Сыщик. Евсинский маньяк
Глава 1. ПРЕДИСЛОВИЕ.
В самом конце июля 2025 года, не успев ещё опомниться и отвлечься от солнечного вьетнамского побережья, с тёплым, как парное молоко, моря и отеля с чудным набором блюд и напитков, где было вообще «всё включено» и всё можно, я вновь оказался на родной сибирской земле.
В чувство и сознание меня привёл звонок адвоката с просьбой оказать содействие его клиентам, чей родственник обвинялся Следственным комитетом в совершении убийства на бытовой почве при совместном распитии спиртных напитков в одном из посёлков соседнего с городом Новосибирском – Искитимском районе Новосибирской области.
Родственники обвиняемого были не согласны с выводами следствия и прямо горели от желания проведения независимого расследования.
– Блииин… Это же почти сто километров от моего дома… Либо там снимать гостиницу и жить какое-то время на период работы по делу, либо мотаться туда каждый день.
Два часа туда и столько же обратно по пробкам через весь город…
Вздохнув и скривив лицо, морщась, но не от боли или отвращения к своей работе, а от обгоревшей и стянувшейся от южного солнца кожи на своих скулах и щеках – я согласился поработать.
Вот уже 16 лет после выхода на пенсию я работаю частным сыщиком и такие звонки, и подобная работа – не редкость в моем детективном «загашнике».
В этом году мне исполняется уже 53 года.
Большинство моих сослуживцев-сверстников, так же, как и я, вышедших на заслуженный отдых после прохождения службы в ОВД, спокойно работают «безопасниками» на каких-либо заводах, в банках, на коммерческих предприятиях, или просто тихо и мирно сидят на своих дачах или придомовых участках, воспитывают внуков, взращивают плоды огородно-садового хозяйства или качают мёд на собственных небольших пасеках, наслаждаясь тишиной и размеренностью жизни, вкушая прелести скоропостижной пенсии, на которую государство позволило нам выйти после 20-ти лет службы в правоохранительных органах.
Я же по-прежнему, как и когда-то раньше, при прохождении службы в государственном сыске (только натянув на себя лицензию частного сыщика, как извозчик уздечку на морду своей рыжей савраске – простой, рабочей, неприхотливой и терпеливой лошадке), ношусь по городу и области по поручению адвоката или какого-нибудь иного моего клиента, осуществляю сбор сведений по различным уголовным делам или материалам доследственных проверок, пытаясь отыскать какие-либо факты или обстоятельства, упущенные сотрудниками полиции при расследовании уголовных дел, или наоборот, собираю материал для подачи заявления в полицию по тем или иным фактам правонарушений.
И не то, чтобы я жалуюсь, или наоборот – хвастаюсь или, тем более не умаляю чьего-либо достоинства, нет. Просто констатирую некоторые малозначительные факты из собственной жизни и жизни своих «сослуживцев-соплеменников»… Да и просто начинаю писать новую повесть об одном из них, моих товарищей ещё по обучению в ОВШМ (Омской высшей школе милиции) МВД России, с которым мы не виделись ровно тридцать один год с момента окончания той самой школы милиции в июле 1994 года.
Николай Сергеевич Ващук – имя, отчество и фамилия этого моего однокашника. Я не случайно разыскал его в другой части нашей области, так как то уголовное дело, на которое меня наняли родственники обвиняемого, по которому мне пришлось работать, собирать сведения, было возбуждено как раз таки на той территории, где Николай, проработал 21 год в подразделениях криминальной милиции и полиции после окончания ОВШМ. Он был на этой «земле», как рыба в воде. Он знал на этом куске земли каждого червяка, «бороздящего» плодородную землю Искитимского района Новосибирской области, несмотря на то что был уже десять лет на пенсии.
Мы встретились с Николаем, напились… чаю, вспоминая наши «студенческие» годы, товарищей–однокашников, курсовых офицеров, годы жизни в чужом для нас Омске.
Николай помог мне, чем только смог, показав все ходы и выходы в своем районе, свёл с нужными людьми, способными показать, рассказать, пояснить, посоветовать по тем моментам и вопросам, так необходимым и нужным мне для качественного выполнения поручения моего клиента, заказчика моих услуг.
Давая мне советы по опросам определённого круга лиц, способных быть осведомлёнными об интересующих меня фактах и обстоятельствах на «его земле», он невзначай, вкратце, рассказал мне одну историю о раскрытии на этой же территории им и его напарником по отделу уголовного розыска местного РОВД несколько лет назад двух убийств, задержании и изобличении в совершении этих преступлений серийного убийцы.
Нет, он не хвастался и не бахвалился, просто привёл пример взаимоотношений односельчан в конкретном пригородном посёлке, показывая особенности быта и отношений между собой людей, живущих в данной местности, однако его рассказ просто «запал мне в уши» до такой степени, что последующие четыре недели кропотливого копания в человеческом «навозе», выслушивая слухи и сплетни местных маргиналов, общаясь с бомжами и алкашами, бывшим участковым и старожилами посёлка, местными полицейскими и местечковой интеллигенцией, я не переставал думать о той истории.
Созвонившись с Николаем и поведав ему свои душевные муки по поводу вновь прибретённого мною хобби по написанию книг в свободное от работы время, я выпросил его разрешения на создание и публикацию повести под названием «Евсинский маньяк».
По обоюдному согласию, эту повесть мы посвящаем нашим однокашникам по ОВШМ МВД РФ 1994 года выпуска, а также светлой памяти наших курсовых офицеров – Лисянскому Петру Константиновичу, Горносталеву Анатолию Владимировичу и Климову Виктору Петровичу.
Глава 2. ЗЛО
«Всё в этой жизни имеет смысл, даже зло».
Инспектор Фогель
Есть мнение, что зло возникло как результат злоупотребления свободой воли со стороны людей.
Святитель Василий Великий говорил так:
«Зло само в себе зависит от нас, таковы: неправда, распутство, неразумие, робость, зависть, убийства, отравы, лживые дела, и все однородные с сими страсти, которые, оскверняя душу, созданную по образу Сотворшего, обыкновенно помрачают её красоту…»
Каждый человек осуществляет свой выбор, иногда самостоятельно иногда под воздействием чего-либо или кого-либо, но за каждый акт своего выбора он должен нести ответственность.
Начав писать эту повесть, и естественно, нырнув в паутину интернета с целью вытащить оттуда некоторые понятия, касаемые маньяков и серийных убийц – олицетворения зла в этом мире, я наткнулся на интересную градацию таких преступников.
«Маньяк» в переводе с греческого языка означает человека одержимого манией, фанатичным влечением, пристрастием к чему-либо, в том числе убийствам.
Нам же в переносном, разговорном значении более привычно понимать, что маньяк это не кто иной, как серийный убийца.
Серийным убийцей принято называть человека, совершившего несколько убийств, разделённых по времени более чем на месяц (так называемый период охлаждения).
В современной криминологии (причем, как отечественной, так и зарубежной) – науке, которая изучает преступность, личность преступника, причины и условия преступности, точное количество жертв, являющееся минимальным для установления факта наличия серийного убийцы, различается. Большинством таких источников, к которым относятся и учёные-криминологи и практикующие сотрудники правоохранительных органов считается, что серийным убийцей является человек, который убивает трёх или более человек, причём убийства совершаются в течение более, чем одного месяца в рамках трёх или более отдельных событий.
В то же время, например, ФБР не принимает во внимание критерий «три или более», и определяет серийность, как «два или более убийства, совершённые как отдельные случаи, обычно, но не всегда, единичным злоумышленником-одиночкой».
Я даже призадумался. А какая разница – двух или трёх, четырёх, пятерых человек… убил этот упырь, главное ведь в такой ситуации не в количестве, а в том, что он это сделал и сделал осознанно. Главное в причинах таких поступков, зачем он это делает, что ему не хватает?
Я вновь полез в интернет, энциклопедии, «загуглил» даже пару статей ученых-криминологов на эту тему, и вот что прямо-таки интересное вытащил:
«Мотивацией для серийных убийц служит патологическое стремление удовлетворить свои извращённые желания, например, получить удовольствие от самого убийства.
Между убийствами маньяк переживает периоды эмоционального покоя, «остывания». Длиться они могут от нескольких дней до нескольких лет. Это не просто паузы, а временное успокоение. В это время маньяк ведёт обычную жизнь, «расслабляется», «отходит» (но не навсегда)…
Есть два объяснения этого периода:
1) Преступник удовлетворён, некоторое время он живёт воспоминаниями об убийстве, смакует их. Первое время ему хватает этого кайфа, потом их эффект ощущения притупляются, ослабевают и он снова выходит на охоту. В пользу этой версии говорит коллекционирование трофеев, фото и видеосъёмки, сделанные преступником.
2) После убийства преступник разочарован, испытывает отвращение к себе и к своему поступку, даже муки совести, убийство не оправдало его ожиданий, предвкушений, ведь исполнение мечты всегда оказывается хуже, нежели сама мечта. Нередко он впадает в депрессию, потом он решает попробовать снова.
Главными отличительными чертами серийного убийства являются предшествующая ему фаза фантазии (формирование идеального образа убийства) и детальное планирование убийства.
Когда проходит время, достаточное для «остывания» от последнего убийств, а серийный убийца выбирает следующую жертву и действует в соответствии со своим планом. Убийства обязательно возобновляются..»
Как это всё красиво и почти гуманно описано научным языком и терминологией, как будто речь идет о каких-то растениях из вишнёвого сада, а не о нелюдях, нечаянно ворвавшихся в этот мир прямиком из ада…
И, тем не менее, знать про них, видеть их, понимать и читать их мысли и намерения, уметь разгадывать их поступки и шаги – это действительно целая наука, знания, получаемые сотрудниками правоохранительных органов на крови. На чужой крови.
Вычислить, просчитать, взять, расколоть маньяка – это высший пилотаж в оперативной и следственной работе.
Иногда это многомесячный труд целого коллектива оперов, следователей, криминалистов, с целым букетом, с сотнями проведенных оперативно-розыскных мероприятий, следственных действий и экспертиз. Зачастую на поимку маньяка уходят годы и даже десятилетия.
Иногда же это простая удача для опера.
Хотя, что такое удача – благоприятное стечение обстоятельств, умноженное на опыт, знания, старание, желание и оперское везение.
Оперу должно везти, просто обязано. Особенно в поимке маньяков, ибо это абсолютное, беспричинное, непонятное простому обывателю и среднестатистическому человеку зло, казалось бы, вырвавшееся наружу прямо из преисподней и воплощенное в одном человеке, не имеет никакого права топтать эту землю… Разве что в железном ошейнике и за колючей проволокой.
О многих маньяках – «серийниках» написаны книги, сняты фильмы как художественные, так и документальные, их биографии исследованы до мельчайших подробностей, существует даже рейтинг злодеев – кто больше убил, кого дольше искали, кто был страшнее и беспощаднее.
В этом же произведении речь пойдет о «рядовом» маньяке, успевшем убить «всего лишь» двух женщин, «всего лишь» две семьи оставившем без матерей, жён, дочерей, сделавшем несчастными «всего лишь» пару десятков человек, жителей станции Евсино Искитимского района Новосибирской области.
Возможно, он и не попадает в структуру классификации маньяков и серийных убийств по признакам, применяемым в современной криминологической науке только потому, что на его счету оказалось всего две жертвы.
Однако он остановился на двух отнятых беспричинно жизнях не из-за того что одумался, очнулся, опомнился, осознал, а потому, что вовремя был остановлен профессиональными действиями двух «государевых» сыщиков, двух оперов Линёвского отделения милиции Искитимского РОВД и одним следователем прокуратуры этого же района, вовремя нейтрализовавшими этот кусок зла, таким образом, чтобы оно не смогло расползтись, как плесень, по земле Новосибирской области…
Именно о них в большей степени эта повесть, о людях, приложивших свои руки к нейтрализации зла.
Имеет ли смысл зло? Нет этому объяснения… Но нет ему и оправдания.
Глава 3. ТЁЗКИ
«Ergo connominati sumus», то есть мы, значит, тёзки…
А.П. Чехов
Октябрь 1998 года на территории Новосибирской области выдался холодным.
Накануне празднования 80-летия уголовного розыска, 5 октября 1998 года, опера Линёвского отделения милиции долго не могли решиться – отмечать юбилей любимой организации на лоне природы или в кафе? Шутка ли – 80 лет. Это вам не простая пьянка, это традиция, которая существовала до нас и будет существовать после нас, не зависимо от того, как будут называться подразделения уголовного розыска, сыск или розыск, в какой структуре они будут находиться – милиции, полиции, да хоть в составе шерифов Соединенных Штатов Сибири.
Да и как бы они не назывались и в каком подразделении не находились, суть уголовного розыска остаётся прежней, как и триста лет назад, ещё при царе Горохе. Их основная миссия заключается только в одном – борьба с уголовными элементами – ворами, разбойниками, душегубами… Которые никогда и никуда не денутся ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.
Никогда и никуда… Они – как плесень, как межсезонный грипп – были, есть и будут.
И задача сотрудников уголовного розыска похожа на службу санитаров общества— именно сыщицкая, оперская задача была и есть по сей день – не дать этой плесени размножиться, распространиться, заполнить собой всё пространство нашего общества…
Праздник выпадал на понедельник, однако нарушать традицию было нельзя. Не нами она была придумана и не нам от неё открещиваться.
Пока опера думали, решали, прикидывали расклады, спорили о народных приметах, предшествующих началу октября— погода всё решила за них сама.
С самого начала октября температура воздуха еле дотягивала до плюс пяти градусов, моросил мерзкий, сопливый осенний дождик, и традиция со всеми её почестями, прелестями, сложившимися и передаваемыми из поколения в поколение обычаями, была строго соблюдена в кафе.
На следующий день, 6 октября, уже к 8 часам 30 минутам, как положено, как и было заведено на протяжении последних четырёх с лишним лет после окончания школы милиции, Николай Ващук бодро шагал на службу.
В служебном кабинете № 4, который располагался на втором этаже здания № 3А, что в Юбилейном переулке рабочего посёлка Линёво Искитимского района Новосибирской области уже находился напарник и тёзка Николая.
Старший опер, майор милиции Ершов Николай Тимофеевич был на 17 лет старше Ващука и вот уже 15 лет проходил службу в этом подразделении. В розыск Ершов пришёл из участковых, и работу и «землю» он знал прекрасно. Опыта ему было, как говорится, не занимать. Это был высокий, крепкий, спокойный, улыбчивый мужчина, очень размеренный в делах и поступках. Никогда не суетившийся, точно знающий, что и зачем делать, куда и кого, если нужно, посылать.
Между собой опера называли друг друга «Студент» и «Старый», привыкнув за четыре года к особенностям и изъянам напарников, не замечая разницу в возрасте, относясь с уважением и даже почтением друг к другу.
Их отношения между собой с учётом возраста и опыта в жизни и по службе были нечто новым и непонятным для всего отделения милиции.
Ващук постоянно, но аккуратно и шутливо «троллил» Ершова, по молодёжному «умничал» и подкалывал старшего коллегу, тот же в свою очередь ласково награждал «Студента» подзатыльником или отвечал на его колкости, какой-нибудь пословицей или поговоркой, народной мудростью, которые выливались из старого опера, как вода из ведра.
Ершов явно вчера перебрал, отмечая праздник. Его лицо как будто уже прямо с утра успело устать от недосыпа и подступившего похмелья. Он посмотрел на напарника и скривил лицо так, как будто съел лимон целиком, тщательно пережевывая его мякоть, своим нутром.
– Шо цэ такэ? Головка болит? Эх, Тимофеич! Не умеешь ты по-настоящему чувствовать праздник, соблюдать процедуру, так сказать, застолья… Тебе бы только нажраться да побалагурить.
– И вам здрасьте, Николай Сергеевич, – вяло улыбнулся майор, глядя на напарника, закуривая папиросинку «Беломорканала».
Курили оба опера только эти папиросы и только питерского производства… И только те, что покупал Ершов.
Ващук предпочитал дома не курить вообще, а на работе «стрелял» их у напарника.
Папиросы эти были, как кофе, «три в одном». Во-первых, не дорогие, во-вторых – крепкие, и к тому же «экономные». Если положил в пепельницу недокуренную папиросу – она тут же гасла. Захотел покурить – берешь ту же недокуренную и «смолишь» её заново.
– «Старый», а ну-ка сотри это выражение со своего лица, сейчас пять минут – и ты будешь, как новенький, ща сварганю чайку, – отчеканил бодро младший тёзка.
– Не сметь прикасаться к святому! – почти прокричал Ершов.
В кабинете повисла секундная пауза. Ершов затянулся дымом, как будто пылесосом выкачав весь дух из папиросины.
– Я сам!
Майор тяжело поднялся из рабочего кресла и начал колдовать над чайником.
Это был целый ритуал, обряд, традиция, по сравнению с которой китайская чайная церемония выглядела просто детским утренником.
Все четыре года, после того как Ващук впервые оказался в этом кабинете и познакомился со своим наставником, напарником и тёзкой, проходили исключительно так и никак иначе.
Иногда даже находясь в очередном ежегодном отпуске, Ершов нет-нет, да и заглядывал в свой «родной» кабинет, отчитывал Ващука, за оставленный им бардак на столе и заваривал чай.
Делал он это медленно, осторожно, как будто боясь растрясти пыльцу с цветка, только что срезанного его твёрдой и умелой рукой.
Сначала Николай Тимофеевич кипятил воду в старом, железном, ещё советском чайнике. Затем вскипевшей водой медленно споласкивал свою кружку для употребления чая, и кружку напарника. После этого, прямо в чайник и ещё бурлящую воду, он наваливал заварки, целую стограммовую пачку чёрного крупнолистового чая «Купеческий».
Это был крепкий, ароматный чай с наполнителями в виде листьев чёрной смородины, иван-чая, сушёных шишек и сушёных ягод клюквы, ежевики и смородины.
Через минуту после добавления заварки в кипяток, аромат напитка разносился по всему отделу милиции, вплоть до первого этажа здания и даже в закупоренную со всех сторон дежурную часть.
Дежурные по отделу то и дело прикалывались над операми из четвёртого кабинета:
– «Двое из ларца, одинаковых с лица» опять «чифирят»… С утра пораньше.
Так называли коллеги по отделению двух напарников, двух старших оперов, Николая Ващука и Николая Ершова, и не потому, что они были похожи друг на друга, а потому что их маленький кабинет действительно был похож на ларец из одноимённого мультфильма.
Два больших дубовых стола, два огромных железных напольных сейфа образца 1976 года выпуска, два кресла, и ещё совсем немного мебельной утвари помещалось в кабинете.
Ну и конечно же, одинаковые имена старого и малого опера позволяли коллегам приклеить к ним такие «прицепы»…
«Тимофеич» заваривал чай, и всегда жадно вдыхал аромат, развевающийся по воздуху.
Минут через десять листья чая должны были осесть на дне чайника, успокоив своё броуновское движение, когда частицы «танцуют» в ещё кипящей воде, не имея определённой траектории и постепенно замирают, успокоившись и смирившись с окружающей средой, спокойно ложатся на дно посудины.
Чайные кружки в кабинете были такими же старыми, как и сам чайник, и такими же железными.
Когда Ващук только начинал работать в одном кабинете с Ершовым, тот заставил молодого опера найти себе такую же кружку, какая была у него самого и пить завариваемый им чай только из неё.
– Стекло крадёт запах и вкус и даже градус чая, – говорил он напарнику.
– Только старое железо способно сохранить этот аромат и это ощущение напитка.
Он никогда не позволял молодому напарнику притронуться раньше положенного времени к чайнику, чтобы не портить начало нового дня.
Четыре года назад, когда Ващук только пришел в отдел после окончания школы милиции двадцатидвухлетним молодым лейтенантом и только привыкал к напарнику, его манере поведения, общения, наблюдая за его работой, жестами, словами, в том числе «чайной церемонией», впитывая, как губка воду, особенности службы, он никак не мог привыкнуть к крепости этого «божественного» напитка.
Попробовав его в первый раз, Николай думал, что поседеет. Ему казалось, что глаза просто выпрыгнут из глазниц и в ужасе кинутся бежать обратно в Омск, крича и матерясь друг на друга, за то, что их хозяин принял этот чудный дар внутрь себя.
Постепенно молодой опер привык и к напарнику, и к его напитку, научившись впитывать их обоих медленно, аккуратно делая мелкие глотки и постепенно наполняясь ими, как будто энергией чего-то нового, ещё им не изведанного, но уже отчётливо своего, близкого и родного.
– Мммм… Божественно… – произнёс Ершов, вдыхая аромат свежезаваренного чая.
Ващук, листая и заполняя свой рабочий ежедневник, планируя на день мероприятия, произнёс почти стихотворно:
– Иногда и боги ошибаются, Тимофеич, может тебе лучше похмелиться, чем своим чифирём опять травиться?
В сейфе у старого опера всегда находилась заначка в виде бутылки водки, это был тоже своего рода ритуал или неприкосновенный запас, который не раз выручал его или его коллег в самые разные рабочие моменты.
– Стопка не трёпка, можно и перетерпеть, – спокойно и размеренно произнес майор, заваривая чай и предвкушая, как заветный напиток проникает в его нутро и даёт толчок организму на весь оставшийся день.
Налив свежезаваренного, «дымящегося» чая, поставив кружку на рабочий стол, Ершов промолвил:
– Запомни Колян, на всю свою оставшуюся оперскую жизнь запомни: никому не дано обмануть вино… Только чифирю.
Николай «старший», медленно взял в обе руки горячую железную кружку и также медленно, трясущимися руками поднёс её к губам, начав дуть на поверхность горючей жидкости, вздымая мелкие волны на глади напитка.
Через десять минут чаепития настроение у Ершова заметно приободрилось, голова как будто отпустила от себя цепи с якорем, сковывающие черепную коробку. Он глубоко вздохнул и улыбнулся, глядя на напарника.
– Ну что, полегчало? – спросил Ващук.
– Полегчало… Даже отпустило где-то внутри…
Ващук налил себе чаю и медленно сделал несколько глотков. Сморщив лицо, он произнёс:
– Тимофеич, ты что-то добавил сегодня в свой чифирь, что ли?
– Ага… Секретный бабушкин ингредиент, – майор снова улыбнулся нарочито, как в замедленной съёмке кино, растянув свой рот в улыбке.
– Какой? – удивился «Коля младший».
– Да просто плюнул.
– Да пошёл ты…
– Да пошли уже оба, на планёрку.
Закрыв ежедневник, воткнув в него ручку, Ващук бодренько оторвался от кресла и перед выходом из кабинета успел-таки «вставить» свои пять копеек в унылое настроение напарника:
– Слушай, «Старый», ты прямо – как самогонка.
– Чёй-то?
– Прошел огонь, и воду, и медные трубы, – улыбаясь, медленно произнёс Николай.
– Да уж это точно, такие на дороге не валяются, по крайней мере трезвые, – отреагировал Ершов.
Он ещё не знал, что напарник приготовил ему и вторую часть «похвалы»:
– Дык и я о том же… Старому ведру и говно по нутру, – Ващук улыбнулся и юркнул из кабинета в коридор, точно зная, что через секунду в то место, где он только что стоял, прилетит шило или дырокол…
Однако Ершов только ухмыльнулся в ответ и со вздохом, но без какого-либо упрёка или осуждения, произнёс сам себе под нос:
– Боров месива досыта нахлебался и бежать, благодарность позабыта – ни спасибо, ни насрать, – он поднялся из кресла и пошагал вслед за Ващуком на утреннюю планёрку.