Поцелуй Погибели

Глава 1

Грубая пенька оставляла на шее кровавые ссадины с каждым шагом, но боль эта меркла перед ледяным ужасом, что медленно расползался от сердца к самым кончикам пальцев. Алира шла, и каждое движение отдавалось эхом в её душе – последние шаги свободного человека по земле, которая больше не была домом.

Запах страха висел в воздухе, густой и металлический, смешиваясь с ароматом увядающей травы и дымом факелов. Он щекотал ноздри, заставляя дышать чаще, словно само дыхание стало непослушным, взбунтовавшимся против воли хозяйки.

– Ведьма идёт на костёр, – донёсся шёпот откуда-то из толпы, и слова эти обожгли сильнее раскалённого железа.

Костёр? Алира почувствовала, как в горле пересохло, а язык прилип к нёбу. Нет, не костёр – они идут в другую сторону, в гору, туда, где древние камни помнят времена, когда боги были иными, а жертвы – кровавыми.

Босые ноги скользили по неровной дороге, и каждый острый камешек впивался в нежную кожу подошв, напоминая о том, что она больше не Алира, дочь травницы, а обвинённая в ведовстве. Существо, лишённое права на сочувствие.

Лица вокруг неё расплывались в единое полотно ненависти и страха. Торговец Миррен, что ещё неделю назад просил приготовить настойку для больной жены, теперь смотрел на неё так, словно она была воплощением самой Чумы. Старуха Кейра, учившая её в детстве плести венки из полевых цветов, крестилась и шептала проклятия.

Как же быстро любовь превращается в ненависть, когда появляется страх.

Алира попыталась сглотнуть, но во рту не осталось слюны. Губы потрескались, нижняя распухла от удара стражника – того самого, который вчера заигрывал с ней на рынке. Вкус крови всё ещё чувствовался на языке, солоноватый и тошнотворный.

Дорога петляла между холмами, поднимаясь всё выше, и воздух становился холоднее. Первые звёзды проклюнулись на потемневшем небе, и их свет казался неуютным, чужим. Алира подняла голову, пытаясь найти знакомые созвездия – последнюю связь с прежней жизнью, но даже звёзды словно отвернулись от неё.

– Не смотри на небо, ведьма, – рыкнул стражник, дёрнув за верёвку так сильно, что она едва не упала. – Не то накличешь беду на всех нас.

Алира хотела засмеяться – истерически, горько. Какую ещё беду она могла накликать? Разве не достаточно того, что её ведут на смерть люди, которых она знала с детства?

Впереди, среди деревьев, замаячили очертания древнего капища. Каменный круг на вершине холма, где, по преданиям, ещё водились отголоски старых богов. Место, которого все избегали, особенно в тёмное время суток. А теперь она идёт туда, связанная и беззащитная, навстречу…

Навстречу чему?

В центре круга горел костёр, но не тот костёр, о котором шептали в толпе. Языки пламени танцевали странно – слишком ровно, без дыма, и цвет их был не жёлто-красным, а каким-то серебристым, неземным. А рядом с огнём стоял Лиан.

Алира почувствовала, как сердце ухнуло в пятки при виде его силуэта. Жрец стоял неподвижно, словно каменная статуя, и ветер треплет его тёмную рясу. В руках он держал что-то, что поблёскивало в свете неестественного пламени.

Кинжал.

Нет, не просто кинжал. Лезвие было покрыто символами, которые словно двигались в свете огня, переплетаясь в узоры, болезненные для глаз. И от металла исходило тепло – она чувствовала его даже на расстоянии, как будто клинок был живым.

– Приведите её сюда, – голос Лиана звучал странно, словно доносился из глубокого колодца.

Стражники подтолкнули её в круг, и Алира тут же почувствовала разницу. Воздух здесь был… густым. Вязким. Каждый вдох давался с трудом, а выдох оставлял во рту привкус меди и чего-то сладковатого, отвратительного.

Земля под ногами была мягкой, словно пропитанной влагой, хотя дождя не было уже две недели. Но это была не обычная влага – что-то тёмное, липкое, заставляющее кожу покрываться мурашками.

Лиан повернулся к ней, и Алира едва сдержала вскрик. Это было его лицо, но… изменённое. Глаза горели лихорадочным блеском, а кожа была бледной, почти серой. На щеках и лбу виднелись свежие порезы – ритуальные шрамы, геометрически точные и ещё кровоточащие.

– Алира из рода Эленор, – голос его дрожал, но в нём слышалась железная решимость. – Дочь Мириэль Травницы, наследница древнего знания…

– Я не ведьма! – слова сорвались с её губ прежде, чем она успела их остановить. – Лиан, ты же знаешь меня! Я лечила тебя, когда ты пришёл в нашу деревню больным и изможённым. Ты сам говорил, что моя настойка спасла тебе жизнь!

Что-то мелькнуло в его глазах – боль? раскаяние? – но тут же исчезло, сменившись холодной решимостью.

– Именно поэтому я знаю, – прошептал он, и в голосе его была такая искренняя скорбь, что Алира почувствовала, как у неё подкосились ноги. – Твоя сила не от трав, Алира. Травы – лишь проводник для того, что течёт в твоих венах. Ты носишь в себе кровь древних, тех, кто мог говорить с духами и повелевать стихиями.

– Это безумие…

– Это правда, – перебил он её, поднимая кинжал. – И эта правда – наше спасение. Харад поднимается из пучин забвения. Древнее зло, старше богов, голоднее смерти. Уже сейчас его влияние растекается по миру, превращая людей в чудовищ, а города – в некрополи.

Лиан сделал шаг к ней, и Алира увидела в его глазах не ненависть, а отчаяние.

– Я не хочу этого, – шепнул он, и голос его дрогнул. – Богом свидетельствуюсь, я не хочу. Но видения не лгут. Только кровь последней из древнего рода может открыть путь для Каэл'Арима. Только твоя смерть может призвать того, кто способен остановить Харада.

– Каэл'Арим? – имя это прозвучало странно на её языке, словно было произнесено не её голосом.

– Правитель Пустоты. Тот, кто когда-то сражался с Харадом и загнал его обратно в тьму. – Лиан поднял кинжал выше, и символы на лезвии вспыхнули ярче. – Прости меня, Алира. Пусть твоя жертва не будет напрасной.

Стражники заставили её опуститься на колени в самом центре круга. Земля здесь была тёплой, почти горячей, и Алира почувствовала, как что-то шевелится под её коленями. Что-то живое, голодное, давно ждущее.

Толпа вокруг круга замерла. Даже дети перестали плакать, словно сама атмосфера давила на них, заставляя затаить дыхание. Остался только треск неестественного пламени да далёкий вой ветра в кронах деревьев.

Лиан начал читать заклинание на языке, которого Алира не знала, но который отзывался где-то в глубине её души болезненным узнаванием. Слова плыли в воздухе, тяжёлые и маслянистые, и с каждым слогом мир вокруг неё менялся.

Воздух сгущался, становился почти осязаемым. Земля под коленями начала пульсировать в такт биению её сердца. Камни круга засветились изнутри тусклым, болезненным светом.

Это не просто убийство. Это настоящий ритуал. Лиан действительно призывает что-то из другого мира.

Алира почувствовала, как волосы на руках встают дыбом, а кожу покрывает холодный пот. Что-то огромное и древнее проснулось в глубинах земли. Что-то, что слишком долго спало и теперь жаждало крови.

Кинжал поднялся, ловя отблески серебристого пламени. Алира закрыла глаза, не желая видеть, как сталь войдёт в её плоть. В последние мгновения её охватило не отчаяние, а странное, почти мистическое спокойствие.

Если моя смерть действительно спасёт мир, пусть будет так.

Удар пришёлся точно в сердце.

Но вместо боли – взрыв. Не света, а чего-то более первобытного, более разрушительного. Реальность треснула, как надколотое стекло, и сквозь трещины хлынуло нечто, чего не должно было существовать в мире живых.

Алира почувствовала, как её тело разрывают на атомы, но сознание остаётся нетронутым, запертым в оболочке нескончаемой агонии. Каждая клеточка горела ледяным огнём, каждый нерв кричал от боли, которая была больше физической – она раздирала саму душу.

Земля разверзлась под ней, и она упала – не в смерть, а в нечто намного худшее. Она падала сквозь слои реальности, чувствуя, как связь с родным миром рвётся, как нити, соединяющие её с всем знакомым и дорогим, лопаются одна за другой.

Сквозь рёв ветра и треск рвущегося пространства она слышала голос Лиана – не торжествующий, а полный ужаса:

– Нет! Не так! Ритуал идёт не так!

Но было уже поздно. Портал захлопнулся, оставив его в мире живых, а её – в месте, которого не должно было существовать.

Тишина.

Абсолютная, гнетущая тишина, которая давила на барабанные перепонки и заставляла сердце биться чаще. Алира лежала на холодном полу, не осмеливаясь открыть глаза, не желая узнать, куда её занесло.

Но любопытство оказалось сильнее страха.

Она медленно подняла веки и тут же пожалела об этом.

Над ней простирался потолок из человеческих костей. Рёбра переплетались в сложные узоры, черепа смотрели пустыми глазницами, а между ними вились тонкие косточки пальцев, создавая кружевные арабески смерти. Всё это было не просто сложено – всё это было живым. Кости поблёскивали изнутри перламутровым светом, и время от времени по ним пробегали тускло-золотистые искры.

Алира села, и каждое движение отдалось болью во всём теле. Она была цела – на ней не было ни царапины от кинжала Лиана, но чувствовала себя так, словно её разобрали на части и собрали заново, причём сборщик явно не был знаком с инструкцией.

Воздух здесь был другим – более густым, вязким, с привкусом пепла и чего-то сладко-тошнотворного. Он неохотно заполнял лёгкие, словно не был предназначен для живых существ. Каждый вдох требовал усилий, каждый выдох оставлял во рту металлический привкус.

Она поднялась на дрожащие ноги и огляделась.

Зал был огромным – его границы терялись в сумраке, а свод где-то высоко над головой едва угадывался в мерцающем полумраке. Колонны, сложенные из костей, поднимались к потолку, как деревья в лесу мёртвых. Пол под ногами тоже был костяным, но отполированным до зеркального блеска и удивительно тёплым.

Откуда-то сверху лился свет – не солнечный, не лунный, а какой-то неправильный, холодный и в то же время притягательный. Он не создавал теней, а словно проникал в самую суть вещей, заставляя кости светиться изнутри.

Вдалеке виднелись арки, ведущие в коридоры и залы. Всё здесь дышало древностью – не просто старостью, а чем-то, что существовало ещё до того, как время стало измеряться годами.

Где я?

Алира сделала несколько неуверенных шагов, прислушиваясь к звукам. Но звуков не было – только едва слышимый гул, который чувствовался не ушами, а всем телом. Вибрация, которая проникала в кости и заставляла кровь пульсировать в унисон с каким-то неведомым ритмом.

Она подошла к одной из арок и заглянула в коридор. Бесконечная череда комнат и переходов, освещённых тем же призрачным светом. Этот дворец – или что бы это ни было – простирался дальше, чем могла охватить глазом.

И тогда она подняла голову.

Сквозь прозрачный купол над залом было видно небо. Но это небо не имело ничего общего с тем, под которым она родилась и выросла. Оно было изранено – покрыто трещинами, словно гигантское разбитое стекло, и сквозь эти трещины сочился какой-то тёмный свет. Звёзды мерцали неправильно – слишком ярко, слишком близко, и многие из них были не белыми или жёлтыми, а красными, как капли крови на чёрном бархате.

Я больше не в своём мире.

Осознание пришло не как удар, а как медленно разливающийся яд. Она мертва? Но сердце билось, лёгкие дышали, ноги болели от холодного пола. Но живой в полном смысле слова она тоже не была. Что-то в ней изменилось на уровне, более глубоком, чем плоть.

Алира опустилась на колени посреди зала из костей и впервые позволила себе заплакать. Слёзы были горячими и солёными – единственной знакомой вещью в этом кошмарном месте. Она плакала о доме, который больше никогда не увидит. О матери, которая будет искать её в каждом закате. О Лиане, который предал её из благих намерений. О своей прежней жизни, которая кончилась ударом заговорённого кинжала.

Но слёзы быстро иссякли. Плач не вернёт её назад, не изменит произошедшего. И где-то в глубине души она чувствовала – она здесь не одна. Что-то наблюдает за ней из теней между колоннами. Что-то древнее и терпеливое.

Что-то, что ждало её прихода.

Алира вытерла слёзы тыльной стороной ладони и поднялась. Если она здесь, значит, должна выжить. Понять правила этого места. Найти смысл в том, что с ней случилось.

Она сделала первый шаг по костяному полу, потом второй. Каждый шаг был выбором – выбором не сдаваться, не ломаться, идти вперёд, даже не зная, куда ведёт эта дорога.

За её спиной в тенях между колоннами раздался тихий, довольный смешок.

Глава 2

Время здесь текло иначе – густо, словно мёд в холодный день. Алира не знала, сколько прошло с её прихода в этот костяной дворец. Часы? Дни? В мире без солнца и луны время теряло всякий смысл, превращаясь в бесконечную череду мгновений, каждое из которых тянулось как вечность.

Она исследовала дворец с осторожностью затравленного зверя, прислушиваясь к каждому звуку, вглядываясь в каждую тень. Залы сменяли друг друга в причудливой последовательности – здесь была библиотека с книгами, переплёты которых шевелились, словно живые; там – оранжерея, где росли цветы из человеческих волос и лепестков, пахнущих тленом.

Везде кости. Кости в стенах, кости в полу, кости в потолке. Но постепенно Алира начала различать в этом мрачном изобилии тонкие различия. Здесь кости были отполированы до зеркального блеска и инкрустированы жемчугом, там – покрыты странными рунами, которые мерцали при приближении. А в некоторых местах кости словно пели – тихо, едва слышно, мелодии без слов, которые заставляли кожу покрываться мурашками.

Кто построил всё это? И из чьих костей?

Ответа не было. Дворец хранил свои тайны, как скупец хранит золото, и Алира понимала, что узнает их только тогда, когда хозяин этого места позволит.

А хозяин определённо был. Она чувствовала его присутствие как постоянное давление на затылке, как взгляд, который нельзя поймать, но невозможно игнорировать. Кто-то наблюдал за ней, изучал, оценивал. И эта мысль заставляла её двигаться быстрее, словно скорость могла помочь укрыться от невидимых глаз.

В одном из залов она нашла что-то похожее на трон – массивное кресло, вырезанное из единого куска чёрного камня и украшенное вставками из костей. Сиденье было отполировано до совершенства, подлокотники заканчивались звериными головами с глазами из тёмных самоцветов. Рядом с троном стояли чаши из человеческих черепов, наполненные какой-то жидкостью, которая мерцала в неверном свете.

Алира подошла ближе, влекомая любопытством и ужасом. Жидкость в чашах была тёмно-красной, почти чёрной, и от неё исходил аромат – сладкий, дурманящий, заставляющий голову кружиться. Не кровь. Что-то другое. Что-то, что было живым, но не принадлежало миру смертных.

– Тебе нравится мой дворец?

Голос пришёл отовсюду и ниоткуда одновременно. Низкий, бархатный, с едва уловимыми нотами издевательства. Алира обернулась, сердце колотилось так громко, что она была уверена – его слышно на весь зал.

Никого.

– Или ты предпочитаешь прятаться? – продолжал голос, и теперь она почувствовала, как воздух становится плотнее, словно сгущается вокруг неё. – Это так… человечно.

– Покажись, – выдохнула Алира, удивляясь твёрдости собственного голоса. – Если ты хозяин этого места, то хватит играть в прятки.

Смех. Тихий, почти ласковый, но с оттенком чего-то хищного.

– Играть? – эхо его голоса отражалось от костяных стен, создавая странную какофонию. – О, милая девочка, я никогда не играю.

Воздух перед троном задрожал, словно летний зной над раскалённой дорогой. Тени сгустились, приобрели форму, плотность, и из них медленно выступила фигура.

Алира почувствовала, как дыхание застряло в горле.

Он был… красив. Но красив той красотой, которая ранит глаза и заставляет сердце пропускать удары. Высокий, с фигурой, которая сочетала в себе грацию танцора и силу воина. Волосы цвета полуночи падали на плечи, обрамляя лицо, которое могло бы принадлежать падшему ангелу – если бы ангелы умели так улыбаться.

Но глаза… Глаза были не человеческими. Серебристые, как расплавленный металл, без зрачков, без радужки, сплошное мерцающее серебро, в котором отражались вещи, которых не должно было существовать.

Одежда на нём была простой – чёрная рубашка, тёмные брюки, сапоги без украшений. Но ткань переливалась, словно была соткана из теней, а на запястьях поблёскивали тонкие браслеты из того же металла, что и глаза.

– Я – Каэл'Арим, – произнёс он, и его имя прозвучало как заклинание, как предупреждение, как угроза. – Правитель Пустоты, Хранитель Костяного Престола, Тот, Кто Ходит Между Мирами.

Он сделал шаг к ней, и Алира почувствовала, как реальность вокруг него искажается. Воздух становился гуще, тяжелее, пропитанный силой, которая заставляла кожу покрываться мурашками. Каждый его шаг отдавался вибрацией в костях пола, в костях стен, в её собственных костях.

– А ты, – он остановился в нескольких шагах от неё, и Алира увидела своё отражение в серебряных зеркалах его глаз, – ты мой подарок.

– Подарок? – голос её дрогнул, но она заставила себя не отступать. – Я не подарок. Я человек.

– Был человеком, – поправил он с лёгкой усмешкой. – Теперь ты нечто большее. И нечто меньшее. Жрец твоего мира принёс тебя в жертву, чтобы призвать меня. Твоя кровь открыла врата, твоя смерть дала мне возможность вернуться в мир живых. – Каэл'Арим обошёл её по кругу, словно хищник изучает добычу. – Но ритуал пошёл не так, как планировал твой благочестивый убийца. Вместо того чтобы умереть, ты пришла сюда. И теперь ты принадлежишь мне.

– Никому я не принадлежу! – выкрикнула Алира, и эхо её голоса отразилось от стен, вернувшись искажённым. – Отпусти меня. Верни в мой мир.

Каэл'Арим остановился прямо перед ней. Вблизи его присутствие было почти невыносимым – как стоять слишком близко к костру, который жжёт не жаром, а холодом.

– Отпустить? – он наклонил голову, словно услышал что-то забавное. – В твоём мире ты мертва, девочка. Твоё тело лежит в том капище, где тебя убили. Твоя душа здесь, в Пустоте, и здесь она останется.

– Лжёшь, – прошептала Алира, но слова прозвучали неуверенно даже для неё самой.

– Ложь – удел слабых, – ответил он, протягивая руку к её лицу.

Алира отшатнулась, но пальцы его всё равно коснулись её щеки. Прикосновение было холодным, как зимний ветер, но в то же время жгучим, как раскалённый металл. И в этот момент…

Каэл'Арим замер.

Его серебряные глаза расширились, а на лице появилось выражение удивления – первая искренняя эмоция с момента его появления.

– Как… интересно, – прошептал он, не убирая руку.

– Что? – Алира попыталась отступить, но ноги словно приросли к костяному полу.

– Твой страх, – его голос стал тише, задумчивее. – Он… громкий. Слишком громкий.

Он убрал руку, но продолжал смотреть на неё с таким выражением, словно увидел нечто невозможное.

– Все остальные, которые попадали сюда, были как тени эмоций. Бледные отголоски чувств. Но ты… – Каэл'Арим обошёл её ещё раз, уже медленнее, внимательнее. – Твои эмоции кричат. Они отдаются эхом в Пустоте, заставляют сами камни дрожать.

Алира почувствовала, как по спине побежал холодок. Она не понимала, о чём он говорит, но в его голосе появились нотки… заинтересованности? Голода?

– Остальные? – сумела выдавить она.

– До тебя сюда попадали и другие. Воины, жрецы, ведьмы. Все они становились частью этого места, теряли свою человечность, превращались в то, что ты видела в других залах. – Он остановился перед ней, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на предвкушение. – Но ты… ты можешь быть другой.

– Не хочу быть другой, – сказала Алира с большей твёрдостью, чем чувствовала. – Хочу домой.

– Дома больше нет, – отрезал он. – Есть только здесь. Есть только сейчас. Есть только то, что я позволю тебе иметь.

Злость вспыхнула в ней, как пламя от искры. Яркая, очищающая злость, которая на мгновение прогнала страх.

– Ты не бог, – бросила она ему в лицо. – И я не твоя собственность.

Каэл'Арим усмехнулся, и в этой усмешке было столько холодного веселья, что кровь в венах Алиры превратилась в лёд.

– Не бог? – он поднял руку, и воздух вокруг неё задрожал. – Посмотри вокруг, девочка. Этот мир создан моей волей. Каждая кость в этих стенах помнит мой голос. Каждая тень здесь подчиняется моему слову. – Его глаза вспыхнули ярче. – Здесь я единственный бог. И ты будешь поклоняться мне, как все остальные.

– Никогда, – выдохнула Алира.

И снова это удивление в его взгляде. Он смотрел на неё так, словно она была загадкой, которую он не мог разгадать.

– Никогда? – повторил он медленно. – Какое… человеческое слово.

Каэл'Арим повернулся и направился к трону. Каждый его шаг отдавался гулом в костях дворца, словно само это место признавало его власть.

– Ты останешься здесь, – сказал он, не оборачиваясь. – Будешь есть то, что я позволю, спать там, где разрешу, жить настолько, насколько это будет развлекать меня.

– А если не буду? – крикнула Алира ему вслед.

Он остановился у подножия трона и медленно обернулся. Улыбка на его губах была прекрасной и ужасающей одновременно.

– Тогда ты узнаешь, что смерть – не самое худшее, что может случиться с душой в Пустоте.

Воздух вокруг неё внезапно стал плотным, давящим. Алира почувствовала, как что-то сжимается вокруг её горла – не руки, не верёвка, а сама реальность, подчиняясь его воле.

– Понимаешь? – спросил он почти ласково, и давление усилилось.

Алира не могла дышать, не могла говорить, но смотрела на него с таким гневом, что Каэл'Арим на мгновение даже отступил.

– Твои эмоции действительно громкие, – пробормотал он, и давление исчезло.

Алира упала на колени, жадно хватая воздух ртом. Горло горело, словно его обожгли изнутри.

– Это был урок, – сказал Каэл'Арим, усаживаясь на трон. – Первый из многих. Здесь ты будешь учиться новым правилам, новой реальности. – Он взял одну из чаш с тёмной жидкостью и медленно отпил. – А я буду учиться понимать, что делает тебя такой… звучной.

– Чего ты хочешь от меня? – хрипло спросила Алира, поднимаясь на ноги.

– Пока не знаю, – честно ответил он. – Но я выясню. У нас впереди много времени. – Серебряные глаза сфокусировались на ней с почти осязаемой силой. – Очень много времени.

Он взмахнул рукой, и реальность вокруг Алиры размылась. Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание – его лицо, прекрасное и бесстрастное, как маска из белого мрамора.

А последнее, что услышала – его голос, доносящийся словно издалека:

– Добро пожаловать в Пустоту, мой дар. Надеюсь, ты не разочаруешь меня слишком быстро.

Алира очнулась в небольшой комнате, лёжа на чём-то мягком. Не на кровати – на куче шёлковых подушек, разбросанных по костяному полу. Стены здесь были другими – не из человеческих костей, а из чего-то, что напоминало слоновую кость, только с перламутровым отливом.

В углу комнаты горел камин – без дров, без углей, просто язычки серебристого пламени, танцующие в воздухе. Тепла от него не было, но свет был приятным, почти уютным.

На небольшом столике рядом с подушками стояли блюда с едой – хлеб, который пах как домашний, фрукты, которые выглядели знакомо, кувшин с водой. Всё это казалось безобидным, нормальным, но Алира не решалась до него дотронуться.

Он кормит меня. Значит, хочет, чтобы я жила.

Но зачем?

Она села на подушки, оглядывая комнату. Дверей не было – только арка, завешенная тяжёлыми шторами из какой-то переливающейся ткани. За шторами что-то двигалось, отбрасывало тени, но звуков не было слышно.

Алира подошла к арке и осторожно раздвинула штору.

За ней простирался коридор, освещённый всё тем же призрачным светом. Но теперь она знала – где-то в этом лабиринте из костей и теней сидит Каэл'Арим на своём чёрном троне и думает о ней.

Думает о том, что делает её эмоции такими громкими.

Думает о том, как использовать этот дар.

Алира отпустила штору и вернулась к подушкам. Пока она не понимает правил этого места, пока не знает, что он от неё хочет, лучше было набраться сил.

Она взяла кусок хлеба и медленно откусила. Вкус был обычным, человеческим, и от этого стало почему-то ещё страшнее.

Что бы ты ни планировал, – подумала она, глядя в сторону арки, – я не сломаюсь так легко.

А где-то в глубине дворца Каэл'Арим сидел на своём троне и впервые за столетия улыбался.

Глава 3

Алира проснулась от ощущения, что её тело больше ей не принадлежит.

Первое, что она почувствовала – тяжесть. Не физическую, а какую-то более глубокую, словно сама душа была придавлена невидимым грузом. Она попыталась пошевелить рукой, и тут же поняла, что не может.

Вокруг запястий, лодыжек, шеи лежало что-то холодное и неосязаемое. Цепи, которых не было видно, но которые ощущались острее любого металла. Они не врезались в кожу, не оставляли следов, но держали её крепче самых тяжёлых кандалов.

Что за…

Алира дёрнулась, пытаясь сесть, и цепи тут же отозвались. Невидимые оковы сжались, словно живые существа, почуявшие борьбу добычи. Холод полз по коже, проникал глубже, туда, где кровь несёт жизнь к сердцу. С каждым движением, с каждой попыткой освободиться кандалы становились тяжелее, плотнее, реальнее.

– Нет, – выдохнула она, и в голосе её прозвучала такая растерянность, что она сама испугалась.

Попыталась расслабиться, и цепи немного ослабли. Но стоило ей снова напрячься – они сжались с удвоенной силой, заставляя воздух застревать в горле.

Они реагируют на мои эмоции.

Открытие было ужасающим в своей простоте. Чем сильнее она сопротивлялась, чем больше злилась или боялась, тем крепче становились невидимые оковы. Они кормились её эмоциями, росли от её борьбы, как растения от солнечного света.

Алира заставила себя лежать неподвижно, медленно дышать, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Цепи ослабли, но не исчезли – они лежали на коже, как холодные змеи, готовые в любой момент сжаться снова.

Комната была той же – перламутровые стены, серебристый огонь в камине, подушки, разбросанные по костяному полу. Но атмосфера изменилась. Воздух стал гуще, словно пропитался чем-то тяжёлым и душным. От стен исходил едва слышимый шёпот – не слова, а что-то более первобытное, что обращалось напрямую к подсознанию.

Сдайся.

Прекрати сопротивляться.

Здесь проще быть мёртвой.

Голоса множились, переплетались, создавая какофонию отчаяния. Алира поняла, что это не её мысли – это говорила сама Пустота. Место это было живым, и оно хотело, чтобы она сломалась.

– Занятно, не правда ли?

Его голос пришёл без предупреждения, и цепи мгновенно сжались от резкого скачка её пульса. Каэл'Арим стоял в арке, опираясь плечом о косяк, и наблюдал за ней с выражением почти научного интереса.

Он изменился с момента их первой встречи – или, возможно, позволил ей увидеть больше. Волосы были собраны в небрежный хвост, открывая линию шеи, где виднелись тонкие шрамы – старые, но странные, словно нанесённые не оружием, а когтями. На запястьях поблёскивали те же серебряные браслеты, но теперь она видела, что это не украшения, а что-то функциональное – руны на металле мерцали в такт его дыханию.

– Как ты спала? – спросил он с такой вежливостью, что Алира почувствовала, как гнев медленно закипает в груди.

– Отпусти меня, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Отпустить? – Каэл'Арим отошёл от арки и медленно приблизился. – Но ты же сама себя держишь, дорогая.

– Что ты имеешь в виду?

Он присел рядом с ней на корточки, и Алира почувствовала, как меняется температура воздуха. От него исходил холод – не зимний, а более глубокий, космический, словно он был частью пустоты между звёздами.

– Цепи, которые тебя держат, – объяснил он, протягивая руку, но не прикасаясь, – созданы из твоей собственной силы. Твоей злости, страха, отчаяния. Чем сильнее ты чувствуешь, тем крепче они становятся.

Серебряные глаза смотрели на неё с любопытством энтомолога, изучающего редкую бабочку.

– Это невозможно, – прошептала Алира.

– В твоём мире – возможно. Здесь реальность более… гибкая. – Каэл'Арим поднялся и начал ходить вокруг неё медленными кругами. – Эмоции здесь имеют вес, форму, субстанцию. Твои эмоции особенно. Они настолько яркие, что Пустота не может их игнорировать.

– Тогда освободи меня, – потребовала она. – Если это моя сила, то я могу ею управлять.

– Можешь, – согласился он. – Но для этого тебе нужно понять правила. А правила просты: здесь побеждает не тот, кто сильнее борется, а тот, кто умеет принимать.

Алира попыталась сесть, и цепи снова сжались, заставляя её задыхаться.

– Смирись, – сказал Каэл'Арим, и в голосе его не было насмешки, только что-то похожее на сочувствие. – Прими то, что произошло. Прими то, что ты здесь. Прими то, что я твой хозяин. И боль уйдёт.

– Никогда, – выдохнула Алира сквозь сжатые зубы.

И снова это выражение удивления в его глазах. Он остановился прямо перед ней, наклонился так, что их лица оказались на одном уровне.

– Никогда? – повторил он тихо. – Знаешь, сколько людей попадало сюда до тебя? Сотни. Тысячи. И все они, каждый без исключения, ломались. Кто за часы, кто за дни, но все ломались. – Он протянул руку и осторожно, почти нежно коснулся её щеки. – А ты говоришь "никогда".

Прикосновение было холодным, но странно успокаивающим. На мгновение цепи ослабли, и Алира почувствовала, как может глубже вдохнуть.

– Что делает тебя такой… упрямой? – пробормотал он, больше размышляя вслух, чем обращаясь к ней.

– Может быть, просто я знаю себе цену, – ответила Алира, встречая его взгляд. – И эта цена не включает поклонение самовлюблённому тирану.

Каэл'Арим моргнул. Потом медленно убрал руку и выпрямился.

– Самовлюблённый тиран? – в его голосе появились нотки веселья. – Ох, дорогая девочка, ты понятия не имеешь, с кем разговариваешь.

Воздух вокруг него задрожал, стал плотнее. Алира почувствовала давление – не физическое, а что-то более глубокое, что давило на саму её сущность. Серебряные глаза вспыхнули ярче, и в них отразились вещи, которые не должны были существовать – миры, умирающие в огне, звёзды, поглощаемые тьмой, существа, которые когда-то были богами.

– Я правил этим местом задолго до того, как твой мир узнал, что такое огонь, – сказал он, и голос его отдавался эхом, словно шёл из бесконечных глубин. – Я видел рождение и смерть цивилизаций. Я был свидетелем того, как целые расы поклонялись мне как богу, а потом исчезали в пыли веков.

Давление усилилось, и цепи на Алире стали такими тяжёлыми, что она едва могла дышать.

– И ты, маленькая смертная девочка, осмеливаешься называть меня самовлюблённым тираном?

Алира почувствовала, как её воля начинает трещать под этим давлением. Ещё немного, и она сломается, упадёт на колени, будет умолять о пощаде.

Но вместо этого она засмеялась.

Смех получился хрипловатый, надтреснутый, но искренний. Каэл'Арим отшатнулся, словно она ударила его.

– В чём дело? – требовательно спросил он.

– Ты, – выдохнула Алира сквозь смех. – Ты звучишь точно как мой дядя Роберт, когда он напивался и начинал рассказывать о своих великих подвигах на войне. Та же напыщенность, то же самолюбование.

Давление исчезло так резко, что она едва не упала. Каэл'Арим стоял и смотрел на неё с таким выражением, словно она была живой загадкой.

– Ты не боишься меня, – сказал он, и это не был вопрос.

– Боюсь, – честно ответила Алира. – Но страх – это не причина терять достоинство.

Он молчал долго, изучая её лицо. Потом медленно кивнул.

– Интересно. Очень интересно. – Каэл'Арим повернулся к выходу, но у арки остановился. – Знаешь, что случится, если ты будешь продолжать сопротивляться?

– Что?

– Ты сойдёшь с ума, – сказал он просто. – Пустота не терпит сопротивления. Она будет давить на твой разум, шептать тебе страхи, показывать кошмары. Рано или поздно ты сломаешься. И тогда от той девочки, которая смеётся в лицо древнему злу, не останется ничего.

– Возможно, – согласилась Алира. – Но пока я не сломалась, я остаюсь собой.

Каэл'Арим повернулся к ней, и на лице его была странная, почти восхищённая улыбка.

– Ты удивительна, – сказал он тихо. – Абсолютно, фантастически безрассудна, но удивительна.

– Спасибо за комплимент, – сухо ответила Алира. – Теперь освободи меня.

– Нет, – он покачал головой. – Не сейчас. Сначала я хочу посмотреть, как долго ты продержишься. Хочу увидеть, действительно ли ты так сильна, как кажешься, или это всего лишь показуха.

Он направился к выходу, но голос Алиры остановил его:

– А что, если я окажусь сильнее, чем ты думаешь?

Каэл'Арим обернулся и посмотрел на неё через плечо. В серебряных глазах мелькнуло что-то похожее на предвкушение.

– Тогда, дорогая моя, – сказал он, – мне придётся пересмотреть свои планы относительно тебя.

Он исчез в тенях коридора, оставив её одну с невидимыми цепями и шепчущими стенами.

Время тянулось, как патока на морозе. Алира лежала на подушках, пытаясь найти баланс между сопротивлением и принятием. Слишком много злости – и цепи сжимались до удушья. Слишком много покорности – и она чувствовала, как что-то важное в ней начинает угасать.

Пустота шептала ей. Сначала тихо, почти нежно, предлагая облегчение взамен на подчинение. Потом громче, настойчивее, показывая образы дома, которого больше не было, людей, которые предали её, будущего, которого у неё никогда не будет.

Ты одна.

Ты никому не нужна.

Ты мертва для своего мира.

Зачем страдать?

Голоса множились, обвивались вокруг её разума, как змеи. Алира чувствовала, как они пытаются проникнуть глубже, найти слабые места в её защите.

Но она держалась.

Держалась, вспоминая запах маминого хлеба. Держалась, думая о книгах, которые она так и не прочла. Держалась, потому что где-то в глубине души горел маленький, упрямый огонёк, который говорил: "Я Алира. Я существую. Я имею значение."

Часы шли, а может быть, дни – в Пустоте время не имело смысла. Цепи то сжимались, то ослабевали, реагируя на каждое изменение её настроения. Алира училась дышать сквозь боль, думать сквозь отчаяние, существовать в состоянии постоянного равновесия на краю пропасти.

И постепенно она начала понимать кое-что важное.

Цепи не просто реагировали на её эмоции. Они были её эмоциями. Каждая вспышка гнева, каждый приступ страха материализовались в этом месте, становились частью реальности. Но если эмоции могли создавать оковы, то они же могли их и разрушать.

Не сопротивление. Не покорность. Контроль.

Алира закрыла глаза и сосредоточилась не на том, чтобы подавить свои чувства, а на том, чтобы направить их. Гнев – не разрушительная сила, а топливо для решимости. Страх – не слабость, а предупреждение об опасности. Отчаяние – не конец, а начало поиска новых путей.

Медленно, очень медленно, цепи начали меняться. Они не исчезали, но становились… иными. Не оковами, а чем-то, что напоминало украшения – тонкие серебряные нити, которые опоясывали её, но не сковывали.

Алира открыла глаза и села. Впервые за долгие часы она могла двигаться свободно.

– Умница, – донёсся голос из арки.

Каэл'Арим стоял в проёме, опираясь о косяк. Но в этот раз в его взгляде не было насмешки или превосходства. Было что-то похожее на уважение.

– Ты вернулся посмотреть, как я схожу с ума? – спросила Алира, поднимаясь на ноги.

– Вернулся посмотреть, как ты побеждаешь Пустоту, – ответил он. – И должен признать, я впечатлён.

Он вошёл в комнату, и Алира заметила, что серебряные браслеты на его запястьях светятся ярче обычного.

– Мало кто понимает истинную природу этого места так быстро, – продолжал он. – Ещё меньше людей способны использовать это понимание для освобождения.

– Я не свободна, – указала Алира, показывая на серебряные нити вокруг себя. – Просто научилась жить с оковами.

– Это и есть свобода, – серьёзно сказал Каэл'Арим. – По крайней мере, единственная свобода, которая существует в Пустоте.

Он подошёл ближе, и Алира увидела в его глазах что-то новое – не любопытство хищника, а интерес равного к равному.

– Расскажи мне, – сказал он, – что ты чувствовала, когда понимала, как управлять цепями?

– Зачем тебе это знать?

– Потому что, – Каэл'Арим остановился прямо перед ней, – ты первая за очень долгое время, кто смог это сделать. И я хочу понять, как.

Алира смотрела в серебряные глаза и видела в них отражение своего лица – бледного, измученного, но несломленного. И вдруг поняла что-то важное.

– Ты тоже когда-то был в цепях, – сказала она тихо. – Не таких, как мои, но в цепях.

Что-то мелькнуло в его взгляде – слишком быстро, чтобы понять, что именно. Но Алира успела это заметить.

– Возможно, – ответил он осторожно. – Но сейчас речь не обо мне.

– Всё связано, – настаивала Алира. – Ты знаешь, как разорвать цепи, потому что сам когда-то их разрывал.

Каэл'Арим молчал долго. Потом медленно протянул руку и коснулся одной из серебряных нитей вокруг её запястья. Нить вспыхнула ярким светом и исчезла.

– Свобода, – сказал он тихо, – всегда имеет цену. Я заплатил свою давным-давно. Теперь твоя очередь решать, готова ли ты заплатить свою.

– Какую цену?

Но он уже поворачивался к выходу.

– Отдохни, – сказал он, не отвечая на вопрос. – Завтра начинается следующий урок.

– Какой урок?

Каэл'Арим остановился в арке и посмотрел на неё через плечо. В серебряных глазах плясали тени.

– Урок о том, что свобода от цепей – это только начало. Настоящие испытания ждут тебя впереди.

Он исчез в коридоре, оставив Алиру одну в комнате, где больше не шептали голоса Пустоты.

И впервые с момента прихода в этот мир она почувствовала что-то похожее на надежду.

Глава 4

Сон пришёл неожиданно, словно туман, который медленно окутывает сознание мягкими серыми лентами. Алира не помнила, когда закрыла глаза – время в Пустоте текло странно, размываясь в бесконечную череду мгновений без начала и конца. Усталость накопилась где-то глубоко, в местах, куда не дотягивались мысли, и теперь, когда напряжение битвы с цепями спало, тело просто сдалось.

Она спала и не спала одновременно. Сознание дрейфовало в том неопределённом пространстве между бодрствованием и забвением, где реальность становится текучей, а невозможное – обыденным. В этом состоянии Алира могла слышать дыхание стен дворца, чувствовать, как костяные балки переговариваются друг с другом на языке скрипов и вздохов.

И в этой полудрёме она услышала голос.

– Как же ты устала, дитя…

Слова донеслись откуда-то издалека, словно произнесённые через толщу воды. Голос был мужским, но не похожим на голос Каэл'Арима. Тёплым, мягким, с нотками печали, которая была старше памяти.

Алира попыталась открыть глаза, но веки были тяжёлыми, словно налитыми свинцом. Она могла слышать, чувствовать, но не могла двигаться – состояние, которое в другой ситуации вызвало бы панику, а здесь казалось естественным.

– Не пытайся проснуться, – продолжал голос, и в нём звучала такая бесконечная усталость, что Алира почувствовала, как сердце сжимается от сочувствия. – Здесь, между сном и явью, мы можем говорить свободно. Здесь его правила слабее.

Его правила?

– Кто ты? – попыталась спросить Алира, но слова растворились в воздухе, не достигнув губ.

– Я слышу тебя, дочь солнца, – откликнулся голос, и в нём появились нотки чего-то похожего на улыбку. – Мысли здесь звучат громче слов, особенно такие яркие, как твои.

Дочь солнца. Никто никогда не называл её так, но что-то в этом обращении отзывалось глубоко в груди, заставляло вспомнить утро в родной деревне, когда она стояла в поле подсолнухов и чувствовала, как лучи согревают лицо.

– Ты из моего мира? – мысленно спросила она.

– Нет, – ответ пришёл с долей сожаления. – Мой мир погиб так давно, что даже звёзды забыли его имя. Но я помню тепло солнца, как помнишь его ты. И эта память связывает нас.

Алира почувствовала движение в воздухе, словно кто-то очень осторожно приближался. Не угрожающе – скорее как родитель, подходящий к кровати больного ребёнка.

– Покажись, – попросила она.

– Я не могу. Не здесь, не при полном сознании. Он почувствует. – Голос стал тише, осторожнее. – Но я могу коснуться края твоего сна, оставить тень в твоих видениях.

Пространство вокруг неё начало меняться. Серые тона полусна потемнели, а потом медленно начали различаться контуры. Не комната, в которой она лежала, а что-то другое – просторное помещение с высокими окнами, через которые лился настоящий солнечный свет. Тёплый, золотой, живой.

И в этом свете стояла фигура.

Высокий мужчина в простой одежде, которая когда-то была белой, а теперь выцвела до цвета старой кости. Лицо у него было… странным. Не молодое и не старое, а словно время коснулось его выборочно – разгладило одни черты и подчеркнуло другие. Волосы тёмные, но с серебряными прядями у висков. Глаза цвета осенних листьев – золотистые, с коричневыми вкраплениями.

Но самым странным было то, что он казался… незаконченным. Словно художник начал рисовать портрет, но не успел закончить. Края его фигуры размывались, перетекая в окружающий свет.

– Эштайр, – сказал он, и это было не представление, а скорее воспоминание о том, кем он когда-то был. – Или то, что от него осталось.

– Что с тобой случилось?

Эштайр медленно подошёл к одному из окон и посмотрел наружу. За стеклом не было ничего – ни неба, ни земли, только мягкий золотой свет, который мог быть рассветом или закатом.

– То же, что случается со всеми, кто попадает в Пустоту, – ответил он, не оборачиваясь. – Я начал исчезать. Сначала воспоминания, потом чувства, потом сама суть того, кем я был. Он не крадёт жизни – он крадёт души, по кусочку, день за днём.

– Он? Каэл'Арим?

– Правитель. Владыка. Тот, кто сидит на троне из костей и пьёт отчаяние из черепных чаш. – Эштайр обернулся, и Алира увидела в его глазах такую печаль, что захотелось заплакать. – Хотя когда-то он был другим.

– Другим?

– У каждого тирана есть своя история, дочь солнца. У каждого чудовища есть причина, по которой оно стало чудовищем. – Он подошёл ближе, и Алира почувствовала от него аромат – не запах, а скорее воспоминание о запахе. Цветы, которые цвели в садах, пепел которых развеяли ветры. – Но знание причин не делает когти менее острыми.

– Почему ты говоришь со мной?

Эштайр остановился рядом с ней, но не смотрел прямо. Его взгляд был направлен куда-то в сторону, словно он видел вещи, скрытые от её глаз.

– Потому что ты не такая, как остальные, – сказал он тихо. – Другие приходили сюда уже сломленными – страхом, болью, отчаянием. Они быстро растворялись в Пустоте, становились её частью. Но ты…

– Что я?

– Ты горишь, – Эштайр наконец посмотрел на неё, и в золотых глазах плясали отблески того самого внутреннего огня, о котором он говорил. – Твоя воля, твоя злость, твоя надежда – всё это создаёт свет в месте, где его не должно быть. И этот свет… он может изменить всё.

Алира попыталась понять, что он имеет в виду, но слова ускользали, как рыба в воде.

– Говори прямо, – попросила она. – Я не понимаю загадок.

– Прямые слова здесь опасны, – ответил Эштайр с сожалением. – Он слышит всё, что произносится в его владениях. Я могу говорить только намёками, только полуправдой, только тенями смысла.

– Тогда дай мне хотя бы надежду, – Алира почувствовала, как отчаяние подкрадывается к ней снова. – Скажи, что есть способ выбраться отсюда.

Эштайр замолчал на долгое время. Когда он заговорил снова, голос его был едва слышным:

– Есть старая история о птице, которая попала в клетку. Клетка была красивой, удобной, в ней была еда и вода, всё, что нужно для жизни. И хозяин клетки говорил птице: "Зачем тебе небо, когда у тебя есть всё необходимое здесь?"

– И что ответила птица?

– Что золотая клетка остаётся клеткой, – Эштайр улыбнулся грустно. – Но в истории не говорится, что птица делала дальше. Потому что каждая птица должна сама решить, что важнее – безопасность или свобода.

– А что выбрал ты?

Что-то болезненное мелькнуло в его глазах.

– Я… я попытался выбрать и то, и другое. Попытался найти компромисс между клеткой и небом. – Он отвернулся к окну. – И потерял всё.

– Что ты потерял?

– Её, – прошептал он так тихо, что Алира едва расслышала. – Я потерял её.

– Кого?

Но Эштайр уже начинал исчезать. Контуры его фигуры размывались, сливаясь со светом. Комната с окнами тоже растворялась, и Алира почувствовала, как её сознание медленно поднимается к поверхности реальности.

– Подожди! – мысленно крикнула она. – Не уходи! Скажи мне что-нибудь ещё!

– Помни, – его голос доносился уже из очень далека, – даже у тюремщика есть свои цепи. И иногда заключённый может стать ключом к свободе хозяина.

– Что это значит?

– Это значит, дочь солнца, что не всё потеряно. Не сдавайся. Не позволяй Пустоте погасить твой свет. – Последние слова были едва слышимы. – И помни – ты не одна. Я буду ждать в тенях.

Свет угас, комната исчезла, и Алира очнулась на подушках в своей костяной темнице.

Она лежала неподвижно, пытаясь осмыслить произошедшее. Сон? Видение? Или что-то ещё? В Пустоте грань между реальным и нереальным была размыта до неузнаваемости.

Но слова Эштайра отзывались в памяти с пугающей ясностью. Даже у тюремщика есть свои цепи. Что он имел в виду? Каэл'Арим казался абсолютным хозяином этого места, существом, не знающим ограничений. Но что, если это было лишь видимостью?

Алира села, прислушиваясь к ощущениям. Серебряные нити вокруг её тела светились тускло, но не сжимались. После разговора с таинственным духом она чувствовала себя… иначе. Не сильнее, но более цельной. Словно кто-то напомнил ей, кто она такая.

Дочь солнца.

Странное имя, но почему-то правильное. В этом мире тьмы и костей она действительно была частичкой того света, который помнила по дому. И этот свет, как сказал Эштайр, мог изменить всё.

Но как?

Алира встала и подошла к арке. За шторами был коридор, полный теней и шёпотов. Где-то там, в лабиринте костяных залов, Каэл'Арим занимался своими тёмными делами. Где-то там же скрывался Эштайр – дух, который потерял всё, но всё ещё сохранил надежду.

Я буду ждать в тенях.

Обещание это согревало, как воспоминание о родном очаге. Алира была не одна в этом месте. У неё был союзник – странный, загадочный, говорящий только намёками, но союзник. И впервые с момента попадания сюда она почувствовала, что у неё есть цель, которая выходила за рамки простого выживания.

Она должна была понять, что имел в виду Эштайр, говоря о цепях тюремщика. Должна была выяснить, что случилось с той, кого он потерял. И, возможно, найти способ не просто выжить в Пустоте, но изменить её.

Не всё потеряно.

Алира коснулась одной из серебряных нитей на запястье. Металл был тёплым под пальцами, и в нём отражался не костяной потолок комнаты, а что-то другое – далёкие звёзды, которые она когда-то видела в небе над родной деревней.

Может быть, это была иллюзия. Может быть, игра разума, который отчаянно цеплялся за надежду. Но сейчас это не имело значения. Важно было то, что надежда есть.

И что в тенях её ждёт друг.

Каэл'Арим стоял в своём тронном зале и смотрел в одну из многочисленных костяных чаш, наполненных тёмной жидкостью. В поверхности отражалась не его лицо, а комната, где лежала Алира. Он видел, как она села, как подошла к арке, как коснулась серебряной нити на запястье.

И он видел свет в её глазах – тот самый свет, который так его беспокоил.

– Интересно, – пробормотал он, отставляя чашу. – Очень интересно.

Он чувствовал в воздухе отголоски чужого присутствия. Кто-то говорил с его пленницей. Кто-то, кто умел обходить его защиты, прятаться в щелях между сном и явью.

Эштайр.

Имя это не произносилось в Пустоте уже много лет. Каэл'Арим думал, что дух давно растворился, стал частью общей массы забытых душ. Но, видимо, в нём оставалось больше воли, чем предполагалось.

– Что ты ей сказал, старый друг? – спросил Каэл'Арим в пустоту. – О чём шептал на ухо?

Ответа не было, но в воздухе повисло ощущение, которого он не чувствовал уже очень долго. Ощущение того, что в его идеально упорядоченном мире появилась переменная, которую он не контролирует.

И странно, но это его не разозлило. Наоборот – впервые за века ему стало… любопытно.

– Ну что ж, – сказал он, поворачиваясь к выходу из зала. – Посмотрим, что из этого выйдет.

А в тенях между колоннами что-то тихо вздохнуло – звук, который мог быть эхом ветра или далёким голосом, произносящим слова надежды.

Глава 5

Алира бродила по дворцу уже несколько часов – или дней, время здесь потеряло всякий смысл. После разговора с Эштайром что-то изменилось в её восприятии этого места. Костяные стены больше не казались просто мрачным декором – теперь она видела в них историю. Каждая кость была чьей-то жизнью, чьими-то надеждами, превращёнными в строительный материал для чужого дворца.

Серебряные нити на её запястьях и лодыжках больше не тяготили. Они стали частью её, как шрамы становятся частью тела – напоминанием о боли, которая делает сильнее. Алира научилась управлять ими, направлять их свечение, и теперь они освещали ей путь по тёмным коридорам мягким, перламутровым светом.

Она искала что-то, сама не зная что. Ответы? Выход? Или просто хотела понять масштабы своей тюрьмы? Дворец оказался огромнее, чем она предполагала – бесконечная череда залов, переходов, лестниц, ведущих в никуда. Некоторые комнаты были пусты, в других находились странные артефакты – зеркала, которые отражали не лицо, а сны; книги, написанные исчезающими чернилами; музыкальные инструменты, которые играли мелодии памяти.

И везде кости. Кости в стенах, кости в полу, кости, сложенные в причудливые узоры и орнаменты. Но постепенно Алира начала понимать, что это не просто декорация. Каждая кость хранила отзвук того, кем когда-то была. Прикоснувшись к стене, она могла почувствовать эхо чужих жизней – воина, который погиб в бою за родную землю; жрицы, которая пожертвовала собой ради спасения храма; ребёнка, который просто оказался не в том месте не в то время.

Все они когда-то были живыми. Все они попали сюда так же, как я.

Мысль эта была ужасающей и одновременно странно успокаивающей. Она была не первой, кто столкнулся с Каэл'Аримом. Не первой, кто пытался противостоять Пустоте. Но что случилось с остальными?

Ответ она нашла в зале, который обнаружила за очередной аркой.

Это была самая большая комната из всех, что она видела – огромное пространство с куполообразным потолком, который терялся где-то в тенях наверху. Пол здесь был выложен не костями, а чёрным мрамором, отполированным до зеркального блеска. В центре зала возвышался странный фонтан – не с водой, а с тёмной, вязкой жидкостью, которая стекала по ярусам из резного камня, издавая едва слышимое пение.

Но не фонтан привлёк её внимание.

Вдоль стен, в нишах между колоннами, стояли статуи.

Статуи женщин.

Алира медленно подошла к ближайшей и почувствовала, как дыхание застревает в горле.

Это была не статуя в обычном понимании. Это была женщина, превращённая в камень. Каждая деталь – от складок платья до выражения лица – была проработана с пугающей точностью. Слишком точной для резца скульптора. Слишком живой для мёртвого камня.

Лицо женщины было искажено криком, который навечно застыл в камне. Руки сжаты в кулаки, тело изогнуто в попытке убежать от чего-то ужасного. В каменных глазах читался такой страх, что Алира отшатнулась.

Она перевела взгляд на соседнюю статую и увидела совсем другую картину. Эта женщина стояла спокойно, почти умиротворённо. Голова склонена, руки сложены на груди в позе покорности. Лицо выражало не страх, а усталость – бесконечную, всепоглощающую усталость того, кто просто сдался.

Дальше – ещё одна. Эта была на коленях, руки простёрты в мольбе. На лице – отчаяние, но не злость. Смирение перед неизбежным.

И ещё одна.

И ещё.

Алира прошла вдоль стены, и с каждым шагом ужас в её груди рос. Десятки статуй. Сотни. Все – женщины. Все – превращённые в камень в момент сильнейшего эмоционального потрясения. Страх, отчаяние, покорность, безумие – целая галерея человеческих страданий, застывших в вечности.

– Красиво, не правда ли?

Голос Каэл'Арима раздался прямо за её спиной, и Алира подпрыгнула, оборачиваясь. Он стоял в нескольких шагах от неё, изучая её лицо с тем же выражением, с каким коллекционер рассматривает новое приобретение.

– Что это? – выдохнула она, хотя уже знала ответ.

– Мои предыдущие гости, – спокойно ответил он, приближаясь к одной из статуй. – Каждая из них когда-то стояла там, где стоишь сейчас ты. Каждая думала, что она особенная, что сможет противостоять Пустоте.

Каэл'Арим провёл пальцем по щеке каменной женщины, и Алира почувствовала, как по её собственной щеке проходит холодок.

– Это Миралет, – сказал он, словно представляя старую знакомую. – Воительница из северных земель. Сражалась три дня, прежде чем понять, что битву нельзя выиграть. Когда сдалась, я даровал ей покой.

Он перешёл к следующей статуе – той, что кричала в камне.

– А это Сирия. Ведьма. Пыталась использовать магию против Пустоты. – Каэл'Арим усмехнулся. – Магия здесь работает по моим правилам. Когда она это поняла, было уже поздно. Безумие – не самый приятный способ уйти, но зато зрелищный.

– Ты… ты убил их всех? – Алира едва могла говорить.

– Убил? – Каэл'Арим повернулся к ней, и на лице его было выражение искреннего удивления. – Нет, дорогая. Я их спас.

– Спас?

– От страданий. От боли. От бесконечной борьбы с неизбежным. – Он медленно приближался к ней, и с каждым шагом воздух становился холоднее. – Каждая из них дошла до точки, когда единственным желанием было прекратить боль. И я исполнил это желание.

Алира смотрела на статуи и пыталась представить себе живых женщин, которыми они когда-то были. Сколько времени каждая из них провела в этом месте? Сколько дней, недель, месяцев пытались сохранить рассудок? И что довело их до того момента, когда смерть стала желаннее жизни?

– Они выбрали забвение, – продолжал Каэл'Арим, остановившись прямо перед ней. – И я им его даровал. Превратил их боль в красоту, их страдания – в вечность.

– Это не красота, – сказала Алира, и в голосе её появились нотки злости. – Это коллекция твоих жертв.

– Жертв? – он наклонил голову, словно это была интересная мысль. – Или произведений искусства? Всё зависит от точки зрения.

Алира обвела взглядом зал, полный каменных женщин, и почувствовала, как в груди разгорается пламя. Не страх – ярость. Чистая, очищающая ярость.

– Ты коллекционируешь нас, – сказала она, и слова зазвенели в воздухе, отражаясь от мраморных стен. – Собираешь женщин, как другие собирают бабочек. Любуешься нашими страданиями.

– Любуюсь? – Каэл'Арим приблизился ещё на шаг. – Нет, дорогая. Я изучаю.

– Что изучаешь?

– Пределы человеческой воли. Границы выносливости. Точку, в которой даже самый сильный дух ломается. – Серебряные глаза смотрели на неё с пристальным вниманием. – И знаешь, что я обнаружил за все эти века?

Алира молчала, не доверяя своему голосу.

– Что у каждого есть своя точка, – продолжал он. – У каждого есть момент, когда он готов отказаться от всего, лишь бы прекратить боль. Даже у самых сильных. Даже у самых упрямых.

Он поднял руку и медленно протянул её к лицу Алиры. Она не отступила, хотя каждый инстинкт кричал ей убежать.

– Интересно, – пробормотал он, почти касаясь её щеки, – где твоя точка, Алира?

Имя её на его губах прозвучало как заклинание, как проклятие, как интимная тайна. Алира почувствовала, как пальцы его нависают над её кожей, излучая холод, который жёг сильнее огня.

– А чего хочешь ты? – спросил он тихо. – Бороться до конца и свести себя с ума? Или принять неизбежное и обрести покой?

– Я хочу, – сказала Алира, встречая его взгляд, – чтобы ты убрал от меня руки.

Каэл'Арим замер. В серебряных глазах мелькнуло что-то – удивление? восхищение? – и он медленно опустил руку.

– Интересный выбор, – сказал он.

– Это не выбор, – ответила Алира. – Это границы.

– Границы?

– Ты можешь заставить меня остаться здесь. Можешь мучить, пугать, показывать ужасы. Но ты не можешь заставить меня принять это. – Она сделала шаг вперёд, и он, к её удивлению, отступил. – И ты не можешь прикасаться ко мне без разрешения.

Каэл'Арим смотрел на неё долго, изучающе. Потом медленно улыбнулся – и это была первая искренняя улыбка, которую она от него видела.

– Знаешь, что ты делаешь? – спросил он.

– Устанавливаю правила.

– Ты объявляешь войну.

– Нет, – Алира покачала головой. – Я заявляю о том, что не собираюсь быть просто добычей в твоей охоте.

– И чем же ты собираешься быть?

Алира посмотрела на каменные статуи, на застывшие лица женщин, которые когда-то стояли на её месте. Потом снова встретила взгляд Каэл'Арима.

– Проблемой, – сказала она. – Твоей большой, упрямой, неразрешимой проблемой.

Каэл'Арим рассмеялся – искренне, с настоящим весельем. Звук этот отразился от стен зала, заставляя каменные статуи словно дрогнуть в своей вечной неподвижности.

– Проблемой, – повторил он, словно смакуя слово. – Знаешь, давно никто не обещал мне проблем.

Он начал ходить вокруг неё медленными кругами, но теперь в его движениях было не превосходство хищника, а что-то другое. Любопытство. Заинтересованность.

– Скажи мне, – произнёс он, останавливаясь прямо перед ней, – что ты чувствуешь, глядя на них?

Алира снова посмотрела на статуи. Страх всё ещё был там, холодный ком в груди. Но теперь к нему примешивалось что-то ещё.

– Злость, – сказала она честно. – И печаль. Они заслуживали лучшего.

– Все заслуживают лучшего, – ответил Каэл'Арим. – Но получают то, что получают.

– Это твоя философия? Смириться с тем, что мир жесток?

– Это реальность. Мир не справедлив, дорогая. Он просто есть.

Алира повернулась к нему, и в её глазах плескался огонь, который заставил его сделать непроизвольный шаг назад.

– Присутствие, – сказал он. – От пленницы, которая ненавидит меня. От женщины, которая мечтает сбежать при первой возможности. Какая ирония.

– Я не ненавижу тебя, – сказала Алира, и слова эти удивили её саму. – Не знаю, что я чувствую, но это не ненависть.

– Тогда что?

Алира попыталась найти слова для того, что кипело в её груди. Злость – да. Страх – тоже. Но и что-то ещё, более сложное.

– Жалость, – сказала она наконец. – Грусть. И желание… желание увидеть тебя живым, а не просто существующим.

Что-то в его лице дрогнуло. На секунду показалось, что он собирается сказать что-то важное, открыться, позволить ей помочь.

Но вместо этого он отвернулся.

– Оставь это, – сказал он устало. – Оставь попытки спасти то, что не может быть спасено.

– Каэл'Арим…

– Нет, – резко прервал он. – Хватит. Ты хотела увидеть трещину в моей броне? Вот она. Ты довольна?

Он поднял руку, и воздух вокруг него задрожал. Алира почувствовала, как что-то невидимое подхватывает её и мягко, но непреклонно толкает к подушкам.

– Сиди здесь, – приказал он. – Думай о том, что узнала. И в следующий раз, когда захочешь играть в психолога, помни – некоторые раны слишком глубоки, чтобы их лечить добрыми словами.

Он исчез в тенях коридора, оставив за собой только холод и запах зимнего ветра.

Алира сидела на подушках, тяжело дыша, и пыталась осмыслить произошедшее. Она действительно хотела помочь, но что-то пошло не так. Что-то в её словах попало прямо в сердце его боли и заставило его закрыться ещё плотнее.

Одиночество. Утрата. Разбитое доверие.

Все её попадания были в эти темы. И судя по его реакции, они были не просто болезненными – они были катастрофическими.

Алира коснулась серебряных нитей на запястьях и почувствовала, как они пульсируют в такт её сердцебиению. Связь между ними никуда не делась, но теперь через неё проходило что-то другое. Не просто эмоции, а что-то более глубокое. Эхо старой травмы, которая так и не зажила.

Фигура в белом. Та, которую он потерял.

Алира была почти уверена, что именно об этом шла речь. О ком-то, кому он доверился, кого любил, и кто его предал. Или просто ушёл. Или умер. Что-то настолько болезненное, что даже спустя века одно упоминание о доверии и близости заставляло его бежать.

– Что с тобой случилось? – прошептала она в пустоту. – И что случилось с ней?

Ответа не было. Но Алира знала, что рано или поздно узнает правду. Должна узнать, если хотела понять, кем на самом деле был Каэл'Арим под всеми этими слоями льда и гнева.

А пока она сидела в своей комнате и чувствовала, как через серебристую связь между ними проходят волны чужой боли – древней, глубокой, и такой знакомой, что сердце сжималось от сочувствия.

Мы оба сломанные, – подумала она. – Только он сломался настолько давно, что забыл, как просить о помощи.

И в глубине души у неё созрело решение – найти способ помочь ему, нравится ему это или нет.

Глава 10

Четыре дня.

Четыре бесконечных дня, каждый из которых тянулся, как год, а Каэл'Арим не появлялся. Не было ни звука его шагов в коридорах, ни ощущения его присутствия где-то в глубинах дворца. Только серебристая связь между ними продолжала пульсировать – слабо, приглушённо, словно он нарочно держал её на минимуме.

Алира ходила по дворцу, как неприкаянная душа. Изучала залы, читала книги, пыталась понять устройство этого места. Но мысли постоянно возвращались к их последнему разговору. К тому мгновению, когда маска слетела с его лица, и она увидела ту боль, которую он скрывал под слоями льда и безразличия.

Я зашла слишком далеко.

Понимание это пришло не сразу. Сначала была злость – на него за то, что он просто ушёл, на себя за то, что позволила эмоциям взять верх. Потом пришло раскаяние. Она действительно хотела помочь, но вместо этого только причинила боль. Ткнула пальцем в открытую рану и удивилась, что он закричал.

Но больше всего её мучило другое – тишина. Не просто его отсутствие, а то, как резко оборвалась их связь. Словно он выстроил между ними стену, через которую проходило только самое необходимое. Достаточно, чтобы она знала, что он жив, но не больше того.

Скучаю по нему.

Мысль эта была болезненной и абсурдной одновременно. Как можно скучать по своему тюремщику? По существу, которое держало её здесь против воли? Но факт оставался фактом – без его присутствия дворец казался не просто пустым, а мёртвым. Словно вся жизнь, вся энергия этого места была связана с ним.

Алира сидела в библиотеке, уставившись на страницы книги, которую не читала, когда услышала звук. Не шаги – что-то более резкое. Словно что-то тяжёлое с силой ударилось о стену.

Потом ещё один удар. И ещё.

Она встала, отложив книгу, и пошла на звук. Коридоры дворца искажали эхо, но направление было примерно ясно – один из залов в восточном крыле, куда она раньше не заходила.

Чем ближе она подходила, тем отчётливее становились звуки. Не просто удары – что-то разбивалось, рушилось, крошилось. И между ударами она слышала голос Каэл'Арима – не слова, а что-то более первобытное. Рык ярости, который отдавался от стен и заставлял кости дворца вибрировать.

Алира остановилась у арки, ведущей в зал, и осторожно заглянула внутрь.

То, что она увидела, заставило её сердце пропустить удар.

Каэл'Арим стоял посреди разрушенного зала, окружённый обломками того, что когда-то было мебелью. Столы из чёрного дерева, превращённые в щепки. Стулья, искорёженные так, словно на них наступил великан. Полки с книгами, сброшенные на пол, где страницы смешались с пылью и осколками.

Сам он выглядел… разрушенным. Волосы растрёпаны, одежда помята. На костяшках пальцев виднелись следы серебряной крови – видимо, он бил кулаками по стенам. Но хуже всего было выражение его лица – не холодная ярость, а что-то более отчаянное. Боль, которая искала выход в разрушении.

В руках он держал что-то – небольшой предмет, который поблёскивал в призрачном свете. Алира не могла разглядеть, что это, но видела, как сжимаются его пальцы, как дрожат плечи от сдерживаемых эмоций.

– Каэл'Арим? – тихо позвала она.

Он замер, словно статуя. Не повернулся, не ответил, просто стоял неподвижно посреди хаоса собственного устроения.

– Уходи, – сказал он наконец, и голос его был хриплым от крика.

– Нет, – ответила Алира, входя в зал.

Теперь он обернулся, и то, что она увидела в его глазах, заставило её остановиться. Не гнев – разрушение. Словно что-то фундаментальное внутри него треснуло и теперь рассыпалось на части.

– Я сказал, уходи.

– А я сказала – нет. – Алира сделала ещё шаг, осторожно обходя обломки. – Что случилось?

– Ничего, что касалось бы тебя.

– Всё, что касается тебя, касается и меня, – сказала она, и слова эти удивили её саму своей правдивостью. – Мы связаны, помнишь? Я чувствую твою боль, даже когда ты пытаешься её скрыть.

Каэл'Арим смотрел на неё с выражением, которое было одновременно отчаянным и яростным.

– Тогда ты знаешь, что лучше держаться подальше.

– Знаю, что тебе больно, – ответила Алира мягко. – И что ты пытаешься справиться с этим в одиночку. Как всегда.

– Потому что одиночество – это всё, что у меня есть! – взорвался он, и голос его отразился от стен громовым эхом. – Всё, на что я могу рассчитывать! Всё, что не может меня предать!

Он швырнул предмет, который держал в руках, о стену. Тот разбился с тонким звоном, и Алира увидела, что это было зеркальце – маленькое, изящное, в серебряной оправе. Осколки заблестели на полу, как слёзы.

– Что это было? – спросила она тихо.

– Ничего, – резко ответил он. – Просто… ничего.

Но в голосе его была такая боль, что Алира поняла – это было что-то важное. Что-то, связанное с той фигурой в белом, которую она видела в его воспоминаниях.

– Расскажи мне, – попросила она, подходя ближе. – Расскажи, что случилось. Что тебя так ранит.

– Зачем? – Каэл'Арим посмотрел на неё с горькой усмешкой. – Чтобы ты могла использовать это против меня, как в прошлый раз?

Слова ударили как пощёчина. Алира почувствовала, как щёки горят от стыда.

– Я не хотела причинить тебе боль, – сказала она честно. – Я просто… я хотела понять. Хотела помочь.

– Помочь, – повторил он с презрением. – Знаешь, что в последний раз случилось с тем, кто пытался мне помочь?

– Нет. Но хочу знать.

Каэл'Арим засмеялся – звук болезненный и лишённый всякого веселья.

– Она умерла, – сказал он просто. – Умерла, потому что поверила мне. Потому что думала, что может спасти меня от того, кем я стал.

– Кем ты стал?

– Монстром! – крикнул он, и серебряные глаза вспыхнули так ярко, что стало больно смотреть. – Существом, которое разрушает всё, к чему прикасается! Которое превращает любовь в страдание, а доверие – в предательство!

Воздух в зале задрожал от силы его эмоций. Обломки мебели поднялись с пола, завертелись в воздухе, словно пойманные невидимым ураганом. Алира почувствовала, как невидимая сила давит на неё, пытается заставить отступить.

Но она не отступила.

– Ты не монстр, – сказала она, делая ещё шаг к нему. – Ты просто… сломанный. Как и я.

– Ты не понимаешь…

– Понимаю! – перебила его Алира. – Понимаю лучше, чем ты думаешь! Ты боишься близости, потому что все, кого ты любил, в итоге тебя покидали. Боишься доверять, потому что тебя предавали. Боишься быть уязвимым, потому что каждый раз, когда открывался, получал удар в сердце!

Обломки в воздухе замерли.

– Я права? – спросила Алира тише. – Это о ней? О той, кого ты потерял?

Каэл'Арим стоял неподвижно, и на лице его боролись разные эмоции. Потом медленно опустил руку, и обломки мебели тихо опустились на пол.

– Её звали Лириэль, – сказал он, и в голосе его была такая нежность, что Алира почувствовала укол чего-то похожего на ревность. – Она была… светом. В буквальном смысле. Существом из чистой энергии, которое могло принимать человеческую форму.

– Что с ней случилось?

– Я, – просто ответил он. – Я с ней случился.

Каэл'Арим подошёл к осколкам зеркальца и опустился на колени рядом с ними. Осторожно поднял один из кусочков, и Алира увидела, как тот отражает не его лицо, а что-то другое – образ женщины в белом, прекрасной и сияющей.

– Она пришла в Пустоту, чтобы остановить меня, – продолжал он, не поднимая глаз от осколка. – Я тогда уже начал… менять это место. Превращать его в отражение собственной тьмы. Она думала, что может меня спасти.

– И?

– И влюбилась в меня. – Горькая усмешка тронула его губы. – А я в неё. Мы были счастливы… какое-то время. Она заставляла меня помнить, каково это – чувствовать что-то, кроме пустоты.

– Что пошло не так?

– Пустота, – ответил он. – Это место меняет всех, кто в нём живёт. Медленно, неотвратимо. Сначала я думал, что моя любовь к ней защитит её. Что она сильнее тьмы.

– Но это было не так?

Каэл'Арим поднял глаза, и в них плескались слёзы – не человеческие, а серебряные, как капли расплавленного металла.

– Она начала угасать, – прошептал он. – День за днём становилась бледнее, слабее. Пустота пожирала её свет, а я не мог остановить этот процесс. Мог только смотреть, как существо, которое любил больше собственной жизни, медленно умирает.

– Почему она не ушла?

– Потому что любила меня, – ответил он, и в голосе его была такая боль, что Алира почувствовала, как сердце разрывается от сочувствия. – Потому что до последнего верила, что сможет спасти нас обоих.

– И как она…?

– Растворилась, – Каэл'Арим сжал осколок зеркальца так сильно, что серебряная кровь потекла между пальцев. – Стала частью Пустоты. Частью меня. И с тех пор каждый раз, когда я смотрю в зеркало, я вижу её лицо, полное разочарования.

Тишина, которая последовала за его словами, была оглушительной. Алира стояла, пытаясь осмыслить услышанное. Теперь она понимала, откуда берётся его страх близости, почему он так яростно сопротивляется любой попытке приблизиться к нему.

– Поэтому ты превращаешь людей в статуи, – сказала она тихо. – Лучше каменная смерть, чем медленное угасание.

– Лучше честная жестокость, чем ложная надежда, – согласился он, поднимаясь на ноги.

– И поэтому ты так разозлился, когда я заговорила об одиночестве.

– Потому что ты права, – резко ответил он. – Я одинок. Я заперся в этом месте, потому что так безопаснее. Для всех.

Алира смотрела на него – на этого древнего, могущественного существа, которое было сломлено не вражескими мечами, а собственной любовью. И в груди у неё поднялось чувство, которое было сильнее жалости, глубже сочувствия.

– Что, если, – сказала она медленно, – что, если на этот раз всё будет по-другому?

Каэл'Арим посмотрел на неё с выражением болезненной надежды.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не Лириэль, – Алира сделала шаг к нему. – Я не существо из света. Я обычный человек, который научился выживать в твоём мире. Который нашёл способ не сломаться.

– Пока, – мрачно ответил он. – Пока не сломалась.

– А что, если не сломаюсь? – Ещё шаг. – Что, если окажусь достаточно упрямой, чтобы остаться собой, несмотря ни на что?

– Тогда я найду способ тебя уничтожить, – сказал он, но в голосе его не было убеждения. – Потому что не смогу пережить ещё одну потерю.

– Или, – Алира подошла к нему вплотную, – ты найдёшь способ позволить себе снова чувствовать.

Они стояли так близко, что она могла видеть отражение серебряных слёз в его глазах. Чувствовать тепло, которое исходило от его тела, смешиваясь с привычным холодом. Воздух между ними был заряжен электричеством – не только магическим, но и чем-то более человеческим.

– Ты играешь с огнём, – прошептал он.

– Знаю, – ответила она, поднимая руку и осторожно касаясь его щеки. – Но я не боюсь обжечься.

Прикосновение её пальцев к его коже было как искра, упавшая в бочку с порохом. Каэл'Арим резко втянул воздух, и серебряные глаза вспыхнули ярче.

– Алира…

– Что?

– Если ты не отойдёшь прямо сейчас, – голос его был хриплым от сдерживаемых эмоций, – я сделаю что-то, что изменит всё между нами.

– Хорошо, – прошептала она. – Может быть, пора что-то изменить.

И тогда весь его контроль рухнул.

Каэл'Арим схватил её лицо в ладони и притянул к себе с такой силой, что она едва не потеряла равновесие. Его губы обрушились на её рот – не нежно, не осторожно, а с отчаянной жадностью человека, который слишком долго был в пустыне и наконец нашёл воду.

Поцелуй был жёстким, требовательным, полным боли и страсти, которые копились веками. Он целовал её так, словно пытался украсть её дыхание, забрать частичку её жизни, чтобы заполнить пустоту в собственной душе.

И Алира ответила.

К своему ужасу, к своему восторгу – она ответила с той же яростью. Руки сами собой обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в тёмные волосы. Всё тело загорелось от прикосновения – не болезненно, а так, словно каждая клеточка наконец проснулась от долгого сна.

Он прижал её к себе так плотно, что между ними не осталось воздуха. Одна рука скользнула к её затылку, другая обвила талию, и Алира почувствовала, как её ноги отрываются от пола. Мир закружился, и она поняла, что он прижал её к стене – не грубо, но непреклонно.

– Ты с ума сошла, – прошептал он, отрываясь от её губ на секунду, чтобы глотнуть воздуха.

– Возможно, – выдохнула Алира, и потянулась к нему снова.

На этот раз поцелуй был медленнее, глубже. Он исследовал её рот с терпением хищника, смаковал каждое прикосновение. Алира почувствовала, как её разум затуманивается от близости его тела, от аромата, который был не запахом, а воспоминанием о зимнем ветре и далёких звёздах.

Когда они наконец разорвали поцелуй, оба тяжело дышали. Каэл'Арим прижался лбом к её лбу, и Алира видела в серебряных глазах такую смесь желания и ужаса, что сердце сжалось.

– Что мы делаем? – прошептала она.

– Совершаем ошибку, – ответил он, но не отпускал её. – Огромную, катастрофическую ошибку.

– Тогда почему не можешь меня отпустить?

– Потому что, – его голос дрогнул, – потому что ты заставляешь меня чувствовать себя живым. Впервые за века – живым.

Алира приподнялась на цыпочки и поцеловала его снова – мягко, нежно, как обещание.

– Тогда оставайся живым, – прошептала она против его губ. – Оставайся со мной.

Каэл'Арим закрыл глаза и медленно покачал головой.

– Ты не понимаешь, во что ввязываешься.

– Понимаю. – Алира коснулась его лица ладонью. – Ввязываюсь в отношения с существом, которое боится любить, потому что всех, кого любило, теряло. Которое предпочитает причинять боль, чем рисковать получить её.

– И это тебя не пугает?

– Пугает, – честно ответила она. – Но не настолько, чтобы убежать.

Он открыл глаза и посмотрел на неё с выражением, которое было одновременно надеждой и отчаянием.

– Я могу уничтожить тебя, – прошептал он. – Не намеренно, но…

– А я могу исцелить тебя, – перебила его Алира. – Не обещаю, но… можем попробовать?

Долгая пауза. Каэл'Арим смотрел в её глаза, словно искал там ответ на вопрос, который мучил его веками.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Попробуем. Но если почувствую, что причиняю тебе вред…

– Тогда мы остановимся. Вместе. – Алира улыбнулась. – Но до тех пор давай просто… посмотрим, что будет.

Каэл'Арим медленно кивнул и осторожно опустил её на пол. Но не отошёл – остался стоять рядом, держа её лицо в ладонях, словно боялся, что она исчезнет, если отпустит.

– Ты удивительная женщина, Алира, – сказал он тихо. – Безрассудная, упрямая, абсолютно невозможная… и удивительная.

– А ты, – ответила она, – самое сложное существо из всех, с кем мне приходилось иметь дело. И самое прекрасное.

Он засмеялся – впервые с момента их знакомства засмеялся искренне, с настоящей радостью.

– Прекрасное? – повторил он. – Я – правитель царства мёртвых.

– Да. И при этом ты заставляешь меня чувствовать себя более живой, чем когда-либо.

Каэл'Арим смотрел на неё долго, не отвечая. Потом медленно наклонился и поцеловал её снова – не с отчаянной страстью, как раньше, а с нежностью, которая была ещё более интимной.

– Что теперь? – спросила Алира, когда поцелуй закончился.

– Теперь, – ответил он, переплетая их пальцы, – мы учимся не бояться того, что между нами есть.

Они стояли посреди разрушенного зала, окружённые обломками прошлого, и Алира чувствовала, как что-то новое рождается в пространстве между ними. Не только страсть, не только влечение, а что-то более глубокое. Понимание. Принятие. Начало чего-то, что могло стать любовью, если они найдут в себе смелость позволить этому случиться.

А за стенами дворца Пустота медленно меняла свой ритм, откликаясь на изменения в сердце своего хозяина.

Глава 11

Он исчез.

Алира сидела на краю своей постели в безмолвной тишине костяного дворца и пыталась понять, что произошло. Её губы всё ещё хранили память о его поцелуе – об этом требовательном, отчаянном прикосновении, которое перевернуло весь её мир. Пальцы сами собой поднялись к губам, словно пытаясь удержать остатки того мгновения, когда реальность сложилась заново.

Мы учимся не бояться того, что между нами есть.

Его слова звучали в голове, как заклинание. Но теперь, в пустоте его отсутствия, они казались насмешкой. Где же он, если они должны учиться вместе?

Прошло уже три часа – Алира считала удары своего сердца, как маятник отсчитывает время. Три часа, а серебристая связь между ними молчала, словно он намеренно заглушил её. Только слабый пульс где-то на краю сознания напоминал, что он жив, что он где-то в глубинах этого дворца, но недосягаем.

Жаворонок, спевший слишком рано.

Алира встала и подошла к окну. За прозрачной стеной треснувшее небо Пустоты мерцало красными звёздами, но даже их холодный свет не мог охладить жар, который всё ещё пульсировал под её кожей. Она провела ладонью по шее, там, где его дыхание обжигало кожу, и вздрогнула от собственного прикосновения.

Что со мной происходит?

Тело помнило каждую секунду их близости – как его руки скользнули к её затылку, как его губы исследовали её рот с терпением хищника, как что-то глубоко внутри неё отозвалось на это прикосновение, словно долго спавшая часть души внезапно проснулась.

И проснулась голодной.

Алира прижалась лбом к прохладной поверхности окна и закрыла глаза. Но вместо облегчения в темноте за веками всплыли воспоминания – серебряные глаза, потемневшие от желания, дрожь в его пальцах, когда он касался её лица, тот момент, когда его контроль треснул, как лёд под весом весенней воды.

«Ты заставляешь меня чувствовать себя живым».

Слова эти были признанием, которое он вырвал из собственной души, как нож из раны. И теперь он скрывался от неё, наверное, жалея о своей откровенности.

Или я всё неправильно поняла?

Сомнения закрались в разум, как ядовитые змеи. Может быть, для него это был просто момент слабости? Может быть, древнее существо, прожившее тысячи лет, просто поддалось минутному порыву, а теперь пришло в себя и ужаснулось своему поступку?

Алира оттолкнулась от окна и начала ходить по комнате. Босые ноги шлёпали по костяному полу, который всегда был тёплым, словно под ним пылал невидимый огонь. Но сейчас даже это тепло не могло разогнать холод, который поселился у неё в груди.

Я сказала, что могу исцелить его. Какая самонадеянность.

Как она, смертная девушка, которая ещё месяц назад собирала травы в лесу, может исцелить существо, искалеченное веками одиночества? Как она может залатать раны, которые нанесла потеря единственной любви?

Лириэль.

Имя прокатилось по сознанию, оставляя за собой горький след. Женщина из света, которая любила его и умерла от этой любви. Которая растворилась в Пустоте, став её частью. Как Алира может соперничать с памятью о совершенной возлюбленной, которая принесла себя в жертву ради него?

«Ты не Лириэль», – вспомнила она собственные слова. «Я обычный человек, который научился выживать в твоём мире».

Тогда это звучало как заявление о силе. Теперь – как жалкое оправдание. Она действительно была обычной. Земной. Со всеми человеческими слабостями и страхами. И главный из них сейчас терзал её изнутри – страх оказаться недостаточно хорошей.