Бывший. Будь счастлив, если сможешь
Глава 1
Полина
Сегодня ничто не предвещало катастрофы.
И все-таки она разразилась – я встретила Марка.
Он исчез из моей жизни два с половиной года назад, и я больше никогда не должна была встречаться с «этим подлецом», как его называет дед!
…Утро началось обычно. Я пришла в школу, отвела три урока у пятиклассников и два – у одиннадцатых. Потом разбирала ошибки с отстающими, принимала отчеты у двоечников, заполняла электронный дневник.
Наконец, убедившись в очередной раз, что дети не знают и не любят русский язык и литературу, собрала тетради с домашними работами и отправилась домой.
Я шла по нашей тихой улочке, мимо старых одноэтажных домиков, мимо новых дорогих коттеджей, но не смотрела по сторонам – я и так знаю эту улицу и эту дорогу наизусть, я здесь родилась и выросла.
Шла и думала о том, что Антошке уже год и девять, у него день рождения совсем скоро, а я до сих пор не решила, что ему подарить.
Денег-то у меня мало совсем – откуда им взяться у молодой учительницы с небольшим стажем?
Мне так хочется порадовать своего ребенка… но ту железную дорогу, возле которой он завис несколько дней назад в Детском мире, я, конечно, не потяну.
Я недавно водила его в Детский мир, чтобы купить на весну легкую курточку, а ребенок увидел это гудящее чудо, которое бегало по рельсам, раз за разом повторяя свой сложный маршрут, и буквально замер от восхищения.
Ох, я бы с радостью купила ему всё, что он хочет, но…
Судьба бывает очень ироничной дамой. Антошка ведь не только мой сын, но еще и сын Марка Шереметьева.
А Марк Шереметьев – не просто богатый человек, он неприлично богатый человек.
Только мы в нашей семье копейки считаем, пока Антошкин отец сорит деньгами направо и налево.
Ведь я скорее буду голодать и умру в нищете, но никогда, ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смертной казни не расскажу Марку, что у него есть сын!
Впрочем, мы же не голодаем. Да, на учительскую зарплату особенно не пошикуешь, дед и бабушка – давно пенсионеры, но мы, конечно, не голодаем. И у Антошки есть всё самое необходимое.
А то, что нет и не будет очень крутой железной дороги… это вообще не трагедия.
Может быть, я куплю ему железную дорогу поменьше и попроще, когда-нибудь потом, когда у меня появятся лишние деньги.
Правильно бабуля говорит: ребенок еще слишком мал, ему всё равно, с чем играть, с дорогим поездом или с деревянной палочкой, найденной на улице…
Я поймала себя на мысли, что снова думаю о Марке, и тут же отругала себя за это. Такой человек, как Марк Шереметьев, вообще не заслуживает, чтобы я о нем думала!
Я продолжала шагать по дороге, не глядя по сторонам, потому что там совершенно нечего было разглядывать, и почти уже дошла до дома, а потом…
У меня вдруг появилось странное ощущение, что на меня кто-то смотрит. Я замедлила шаг, повернула голову.
И увидела Марка.
И умерла.
***
Он стоял, прислонившись к большому черному внедорожнику – машина была припаркована прямо напротив нашего дома, только на противоположной стороне улицы. Скрестив руки на груди, Марк стоял и смотрел на меня.
Он как будто давно стоял там и ждал меня. Ждал, когда я приду.
Я наконец опомнилась и бросилась вперед. До калитки – всего несколько метров. Я ведь почти дома, я не хочу разговаривать с этим человеком, я успею сбежать…
Марк отлепился от своей машины и помчался наперерез. Ну, можно было ожидать, что так просто он не отстанет.
У самой калитки он все-таки догнал меня. Как скала, врос в землю у меня на пути. Сунул руки в карманы, окинул нечитаемым взглядом с головы до ног.
У меня сердце билось так, что, наверное, Марку было слышно.
– Здравствуй, Полина, – сказал он. – Как давно мы не виделись, правда?
Я молчала.
– Даже не поздороваешься? – наигранно удивился он.
– Зачем ты приехал? – разозлилась я.
Господи, ну зачем! Зачем он только приехал? Я уже знала, чувствовала, что ничего хорошего от этой встречи мне лучше не ждать.
– Скажи, у тебя есть ребенок? – спросил Марк.
Вот. Вот оно. Самое страшное. Сцена, которая снилась мне в кошмарах целых два с половиной года.
– Откуда ты знаешь? – прохрипела я.
Марк повернул голову, посмотрел через калитку.
Забор вокруг нашего дома сплошь порос диким виноградом, сквозь него не видно, что там, во дворе. Но с калитки бабуля всегда срезает эти заросли, чтобы не мешали. А сама калитка сварена из сетки и кусков арматуры.
Сквозь нее всё очень хорошо видно…
Видно мальчика в новенькой желтой ветровке, который качается на качелях. Мы недавно купили ему самые простые качели – сиденье со спинкой, – и дед привязал их веревками к толстой низкой ветке старой яблони.
Антошка очень любит эти качели и часто просит его покачать. Вот и сейчас он качается и довольно смеется, а рядом на стуле сидит моя бабушка и время от времени подталкивает качели, чтобы не останавливались.
Марк снова посмотрел на меня. Я опустила взгляд.
– Чей это ребенок?
Меня колотило. Я чувствовала, как дрожат руки, как я вся трясусь с головы до ног. В панике, в страхе, в ужасе… Марку заметно?
– Ребенок мой.
– Вижу, что твой.
Да, на первый взгляд кажется, что Антошка очень на меня похож.
Копна светлых кудрей, широко распахнутые серые глаза, маленький носик, который он вечно морщит – совсем, как я. Но если отвлечься от того факта, что у Шереметьева волосы темные и карие глаза, если внимательно посмотреть на Антошкино лицо…
Нос у него будет правильной формы, прямой, как у Марка – я в этом уверена. И скулы со временем будут четкие, как у Марка – просто сейчас это неочевидно из-за обычной детской пухлощекости.
А еще от Марка ему достался подбородок с ямочкой. И глаза у Антошки, хоть и серые, но уже темнеют, вокруг зрачка наметился неровный карий ободок…
Но Марк, конечно, не мог бы разглядеть все эти детали отсюда, издалека.
– А еще чей? – снова заговорил он. – Может, мой?
– Нет, – отчеканила я на удивление твердым голосом.
В глазах у Марка что-то мелькнуло, но сразу погасло.
– Тогда кого же ты осчастливила? – равнодушно спросил он. – Того придурка физрука, конечно?
Можно было ответить «да». Самый простой вариант, чтобы он отвязался.
– А разве я должна перед тобой отчитываться? – спросила я вместо этого.
Господи, как же я его ненавижу!
И как странно, что у меня еще есть силы стоять тут и разговаривать с ним. Небрежно. Почти, как он. Только сердце продолжает выпрыгивать из груди.
– Отчитываться? Вообще-то, должна, если есть хоть малейшая вероятность, что это мой ребенок.
– Я уже сказала, что он не твой!
Марк скрипнул зубами.
– Сколько ему? Если он мой сын, ему должно быть почти два года.
– Ему полтора.
Это вранье. Самое настоящее вранье, потому что Антошке уже год и девять. И Марк, конечно, его отец, только он об этом никогда не узнает.
Много раз за два с половиной года, что мы не виделись, я представляла себе эту сцену. Я знала, что Марк, увидев рядом со мной Антошку, обязательно спросит: «Это мой сын?»
Я заранее знала, что совру.
Понимала: мне будет страшно, что он не поверит, от волнения у меня будут трястись руки, меня будет бросать то в жар, то в холод, но я совру. «Этот подлец» Шереметьев не должен узнать, что у него есть сын.
– Пол-то-ра… – насмешливо протянул он. – Выходит, ребенок был зачат уже после того, как мы расстались. Быстро ты… впрочем, неудивительно. Передавай мои поздравления физруку.
Я молчала. Кипела от ярости. «Этот подлец» разговаривает со мной так, как будто не он меня предал и бросил! Как будто не он разорвал наши отношения и женился на другой!
– Уходи, – прошептала я, стараясь не замечать, как сжимается от боли сердце. – Уходи, пожалуйста. Не хочу ни видеть тебя, ни разговаривать с тобой. Ты мне противен. Не забудь передать привет жене.
Он усмехнулся, молча кивнул и, помедлив еще мгновение, все-таки направился к своей машине. А я открыла калитку и направилась во двор.
– Мама! – крикнул мне издалека Антошка.
Где-то там, за калиткой, у меня за спиной, с ревом сорвалась с места машина. Я не стала оборачиваться.
Глава 2
Полина
Сегодня после уроков Вадим пригласил меня в ресторан. В каком-то крутом московском ресторане должен состояться вечер джазовой музыки, будут мирового уровня исполнители. Вадим сказал, что столик удалось забронировать с трудом. И посмотрел на меня чуть ли не с мольбой: дескать, ты же не откажешься?
Я не отказалась. Хотя понимала: это будет не просто выход в свет, чтобы приятно провести время с другом и послушать музыку.
Нет, Вадим наверняка воспользуется поводом и снова позовет меня замуж.
Он четыре раза звал меня замуж. Первый раз – когда я еще не была знакома с Марком, а самого Вадима знала всего несколько месяцев. Я окончила вуз и устроилась работать в школу. Вадим тоже работает в нашей школе, он физрук. Он почти сразу стал за мной ухаживать, а потом позвал замуж. А я отказала, потому что не могу воспринимать его иначе, чем друга.
Потом у меня случился внезапный роман с Марком, закончившийся моим разбитым сердцем. Впрочем, благодаря Марку у меня есть Антошка, мое ненаглядное солнышко и смысл жизни. Так что, наверное, можно сказать, что в этом неудачном романе с миллиардером я все-таки не потеряла, а приобрела.
За время моей беременности Вадим делал мне предложение еще два раза. Проявлял благородство, предлагая записать будущего ребенка на себя. Четвертый раз он позвал меня замуж, когда Антошке исполнился год.
Внутренний голос подсказывает мне, что сегодня в ресторане он сделает это в пятый раз.
А я, как всегда, откажу ему. Вадим – мой друг, но он рассчитывает на большее. Только я это большее дать не могу.
Когда я пытаюсь ему всё объяснить, он улыбается и отвечает, что я просто еще не готова. Но он не торопит меня и будет ждать столько, сколько потребуется.
Вадим не понимает, что я никогда не буду готова. Из-за проклятого Марка Шереметьева я теперь ни с кем сойтись не смогу. Наши с Марком отношения, хоть они и в прошлом, продолжают мучить меня. Эти отношения проехались по мне катком. Время лечит, но почему-то не в моем случае.
«Этот подлец» Шереметьев еще и разбередил мои раны, когда заявился к нам три дня назад и начал спрашивать, кто отец Антошки. После такого внезапного появления я до сих пор в себя прийти не могу.
Тем не менее, я не стала отказываться от ресторана и джазовой музыки. В конце концов, это, наверное, неплохой способ переключиться и выкинуть из головы горькие мысли о человеке, который вообще не заслужил, чтобы я о нем думала.
– Вадим приглашает меня сегодня в ресторан, – сказала я дома.
– Конечно, иди! – хором воскликнули бабушка с дедом.
– Вадим – хороший мужик, положительный, – добавил дедушка. – Не то что этот подлец! Всё жду, когда Вадик тебя замуж наконец-то позовет…
Я вздохнула. Дед просто не знает, сколько раз уже меня звали замуж. Я своим не рассказывала, чтобы не огорчать. Всё равно же не соглашусь, а они переживать начнут, что совсем себя похоронила, «а ведь ты еще молодая девчонка, тебе всего двадцать шесть!»
– Погуляйте там с Вадиком как следует, об Антошке не беспокойся, – сказала бабуля. – Ты молодая девчонка, тебе гулять надо, а ты совсем себя похоронила, ох…
Я поцеловала их обоих и побежала переодеваться. Вадим сказал, что заедет за мной в семь.
***
До Москвы добрались за полтора часа. Вадим запарковал машину в квартале от ресторана, неловко объяснив, что перед самим рестораном может не найтись места для парковки. Я закивала головой – да-да, всё правильно… Хотя дело было, конечно, не в парковке. Просто Вадик стесняется своих очень стареньких жигулей и понимает, как убого он будет выглядеть на фоне роскошных автомобилей.
В каком-то смысле мы оба с ним сегодня пускаем пыль в глаза. Вадим приоделся в костюм с галстуком, хотя всегда ходит в обычных джинсах и футболках. На мне – темно-синее платье до колен из струящейся ткани, с длинным рукавом и открытой спиной. Платье очень стильное и очень хорошо сидит, а то, что я купила его в секонде – оно было совсем новое, даже с сохранившейся этикеткой, – так об этом вовсе никому и не надо знать.
Ресторан оказался роскошным. Я подумала, что Вадим сошел с ума, решив пригласить меня в заведение такого уровня, и что он оставит тут половину зарплаты, если не всю.
Официант проводил нас к нашему столику в конце зала, далеко от сцены, хотя ее и отсюда было неплохо видно. Мы заказали ужин. Чтобы не разорять Вадима, я выбрала самый недорогой салатик и чай – сказала, что я совсем не голодная, честно-честно. Себе Вадим заказал какое-то мясо без гарнира – и, кажется, он тоже ориентировался, в первую очередь, на цену.
Концерт еще не начался, гости потихоньку приходили, рассаживались за свои столики. Мы болтали с Вадимом о пустяках, о коллегах в школе, о планах на лето. Настроение у меня, как ни удивительно, и в самом деле было прекрасное. Я украдкой разглядывала платья дам за соседними столиками и с облегчением понимала, что мое выглядит ничуть не хуже.
Всё шло хорошо, и я уже успела поверить, что сегодня у меня и в самом деле получится отвлечься и хоть немного повеселиться.
А потом за одним из столиков – далеко, почти у самой сцены, – я увидела Марка с девушкой в великолепном платье.
Марк смотрел на нас с Вадимом во все глаза.
Глава 3
Полина
Не знаю, сколько времени мы так играли в гляделки.
Вадим не замечал Марка, потому что сидел к нему спиной. Спутница Марка не замечала нас, она сидела спиной к нашему столику. Один раз она обернулась, как будто заинтересовавшись, на что так пристально смотрит Шереметьев, и я узнала в этой ухоженной блондинке его жену. Должно быть, ничего особенного она не увидела и снова отвернулась.
А вот мы с Марком видели друг друга прекрасно.
Я пыталась на него не смотреть.
И не могла не смотреть.
Взгляд, который я старательно отводила в сторону, то и дело, словно намагниченный, возвращался обратно.
И каждый раз, когда я бросала взгляд на Шереметьева с женой, убеждалась, что он тоже на меня смотрит.
Внимательно, почти неотрывно. Напряженно.
Я тут же снова отводила взгляд, улыбалась Вадиму, смеялась над его шутками, скорее всего, невпопад. На сцене шел концерт, музыканты играли прекрасно… ну, наверняка прекрасно, но я их почти не слышала. Слышала только какой-то невнятный шум и пыталась справиться с ощущением, что кто-то забил мне гвоздь в сердце, а еще… что карие глаза Марка Шереметьева прожигают меня насквозь.
– Выходи за меня замуж, – сказал Вадим.
– Что? – растерянно спросила я.
– Полина, ты знаешь, я давно люблю тебя. И уже много раз предлагал тебе выйти за меня замуж, но ты всегда отказываешься. Я готов ждать столько, сколько потребуется. Просто очень хочу видеть тебя счастливой, заботиться о тебе и об Антошке… Я так мечтаю, что когда-нибудь ты мне ответишь «да», что ты будешь согласна…
Жена Марка протянула руку и приложила ладонь к его щеке. Он перевел на нее взгляд, улыбнулся.
– Да, Вадим, согласна, – решительно сказала я.
Он буквально расцвел. На его лице было счастье, немного недоверия, ликование, триумф – всё сразу.
А я понятия не имела, зачем ему это сказала. Не назло же Марку Шереметьеву?
Нет, конечно. При чем здесь вообще Марк? Марк давно в прошлом, я про него не думаю и думать не собираюсь. И даже больше не смотрю в его сторону! Пусть улыбается своей жене и наслаждается своей богатой жизнью, пусть будет счастлив, мне не жалко совершенно, потому что для меня он – пройденный этап!
Но неужели я правда собираюсь замуж за Вадима? Черт, сказать-то сказала, а сама даже представить себе этого пока не могу.
Но, с другой стороны, надо уже определиться, наверное? Сколько можно мучить мужика и держать его во френдзоне?
Вадик ведь и правда очень хороший человек. Положительный, как говорит дедушка. Надежный. Опора в жизни. Я уверена, что Вадим никогда не предаст меня и никогда не предпочтет мне другую. И к Антошке он относится, как к родному сыну. Так чего же еще мне надо?
Любви нет? Страсти нет? Ну, в любовь и страсть я уже наигралась. На всю жизнь обожглась, спасибо, больше не хочу.
Вадим вдруг встал и, продолжая счастливо улыбаться, обошел столик.
Наклонился, обнял меня.
И поцеловал.
В первую секунду реакция была… захотелось его оттолкнуть. Этот поцелуй застал меня врасплох, он не был мне приятен, а был даже, пожалуй, противен. Но я вовремя опомнилась, обняла Вадима за шею и вяло поцеловала его в ответ.
Раз согласилась замуж выйти, не отказываться же теперь от поцелуев.
Зато он человек хороший, надежный и положительный. Не то что «этот подлец».
И всё же я разорвала поцелуй, отстранилась от Вадима.
– Люди смотрят, – пробормотала я.
– Пусть смотрят, – улыбнулся в ответ Вадик. – Знаешь, мне сейчас хочется выйти на сцену, отобрать микрофон и прокричать на весь мир, что ты согласилась…
– Не стоит! – нервно улыбнулась я.
Он еще раз чмокнул меня в щеку, потом все-таки сел на место и тут же взял мою руку в свою.
А я машинально бросила взгляд на Марка Шереметьева. И вздрогнула – такое у него было жуткое выражение лица.
Как будто он сейчас кого-нибудь убьет. Например, Вадима.
Наши с Марком взгляды, конечно, пересеклись. Пару секунд мы снова неотрывно смотрели друг на друга, а потом он что-то быстро сказал жене, встал… и направился к нашему столику.
Пока я в ужасе хлопала глазами, не зная, что делать, он уже подошел к нам.
Вадим обернулся, увидел его и помрачнел.
– Неужели ты?
– Я, физрук, я. Узнал старых друзей, решил подойти, хоть поздороваться… – Он перевел взгляд на меня: – Здравствуй, Полина. Позволишь?
– Нет, – быстро сказала я.
– Поздно, – улыбнулся Марк, выдвинул свободный стул и сел.
– Какого черта тебе надо? – слегка повысил голос Вадим.
– Остынь, физрук, не кричи, – отмахнулся от него Марк. – Ты мешаешь людям слушать прекрасную музыку.
Я стиснула кулаки. Что за кошмарная ситуация? Во время концерта действительно нехорошо, просто неприлично устраивать сцены, пытаясь выпроводить Шереметьева обратно за его столик. А сам он как будто и не собирается уходить – развалился на стуле, перевел злой взгляд с меня на Вадима. Покрутил ладонью тонкий стакан, из которого я пила минералку.
– Итак, физрук, тебя можно поздравить, ты стал отцом?
– Я? – спросил Вадим.
Меня бросило в холодный пот. Вадик знает, что я еще два с лишним года назад приняла решение скрывать от Марка ребенка, но я не успела предупредить его сейчас, чтобы он подыграл!
– Да, стал отцом, – добавил Вадим, и я едва не застонала от облегчения.
Господи, какое счастье, что он так быстро сориентировался!
– Я стал отцом, – уже увереннее повторил Вадим. – А что, мажор, ты завидуешь?
– Завидую, пожалуй, – спокойно согласился Шереметьев. – Давно хочу сына, но пока не получается.
Не получается! Если бы он знал…
– Я только не понимаю, физрук, что же ты до сих пор не соизволил жениться на матери своего ребенка? Почему Полина живет с бабкой и дедом?
– Оставь нас в покое, мажор, – прошипел Вадим. – Наши с Полиной отношения тебя не касаются.
Да, я ждала этого вопроса и боялась его. Поверит ли Марк, что Вадим – отец Антошки? Нетрудно выяснить, что мы не женаты, что я живу с бабушкой и дедом…
– Мы с Вадиком были в ссоре, – сказала я, не придумав ничего более убедительного. – Но сейчас уже помирились.
– Если тебе так интересно… – с триумфом в голосе объявил Вадим, – то я как раз сегодня сделал Полине предложение. И она его приняла.
Дзынь!
Это разбился тонкий стакан, из которого я еще недавно пила минералку, и который Марк внезапно с силой сжал в кулаке.
Глава 4
ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД
Марк
Отец пригласил меня к себе рано утром на серьезный, как он сказал, разговор. Как раз через три недели после своего инфаркта.
Я тогда еще не знал, что этот разговор всё изменит. Что я поеду выполнять неожиданную просьбу отца. Что я встречу Полину и помешаюсь на ней. Что моя жизнь разделится на до и после.
Нет, тогда я еще ничего этого не знал. Просто приехал к отцу. Я и так, конечно, приезжал в больницу почти каждый день, а когда его выписали, часто заскакивал к нему домой, проведать и узнать у нанятой медсестры о его самочувствии – сам-то он может и не удосужиться рассказать мне о новых тревожных симптомах.
Но хоть мы и виделись с отцом почти каждый день, никаких «серьезных разговоров» он со мной до сих пор не заводил. Я забеспокоился – вроде идет на поправку, неужели все-таки накрутил себя и впал в уныние?
– Вот что, Марк, – заговорил отец, как только я взял стул и сел напротив его кровати. – Мне надо рассказать тебе кое-что очень важное. Раньше я не рассказывал, потому что не был уверен, как ты отреагируешь… Да я и сам узнал всего два месяца назад. В общем…
Отец замолчал, завозился в постели – то ли устраивался поудобнее, то ли просто время тянул. Прикрыл глаза, явно собираясь с духом.
– Пап, если тебе сложно о чём-то говорить, то и не говори, – сказал я. – Тебе нельзя волноваться. Давай ты сначала поправишься, а уж потом…
– А вдруг «потом» не будет? – перебил меня отец.
– Ты же знаешь, врачи дают очень хорошие прогнозы.
– Да что они понимают!
Отец вяло махнул рукой. Помявшись еще с полминуты, наконец добавил:
– Марк, у тебя есть… брат.
Я обалдел.
– Кто?
– Брат.
– Какой еще брат?
– Единокровный.
– И что это значит – единокровный?
– Это значит, что у меня есть еще один сын. Не от твоей мамы. От другой женщины.
Ну, привет. Приехали, называется. Я смотрел на него, совершенно потрясенный, и не знал, что сказать.
– Он в Подмосковье живет, – продолжал отец. – А какой город, я забыл, но адрес у меня записан. Зовут его Степан. Тьфу. Мамаша была – дура дурой! Если бы я знал о его существовании, ни за что не позволил бы сына Степкой назвать! Ну что это такое, в самом деле? Степа-а-ан! Так в школьной классике всегда лакея зовут, правда? А барин кричит ему: «Степа-а-ан!» Разве можно было назвать так потомка графа Шереметьева?
– Ты не граф. – Я вздохнул. – Хватит уже.
– Наверняка мы в родстве с ними! – привычно возразил отец.
– Ты знаешь, что нет. – Я закатил глаза. – Мы не имеем никакого отношения к графскому роду. Их потомки живут в Париже. Их фамилия пишется без мягкого знака: Шереметевы. А твоя фамилия пишется с мягким знаком: Шереметьев. Пап, я тебе уже сто раз это объяснял, когда ты наконец поймешь?
– Не знаю и знать не хочу, – буркнул отец. – Подумаешь, мягкий знак. Паспортистка ошиблась. А так-то мы с ними в дальнем родстве.
Очень хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу. В этом вопросе отец просто непрошибаемый. Втемяшил себе в голову, что он потомок графа, и носится теперь с этой идеей, как курица с яйцом. Переубеждать бесполезно, хоть я и знаю, что это полная чушь. Хочется человеку быть благородных кровей, что поделаешь. Меня вот Марком назвал, потому что «это звучит благородно». Ну да, все-таки не Степа-а-ан.
Кстати, спасибо, отец, за такой подарочек.
– Пап, я так и не понял. Ты не знал, что у тебя есть… э-э-э… внебрачный сын?
Отец замялся, отвел взгляд.
– Не знал я. Марк, правда, не знал. Много этих девок было, после того как с мы с твоей мамой развелись. Да кто их упомнит! Что я, следить должен за всеми потом? Ну переспал с какой-то… где-то… А оно вишь как повернулось…
– То есть, мать этого Степана не рассказала тебе, что родила.
– Нет! Если б я знал, думаешь, позволил бы сына не пойми кому растить? Забрал бы себе! Шереметьев должен расти в доме Шереметьевых!
– А сейчас ты как узнал?
– Так померла она. Эта, как ее… Зойка, что ли. Или Зинка. Мамаша, в общем, Степана. А он несовершеннолетний еще. Шестнадцать ему, вроде. И родственников никого, кроме старой бабки, нет. Его в детдом хотели определить, но бабка у себя оставила. А два месяца назад пришла ко мне. Говорит, так, мол, и так, меня зовут Анастасия Ивановна Спиридонова, Зойка моя померла, внук без отца растет. А я старая уже, пенсия маленькая, а он оболтус, я его одна растить не потяну. Ты папаша, ты и помогай.
– И ты… вот так сразу… – поразился я отцовской доверчивости.
– Да, то есть, нет! Я, конечно, сразу-то не поверил! Но бабка продвинутая. Притащила мне его волосы в пакетике, ногти, чашку какую-то, футболку ношеную… Я всё проверил, Марк! В пяти лабораториях! Результат везде один. Вероятность отцовства – 99,99%… Ну, вот такое кино…
Я молчал. Просто не знал, что сказать. Когда-то, в детстве, я мечтал, чтобы у меня был брат, но родители не хотели второго ребенка. Они всё время ссорились, а когда мне исполнилось пятнадцать лет – развелись. Отец поднял все свои связи и потратил кучу бабла, но добился все-таки, чтобы мое место проживания определили с ним. Мама плакала и просила меня отдать. Отец был непреклонен: Шереметьев должен жить в доме Шереметьевых. Мама уехала в Испанию. Вышла замуж за испанца. Первые годы я мечтал, что она вернется, что они с отцом помирятся. Но она так и не вернулась. Сейчас мы с ней почти не видимся.
Зато теперь выясняется, что у меня есть брат, которого родила какая-то левая баба, Зойка Спиридонова. Или, может, Зинка. Брат, который мне и даром не нужен. Просто зашибись.
Наорать бы сейчас на отца. Взорваться. Сказать, что он поступил, как козел. Только я всё равно люблю его, какой бы он ни был. Отец меня вырастил – ну, как сумел. Он меня любит – как умеет. Он не бросил меня, в отличие от матери, которая все-таки уехала навсегда… А еще мой отец серьезно болен и три недели назад был на волоске от смерти.
– Пап, – вздохнул я. – Ты же не просто так мне всё это рассказал?
– Марк, – вздохнул отец. – Поезжай в этот… как его там. Адрес у меня записан. Я, когда тесты подтвердились, сам ехать хотел. Но у нас был запуск новой линии на Урале, ты же помнишь… А потом вот… инфаркт. Поезжай вместо меня. Пожалуйста. Познакомься со Степкой, привези его ко мне. Сам я еще долго поехать не смогу. А может, и вообще не смогу. А может, и помру завтра, так младшего сына и не увижу. Марк…
Я кивнул.
– Хорошо.
Дурак! Не знал я тогда, на что подписываюсь. Сел в машину, настроил навигатор и всего через несколько минут уже мчался по Можайскому шоссе.
Еще через пару часов я впервые увидел Полину.
И моя жизнь поделилась на до и после.
Глава 5
Марк
Навигатор привел меня по нужному адресу за час с небольшим. Я запарковал машину на обочине, рядом с полуразвалившимся забором.
Вот он, дом, в котором, если верить написанному на клочке бумаги, живет мой брат.
И мне сейчас предстоит, несмотря на всю нелепость и дурость ситуации, с ним познакомиться.
Вдоль длинного забора я дошел до калитки, и она как раз открылась. Оттуда вышла невысокая пожилая женщина в джинсах и повидавшей виды зеленой кофте.
– Здравствуйте! Спиридонов Степан здесь живет? – спросил я.
– Ну, здесь, – ответила женщина. – Это внук мой. Что он еще натворил?
Судя по всему, это и была та самая бабка, о которой говорил отец. Кстати, не такая уж и «бабка», в смысле, уж точно не древняя старуха. Лет шестьдесят, может, с небольшим.
Я улыбнулся.
– Насколько мне известно, ничего не натворил. Я от Константина Алексеевича Шереметьева. Хочу поговорить со Степаном.
– А, папаша наконец очнулся, – фыркнула «бабка». – А ты сам-то кто?
– Меня зовут Марк, – вздохнул я. – И, видимо, я прихожусь Степану братом. А вы – Анастасия Ивановна?
– Анастасия, Анастасия, – кивнула та и прищурилась. – А что же Константин Алексеевич сам-то не приехал?
– Он приболел.
– А ты, значит, братец наш. – Она не спрашивала, утверждала. – Ну, понятно, угу.
– Так я могу видеть Степу или нет? – Я уже начал терять терпение.
– Да в школе он, – ответила Анастасия Ивановна.
– Когда вернется?
– Если с уроков не сбежит, то после двух.
– А если сбежит, то раньше?
– Нет, конечно. Если сбежит, попрется со своими дружками на реку или еще где шляться будут. Тогда раньше ночи не жди.
Я закатил глаза. Сейчас десять, может, начало одиннадцатого. Перспектива до обеда, если не до ночи, сидеть в этой дыре и ждать новоявленного братца-оболтуса совсем меня не прельщала.
– Где его школа? Дорогу сможете объяснить?
***
Школа оказалась довольно современной, трехэтажной. Подъехать на машине к крыльцу было нельзя, я запарковался в стороне и пошел пешком.
В вестибюле, прямо на входе, за столом сидел охранник – очень старый уже мужик в камуфляжной форме.
– Куда? – строгим голосом спросил он.
– Мне нужен Степан Спиридонов, ученик 9 «Б» класса, – озвучил я информацию, полученную от его бабушки. – Какой сейчас урок? Как найти пацана?
– Урок? Третий скоро кончится. Но в школу нельзя. Не положено. – Охранник помолчал. – А ты ему кто?
– Родственник. Близкий.
– Нет, не положено. Уроки идут, и вообще родителям в школу нельзя. После шестого урока приходи, можно будет позвать сюда их классную.
– Да мне не классная нужна, а сам пацан.
– Ну тем более тогда до конца шестого урока жди. Он сюда спустится, мимо тебя не пройдет.
Я пожал плечами.
– У меня нет столько времени.
Обошел охранника и через весь вестибюль направился к лестнице. В школе где-то должно быть вывешено расписание. Сам прочитаю, какой урок сейчас у 9-го «Б» и в каком они кабинете. Загляну и попрошу выйти на минутку Спиридонова. Или дождусь перемены, раз уж она скоро. В общем, поговорим.
– Стой! Стой! – закричал мне в спину опомнившийся наконец охранник. – Нельзя в школу! Нельзя!
Я проигнорировал его крики, продолжая спокойно идти к лестнице. Ну, а что он мне сделает-то? Какой вообще смысл нанимать в охранники дряхлого старика, которому даже не полагается иметь оружие?
Сзади меня раздался оглушительный свист. Я невольно обернулся. Старик охранник откуда-то достал свисток и теперь свистел в него, изо всех сил надувая щеки и тараща глаза.
А по лестнице мне навстречу уже бегом спускались два мужика и пятеро долговязых парней. Один мужик был низенький и лысый, в белой рубашке и пиджаке. А вот второй мужик был куда крепче на вид – довольно высокий, широкоплечий, подкачанный. И он, и все парни были в спортивных костюмах.
Я остановился, вздохнул. Серьезный противник тут – только этот подкачанный спортсмен. И я с ним, конечно, справлюсь. Но это же бред сумасшедшего – устраивать драку в школе.
Мда-а, пришел с братом познакомиться. Просто зашибись.
– Куда направляемся? – спросил спортсмен.
Он первым добежал до конца лестницы и сейчас стоял передо мной, скрестив руки на груди. Все-таки он оказался ниже меня ростом и в плечах поуже. Это, безусловно, тешило мое самолюбие.
– Ну-ка быстро развернулся и вышел на крыльцо, – добавил спортсмен. – Давай топай, ножками, ножками, давай.
– Мне нужно увидеться с одним учеником, – проигнорировав это хамство, спокойно объяснил я.
– Он хотел кого-то из 9-го «Б», забыл фамилию, – сообщил охранник. – Я сказал, что не положено, а он всё равно поперся.
– Почему не положено-то? – усмехнулся я.
– Из соображений безопасности! – заявил лысый мужик в пиджаке.
Он как раз добежал до конца лестницы и стоял теперь рядом со спортсменом, тяжело и шумно дыша. Остальные пятеро парней выстроились позади.
– Вы же знаете, какая в стране и в мире террористическая обстановка? – нахмурил брови лысый мужик.
– Если бы я был террористом… – возразил я, – у меня было бы с собой оружие, и я бы уже всех тут расстрелял из автомата. Превентивно.
– А руки тебе не оторвать и в задницу не засунуть? – рыкнул спортсмен. – Превентивно!
Я окинул его взглядом с ног до головы, но промолчал. Решил, что будет проще этого придурка игнорировать.
Лысый добавил куда более спокойно:
– Поймите, правила есть правила. Посторонним в школу нельзя. Тут дети, и мы, учителя, за них отвечаем. А вы к кому, собственно, пришли?
– Мне нужен Степан Спиридонов.
– Ха! Спиридонов охренеет, – шепотом сказал кто-то из парней сзади.
– Спиридонов? – хором воскликнули спортсмен и лысый и многозначительно переглянулись.
– А вы кто? – добавил лысый. – И по какому вопросу? Может, вы из полиции? Что он еще натворил?
Я мысленно застонал. От новоявленного братца – одни проблемы.
– Нет, не из полиции, не волнуйтесь. Я его родственник.
– Да неужели кто-то вспомнил про этого уголовника малолетнего… – прошипел спортсмен себе под нос.
– Ох, вы правда его родственник? – обрадовался лысый. – Мы уже год его родственников в школу вызываем… не приходят. А вы ему кто? Не отец же?
Я усмехнулся. Вряд ли я в свои тридцать похож на отца шестнадцатилетнего обалдуя.
– Нет, я его брат.
– Ну чудесно, чудесно! Просто замечательно, что вы пришли! Пойдемте со мной к директору! Ребята, бегом на урок, ваша помощь больше не нужна… Вадим Сергеевич, а вы не могли бы пока пригласить Полиночку нашу Григорьевну? Она же у них классная руководительница, у 9-го «Б»? И приходите с ней вместе к Наталье Станиславовне. А, ну да. Спиридонова тоже, конечно, захватите.
В сотый раз за сегодня я закатил глаза. Вот же попал в заваруху! Отец будет мне должен, просто без вариантов. Да, я согласился в это ваше Замкадье съездить, с братом познакомиться и отвезти его к отцу. Но я не подписывался разруливать школьные проблемы юного разгильдяя с замашками гопника! А братец у меня, судя по всему, именно такой и есть.
Я не знал еще, что через десять минут впервые увижу Полину, и все проблемы, связанные с разгильдяйством юных гопников, отойдут куда-то на дальний, бесконечно дальний план.
А еще я не знал, что встреча с Полиной в конце концов обернется для меня такими проблемами, которые я буду просто не в состоянии разрулить.
Глава 6
Марк
Спортсмен молча кивнул и, перепрыгивая через три ступеньки, помчался по лестнице. Долговязые старшеклассники нехотя поползли за ним.
Мы с лысым поднимались медленно, мне приходилось подстраиваться под его шаг.
Прозвенел звонок с урока. Коридоры начали заполняться счастливыми и орущими учениками.
– Давайте представлюсь: Алексей Артурович, я завуч и учитель физики, – любезно сообщил мне лысый. – А мужчину, который убежал за Полиной Григорьевной, зовут Вадим Сергеевич, он наш учитель физкультуры.
Я пожал плечами. Хамоватый спортсмен – это местный физрук? Ну, физрук так физрук, мне-то не пофигу?
– Там еще будет Полина Григорьевна, это классная руководительница 9-го «Б», и наш директор, конечно, Морозова Наталья Станиславовна. Ах, да, молодой человек, вы так и не сказали, как зовут вас. Я так понимаю, Спиридонов… а дальше, имя-отчество?
Мы поднялись с ним на третий этаж и уже стояли перед дверью, на которой была табличка «Директор».
– Нет, не Спиридонов. Степа мне – не родной брат, – ответил я. – Меня зовут Марк Шереметьев.
Алексей Артурович на мгновение как будто дар речи потерял. Ну да, фамилия Шереметьевых на слуху. Потом он улыбнулся, сообщил, что ему очень приятно, и толкнул от себя дверь, приглашая войти.
Видимо, он решил, что я всего лишь тезка и однофамилец «того самого» Шереметьева. Я не расстроился, конечно. Если получится сохранить инкогнито, то лучше бы его и сохранить. Хотя это вряд ли.
Мы прошли через приемную, миновали еще одну дверь и оказались в просторном директорском кабинете. Там был большой и длинный стол в форме буквы «Т», во главе которого сидела высокая худая женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой и строгим лицом.
– Наталья Станиславовна, тут пришел брат Спиридонова, – без лишних предисловий сообщил Алексей Артурович.
– Да неужели? – воскликнула директриса, встала и оперлась ладонями о стол. – Ну, здравствуйте, здравствуйте!
От ее пронзительного взгляда стало не по себе. Как будто это не братец Степа каких-то дров наломал, а я лично – мне и расплачиваться.
– Здравствуйте! Очень рад познакомиться, Наталья Станиславовна! – улыбнулся я, постаравшись вложить в эту улыбку максимум своего обаяния, которым, прямо скажем, природа меня не обделила.
На лице директрисы не дрогнул и мускул – мои усилия пошли прахом. Кажется, братец Степа и в самом деле натворил тут дел… потому что обычно женщины любого возраста на мою улыбку совсем по-другому реагируют.
– Садитесь, – ледяным голосом сказала или, скорее, приказала она.
Я еще раз мило улыбнулся, придвинул один из стульев к столу и сел.
– И вы присаживайтесь, Алексей Артурович, – куда более любезно добавила она и тоже села в свое черное офисное кресло на колесиках.
В дверь постучали, та открылась, и в комнату вошел знакомый уже физрук, а вместе с ним – высокий темноволосый парень в черной толстовке, с креативной стрижкой и в круглых очках а-ля Гарри Поттер.
Ну, сложно было бы, глядя на его лицо, не признать, что он сын своего отца, а по совместительству – моего отца. И мой, соответственно, брат.
Степа смотрел на всех волчонком. А я с любопытством смотрел на него. Чуть ниже меня ростом, но, скорее всего, еще подрастет. Худой, конечно, как обычно и бывает в таком возрасте, но крепкий. Глаза карие, как у меня. Слева пол-лица закрывает длинная косая челка ярко-синего цвета, а справа волосы короткие, и полоски выбриты на виске. Сутулится, глядит исподлобья. На правой брови – пирсинг. Отец в шоке будет, когда это чудо воочию узрит.
– Садитесь, Вадим Сергеевич, – сказала Наталья Станиславовна. – А ты постой, Спиридонов. На тебя стула не хватает. – Она повернулась к лысому Артуровичу: – Полину Григорьевну пригласили?
– Конечно, – ответил вместо него физрук. – Сейчас придет.
В ту же секунду в дверь снова постучали, она распахнулась.
– Входите, входите, Полина Григорьевна, – сказала директриса.
И Полина… вошла.
У меня в глазах как будто включился режим замедленной съемки.
Я смотрел, как незнакомая молодая девушка подходит к столу, и мне казалось, что она плывет по воздуху.
Она была невероятная. Невысокая, хрупкая и изящная, с потрясающе гармоничной фигурой и пропорциями, но главное даже не в этом…
У нее были огромные серые глаза, которые сияли, как звезды в ясную ночь. А еще длинные и темные пушистые ресницы. Она взмахивала ими, обводя взглядом всех присутствующих и несколько раз неуверенно взглянув на меня… и мне было абсолютно понятно, что это и есть те крылья, которые позволяют ей держаться в воздухе.
А еще… у нее были самые красивые, потрясающие, необыкновенные волосы, которые я когда-либо видел в жизни. Какого-то удивительного оттенка. Пшеничные? Медовые? Золотистые?
И кудрявые. Целая копна пышных светлых волос, которая доходила ей до плеч. Миллион непослушных, озорных кудряшек… Я вдруг до чертиков, ужасно, зверски захотел к ним прикоснуться.
Казалось, что вместе с Полиной в комнату вошло солнце. Я смотрел на солнце, не в силах оторвать от нее ошеломленного взгляда. Чем ближе она подходила к директорскому столу, тем ярче сияли ее золотистые кудри, тем сильнее болели от этого ослепляющего сияния мои глаза…
Она подошла совсем близко, и я вскочил на ноги, с грохотом отодвигая стул и не замечая обращенных на меня взглядов. Ей больше некуда было сесть, кроме как рядом со мной, на единственное свободное место. Эта мысль наполнила мое сердце ликованием, странным предвкушением и легкостью, как будто я тоже сейчас взлечу.
– Здравствуйте, Наталья Станиславовна, Алексей Артурович, – сказала Полина. – Вадим Сергеевич, с вами мы уже виделись. Да, и с тобой, Спиридонов.
Я окончательно поплыл от ее голоса. Голос был необыкновенным, как и всё в Полине… Нежным и чистым, немного детским и одновременно таким сексуальным, что у меня перед глазами мгновенно нарисовалась картинка: это чудо лежит подо мной, разгоряченная, раскрасневшаяся, ее светлые волосы разметались по подушке, ее глаза закрыты, ее длинные ресницы трепещут при каждом моем толчке, и она тихонько шепчет этим своим голосом: «Еще, Марк… еще…»
Я сжал кулаки, с силой вонзил ногти в ладони, чтобы хоть немного прийти в себя. Да что со мной? Просто наваждение…
– Здравствуйте, – сказала она теперь уже мне. – Полина Григорьевна, классная руководительница Степана.
Она улыбнулась, протягивая руку. На щечках у нее заиграли ямочки.
Боже, боже… увидеть эти милые ямочки было всё равно что получить удар под дых.
– Марк, – прохрипел я в ответ.
Глава 7
Марк
Я пожал ее руку, и меня ударило током. Не фигурально, нет. Прямо по-настоящему шарахнуло током и, кажется, пробрало до пят.
– Ой! – вскрикнула Полина, отдернула руку и засмеялась.
– Статическое электричество, – с умным видом объяснил Артурович.
– Садитесь, Полина Григорьевна, – строго сказала директриса. – Не будем терять времени, начнем.
Я поспешно выдвинул Полинин стул, помогая ей сесть, потом сам сел на свое место.
Она была совсем рядом.
Сердце громко бухало в груди, даже голова как будто немного кружилась.
Мне хотелось возразить сидевшему напротив меня Алексею Артуровичу, сказать, что он, может, и разбирается в физике, а все-таки ничего не понимает. Это не статическое электричество, нет, это что-то другое, странное, неожиданное. Какая-то запредельная степень физического влечения…
Я старался не смотреть на Полину и всё равно каждой клеткой, каждой молекулой и атомом ощущал ее близость.
Я перевел взгляд на строгую Наталью Станиславовну, на Степку, который, сунув кулаки в карманы, с независимым видом стоял в стороне, потом на физрука…
Физрук сидел напротив – его поза выглядела расслабленной, он положил руки на стол и сцепил их в замок, только сжал так сильно, что у него побелели костяшки пальцев. Мы встретились взглядами, и я увидел в его глазах откровенную неприязнь, но не придал значения… я вообще мало чему способен был придавать значение.
В голове стучала одна-единственная мысль: хочу.
Хочу эту кудряшку с красивым именем Полина, это сероглазое наваждение с ямочками на щечках. Скоро она будет моей.
***
– Приступим, – сказала директриса. – Итак, Марк… эм-м… как ваше отчество?
– Марк Константинович, – с трудом вырвавшись из своих мыслей, ответил я.
– Итак, Марк Константинович, – повторила директриса, – мне очень неприятно это говорить, но я скажу. Ваш брат – один из худших учеников в нашей школе.
– Его… кто? – обалдел Степка.
– Ты, Спиридонов, молчи пока, – осадила его Наталья Станиславовна. – Когда тебе можно будет высказаться, я сообщу.
Степка замолчал, но видно было, насколько он потрясен. Уставился на меня с недоумением и растерянностью, кажется, заметив наконец наше сходство.
– Что он натворил? – спросил я.
– Ну, вы знаете, кхе-кхе, список длинный… – немного смущенно сообщил Артурович. – Проще сказать, чего он еще не творил. Начнем с того, что Спиридонов регулярно прогуливает уроки, а когда не прогуливает, то срывает. Своим вызывающим поведением он дезориентирует весь класс, и всё больше учеников начинают повторять его выходки. Он оскорбляет учителей и устраивает драки. Про нарушение установленных требований к внешнему виду можно и не упоминать, на фоне всего остального это мелочь…
– Неделю назад Спиридонов с приятелями устроили потасовку в спортзале, подрались с 9-м «А», – вступил в разговор физрук. – Повредили школьное имущество – выломали перекладину у шведской стенки и оторвали одну из опор у гимнастического козла. Кроме того, Новиков, ученик 9 «А» класса, в результате драки получил гематому на лице…
– Новиков первый начал! – крикнул Степка. – Мне ответить пришлось, чтоб не лез!
– А ты молчи, Спиридонов, – тут же одернула его директриса. – Тебе слова никто не давал.
– Третьего сентября на истории Спиридонов с приятелем на два голоса пели песню Михаила Шуфутинского «Я календарь переверну, и снова третье сентября», – продолжал Артурович. – А когда учительница выгнала их из класса, сказал, что она ничего не понимает в хоровом пении.
– Учительнице биологии он на перемене посадил в сумку живого ужа, – сообщила директриса.
– Да он у меня из рюкзака уполз и сам к ней в сумку забрался! – воскликнул Степка.
– Учительнице химии положил на стол спичечный коробок с тараканами, – проигнорировав его, продолжала директриса.
– Это был не я, – фыркнул Степка.
– В столовой на следующий день кинул в ученика другого класса макароны с подливкой и котлету, – добавила директриса.
– В Новикова… – сквозь зубы прошипел Степка.
– Две недели назад на уроке физкультуры во время игры в баскетбол ударил головой в живот того же Новикова, – заговорил физрук. – Если бы я не вмешался, он бы его еще и избил до крови.
– Новиков сказал, что у меня нет отца, потому что моя мать была шлюхой! – снова не выдержал Степка.
– Молчать! – рявкнула директриса и перевела взгляд на меня. – Итак, вы понимаете, что ваш брат – настоящий головорез, совершенно неадекватный и неуправляемый? Можете считать, что он только что получил последнее предупреждение. Еще одна выходка, и нам придется привлечь комиссию по делам несовершеннолетних!
– Понимаю, – вежливо сказал я.
– На самом деле, Степа очень хороший парень! – вступила в разговор Полина, и я немедленно развернулся к ней всем корпусом. – Нет, правда, он хороший парень, добрый, животных любит. Но он не хочет учиться, вы понимаете? Вот, например, русский язык – он его совершенно не знает, делает пять ошибок в слове «еще»… И даже не переживает, когда получает плохие оценки! А ведь в этом году девятиклассникам сдавать ОГЭ – надо много заниматься, иначе он не сдаст! Ну, и поведение, конечно… Степа, как бы это сказать… педагогически запущенный.
Она смотрела на меня с таким беспокойством, что мне захотелось тут же, при всех, ее поцеловать и пообещать, что с моим братцем всё будет хорошо. Что хотя бы ради нее я за этого оболтуса обязательно возьмусь.
– Мне понятны все претензии к Степану, – сказал я, снова обернувшись к директрисе. – Непонятно только, почему второй парень, этот Новиков, ни разу не был назван ответственным за те же проступки?
– Ну, с родителями Новикова мы тоже ведем беседы, – возразила Наталья Станиславовна. – Но там совершенно другая ситуация. Никто из родственников Спиридонова за последние лет шесть или семь ни разу не был в школе! Да, я знаю, он в прошлом году остался без матери, но у него есть бабушка, где-то есть отец, в конце концов! А Новиков – ребенок из очень хорошей семьи, воспитанный, не запущенный. Новиков-старший помогает школе, он крупный предприниматель…
Я усмехнулся. Ну, этого следовало ожидать. Администрация школы не будет выяснять, кто начал драку, если один из ее участников – «ребенок из хорошей семьи» и сын школьного мецената, а второй – педагогически запущенный оболтус, предоставленный самому себе.
– Насколько крупный предприниматель? – с улыбкой поинтересовался я.
– А какое это имеет значение? – прищурилась директриса. – Он владелец популярной пиццерии в городе, – всё же добавила она.
Я помолчал. Нет, сохранить инкогнито не получится. Ну что ж.
– Отец Степана – Константин Алексеевич Шереметьев, – в конце концов проговорил я. – К сожалению, он совсем недавно узнал, что у него, кроме меня, есть еще один сын. Но теперь Константин Алексеевич с радостью займется его воспитанием, а также он готов оказать школе свою скромную помощь – я имею в виду, финансовую помощь… даже, возможно, не очень скромную.
Наступила тишина. Степка смотрел на меня, разинув рот. Полина сделала большие глаза – боже, какие все-таки красивые у нее глаза… мне снова захотелось тут же, при всех, поцеловать ее.
Во взгляде физрука по-прежнему читалась неприязнь.
Алексей Артурович и Наталья Станиславовна переглянулись.
– Константин Шереметьев? – уточнил Артурович. – Миллиардер и… кхе-кхе… олигарх?
– Ну, олигарх – это преувеличение, – любезно объяснил я. – Крупный промышленник, да. Миллиардер. Филантроп.
«Плейбой, – мрачно подумал я. – Не удивлюсь, если у отца обнаружится еще штук пять внебрачных детей».
– Да идите вы! Не надо мне никаких олигархов! – заорал Степка и пулей вылетел из кабинета директора.
– Ну ничего, пусть мальчик идет учиться, – нежным голосом пропела Наталья Станиславовна. – Алексей Артурович, – обратилась она к физику, – вы уж сходите с ним, проверьте, чтобы он до нужного кабинета дошел…
– Конечно, – радостно закивал Артурович и вышел вслед за Степкой.
– Мне тоже пора, – сказал я и посмотрел на директрису. – Наталья Станиславовна, мы же поняли друг друга? Вот здесь указан адрес электронной почты… – Я протянул ей визитку. – Пришлите на него реквизиты школы, я поручу секретарю разобраться, в какую благотворительную программу мы можем вас включить. Обещаю, что под моим контролем Степан поработает над поведением, только и вы, в свою очередь, пообещайте, что больше так сильно не станете его прессовать… Сложный возраст у парня, надо ему помочь преодолеть эти трудности. Я на вас рассчитываю, Наталья Станиславовна. И поговорите еще раз с родителями Новикова. У меня сложилось впечатление, что они недостаточно хорошо воспитали своего сына и он у них всё же немного педагогически запущенный… А вы как считаете, Полина Григорьевна?
– Да, с родителями Новикова стоит поговорить, – осторожно ответила она и встала.
Я тоже сразу вскочил, а вместе со мной – физрук.
– Думаю, мы прекрасно друг друга поняли, – ласково улыбнулась мне директриса, убирая в ящик стола мою визитку.
– Ах, да, Полина Григорьевна, – проворковал я, направляясь с ней вместе к двери. – На вас я тоже очень рассчитываю! Вы могли бы дополнительно позаниматься со Степой русским языком? А то пять ошибок в слове делает, это же никуда не годится! Как он будет ОГЭ сдавать? – Я непринужденно приобнял ее за талию и толкнул дверь кабинета от себя. – Вы согласны со мной, Полина Григорьевна?
– Ну, я согласна, что с ребенком надо заниматься, – ответила она. – И считаю, что Степа – очень способный парень, просто надо помочь ему раскрыться…
Она не оттолкнула мою руку, как будто и не было ничего такого в том, что я прижимаю ее к себе. У меня в душе запел хор ангелов: «Аллилуйя! Аллилуйя!»
Я подумал, что если всё сложится удачно, то уже сегодня она будет стонать подо мной: «Да, Марк, еще…», и в штанах стало немного тесно.
Боже, как я хочу этого! Хочу срочно! Хочухочухочу…
– До свидания, Марк Константинович! – пропела мне вдогонку директриса.
– До свидания, Наталья Станиславовна, – машинально обернувшись, сказал я.
И тут же наткнулся на взгляд физрука, который выходил из кабинета следом за нами с Полиной.
И обнаружил, что в его глазах больше нет такой ерунды, как неприязнь.
Теперь в них была ненависть. Чистейшая, откровенная, кристаллизованная ненависть.
***
Не успели мы выйти из приемной в школьный коридор, как Полина хлопнула ладонью по моей кисти на ее талии и сквозь зубы процедила:
– Руки уберите, Марк Константинович! Быстро!
Я вздохнул. Нет, все-таки с ней будет не так просто, как мне хотелось бы. Руки, конечно, убрал.
– Вы что себе позволяете? – продолжала возмущаться Полина. – Рассчитывали, что при директоре я не стану устраивать скандал?
– Что-то в этом роде, наверное, – улыбнулся я.
– Ну, значит, устроить скандал сейчас уже ничто не мешает, – спокойно ответила Полина.
И со всего размаха влепила мне пощечину.
Да черт побери!
Из приемной как раз вышел физрук.
– А, получил, мажор? – с усмешкой спросил он, глядя, как я прижимаю ладонь к горящей щеке.
Но в глазах его не было веселья. Там по-прежнему плескалась ненависть.
– До свидания, Марк Константинович, – холодно сказала Полина. – Мне надо идти, у меня урок.
Развернулась и ушла вместе с физруком, перебрасываясь с ним на ходу ничего не значащими короткими фразами.
А я остался стоять посреди школьного коридора и смотреть ей вслед.
Хочу.
Хочу эту кудряшку Полину. Хочу дико, зверски.
Кажется, я свихнулся? С катушек слетел? Все симптомы налицо.
Да неважно.
Хочу. Хочу ее! И возьму.
Глава 8
Марк
Мне надо было спокойно, без свидетелей, поговорить со Степкой. И, разумеется, с Полиной. Вновь встретиться и поговорить с Полиной было важнее всего.
Поскольку они оба сейчас были на занятиях, я выяснил у охранника, когда заканчивается шестой урок, и покинул стены школы.
Степку наверняка можно было выдернуть с уроков – уверен, после разговора в кабинете директора никто бы не возражал. Но мне нужна была Полина. Именно она была нужна мне в первую очередь. А Полина, в отличие от моего братца-оболтуса, с уроков не сбежит. Придется ее подождать.
Утром, когда я подъезжал к этому городишке, наивно думал, что не задержусь в нем дольше, чем на пару часов. Сейчас стало очевидно, что я проторчу тут гораздо дольше. Пока не налажу контакт с Полиной, не уеду никуда.
Правда, вечером мне по плану надо идти на благотворительный концерт с Кристи. И совершенно не факт, что я на него успею теперь.
Не то чтобы это было проблемой – можно просто никуда не ходить.
Я прошел через школьный двор, вышел за ворота. В пятиэтажке через дорогу обнаружилась какая-то пиццерия – возможно, того самого папаши Новикова? Я сел за столик, заказал себе кусок пиццы и кофе и набрал Кристину. Заняться всё равно было нечем.
– Привет, дорогой! – как всегда жизнерадостно защебетала в трубку Кристина. – Ты не забыл, что сегодня мы идем на сейшен?
Я поморщился. Сейшен! Все-таки меня подбешивают бессмысленные англицизмы.
– На благотворительный концерт, – машинально поправил я. – Нет, не забыл, но, возможно, придется всё отменить. Я позже еще позвоню.
– Почему-у? – расстроенно протянула Кристи.
– Я не в Москве, уехал. Могу не успеть вернуться.
– Зачем же ты уехал именно сегодня? Завтра нельзя было?
– Завтра, скорее всего, я тоже уеду. Кристи, у меня, если ты не знаешь, бывают важные дела.
– Конечно, дорогой, прости, – вздохнула Кристина.
Я повесил трубку и со вздохом откинулся на спинку кресла. Иногда Кристина меня раздражала, но все-таки не слишком сильно. Именно потому, что она раздражала меня не слишком сильно и лишь иногда, скоро я на ней женюсь. Сейчас середина сентября, а мы наметили свадьбу на середину марта – уже и дату выбрали, правда, какую, я забыл. А пока ходим вместе по разного рода мероприятиями, мелькаем перед прессой и папарацци, фотки с нашими сияющими от счастья лицами попадают потом в светскую хронику. Пиар-отдел считает, что это хороший, грамотный ход, и свадьбу потом тоже нужно будет провести с размахом. Кристи радуется, а мне, в целом, всё равно.
Эту свадьбу затеяли отец и его друг. Я хорошо подумал и не стал возражать – выгода слишком очевидна.
Полгода назад к отцу пришел его «лучший враг» и конкурент, а по совместительству – бывший лучший друг, Роман Петрович Осипов. Они вместе с отцом начинали в девяностые. Торговали всем, чем только можно торговать, быстро обрастали капиталами, даже с братками дела вели и какие-то полукриминальные схемы проворачивали, о чем сейчас лучше вопросов не задавать. А через несколько лет Роман Петрович сказал: «Слушай, Костя, есть верное дело. Минеральные удобрения. Я знаю, как купить по дешевке бывший советский химкомбинат…»
Сегодня, спустя почти четверть века, холдинг «Химические технологии» вырос в крупнейшего производителя азотных удобрений. Крупнейшего не только в России, но и в Европе. Штаб-квартира в Москве и восемь филиалов по стране, серьезные производственные мощности, экспорт на огромные суммы…
Ирония судьбы в том, что контрольный пакет акций «Химтеха» принадлежит отцу. Еще двадцать пять процентов – мне. А вот с Романом Петровичем отец давно разругался, бывшие партнеры поделили активы и разбежались в разные стороны. Осипов вложил деньги в другой загибающийся завод, и теперь его «Агроминтех» – один из крупнейших в стране производителей удобрений, только не азотных, а калийных.
Когда Осипов купил завод, отец разозлился. Он не успел прибрать и это производство к своим рукам.
Лучшие враги не общались двадцать лет.
А полгода назад Роман Петрович пришел к нам и сделал предложение, от которого ни отец, ни я не смогли отказаться.
– Мне шестьдесят, – сказал тогда Роман Петрович. – И я умираю. Да, то самое. Нет, еще сколько-то протяну, – добавил он в ответ на наши растерянные взгляды. – Может, пару лет, может, дольше. Но дела надо уладить уже сейчас.
– А я тут при чем? – спросил отец.
– У меня есть дочь, моя единственная наследница – Кристина, – продолжал Роман Петрович. – Ей двадцать семь, а у нее ветер в голове гуляет. Мозгов, как у курицы. Думаете, ей можно «Агроминтех» доверить? Нельзя. Она его обанкротит через год после получения наследства.
– Она может его продать, – сказал отец.
Я видел, что он уже примеряется к покупке.
– Она так и сделает, – согласился Роман Петрович. – А деньги за год-другой размандырит. Курица, говорю же. В общем, я за нее беспокоюсь.
– Кажется, Рома, ты хочешь мне что-то интересное предложить? – спросил отец.
– Хочу, – сказал Роман Петрович. – И даже не тебе, а твоему сыну. Все-таки повезло тебе, Костя. Повезло, что сын у тебя, а не дочь.
Он повернулся ко мне, внимательно посмотрел в глаза.
– Марк, если ты женишься на моей дочери, я продам вам «Агроминтех» за почти символическую сумму. Эти деньги пойдут мне на лечение, и чтобы спокойно дожить оставшееся время. Ну, и процентов пять акций себе оставлю. Когда умру, они перейдут Кристинке. И на булавки хватит ей, и не будет риска, что спустит огромные суммы в унитаз. А вы объедините компании в новый большой холдинг. «Химтех Агромин» – звучит солидно, да?
– Мне нравится, как звучит, – сразу сказал отец.
Я тогда промолчал, не зная, что ответить. Отцу легко соглашаться, это же не ему придется жениться на безмозглой курице. А может, она вообще страшная, как крокодил…
– Но взамен ты, Марк, берешь на себя обязательства заботиться о Кристине, – добавил Роман Петрович. – В том числе, когда останешься единственным владельцем объединенной компании.
– Вы няньку, что ли, ищете для своей Кристины? – не выдержал я.
– Не буду лукавить, Марк, – вздохнул он. – Именно няньку и ищу. Мне нужен человек, который будет присматривать за ней, когда я уже буду не в состоянии это делать. – Осипов усмехнулся. – Да ты не переживай, браки по расчету – вообще самые крепкие. Уж поверь моему опыту, да и батя твой много что о любовных разочарованиях может рассказать…
С этим я и не собирался спорить. Мои родители – как раз подтверждение тому факту, что никакой любви не существует. Есть влечение и гормональные всплески, под влиянием которых мужчина и женщина со всех ног бегут в загс, а когда наваждение проходит, наступает разочарование. И развод, разумеется. От которого страдают дети. Как, например, в детстве страдал я, когда родители развелись.
Роман Петрович прав, браки по расчету – самые крепкие. В таких браках нет разговоров о любви, но и нет дикого похмелья после отрезвления от гормонов годы спустя…
– Кстати, фото Кристинки, – сказал Роман Петрович, протягивая мне снимок. – А то ты, может, думаешь, что она страшная, как крокодил?
С фотографии на меня смотрела красотка в открытом купальнике. Светлые, идеально прямые волосы ниже плеч, зеленые глаза, пухлые губы. Грудь, ноги – всё при ней. Кожа почти шоколадная – с загаром переборщила… В ее облике немало искусственного, тут и специалистом не надо быть, чтобы заметить работу стилиста, косметолога и даже, скорее всего, пластического хирурга. Но всё сделано очень аккуратно. В принципе, пойдет.
Я не мог отделаться от ощущения, что лошадь выбираю. Осталось только зубы проверить…
– Ну, по рукам? – спросил Роман Петрович.
– Конечно, – сказал отец.
– Хотелось бы услышать это от Марка, – покачал головой Осипов.
Помню, я тогда задумался на пару мгновений. Спросил себя: а что я, в сущности, теряю? Возможность жениться по любви? Ну смешно же. Никаких гормональных всплесков я в своей жизни в любом случае не допущу.
– Да, Роман Петрович, по рукам.
***
Я вынырнул из воспоминаний, посмотрел на часы. Времени было уже час с лишним. Покинул пиццерию, побродил еще немного по округе, чтобы ноги размять, и направился в школу.
Когда прозвенел звонок, школьный вестибюль меньше чем за минуту заполнился пестрой орущей толпой дикарей. Мне почти сразу удалось выцепить взглядом среди этой толпы темную головушку с синей челкой.
– Ну привет, брат. – Я вырос на пути у балбеса. – Пойдем, поговорим.
Подхватил его под локоток и потащил за собой на выход.
– Да отстань ты от меня! Олигарх несчастный! – пытался упираться Степка.
– Не отстану, – фыркнул я. – Во-первых, потому что обещал отцу. Во-вторых, ты поможешь мне подкатить к Полине.
– А с чего это я должен помогать тебе подкатывать к Полине? К ней, может, все наши пацаны подкатить мечтают. Я, может, тоже мечтал!
Сложно было не расхохотался, обнаружив внезапного соперника в лице девятиклассника. Степка покраснел.
– Ну, даже если не мечтал, – запыхтел он, – то в любом случае помогать просто так я не буду,
– А что хочешь за помощь?
– Айфон последней модели! Ясно тебе, олигарх?
В голосе Степки звучало торжество. Кажется, он был уверен, что для меня это неподъемная сумма.
– Мелко плаваешь, сын и брат олигарха, – улыбнулся я. – Надо было порше просить. Айфон завтра тебе привезу, пойдем.
– Куда?
– Поговорим наконец-то.
– О чем поговорим?
– Не о чем, а о ком. Об отце. А еще о Полине…
Глава 9
Марк
Мы направились в ту же самую пиццерию. Степка был голодным, а я решил, что договариваться о чем-либо с голодным подростком – дело, заранее обреченное на провал. Уселись за столиком в дальнем углу и заказали большую пиццу – братец поклялся, что правда способен съесть ее один.
– Это случайно не заведение Новикова-старшего? – спросил я.
– Угу, – кивнул Степка.
– Да, довольно убого для крупного предпринимателя. Что ж, Степан, я тебя поздравляю. В отличие от Новикова, твой отец по-настоящему богат.
– А мне не похер? – Он пожал плечами. – Где был этот отец, когда мать еле сводила концы с концами? Только теперь объявился? Да знаешь что… Да идите вы оба…
– Угомонись, – фыркнул я. – Начнем с того, что он не подозревал о твоем существовании. Иначе бы ты не с матерью всё это время жил, а он бы тебя забрал к себе. Отец считает, что Шереметьев должен расти в доме Шереметьевых, таково его жизненное кредо. Возможно, поэтому твоя мать и не стала ему ничего говорить.
Степка дожевал кусок пиццы и взялся за следующий.
– А теперь он чего от меня хочет?
– Он хочет встретиться с тобой. Познакомиться. И, не буду врать, он захочет, чтобы ты переехал в Москву, в его дом. Он захочет полноценно участвовать в твоей жизни, растить и воспитывать, дать тебе то, что не получилось дать раньше…
– И ты думаешь, я, радостный такой, побегу к нему? У меня никогда не было отца, и сейчас мне не нужен никакой отец!
– Ну, на твоем месте я бы не разбрасывался отцами-олигархами. Твоя жизнь изменится, Степан. Ты перейдешь учиться в московскую школу, позже поступишь в престижный вуз. Полагаю, потом отец доверит тебе какую-то часть управления холдингом.
– Ха! На твоем месте я бы обиделся. Ты ведь, поди, сам рассчитывал управлять этим вашим холдингом?
– Я им и так управляю. Батя всё больше отходит от дел, здоровье уже не то. Мои позиции из-за твоего появления не пострадают, можешь за меня не беспокоиться. К тому же я и сам не против иметь в управлении своего человека, которому смогу доверять.
– А если я не хочу?
– А чего ты хочешь? Какие у тебя планы на будущее?
– Ну, это… в ветеринарный колледж пойти…
Я еле сдержался, чтобы не захохотать. Как же бесконечно далеки мечты этого парня от мира больших денег, в который ему предстоит окунуться! Даже жаль его. Отец, конечно, ни за что не позволит ему поступить в ветеринарный. А впрочем, пусть батя разбирается со своим сыном сам.
– Ты только в девятом классе, у тебя еще куча времени впереди, чтобы определиться, – дипломатично ответил я. – Давай сейчас просто остановимся на том, что ты поедешь к отцу и с ним познакомишься. Вести себя будешь мило и максимально корректно. Хорошо? Отец болен, три недели назад он перенес инфаркт. Ему сейчас не нужны отрицательные эмоции.
Степка ничего не ответил, но и возражать не стал. Молча схватил очередной кусок пиццы.
– А теперь давай расскажу, что от тебя нужно мне, – продолжал я. – Мне нужно, чтобы ты задержался тут еще на месяц. В выходные я отвезу тебя в Москву, ты встретишься с отцом. Он предложит тебе сразу переехать к нему. А ты откажешься. Объяснишь, что пока не готов, хочешь еще подумать, у тебя тут друзья и бабушка… Попросишь дать тебе время и не выдергивать так резко из привычной жизни. Я тебя поддержу, скажу бате, что так будет лучше для всех, что постепенно ты адаптируешься, не стоит делать резких шагов… Что с твоим уровнем знаний тебе очень тяжело будет учиться в сильной московской школе, надо подготовиться, найти хороших репетиторов. Да, брат, придется учиться. Отлынивать я тебе не дам, иначе сильную школу ты потом не потянешь.
– Ну, допустим, в сильную школу я и сам не хочу, и в Москву переезжать не хочу, – буркнул Степка. – Но мне интересно, к чему ты ведешь. Ни фига не понимаю.
– Тут и понимать нечего. Сегодня я познакомился с вашей Полиной, и она мне понравилась. Так что ты будешь заниматься с ней русским весь ближайший месяц. Я буду часто навещать ее и интересоваться твоими успехами, усек? За это ты получишь не только айфон, но и всё, что твоя душенька пожелает. А через месяц мы вернемся к разговору про Москву.
– Почему месяц? – подумав, спросил Степка. – Ты хочешь уломать Полину и…
Он слегка покраснел.
– И затащить ее в постель, ты правильно понял, – улыбнулся я.
– За месяц уломаешь, а потом что? Тоже скажешь ей ехать с тобой в Москву?
– Ну, там видно будет, но что-то вроде этого.
Я снова широко улыбнулся. Не стоит говорить этому несмышленышу, что ни в какую Москву я, конечно, Полину не повезу.
Не пройдет и пары дней, как она станет моей любовницей, но еще месяц мне нужен, чтобы как следует ею насладиться.
Сегодня я в буквальном смысле потерял голову из-за девушки… Это непривычно и даже слегка бесит, однако я не могу просто выкинуть ее из головы. Мне надо переспать с ней. И я отдаю себе отчет, что буду хотеть Полину и после того, как мы переспим. Мое желание вряд ли ослабнет через пару дней или даже через неделю. Мне нужен месяц.
Наиграться с ней от души… и наконец успокоиться.
– А если ты ее не уломаешь за месяц? – усмехнулся Степка.
– Ну, ты меня недооцениваешь, брат, – расхохотался я.
Он откусил еще пиццы, подумал.
– А если наоборот слишком быстро уломаешь? Тогда уже через неделю потащишь ее и меня в Москву? Сразу предупреждаю, я никуда не поеду! Ни через неделю, ни…
– Да не волнуйся, через неделю не потащу. Полина – приличная девушка, такую за неделю не уломаешь.
Я, конечно, врал. Потому что вопрос не в том, быстро или долго я буду укладывать Полину в свою постель – я был уверен, что недолго. Просто вообще не имело смысла выдергивать ее в Москву. Ей бы пришлось уволиться из школы, а через месяц что? Выгнать ее, пусть возвращается в Мухосранск?
Ну, не настолько же я сволочь, на самом деле. И все эти женские обиды, переходящие в истерики, мне тоже ни к чему.
Намного проще развлекаться с ней здесь. Надо только найти и снять подходящее жилье, какой-нибудь уютный коттедж, где нам никто не будет мешать. А через месяц, когда я наиграюсь с ней и наваждение отступит, когда красота Полины уже не будет бить меня под дых, подарю ей на прощание что-то поприличнее, и помашем друг другу ручками. В конце концов, у меня свадьба на носу.
***
– Ты знаешь, где живет Полина? – спросил я.
– Знаю, – кивнул Степка, расправившись с пиццей. – У них дом в конце нашей улицы.
– Тогда пошли.
Мы сели в машину, Степан стал показывать мне дорогу. Через пять минут – все-таки это очень маленький городок – были на месте.
Полина нашлась во дворе своего дома – она ходила с лейкой вокруг грядки, поливала цветы.
– Полина Григорьевна! – громко крикнул Степан.
Полина повернула голову, увидела нас через забор, поставила лейку на землю и подошла. Открыла калитку.
– И снова здравствуйте, Полина Григорьевна, – улыбнулся я. – Мы пришли поговорить насчет занятий русским языком.
Она в ответ нахмурилась.
– Да, Марк Константинович, со Степой обязательно нужно заниматься… но думаю, лучше вам найти другого, более опытного педагога.
– Ну не-е-ет… – протянул Степка, которого я заранее подучил так ответить, если Кудряшка начнет артачиться. – Я больше ни с кем заниматься не согласен. Ни за что!
– Выручайте, Полина Григорьевна, он больше ни с кем не согласен, – вздохнул я. – А ведь ему очень нужно подтянуть русский язык! ОГЭ на носу, а юный гений пять ошибок в слове «еще» делает! Кстати, не представляю, что он умудряется там написать?
– «Истчо», – улыбнулась Полина.
Степан скорчил мне рожу, а я искренне рассмеялся, радуясь заодно и тому, что Кудряшка улыбается. Кажется, лед тронулся.
– Так вы согласны позаниматься со Степой, Полина Григорьевна? – спросил я. – А еще… ради бога, простите мое некорректное поведение в кабинете Натальи Станиславовны. Я очень переживаю, что вы остались обо мне не лучшего мнения! И хотел бы это исправить…
– Забудем об инциденте, Марк Константинович. – Полина покосилась на Степку и слегка покраснела. – А позаниматься… ну, хорошо, давайте попробуем.
Она снова улыбнулась, а на ее щечках заиграли ямочки.
Я смотрел на эти ямочки, и мне очень хотелось их поцеловать, одну и другую. А потом поцеловать ее в губы. А потом…
«Скоро», – сказал я себе.
Глава 10
Марк
Невероятно, но за месяц моих ухаживаний за Полиной я так и не сумел затащить ее в постель. Да я вообще ни на миллиметр не продвинулся в смысле реализации своих горячих желаний.
На второй день их занятий со Степкой я прибыл поинтересоваться успехами. Мы сидели на кухне в ее доме, и Полина долго объясняла мне, что Степа – парень очень способный, просто неорганизованный. Я познакомился с ее дедом и бабушкой, с которыми она живет – как выяснилось, родители Полины погибли в автокатастрофе, когда она была еще ребенком. Бабушка любезно мне улыбалась, зато деду я, кажется, вообще не понравился – но меня это не беспокоило. Кудряшка рассказывала о школе и о том, что любит работать с детьми, что она с детства знала: будет учительницей.
Степка сидел вместе с нами и смотрел на меня с укоризной, явно мечтая свалить оттуда побыстрее, но мы с Полиной всё болтали о школьных делах.
А потом я предложил ей пойти со мной в Большой театр.
– Понимаете, Полина, – глядя на нее честными глазами, принялся заливать я. – У меня совершенно случайно есть два билета в Большой, на «Ромео и Джульетту» Прокофьева. На завтра. Балет в трех действиях, историческая сцена… и мне совершенно не с кем сходить. Один такой билет стоит тридцать тысяч, – сообщил я и тут же снова соврал: – Но вы не беспокойтесь, мне они достались бесплатно, как спонсору. Полина, выручайте, иначе билеты пропадут…
– Почему бы вам не сходить со своей женой?
– У меня нет жены. – Я пожал плечами.
– Тогда со своей девушкой?
– У меня нет девушки. – Я вздохнул.
Даже не соврал – постоянной девушки у меня давно не было. После того, как очередная пассия вынесла мне весь мозг своим «ну давай поженимся», я зарекся раз и навсегда в эти ваши длительные отношения вообще лезть. Мне вполне хватает коротких, необременительных связей, из которых я выхожу раньше, чем они успевают надоесть.
Правда, у меня есть невеста… но о ней Полине необязательно знать. Это, собственно говоря, не про отношения, а про деловое партнерство.
– Среди моих знакомых нет никого, кто оценил бы мою любовь к балету и классической музыке, – грустно добавил я. – А одному идти не хочется. Это же совсем не то.
– Почему бы вам не сходить со Степой? – поинтересовалась Полина.
– Еще чего! – взревел брательник. – Да никогда в жизни! Нет, нет и нет!
– Вот видите, он тоже не любит классическую музыку. – Я покачал головой. – Никто не понимает моей любви к искусству…
Полина промокнула салфеткой слезы в уголках глаз – мне удалось ее растрогать. Она улыбнулась и согласилась пойти.
Я уже ликовал в душе. Уже снова слышал – будто наяву, – как она стонет подо мной, изнемогая от удовольствия: «Еще, Марк, еще…»
Я честно отсидел на проклятом балете два с половиной часа, держался изо всех сил и даже ни разу не зевнул. Это была настоящая пытка, к тому же от близости Полины у меня разве что не плавились мозги. Зато после театра я уговорил ее пойти в ресторан – она отказывалась и смущалась, но я заявил, что это слишком жестоко с ее стороны, потому что я умираю от голода.
Я в красках представлял, как после ресторана приглашу ее к себе домой, и она, естественно, согласится, и тогда наше общение перейдет наконец в горизонтальную плоскость…
Меня ждало ужасное, горькое разочарование. В машине я потянулся к ней с поцелуем… но Полина подняла вверх сумочку и ловко закрыла пол-лица, а я лишь клюнул носом застежку.
– Марк, Марк… – Она нахмурилась. – Так я и думала, что вам доверять нельзя. Обещали же не распускать руки!
– Полина, в вашем присутствии… очень сложно их не распускать.
– Значит, я с вами больше никогда и никуда не пойду!
– А если не буду распускать, пойдете? – грустным голосом спросил я.
– Не знаю. Совсем не уверена.
В тот день я отвез ее обратно домой, так ничего и не добившись. Настроение повысилось разве что, когда я проводил ее до калитки и уже возвращался к машине, как вдруг обнаружил на противоположной стороне улице, в темноте, понурого, опустившего голову физрука. Он явно заметил нас с Полиной, всё правильно понял и теперь страдал от бессилия и ревности.
На следующий день я позвонил ей и снова пригласил в театр.
– Опять билеты случайно достались? – со смехом спросила Полина.
– Нет, – сказал я. – Специально купил. Мне очень понравилось ходить в театр с умным, образованным человеком. Полина, голову даю на отсечение… на этот раз точно будет без рук.
– Ладно, поверю вам, – фыркнула Кудряшка. – Только, Марк, имейте в виду… – добавила она строгим учительским голосом. – Это ваш последний шанс.
Мы принялись ходить по московским театрам. А еще по концертам, музеям и выставкам, и пару раз были в кино, на каких-то странных фестивальных фильмах не для среднего ума. Вечер чаще всего заканчивался походом в ресторан. Мы обсуждали увиденное и услышанное и быстро выяснили, что наши вкусы во многом совпадают. Например, Полина призналась, что не так уж и сильно любит балет – предпочитает оперу – и в тот раз в Большом немного скучала.
Мы с ней болтали о школьных делах и обо всем на свете. Обсуждали прочитанные в детстве и юности книги и с восторгом узнавали, что любим одно и то же. Полина советовала мне современных авторов, лауреатов каких-то там престижных премий, и я читал их ради нее, чтобы в следующих раз нам было, что обсудить.
Мы на удивление замечательно проводили время вдвоем. За месяц мы не пропустили почти ни одного вечера. По моей инициативе – ни одного, но раза три Полина была загружена школьными делами, и свидание приходилось отменять… В такие дни я просто места себе не находил.
Она снилась мне по ночам, и это всегда были очень горячие сны, после которых я изнывал полдня, мечтая поскорее ее увидеть. Я стал меньше заниматься делами, не задерживался в офисе допоздна, чаще делегировал полномочия и назначал подписание важных контрактов исключительно на утро. Я успевал раз в несколько дней навещать отца, а вот на Кристи у меня совершенно не оставалось времени – каждый раз, когда она звонила и радостно сообщала, что пиар-отдел рекомендует нам вдвоем посетить очередное мероприятие для прессы, я отвечал, что ужасно занят, давай, дорогая, как-нибудь потом. Я катался туда-сюда по Можайскому шоссе, и эта дорога уже стала мне, как родная – вечером заехать за Полиной, потом вместе в Москву, на очередной спектакль или концерт, и ближе к ночи – обратно, отвезти ее домой…
Каждый раз я мечтал, что мне не придется везти ее домой, что Полина останется ночевать у меня, и тогда наконец-то…
Я не решался давить – помнил про «последний шанс». А еще не хотел излишним напором разрушить нечто хрупкое между нами. Нечто удивительное и почему-то очень важное для меня самого.
Однако я уже на стенку лез от этого вынужденного воздержания. О том, чтобы расслабиться с кем-то еще, не могло быть и речи. Я никого больше не хотел. Я хотел Полину до одури. Я в жизни ничего подобного не испытывал, даже подростком!
Я просто не знал, что еще сделать, чтобы наконец-то ее получить.
Глава 11
Марк
Я повез Степку на очередную встречу с отцом, и по дороге он спросил:
– Слушай, ты, наверное, тоже скажешь, что пора переезжать в Москву? Константин Алексеевич всё время про это говорит, но я не согласен…
Степка упорно называет отца Константином Алексеевичем, но тот, как ни странно, не обижается. Мне он сказал, что понимает: пацану нужно время. В остальном они вроде бы даже нашли общий язык.
– А почему ты думаешь, что я так скажу? – удивился я.
– Ну ведь месяц уже прошел… – ответил Степка. – Или ты так и не добился ничего с Полиной?
Он глумливо заржал, а я заскрипел зубами. Уже даже девятиклассник надо мной смеется! Черт побери, месяц прошел, а мы всё ходим с ней по театрам и держимся за ручки! И единственное, чего я добился – совсем недавно мы наконец-то перешли на «ты»!
Вернувшись домой, я первым делом заказал два билета в Мариинский театр на ближайшую субботу и забронировал люкс в дорогом питерском отеле на два дня. Я знал, что Полина никогда не была в Питере, но побывать мечтала. Решил, что если она не согласится поехать, я… я просто…
Да я просто ее тогда украду!
В субботу приехал за ней гораздо раньше, чем обычно, попросил захватить с собой паспорт, а на вопрос «Зачем?» ответил загадочно: «Скоро поймешь».
Машину я оставил перед Полининым домом и вызвал такси. Заодно шепнул ее бабушке, что сегодня внучка ночевать, скорее всего, не приедет, что Полина позвонит позже и всё объяснит, и что беспокоиться не надо, ведь она в надежных руках. Елена Викторовна, которая, в отличие от деда, относилась ко мне с симпатией, улыбнулась только: «Ох, молодежь», и велела не обижать Полинку, или мне не поздоровится. Я поклялся, что не буду никого обижать.
На такси мы прибыли в аэропорт. Всю дорогу Полина смеялась и говорила: «Не понимаю, куда ты везешь меня», а когда увидела здание аэропорта, слегка обалдела.
– Ты же мечтала побывать в Питере? – улыбнулся я. – Мариинка нас сегодня ждет.
Вечер получился чудесным, несмотря на дождливую погоду. Опера понравилась даже мне – к счастью, я предусмотрительно выбрал не балет, а именно оперу.
Полина же светилась от восторга. Самым натуральным образом светилась от восторга, и, глядя на нее, светился от радости я сам.
Когда мы вышли из театра, я обнял ее – просто почувствовал, что на этот раз Кудряшка меня не оттолкнет, – крепко прижал к себе и зашептал ей на ухо:
– Мы можем вернуться в аэропорт и последним рейсом улететь в Москву. Или… сдать билеты и вернуться в понедельник утром. Да, мы можем сейчас поехать в гостиницу и провести вечер вдвоем. А завтра можем погулять по городу… сходить в Эрмитаж или…
Полина обняла меня и поцеловала. Сама.
***
Я обезумел. Мы обезумели. В голове стучала отбивным молотком единственная мысль: «Боже… наконец-то…»
Мы целовались всю дорогу до отеля в такси, целовались на ресепшене, пока администратор делал вид, что не замечает ничего особенного. Мы целовались в лифте и пока шли до номера по гостиничному коридору, на ходу врезаясь в стены…
Мы продолжили целоваться, как только переступили порог нашего номера, и дверь захлопнулась у меня за спиной.
Мы целовались и стаскивали друг с друга одежду. Целовались, не в силах оторваться друг от друга, когда направились в спальню, но случайно зарулили в душ.
Первый раз случился прямо там, в душе, под прохладными струями воды, стекающими на наши разгоряченные тела. Я прижимал Полину к мокрой от брызг стене, целовал ее губы, плечи и грудь, входил в нее и разве что не рычал от удовольствия, от этих запредельных ощущений, потому что наконец-то, прямо сейчас, в эти минуты, сбывалось самое главное, то, о чем я так долго мечтал.