Садовник снов

Глава 1. Ржавая пустошь

Марс дышал сквозь стекло. Не воздухом – его здесь почти не было, – а тишиной. Глухой, всепоглощающей, давящей тишиной, которую не мог нарушить даже монотонный, навязший в зубах гул систем жизнеобеспечения. Он был похож на звук умирающего механизма, фоновый шум апокалипсиса. Эта тишина просачивалась сквозь шестислойный, армированный сталью и поликарбонатом купол агросектора «Кронберг-5», наполняя пространство между рядами чахлых, желтеющих под искусственным солнцем ростков пшеницы ощущением абсолютной, беспросветной тщетности. Воздух пах стерильной пылью, озоном от перегруженных фильтров и сладковатым, болезненным запахом гниющей гидропоники – аромат поражения.

Ян Вернер провел ладонью по шершавому, покрытому белесыми пятнами листу. Лист скукожился, рассыпаясь в пальцах буроватой, безжизненной пылью, оседая на засаленный рукав его комбинезона. Еще одна неудача. Еще один день, прожитый впустую. Вся его жизнь, вся его карьера великого ботаника Земли, привезшего с собой драгоценные геномы из легендарных садов Альма-Матер, уперлась в красную, безжалостную стену марсианской реальности. Он был силён, умен, оснащён лучшими технологиями. Но он был садовником, явившимся на поле битвы с лопатой, в то время как сама планета вела против него тихую, химическую войну на истощение. Технологии, удобрения, акриловый свет, жёсткий ультрафиолет – всё, что заставляло цвести пустыни на Земле, здесь лишь иссушало, калечило, превращало в прах. Почва отторгала чужака с молчаливым, древним упрямством старого, озлобленного бога.

Его коммуникатор на запястье резко и пронзительно пискнул, разрезая тишину, как стеклорез: «Совещание у администратора Кроу. Пятнадцать минут, доктор Вернер. Тема: оптимизация ресурсов». Ян вздохнул, и этот вздох отдался эхом в его пустой каморке. Кроу. Человек-функция, человек-отчёт. Он видел в мире лишь столбцы цифр, графики поставок, калорийность и коэффициент полезного действия. Он уже на предыдущих совещаниях, щёлкая пальцами по голограмме убытков, говорил о «перераспределении ресурсов» с бесперспективного агросектора на промышленные синтезаторы протеина. «Питательная масса пятого класса, но стабильная, Вернер. Людям нужны калории, не эстетика». Это была бы окончательная капитуляция. Признание того, что жизнь здесь невозможна. Что они обречены на существование в мире пластмассы и дрожжевых культур.

Ян отвернулся от унылых грядок и посмотрел на маленький, упрямо зеленевший в углу, под специальной биолюминесцентной лампой, росток. Его тайная надежда. Его Галатея. Яблоня. Malus domestica. Последняя из двадцати. Остальные погибли, не выдержав марсианской тоски. Он выключил свет, погрузив сектор в густую, почти осязаемую тьму, и вышел, но повернул не в сторону административного блока. Ноги сами понесли его прочь – по бесконечно длинным, похожим на артерии мертвого гиганта коридорам, мимо гудящих реакторов, к заброшенному шлюзу вспомогательного сервисного тоннеля. Тому, что, согласно слухам и старым схемам, вел не в другую часть купола, а наружу, в запретную зону, в Долину Теней. Туда, куда ходить было строжайше запрещено приказом самого Кроу. Но что оставалось терять человеку, который уже потерял всё, ради чего жил?

Сердце его бешено колотилось, когда он вводил аварийный код обходными путями, полученными когда-то за бутылку дефицитного виски от старого, спившегося инженера. Массивная дверь со скрежетом, будто нехотя, отъехала в сторону, открыв черноту, пахнущую остывшим камнем и вечностью.

Глава 2. Долина Теней и Хранительница

За шлюзом мир изменился. Давление упало, заставив кости ныть тупой, глубокой болью, воздух в шлеме стал резче, с примесью чего-то металлического. Но это был не тот мёртвый воздух купола. Он был другим. Он не был земным, нет. Он был тонким, как эликсир, и холодным, как космос, но в нем витала странная, вибрирующая, почти музыкальная жизнь. Под ногами хрустела не пыль, а мелкий, похожий на колотое стекло песок. И этот песок… светился. Слабым, фосфоресцирующим сиянием. И всё вокруг светилось.

Стены каньона, уходящие ввысь, в бархатно-чёрное, усыпанное алмазными звёздами небо, были покрыты причудливыми, невозможными образованиями – сплетениями полупрозрачных, похожих на аметист и обсидиан кристаллов. Они переливались изнутри глубоким фиолетовым, синим, изумрудным светом, словно в их сердцевине бились крошечные сердца. Между ними струилась, пульсировала серебристая, похожая на живую паутину материя, испускающая ровное, словно дышащее, сияние. Воздух звенел. Не звуком, а вибрацией, которую Ян ощущал костями, каждой клеткой своего измученного тела. Это и были те самые «сады», о которых ходили глухие, полупьяные слухи среди нижних инженерных чинов, списываемые на галлюцинации от нехватки кислорода.