Очаровательная проказница

Размер шрифта: 13

Liz Carlyle

WICKED ALL DAY

В оформлении обложки использована работа, предоставленная агентством Fort Ross Inc.

Печатается с разрешения издательства Pocket Books, a division of Simon & Schuster, Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg.

Серия «Очарование» основана в 1996 году

* * *

Пролог,
в котором начинаются удивительные события

Даже когда она была маленьким ребенком, то знала, что она – другая. Девочка была чужой и в мире родовитых, и среди тех, кто гораздо ниже рангом. Она словно жила снаружи и заглядывала внутрь, прижимаясь носом к холодному стеклу, а мир отгораживался от нее перешептываниями и косыми взглядами.

В самых ранних своих мечтах девочка превращалась не в принцессу, а в служанку в туго накрахмаленном чепце и сером саржевом платье с белоснежным передником. В грезах она пила чай за кухонным столом вместе с остальными слугами, смеялась над карточными фокусами кучера, менялась ленточками и сплетничала с горничными, а в выходной гуляла с лакеем. Она становилась другой, принадлежащей к определенному кругу.

Но когда девочка достаточно подросла, чтобы заглянуть поверх подоконника в большой мир, было решено, что пора ей учиться читать, и она узнала, что мечты не часто сбываются. И пока не случилось что-нибудь ужасное и шокирующее – а этого никогда не происходило, – она будет пребывать в том забвении, которое мир, по-видимому, уготовил ей. Под присмотром мегеры-гувернантки она жила в пустом доме, лишенная душевного тепла, если не считать тех редких случаев, когда ее привозили в Лондон или когда отец приезжал домой покачать ее на колене, а потом снова исчезал в туманном чреве столицы.

И так случилось, что девочка начала закалять свое сердце в том возрасте, когда едва сознавала, что оно у нее есть. Она научилась переносить сплетни и иногда даже смеялась над ними. Но в прекрасные дни вроде сегодняшнего, когда легкие облачка высоко плыли в ясном синем небе, когда зеленая трава манила поиграть, девочка клялась себе не думать о пересудах.

– Бедный ребенок! Говорят, для матери она была нежеланной…

Как обычно, слова, хоть достаточно мягкие и сказанные приглушенным голосом, парили на крыльях ветерка и, словно комар, выискивали место, куда ужалить побольнее.

Девочка вскинула маленький острый подбородок и съежилась, хотя и так была маленькой. Сосредоточив внимание на пехотинцах в красных мундирах, которых ее кузен Робин усердно расставлял на одеяле, она выбрала из кучи солдатика и поставила его в строй.

– Она ведь француженка? Любовница?

– Да, и отчасти итальянка, по словам кухарки, и мерзкого нрава в придачу.

– Так что девчонка его по праву унаследовала?

Послышался ехидный женский смех.

Ее кузен, конечно, не обращал внимания на пересуды.

– Не туда, гусыня ты этакая, – ворчал Робин, передвигая ее солдатика на другую сторону. – Такое построение не зря называют квадратом, Зоэ.

Девочка заморгала, отгоняя горючие слезы.

– Но они подружились, – запротестовала она, ее нижняя губа задрожала. – Как мы. Они никогда не расстанутся.

Оперевшись на локти, Робин взглянул на нее.

– Это война, Зоэ, а не кукольное чаепитие.

– А теперь ухаживает за невестой, дьявол бессердечный, – продолжали сплетничать женщины.

– Рэннок? Не может быть!

– Она родит ему детей. Видно, прижитая девчонка ему не нужна.

Зоэ старалась не смотреть на слуг.

– Прекрасно, Робин! – рассердилась она. – Давай вернемся на Брук-стрит и поиграем в кукол Арабеллы.

– Тихо, Зоэ! – Робин в тревоге посмотрел на старшего брата. Юный маркиз Мерсер играл в крокет с двумя старшими мальчиками, ловко передвигаясь по траве на длинных ногах. Робин перевел взгляд на одеяло. – Зоэ, – прошипел он мрачно, – если ты хоть слово скажешь ему про кукол, клянусь…

– Да не скажу, крошка, – выпалила Зоэ, – я ведь пообещала.

– Мисс Армстронг, – резким тоном произнесла мисс Смит, приподнявшись со скамейки. – Если вы снова станете ссориться, мы уйдем.

Зоэ не обратила на нее внимания.

– Ты такой вредный, Робин, – пробормотала она.

– Вовсе нет, и ты это знаешь. – Робин с лязгом высыпал на одеяло очередную порцию солдатиков. Летнее солнце ярко освещало Грин-парк, бросая на темные волосы мальчика красноватые блики. – Вот, – сказал он примирительно. – Строй следующий полк, гусыня. Нет, положи солдатика в зеленом мундире. Это Двадцать восьмой глостерширский пехотный полк. Я тебе помогу рассортировать их. – И он стал раскладывать отдельно красных и зеленых солдатиков, мисс Смит фыркнула и снова села рядом с сестрой.

В последние месяцы мисс Смит раз в две недели приезжала с Зоэ из Ричмонда в Лондон якобы за покупками и чтобы лучше познакомиться с родственниками Зоэ. Но, правду сказать, мисс Смит приезжала повидать свою сестру, миссис Оглторп, и обе отводили душу, понося своих работодателей и жалуясь на судьбу.

Когда Робин начал строить новый полк, перешептывания возобновились.

– По крайней мере он взял девчонку к себе. Надо отдать должное этому дьяволу.

– И все-таки… жена… Помяни мое слово, Джейн, – это ужасно!

И шокирующе! Да. Все изменится, и не к лучшему.

Почти против собственной воли Зоэ вскинула кулаки. Солдаты Двадцать восьмого глостерширского пехотного полка полетели в траву, один даже угодил в очки мисс Смит.

– Зоэ, довольно! Встаньте, мисс! – Гувернантка, подскочив, потащила девочку с одеяла. – Хватит с меня вашей дерзости.

– Ой! – вскрикнула Зоэ. – Мне больно!

– Зоэ? – Лорд Мерсер подошел к ним, почти угрожающе покачивая крокетным молотком.

Мисс Смит немедленно отпустила руку Зоэ.

– Лорд Роберт, – резко сказала она, бросив осторожный взгляд на Мерсера, – соберите свои игрушки. Мисс Армстронг идет домой, она должна научиться справляться со своим своенравным характером.

Мерсер спокойно поднял злополучного солдатика, потом подошел к Зоэ и опустился на колени.

– Ну, мисс Порох, – произнес он, легонько стукнув ее солдатиком по носу. – Леди не швыряются игрушками. Ты ведь это знаешь?

Опустив глаза, Зоэ пожала плечами и взяла солдатика, ее нижняя губа дрогнула.

Мерсер поднял пальцем ее подбородок и посмотрел на нее.

– Постарайся быть хорошей девочкой, – пробормотал он. – И я попрошу папу… кое о чем. – Он искоса взглянул на мисс Смит. – Ты можешь сделать это для меня? Ненадолго?

Зоэ застенчиво кивнула. Она никогда не знала, что сказать брату Робина. Он казался гораздо старше и больше. Но когда Мерсер отошел, еще одна длинная тень упала на одеяло.

– Что тут происходит? – произнес мягкий глубокий голос.

Зоэ подняла глаза на красивого, широкоплечего джентльмена. На нем было черное облачение священника с жестким воротником, но его повадки безошибочно выдавали военного.

– Мистер Амхерст, – низко присела в реверансе мисс Смит. – Снова Зоэ. Она разбросала игрушки лорда Роберта.

– Он, вероятно, сам в этом виноват, – улыбнулся отчим Робина, его густые золотистые волосы шевелил ветерок. Наклонившись, он легко ущипнул Зоэ за подбородок. – Девочка моя, ты с каждым днем все хорошеешь. Пройдет несколько лет, и, держу пари, ты разобьешь не одно сердце. – Выпрямившись, он положил руку на голову Робина. – Собери игрушки, мой мальчик. Нас ждут дома к чаю, и у Зоэ впереди долгая дорога.

Лорд Роберт неохотно сложил в сумку солдатиков и взял руку отчима. Попрощавшись, они направились к Мерсеру, который все еще пристально смотрел на Зоэ. Почти нехотя он вскинул на плечо крокетный молоток, поднял руку, приветствуя девочку, и присоединился к отчиму.

Зоэ с завистью смотрела им вслед. На Брук-стрит их ждет мать, наверное, с булочками, бисквитами и теплыми объятиями.

А она, если повезет, будет пить чай с Маклаудом, дворецким. Ее отца, маркиза Рэннока, никогда не бывает дома. А теперь – если мисс Смит сказала правду – папа может жениться. И тогда в жизни Зоэ появится самое страшное существо – мачеха, которая, вероятно, будет даже хуже гувернантки мисс Смит. Выпятив губу, Зоэ обернулась. Мисс Смит с сестрой стряхивали с одеяла траву.

– Когда я вырасту, – объявила девочка, ни к кому не обращаясь, – я выйду замуж за Мерсера и буду жить на Брук-стрит.

– О, я в этом сомневаюсь, мисс Армстронг, – усмехнулась миссис Оглторп, расправляя последнюю складку на одеяле. – Хотя лорд Мерсер и лорд Роберт ваши дальние родственники, они… гм, занимают другое положение в обществе.

– Да, совсем другое, – холодно сказала мисс Смит. – Ваши кузены должны жениться на высокородных леди хорошего происхождения. Не смущайте себя предположениями, дитя, что родственники испытывают к вам что-то, кроме христианского милосердия.

Зоэ смотрела на женщин, укладывающих одеяло в плетеную корзину, и в ней закипало давно знакомое негодование. Она ненавидела мисс Смит и миссис Оглторп. Ненавидела за то, что они напоминали ей о ее положении, за правду, которую они говорили.

Она знала, что женщины обсуждали то, что мисс Смит называла «неудачными обстоятельствами ее рождения». Зоэ не совсем понимала, что это значит, но сознавала, что обстоятельства скверные, что она нехорошая. И до нее медленно доходило, что если человек, как ни старается, не может стать хорошим… то, вероятно, можно упиваться тем, чтобы быть плохим?

Действительно ужасно и шокирующе!

Глава 1,
в которой французская виконтесса переоценила свои возможности

Над карточным столом повисла тишина, лишь колесо рулетки поскрипывало в глубинах помещения, которое когда-то было элегантным бальным залом. Но торговец, построивший внушительный особняк два десятилетия назад, давно разорился, по иронии судьбы проигравшись в карты. И теперь в задымленном игорном зале над бывшим обеденным столом торговца раздался коллективный вздох.

Крупье игорного заведения Лафтона наклонилась над полированным столом красного дерева, пышная грудь цвета слоновой кости дрогнула над корсажем. Последняя карта скользнула из тонких пальцев миссис Уингейт подобно осеннему листку, которому суждены тлен и гниение.

Червовый туз.

Дружный вздох, потом неохотные аплодисменты.

– Отличная игра, милорд! – В пятый раз миссис Уингейт подвинула выигрыш к маркизу Мерсеру. – Вы снова попытаете удачу?

Холодно кивнув, маркиз откинулся в кресле и взял серебряный портсигар, блеснувший в свете ламп. Стоявшая за креслом любовница Мерсера с тревогой положила руку ему на плечо. Не обращая на это внимания, он зажег сигару и наблюдал за сидевшим напротив мужчиной. Атмосфера лихорадочного отчаяния сгущалась в воздухе. Мерсер упорно добивал Тербурна последние три часа, и теперь, перед рассветом, признаки напряжения сказывались.

Миссис Уингейт закончила сдавать карты. Мерсеру карты достались посредственные. Решив, что от добра добра не ищут, он выпускал облачко дыма, пока другие три джентльмена снова брали из колоды карты. Бусинка пота, скользнув по лбу, задержалась в волосках красивой брови Тербурна. Миссис Уингейт открыла даму, и джентльмен со стоном осел в кресле.

– Я пропал.

– О, это удача пропала, старина! – усмехнулся стоявший рядом с Тербурном полковник Эндрюс. – Она вернется и покончит с провалом.

Остальные игроки вытащили карты не лучше, чем Мерсер. Миссис Уингейт улыбнулась почти блаженно. Пара девяток и двойка – заведение в выигрыше. Мерсер склонил голову.

– Мадам, мы вас поздравляем.

Внезапно напряжение нарушилось. Допив отличный коньяк, подававшийся у Лафтона, Тербурн оттолкнулся от стола.

– Уже поздно, – пробормотал он. Лишь едва заметное дрожание рук выдавало его. – Господа, желаю вам доброй ночи.

Поздний час, конечно, не имел к этому никакого отношения. Тербурн и его приятели – завсегдатаи у Лафтона, и только отчаяние оторвало их от игорных столов на рассвете. Тербурн был на грани банкротства, и это отлично подходило целям Мерсера.

Маркиз поднял палец. Возгласы и смешки смолкли, в глазах Тербурна вспыхнула надежда.

– Да?

– Как вижу, вы уходите, – невозмутимо сказал Мерсер. – Но интересно… не согласитесь ли вы заключить маленькое пари?

Подозрительно глядя на него, Тербурн заколебался.

– Что вы имеете в виду, Мерсер?

Маркиз изобразил чрезвычайную скуку, что хорошо умел делать.

– Как я понимаю, вы владеете некой безделицей, которую вы выиграли у виконтессы де Шеро вечером?

Стоявшая сзади Клер легко сжала плечо Мерсера. Что-то похожее на страх промелькнуло в глазах Тербурна.

– Игра была честной, сэр.

– Безусловно, – холодно согласился маркиз.

Пристальный взгляд Тербурна метнулся к Клер, слабая улыбка скривила его рот.

– А, так она хочет это вернуть?

Мерсер, изогнув темную бровь, повернулся и глянул через плечо.

– Ваше желание, мадам?

– Это пустяк, – с галльским презрением пожала плечами Клер. – Но если вы хотите играть на него, почему нет?

Если он хочет играть?!

Мерсер сопротивлялся желанию стряхнуть ее руку со своего плеча. Отчаянное письмо Клер, присланное в его дом в Мейфэре, было закапано ее слезами и запечатано ее поцелуем. Все это снова напомнило ему о свойственной ей хитрости… и ее неизлечимой страсти к игре.

– Крайне неприятно видеть, что вы лишились безделушки, дорогая, – выдавил улыбку Мерсер. – Что скажете, Тербурн? Четверть моего сегодняшнего выигрыша против ожерелья? Конечно, если вы выиграете, ваши друзья, без сомнения, уговорят вас остаться за столом.

Тербурн жадно облизнул губы. Он был более спесивый, чем его приятели – Мерсер это знал, – и не спешил ставить на кон недавно выигранную добычу. Но Мерсер с помощью умелой миссис Уингейт систематически лишал его наличности и щедро потчевал бренди, к тому же Тербурн не слишком сознавал ценность ожерелья.

– Половина вашего выигрыша, милорд, – предложил Тербурн, со зловещим скрежетом подвигая свое кресло назад к столу. – Что скажете?

Мерсер с улыбкой похлопал Клер по руке.

– Скажу, что я глупец, поскольку в отличие от виконтессы питаю нежность к этому пустячку, – ответил он. – Я частенько говорю ей, что маленькая рубиновая капля в центре напоминает мне…

– Милорд! – Клер принялась энергично обмахиваться веером.

Мерсер повел плечом и подвинул вперед половину выигрыша. Тербурн, порывшись в кармане, извлек нить прекрасно подобранных рубинов и с легким стуком положил на стол.

Мерсер смотрел на миссис Уингейт.

– Мадам, вы нам поможете?

Кивнув, она достала новую колоду.

– Сдающий карты воздерживается, – сказала она.

Ее фраза была понятна. В заведении Лафтона не делали денег на частных пари. Хорошим клиентам нужно время от времени потакать, однако если они пожелают продолжить пари, то им придется поискать другое место. Но это несущественно, Мерсер хотел закончить дело сейчас.

Миссис Уингейт перетасовала карты. Тербурн вытянул двойку, Мерсер – тройку. Малообещающее начало. Мерсер приподнял уголок своей карты и почувствовал, как ногти Клер впились в его плечо.

Миссис Уингейт, подняв бровь, смотрела на Тербурна. Тот уверенно улыбнулся и коснулся рубашки своей карты. Выпали соответственно шестерка треф и четверка червей. Мерсер про себя выругался.

– Мелкая рыбешка, сэр, мелкая! – заметил сидевший поблизости полковник Эндрюс.

Снова сдали карты. Тербурн кивнул. Миссис Уингейт положила перед ним бубновую десятку. Публика застонала. Миссис Уингейт пристально взглянула на Мерсера, в ее глазах мелькнул намек на предупреждение. Он знал, что четвертая карта самая опасная. Но было кое-что… что-то в лице Тербурна. Да, слабый изгиб уголка рта. Это кое о чем говорит, поскольку Мерсер пристально наблюдал за ним всю ночь.

Он быстро просчитал возможности – признаться, скверные, – потом бросил последний взгляд на руку Тербурна. Солидные восемнадцать очков. И все-таки он не шелохнулся. Зная, что это явное безумие и все же его единственная альтернатива, Мерсер кивнул.

Выпала бубновая четверка.

Толпа вокруг стола с надеждой нагнулась ближе. С довольной улыбкой Тербурн бросил свою карту, другую двойку. Полковник Эндрюс положил тяжелую руку на плечо Мерсера.

– Неудача, а?

Мерсер тихо выдохнул, потом бросил свою.

Валет пик.

– Боже мой! – по-французски вскрикнула Клер.

Аплодисменты вспыхнули снова, глаза миссис Уингейт расширились.

– Вам феноменально везет, милорд, – пробормотала она.

Клер схватила его за руку и потянула от стола. Мерсер на ходу подхватил рубины.

Несколько минут спустя лорд Мерсер и его любовница стояли в одном из приватных кабинетов Лафтона. Комнаты предназначались для игроков, которые были слишком пьяны, чтобы добраться домой, и для тех, кому понадобился прочный матрас. Игорный притон держал запряженные кареты и список лучших проституток Лондона, дабы не терять клиентов. Что угодно, лишь бы голубок не улетел из прекрасно устроенного гнездышка Лафтона.

Клер кружилась вокруг Мерсера.

– Месье, вы снова спасли попавшую в беду девицу, – пробормотала она. – Как мне продемонстрировать, что я это высоко ценю?

– Обещанием больше никогда не играть на фамильные драгоценности мужа! – отрезал он.

Но Клер была слишком опьянена игрой и шампанским, чтобы почувствовать кипящий в Мерсере гнев. Она провела кончиками пальцев по его широкой груди, потом повернулась, как балерина, рубины каменными каплями сочились из ее руки.

– Бог мой, милорд, вы говорите, как мой муж… и какое в этом удовольствие, я спрашиваю?

– Умоляю, перестаньте вертеться, Клер, и сядьте, – приказал он. – Я хочу поговорить с вами.

Клер надула губки и, взмахнув темными ресницами, потупилась.

– Нет, вы хотите упрекнуть меня, – поправила она. – Тогда я сделаю вот это! – Ее синие глаза блеснули озорством, ловкие пальчики потянулись к застежке его брюк.

– Клер, – предостерегающе сказал Мерсер.

Но она уже опустилась на колени, бледно-розовый шелк ее платья лужицей лег у его ботинок.

– Да, я вознагражу вас этим… моим особенным умением, которое вам очень нравится, не так ли? – пересыпала она речь французскими словечками.

Мерсер схватил локоны Клер, намереваясь поднять ее на ноги. Но в конце концов, будучи мужчиной с хорошим аппетитом, маркиз принял ее жест в том же духе, в котором он был предложен – из жадности, и от отчаяния. Их отношения давно были взаимовыгодными.

Когда спазмы перестали сотрясать его тело и уступили место мягкой, лишенной чувств расслабленности – Мерсер совсем не мог назвать это удовлетворением, – он мягко поднял Клер на ноги и начал приводить в порядок свою одежду.

– Вы помните, Клер, ночь, когда мы встретились? – спросил он, заправляя полы рубашки.

Клер извлекла из сумочки зеркальце и, наклонившись к прикроватной лампе, рассматривала свои губы, словно в поисках повреждений.

– На зимнем маскараде у леди Блектон. – Она сделала паузу, намазывая мизинцем что-то красное на губы. – Как привлекательны вы были, милорд, в вашем широком черном плаще, и это все, что я помню.

– В самом деле? Той ночью ваш муж оставил вас.

Клер залилась смехом.

– Да, но кто от этого выиграл? Он имеет свой продуваемый всеми ветрами старый замок, а я – его драгоценности и вас, друг мой, вас. – Когда Мерсер повернулся к ней, Клер захлопнула зеркальце и легкой походкой пересекла комнату, на ее лице появилась хитрая соблазнительная улыбка, которая больше не имела власти заставить его пах напрячься.

– Вы пользуетесь его драгоценностями, моя дорогая, – напомнил он. – Но они не ваши, чтобы их проигрывать.

Положив маленькие белые руки ему на грудь, Клер наклонилась ближе, обдав его знакомым до отвращения ароматом лилий и аниса.

– Это лишь формальность, милорд, – пробормотала она. – Разве вы не признаете, что моя потеря обернулась для вас выгодой?

Рот Мерсера скривился в слабой улыбке.

– Я никогда ни в чем не признаюсь, Клер. Вы это знаете.

Недовольная гримаса вернулась на ее лицо. Но на сей раз Мерсер смотрел на ее губы, которые несколько минут назад, жадные и влажные, ласкали его разгоряченное тело. Он смотрел на нее словно с большого расстояния, будто сквозь мутное стекло, искажавшее ее красоту, и трудно было вспомнить, почему он когда-то надумал связаться с ней.

Холодная решимость заливала его, принося с собой что-то более мрачное, более сильное. Это стыд, думал он. Стыд и желание бежать от этого фарса, им самим созданного. Как он раньше этого не видел? Даже его собственная мать, которая никогда не вмешивалась в чужие дела, предупреждала, что он к этому придет.

О, он и прежде содержал женщин умелых и опытных, когда это было взаимовыгодно для обеих сторон. Но Клер соблазняла его холодной неземной красотой и вечной необходимостью ее спасать: от грозного мужа, от сломанного ногтя, от долгов. Каждое бедствие, большое или маленькое, порождало слезы, от которых у любой другой женщины краснел бы нос и опухали глаза, но у Клер слезинки просто цеплялись за невероятно длинные ресницы, делая ее еще более хрупкой.

Мерсер отступил и закончил застегивать брюки. Клер бросила на него подозрительный, оценивающий взгляд, прикусив пухлую нижнюю губу. Он почти слышал, как крутятся винтики и колесики в ее голове, пока она вычисляет. Внезапно она повернулась, решительно двинулась к кровати, стащила покрывала и длинными приглашающими движениями принялась разглаживать складки на простынях, зная, что он наблюдает за ней.

Мерсер молчал.

– Вы сердитесь на меня, – сказала Клер с притворным раскаянием. – Мне не следовало злоупотреблять вашим уединением сегодня. Идите в постель, милорд, и я сделаю этот вечер достойным вас.

Но Мерсер вместо этого подошел к окну и смотрел на ночное движение у Сент-Джеймсского дворца, положив одну руку на талию, а другой задумчиво потирая затылок, где поселилась тупая боль. Тщательно и с явной неохотой он подбирал слова.

– Я больше не собираюсь спать с вами, Клер, – наконец ответил он. – Это закончено, давно закончено. Думаю, мы оба это понимаем.

– Мерсер! – Ее голос прозвучал резко. Под шелест шелковых юбок Клер спешила к нему. – Что вы хотите сказать?

Он поднял взгляд к окну, глядя на ее приближающееся отражение.

– Мы лишь используем друг друга, Клер, – спокойно ответил он. – Как я только что использовал вас. Как вы использовали меня сегодня ночью в игорном зале. – И это «мы» кончено, дорогая.

У нее перехватило дыхание.

– Да нет же! – прошептала она, положив дрожащую руку ему между лопаток. – Вы… вы не можете так думать! У меня нет никого, кроме вас. Что будет со мной? Куда я пойду?

– Какая драма, Клер… – Его голос был глухим. – Вы отправитесь домой, пока в Фицровию. Но домой в Овернь, к вашему мужу – еще лучше.

– Нет! – воскликнула она, отскочив. – Шеро, он… да он меня ненавидит. И он стар. От него несет камфарой и луком, и… как вы можете говорить мне подобные гадости таким холодным тоном?

Мерсер резко повернулся, смерив ее взглядом. Не в первый раз его обвиняли в холодности.

– Шеро не испытывает к вам ненависти, Клер, – ответил он. – Я начинаю думать, что он никогда этого не делал. Он просто не может позволить себе вас, как и я.

– О! Вы думаете, я так глупа? – Все претензии на соблазн исчезли, Клер прищурилась, глаза превратились в блестящие щелки. – Вы, вероятно, самый богатый человек во всем Лондоне. Вы десять раз можете позволить себе меня.

Мерсер мягко, но решительно взял ее за плечо.

– Я предпочел не позволять, – поправил он. – Как ни много у меня денег, я больше не могу проявлять такое безумие в моей жизни: не знать, где вы проведете следующую ночь и сколько проиграете. Клер, вы рассыпаете повсюду долговые расписки, как мои собаки – клочья шерсти, и я вынужден следовать за вами по всему городу, улаживая проблемы.

– И вы хотите оставить меня ни с чем, лишив даже гордости? – Клер помрачнела. – У вас ледяное сердце, мой милый. Шеро не хочет меня. Вы слышали, как он сказал это несколько месяцев назад.

Мерсер мягко встряхнул ее.

– Заставьте его хотеть вас, Клер. Вы это так хорошо умеете. Примените свои особые навыки к мужу, и все изменится.

Он видел, как ее рука поднялась для удара, но не двинулся. Она хлестнула его по щеке, ее рубиновое кольцо, словно лезвие, ужалило ниже глаза. Мерсер по-прежнему недвижно стоял перед ней, почти смакуя боль, боль, вероятно, меньшую, чем он заслужил.

– Возвращайтесь во Францию, моя дорогая, – сказал он твердым голосом. – Вы красивы и молоды. Постарайтесь подружиться с Шеро. Измените ваши привычки. Мы оба заслуживаем лучшего.

Но Клер все еще дрожала от негодования.

– Меня не отослать прочь как ребенка! Я не поеду во Францию. Вы так просто от меня не отделаетесь.

– Я не пытаюсь отделаться от вас, Клер. Я говорю вам, как обстоят дела. Между нами все кончено.

Смесь ненависти и досады отразилась на ее лице.

– Отлично, милорд! – бросила она, отступая на шаг. – Но знайте, я прятаться не буду и не стану облегчать вашу жизнь. У меня есть приглашение на вечер к леди Килдермор. Думаете, я не пойду?

Мерсер отступил и в последний раз горько улыбнулся.

– Если моя мать пригласила вас, Клер, то во что бы то ни стало идите, – ответил он. – Не думаю, что наше горе таково, что кто-нибудь из нас разрыдается при виде другого, не так ли? Я – определенно нет.

Клер явно желала обсуждать не этот вопрос.

– Негодяй! – прошипела она, снова пытаясь его ударить.

Глава 2,
в которой наша отважная героиня спасена

Лорд Роберт Роуленд, прислонившись к стене бального зала, рассеянно грыз конфеты, которые стащил из изящной вазы со сластями, и обдумывал свою неминуемую смерть от невыносимой скуки.

– Здесь лежит Робин, – бормотал он себе под нос эпитафию, – насмерть подавившийся скукой и леденцами.

Но это по крайней мере красивая скука. Небольшая вечеринка у леди Килдермор – мать Робина отказывалась считать это балом – постепенно превратилась в великолепный финал лондонского светского сезона. Под жарким сиянием двухсот свечей, казалось, прогуливалась и кружилась под звуки лучшего лондонского оркестра половина Мейфэра. Столы ломились от изысканных яств, лакеи с напитками курсировали по всем комнатам, а в библиотеке было расставлено полдюжины карточных столов.

Леди Килдермор, однако, запретила своему второму сыну утешаться картами, приказав оставаться в зале и занимать разговорами барышень, не пользующихся особым успехом у мужчин. Вместо этого Робин много пил и, скользя взглядом по толпе гостей, методично делил женщин на три категории: которых можно уложить в постель, не годящихся для этого и уже уложенных. Он положил глаз на вполне подходящую вдову в красном платье и обдумывал свои шансы, когда из толпы появился его старший брат, лорд Мерсер.

– Убери ногу со стены. – Мерсер, как всегда, выглядел холодным и отрешенным. – Ты своим каблуком портишь новые мамины обои.

Робин послал бы Мерсера, добродушно, конечно, но его язык был занят конфетой, прилипшей к верхним зубам.

В отличие от Робина, который предпочитал более яркие цвета, маркиз сегодня выглядел просто великолепно в черном с серебром жилете и мягком безукоризненном галстуке. Элегантный и прямой, как древко копья, – таков старина Стюарт.

– По крайней мере сегодня у нас толпа, – пробормотал Мерсер, скользнув взглядом по залу. – Надеюсь, мама довольна.

– Маме на это наплевать. – Конфета наконец отклеилась, Робин подбросил последний леденец и поймал его ртом.

– В самом деле? – поднял бровь брат.

– Она делает это только потому, что этого ждут, – продолжал Робин, перекатывая во рту леденец. – Как только ты исполнишь свой долг и женишься, мама оставит на твою маркизу дом и сбежит в Кембриджшир, в папин тесный домик священника.

– Тебе раньше нравился Элмвуд. – Мерсер все еще разглядывал толпу, словно вахтенный офицер, высматривающий вражеское судно.

– И все-таки он тесный и убогий, – сказал Робин. – И старый. Но с другой стороны, я люблю Шотландию. И что это говорит о моем вкусе? Кстати, где, черт побери, ты был в последний час?

– Работал в задних комнатах, – пробурчал Мерсер, – и предотвращал различные катастрофы, пока мама и папа заканчивают прием.

Уклончиво заворчав, Робин принялся стряхивать с рук сахар. Строго говоря, прием следовало давать Мерсеру, поскольку дом на Брук-стрит принадлежал ему вместе с состоянием, унаследованным после смерти их отца почти двадцать лет тому назад. Но их мать и ее второй муж, преподобный Коул Амхерст (которого они звали папой), по-прежнему проживали здесь вместе с Робином и четырьмя дочерьми, еще школьницами.

Робин частенько подумывал перебраться в холостяцкую квартиру, но ценил комфорт, обожал роскошную жизнь на Брук-стрит и, правду сказать, любил свое семейство, как ни странно оно было.

– Никаких катастроф к настоящему времени? – спросил он Мерсера, когда вдова в красном прошла мимо.

Его брат резко повернул голову к великолепному вестибюлю.

– К началу празднества Фрея выскользнула из кровати, чтобы посмотреть на съезжавшихся гостей сквозь балюстраду, и уронила игрушечного осьминога на голову гостьи. Бедная женщина с воплем ринулась обратно на улицу.

Робин вздрогнул.

– Это ставит крест на ее шансах в «Олмаке», несмотря на нежный девятилетний возраст?

– С Фреей это просто вопрос времени. – Мерсер повел плечом. – По крайней мере она не напилась в карточной комнате. Там я нашел сэра Стивена, обвинявшего миссис Генри, что у нее в корсаже туз.

– Старый пьяница. – Робин пытался следить за леди в красном, мелькавшей в толпе гостей. – И что ты сделал?

– Отправил его вниз, в гостиную Чарли, проспаться, – ответил брат, извлекая из кармана изящный серебряный портсигар. – Теперь я хочу выкурить на террасе заслуженную сигару и молю Бога, чтобы мама не заметила. Пойдешь со мной?

Но лорд Роберт имел другие планы. Мужчине, напомнил он себе, не следует прилепляться к женщине. Именно так случаются несчастья вроде женитьбы.

– Нет, спасибо. Я собираюсь разжечь другое пламя. Та леди в красном, вон там, Стью… я даже не могу вспомнить ее имени.

– А-а… печально известная миссис Филд! – пробормотал Мерсер с насмешливым поклоном. – Удачи, брат. Возможно, она окажется весьма сговорчивой.

Робин застонал, но в этот миг скрипки издали последний аккорд. Звуки задрожали в воздухе, пары танцующих со смехом и улыбками распались, миссис Филд была всего лишь в нескольких шагах.

Оставив Робина его судьбе, лорд Мерсер решительно двинулся через зал. Танцующие расступались перед ним, как Красное море перед Моисеем. Некоторые дамы, раскрыв веера, принялись слишком энергично обмахиваться и с притворной скромностью опускали глаза, когда он проходил мимо. Но Мерсера это не одурачило, он отлично знал, что предлагают эти дамы. Да и как ему не знать, ведь несколько месяцев, проведенных с любовницей, отлично просветили его.

Нет, его больше интриговало стройное, неприкаянное создание, только что углубившееся в парк. Его дальняя родственница Зоэ, известная мастерица на всякое озорство. И она повисла на руке одного из самых непристойных своих поклонников. Мерсер почувствовал, что надвигается новая катастрофа.

У французских окон он заколебался и тайком огляделся: не заметил ли кто его исчезновения? Отца Зоэ, лорда Рэннока, нигде не видно, музыканты только что взяли первые ноты популярного контрданса. Все, казалось, ринулись в бальный зал.

Убрав серебряный портсигар, Мерсер вышел на террасу. Садовые фонари покачивались от слабого летнего ветерка, бросая колеблющиеся тени на каменные плиты и пышную листву сада. Мерсер спустился по ступенькам, не совсем понимая, зачем это делает. Когда дело касалось Зоэ, он никогда не был ни в чем уверен. Он знал только, что она вечно впутывается в неприятности и что он будет вытаскивать ее из них, кричащую и брыкающуюся. Потом она будет бранить его, а он – сдерживать свой язык и характер.

Вспыхивающая предательскими золотыми бликами шаль Зоэ вела его по дорожке парка, вокруг тихо журчащего фонтана. Раздосадованный, он ускорил шаги. В сгущающемся мраке все его чувства обострились. Пение сверчков. Запах Темзы, текущей далеко внизу. И все еще витавший в воздухе – если только он не вообразил это – аромат, который Зоэ давно обожала: экзотическая комбинация цитрусовых и жасмина, всегда вызывавшая мысли о ней. Все это всплыло в нем, когда его ноги ступали по извилистой дорожке, и что-то смутно неприятное, возможно, страх или сожаление, закружилось в душе.

Он знал, что найдет парочку – парк был небольшой, – и мало сомневался в том, что увидит. Повеса и до мозга костей негодяй, Рэндалл Брент вечно был на пороге долговой тюрьмы. У такого человека только одна причина провожать Зоэ в глубины парка, и Зоэ дурочка, что пошла. Возможно, ее безрассудство кончится тем, что беспечная девчонка окажется замужем за негодяем, мрачно подумал Мерсер. Но эта мысль его еще больше раздосадовала.

Мерсер повернул за угол, куда едва пробирался свет фонарей. Зоэ стояла спиной к нему, золотистая шаль небрежно свисала с локтя, волочась по земле. Ее взгляд был прикован к глазам Брента. Тот возвышался над ней, положив ладонь ей на руку. Они не слышали, как он подошел, поскольку были увлечены разговором, что Мерсеру не понравилось.

Все произошло внезапно. Брент, схватив Зоэ за другую руку, дернул ее ближе. Зоэ молниеносно впечатала каблук в подъем его ноги. Взвизгнув, Брент отпустил ее и отскочил, с трудом удерживаясь на одной ноге.

Мерсер поддержал его плечом и рывком выпрямил.

– Брент, вы покинете мой дом, сэр, – сурово сказал он.

Глаза Брента расширились.

– Но она… она… – Он окинул Зоэ угрожающим взглядом. – Распутница! – прошипел он. – Вы пришли сюда со мной по доброй воле. Скажите ему, черт бы вас побрал!

– Да, сэр, – Зоэ спокойно поправила шаль, – я согласилась прогуляться с вами, но не на то, чтобы меня тянули в кусты, как грошовую шлюху.

– Зоэ, помолчите! – скомандовал Мерсер. Он указал в направлении задних ворот. – А теперь вон из моих владений, Брент! Меня не интересует, что вы думали о ее намерениях.

Брент отошел, все еще хромая.

– Маленькая шлюха была на все согласна, – прошипел он. – Она одна вышла со мной в темноту… я без колебаний это скажу.

– Вы не были в темноте, – холодно возразил Мерсер. – Кроме того, я все время сопровождал вас. Уверен, мисс Армстронг это знает. Вы ведь знаете, Зоэ, что я был в нескольких шагах позади?

Зоэ в притворном раскаянии опустила густые черные ресницы.

– Да, милорд. Конечно.

Мерсер строго улыбнулся ей.

– Хорошо, дело закончено, – сказал он, поворачиваясь к бывшему гостю. – Что до вас, Брент, если еще хоть одно вульгарное выражение в адрес моей кузины слетит с ваших губ, вам придется улаживать дело. Полагаю, мне не надо снимать перчатку, чтобы прояснить мое намерение?

Страх мелькнул в глазах Брента. Он повернулся и медленно растаял в темноте. Мерсер смотрел ему вслед, ненависть жгла ему нутро.

Но почему? Брент тот же, что всегда. И Зоэ… и она все та же безрассудная маленькая кокетка, слишком красивая, на свою беду. Мерсеру внезапно захотелось выбранить ее, встряхнуть так, чтобы у нее зубы застучали и прическа рассыпалась, перегнуть ее через колено и…

О господи! Ну и дурак же он.

Мерсер резко повернулся.

– Возьмите меня под руку, – скрипнул он зубами, подав руку. – Я провожу вас в дом.

Зоэ нерешительно смотрела на него.

Что-то в его взгляде убедило ее. Схватив его руку, она торопливо подстраивалась под его большие шаги. Мерсер, не замедляя темпа, тянул Зоэ к дому и остановился только, когда их могли видеть из бального зала.

На каменной террасе недалеко от дверей Зоэ чуть приподняла юбки и сделала небрежный реверанс.

– Вы очень любезны, Мерсер, – сказала она. – Благодарю вас.

Он невесело усмехнулся и снова вытащил из кармана серебряный портсигар.

– О, я в вашей благодарности сомневаюсь, Зоэ, – сказал он. – Вы, как обычно, думаете, что держали все под контролем.

Она чуть надула губки.

– О боже, Мерсер, это был только флирт. Осмелюсь сказать, вы хотите сорвать на мне зло.

Он пристально смотрел на нее, доставая сигару. Иногда у него возникало ощущение, что она хочет помучить его. Но желание как следует тряхнуть ее, слава богу, отступило, сменившись обычной холодной отстраненностью.

– Не моя забота читать вам наставления, – ответил он. – Это дело Рэннока, и, по моему мнению, он трус, что в свое время не задавал вам хорошую трепку.

Дерзко зашелестев юбками, Зоэ шагнула ближе.

– Ба, у вас такой вид, что вы с удовольствием сделали бы за него эту работу, – прошептала она. Ее голос чуть споткнулся, словно специально для того, чтобы от этого у Мерсера по спине пробежала дрожь. – И клянусь, Мерсер, ваша угрюмость сильно портит вашу красоту.

Он как-то сумел принять беззаботный вид.

– О, Зоэ, – протянул он, – я не знал, что вас это волнует.

Она откинула голову, свет ламп заиграл на изумрудных каплях сережек, покачивающихся в пухлых мочках.

– Не волнует, – парировала она. – Но будьте осторожны, а то так и застынете, сведя надменные брови. И с такими бровями вы в постели покажетесь не слишком привлекательным вашей хорошенькой виконтессе.

Против собственной воли Мерсер рассмеялся. Девчонке действительно несвойственно раскаяние. Покачав головой, он сунул в рот сигару.

– Прошу снисхождения, Зоэ, – сказал он, открыв коробку спичек, – но я знаю, что дым вас не очень беспокоит.

Знакомая озорная улыбка подняла уголки ее губ.

– Очень мало, – согласилась она, вскинув подбородок, словно для того, чтобы продемонстрировать лебединую шею. – Не думаю, что вы хотели бы поделиться.

– Абсолютно нет. – Мерсер зажег сигару, все еще настороженно глядя на родственницу. – А теперь скажите мне, Зоэ, что вы сделали бы, если бы Рэннок застал вас прячущейся с Брентом? Вы никогда не думаете о подобном?

– Черт побери, я не пряталась с Брентом. – Зоэ сердито засопела. – Я пряталась от папы, чтобы вы знали. Сэр Эдгар сказал, что папа меня ищет, и оба этих обстоятельства вместе не сулили мне ничего хорошего, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Не уверен, – ответил Мерсер.

– Не важно! – воздела руки Зоэ. – Брент просто догнал меня на террасе и предложил прогуляться. Это показалось хорошим уклонением. В конце концов, это залог успеха, не так ли?

– Что?

– Уклонение, – нетерпеливо ответила она.

– Уклонение от чего?

Зоэ сглотнула, мышцы шеи дрогнули под шелковистой кожей.

– Ну… от… от несчастий жизни.

– Несчастий жизни?

Обдумывая эти слова, Мерсер попыхивал сигарой, пытаясь как следует раскурить ее, его настороженный взгляд не отрывался от лица Зоэ. Он никогда не понимал ее, эту опасную девицу, сначала превратившуюся из грустного взъерошенного ребенка в постоянно хихикающую головную боль, а потом… в нечто такое, что и самого разумного мужчину заставит потерять сон, если он настолько глуп, что позволит это. А Мерсера никто никогда не называл глупцом.

– Вы знаете, что собой представляет Брент? – наконец спросил он.

– О, ради бога, я на таких, как Рэндалл Брент, собаку съела. – Она подошла ближе, с вызовом в глазах. – Он отъявленный бабник, да. Но с другой стороны, вы тоже такой, а я стою здесь в полной безопасности.

Мерсер медленно выдохнул, выпустив облачко серого дыма.

– Да, – сказал он спокойно. – Но я бабник совсем другого сорта, дорогая моя.

– Ну, вряд ли это имеет значение. – Зоэ наклонилась к нему, ее руки в перчатках все еще лежали высоко на бедрах. – Я иногда думаю, что вы не попытались бы поцеловать меня снова, даже если бы я умоляла.

– Как вы проницательны, – пробормотал Мерсер, моля Бога, чтобы она отошла и прекратила напоминать ему, что он глупец. Он молил и дьявола, чтобы пряный аромат жасмина не поднимался от ее разгоряченной кожи. – Нет, я не заигрываю с незамужними леди и…

– Однажды вы это делали, – упорствовала она, перейдя на едва различимый шепот. – Давным-давно. Вы помните, Мерсер? Я помню.

Помнит ли он?!

Боже милостивый! Он помнил каждый миг, когда видел ее, но если когда-нибудь снова коснется Зоэ Армстронг, то, вероятно, поцелуем не ограничится. Мерсер, однако, был искушен в самодисциплине, так что он скрыл горячую досаду, бурлившую в нем. Вместо этого он лишь поднял бровь и продолжал:

– Брент не только бабник, Зоэ. Он повеса и погубил бы вас просто ради забавы.

– О господи, мы наконец сменим тему? – Зоэ подвинулась еще ближе, наполняя воздух электричеством. – Вы действительно так меня не любите, Мерсер? Вы… вы никогда не думали о… о том разе?

На мгновение у него перехватило дыхание.

– О нет, не пробуйте на мне свою хитрость, девочка моя, – скрипнул он зубами. – Я ни на секунду не думаю, что вы серьезно. Как я понимаю, мы обсуждаем Рэндалла Брента?

Напряжение в воздухе вдруг стихло, на лицо Зоэ вернулась озорная улыбка.

– Фу! – отмахнулась она. – Думаете, я не могу справиться с такими, как он?

– Это половина проблемы, Зоэ, – ответил Мерсер, задумчиво стряхивая пепел. – Я уверен, что можете.

Ее темные брови сошлись на переносице.

– Тогда я не понимаю, к чему суровость из-за обычного флирта.

Ее хладнокровие необъяснимо возмущало его.

– А я не понимаю, почему вы не видите, что заслуживаете лучшего! – отрезал он.

Глаза Зоэ расширились.

– И чего я не могу понять, – продолжал Мерсер, дав волю и своему языку, и норову, – так это почему вы бросаетесь на мужчин вроде Брента. Почему вы ради забавы разбиваете мужские сердца. И почему вы тратите явно хороший ум на бессмысленный флирт. Этого, Зоэ, я не понимаю. Вы хотели бы поспорить? Объяснить мне, почему вы предпочитаете бессмысленное чему-то… или кому-то реальному?

Она уронила все еще сжатые в кулаки руки, негодование сменилось крайним удивлением, рот открылся и снова закрылся.

– Нет, – сказал он спокойно, – думаю, вы спорить не станете.

Мерсер последний раз пыхнул сигарой и швырнул ее в темный парк. Он потерял к ней вкус. Больше того, он потерял вкус к этому разговору. И конечно, он не нуждался в том, чтобы юная порывистая родственница напоминала ему о его безумии, как бы давно оно ни случилось.

Кивнув ей, Мерсер круто повернулся и вошел в бальный зал с тем же бесстрастным видом, с каким вышел. Но он едва видел гостей, механически кивая им, поскольку пытался понять, когда Зоэ начала его так злить.

Когда она бросила ему вызов в гонке карет перед премьер-министром? Когда притворилась, что тонет в элмвудском пруду, и это стоило ему новых карманных часов? Или возможно, когда она поделилась тайным планом совратить младшего пастора, помощника его отчима, и к середине великого поста довела беднягу до состояния крайнего замешательства?..

Список проказ Зоэ рос, а терпение уменьшалось, когда он столкнулся с братом. Робкая улыбка на лице Робина сразу стряхнула его угрюмое настроение. Мерсер сердечно хлопнул его по спине, и они вместе пошли через зал.

– Никакой удачи с миссис Филд?

Робин пожал плечами.

– Думаю, леди не понравился мой жилет, – признался он. – Я повергнут в уныние.

– Да уж, вижу. – Рот Мерсера дернулся в кривой улыбке. – Видит Бог, ты такой чувствительный.

Робин рассмеялся.

Они кружили по залу еще четверть часа, приветствуя друзей и родственников, иногда останавливаясь, чтобы вписать свои имена в танцевальные карточки дам. Робин называл это «быть милым» и, хотя посмеивался над процессом, делал это охотно. У него не было выбора. Иначе мать ему учинит разнос.

Мерсер не потрудился рассказать брату о Зоэ. Робин слишком часто был соучастником ее выходок, хотя по общему признанию теперь меньше, поскольку сердце Робина занято, правда, непостоянно, другой. Но, забыв про любовницу, Робин защищал бы Зоэ, как делал всегда. Мерсер порой думал, что из них двоих не составить одного разумного человека.

Наконец братья ухватили по бокалу шампанского с подноса проходящего лакея.

– Я рад, что все кончилось, – сказал Робин, разглядывая толпу. – Думаю, я поболтал с каждой из опекаемых мамой дурнушек.

Внезапно движение возле возвышения, на котором располагался оркестр, привлекло взгляд Мерсера.

– Черт! – выругался он.

– Что теперь? – повернул голову Робин.

– Рэннок, – шепнул Мерсер. – Он тянет Зоэ из зала.

– Черт, это становится постоянным ритуалом, – пробормотал Робин. – Интересно, что мисс Порох натворила на этот раз?

Мерсер опасался, что знает.

– Ну, не то чтобы тянет, – поправился он, глядя, как мрачный, словно туча, Рэннок подгоняет дочь в коридор для слуг. – Но я должен вмешаться. Неприятность надвигается.

– Тогда ты храбрее меня, – сказал его брат. – Рэннок… о-о, проклятье!..

– Что? – Мерсер оглянулся и увидел, как взгляд Робина сместился.

– Если ты думаешь, что неприятность только надвигается, брат, – тихо сказал Робин, – повернись налево. Твоя любовница собирается рухнуть в обморок, головой прямо в мамину вазу для пунша.

Мерсер проследил за взглядом Робина и почувствовал, как вспыхнуло его лицо.

– О господи, – скрипнул он зубами. – Послушай, Робин, ты достаточно трезв, чтобы иметь дело с Рэнноком?

– Ну… да, пожалуй.

Мерсер не оставил ему выбора.

– Тогда иди и выручай Зоэ из переделки, в которую она опять себя загнала, – сказал он, направляясь к вазе для пунша. – И делай что хочешь, но помешай Рэнноку придушить девчонку. А я займусь Клер.

Глава 3
Неудачный поворот событий

Маркиз Мерсер не единственный ощетинился, увидев, как лорд Рэннок и его старшая дочь покидают зал. Леди Рэннок тоже неодобрительно смотрела вслед мужу, подгонявшему Зоэ к дверям на черную лестницу.

Удача, что она тоже это заметила, поскольку Робина то и дело останавливали гости:

– Сыграем в карты в понедельник у Уэнтуорта, дружище?

– Боже, что за лавандовый жилет, Роб?

– Того жеребца продают завтра на аукционе. Встретимся в девять?

И Робин скоро почувствовал себя лососем, пробивающимся вверх по течению. Популярный и малость пьяный лосось, поскольку в отличие от старшего брата Робин славился общительностью, любовью к хорошим напиткам и шуткам.

Леди Рэннок, хоть и любившая повеселиться, имела меньше поводов отвлекаться, особенно когда ее питомица в опасности. Она мгновенно пересекла зал и застала ссорившихся мужа и падчерицу; хотя тон разговора был приглушенный и назидательный, тем не менее это ссора, и она в полном разгаре.

Леди Рэннок укоризненно положила ладонь на руку мужа.

– Эллиот! – прошептала она с легким фламандским акцентом. – Что случилось? Сэр Эдгар, я полагаю?

Зоэ Армстронг переводила взгляд с отца на мачеху и обратно, ярость мешала ей понять последние слова. У нее голова кружилась от чрезмерного флирта и танцев, нервы были взбудоражены холодной критикой Мерсера. А теперь еще суровое обращение отца, это действительно унизительно, и Зоэ боялась, что на этот раз ее даже мачеха не спасет.

Сэр Эдгар Хаверфилд – это судьба, от которой, как думала Зоэ, она давно сбежала, но, как и ее прошлое, этот человек постоянно возвращался и преследовал ее. Зоэ почувствовала, как навернулись жгучие слезы, как норов вот-вот вырвется из-под контроля.

– Так в этом у меня нет выбора? – Слова прозвучали холодно и тихо. – В самом деле, папа, как ты мог согласиться на такое? Даже не спросив меня!

– И что это дало бы?

Легкая картавость Рэннока усилилась от возмущения. Губы сжались – явный признак надвигающейся беды, мрачный взгляд сверлил дочь. Некоторые верили, что Рэннок родня самому дьяволу. Сегодня вечером его старшая дочь готова была с этим согласиться.

– Зоэ, милая, – пробормотала мачеха, положив прохладную ладонь на ее руку. – Это только приглашение на чай.

– А потом? – Резко повернув голову, Зоэ встретилась взглядом с леди Рэннок. На мгновение у нее дыхание перехватило, словно ее заманили в ловушку, в какое-то темное место, где не хватало воздуха. – Чаем это не кончится, Эви, – сумела выговорить она. – Умоляю, не притворяйся.

Легкая краска выступила на щеках мачехи.

– И сэр Эдгар хочет поговорить с тобой наедине.

– Сэр Эдгар уже полдесятка раз говорил со мной наедине, – сердито сказала Зоэ. – И между делом уже похоронил одну жену.

– Тихо, Зоэ, – понизила голос леди Рэннок. – Этот джентльмен все еще влюблен в тебя. Что в этом оскорбительного?

– Сэр Эдгар влюблен в мое приданое. – Замолчав, Зоэ хватала ртом холодный воздух, чтобы не разрыдаться. – Ну почему все сегодня со мной так жестоки? Я не выйду за него, папа. Я ему не раз это говорила, а теперь говорю тебе. Ты не должен был соглашаться на это.

– Я еще ни на что не согласился! – отрезал отец. – Именно по этой причине, милая, мы сейчас и беседуем. Но я решительно предлагаю тебе выслушать этого человека.

У Зоэ губы задрожали от обиды.

– Я… я не могу… – прошептала она. – Пожалуйста, папа, не заставляй меня, дай мне другой выбор. Его мать… меня ненавидит.

Леди Рэннок обняла Зоэ за плечи.

– Зоэ, любимая, леди Хаверфилд знает, что ты будешь подходящей женой ее сыну, – сказала она мягко. – Сэр Эдгар красив и добр. Ты прекрасна и имеешь большое приданое. Это неплохая партия.

Рэннок пальцем поднял подбородок Зоэ и повернул ее лицо к себе.

– Эви права, милая, – сказал он, его тон смягчился. – Что до остального… что тебя беспокоит… так леди Хаверфилд сейчас не слишком может себе позволить интересоваться этим.

– Почему? – недоверчиво взглянула на него Зоэ. – Потому что она бедна?

– Она не то чтобы бедна, – нетерпеливо сказал Рэннок. – Ее покойный муж слишком любил лошадей и бренди, вот и все. Состояние Хаверфилда требует вливания капитала.

– Поэтому леди Хаверфилд стиснет зубы и примет меня? – Глаза Зоэ вспыхнули огнем, как и у отца. Характер давно стал ей надежным щитом против страха. – Разве я прошу слишком многого, чтобы какой-нибудь приличный мужчина захотел жениться на мне ради меня самой?

– Зоэ, – отец потянулся к ее руке, но она отпрянула, – милая, кто-то есть? Кто-то завладел твоим сердцем?

Она на мгновение заколебалась, потом покачала головой.

– Нет, – сказала она резко. – Никого нет.

Леди Рэннок сочувственно улыбнулась.

– Ты знаешь, дорогая, леди Хокстон вышла замуж поздно, но как хорошо все обернулось, – пробормотала она. – Три года безоблачного счастья – и двое прекрасных детей… трое, считая Присс. А Фредерика? Она совсем не хотела выходить за Бентли, а теперь они живут душа в душу.

– Но я не Фредди и не Федра, – ответила Зоэ. – Если вы не можете этого понять, то я не стану напрасно тратить слова.

На лестнице появился официант, и Зоэ схватила с подноса бокал вина.

Леди Рэннок мягко положила руку ей на плечо.

– Стоит ли, дорогая?

– Этот разговор меня иссушил! – раздраженно бросила Зоэ. – Ладно, не имеет значения. Возьми! – Она сунула бокал в руку мачехи. – Вижу, Робин пробирается через зал. Я обещала ему танец.

Мачеха медленно выдохнула.

– Тогда иди, – ответила она. – Мы больше не можем стоять тут и ссориться.

В этот момент музыка закончилась, и толпа стала расходиться.

– Проклятье! – Лорд Рэннок сжал переносицу аристократического носа, когда дочь исчезла среди гостей. – Я пытался сделать все правильно, пытался загладить вину. Девчонка не знает благодарности?

– Ох, Эллиот, не в этом дело, – прошептала его жена. – Я ей действительно сочувствую. Знаешь, она отчасти права. Леди Хаверфилд горькая пилюля и к тому же слишком заносчива, если хочешь знать.

– Ты мой авторитет не подрывай, Эванджелина, – мрачно предупредил Рэннок. – Зоэ не может так продолжать, балансируя на грани крушения. Она лишь в шаге от фривольности, и, учитывая ее ситуацию… это будет конец ее положению в обществе. Так что или она выйдет замуж, или…

– Эллиот! – Лицо его жены почти сморщилось. – Ты не можешь отослать ее в Шотландию. Зоэ похожа на редкий, оранжерейный цветок. Одна, лишенная всего, к чему привыкла, она увянет и умрет.

– Если бы девчонка влюбилась, клянусь, Эви, я позволил бы ей выйти за подручного мясника и дал бы им состояние. – Рэннок скрестил на груди руки. – Однако это ее пятый сезон, и уже не осталось никого, с кем она не знакома.

– Я думаю, она хочет, чтобы подручный мясника полюбил ее без состояния, – спокойно сказала Эванджелина. – Разве ты этого не видишь? Да, Зоэ научилась смеяться в лицо обществу, но в ее смехе мало веселья.

Но на этот раз лорда Рэннока было не так легко смягчить.

– С ней в детстве дурно обращались, и в этом моя вина, – сказал он, уронив руки. – Я это знаю и сожалею об этом. Но вместо того, чтобы справиться с собой и вести себя хоть с какой-то благопристойностью, девчонка словно обезумела.

– И от кого, интересно, она это унаследовала? – спокойно поинтересовалась леди Рэннок.

К радости Робина, Зоэ заметила его в дверях бального зала. Хотя его не назовешь трусом, Робин не имел ни малейшего желания схлестнуться с Рэнноком, пусть даже в собственном логове.

Зоэ явно пережила выговор родителя и отделалась лишь ярким румянцем и блестящими от гнева глазами. Робин ее хорошо знал и понимал, что краска на ее щеках выступила не от волнения, а от сдерживаемых эмоций, которые так часто грозили захлестнуть ее.

Сегодня Зоэ надела платье глубокого зеленого оттенка, в ушах покачивались изумрудные сережки, с локтей свисала тонкая золотистая шаль. Копна непослушных темных завитков была укрощена в гладкую, классическую прическу, переплетенную золотым шнуром. Мужчины провожали Зоэ восхищенными взглядами, когда она с несветской поспешностью шла через зал.

Сердито взглянув на Робина, Зоэ молча взяла его под руку и повернула в другом направлении. Губы Робина весело дрогнули.

– Куда, мисс Порох?

– Вон отсюда! – бросила она, ведя его вперед. – Наверх. Куда угодно. Только уведи меня отсюда.

– Желание леди для меня закон.

Они вышли в большой вестибюль, все двери были распахнуты в ночь, но всюду толпились гости, спасаясь от июльской жары.

– Иди за мной, – сказал Робин, двинувшись к мраморной лестнице.

Комнаты на первом этаже использовались для отдыха гостей, поэтому Робин поднялся еще на один пролет, в относительную тишину личных покоев семьи. Сюда гостей обычно не приглашали, но он испытал лишь слабый укол сомнения, приведя сюда Зоэ, поскольку она была членом семьи – или кем-то вроде этого – и за долгие годы побывала во всех комнатах этого дома, от подвала до чердака.

– Куда мы идем? – спросила она, всматриваясь в коридор.

– В кабинет Мерсера, – ответил Робин, открыв следующую дверь. – Там тебя никто не побеспокоит.

На письменном столе горела одинокая лампа. Робин распахнул французские окна, выходившие на узкий балкон. Из парка повеяло ночным воздухом, лампы на нижней веранде лили приятный мягкий свет. Даже мелодия оркестра, доносившаяся из бального зала, казалась тут чище.

Зоэ ступила на порог, задев Робина. Положив обе руки на перила, она перегнулась через край слишком опасно, как это ей было свойственно.

– Какое здесь умиротворение, – задумчиво пробормотала она. – Как будто все люди исчезли – и осталась только музыка.

Робин, прислонившись к оконной раме, искоса взглянул на Зоэ.

– Кого ты высматриваешь на террасе?

– Никого. – Она выпрямилась. – Мы с Мерсером сегодня снова поссорились. Я порой думаю, Робин, что он меня ненавидит. Раньше он был таким добрым, а теперь он так похож на папу, полон всех этих «следует», «должно» и такого… неодобрения.

Робин не знал, что сказать. Стюарт действительно перешел на официальный тон и отдалился от Зоэ. Робин сменил тему:

– Рада, что сезон кончился, старушка?

Она подняла узкие плечи.

– Я ужасно устала от развлечений, Робин. – Зоэ плотнее запахнула шаль, словно замерзла. – В жизни должно быть что-то большее. Или не должно? Но я никогда этого не узнаю, пока папа…

Не было необходимости договаривать. Зоэ около двадцати двух, и терпение ее отца иссякало.

– Хочешь выпить? – нарушил неловкое молчание Робин. – У Стюарта, возможно, есть мадера.

– Немного бренди, Робин, – чуть замялась Зоэ, – если ты не станешь слишком дурно думать обо мне.

Робин ни в чем не мог отказать Зоэ. Вопреки голосу разума он подошел к буфету, налил по стаканчику бренди и, словно одумавшись, щедро плеснул в каждый воды. Ему не нравился сегодня вид Зоэ. Она казалась другой. Более ломкой… на его взгляд, это синоним хрупкости. Для девушки это был тяжелый сезон. Рэннок подгонял ее к поворотному моменту, выдвинув отвратительный ультиматум: или замужество, или Шотландия.

Но в более трезвые мгновения Робин признавал, что Рэннок тоже заслуживает некоторого сочувствия. Любой болван видел, что Зоэ переходит границы дозволенного и бросает вызов ограничениям светского общества, из досады и, возможно, даже из какого-то отвращения к себе самой. Она растратила по пустякам пять сезонов, флиртуя, танцуя, разбивая сердца, собрав кучу предложений руки и сердца и несколько менее благородных предложений, и все от негодяев, постаревших распутников, нуждающихся вдовцов или джентльменов, которых обстоятельства вынуждали жениться на деньгах. Зоэ была внебрачной дочерью Рэннока, и лучшие семейства света не для нее, независимо от того, как их отпрыски безумствуют из-за ее красоты. Красоты, по общему признанию, несравненной.

Робин, взяв стаканчики с бренди, приглядывался к стоявшей на балконе Зоэ, слабый ветерок легко шевелил ее тончайшую золотистую шаль, гибкая рука устало оперлась на оконную раму. Зоэ была невелика, едва пяти футов, но ее кипучесть и обаяние с лихвой восполняли недостаток роста. Теперь, однако, плечи Зоэ нехарактерно поникли, лебединая шея склонилась. Она казалась хрупкой, почти бесплотной красавицей, сказочной принцессой, похищенной злодеем и ждущей спасителя-принца на белом коне.

Прискорбно, но эта роль не для него. Хотя ради Зоэ, подумал Робин, он почти готов поддаться искушению и попытаться.

Он чертовски обожал эту девочку, иногда даже вожделел ее, и от ее несчастного вида у него сердце разрывалось. Хотя они были дальними родственниками, он знал Зоэ всю жизнь, и оба они унаследовали от прабабки шотландское упрямство.

Зоэ, услышав сквозь музыку его шаги, повернулась и с улыбкой взглянула на него из-под черных ресниц, когда он сунул стакан ей в руку.

– Здесь есть что-нибудь покурить?

– Тут все есть, – блеснул озорной улыбкой Робин.

Вернувшись в комнату, он предусмотрительно запер дверь и стащил великолепную турецкую сигару Мерсера из стоявшей на столе кедровой шкатулки. Через мгновение они с Зоэ стояли плечом к плечу на слабом ветерке, дружески передавая друг другу сигару.

Хотя несколько пожилых дам в обществе и покуривали, курение было уделом куртизанок и актрис. Для девушки в положении Зоэ это была не лучшая затея. Однако Робин разрешил ей курить, когда они оба были очень молоды и слишком смелы. И дело кончилось как с большинством проделок Зоэ: вырвавшуюся лошадку уже не загнать в стойло.

Робин выдохнул в темноту облачко дыма.

– В чем проблема, девочка моя? – беззаботно спросил он. – Рэннок снова не дает покоя с замужеством?

Зоэ отхлебнула бренди.

– Как ты догадался?

– Держал пари в клубе у Буддла, – на миг заколебавшись, признался он. – Уэнтуорт утверждает, что сэр Эдгар, поскольку его жена умерла, снова собирается сделать тебе предложение и поставил двадцать фунтов, что ты сдашься. Но я-то тебя лучше знаю и поставил пятьсот фунтов, что ты этого не сделаешь.

– Что?! – возмутилась Зоэ. – Ты на меня спорил?!

Робин состроил огорченную гримасу.

– Дело казалось верным, – повел он плечом. – Если ты дважды ему отказала, то нет никаких причин соглашаться сейчас, правда? Скажи «нет», Зоэ, и мы поделим выигрыш.

Она повернулась к темному парку и одним глотком допила бренди.

– Сказать «нет», Роб, и до конца дней жить в Пертшире? – Ее голос внезапно охрип, сжимавшие стакан пальцы побелели. – Или сказать «да» и видеть, как леди Хаверфилд презрительно морщит нос во время свадьбы…

– О, Шотландия – чудесное место, дорогая, но не для таких, как ты. – Робин забрал у нее стакан, потом легко коснулся ее плеча. – И во всяком случае, не до конца жизни. Рэннок, конечно, не серьезно?

Зоэ повернулась.

– Думаю, на этот раз серьезно, – прошептала она, и ее глаза налились слезами. – Он боится, что я хочу погубить себя. Я знаю, Робин, что я не эталон добродетели, знаю, что флиртовала и слишком веселилась… но неужели я действительно заслуживаю такой свекрови, как леди Хаверфилд? Эта женщина меня презирает.

– Зоэ, – мягко упрекнул он, – почему ты так думаешь?

– Она когда-то так сказала, – едва слышно призналась Зоэ, отведя взгляд. – Это было во время моего второго сезона, на загородном приеме ее сестры в Хэмпстеде. Мы играли в прятки, и я забралась на стропила беседки миссис Холт.

– О господи! Зоэ, это же двадцать футов высоты!

Зоэ горько усмехнулась.

– Я иногда жалею, что не свалилась оттуда, – ответила она, – поскольку то, что я в результате получила, хуже, чем разбиться в лепешку. Пока все бродили по кустам, леди Хаверфилд втащила миссис Холт в беседку и сказала, что в ужасе от того, что Эдгар собирается сделать мне предложение. Она винила покойного мужа за то, что он оставил Эдгара в таком положении, что сын «должен исключительно из-за денег жениться на девке, нагулянной оперной плясуньей».

– Ну и дрянь! – Робин швырнул окурок в темноту. – Поэтому ты тогда отказала Эдгару? Слюнтяй получил по заслугам!

– Н-но я не хотела отказывать ему! – шептала Зоэ. – Я уже начала тешить себя тем, что могу увлечься Эдгаром. Я никогда не мечтала… ох, Робин, услышать такое обо мне! Это меня ошеломило и сразило. Именно тогда я поняла, что в словах моей гувернантки мисс Смит правда, что меня никто не захочет взять в жены, что я никогда не буду достаточно хороша, независимо от того, насколько Эви и папа любят меня.

У Робина лицо сморщилось от горя.

– Но именно поэтому Рэннок уволил мисс Смит. – Он легко погладил Зоэ по щеке. – Потому что все это вздор. Ты красавица, добрая и мастерица на всякие проделки.

– Но этого недостаточно, Роб. – Несмотря на его прикосновение, она все еще высматривала что-то в глубине парка. – Ты это знаешь. Умоляю, не надо обманывать меня из вежливости.

Робин раздумывал, как на это ответить. Но между ним и Зоэ никогда не было ничего, кроме честности.

– Прости, – мягко сказал он. – Я имел в виду…

– Я знаю, что ты имел в виду, – оборвала она, подняв на него глаза. К его изумлению, слезы текли по ее щекам, а губы дрожали, чего не случалось с их детских ссор. – О, Робин, это все так ужасно! Что мне делать?

Робин заколебался, но лишь на миг.

– Иди сюда, старушка, – пробормотал он, распахнув руки. – Вот что ты должна делать, и черт с ней, с этой старой дурой леди Хаверфилд!

– Ох, Робин! – Зоэ нырнула в его объятия, прижалась щекой к его лавандовому жилету и разрыдалась. – Папа… – всхлипывала она, – собирается отослать меня! Отправить навсегда в свое шотландское поместье. Там буду только я… и… и две тысячи овец!

Робин коснулся губами ее макушки. От Зоэ пахло пряными цветами; прижимая ее к себе, он мечтал как-то исправить ее положение.

– Зоэ, думаю, тебе нужно передать Рэнноку слова леди Хаверфилд. Он наверняка поймет.

Но рыдания Зоэ стали еще более горькими.

– Робин, разве ты не понимаешь? Это только заденет папу за живое и оскорбит до глубины души. Женившись на Эви, он старался быть хорошим, он действительно стал столпом общества. Папа уверен, что если он очень старается и если я достаточно хороша, общество простит мне мое происхождение.

– О, Рэннок вряд ли так наивен, – ответил Робин. – В обществе всегда полно поборников нравов, но думаю, любой мужчина почтет за счастье иметь такую жену, как ты, Зоэ.

Она подняла глаза, заморгав влажными темными ресницами, и казалась уязвимой, что для Зоэ редкость. Внезапно Робина охватило галантное желание поцеловать ее, и он поддался этому, как и большинству своих порывов. С легким уколом вины и без всякой предусмотрительности он медленно наклонился и накрыл ее рот губами.

Это не был их первый тайный поцелуй. С четырнадцати лет Зоэ была искушением, которому Робин иногда поддавался, но это всегда было несерьезно. Но на сей раз, когда их губы встретились, Зоэ как будто задрожала в его объятиях, и у Робина возникло ощущение, что теперь он, а не его старший брат, ее защита и опора. Это был и чисто мужской, и вместе с тем благородный порыв – доказать Зоэ, как она бесконечно желанна.

Почувствовав его ответ, Зоэ уцепилась за лацканы его сюртука, как никогда прежде, и, казалось, не оставляла ему другой альтернативы, кроме как углубить поцелуй. Робин легко поглаживал ее губы языком, убеждая открыться ему. Когда она это сделала с легким вздохом удовольствия, Робин нежно ласкал ее язык своим, голова у него кружилась от желания.

Но Зоэ нарушила объятия.

– Ох, Робин! – шептала она. – Я так устала, устала от того, что моей девственностью торгуют, как хорошей шерстью. Мне нужно просто отдать ее тебе, и с этим будет покончено.

Он снова поцеловал ее в уголок рта.

– Зоэ, милая, мы говорили об этом. Все кончится тем, что ты выйдешь за меня замуж.

Робин почувствовал, как затрепетали ее ресницы, и понял, что она отгоняет слезы.

– Это было бы так ужасно? – спросила она. – Ты ведь не возражаешь против моей родословной, Робин?

– Зоэ, ты же знаешь, что нет. – Он провел губами по ее красивой, черной как смоль брови, обдумывая ее искушающее предложение. – Но ты не любишь меня по-настоящему.

– Нет, – шепнула она. – Но ты красивый и очень добрый.

– Этого мало, – ответил Робин. – И брак, Зоэ… это не для меня, не сейчас.

«И не с тобой», – договорило его сердце.

Но сердце, увы, не было главным, подобные приключения были отодвинуты в его дальние уголки. А разум, затуманенный бренди и бурлением крови, услужливо рисовал картины, как Зоэ сбрасывает одежду и смыкает ноги вокруг его талии.

Зоэ издала жалобный смешок.

– Тогда просто поцелуй меня еще раз, Робин, – с трудом выговорила она, смахивая слезы. – И дай мне почувствовать себя красавицей, помоги забыть леди Хаверфилд и всех тех, кто считает, что я не пара их сыновьям.

Эта просьба казалась невероятно простой и безопасной. Зоэ дрогнула в его объятиях, и он импульсивно притянул ее ближе. Она была такой теплой и хрупкой и едва доставала макушкой до его подбородка. Ее высокая округлая грудь прижималась к его торсу, ее восхитительный женский аромат, смешавшись с бренди и смутными понятиями о рыцарстве, вскоре превратился в вызывающий головокружение дурман. И не успев сообразить, что делает, Робин потянул Зоэ на кожаный диван у камина и усадил к себе на колени.

Позже, когда жар и беспечность обернулись холодом реальности, Робин задавался вопросом, не сошел ли он с ума. В тот момент, видя ее слезы и рыдания, несправедливость всего этого, он знал только, что она одинока и страдает, поэтому должен поддержать ее. Но алкоголь затуманил разум, а Робин был не из тех, кто отрицает основные инстинкты.

Это было неудачное стечение обстоятельств, да еще грудь Зоэ почему-то оказалась в его ладони. Все это Робин потом винил в том, что ситуация быстро вырвалась из-под контроля. Не раздумывая, он скинул сюртук и жилет, бросил в кучу шаль Зоэ и ослабил корсаж платья.

Зоэ отдалась страсти с лихорадочной поспешностью, словно пыл мог победить правду. Она целовала его шею, словно моля о большем, ее руки шарили по его груди в поисках галстука. Как мужчина мог отказать ей? Это было бы не по-джентльменски.

Робин вцепился в галстук, пытаясь сдернуть полосу ткани. Словно помогая ему, Зоэ чуть отстранилась, и галстук соскользнул с ворота рубашки. Зоэ чертовски хороша, подумал Робин и в порыве накинул свой галстук ей на шею. Он не спускал с нее глаз, молча убеждал забыть слезы, обернул галстук еще раз и, зажав в кулаке, дернул Зоэ ближе и углубил поцелуй.

Его охватило желание. Нежность сменилась страстью, он запустил пальцы в ее волосы. Снова и снова Робин жадно целовал Зоэ. Платье соскользнуло с ее плеча, золотой шнур развязался, черные кудри еще больше распаляли Робина. О, он и прежде видел распущенные волосы Зоэ, она была таким сорванцом, что это часто случалось с ее прической. Но сегодня вечером ее экзотический аромат, влажные от слез щеки, доносящаяся снизу нежная мелодия оркестра пробудили чувства, и ему захотелось выхватить из ее волос шпильки, как поступает мужчина с прической своей возлюбленной. И все же, несмотря на всю страсть, что-то мучило его. Робин решил остановиться, но в этот миг Зоэ легко шевельнулась на его коленях, платье чуть сдвинулось, открыв прелестную грудь. Темный локон щекотал сосок, превращая его в соблазнительную сладкую почку.

И это был конец.

– Зоэ, – пробормотал Робин, – позволь мне…

Зоэ не ответила, но не перестала целовать его. Не успев сообразить, что делает, Робин расстегнул брюки, и Зоэ оседлала его, ее юбки задрались, открыв стройные молочно-белые бедра с самыми удивительными и эротическими подвязками, какие он когда-либо видел: собранный в рюши изумрудно-зеленый атлас с изящными золотыми бусинками, покачивающимися в такт движениям.

Робин снова запустил пальцы в ее волосы и поцеловал. Боже милостивый, он хотел ее, хотел достаточно сильно, чтобы заплатить за это причитающуюся цену. Он собирался заняться с Зоэ любовью, и обратной дороги не будет.

И больше не будет Марии. Никогда.

Эта мысль пронзила его сознание, как остро наточенный нож.

Зоэ почувствовала его внезапную скованность. Но его мужское достоинство уже отвердело, а Зоэ из достоверных источников знала, что это хороший признак. Физический толчок прорвался сквозь чувственный жар. Положив ладонь ему на грудь, она приподнялась и посмотрела ему в глаза.

Долго они смотрели друг на друга в молчаливом вопросе, будто в словах больше не было необходимости. И внезапно Зоэ поняла, да, поняла: это ужасная ошибка. И Робин чувствует это, точно так же, как она. Ошибка в десять раз большая, чем то, что она порой вытворяла, позволяя своему характеру и боли взять верх. По этой самой причине папа так на нее зол.

Не в силах больше смотреть на Робина, Зоэ опустила глаза, ее охватил ужас.

Она сидела на нем верхом, юбки задрались до бедер, декольте в беспорядке, одна грудь обнажена. Робин все еще одной рукой держал ее за ягодицы. Но не смущение она чувствовала. Это был позор, позор, до которого она позволила своему нраву себя довести, сама того не желая.

– Робин, – прошептала она. – Я… мы… мы просто не можем…

– …сделать это? – закончил он, чувствуя облегчение.

Зоэ кивнула, потом, опустошенная, привалилась к нему, легко касаясь лбом его лба.

С нервным смешком Робин убрал руку с ее ягодиц и положил на поясницу.

– Прости, старушка. Я не справился с собой.

Зоэ зажмурилась.

– Это моя вина, – выдавила она. – Моя. Обещай мне, Робин, что мы никогда, никогда не станем говорить об этом…

Внезапно свет в лампе дрогнул словно от сквозняка. Зоэ в сомнительной позе тревожно выпрямилась. Робин сделал то же самое, едва не сбросив ее на пол. Зоэ вцепилась одной рукой в Робина, другой – в корсаж платья, удерживая равновесие.

Резкий голос разрезал темноту:

– Робин?..

Зоэ в ужасе повернулась. На пороге стоял разгневанный лорд Мерсер. Робин под ней грязно выругался.

– Робин? – подавился Мерсер. – И… Боже милостивый! – Он тут же отвернулся, словно чтобы загородить их.

Слишком поздно. Изящная женская фигурка скользнула мимо него. Взгляд виконтессы де Шеро прошелся по застывшей сцене, глаза вспыхнули нечестивым ликованием.

– Черт возьми, мисс Армстронг! – сквозь смех проговорила она. – Вы должны сказать мне имя своей модистки. Мне больше всего на свете хочется иметь такие зеленые с золотом подвязки.

Зоэ охватил такой ужас, что она не сразу поняла обращенные к ней слова. Потом Мерсер снова медленно повернулся, его холодные глаза скользнули по ней, рот скривился в гримасе, похожей на отвращение.

Мерсер. Снова. И на этот раз… ох, на этот раз он имеет полное право ненавидеть ее!

С рыданием Зоэ вскочила и выбежала, зажимая рукой рот, а галстук Робина, все еще обмотанный вокруг шеи, развевался за ней.

Глава 4,
в которой лорд Рэннок становится подозрительным

Мерсер выволок виконтессу из своего кабинета. Робин сидел в оглушительной тишине. Он, казалось, был не в состоянии подняться и произнести хоть какие-то извинения, когда юбки Клер со свистом задели дверь. Француженка исчезла во мраке, ее смех все еще разносился по коридору.

Отсрочка Робина продолжалась лишь секунды. Мерсер вернулся в кабинет, захлопнув за собой дверь.

– Робин! – произнес он с искаженным от гнева лицом. – Что, черт побери…

– Я… Я не знаю, – пробормотал Робин. – Послушай, Стью… я сожалею…

– Не знаешь? – Мерсер снова выругался и, проведя руками по волосам, зашагал перед холодным камином. – Сожалеешь? Черт побери, Робин! Сожалеют, когда случайно прольют вино на скатерть! И Зоэ! Да ты хоть представляешь, что ты сделал с ней? С самим собой?

Представлял ли он? Робин все еще сидел на диване в распахнутой рубашке, уставясь на старшего брата. Мерсер был не просто рассержен. Он походил на воплощение Божьего гнева, словно мог снести голову Робина с плеч. И он был вполне способен сделать это.

– Стюарт, я… я…

Робин с трудом сглотнул. Разум отказывался служить ему. Доводы ускользали. Снизу, будто ничего не случилось, доносилась музыка, зловеще тикали часы на каминной полке. Ощущение страха и гибели затягивало его словно болото.

– Сейчас же оденься! – рыкнул Мерсер. – Оденься, черт бы тебя побрал, спускайся вниз и поговори с ее отцом.

Робин сначала не уловил смысл слов брата.

– Но, Стюарт, она плакала, – наконец сказал он. – Рэннок снова пытается выдать ее за Хаверфилда. Ты… ты велел мне помочь.

Схватив за ворот рубашки, Мерсер рывком поднял брата на ноги.

– Нет, я велел тебе помешать Рэнноку придушить ее! – взревел он, нос к носу с Робином. – Вместо этого только ухудшил положение Зоэ. И теперь ты женишься на ней!

– Жениться… на Зоэ? – прошептал Робин. – Господи, что с тобой? Я… я не могу жениться! Сам на ней женись, если тебе вдруг загорелось!

Мерсер размахнулся. Но прежде чем Робин успел увернуться от удара или просто сообразить, в чем дело, Мерсер, по-видимому, обрушил гнев на себя самого. Что-то мучительное промелькнуло на его лице, с резким, почти удушливым звуком, он оттолкнул Робина и шагнул назад к камину, ссутулясь, как от физической боли.

С долгим вздохом Робин уставился на дверь, за которой недавно исчезла Зоэ. Он начал машинально застегивать брюки, мрачный саван реальности неумолимо окутывал его. Жизнь, которую он знал, к которой привык, разлеталась осколками. Мерсер походил на безумца, и лишь одному Богу известно, что происходит с Зоэ двумя этажами ниже. Нужно привести себя в порядок, но ум Робина все еще выискивал способы бегства.

– Стюарт, я не думал, что говорил, – прошептал он. – Я… я беспокоюсь о Зоэ.

– Раньше надо было беспокоиться, – ответил брат.

– Послушай, куда она пошла? – хрипло сказал Робин. – Я имею в виду Клер.

– Я отправил ее в семейную гостиную. – Мерсер теперь стоял в профиль, крепко сжав переносицу, высвеченный мерцающим светом лампы. Он казался выжатым, голос был глухим. – Я велел ей ждать там, Робин. Но она, вероятно, не станет, так что не стоит цепляться за эту тонкую ниточку надежды.

Робин зашипел сквозь зубы:

– Черт! Стюарт, ты не можешь заткнуть ее?

– Нет, Робин. – Его голос превратился в хриплый шепот. – Не могу. Вы с Зоэ в конце концов впутались в историю, которую я не могу исправить.

Робин протянул к нему руки.

– Послушай, Стюарт! Я только хотел подбодрить Зоэ.

Мерсер резко обернулся.

– И поэтому решил переспать с ней? – прорычал он. – И решил не в первый раз… но скажу тебе, мой мальчик, что ты, должно быть, не преуспел, поскольку она выглядела не слишком веселой сегодня вечером.

– Иди к черту, высокомерный болван! – огрызнулся Робин. Потом его плечи поникли. – Стью, это все Зоэ. Ты знаешь, как она…

– Зоэ? – недоверчиво протянул брат. – Зоэ – это катастрофа… безрассудная озорница… ходячий вихрь в атласных туфельках. Но ты все это знал, Робин. И все-таки ты снял с нее одежду!

– Ничего я не снимал! – Робин нагнулся за жилетом.

– Ну… не совсем. Ничего не произошло. Ну… немногое.

– Немногое? – Голос Мерсера был убийственно спокоен. – Когда это имело значение? У тебя брюки были расстегнуты, Зоэ оседлала тебя, задрав юбки чуть не до талии. Нет, Робин, «немногое» – это бессмыслица. Черт, даже я в это не верю. Я знаю тебя и Зоэ слишком хорошо.

– Верь чему хочешь. Черт бы тебя побрал! – ощетинился Робин, сунув руки в проймы жилета.

– Какое имеет значение, что я хочу? – сурово глянул на него Мерсер. – Это когда-нибудь имело значение? И ты, конечно, понимаешь, что нужно сделать.

– Я… я не… – Робин прижал пальцы к виску. – Я не знаю… Господи, голова раскалывается! Стюарт, а как Мария? – прошептал он. – Как я это объясню?

– Меня это не волнует! – отрезал Мерсер. – Она твоя любовница. Сам с ней разбирайся.

– Мария не любовница, – с вызовом сказал Робин. – Она… она не такая, Стюарт. И я… я люблю ее.

– Ах, любишь?! – Рот брата с отвращением скривился. – Уверен, объявление в «Таймс» о твоей помолвке ее успокоит.

Плечи Робина поникли. «Таймс»? Мария хорошая, добрая, терпеливая даже к его выходкам. Но это? Это потребует огромного убеждения. Драгоценностей. Возможно, даже ренты…

Мерсер стоял перед ним – больше шести футов едва сдерживаемого гнева, – полы вечернего костюма распахнулись, когда он почти угрожающе упер руки в бока.

– Стоп! – приказал он. – Даже не думай. Оставь эти мысли.

– Нет, – поднял руку Робин. – Нет, Стюарт, ты не будешь учить меня, как…

Мерсер резко схватил его за воротник и притянул к себе.

– Ты привел сюда незамужнюю леди одну, – хрипло сказал он. – Нашу родственницу! И, видит Бог, ты женишься на ней и потратишь свою жизнь на то, чтобы сделать ее счастливой, или я убью тебя собственными руками. Ты меня понял?

– Господи! Стью, это всего лишь Зоэ. – Оттолкнув брата, Робин отступил. – Н-нет, я ее уважаю. Я… я ее люблю в известном смысле. Но она тут сто раз была.

– Не тогда, когда все семейство внизу! И половина светского общества. Ты погубил ее, Робин, и в довершение всего свидетельницей этого стала самая мстительная, злопамятная, злоязыкая…

– Да, твоя любовница, – со злостью огрызнулся Робин. – А кто привел ее сюда?

Мерсер безжалостно поднял руку, между пальцами блеснул ключ.

– Ты забыл, что это мой кабинет, – сурово сказал он. – И что Клер не невинная девушка.

– Да уж, – язвительно вставил Робин.

– Мне надоел твой тон, Роберт, – ответил Мерсер. – Нам с Клер нужно было обсудить неприятное дело, и я хотел сделать это в приватном порядке. Кроме того, она мне не любовница. Я закончил это неделю назад, поэтому и использовал слово «мстительная».

– Ну, ты дорого за это заплатишь, – мрачно предсказал Робин. – Эта белокурая чертовка распотрошит тебя быстрее, чем какая-нибудь торговка рыбу. – Довольно с него заносчивости брата. В конце концов, Зоэ для Мерсера ничего не значит, он годами почти избегал ее.

– Нет, Робин, это ты заплатишь, – ответил Мерсер. – Клер с удовольствием ранит тебя, чтобы наказать меня. Петля супружества уже затягивается вокруг твоей шеи, и ничего теперь не поделаешь. – С этими словами Мерсер поднял сюртук Робина. – Ради бога, приведи себя в порядок.

Робин открыл было рот, чтобы послать Мерсера к дьяволу, но слова застыли на губах. Как ни старался, он не мог полностью справиться с яростью. Медленно он закончил одеваться. Черт, Мерсер в чем-то прав, про себя признал он, надевая сюртук. Смирившись, он повернулся и тщательно расправил манжеты.

– Прости, Стюарт, – сказал он спокойно. – Я поступлю как полагается. Клянусь.

– Да, видит Бог, ты это сделаешь.

Робин медленно выдохнул.

– Прекрасно. Что я должен сделать, чтобы защитить ее?

Его брат, казалось, заколебался.

– Иди в свою комнату и вызови камердинера, – холодно предложил он. – Тебе нужен галстук. Когда ты приобретешь презентабельный вид, тащи свою задницу вниз, проси у Рэннока руки его дочери и молись, чтобы я сумел остановить Клер. И ты будешь говорить убедительно, даже если это для тебя самоубийственно.

– Убедительно? – слабым эхом отозвался Робин.

Мерсер улыбнулся, что-то мрачное и печальное крылось под его улыбкой.

– Да, поскольку это союз по любви. – Он упер кулаки в бока. – От мысли, что Зоэ достанется другому, тебя охватила страсть. Ты… Ты любил ее, возможно, всю жизнь, но понял это только сегодня вечером.

– Это вздор. – Робин с сомнением поморщился.

Улыбка Мерсера исчезла.

– Возможно, – сказал он спокойно. – Но могло и так случиться, что человек не… не ожидал этого чувства. В любом случае ты должен заставить их в это поверить, Роб. Потому что это единственный способ.

– Для чего?

– Единственный способ воспрепятствовать Рэнноку наказать Зоэ. – Голос Мерсера сделался глухим. – Ты меня понимаешь? Ты хочешь, чтобы ее жизнь превратилась в ад? В противном случае иди… и ради бога, Робин, соверши дело своей жизни.

Сгорбившись над туалетным столиком в дамской комнате, Зоэ все еще шмыгала носом и безрезультатно промокала опухшие глаза, когда Джонет, леди Килдермор, нашла ее там, встревоженная горничной, выскочившей из комнаты, после того как Зоэ ворвалась туда с галстуком Робина на шее.

– Зоэ, дорогая!

Зоэ подняла голову, поймав в зеркале встревоженный взгляд Джонет. Та положила прохладную руку на плечо Зоэ. С черными как вороново крыло волосами и тонким лицом Джонет была красива и уверена в себе. Зоэ, наоборот, чувствовала себя неуклюжей. Она боялась говорить, боялась, что мать Робина уже все знает, боялась, что может выдать себя, разразившись потоком слез.

Но в глазах Джонет было лишь беспокойство, она села рядом.

– Моя дорогая, что-то случилось? – спросила она, заправляя прядь волос Зоэ в прическу. – Ты выглядишь… нездоровой.

Нездорова! Вполне подходящее оправдание.

– У меня жуткая головная боль, – солгала Зоэ. – Пожалуйста, Джонет, вы пришлете ко мне Эви? Я очень хочу уехать домой.

– А-а… – Джонет кивнула, и ее губы понимающе поджались. – Я сейчас же велю подать карету твоего отца. – Потом, к позору Зоэ, Джонет наклонилась и подняла галстук, торопливо брошенный под стол.

В течение нескольких секунд Джонет почти меланхолично перебирала ткань в руках.

– Возможно, ты предпочла бы уехать с заднего двора, милая? – наконец сказала она.

Зоэ с дрожью выдохнула.

– О да, Джонет, если можно! – прошептала она, прикрыв глаза рукой. – Я… мне очень жаль. Я выгляжу как пугало?

– Нет, ты выглядишь несчастной, дитя.

Джонет тщательно свернула белоснежную ткань, лишь однажды подняв взгляд. Конечно, это похоже на мужской галстук, но как он очутился в дамской комнате? Какое оправдание можно придумать? Зоэ не могла думать ни о чем, кроме оскорбительной правды, поэтому сидела безмолвно, с каждой минутой чувствуя себя все несчастнее.

Разгладив последнюю складку, Джонет отложила галстук в сторону и повернулась к Зоэ.

– Не надо отчаиваться, дорогая, – сказала она с едва заметной улыбкой, заправив очередной локон за ухо Зоэ. – Что бы ни произошло, это можно исправить. Всегда есть выход.

Выход был, но до того, как в комнату ввалилась виконтесса де Шеро.

Но ведь это не совсем честно? Зоэ сама загубила собственную жизнь. Она уже несколько лет была на пути к гибели и должна винить только себя.

– Ох, Джонет! – с рыданием вырвалось у нее. – Вы никогда меня не простите!

К ее изумлению, Джонет протянула к ней руки.

– Я совершенно уверена, Зоэ, что все уладится, – сказала она, быстро обняв ее за плечи. – Позволь мне прибрать твои волосы. А потом мы спустимся и найдем Эви, хорошо?

Лорд Рэннок вышел из бального зала в парк и обдумывал, что случилось с его старшей дочерью, когда почувствовал чье-то присутствие во мраке. Не поворачиваясь, он властно бросил через плечо:

– Подойдите!

Младший сын Джонет шагнул в слабое пятно света, льющегося из зала. На лорде Роберте Роуленде был лавандовый жилет, на лице кислое выражение, было ли это связано между собой, Рэннок не знал. Но жилет, бесспорно, отвратительный.

Рэннок допил кларет.

– Что вы хотите?

Молодой человек подвинулся ближе.

– Уделите мне минуту, сэр… – произнес он нерешительно. – Я собирался спросить… о Зоэ…

Лорд Рэннок свел темные брови.

– О Зоэ? – Он старался сохранять терпение, в отсутствии которого его всегда упрекала жена. – Что, черт возьми, вы хотите сказать?

Лорд Роберт неловко прочистил горло.

– Мм… сэр, видите ли, Хаверфилд… совсем не то. Учитывая, как обстоят дела… между Зоэ и мной.

– Нет, Роберт, – сказал Рэннок, задаваясь вопросом, сколько раз человек может запнуться в одном предложении. – Не вижу.

Лорд Роберт вздрогнул, словно в лицо ему ударил луч яркого света.

– Хаверфилд, конечно, хороший парень, – продолжал он. – Трезвый, образец добродетели… и все такое. Матушка его, правду сказать, мегера. Но он совсем не подходит для… для…

– Для чего, Роберт? – подгонял его Рэннок. – Ради бога! Говорите!

– Для Зоэ, – наконец произнес лорд Роберт. Его лицо теперь было бескровным.

Маркиз долго смотрел сверху вниз на своего молодого родственника. Хотя Робин не маленький, лорд Рэннок был просто громадный.

– Хаверфилд уже сделал Зоэ предложение, – решительно заявил он. – Так что теперь это не ваше дело.

Лорд Роберт почесал голову.

– Нет-нет, я хочу сказать, сэр… я хотел бы сделать предложение Зоэ.

Рэннок отступил на шаг.

– Вы? – рыкнул он. – Вы хотели бы сделать предложение Зоэ?

– Д-да, сэр. – Если бы лорд Роберт держал шапку в руках, то сейчас скрутил бы ее в узел. – Знаете, я всю жизнь любил ее. – Он запнулся. – Безумно. Неистово. До меня это только что дошло, понимаете? Когда я услышал о Хаверфилде… Не могу вынести… что ее выдадут за него. Мое сердце этого не выдержит.

– Что за вздор?! – Рэннок наклонился и принюхался. – Снова приложился к доброму виски?

– Нет, сэр, – порывисто ответил Робин. – Трезвый, как сельский викарий, сэр. Я больше всего на свете хочу жениться на Зоэ.

Именно тогда Рэннок заметил чью-то тень. Он обернулся.

– Чарли! – рявкнул он дворецкому. – Пошлите лакея за моей женой и дочерью и велите подать карету. Тут происходит что-то странное.

Чарлз Доналдсон шагнул в открытую дверь и натянуто поклонился.

– Карета у задних ворот, сэр, – сказал он с сильным шотландским акцентом. – Я иду за леди Рэннок, а мисс Зоэ уже ждет.

Рэннок кивнул:

– Вы настоящее сокровище, Чарли. – Потом он переключил внимание на Роберта. – Что касается вас, сэр, вы, должно быть, обезумели. Я уезжаю, чтобы как следует поговорить с дочерью. Думаете, я услышу от нее историю о безумной любви?

– Н-не могу сказать, сэр. – Лорд Роберт снова вздрогнул. – Может быть… Осмелюсь сказать… вполне возможно.

– Да, – язвительно произнес Рэннок, – я тоже осмелюсь сказать, что это вполне возможно, и тогда, мой мальчик, у меня появится гораздо больше подозрений, чем сейчас.

Глава 5,
в которой лорд Мерсер устанавливает правила

На следующее утро леди Рэннок вошла в личную библиотеку мужа в Стрэт-Хаусе с подспудным ощущением, что однажды уже пережила нечто подобное. К ее радости, комната оказалась пустой.

Она трусит, призналась себе Эванджелина, подходя к широкому окну, выходившему на безупречные лужайки и Темзу. За долгие годы брака она никогда не боялась мужа, но боялась за него. И слишком часто, поскольку бешеный нрав Рэннока был просто легендарен.

Чтобы успокоиться, Эванджелина оперлась руками о массивный высокий шкаф, который был центром этого бастиона. За его дверцами находилось множество мужских вещей: табак всех видов, различные сорта виски, дюжина наборов для игры в кости, бесчисленные колоды карт и засунутая за них потрепанная доска для игры в фараон. Когда они поженились, ее муж был далеко не святой, и Эванджелина не ждала, что он им станет. Она верила, что человек может измениться, но все-таки не до такой степени, чтобы превратиться в карикатуру на самого себя.

Так что еще раз придется иметь дело с его характером. Вдохнув воздух, напитанный запахом сигар и древесным ароматом одеколона мужа, она отвернулась от окна, ее взгляд блуждал по роскошно убранной комнате. Тяжелые бархатные шторы. Толстый турецкий ковер, который стоил целое состояние. Широкий письменный стол красного дерева, загроможденный бухгалтерскими книгами, перьями, чернильницами. В это царство мужа она редко заходила.

Но несколько лет назад она тоже вошла сюда утром, и по такому же поводу, как сегодняшний. Реакция ее мужа тогда была такова, что он схватил фарфоровый бюст Георга II и швырнул в окно, разбив стекло и повредив раму. Потом он велел оседлать лошадь и принести хлыст.

Эванджелина зажмурилась. Она не хотела, чтобы ее муж отхлестал лорда Роберта Роуленда! Она любила этого красивого молодого шалопая.

С другой стороны, она ничуть не заботилась о Бентли Ратледже, который скомпрометировал их подопечную Фредерику. И только подумать, как все обернулось! Ратледж, опасный, безответственный тип, одевавшийся как извозчик, посещавший самые невообразимые и отвратительные места, оказался весьма богатым, разумным и всецело преданным жене. Теперь, после нескольких лет брака, с близнецами на колене, маленьким Генри, цепляющимся за его сапог, и малышкой Франсиской на руках Ратледж выглядел скорее безумно любящим, чем опасным.

«Какой из этого можно сделать вывод? – задумалась она. – Лорд Роберт разочарует? Или нет?» В отличие от Ратледжа Робин воспитан строгими и любящими родителями, которых не отвращала дисциплина. Его отчим теперь важный архидьякон англиканской церкви и широко известен своими добрыми делами. Мать – властная шотландская графиня, хозяйка обширных владений, которыми ловко управляла. Робина растили джентльменом в самом альтруистическом смысле этого слова. Несмотря на довольно бурную молодость, у него нет причин подвести… будущую жену.

Уверив себя в этом, наверное, в двадцатый раз за последний час, леди Рэннок остро ощутила присутствие мужа, почувствовав его аромат или услышав легкий звук его дыхания. Открыв глаза, она увидела его рядом: темные брови резко сведены, серые глаза все еще горят гневом.

– Мы готовы поговорить? – сказал он. – Маклауд застал меня в конюшне. Я искал хлыст.

– Хлыст?

– Да, у меня такое чувство, что он мне понадобится, – бормотал Рэннок, запустив руку в темные волосы, тронутые на висках серебром.

Эванджелина взяла мужа за руку и потянула к креслам у камина. Опередив вчера его любопытство, она выиграла достаточно времени, чтобы убедить Зоэ объясниться. История бедной девочки была не слишком удивительна, Эви давно подозревала, что между падчерицей и лордом Робертом существует нечто большее, чем детская дружба.

Рэннок резко опустился в кресло. С горящими глазами, сжатыми челюстями, упрямым подбородком он, казалось, пребывал в страшном гневе, не знай она его хорошо.

– Теперь я все выясню, Эви, – сказал он серьезно. – Я знаю, что ты все сделаешь, чтобы выгородить Зоэ, но не на этот раз. Ты меня поняла?

Она устало кивнула.

– Есть и хорошие новости. Нам не нужно сегодня принимать сэра Эдгара.

– Да. – Рот ее мужа напряженно скривился. – А плохие?

– Гм… боюсь, Зоэ вчера вечером застали за… э-э… поцелуем с лордом Робертом. К сожалению, они были одни в кабинете лорда Мерсера. Конечно, это неподобающе даже для друзей и дальних родственников. За годы знакомства они стали слишком фамильярны.

– За поцелуем? – с отвращением проворчал Рэннок. – Тогда его дурацкое сватовство понятно. Об этом и речи быть не может.

– Сватовство? – выпрямилась в кресле Эванджелина.

Муж искоса бросил на нее настороженный взгляд.

– Да, я тебе об этом говорил, но ты была слишком занята Зоэ. Что Джонет нашептала тебе на ухо вчера вечером?

Эванджелина покраснела.

– Свои подозрения. – Ее голос неуверенно дрогнул.

– Эви! – предостерегающе сказал Рэннок. – В чем дело? Говори начистоту.

Она решила было не рассказывать ему все. Но у нее нет секретов от мужа. Нет, даже ради Зоэ.

– Это было больше чем поцелуй, – наконец сказала она.

Лежавшая на подлокотнике кресла рука мужа сжалась в кулак.

– Больше? – рявкнул он. – Что?! Что видела Джонет?

Эванджелина не могла выдержать его пристальный взгляд.

– Это… это не Джонет видела, – ответила она, потупившись.

– Проклятье! – выговорил Рэннок. – Тогда кто?

– Виконтесса де Шеро, – прошептала жена.

– Кто?! – Черные брови Рэннока сдвинулись еще сильнее. – Кто, черт побери, эта виконтесса де Шеро?

– Любовница Мерсера.

– Эта злобная французская шлюха? – Рэннока это явно оскорбило. – Я думал, он дал ей отставку.

– О господи! – вставила Эви. – Надеюсь, он этого не сделал?

Рэннок пренебрежительно фыркнул.

– Вчера у Джонет эта особа устроила отвратительную сцену, наблевав в вазу с пуншем, – ответил он. – Всем рассказывала, что ей сделалось дурно, прижимала руку к животу и только что не сказала, что беременна от Мерсера.

Оба одновременно подумали об одном и том же. Суставы сжатого кулака Рэннока начали белеть.

– О господи! – выдохнула Эви. – От нее пощады не жди. Она станет поливать грязью бедную Зоэ, лишь бы досадить семье Мерсера.

Рэннок хрипло втянул воздух.

– Эви, – спросил он, едва сдерживая ярость, – что она видела?!

Эви уронила голову на руки.

– О боже! – пробормотала она. – Они были… эээ… немного в беспорядке. И Зоэ… в общем, она, возможно, была немного…

– Ну?!

– Мм… у него… на… коленях.

– На коленях? – Рэннок произнес это как смертный приговор. – Раздетая у него на коленях? Это ты имеешь в виду? Проклятье! Продолжай! Случилось что-нибудь похуже? Они… они…

Даже лорд Рэннок не смог выговорить остальное. Эви понимала, что для любого любящего отца почти невыносимо вообразить дочь в объятиях другого мужчины, а уж представить нечто более интимное… этого не снесет никакой отец.

Но в конечном счете все это переживали. Таковы уроки человеческой натуры. Хотя этот… этот урок более мучителен. Он предполагает, что честь дочери поругана, сама она подвергнута суровой критике и что общество шепчется о худшем. Именно этого Рэннок боялся последние три года, а может быть, и всю жизнь Зоэ. Она неудержимая, страстная. У нее склонности отца и экзотическая красота матери. Рэннок давно опасался, что такая комбинация приведет к гибели.

Эви смотрела в пустой камин. У нее сердце разрывалось, она боялась, и на этот раз серьезно, за свою падчерицу. Для нее Зоэ все еще была наивной девочкой с широко распахнутыми глазами, которую она приняла в свое сердце, выйдя замуж за ее отца. Она любила Зоэ как родных троих детей, которых родила Рэнноку. А порой любила даже сильнее, поскольку Зоэ больше страдала, а другим эти страдания были неведомы.

– Все так скверно, Эллиот, – прошептала она. – Зоэ и лорд Роберт должны сейчас же обручиться.

Рэннок с маской муки и гнева на лице вскочил и, шагнув к шкафу, замолотил по нему кулаком так, что пробки едва не выскочили из подпрыгнувших графинов с виски.

Эви поднялась следом за ним.

– Эллиот, умоляю, перестань!

– Я должен был отправить ее в Шотландию! – Скрипнув зубами, он снова грохнул кулаком по шкафу. – Мне нужно было меньше думать о моих желаниях и больше о ее безрассудстве и отправить ее туда давным-давно. Если бы я исполнил свой долг, Эви, девочка не погибла бы.

– Нет, она была бы несчастна, – тихо сказала жена.

С нечеловеческим стоном Рэннок сжал горлышко китайской вазы династии Мин так, что пальцы побелели.

Эванджелина быстро положила ладонь на его руку.

– Пожалуйста, любимый, – сказала она. – Мистер Кембл с такими муками приобрел эту вазу. Если ты выбросишь ее в окно, Зоэ это не поможет. Давай сядем и подумаем, что мы должны сделать.

– Только вызвать ее сюда, черт побери! – выдавил Рэннок, упершись руками в шкаф. – Больше нечего делать. – Слова были сказаны с таким смертельным гневом, что Эви заставила мужа обернуться… и была потрясена, увидев блеснувшие в его глазах слезы.

– О, Эллиот!

Он смотрел на нее, в его глазах было море печали, два десятилетия тревоги и вины. И тогда она поняла, что он гневается на самого себя и знает, что гнев теперь ничего не решит. Воинственный настрой вдруг покинул его, широкие плечи поникли. Такая нетипичная капитуляция взволновала Эванджелину едва ли не больше, чем вспышка гнева.

– Эви, ты старалась, – прошептал он, его лицо сморщилось от горя. – Видит Бог, как ты старалась. Но Зоэ наполовину я, наполовину ее мать. И вся материнская доброта на этой земле, возможно, не преодолела бы такой проклятой крови.

– Успокойся, любимый, – приговаривала Эванджелина, притянув мужа к себе. – Ты хороший человек, прекрасный. И ты замечательный отец всем нашим детям. Я не допущу, чтобы ты говорил дурно о себе самом или о Зоэ. Ты меня слышишь?

Но она боялась, что Эллиот никогда полностью не верил в это, независимо от того, как часто она это повторяла. А она говорила это – и действительно так думала! – много лет. Он был всем, о чем она мечтала, дети любили и уважали его. Почему он не понимает, что случившееся – это всего лишь реакция Зоэ на боль?

Ей, однако, недолго пришлось об этом раздумывать. Через несколько минут вошла Зоэ с опухшими от слез глазами. Тем не менее, несмотря на маленький рост, она держалась как герцогиня, и ее вид, казалось, снова распалил решимость Рэннока.

– В-выйти замуж за Робина? – давилась словами Зоэ, когда ей объявили ее судьбу. – О, папа! Нет!

– Нет?.. – Рэннок метался по комнате, как зверь в клетке, ероша темные волосы. Потом повернулся к дочери. – Что значит «нет»?

Зоэ смело шагнула к нему. Они сошлись у чайного столика, переминаясь с ноги на ногу, как боксеры на тренировке, и так походили друг на друга, что Эви рассмеялась бы, не будь сама на грани слез.

Зоэ унаследовала красоту матери, Эванджелина в этом не сомневалась, но поза, горящие глаза, упрямый разворот плеч – это чистокровный, страстный Армстронг.

– Мы с Робином не подходим друг другу! – крикнула Зоэ, сжав кулаки. – Он… он не любит меня, не так любит! Кроме того, папа, он не желает жениться на мне.

– Ах, не желает? – рыкнул отец. – Желание теперь не имеет никакого значения, моя девочка! Он желал достаточно, лапая тебя и сорвав одежду, так что теперь пожелает жениться на тебе, черт побери!

Шотландский акцент прорезался в речи Рэннока с интенсивностью, которой жена прежде никогда не слышала. Чтобы предотвратить катастрофу, она положила руки на плечи Зоэ.

– Зоэ, пожалуйста! – пробормотала она. – Робин сделал тебе предложение, и я действительно думаю, что ты должна сказать…

– Предложение? – в тревоге распахнула темные глаза Зоэ.

– Да, парень по крайней мере знает, чего от него ждут, – заявил отец, – и, если хочет жить, сделает это.

Эванджелина укоризненно взглянула на мужа.

– Эллиот, помолчи! Лорд Роберт, может быть, и шалопай, но он всегда был джентльменом. Нам предстоит свадьба. И надо радоваться.

– Что?! Радоваться, что я загубила Робину жизнь? – воскликнула Зоэ. – Эви, Робин мой друг! Как я могу перенести, что его насильно привязывают ко мне?

– Стань для него лучшей женой, – торжественно сказала Эванджелина. – Леди, которой его семейство будет гордиться. Я знаю, мистер Амхерст и Джонет будут рады тебе.

– Нет! – Зоэ закрыла лицо руками. – Эви, пожалуйста! Я не могу!

Но на этот раз Эванджелина не дала падчерице пощады.

– Зоэ, подчинись, – сказала она спокойно. – Дело сделано, девочка. Если бы я могла спасти тебя от этого, я бы это сделала, даже папа бы сделал. Но мы не можем. И ждем, что ты примешь это с достоинством.

Роуленды и Амхерсты собрались в кабинете лорда Мерсера. Маркиз сидел за полированным столом красного дерева, у его ног спали собаки Озорник и Бонни. Его мать Джонет села по левую руку от него, отчим Коул – справа, осужденный узник сидел между ними через стол.

Мерсер смотрел на брата. Робин, как побитый, повесил голову, плечи сникли, и даже в высохшем сердце Мерсера шевельнулось сочувствие.

Тишину нарушил лакей, принесший кофе. Поставив поднос на стол, он вышел. Джонет деликатно кашлянула и принялась разливать кофе.

Мерсер видел мать словно сквозь пелену, едва замечая тонкую фарфоровую чашку, которую она поставила перед ним. Он старался думать, не о себе, а о матери. Можно сказать, оба сына разочаровали ее прошлой ночью. Она все еще возмущена? Смирилась?

Ее вечеринка вряд ли могла обернуться большей катастрофой, печально размышлял Мерсер, постукивая по столу ручкой с металлическим пером. Ссора на террасе с Зоэ волновала его по причинам, о которых он все еще не хотел думать. Потом Клер изобразила обморок, устроив спектакль, достойный театра «Друри-Лейн».

Но судьба сочла это недостаточным наказанием. Ему было суждено стать свидетелем погибели Зоэ, сцена, когда она полуголой сидела на коленях брата, врезалась ему в память. Зоэ оседлала Робина, одна пухлая грудь вывалилась из корсажа, роскошная прическа рассыпалась. С влажными, припухлыми губами Зоэ выглядела необузданной, распутной. Именно такой, какой он воображал ее в порыве страсти.

Чувствуя отвращение к себе, Мерсер закрыл глаза и загнал эротическую картину в самые темные глубины сознания – должно быть, уже в сотый раз. Зоэ предстоит стать невестой его брата. Память о той пышной совершенной груди с налившимся розовым соском больше никогда не должна всплывать в его уме. Его гнев на Зоэ, постоянная досада, даже забота о ее благополучии – все это должно кончиться. Теперь это обязанности его брата. Мерсеру радоваться бы, что этот груз спал с его плеч. Вместо этого он задавался вопросом, годится ли Робин для этой работы.

Конечно, не было никакой необходимости рассказывать матери, что произошло в кабинете. Она слишком проницательна. Вчера вечером, как только ушли последние гости, она устроила Робину головомойку, и испанская инквизиция в подметки не годилась разгневанной Джонет Амхерст. Робин выкладывал историю в путанице оправданий и извинений, пока его мать наконец не спрятала коготки и отослала его зализывать раны. Схлестнувшись с графиней Килдермор, нельзя уйти невредимым.

Их отчим, хотя и более дипломатичный, радовался не больше жены, поскольку Зоэ была его давней любимицей. Что касается самого Мерсера, он едва понимал свои чувства. Были среди них и гнев, и горе, но и какая-то внутренняя ярость, которой он не мог объяснить.

– Господи, да перестань ты барабанить! – Робин сердито глянул на ручку. – Брак я еще могу вынести… но прекрати эту чертову канонаду!

Мерсер бросил ручку, и она заскользила по полированному дереву.

Отчим сердито прочистил горло.

– Придержи язык, Робин! – предостерег он. – Не забывай, что здесь мама.

Робин настороженно взглянул на Джонет.

– Да… хорошо, сэр, что вы не слышали, как она поносила меня вчера вечером. У вас бы волосы в ушах зашевелились.

– Хотя молодым грубиянам я, наверное, кажусь древним Мафусаилом, – ответил отчим, – я еще не достиг возраста, когда волосы в ушах растут. – Он с негодованием посмотрел на пасынка, потом взял чашку. – Что касается этого брака, то Зоэ чудесная девочка. Мы с мамой любим ее почти как родную. Если бы мы думали, что ты несчастен…

– Коул, сейчас не время думать о несчастьях, – вмешалась Джонет. – Зоэ опозорена, и Робину некого винить в этом, кроме себя. Дело сделано.

– Да, – сказал Робин печально. – Остается ждать ответа Рэннока.

– Полагаю, мы все знаем, каков он будет, – сказал Мерсер, – хотя после венчания Рэннок может избить тебя до полусмерти.

– Спасибо на добром слове, – язвительно поблагодарил Робин.

Мерсер не стал отвечать и снова взял разговор под свой контроль.

– Мама, – повернулся он к Джонет, – ты займешься объявлением?

– Конечно, – ответила она. – Коул, ты поговоришь с епископом?

– Ах да, специальная лицензия! – бормотал отчим.

– И нужно выбрать церковь, – сказал Мерсер, – поскольку Ричмонд далеко от…

– Нет, подождите! – воскликнул Робин, переводя взгляд с одного на другого. – Вы все… всё это… мне нужно время. Мне не нужна специальная лицензия. У меня есть дела, которые нужно уладить. Люди, которых надо… повидать. Разве мы не можем подождать несколько дней? Объявить имена вступающих в брак? Устроить долгую помолвку?

Долгая помолвка!

Продолжить муки ада для всех!

Мерсер стряхнул наваливающийся страх.

– Как я объяснил за завтраком, папа, мне нужно срочно быть в Грейторпе, – сказал он. – Завтра я в любом случае уеду из Лондона. Сезон заканчивается. Возможно, Робин поедет с вами на некоторое время в Элмвуд? Как только все разъедутся из Лондона, разговоров станет меньше.

Робина, однако, эта перспектива явно не обрадовала. Наклонившись, отчим твердо взял его за плечо.

– Думаю, твой брат прав, мой мальчик.

Мать, однако, покачала головой:

– Это будет выглядеть так, будто он оставил Зоэ. – Джонет поднесла ко рту чашку, что-то прикидывая в уме. – Стюарт, – наконец сказала она, отставив чашку, – думаю, в этом году мы все должны поехать в Грейторп, включая Зоэ.

Мерсер откинулся в кресле. Это было совершенно противоположно его намерениям: уехать как можно дальше от Зоэ и Робина.

– Об этом и речи быть не может, – сказал он резко, – даже если в этом был бы смысл. Я вчера получил письмо от Шептона, он пишет, что поблизости вспышка оспы. Я должен ехать, и ехать один.

– Но мы все сделали вакцинацию, – возразила мать. – Кроме того, от дома до деревни три мили. Мы будем в безопасности.

– А как начет Зоэ? – Слова Мерсера прозвучали чересчур резко. – Она будет в безопасности? Господи, кто-нибудь думает о ней?

Бонни, почувствовав напряжение в его голосе, села и положила лапу ему на колено, озабоченно наклонив голову. Мерсер, успокаивая, погладил ее черную шелковистую голову.

– Сейчас это называют прививкой, – хмуро заметил Робин. – И Зоэ ее делала.

– Действительно, они всей семьей делали прививку в прошлом году, перед отъездом за границу, – подтвердила Джонет, рассеянно глядя на Бонни. – Тогда все улажено. Устроим семейный прием, чтобы продемонстрировать Зоэ наше расположение и радость от предстоящего бракосочетания. Я уверена, Эванджелина с детьми приедет. Эллиот тоже, если дела позволят. Это заставит замолчать сплетников и даст Робину и Зоэ время…

– Для чего? – с некоторой горечью перебил Мерсер. – Чтобы узнать друг друга? Судя по тому, что я видел, это слишком поздно.

– А ты у нас просто святой, да? – Робин уперся руками в подлокотники, готовый сорваться с кресла.

– Джентльмены! – твердо вмешался отец. – Сарказм вам обоим не к лицу. У нас семейная проблема, и не важно, как она возникла, мы будем решать ее всей семьей. Это понятно?!

– Да. – Робин с сердитым видом снова уселся.

Отчим задумчиво потирал подбородок.

– Нужно признать, предложение вашей матери отличное, Стюарт. Ты главный член семьи. И сбор семьи будет выглядеть весьма уместным.

– Я не могу развлекать гостей, – сухо сказал Мерсер. – Надо справляться с эпидемией. И вероятно, придется объявить карантин в деревне.

Его мать с невинным видом подалась вперед.

– Но забота о гостях – это дело твоей мамы, дорогой мальчик, – проговорила она, – поскольку ты еще не женат. Мы с Коулом пригласили бы всех в Элмвуд, но там ремонт. А замок Килдермор слишком далеко. Так что остается Грейторп.

– Ох, мама! – простонал Робин. – Мы должны это сделать?

– Да, должны. А теперь я займусь объявлением, хотя мы можем, наверное, повременить несколько дней и позволить Робину привести его… гм… дела в порядок. – Джонет поднялась, разглаживая юбки. – Коул, напиши мистеру Мозби, что ему придется обойтись без тебя при уборке урожая. Робин, отправляйся в Ричмонд делать предложение. Если хочешь, падай на одно колено, а потом пригласи Рэннока и его семью в Грейторп. Стюарт, завтра возьми с собой Чарли. Он знает, какие комнаты я хочу проветрить и какую провизию запасти.

На этом дело было кончено. Никто не возразил графине Килдермор.

Отчим, выходя, бросил на Мерсера сочувственный взгляд.

Дверь со стуком закрылась, остался только помрачневший Робин.

– Лето в Суссексе! – сказал он горько. – С родными и невестой. Чего еще может желать человек?

– Да, действительно, чего? – отрезал Мерсер.

– Почему так цинично, Стью? – кисло улыбнулся Робин. – Черт, даже ты пытался выкрутиться.

Мерсер смотрел на него через стол.

– Я не компрометировал Зоэ, – холодно ответил он. – Это сделал ты. Так что расплачивайся как мужчина.

– Черт бы тебя побрал! – Робин вскочил и подошел к буфету. С резким стуком он вытащил пробку из графина с бренди и взял с подноса стакан. – Думаю, это половина проблемы, Стюарт, – бросил он через плечо. – Я думаю, ты жалеешь, что это был не ты.

– Помолчи, Робин!

Мерсер направился к брату, следом за ним поплелась Бонни.

Робин рассмеялся.

– Думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь? – возразил он, наливая полный стакан. – Другие могут не заметить, но поверь мне, Стью, я слишком хорошо тебя знаю. Тебя ведь раздражает, что женщины всегда предпочитают меня, и особенно Зоэ. Но почему бы ей этого не делать? Ты холодный и несгибаемый, словно аршин проглотил.

– Заткнись, болван несчастный! Хочешь, чтобы слуги услышали? Чтобы о Зоэ распускали еще худшие сплетни? Да, Робин? С нее уже довольно того, что вы вдвоем натворили. Один из вас должен проявить хоть немного здравомыслия и перестать втаптывать ее имя в грязь, чтобы избежать окончательного крушения. Даже у Бонни, кажется, достаточно ума, чтобы понять это.

Лицо Робина запылало. Он понурил голову, как наказанный ребенок.

– Для этого еще рано, – объявил Мерсер, забрав у него стакан с бренди. – У тебя встреча с Рэнноком, где понадобится все твое здравомыслие.

– Да. – Робин с отвращением отодвинул графин.

Мерсер долго смотрел на профиль брата. Он был почти на три года старше Робина, хотя порой казалось, что на все двадцать, но при всей своей бесшабашности брат иногда понимал его лучше, чем Мерсер сам себя.

– Извини, Робин, – примирительно сказал он, положив руку на плечо брату. – Как говорил папа, сейчас бесполезно ссориться. Мы оба сделали свой выбор, пусть бессознательно, и я не нахожу никакого удовольствия в твоей беде.

– Ты понятия об этом не имеешь, – глухо сказал Робин.

Мерсер сильнее сжал плечо Робина. Он понял, что брата тревожит что-то еще, кроме Зоэ.

– Дело ведь в миссис Уилфред?

Робин повернулся к брату.

– Я должен сказать ей, Стюарт, – хрипло ответил он. – Даже я не так эгоистичен, чтобы позволить ей прочитать об этом в «Таймс». Надеюсь, я на несколько дней сумею задержать маму. И Мария… она заслуживает большего, чем вероломный возлюбленный и неожиданный удар в лицо.

Мерсер не знал, что сказать. Мария Уилфред была тихой скромной молодой вдовой, весьма незначительной и с еще меньшими деньгами. Ее муж, лейтенант кавалерии, погиб, но не в пылу сражения, а позорно свалившись с лошади через две недели после покупки патента. Сама миссис Уилфред была всего-навсего дочерью пастора из Йоркшира и обладала малыми претензиями на аристократизм. Тем не менее ее красота и грациозность представляли ей вход в определенные слои светского общества.

Как его брат заметил такое скромное существо, было выше понимания лорда Мерсера. А как Робин сумел сделать ее своей любовницей, было для него еще большей тайной.

Учитывая нынешние нравы, естественно было предположить, что дело в титуле Робина, внешности и деньгах, коими он обладал в изобилии.

Но, насколько он мог заметить, миссис Уилфред ничего не просила у Робина. Мерсер без колебаний постарался узнать о ней все, как только понял, что брат содержит ее, причем «содержит» – это очень сильное выражение. Миссис Уилфред старалась сохранить отношения в тайне. Однако теперь это не имеет значения. Что бы ни было между ними, теперь это кончено.

– Мне жаль миссис Уилфред, – сказал он. – Мне она в принципе нравилась, Роб. Поймет ли она?

Робин, глядя в пространство, пожал плечами.

– Полагаю, да, – ответил он. – У Марии спокойный нрав и доброе сердце. Я надеюсь…

– На что? – Мерсеру не понравился взгляд брата.

Робин покачал головой:

– Я… Я не знаю. Я только молюсь, что смогу убедить ее…

Внезапно Мерсер понял, о чем речь.

– Нет! – приказал он, схватив брата за лацкан. – Мы это уже обсуждали. Ты женишься. И как Зоэ ни сумасбродна, она заслуживает преданного мужа.

– Убери руки, черт возьми! – отстранившись, огрызнулся Робин. – Да, я буду преданным. Я говорил что-нибудь другое?

– Нет, – сказал Мерсер, – но ты об этом думал.

Опасная улыбка скривила губы Робина.

– О, какая высоконравственная речь для человека, который чуть ли не год содержал чужую жену! – прорычал он. – Я по крайней мере в адюльтере не участвовал.

Слова ударили в больную точку. Мерсер запнулся и отступил. Явно удовлетворенный, Робин повернулся и вставил пробку в графин с бренди.

– Посмотри правде в лицо, дружище! – зло предложил он. – Ни один из нас не получит то, что хочет, но я все же имею мужество признать это.

Глядя на брата, выходившего из комнаты, Мерсер чувствовал что-то вроде дурноты, слабой тошноты, наступающей после несчастного случая.

Но почему? С его одержимостью Клер покончено, и ему придется переносить позор. А Робин, несмотря на все его красивые слова, уложил в постель столько замужних женщин, что и не сосчитать. Что до остального – судьбы миссис Уилфред, верности Робина в браке с Зоэ, – какое ему до этого дело?

Никакого. Видит Бог, ему это безразлично. Зоэ и Робин пожинают то, что посеяли вместе.

При этой мысли Мерсер быстро закрыл глаза и оперся руками на буфет. Праведное негодование не принесло никакого успокоения. Вид Зоэ, занимающейся любовью с Робином, потряс его, потряс даже больше, чем полубезумная выходка и прозрачные намеки Клер. И так не должно быть.

Всегда… всегда!.. Зоэ и Робин. Робин и Зоэ. Робин был ее сердечным другом и доверенным лицом. А он – кем-то вроде слуги, сглаживающим ее дорожку к следующей выходке и устраняющим разрушения. Зоэ едва удостаивала его взглядом.

По правде говоря, Мерсер ни секунды не думал, что Зоэ больше Робина счастлива из-за этого брака. Подобная, а может, и более опасная сцена разыгрывается сейчас в эту минуту в Стрэт-Хаусе.

Мерсеру не пришлось долго об этом раздумывать, поскольку отворилась дверь и появилась его мать. На мгновение она замялась на пороге, зажав между пальцами листок бумаги, Бонни и Озорник подбежали к ней, радостно виляя хвостами, будто не видели ее несколько недель.

– Прочитай. – Мать положила бумагу ему на стол. – Хотя, полагаю, в этом нет необходимости. Ведь всегда пишут одно и то же, правда? Сама не понимаю, почему это меня тревожит.

Мерсер, чтобы успокоить ее, вернулся к столу и уставился на объявление. Джонет, опустившись на колени, гладила и трепала собак за уши.

Это был листок почтовой бумаги, слабо пахнущий розами, с гербом графов Килдермор. После второго замужества его мать перестала быть леди Мерсер. Но как иногда бывает у шотландцев, она получила графский титул при рождении и останется графиней Килдермор до смерти.

– Стюарт! – Мать отвлеклась от собак и медленно опустилась в кресло, которое освободил Робин. – В чем дело? Я что-то неверно сформулировала?

Он резко прочистил горло.

– Нет, извини. Это просто рассеянность. – Он действительно не имел никакого желания видеть проклятую бумагу, но сел и внимательно прочитал ее. Закончив, он твердой рукой передал листок матери. – Читается хорошо. И все-таки дадим Робину несколько дней?

– Да. – Джонет вздохнула. – Хорошо.

Однако она не сразу взяла бумагу. Только тогда Мерсер понял, как устала его мать. Хотя она, конечно, не выглядела на свой возраст, в ее волосах цвета воронова крыла теперь появилась пара серебряных нитей, глаза налились печалью. Осознание этого потрясло его. Всю его жизнь мать казалась ему и остальному миру неколебимой стеной и защищала своих детей как львица, а это было очень необходимо в долгие суровые месяцы после убийства его отца.

Хотя они с Робином были детьми, Мерсер помнил то ужасное время с болезненной ясностью. Мать отважно боролась за их безопасность, а когда наконец достигла предела, в их жизнь вошел Коул, чтобы защитить их от погибели. Он стал им лучшим отцом, чем покойный лорд Мерсер.

И теперь еще Робин бросит всех их в ад этим ужасным браком?..

– Стюарт, – сказала мать тихо. – Что не так?

Он сел за стол и заставил себя улыбнуться:

– Ты выглядишь усталой, мама. Я знаю, что тебя все это тревожит.

Она бросила на него странный оценивающий взгляд.

– Я должна сказать то же самое о тебе.

– Конечно, я обеспокоен, – ответил Мерсер. – Я предпочел бы, чтобы Робин сам выбрал себе невесту.

Мать слабо улыбнулась:

– Возможно, миссис Уилфред?

– О, так ты знаешь о ней?

Мать пожала плечами.

– Я ожидала такого от Робина, – ровно сказала она. – Ты бы… словом, я всегда рассчитывала, возможно, несправедливо, что ты поступишь правильно… – Слова ее оборвались, но проницательный взгляд не отрывался от него.

Он отвел глаза. Поступить правильно? Он слишком медлил с этим!

Джонет встала, предложила ему кофе и налила себе.

– Клер подошла ко мне вчера вечером, – пробормотала она, – и намекнула, причем не только мне, что она, возможно, носит твоего ребенка.

Мерсер медленно выдохнул.

– Меня мало волнует, что я стал объектом сплетен.

– Это правда? – Джонет, сев, взглянула на него. – О ребенке?

Он уставился на ложку, которой она медленно помешивала кофе.

– Сомневаюсь, – сказал Мерсер после паузы. – Хотя, возможно, я говорю это для самоуспокоения. Но выбор времени… момент слишком удобен. Я порвал с ней, ты знаешь.

– В самом деле? Слава богу, хотя я старалась быть с ней любезной. – На сей раз Джонет поймала его взгляд. – Что ты сделаешь, дорогой мальчик, если она не лжет?

Он слабо улыбнулся и развел руками.

– Поступлю правильно, мама, – ответил он спокойно. – Разве не в этом ты меня только что винила?

– Хорошо. – Мать со слабым звоном положила ложку на блюдце. – Но, боюсь, она доставит еще много проблем. Твоего внимания и денег будет недостаточно, чтобы успокоить ее. Клер захочет большего.

Мерсер мрачно улыбнулся.

– Насколько я слышал, во Франции развод объявлен вне закона, – ответил он. – И она, конечно, не получит его здесь.

Мать взглянула на него, вскинув брови.

– Ты женился бы на ней, если бы мог?

Он чуть заколебался и немного отодвинулся от стола, словно для того, чтобы выиграть время.

– Я этого не хочу, – ответил он. – Но сделал бы я это? Полагаю, да. Чтобы дать моему ребенку имя, чтобы он не страдал, как Зоэ. Да, я женился бы на ней.

На лице Джонет промелькнуло потрясение.

– Тогда я рада, что ты не можешь этого сделать, – призналась она. – Однако общество восприняло бы это несколько иначе, возможно, из-за ситуации Зоэ. Хоть я и не люблю Клер, она благородного происхождения. И ты не демонстрировал ее всему свету. Ты был осторожен.

Мерсер с отвращением пробурчал.

– От этого мало пользы, учитывая ее откровенные намеки.

– Я понимаю. Но думаю, Клер воображает, что это воссоединит вас.

– Я порвал с ней, – повторил он более резко, – и этого ничто не изменит. Если появится ребенок, я дам ей финансовые стимулы оставить его со мной и вернуться к мужу. В любом случае я прослежу, чтобы ребенка растили должным образом.

– А-а, ты хочешь подкупить ее. – Изящные плечи Джонет поникли. – Должна сказать, это слабая альтернатива, но, вероятно, лучшая. Я не могу представить виконтессу в роли матери.

– Мама, прости, если моя личная жизнь стала для тебя разочарованием, – натянуто произнес он. – Но будь уверена, я справлюсь с Клер.

Джонет расслабилась в кресле с легким подобием улыбки.

– Знаю, – пробормотала она. – Я больше не буду говорить об этом. Ты моя опора, Стюарт, хотя эта обязанность легла на тебя слишком рано и самым ужасным образом. Наверное, я предъявляла к тебе слишком высокие требования. И порой возлагала на тебя больше, чем следовало.

– Но в последние годы у тебя есть папа, – спокойно возразил он.

– И я каждый день благодарю за него Бога, – ответила мать. – Но ты – лорд Мерсер, как я – леди Килдермор. Я очень нуждаюсь в твоей помощи, чтобы объединить наше семейство. Мы больше чем семья, Стюарт, мы клан, со всеми последствиями, которые подразумевает этот термин.

– Что, теперь я должен надеть килт, играть на волынке и распевать шотландские песни? – мрачно глянул на нее Мерсер. – Что ты имеешь в виду, мама?

– Что Зоэ Армстронг является членом нашего клана, – сказала Джонет. – Мы всегда так к ней относились. И теперь мы все должны собраться вокруг нее, несмотря на личное отношение к этому браку.

– Я первый объяснил Робину его обязанности, – сурово произнес Мерсер. – Но ты уверена, мама, что она подходящая жена для Робина?

– А почему бы и нет?

Он пожал плечами и отвел глаза.

– Я надеялся, что Робин выберет кого-нибудь посерьезнее. Зоэ всегда была беспечной, флиртовала и очаровывала всех мужчин вокруг, от чистильщика обуви до епископа, – никто не мог сопротивляться ей.

– А ты можешь ей сопротивляться? – спросила Джонет. – Возможно, в этом весь вопрос?

Медленно повернув голову, Мерсер уставился на мать.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Робин всегда был товарищем Зоэ в проказах – это правда, – сказала Джонет. – Но ты, именно ты первым заботился о ее благополучии. Ты спасал ее. Робин иногда тоже, в зависимости от того, во что он ее втравил.

Мерсеру не нравился такой поворот беседы.

– Мы с Зоэ по возрасту не годились в приятели. – Он чопорно поднялся. – Я относился к ней как к Робину, как к младшей сестре.

– Вот как?

– Да, но теперь они угодили в переделку, из которой никто из нас не может их спасти.

– Да, вероятно, – ответила мать.

Мерсер шагнул к открытому окну и уперся кулаками в ограду французского балкона.

– Я вижу Зоэ такой, какая она есть, – продолжил он, глядя в парк.

– Какая она сейчас, – поправила мать. – Я совсем не уверена, что ты понимаешь, какой она может быть в браке по любви.

– И какой же? – Он повернулся к матери. – Наверное, не понимаю. А что касается Робина, разве они… не слишком похожи?

– Возможно. Однако теперь они оба должны повзрослеть.

– Но…

Мать, оборвав его движением руки, поднялась.

– Я знаю, о чем ты говоришь, мой дорогой, – мягко сказала она. – Да, Зоэ производит впечатление жизнерадостной и беспечной пустышки, но есть в ней и серьезность. Это было гораздо заметнее, когда она была маленькой девочкой. И, отвечая на твой вопрос, да, я всегда считала, что Зоэ стала бы замечательной женой одному из моих сыновей.

– Ты… тебя не смущает ее происхождение?

– Не больше, чем твое, – сухо улыбнулась Джонет. – В конце концов, ты лишь наполовину англичанин. Но было бы несправедливо винить в этом тебя.

– Право же, мама! Я не это имел в виду.

– Я это знаю, мой мальчик. – Усмехнувшись, она подошла к сыну. – Да, Зоэ внебрачный ребенок, дочь оперной танцовщицы, француженки, итальянки, или кто она там была. Для меня это мало значит. Зоэ и Робин шотландцы до мозга костей, и никакая чужая, никакая незаконная кровь не смоет шотландскую силу и страсть. В тебе она тоже есть, Стюарт, хотя, правду сказать, ты унаследовал больше английской крови и сдержанности своего отца. Однако и в тебе есть скрытая страсть.

Рассмеявшись, Мерсер отошел от окна.

– В этом ты права, мама, – согласился он, взяв ее руки в свои. – Хотя я изо всех сил стараюсь ее подавить. Да, мы клан, и сильный. Зоэ его часть, и я исполню свой долг по отношению к ней. Мы все это сделаем. Включая Робина, я об этом позабочусь.

Джонет поцеловала его в щеку.

– Я никогда не сомневалась в этом, мой дорогой, – пробормотала она. – Ты всегда беспощадно надежен.

Лорд Роберт выбрал окольный маршрут к прибрежным владениям Рэннока в Ричмонде. Вместо того чтобы пересечь Темзу, как велела мать, он поехал через парки и углубился в Вестминстер, петляя по узким переулкам к конюшне, где обычно нанимал лошадей.

На Рочестер-стрит окна небольшого дома Марии были уже распахнуты в утренний воздух. Мэг, горничная, которая его недолюбливала, мела порог. Завидев его, она скованно поклонилась и распахнула дверь.

В прихожей она присела в реверансе.

– Доброе утро, милорд, – сказала она с откровенным презрением во взгляде. – Хозяйка пошла в школу для бедных. Будете ждать?

Хотя Робин держал в руках шляпу, Мэг не сделала никакого движения, чтобы ее взять.

– Да, – наконец ответил он. – В гостиной, с вашего позволения.

– Чай? – Слово вылетело словно пуля.

– Спасибо, нет.

Мэг снова сделала реверанс и удалилась. Робин прошел в гостиную и остановился перед открытыми окнами. Летний ветерок, доносивший крики игравших детей, шевелил его волосы и, вздымая, бросал на плечи тонкие занавески цвета слоновой кости. Судя по звукам, дети играли в крокет. Он с сожалением улыбнулся своим воспоминаниям, вызванным детским гвалтом. Как жаль, что сегодня он отправился отнюдь не на подобное развлечение.

Обернувшись, Робин оглядел скромную комнату, где провел много вечеров во время ухаживания за миссис Уилфред. Потребовался целый месяц уговоров на этом потрепанном диване, чтобы проложить путь в ее постель. Столько времени он понапрасну ни с одной женщиной не тратил.

Ее слуги, конечно, с тех пор мрачно поглядывали на него. И Мария… гм, ее это тоже смущало. То, что она впустила его в свою постель, было печальным свидетельством ее любви к нему, предполагал Робин. На его взгляд, этого достаточно для содержания любовницы на должном уровне: лучшая обстановка, лучший адрес… и слуги, которые не смеют бросать неодобрительные взгляды на источник их благополучия. Но у Марии ничего этого не было.

Он услышал ее легкие быстрые шаги. Внутри у него все сжалось, шаги приближались, и он наконец заметил мелькнувшие за углом синие юбки. Это конец. Он в ловушке, в смертельной западне.

– Робин! – воскликнула она, войдя в комнату со шляпой в руках. – Так рано. Что случилось?

– Мария… – Он не обнял ее, не закружил по комнате, как обычно делал. – Доброе утро.

– Я только отнесла детям корзину пирогов со смородиной и… – Увидев его бледное лицо, она запнулась. – Робин… что? Что случилось?

С трудом передвигая налившиеся свинцом ноги, он вышел на середину комнаты. Потрепанный ковер казался лужей клея под его сапогами.

– Мария, мне нужно тебе кое-что сказать. Я… я хотел, чтобы ты услышала это от меня.

– О господи… – Ленты скользнули сквозь пальцы Марии, шляпка упала. – Робин, твоя мама?.. Девочки?..

– С ними все в порядке, спасибо. – Робин набрал в легкие воздуха, задаваясь вопросом, не вывернет ли его на ковер. – Я женюсь, Мария, – наконец выговорил он. – Я хотел, чтобы ты первая об этом узнала.

Она долго стояла молча и смотрела на него так, словно он говорил на другом языке. Казалось, это на самом деле так. Слова, которые произносил Робин, были для него чужими, неправильными.

– Женишься, – эхом отозвалась Мария и улыбнулась дрожащей улыбкой. – Я… что ж… да, я понимаю. Тогда желаю вам удачи, милорд.

Он наклонился и поднял ее шляпку. Простое соломенное творение с широкой синей лентой не соответствовало его собственному дорогому цилиндру. Робин не мог поднять глаза, чувствуя незнакомую резь от слез.

– Мария, – прошептал он, – я так сожалею.

– О чем вы сожалеете, милорд? – Ее голос был неестественно пронзителен, но слова спокойны. – Я с самого начала понимала, что вы когда-то женитесь. Я знала, что ваше внимание ко мне было не… не…

Он поднял взгляд.

– Неблагородным, Мария? Ты это имеешь в виду?

– Нет, именно вы имели это в виду, – ответила она с некоторой горечью. – Вы снова и снова уговаривали меня стать вашей любовницей. Мужчина не совращает женщину, на которой собирается…

– Мария! – мягко перебил он. – Мария, не говори так.

– Да. – Слово с дрожью слетело с ее губ. – Да, я не буду так говорить. «Совращает» – уродливое слово, правда? И мне винить некого, кроме себя. Я ложилась с вами в постель по собственной воле.

Это великодушная интерпретация того, что случилось, подумал Робин. И говорить нечего, он использовал все оружие из своего обширного арсенала обаяния, чтобы получить от нее то, что хотел. Будь на его месте человек лучше его, он сожалел бы об этом. Но Робин этого не делал, не мог. Полгода он спал с ней в свое удовольствие и наслаждался каждой минутой. Теперь, столкнувшись с перспективой потерять Марию, он впал в отчаяние. Одурманенный, захваченный незнакомыми эмоциями, Робин совсем забыл клятву, данную брату.

Мария все еще рассматривала узор на ковре. Плечи расправлены, но Робин знал, что ее едва не трясет от горя. Нужно что-то сделать.

Он хрипло прочистил горло.

– Свадьба состоится не раньше осени. Я должен провести несколько недель в Суссексе со всем семейством. Но я вернусь в Лондон, Мария, как только смогу, клянусь.

Она вдруг вскинула голову и пронзила его взглядом.

– Да? И какое это имеет отношение ко мне?

Робин подошел еще на шаг.

– Мария, любимая, это не так долго, – умолял он.

– Простите, что? – Ее голос больше не колебался.

– Я… я только сказал, – продолжал Робин, – ну… гм… когда я вернусь… возможно, мы могли бы… Ты и я…

– Высокомерный негодяй! – перебила Мария. – Как ты смеешь?! – Не спуская глаз с Робина, она схватила со столика медный подсвечник и ринулась к нему.

– Мария! Подожди!

– Подождать? – воскликнула она, размахивая подсвечником. – Я тебе покажу «подожди»! Ты смеешь предлагать мне спать с мужем другой женщины?

– Нет, я только думал… – Округлив глаза, Робин подыскивал объяснение.

– Что я шлюха? – кричала Мария. – Что я пойду на прелюбодеяние?

– Нет-нет! Но если я только мог бы видеть тебя…

– Нет, увидишь это! – прошипела она. И уравновешенная, добросердечная Мария швырнула ему в голову подсвечник.

– Мария, подожди! – Выронив обе шляпы, Робин увернулся. Подсвечник звякнул о дубовую каминную полку.

– Вон! – крикнула она. – Вон из моего дома, Роберт Роуленд! И не смей больше появляться у меня на пороге! Ты меня слышишь?

– Но, Мария… Мы же любим друг друга, ведь любим?

– Нет, ты меня никогда не любил! – Ее лицо было искажено гневом. – О, я знала, Робин, знала, что дочь сельского священника недостаточно хороша для тебя. Я понимала, что в конечном счете тебя потеряю. Но я никогда не думала, что ты считаешь меня обычной проституткой.

– Нет, милая, нет! – Робин двинулся к ней.

Мария отступила в холл.

– Не подходи! – крикнула она, выхватив из подставки длинный черный зонт. – Не прикасайся ко мне, даже не говори со мной. Убирайся!

Теперь она почти рыдала, слезы гнева катились по ее лицу. Робин был не в состоянии думать здраво.

– Мария, она моя родственница, – забормотал он. – Если она не выйдет замуж, отец сошлет ее в провинцию. И… ты не знаешь Зоэ. Она похожа на хрупкий цветок, Мария. Не могу представить, что ее сошлют в Шотландию. Она там умрет. Видит Бог, я не хочу этой женитьбы, но я должен это сделать. Разве ты не понимаешь, как мне это тяжело?

– Как это тяжело тебе? – Мария прижалась к противоположной стене.

– Мария… – Он печально распахнул руки. – Я… я люблю тебя.

Вот оно… наконец. Эта волшебная фраза обеспечивала превращение любой женщины в мягкий пудинг. И, что еще страшнее для Робина, она очень походила на правду. Да, это была ужасная правда.

Но пудинга Робину не досталось. Вместо этого гнев на лице Марии сменился насмешкой.

– Бедный мальчик! – Она оторвалась от стены, прямая как столб, и с силой сунула зонтик на место. Было понятно, что она с радостью воткнула бы его в другое место. – Как жаль, что ты не разобрался в своих чувствах до того, как скомпрометировал ее. Ты мог бы избавиться от этой беды.

У Робина сдавило грудь. Боже милостивый, он позволил себе влюбиться в эту женщину… и теперь он ее теряет!

– Мария, ты… ты не могла об этом слышать.

– Мне не нужно это слышать! – отрезала она. – Я знаю. Вы всего лишь милый и обаятельный повеса, лорд Роберт Роуленд, и все это знают. – Она прошла по узкому холлу и резко распахнула дверь. – А теперь вон из моего дома! Убирайтесь! Может быть, Господь явит мне свою милость, и я до конца дней своих вас не увижу.

– Мария… – Робин понурил голову, чувствуя подступившие слезы. – Мария, ты действительно этого хочешь?

– Да, – сурово сказала она, – я действительно этого хочу.

– Я не верю тебе, – запротестовал он. – Мария, я люблю тебя. Клянусь. Я все бы для тебя сделал. Пожалуйста, не отвергай меня.

– Но я не люблю тебя, Робин. – Жалость промелькнула на ее лице. – И ты меня не любишь. Но если ты меня любил… если когда-нибудь испытывал ко мне что-то… хоть отдаленно похожее на нежность, обещай, что я больше никогда тебя не увижу и не услышу о тебе. Это единственное, что ты можешь для меня сделать. Обещай мне.

– Ты меня никогда не простишь? – тихо сказал он.

– Нет, – ответила Мария. – Я тебя никогда не прощу. И никогда не прощу себе, Робин, того, во что я позволила тебе меня превратить.

Забыв шляпу, Робин переступил через порог.

– Тогда я обещаю, Мария, – сказал он. – Честью клянусь.

– Честью? – тихим эхом отозвалась она. – Подумать только! Интересно, чего она стоит?!

Дверь гулко захлопнулась за ним.

Глава 6,
в которой леди Хокстон дает мудрый совет

Старая пословица «Беда не приходит одна» как никогда лучше соответствовала тому, что происходило в следующую неделю в Стрэт-Хаусе. Зоэ Армстронг два дня пролежала в постели, заливаясь слезами. С ней нянчились ее служанка Труди, три горничные и дворецкий Маклауд.

На третий день ее сводную сестру Валерию освободили от уроков, чтобы она развлекала Зоэ, на четвертый начали приносить подносы с любимыми блюдами. На пятый день служанка начала готовить микстуры и припарки, и к концу недели ей прислуживала уже половина слуг.

Ее избалованность в значительной степени была следствием ошибок ее отца. Когда Зоэ было лет восемь, ее гувернантка позволила себе отвратительное высказывание, и лорд Рэннок понял, хотя и с опозданием, что для благополучия ребенка нужно несколько больше, чем слуги, которых можно нанять за деньги. Нужно самому поселиться дома и щелкать хлыстом над головами слуг, а в последнем никто с Рэнноком не сравнится.

Мисс Смит была мгновенно уволена без рекомендаций, ее пожитки вслед за ней выкинули на улицу. Всей домашней прислуге откровенно дали понять, что счастье мисс Зоэ – залог их благополучия. Позднее жена не раз напоминала Рэнноку, что такое потакание принесло мало счастья. Но когда дело касалось тех, кого он любил, Рэннок не знал полумер.

Справедливости ради стоит сказать, что мисс Зоэ этим не злоупотребляла. Она едва сознавала власть, которой обладала, и искренне любила всех. Коридорный считал ее «добропорядочной девочкой», второй лакей утверждал, что она «никогда не заносилась», а Маклауд просто думал, что она солнце их вселенной. Действительно, как часто замечала ее мачеха, у Зоэ было чуткое сердце. Она была добра к своей сестре и маленькому брату и даже терпела выходки среднего, который имел дурную привычку совать ей в карманы червяков. Но все это не отрицало факта, что Зоэ становилась все более своевольной.

Когда на седьмой день Зоэ послала в Лондон за подругой леди Хокстон, чтобы та составила ей компанию, даже у мачехи иссякло терпение.

– Конечно, ты должна была послать за мной! – Леди Хокстон, влетев в спальню, обняла Зоэ. – Для чего же тогда друзья? И что Эванджелина могла сказать такого, чтобы довести тебя до слез?

Продолжить чтение

Очаровательная проказница

Пролог,в котором начинаются удивительные события

Глава 1,в которой французская виконтесса переоценила свои возможности

Глава 2,в которой наша отважная героиня спасена

Глава 3Неудачный поворот событий

Глава 4,в которой лорд Рэннок становится подозрительным

Глава 5,в которой лорд Мерсер устанавливает правила

Глава 6,в которой леди Хокстон дает мудрый совет