Последнее признание

ЧАСТЬ 1. САМОУБИЙСТВО, КОТОРОГО НЕ БЫЛО / Глава 1

Дождь лил уже третий час подряд, тягучий и неумолимый, будто сама ночь решила отмыть город от грехов – тщетная затея. Генри Вайс стиснул руль, уставившись в дорожные потоки света, размытых по стеклу. Низкое гудение двигателя и равномерный стук капель по крыше «Лексуса» действовали на нервы странно умиротворяюще, почти усыпляюще. Помятый пакетик кофе валялся в подстаканнике, но пить уже не хотелось – с горечью приходила только усталость.

Он опустил голову на спинку сиденья, прикрыл глаза – всего на пару секунд – и почти тут же подскочил от резкого треска рации.

– Шериф, ты где? На Стрэд, 38 срочно. Возможный суицид, – голос диспетчера был хрипловатым, заспанным, словно тот не до конца переваривал произошедшее.

– Принял, – ворчливо отозвался Вайс, поворачивая ключ зажигания. – Еду.

Посмотрел на часы: 23:47. Дождливый август, город под одеялом туч.

«Прекрасное время для самоубийства», – усмехнулся тот про себя. «Только бы обошлось без политики или громких фамилий».

Стрэд, 38. Не полицейский участок, а адрес частной клиники «Нейросфера». Элитное заведение, где богатые пациенты платили бешеные деньги за то, чтобы кто-то копался у них в головах.

«Нейросфера» стояла особняком, ровные ряды окон уходили в небо; сливалась с тьмой – если не считать парковки, утыканной машинами скорой, полицейских, и единственным черным «мерседесом» из так называемого высшего общества. Желтая лента ограждения подрагивала на ветру, будто пыталась защититься от зловещей ночи.

Вайс остановил машину, выдохнул – и вышел под дождь. Капли били по лицу, забивались за воротник плаща, сразу становилось зябко.

– Кто обнаружил? – спросил он у хмурого полицейского у входа, быстро пробегая глазами по знакомым лицам.

– Уборщица, – буркнул тот, поправляя кепку. – Увидела свет под дверью кабинета, а дверь заперта изнутри. Решила проверить.

Молодая женщина, заведенная внутрь, дрожала, вцепившись в носовой платок.

– Он был жив, когда вы сюда пришли? Может, слышали выстрел? – мягко спросил Вайс.

– Нет… Тишина. Запах странный был… Металла, – глаза у нее были красными от слез, на бледном лице видны дорожки туши.

Вестибюль походил на холл пятизвёздочного отеля – стены из темного дерева, полы безупречно вымыты, повсюду рассеивающий свет бра; пахло не просто чистотой, а дорогостоящим антисептиком и мебелью из красного дерева. Где-то дальше, из-за поворота, долетал невнятный шепот медиков.

На втором этаже, в конце коридора, толпились – кто в белых халатах, кто в формах – смотрели на него с тревогой, как на пожарного, вдруг появившегося во время торжественного открытия.

– Дайте мне пройти, – вежливо, но твердо сказал Вайс, пробираясь сквозь цепочку.

В редких, но метких деталях обстановка выдавалась стерильной роскошью: бронзовые ручки, картины местных художников, свежие лилии, едва уловимый аромат вербены откуда-то из глубины кабинета. Ни пыли, ни соринки. Все было слишком правильно, чтобы быть случайным.

За массивным письменным столом на кресле из черной кожи сидел мужчина лет пятидесяти – с его лица застыла невыразимая пустота. Голова откинута назад, глаза полуоткрытые, губы тронула едва заметная судорога. На виске – кровавое пятно, прострелянная кость. Правая рука сжимала пистолет, «Глок-17». На столе, аккуратно ровно перед телом, лежал белый, чуть подрагивающий от сквозняка лист: «Я больше не могу. Простите меня.»

– Итан Уиллер, – сказал кто-то за спиной Шерифа. – Владелец клиники.

Вайс не ответил. Он уже знал этого человека.

Свежий стригущий свет лампы выхватывал каждую деталь: стакан с остатками янтарной жидкости, второй – чистый, с ровной кромкой, будто его только что достали из мойки; между ними – пепельница, пустая, чистая. Никаких окурков, хотя запах табака витал в воздухе.

Его взгляд еще раз скользнул по телу: поза, в которую неуклюже посадили человека, не соответствовала панике последних секунд жизни. Слишком аккуратно. Слишком чисто. При самоубийстве, особенно при выстреле в голову, мышцы разжимаются, человек нередко падает набок либо лицом вперед. Здесь же наоборот – голова выброшена назад, пальцы крепко сжаты.

– Самоубийство? – спросил он вслух, уже зная ответ.

– Вроде бы да, – пожал плечами судмедэксперт. – Выстрел в висок, оружие в руке, предсмертная записка. Все, как по учебнику.

– Кто-то пил с ним сегодня вечером?

Мужчина, не отрывая глаз от блокнота, ответил:

– Уборщице на глаза никто не попадался. Но тут все строго по пропускам, будем спрашивать.

Вайс присел на корточки, вгляделся в линию ковра: там, где входило и выходило множество ног, едва виднелся след – узкая полоска. Возможно, от женского каблука.

– Кто-нибудь из женщин заходил к нему сегодня вечером? – спросил Вайс через плечо.

– По записям… – быстро листал планшет другой сотрудник. – Только после 21:00 – пациентка, некая Элис Маккинсон. Здание покинула в 21:29. После – только уборщица.

– Как она себя чувствует? Где сейчас?

– Уехала. Адрес есть. Мы с ней свяжемся.

Вайс достал телефон и сфотографировал сцену.

– Это не самоубийство.

– Почему?

– Потому что, – он безразлично повел плечом.

Судебный эксперт нахмурился, но промолчал.

– Еще бы видели, как записка написана, – спокойно продолжал Вайс. – Ни почерка характерного, ни ошибок, ни эмоций. Три слова и подпись – слишком просто для человека, который собирается уйти из жизни.

Эксперт хмыкнул.

– Бывает и лаконичнее. Но проверим на отпечатки и чернила.

– Посмотрите, с какой стороны входное отверстие, – попросил Вайс, кивая на мушку пистолета.

Эксперт заглянул и покачал головой:

– Вход – левый висок. Но пистолет… Видите? В правой руке. Да, не совпадает.

Вайс подошел к столу. Его мимолетно привлекла подставка для ручек – все предметы разложены так, как привык правша: и мышка, и смартфон, и сам перстень, снятый и аккуратно положенный у края.

– Он был правшой, – заметил Вайс.

– Уверены?

– Смотрите: все расположено… Да и с женой говорил, держа аппарат в правой руке. Я помню её по делу год назад.

Люди в комнате перешептывались, растеряно перемигиваясь друг с другом. Один из врачей попытался выйти – Вайс насторожено посмотрел:

– Вы были знакомы с Уиллером?

– Конечно, – гордо ответил мужчина в очках, массивный, с чуть ссутулившей спиной. – Он был… Сложный человек. Иногда гуманный, иногда – деспот.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Сегодня около восьми. Мы обсуждали расписание на сентябрь.

– Все ли было в порядке?

– Более-менее. Он казался… Напряженным.

В этот момент Вайсу показалось, что из шкафа мелькнул острый, почти невесомый запах – духи? Женские – цитрусовая нота, что-то легкое. Он отметил это про себя.

– Здесь камера, – обратил он внимание на крошечный черный квадратик у стеллажа.

– Система безопасности, – подтвердил специалист по отделу безопасности. – Сейчас все снимем на носитель.

– Отлично. Мне – копию полной записи за сегодня.

Он подошел ближе к столу.

– Здесь два стакана, один – чистый, другой – с отпечатками Уиллера, скорее всего, – сказал Вайс. – Проверьте на наличие следов снотворного или наркотиков. Быть может, его чем-то обработали, прежде чем застрелили.

Эти гипотезы повисли в воздухе. В коридоре послышался шум – приехали еще двое из лаборатории.

– Док, вы – главный психотерапевт, – обратился Вайс к женщине средних лет, отражающей нервозность только сухостью мазка губной помады. – Уиллер кому-то угрожал в последнее время? Были конфликты с пациентами?

– Если честно, сейчас все на нервах. После смер… После ухода доктора Уайлда все боятся, что клинику закроют. Но особых угроз я не помню. Иногда поступали странные письма… Кто-то требовал вернуть деньги, называл его «шарлатаном»…

Вайс отметил: «Письма – проверить у секретаря».

Пока техники возились с камерой, Вайс присел на подоконник, уткнувшись взглядом в мокрое стекло. За окном шел дождь, на дорогах – отраженные световые змейки. Где-то там, в темноте, был человек, который тщательно планировал этот момент.

Телефон завибрировал: пришло уведомление – служба безопасности начала выгружать записи с камеры. Уборщицу увели на медосмотр – она все еще рыдала и не могла говорить.

– Тут что-то прячут, – негромко заметил Вайс, вращая в руке ручку. – Слишком много хороших совпадений.

Эксперт подошел ближе:

– И что теперь?

– Теперь это расследование об убийстве, – отрезал Вайс. – и прошу всех относиться к нему соответствующе.

– Но… Шериф, вы уверены?

– Если бы он стрелял сам, следы были бы и на руке, и на лице. Но нет. Да и прицельность ранения слишком «правильная» – явно работал кто-то, кто хорошо знал внутренности человека.

В этот момент у входа кто-то громко чихнул.

– Простите, – пробормотал медик. – Тут сквозняк…

– Это не сквозняк, – отмахнулся Вайс. – Это кто-то не закрывал окно.

И тут он увидел: окно, что по идее должно быть заперто на ночь, слегка приоткрыто – чудо в такой дождь.

– Кто открывал это окно? – резче спросил он.

– Никто, по журналу дежурств окна все закрывали.

– Значит, кто-то вышел этим путем, – Вайс посмотрел вниз: под окном – кроны кустов, размякшая земля, отпечатки теплых женских следов. Он быстро сфотографировал их на телефон. – Вот и первая зацепка…

В течении следующих минут шериф опрашивал персонал. Многие нервничали: кто-то тряс стакан, кто-то косился на часы, кто-то – молчаливо ждал своей очереди, бледный, сжатый.

К тому моменту, когда рация очередной раз подала голос – «Вызывать лабораторных криминалистов?», Вайс просто вздохнул.

– Всех. Пусть пару часов поспят за мой счёт, потом снова вернутся. Сегодня дежурят не только обычные люди.

Шериф стоял у окна, слушая, как по стеклу размазывается дождь, как город живёт своих жизнью. Мимо кабинета проходили уборщики, в коридоре шуршал техник с выносом камер, а он размышлял: кому понадобилось избавиться от Итана Уиллера? Кто пришёл сюда сегодня, улыбнулся, налил ему немного дорогого виски – а потом холоднокровно выстрелил?

Возможно ответ уже был где-то рядом: в песчинках на ковре, в тонких отпечатках на стакане, в запахе духов, висящем в воздухе. Вайс сжал пальцами амулет – старую медную монету – и чуть слышно выдохнул.

Генри Вайс уже начал охоту.

Глава 2

Дождь превратился в ледяную изморось, когда шериф Генри Вайс притормозил свой не первой молодости полицейский автомобиль, у освещенного слабым светом входа в жилой комплекс «RedStar». Белесый свет фонарей скользил по лакированным дверцам машин на паркинге, по мокрой плитке, по серым панелям тридцатиэтажной башни с её безликой роскошью и панорамными окнами. За этими стеклянными экранами прятались чужие жизни, каждая из которых стоила больше, чем его зарплаты за десять лет. Жизни, что хранили секреты за шторами и двусторчатыми дверями.

Генри выключил мотор, посидел в тишине несколько минут. Его рука привычным жестом легла на лицо, размяла ноющие скулы – усталость за эти дни слежки и опросов вплелась в черты, встала тенью под глазами, впала в щеки, и ни кофе, ни хот-доги в дорожных забегаловках не помогали.

Наручные часы на запястье показывали почти три ночи. В такое время приличные люди ложатся спать, обнимают кого-то или досматривают свой сериал, а он – впутался в этот клубок лжи и смерти, где каждое действие вызывает новые вопросы.

Он достал блокнот.

«Элис Маккинсон. RedStar, 17 этаж, кв. 174».

Даже в холле сердце кольнуло тревогой – запах свежей плитки, дежурный консьерж в теплом свитере, отсутствующий взгляд. Вайс кивнул тому, не услышав ответа, и устало вдавил кнопку лифта с матово-стальной дверью.

Лифт ехал медленно, точно лениво поднимаясь из глубины подземного гаража. В зеркале отражалось осунувшееся лицо – нос слишком крупный, черные круги под глазами, небритость, давно требующая уважения. В детстве Генри думал, что полицейские должны выглядеть мухами в янтаре, неуязвимыми. В своей сорок второй год жизни он казался себе привидением среди живых, будто чужой в собственной коже.

Наконец, дверь скользнула в сторону с глухим вздохом. Длинный пепельный коридор встретил его беззвучием – глушь, лишь пару дверей украшала полоска света. Вайс шагал, прислушиваясь к собственным мыслям и к эху шагов, словно сейчас что-то должно было выскользнуть из мрака.

Он взглянул на номер: 174. Звонок. Один раз – тишина. Подумал, что ошибся этажом, но повторил.

Где-то в глубине квартиры скрипнула мебель, послышался едва различимый звук чьих-то шагов босиком. Щелчок – заслонка глазка.

– Кто там? – женский голос, тихий, но с этой твердостью, будто спрашивает не жертва, а судья.

– Полиция, – кивнул он в дверную щель, ловя чужой взгляд. – Шериф Вайс. Мне нужно поговорить с Элис Маккинсон.

Цепь с глухим рокотом перебирают, дверь приоткрывается на дозволенную щель. В этом просвете – фрагмент лица: бледная кожа, темные волосы, собранные в высокий, кажется, небрежный хвост. Серые глаза – большие, чуть влажные, но в них упрямство, неподдельная осторожность, а между бровей – морщинка тревоги.

– Это серьезно? – тихо, выдохнув, она бросает первый вопрос.

– Я хотел бы пообщаться с вами насчет доктора Уиллера, миссис Маккинсон. Можно войти?

На секунду в её глазах отражается страх или просто раздражение – кто разбудил меня среди ночи? Но всё же щелчок цепочки, тяжелая дверь распахивается, пропуская Вайса внутрь.

С порога Генри вдыхает чужой дом. Ожидал роскоши, но встретил холодную чистоту без души: белые кожаные диваны – такие можно только мыть и бояться испортить; стеклянный стол, на котором ничего лишнего; картины – бесперсональные пятна цвета в абстрактном безумии современного искусства. Всё белое, стеклянное, стерильное, ровно так, как любят новые миллионеры.

Маккинсон, будто по привычке, скрестила руки на груди – оборонительная поза, как у подростка на приёме у психиатра.

– Выпьете? – она качнула подбородком в сторону открытого мини-бара.

– Спасибо, я на рабочем месте, – привычная вежливость, за которой всегда скрыта профессиональная бдительность.

Она достаёт из хрустального графина янтарный виски, наливает себе, движения у неё точные, хрупкие, но рука даже не дрожит.

– Тогда я позволю себе расслабиться, – чуть-чуть скользит ирония в голосе.

В этот момент у Генри возникает ощущение, что она далеко не просто жена из дорогостоящих башен. Глаза у нее бездна, спокойствие – холодная вода, в которой отражается пустота.

Он ждет, пока она делает первый глоток. Только после этого, напрямую, говорит:

– Уиллер мертв, – произносит он и ловит мгновение абсолютного шока у неё на лице. Стакан так и застывает у губ, затем возвращается на поднос с легким звоном.

– Что? – хрипит она, голос рвется.

– Убийство. Очень похоже на самоубийство, но, поверьте, это не оно.

– Господи… – она прижимает ладонь ко рту. Её плечи неожиданно поникают, исчезает бравада.

– Сегодня вечером. Вы были его последней пациенткой, – мягко, как будто не обвиняет, а спрашивает.

– Я ушла… в девять тридцать. – Она смотрит куда-то мимо, взгляд размывается – и вдруг резко возвращается к нему. – Я зафиксировала время на телефоне, как вышла, чтобы вызвать такси…

Она машинально тянется к смартфону, лежащему на журнальном столике, но Вайс мягко останавливает – ладонь вверх.

– Не спешите, миссис Маккинсон, – голос у него спокойный, усталый. – Давайте по порядку. Зачем пришли к Уиллеру?

Она опускает глаза, будто решая – лгать или говорить правду.

– Проблемы в браке, – медленно. Пауза. – Муж стал… отдалённым.

– Вам казалось, что он изменяет? – Вайс не боится резких вопросов.

– Не знаю, – шепчет она, стискивая пальцы на своем свитере. – Может быть. Я… чувствовала, что что-то не так. Думала, что Уиллер… – она запуталась в словах, – доктор Уиллер может помочь мне разобраться.

– Он помог? – Генри подвинул кресло ближе, не отрывая взгляд. Она на мгновение закрывает глаза, будто выныривает из глубины сложных, стыдных мыслей.

– Он только и делал, что заставлял сомневаться, – с трудом выдавила она. – Говорил, что я сама всё знаю, просто боюсь признать. Всё вокруг… ложь.

Вайс кивнул. Обычные фразы для психолога: всегда обвиняешь пациента, чтобы он сам пришел к правильному выводу.

– Вы были вдвоем или кто-то был с вами? – продолжил он допрос.

– Нет, – тихо. – Обычно в соседнем кабинете медсестра или еще кто-то, но сегодня она ушла раньше. Обычно она сидит там за компьютером, а сегодня… Доктор сказал, что ей нужно домой.

– Вас это не смутило?

Она отводит взгляд к своему отражению в оконном стекле, в котором растворяется дождливая ночь.

– Нет… – коротко. – Или… я не думала об этом.

– Итан Уиллер был вашим любовником? – Вайс снова резок.

– Нет! – слишком быстро. – Он был… просто врачом. Я больше всего хотела, чтобы он просто помог мне разобраться с собой.

– Вы остались в кабинете после приёма?

– Нет. Ушла сразу, даже не попрощалась… Спешила домой.

Шериф сузил глаза.

– Можете вспомнить всё, что происходило во время встречи?

– Он показался странным… – вдруг вспоминает она. – Смотрел на часы, нервничал. Обычно он спокоен, а сегодня… спрашивал про моё детство. Говорил, будто я уже когда-то лгала – и не хочу в этом признаться.

– Это новая тема? – Вайс напряжённо вслушивается.

– Да. Обычно он просто слушал, а тут… будто знал, что не увидит меня больше.

– Почему вы так говорите?

– Просто ощущение было, что он чего-то боится.

Пауза. Ледяная тишина.

– Когда вышли из кабинета – кто был в коридоре?

– Только мужчина… – она приподняла бровь, вспоминая. – Высокий. В черном. Я не рассмотрела лица: он отвернулся. Я даже испугалась, наклонила голову и пошла к лифту.

– Он что-то сказал?

– Нет… Просто стоял, как тень.

Генри сделал пометку – ночь, странный визитер. Каждый новый шаг только запутывал картину.

– Что ещё необычного вы вспомнили? Что-то в обстановке? Предметы?

– Нет… – она вспоминала с усилием. – Под столом был помятый коврик, небольшое пятно… Может, кофе. Но… ничего больше.

– Не брали ничего из кабинета случайно?

– Нет, – и вдруг, – Только… я потеряла сережку. Но потом нашла её.

Вайс достал из кармана маленький пакетик с серебряной серёжкой-гвоздиком. Аккуратно положил на стол.

– Это ваша?

Маккинсон бледнеет. Ее лицо вдруг становится пятнистым, кровь отступает от щёк.

– Где вы её нашли?

– Возле тела Уиллера.

Щёлк! – Стакан почти выпадает из её пальцев.

– Но… этого не может быть… – она резко встаёт, преодолевая расстояние до прихожей двумя шагами. Схватывает сумочку, вываливает всё содержимое на стеклянный стол: ключи, губная помада, два телефона, кредитка, смешной брелок-ежик. Среди всего – точь-в-точь такая же серёжка.

– Видите? Вот… Я… – голос у неё ломается.

Вайс хмурится.

– Где вторая?

Она прячет руки за спину, пальцы судорожно сжимают единственную серёжку.

– Я… не знаю… – едва выдыхает она.

Он решает. Прямо:

– Я не думаю, что это была случайность. Либо кто-то взял вашу серёжку, либо подбросил её. Почему – будем выяснять.

Женщина тяжело опускается на стул, лбом почти касаясь сложенных ладоней.

В гостиной веет холодом от окон. Даже кондиционер не спасает от ощущения сиротливости и ночного страха.

– Сколько людей знали о вашем визите к Уиллеру? – Генри едва слышно, как её дыхание становится хриплым.

– Моя сестра… Секретарь…

– Кто принимал вас в клинике?

– Никого не было. Только администраторша, но она уже ушла.

– Вы слышали шум после ухода?

– Нет! Только эхо шагов в пустом коридоре…

Генри вдруг осознал, что за этой хрупкой женщиной, у которой трясутся кисти, скрывается отчаяние. Она не убийца – по крайней мере, не сейчас. Но что-то скрывает, может, от самой себя.

Он снова смотрит на пакетик с серёжкой.

– А вы часто теряете украшения? – решает проверить на инстинкт.

– С детства… – она горько смеётся. – Мать всегда говорила: “Ты и голову забудешь, если не пришита”.

– Ваш муж… – Вайс осторожно. – Он знает о ваших визитах?

– Мы сейчас не разговариваем. Спим в разных комнатах.

Он кивает, фиксируя: отчуждение, эмоциональный вакуум. Много мотивов – как для измены, так и для бегства.

– Если мужчина показался странным, почему сразу не вызвали полицию, когда ушли? Может быть, кто-то следил за вами?

Она молчит. Потом медленно качает головой.

– Я просто хотела забыть обо всем.

– Когда в последний раз видели Уиллера живым?

– Около девяти двадцати пяти… он смотрел на меня так, словно хотел сказать что-то важное, но не решился.

Пауза. Он замечает в её губах нервное дрожание – человек на грани. Обычная жена? Или актриса без сцены?

*       *       *

Элис Маккинсон, вечер 26 августа.

Элис Маккинсон вспоминает, как она выходила из офиса – длинный коридор с ковралином, над которым стояли безликие портреты первооткрывателей городской психиатрии.

Уиллер нервно поправлял очки на кончике носа, бормотая: «Некоторые воспоминания – яд, миссис Маккинсон…».

За дверью пахло перекисью и лавандой. Она услышала лёгкую поступь – тенью возник силуэт высокого мужчины.

– Извините… – пробормотала она, шагая мимо, но он лишь кивнул, даже не взглянув.

У самой лестницы Элис остановилась, оглянувшись. Мужчина по-прежнему стоял со спиной к ней, у двери Уиллера.

«Некоторые воспоминания – яд…» – эхом в голове отзывался его голос.

*       *       *

Настоящее время.

Генри захлопывает блокнот.

– Я вернусь завтра. Мы ещё не закончили.

Маккинсон вдруг хватает его за рукав.

– Вы думаете, что я…?

– Я ничего не думаю, – тихо, почти ласково, – просто ищу истину. Она сложнее, чем кажется.

Он идет к двери, оборачивается.

– Последний вопрос. Чем занимался ваш муж сегодня вечером?

– Он… был на встрече. Вернулся поздно. У меня есть пропущенный звонок в девять сорок пять. Можете проверить.

Видно, она из последних сил пытается сдержать слезы – в этой женщине живет дух, который хочет быть понятым.

– Мы проверим всё, миссис Маккинсон. Отдыхайте, и… держите телефон под рукой.

В кабине лифта Вайс достает телефон. Пальцы набирают номер.

– Это шериф Вайс. Анна, мне нужна полная информация на Элис Маккинсон. И… проверь по доступу: Кристиан Уайлд. Бывший коллега доктора Уиллера.

Голос на том конце обеспокоен:

– Уайлд? Но ведь он погиб…

– Да. Официально самоубийство. Проверьте ещё раз, не появлялся ли его профиль в психиатрической базе города за последнее время.

По спине ползет тревожный холодок – убийца где-то близко, сознание мутится снами, где никто не невиновен. Лифт чихает, скребется и, наконец, открывается на первый этаж.

Генри выдыхает в морось, где дождь превращается в лёд. Где-то там, в мёртвом неоне и тенях чужой роскоши, шатается среди живых человек, для которого убийство – лишь начало.

Глава 3

Элис Маккинсон что-то не договаривает.

В зеркало глядел темноволосым, почти лысеющий мужчина с квадратной челюстью и усталыми, выцветшими глазами. Закататься бы – и спать сутки, хотя он знал: не уснет. Не до того.

– Сережки… Почему одна валяется у трупа, а вторая обнаружена… У нее в руке? Случайность или… – он хмыкнул, невесело улыбаясь отражению.

Блокнот, потемневший от частых прикосновений, выскользнул из кармана. На левой странице – имена, даты, заметки, сделанные еще в первые дни расследования. Он принялся перечитывать заметки:

– Сережки. Одна найдена у тела, вторая – у нее.

– Незнакомец в коридоре. Приметы: шляпа, плащ (черные)

– Странные вопросы Уиллера.

Вибрирующий в его правом кармане брюк телефон нарезал его мысли на куски. Вайс нащупал аппарат, но прежде, чем вытащить, пробурчал ругательство себе поднос.

Он не удивился, увидев на экране имя Роберта Винстона:

– Роберт. – коротко ответил Вайс.

– Шериф, срочно, – голос его помощника звучал взволнованно. – Возвращайтесь. Немедленно. Мы нашли кое-что… Не знаю даже…

– Не начинай. Что вы выудили? – Генри попытался сохранить спокойствие, но нервное покашливание эксперта выдало: ситуация хуже, чем кажется.

– Лучше увидеть лично, – прошептал Роберт, словно их разговор кто-то подслушивал.

* * *

Яркий свет оперативных фонарей выхватывал из полумрака детали: пятна крови на столе, следы пороха на стене. Оперативники возились с улик: кто-то перепаковывал стаканы в прозрачные пакеты, кто-то со скрипом шил меловую разметку на стенах.

Роберт стоял у книжного шкафа, и Вайсу на секунду показалось – этот рослый, обычно невозмутимый мужчина вдруг сузился, стал незаметным.

В его руке что-то блеснуло.

– Взгляните, – он выдохнул, словно пытаясь перекричать собственное сердцебиение, и протянул Вайсу маленький USB-накопитель – крохотный, в форме капли.

– Опять эти… Игрушки? – Вайс стиснул зубы. —Ты уверен, что это не какая-нибудь китайская жвачка от предыдущего арендатора?

– Нет. Нашел за томиком «Проклятого дома» от Кинга, в самом дальнем ряду, – Роберт отвернулся, вытирая ладони о халат. – Записей много. Думаю, вам стоит взглянуть.

Вайс подключил флешку к старому, покрытому пятнами ноутбуку, что стоял на столе рядом с лейкопластырями и блокнотом Роберта. Папка, озаглавленная лишь датами и инициалами, мелькнула перед глазами.

Шериф ткнул в одну из записей. «21.10. Э.М.»

– И кто только догадался писать инициалы? – негромко спросил он.

Роберт пожал плечами:

– Не знаю. Может, док думал, что шифрует. Это же Уиллер.

Запись стартовала резким щелчком. Статичное, как у охранных камер, изображение: кабинет – видавшее виды кресло, но идеально чистый стол, на окне – белая, идеально выглаженная тюль. Пара секунд – ни звука, ни движений.

Потом – щелкнула дверь.

В кадре появился Итан Уиллер. Неряшливый, в белом халате, он суетливо поправил очки, оглянулся, словно прищурился на невидимого противника, и принялся что-то быстро записывать.

– «Сеанс 21 октября. Пациент…» – Звук шел с приглушенными искажениями, надломленным голосом.

Он сделал паузу, будто передумал называть имя.

Затем дверь снова распахнулась – на пороге стояла Элис Маккинсон. Вайс подался вперед: та же женственная неуверенность в походке, тот же жест – прихлопывать прядь волос за ухо. На ней – светлый свитер и черные джинсы, полурастекшая тушь вокруг глаз.

Но было что-то еще. В походке чувствовалась тревога, в движениях – латентная агрессия.

– «Вы опять не спали?» – мягко, почти по-отечески спросил Уиллер.

– «Нет, доктор… Мне… Мне опять снился этот сон» – голос девушки дрожал, но слова были произнесены четко, на грани срыва.

– «Про мужчину в черном?» – уточнил тот, не глядя в глаза.

Она кивнула, отводя взгляд к окну.

– «Да. Он стоит передо мной и все повторяет, будто издевается надо мной: ‘Ты уже должна была вспомнить’…»

На экране зашуршали листы. Вайсу захотелось крикнуть: «Да поговори ты с ней по-человечески!», но мозгоправ действовал по своим правилам.

– «Элис, – серьезно начал он, отодвигая тетради, – мы уже полгода работаем вместе. Но ты до сих пор не рассказала, что произошло тогда… В тот день, когда тебе исполнилось четырнадцать.»

Маккинсон стиснула кулаки так, что побелели костяшки. На тыльной стороне ладони вайс заметил свежий порез.

– «Я НЕ ПОМНЮ!» – резко сказала она. Вроде бы тихо, но в этой тишине голос прозвучал так, будто кто-то бил по батарее кулаком.

– «Ты помнишь, Элис, – вновь мягко, но настойчиво. – Ты просто боишься. Это нормально.»

Она вскочила, так резко, что камера зашаталась.

– «Хватит! Я больше не хочу это обсуждать!» – глаза метнулись к двери.

Но доктор оказался проворнее. Он резко поднялся, словно закрыл пространство между креслом и ней своим голосом.

– «Он был реален, Элис. Как и ты. Это не плод твоей фантазии.»

Маккинсон застыла, захваченная врасплох. В уголках губ – нервная дрожь.

– «Что вы сейчас сказали?..»

– «Ты знаешь, о ком я.»

В этот момент ее лицо изменилось; взгляд стал стеклянным, губы побелели.

– «Откуда вы… Откуда вы узнали о нем?..»

Уиллер, впервые за видео, улыбнулся:

– «Я нашел его записи. Твоего отца. Он был пациентом моего коллеги… До того, как повесился.»

Запись прервалась, словно не выдержав накала.

Вайс не заметил, как его собственные руки сжались в кулаки на коленях. Он глубоко выдохнул сквозь зубы.

– Что за…Чертовщина?

– Думал, тебя уже ничем не удивить, – Роберт, скрещивая руки на груди, попытался отшутиться, но взгляд у него был тревожный. – Смотри, там заметка к ролику.

Роберт молча указал на другой файл. «21.10. Э.М. Комментарий к записи».

Вайс дважды щелкнул по нему правой кнопкой мыши.

«ЗАКЛЮЧЕНИЕ О КОНСУЛЬТАЦИИ 21.10.2006.

Врач-психиатор: Уиллер И.

Пациент: Маккинсон Э.

Диагноз: Шизоаффективное расстройство.

Личная запись: Сегодня ночью мне в голову пришла идея рассказать о том, что ее отец тоже ходил на сеансы. Необычным способом. На сеансе рассказал, что знаю о мужчине в черном. Реакцией стал побег. Очевидно.

Изменено: На следующем сеансе я сказал ей, что такого не было.

Изменено 2: Еще через два она призналась, что теперь считает себя еще более сумасшедшей, чем отец.»

– Это же… Это трындец, Роб.

– Не то слово, – отозвался тот, все еще вглядываясь в экран ноутбука.

– Слушай сюда, – отчеканил Вайс. – Сейчас же связываешься с Маккинсон и спрашиваешь инициалы ее отца. Нам нужно найти его запись.

–Серьезно, Шериф? – недоверчиво покосился на него мужчина. – Мы просто можем перебрать все записи.

– Их здесь сотни! – рявкнул тот. – Мы не можем терять столько времени, просиживая здесь задницу. Свяжись с ней, сейчас же!

Больше Винстон спорить не стал. Молча ушел в коридор, попутно копаясь в телефоне.

Вернулся он через пару минут.

– Смотрите, Шеф. Николас Маккинсон. Умер почти три года назад, 11 сентября. До этого времени должны быть записи.

Вайс ввел инициалы в поисковую строку.

Вот оно.

«Н.М. 11.09. Последний сеанс»

В отличие от предыдущего видео, это начиналось с изображения почти безмолвного мужчины: лет шестидесяти, с осунувшимися щеками. Лицо было измученным, глаза – подернуты страхом и бессонницей.

– «Я больше не могу, доктор… Он… Он везде.» – едва слышный голос, некогда басистый, теперь, казалось, трещал по швам.

– «Кто, Николас?» – Голос Уиллера был на этот раз мягче, чем с его дочерью, но беспокойство витало в воздухе.

– «Мужчина… В черном… Он уже знает, что я видел…»

Уиллер склонился ближе.

– «Что именно вы видели?» – четко спросил док, будто желая проткнуть его защиту.

Мистер Маккинсон бросил взгляд в угол комнаты, будто там, в темноте, кто-то стоял.

– «Как… он заставил ее… забыть. Как он… вложил пистолет в ее руку…» – почти шепотом.

Тут же хлопнула дверь. Запись дрогнула – дернулась камера. Маккинсон подорвался с места, отчаянно глянув в самую темную точку за спиной Уиллера.

– «Он здесь!..»

Запись закончилась.

На этот раз, немедля, Вайс сразу же открыл комментарии к записи.

«ЗАКЛЮЧЕНИЕ О КОНСУЛЬТАЦИИ 11.09.2004.

Врач-психиатор: Уиллер И.

Пациент: Маккинсон Н.

Диагноз: Шизоаффективное расстройство.

Личная запись: про человека в черном он рассказывает постоянно. Не только мне – своей дочери тоже, да еще и самого детства. У бедняги тоже начались галлюцинации из-за горе-папаши.

Естественно, никакого человека в черном мы не увидели – вошла медсестра. А он, напротив: выбежал из кабинета, тараторя извинения.

Изменено: Сегодня он повесился.»

Шериф закрыл ноутбук.

– На следующий день, – пробормотал Винстон, будто оправдываясь, – Его нашли в кабинете. В петле из галстука…

Вайс тряхнул головой, словно хотел избавиться от навязчивого шума.

– Нам нужно найти этого мужика в черном, – его голос был тверже, чем пару минут назад.

– Вы серьезно сейчас? – с долей скепсиса переспросил Роберт. – Шериф, вам не кажется, что у обоих… Ну, психоз, шизофрения или что похуже?

– Какая разница, реален он или нет, – нахмурился Вайс. – Наводки нужны.

–Вы же понимаете, что это потянет вас в глубокую ж… трясину? В такую, из которой потом уже не выберешься.

Вайс задумался. «Человека» в черном видели двое: Элис и Николас Маккинсон, и у обоих Шизоаффективное расстройство или вроде того. С другой стороны, Элис Маккинсон была предельно спокойна, рассказывая о том мужчине у входа в кабинет – возможно, это был другой человек. Но умер мозгоправ так же, как и Маккинсон старший – суицид. Вот только тут тоже есть «но»: скончались они в разницу в три года и разными способами. К тому же, Вайс это дело не вел, а значит и подтвердждения гипотезы об убийстве Николаса Маккени у него не было. Быть может, он и правда умер по собственному желанию?

Но есть еще одна сторона медали. Кристиан Уайлд, тоже закончивший самоубийством. Совпадение или реальная серия? Но какой смысл убивать Уайлда, если консультировал Маккинсона Уиллер? Почему Уиллер не сказал Элис Маккинсон о том, что лечащим врачом ее отца был он сам? Почему не давал нормальную терапию, не выписывал таблетки, только и делая, что надавливая на больные точки? Почему записывал все на камеру, если диалог с клиентом – конфиденциальность? Было ли это вообще терапией, или больше все-таки издевательство над людьми?

Так много вопросов. Так мало ответов.

Иногда Вайс жалел, что нельзя достать труп из могилы для того, чтобы тот дал показания.

– Роб. Найди всю информацию по смерти Николаса Маккинсона. – прочистил горло Вайс.

– Сделаю, – скучающе отозвался тот и вышел из кабинета.

Он посмотрел на часы – время показывало 5:26 утра.

Оставалось дождаться результатов по Кристиану Уайлду. И Николасу Маккинсону.

Глава 4

Дождь начался еще по дороге к дому Уиллеров. Крупные капли хлестали по лобовому стеклу, превращая дорогу в размытое полотно серых и черных пятен. Шериф Вайс прибавил дворники. Монотонный скрип вытирал влагу и напоминал: ему не нравились эти дела – нестандартные, обсуждаемые прессой, с высокими ставками и чьей-то личной драмой, которую обязательно вытащит на свет какой-нибудь репортер со слишком острым ртом. Он не любил, когда пресса лезла в его дела, особенно когда дело еще даже не начало раскручиваться.

Вайс приглушил радио, которое последние сутки твердило о загадочной смерти великого доктора Уиллера – титулы, списки, парад историй спасенных пациентов. Но для Вайса все уже давно было разбито на категории: факты, пробелы, ложь, а между ними – человеческое нутро, из которого еще предстоит вытянуть главное.

Особняк Уиллеров стоял на окраине города, в тихом районе, где дома были большими, а заборы – высокими. Белоснежный фасад в колониальном стиле, сверкающие окна, идеально подстриженная зелень. Возле ворот дожидался черный зонт с выгравированной монограммой – оставленный, кажется, давно. Все выглядело будто вырезанным из домашнего американского журнала восьмидесятых, только вот на обложке вместо улыбок – тень недосказанности.

Вайс позвонил в дверь. За массивным полотном послышались шаги – неустойчивые и осторожные, будто ходила не хозяйка, а чужак.

Дверь отворилась.

На пороге стояла Натали Мэнсон Уиллер. Высокая, стройная, с идеально уложенными каштановыми волосами и холодным взглядом. Она была одета в простой, но дорогой серый свитер и черные брюки. Ни следа косметики. Ни следа слез. Ее лицо было словно каменное.

– Шериф Вайс, – сказал он, доставая удостоверение.

– Знаю, – миссис Уиллер смотрела долго, будто оценивая. – Я думала, вы придете раньше.

– Не люблю создавать впечатление поспешности, – он сделал паузу и попытался улыбнуться. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Проходите.

Она повернулась, не потрудившись пропустить шерифа, и ушла внутрь. Вайс следом переступил порог. Дверь за ним закрылась негромко, но резко.

Дом внутри был таким же безупречным, как и снаружи. Высокий потолок, теплый паркет отбивает отблеск камина. Запах – смесь лаванды и старой полировки, но за покоем чувствовалось… Нечто другое, ледяное.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – женщина провела его в гостиную и села напротив, как на приеме у нотариуса.

Вайс сел, оглядывая комнату. Оформление – как на журнальной развороте: ничего лишнего, все строго по линиям, везде намек на традиции, но ни одной живой детали. На полке над камином – фотографии. На всех – доктор Уиллер. Одна из них – с Натали Уиллер, улыбка которой обязательна и скупа, словно «улыбнитесь для журналиста, миссис Уиллер». Ни в одной из них никто не выглядит по-домашнему, нет спонтанности, нет крошек на кофейном столике, нет толики хулиганства. Все снимки были идеальными, постановочными. Ни одной искренней улыбки.

В этот момент Вайсу стало жутко: его будто пригласили в музей восковых фигур. Нет, пожалуй, в музей затерянных душ.

– Вы не возражаете, если я включу диктофон? – спросил Шериф.

– Ваша обязанность, – она кивнула. Ни нотки возмущения или беспокойства в голосе.

Он включил запись.

– Ваш муж погиб, – Вайс решил стукнуть сразу в лоб – всегда интересно смотреть, как трещит маска.

Миссис Уиллер только вздохнула. Ни кашля, ни срыва. Только усталость:

– Я знаю.

– Судя по вашим словам у патрульного прошлой ночью, вы были… Удивлены, но не потрясены. Да и сейчас не выглядите расстроенной.

Она едва заметно вскинула подбородок.

– А как, по-вашему, стоит выглядеть человеку, у которого умер муж, мистер Вайс? Вы учили этому кого-нибудь в департаменте?

– Ваш муж умер вчера. Большинство людей в такой ситуации плачут. Кричат. Ругаются. Выглядит так, будто вам все равно.

Она не моргнула.

– Я не из тех, кто выставляет эмоции напоказ.

– Это не эмоции, миссис Уиллер. Это естественная реакция.

– У всех реакция разная.

– Вам действительно все равно? – он друг перешел на фамильярную интонацию, почти грубую.

На лице Уиллер мелькнула едва заметная усмешка.

– Я не из тех, кто выплескивает эмоции перед незнакомцами.

– Уверены, что честны сами с собой наедине?

Женщина пожала плечами, как будто этот вопрос казался ей бесполезным.

– Честность – избыточно романтизированное понятие. Особенно в браке.

Шериф не сразу нашелся с ответом. Он заметил: эта женщина привыкла отвечать вопросом на вопрос.

– У вас был… Нетипичный брак? – он решил не нападать напрямую.

– Мы были как все, кто женат больше десяти лет: осторожные, договорившиеся с собой и друг с другом, – она сцедила эти слова почти с презрением.

– Вас устраивала эта договоренность?

Она прервала зрительный контакт – и показалось, что мышца на щеке дернулась.

– Да.

– Вы его любили?

Тишина повисла в комнате. Генри Вайс ощутил, как мороз по коже поднимается от этого немого напряжения – будто что-то важное сейчас скажет или сорвется.

– Любовь – не то слово, которое уместно обсуждать с человеком в форме, – тихо сказала Уиллер, и тут же громче добавила: – Хотите чаю?

– Нет, спасибо.

В комнате повисла еще более плотная тишина.

– Миссис Уиллер, – сказал Вайс, – ваш муж был известным человеком, но при этом у него были враги.

– Видимо, у успешных людей всегда есть завистники, – она спокойно посмотрела на шерифа. – Это вас не удивляет, правда?

– Я спрашиваю вас не о зависти, – он повысил голос: – Я спрашиваю о людях, которых ваш муж доводил до крайности. До срыва.

Женщина вдруг замедлилась, словно собирая в себе остатки терпения. Она поднялась, подошла к окну. Дождь усеивал стекло быстрыми, мелкими ударами.

– На работе Итан был… Другим человеком, – наконец ответила та. – Не мужчиной из этих красивых фотографий.

– Опишите этого человека, – Вайс сделал паузу, – и не думайте, что мне интересна только паркетная версия вашей семьи.

Она оглянулась через плечо.

– Умный, тщеславный, невероятно системный. Он верил, будто способен подчинить себе не только свою жизнь, но и чужую психику. И… У него, отчасти, это получалось. Его считали великим терапевтом.

– То, что он делал на сеансах, вы знали?

Уиллер отвернулась вновь и тихо засмеялась, почти себе под нос.

– Поверьте, у нас не было обычных разговоров о работе за ужином.

– Вы никогда не интересовались его методами?

Она хмыкнула.

– Я была женой,а не аудитором. Да и какая разница, если в итоге все ведут себя одинаково: врут, разыгрывают представления…

– Простите, но ваш цинизм… Выбивает из привычной реакции, – Вайс пристально посмотрел ей в спину, но Уиллер не обернулась.

Снова повисла пауза.

– Я привыкла к одному: никогда не надеяться на сочувствие от окружающих, – резко проговорила она. – Потому что в ответ на любую уязвимость получишь только жалость. Жалость – худшее, что можно получить после похорон.

– Кто-то вам сочувствовал? – спросил Вайс интереса ради.

– Все. Непрошено. Слишком навязчиво.

– То есть вы предпочли бы, чтобы вас оставили в покое?

В этот момент женщина впервые за весь разговор улыбнулась – искоса, чуть заметно.

– Симпатии мне не нужны. А вот правда – да.. Хоть какая-нибудь.

Судя по интонации, она была не прочь переложить инициативу на Вайса.

– Скажу прямо: мы нашли у вашего мужа записи сессий, – начал он, доставая из портфеля небольшой блокнот.

– Какие записи? – Она сразу насторожилась, в ее интонации проскользнула тревога.

– Все встречи с клиентами записывались. Причем не аудио – видео. Некоторые – с весьма нетрадиционными подходами.

Уиллер села напротив, нахмурилась:

– Итан говорил, что это штатная процедура. Для анализа.

– Он помогал людям или ломал их?

Ее пальцы сжали подлокотник.

– Я все еще не понимаю, в чем преступление.

– Некоторые пациенты… Не пережили эти «сессии».

– Вы хотите обвинить его в убийстве? Или меня – в том, что не остановила его?

– Я хочу ответ: знали ли вы, что ваш муж был опасен?

Она медленно встала и прошлась по комнате,словно вымеряя шагами какое-то внутреннее расстояние между собой и этим вопросом.

– Вам не понять, – выдохнула та. – Вы… Снаружи. Для всех остальных Итан был идеален: спасал жизни, к нему ездили со всего штата. Могучий доктор, светило.

– А дома?

– Дома он был… Отсутствующим. Как будто его никто не ждал и он ни к кому не возвращался.

– Вам было одиноко?

– Это допрос или попытка психологической помощи? – съязвила Уиллер.

– Я пытаюсь понять, могли бы вы убить его.

Она прищурилась.

– Если бы я хотела, я сделала бы это десять лет назад, – сказала резко.

– Почему десять?

Женщина смотрела сквозь него, будто мыслено к чему-то возвращалась.

Она отвернулась.

– Тогда все стало… Очевидно. Он оказался не тем, за кого себя выдавал.

Вайс обработал информацию и спросил аккуратнее:

– Вы тогда пытались уйти?

– Нет. Я не ушла. Тогда я осталась,потому что это было проще.

– Потому что вы его боялись?

– Потому что был контракт: жизнь, совместные счета, репутация, – она горько усмехнулась. – Да и уходить было некуда.

В этот момент глаза её застыли в каком-то остекленелом гневе – будто всё, что её держало, закрутилось в одну точку.

– А теперь вы свободны.

– И при этом под подозрением.

Они встретились взглядами, и на секунду Вайсу показалось, что Натали вот-вот закричит или заплачет – но нет, она снова собралась.

– Вы испугались, когда вам сообщили о смерти?

– Нет, – твердо ответила она. – Это было… облегчение.

Он записал это.

– Вы осознаёте, что говорите?

– А вы – что слышите? – парировала Натали, и каждый их вопрос превращался в игру: кто кого переглядит.

Пауза снова затянулась. Шериф заметил, что голос женщины меняется: то леденеет, то уходит куда-то в себя. Он решил сменить тактику.

– Кто приходил к вам последние дни? Вспомните, может, кто-то появлялся у ворот?

Натали медленно провела руками по волосам.

– Я видела… женщину. Молодую. Русые волосы. Она стояла у ворот, видно, что нервничала.

– Когда именно?

– Недели три-четыре назад, может, меньше. Позже мне показалась, что видела её ещё раз – ближе к вечеру. Она смотрела на окна, заметно дрожала, но не вошла.

– Вы вышли к ней?

– Нет. Мне хватило взгляда через стекло. – Натали оперлась о подоконник. – Тогда я подумала, что она… боится прийти.

– Вы не показали мужу?

– Нет, – коротко бросила она.

– Почему?

– Я уже не спрашивала его ни о чём личном. Слишком много ответов я не хотела знать.

– Могла ли это быть Элис Маккинсон?

– Возможно. Он говорил о ней вскользь – как о девушке, которая слишком остро реагирует на лечение.

– Она была опасна?

Натали пожала плечом.

– Она была… хрупкой. Сломанной. Но таких Итан притягивал, как пыль к бархату.

Вайс записал примечание.

– Скажите, последние месяцы муж менялся?

– Стал скрытнее. Приходил поздно, запирался в кабинете, вел не те разговоры по телефону. Всё больше денег уходило непонятно куда.

– На что он тратил? – оживился шериф.

– Может, на скрытую жизнь. Это было не моё дело. Хотя… – Натали закусила губу, – пару раз мне показалось, что он боится.

– Чего?

Она повернулась к нему, с трудом найдя ответы.

– Чужих. Родных. Своих собственных мыслей. Он замыкался в себе, но списывал всё на усталость.

– Вас это пугало?

– Я устала бояться. Я просто ждала, когда всё закончится, – она устало пересела и посмотрела на свои руки. – Разве я похожа на убийцу, шериф?

Вайс не стал отвечать.

– Алиби на момент смерти?

Её голос зазвучал чуть громче.

– Я была в спа-салоне. Много людей – сотрудники, клиентки, камеры.

– Кого можете назвать из свидетелей?

– Софья Ландер, косметолог. Две массажистки. Можно поднять график через администратора. Чеки оплачены картой.

– Спасибо. А когда вы вернулись домой?

– После девяти. Дом был пуст. А спустя около двух часов мне позвонили.

– Что почувствовали в ту минуту?

Натали держала паузу, как будто решала, насколько близко стоит подпустить шерифа.

– Не чувства, а бессилие. Вы ведь не поймете… Когда долгие годы живете как сосед с врагом, смерть приносит не шок, не страдание – просто пустоту.

– У вашего мужа были конфликты? Коллеги, пациенты, знакомые?

Она задумалась.

– Была женщина – Елена Райс. Она подала на него в суд пару лет назад. Решение не в её пользу, но она устроила травлю в интернете.

– Почему?

– Обвиняла в нарушении этики, эмоциональном насилии.

– После суда вы с ней не общались?

– Нет. Она звонила пару раз ночью, дышала в трубку, плакала.

Вайс кивнул.

– Ваши друзья, семья… кто-то был в городе последние дни?

– Нет семьи. Мать живёт в Нью-Йорке, мы не общаемся. Друзья формальные. Все разбежались, когда началась шумиха вокруг Итана.

– Как вы считаете, кто еще могу желать ему зла?

Тут Натали оглядела комнату и, не скрывая горечи, рассмеялась.

– Посчитайте всех, кого он «полечил». Только не записывайте – бумага дорого стоит.

Вайс закрыл блокнот.

– Вы ненавидели его?

– Я… перестала что-либо чувствовать, мистер Вайс. Это хуже ненависти. Пожалуй, это честнее любого горя.

– Кто-нибудь знал ваше расписание?

– Конечно. Итан – он сам записал и звонки, и мои встречи. Всё мельчайшее – под контролем. Я была ещё одной строкой в его планировщике.

– Что вы будете делать дальше?

– Жить. Другого у меня не осталось.

Вайс поднялся.

– Я вернусь, возможно, не раз.

Натали кивнула.

– Возвращайтесь, когда захотите. Этот дом всегда был для гостей. Только гостей, ни для кого больше.

На прощание он попытался задержать взгляд на фотографиях – увидеть там хоть намёк на чувства. Но в каждой улыбке, в каждом повороте головы – только тень собственной роли.

Он уже был у двери, когда услышал за спиной:

– Знаете, мистер Вайс, многие думают, что убить – самое страшное. Гораздо страшнее – остаться рядом и заживо умирать, день за днем.

Он оглянулся:

– Но вы ведь ещё живы?

– Пожалуй. Пока вы не докажете обратное.

* * *

Когда Вайс вышел из дома, дождь уже прекратился, но воздух был влажным и тяжелым. Он сел в машину, достал телефон и набрал Винстона.

– Роберт, проверь Елену Райс. Бывшая пациентка Уиллера, подавала на него в суд.

– Уже ищу. Кстати, шеф, я кое-что нашел по флешке.

– Что именно?

– Там был зашифрованный файл. Я его вскрыл.

– И?

– Это не только записи сеансов. Там еще и… финансовые операции. Крупные суммы.

– Откуда деньги?

– Не знаю. Но они шли на отдельный счет. И, шеф…

– Говори.

– Последний перевод был день назад.

Прямо перед убийством.

Вайс поднял глаза – за окном стояла Натали Уиллер, все так же неподвижная, взгляд ее был пронизывающим. Казалось, она наблюдала не за его уходом, а за тем, чтобы больше никто не вошел в этот дом.

Глава 5

Шериф Вайс резко затормозил у полицейского участка, оставив на асфальте черный след от шин. Он выключил двигатель, глубоко вздохнул и достал сигарету. Последние сорок восемь часов выдались адскими. Оно и ясно – сначала убийство, теперь разбор грешков Уиллера.

Он затянулся, наблюдая, как дым растворяется в воздухе. «С убийствами никогда не бывает просто» – с усмешкой подумал он, после бросил окурок под ноги и вошел в здание.

Его встретили шквалом приветствий. Первым подскочил сержант Моррис:

– Шер! Сколько лет, сколько зим! – радостно воскликнул он, широко улыбаясь.

Вайс устало потер переносицу:

– Перестань, старик. Меня не было два дня, – отмахнулся он. – Где Говард с Робертом? Я просил этих двух оболтусов нарыть информацию по делу Уиллера.

– Чего это мы оболтусы? – раздался позади мужской голос.

Вайс обернулся. К нему шагали двое сотрудников, похожих на контрастных близнецов – темноволосый Роберт в помятом костюме и белокурый Говард в безупречно отглаженной рубашке. В руках у обоих дымились бумажные стаканы с кофе.

– Вот поэтому, – Вайс неопределенно махнул блокнотом, который держал в руке, в сторону стаканов. – Зря только просиживаете задницы. Вместо работы – вечные кофебрейки.

– Обидно, шеф, – Роберт сделал вид, что надулся, но тут же перешел на деловой тон: – Нашел твою Елену Райс. Держи.

Он протянул толстую папку.

Вайс открыл файл, пробежался глазами по первой странице. Его взгляд стал тяжелее, когда он перевел его на Говарда.

– Ничего хорошего, – констатировал блондин. – Но это еще цветочки.

– Что по Уайлду и Маккинсон?

– По Маккинсон младшей – чисто. А вот папаша… – Говард многозначительно щелкнул языком. – Мутный тип.

– А Уайлд?

– Ну… Он, относительно своих коллег, ангел во плоти.

– Файлы на моем столе через час. Это касается и тебя, Роб.

– Есть, кэп, – буркнул тот и направился к своему рабочему месту.

* * *

Основные данные о личности.

Имя: Елена Рид Райс.

Дата рождения: 14.02.1969

Место рождения: Чикаго, штат Иллинойс.

SSN: *** ** ****

Пол: ж

Особые приметы: Татуировка «666» на шее, шрам на правом локте.

2. Криминальная информация:

1.Арест: 12.05.20**

Место: Лос-Анджелес, штат Калифорния.

Обвинение: вождение в состоянии алкогольного опьянения.

Исход: Штраф $1,500, 2 года условно.

2.Судимость: 22.09.20**

Место: Нью-Йорк

Обвинение: Кокаин, 2г

Исход: 6 месяцев испытательного срока, обязательная реабилитация.

3. Доп. Информация.

Водительские права: действительны до 2014.

Оружие: не зарегистрировано.

Связи: известные знакомые – Марк Райс (муж, судимость за убийство в 20**)

Статус в базе данных: не в розыске, не под надзором.»

– Ну и биография, – присвистнул Вайс. Он провел ладонью по щетине на лице, перечитывая досье. На первый взгляд – рядовая преступница мелкого пошиба, но слишком много тревожных совпадений. Фамилия Райс… Марк Райс… Где-то он уже слышал это имя. В сводках? В газетных заметках? Память упрямо отказывалась давать нужную информацию.

Он отложил папку и открыл файл на Элис Маккинсон – ничего интересного. Щелчок мыши – и на экране появилось новое лицо.

Вайс замер. Николас Маккинсон оказался настоящим подарком для криминолога: два срока за убийство, один за вооруженное ограбление. И на каждом суде он твердил одну и ту же историю про «человека в черном», который руководил его действиями.

После принудительного лечения в психиатрической клинике он превратился в пустую оболочку – нервный, дерганый, с потухшим взглядом. Но самое интересное – «человек в черном» исчез из его галлюцинаций… До тех пор, пока Маккинсон не попал на прием к Уиллеру.

«Об Уиллере» – Вайс встал, отодвинув стул ногой, и взял со стола распечатку вещественных доказательств об убийстве. Проходя мимо рабочих мест своих коллег, шериф кивком поздоровался с Анной – молодой стажеркой, которая, впрочем, держалась с достоинством, нередко вызывавшим легкое раздражение у более опытных сотрудников.

– Говард, ты нашел ее номер? – спросил Вайс, не оборачиваясь.

– В теории, да. Но, шеф, там какие-то странности…

– Вечно у вас «вроде» и «странности», – проворчал Вайс, перехватив бумагу, которую ему протянул белобрысый помощник. – Адрес есть?

– Вот, – кивнул Говард, указывая на строку в документе. – Квартира 12Б, Пайн-стрит, 106. Старый жилой комплекс на окраине города. Там ничего хорошего не случалось лет двадцать, если вы понимаете, о чём я.

– Именно поэтому я туда и поеду, – сухо заметил Вайс, засовывая отчеты Говарда и Роберта в папку. – И, пока меня нет, посмотрите пару записей с камеры Уиллера. Если вдруг что-то нароете – сразу на связь. Не надо ждать, пока всё покроется мхом.

Он вышел на парковку, маневрируя между чужими машинами, выбрал ключ от служебного джипа и завел двигатель. Вечерний воздух был тяжелым, влажным, будто город накрыла невидимая пелена усталости и безразличия. По радио протяжно и монотонно вещали о пробках и очередном погодном шторме, который обещал накрыть город к полуночи.

Вайс сверился с адресом на листке и включил навигатор, чтобы не блуждать по унылым улочкам, похожим друг на друга как две капли воды. Спустя пятнадцать минут, наполненных раздумьями и приглушенными вспышками головной боли, он добрался до места назначения – старого дома, облупившегося, но всё ещё гордого своим веком. На фасаде дома виднелись следы неудачных реставраций, лестница скрипела так, что было ясно: кто бы ни находился внутри – уже давно привык не доверять тишине.

* * *

– Где вы были вечером 26 августа?

Лена Райс оказалась высокой, исхудавшей женщиной лет сорока. Серые пряди в каштановых волосах, потухшие глаза, желтые от никотина пальцы. Она сидела на кровати, не прислоняясь к спинке, будто готовая в любой момент сорваться с места.

– Какое это имеет значение?

– Я уже объяснил. – Вайс старался держать спокойствие, – Итан Уиллер мертв. Если не хотите в очередной раз оказаться в камере, советую отвечать.

– Так туда ему и дорога, – фыркнула та, но под тяжелым взглядом шерифа сникла. – Я была дома.

– Кто-то может это подтвердить?

– Соседка. Она приходила за солью.

– Во сколько?

– В районе двенадцати.

– В двенадцать Уиллер уже был мертв.

– Я же сказала – в районе! – ее голос дрогнул.

В квартире стоял спертый воздух, смешанный с запахом табака и дешевого стирального порошка. Кожаное, но древнее кресло, истертое до дыр у самой стены, маленький коврик, в котором траур влился навеки в узор, шторки на окнах – выцветшие, не справляющиеся со своей задачей. В лампе приглушенный желтый свет бросил по всей комнате тени, словно улики. На столе – бутылка из-под виски и переполненная пепельница.

Шериф Вайс же сидел на том самом стуле, возле обшарпанного письменного стола. Жесткие набивки больно впились в бедра, но он будто не замечал, пристально вглядываясь в женщину, ища на замятом лице малейшее проявление эмоций.

– Я расспрашиваю вас не просто так, – пока без нажима начал тот. – Уиллер был убит между одиннадцатью и двенадцатью. Вот почему важно, где вы были. Давайте начнем сначала.

– Я ведь сказала… Была дома…

– Одна?

Райс моргнула, отвела взгляд на окно, за которым скапливался синий вечер.

– Ну, да. Мой муж в тюрьме. Новостей не читаете, шериф?

– И вы утверждаете, что никуда не выходили? – Вайс пропустил вопрос мимо ушей. – магазин, аптека?

– Ага.

– Камеры у вас в подъезде стоят – знаете?

Женщина дрожащими пальцами достала из-под колена пачку сигарет, нервно достала одну, щелкнула зажигалкой. Короткое пламя, запах дешевого табака быстро растворился в воздухе.

– Они все равно сломаны. У нас здесь ничего не работает.

Вайс натянуто улыбнулся:

– Мы проверим.

Она фыркнула, не глядя, затянулась еще раз.

В этот момент за дверью кто-то прошел по коридору, басисто хлопая растрескавшимися каблуками по плитке. Райс вздрогнула, задержав дыхание, рукой машинально прикрыла шею, где под выцветшей татуировкой пульсировала вена.

– В каких отношениях вы были с доктором Уиллером?

Она впервые за весь разговор посмотрела ему в глаза. В них застыло что-то между страхом и удивлением.

– А какое отношение это имеет к делу?

– Прямое, – произнес Вайс, как на уроке, медленно и отчетливо. – Подозреваемых немного. Уиллера нашли в его кабинете с дыркой в башке. Я расследую это дело, а потому обязан вас допросить.

– Ну, – пожала плечами та. – В лучшем случае, в ужасных.

– Как часто вы с ним виделись?

– Раз в неделю. Иногда два, если все совсем… Плохо.

– Он вам угрожал?

– Мне? – Райс вдруг нервно рассмеялась. – Он меня доломал. Хотя я думала, что хуже зоны ничего случиться не может. А вон оно как – случилось!

Вайс уставился на нее, ища истину между невеселой усмешкой и сжатыми зубами.

– Чем именно он занимался?

– Грязью, вот чем, – отозвалась та. – Задавал странные вопросы. Допытывался. Ломал. Пытался манипулировать. Гипноз еще, наверное, хотя… Точно я не уверена.

– Почему вы думаете, что то – был гипноз?

– Я не помню наших сеансов. Не помню вообще многого. Бывало, приду, а потом будто отключаюсь – в себя прихожу сидя на кресле в кабинете. А он… Улыбался. Мерзко. – она сжала в пальцах фильтр. – Знаете, я рада, что он сдох. Но убила его не я.

Шериф молчал, обмозговывая услышанное.

Гипноз. Вот оно что.

– Знали ли вы, что он также психологически издевался над другими своими клиентами?

Райс нахмурилась.

– Не знала. Но догадывалась, – нехотя кивнула. – Но когда я объявила на весь интернет, что он шарлатан, у меня нашлись сообщники. Тоже бывшие клиентки.

– За что вы подавали в суд?

– О, так вы уже и об этом знаете, – усмехнулась та. – Эмоциональное насилие, профессиональная халатность. Но, конечно, дело замяли… Богатые ублюдки…

– Еще один интересные вопрос, миссис Райс, – перебил шериф. – Откуда у вас были деньги на сеансы такого дорогого врача? Судя по условиям проживания, денег у вас не навалом.

– Марк, мой муж… Он оплачивал мне сеансы. – она сделала паузу, будто обдумывая, стоит ли рассказывать. – Он работал наемником. Убивал людей. За это, смотрите-ка, неплохо платят.

– Но вы не пошли по стопам мужа? – хмыкнул Вайс.

– Нет, конечно. Мне одного раза в тюрячке хватило сполна, – отмахнулась та. – А его, как видите, все же поймали.

– Ясно. – единственное, что он ответил. Молча сделав пометку в блокноте, он встал. – Есть ли у вас контакты недоброжелателей Уиллера?

– Нет, конечно, сколько уже воды утекло – давно не общались.

– Хорошо, – кивнул Вайс не то Райс, не то самому себе. – Ждите звонка.

– Я подозреваемая?

– Пока – да. Но мы подозреваем всех, кто входил в круг общения Уиллера, – успокоил шериф. – Не волнуйтесь. Убийцу мы найдем и рано или поздно от вас отстанут.

– Скорее бы…

Глава 6

Шериф Вайс сидел в своем кабинете так долго, что за окном сумерки окончательно вытеснили последние отблески заката. В помещении было душно, и лампа с мутным желтым абажуром отбрасывала пятна света на устланный бумагами стол. Перед шерифом лежали распечатки фотографий – мертвое лицо доктора Уиллера в компьютерном кресле, темные разводы у стены, по которым уже не определить, что было первой каплей.

Тут же – стопки допросов, протоколы, папки с простым грифом “У” в красной рамке. С краем стола свисал старый протертый ремень с наручниками. В углу стояла кофеварка. По кабинету сновали полосы дыма: Вайс снова закурил, хотя давно дал себе слово, что к кофе – ни одной затяжки. Дело Уиллера никак не желало складываться в единую картину.

– Да чтоб тебя… – шептал Вайс, перелистывая очередной протокол. – Хуже дела у меня не было, кажется, лет десять…

И тут в кабинет ворвался Роберт. Парень был еще недавно стажером, но отличался неуёмной энергичностью и полным отсутствием чувства такта.

– Шериф! – пронесся по кабинету голос, чуть не выбив из равновесия стоявшую на подоконнике коробку с уликами.

Вайс, морщась, повернулся, не отрываясь от бумаг:

– Стучаться не учили? – рыкнул он. – Я работаю.

Роберт, тяжело дыша, остановился у двери и попытался изобразить равнодушие:

– Я тоже, если что. А новости могу принести и менее цивилизованными способами. В следующий раз стучаться не буду, просто дверь вынесу.

Шериф смерил его взглядом, больше утомленным, чем злым:

– Ты бы лучше выносил мусор из отдела, чем двери из моего кабинета.

Роберт дернул уголком рта, быстро порылся в кармане куртки и достал скомканный зип-пакетик. Метнул сквозь воздух – и Вайс на удивление ловко перехватил летящий предмет.

– И что у нас тут? – он стал рассматривать находку, поднося ближе к свету. В пакетике лежал потрепанный черный диктофон, сбоку затертая наклейка с логотипом давно обанкротившейся фирмы.

– Это диктофон. Наши парни обшарили всё в квартире Уиллеров, где они жили до смерти дока, – прокомментировал Роберт, добавляя небрежности в голос. – Нашли вот это под книжным шкафом. Видно, завалялся. Но сразу предупреждаю: то, что внутри, вам точно не понравится.

– Мне в этом деле вообще ничто не нравится, – Вайс бросил пакетик на стол, стирая одной рукой невидимую пылинку с лацкана пиджака. – Разве что кофе…

– И даже кофе тут ужасный, – подмигнул Роберт. – Ладно, я пойду. Мне еще отчеты писать…

Роберт двинулся к двери, но на пороге задержался, словно хотел что-то добавить, но, не решившись, вышел. Дверь тихо щелкнула, и кабинет снова наполнился тишиной, которую нарушал лишь писк холодильника в углу.

Вайс покрутил диктофон в руках. Аппарат старый, кнопки блестели от долгого использования. Он перевернул его, внимательно изучил, прищурившись:

– Что же ты за зверь… – пробормотал он своему новому трофею.

Пальцы сами нащупали кнопку “Play”. Тут Вайс неожиданно для себя задержал дыхание.

Лента зашуршала, треснула тихим фоновым статическим током. Несколько секунд слышался скрип чего-то тяжёлого – стула или стола, затем вдох – долгий, натужный. Тишину внезапно разрезал чужой голос.

– …Меня зовут Итан Уиллер. Мне пятьдесят три года…

Он начал пересказывать всю свою биографию. Голос был чужой и вместе с тем знакомый. Механистичный, ровный, будто кто-то зачитывал текст с бумажки и старался не вложить в слова ни грана лишней эмоции. Вайс нахмурился. Что-то в тоне и манере произнесения коробило слух: слишком отстраненно для предсмертного признания, слишком отчетливо для панического исповедания.

На записи снова зашуршало, словно кто-то задел рукой микрофон. Вдруг прозвучал едва уловимый смешок – короткий, нервный, угрожающий. Сердце Вайса ускорило биение: тут явно открывалась новая, неприятная сторона личности жертвы.

– …И если меня убьют, виновна Натали…

И снова тянущаяся пауза. На этот раз – тяжелее. Звук дыхания стал похож на издевательскую насмешку.

– Хотя… кто знает?

Запись оборвалась у самой кульминации.

Вайс невольно дернулся, почти уронил диктофон. Он перемотал ленту назад, снова нажал “Play”, на этот раз вглядываясь в пустую стену, будто надеясь увидеть призрака владельца голоса.

Те же слова, тот же нервный смех. Только теперь Вайс заметил: первая часть – почти стерильная по интонации; вторая – с каким-то ехидным оттенком. Будто в диктофоне говорят два разных человека… или один, но в разном душевном состоянии.

«Что за чертовщина?» – мысленно выругался Вайс. Шерифа редко что могло выбить из колеи, но сейчас он ощутил странный холод на затылке.

Он снял трубку.

– Дэнни, ко мне,– коротко бросил он в трубку, вызывая юного техника.

Через несколько минут в кабинет стремительно вошел Дэнни – молодой, но амбициозный лаборант с тусклыми от бессонницы глазами и толстым планшетом подмышкой.

– Звали, шериф? – спросил он, почтительно опускаясь на край кресла.

– Слушай внимательно, – начал Вайс, протягивая ему диктофон. – Твоя задача: полный анализ. Есть ли следы монтажа? Какие шумы на фоне? Паузы по времени – всё до миллисекунды. Особенно интересуют интервалы между последними фразами.

Дэнни переложил диктофон как реликвию, аккуратно погладил панели и кивнул:

– Я займусь этим прямо сейчас. Дайте мне минут тридцать. Еще что?

– Да… – Вайс махнул рукой. – Постарайся выяснить, где находился аппарат, когда были записаны разные фрагменты. Ракурс, расстояние до голоса – всё, что сможешь.

Тот кивнул, покинул кабинет.

Вайс остался в тишине лицом к лицу с загадкой. Он потянулся к мобильному, открыл контакты. Имя: “Натали Уиллер”.

Нажал “вызов”.

Сигнал раздался глухой, с эхом. Первый гудок, второй. Трубку сняли – быстро, как будто ждали.

На том конце прозвучал холодный женский голос:

– Мистер Вайс, – она не спрашивала, а констатировала. – Вы снова с вопросами?

Он ответил, смягчая тон:

– Да, миссис Уиллер. Есть пара деталей, которые требуют уточнения. Сможете подъехать сегодня вечером в участок?

Повисла безмолвная пауза, только через секунду она проговорила:

– Это срочно? Я опять не спала ночь… – в голосе скользнула усталость.

– Срочно, – кивнул Вайс, не смотря на пустую комнату.

– Хорошо. Дайте мне час.

Он отключился, устроился в кресле поудобнее. Осталось только ждать…

* * *

Натали появилась аккуратно через пятьдесят шесть минут – пунктуальность, достойная врача. Высокая, худая, с острыми скулами, она каким-то образом умудрялась даже в трауре выглядеть элегантно. Шелковистые волосы вновь были собраны в небрежный пучок. Под глазами – фиолетовые круги, губы сжаты в тонкую линию. На ней было темно-синее пальто и шарф, который она до последнего момента не сняла, словно защищаясь от холода – или от чужого взгляда.

– Миссис Уиллер, – поприветствовал Вайс, когда дверь в кабинет тихо щелкнула за ее спиной. – Присаживайтесь.

Она опустилась на край стула, поставив сумку на колени.

– Почему вы вызвали меня так поздно? – чуть дрогнувшим голосом сказала она. – Обычно вы предпочитаете день.

– Случилось то, что может многое изменить, – Вайс не стал юлить. – Сегодня ребята из группы обыска нашли одну вещь, которую вы, возможно, узнаете.

Он вытянул из стола вторую копию расшифровки записи, подвинул к ней.

– Да, у Итана был диктофон, – сказала она, не глядя на текст. – Это не секрет. Он записывал свои консультации, часто слушал их по вечерам…

– У него не только диктофон остался, – спокойно продолжил Вайс, – но и очень интересная запись.

Он осторожно кивнул на лист бумаги, склоняя ее прочитать.

Уиллер медлила, как ученик перед сочинением, которое забыл выучить. Пробежала глазами строчки, побледнела еще сильней.

– Это… – она закрыла глаза. – Это абсурд, шериф.

– Уверены? – Вайс скрестил руки. – На записи отчетливо звучит голос вашего мужа. Вот, послушайте сами.

Он включил копию записи на своем ноутбуке. Комната наполнилась жутким эхом мертвого голоса, и Уиллер вскочила, будто что-то кольнуло её невидимой иглой.

– Вы… это фальшивка! – выдохнула она. – Итан мог наговорить всё, что угодно, иногда он шутил… Это не предсмертная записка!

– Но ведь доктор был серьезным человеком, – спокойно сказал Вайс. – Или я ошибаюсь? Обычно такие вещи записывают, когда хотят, чтобы нашли правду… после смерти.

Уиллер начала ходить по кабинету, нервно теребя шарф:

– У него была… – она тяжело сглотнула, как будто говорил кто-то другой. – У него была опухоль мозга, вы знали об этом?

Вайс удивленно вскинул брови. Информация была новой даже для такого опытного ищейки, как он.

– Нет, – он посмотрел на Уиллер. – Это… подтверждено?

– Да, диагноз поставили полгода назад, – она убрала прядь волос за ухо. – Это было… сложно. Он стал другим человеком, шериф, временами он… лгал, выдумывал истории. Иногда казалось, что он нарочно играет со всеми вокруг. Особенно со мной.

Вайс впервые увидел в её глазах не пустоту, а что-то похожее на сострадание:

– Вы думаете, он мог сам придумать это… обвинение?

– Я не знаю. Иногда мне кажется, что он был в своем уме и просто хотел… наказать. Может быть – себя, может – меня, может – вас всех здесь. Или… – она устало опустилась обратно на стул. – Он однажды сказал: “Истина никому не нужна, Натали, я сам её сочиню”.

Вайс запомнил эту фразу. Она многое объясняла.

– Значит, вы клянетесь, что не причастны к убийству? – тихо спросил он.

Она взглянула ему прямо в глаза:

– Клянусь.

– Тогда… на ваш взгляд, кто мог ему желать смерти?

Она пожала плечами, впервые за всю встречу позволив себе искренность:

– Кто угодно, шериф. У него была масса врагов. Пациенты, коллеги. Даже родственники его недолюбливали. Последние месяцы он будто нарочно провоцировал всех вокруг. Может, кто-то счёл это финальным актом мести…

– Или он сам.

– Да, – кивнула Уиллер. – Кто знает?

* * *

Позже, когда кабинет снова наполнился тишиной, вернулся Дэнни. На лице у техника застыло выражение профессионального интереса вперемешку с тревогой.

– Шериф, – он остановился у входа, – всё проверил. Монтажа нет, диктофон работал в непрерывном режиме. Между первой и последней фразой девять секунд.

– Девять? – Вайс поднял брови.

– Девять секунд тишины, – подтвердил тот. – В это время на фоне слышны очень тихие шаги… и, похоже, кто-то сдвигал аппарат ближе ко рту говорящего во вторую фразу.

– Значит, либо сам доктор, либо кто-то еще был возле диктофона?

– Пожалуй, да, – медленно кивнул Дэнни. – Хотя второй голос не слышно. Только вот… – техник замялся. – Вторая фраза – более близкая, более… личная, насыщенная эмоцией.

Вайс пожал плечами. Голос у техники дрожал: даже он понимал, насколько это странно.

Шериф снова включил запись, позволяя словам проникать под кожу. “Если меня убьют, виновна Натали…” – чеканно, как судейский приговор. Пауза. “Хотя… кто знает?” – издевательски, будто всё происходящее было лишь чьим-то злым розыгрышем.

Кабинет будто сжался. На секунду Вайсу показалось, что за ним кто-то стоит.

«Кто-то играет со мной. Или с нами всеми…» – подумал он.

В этот момент дверь снова распахнулась, на сей раз с куда большей небрежностью. На пороге возник Говард – второй напарник Вайса. Его ярко-синяя рубашка будто светилась в сумраке.

– Шериф! – голос его прозвучал громко, без привычной суетливости, и Вайс обернулся. – У нас новый подозреваемый… Кажется, мы всё это время рыли не в том направлении!

– Ещё сюрпризы? – тяжело поднялся шериф, в глазах мелькнул азарт. – Ты чего орешь так?

Говард захлопнул за собой дверь, понизил голос:

– Это Майкл Бек.

ЧАСТЬ 2. ПАЦИЕНТЫ С ТЕМНЫМ ПРОШЛЫМ / Глава 7

Майкл Бек был обычным. На первый взгляд – ни приметной внешности, ни резких черт, ни вызывающей манеры поведения. Среднего роста, сдержанный, крепкого телосложения, он никогда не выделялся в толпе так, чтобы кто-то запомнил его голос или походку. Вышколенность и нейтральность – словно бы защитный покров, выработанный годами службы и тренировок. Взгляд упрямый, но потухший, глубокие складки у губ и опущенные плечи. Иногда, когда мимо проходил кто-нибудь из сотрудников, они чувствовали от него что-то холодное, едва уловимое, как сквозняк в пустом коридоре. Но угрозы, на вид, он не представлял. А уж тем более не способен был убивать невинных.

Уже на заре расследования Вайс почувствовал, что здесь все не так просто. Погибший психотерапевт Уиллер заслужил репутацию успешного и внимательного доктора – хотя в кулуарах его коллеги предпочитали не углубляться в детали методов лечения, которые тот активно внедрял в своей клинике. Пациенты оставляли хвалебные отзывы, но бесчисленные слухи среди персонала и местных медиков порождали мрачные тени на фасаде белого здания на окраине города.

Бек был военным. Он прошел многое – Вайс знал об этом не понаслышке. Их первый контакт случился несколько лет назад – во время острого политического кризиса, когда город потрясли массовые беспорядки. Тогда Вайсу, работавшему в полиции по линии общественного порядка, впервые довелось тесно сотрудничать с армейскими резервистами, которых экстренно привлекли к обеспечению безопасности.

Столкновения достигли апогея возле здания законодательного собрания ночью, когда кажется, что стёрты все границы между противоборствующими сторонами. Среди череды светошумовых гранат и лязга щитов Вайс впервые увидел Бека – высокого, молчаливого капитана с мертвыми глазами. Он отдавал распоряжения без лишней жесткости и никогда не поднимал голос – но всё исполнялось с поразительной быстротой. По толпе сновали фигуры; слёзы, злость, кровь перемешались в единый поток. А Бек словно бы находился внутри хлада, где ни страсти, ни сочувствия не проникают. Механическая, выверенная точность в каждом жесте, каждое действие осмысленно. Его подчиненные шли за ним без колебаний, веря даже в молчание.

Тогда Вайс запомнил его так – капитан службы, не привыкший к поражениям.

Однако, была загвоздка. Он наблюдался в «Нейросфере» несколько лет назад – сначала у доктора Уайлда, который назначил ему препараты от вспышек агрессии, а после его гибели стал проходить терапию у Уиллера. Документы клиники подтверждали: на протяжении трех лет Бек числился под бдительным наблюдением. Врачи отмечали «сложную семейную ситуацию», поднимали вопросы о ПТСР, фиксировали неожиданные перемены в настроении. После смерти Уайлда психиатр, сменивший на посту – Уиллер, – отменил часть медикаментов, предложил новую тактику, разработал другой пусть стабилизации.

Спустя полгода лечение у Уиллера в нем что-то надломилось – у Бека случился рецидив, едва не приведший к катастрофе: он чуть не напал на Уиллера прямо в кабинете в состоянии аффекта. Инцидент замяли: руководство клиники настояло на переводе, Бека перестали принимать в «Нейросфере», жена настояла на перерыве в терапии. Вскоре он завершил военную службу, уволился по ранению, после чего практически исчез из поля зрения знакомых и прежних коллег.

Откуда это знать полиции? Вайс и его помощники постарались на славу. Ночью, когда кабинет расследований был погружен в полумрак, они втроем изучали записи консультаций, анализировали движения по счету клиники и обстоятельства, сопутствующие поступлению Бека.

На сегодняшний день Бек не работал – ни в силовых структурах, ни в других ведомствах. Год назад он продал квартиру, собрал вещи и уехал в соседний город, исчезнув со всех радаров. Работал сторожем в порту, сторонился бывших армейских, редко выходил на связь. Лишь однажды его мобильник появился в сети – в день убийства, и тогда же был зафиксирован сигнал в районе клиники «Нейросфера». Именно этот момент стал спусковым крючком для вызова его на допрос.

Теперь этот человек сидел в устаревшей допросной, освещенной лампой дневного света. Вавилон языков в коридоре остался за дверью. На пыльном столе медленно танцевали тени, создавая почти призрачное ощущение камеры. Бек сидел с прямой спиной, но голова опущена, как у пристыженного школьника. Перед ним досье, рядом папка с материалами дела, в углу – стакан с водой, к которому он ни разу не притронулся. Он почти не двигался, серый, потухший – будто видел сквозь этот стол, через бетон, невидимое другим зрение.

– Майкл Бек, – Вайс откинулся на спинку стула, медленно перебирая папку с его делом. – Капитан в отставке. Три командировки. Африканская миссия, Балканы, Мексика. Два ранения, медаль «За отвагу». И вот – подозреваемый в убийстве. Как так вышло?

Бек ответил не сразу. Его пальцы сцепились в замок, костяшки побелели.

Бек долго молчал. Он сцепил руки на столе, склонившись чуть вперёд – застывший силуэт, похожий то ли на уставшего зверя, то ли на солдата, мысленно возвращенного в окоп воспоминаний. Костяшки его пальцев побелели, но он держал себя в руках с напряжением каната, натянутого под ветром.

– Я не убивал Уиллера, – наконец произнес он. Голос низкий, ровный, без колебаний.

Вайс кивнул, будто приветствуя ожиданный ответ, но не позволил себе ни улыбки, ни удивления. Вынул из папки фотографию – снимок с камеры наблюдения, чуть размытый, но черты были различимы: высокая фигура в чёрной куртке осторожно пересекает двор со стороны черного хода.

Он швырнул снимок на стол между ними:

– Зато вы были у его клиники в ночь убийства. И знаете, что самое интересное? Вы вышли не через дверь, а через окно – и не главный вход.

Бек вперёд не подался. Он мельком глянул на фото, затем снова на Вайса. В его взгляде не отражалось ни страха, ни негодования – лишь усталость человека, который всю ночь пробыл в пути.

– Я пришел поговорить.

– В одиннадцать вечера? Через окно?

– Он не собирался открывать дверь.

Вайс пристально его изучал. Заговорил нарочито обыденно, вкрадчиво, проводя линию между профессионализмом и личным интересом:

– О чём вы собирались говорить с психотерапевтом посреди ночи, майор? Или всё-таки капитан?

Бек продолжал смотреть на него, но в эту секунду в его взгляде промелькнуло нечто болезненное. Он медленно разжал руки, сдвинул манжет рубашки, показывая предплечья. На запястьях четко очерчены шрамы – часть старые, зарубцевавшиеся, часть едва затянувшиеся. Тонкие, как записки, зашифрованные в боль.

– Он лечил меня. И мою жену.

Вайс замер. Его опытный взгляд скользнул с лица Бека вниз, отметил шрамы, регистрировал каждую деталь этого показательного жеста.

– Она умерла два месяца назад. Официально – передозировка. Но я знал, что что-то не так. Она не была такой. Не до… него.

– И что, вы решили устроить самосуд?

Бек резко встал, стул с грохотом упал назад.

– Я хотел понять! – впервые его голос дрогнул. – Он что-то делал с ней. С пациентами. Она бредила перед смертью, шептала что-то про «исправление». Я нашел её записи – там были цифры, коды, будто она что-то вычисляла. А потом… потом она просто перестала бороться.

Вайс наблюдал за ним, оценивая. Гнев Бека казался настоящим. Но что, если это лишь верхушка айсберга?

– И что вы сделали, когда пришли к нему?

– Я… – Бек провел рукой по лицу. – Я не успел. Когда я залез внутрь, он был уже мертв.

– Удобно, – Вайс усмехнулся. – А пистолет вы тоже не трогали?

– Я даже не подошел к телу. Услышал шаги в коридоре – и ушел тем же путем.

Вайс откинулся, размышляя. Если Бек говорил правду, то убийца все еще на свободе. А если лгал…

В дверь постучали. Вошел Говард, держа в руках распечатку.

– Шериф, вам нужно это увидеть.

Вайс взглянул на бумагу. Это были выписки из банковских счетов Уиллера.

– Последние полгода он получал крупные переводы с одного и того же номера счета, – прошептал Говард. – И угадайте, кому он принадлежит?

Вайс поднял глаза.

– Кому?

– «Нейросфере». Его же клинике.

Тишина в комнате стала густой, как смог.

Бек вдруг глухо рассмеялся.

– Значит, я был прав. Он продавал их.

– Продавал что? – резко повернулся к нему Вайс.

Но Бек уже снова замкнулся в себе, его взгляд уперся в стену.

– Найдите того, кто платил. И узнаете, за что убили Уиллера.

Вайс медленно встал.

– Ох, мы найдем. И если вы врете, капитан, следующая наша беседа будет куда менее приятной.

Он вышел, оставив Бека в комнате с призраками его прошлого.

За дверью Говард нервно теребил рацию.

– Что теперь?

– Теперь, – Вайс достал телефон, – мы едем в «Нейросферу». Кто-то там знает больше, чем говорит.

И, возможно, этот кто-то уже ждет их.

Глава 8

Дорога в «Нейросферу» пролегала через промзону, постепенно сменяющуюся аккуратными, но безликими жилыми кварталами. Серое утро за окном патрульной машины идеально гармонировало с настроением Вайса. Он молча смотрел на проплывающие мимо дома, мысленно перебирая факты. Бек. Уиллер. Тайные платежи. Самоубийство жены Бека. Пазл не складывался, вместо картины возникала груда острых, нестыкующихся обломков, каждый из которых больно ранил при попытке их сжать.

Говард, сидевший за рулем, нарушил тишину. – И что, шериф, вы верите ему? Этот солдафон с потухшими глазами? История про мертвого доктора и испуганного мужа – звучит как дешевый триллер.

Вайс не повернул головы.

– Не в вере дело, Говард. Дело в фактах. Он был на месте. У него был мотив. Но эти переводы… Они выбивают почву из-под ног. Зачем клинике платить своему же врачу крупные суммы? За сверхурочные? За риск? Бек что-то сказал… «Он продавал их». Продавал кого? Пациентов? Данные?

– Может, это бонусы за успешное лечение? – предположил Говард, неуверенно сворачивая на почти пустую дорогу, ведущую к клинике.

– Тогда почему это скрывалось? Нет, здесь пахнет чем-то другим. И Бек, кажется, единственный, кто попытался это понюхать. И чуть не поплатился за это.

Белое, почти стерильное здание «Нейросферы» возникло перед ними как мираж. Оно не выглядело ни зловещим, ни гостеприимным – просто функциональным, словно гигантский прибор для тонкой настройки человеческой психики. Парковка была пустынна, кроме нескольких служебных машин. Никаких репортеров, никаких любопытствующих. Смерть Уиллера, казалось, была аккуратно изолирована в пределах этих стен.

Их встретила та же администратор, что и в первый раз – женщина лет сорока с безупречной укладкой и холодными, оценивающими глазами. На этот раз ее вежливая улыбка была еще тоньше, почти невидимой.

– Шериф Вайс, – кивнула она. – Меня зовут Ирма. Мистер Келлерман ждет вас.

Она повела их по знакомым коридорам, но на этот раз свернула не в приемную, а вглубь административного крыла. Здесь было еще тише. Гулкая тишина, поглощающая звук шагов, пахнущая антисептиком и дорогими духами с нотками лаванды – попытка замаскировать больничный дух под успокоение. Стены были украшены абстрактными картинами в дорогих рамах и дипломами. Ничего личного, только достижения.

Кабинет директора по безопасности, Арчибальда Келлермана, был полной противоположностью кабинету Уиллера. Минимализм, хром, матовое стекло. Ни единой лишней бумажки. Мониторы, встроенные в стену, показывали картинки со всех камер наблюдения клиники. Сам Келлерман поднялся из-за стола им навстречу. Бывший военный, как и Бек, но другого склада. Широкоплечий, с короткой седой щеткой волос, рукопожатие как тиски. Его лицо было непроницаемой маской профессионала.

– Шериф, – его голос был низким и спокойным. – Присаживайтесь. Ирма, кофе нашим гостям.

– Не стоит, – отрезал Вайс, останавливая администратора жестом. – Это не дружеский визит. У нас есть вопросы по финансовой деятельности доктора Уиллера.

Келлерман медленно сел, его движения были выверены и экономичны. Он не выглядел удивленным.

– Я понимаю. Уиллер был ценным сотрудником. Его смерть – трагедия и большая потеря для нас. Чем мы можем помочь расследованию?

Вайс положил на стеклянную поверхность стола распечатку банковских выписок.

– Объясните это. Регулярные крупные переводы с счетов «Нейросферы» на личный счет доктора Уиллера за последние восемь месяцев.

Келлерман бегло взглянул на бумагу, даже не наклонившись. Его лицо не дрогнуло.

– Это часть программы мотивации ключевых специалистов, шериф. Доктор Уиллер возглавлял несколько… экспериментальных программ лечения. Высокорисковых, но и высокоэффективных. Успешное внедрение и положительная динамика пациентов поощрялись бонусами. Все абсолютно легально, наши юристы готовы предоставить все документы.

– Какие именно программы? – встрял Говард, доставая блокнот.

– Конфиденциальная информация, офицер. Медицинская тайна. Мы не можем разглашать детали лечения наших пациентов без их согласия или постановления суда. Уверяю вас, все методы лицензированы и одобрены этическим комитетом.

Вайс почувствовал, как разговор упирается в заранее выстроенную непробиваемую стену.

– Один из пациентов этих программ, Майкл Бек, утверждает, что с его женой, также пациенткой Уиллера, творилось что-то неладное. Что она говорила про «исправление», вела странные записи. Она умерла от передозировки.

На долю секунды в глазах Келлермана мелькнуло что-то – не сочувствие, а скорее холодное любопытство, как у ученого, изучающего реакцию подопытного.

– Сара Бек… Да, трагический случай. Она была очень несчастной женщиной. Глубокая депрессия, резистентная к стандартной терапии. Доктор Уиллер пытался ей помочь. Иногда, к сожалению, болезнь побеждает. Мы предоставили все ее медицинские карты по вашему первоначальному запросу. Никаких нарушений в ведении ее случая выявлено не было.

– А почему Бек был отстранен от лечения? – не отступал Вайс. – Почему его перестали принимать здесь после инцидента с Уиллером?

– Протокол безопасности, шериф. Майкл Бек – человек с непредсказуемыми вспышками агрессии на фоне ПТСР. После того как он угрожал жизни доктора Уиллера, мы не могли больше рисковать безопасностью персонала и других пациентов. Это было трудное, но необходимое решение.

Все было гладко, логично и абсолютно бесполезно. Вайс понимал, что его водят по кругу. Каждый его вопрос парировался с легкостью, говорящей о долгих тренировках или, что хуже, абсолютной уверенности в своей правоте.

– Я хочу посмотреть кабинет Уиллера еще раз, – сказал Вайс, меняя тактику. – И поговорить с персоналом, который работал с ним в ночь убийства.

Келлерман кивнул, как будто ожидал этого.

– Конечно. Ирма сопроводит вас. Только, пожалуйста, соблюдайте деликатность. Многие наши сотрудники до сих пор под впечатлением от произошедшего.

Кабинет Уиллера был опечатан, но Келлерман сам сорвал полицейскую ленту своим ключом. Комната была такой же, как и в день убийства, если не считать отсутствия тела и темных пятен на ковре, которые уже пытались оттереть. Воздух застоялся, пахнул пылью и смертью.

Вайс заставил Говарда снова пройтись с металлоискателем, обыскать каждый уголок, проверить вентиляцию – стандартная процедура, которая в прошлый раз ничего не дала. Он же сам сел в кресло пациента и окинул взглядом комнату. Что видел Бек, заходя сюда? Что видела его жена, сидя здесь неделя за неделей?

Его взгляд упал на книжную полку. Среди томов по психиатрии и психологии стояло несколько художественных книг в одинаковых переплетах – собрание сочинений какого-то малоизвестного фантаста. Вайс взял один том. Книга была новая, казалось, ее никогда не открывали. Он потянул за корешок следующей – и она не поддалась. Вайс нахмурился, нажал сильнее. Раздался тихий щелчок, и вся секция полки отошла вперед, оказавшись макетом, за которым скрывалась небольшая ниша.

Сердце Вайса забилось чаще. Вот оно. В нише лежала стопка старых, пожелтевших бумаг, исписанных мелким, убористым почерком, и несколько современных блокнотов. А также внешний жесткий диск.

– Говард! – крикнул Вайс.

В тот же момент в кабинете появилась Ирма.

– Шериф? Мистер Келлерман просил передать, что…

Она замолчала, увидев раскрытую нишу. Ее лицо на мгновение исказилось не то страхом, не то злостью, но тут же снова стало бесстрастным.

– Ах, это… Доктор Уиллер хранил здесь свои старые записи. Ничего важного.

– Мы это сами определим, – холодно парировал Вайс, забирая диск и бумаги.

– Для этого вам потребуется ордер, – голос за спиной заставил его обернуться. В дверях стоял Келлерман. Он не выглядел взволнованным. Он выглядел… раздраженным, как учитель, заставший шалящего ученика. – Это собственность клиники и часть медицинских записей. Я не могу позволить вам изъять их без соответствующего решения суда.

– Найденные в тайнике при обыске? – усмехнулся Вайс. – Это вещественное доказательство, Келлерман. Или вы хотите помешать следствию?

Они измеряли друг друга взглядами. Молчаливая дуэль длилась несколько секунд. Келлерман первым отвел глаза, сделав едва заметный жест Ирме, та тут же исчезла.

– Как знаете, шериф, – сказал он с ледяной вежливостью. – Но мы будем вынуждены зафиксировать факт нарушения процедуры. И, пожалуйста, имейте в виду – любые данные на том диске являются интеллектуальной собственностью «Нейросферы» и защищены коммерческой тайной.

Вайс проигнорировал его, передавая находки Говарду.

– Упакуй все, опиши, чтобы потом не было претензий, что мы что-то подменили.

Он вышел из кабинета, чувствуя на себе спину тяжелый взгляд Келлермана. Казалось, стерильный воздух клиники сгустился, стал вязким и сопротивлялся каждому его шагу.

На выходе их ждала та же администратор. Она молча вручила Вайсу толстую папку.

– Это копии всех финансовых документов по бонусным выплатам доктору Уиллеру, как вы и просили, – сказала она с подчеркнутой учтивостью. – И мистер Келлерман просил передать, что мы всегда рады сотрудничать с правоохранительными органами в рамках закона.

Вайс взял папку, понимая, что это – ширма. Красиво упакованная, абсолютно легальная и совершенно бесполезная ширма. Они провели здесь несколько часов и уезжали с тем же, с чем приехали, плюс с парой находок, которые, он был почти уверен, либо ничего не дадут, либо окажутся еще одним тупиком.

Он бросил последний взгляд на белое, безразличное здание. Оно молчало, храня свои секреты за двойными стеклопакетами и идеально выкрашенными стенами. Они зря потеряли время. «Нейросфера» сделала то, что умела лучше всего – защитилась, отгородилась, объяснила все рационально и бесстрастно. И где-то внутри нее, за этими стенами, пряталась правда об убийстве Уиллера и смерти Сары Бек. Правда, до которой Вайс чувствовал, ему никогда не добраться.

Говард завел машину.

– Ну что, шериф? Теперь в суд за ордером на диск?

Вайс смотрел в окно на удаляющуюся клинику.

– Нет. Теперь мы едем к Беку. Мне нужно посмотреть на его лицо, когда я расскажу ему о том, что мы нашли. Или не нашли.

Он понял, что «Нейросфера» – не просто клиника. Это была крепость. И чтобы ее штурмовать, одних копий финансовых отчетов и сомнительных улик, добытых с нарушением процедуры, было катастрофически мало. И кто-то в этой крепости уже отдал приказ не пускать.

Глава 9

Обратная дорога из «Нейросферы» в город казалась вдвое длиннее. Давящая тишина в салоне патрульной машины была гуще утреннего смога. Вайс чувствовал себя так, будто его провели по чисто убранному, благоухающему коридору, указав на все достопримечательности, но на самом деле провели мимо замаскированной двери, за которой скрывалось нечто важное. Он держал на коленях жесткий диск, завернутый в доказательственный пакет, и папку с безупречными финансовыми отчетами. Два символа. Тайна и ее официальное, выхолощенное объяснение.

Говард, не выдержав, первым нарушил молчание:

– Ну и что, шериф? Этот Келлерман… он как робот. Ни единой эмоции. Все по уставу. Даже тайник Уиллера его не пронял.

– Его и не должно было «пронять», – мрачно ответил Вайс, не отрывая взгляда от окна. – Он директор по безопасности. Его работа – не допускать утечек и скандалов. И он свою работу знает блестяще. Все, что мы получили, – это бумажка про бонусы и диск, который они, я уверен, уже списали со счетов. На нем либо ничего нет, либо там такое, что мы без их специалистов не разберемся, а они будут тянуть время.

– Но мы же нашли его! Тайник! Это же прорыв!

– Прорыв? – Вайс усмехнулся беззвучно. – Они знали, что мы придем. Они знали, что мы спросим про переводы. У них был готовый, лакированный ответ. Они даже тайник, похоже, подсунули. Обратил внимание, как вовремя появилась эта Ирма? Словно дежурный у экспоната в музее: «Не трогать, смотрите руками». Нет, Говард, нас там переиграли. Вчистую.

Он достал телефон и набрал номер участка.

– Мэри, это Вайс. Вбей в базу два имени: Арчибальд Келлерман, директор по безопасности клиники «Нейросфера». И Ирма… не знаю фамилии, администратор там же. Найди всё, что можно. Особенно по Келлерман. Военное прошлое, возможные связи, всё.

Он бросил телефон на сиденье.

– Бек был прав. Здесь что-то большое и грязное. И Уиллер был частью этого. Возможно, совесть его заела, вот он и начал копить компромат. И за это поплатился.

– А Бек? – спросил Говард. – Он что, случайно оказался в нужное время в нужном месте? Увидел убитого и сбежал? Слишком удобно.

– Слишком, – согласился Вайс. – Поэтому сейчас мы едем к нему. Мне нужно посмотреть ему в глаза, когда я покажу ему это. – Он похлопал по жесткому диску.

Бек снимал комнату на окраине, в старом квартале, где одноэтажные домики теснились друг к другу, словно пытаясь согреться. Двор был пуст, забор покосился. Машина Вайса вызвала интерес лишь у тощей кошки, греющейся на крыльце.

Дверь открыл сам Бек. Он выглядел еще более разбитым, чем в участке. Тени под глазами стали глубже, плечи ввалились еще сильнее. Он молоко отступил, пропуская их внутрь.

Комната была воплощением временности и запустения. Голые стены, походная кровать, нераспакованные картонные коробки в углу. На тумбочке – единственная личная вещь: фотография в простой рамке. На ней он, много лет назад, еще до всех командировок, обнимал улыбающуюся женщину с светлыми волосами – Сару. Они выглядели счастливыми.

– Вы обыскали весь дом, – глухо произнес Бек, садясь на край кровати. – Чего-то не нашли?

Вайс окинул комнату взглядом. Ни компьютера, никаких бумаг. Только эта фотография.

– Мы были в «Нейросфере», – начал он, не садясь. Говард остался у двери, блокируя выход. – Поговорили с вашим другом Келлерманом.

На лице Бека мелькнула гримаса отвращения.

– Он не мой друг. Он надзиратель в дорогом костюме.

– Он подтвердил, что Уиллер получал от клиники крупные деньги. Назвал это «бонусами за эффективность».

Бек коротко и безжизненно рассмеялся.

– Конечно. Они всегда всё прикрывают красивыми словами. «Корректировка поведения». «Повышение конгруэнтности». «Стимуляция позитивных изменений». Они никогда не называют вещи своими именами.

– Какими именами? – резко спросил Вайс. – Что они сделали с твоей женой, Бек? Что она вычисляла в своих тетрадях?

Бек закрыл глаза, словно от боли. Он провел рукой по лицу, и Вайс вновь увидел те самые, едва зажившие шрамы на его запястьях.

– Она… менялась. Сначала понемногу. Перестала слушать старую музыку. Говорила, что та «вызывает диссонанс». Потом перестала видеться с подругами – они, по ее словам, «не соответствовали ее новому уровню осознанности». Она стала другой. Правильной. Идеальной. Как робот. Уиллер называл это «успешной интеграцией новой поведенческой матрицы». А я называю это убийством. Они убили в ней всё, что было моей Сарой. А потом, когда от нее осталась одна оболочка… она стала не нужна. И ее… списали.

Вайс слушал, и леденящий холодок пробежал у него по спине. Слова Бека звучали как бред, но в его голосе не было безумия. Только бесконечная, выжженная боль и ясность того, кто видел самую суть ужаса.

– Что значит «списали»?

– Передозировка. Неустановленный антидепрессант вперемешку с алкоголем. Я не поверил. Она не пила. И тем более не смешивала таблетки с вином. Она стала слишком… правильной для этого.

Вайс выдержал паузу, давая словам Бека повиснуть в воздухе. Затем он достал из пакета жесткий диск.

– Мы нашли это. В тайнике в кабинете Уиллера.

Впервые за весь разговор Бек вздрогнул и поднял на Вайса взгляд. В его потухших глазах вспыхнул огонек – не надежды, а лихорадочного, болезненного интереса.

– Вы… нашли? И что там?

– Мы еще не смотрели. Нас любезно предупредили, что это – коммерческая тайна «Нейросферы», и за ее разглашение нас ждут судебные иски. – Вайс положил диск на тумбочку, рядом с фотографией. – Но, возможно, там есть ответы. На те вопросы, которые не дают тебе спать по ночам.

Он внимательно следил за реакцией Бека. Тот неотрывно смотрел на диск, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Не было ни страха, ни удивления – лишь жгучее, неудержимое желание узнать, что внутри.

– Они убьют и за это, – тихо прошептал Бек. – Как убили Уиллера. Он, наверное, тоже решил, что может что-то сохранить для себя. На черный день. И этот день наступил.

– Кто «они»? – настаивал Вайс. – Келлерман? Кто-то выше?

Бек покачал головой, отводя взгляд.

– Я не знаю. Я знаю только, что «Нейросфера» – это фасад. Красивая, стильная оболочка. А внутри… что-то другое. Что-то, что использует пациентов как подопытных кроликов для своих целей. Уиллер был одним из надсмотрщиков. А Келлерман… он охраняет периметр. Чтобы никто не сбежал и ничто не просочилось наружу.

Вайс понял, что большего он от Бека сейчас не добьется. Тот был сломлен, парализован горем и знанием, которое не мог ни доказать, ни выкинуть из головы. Он был единственным свидетелем, видевшим монстра, но не способным описать его целиком – только отдельные, пугающие черты.

– Не уезжай из города, Бек, – сказал Вайс, двигаясь к выходу. – Ты нам еще нужен.

На пороге он обернулся. Бек сидел на кровати, не двигаясь, уставившись в пустоту. Жесткий диск лежал на тумбочке, как неразорвавшаяся бомба.

– И, Бек… – добавил Вайс. – Не делай ничего глупого. Дай нам время разобраться с этим.

Ответом ему была лишь гнетущая тишина комнаты.

В машине Вайс откинулся на сиденье, чувствуя смертельную усталость.

– Веришь ему? – спросил Говард, заводя двигатель.

– Верю, что он верит в каждое свое слово, – ответил Вайс. – А это уже кое-что. Он не врет. Он описывает то, что видел и чувствовал. Другой вопрос – насколько это реально. «Поведенческие матрицы», «корректировка»… Звучит как паранойя. Но…

– Но? – подхватил Говард.

– Но «Нейросфера» – частная клиника с огромным финансированием. У них лучшие оборудование, лучшие умы. А когда у тебя есть деньги и гениальные, амбициозные люди, им всегда мало просто лечить. Им хочется… улучшать. Создавать идеальных пациентов. Идеальных людей.

Его телефон завибрировал. Мэри с участка.

– Шериф, кое-что по вашим запросам. Арчибальд Келлерман. Подполковник в отставке. Карьера – военная полиция, затем спецподразделение по психологической обороне. Участвовал в нескольких закрытых программах Пентагона по работе с посттравматическим синдромом. Уволился шесть лет назад по собственному желанию. Следов нет – ни судимостей, ни взысканий. Чище стерильного скальпеля. Ирина Восс – администратор. Бывшая медсестра, специализация – психиатрия. Работала в государственной больнице с «сложными» пациентами. Уволилась пять лет назад, перешла в «Нейросферу». Также чисто.

Вайс поблагодарил ее и отключился.

– Психологическая оборона, – пробормотал он. – Вот откуда ветер дует. Это не просто охрана. Это профессионал самого высокого уровня по контролю над сознанием. И он теперь охраняет частную клинику.