Темные зеркала прошлого

Глава 1

Огромный, словно напитанный самой непроглядной чернотой, валун блестел и переливался под проливными струями дождя.

– Почему?! Почему ты не помог?! – не сдерживая слёз и рвущую душу и сердце боль, кричала она. – Ты же сам меня выбрал! Защитил! Ты дал мне свой знак! – резкий рывок, и рукав мокрой куртки задрался, являя ночи знак на внутренней стороне запястья. – Почему?! Почему ты не помог им?! Они же умерли! Все! А я ничего не смогла сделать! Ничего! И как жить мне теперь с этим?! Как?! Скажи?! Ну скажи???!!!

– Стать сильной. Стать особенной, – раздался тихий голос из темноты. – Он никогда не дарует свои знаки слабым.

– Но я… я думала, что он поможет… – продолжала рыдать она. – Я думала, что он дал мне силу, и я смогу спасти их… а он… он всего лишь спрятал меня! Зачем он спас мен?! Почему меня?! Почему не их?!

– Потому, что ты просила его, и он дал тебе защиту. Всё. Так бывает, – из темноты к ней шагнула крепкая мужская фигура в одеянии Волхва1.

– Но я… я думала… – начала лепетать она сквозь слёзы.

– Ты ошиблась.

– Тогда я хочу мести. Хочу стать его Волховицей, – зло смахнув слёзы, процедила она сквозь зубы.

– У него нет Волховиц. Не женская это доля.

– Значит, я стану первой, – упрямо мотнула она головой. – Ты не имеешь права отказать. Я уже никогда не стану Волховицей Лады2. Я выбираю путь мести.

– Быть Волховицей Чернобога3– тяжкое бремя.

– Я справлюсь.

– Нет.

– Я докажу! Докажу, что справлюсь!

***

Через неделю темной теплой ночью барышня с длинными светлыми волосами, заплетенными в тугую косу, борясь с робостью, стояла у дверей трактира. Вздохнув как перед прыжком в воду, она вошла в утопающее в табачном дыме и винных парах нутро трактира, окинула быстрым взглядом публику, и не найдя ничего подозрительного, прошла к стойке и взобралась на высокий стул.

– Тебе сколько лет? – спросил трактирщик, натирая стойку.

– Восемнадцать, – ответила она, взглянув исподлобья. Он замолчал, поставил перед ней чашку и отошел в сторону. Она помешивала ложечкой горячий чай и терпеливо ждала. Наконец появился её друг.

– Идем, – сказал он и повел ее по коридорам к подсобке.

В небольшой комнате за низким столиком сидели трое молодых мужчин. Его она узнала сразу. Когда она вошла, мужчины замолчали и с недоумением уставились на нее.

– Ты что, спятил? – сказал один из троицы. – Она же совсем ребенок.

– Она нам подходит, – ответил друг барышни. – Можешь мне поверить.

– У меня нет времени на ерунду. Проводи девчонку.

– Можно поговорить с вами наедине? – решилась барышня.

– Не о чем нам говорить. Отправляйся домой в куклы играть.

– Пять минут, – попросила она. – Всего пять минут.

Он нахмурился, но кивнул. Мужчины один за другим потянулись к выходу, тот, кто привёл её, вместе с ними.

– Спасибо, – тихо сказала она, дождавшись, когда за ними закроется дверь. – Моих родителей убили… ночью в постели…

– Я знаю твою историю, – сказал он. – Сочувствую, но…

– Я видела убийц. Их было трое. Двоих я хорошо запомнила. Третьего не видела, но слышала его, он, прежде чем уйти, прошептал пару фраз. Я убью их, с вами или без вас, но убью. Всех. Рано или поздно.

– Вот что, девочка, – поморщившись, заговорил он. – У нас тут не детский сад…

Договорить он не успел, барышня шагнула вперед и в следующее мгновение ловко выдернула из его наплечной кобуры револьвер и приставила к его голове, взведя курок. Он смотрел на нее беззлобно, только с удивлением, он всегда был настороже и теперь гадал, как это девчонке удалось его провести.

– Извините, – сказала она, возвращая ему револьвер. – Я не хотела, чтобы ваши ребята при этом присутствовали.

– Разумно, – усмехнулся он, приглядываясь к ней.

– Люди видят то, что хотят видеть. И не более того. Девчонку, которая еще играет в куклы. Я смогу то, что не сможет никто из ваших. Я могу подойти близко. Очень близко.

Он кивнул, задумавшись, потом спросил:

– А этой штукой ты умеешь пользоваться? – и кивнул на револьвер.

– Я неплохо стреляю, – скромно ответила она.

– Хорошо, проверим.

На следующий день они отправились за город. За рулем старой колымаги сидел её друг, рядом с ним тот, на кого она возлагала большие надежды. Сама барышня же устроилась сзади и всю дорогу смотрела в окно, стараясь успокоиться. Она знала, что эта поездка вроде экзамена, и не хотела, чтобы излишнее волнение ей помешало.

Её друг всю дорогу молчал, она надеялась на его поддержку, на признание, что он сам многому ее научил, но он не проронил ни звука, и она терялась в догадках. Машина свернула в лес. Они оставили её возле поваленной березы и углубились в чащу. Найдя подходящее место, её друг достал из вещмешка пустые бутылки и не спеша их расставил. Потом, также не торопясь, отсчитал шаги и протянул ей оружие. Оружие было не пристреляно, а расстояние слишком большое, ему об этом было хорошо известно, но он промолчал, барышня разозлилась на него, но ничего говорить не стала. «Все в порядке, – мысленно подбодрила она себя. – Ты справишься».

Бутылки фейерверком осколков разлетались одна за другой. Мужчины наблюдали за этим с равнодушными, даже унылыми физиономиями. По крайней мере, барышне казалось именно так. Её друг достал из вещмешка картонную мишень и прикрепил к дереву. Увеличил расстояние, отмерив его шагами, поманил пальцем. Она вновь начала злиться, не понимая его поведения. Он вел себя так, будто они были чужими людьми, а не друзьями. Говорят, злость плохой советчик, но не в ее случае. Все выстрелы были в десятку. Он стал подбрасывать бутылки в воздух, а она, стоя спиной, быстро разворачивалась и стреляла. Эта часть тренировки всегда ей нравилась. Она не сомневалась, что все ее выстрелы достигнут цели. Так и вышло. Когда она закончила, мужчины переглянулись.

– Из винтовки она стреляет лучше, – заметил её друг, впервые с момента приезда открыв рот.

Тот второй кивнул, а потом спросил, поворачиваясь к девушке:

– Кто тебя этому научил?

– Отец. И он, – кивнула она на друга и пошла к машине.

Мужчины шли сзади. Она слышала, как один сказал её другу:

– Занятная девчонка.

– Занятная? – вроде бы удивился тот. – Знаешь, я бы хорошо подумал, прежде чем решился перейти ей дорогу. Ты видел знак на её руке. Сам знаешь, такие как она дороги им.

Собеседник засмеялся, услышав эти слова, но в его смехе не было ничего от сомнения или тем более насмешки. Он ускорил шаг, поравнялся с ней и сказал, глядя не на неё, а куда–то вдаль:

– Ты нам подходишь.

***

Я распахнула глаза, почувствовав, как кто–то весьма невежливо трясет меня за плечо. Затекшая от неудобной позы рука заныла. С трудом выпрямившись, потерла руку, и обнаружила рядом с собой двух городовых. Один был молод и поглядывал на меня с любопытством, второй, постарше, смотрел хмуро.

– Чего надо? – спросила я, подымаясь с лавки и осматриваясь.

Все станции в три ночи выглядят одинаково уныло, эта не была исключением. В тусклом свете лампы пустующие сиденья, стоящие пусть и не в большом зале, навевали тоску. Возле закрытых касс не было ни души, ближе к стене на скамьях спали двое мужчин, сунув под голову сумки, в надежде, что так их ценности останутся при них. Свой старенький саквояж я тоже сунула себе под голову, укладываясь спать. Я тяжело вздохнула, посмотрела на старшего из городовых, нерешительно улыбнулась молодому.

– Чего, чего, – передразнил старший. – Документы есть?

– Ну, – буркнула не вежливо.

– Гну… покажи.

– Простите, я сейчас, – опомнилась я, и суетливо путаясь в ремешке и завязках ридикюля, с трудом достала паспорт.

От неловкого движения из ридикюля выпала книга. Взгляд городового чуть смягчился, но увидев автора, Даная Видная, он опять посуровел. Я лишь пожала плечами. Подумаешь, не нравится ему. На вкус и цвет как говориться… Последние пять лет Данаю Видную и Ладу Гордую4, не читал только совсем уж безграмотный. Хотя многие поговаривают, что это один и тот же человек, но я в это не верю. Не верю. Такие разные истории. Такие разные миры. Да–да, именно миры. Лада пишет лёгкие и уморительные фельетоны и повести, в них она передаёт радость, счастье и любовь ко всему. А Даная описывает страшную параллельную реальность. Где Русь – не Русь вовсе, а Россия. Где летоисчисление ведётся как в Европах – от Рождества Христова, а не от Сотворения Мира5. Где люд потерял Веру в Истинных Богов, где нет чар. Где страшные войны и болезни, где живут–то всего до семидесяти дет, ну прям как в Европах наших. Где на башнях Кремля не солярные знаки, а странные звезды. Где нет капищ Богов, а есть храмы с золотыми крышами в крестах, где на Красной площади стоит мавзолей с мертвым вождём, где нет Князей династии Словенов, а есть президенты. В её романах ужасный мир. В том мире, страшном и странном, правят деньги, коварство и фальшь. В мире, где все пытаются унизить и растоптать русского человека. Где нет Веры, а люди могут продать родину за кучку денег. Где не сохранилась наша, та самая исконная «загадочная душа русича». Где на протяжении веков всеми возможными и невозможными способами там, в той России, уничтожали по–настоящему великую страну. Где перемололи историю, веру, страну, людей… да всё перемололи! Везде жадность, лицемерие, глупость, алчность, безволие, вероломство, скудоумие, коварство, жестокость, бесчестие. В этих страшных историях герои попадают в наш мир. Мир – где Русь. И в их глазах, Русь – воплощение мечты. Русь – которую не покинули Боги, Русь – где чары идут рядом с технологиями, Русь – где на улице можно встретить и экипаж, запряженный вороными, везущий в театр нарядных дам и кавалеров, и автомобиль, мчащийся по набережным. Русь – где в небесах, словно киты, парят неповоротливые дирижабли, и тут же стремительные, хищные силуэты реактивных самолётов. Русь – где возможны чудеса. Как же красиво она описывает нашу Русь. В её романах это место – где сплелось всё. Футуризм межзвездных перелетов и старинные паровозы. Эклектика славянского средневековья и утонченность классицизма. Конные экипажи и спортивные автомобили. Петровское барокко и тут же высокие готические своды, мосты. Сбитень, наливочка, баранки и рядом с ними теплые пледы, свечи, имбирные пряники и какао с маршмеллоу, уютные книги около камина и огоньки гирлянд. Особенное восхищение досталось одежде, Даная даже ввела новое название – и теперь, то что мы привыкли видеть каждый день на улицах, белоснежные и цветные сорочки, сарафаны, юбки–поневы, передники, пояса, косоворотки, кафтаны, сафьяновые сапоги и парчовые туфельки, кокошники и венки, и тут же, кокетливые цилиндры, корсеты с блузами, юбки с пышным воланами, ботинки со шнуровкой, и чёрные сюртуки, застёгнутые на все пуговицы, рубашки с высоким стоячим воротником и галстуки – называется Невероятный Славянский Шик в сочетании со стимпанком. В её книгах Русь представлена невероятной и сказочной страной. Вот только это лишь в книгах…

Ехидное покашливание городового заставило выбросить из головы любимых авторов, и сосредоточено взглянуть на него.

Городовой полистал документ и, постукивая им по ладони левой руки, спросил:

– Почему на станции ночуешь?

– Нельзя что ли? – буркнула я, желая городовым от всего сердца провалиться сквозь землю.

– Отвечай, когда спрашивают.

– Простите, – опустила глаза. – Я Омнибус6 на Москву жду. Первый только через три часа. Паспорт верните, пожалуйста.

Паспорт он вернул, но убраться не спешил, продолжая пялиться. Я положила документ в карман, а городовой вновь спросил:

– И что тебе понадобилось в нашем городе?

– В гости приехала, – напустила на себя несчастный вид.

– В гости? А ночуешь на станции?

– Не ко двору пришлась, вот и ночую. Чего прицепились, делать нечего? – опять не сдержалась.

– Поговори у меня, – посуровел дядька, но тут влез молодой:

– Да ладно тебе…

– Билет на омнибус есть? – не обращая на него внимания, спросил первый.

– Куплю, как только кассы откроют.

– Ну–ну…

Он все–таки развернулся и пошел прочь, молодой чуть задержался и улыбнулся мне. Я скривилась, потом потерла лицо руками, жалея, что меня разбудили в такую рань. Теперь вряд ли усну. Поднялась и, прихватив ридикюль, направилась к аппарату, продававшему взвар7, чай и кофе, выгребая из карманов мелочь. Городовые удалились на почтительное расстояние, но старший в мою сторону поглядывал.

– И чего привязались, – в досаде проворчала под нос.

Посчитав монетки, поняла, что мелочи хватит только на самый дешевый кофе. Выпив кофе, жидкого и дрянного, без вкуса и запаха, побрела в туалет. Умылась холодной водой, вытерла лицо салфеткой, присмотрелась к своему отражению в зеркале. Физиономия совершенно несчастная. Кожа бледная, а под светом вокзальных ламп так и вовсе серой кажется, глазища хоть и зелёные да большие, но мутные и уставшие от недосыпа. Вздохнув, я вернулась в зал. Сунула саквояж под голову и попыталась уснуть, зная, что ничего из этого не выйдет.

Я лежала, разглядывая потолок и выжидая время. Через три часа придется отсюда сматываться, неизвестно, когда у городовых заканчивается смена, а мозолить им глаза ни к чему.

Через полтора часа в зале наметилось движение. Мужики у стены напротив проснулись и побрели на улицу, возле касс выстроилась очередь, народ постепенно прибывал. Я даже решила, что спешить не стоит, пока не заметила, что в зале вновь появились городовые. Торопливо направилась к кассам и пристроилась в хвосте очереди. Старший, проходя мимо, посмотрел внимательно, а я попыталась понять, чем ему так не угодила, но мозги с утра были неповоротливы, и на ум ничего стоящего так и не пришло.

Дождавшись, когда они пройдут мимо, я прошмыгнула к выходу, оказалась на станционной площади, огляделась и, перехватив поудобнее свою поклажу, побрела прочь от станции. Возле ближайшей витрины чуть сбавила шаг, разглядывая свое отражение. Юбка до щиколоток в мелкую клетку, черные чулки, стоптанные ботинки, помятая куртка. Черные пряди, выбившиеся из косы, в беспорядке точащие из–под старенькой шляпки, падали на плечи и выглядели неряшливо. Под глазами круги, кожа бледно–серая, унылое выражение лица тоже не добавляло красоты.

– Мда–а–а–а… красавица, – с усмешкой сказала я, покачала головой и добавила: – Эх… ну и влипла же ты.

Весь день болталась по городу. Местные достопримечательности хоть и были красивы, но мне сейчас не до них. Мне бы хорошенько выспаться, вытянув ноги и имея под головой подушку, а не потёртый саквояж. Но об этом оставалось только мечтать. И я накручивала версту за верстой, потом долго сидела на скамейке в парке, прикидывая, стоит подремать или нет. Решила, что не стоит, и побрела дальше.

Часам к шести вечера зверски захотелось есть, пересчитала деньги, вздохнула и подумала, что воздержание пойдет мне на пользу. Минут через десять мой взгляд уперся в вывеску трактира, чуть ниже было название – «Йоханнесбург». Странное конечно название, где мы, а где этот Йоханнесбург? Может тут африканская еда? Потянув носом, поняла, что нет, вполне себе тянет жаренными на огне сосисками. В животе заурчало, что две проходившие рядом молоденькие симпатичные барышни аж вздрогнули и начали озираться по сторонам. Поймав их удивлённые взгляда, поняла: хотя бы чашку взвара следует выпить, и направилась к дверям.

Трактир был довольно большим, с невысокой деревянной перегородкой, делившей его на две неравные части: слева столики на четверых, справа потемневшая от времени стойка, за которой обычно стоят трактирщики, рядом со стойкой высокие столы, но без стульев. Народу было немного, только три стола заняты. Возле ближайшего стояли двое вихрастых парней и не спеша о чем–то разговаривали, еще один посетитель в потрёпанном сюртуке сидел за стойкой с кружкой медовухи, погруженный в глубочайшие размышления. Стены трактира были завешаны красными флагами, разными фотографиями и плакатами. Со стен на меня пялились и мужики в старых камзолах, и дамы в доспехах, люди в разных половиках на плечах, и в беретах, и в фуражках, и в кепках, были и белые, и китайцы, и африканцы, и индусы, кого только не было. А больше всего было фотографий с Че: в берете и без головного убора, с сигарой и без нее. В общем, здесь были собраны все возможные снимки не только красавчика команданте, но многих других. Свободного пространства на стенах не осталось. На перегородке висели сразу три плаката с его изображением и надписью «Hasta la viktoria sempre»8.

Вдоволь на все это наглядевшись, я направилась к стойке. Никто из посетителей не обратил на меня внимания, а вот трактирщик посмотрел с любопытством, впрочем, ему к посетителям положено проявлять интерес. Под его взглядом я взгромоздилась на высокий и весьма неудобный табурет и поздоровалась. Он кивнул в ответ, а я спросила:

– Взвару можно?

– Тебе какой?

Парень мог бы быть и повежливее, но заострять внимание на местоимении «тебе» я не стала, только поинтересовалась:

– Яблочный сколько стоит?

Трактирщик назвал цену. Первым моим побуждением было подняться и уйти, но на улице начал моросить дождь, и я обреченно кивнула.

Через минуту я получила свой взвар и сделала первый глоток, стараясь продлить блаженство. Может, потому что посетители не очень ему докучали, трактирщик то и дело поглядывал на меня, пару раз улыбнулся. На вид ему было лет двадцать пять. Невысокий, худощавый, с невыразительной физиономией, он был одет в темные штаны и серую рубаху, поверх всего этого накинут белоснежный фартук. Длинные светлые волосы собраны в хвост, черный берет со звездочкой лихо заломлен на одно ухо. В целом он выглядел законченным недоумком. Я подумала, что тоже не подарок, и нерешительно улыбнулась, когда он ко мне в очередной раз приблизился.

– Впервые здесь? – спросил парень.

Я кивнула, огляделась и спросила тихо:

– А чего у вас тут знамена странные?

– Ты название видела? – усмехнулся он.

– Ну…

– А про Нельсона Манделу и Че Гевару что–нибудь знаешь?

– Ну… у меня, когда–то рубаха была с этим молодым, – кивнула я на фото.

– Рубаха… – передразнил трактирщик.

– Мне–то что, – разозлилась я. – Ваши стены, чего хотите, то и вешайте.

– Ладно, не обижайся, – засмеялся он. – Нельсон Мандела – боролся с апартеидом. Родился в Йоханнесбурге. А Че – один из лидеров кубинской революции. Что один, что другой, оба – легенды. Борцы за свободу и революционеры! Толкутся здесь в основном те, кто считает их героями.

Я хмыкнула и, не удержавшись, заметила:

– Кружка взвара у вас диких денег стоит, тоже мне – революционеры.

Он опять засмеялся, кивнул, вроде бы соглашаясь со мной, и на некоторое время оставил меня в покое, потом снова возник рядом.

– Еще взвара?

– Нет, спасибо.

– Ты кого–то ждешь? – продолжал он расспросы.

– Нет.

– А чего тогда сидишь?

– Нельзя, что ли? – насупилась я.

– Сиди на здоровье, я так спросил, из любопытства.

– Да мне особо идти–то и некуда, – вздохнула я.

– В каком смысле?

– Слушай, – перегнувшись к нему, тихо заговорила я. – Мне бы комнатушку найти подешевле. Никто из знакомых угол не сдает?

Он покачал головой.

– Приезжая, что ли?

– Ну… комната нужна и работа.

– Откуда приехала?

– Издалека.

– А чего там не жилось?

– Я тебя про комнату спросила, – начала злиться я.

Парень разглядывал меня не меньше минуты.

– У тебя в нашем городе знакомцы–то есть?

– Нет.

– И чего, просто вот так приехала в город, никого здесь не зная? – по–моему, это в его голове не укладывалось. Я пожала плечами.

– Когда ехала, думала, что есть знакомец. Оказалось, нет.

– Кавалер, что ли?

– Ага. Познакомились два месяца назад, он у нас в командировке был. Красивый такой, цветы дарил, ухаживал. Когда уезжал, оставил мне номер чарофона9 и адрес. Чарофон не отвечает…

– Так если адрес есть…

– Уже нет. Улица Садовая на месте, а вот дом сорок куда–то исчез.

– Ясно, – помолчав немного, кивнул трактирщик, продолжая меня разглядывать. – Ехала бы ты домой.

– Мне его найти надо, – вздохнула я, пряча навернувшиеся слезы. – Очень надо. Только не думаю, что это быстро получится. Нужны жилье и работа.

– Работа? – хмыкнул парень. – А чего ты делать умеешь?

– Ну, так–то я шью хорошо, мамка говорила, что у меня ловко получается, но я и посуду мыть готова, или полы… Дело–то нехитрое.

– Нам поломойка нужна, только платят мало.

– На первое время и это сойдет, – глядя на него с благодарностью, заверила я.

Он пожал плечами, но теперь смотрел на меня иначе, чем несколько минут назад. Надо полагать, он нашел меня привлекательной, не смотря на мой задрипанный вид, чему я порадовалась, уверенная, что парень захочет помочь мне всерьез.

– Подожди, – кивнул он и скрылся за перегородкой.

Ждать пришлось минут десять. Трактирщик вернулся вместе с вытирающей руки о замызганный передник барышней, на вид молодой, но жизнь её знатно потрепала, по глазам видно, к тому же она была долговязой и нескладной. Вроде бы все в ней по отдельности выглядело нормально и даже симпатично: длинные ноги, руки с тонкими запястьями, женственные плечи и высокая грудь, но общего образа не складывалось, точнее, он вряд ли особо радовал саму девицу. На ее узком, веснушчатом и курносом лице было довольно унылое выражение.

– Вот, – незатейливо сообщил трактирщик и кивнул на меня.

Девица уперлась локтем в стойку и принялась меня разглядывать. Трактирщик отвлекся на подошедшего клиента, а я делала вид, что молчание девицы и тот факт, что она сверлит меня взглядом, дело обычное и даже приятное. Я уже решила, что это никогда не кончится, но тут барышня обрела голос.

– Тебя как звать? – хрипло спросила она и шмыгнула носом.

– Катерина, – ответила я.

– А меня Зоя зовут. Можно Зойка. Я сама на постое, квартирка маленькая, одна комната, кухня да туалет, но для меня и это дорого. Если сейчас половину денег отдашь, можешь прямо сегодня и заселяться.

– А сколько ты платишь?

Она назвала сумму, я произвела нехитрый подсчет и с облегчением вздохнула. Денег хватало, более того, за минусом той суммы, что придется заплатить за взвар, я еще оставалась счастливой обладательницей пары серебряников.

– Годится, – сказала я и выложила деньги.

Зойка сгребла их со стойки и сунула в карман фартука, который был надет поверх застиранной рубахи.

– А насчет работы я б тебе не советовала сюда устраиваться, платят тут гроши. На них не проживешь.

– Мне на первое время, – промямлила я.

– Пошли, – кивнула мне Зойка, подошедший трактирщик тоже кивнул, а я отправилась вслед за девицей по узкому коридору, который заканчивался дверью с надписью на листке пергамента: «Без стука не входить». Игнорируя надпись, Зойка распахнула дверь и сказала громко, словно сомневаясь, что ее услышат:

– Тут работой интересуются.

За столом возле окна сидела матрона лет восьмидесяти, впрочем, сколько ей лет, определить было не так просто, заплывшая жиром физиономия этому не способствовала. Я усмехнулась, толстуха очень забавно выглядела, но тут натолкнулась на ее взгляд и поняла, как обманчива порой бывает внешность. Лицо у тетки было веселым и добродушным, а вот взгляд… У меня возникло чувство, что меня мгновенно просчитали и теперь знают обо мне даже то, чего я сама о себе не знаю. «С этой теткой надо бы аккуратнее», – мысленно отметила и нерешительно улыбнулась. Толстуха перевела взгляд на Зойку и бросила:

– Иди работай! – Мне кивнула на стул: – Садись.

Я села, разглядывая комнату, в которой не было ничего примечательного. Стол, три стула, стеллажи с папками и сейф в углу.

– Паспорт давай, – сказала тётка.

Я протянула документ. Зойка все еще стояла в дверях, наблюдая за теткой.

– Санитарный вексель10 есть? – продолжала допрос тётка, рассматривая.

– Есть, – влезла Зойка.

– Тебя спрашивают? – огрызнулась тетка. – Топай отсюда.

Девица неохотно развернулась и ушла, прикрыв за собой дверь. Женщина вернула мне паспорт.

– Испытательный срок – две недели. Выходить на работу можешь хоть завтра. Что и как, тебе Зойка растолкует. Предупреждаю сразу, поймаю на воровстве, вылетишь в тот же день. Ясно?

– Ясно, – кивнула я.

– У нас заведение приличное, никаких шашней с клиентами. Замечу чего… – она не договорила. – Пиши заявление.

Тетка протянула мне листок бумаги и перо. Под ее диктовку, высунув язык от усердия, я написала заявление. Тетка взглянула на него, усмехнулась и головой покачала.

– В трех предложениях четыре ошибки. Чему вас только учат?

Она задала несколько вопросов, рассказала о графике работы и указала мне на дверь. Покидала комнату я с заметным облегчением. Соседняя дверь была распахнута настежь, и я увидела Зойку, она мыла посуду, стоя возле раковины. В маленьком закутке нечем было дышать от духоты.

– Ну, чего? Порядок? – спросила Зойка.

– Да вроде бы, – выдохнула я.

Девица ухватила меня за локоть, втянула в комнату и захлопнула дверь.

– Есть хочешь?

Не успела даже рта открыть, а она уже достала из шкафа тарелку с горой картошки, поверх которой лежал кусок рыбы, и поставила ее на узкий столик рядом с раковиной. Я почувствовала дурноту, и поспешно отвела взгляд.

– Ты чего? – одёрнула меня Зойка. – Не думай, это не объедки. Поварихи – девахи хорошие, никогда не жадничают. Ешь, – она взяла из мойки две вилки, вытерла их полотенцем, одну протянула мне. Мы устроились возле стола на шатких стульях и стали есть из одной тарелки. – Денег, что тебе положили, только на квартиру и хватит, – проворчала Зойка. – Но с голоду здесь не подохнешь. И выпить найдется, – подмигнула она. – Хочешь?

– Нет, – Я отчаянно замотала головой.

– Чего, вообще не пьешь?

– Было пару раз, только мне не понравилось. А тетка эта… – кивнула я головой.

– Любка–то? Она здесь за главную. Хозяин раз в седмицу11 появляется. Любка – стервь, конечно, но ужиться с ней можно. Главное, не заедайся, молчи побольше и делай свое дело. У меня смена в двенадцать заканчивается. Если встретишь меня, вместе домой пойдем. Дома есть запасной ключ.

Через четверть часа я покинула трактир, размышляя, чем бы занять себя до двенадцати часов. Выбор был небогат, и я отправилась слоняться по городу. Можно, конечно, сходить в синематеку12, но было жалко оставшихся денег, хоть и ясно, что на пару серебряников три седмицы не протянешь, а оплату мне обещали только в конце месяца. Я потерла нос и посоветовала себе не огорчаться. У меня есть жилье, значит, ночевать на станции сегодня не придется. Уже хорошо. А там посмотрим.

***

Глава 2

Я побродила по улицам, потом немного подремала на скамейке в городском парке и вновь отправилась обозревать окрестности. Недалеко от странного трактира наткнулась на симпатичный район. Небольшое озерцо с чистой набережной искрилось в лучах закатного солнца. Поодаль виднелись дома с красными черепичными крыши, казалось, впитавших в себя солнечное тепло, уютные дворики с садами и палисадниками за низкими заборчиками. Красиво. Тихо. Такая чистая и уютная жизнь… Жизнь, о которой мечтают все, жизнь недоступная некоторым… Тяжело вздохнув, пошла гулять дальше.

Без пяти полночь я стояла возле трактира. Дверь была заперта, взглянув на табличку, я узнала, что работает трактир до одиннадцати, подергала на всякий случай дверь, потом сообразила, что для персонала, скорее всего, есть служебный вход, и замерла на углу, поджидая Зойку. Очень скоро она вынырнула из подворотни и ухватила меня за руку.

– Ну что, идем?

– Идем, – пожала я плечами.

– Можно на омнибусе, – продолжала говорить она, шагая рядом. – Но пешком удобнее. И заодно воздухом подышим.

Дойдя до конца улицы, мы свернули и направились в сторону реки. Чем дальше мы удалялись от трактира, тем унылее выглядели дома вокруг. В основном старые и двухэтажные. Такие строили давно, ещё при прадеде нашего Князя. Штукатурка на стенах облупилась, на узком тротуаре кое–где валялся мусор, правда фонари горели, что меня порадовало. Дорога шла под гору. За последние пять минут мы не встретили ни одного прохожего, только в нескольких окнах горел свет, где–то впереди истошно лаяли собаки, потом из распахнутого настежь окна послышался мужской голос.

– Зараза! – визгливо крикнул мужик. – Прибью, зараза! – окно с треском захлопнулось, и вновь стало тихо.

– Районишка паршивый, конечно, – деловито сообщила Зойка. – Кто мог, давно отсюда сбежал. Зато дешево.

Мы свернули во двор дома, мало чем отличающегося от других на этой улице. Дверь единственного подъезда была распахнута настежь. Деревянный пол недавно покрасили и побелили потолки, видимо пытаясь привести подъезд в нормальный вид, да только лучше выглядеть он не стал. На лестничную площадку выходили двери четырех квартир, наша оказалась под номером три. Зойка достала ключи, отперла замок, толкнула дверь и сказала:

– Входи.

Вспыхнул свет. Мы стояли в узкой прихожей, справа вешалка, у которой притулилась ободранная тумбочка, слева облезлая дверь.

– Тут у нас душ и нужник, – сообщила Зойка, распахивая дверь. Ржавые трубы, плитка местами обвалилась, но всё было надраено до блеска. Зойка включила свет на кухне и в комнате и сказала: – Осматривайся.

На это ушло не больше минуты. Кухня была крошечная, под стать прихожей. У занавешенного старой кружевной занавеской окна стол, рядом два колченогих табурета, махонькая плита, раковина, два навесных шкафчика, под ними тумба, и холодильник в углу. Убого, но чисто. Комната в ширину окна, длинная и темная. Шкаф, ровесник квартиры, диван, облезлый стол, табуретка с допотопным чаровизором13, расшатанное кресло и два стула. На полу возле двери я заметила амулет–травилку14.

– Тараканы? – спросила со вздохом.

– Извела, – хмыкнула Зойка. – Но бдительность не теряю. Соседи, гады, тараканов будто нарочно разводят.

Зойка задернула шторы, села на диван, наблюдая за мной.

– Форменная берлога, – произнесла она. – Как считаешь?

– Нормально, – ответила я, бросая на пол надоевший за день саквояж.

– Нормально? – усмехнулась она.

– Думаешь, я в княжеском тереме росла?

– Идем на кухню, – поднялась она со скрипучего дивана.

Оказавшись на кухне, Зойка включила чайник, насыпала сушек в тарелку, поставила на стол сахарницу, которую заменяла банка из–под чая, и две чашки, поскребла в затылке и полезла в холодильник.

На столе появились огурцы в банке, капуста в щербатой тарелке и бутылка без этикетки с прозрачной жидкостью.

– За знакомство, – сказала Зойка, выставив на стол две стопки.

– Хлеб есть? – спросила я, обозревая нехитрую закуску.

– Хлеба сколько угодно, – подмигнула Зойка. – Я же говорю, с голоду не помрёшь.

Выложив на тарелку куски хлеба, нарезанные треугольником, она разлила жидкость по стопкам.

– Самогон? – спросила я.

– Откуда? Пей, не бойся, водка нормальная. Это из трактира. С паршивой овцы хоть шерсти клок, – закончила она. – Давай, подруга.

Мы выпили и закусили. Фу гадость какая – передёрнулась я. Тут и выяснилось, что моя особа сегодня без внимания не осталась.

– Ванька сказал, ты к кавалеру приехала, – начала Зойка.

– Ванька – это трактирщик?

– Ага. Он и еще Борька. Ванька парень неплохой, Борька так себе. Оба бабники. Поматросят и бросят. Мое дело предупредить, а там смотри сама. Девок у них каждый вечер по штуке, а то и по две. А чего твой кавалер? Укатил, а ты, значит, за ним? – Я тяжко вздохнула. – Ну, чего ты? Расскажи, интересно ведь.

Пришлось рассказать свою историю, не скупясь на краски. Наверное, все же перестаралась. Выпив вторую рюмку, Зойка прослезилась.

– Вот козлы, – заявила она со вздохом. – Все мужики, как один, козлы. И чего теперь? Искать его будешь?

– Попробую, – пожала я плечами.

– Ну, как знаешь… Тебе годков–то сколько? – вдруг спросила она.

– Двадцать. А тебе?

– Тридцать семь.

Я слегка удивилась, но промолчала.

– Ты не думай, я замужем была. Три года. Училась здесь в гимназии, вышла замуж, вроде парень был неплохой. Выпивал, правда, но в меру. Я была на седьмом месяце беременности, а он загулял. Застукала его прямо в квартире… Ума не хватило свою сучку подальше от дома держать. Я со злости ей малость волосёнки подергала, ну и муженьку хорошенько отвесила. Он к мамане своей подался, а наутро свекруха явилась и меня с дома выперла. Дом–то ее был, она сама у хахаля жила, а меня даже записывать не стала, так я и числилась в общежитии при гимназии. Я–то думала, муженек очухается, придет прощения просить, а он за мамашин подол уцепился. А та орет дурниной: почто тебе эта хабалка, неужто девок мало? Меня она терпеть не могла. Не нравилось ей, видите ли, что я деревенская. Родня у меня неподходящая, а она – ну прям княжна, тьфу! – мрачно сплюнула Зойка. – В городской управе работает. Писарчуком, но гонору, как у большого начальника. Короче, выперли меня. Вернулась я в общагу, все надеялась, может, помиримся. А этот гад и не показывается. Я его соследила после работы, чешет со своей зазнобой, я к ним… надо бы плюнуть да к матери ехать, а я … эх!.. в общем, кинулась на него, а он меня толкнул, я упала, да так неловко… Вечером в лечебницу и свезли, ребеночка я потеряла… заражение началось, меня еле спасли, лекари сказали, детей у меня больше не будет. Я чуть не рехнулась от горя. Умные люди подсказали, накатала на муженька заяву в охранку, – Зойка выпила еще и замолчала, разглядывая свои руки.

– И что? – помедлив, спросила я.

– Что–что, посадили Кольку, – ответила она зло. – Вот жду. Может, чего у нас и сладится, когда он выйдет, как думаешь?

– Может, – почесала я макушку. – А чего ты в посудомойки подалась? У тебя ж гимназия.

– Да запила я с горя. С работы турнули. Я так–то счетовод неплохой. А с такой статьей не больно устроишься. Да и… не задалась жизнь, Катюха. Вот такие дела. Послушай совета, поезжай в свою деревню.

– Я в городе жила, – перебила я ее обиженно.

– Все равно. Это только последняя деревенская лоха15 думает, что в большом городе ей повезёт, что здесь ей припасли и денег, и кавалеров, – она махнула рукой и замолчала, а я, немного поерзав, сказала со вздохом:

– Нельзя мне возвращаться.

– Что так? – нахмурилась она.

– Маманя замуж вышла, – поведала я. – А отчим… – в сердцах махнула рукой. – Житья от него нет.

– Приставал, что ли? – ахнула, прижав руки к груди Зойка.

– Угу.

– А мать–то знает?

– Нет. Папка нас бросил, когда мне два года было. Она всю жизнь одна мыкалась. А тут нашла свое счастье. Как я ей скажу? Жалко мамку. Ну я и решила: сматываться надо. Я, если честно, и с кавалером этим связалась, чтоб из дома удрать. Мамке соврала, что он мне здесь работу нашел, к себе зовет. А он уехал и с концами. Еще и про адрес наврал, – зашмыгала я носом.

– Не кисни. Найдем мы этого козла. Фамилию, имя знаешь? Ванька в чарокомпах хорошо разбирается, найдем.

– Сомневаюсь. Может, и фамилия не его, я ведь документы не видела. Встречались–то всего седмицу.

– Ну и ладно. Ты молодая, здоровая, у тебя все впереди. Не робей, подруга, прорвемся. Только уговор: мужиков сюда не водить. Управляйся, как знаешь.

– Мне сейчас не до мужиков, – ответила я, решив, что Зойке пора на покой, глаза красные, взгляд затуманился, да и язык начал заплетаться. – Я, это, в ванную пойду, помоюсь, – сказала я.

– Давай. Постелю тебе на кресле, другого места нет, извиняй. Вещи–то у тебя где?

– А вещей у меня только один саквояж. – Получу оплату, съезжу домой, привезу чего надо.

– Да уж, сделай одолжение. У меня тоже лишнего нет. Идем, дам тебе полотенце.

– А ты не переживай, я шить умею, – засеменила я за Зойкой. – Хорошо умею, мамка говорила у меня талант к этому делу. Так что, если что надо – обращайся. Мне бы хоть какую машинку швейную, да ткань любую. Я нам знаешь какие шмотки сварганю! Все от зависти лопнут.

– Ну посмотрим, – хмыкнула Зойка, всучив мне полотенце.

***

Я стояла под душем, зажмурившись от удовольствия, когда в ванную вошла Зойка. Я едва сдержалась, чтобы не напомнить: приличные люди стучат, прежде чем войти. Зойка плюхнулась на нужник, поглядывая на меня с ухмылкой.

– Тебе чего? – не выдержала я.

– По нужде. Слушай, фигурка–то у тебя ничего, а так и не скажешь, и мордашка симпатичная – породистая такая. И ручки нежные да мягкие, кожа чистая, мужикам такие как ты нравятся. Тебя бы приодеть нормально, рядом с благородной поставь и не отличишь. С такими данными можешь неплохо устроиться, если не брезгливая. Хочешь, подскажу человечка?

– Ты о чем? – нахмурилась я.

– Деревня ты темная. Здесь город большой, по–разному можно зарабатывать.

– Это ты мне в плехи16 советуешь податься, что ли? Да ты очумела что ли? Мне это не подходит, заруби себе на носу. Поняла? И вообще, топай отсюда.

– Ладно, чего ты… я так, спьяну брякнула. Не обижайся.

Она тяжело поднялась и отправилась восвояси.

– Вот лоха, – буркнула я, и потянулась за полотенцем.

Когда я вошла в комнату, Зойка, разобрав кресло, стелила мне постель. Белье было чистое, что мне заметно прибавило настроения. Нацепив старую длинную майку, буркнула благодарность и улеглась. Зойка устроилась на диване, я–то надеялась, что уснет она быстро, но ей не спалось. Она принялась рассказывать о своих родителях, о муже, которого регулярно навещала в кутузке, о стерве–свекрови, которая портит ей жизнь и вынуждает сына развестись. Под ее мерное бормотание я незаметно уснула.

***

Будильник зазвенел оглушительно громко, я вскочила, не сразу поняв, где я и что происходит. Поспешно отключила будильник, косясь на спящую Зойку. В трактир ей к десяти, а вот мне необходимо быть там в восемь, убирались там по утрам до открытия. Быстро приняв душ и выпив чаю, бегом припустила в трактир, дорогу я нашла без труда. На работу пришла на пять минут раньше и возле служебного входа столкнулась с Любовью Петровной, которую все здесь звали Любашей.

– Пришла? – кивнула она и взглянула на часы. – Что делать, знаешь?

– Ага–ага, – закивала болванчиком. – Мне вчера растолковали.

– Ну, давай, трудись.

Она направилась в свой кабинет, а я в подсобку за орудиями труда. До десяти следовало убрать в зале, после открытия – в остальных помещениях. К работе я подошла ответственно, трудилась в поте лица и не успела оглянуться, как появилась Зойка. Она познакомила меня с поварихой, дородной теткой, двумя подавальщицами и вторым трактирщиком Борькой. Последний игриво мне подмигнул и сказал:

– Будем дружить.

В шесть я наскоро перекусила в моечной вместе с Зойкой и отправилась домой, чувствуя, как от непривычной работы все тело ноет.

***

Первая седмица пролетела незаметно, я успела перезнакомилась со всеми тружениками трактира и завоевала расположение Любови Петровны, а всего–то и надо было пришить оторвавшийся карман. Управилась я за пару минут, причем прямо на ней, чем вызвала удивление не только у Любаши, но и у немногочисленного персонала. В пятницу, где–то около двух часов, в трактире появился мужчина и направился в кабинет Любаши. Мы с Зойкой в это время пили чай, пользуясь тем, что посетителей немного и Зойка может передохнуть. На мужчину я сначала не обратила внимания, но Зойка вдруг пнула открытую дверь ногой, чтоб из коридора не видно было, чем мы заняты, и шепнула:

– Хозяин приехал.

– Я пойду, – поспешно поднялась я.

– Да ладно, чай допивай. Он мужик хороший.

– Я к тебе попозже зайду, когда он уедет, – ответила я.

Вооружившись ведром и шваброй, я стала мыть пол в коридоре. Дверь в кабинет Любаши была открыта, и я хорошо видела толстуху и мужчину, сидевшего на стуле вполоборота ко мне, ну такой – симпатичный. Они о чем–то негромко разговаривали, Любаша вроде бы оправдывалась, а мужчина делал язвительные замечания. К их разговорам я не прислушивалась, передвигаясь все дальше по коридору, а когда закончила мыть пол и направилась в туалет, едва не столкнулась с хозяином. Он как раз вышел из кабинета, взглянул на меня хмуро и уже собрался двигать дальше, но внезапно притормозил и начал пристально меня разглядывать. М–да, нашел время любоваться, что интересного в взмыленной и уставшей девице? То ли дело он, статный, сразу видно, не горбатится за монетку, костюмчик на нём дорогущий, на ивановской мануфактуре сделан, сорочка белоснежная, золотые запонки, из кармашка жилетки свисает цепочка часов, тоже золотых, шейный платок так замысловато завязан, ботинки начищены до блеска, в руках цилиндр. Красавец–кавалер! Вот ты глупая! Ничему тебя жизнь не учит! Да мало ли, какой он там красавец. Мысленно обругав себя, я обошла его, буркнув «драсте», ускорила шаг, и тут он позвал:

– Эй…

Так как в коридоре нас было двое, ясное дело, обращался он ко мне. Я повернулась и растянула губы в улыбке, раз уж он здесь хозяин и платит мне деньги. Мужчина приблизился и тоже улыбнулся, что меня слегка воодушевило. Выходит, меня не собираются увольнять по необъяснимой причине. Уже хорошо.

– Ты новая поломойка, что ли? – спросил он. Я молча кивнула. Он продолжал разглядывать меня с таким выражением лица, точно перемножал в уме трехзначные цифры. – Как тебя звать?

– Катерина, – смущенно ответила я, прикидывая, начнет хозяин приставать или обойдется? И как себя вести в случае этих самых приставаний? К шишу17 его послать? Посылать не хотелось, работой я дорожила.

– Катерина? – переспросил он и вздохнул вроде как с облегчением. – А фамилия?

– Потапова, – пожала я плечами, не очень понимая причину его интереса, но почувствовала себя увереннее, потому что почти не сомневалась – зажимать меня тут же в углу он все–таки не намерен.

– А–а…– протянул он и замолчал.

Я не знала, что делать – идти по своим делам или дожидаться, когда он еще что–нибудь скажет.

– А чего в поломойки подалась? Проблемы? Аль не грамотная? – спросил он.

– Да вроде нет у меня проблем, – шмыгнула носом я. – И с грамотой в ладах.

Он развернулся и отправился назад к Любаше, а я, помедлив, побрела дальше, так и не поняв, что все это значит.

Минут через двадцать, когда я закончила уборку в туалете и вышла в коридор, меня позвала Любаша. Орать она могла громко, чем в тот момент и занималась. И я припустила к ней со всех ног, путаясь в юбке и теряясь в догадках, чем прогневила начальство. Дверь в ее кабинет по–прежнему была открыта, начальство я застала в таком же недоумении, в каком пребывала сама. Хозяин трактира стоял, привалившись к Любашиному столу, и продолжал на меня глазеть, а она сказала:

– Вот, Ерофей Степанович считает, ты вполне можешь работать подавальщицей. Справишься?

– Не знаю, – честно ответила я. – Я в одной богадельне на раздаче работала, а подавальщицей нет.

– Ну, дело–то нехитрое, – подбодрила она меня. – Девка ты старательная, руки из правильного места растут. Чего тебе, в самом деле, полы мыть?

Ерофей Степанович еще раз оглядел меня с ног до головы и усмехнулся, а я сказала немного невпопад:

– Благодарствую.

Он ушел. Любаша, проводив его взглядом, подозвала меня к себе и зашептала:

– Видать, ты ему приглянулась…

– Это хорошо или плохо? – вытаращив глаза, поинтересовалась, на всякий случай.

– А уж это от тебя зависит. Женат он, так что…

– Ну и на кой мне? – нахмурилась я.

– Вот и хорошо, – непонятно что имея в виду, заключила Любаша.

– Ну, я пойду, что ли? – спросила, переминаясь с ноги на ногу.

– Иди.

Через пятнадцать минут новость о том, что меня «повысили», облетела весь трактир. Началось ее обсуждение. Девки, собравшись в моечной, вправляли мне мозги, то есть давали советы, весьма противоречивые, надо сказать. Зойка, неизвестно чему радуясь, треснула меня по спине ладонью, заявив, что я везучая. Остальные с ней, в принципе, согласились. У меня возникли чисто практические вопросы, но их решили быстро.

***

На следующий день мы с Зойкой отправились к ее знакомцу, и за небольшие деньги (их пришлось занять у все той же Зойки) оформили мне санитарный вексель, а в понедельник я уже работала подавальщицей. После мытья полов эта работа показалась мне легкой, и я мысленно поздравила себя с удачей.

Посетители у нас бывали разные. Вечером толклись эти самые поклонники борцов за всяческие свободы, а вот днём захаживал и обычный рабочий люд, и клерки из близлежащих контор.

– Добрый день, – улыбаясь поздоровалась я в роли подавальщицы с первым своим клиентом. – Чего изволите?

– А что у вас есть из быстрого? – посматривал на часы сухопарый мужичок, самого что ни на есть конторского вида. – Я очень тороплюсь.

– Могу предложить вам кашу, сырники, омлет…

– Нет! – что есть мочи заорал мужик. – Только не яйца!

От его крика я подскочила на месте как ошпаренная, со стены напротив свалилась картина, Ванька за стойкой выронил пивную кружку, а на кухне, судя по звуку на пол уронили казан.

– П–п–прос–простите… – залепетала я.

– Это вы меня простите, нервы что–то шалят, – обратно сел мужик. – Понимаете, ко мне тётки приезжают. Вот я и разволновался.

– Хорошо, я поняла. Так чего бы вы хотели отведать? – осторожно поинтересовалась я.

– Да несите уж кашу, или что там у вас, – обречённо махнул рукой клиент. – Всё равно это ничего не изменит. Вы понимаете, я ж их люблю, тёток–то своих. Да только они ж меня всегда так позорят, – хлопнул на глаза ладонь он. – Знаете почему я не люблю яйца? А я вам скажу, – не дожидаясь моего ответа продолжил очкарик. – Мне было тогда десять. Маменька в тот год захворала, и они, тётки, я имею в виду, приехали тогда к нам в гости, поддержать, так сказать. Все дружно приехали, и погостевав пару дней, решили взять племянника, то бишь меня, с собой на море. Как будто я моря не видел! Ну папенька мой не мог сёстрам своим отказать, да и маменьке тоже было не до того, ну и отпустили меня с ними. Я даже обрадовался, к морю – это вам не книжки скучные читать. Ну и вот, загрузились мы в паровоз, пока то да сё, проголодались, ну и начали тётки снедь всякую на стол метать, и самая старшая, тёть Клава берёт яйцо и так в шутку – тюк меня им по лбу. А оно возьми, да и потеки… вот прям с моего лба, по носу, по подбородку и за пазуху. И что вы думаете? Средняя сестра, тёть Маша, в недоумении хватает второе яйцо и со словами «Мы что, их не сварили?!» тюкает опять в мой и без того заляпанный лоб. Тюк и второе яйцо стекает по мне, естественно. Третья, младшая значит, тёть Дуся, проделала всё тоже самое со словами «Да я ж точно варила!». И знаете что?

– Сырое, – догадливо кивнула я, закусывая губы дабы сдержать смех.

– Да! Представьте себе, сырое!

– Ну тогда я вам томлённую гречу с биточками по фирменному рецепту нашего шеф–повара принесу, – пискнула я и умчалась на кухню.

Замахав на любопытных девчонок руками, быстро рассказала повару, что от него требуется. Когда я вернулась с заказом, Ванька подошел, поставил на стол кружку медовухи и коротко бросил:

– За счёт заведения.

Остаток первого рабочего дня подавальщицы Катерины прошел более спокойно. Как и остальные три дня. А вот в воскресенье начались чудеса.

В пятницу, субботу и воскресенье всегда бывал наплыв, и в тот день с самого утра одни посетители сменяли других, так что все столы в нашем заведении были заняты. Вечером ожидалось выступление какой–то группы, и уже в семь часов народу набилось до отказа, за столами сидели по шесть, а то и по восемь человек, к стойке невозможно было протиснуться. Те, кому места не досталось, стояли вдоль стен с кружками пива и медовухи. Я и еще три подавальщицы сбивались с ног, шалея от грохота музыки, воплей, улюлюканья и густого табачного дыма, от которого не спасали ветряки18.

Пробираясь с подносом к одному из столов, я обратила внимание на странного парня. Он стоял возле стены в компании двух девиц и не сводил с меня глаз. Поначалу я решила, что моя красота не осталась незамеченной, вот его так и разбирает. И записала парня в нахалы, как–никак явился он сюда не один. Однако попыток привлечь мое внимание он не делал. Просто наблюдал за мной весь вечер с наисерьезнейшим видом, и я мысленно махнула на него рукой: пусть пялится, если делать больше нечего. Однако нет–нет да и косилась в его сторону. Пил он умеренно, все больше молчал, но, когда я в очередной раз прошла мимо, заговорщицки мне кивнул, что выглядело довольно глупо.

Музыканты закончили выступление, и народ стал расходиться, а парень занял место возле стойки, по–прежнему не сводя с меня глаз. На его поведение обратила внимание не только я, Борька (а в тот день была его смена), улучив момент, шепнул мне:

– По–моему, у клиента чердак снесло.

Я лишь устало отмахнулась, не испытывая желания это обсуждать. Ушел парень одним из последних. Я в тот момент собирала посуду и столкнулась с ним около стойки, он сунул мне в карман фартука клочок бумаги и заявил:

– Если что, звони, – и добавил фразу, которая загадочности всему только прибавила, потому что ее я и вовсе не поняла. По мне, так просто тарабарщина какая–то. Я замерла в полном обалдении, пытаясь понять, что это на него нашло, а он торопливо покинул зал трактира, решив, видно, что сказанного более чем достаточно.

– Чего это он? – придя в себя, пробормотала, обращаясь к Борьке. Он с большим интересом наблюдал за происходящим и слова клиента, безусловно, слышал. Борька усмехнулся, но объяснить ничего не пожелал. Сделать это, кроме него, было некому, и я, приблизившись, спросила: – Это что он сейчас сказал?

– «Патрия о муэрто», – повторил Борька фразу, произнесенную незнакомцем. – Это на испанском.

– И чего?

– Родина или смерть, – хмыкнул он. – До чего ты темная, Катюха.

– А ты светлый? – разозлилась я. – Что это за недоумок?

– Не обращай внимания, – засмеялся он. – Половина из наших постоянных клиентов – блажные19. Но вполне безобидные.

– То, что блажные, я поняла. От меня–то ему чего надо?

– Думаю, то же, что и всем, – хохотнул он. – Понравилась, наверное. Захотел познакомиться.

– Да? – достала клочок бумаги из кармана, на нем был написан номер чарофона, ниже имя и фамилия – Мирослав Муромов, фамилия была подчеркнута.

– Чего он там написал? – спросил Борька с интересом. Я показала ему записку. – Ну… – он пожал плечами. – Позвони, может, он и объяснит, в чем дело.

– Больно надо мне блажным всяким звонить, – я скомкала бумажку и бросила ее в корзину с мусором.

– Ты пользуешься успехом, – заявил Борька, смеясь. – Только и разговоров о новой подавальщице.

– И чего во мне такого особенного? – насторожилась я.

– Не бери в голову, – сказал он серьезно. – Поболтают и успокоятся. Трактир этот открыл один тип еще пятьдесят лет назад. Был помешан на революционерах и всякое такое, нашему Степанычу трактир, можно сказать, по наследству достался. Чтобы не терять клиентов, он все здесь оставил, как было при прежнем хозяине. Трактиров в городе полно на каждом шагу, а такой, как у нас, один. Контингент здесь особый – революционеры новоявленные, – он засмеялся. – Большинство, правда, ходят сюда из любопытства.

– Революционеры? – ахнула я. – Настоящие?

Ужас–то какой! Вот же место я себе выбрала! Молодец, ничего не скажешь. Боги, да откуда же у нас на Руси мерзость–то такая. Мы ж чай не в Америках–то, да не в Европах, вот там да. Там у них такое частенько, и революции, и бунты. А всё, потому что головы людям задурили! Всё потому, что Веру и Богов забыли, немощными стали, покуда Боги тем, кто истинно в них не верит, силу свою и помощь не дают. Нет нигде, кроме Руси, мудрых волхвов и чародеев, нет осенённых милостью Богов.

Это было давно. Так давно, что стало преданием. А некоторые и вовсе считали это безумной ересью и сказками. Сказками о всесильных и прекрасных Богах, живших в благодатном краю. Они дружили, ругались, любили и даже иногда враждовали между собой, но жили. И росли Боги, и сила их тоже росла. И вот как земная твердь не могла уже нести эту непосильную ношу, решили милостивые Боги дать ей время окрепнуть и отдали часть силы они тому люду, кто обещал веровать в них, и пообещали помощь, защиту и поддержку тому люду, кто верует в них и живет на их земле. На Руси.

Не предали русичи своих Богов. Веровали. И не оставили Боги русичей милостью своей. Научился люд управлять силой, ниспосланной Богами, научился жить в гармонии с природой. Но не стали русичи уповать только на божью благодать, не поставили чары во главе. Уважение и хвала мудрым волхвам и чародеям, но не всесильная и безграничная власть. Нести мудрым волхвам и чародеям науку важную в души людские, да знания в умы. А коли сам человече придумает нужное да полезное, так не запирать полёт мысли людской. Не чинить препятствий. Помогать. Развивать. Учить.

Вести расходятся быстро, даже в те лета, когда не было чарофонов, спутников, и чаросвязи… Долетела молва и до тех королевств и стран, где всё это считали ересью и сказками… И потекли на Русь люди с головами светлыми, с мыслями умными, спасаясь от костров и палачей инквизиции. Бежал люд, спасая свои знания и жизни от веры странной, где были они рабами божьими. Бежали на Русь. Ибо не было рабства на Руси. Ибо мы дети Богов, созданные по образу и подобию их, а не твари божьи мы, и не рабы божьи мы… любой верующий русич – дитя Богов.

На что только не шли безбожники, дабы удержать люд в границах своих. Жгли, пороли, казнили, топили… но тем слаще были думы о «запретной Руси». И потекли тоненькие ручейки…

А ведь милости Богов всем хочется, даже безбожникам. И потянулись на Русь те, кто хотел обманом просочится на благодатную землю, кто и не думал о вере, кого манили мысли о злате да богатстве. А почему бы и нет?! У этих русичей, у них ещё есть. У них много. Они же глупые! Язычники! Верят в то, что они дети божьи. Смех, да и только. Ну так детей же надо воспитывать? Ведь так? Ну вот и хорошо. Мы и займёмся этим. И направим их странному королю, который зовёт себя Князем, посольство. И не просто посольство. А с письмами и грамотами, дарами и обещаниями. Глупые русичи обязательно поверят в то, что мы желаем им только «хорошего», и не поймут глупые язычники, что мы им предлагаем что–то в стиле «Мы вам утюг ненадолго погладить, а вы нам буженины постоянно и навсегда поесть…». Ну конечно же в письмах и грамотах всё было мудрёнее и красивше–то написано, но суть не изменилась.

Князь тогда долго смеялся. Аж икота разразила. А уж как волхвы да чародеи веселись. Неужто и впрямь безбожники верят и надеются, что «глупые русичи» будут им милости божьи раздавать? Возвращать «рабов», что научились на Руси «ереси поганой», дабы их предали очистительной молитве? Неужто настолько скудоумны? Ан нет. Не скудоумны. Хитры…

Пока послы плели паутины словесные, расползались по городам и весям их шпионы, в рясах черных, да одеждах богатых. Мол посмотрим, как живут русичи, а вдруг и мы так сможем? И вели они беседы душевные, предлагали злато да серебро. Обещали чародеям да чародейкам, волхвам да волховицам власть несметную, житиё–бытиё в замках и дворцах нерушимых, в неге и праздности. Да только смеялись над ними да словами их худоумными20 русичи. Ну как можно–то предать Истинную Веру? Как оставить землю благодатную? Вы часом там челом не ушиблись? На кой нам замки да дворцы? Своих теремов хватает. На кой нам пить и есть на злате и серебре в неге и лености, коли нам столь ещё нового открыть предстоит? Человек же должен не быть скотиною? А–а–а… не скотиною. А кем? А–а–а–а… повелителем? А кем повелевать–то? Ах рабами глупыми! Ну так глупый всё ж не так сделает, самому переделывать надобно будет, и на кой тогда? В таком ключе и велись беседы. Нет, ну кто–то и соглашался на посулы, ибо не было желания самому трудится. Ибо, ну красиво ж пели–то!..

И как бы не пели гости заморские, и как бы не старались быть ликом светлы, да только мысли чёрные и злоба рвались наружу. Как эти «смерды–еретики» могут отмахиваться от их красивых слов и обещаний?! Как они смеют отказать?! Как смеют украдкой, а то и в лицо, смеяться?! Да мы научим их смирению! Мы научим их уму–разуму! Кнутами их! Отребье! В кандалы их! Сброд! Язычники! Сжечь всё!!!

Забылись «гости дорогие», что на Руси они, что не в Европах–то они, где люд простой, аки овцы идёт на заклание. Забылись, что ряса черная тут просто одёжка–дерюжка, что титулы громкие – просто слова. Забылись… Вот и пожаловали они в кандалах, да кнутами гонимые, прямиком на площадь, пред Княжьи очи. Ох и осерчал тогда Князь. Да что там Князь. Сами Боги осерчали.

Возвращались безбожники в королевства свои не так, как планировали. Ох не так. Не даром на Руси говорят: «Что худого у тебя на языке да в уме, то тебе в пазуху», ох не даром… Но русичи–то говорят, а Боги сразу вершат!

Да так всё просто у них и быстро получилось, только и отгремел голос Велеса – «Каков ты внутри, таков и снаружи. Покажи всем всю истину!» – как всё посольство зашлось в крике, падая на колени. И поднимались они на ноги, обезображенными каликами. Кто горбат, кто лицом чёрен, кто в чирьях, кто нем был, кто глух, кто с бельмом на один, а то и на оба глаза, а кто и вовсе с рогами козлиными и копытами, да ушами и хвостами ослиными … и всех, всех до единого Князь отправил по домам. Да не просто так, а с войском многотысячным. Ну, и что б не было недопонимания у собратьев правителей да королей, пару писем им, написал коротких. «Кто к нам с мечом, да худыми мыслями явится, тот в рыло и получит»! Уяснили?! Уяснили…

Но злобу да обиду затаили. И таят до сей поры. И стараются, и пытаются безбожники Русь поколебать, да смуту посеять, обманом ли, силой ли, да не получается. Не даётся им Русь. Воровали волхвов да чародеев. Да только не помогло им это. Не работают в неволе–то чары, не передаются–то знания и обряды. Объединялись они в походы военные, да только стоило на Русь им ступить, как мор нападал на войско тёмное. Тот служивый, что просто приказ выполнял, без злобы чёрной в душе, болел заразою разной. Кто же нёс в сердце и уме своём тьму на Русь, тотчас становились ущербными каликами. А те, что бесчинства творили на пути своём, «предавая очистительному огню еретиков–язычников», умирал в муках, что другим причинял…

И потянулся люд к Вере Истинной. И разрасталась Русь. Переходили княжества под длань Руси. И все они – поляки, силезцы, словинцы, чехи, словаки, кашубы, моравы, лужичане, болгары, сербы, хорваты, босняки, македонцы, словенцы, черногорцы, а тянулись не только они, со временем перешли грузины, абазины, абхазы, адыги, азербайджанцы, армяне, дагестанцы, осетины, ингуши и чеченцы – все они становились русичами. И земли их стали Русью…

– Откуда настоящим взяться, Катюха? – засмеялся Борька, прерывая мои потуги порыться в истории.  – Так, играются. Твой Муромов, должно быть, из их числа.

– А я–то тут при чем?

– Это ты у него спрашивай, – он вновь засмеялся, а мое любопытство так и осталось неудовлетворенным, что было обидно.

По дороге домой я рассказала Зойке о записке, и мы немного погадали: парень просто идиот или его поступок что–нибудь да значит? Сошлись на том, что идиот, и успокоились.

***

Глава 3

На следующий день у меня был выходной. С утра я отправилась в лавку, прикупить пару вещичек, чаевые – это хорошее дело. По дороге заглянула в парк с намерением немного прогуляться, но вскоре заторопилась домой, потому что не завела будильник и боялась, что Зойка, чего доброго, проспит на работу.

Дверь квартиры оказалась не заперта. Это меня удивило, я точно помнила, что ее запирала. Зойка, конечно, могла проснуться и без будильника, но с какой стати ей оставлять дверь открытой? Может, она к соседям пошла? Войдя в квартиру, я громко позвала:

– Зойка!

Не дождавшись ответа, решила: она точно у соседей, должно быть, звонит кому–нибудь от Марьи Захаровны. Сделала еще пару шагов, насвистывая, и замерла, увидев Зойку. Та сидела на диване в ночной сорочке и таращилась на меня с таким видом, будто с утра выпила месячную норму водки.

– Ты чего? – растерялась я, и тут мне стало ясно: Зойка в комнате не одна. В кресле сидел мужик и играл ключами от машины; второй тип, постарше и посолиднее, пасся возле окна. Заметив меня, сказал весело:

– Проходи, красавица, – я перевела взгляд с него на Зойку, та сглотнула, зябко поежилась, косясь на незнакомца. Понятнее ситуация от этого не стала. – Заходи, заходи, – повторил мужик и усмехнулся, а я спросила, обращаясь к Зойке:

– Это кто?

– Они… к тебе… – с трудом произнесла она.

– Ко мне? – растерялась я и во избежание неприятностей приняла максимально придурковатый вид. Поскребла в затылке, переминаясь с ноги на ногу, и вздохнула. Тот, что сидел в кресле, подошел ко мне, посмотрел пристально и повернулся к тому, что стоял у окна.

– Что скажешь? – Мужчина в ответ пожал плечами. – Тебе сколько лет? – теперь вопрос адресовался мне.

– Двадцать. А чего? – захлопала я глазами.

– Ничего, – передразнил он. – Откуда тебя принесло?

– Сейчас или вообще? – вежливо, на всякий случай уточнила я.

– Вообще.

Я ответила, конечно, хотя очень хотелось послать их в болото. Но чуйка подсказывала, что вести себя скромно и на вопросы отвечать.

– Паспорт есть? – спросил тот, что постарше.

– Само собой.

– Ну, так покажи.

– А на шиша вам мой паспорт? – робко возмутилась я. – Вы что, из охранки21?

– Ага, – хмыкнул мужчина вроде бы утвердительно, но я решила, что врет. Однако сочла за благо документ показать. Он разглядывал его с таким видом, как будто очень сомневался, что он настоящий, но, к моему облегчению, документ все же вернул. Я поспешно убрала его в ридикюль. Они вновь переглянулись с немым вопросом в очах.

– Он спятил, – наконец произнес тот, что у окна. – Это просто лоха деревенская.

– Я в городе жила, – пискнула я с обидой, и тут же об этом пожалела. Оба посуровели, тот, что раньше сидел в кресле, уставился на меня и произнес медленно, будто заколачивая слова в мою голову.

– На всякий случай предупреждаю: если ты что–то задумала – это плохая идея. Глазом не успеешь моргнуть, как к дружкам отправишься.

– К каким дружкам? – икнув с перепугу, спросила я, но ответом меня не удостоили.

Незнакомцы не спеша вышли в прихожую, обойдя меня с двух сторон. Хлопнула входная дверь, и Зойка обрела дар речи.

– Боги, – пролепетала она. – Это что ж такое? У меня поджилки дрожат.

– Что это за типы? – спросила я в надежде, что она объяснит, что происходит.

– Откуда я знаю? – заголосила Зойка. – Пришли, напугали меня до смерти, о тебе спрашивали.

– Обо мне? – вытаращилась я на неё. – А что спрашивали–то?

– Кто ты, откуда, сколько тебе лет, давно ли я тебя знаю?..

– Боги! Да с чего я им сдалась–то? – беспомощно всплеснула руками.

– С ума сойти, – буркнула Зойка и пошла на кухню ставить чайник.

Мы понемногу успокоились и попытались совместными усилиями понять, что означал сей странный визит, но времени на это было мало – Зойка побежала на работу, и я терялась в догадках уже одна. Ночью, после ее возвращения, мы посвятили гаданиям еще часа два, но так как толку от этого никакого не было, уснули неудовлетворенные. И продолжали гадать утром по дороге на работу.

***

Через несколько минут после открытия в трактире появились двое посетителей: тот самый недоумок Муромов и девица примерно его возраста, в элегантном светло–бежевом наряде. Рядом со спутником, одетым в потертые штаны и не один раз стиранную рубаху, она выглядела диковинной птицей, которые в наш трактир обычно не залетали. Такие ходят по ресторациям, порхают на приёмах и балах, посещают театры да оперы. Обслуживать их отправилась юркая и смешливая Нюрка, но через минуту она вернулась и сказала:

– Иди, тебя спрашивают.

Даже не пытаясь угадать, чего на этот раз стоит ждать от жизни, я подошла к столу, который занимали эти двое, вооружившись блокнотом и карандашом, и приветливо поздоровалась. Девица взглянула на меня и спросила с сомнением:

– Вы Катерина?

– Катерина, – не стала я спорить.

Парень с барышней переглянулись. Мирослав вроде бы собирался что–то сказать, но не решился. Девица выглядела растерянной. Время шло, а парочка молча на меня пялилась. Мне это надоело, и я спросила:

– Заказывать что–нибудь будете?

– Два кофе, пожалуйста, – поспешно ответила девица, я уточнила, какой кофе им нужен, и пошла к стойке. Парень перегнулся через стол к девице и что–то горячо зашептал, косясь в мою сторону.

– Популярность твоя растет? – подмигнул мне Борька.

– А что толку? – буркнула я. – Мне бы чаевых побольше.

Я принесла кофе, барышня, словно собравшись с силами, обратилась ко мне:

– Вы ведь недавно здесь работаете?

– Пару седмиц, – ответила я.

– Вы приезжая?

– Приезжая, и что? Паспорт смотреть будете? – не выдержала я, хотя точно знала, что должна проявлять терпение, даже если клиент не в себе.

– Паспорт? – не поняла барышня.

– Ага. Тут до вас двое приходили, паспорт спрашивали. Вот я и подумала, может, вам тоже интересно?

– Извините, – она покраснела, а мне стало ее жаль. Я улыбнулась в знак примирения.

– Просто вы очень похожи на одну барышню. Ее звали Софья. Софья Черкесская. Вам это имя ничего не говорит? – спросила она.

– Нет, – покачала я головой. – Среди моих знакомцев такой точно не водится. Да и знакомцев у меня здесь не сказать, чтобы шибко.

– А там, откуда вы приехали?

– Такой там точно нет, – подумав, ответила я.

– Я подумала, может быть, вы родственницы, – пояснила девица. – Сходство удивительное.

Пожала плечами, не зная, что на это ответить, и поторопилась убраться восвояси.

Выпив кофе, парочка удалилась, а я заглянула к Зойке.

– Представляешь, оказывается я похожа на какую–то барышню, – привалившись к дверному косяку, сказала, облегченно вздохнув. – Оттого некоторые и ведут себя как баламошки22.

– Что за девица? – нахмурилась подруга.

– Так кто ж знает. Надеюсь, теперь меня оставят в покое, раз я не она, и они смогли в этом убедиться.

– Чепуха какая–то… – разозлилась Зойка. – Похожа, и что? Далась им эта девица…

– Ну так, а я о чем?!

День прошел без происшествий, и по дороге домой Зойка выразила надежду, что на этом все и кончится, но чуйка моя соглашаться с ней не спешила. И как всегда, она, чуйка, оказалась права.

***

Утром меня разбудил звонок в дверь. Взглянув на сладко спящую подругу, которая звонка вроде бы не слышала, я с большой неохотой пошла открывать, гадая, кого шиш принес в такую рань, и на пороге обнаружила вчерашнюю барышню. Сейчас на ней было терракотовое платье и золотистые туфельки, темные волосы тщательно уложены, шляпка кокетливо сдвинута на бок, лицо аккуратно подкрашено. Выглядела она настоящей красавицей, и я ощутила нечто вроде зависти, подумав, что в своей майке, нечесаная и неумытая, выгляжу аки замарашка.

Раздосадованная этим обстоятельством, я даже не задумалась, какого шиша девица сюда явилась, а главное, как узнала мой адрес? Впрочем, в тот момент я решила, что, извинившись, она удалится, а я пойду предаваться сновидениям еще целых полчаса. Мысль о ее случайном появлении, конечно, была глупой, и оправдывало меня лишь то, что я к тому моменту до конца так и не проснулась. Барышня между тем поздоровалась, я буркнула в ответ «здравствуйте», и мы продолжали пялиться друг на друга. Мне это надоело раньше, чем ей, и я спросила:

– Вам кого?

– Мы с вами вчера виделись, – неуверенно произнесла она. – Я бы хотела поговорить…

– О чем?

Она нервно огляделась.

– Можно мне войти?

– Я вообще–то не одна живу, – хмуро сообщила я.

– Тогда, может быть, поговорим в моей машине?

Я вздохнула и открыла дверь пошире:

– Проходите.

Барышня сделала шаг, я закрыла дверь и кивком указала на кухню, прислушиваясь. Судя по всему, Зойка спала. Моя гостья, пытаясь скрыть брезгливость во взгляде, устроилась за столом, усевшись напротив, подумала: подумаешь, тоже мне королевишна заморская. После такого взгляда хотелось выпроводить нахалку из квартиры, но любопытство пересилило.

– Меня зовут Бажена, – сообщила барышня, справившись со своей брезгливостью.

– Очень приятно, – ответила таким тоном, что даже остолбень23 понял бы, приятно мне не было.

– У меня к вам дело, Катя. Мне нужна ваша помощь. Очень нужна. Я вам вчера сказала, что вы похожи на одну женщину, – она вдруг нахмурилась, приглядываясь ко мне, и, должно быть, сейчас не замечая большого сходства между мной и той самой Софьей. Если так, тем хуже для нее.

– Я помню, – сообщила я со вздохом.

– Она намного старше вас, блондинка, но… но вы все–таки похожи. – Бажена открыла ридикюль, достала фотографию, положила ее на стол и пододвинула ко мне. С карточки мне улыбался молодой мужчина с длинными светлыми волосами, широкоскулый и большеглазый. Вполне симпатичный, надо сказать. – Вот, – сказала Бажена. – Этого человека зовут Константин. Константин Валов. Когда–то он хорошо знал ту самую женщину. Ну тогда–то она была ещё молоденькой барышней, но это не важно. Я бы хотела, чтобы он вас увидел.

– Зачем? – насторожилась я.

– Разве это так важно? – кашлянув, спросила она.

– Важно, – усмехнулась, и вернула ей снимок. – И мне это не нравится.

– Что не нравится?

– Все. Не хочу я ни во что ввязываться.

– Я вам заплачу, – выпалила Бажена. – Тысячу. Тысячу золотом, только за то, что он вас увидит.

– На улице? – услышав сумму уточнила я.

– Нет. В сходите в ресторацию, где он часто бывает. Вам не надо к нему подходить. Вы просто будете сидеть за столиком, поужинаете и уйдете. За ужин я тоже заплачу.

– А если он ко мне подойдет?

– Если он подойдет, вы сделаете вид, что его не узнали.

– И все?

– Все. Тысяча рублей золотом и ужин в ресторации. По–моему, это неплохо, учитывая ваше финансовое положение.

– А вам–то какое дело до моего положения? И хотелось бы знать бы еще, на шиша вам это?

– Хочу проверить свои догадки. Если увидев вас, он обеспокоится, значит, я права.

– А не может он так обеспокоиться, что я от его беспокойства головы лишусь?

– Это исключено. Не подумайте, он не тать24 какой–нибудь. Вполне приличный человек. К тому же я буду в ресторации и, если что, всегда смогу вмешаться.

– Как–то все это странно… – нахмурилась я, но подумав сказала.  – Деньги вперед.

– Вы их получите перед тем, как отправиться в ресторацию. Договорились?

– Не знаю. Конечно, тысяча золотом – деньги не малые, тут уж не поспоришь, но проблемы мне не нужны. А у меня уже были какие–то типы, вели себя как полные недоумки. Встречаться с ними еще раз мне совсем не хочется.

– Я думаю, их тоже насторожило ваше сходство с Софьей, – кивнула барышня. – Мне просто необходимо проверить свою догадку.

– Вы бы рассказали мне об этой Софье, чтоб я знала, чего ждать от жизни.

– Она когда–то дружила с Константином. Точнее, он был другом человека, которого она любила.

– А где он сейчас, этот человек?

– Погиб. Давно. Тридцать лет назад.

– Как он погиб? – насторожилась я еще больше.

– Разбился. Обычная авария. Уверяю вас, ничего преступного. Не знаю, что вы подумали, но на самом деле… я просто хочу увидеть его лицо, когда вы встретитесь. Только это.

– Странная история у вас получается, он дружил и с этой вашей Софьей, и с типом, которого она любила. Третий лишний что ли? Ладно, – сложила я руки на груди, и напустила важный вид. – Не очень–то верится, что из–за таких пустяков вы готовы отстегнуть тысячу золотом, но если вы мне пообещаете, под клятвой… так и быть.

– Обещаю, заплачу тысячу рублей золотом, – тут же выпалила Бажена. – Пусть Боги осудят – если обману.

После её слов, над макушкой девицы заискрились маленькие золотистые звёздочки и тут же погасли.

– Хорошо, когда идти в ресторацию?

– Можно сегодня.

– Сегодня не получится. Работаю. Завтра. Завтра у меня выходной.

– Отлично, – с облегчением выдохнула Бажена, порылась в ридикюле и протянула мне визитную карточку. – На обратной стороне записан мой адрес и чарофон. Я жду вас вечером, в пять, у себя дома, – она поднялась и, будто опасаясь, что я вдруг передумаю, торопливо покинула квартиру.

Закрыв за ней дверь, я вернулась на кухню, взяла карточку и прочитала «Аршинина Бажена Аркадьевна. Адрес: «Московская, д.7, кв.13» и номер чарофона.

– Аршинина, – повторила я вслух и покачала головой.

Тут на кухне появилась Зойка.

– Ты сама с собой разговариваешь или кто–то был? – спросила она.

– Вчерашняя девица.

– Да ну… А чего ей надобно?

– Хочет, чтоб я сходила в ресторацию и встретилась там с этим мужчиной, – я кивнула на фотографию, которая так и осталась лежать на столе.

– И ты согласилась?

Утвердительно кивнула.

– Тысячу золотом дает.

– Спятила? Остолбню ясно, это не просто так.

– Ничего не случится, если я поужинаю в ресторации. Интересно ж ведь.

– Ты что, в ресторации никогда не была? – хмыкнула Зойка. – И в чем ты туда пойдешь? У тебя две юбки, пара штанов и три рубахи, а из обуви вообще одни ботинки, и те выкинуть пора. Знаешь что, пошли их к шишам, – заключила она. – Не к добру это всё, Катюха, помяни моё слово.

– Зой, ну это ж такие деньжищи! Нам на пять лет хватит! Мы с тобой и квартирку получше найдём, я на швею выучусь или на модистку, мамка говорила у меня талант к этому делу. Да ты и сама знаешь. Откроем мастерскую. Ты ж говорила, что счетовод хороший. Неужто нравится плошки драить? Ну Зой…

– Ох, Катька–Катька… – вздохнула Зойка, но в глазах мелькнуло что–то после моих слов. – Чувствую, вляпаемся мы в историю. Может все–таки пошлёшь их?

– Может, я так и сделаю, – кивнула я, не желая спорить.

По дороге на работу Зойка то предостерегала меня от опрометчивого шага и советовала послать в известном направлении нежданную гостью, то прикидывала, что из ее вещей я могла бы завтра надеть. В общем, она, как и я, не была до конца уверена, что от денег стоит отказаться. На работе особо болтать было некогда, и я понемногу отвлеклась от мыслей о завтрашнем походе в ресторацию.

Часов в шесть в зале появились те самые типы, что на днях посетили нашу квартиру. Плюхнулись за стол, презрительно оглядываясь, один махнул рукой, подзывая подавальщицу. Стол, за которым они сидели, должна была обслуживать Нюрка, и я с облегчением вздохнула, но все равно жизни радоваться не спешила. При появлении этой парочки помрачневший Борька быстро покинул свой пост за стойкой бара и исчез в коридоре, что не укрылось от моего внимания. Я последовала за ним. Направился он к Любаше. Дверь в ее кабинет осталась открытой, и я без особых проблем могла слышать их разговор.

– В зале молодцы Лаптя, – сообщил он.

– Чего им надо? – спросила Любаша, помедлив.

– Не знаю. Сидят за столом. Может, так просто зашли?

– Сомневаюсь. Надо Степанычу звонить.

Позвонить Любаша не успела, в коридоре появилась запыхавшаяся Нюрка, а мне пришлось срочно ретироваться в моечную, чтобы меня не застукали возле кабинета. Дверь за собой я закрывать не стала и видела, как Нюрка вошла в кабинет, выпалив с порога:

– Люба, там тебя спрашивают.

Любаша выругалась замысловато и зло и понесла свои девять пудов25 веса в зал.

– Чего? – наконец–то обратив внимание на мое присутствие, спросила Зойка.

– Мужики, что у нас были, в зале сидят. Любашу спрашивают, – испугано прошептала я.

– О, Боги… – Зойка замерла, хмуро меня разглядывая. По коридору прошел Борька. Заметив его, Зойка бросилась следом. – Борька, что за типы–то в зале?

– Тебе–то что? – огрызнулся он. – Мой плошки да никуда не лезь.

– Ясное дело, что дело полное дерьмо, – пробормотала Зойка, вернувшись. – Как думаешь, они тут из–за тебя?

– Я–то здесь при чем? – возмущенно всплеснула я руками.

– Ну, не знаю… угораздило же меня с тобой связаться.

Пока я выслушивала ее нытье, вернулась Любаша.

– Зойка, – позвала она громко. – Катерина у тебя?

– Здесь я, – подала я голос. Любаша вошла в моечную, которая сразу стала вдвое меньше. Колыхнула бюстом и начала гневно сверлить меня взглядом.

– Чего? – спросила я.

– Чего, чего… о тебе расспрашивали. Кто ты да откуда? Что у тебя за дела с этой шпаной?

– Какие дела? Вы спятили, что ли? Я знать никого не знаю!

– Чего ж тогда они тобой интересуются?

– Да откуда я знаю? Вот у них и спроси.

– Марш в зал! – рявкнула она. – Нечего стены подпирать… – меня как ветром сдуло. Любаша смотрела мне вслед, бормоча: – Ох, чует мое сердце, пожалею я о своей доброте.

Когда я вернулась в зал, стол, за которым ранее располагались визитеры, был пуст. Борька тер стойку с суровым выражением на физиономии.

– Чего все всполошились? – спросила я, подходя к нему.

– А ты не знаешь?

– Откуда? – вытаращила глаза.

– Эти парни работают на Лаптя, ну в смысле Лаптева. Есть такой человече в нашем городе. Редкая пакость.

– Тать? – испугано ахнула.

– Тать… – усмехнулся Борька. – Перевелись тати давно, только деловые люди остались. У нас им делать вроде нечего. Но вот пришли.

– И чего теперь?

– Отстань, – отмахнулся Борька.

До конца смены в трактире сохранялась нервная обстановка, на меня косились и вроде бы даже избегали. Было обидно.

Вечером мы вышли из трактира вчетвером: я, Зойка и еще две девчонки. Почти вплотную к служебному входу стояла машина, большая такая, черная. При нашем появлении переднее стекло опустилось, и я увидела одного из недавних гостей. Он усмехнулся, глядя на меня, и сказал, растягивая слова:

– У тебя смотрю подружка появилась? Что, плохо доходит?

Мало того, что их присутствие само по себе было неприятно, так этому типу еще пришла фантазия грозить мне при посторонних. Это меня здорово разозлило, но злость уступила место страху.

– Дядя, чего вы ко мне придолбались? – сказала, чуть не плача.

– «Дядя», – передразнил парень, и кивнул приятелю: – Поехали.

Стекло закрылось, машина тронулась с места и вскоре исчезла из поля зрения. Как и две девчонки, которые вышли из трактира вместе со мной. Судя по Зойкиному выражению лица, она мечтала к ним присоединиться.

– Шиш меня дернул с тобой связаться, – двадцатый раз за вечер пробормотала она и ходко направилась к дому.

– Да иди ты! – с обидой крикнула я ей в спину, и побрела следом.

Дома она молча разделась и легла спать, что было на нее не похоже, поболтать подружка любила. Я заподозрила, что нашей дружбе конец, и в тоске устроилась на своем кресле.

Утром Зойка ушла, не сообщив мне, куда отправляется, а я занялась уборкой, надеясь, что так смогу избавиться от тревожных мыслей. Даже окна вымыла и выстирала занавески. Вернувшаяся Зойка, конечно, обратила на это внимание и заметно подобрела.

– Идем обедать, я вареников купила.

У нас в тот день был выходной. Мы ели вареники, она взглянула на меня и спросила:

– Ну, что, пойдешь?

– К девке этой? Пойду.

– Я бы не пошла. И так шиш знает, что творится. Все из–за того, что ты на ту девицу похожа. Это ясно как день. Не знаю, чем она им насолила, но и тупому понятно, у них к ней большие претензии. А ты еще собралась куда–то идти. Оторвут башку…

– За что оторвут–то Зой? За то, что я на кого–то похожа? Да быть такого не может. Мы не в Европах, да не в Америках. Да кому я нужна? Обычная девица–подавальщица из провинции? Я ж не боярыня какая? – хмыкнула в кулачок.

– Лоха ты, Катька. Дитё безмозглое. Все тебе хихоньки. Ладно, – махнула рукой подобревшая Зойка. – Идем платье мое примерять. В чем ты в ресторацию–то пойдешь?

***

Глава 4

Платье мне не подошло, но расстраиваться я не стала, какой прок в платье, если туфель все равно нет? В четыре я вышла из дома, Московская находилась в самом центре, и я решила отправиться туда пораньше. У Станционного спуска села на омнибус, и доехала до драмтеатра. Улица Московская шла параллельно Центральному проспекту, нужный мне дом оказался высоткой, втиснутой между двумя пятиэтажными домами. Подъезд был с домофоном. Я набрала цифру тринадцать, и стала ждать.

– Кто? – спросил женский голос.

– Это Катерина.

– Поднимайся на пятый этаж.

Дверь в квартиру была открыта, хозяйка ждала меня на пороге.

– Привет, – буркнула я, решив, что если она мне «тыкает», то и мне ни к чему церемониться. Я очутилась в просторном холле, прямо кухня–гостиная, справа дверь в спальню, она была открыта, я увидела большую кровать с балдахином и присвистнула, – Нунифигасе! Вот это хоромы!

– Хоромы? – усмехнулась она. – Хоромов ты, похоже, не видела.

– Куда мне…

Еще одна дверь, на которую я поначалу не обратила внимания, открылась, и в холле появился приятель Бажены, тот самый Мирослав, что сунул мне в трактире бумажку со своим чарофоном. Не поздоровавшись, он начал меня разглядывать, обходя по кругу, и заявил:

– Ты права, совсем не то.

– Думаешь, ничего не выйдет? – нахмурилась Бажена.

– А ты что, думаешь он поверит?

– Давай попробуем, коли уж решили.

– Я вам не мешаю? – поинтересовалась я.

Парень улыбнулся, словно извиняясь.

– Понимаешь, Катя, когда я тебя увидел, то решил, что ты – это она. Вы очень похожи, то есть мне тогда так показалось. Но теперь я вижу… вы совсем разные… Она была очень красивая, – с грустью добавил он.

– А я что, уродина? – насупилась я.

– Нет, нет, что ты. Ты тоже красавица. Только другая…

– Они похожи, – заговорила Бажена. – Проблема лишь в том, что… Софья выглядела словно княжна… Если эта барышня будет молчать, то, может, и…

– Будете делать из меня княжну? – хмыкнула я.

– Попытаемся, – серьезно ответила Бажена. – Идем в ванную.

Ванная у нее была просторная, отделана с шиком. Я постаралась прикрыть рот и не глазеть по сторонам. Мирослав принес стул и поставил его напротив умывальника.

– Придется перекрасить тебе волосы, – деловито сообщила хозяйка. – Софья была блондинкой.

– Ага, – сказала я, направляясь к двери. – Разбежались. Всего доброго.

– Куда ты? – растерялась девица.

Мирослав сделал ей знак молчать и пошел за мной.

– Подожди. Не хочешь перекрашивать волосы, не надо, – он повернулся к Бажене. – Так даже лучше. Он решит, что они не похожи из–за того, что теперь она брюнетка. Сделай что–нибудь с ее волосами, чтобы они выглядели прилично.

– Сейчас придет мастер–цирюльник26 и всё исправит, – сказала Бажена.

– Что, настоящий мастер–цирюльник? – заинтересовалась я.

– Настоящий, – девица ушла в спальню и вернулась оттуда с фотографией. – Вот, посмотри.

Я взяла в руки фото в рамке. На нем молодой мужчина с темными волосами, зачесанными назад, обнимал двух барышень, обе блондинки. Одна была точной моей копией, другая чем–то похожа на Бажену, хотя глаза, нос и подбородок вроде были другими.

– Кто это? – Я ткнула пальцем в девицу справа.

– Моя сестра, – ответила Бажена. – А это Софья.

– Подумаешь, ничего особенного, – хмыкнула я.

– Ты ее просто не знала. Когда она шла по улице, мужчины…

– Недоумков в мире полно, – перебила я. – Красить волосы я не буду, остальное – пожалуйста.

Мастер – цирюльник появился через десять минут, молодой мужчина со стрижкой ежиком и круглой румяной физиономией. Цирюльников я себе представляла иначе и усомнилась, что он таковым является. Оказалось, напрасно. Свое дело он знал. Некоторое время внимательно разглядывал фото, потом уставился на меня.

– Без проблем, – сказал он весело и приступил к работе.

Меня посадили на стул спиной к зеркалу, и час, что цирюльник трудился, я изнывала от любопытства, пытаясь представить, что получится. Бажену с Мирославом он выгнал, чтобы не мешали. Сначала он занялся моими волосами, потом лицом. Через час он позвал хозяйку и мне разрешил взглянуть в зеркало. Мирослав пожал плечами, Бажена вздохнула.

– Ну? – растерялся мастер–цирюльник, не ожидавший такой реакции. – Вы только посмотрите: одно лицо.

– Да, они здорово похожи. Точно сестры–близнецы, – кивнул Мирослав.

– Все дело в выражении лица, – заговорила Бажена. – Просто… они очень разные… по характеру, я имею в виду.

– Ну, уж я и не знаю, – обиделся мастер–цирюльник и ушел.

Бажена принесла мне наряд. Выставив за дверь Мирослава, я переоделась и сказала удовлетворенно:

– Здорово.

Шелковая белая блуза с широкими рукавами, украшенная кружевным воротничком. Комплект из жилетки и юбки из насыщенно зелёной тафты. Жилетка корсетного типа выгодно подчеркнула грудь, а многослойная и асимметричная юбка до щиколоток, которая одним краем поднималась до середины колена, с отделкой по низу в виде широкой черной кружевной оборки, приковывала взгляд к ногам. Дополняли наряд маленькая черная шляпка с тонкой черной вуалью, кружевные перчатки, скрывшие отсутствие маникюра. То, что у меня не фигура, а загляденье, я и так знала, но теперь в этом не смог бы усомниться даже самый привередливый ценитель женской красоты.

– Пройдись, – попросила Бажена. Я прошлась по холлу, изображая столичную штучку. – Не косолапь, – буркнула хозяйка квартиры. – И спину держи прямо.

– А я как держу? – разозлилась оттого, что моя красота не произвела должного впечатления.

– Все так, и все совсем иначе, – вздохнул Мирослав, войдя в комнату, а я хмыкнула, решила не обращать внимания на эту тарабарщину и спросила:

– А туфли?

– Какая у тебя пядь27?

– Одна и двадцать девять.

– У меня одна тридцать пять. Заедем в лавку.

– А вы не очень тратитесь? – насторожилась я. – И где мои деньги?

– Дай ей деньги, – кивнула Бажена.

Мирослав протянул мне финкарту28.

– И что это? – нахмурилась я. – Мы так не договаривались.

– Ты хоть представляешь сколько это денег, тысяча золотом? – огрызнулся Мирослав. – Я что, по–твоему, совсем без мозгов, по улице с такими деньгами ходить. Эта финкарта на твоё имя, сама проверь.

– А как вы узнали мои данные? – возмутилась я.

– Тоже мне секрет, – фыркнула Бажена. – Смотри давай уже.

– У меня чарофона нет, – буркнула, покраснев.

– Боги… деревня, – Бажена закатила глаза, и принесла из комнаты чарофон. – На, это мой старый. Пользоваться–то хоть умеешь?

– Умею, у меня просто мой стащили в паровозе, – взяла чарофон в руки.

– Ну раз умеешь, тогда устанавливай банк–клиент и смотри, – скривила губы Бажена.

– А код?

– Четыре единицы, секретный пароль название вашей шарашки, – фыркнул Мирослав. – Можешь поменять.

– Вот и поменяю, – фыркнула я, заходя в банк–клиент на счет Катерины Потаповой. Поменяв данные и проверив, не дурят ли меня с деньгами, я сунула чарофон в карман, а карту… карту я спрятала там, где все женщины прячут ценное, в декольте. Проигнорировав фырканье, сказала, – Давай свои туфли, набьем носы ватой. Я с мамкиными всегда так делала. У нас выходные туфли одни на двоих были, а у нее пядь больше. Можно стельку вырезать потолще. Картонка может какая есть?

Картонку нашли. Бажена вынесла черные лакированные туфли, по виду обычные лодочки, но даже мне ясно было, что туфли шикарные и очень дорогие. Я чуть не взвизгнула от восторга, надевая их, и сдержалась только потому, что не хотела выглядеть совсем уж деревенской лохой, которая приличной обуви в глаза не видела.

– Сумочку надо, не с моим же ридикюлем мне идти?

Сумку мне вручили такую же лакированную, как и туфли, с серебряной застежкой.

– Пройдись еще раз, – попросил Мирослав. Я прошлась, вздернув нос, так, по моим представлениям, должна ходить княжна. – Я бы не сомневался, – он широко улыбнулся и подмигнул мне.

– Он, в отличие от нас, помнит ее очень хорошо.

– Тридцать лет прошло. Она могла измениться, – возразил Мирослав. – Целых тридцать лет, – добавил он с грустью.

– Тридцать лет? – удивилась я. – Вам самим тогда сколько было?

– Ладно, – сменила тему Бажена. – Вызывай извозчика.

Мирослав стал звонить.

– Ресторация «Дубрава», столик заказан на твою фамилию. Мы с Мирославом тоже там будем, постарайся не обращать на нас внимания. Веди себя естественно, делай вид, что кого–то ждешь. Как только нужный нам человек появится, сделай так, чтобы он тебя увидел, пройди мимо него, урони сумочку, например, а потом расплачивайся и уходи. И ни в коем случае с ним не заговаривай. С остальными тоже.

– Кто эти остальные? – на всякий случай спросила я.

– Кто бы ни был… Отвернись, дай понять, что разговаривать не намерена. Будет просто здорово, если ты рот вообще не откроешь.

– Да? А есть мне можно или просто сидеть и делать вид, что кого–то жду?

– Есть можно, а вот болтать нельзя. Иначе они сразу поймут, что ты за птица, – последнюю фразу она пробормотала скороговоркой, скорее для себя, чем для меня. И нервничала куда больше, нежели я, видно, сомневаясь, что я способна выполнить то, что от меня требуется.

Я пялилась на себя в зеркало, млея от собственной красоты, и на ее сомнения мне было наплевать. Я иду в ресторацию, на мне сногсшибательный наряд, и я сама барышня на миллион. Это мой звездный час, и ее сомнения меня в тот момент не тревожили.

– Да, вот деньги, чтобы расплатиться в ресторане, – она протянула мне несколько золотых, а я присвистнула.

– Сдачу возвращать?

– Ц! – закатила глаза девица. – Не обязательно.

– Тогда буду экономить. А вы ребята не бедные, – хмыкнула я. – Деньгами швыряетесь направо и налево.

– Экипаж подъехал, – сообщил Мирослав, проводил меня до двери и, распахнув ее передо мной, подмигнул. Я ответила ему улыбкой.

Извозчик всю дорогу на меня косился, не смея заговорить, а я лишний раз убедилась, как здорово быть красавицей.

***

Ресторация внешне не произвела на меня впечатления, и я даже загрустила. Находилась она в подвальном этаже старого дома недалеко от центральной площади. Возле стоянки на десяток машин и экипажей бродил охранник. Над стеклянной дверью висела вывеска, и никаких тебе швейцаров в ливрее. Я вошла в просторный холл и тут же поняла, что с выводами поторопилась. Ко мне подскочил молодой человек и вежливо поинтересовался, заказан ли для меня столик, я кивнула и вместе с ним вошла в зал, где попала в руки барышни–распорядительницы. Она мельком окинула мой наряд, и широко улыбнувшись, проводила к столику в глубине зала.

Старалась по сторонам не пялиться, чтоб люди, чего доброго, не решили, что я в таком месте в первый раз. Заведение было дорогим, и теперь мне стала понятна расточительность моих знакомцев, ужин в таком месте даже скромный обойдётся в кругленькую сумму, я столько за месяц в своём трактире зарабатываю. Зал оформлен со вкусом. Скатерти крахмальные, количество приборов на столике девицу вроде меня способно было вогнать в панику, но я решила не забивать себе голову по этому поводу. Разберемся, что здесь к чему. Подавальщик пододвинул мне стул и подал меню.

– Я жду друга, – сказала, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно, хоть мне и хотелось взвизгнуть от удовольствия. – Принесите кофе и минеральной воды.

Подавальщик поклонился и ушел, а я слегка расслабилась и позволила себе оглядеться. Зал был небольшой, свет приглушенный, мягкий, почти все столики заняты. Когда мне принесли кофе, в зале появились Бажена с Мирославом, сели в соседнем ряду, через два столика от меня. В мою сторону даже не взглянули. Стараясь делать это незаметно, разглядывала лица присутствующих мужчин. Никого похожего на типа с фотографии. Придется ждать. Ничего против я, конечно, не имела. Соседний стол пустовал, и мне подумалось: что, если тот мужчина устроится за ним? Хорошо это будет или плохо?

Тут в зале появился новый посетитель. Пока он шел по проходу, все дружно провожали его заинтересованными взглядами. Мужчина был высок, статен, и привлекателен, одет в темно–серый сюртук, такого же цвета брюки, черную рубашку с воротником–стойкой и бабочкой. Вряд ли он смог бы добиться подобного внимания, если бы не одна деталь: явился он в шляпе темно–зеленого цвета с широкими полями, на манер америкосских пастухов, именующих себя ковбоями, ее украшала серая лента. Мне не так часто доводилось видеть мужчин в таких шляпах, если быть точной, это случилось впервые. Цилиндр, котелок, мурмолка29, папаха, малахай30, обычная фетровая шляпа – это пожалуйста, но, чтобы ковбойская, да еще в сочетании с костюмом и в ресторации? Лихо заломленная шляпа делала посетителя похожим на америкосского Дядю Сэма, только сигары в уголке рта не хватало. Занятный тип, конечно, на него стоило посмотреть. Он шел, засунув левую руку в карман брюк, ловко лавируя между столиками. Не удивилась бы, держи он в правой руке кнут или револьвер системы «смит–и–вессон», но парень, похоже, решил, что это будет чересчур. Он благополучно добрался до соседнего столика, подавальщик убрал табличку «Стол заказан» и принес ему меню. Незнакомец углубился в его изучение, а я ядовито подумала, что головной убор он носит потому, что у него наметилась плешь. Шляпу он все–таки снял и небрежно бросил ее на соседний стул, пригладив светло–пепельные волосы. Никакой плеши. Конечно, шляпа шла ему необыкновенно, но он и без нее выглядел хоть куда.

Время шло, а нужный мне тип все не появлялся. От безделья, исподтишка наблюдала за соседом. Ему принесли заказ, и он начал с аппетитом есть. В животе у меня заурчало. Я подумала, что дальше сидеть с чашкой кофе неприлично, и заказала салат, самый дешевый из длинного списка. Подавальщик поглядывал на меня с сочувствием, а я то и дело смотрела на часы, демонстрируя таким образом недовольство и сомнение. Когда же в очередной раз повернула голову, сосед мне улыбнулся и поздоровался кивком головы. С презрительной миной отвернулась. А он продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.

Бажена между тем тоже начала проявлять беспокойство. С Мирославом они почти не разговаривали, их взгляды без конца возвращались к узкому проходу возле эстрады. Часов в десять, когда я уже изрядно утомилась, Мирослав поднялся и скрылся в том самом проходе. Вернулся через несколько минут, на лице его отчетливо читалось разочарование. Он что–то сказал Бажене, та поджала губы, кивнула и подозвала подавальщика. Пока Мирослав расплачивался, она достала чарофон, набрала номер. Вслед за этим я услышала веселенький перезвон, не сразу вспомнив, что стала счастливой обладательницей чарофона, глупо вертела головой, но, вспомнив, вытащила чарофон из сумочки и ответила.

– Его сегодня не будет, – сказала Бажена. – Мы уходим.

Вздохнув, подозвала подавальщика и расплатилась. Он пожелал мне счастливого вечера, и я направилась к выходу. В холле дорогу мне преградил подвыпивший мужичок.

– Что, вечер не задался? – спросил он насмешливо.

Я попыталась его обойти, но не тут–то было: он схватил меня за руку. В этот момент в досягаемой близости возник еще один тип, пьянее предыдущего, и глумливо поинтересовался:

– Как насчет того, чтобы поразвлечься?

– Дайте пройти, – спокойно сказала я, сообразив, что они приняли меня за искательницу мужского внимания. Однако не была услышана.

– Барышня, да не расстраивайся, мы тебя утешим, – кривлялся первый сдёргоумка31, второй добавил:

– Ты не пожалеешь.

Я сделала еще одну попытку их обойти, и вновь безуспешно. Как назло, в холле никого не было. Придется справляться собственными силами. Я укоризненно посмотрела на них, мысленно сокрушаясь: носит же земля таких уродцев, и тут услышала за спиной:

– Пропустите барышню.

Я повернулась и обнаружила посетителя в шляпе с очень решительным выражением на лице. Чувствовалось, что против хорошей драки он не возражает и в ее исходе отнюдь не сомневается. Нетрезвые идиоты поняли это не сразу.

– Тебе чего? – сердито спросил один.

– Оставь барышню в покое, – повторил «Дядя Сэм» и улыбнулся.

Наверное, улыбка и ввела их в заблуждение, мужики не сочли за благо удалиться, а продолжали ораторствовать:

– Какого шиша тебе надо?

– Неприлично приставать к барышне, – сказал владелец шляпы.

– Нет, ты глянь, он нам мораль читать будет. Считаешь себя нашей маменькой?

– Папенькой, если не возражаете. Хотите, чтобы я надрал вам задницы?

– Да ты… – первый ринулся в атаку, но второй его неожиданно остановил:

– Ладно, Витёк, остынь, пусть катится.

Только я собралась восхититься внезапно нахлынувшим на него благоразумием, как поняла, в чем дело, и восторги поумерила. Мужик в шляпе вынул руку из кармана брюк, и пола расстегнутого пиджака вернулась на место, но за мгновение до этого я увидела оружие в наплечной кобуре. «Ковбой», – мысленно хмыкнула я. Пьянчуги направились в зал, а я к выходу. Мой спаситель обогнал меня и предусмотрительно распахнул передо мной дверь. Мы оказались на улице.

– Вас проводить? – мило улыбаясь, спросил он.

– Вы думаете, я с таким трудом отделалась от этих, чтобы ломать голову, как теперь от вас избавиться?

Он коснулся пальцем полей шляпы и улыбнулся еще шире:

– Прошу прощения.

Твердой поступью я направилась к переулку, а он остался возле дверей, наблюдая за мной. Когда я миновала парковку, он крикнул:

– До встречи!

– Избави Боги, – фыркнула я себе под нос, а он добавил:

– Вы очень красивая.

Свернув в переулок, я увидела серебристую машину, фары мигнули, но я не спешила к машине. Только когда из окна показалась голова Мирослава, выдохнула и быстро устроилась на заднем сидении.

– Ваш знакомый так и не явился, – сказала я. – Надеюсь, ко мне никаких претензий? – Я рассчитывала, что им станет ясно: возвращать деньги я не намерена. Бажена нервно покусывала губы, глядя в окно.

– Это первый раз, когда он не появился, – пробормотала она.

– Сочувствую.

– Вот что, завтра тебе придется опять сюда наведаться.

– Я не против, – пожала плечами. – И даже денег с вас не возьму, раз уж так получилось. Но если он и завтра не придет…

– Тогда что? – повернулась ко мне Бажена.

– Тогда платите денежки. За здорово живешь сидеть в этом кабаке…

Бажена собралась ответить явно что–то резкое, но Мирослав сделал ей знак молчать, повернулся ко мне и сказал с улыбкой:

– Завтра нам повезет.

– Надеюсь, – буркнула я. – А сейчас, если вы не против, я бы хотела побыстрее оказаться в своей постели.

Они отвезли меня домой, по дороге все больше молчали, только когда машина остановилась во дворе, спросила:

– А где моя одежда?

– Мирослав, достань пакет из багажника, – сказала Бажена.

– Мне здесь переодеваться? – саркастично уточнила я.

– Возьми костюм с собой, – закатила глаза Бажена. – Завтра мы заедем за тобой в шесть.

Кивнула и, прихватив пакет, побрела домой. Дверь мне открыла Зойка и вытаращила глаза, увидев меня на пороге. Поразил ее не мой приход, его она как раз с нетерпением ждала, а то, как я выгляжу.

– Это ты? – спросила она с сомнением.

– А кто еще? У меня есть деньги, – порадовала я. – Верну тебе долг, и еще останется. Всё как мы и планировали! Здорово, да?

– Рассказывай, что там было, – заволновалась Зойка.

Но я для начала скрылась в ванной, смыла всю краску с лица и переоделась. Мы устроились на диване, и я, почувствовав себя куда спокойнее, поведала о своих приключениях.

– Значит, он не пришел. Как думаешь, зачем им это?

– Понятия не имею, – покачала головой.

– Просто так люди деньги тратить не станут.

– Насколько я поняла, не такие уж это и большие деньги для Бажены. Я была у нее, я тебе скажу, очень недешевая квартира у неё, не говоря обо всём остальном.

– Богатые все жадные. Уж поверь мне. Лишней копейки не дадут. На днях мужики в трактире обедали, все из себя, а чаевых Нюрке оставили десять копеек.

– Козлы, – согласилась я. – А вот сходить еще раз в ресторацию я не против. Там красиво.

– Никто из кавалеров к тебе не подкатывал? – подмигнула Зойка.

– Было дело. Один чудило в ковбойской шляпе.

– В ковбойской шляпе? А ты что?

– Послала его подальше.

– А если мужик хороший?

– Где они, хорошие? – скривилась я, и мы дружно вздохнули.

***

Глава 5

На следующий день часов в пять я начала готовиться к приезду Бажены. Соорудила с помощью Зойки прическу, потом она, достав свои тюбики и баночки, принялась разрисовывать мою физиономию. Получилось довольно забавно. Из зеркала на меня смотрела девица с ярко–зелёными веками и морковного цвета губами. Ничего общего со вчерашней красавицей, но нас это не смутило.

Ровно в шесть в дверь позвонили. В квартиру друг за другом вошли Бажена с Мирославом и вчерашний мастер–цирюльник. От моего нового облика они пришли в ужас. Я отправилась в ванную смывать следы наших с Зойкой трудов, потом цирюльник приступил к работе. На этот раз времени у него ушло гораздо меньше. Зойка решила потратить свое время с пользой и начала задавать вопросы. Мирослав в ответ отшучивался, Бажена их попросту игнорировала. Вызывать извозчика не стали, вчетвером поехали на машине Бажены, возле старого шапито высадили цирюльника, и отправились в ресторацию.

В тот вечер первыми в зал вошли Бажена со спутником, мне надлежало появиться минут через десять. Что я и сделала. Устроилась за тем же столиком, что и накануне, сразу же обратив внимание на обладателя странной шляпы. Он сидел недалеко от сцены, головной убор покоился на стуле, а мужчина с праздным видом разглядывал публику. Заметив меня, широко улыбнулся и помахал рукой. Хмыкнула и отвернулась. Подскочил подавальщик и спросил:

– Кофе и стакан воды?

– Приятно, что вы помните вкусы клиентов, – усмехнулась я.

– Такую барышню забыть сложно, – доверительно сказал он, и в рекордно короткий срок принес мне кофе и минералку.

Вскоре после этого в зале появился мужчина в светлой пиджачной паре в тонкую синюю полоску. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: это тот, кто нам нужен. Посмотрела на Бажену, та едва заметно кивнула, а я стала ждать, что за этим последует. Мужчина переходил от одного столика к другому, улыбался, о чем–то спрашивая посетителей. Стало ясно, что он здесь, скорее всего, работает и вышел в зал, чтобы узнать, довольны ли клиенты. К столику, за которым сидела Бажена с Мирославом, он тоже подошел, но возле него не задержался. За двумя сдвинутыми столами отдыхала компания из шести человек: две женщины и четверо мужчин. Один из них поднялся, и они обменялись рукопожатием. Мужчина что–то сказал, за столом дружно засмеялись, он тоже засмеялся, похлопал приятеля по плечу и пошел дальше, сделав замечание проходящему мимо официанту. Парня в шляпе он вроде бы проигнорировал, хотя тут наверняка не скажешь. Ко мне подскочил официант и спросил:

– Еще что–нибудь?

– Я подожду с заказом, если вы не против.

– Конечно, нет.

– А кто этот мужчина? – решилась спросить, указав кивком на типа в темном костюме.

Официант перешел на шепот:

– Константин Павлович? Наш хозяин.

– Ресторация ему принадлежит?

Подавальщик кивнул и, сообразив, что далее продолжать разговор я не намерена, неслышно удалился. Константин Павлович продолжал движение по кругу, расточая улыбки налево и направо и приближаясь ко мне. Я с праздным видом вертела в руках чашку, он сделал пару шагов, и тут его взгляд уперся в меня. Бажена могла быть довольна произведенным эффектом. Мужчина замер, лицо его непроизвольно вытянулось, мгновенно лишившись улыбки. Он даже поспешил опереться на спинку стула. В общем, его волнение бросалось в глаза. Однако он быстро с ним справился, улыбнулся мне и спросил:

– Все в порядке?

– Да. Спасибо, – кивнула я, он тоже кивнул и твердым шагом направился на кухню, по крайней мере, скрылся в том направлении.

Перевела взгляд на Бажену, она усмехнулась, едва заметно кивнув. Я же понятия не имела, что делать дальше: продолжать сидеть за столом, невесть чего ожидая, или убраться восвояси?

Тут в зале вновь появился Константин Павлович и, проходя мимо моего стола, сунул под салфетку листок бумаги. Маневр был выполнен виртуозно, но вряд ли остался не замеченным Баженой, не спускавшей с него глаз. Я не спеша приподняла салфетку. Записка была лаконичной: «Позвони». И номер чарофона. Сунув записку в сумочку, уставилась на Бажену в надежде, что она даст понять, что мне теперь делать. Она же шепталась с Мирославом, и на мои взгляды ей, похоже, было наплевать. Не мудрствуя, подозвала подавальщика и сделала заказ. За это время Константин Павлович успел покинуть зал. Так как только он меня и интересовал, наблюдать больше было не за кем, и я заскучала.

Примерно через полчаса в зал вошел мужчина, выше среднего роста, крепыш с наголо бритой головой и приплюснутым носом. Узкие губы кривились в ухмылке, делая и без того малоприятную физиономию просто отталкивающей. Он подошел к подавальщику, что–то ему сказал, а потом устроился возле сцены за круглым столиком, который не был сервирован. Выходило, что устроился он там неспроста, ведь, не смотря на наплыв желающих отужинать, свободные столы в зале все–таки были. Подавальщик направился в коридор за сценой и через некоторое время вернулся вместе с Константином Павловичем. Тот подошел к крепышу с боксерским носом, парень кивнул и что–то сказал с все той же ухмылкой, Константин Павлович пожал плечами и без видимой охоты устроился за столиком. Перегнувшись к нему, лысый быстро заговорил. Константин Павлович кивнул, потом нахмурился, покачал головой, вроде бы возражая. Крепыш продолжал говорить, а Константин мрачнел на глазах. Подперев подбородок ладонью, он смотрел куда–то вдаль и теперь кивал практически непрерывно, соглашаясь с доводами собеседника. Все это продолжалось минут пятнадцать. Наконец лысый встал, протянул Константину руку, тот с задумчивым видом пожал ее, и крепыш направился к выходу.

Я перевела взгляд в сторону сцены – обладателя шляпы за столом не было. Занятая наблюдением за хозяином ресторации, на странного типа я уже давно не обращала внимания.

Константин Павлович еще некоторое время сидел за столиком, потом удалился в направлении кухни. А я решила посетить дамскую комнату и заодно позвонить Бажене и узнать, что у нас дальше по плану.

Уборная находился в узком коридорчике, отделявшем зал от небольшого холла, где курила компания мужчин, что–то громко обсуждая. В коридор выходило три двери, две вели в уборные, соответственно мужскую и женскую. Третья была чуть приоткрыта, за ней царила темнота. Я вошла в уборную, достала чарофон и набрала Бажену.

– Слушаю, – отозвалась она после первого звонка.

– Ну, вот, он меня увидел. Что дальше? – проявила я интерес.

– Что он тебе передал? – спросила она.

– Записку с номером чарофона.

– Расплачивайся и иди к машине.

Вышла в коридор, сделала пару шагов и притормозила. Совсем рядом кто–то то ли застонал, то ли просто тяжело вздохнул. Я оглянулась, мужчины все еще курили в холле, в мою сторону никто не смотрел. Сделала еще один шаг и остановилась возле неплотно прикрытой двери, потом осторожно ее толкнула. Дверь подалась, но что–то ей мешало. Еще раз оглянувшись, протиснулась в образовавшуюся щель и нащупала рукой выключатель. Вспыхнул свет, и я стиснула зубы, едва слышно выругавшись. На полу, раскинув ноги, сидел лысый. Левая рука его была безвольно опущена, правую он держал на животе. На фоне светло–голубого сюртука кровавое пятно под рукой лысого выглядело устрашающе.

– Вот дерьмо, – пробормотала я, выключила свет, трясущимися руками схватила подол юбки и протерла выключатель и ручку двери, а потом на приличной скорости устремилась в зал. Улыбнулась идущему навстречу подавальщику и тяжело опустилась на стул. Константина в зале не было. Оглядев публику, задержала взгляд на обладателе шляпы, он держал в руках бокал с вином и с готовностью мне улыбнулся. «Надо сматываться», – подсказал мне здравый смысл.

Расплатившись, я покинула зал, косясь в сторону комнаты, где обнаружила лысого. Вошла в уборную и набрала номер Константина Павловича. Он не ответил.

– Шиш, – вновь пробормотала я.

Мимо прошла компания мужчин, я слышала громкие голоса. Еще раз набрала номер, безрезультатно. Покинув уборную, я через пару минут была уже на улице. Вскоре появились Бажена с Мирославом, в это время я прогуливалась неподалеку, безуспешно пытаясь дозвониться до Константина. Завидев парочку, удалила звонки из чарофона и пошла им навстречу.

– Садись в машину, – кивнула Бажена.

Я села, а она спросила:

– Где записка?

– Вот, – достала из сумочки листок бумаги и протянула ей.

– Отлично, – сказала барышня. – Звони.

– Не пойдет, – покачала головой.

– Что? – Она вроде бы удивилась.

– Мы о чем договаривались? – хмуро спросила я. – Вы хотели, чтобы он меня увидел. Он увидел. Звонить ему не собираюсь.

– Почему? – возмутилась она.

– Потому что мне ваши игры не нравятся. Кто этот тип и с какой стати мне ему звонить? Или объясните, чего вы добиваетесь, или катитесь в болото. Мне неприятности не нужны.

– Какие неприятности? – вмешался Мирослав. – Он попросил позвонить, ты позвонишь. Ничего такого…

– Вам надо, вы и звоните. Задолбали ваши тайны.

– Расскажи ей, – тихо произнес Мирослав, обращаясь к Бажене.

Она посмотрела на меня и поморщилась.

– Звонить не буду, – сурово повторила, прикидывая, как скоро обнаружат тело лысого.

– Поехали, – резко сказала Бажена и завела мотор. – Чарофон верни.

– Ты же говорила, что он мой, – обиделась я.

– Обойдешься.

– Да забирай, – бросила чарофон Мирославу на колени и отвернулась к окну.

– Я думаю, ей следует рассказать. Тогда она нам поможет, – произнес он, протягивая мне чарофон обратно.

– Не обещаю, – буркнула я.

– Ты еще не понял, что это за девица? – фыркнула Бажена. – Все, что ее интересует, это деньги.

– Вот–вот, – поддакнула я. – Мы в расчете. А теперь проваливайте.

Она резко затормозила.

– Это ты проваливай. Топай ножками или извозчика вызови. Наряд можешь оставить себе, я его все равно после тебя не надену.

– Ты что, спятила? – вмешался Мирослав.

Я вышла из машины, со злостью хлопнув дверью, и пошла по тротуару. Они малой скоростью ехали рядом. Бажена открыла окно и крикнула:

– Ладно, садись. Отвезу тебя домой.

– Звонить не буду, – предупредила, но в машину все же села.

Мы молча добрались до дома, где я теперь жила, и Мирослав мне сказал:

– Это вовсе не то, что ты, должно быть, подумала. Этот тип… он…

– Мне неинтересно, – огрызнулась я, выскочила из машины и поспешила домой, с неудовольствием подумав, что живу не одна, а, значит, вопросов не избежать. Так и оказалось. Стоило мне войти в квартиру, как в прихожей возникла Зойка и взволнованно спросила:

– Ну? Что?

– Ничего. Съела салатик по цене моего месячного заработка, посмотрела, как люди сумасшедшие деньги тратят, и вернулась.

– Этот мужик опять не появился?

– Нет, – зачем–то соврала Зойке. – У меня такое чувство, что эта парочка мне голову морочит. На всякий случай я послала их к шишу.

Поток вопросов это не остановило. Я переоделась и сказала Зойке:

– Пройдусь немного. Голова болит. А ты ложись, меня не жди.

– С ума сошла, болтаться здесь вечером? – возмутилась она, но я ее слова проигнорировала.

Отойдя от дома примерно квартал, я ещё раз позвонила. Константин не ответил. Время шло, решила прогуляться по алее и время от времени набирала номер, но все напрасно. Взглянула на часы. Уже двенадцать. Тело, скорее всего, обнаружили, должен был кто–то заглянуть в комнату… Если лысого нашли, то Константину сейчас явно не до меня.

Я вернулась домой и юркнула в постель, радуясь, что Зойка уже спит.

***

Утром мы проспали и едва не опоздали на работу. Нацепив фартук, я поспешно направилась в зал. Возле стойки стоял знакомый тип в неизменной шляпе и о чем–то болтал с Борькой. Я немного помечтала, что забрел он сюда случайно, но сама себе не поверила. Оказалось, не зря. Завидев меня, обладатель шляпы кивнул и сказал с улыбкой:

– Рад тебя видеть.

– Немного видимо надо для радости, – буркнула я, а он усмехнулся.

– Я не привередлив. Поговорим?

– А есть о чем?

– Еще бы. Слушай, – засмеялся он. – Тебя не узнать. Честно, не узнал бы, не будь уверен, что я тебя здесь застану.

– А уверенность откуда?

– В общем–то, я пришел, чтобы задать вопросы, а не самому их выслушивать.

– Если ты не заметил, сообщаю: я здесь работаю, – сказала я. – И не хочу, чтобы меня уволили. Так что либо заказывай что–нибудь, либо проваливай.

– Ишь ты! А у нее характер, – заметил парень, обращаясь к Борьке, тот молча наблюдал за нами. – Сегодня я решил экономить, – продолжал обладатель шляпы. – А поговорить придется. Я думаю, твой работодатель отнесется к этому с пониманием, узнав, что речь идет об убийстве.

– О чем? – растерялась я.

– Об убийстве, – пожал он плечами. – Вчера в «Дубраве» ухлопали одного типа. Оттого вопросы и появились.

Я оглядела его с ног до головы, прикидывая, кем он может быть, и спросила:

– Ты кто? Сбрендивший частный сыщик?

– Нет. Я следователь охранки в звании капитана – ответил он и сунул мне под нос бляху. Я тяжко вздохнула, косясь на Бориса. – Идем за столик, зачем нам лишние уши, – предложил капитан и направился к столу в глубине зала. Я сочла за благо за ним последовать.

– Кого убили–то? – проворчала я.

– Тушева Ивана Кузьмича. Слышала о таком?

– Нет. Я вообще понятия ни о чем не имею… Когда я ушла, в ресторации спокойно было.

– Это точно. Тушев разговаривал с хозяином ресторации, потом вышел из зала. Вслед за ним отправилась ты. Но люди, что находились в холле, его не видели. Тебя, кстати, тоже. А через полчаса после этого нашли его труп.

– Когда я выходила в уборную, в коридоре никого не было. А в холле мужики курили.

– Вот об этом и поговорим, – сказал он. – Кстати, будем знакомы: Сомов Николай Николаевич. Что ж, Катерина, если верить документам, тебе двадцать лет, родилась в районном городке под Новосибирском, там же окончила школу. Все верно?

– Ну…

– Тебе в самом деле двадцать? – усмехнулся он.

– Конечно.

– Да? Большая жизненная школа за плечами? – намекнул он на мой внешний вид и возраст.

– Да ты чего? – возмутилась я. – Чего ты лепишь–то? Я в жизни в охранке не была.

– Это поправимо. И вот что, особо не наглей, я этого не люблю. К тому же я при исполнении. Так что сбавь обороты. Не то вызову тебя к себе в контору. Хотя можем просто поговорить. А еще я могу послать запрос по твоему прежнему месту жительства. Вдруг да и обнаружится что–то интересное. Ну, так как?

– Спрашивайте, – вздохнула я.

– Совсем другое дело. Два вечера подряд ты, бедная провинциалка трудящаяся подавальщицей в трактире, вдруг появляешься в одной из лучших рестораций города. Выглядишь лучше некуда, не барышня, а загляденье. Сидишь за столиком одна, вроде бы кого–то ждешь. Но никто не приходит, – со скепсисом перечислил он события двух вечеров.

– Мне не повезло.

– Ага. Ну я так и подумал. Сколько дней ты в городе?

– Не считала. Пару седмиц, наверное.

– Сюда за лучшей долей приехала?

– В больших городах шансов больше.

– Кто бы спорил. Так кого ты в ресторации ждала?

– Кавалера. Того самого, из–за которого сюда приехала, – выдумывала я на ходу, ну не говорить же ему о Бажене с Мирославом, их плане и деньгах. – Он мне про эту ресторацию рассказывал, а чарофон и домашний адрес дал липовый. Вот я и решила, может, найду его там.

– Ишь ты! Провинциалка, приехавшая в большой город за светлой и чистой любовью. Как складно да ладно у тебя всё, вот только не сходится. Не пудри мне мозги, деточка. Когда хозяин ресторации тебя увидел, он едва не рухнул в обморок. А потом сунул тебе записку под салфетку. Или это и есть твой кавалер?

– Хотите, покажу записку? Там просто номер чарофона. Да мне за смену столько ослов предлагают встретиться… Ну и этот… – почесала кончик носа.

– То есть он остолбенел от твоей красоты?

– Уж не знаю. Может, и остолбенел. Большинство мужиков идиоты, у них одно на уме.

– У меня другое. Уж поверь. А парень с девицей, с которыми ты переглядывалась, они что, тоже на твою красоту насмотреться не могли?

– Не пойму, о ком вы, – поморщилась я.

– Придется тебя в охранку вызывать.

– С какой стати?

– Врешь больно много. Когда хозяин с убиенным беседовал, ты с них глаз не спускала. Стоило лысому уйти, как ты снялась с места.

– Ничего подобного…

– Рассказывай, как все было, – отрезал он.

– Да ради всех Богов. Он ушел, лысый, я имею ввиду, и я действительно через несколько минут после этого вышла из зала. Носик попудрить захотелось. В холле курили мужчины. Я их не видела, только голоса слышала.

– В уборной долго была?

– Ну, может, пять минут, может, десять, губы красила, прическу поправляла, ну всё такое. Решила, что пора домой, в ресторации с одним салатом долго не протянешь, а на большее у меня денег нет. Я расплатилась и на выход. Мужиков в холле уже не было, я думаю, они в зал вернулись, пока я в уборной была. В коридоре ни единой души.

Сомов перегнулся ко мне и спросил:

– А в комнате, той, что рядом с уборной?

– В какой еще комнате?

– Значит, ты ничего не видела и не слышала?

– Ничего, – отчаянно замотала головой.

– Точно ничего? Ладно, поверю тебе на слово, – он взял салфетку и написал на ней номер чарофона. – Если вдруг что–то вспомнишь, звони.

– Ладно, – обрадовалась я. – А этот тип, которого убили, он кто?

– В каком смысле?

– Ну… просто так людей не убивают. Или его ограбить хотели?

– Да нет, не похоже. И кошель, и часы золотые при нем, и чарофон последней модели тоже, он, кстати, денег не малых стоит. Пырнули ножом в живот, и все, – развел он руками.

– Больной какой–то. Убийца, я имею в виду.

– Может и больной, – Сомов поднялся и направился к выходу, я проводила его взглядом.

Капитан этот странный. Если он капитан, конечно. С какой стати служителю закона сидеть в одиночестве в дорогой ресторации два вечера подряд? Был еще вопрос, который очень меня беспокоил: как он нашел меня за столь короткий срок? И почему явился сюда, вместо того чтобы вызвать меня повесткой?

Из задумчивости меня вывел голос Бориса:

– Эй, ты работать сегодня будешь?

В зал как раз вошла компания мужчин, и я отправилась принимать заказ. Поглощенная своими мыслями, я не сразу поняла, что атмосфера в коллективе накаляется. Девчонки шептались по углам. Проходя мимо кабинета Любаши, я заметила там Зойку. Увидев меня, обе замолчали, Зойка поспешно отвернулась. Через полчаса Любаша вызвала меня к себе.