Неоконченная история

Власть Рассвета

Объятия Смерти

Здесь даже солнце неприятное. Холодное, одинокое, насмешливое. Оно выглядывает из-за безразличных туч и подмигивает, ехидно и пусто. Смотрит на нее, как и все здесь: как треклятый принц, его телохранитель, служанки, стражники – все.

Лика держится, но чувствует: скоро не сможет. Терпение сдаст.

Она живет в спальне принца и каждую ночь с тоской вспоминает экзамены и волокиту с поступлением. Ей хочется вернуть все назад, забыть, сказать «спасибо» за каждый потраченный на учебу день, обнять родных и никогда не ходить в тот треклятый лес. Лика хотела развеяться и успокоиться – ожидание результатов давило.

А дальше все как в тумане.

Яркая вспышка, железная хватка, потеря сознания, неделя пустоты. Ее решили не делать потерянной служанкой, которых спаивают золотым нектаром, а потом медленно уничтожают изнутри. Почему-то принц выбрал ее в фаворитки. Случайно, как он потом со смехом сознался.

Лика не знала, что хуже: быть безвольной марионеткой в руках многочисленных фейри или послушной куклой в руках только одного из них.

Ей всего семнадцать, но смерть уже кажется довольно привлекательной.

Принц тянется рукой к её волосам, склоняется к шее, и Лику тошнит от отвращения. Его руки, умелые и точные, всегда знают, что делать, и она ненавидит себя за то, что каждый раз поддается. Она ненавидит его за то, что он упивается её болью, страхом, отрицанием; себя за безвольность и податливость; телохранителя, который обязан быть рядом с принцем, что бы ни случилось, а потому почти каждый раз стоит в углу комнаты и по окончании дарит ей странный взгляды. Лика хочет верить, что она видит в них сочувствие.

Принц не останавливается, и его руки кладут ее на широкую мягкую постель, точно и нежно, он наслаждается её покоренным видом, и пальцы скользят ниже, а губы впиваются в неё смелее.

Лика вздыхает и отключается. Уже спустя неделю она научилась так делать: исчезать из собственной головы и теряться где-то на задворках сознания, позволять телу двигаться самостоятельно, не включаться, пока все не закончится. Так проще.

Каждый вздох громче предыдущего, тело двигается в такт движениям принца, Лика закрывает глаза в истоме и отдается его власти. Она будет ненавидеть себя за это снова и снова, но сейчас деваться уже некуда.

Длинные рыжие волосы путаются в ее руках, их мягкость сравнима с облаками. Они закрывают Лику от всего мира, от колющей глаза роскоши вокруг, оставляя ее наедине с принцем, с его взглядом. Светло-голубые, почти белые глаза затягивают, словно два бездонных туманных омута. Его шепот, томный и хриплый, раздувает пламя всё сильнее, и Лика последним усилием воли открывает глаза, позволяя ему управлять ей, словно куклой.

Он умелый любовник. Кладет ее на бесчисленные подушки, нежно проводя подушечками пальцев по щеке, и укрывает одеялом. Прижимает к себе и оставляет невесомый поцелуй на затылке.

Лика что-то шепчет в ответ и закрывает глаза, пряча боль под тяжелыми веками, отдаваясь во власть сна и забытья, стремясь поскорее выгнать из мыслей его касания и голос.

С утра все начнется сначала. Она знает, а потому уже не питает надежд на что-то иное.

Лика считает дни. Пошел четвертый месяц, как она здесь, и сил почти не осталось. Принц тоже это замечает, и как-то в полусне ей удается подслушать тихий разговор с телохранителем. Лика впервые слышит голос этого темного и нелюдимого фейри, что всегда стоит в углу, словно тень. Если принц с его изяществом и надменностью в холодных глазах похож на зимний рассвет, то телохранитель, на чьем лице невозможно прочесть ни одной эмоции, чьи волосы будто дарованы черным вороном и чьи глаза обжигают холодом стали, сравним с зимней ночью.

Из короткого разговора Лика узнаёт, что для каждой фаворитки у принца приготовлено что-то свое, и никогда судьба не повторяется, но итог всех ждет один: смерть. Вошедшие в фавор в нем же и погибают, испорченные, переломанные и разбитые. И Лика к тому близка.

Принц уходит. Лика, оставшись одна, зарывается носом в подушки и позволяет себе рыдать. Она знает: слуги придут не скоро, обычно ей дают выспаться, а потому можно не беспокоиться о том, что ее увидят. Лика сворачивается калачиком и обнимает колени, представляя себя в утробе мамы, думая, как та гладит живот и улыбается, беседует с ней и зовет, шепчет слова утешения и любви. Становится легче.

Лика встает и одевается, находя в себе последние силы выглядеть достойно фаворитке наследника престола, умывается и делает быстрый массаж лица, сгоняя последствия слез. Глаза все равно красные.

Ей осталось немного, и осознание этого почему-то успокаивает. Больше не будет томных ночей, глубокого шепота и ненависти ко всему на свете, как не будет и звенящей тишины в сердце. И взглядов телохранителя, близких к сочувствующим.

Лика чувствует странный прилив сил, она уже почти видит смерть, распахнувшую свои объятия, и готовится скользнуть в них с теплой улыбкой на губах.

Дверь открывается, и на пороге стоит слуга. Почему-то он один и оглядывается воровато. Лика замирает у стола с кубком воды в руках, смотрит на него и удивляется все сильнее. Его взгляд чист, не замутнен золотым нектаром, не затуманен шепотом фейри, и мужчина – такой же человек, как и она сама – быстро забегает внутрь и закрывает дверь. Лика настороженно смотрит на него и заговаривает первая:

– Кто вы такой и что вы здесь делаете? – как же давно она себя не слышала! Лика даже удивляется тому, что она помнит, каково это – говорить.

Мужчина закрывает дверь на замок и подбегает к ней, в его глазах почему-то сверкают слезы. В сердце Лики шевелится что-то похожее на жалость.

– Милая, девочка моя милая… – мужчина не смеет ее коснуться, а потому просто стоит, протянув руки вперед в немой молитве, и его губы дрожат. Он шмыгает носом и падает на колени, почти хватаясь руками за подол ее пеньюара, Лика от неожиданности роняет кубок, расплескивая воду по расшитым коврам.

– Вы… в порядке? – вырывается у нее. Голос не слушается, язык еле ворочается во рту – она почти не говорила последние месяцы.

Мужчина шмыгает носом и встает, и Лика видит, как тяжело ему это дается, как он пошатывается, и как горе застилает его глаза. Он смотрит на нее как на сокровище и судорожно шепчет:

– Девочка, милая моя, позволь мне спасти тебя, позволь вывести из этого места, отправить домой, позволь мне дать тебе жить.

В груди у Лики что-то просыпается, ворочается, пытается вспорхнуть вверх, и она знает – это надежда, но недоверие давит ее усилия на корню.

– Мы сюда год назад с внучкой попали, вот как сейчас помню, она ж прям как ты была, маленькая и хрупенькая, как цветочек, а он ее к себе… надо им было сломать ее, вырвать с корнем, растоптать до пыли, – продолжает мужчина, а Лика молча смотрит на него, и сочувствие застилает ее душу.

Она молчит, ждет, когда мужчина соберется с силами.

– Ничего святого у этих иродов нет, а внучка только в колледж собралась тогда. Не успел я к ней, не смог, не вырвался, а когда уж вырвался из лап этих чудовищ, когда мой разум освободился от их пыльцы, то уж поздно было. Раз ее не спас, позволь хоть тебе помочь.

Лика ошарашена. Ее взгляд блуждает по лицу мужчины, на котором годы почему-то не потрудились оставить след.

– Почему же вы не одурманены? – спрашивает она тихо, все еще не касаясь его, не подавая руки и не подходя ближе. Он и сам этого не делает.

– Кто хорошо вел себя, тем позволяют обратно в разум войти, среди нас немного таких, но такие есть. Я ради внучки… а они… – мужчина прикрывает глаза рукой, а потом вскидывает на Лику взгляд, полный стальной решимости. – Я выведу тебя отсюда, покажу, куда бежать, как бежать, где свернуть. Позволь мне спасти хотя бы тебя.

– Найдется еще одна. Всех не спасете, – упавшим голосом отвечает Лика, и мужчина качает головой.

– Хоть попробую.

Лика знает, что скоро придут слуги, а потому воровато оглядывается на дверь. Один раз она уже застала принца в скверном настроении, и повторять ту встречу ей очень не хочется.

Удивляя саму себя, Лика судорожно кивает. В груди еще теплится желание жить, и надежда – жестокая неуловимая тень – обнимает ее своими руками. Ей все равно не жить, все равно совсем скоро ей предстоит узнать, что такое смерть, а потому терять все равно нечего. Хуже казни только ожидание казни.

Лицо мужчины светлеет, как только он видит ее слабый быстрый кивок, и он исчезает за одним из гобеленов. Лика и не знала, что там потайная дверь.

Впрочем, она к ней и не вздумает приблизиться.

Эту ночь Лика проживает легче всех остальных. Привычка смешивается с верой, и отвратность процесса отходит на второй план, пока ее мысли витают где-то далеко, где-то рядом с утонувшем в горе мужчиной, потерявшем внучку в этих же объятиях.

Принц доволен настолько, что дарит ей жаркий поцелуй на сон грядущий и позволяет заснуть на его груди, сомкнув глаза в сладкой истоме.

Наутро Лика просыпается рано, но принца уже нет. Она ждет. Она знает, что незнакомый мужчина придет, что вернется к ней и выведет отсюда куда подальше.

И он приходит. Как и вчера, воровато шмыгает в щель меж дверей, стоит напротив и говорит, и в его глазах Лика видит отражение надежды, вспыхнувшей в ее собственной груди.

Имени ни он, ни она не называют. В королевстве фей имя – самая страшная и самая могучая сила: овладев именем овладеваешь и сознанием. Для него она Внучка, для нее он Старик. Он сам попросил так называть его, и Лика согласилась.

– Завтра я приду за тобой в этот же час, принесу одежду и еды, нормальной, человеческой, да проведу коридорами. Исчезнешь отсюда, а я прикрою. На выходе – озеро. Подойди к селки, угости кровью, скажи, что от Старика пришла, они и выведут.

– Откуда вы все это знаете?

– Нет преград на пути любящего сердца, даже если это сердце старика, что тоскует по убиенной внучке. Не ты одна сбегаешь, не у тебя одной может получиться.

– До меня тоже уходили отсюда?

– Уходили, конечно. И всегда разными дорогами. Фейри ошибок не повторяют, но, закрыв одну брешь, открывают вторую. Всегда есть способ, да не всегда рабочий.

– Смогу я встретить там таких же, как и я?

– Не думаю, милая. Век людей недолог, быть может, те, кто до тебя утек отсюда, уже сами давно червей кормят. Распорядок здесь раз в год меняется, в Остару. Весна ценима здесь более всего, а сейчас уж скоро Мабон, тебя во имя равноденствия и в жертву отдать могут, вымаливая у Самайна тишину. Я выучил, что они и где делают, поведу как надо. Завтра, Внучка. Ты меня только дождись.

Старик ныряет в потайной коридор, как и вчера, Лика опускается на кровать. Ей хочется плакать, а почему – она и сама не знает. В груди теплится ожидание, любовь к Старику дышит ровно, Лика словно собственного дедушку тут встретила.

Она не понимает, почему так быстро на все согласилась. В голову закрадывается мысль о том, что ее тянут в жестокую ловушку, и Лика на мгновение думает о том, чтобы рассказать все принцу.

Быть может, в таком случае ее смерть оттянут еще немного, а она докажет свою лояльность. Быть может, это проверка. Ей стоит выпихать этого мужчину из палат принца, сдать и забыть.

Лика хватается за голову.

А что, если это правда, и принц просто ждет, когда она сдастся и решится на побег? Она – всего лишь очередное развлечение, странная чудная игрушка, забавный зверек.

Если каждая фаворитка встречала свою особенную смерть, то это может быть ее, Лики, вариантом.

А что, если нет?

Что, если Старик действительно рискует всем, что у него есть, только ради того, чтобы вытащить ее отсюда, отправить домой и помочь избавиться от бесконечных липких ощущений и тошнотворных прикосновений?..

Лика отнимает руки от лица. Она рискнет.

Продержаться всего сутки, а там все решится.

Монотонность жизни из года в год меняется, но остается монотонностью. Это спокойствие и сыграет на руку тем, кто из-за скоротечности жизни привык менять себя и мир.

Старик приходит минута в минуту, Лика уже ждет. Прошлой ночью принц был не в настроении, а потому боль отзывается в каждом движении, но Лика игнорирует ее, как игнорировала месяцы до этого.

Старик протягивает ей одежду, кладет на пол, и Лика подбирает. Если ее коснется кто-то, кроме принца и телохранителя, первому тут же станет об этом известно, и Лика дрожащими руками подбирает штаны. Одевается быстро, путаясь в тесемках и дважды роняя рубашку. Старик стоит с закрытыми глазами и ждет, верит, что она не обманет и последует за ним. Верит ему и Лика, стараясь не допускать мысли о том, что все это может быть жестокой игрой фейри.

В сердце ядовитым цветком распускается вчерашний страх, шепчущий, что все это – лишь игра, спектакль, за которым наблюдают сотни нечеловеческих глаз. На них смотрят и наслаждаются, а Старик не более чем актер, превосходно играющий роль долгожданного спасителя.

Но надежда крепче. Она давит этот страх под собой, расползаясь серебристым светом по его черноте, цепляясь за искренность горя в глазах Старика, за причиненную принцем боль, за желание вырвать свою жизнь из лап кукловодов.

И Лика одевается, смело тягая завязки и тесемки, срывая с себя открытые одеяния из шелковистых нечеловеческих тканей, вышитые нечеловеческими умелицами. Она смотрит на Старика, и тот кладет на пол сверток.

– Солонина, – коротко поясняет он, и глаза Лики расширяются в немом удивлении.

– Здесь нет соли, – полушепотом отвечает она и трепетно тянется к маленькому кусочку мяса.

– Есть. Человеку соль нужна, без нее мы помрем. Ее мало совсем, но достать можно. Ешь да приговаривай: «Соль в кровь пускаю, злато изгоняю».

Лика кивает и хватает маленький кусочек солонины, судорожно запихивает его в рот и жует, морщась от вкуса. Она отвыкла от соли, и мясо кажется ужасным на вкус, но она ест, терпеливо пережевывая и шепча наговор. Она не задается вопросом, что это за слова и откуда Старик их знает, но понимает, что соль избавит ее от влияния золотого вина, откроет глаза, позволит выйти из комнаты, к которой ее и привязали.

Она ждет всего минуту, и внутри у нее разгорается душащий пожар. В немом крике Лика хватается за край стола и падает на колени, вцепляется в горло, которое словно железом раскаленным прижигают, и смотрит на Старика. Его сочувствующий и ободряющий взгляд придает сил, и она держится, молчит, хоть и хочется реветь белугой, раздирая собственную плоть.

Лику тошнит прямо на пол, и золотистая жидкость выходит из нее, смешиваясь с куском солонины. Старик хлопает ее по плечу и помогает подняться.

– Вам нельзя… – Лика смотрит на него в священном ужасе.

– Теперь можно, – улыбается он и кивает на другой гобелен. – Выходов много, нам туда.

Лика цепляется за его плечо и идет. Она все еще дрожит, тело отказывается двигаться, но она идет так быстро, как может, и Старик придерживает ее, ведет, помогает.

Они спускаются в темноте, лестница будто сама прыгает под ноги. Старик ведет уверенно, будто исходил здесь каждую тропинку и изучил каждую ступеньку. Темнота сама скользит по немому пространству и выталкивает их из дворца словно они – два инородных тела.

Лика морщится от яркого света, когда открывается потайная дверь и выплевывает их на улицу. Снаружи прохладно – осень уже вступила в свои права, и сейчас наслаждается золотом, украшая им каждую ветку в округе. Лика видит впереди озеро, покрытое опавшей листвой. Старик толкает ее прямо к воде и протягивает нож.

– Иди, Внучка. Да быстрей. Кровь в воду капни, они и придут помочь. А я пошел, уж не обессудь. Сокрыть надо и тебя, и себя. Может, я еще кого спасти сумею, коли не найдут.

Лика бросает на него быстрый взгляд и понимает: врет. Никого он больше не спасет. Фейри умны, они все поймут почти мгновенно, стоит им взглянуть на него. Смерть, что всего два дня назад была готова обнять Лику, теперь стоит за спиной Старика и ждет, спокойно вытачивая косу и с каждой минутой подходя все ближе.

Лика бросается ему на шею, не сумев сдержать слез, и Старик обнимает ее крепко-крепко, будто родную внучку, которую он обрел на мгновение.

– Живи, Внучка. Хоть ты живи, – судорожно шепчет он, не скрывая слез в голосе, и отталкивает ее от себя, исчезая в потайной дверце.

Скрепя сердце, Лика перехватывает нож и мчится к озеру, надрезает ладонь. Она не боится боли – научилась за эти месяцы.

Кровь, густая и вязкая, окрашивает воду, и ее руку почти сразу перехватывает чужая – скользкая, мокрая и ледяная, как страх в ночи. Из воды высовывается голова, похожая на женскую, но гротескно-уродливая, лицо лишено правильных пропорций, а в колючих черных глазах не прочесть ни одной эмоции. Впрочем, Лика знает, что фейри их лишены.

Селки ухмыляется и приникает к разрезанной ладони, жадно впиваясь в рану, вытягивая кровь с каждым глотком, наслаждаясь вкусом, как истинный гурман. Затем, оскалившись, она смотрит на Лику, и кровь капает с губ фейри в прозрачную воду.

– От Старика пришла? – спрашивает она трескучим хрипом, и Лика кивает, завороженная холодным ужасом ее натуры. Они должны быть прекрасными. Но, видимо, прекрасны селки только для людей, не знакомых с королевством фей.

Ухмылка селки становится шире, и она одним сильным рывком стягивает Лику в воду. Та пытается кричать, но селки закрывает ей рот ладонью и уносит вглубь озера, мощный хвост утаскивает Лику все дальше от поверхности, и она бьется в хватке твари, пытаясь высвободиться.

Вода знает свое дело, и уже спустя минуту тело Лики ослабевает в руках селки, что держит ее мертвой хваткой и плывет все глубже и глубже…

Лика просыпается на берегу. Ей холодно, тело дрожит, сырая одежда неприятно липнет к коже. Селки сидит рядом и наблюдает с усмешкой, разглядывая ее со внимательностью сумасшедшего ученого.

– Очнулась наконец. Старик мертв, – говорит селки, и ее голос кажется внезапно чарующим, нежным и ласковым. Лика протирает глаза и смотрит на нее, удивленная внезапными переменами. Селки обнажена и, кажется, совсем не замечает осеннего холода. Лицо ее преобразилось до неузнаваемости: спокойные глаза впитали в себя синеву Атлантики, кожа кажется мягкой, словно шелк, а коралловые губы улыбаются нежно, в них нет прежней жестокости. Рядом валяется тюлений хвост.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Лика, садясь и обхватывая себя руками.

– Я знаю судьбу всех, чья кровь оседала на моем языке. Иди отсюда. Город там.

Селки указывает рукой куда-то в сторону, и Лика поднимается. Ее шатает, тело дрожит, голова кружится. Лика прижимается к стволу дерева и прикрывает глаза.

– А если они меня найдут? – шепчет она, словно эта мысль только что пришла ей в голову.

– Могут и найти. Только зачем? – селки пожимает плечами. – Таких как ты в мире множество, и чем за одной гоняться, можно хоть сотню других приволочь.

Селки смотрит с хитрым прищуром.

– Да и Старик попросил сокрыть тебя на первое время. Вдруг король охоту затеет. А тебя теперь до следующей Остары не сыщешь.

– Почему? – выдавливает Лика, и селки понимает ее без пояснений.

– У меня свои причины, и первая из них – скука, вторая – голод, а третья – договор со Стариком. Умен, подлец, сумел подловить меня на словах. Ступай, докука принцева. Больше ты никому там не нужна.

Селки отворачивается к небольшой реке, Лика кивает.

– Спасибо, – бормочет она и оглядывает пейзаж, простирающийся перед ней. Уже вечер, вдалеке виден город, чьи огни затмевают ночное небо и обещают теплоту батареи и шум машин, по которым Лика так соскучилась. Позади слышен плеск воды.

Лика не оборачивается.

Интерлюдия

– Пожалуйста, называйте меня Лика. Не нужно полного имени, – просит она судорожно и комкает в руках небольшой платочек. Психотерапевт кивает, и Лика старается не смотреть в сторону подоконника, на котором стоят не тронутые временем сухоцветы.

– Вам не нравятся цветы? – тут же спрашивает внимательная женщина.

– Меня они пугают. Не только сухоцветы или комнатные, все, – бормочет Лика смущенно и опускает голову.

– Если хотите, я могу убрать его.

– Да, пожалуйста. Мне так будет спокойнее, – Лика не говорит о том, что в каждом цветке ей видится внимательный глаз, а в каждом стебле – маленькое тельце низшего фейри.

Женщина кивает. Ей требуется около минуты, чтобы спрятать нехитрый букетик подальше в шкаф. Лика благодарно смотрит на нее в ответ.

В тишине кабинета раздается спокойный, внушающий чувство защищенности голос:

– Что вас ко мне привело?

Лика говорит медленно, взвешивая каждое слово и избегая любых упоминаний фейри и магии. Ее слова складываются в рассказ о самом обычном похищении, вероломном и жестоком. О насилии и жизни в золотой клетке. О том, как Лика умирала внутри с каждой прошедшей ночью и чудом находила в себе силы жить дальше. О том, как на нее смотрели, а лицо и глаза были нечитаемы и почти пусты. О побеге и убийстве единственного, кто решился помочь.

Она пытается говорить спокойно и отвлеченно, но каждое предложение возвращает ее обратно, роняет на мягкую кровать и накрывает одеялом, и речь ускоряется, эмоции берут верх. Так много Лика никому не рассказывала, каждый раз отделываясь двумя предложениями.

Женщина не перебивает. Она смотрит на Лику и молчит, дает той выговориться и делает какие-то пометки в планшете.

Голос дрожит, и в какой-то момент срывается, Лика утыкается носом в ладони и плачет. Тихо, без всхлипов, и рева. Ей хочется свернуться калачиком, и она обхватывает себя руками, горбится, становясь меньше и хрупче.

Она плачет впервые за много месяцев.

Лика научилась держаться, а потому родители были уверены, что происшествие не искалечило ее окончательно. Ее не сдали в психушку.

Лика до сих пор им за это бесконечно благодарна.

Она возвращается домой. Ноги быстро несут ее в метро, подальше от небольшого сквера в двухстах метрах от входа. Деревья уже почти облетели, осыпав золотом листьев тротуары и тропинки, Лика почти бежит с полуприкрытыми глазами, не желая вспоминать склизкую руку селки, холод озерной воды и печальные глаза Старика. Она кутается в черное пальто и сует нос в белый шарф.

Запах железа и прохладного городского подземелья немного успокаивает, и Лика наконец-то выравнивает дыхание и ждет шумного состава.

Ее взгляд цепляется за яркую девушку в нежно-зеленой курточке. Лика отворачивается. Она чувствует себя незащищенной и потерянной, даже здесь, где нет растений, где она окружена металлом и обычным человеческим городом.

Лика чувствует себя в безопасности только запершись за дверью подъезда. Она угрюмо поднимается в квартиру родителей. Дома никого – сестры в школе, а родители на работе, и вернутся они только через несколько часов. Лика ползет в свою комнату.

Голове легче. Все это время она жила в пустоте, в облаках, вне себя самой, каждое прикосновение было ей противно, а каждый голос искажался и снова окунал ее в бесконечные ночи. Лика молчала и терялась в этой пустоте. К реальности возвращали только объятия матери, ее ласковый голос, ее мягкие руки. Лике нравилось каждый вечер садиться рядом с ней и чувствовать, как ее погружают в теплые родные объятия, спасают от всего мира, пробуждают от кошмара снова и снова.

Лика кутается в мамину шаль, почему-то замерзнув, и закрывается в своей комнате. Она уже выбросила фиалку и кактус. Выбросила в запечатанной коробке, швырнула в мусорку, сама, чтобы точно знать о том, что два зеленых чудовища уничтожены.

Глаз падает на книжную полку. Лика подходит к ней и осторожно берет в руки альбом одного из любимых исполнителей. У него прекрасный дизайн, ярко-зеленый, летний и сказочный, на обложке то и дело переплетаются травы, мелькают глаза животных.

Лика достает оттуда диск и ломает его пополам.

Рвет альбом.

Обломки CD падают на пол сверкающими кусочками, вслед за ними летит измятая и изорванная обложка.

В руки ложится старая тетрадь по литературе, тоже зеленая, и Лика рвет ее на мелкие клочки, чувствуя, как с каждой порванной страницей слезы подступают все ближе, сжимая горло золотыми тисками.

В кучу обрывков падают три зеленых карандаша.

Трясущимися руками Лика открывает шкаф и вытаскивает оттуда легкий голубой халат, бежит с ним на кухню, хватает нож и прямо там кромсает его на обрезки. Следом идет ночная рубашка, стилизованная под старинный стиль. Черное платье в красных маках Лика запихивает в шкаф сестрам, туда же перетаскивает летнюю летящую юбку и цветастый палантин.

Слезы заливают щеки, шею, спускаются за воротник обычной черной водолазки, всхлипы нарушают пустую тишину квартиры.

Лика не кричит и не мечется.

Она просто уничтожает все, что хоть как-то напоминает ей о прожитом.

Лика сжимает в руках небольшой пакетик с бижутерией.

На руке, словно влитые, сидят сразу три железных браслета, на шее кольчужный чокер, в ушах – дешевые серьги. Кожа покрывается бисеринками мурашек, когда замерзший на зимнем ветру металл касается пальцев.

Лика не носит золото, а все свои украшения – даже серебряные – она уже давно передала матери и сестрам.

Несмотря на то, что семья далека от тонкостей травм и психотерапии, на все причуды Лики родители смотрят сквозь пальцы.

«Ей можно».

«Вы даже не представляете, через что она прошла».

«Пусть, если ей так легче».

Лика благодарна им за все. За каждое объятие, за исчезнувшие из дома цветы, за поддержку всех ее бредовых идей, за то, что игнорируют, как она шарахается каждого дерева.

Впрочем, уже не каждого.

Месяцы помогли смириться с тем, что природы не избежать, и Лика просто постаралась уменьшить ее количество вокруг себя.

Она не заходит в комнату сестры, которая, напротив, помешалась на бохо, нарядилась в сотню слоев и завешала все углы сухими травами. Сестра поначалу обижалась и прятала свои увлечения, но после долгого проникновенного разговора обе, и Лика, и Маша примирились с чудачествами друг друга.

Впервые за всю долгую жизнь родителей Новый год был встречен без живой ели в комнате.

Лика вспоминает все, чему училась в школе и что успело выветриться из головы за прошедшие полгода. Она пропадает в пыльных библиотеках, читая книги по физике и инженерии, и все-таки хочет поступить грядущим летом.

Для родителей это знак, что ее жизнь возвращается на круги своя, и тревога может понемногу уползать обратно и прятаться под паркетом.

Лика вносит чемодан в пустую квартиру.

– Ну вот, – с гордостью говорит мама. – Мы поискали такую, чтоб пустая. Хозяйка приятная. Делай, что хочешь, хоть все потолки своими железками завешай. Мы предпочли, чтобы рядом было метро, но парков вроде вокруг нет, так, парочка деревьев сидит у дороги.

Лика кивает и восхищенно осматривается. Маленькая однушка-студия поражает своей пустотой. Видимо, хозяйку не особо заботил уют, а Лике это даже на руку. Родители помогли Лике перевезти все вещи в соседний город, как только она поступила.

– Не хочется тебя в общагу отправлять после всего. Я понимаю, тебе сейчас намного легче, но все равно материнское сердце не на месте, – мама тепло обнимает Лику, и они вместе тащат коробки к шкафу. Папа продолжает таскать сумки наверх.

– Я понимаю, мама. Спасибо большое вам. Я это очень ценю.

И Лика не врет. В этой звенящей пустоте, где о случившемся напоминают лишь обои (и те мельком), ей даже дышится легче. Нет нагромождения вещей. Даже не пахнет мятой из соседней комнаты.

Только вот рядом все-таки притаилась небольшая аллея.

Наверное, есть смысл сходить туда хотя бы на пару мгновений. Вдруг страх притупился, и она уже не будет так резво убегать от листьев?

В конце концов, за прошедшие месяцы фейри ее так и не нашли.

Лика неожиданно легко улыбается.

Шепот Прошлого

Подъездная дверь открывается, и Лика вздыхает полной грудью жаркий летний воздух. Пекло стоит такое, что не помогают ни холодный душ, ни ледяные лимонады. На лице расползается широченная улыбка, глаза светятся счастьем, и легкость цветистого лета падает на плечи тонким шелковым платком.

Лике двадцать два, на руках – долгожданный диплом, с понедельника ее ждут на новой работе, младшие сестры собираются приехать в августе, и нет ничего прекраснее самого слова «жизнь».

Лика заскакивает в кофейню за лимонадом и, перехватив стаканчик с чем-то клубничным, сворачивает на небольшую городскую аллею. Тропинки исчерчены следами гуляк, рядом шумят машины, очки на глазах защищают от солнца, и легкое желтое платье приятно колышет слабый ветерок.

Допив лимонад и избавившись от стаканчика, Лика выискивает глазами свободную скамейку и смело идет к обнаруженной цели. Она как раз в тени небольшого здания.

Уже у скамейки Лика слышит чей-то голос, обратившийся к ней, и оборачивается с очаровательной улыбкой.

Солнце внезапно слепит, запутавшись в рыжих рассветных локонах. Ледяные, почти белые глаза встречаются с ее, темно-карими. За спиной Лика чувствует Тень, и страх обволакивает ее противными склизкими щупальцами, залезая под кожу, скользя по венам, очерняя чары летнего света. Она не может двинуться, только смотреть в бездонные омуты, чувствуя, как язык вязкой тяжестью оседает во рту.

Они ее все-таки нашли. Не забыли. Не потеряли.

И теперь убьют.

Лика приоткрывает рот, наконец находя в себе силы крикнуть, но принц прерывает не начавшийся еще звук:

– Прежде, чем ты завопишь, я желаю с тобой поговорить.

Лика закрывает рот так резко, что зубы клацают друг о друга. Она смотрит недоверчиво и оглядывается в поисках помощи. Выбирает скамейку среди людей и кивает на нее. Принц одет не по моде: расшитый золотом балахон и высокие лесные сапоги с платиновым припоем никак не подходят сорокоградусной жаре и городскому парку. Он худощавый и изящный, тонкокостный, как и все фейри. Тень не отстает: плотная котта, узкие штаны, легкий кожаный доспех и сапоги. Прохожие то и дело окидывают их удивленными взглядами.

Принц идет, куда она указала, будто только и ждал ее согласия, и изящно опускается на скамейку. Палочник с повадками ястреба.

Тень выбирает стоять.

Лика садится рядом, ее деревянные движения кажутся неестественными. Она глубоко вдыхает и медленно выдыхает, возвращая каплю трезвости в свою голову, и вопросительно смотрит на принца.

– О чем? – только и спрашивает она.

– Мое королевство отнято, а мой отец и семья убиты безжалостным узурпатором, – он смотрит на Лику, словно пытается считать ее реакцию и эмоции, но кроме непонимания не находит ничего.

– При чем здесь я?

– В человеческом мире ты – одна из немногих, кто побывал у нас и вернулся живым. Единственная, кто жив до сих пор. Я желаю вернуть себе свои власть, корону и народ, а потому намерен собрать восемь благословений с восьми спиц Колеса. Мне нужно убежище до Остары.

Непонимание на лице Лики быстро сменяется гневом. Она едва ли не вскакивает со скамейки, но количество людей вокруг останавливает ее. Наглый ублюдок! После всего, что он сделал, он приходит и просит помощи как ни в чем не бывало!

– Я вижу твой взгляд и скажу, что я поступал в соответствии с законами и дозволениями своего королевства, беря всё от легитимной власти, которой на тот момент обладал. Сейчас ты можешь помочь мне укрыться здесь и освоиться в человеческом мире, пока я молю благословения покровителей, а после, когда власть будет вновь обретена мной, я вознагражу тебя по достоинству.

Лика глотает ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Она переводит взгляд с принца на Тень и обратно и не может взять в толк, как ей на это реагировать. Ее не собираются забирать обратно, больше, ей предлагают щедрую награду. Но ненависть к принцу сильнее, и Лика все же вскакивает со скамейки.

– Пшёл прочь. И не смей больше приближаться ко мне и к моей жизни, – шипит она ему в лицо и разворачивается, чтобы уйти, но Тень успевает схватить ее за запястье. Лика замирает, готовая кричать.

– Я не обращаюсь к тебе оскорбительно и не повышаю тона. Я не приказываю тебе и не подчиняю тебя, хотя мог бы. Я прошу тебя о помощи и обещаю награду. Все, что я от тебя хочу – получить надежную крышу над головой до Остары. В противном случае, по обретении власти сызнова я вернусь и напомню тебе о твоем вероломном побеге. Поступи по совести или мирись с последствиями.

– Ты украл меня из моего мира, а теперь предъявляешь, что я поступила преступно? – Лика смотрит на принца, гнев мечет молнии в ее глазах.

Принц молчит.

Идут минуты.

– Если я помогу, ты исполнишь то, что я попрошу? – наконец спрашивает она.

– В рамках разумного. Женой своей делать не стану.

Лика фыркает. Хотелось ей, ага.

– Сотрешь мне память обо всей этой истории, о королевстве, о тебе и всём подобном. Никогда больше ко мне не вернешься. И обеспечишь деньгами, – безапелляционно отчеканивает Лика и смотрит на него прямо и без испуга. Она понимает: принц в нужде и, хоть его гордость не позволяет этого показать, идти ему больше некуда.

Ничего так не радует ее, как осознание того, что он получил по заслугам, но желание подзаработать и забыть навеки обо всей этой истории перевешивает мелочную месть. Лика понимает, что принц не лжет – если она откажет, он действительно вернется, но уже совсем в другом настроении. Принц кивает.

– Мы составим договор, – бросает он и кивает Тени. Лику отпускают.

– Снимем вам домик в лесу, – вдруг предлагает Лика, отступив от фейри на пару шагов. – Ко мне сестры должны в августе приехать. А еще я не хочу видеть вас в своей квартире.

Принц качает головой так, будто это самая бредовая идея, которая только могла прийти Лике в голову.

– Лес полнится переходами в королевство, за каждым деревом может скрываться тропа, а соглядатаи врага снуют повсюду. Природа дает силы не только нам, но и тем, кто за нами охотится. В городе отыскать нас будет куда сложнее, магия фейри работает хуже, и затеряться здесь намного проще. А с людьми, которые у них на побегушках, Тиан разберется быстро.

Лика хмурится. Деваться некуда, она уже согласилась помочь.

А потому Лика ведет их к своему дому и видит, как принц морщится от боли. В ответ на вопросительный взгляд он поясняет, что в городе слишком много железа, и оно давит его, как низко нависшие тучи перед дождем.

– Прежде, чем вы войдете в мой дом, я прошу вас обоих дать клятву, что вы не причините вреда моему жилищу, мне и всем, кто входит в этот дом с добрыми намерениями без желания ограбить, убить, устроить акт вандализма, хулиганства и избиения. Никто из вас не тронет меня без моего на то разрешения, которое я дам с трезвой головой, в чистом разуме и на определенное время.

Принц кивает и произносит слова священной клятвы, добавляя, что без личного разрешения Лики в дом не войдет никто из народа фей. Лика кивает, слушая то же самое от Тени. В глазах принца мелькает хищная усмешка.

– Нам запрещено тебя касаться даже если ты будешь умирать.

– Значит, умру, – мрачно отвечает Лика, возвращая ему ухмылку, и открывает подъездную дверь новенького жилого комплекса. За четыре года она накопила немалую сумму, утопив себя в учебе и работе, и помогла родителям закрыть ипотеку на небольшую двушку, в которую как раз недавно переехала.

В коридоре все еще высятся горы чемоданов после переезда, наполовину заполненный шкаф встречает их приветливо распахнутыми дверцами. Лика закрывает их и, переступая через коробки, идет на кухню. В груди ее сидит странное непонятное чувство.

– Голодные? – спрашивает она, бросая взгляд на внезапных гостей. Принц отрицательно качает головой, Тень тоже. Лика ставит чайник и замыкается в одной из комнат, переодеваясь в домашнее.

Принц и Тень сидят на кухне, молча глядя в окно. Принц неприязненно косится на стройку через дорогу и держится за голову, периодически морщится. Тень молчит, поддерживая своего неудавшегося монарха взглядом.

Лика заваривает крепкий черный чай.

– У меня не водится трав.

Принц кивает, принимая условия.

Лика избавилась от любого напоминания о королевстве фей. У нее нет трав, даже лекарственных, нет густого леса и парка под окном, нет ни одного слова о феях, Ирландии и чем-либо мифологическом в книгах, в картинах, в доме. Нет зеленой одежды в гардеробе. Нет халатов и пеньюаров. Нет ни одного травяного рисунка на тканях и мебели.

Лика окружила себя городом, железом и шумом, лишь бы больше никогда не теряться в парках и не видеть большие зеленые участки.

Чай стекает по стенкам кружек и заставляет горячий пар клубиться над поверхностью напитка. Лика разбавляет свой чай молоком и садится напротив принца. Тень сидит по ее левую руку.

– Расскажи подробно, что произошло, что вы здесь делаете, как меня нашли и о каких благословениях речь. И назовите имена. Хотя бы вымышленные, надо же мне вас как-то называть.

– Ты можешь называть меня Алилл, а его – Тиан.

– Лика. Никакого полного имени, – отвечает Лика и вздрагивает, вспоминая шепот принца каждую ночь тогда, пять лет назад. В ответ на это губы принца изгибаются в подобии усмешки.

Тиан ставит на стол сумку и достает из нее небольшую шкатулку. Принц поясняет:

– Нам удалось взять с собой множество ценных вещей. Я всегда плачу свои долги, и это поможет покрыть твои расходы.

Лика осторожно принимает довольно тяжелую шкатулку из рук Тиана. Лика откидывает крышку и ахает, глядя на россыпи драгоценных камней и искусно выполненных украшений. Если заложить десятую часть этого в ломбард, то можно безбедно прожить полгода.

– Благодарю. Этого более чем достаточно.

Лика закрывает шкатулку и оставляет в сторону. Делает глоток чая и пытливо смотрит на Алилла в ожидании рассказа.

Алилл не притрагивается к чаю. Вместо этого он не сводит глаз с Лики и говорит, долго, степенно и размеренно, словно боится, что Лика упустит какую-то деталь.

– Заговор зрел в королевстве десятилетиями. Один из благородных домов решил узурпировать власть, и глава дома, Креоран, потратил годы, чтобы умаслить покровителей Колеса и убедить их в истинности другого правителя. В ночь перехода Колеса на новый круг Креоран явил акт недостойного, мерзкого предательства, и отнял Корону фей у моего отца, предав того смерти и забвению. Всех верных он переманил, подчинил или убил. Верных мне осталось не так много – жалкая горстка в сравнении с тем, что когда-то было, они скрываются и прячутся по лесам и сокрытым храмам.

Лика смотрит молча, а внутри нее мерзко хихикает мстительность. Она довольна, что за все грехи и беды фейри получили по заслугам.

– В моих руках уже есть два слова покровителей: Белтайн и Лита даровали мне свое благословение. Осталось шесть. До весны я соберу остальные и проведу коронацию в Остару, предоставив Хранительнице изъявленное желание остальных передать мне Корону фей.

– Как ты планируешь их получить?

– Каждый покровитель ценит свое. Не тебе этим заморачиваться, – Алилл словно отмахивается от вопроса Лики, на что та уязвленно хмыкает.

Тиан молчит, не подавая признаков вовлеченности в разговор, и отпивает чай по маленькому глотку за раз.

– Как ты планируешь провести коронацию, если власть узурпирована? В любом месте? В каком-то скрытом храме? В моей квартире?

– Хранительница снисходит лишь в главный храм Колеса и лишь в Остару, даруя радость весны и яркость небесных светил. За грядущее время я придумаю, как проникнуть туда со всем необходимым.

– А что там необходимо? – Лика приподнимает бровь и подливает себе еще чая.

– Семь благословений. Кровь низшего существа, взятая в Йоль. Кровь человека, отданная добровольно и окропившая будущего правителя. Корона фей.

– Если она на узурпаторе, то достать ее будет проблематично, – хмыкает Лика, игнорируя часть про кровь человека. В конце концов, это уже совсем не ее проблемы. Пусть разбирается с этим как хочет, ее задача – убежище.

– Узурпатор будет там, и на то есть все гарантии, – принц морщится, будто Лика сказала самую несусветную чушь, которую он когда-либо слышал.

Лика закатывает глаза. Ну точно ведь. Остара. Грандиозный праздник весны и начала нового оборота.

– Мы бежали как презренные гонимые преступники со своей же земли, скрываясь в тенях и силе низших существ, и путь привел нас в человеческий мир. Знаю, о чем ты спросишь дальше и отвечу так: единожды вошедший в наше королевство уже никогда не сможет покинуть его и вырвать его из своего сердца. Найти тебя было несложно, несмотря на то, что след уже немного истончился за прошедшие годы. Это магия, неподвластная таким, как ты.

Лику передергивает от отвращения. Конечно, он ни во что ее не ставит. И он был уверен, что она согласится, сейчас она это видит. И решается не отступать.

Ради обещанной награды – почему бы и нет.

Ночью уснуть не удается. Диван она заняла сама, а нежданным гостям накачала двуспальный матрас и отправила спать в соседнюю комнату.

Лика сидит на диване, все кутаясь в одеяло, и ждет. Она боится, что клятва не сработает, и принц степенно войдет в ее комнату, а затем возьмет, как делал это десятки раз, не спрашивая, не глядя, не думая. Окно открыто, но это не помогает. Душный воздух сдавливает грудь, вперемешку с липким чужеродным страхом проникает глубже, заставляет сердце биться о ребра бешеной птахой, а саму Лику – дрожать осиновым листом. Одна встреча и пожалуйста: годы психотерапии коту под хвост.

Понимая, что ей все равно не уснуть, Лика бредет на кухню, достает из холодильника кувшин с домашним лимонадом и выходит на балкон. Здесь хотя бы дышится легче, чем в духоте одинокой комнаты.

Шум машин немного отвлекает. Лика тратит уйму времени, чтобы уговорить себя успокоиться, проплакаться и не дать себе снова окунуться в омут отчаяния.

«Он поклялся».

«Он ничего тебе не сделает».

«Он не посмеет. Фейский закон нерушим».

И каждый раз воспоминание о его ледяных глазах снова и снова вгоняет ее в ступор.

Только к рассвету Лике удается успокоиться, и она падает без сил на диван, отвернувшись от окна, в котором уже занимается заря.

Она слишком сильно напоминает о принце.

Запах Мести

Идут дни и недели. К исходу второй Лика привыкает к гостям в своей квартире, и жить становится намного спокойнее. Принц не нарушает клятв и собственных законов, живет спокойно и не касается ее. Даже в комнату не заходит, если та не просит и не разрешает.

Принц не выходит на улицу. Ему и в квартире-то дышится тяжело, давит железо вокруг, а на улице, как он однажды сказал, даже стоять больно. Лика заложила часть украшений в ломбард и на вырученные деньги обеспечила фейри современной одеждой без каких-либо металлических вставок. Лика показала, как пользоваться плитой, и Тиан, пожав плечами, научился простенько готовить.

Лика работает, а выходные проводит с друзьями или в одиночестве. Ей не всегда хочется возвращаться в квартиру, которая угрюмостью принца часто давит. У него не всегда получается достучаться до покровителей, и скверное настроение отбрасывает тень на все пространство вокруг. Лика запретила ему входить в зал с балконом, чтобы он не растаскивал ауру мрачности по всей квартире.

Они питаются фруктами, овощами и иногда крупами с мясом. Денег на все хватает, так что Лика совсем ни о чем не беспокоится.

Она уживается с фейри, но хочет, чтобы Остара наступила поскорее.

Тиан выглядит крепче и сильнее, как и положено телохранителю. Он умеет игнорировать железо и его давящую силу, старается освоиться в человеческом мире, чтобы обеспечить принцу спокойное и комфортное проживание.

Он нередко выходит с Ликой до магазина или до недалекой аллеи, чтобы пополнить свои силы. Лика не вникала в суть, но поняла одно: природа помогает. Даже чахлая, городская, закованная в асфальтовую броню, природа живет и дышит.

Пару дней назад Тиан приволок в квартиру фикус и орхидею, запер их в комнате принца, едва заметив грозный взгляд Лики. Он пояснил, что так принцу будет легче, и он сможет быстрее закончить начатое. Лика смирилась.

Они возвращаются из супермаркета, Тиан несет пакеты с едой и необходимыми бытовыми вещами. Молчит, почти как всегда. Хотя, в отличие от принца, Тиан разговаривает с Ликой намного чаще и намного спокойнее, так что Лика понемногу проникается его редкими фразами.

Они заворачивают за угол, теряясь в переулке.

Внезапно Лику толкают. От неожиданности она падает и больно ударяется плечом о бордюр. Ей требуется секунда, чтобы сориентироваться.

Тиан уже отбросил пакеты в сторону. Он стоит с кинжалами наготове, его обступают трое. Оскалы на лицах предвещают скорую победу. Яблоки раскатились по сторонам яркими красными пятнами.

Лика вскакивает на ноги, и ее тут же хватают сзади и швыряют о землю еще раз. Она издает рваный вздох и решает не дергаться.

– Нашли себе человеческую подстилку в помощь? У его высочества настолько упала гордость? – Лика слышит насмешливый голос над своей головой и молчит. Она не воин. Против фейри она бессильна.

Тиан ослаблен, но и нападающие далеко не отошли. Город влияет на всех.

Его атакуют, и первый из нападавших немедленно падает, захлебываясь в собственной крови, а второй пятится назад, держась за глубокую рану на груди. Лика смотрит на упавшего и ужасается.

Это человек.

Из четверых фейри – всего один. Низкий, но крепкий, словно желудь. И он не вступает в бой, наблюдая за быстрой схваткой между Тианом и людьми, которые прекрасно чувствуют себя в городе.

– Оправдываешь статус личного хранителя, – усмехается фейри и приподнимает голову Лики от земли. Заглядывает ей в глаза, и та немедленно жмурится.

Фейри смеется.

– Неужто та самая? Я удивлен! Убейте его.

Лика знает, как небрежно он машет рукой, и как молниеносно атакуют люди. Клинки стучат друг о друга, и Лика понимает, что помощь не придет. Фейри знают, как скрыть место и свое существование от таких, как она. От людей.

Она открывает рот и шепчет. Беззвучно и быстро.

Лика знает, что фейри смотрит на нее.

Схватка заканчивается быстро. Ее бросают на асфальте, двоих убитых оставляют там же, а раненого Тиана почему-то не добивают. Фейри уходит, исчезает, испаряется из поля зрения, забирая с собой истекающего кровью человека.

Тиан падает на одно колено рядом с Ликой и помогает ей подняться после утвердительного кивка.

Они молча и быстро собирают продукты. Тиан ступает неловко, его ранили.

До дома остается всего ничего – пара метров, и они преодолевают путь так быстро, как только могут, ныряя в спасительную кабину лифта, а потом и за железные двери квартиры.

Принц просит Лику помочь, и она быстро тащит аптечку и все причитающееся. Алилл умеет врачевать магией, но его магия не так сильна, как раньше, а потому Лика быстро накладывает повязки на разодранный бок Тиана и изрезанные руки.

Тиан шипит, но не кричит, перенося боль, как и должно одному из лучших воинов. Лика впервые видит, как работает настоящая магия фейри: раны на боку и руках затягиваются, так что сшивать не требуется. Боль и кровь остаются, и тут в дело вступает Лика.

Когда они заканчивают Лика помогает принцу перевести Тиана на диван и уложить его осторожно и мягко. Тиан засыпает почти мгновенно. В ответ на вопросительный взгляд Лики Алилл тихо поясняет:

– Сон исцеляет. Как и на вас, людей, на фейри он действует положительно и восстанавливает силы и тело.

Лика кивает и выходит из комнаты вслед за принцем, аккуратно прикрывая двери и не создавая лишнего шума. Принц смотрит на нее, и в его холодном обычно взгляде Лика видит благодарность.

– Ты сильно им дорожишь? – спрашивает она и идет на кухню, перебирать продукты. Она надеется, что испорчена лишь малая часть. Алилл идет за ней и помогает, сортируя фрукты и выпечку. Осторожно откладывает специи в сторону.