Тайна Мэри

Размер шрифта: 13

Дизайн обложки Виктории Лебедевой

В оформлении обложки использованы материалы Shutterstock

* * *

Грейс Ливингстон Хилл: история личности как история автора

Судьба американской писательницы Грейс Ливингстон Хилл в целом не отличалась от многих других сложных женских судеб. В ней были и бесконечные переезды, и финансовые трудности, и вдовство, и развод, и бессонные ночи, проведенные в работе, чтобы прокормить семью, и борьба с раком на исходе жизни. Однако Грейс выросла в атмосфере сплоченности и поддержки, благодаря чему ей хватило сил и смелости пережить все, что выпало на ее долю, и стать одной из самых известным писательниц в жанре христианско-романтической литературы.

Грейс родилась в 1856 году в крошечном поселке Уэллсвилл, штат Нью-Йорк. Ее отца, пресвитерианского священника, преподобного Чарльза М. Ливингстона, дела церкви вели из города в город, а семья переезжала вместе с ним. Его жена, Марсия Макдональд Ливингстон, писала статьи для христианских журналов и романтические рассказы о периоде Гражданской войны. Именно мать привила Грейс литературное мировоззрение, а отец сформировал религиозное. Девочке дали разностороннее образование – она играла в шахматы, занималась спортом и верховой ездой, замечательно рисовала, помогала отцу в церкви и воскресной школе; вся семья не только изучала Библию, но и активно читала книги светского содержания, в том числе мировую классику. Это предопределило жанровое направление творчества Грейс.

В мир большой литературы девочку привела ее тетя, писательница Изабелла Макдональд Алден, – именно она первой опубликовала рассказ племянницы в своем журнале «Пэнси» в 1870 году. Уже через семь лет повесть Грейс вошла в цикл изданий для детских библиотек, а через год была издана первая полноценная книга «Идиллия Чаутоквы». Ее выход приурочили к ежегодным «сборам Чаутоквы», тогда еще молодого религиозно-образовательного проекта для взрослых. Первые шаги на писательском поприще оказались успешными – и на протяжении всего своего длинного творческого пути Грейс Ливингстон Хилл написала более сотни романов и множество рассказов.

В ее книгах часто поднимается тема поиска теплого семейного круга и верности идеалам – она писала о том, чем была полна ее собственная жизнь. Отец сам обвенчал ее с первым мужем, Томасом Франклином Хиллом. Когда Франклин заболел, родители перебрались поближе к Грейс и были рядом после его смерти. Когда вскоре скончался и сам преподобный Чарльз, мать осталась с дочерью и внучками, Рут и Маргарет. Второй муж Грейс, Флавий Джозеф Лутц, оказался бездельником, грубияном и гулякой. Христианское воспитание и убеждения Грейс взывали к терпению и смирению, а не к разводу, но терпеть человека, поддающегося искушениям, было выше ее сил, и она решилась аннулировать брак. Грейс продолжала писать – еще при жизни первого супруга она поняла, что только литература поможет ей зарабатывать деньги, находясь при этом рядом с детьми. Ее жизнь закончилась раньше творчества – последнюю книгу, «Мэри Арден», дописывала после смерти матери ее младшая дочь, Рут. Преемственность поколений семьи Ливингстон обеспечивали талантливые и решительные женщины.

Все обширное литературное наследие Грейс Ливингстон Хилл – это гимн христианской морали. Что ее первый вестерн «Девушка из Монтаны», что романтическая история скитаний «Тайна Мэри», что написанная в соавторстве с Элизабет Бут книга о подвигах женщин из Армии спасения призывают читателя следовать простым законам бытия: твори добро, не твори зла, работай над собой.

Ее книги могут показаться немного наивными – их герои неизменно религиозны и добродетельны (либо становятся таковыми), их преследуют соблазны и перипетии судьбы, а в конце добродетельность обязательно вознаграждается, и читатель наслаждается счастливой – или хотя бы вселяющей надежду – концовкой истории. Однако эти книги – зеркало эпохи, периода, когда после Гражданской войны людям хотелось верить в некую высшую справедливость и хорошую жизнь не только в перспективе обретения Царствия Небесного, но и здесь, на земле.

Ее душещипательные сюжеты показывают, как искренне, как уверенно и как ровно может сложиться писательская карьеры женщины, выросшей в небогатой, но здоровой и сплоченной семье. Ее истории и персонажи разительно отличаются от историй и персонажей тех авторов, которые жили с душевным надломом, с семейной травмой, с одиночеством ребенка в мире взрослых, и на примере Грейс Ливингстон Хилл замечательно видно, как среда формирует автора. Ее истории драматичны, но ее злодеи не страшны. Ее праведники непоколебимы, но полны обычных человеческих чувств. Романы Хилл наполнены той простотой, которой не хватает в наше динамичное время, в эпоху высоких технологий и доступной психотерапии, в творческой реальности, сформировавшейся после Джойса и Достоевского, Абэ и Кафки. Нам, за спиной у которых постмодерн и акционизм, освоение космоса и телемедицина, не помешает иногда мысленно оказаться в незатейливой истории со счастливым концом, где вечные ценности десяти заповедей поданы в простой форме, где нет неоднозначных выводов о моральном облике героев, а есть только добро, которое в конце концов обязательно побеждает зло.

Дарья Ивановская, редактор

Глава 1

Он остановился на платформе и посмотрел на часы. Опоздавший поезд, на котором он прибыл, торопливо отошел от станции и скрылся во тьме тоннеля, будто догадывался о своем опоздании и хотел нагнать упущенное время.

Часы показывали пять минут седьмого. Юноша оглянулся на высокую лестницу, ведущую к мосту через пути. Тонкий луч электрического фонаря подчеркнул окружающую темноту, выделяясь на фоне сгущающихся городских сумерек. В семь юноша был приглашен на ужин, а ему еще нужно было успеть зайти домой и привести себя в порядок.

Путь через мост был долгим, а на лестнице толпились пассажиры. Но под мостом шла короткая дорога через рельсы. Срезав там и вскарабкавшись по зеленой насыпи, юноша сразу оказался бы на квартал ближе к дому. Наверху у моста выстроились кэбы. Ходить по рельсам запрещалось – как предписывала заметная табличка, – но юноша все же решил сэкономить пять минут. Поспешно оглядевшись и удостоверившись, что на платформе не видно дежурных, он побежал через окутанные сумраком пути.

Под мостом его внимание привлек легкий шум: за спиной раздались тихие торопливые шаги, и чей-то голос заставил его вздрогнуть.

– Прошу, не останавливайтесь и не оборачивайтесь, – произнесла женщина и нагнала его в тени. – Позвольте я пойду рядом с вами; может быть, вы покажете, как выбраться из этого жуткого места? Мне очень страшно, и, кажется, за мной следят. Вы поможете мне спрятаться?

Он на мгновение опешил, но повиновался и зашагал дальше, подвинувшись, чтобы она могла идти рядом. Сам он встал ближе к рельсам. В тоннеле загрохотал приближающийся поезд.

Его спутница отдышалась и извиняющимся тоном продолжала:

– Я не знала, что делать, а вы показались мне порядочным человеком. Я решила, что вы поможете мне отсюда выбраться.

В тот самый миг из тоннеля вынырнул огненный глаз мчащегося поезда. Юноша инстинктивно схватил свою испуганную дрожащую спутницу за руку, потянул к насыпи и прижал к груди. Мимо промчался грохочущий состав.

Их окутало едкое облако густого черного дыма, вырвавшегося из тоннеля. Оглушенная механическим ревом и ослепленная дымом, девушка испуганно льнула к своему защитнику. На миг им показалось, будто грохочущий монстр утащит их за собой, так чудовищна была его сила. Но поезд промчался мимо, и наступила звенящая тишина; их будто погрузили в вакуум. Постепенно мир вокруг ожил: по мосту протарахтел трамвай, загудел автомобильный клаксон, послышался крик мальчика, продающего вечерние газеты. Постепенно их дыхание выровнялось, и они пришли в себя.

Юноша первым делом подумал, что надо забраться наверх, не дожидаясь следующего поезда. Схватив спутницу за руку, он начал карабкаться по крутому склону; при этом он заметил, что запястье, которое он сжимал, было тонким и изящным, а рукав платья его спутницы сделан из дорогой ткани.

Они карабкались наверх, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Сбоку от моста, на головокружительной высоте, обнаружилась лесенка для железнодорожных рабочих, нависающая над зияющей пропастью, где взад-вперед сновали поезда.

Когда они вышли на свет, юноша разглядел свою спутницу: молодая, красивая женщина в платье из тонкого полотна, но без шляпки и перчаток.

Наверху они остановились; девушка схватилась за горло и, вздрогнув, оглянулась. Она напоминала птичку, которая металась, не зная, куда лететь. Ни минуты не колеблясь, юноша поднял руку и подозвал экипаж.

– Скорее сюда! – воскликнул он и помог ей забраться в карету. Затем продиктовал кэбмену свой домашний адрес и сел с ней рядом. Повернувшись лицом к своей спутнице, внезапно осознал всю необычность ситуации, в которой оказался.

– Расскажите, что случилось, – потребовал он, – и по какому адресу вас лучше отвезти?

Молодая женщина еще не успела отдышаться от испуга и напряжения, поэтому отвечала прерывистыми фразами.

– Нет, я не могу рассказать, что случилось, – она замолчала и взглянула на него, внезапно догадавшись, что он мог о ней подумать. – Но… я ничего… то есть… я не сделала ничего плохого. – Она снова замолчала; прозрачная глубина ее глаз свидетельствовала, что она говорит правду.

– Разумеется, – уверенно ответил он и тут же задумался: а почему он, собственно, ей верит?

– Спасибо, – ответила она и с испуганной растерянностью добавила: – Я не знаю, куда мне лучше поехать. В этом городе я впервые. Будьте так любезны, подскажите, куда бы я могла отправиться… Может, на вокзал? Но… у меня нет денег и… – она в ужасе схватилась за голову, – …и нет шляпки! О!

Юноше вдруг сильно захотелось защитить эту девушку, столь неожиданно оказавшуюся на его попечении. И все же его преследовали смутные опасения. Что, если она окажется воровкой или авантюристкой? Возможно, стоит предоставить ей самой выпутываться из неблагоприятной ситуации, в которую она попала? Но стоило ему об этом подумать, как он вспомнил ее слова – «вы показались мне порядочным человеком» – и осознал, что не может предать ее доверие.

Девушка снова заговорила.

– Но я не хочу больше вас беспокоить. Вы и так проявили доброту, когда помогли мне выбраться из этого ужасного места. А сейчас, прошу, остановите экипаж и выпустите меня; я смогу сама о себе позаботиться.

– Разве можно отпускать вас одну? Если вам грозит опасность, я вам помогу. – Он сам удивился своей доброте. Он знал, что с незнакомыми людьми следует быть осмотрительным, но, повинуясь порыву, забыл об осторожности. – Если вы хотя бы намекнете, в чем дело, я буду знать, как вам помочь…

– Нет, мне нельзя рассказывать! Я просто не могу! – воскликнула девушка и схватилась за сердце, будто пытаясь удержать его в груди. – Зря я вас втянула, простите меня! Прошу, позвольте мне выйти. Мне уже не страшно; страшно было в том ужасном тоннеле, но мы выбрались. Я боялась, что придется зайти туда одной, ведь я не знала, как можно подняться наверх, а вернуться уже не могла.

– Хорошо, что я оказался рядом, – горячо воскликнул юноша. – В этом тоннеле опасно. Он тянется через весь квартал; вы могли бы погибнуть!

Девушка зажмурилась и закрыла глаза руками. В свете фонарей сверкнули камушки на ее кольцах. Кожа у нее была очень бледная. Он понимал, что перед ним утонченная и богатая дама, но как же она попала на рельсы?

Экипаж внезапно остановился; он выглянул в окно и увидел, что они доехали до его дома. Девушка потянулась к двери, и тут он встревожился, но уже по другому поводу. Его почтенной матушки и чопорной сестрицы, скорее всего, не было дома, но если случайно окажется, что сегодня они не выходили, что же они подумают, увидев, как он появляется из кареты с незнакомой девушкой без шляпки? А главное, что подумает дворецкий?

– Простите, – сказал он, – но я попрошу вас пока не выходить из экипажа. У меня есть на то свои причины. Не могли бы вы подождать меня здесь? Я приглашен на ужин и должен переодеться; это займет всего несколько минут. Вам ничего не грозит, и я отвезу вас в безопасное место. А пока собираюсь, подумаю, что можно сделать. Только прошу, не выходите из кареты. Иначе кэбмен заподозрит неладное. Если за вами на самом деле кто-то следит, пока вы в карете, вас никто не побеспокоит: кэбмен не позволит. Не волнуйтесь, я не задержусь. Есть ли у вас друг, которому можно позвонить или отправить телеграмму?

Она покачала головой. В ее глазах блеснули слезы, и она ответила:

– Нет, в городе я не знаю никого, кто мог бы мне помочь.

– Тогда я вам помогу, – с внезапной решимостью проговорил он тоном, который успокоил бы любую испуганную женщину.

Уверенный голос юноши и его почтительный и располагающий вид заставили девушку дождаться его возвращения, хотя в испуге она внезапно прониклась недоверием ко всему миру и не раз подумывала убежать. Но что ей было делать без денег? К тому же ее внешний вид – отсутствие шляпки и перчаток – мог вызвать подозрения. Идти ей было некуда.

Юноша вошел в дом, открыв дверь своим ключом, и услышал дворецкого, поставленным голосом говорившего по телефону.

– Да, мэм, это дом миссис Данэм… Нет, мэм, ее нет дома… Нет, мэм, мисс Данэм тоже вышла… Мистер Данэм? Подождите минуту, кажется, мистер Данэм только что вошел. Как вас представить? Миссис Паркер Боуман? Да, мэм, одну минуту, пожалуйста. Зову мистера Данэма.

Юноша нахмурился. Разговор его может задержать. К тому же звонила мисс Боуман, а он как раз собирался к ней на ужин. Что ей могло понадобиться? Он еще не опаздывал, вряд ли она взялась бы его разыскивать. Может, что-то случилось и она звонила чтобы отменить ужин? Вот бы так и было! Тогда он освободится и сможет всецело посвятить себя помощи молодой женщине, которую судьба или провидение внезапно ему препоручили.

Он взял трубку, надеясь, что миссис Боуман отменит ужин.

– Добрый вечер, миссис Боуман.

– Мистер Данэм, это вы? Какое облегчение! Я в затруднении по поводу сегодняшнего ужина и звоню спросить, не выручит ли меня ваша сестра. Мисс Майо меня подвела. С ее сестрой что-то случилось, и она не может ее оставить. Она только что позвонила, и я не знаю, как быть. Корнелия дома? Сможете уговорить ее приехать и помочь? Я все равно пригласила бы ее вместо мисс Майо, но она сказала, что на этой неделе планирует поехать в Бостон. А теперь планы изменились, верно? Вы не могли бы позвонить ей и упросить приехать и выручить меня? Это очень важный ужин, понимаете? У меня все готово.

– Простите, – ответил юноша и в тот момент, кажется, догадался, как решить проблему миссис Боуман и свою собственную, – но Корнелии нет дома. Она непременно помогла бы вам и сделала бы все, что в ее силах, но они с матушкой отправились ужинать в Честнат-Хилл и ушли около получаса назад. Боюсь, мне не удастся до нее дозвониться. Но вы могли бы вычеркнуть меня. Тогда проблема решится сама собой: просто уберите со стола две тарелки, – он добродушно рассмеялся, – и число гостей снова станет четным. Видите ли, миссис Боуман, – поспешно добавил он, услышав, что миссис Паркер Боуман начала возражать, – у меня самого возникло небольшое затруднение. Поезд пришел с опозданием, и по пути со станции я встретил девушку… подругу. – Вспомнилась старая поговорка: «Друг познается в беде». В этом смысле они с незнакомкой уже могли считаться друзьями. – Она совсем не знает город и оказалась здесь одна. Кроме меня, у нее нет здесь знакомых, и я чувствую себя обязанным проводить ее до гостиницы и узнать расписание поездов. Сегодня она уезжает.

– Что вы такое говорите, Трайон Данэм! Молодая женщина в беде, а вы предлагаете мне никак в этом не участвовать? Нет уж, даже если вы едва знакомы, приводите ее с собой. У нас будет четное число гостей, и вы меня очень обяжете. Нет-нет, ни слова больше! Просто скажите, что ей ни к чему стесняться; мы с вашей матушкой старые подруги. Ваши друзья – мои друзья, мой дом всегда для них открыт. Уверена, ваша знакомая не станет возражать; те, кто много путешествуют, учатся переступать через маленькие формальности и умеют ходить в гости без приглашения и предварительного знакомства. Передайте, что, если эта девушка решит задержаться у нас, я непременно нанесу ей ответный визит – или заеду к ней на ужин, когда мне случится побывать в ее городе. Полагаю, она только что вернулась из-за границы – куда еще могла ездить молодая женщина? – или просто вынуждена покинуть свой дом, и если она еще не свыклась со своими новыми обстоятельствами, это произойдет очень скоро. Опишите ей мое затруднительное положение и скажите, что она очень обяжет меня, если придет. К тому же – я не хотела говорить, думала сделать вам сюрприз, но, думаю, уже можно сказать, – придет судья Блэкуэлл с супругой, а мне бы очень хотелось вас представить. Я уже давно пытаюсь вас свести.

– О! – с интересом воскликнул юноша. – Судья Блэкуэлл! Я давно хотел с ним познакомиться.

– Он тоже о вас наслышан и, полагаю, хочет с вами встретиться. Вы знали, что он подумывает взять партнера? Прежде он всегда отказывался… Впрочем, это уже другая история, а мне некогда. Вам уже пора выходить, вы знаете? Передайте подруге, что я буду вечно благодарна ей за участие и не приму отказ. Говорите, она недавно вернулась из-за границы? Наверно, она хорошо играет на фортепиано? Уговорите ее нам сыграть. Она же согласится нам сыграть? Я так рассчитывала на мисс Майо!

– Возможно, вам удастся ее убедить, – рассеянно пробормотал юноша, одной рукой развязывая галстук и расстегивая воротничок и мысленно подсчитывая, сколько времени займет переодевание во фрак.

– Ну разумеется. Только не говорите ей заранее, а то откажется. И пусть не переодевается – все поймут, если я скажу, что она только что приехала из-за границы и мы поймали ее на лету. О, кажется, ко мне уже пришли! Ради всего святого, Трайон, поторапливайтесь; кухарка очень злится, когда я задерживаю подачу к столу. До встречи! И, кстати, как ее зовут?

– О! Хм-м… – Ему почти удалось расстегнуть воротник, и он уже собирался повесить трубку, когда его настигло новое затруднение. – Хм-м… да, конечно же… ее зовут… чуть не забыл, – лихорадочно затараторил он, оттягивая время и пытаясь вспомнить любое имя. Рядом лежал телефонный справочник, открытый на букве «Р». Он схватил его и назвал первую попавшуюся фамилию.

– Да-да, ее зовут Ремингтон. Мисс Ремингтон.

– Ремингтон! – восторженно воскликнула миссис Боуман. – Не Кэролин Ремингтон случаем? Это была бы такая удача!

– Нет, – растерянно ответил он, – нет, не Кэролин. Ее зовут… Э-э-э… Мэри. Мэри Ремингтон.

– Ох, боюсь, тогда мы не знакомы, но это неважно. Поспешите, Трайон! Уже без пяти семь. А где, вы сказали, она живет? – Но на линии раздался щелчок: юноша повесил трубку и побежал наверх, в свою комнату, перепрыгивая через три ступеньки. Он лихорадочно соображал. Он понял, что совершил отчаянный поступок, хоть и не по своей инициативе, и теперь не видел никакой возможности выпутаться из затруднительного положения: ведь как иначе он поможет девушке, если не возьмет ее с собой?

Он обдумал различные варианты развития событий. Он мог бы привести ее в дом и придумать объяснение для слуг, но как именно объяснить присутствие в доме незнакомой женщины? Правду он сказать не мог, да и как растолковать все матушке и сестре? Те могли вернуться раньше него и засыпать гостью вопросами.

А девушка – согласится ли она с ним поехать? Если нет, как с ней поступить? И как быть с ее платьем? Подходит ли оно для посещения великосветского приема миссис Паркер Боуман? Насколько он помнил, платье было скромное и изящное. Вероятно, обычное для путешествующей леди. Впрочем, откуда миссис Боуман взяла, что она путешествует? Он же ничего подобного не говорил, не упоминал, что его знакомая приехала из-за границы и что она умеет играть на фортепиано. Он просто не мог знать таких подробностей о незнакомке, но в данных обстоятельствах не мог и возразить миссис Боуман.

А еще на девушке не было ни шляпки, ни плаща. Являться на ужин в таком виде было бы странно. Она и не согласится. Он надевал пальто и вдруг обратил внимание, что внутренний карман оттопыривается: там что-то лежало. Нетерпеливо сунув руку в карман, он вытащил пару длинных белых перчаток. Те принадлежали его сестре, и теперь он вспомнил, что накануне вечером они возвращались с приема и сестра сняла их, потому что пошел дождь. Внезапно его озарило. Ну разумеется! Почему он раньше об этом не подумал? Он поспешил в комнату сестры, намереваясь одолжить у нее несколько вещей, но уже на пороге уверенность его покинула. В комнате царил безупречный порядок: ни разбросанных шляпок, ни перчаток. Горничная Корнелии Данэм хорошо выполняла свои обязанности. Лишь один предмет казался не на месте: коробка на стуле у двери. На коробке значилось название модной шляпной мастерской, а на крышке крупным заостренным почерком Корнелии было написано: «Вернуть мадам Долар». Он схватил коробку и подошел к шкафу. Нельзя было терять ни минуты; в коробке наверняка лежала шляпка. Если Корнелия собиралась вернуть шляпку в мастерскую, она наверняка решит, что ее забрали, и не будет допытываться. А он позже заедет к мадам Долар и оплатит счет без ведома сестры.

В шкафу он обнаружил несколько накидок и довольно элегантных вечерних плащей, но потом смекнул, что кто-то, возможно, уже видел их на Корнелии. Он поспешно закрыл дверь, спустился и открыл большой шкаф под лестницей, откуда извлек новый черный плащ матери. Похлопав по карману пальто и убедившись, что перчатки на месте, взял свою шляпу и поспешил к экипажу, держа в руке шляпную картонку, волоча за спиной плащ матери и стараясь не попадаться на глаза дворецкому.

Закрыв дверь дома, он вдруг испугался, что девушка могла убежать. Что ж, это избавит его от беспокойства и, вероятно, станет наилучшим исходом дела. Однако, к своему удивлению, он понял, что при мысли об этом испытал разочарование. Он не хотел, чтобы она уходила. С трепетом заглянув в карету, он с облегчением увидел, что она все еще там, сидит, забившись в угол с расширенными от испуга глазами. Она дрожала и старалась, чтобы он этого не заметил. Дождавшись его, она поняла, что все же его боится, ведь, в конце концов, он тоже мог оказаться непорядочным человеком.

Глава 2

– Простите, что так долго пропадал, – виноватым тоном произнес юноша и закрыл дверь кареты, сперва продиктовав кэбмену адрес миссис Паркер Боуман. В тусклом свете электрического фонаря девушка выглядела прелестной и беззащитной. У него возникло сильное желание избавить ее от бед и переложить их на свои широкие плечи.

– Я кое-что вам принес, – сказал он. – Наденьте, пожалуйста, этот плащ. Возможно, он не совсем в вашем вкусе, но это лучшее, что мне удалось найти. Похолодало.

Он расправил плащ и накинул ей на плечи.

– Спасибо, – с благодарностью пробормотала она и сунула руки в рукава.

– А в этой коробке должна быть шляпка, по крайней мере, я на это надеюсь, – продолжал он. – Надо было заглянуть, но я очень спешил. – Он развязал бечевку и извлек из коробки большую нарядную шляпу, украшенную длинными черными перьями. К его радости, она оказалась черной. Когда он развязывал веревку, он беспокоился, что внутри окажется одна из безумных кричащих шляп, которые так любила Корнелия, называя их «произведениями искусства».

Девушка взяла шляпку с благодарным облегчением, и у него отлегло от сердца.

– А теперь, – промолвил он, достал перчатки и торжественно положил их ей на колени, – мы едем ужинать.

– Ужинать? – в страхе воскликнула девушка.

– Да. Случилась удивительная вещь: когда я зашел в дом, зазвонил телефон; звонила миссис Паркер Боуман, к которой я сегодня приглашен. Одна гостья не смогла прийти, и миссис Боуман попросила мою сестру ее заменить. Но сестры не было дома, и я попытался выкрутиться. Сказал, что случайно встретил… надеюсь, вы меня простите… В общем, я назвал вас своей подругой.

– О, – ответила девушка, – очень мило.

– Я объяснил, что вы впервые в этом городе и никого, кроме меня, тут не знаете. Что я должен отвезти вас в гостиницу и помочь сесть на вечерний поезд. Я сказал миссис Боуман, что не приду на ужин и тогда у нее будет четное число гостей, но она позвала одного человека с целью нас познакомить и очень расстроилась, что гостей окажется меньше, чем она рассчитывала, поэтому пригласила вас и пообещала отплатить ответным визитом при случае, если согласитесь сейчас ее выручить. С моих слов она почему-то решила, что вы путешествуете, только что вернулись из-за границы и временно разлучены с друзьями. Она также почему-то вбила себе в голову, что вы умеете играть на музыкальном инструменте, поэтому будет просить вас сыграть… Я ответил, что не знаю, сможете ли вы ей услужить, и она, слава богу, не стала уточнять, умеете ли вы еще и петь. Я рассказываю вам все это, чтобы вы знали, чего ожидать… Естественно, я ничего подобного ей не говорил; она сама все додумала. А еще я сказал, что вас зовут мисс Ремингтон, Мэри Ремингтон. Миссис Боуман обрадовалась, решив, что вы – Кэролин Ремингтон, кем бы она ни была. Полагаю, об этом она тоже скажет. Но дело в том, что Ремингтон – первая фамилия, которая попалась мне на глаза в телефонном справочнике. Если вы возражаете притвориться мисс Ремингтон на вечер, я могу сказать, что миссис Боуман неправильно расслышала ваше имя из-за помех на линии… Но, возможно, вы могли бы рассказать что-нибудь о себе – так мне будет проще, ведь я никогда не притворялся и не уверен, что у меня это хорошо получится.

Девушка ошеломленно внимала всему, что он говорил, от потрясения не в силах произнести ни слова.

– Но я не могу ехать ужинать, – наконец выпалила она и снова схватилась за горло, будто кружевной воротник стягивал ей шею и не давал вздохнуть. – Я должна немедленно где-нибудь спрятаться! Я причиняю вам слишком много беспокойства. Я и так злоупотребила вашей добротой. Вы дали мне плащ и перчатки; теперь я справлюсь сама и очень вам благодарна! Я их верну, обещаю.

Экипаж замедлил ход; Трайон Данэм выглянул в окно и заметил, что к дому миссис Боуман подъехала другая карета и остановилась перед ними. Решать нужно было немедленно.

– Моя дорогая, – выпалил он, – я не могу оставить вас одну, и лучше будет, если вы зайдете со мной и посидите немного у миссис Боуман. А когда я освобожусь, сразу же отвезу вас, куда скажете. Здесь вас никто не найдет; никто не догадается, что вы пошли на ужин к даме, с которой даже не знакомы. Поверьте, это самый безопасный вариант из всех! Вот дом миссис Боуман. Согласны ли вы пойти со мной? Если нет, велю кэбмену отвезти нас в другое место.

– Но что она обо мне подумает, – испуганно произнесла девушка, – и разве можно обманом проникать в дом женщины и заявляться на ужин без приглашения? К тому же я неподходяще одета.

Экипаж остановился у входа; кэбмен спрыгнул с козел.

– Она ничего не подумает, – заверил ее Данэм. – Она обрадуется четному числу гостей. Миссис Боуман устраивает замечательные ужины, поверьте; вам ничего не придется делать, лишь говорить на светские темы и быть любезной. Миссис Боуман велела вам не беспокоиться о платье. Она считает, что вы путешествуете, и понимает, что приглашение застигло вас врасплох. Можете сказать, что ваш багаж еще не доставили или отправили в следующий пункт назначения. Так вы согласны пойти со мной?

Кэбмен открыл дверь.

В тот же миг девушка собралась и напустила на себя сдержанный вид, какой был у нее, когда она впервые с ним заговорила. Она спокойно вышла из кареты и вполголоса произнесла:

– Что ж, пожалуй, так действительно будет лучше.

Данэм ненадолго задержался и велел кэбмену отвезти большую шляпную коробку в свой клуб. Он в последний момент вспомнил, что от коробки надо избавиться.

– Если спросят, куда вы дальше направляетесь, что мне ответить? – тихо спросил он, когда они поднимались по лестнице. Лицо девушки озарила слабая улыбка.

– Люди, приехавшие из-за границы, часто останавливаются в этом городе по пути в Вашингтон, – робко заметила она.

В ответ он улыбнулся и удовлетворенно заметил, что черная шляпка ей очень шла. Для роли, которую ей предстояло сыграть, наряд был весьма подходящим: черный плащ делал ее похожей на путешественницу.

В следующий миг дверь распахнулась, и юноша вспомнил, что должен представить спутницу. Поскольку времени узнать ее настоящее имя уже не оставалось, пришлось полагаться на удачу.

Девушка уверенно проследовала за служанкой в гардеробную, будто и прежде бывала в этом доме. Но сам Трайон трепетал от страха, снимая пальто и поправляя галстук. Он успел заметить, что гости уже собрались, и знал, что миссис Боуман не терпелось позвать их к столу. А потеряв девушку из виду, не на шутку испугался. А вдруг окажется, что она не знает светского этикета? Его ждет позор! Он даже толком не успел разглядеть ее при свете. И как только он осмелился привести ее сюда?

Но сокрушаться было поздно: девушка показалась из гардеробной, а им навстречу шла миссис Боуман с распростертыми руками и дружелюбной улыбкой на лице.

– Моя дорогая мисс Ремингтон, как же я рада, что вы меня выручили! Одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, что знакомство будет чудесным. Благодарю, что согласились пренебречь формальностями.

– Вы очень любезны, что пригласили меня, – с безупречным самообладанием ответила девушка, – хотя мы с вами не знакомы…

– Ни слова больше, дорогая. Друзья мистера Данэма – мои друзья. Трайон, разве вы не сказали своей подруге, как давно мы с вами приятельствуем? Если вы не рассказывали ей обо мне, я могу и обидеться! Что ж, проходите; моя кухарка уже в отчаянии. Мисс Ремингтон, скажите, как вам удается сохранять такой свежий и очаровательный вид после долгого океанского плавания? Хочу знать ваш секрет.

Юноша внимательнее взглянул на девушку и заметил, что ее платье идеально подходит случаю, а сама она очень юна и красива. Он взирал на нее с хозяйской гордостью, а она тем временем знакомилась со всеми гостями. Потом он увидел, что она окинула быстрым взглядом комнату и будто бы вздрогнула и отпрянула; ее лицо побледнело, но она сделала над собой усилие, совладала с чувствами и продолжила играть свою роль.

Когда ее представили судье Блэкуэллу, Данэму показалось, что тот посмотрел на нее чуть более заинтересованно, чем полагалось случаю, но его проницательный взгляд тут же переместился на самого юношу. В тот момент гостей позвали к столу, и Данэму пришлось отвлечься от своей протеже.

Мисс Ремингтон посадили между Данэмом и судьей. Юноша обрадовался такой рассадке и украдкой наблюдал за деликатным румянцем на щеках девушки, изящными линиями ее скул, подбородка и уха, изгибом темных ресниц и волной каштановых волос. При этом он пытался вести с ней легкую беседу, как и положено старому другу.

Наконец судья повернулся к девушке и сказал:

– Мисс Ремингтон, вы очень похожи на молодую женщину, которая сегодня приходила ко мне в контору.

Нежный румянец схлынул с щек девушки; ее губы побелели, но она храбро взглянула на судью, и ее темные глаза встретились с его добродушными голубыми. Она ответила на его вопросительный взгляд с холодным достоинством.

– Да, вы так похожи на эту женщину, что я бы принял вас за ее сестру, если бы не имя, – продолжал судья Блэкуэлл. – Она была довольно интересна и привлекательна. – Старый джентльмен взглянул на девушку, как показалось Данэму, с благосклонностью. – Простите, что упоминаю об этом, но она была одета в такое же изящное и красивое платье, как у вас, и оно очень ей шло. Она меня очень заинтересовала, хотя до сегодняшнего дня я ее не встречал. Она приходила ко мне по одному делу, и когда мы все решили, не успела забрать документы и будто испарилась! Она забыла в конторе шляпку и перчатки – сняла, пока ждала оформления документов. Шляпка с перьями, длинными и пышными, насыщенного цвета кофе со сливками.

Юный Данэм взглянул на платье девушки и с удивлением увидел, что его шелковистые складки были того же насыщенного оттенка кофе со сливками. Однако девушка даже бровью не повела под пристальным взглядом судьи. Она перебирала соленый миндаль, лежавший возле ее тарелки, и так уверенно сжимала в руке тяжелую серебряную вилку, будто разговор за столом шел об открытии Северного полюса. Спокойным и естественным тоном она спросила:

– Но как она могла испариться?

– Мне это совершенно непонятно. В комнате, где она сидела, три двери; одна ведет в кабинет, где работаю я, а две другие – в коридор; одна выходит в боковую часть здания, а вторая – к грузовому лифту. Мы обыскали все здание и не нашли ни следа этой девушки. Признаться, я очень обеспокоен.

– А зачем ей было уходить? – Девушка задала этот вопрос с нейтральным любопытством, как и полагается в разговоре с малознакомым человеком.

– Даже не представляю, – задумчиво ответил старый судья. – Она выглядела вполне здоровой и счастливой, пришла ко мне по делу и совершенно добровольно. Сразу после ее исчезновения в кабинет вошли двое мужчин и стали спрашивать о ней. У одного было умное лицо, но жестокий и упрямый взгляд; другой показался мне очень красивым, но неприятным. Не обнаружив молодой женщины, он сказал, что заберет ее шляпку, но я уже распорядился ее унести. Откуда мне было знать, что этот человек – ее друг или родственник? Я намерен сохранить шляпку до тех пор, пока хозяйка за ней не вернется. Признаюсь, случившееся меня очень расстроило.

– Думаете, с ней произошло что-то плохое? – спросила девушка.

– Сложно представить, что могло случиться с ней за столь короткое время, и все же это очень странно. Моя дочь была примерно того же возраста, когда умерла, поэтому посетительница никак не выходит у меня из головы. Когда я увидел вас в дверях, я опешил; решил, что это она. Если мне удастся ее отыскать, я намерен расследовать ее дело. Мне кажется, этой девушке нужен друг.

– Уверена, она будет счастлива иметь такого друга, как вы, – ответила девушка, и ее взгляд согрел сердце судьи, вызвав в нем восхищение.

– Благодарю, – мягко ответил он, – вы очень добры. Но, возможно, она уже нашла друга лучше меня. Я очень на это надеюсь.

– Или такого же доброго, – тихо предположила девушка.

Разговор перешел на общие темы, и несколько секунд девушка не поднимала головы. Но юноша, сидевший справа от нее, не пропустил ни слова из предыдущей беседы и размышлял об услышанном, не обращая внимания на историю, которую начала рассказывать миссис Блэкуэлл.

Дамы вышли из-за стола, и хотя Данэм очень ждал этого момента, чтобы поговорить с судьей, от которого, возможно, зависела его будущая карьера, он невольно пожалел, что не может проследовать за своей спутницей в другую комнату. Теперь он не сомневался, что его новая знакомая справится со своей ролью, но ему хотелось быть рядом, наблюдать за ней, изучать и попытаться лучше ее понять в надежде разгадать ее загадку, которая с каждой минутой казалась все более запутанной.

Когда она направилась к выходу, он проследил за ней взглядом, а хозяйка дома, задержавшись у его стула, прошептала:

– Неудивительно, что вы так к ней привязаны. Она очаровательна. Но позвольте нам украсть ее у вас на несколько минут. Обещаю, у вас еще будет возможность пообщаться.

Тут неожиданно и вопреки себе молодой человек, несмотря на весь свой опыт и самообладание, залился краской и обрадовался, когда дверь за миссис Боуман закрылась.

Мисс Ремингтон уверенно зашла в салон, но ее сердце трепетало. Наступил момент настоящего испытания. Она перебирала в уме безопасные темы разговоров и инстинктивно потянулась к жене судьи, надеясь найти у той защиту. Однако к ней тут же подскочила хозяйка и присела рядом на чиппендейловский стул.

– Моя дорогая, я так рада, – заговорила она. – Какое счастье, что вы оказались у меня! Скажите, давно вы знакомы с Трайоном?

Девушка перевела дыхание и собралась с мыслями. Она робко заглянула в любопытные глаза миссис Боуман, и на ее лице промелькнуло легкое лукавство.

– Пожалуй… – ее колебание казалось естественным, и миссис Боуман решила, что ее гостью и Трайона связывает нечто особенное. – Пожалуй, не очень давно, миссис Боуман; по крайней мере, меньше вашего. – Она обаятельно улыбнулась.

– Ах, хитрое дитя! – воскликнула женщина и шутливо похлопала девушку веером по округлой щеке. – Вы, наверно, познакомились, когда летом он ездил за границу?

– О нет, что вы! – девушка невольно рассмеялась. – Нет, это случилось уже после его возвращения.

– Значит, в Адирондакских горах, – продолжила допрашивать ее миссис Боуман. – Вы были в… – Но девушка ее прервала. Она не могла обсуждать Адирондакские горы, но увидела в противоположном углу рояль, и у нее возникла идея.

– Мистер Данэм сказал, что вы хотели, чтобы я сыграла для вас, ведь ваша подруга, которая играет на пианино, не пришла. Я с радостью возьму это на себя. Что вы любите? Серьезные или веселые пьесы? Шопена, Бетховена или что-то более современное?

Миссис Боуман почувствовала, что перед ней музыкальный талант, и, желая порадовать своих гостей, воодушевленно воскликнула:

– Как же вы любезны! Я не осмеливалась вас просить; Трайон сомневался, захотите ли вы мне помочь. Пожалуй, начать можно с серьезной пьесы, а потом, когда придут мужчины, перейдем на веселые. Автора выбирайте сами, хотя я большая поклонница Шопена.

Не говоря ни слова больше, девушка тихо подошла к роялю и села. Первые несколько минут она небрежно перебирала клавиши, будто те были ее старыми друзьями и она заново с ними знакомилась. Потом она заиграла ноктюрн Шопена. Она касалась клавиш уверенно, но мягко, а звук, который извлекала из инструмента, напоминал колокольчик, и небольшая компания дам, собравшихся в салоне, сразу догадалась, что перед ними музыкант, мастерски владеющий своим искусством. Грациозная фигура девушки, ее прелестная головка и волосы, уложенные простыми волнами, производили еще более приятное впечатление, когда она вот так сидела за роялем и управляла сложными гармониями. Даже миссис Блэкуэлл перестала обмахиваться веером, заинтересовалась и, наклонившись к миссис Боуман, прошептала: «Какая чудесная девушка. И какую красивую пьесу она выбрала». Миссис Блэкуэлл была женщиной заурядной, старомодной, но добродушной.

Щеки миссис Паркер Боуман порозовели, а глаза засияли. Она уже планировала, как никому не отдаст свое новое приобретение и будет хвастаться им подругам. Больше всего на свете она любила придумывать новые развлечения для своих гостей.

– Мы заставим вас играть, пока вы не рухнете без сил, – восторженно провозгласила она, когда умолк последний скорбный, плачущий, тихий аккорд. Прочие дамы забормотали «чудесно! чудесно!» и одобрительно зашептали.

Девушка улыбнулась и заиграла вальс Шопена; она играла громко, и те, кто хотел пошептаться, могли спокойно это сделать, не боясь, что их услышат. После этого пианистка блестяще исполнила сонату Бетховена.

С первыми нотами «Каменного острова» Рубинштейна, утонченного музыкального портрета, в комнату зашли джентльмены.

Трайон Данэм поговорил со знаменитым судьей, как и рассчитывал, но беседовали они не о юриспруденции.

Оба проводили юную незнакомку взглядом, когда та вышла из гостиной, и после переглянулись, заметив, что смотрят в одну сторону.

– Она очаровательна, – сказал старый судья, улыбнувшись юному коллеге. – Ваша близкая подруга?

– Я… очень на это надеюсь, – смущенно запинаясь, выпалил Данэм. – То есть… мне хотелось бы, чтобы она считала меня своим близким другом.

– Ах! – воскликнул судья и с добродушной улыбкой заглянул в глаза юноши, будто вспоминая приятные события из своей молодости. – Вам очень повезло. Надеюсь, вам удастся убедить ее в этом. Знаете, она меня очень заинтересовала, и я почему-то уверен, что она имеет отношение к сегодняшнему происшествию в конторе.

Юноша выразил интерес, и судья снова пересказал историю, на этот раз подробнее.

Они сели немного особняком от других гостей. Миссис Боуман предупредила супруга, что надо дать юному Данэму возможность поговорить с судьей, и тот, увидев, что планы жены увенчались успехом, не стал мешать собеседникам.

Когда в соседней комнате зазвучала музыка, судья на миг прервался, прислушался и продолжил свой рассказ.

– Напротив одного из выходов в моей конторе находится грузовой лифт, и мне почему-то кажется, что девушка могла скрыться именно в этом направлении, хотя дверь была закрыта, а лифт как раз стоял в подвале.

Юноша с любопытством расспрашивал судью, предчувствуя, что его рассказ может объяснить загадку молодой женщины, сейчас находившейся в соседней комнате.

– Загляните в контору завтра, – сказал судья. – Возможно, вы ее встретите и сами убедитесь, что она очень похожа на вашу подругу. Кстати, не она ли так превосходно играет? Давайте узнаем. Мистер Боуман, надеюсь, вы не против, если мы пойдем к дамам? Хотим послушать музыку вблизи.

Другие джентльмены тоже встали и проследовали за ними.

Когда они вошли, девушка не прервалась и не подняла головы, продолжив играть под завороженными и восторженными взглядами гостей. Она музицировала с таким чувством, что невольно притягивала внимание.

Трайон Данэм, стоявший за спиной судьи, замер от изумления. Он никогда бы не подумал, что под прикосновениями этой хрупкой девушки способна рождаться такая необыкновенная завораживающая мелодия. Ее исполнение было столь совершенным, что он ощутил головокружительный восторг, будто в чем-то это являлось и его заслугой.

В заключение она исполнила блестящую «Венгерскую рапсодию» Листа. Тонкие пальцы брали звучные аккорды и перескакивали через октавы с такой точностью и быстротой, будто ей руководила сверхъестественная сила. Наконец драгоценным дождем пролились финальные ноты, и она повернулась к нему – единственному другу в толпе незнакомцев.

Он заметил, что она играла в большом напряжении. Разрумянившееся лицо казалось усталым, глаза блестели от лихорадочного возбуждения. Эти глаза, казалось, умоляли спасти ее от пристальных взглядов любопытных, хоть и дружелюбно настроенных незнакомцев. Те восторженно окружили ее, засыпали вопросами и комплиментами.

– Где вы учились? Должно быть, у великого мастера? Расскажите о себе. Нам не терпится все узнать, и мы готовы слушать, сидя у ваших ног!

Трайон Данэм прервал допрос, достав из кармана часы и притворившись, что внезапно вспомнил о чем-то важном. Он издал весьма правдоподобный испуганный возглас.

– Прошу меня простить, миссис Боуман, не хочу прерывать этот чудесный вечер, – извинился он, – но, боюсь, если мисс Ремингтон хочет успеть на вечерний поезд, ей нужно спешить. Мисс Ремингтон, сможете собраться за три минуты? Экипаж уже ждет.

С огромным облегчением, но подыгрывая ему и ужаснувшись столь позднему часу, девушка вскочила и поспешила за плащом, невзирая на возражения хозяйки дома. Она осыпала миссис Боуман милейшими благодарностями за приятный вечер, водрузила большую черную шляпу с перьями на маленькую головку, накинула черный плащ поверх платья и торопливо натянула перчатки, надеясь, что хозяйка не заметит, как они ей велики.

– А у кого вы учились? – спросила неуемная хозяйка, которой все-таки не терпелось узнать, что за великая исполнительница побывала у нее в гостях.

– О… мистер Данэм меня зовет, миссис Боуман. Простите за спешку. Вы так любезны, что пригласили меня; я рада, что мне удалось найти друзей в незнакомом городе.

Она поспешила к крыльцу и спустилась по широкой лестнице, а хозяйке ничего не оставалось, кроме как пойти следом.

Гости столпились в коридоре, чтобы попрощаться и сказать девушке, насколько сильно им понравилась ее игра. Миссис Блэкуэлл даже настояла на том, чтобы поцеловать юную пианистку в нежную щеку, и прошептала ей на ухо: «Вы очень хорошо играете, дорогая. Я бы хотела как-нибудь еще вас послушать». В ее голосе звучала такая доброта, что измученная усталостью и нервами девушка чуть не прослезилась.

Глава 3

Данэм торопливо усадил ее в карету, отмахиваясь от гостей, которые желали лично попрощаться, и через миг они очутились в полумраке экипажа, помчавшего их прочь от гостеприимного дома миссис Боуман.

Как только захлопнулась дверь, девушка задрожала.

– Ох, зря мы это сделали! – воскликнула она, вспоминая все, что только что произошло. – Такие добрые люди. А мы навязались на ужин. Но вы… вы не виноваты. Виновата только я. Вы тоже очень добры.

– Мы не навязывались, – отрезал Данэм. – Я лишь сказал, что вы моя подруга. И вы произвели прекрасное впечатление. Вы так чудесно играли! Я хотел бы услышать вас снова.

Экипаж остановился, пропуская трамвай, и два пассажира оказались под ярким электрическим фонарем. Какой-то прохожий с любопытством на них посмотрел, и девушка испуганно вжалась в стенку кареты. В ту же секунду они оба подумали о ситуации, требующей немедленного разрешения.

– Итак, чем я могу помочь? – спросил Данэм спокойным деловитым тоном, будто считал своим правом и привилегией оказать ей необходимую поддержку. – Вы подумали, куда поедете?

– Мне было некогда об этом думать. Я могла думать лишь о том, как вести себя в гостях. Но я понимаю, что нельзя больше обременять вас своим присутствием. Вы и так сделали для меня слишком много. Если прикажете остановить карету на тихой незаметной улочке, где меня никто не увидит, я выйду и избавлю вас от своего общества. Я бы и не стала вас ни о чем просить, если бы не была так напугана. Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить вам за доброту, хотя вы так много для меня сделали, что, боюсь, это будет невозможно.

– Прошу, не говорите так, – принялся возражать юноша. – Помогать вам было приятно, и вы уже отплатили радостью, которую доставили мне и моим друзьям. Я не оставлю вас, пока не решатся ваши проблемы, об этом даже думать нечего; но прошу, хотя бы намекните, как я могу помочь, и я сделаю все возможное. Вы уверены, что за вами следили? Не хотите довериться мне и рассказать подробнее?

Ее пробрала крупная дрожь.

– Простите, – пробормотал он, – вижу, вам страшно об этом вспоминать. Я понимаю, как неприятно признаваться в чем-то незнакомому человеку, поэтому не буду уговаривать все мне рассказать. Попробую думать за вас. Допустим, мы поедем на вокзал и купим билет. Куда вы хотели бы поехать? Можете не сомневаться, я никому не скажу, куда вы отправились. – В его голосе слышался легкий упрек; она взглянула на него, и он заметил слезы в ее глазах.

– О, я ни капли в этом не сомневаюсь! – расстроенно воскликнула она. – Не думайте так, пожалуйста. Но… вы просто не понимаете.

– Прошу меня простить, – повторил он и протянул руку. Ее изящная ладонь в перчатке легла в его ладонь.

– Вы так добры, – пробормотала она, будто больше ничего не приходило ей в голову. А потом вдруг добавила: – Но я не смогу купить билет! У меня нет денег, и…

– Забудьте об этом. Я с радостью одолжу вам, сколько потребуется. Небольшой долг вас не обременит.

– Но я не знаю, когда смогу его вернуть, – запинаясь, ответила она, – разве что… – она быстро сняла перчатку и стянула с пальца кольцо с блестящим камнем. – Разве что вы возьмете это кольцо в качестве оплаты… Не хочу причинять вам беспокойство, но за этот камень можно выручить приличную сумму.

– Что вы, – возразил он, – я не возьму ваше кольцо. Позвольте купить вам билет, это такая мелочь. Я никогда не пожалею об этих деньгах. Забудьте о долге, пока не решите свои проблемы.

– Прошу! – она настойчиво протягивала ему кольцо. – Если вы не возьмете кольцо, я сейчас же выйду из кареты!

– Но что, если это подарок и вы им дорожите?

– Вы угадали, это подарок отца, – коротко отвечала она, – и он был бы не против, что я нашла ему такое применение. – Она почти нетерпеливо вложила кольцо ему в руку.

Он инстинктивно сомкнул кулак и почему-то испытал волнение, сжимая вещицу, которая еще хранила тепло ее пальцев. Он уже забыл, что они практически не знакомы, и думал лишь о том, как ей помочь.

– Я сохраню кольцо у себя, пока вы не попросите его отдать, – добродушно ответил он.

– Не стоит, я за ним не вернусь, – заявила она. – Можете его продать. Я знаю, за него можно много выручить.

– Нет, я совершенно точно не стану его продавать, ведь вы, возможно, еще захотите его вернуть, – повторил он. – Теперь обсудим ваше предстоящее путешествие. Мы почти у вокзала. Вы знаете, куда поедете? У вас есть друзья, которые могли бы вас встретить?

Она покачала головой.

– Поезда в Нью-Йорк отходят почти каждый час.

– О нет! – испуганно воскликнула она.

– И в Вашингтон примерно так же.

– Я бы не хотела ехать в Вашингтон, – выпалила она.

– Тогда в Питтсбург? Чикаго? – спросил он наугад.

– Чикаго подойдет, – с облегчением ответила она. Экипаж остановился у большого здания вокзала. Вокруг горели яркие огни и толпились люди. Прогуливались взад-вперед полицейские, звенели трамваи, проносившиеся во всех направлениях. Девушка на миг спряталась в тенях кареты, будто боялась выходить на свет из своего темного укрытия. Ее спутник развеял ее сомнения.

– Не нервничайте, – тихо произнес он. – Я прослежу, чтобы вам никто не навредил. Заходите в вокзал спокойно, как моя спутница. Вы и есть моя спутница и давняя подруга, мы же с вами вместе только что побывали на званом приеме. Или, может, я провожаю вас домой с концерта. Никто не обратит на нас внимания. Шляпка и плащ – хороший камуфляж.

Он проводил ее в здание вокзала и отыскал зал ожидания для дам, где нашел тихий уголок и глубокое кресло-качалку. Он посадил ее так, чтобы она могла смотреть в высокое окно, откуда открывался вид на вечернюю улицу, однако от посторонних взглядов ее закрывала отделанная латунью и кожей стенка автомата для полировки дамской обуви.

Продолжить чтение