люк.
– В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году командир воздушного судна Гарольд Кузнецов выполнял рейс Пекин – Омск – Москва, – сказал Ринат, глядя попеременно на меня и на Юрика. – На высоте десять тысяч метров самолёт попал в зону сильной турбулентности и вошёл в штопор. До самого конца Кузнецов продолжал комментировать всё происходящее с самолётом и приказал бортрадисту транслировать его слова на землю. Он погиб.
Ринат умолк. Молчали и мы, стояли, смотрели в пол. Меряться взглядами с командиром не получалось.
– Благодаря полученной с борта информации причины катастрофы были определены, и в конструкцию лайнера были внесены необходимые изменения, – продолжил Ринат.
– Это было сто лет назад, командир, – сказал Юра.
– Мы точно в таком же положении, – с нажимом сказал Ринат. – Реактивная авиация тогда только начиналась и Ту-104 был новой, толком не изученной техникой. Никто не знал, что на больших высотах бывают внезапные перемещения воздушных масс, что такое аэродинамический подхват – всё это предстояло изучить и в том числе благодаря людям вроде Гарольда Кузнецова.
Глаза у него были сухие. Сухие – и колючие.
– У нас произошёл подхват, – продолжал Ринат. – Мы вошли в штопор. Мы можем опустить руки и поддаться панике. А можем – вести репортаж до конца с тем, чтобы за нами пошли другие. Это тяжёлый выбор. Лёгкий выбор – в шлюзе.
Он кивнул на кейсы с револьверами.
– Если кто-то хочет сделать лёгкий выбор, пусть войдёт в шлюз. Сделает… то что сделает, и я открою люк. Туда, – Ринат махнул рукой.
Мы молчали – даже Юра, обычно скорый на язык, не издал ни звука. Смотрели – казалось, ещё чуть-чуть и взглядами можно будет резать как лазерными мечами из старого глупого фильма. Молчание. Взгляды. Шелест вентиляции.
– Так что? – первым нарушил тишину Ринат. – Мы сделали выбор? Юра?
– Я… – Юра вздохнул. – Я с тобой, командир.
– Миша?
– Я тоже, – во рту пересохло так что я едва слышал сам себя.
На корабле постоянно работала вентиляция. Поток воздуха понемногу нагонял жажду так, что в личном меню нам включили отдельный таймер для питьевого режима. Конечно, мы просрочили все установки.
– Не слышу.
– Я с тобой, Ринат, – повторил я.
Ринат замкнул контакты рубильника. Загорелся жёлтый фонарь – «Приготовиться к открытию шлюза».
– Я запрещаю команде терять человеческий облик, – сказал командир незнакомым лязгающим голосом. – Мы вместе – до конца.
Загорелся красный фонарь, открылись створки внешнего люка и оружие вместе с остатками воздуха вымело в межзвёздное пространство.
2
Когда Кэп нажирался, он доставал из нагрудного кармана портсигар с тиснёной «Авророй», из портсигара доставал две золотые звёздочки, булькал их в стакан с горючим, и медленно цедил огненную воду, следя, чтобы знаки различия приникали к губам строго следуя за уровнем жидкости. Это значило всё, шабаш, больше Капитан – Кап-нах, как он сам себя именовал по пьяной лавочке – не выпьет ни капли.
«Почему Кап-нах?» – спросил я как-то. «Потому что есть Кап-раз, – был ответ, – есть Кап-два и три. А я Кап-нах».
В переводе на литературный русский это означало следующее: десять с лишним лет назад Капитан окончил Санкт-Петербургский военно-морской институт и прибыл на Камчу, лелея надежду к сорока годам командовать атомным ракетоносцем. Он даже в море разок умудрился выйти, прежде чем все подлодки вывели из Вилючинска и отправили куда-то на Севера – ракеты, беспилотные суперторпеды и прочее такое устарело, теперь приспособы для убийства множества людей висели на орбите. Капитан остался в Вилючинске и медленно спивался в однушке, оставленной ему командованием Тихоокеанского флота – нынче упразднённым и распущенным. Шеф увидел его на улице – там целая драма была – приволок в нашу компашку и женил. Ну так вот – взял и женил.
Так Капитан появился в нашей компашке. Наша компашка – фирма «Ирба», по месту рождения нашего драгоценного и незабываемого руководителя, фрирайд, хелиски, фридайвинг, старый тральщик, переделанный в прогулочную яхту, три Ми восьмых, ворох лыж, палок, груда аквалангов, масок и мы, персонал. Клуб неудачников.
Это опять Кэп. Кинга начитался, мне совал этого… «классика», мама ещё книжку увидела, пришлось клятвенно обещать, что читать не буду ни под каким соусом, и вообще верну сию секунду.
Да и было бы чего читать… скукота.
Да, так вот Кэп нажрался. Мы все нажрались, даже не потому что хотелось, а так, по привычке. Алексей взялся за гитару и принялся голосить похабщину, перевирая слова и сбившись на всех аккордах. Макс, наш инструктор по фрирайду, хелиски и всем прочим «ски», пялился в планшет, натыкивая сообщения симпатичной туристке из Словакии. Парень он у нас был смазливый, накачанный, так что будут там покатушки…
С туристками у них с Алексеем вечно какие-то истории, вот и сейчас Лёха, управляющий плавучим рестораном, чалится с нами потому что жена откопала у него в аккаунте переписку с «хорошей знакомой», ну и выгнала из дома.
Помирятся. А шеф глаза закроет, потому что где он ещё в нашем медвежьем углу найдёт такого управляющего рестораном и инструктора по хелиски? Макс с малолетства на лыжах, все местные маршруты знает, как свои пять, медицинский колледж закончил, чтобы первую помощь оказывать при случае. Профи.
А мы с Кэпом тем временем пытались разгадать ребусы, заданные нам Вселенной. По пьянке получалось особенно занятно:
– Т-ты, – тыкал в меня вилкой Кэп. – Ты просто как я!..
– Угу, – хмыкал я, глядя как он тычется этой вилкой в тарелке с квашеной капустой.
– А я… сбитый лётчик, – делал философское открытие Кэп и его большие, слегка навыкате голубые глаза ещё больше круглели и выкатывались.
– Военно-морской авиатор, – икал я. – Подводный.
– Точно, – хлопал по столу Кэп. – Неудачник.
– Н-не, – я водил пальцем перед его носом. – Мне деньги платят.
– Иди в… пень, – всё-таки интеллигентный у нас был Капитан. Сразу видно – в Питере учился, сам-то он ульяновский – то ли с города, то ли с деревни вообще какой.
– Что деньги? – вопрошал Кэп.
– Деньги зло, – соглашался Макс. – Кэп, займи тырик, хатку снять.
– Ин-на, – ответствовал Кэп. – Я разврат спонсировать не подряжался.
И всё в таком духе. Кэп исполнял свой номер со звёздочками, убирал остатки горючего – если было что убирать – и тайны Вселенной оставались нераскрытыми до следующей пьянки. Потом… ну там всякие варианты были. Кэп со слезами на глазах целовал фотографию «лодочки моей горемычной», Лёха лез купаться – это в апреле, тут снегопад недавно прошёл, а он в трусах на мостках выплясывал – пели песни, могли сплясать чего-нибудь… такой мы клуб неудачников.
Главными заводилами числились мы с Кэпом. Кэп… ну, понятно почему, а вот я и был тем самым авиатором, лётчик ГА, гражданская авиация, обучение оплачивала администрация Камчи, в то время неясно ещё было, придёт в наш медвежий угол нейтринный транспорт или мы так и будем летать над сопками да над океаном, парить, раскинув серебристые крылья в горячем воздухе от действующих вулканов. А потом Камчатка перестала быть медвежьим углом – построили Пенжинскую ПЭС. Причём вдобавок к ПЭС шёл куст ректенн СВЧ-станций, принимавших поток энергии с Луны и, раз у нас теперь электроэнергии стало – хоть отбавляй, на Камчу пришли все новинки прогресса, включая нейтринный транспорт. А я как раз закончил Омский лётно-технический колледж. Прилетел в Питер (Петропавловск-Камчатский у нас так зовут), весь из себя красивый в форме стажёра ГА, отдохнул с дороги, да и в администрацию. Так мол и так, прибыл, ездовой пёс, где моя упряжка? А мне и говорят: «Всё, парень, не нужны ездовые псы, у нас теперь прогресс и цивилизация, вон, полюбуйся», – и полное небо пузырей-капсул над Питером.
Там, где появлялись эти пузыри, авиакомпании сдувались в один миг, простите за каламбур. Все хотели прокатиться в капсуле, это на коллективное сумасшествие больше походило: люди бросали машины, не заходили в трамваи, автобусы, про самолёты я уж вовсе молчу, на долю обычного транспорта остались грузоперевозки – да и те подминал под себя Роскосмос, вернее, его филиалы. Капсулы побеждали удобством и доступностью. Ничего не надо кроме планшета и оплаченного тарифа у сотового оператора, подал заявку в личном кабинете – и лети. По Евразийскому союзу – куда хочешь, по Африке и Южной Америке – куда скажут, по Северной Америке… М-да.
Для меня всё это означало только то, что, отучившись почти три года на пилота гражданской авиации, я оказался безработным. Самолёты и вертолёты Камчатских авиалиний постепенно вывели из эксплуатации и часть куда-то угнали, часть порезали, что-то поставили в музей, пять «Мишек» выкружил себе шеф, организовав покатушки для туристов. Можно сказать, что тут я нашёл себя: генералиссимус наш экономит на всём, поэтому я нет-нет совмещаю должность техника и второго пилота. Маслопуп я, короче.
Мы готовились к третьему акту пьесы. Купание в океане, тоска по несбывшемуся, переписка в чате с симпатичными женщинами…
Женщины явились самолично.
То есть как женщины… За Кэпом пришла Лянь.
Я же говорил, что шеф женил нашего Капитана? Ну вот, одна знакомая шефа, кореянка, всё искала себе мужа, непременно русского, а Кэп спивался у себя в квартирке. Что там шеф сделал, чего наговорил, я не знаю, но в общем, нашли они друг друга, Лянь и наш Капитан.
– Пьёте? – с порога взвизгнула маленькая женщина, сморщив лицо так, что и без того узкие глазки превратились в щелочки. – Вань-кья, пошёл домой, сука!..
Лянь продефилировала к столу, за которым полосатела тельняшка Капитана и воздела огромный живот над натюрмортом из початых бутылок, тарелок с остатками закуски, тазиком с икрой.
Они дружно живут, Лянь с Капитаном, у неё своих двое было и Капитан второго уже… прикапитанил.
– Мм – ик!.. М-мила-я! – выдал Кэп.
– Врагу-у!.. не сдаё-отся!.. наш го-ордый!.. Варя-аг! – затянули мы.
– Заткнитесь, суки! – пискнула Лянь. – Пошёл, Вань-кья!
И Капитан пошёл. Встал, расправил плечи, орлиным взором окинул нас, олухов, хихикающих в кулак, сбил фуражку с кокардой ВМС на затылок и зашагал к выходу, размахивая расстёгнутым полушубком. Лянь показала нам средний палец от двери. Алексей показал ей язык.
За окном свистнули двигатели капсулы. Удобная штука, нейтринный транспорт.
– Выпьем? – спросил Максим. – За Капитана.
– За маленьких Капитанчиков, – хохотнул Лёха.
– Я проветрюсь, – я накинул Капитановскую шинель и вышел на улицу.
Деревянные мостки от берега – вот всё, что позволили выстроить тут шефу, заповедное место как-никак, вон в глубине бухты лежанка морских львов. К мосткам подогнали баржу, переоборудованную в ресторан, лыжников высаживали на вершине сопки, они выкатывались на берег, а здесь ресторан, баня, прогулки по заповедному месту на катере. Катер пришвартован по правому борту, хоть сейчас садись и пошёл по волнам.
Волн не было. Луна висела над сопками, плыла в тёмной воде, заливала бледным светом вершины сопок. Я вдохнул полную грудь холодного воздуха и выдохнул разгорячённое алкоголем дыхание в чистое небо, усеянное звёздами. Наверное, надо было найти знакомые созвездия, звёзды самые яркие… но я, по правде, знал только Большую Медведицу, даже Малую Медведицу найти бы не смог.
А звёзды усыпали небосклон. Чужие солнца гроздьями блистали в чистом небе, прекрасные и безо всяких созвездий, прекрасные и недоступные, равнодушные ко всем нашим потугам достичь их, равнодушные к нашим потугам жить. Я снова дохнул парами алкоголя в чистое небо. Я ведь мечтал о звёздах. Книжки читал, фильмы смотрел.
Только этого оказалось недостаточно.
С утра капсула привезла меня в Питер. Погода испортилась, с моря дул муссон, мелкий снежок с дождём пытался высечь узоры на прозрачном блистере пузыря. Тому всё было нипочём, это ж не «Мишка» тебе, что не дай бог ветер покрепче, да тучи пониже… Пёр прозрачный со всех сторон пузырь через любую непогоду, только покачивался иногда.
Место приземления я задал на крыше любимого дома. Орбитальный проезд, 10, девятиэтажный параллелепипед, «медведевка», шеф снял, специально для меня. Я поначалу обрадовался, там рядом парк, думаю, ну, спортом займусь, бегать буду… наивный.
Программа у меня на сегодня, в общем, нехитрая: сначала завтрак. Желудок урчит, головонька бо-бо, а в холодильнике, между тем, пусто. Раз погода нелётная, наши летуны на приколе, спешить мне некуда – пока приготовлю покушать, пока очухаюсь – вот они двенадцать часов, надо будет звонить Наталочке и объясняться. Этого мне не хотелось жутко, но и оставлять отношения в подвешенном состоянии не стоило. Я осмотрел внутренности холодильника, глянул в морозилку и решительно отверг соблазн обойтись пельменями на завтрак, на обед и наверняка на ужин. Полный интернет рецептов, магазины на каждом углу, а я тут полуфабрикатами питаться буду. Потом я принялся одевать и звонок шефа застал меня ровно на половине процесса.
– Здорово, Мишаня, – раздался в трубке бодрый голос директора нашей фирмы. – Скучаешь там?
– Здорово, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал бодрее. Ничего хорошего этот звонок не сулил, опять какой-нибудь сплав, поход или что-то вроде этого. И я за инструктора.
Шеф меня не подвёл:
– Тут группа нарисовалась, с Красноярска ребята, просятся на сплав. По Опале.
– Женя, вот вообще не ближний свет, – ответил я.
– Ой, ладно, ну всего сто километров, – на самом деле если Евгений Викторович, то есть наш директор, говорит, что есть работа, значит работа будет выполнена. Он просто поныть нам разрешает. Но недолго.
– Ну ладно, сто пятьдесят, – поправился тем временем шеф. – Пойдёте на перевал, Петрович встретит.
– Погода нелётная, – попытался я.
– Так капсула доставит, я забил маршрут.
– Когда? С кем?
– Завтра. С Максом.
– Принято, – вздохнул я.
– Ну что ты, Мишаня, – усмехнулся в трубку шеф. – Давай, покажем ребятам с материка силушку камчадальскую.
– Покажем, – вздохнул я, но шеф уже отключился.
Я полез связываться с Максом. Кажется, с туристочкой у него не задалось, может и ответит. А планшет – сами знаете, такое дело: только залезешь в интернет, тут тебе и новости, и игрушки, и почта, и вот стою я перед зеркалом, одной рукой штаны поддерживаю, другой уведомления просматриваю, хотя и сам знаю, что ничего путного там нет. Реклама… штраф с Госуслуг… опять реклама… приглашение… Учиться на какого-нибудь мастера-ломастера, сейчас всякое рукоделие в моде.
Привлекла меня красная звёздочка, редкая эмблема, открыл письмо – точно, Роскосмос, а в письме: «приглашаем Вас (мама терпеть не могла это заглавное «Вас») пройти отбор в отряд космонавтов…» – и там ещё что-то, у меня голова закружилась, я сразу и не понял.
3
Обычно они встречались около Центрального дома культуры. Выбирали погожий день, созванивались: «Ты как?» – «Можно», – и отправлялись на прогулку. Шагали по дорожкам сквера Покорителей космоса – это если времени совсем не хватало; гуляли по Центральному парку, стараясь держаться подальше от круговерти аттракционов и шумных компаний в кафе. Когда времени было вдосталь – ох, редко такое бывало!.. – надевали спортивные костюмы, зимой брали лыжи и, оставив позади парк, перейдя Гагарина и Пионерскую, бегали в Коржевских культурах.
Находившись-набегавшись – разговаривали. На спортгородке в Культурах или возле скамейки с сидящими на ней Первым и Главным. Говорил Митчелл, Сергей обычно слушал, понимая, что патрону нужно проверить правильность собственных рассуждений, а возражения, если они и возникнут, надо высказывать там, в Институте, причём Митчелл уже всё обдумал и твои возражения готовятся лечь на бумагу да так, как ты и не предполагал.
Но не сегодня. Весь последний месяц они сидели в четырёх стенах, искали возможность вернуть «Юрия Гагарина» хотя бы в пределы гелиопаузы, чтобы иметь нормальную связь с экипажем. Корабль, чудо техники, рыбка золотая стоимостью с ВВП Вьетнама, как хвастались в новостях, пропал. Ушёл в первый полёт с экипажем и не появился в заданных координатах – в афелии орбиты Юпитера.
Сергей вздохнул. Глянул в небо, тут же сморщившись от уколов падающих снежинок, бросил взгляд на стайку старшеклассников, затеявших игру в снежки в воротах Парка, на девушек с кофрами за спиной, спешащих к дверям Школы искусств. Иногда им казалось неправильным и несправедливым, что где-то там трое хороших парней оказались один на один с бездной, а здесь, на Земле, всё идёт своим чередом. У людей свои дела, радости и заботы и что там творится в межзвёздном пространстве, они вспоминают, только лайкнув страничку в соцсетях.
Сергей смял свою шапку, из-за которой студенты за глаза называли его Наполеоном, поморщился, пытаясь отогнать нехорошие мысли и зашагал, меряя длинными ногами нечищеный ещё тротуар.
Митчелл стоял напротив скамейки. Снег засыпал его шевелюру, колол исхудавшее лицо и сёк глаза, но ведущий конструктор проекта «Заря» не обращал внимания на непогоду. Стоял, смотрел как созерцают неведомые дали бронзовые Первый и Главный, словно надеясь в лёгкой улыбке одного из Великих разглядеть ответ на мучивший их всех вопрос. Не ответ так подсказку, намёк, что угодно…
Сергей потоптался возле патрона. Вздохнул, что-то попытался сказать – передумал, глядя на сжатые в тонкую линию губы наставника. Отвернулся, глядя как несутся капсулы по Октябрьской. Усыпанные огоньками каплевидные тела парили над снегом с редкими проталинами, то и дело взмывая в воздух, когда искусственный интеллект разрешал транспортной капсуле присоединиться к карусели таких же огоньков над городом. В Королеве одним из первых проложили соленоиды трассы и поставили дата-центр, обрабатывающий заявки операторов для смены режима движения. Обещали перенести в следующем месяце, а то в глазах рябит от этих огней большого города.
Это они всё, внезапно подумал Сергей. Без их Полигона не было бы никакого прорыва, так бы и чадили по городам жоповозки, да ругачка стояла за парковку. В Москве, было дело, людей стреляли за занятое место для гроба на колёсиках. А сейчас…
В мобильном приложении для очков – или iQ-линз у продвинутых – иконка «Транспорт». С неё можно заказать капсулу, время ожидания не больше пятнадцати минут, бронь по тарифу, за сутки пользования одна цена, за месяц другая. Искусственный интеллект выбирает оптимальный маршрут, но если есть желание и есть деньги – они сейчас у всех есть – можно заказать режим полёта и за двадцать минут оказаться в Питере. За час – в Сочах. Ни очередей в аэропорту, ни проверок, никаких противопоказаний – ничего, абсолютная безопасность, в случае неполадок капсула мягко опустится на землю, и оператор пришлёт новую. Билет стоит как раньше одна поездка в метро; поначалу люди ради развлечения катались из Москвы в Питер, из Питера в Сочи и обратно в Москву. Скоро Казанскую ветку откроют, а там останется через Екатеринбург связать Казань с Новосибирским районом и Владивостоком – и вся страна как на ладони.
Сергей улыбнулся. Жизнь налаживается, только вот…
За всё это время Митчелл даже не пошевелился. Сергей кашлянул, утаптывая снег возле памятника.
– Миша, – никакой реакции. Воспалённые глаза уставились на бронзовые фигуры. Покрасневшие от мороза пальцы тискают шапку.
Сергей положил руку на плечо Митчелла:
– Миша.
В Институте Митчелла за глаза звали Американцем. Было отчего: Митчелл Иванович Смирнов действительно родился в бывших Соединённых Штатах Америки. Родителям мальчика уж больно хотелось, чтобы их отпрыск стал заправским американцем, только после Революции пришлось вспоминать о российском гражданстве и рваться под защиту морпехов российского посольства. С тех времён Митчеллу осталась метрика Баптистского госпиталя в Майами да имя. В школе Митчелл представлялся Мишей и лез в драку, едва только кто-то начинал дразнить его местом рождения. В институте уже не обращал внимания, только просил, чтобы звали Мишей – Митч, Мит звучало так себе. А сейчас не до того было.
– Миша.
– Да, – словно очнулся Митчелл. – Да, Серёжа.
Он тряхнул головой, напялил шапку и улыбнулся своей обычной улыбкой, на измученном лице выглядевшей особенно трогательно.
– Тебя Люба ищет, – сказал Сергей. – Там надо командировку подписать.
– Да, конечно, – Митчелл снова уставился на памятник. – Сейчас… ещё минутку.
Он наконец отвернулся от бронзовых фигур и сделал два шага в сторону Старых Подлипок:
– Пошли, Серёж. Что ты?
– Ты давно отдыхал, Миша? – спросил Сергей.
– Что? А, да вот, прикорнул у себя на диване, ты же помнишь…
– Так нельзя.
– Нельзя, – эхом откликнулся Митчелл. – Пошли, что там подписать.
Сергей не шелохнулся.
– Ася тебя неделю не видела.
– Серёжа, ну что ты от меня хочешь? – спросил Митчелл. – Сам же видишь, что тут…
– Я понимаю – проект на волоске…
– Да при чём тут проект? – Митчелл воздел руки. – Проекту ничего не будет, с него пылинки сдувают.
– Президент созывает попечительский совет.
– Знаю.
– Опять не пойдёшь? – Сергей остро глянул на патрона.
– Пойду, – взгляд Митчелла затвердел. – Я пойду, Серёжа. И знаешь – я буду вести себя хорошо. Я не буду ругаться со спонсорами. Не буду прекословить главе государства. Я даже с Верховцевым не сцеплюсь, не поверишь – я буду просить.
Сергей молчал. Стоял, не отрывая взгляд от лихорадочно блестящих глаз патрона, но – молчал.
– Мы теряем людей – вот что страшно, – продолжал Митчелл. – Приносим в жертву наших детей и приносим потому только, что не способны правильно обсчитать работу ускорителя. То есть, все потери на нашей совести, все потери по нашей глупости.
Он вздохнул. Бросил взгляд на памятник.
– Поэтому я пойду, и я буду просить, чтобы Межкосмос профинансировал спасательную операцию.
Сергей покачал головой:
– Тебе никто не даст второй корабль.
– Дадут, – сказал Митчелл. – Собачками будут прыгать, только намекни им, что Сунь Ятсен подходящее имя для межзвёздного корабля.
– Мы даже не знаем где они…
– «Циолковский» сканирует межзвёздное пространство. Обнаружить кварковый след «Гагарина» вопрос времени, но не в этом дело…
Митчелл подошёл вплотную, глядя в глаза Сергею.
– Дело в том, что нам потребуется заново сформулировать математический аппарат. Пересмотреть все формулы и выполнить вычисления не как прежде, мощностями одного института, а подключить все сколь-нибудь серьёзные школы в мире. Кто там занимался теорией струн – американцы? Китайцы? Подключить всех, проверить математический аппарат, прожечь заново ускорители, но достать ребят.
– А что нам раньше мешало? – Сергей пожал плечами.
– Политика, – вздохнул Митчелл. – Сам же знаешь: мы первые, аналогов в мире нету и всё такое…
Он махнул рукой.
– Вот и теряем людей. Детей теряем.
– Что-то сомневаюсь я, – Сергей покачал головой.
– Я тоже, Серёжа, – сказал Митчелл. – Я тоже. Пойдём, что там у тебя…
Сергей поправил свой малахай, и вслед за патроном побрел по свежевыпавшему снегу в сторону Института.
Едва только проекту «Заря» утвердили финансирование, Звёздный городок стал своеобразной витриной достижений проекта. Здания из регоррума появились здесь первыми, капсулы кибердока поставили в кабинеты поликлиники прежде прочих, и кандидаты в космонавты первыми испытали на себе новейшие медицинские практики. Белоснежные комнаты и коридоры с мебелью, выраставшей из стен, иногда невпопад, с непривычки вызывали оторопь, а персонал новонародившегося Международного космического агентства перевозили исключительно в капсулах «Нейтрино».
Попечители Проекта излазили капсулы вдоль и поперёк на выставках, кроме того правительство России (а заодно правительства Китая, Индии и всех стран, подписавших меморандум), давно пересадили на нейтринный транспорт. В помещениях зданий с непривычной минималистической обстановкой вице-президент, губернатор Московской области, и депутаты рабочей группы проекта «Заря» чувствовали себя вполне уверенно: заседания Совета всегда проходили в Звёздном, благо у руководителей Проекта всегда находилась какая-нибудь новинка напоказ.
Вице-президент осторожно уселась в кресло, выросшее аккурат возле её изящных туфелек. Следом в такие же кресла расселись губернатор, депутаты, Сергей с Артёмом – Митчелл остался стоять. Посреди зала вспух гриб, вырос с человека высотой и раскрылся белой столешницей с проектором посередине.
– Здравствуйте, дамы и господа, – начал Митчелл. – Как вы помните, старт Международной космической станции «Юрий Гагарин» прошёл успешно.
Проектор развернул над столом изображение космического корабля, похожего на синего кита. На заднем плане изумрудом поблёскивала Земля.
– Здравствуйте, Митчелл, – сказала вице-президент, – мы помним, старт мы наблюдали в прямом эфире. Я так понимаю – у вас случилось что-то, что потребовало оторвать нас от других дел.
Митчелл набрал полную грудь воздуха.
– «Юрий Гагарин» закончил полёт, – дальше говорить не получалось – мешало что-то в груди.
Сердце?
– Что значит – закончил, поясните пожалуйста, – сказал губернатор.
– Дело в том, что… – дело в том, что мы потеряли ещё троих хороших парней, вот что тебе придётся сказать. Потеряли по собственной глупости, самоуверенно посчитав, что уж если автоматы три раза подряд пришли в заданную точку пространства, то и корабль с людьми на борту сумеет выполнить задание.
Пауза затягивалась.
Под взглядами Совета и коллег Митчелл опустил голову. На глаза навернулись злые слёзы, и он вздохнул, потоптался на месте – как в юности выставляя правильно ноги перед сокрушительным джебом на ринге или на улице…
– Экипаж Международной космической станции «Юрий Гагарин» не вышел на связь после отключения ускорителя, – теперь слова лились сами собой, – средства слежения – и прежде всего автоматическая межпланетная станция «Циолковский» – зафиксировали снижения гирочастоты до минимума, то есть корабль выполнил циклограмму полёта. Но в пределах досягаемости сканеров «Циолковского» «Гагарин» не обнаружен.
Воцарившуюся тишину нарушил губернатор:
– Корабль… погиб?
– Мы не можем сказать точно, – ответил Митчелл, – мы не видели вспышки, возмущений пространства с момента затухания гирочастоты.
– Тогда где они? – спросила вице-президент.
– Мы не знаем, – тяжело ответил Митчелл.