Приют Русалки

Размер шрифта: 13

Russian translation rights authorized by BEIJING YIWEI CULTURE MEDIA CO., LTD. with the arrangement by China Educational Publications Import & Export Corporation Ltd.

Пролог
Дитя морей

12.04.2012, пятница,
переменная облачность
Я не ожидала, что встречу его.
Поначалу это был совершенно обычный вечер пятницы. Я отпустила сотрудников пораньше: кому нужно было домой, кому-то на свидание, кто-то встречал детей из школы. Я же отправилась в фитнес-клуб.
Сегодня я добралась до него медленным бегом за 26 минут – на две минуты быстрее, чем на прошлой неделе. Тренер был доволен, и я тоже. Наши с ним отношения в некоторой степени смягчились. Вот только ненадолго… Когда он помогал мне растянуться перед тренировкой, снова опустил ладонь на мое бедро.
– Ты прилично подкачалась, – произнес он.
– Думаешь?
Его рука переместилась на несколько сантиметров вверх:
– Продолжай в том же духе. Процент содержания жира в твоем организме все ниже и ниже.
– Угу, – я резко выпрямилась. – Сломать тебе переносицу будет достаточно?
Его лицо вмиг потемнело, окрасилось в цвет свиной печени – просто смехотворно. Когда я сделала боксерский выпад, он по-прежнему не смотрел на меня, но я заметила сердитое, недовольное выражение на его лице.
Я понимаю, что он видит во мне ту самую женщину: свободную, богатую и в возрасте. Ту женщину, которая при виде его пресса и подтянутых ягодиц воспылала бы весенней любовью. А потом примерно через три тренировки он завалил бы ее в койку.
Клянусь, он верил в это без всяких сомнений.
Ладно, проехали. Дорогой тренер, вы можете продолжать витать в облаках. Однако сейчас вам лучше поднять свои кулаки – я ведь должна убедиться, что моя физическая сила и мастерство в отличном состоянии.
Побоксировала в спарринге двадцать минут, затем с грушей – тоже двадцать. Когда тренировка закончилась, тренер любезно попросил меня расписаться в отчете о тренировке. При виде его лица я едва не засмеялась.
Приняв душ и высушив волосы, я зашла в «Лотус кофе» и заказала овощной салат – это стало моим ужином на сегодня. Когда я размышляла над тем, стоит ли мне еще сходить на массаж или же сразу пойти домой, мой взгляд привлекла афиша на двери маленького театра напротив. Голубой, переходящий в зеленый фон, испещренный пузырьками, водорослями и кораллами. В центре плаката – мультяшная девочка с красными волосами, сидящая на камне. Она прижимала к себе золотую рыбку и смотрела на замок на берегу моря, а низом ее тела был длинный хвост, колыхающийся в морском потоке.
«Детский мюзикл «Дитя морей”».
Дитя… морей.
Я утопила эти два слова с помощью нескольких глотков кофе. Убирающий соседний стол официант с любопытством в глазах посмотрел на меня. Я прикрыла глаза и почувствовала, как все больше и больше капель собираются на моих ресницах.
Билет стоил 80 юаней, а сам театр оказался совсем небольшим – на несколько десятков человек. Я устроилась на последнем ряду и, глядя на темно-фиолетовый занавес, представляла, каким же будет морской мир по ту сторону.
В зале уже собралось немало народу; большинство из них – родители, которые привели детей посмотреть представление. В воздухе витал запах попкорна; раздавались пронзительные крики детей, которые возвращали меня «на берег моря». Я протяжно выдохнула – и воображаемые жабры за моими ушами беззвучно наполнились кислородом.
Одна девочка, одетая в светло-зеленое платье, вскочила с места, восторженно рассматривая морские звезды, ракушки и осьминогов сверху.
– Мама, смотри, это же Патрик!
Мать девочки быстро потянула ее на место:
– Тc-c! Не шуми, скоро начнется.
Женщина моего возраста, на вид воспитанная. На ее переносице – скромные очки в черной оправе. Она что-то говорила и одновременно оглядывалась по сторонам, следя, не мешает ли ее дочь другим зрителям. В какой-то момент наши взгляды пересеклись, и она виновато улыбнулась мне. Я тоже улыбнулась в ответ и отвела глаза в сторону.
А потом я увидела его.
Ян Лэ держал большие стаканы с попкорном и колой, протискиваясь мимо зрителей в четвертом ряду. И, прямо как та женщина в черных очках, находился достаточно близко ко мне, чтобы я могла его разглядеть: на лбу скопились капельки пота, округлое лицо поблескивало. Двигался он с некоторым трудом. Отчетливо виднелся выступающий живот – и он придерживал его, чтобы не задеть других, одновременно пытаясь не разлить колу и извиняясь перед зрителями, которым пришлось убрать ноги.
Ян Лэ, утративший стройность и много волос на голове, наконец-то объединился со своей женой. Женщина в очках недовольно зашептала; девочка же была безмерно счастлива, отправляя в рот горстку попкорна и в то же время указывая на большую золотую морскую звезду.
Лицо Ян Лэ наконец-то попало в луч света. Он проследил за тем, куда указывает его дочь, и изумленно ахнул. В тот миг, глядя на него с этого ракурса, я вспомнила юношу с раскосыми глазами и теплой улыбкой…
Притаившись в тени, я наблюдала, как он неловко повторяет танцевальные движения за дочерью – и тогда будто заржавленные лезвия толчками разрезали мою грудь. Когда свет в зале погас, женщина в очках подозвала их обратно на места.
«Дитя морей» началось.
Вот маленькая Русалочка, подперев щеку рукой, восхищенно слушает рассказ сестры о жизни на поверхности. Вот она изо всех сил пытается вытащить на берег принца. Колдунья говорит: «Но ты станешь пузырьком на поверхности воды!» Русалочка, побледнев, отвечает: «Я не боюсь!» После пережитой боли она наконец просыпается: на месте длинного хвоста – пара красивых ног, а рядом с ней – принц, заботливо смотрящий на нее…
Я схватила сумку и, извиняясь, покинула свое место. Я была способна только на побег. Боялась, что Ян Лэ скажет своей дочери: «Когда-то я был этим принцем…»
Однако, когда я была уже близко к выходу, не удержалась и повернулась, чтобы посмотреть на сцену. Русалочка с принцем парили в танце так, что легкая шелковая ткань взлетала, обнажая обворожительные белоснежные ноги…
В город пришла ночь. Я мчалась на своей машине, рассекая ярко освещенный город, пролетавший за окном. Иногда замечала, как дети, схватившись за руки родителей, вприпрыжку шли по тротуару. Никто не знал, действительно ли они счастливы, но одно я знала точно: моя боль такая же нескончаемая, как и эта дорога. Конца и края не видать.
Принцессы-русалочки, ваш путь до рая не превышает и трехсот лет. Но каждая моя слеза добавит вам по одному дню.
Я вцепилась в руль и надавила на газ. Чем быстрее я гнала черный автомобиль, тем быстрее он сливался с темнотой ночи.
Прекрасные русалочки, пожалуйста, спойте, чтобы вам улыбнулись…
Моя немая сиротка, не нужно бояться. Этот город и есть твой океан.

Глава 1
Исчезнувшая девочка

22.05.1994, воскресенье, солнечно
Я ненавижу Су Чжэ! Да, просто не переношу.
Когда я объясняла ему, как решать уравнение первой степени с двумя неизвестными, он вообще никак не слушал – все это время возился с глупой игрушкой. Это был трансформер – мини-автомобиль, который мог превращаться в робота. Я так и не смогла понять, почему за это берут столько денег. Однако мама и папа всё понимали. Правда, в то время, когда собирались купить Су Чжэ эту штуку, они еще не осознавали, сколько машин стекла придется разгрузить папе, чтобы позволить себе такую покупку. Ну и ладно… это ваш сын, его улыбка способна заменить вам все виды счастья.
После ужина я хотела сесть за домашнее задание, но мама сказала сначала помочь Су Чжэ. Неохотно, но я все же согласилась. Она заметила мое выражение лица и спросила, что со мной. Я же ответила, что у меня самой и без того полно домашки.
Лицо моей мамы исказилось в недовольстве:
– Вы же только на первом году старшей школы! Учителя хотят загубить вас таким количеством заданий?
– Мам, я уже на втором году…
Мама на секунду замерла и, произнеся тихое «ох», ушла мыть посуду.
Я совсем не хотела быть репетитором для Су Чжэ. Да у него и не было желания учиться. Сегодня вечером весь его энтузиазм был направлен на новую игрушку. Я молча села за стол и наблюдала, как он вертит эту пластмассовую штуку в разные стороны. Так еще и сопровождал все это голосом: «Чик-чик»…
– Клади ее. Тебе нужно учиться.
– Ага. – Клац-клац-клац.
– Давай быстрее. Мне тоже нужно писать домашнее задание.
– Хорошо… Чик-чик.
– А ну брось!
Су Чжэ, вздрогнув, взглянул на меня, медленно отложил трансформер в сторону и только затем недовольно покосился на учебники.
Я начала объяснять ему уравнения первой степени с двумя неизвестными, одновременно записывая примеры на черновике. Су Чжэ все это время не поднимал головы, но его взгляд блуждал по поверхности стола – это заставило меня убедиться, что он совсем не слушает. Закончив объяснять, я спросила его, все ли понятно; Су Чжэ кивнул. Тогда я дала ему еще один пример:
– Делай.
Затем открыла свой рюкзак: мне предстояло сделать два теста по алгебре, два по геометрии и еще один по английскому. Если отложу домашку еще на какое-то время, не высплюсь.
Я уперлась локтями в стол и открыла свои материалы; Су Чжэ же оцепенело глядел на черновик, будто не знал, с чего начать.
– Что такое?
Он, прикусив губу, помолчал, затем выдавил:
– Ничего…
– Почему не пишешь?
Су Чжэ сразу замешкался. Такой его вид меня расстроил.
– Ты разве только что не сказал, что все понял?
Он опустил голову. Я видела его длинные ресницы и пухлое лицо. Мое сердце смягчилось.
– Я объясню тебе еще раз, только слушай хорошенько…
Су Чжэ задрал голову и принял серьезный вид. Однако он не мог притворяться долго и сразу показал свое истинное обличье. Я даже не закончила объяснять ему задание, а он уже пристроил подбородок на ладонь и начал тыкать в трансформера наконечником ручки, бормоча себе под нос:
– Автоботы, превращение, отправка…
Я вскипела и смахнула эту дурацкую штуку книгой, которую держала в руках. Под крик Су Чжэ «Бамблби!» она ударилась об стену и разлетелась на несколько кусков.
Я до безумия перепугалась при виде того, как Су Чжэ ринулся к поломанной игрушке. В мгновение ока в комнату влетела мама.
– Что это такое? – Она тут же заметила поломанного вдребезги трансформера, и ее лицо искривилось. – Кто это сделал?
– Сестра! – Су Чжэ, плача, указывал на меня. – Это она смахнула!
Я невольно сжалась: не хотела оправдываться, да и не могла. Как я и думала, мама выкрутила мне ухо:
– Ты хоть знаешь, сколько это стоит?! Только что купили, и она уже поломана! Если тебе не жалко денег, пожалей хотя бы своего отца!
– Всё, достаточно!
В комнату вошел папа. Сведя брови к переносице, он посмотрел сначала на маму, затем – на не перестающего плакать Су Чжэ.
– Отпусти ее. – Наклонившись, поднял руку трансформера и осмотрел ее со всех сторон. – Ты чем-то разозлил свою сестру?
– Нет! – Су Чжэ выпрямился. – Я вообще-то делал задания!
– Он не слушал мои объяснения! – Я помассировала раскрасневшееся ухо. – Поэтому я и…
– М-м… давай делай свои уроки. – Папа глянул на мои тесты, лежащие на столе. – Сегодня я помогу ему. Су Чжэ, пойдем со мной.
Мама злобно посмотрела на меня и кивнула в ту сторону, куда только что ушли Су Чжэ с папой:
– Это все ты виновата!
Я молча отвернулась и взяла ручку. Ухо по-прежнему горело, поэтому я собрала все оставшиеся силы и углубилась в геометрию.
– Если он еще раз поведет себя так же, скажи мне. – Папа снова на секунду появился в дверях. – И не поднимай на него руку, он же твой младший брат.
Я произнесла еле слышное «угу», почувствовав, как на глаза навернулись слезы.

* * *

В последующий час я сделала лишь одно упражнение. Оно заключалось в том, чтобы рассчитать, сколько пар кед понадобится роботу. Ответ: восемь пар.
Из соседней комнаты были слышны плач Су Чжэ и мамины недовольные возгласы, но затем все постепенно затихло. Это означало, что время было уже позднее. Возможно, мама уложила Су Чжэ спать с ней в обнимку. Родители настаивали на том, чтобы он ни в коем случае не ложился спать под утро, иначе не станет способным и талантливым парнем. Ну а я могла лишь надеяться, что пораньше закончу домашние задания и смогу немного вздремнуть перед началом нового учебного дня.
На меня волна за волной накатывала усталость. Опухшие от слез глаза защипало еще больше. После того как я с трудом закончила писать домашку по математике, уже не могла даже приподнять голову от изнеможения, поэтому, прежде чем одолеть последний лист теста, мне было необходимо умыться холодной водой – это помогло бы немного взбодриться.
Аккуратно открыв дверь, я пересекла коридор и направилась в ванную. Папа еще не спал: он сидел на табуретке около входа, держа в обеих руках ту игрушку, и приклеивал дверь машины. Увидев меня, тихо произнес:
– Написала домашнее задание?
Я отрицательно мотнула головой и аккуратно обогнула банку с резко пахнущим клеем.
В ванной я как следует умыла лицо. Холодная вода и слабый аромат мыла взбодрили меня. Насухо вытерев лицо и руки, я захватила сушившиеся на подоконнике белые кроссовки: нужно было убедиться, что они высохнут до рассвета. Хотя кроссовки и старые, но у меня нет других вариантов: на завтрашнюю церемонию поднятия флага я могу надеть только их.
И тут в моем мозгу словно что-то взорвалось.
На уже пожелтевшей поверхности кроссовок красовались хаотичные темно-синие пятна. Из-за того, что ткань была наполовину мокрой, эти пятна расплылись. В то же время я почувствовала знакомый запах, заполняющий мой нос.
Это были чернила.
Я представила себе, как Су Чжэ, зажав в руке кисть, красит мои белые кроссовки; на его лице злобная, но довольная усмешка. Странно, но я не разозлилась; мой мозг был занят обдумыванием другой проблемы: что же мне делать завтра? Я буду знаменосцем с белыми кроссовками в синих пятнах. И это увидят несколько сотен человек со всей школы – как я буду поднимать флаг Китая, стоя около флагштока.
Более того, среди всех пар глаз за мной будут наблюдать и его…
Как же поступить?
Я схватила кроссовки и быстро пошла в комнату, минуя отца. Возможно, он поднял голову. А возможно, и нет…
В углу комнаты висела маленькая доска – когда-то я использовала ее для того, чтобы обучать Су Чжэ. Около нее лежали несколько маркеров, которые я тайком взяла в школе. Хоть бы помогло… Я мазала маркером поверх пятен и одновременно размышляла.
И действительно, спиртовой маркер сильно осветлил темно-синие пятна. Я выкинула его и вернулась в ванную – взять щетку. Папа недоуменно смотрел на меня, бегающую туда-сюда.
– Что ты делаешь?
У меня не было настроения отвечать ему. Я была обязана спасти мои белые кроссовки.
Наконец, когда я начистила их зубной пастой, мое сердце немного успокоилось. Я даже подумала, может, получится восстановить их – и будут как новые… Затем, глянув на сморщенный тюбик пасты, снова забеспокоилось: как же мне объясниться завтра утром перед мамой?
Еще не придумав хорошую отговорку, я внезапно подумала: было бы хорошо, если б завтра пошел дождь. Церемонию поднятия флага отменят – и я не стану посмешищем для всей школы…
Тогда, забыв про израсходованную пасту, я начала молиться богу. Я просила, чтобы завтра утром пошел дождь – необязательно сильный; главное, чтобы он продолжался до утренней самоподготовки.
А затем я разревелась.
Я не знала, есть ли еще в мире такая девочка с позорными кроссовками, с выдавленным тюбиком зубной пасты, несколькими маркерами и незаконченным тестом по английскому, и все это валяется вокруг нее, пока она молится богу о дожде…
Поплакав, я успокоилась. Отодвинув в сторону домашнее задание, взяла блокнот и записала эту фразу, дожидаясь дождя, которого, похоже, завтра все-таки не будет.

* * *

Цзян Юйшу приоткрыла крышку кастрюли – и стекла ее очков мгновенно покрылись влагой. В нос ей ударил густой смешанный запах ребрышек, стручковой фасоли и картофеля. Взяв ложку, Юйшу попробовала суп – и, довольная, выключила газ.

Зайдя на балкон, она приоткрыла окно: целый день погода была хмурой, однако не упало и капли дождя. Только перед закатом подул несильный ветер, неся с собой ароматы конца весны и начала лета. Внизу несколько стариков играли с детьми, домохозяйки снимали белье с веревок. Цзян Юйшу, высунувшись дальше, посмотрела на угол дома: там стояли двое младшеклассников – один повыше, другой пониже – и обменивались открытками. Все-таки их отпустили пораньше…

Цзян Юйшу достала из холодильника помидоры и, порезав на маленькие кусочки, опустила в сахар. Этот простой ужин можно было назвать подвигом. Развязав фартук и отправив кусочек помидора в рот, она направилась в гостиную посмотреть телевизор. Параллельно поглядывала на часы: 17:10. Именно в эту минуту Цзян Тин, должно быть, возвращается домой вместе с одноклассниками. Возможно, по дороге она возьмет шашлычок из тофу, или балют[1], или еще что-нибудь… Цзян Юйшу надеялась, что это не повлияет на ее аппетит за ужином.

Юйшу откинулась на спинку дивана и принялась бесцельно перещелкивать каналы: сейчас везде шла реклама, попался лишь один канал с сериалом. Юйшу посмотрела его какое-то время, но поняла, что интереса у нее он не вызывает. Если б Сунь Вэймин еще был здесь, он бы вперся в экран и смотрел до бесконечности…

Вспомнив его, Цзян Юйшу почувствовала тоску. Затем, снова взяв пульт в руки, переключилась на местный канал: здесь шло музыкальное шоу с тайваньской группой «Террористы». Женщина не знала их, однако эту песню крутили по телевизору уже несколько дней – возможно, Цзян Тин знает о них больше… Вновь глянула на настенные часы: 17:26. Еще немного – и дочь будет дома…

Она встала с дивана и зашаркала к столу рядом с телевизором – там лежала счетная книга. Цзян Юйшу закрыла ее и убрала в сумку; туда же отправились калькулятор с футляром для очков. Она привела в порядок остальные вещи, лежащие на столе, – чтобы дочери было удобнее делать уроки.

Прибравшись, Юйшу снова взглянула на часы. 17:35. Она вернулась на кухню и, завязав фартук, открыла кастрюлю с супом. От ребрышек, смешанных со стручками фасоли и картофелем, больше не валил пар, но тепло все еще шло. Цзян Юйшу, на секунду замешкавшись, снова включила газ по минимуму, чтобы суп не остывал.

Из помидоров, обваленных в сахаре, вытек красный сок, а прежде твердая упругая шкурка обмякла. Цзян Юйшу переставила тарелку на стол, затем наполнила две глубокие тарелки рисом и аккуратно положила возле них две пары палочек.

17:40. Цзян Тин должна была вернуться домой десять минут назад. Где же ходит эта девчонка?

Цзян Юйшу пожала плечами. Снова она себя накручивает… Ее дочь всего лишь ребенок, а не отлаженный механизм; не может же она появляться минута в минуту… Однако в любом случае ситуация была необычной – возвращаться домой с опозданием в этом доме не принято. Даже если это опоздание лишь на десять минут.

Бульканье в кастрюле становилось все громче. Цзян Юйшу перемешала суп несколько раз – бульона поубавилось. Она снова выглянула в окно. Небо заметно потемнело, а свист ветра стал сильнее. Юйшу высунула голову.

Во дворе не осталось ни души. Можно было разглядеть лишь одиноко висящие вещи на веревках, покачивавшиеся на ветру. Юйшу снова глянула на угол дома, где недавно стояли младшеклассники, в надежде, что ее дочь пройдет именно там.

И действительно, там появилась девочка в голубой спортивной форме. Только вот через мгновение она завалилась назад, бессильно дернув правой ногой, будто кто-то в темноте тащил ее за волосы или воротник.

От испуга глаза Цзян Юйшу полезли на лоб. Она моргнула – и увидела, что за углом уже никого нет. Все ее мысли будто замерли – она уже начала сомневаться в том, что увидела несколько минут назад. Неужели это было на самом деле? В душу проникло беспокойство. Времени на размышления больше не осталось – Цзян Юйшу вылетела из кухни и помчалась вниз.

Выбежав из подъезда, она поскользнулась – тапка отлетела в сторону, а сама Юйшу упала на шершавый бетон. Но ей было не до исследования повреждений, и тем более не до поисков тапки. В голове билась лишь одна мысль: «Цзян Тин, моя дочка, кто-то ее утащил!»

Женщина в фартуке, с всклокоченными волосами, грязным лицом и в одной тапке, ковыляла к углу дома. За поворотом было еще несколько жилых домов и огромное пустое пространство. Значит, возможно, они еще остались в поле зрения… Цзян Юйшу потерянным взглядом смотрела на эту стену с серыми бетонными балконами, чувствуя, как ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Тут ее глаза заполонило что-то бирюзовое, и в тот же момент до нее долетел громкий голос:

– Мам, что это ты делаешь?

Юйшу осела на землю, судорожно ловя ртом воздух и схватившись за грудь.

– Скорее вставай! – Цзян Тин схватила мать под локоть. – Ты куда так сломя голову… а где твоя тапка?

Цзян Юйшу все еще трясло, но она быстро пришла в себя. Не в силах оторвать взгляда от дочери, произнесла:

– Ты… почему ты здесь?

– Что? – Цзян Тин недоуменно заморгала. – Я шла домой. А где мне еще быть?

Юйшу окончательно пришла в себя:

– Господи, я видела… подумала уже… – Она всплеснула руками. – Ах, неважно! Главное, что ты в порядке.

– Мам, что ты говоришь? – Удивленная Цзян Тин, оглядев мать, взволнованно закричала: – Ты упала? С тобой все хорошо?

– Ничего, не волнуйся за это… – Ее лицо внезапно переменилось: – Быстро домой!

Цзян Тин, придерживая прихрамывающую Цзян Юйшу, обогнула дом и быстрым шагом направилась к подъезду. По дороге, на первом этаже, она нашла потерянную тапку. Юйшу на ходу надела ее, подгоняя дочь к квартире. На третьем этаже они почувствовали, как пахнет горелым.

Содержимое кастрюли полностью выкипело. Цзян Юйшу попыталась извлечь то, что еще можно было использовать в пищу, но, поковырявшись в горелой массе, сдалась. Цзян Тин в этот момент искала меркурохром [2].

Загубленный суп был отправлен в мусорное ведро, а Цзян Юйшу, подумав, достала из холодильника несколько яиц. Нанеся лекарство на ссадины, мать с дочерью наконец принялись ужинать. Цзян Тин действительно проголодалась: и рис, и жареное яйцо, и помидоры – все съела с большим удовольствием. Цзян Юйшу не удержалась – захотела погладить дочь по голове, чтобы успокоить ее, но стоило ей вытянуть руку, как засаднила рана на локте. Женщина зашипела от боли. Цзян Тин сразу же отложила палочки в сторону и, приподняв ее руку, подула на рану, приговаривая словно ребенку:

– Не боли, не боли…

Цзян Юйшу это растрогало, но и в то же время позабавило. Она легонько стукнула Цзян Тин по голове:

– Сколько мне лет, думаешь?

– А что? – Цзян Тин надула губы. – Взрослый человек, а понеслась куда-то сломя голову…

– Я просто подумала… – Цзян Юйшу сразу же замотала головой, отгоняя черные мысли. – Неважно. Видимо, мне показалось…

– Что показалось? – Девочка подцепила кусочек помидора и отправила себе в рот. – Что ты видела?

– Что одну школьницу, примерно твоего возраста, с длинными волосами, в такой же голубой форме… – Цзян Юйшу нахмурилась, рассеянно показывая на окно. – Ее будто кто-то утащил.

– А?.. – Глаза Тин расширились от удивления.

– Кошмар, да? – Сердце Юйшу до сих пор сжималось от пережитого ужаса. – Из-за этого я так торопилась. Думала, с тобой что-то стряслось…

– Что случилось потом?

– Потом я увидела тебя… – Цзян Юйшу ласково провела по щеке дочери. – Дурочка, если с тобой что-то произойдет, как я буду жить?

Цзян Тин опустила голову, медленно пережевывая помидор. На ее лице застыло задумчивое выражение.

– Разве со мной не все хорошо?

– Конечно, все хорошо! – Юйшу зевнула. – Весь день перелистывала расчетную книгу – вот в глазах и зарябило… Видимо, старею.

Цзян Тин не ответила. Набив рот рисом, она продолжала смотреть в свою тарелку.

* * *

Поужинав, Цзян Юйшу поторопила дочь, чтобы та шла делать домашнее задание; сама же принялась убирать со стола и мыть посуду. Затем, вернувшись за стол в гостиной, вновь принялась за работу. Спустя час опись для ООО «Даю юйми» была составлена. Цзян Юйшу вернулась на кухню налить себе воды – и обнаружила каплю, стекающую по оконному стеклу. Она открыла окно: в комнату сразу ворвался частый звук капель дождя и прохладный сырой воздух. Цзян Юйшу вздохнула его полной грудью, чувствуя, как нос заполняется сладковатым весенним запахом. Держа в руках стакан с лимонной водой, она еще какое-то время любовалась проливным дождем.

В сухой сезон дождь особенно ценен. Цзян Юйшу представляла, как быстро будут расти деревья и распускаться цветы. Подняв голову, она заметила, как на фоне черного неба дождевые капли превращаются в серебряные нити, обрушивающиеся нескончаемыми потоками на землю. Не допив воду, Цзян Юйшу вдруг вспомнила, что не закрыла окно в спальне, – и поспешила туда.

Цзян Тин сидела за столом, повернув голову, и тоже смотрела на дождь. Капли яростно барабанили по подоконнику, на котором уже образовался небольшой бассейн; на кровати, стоящей рядом с окном, были видны мокрые следы. Цзян Юйшу поспешно забралась на верхнюю койку и провела ладонью по ее поверхности; ближняя сторона простыни полностью намокла.

– Как можно быть такой невнимательной? – повернувшись, с укором произнесла Цзян Юйшу. – Льет как из ведра, а ты не догадалась закрыть окно?

– А? – Цзян Тин будто очнулась ото сна. – Я не заметила…

– О чем же ты думаешь, в конце концов?! – Цзян Юйшу схватила простыню и, скомкав, бросила ее на пол; затем достала из шкафа набор чистого постельного белья. – Перед сном поменяешь сама.

Пока она отчитывала дочь, ее взгляд скользнул по столу. Цзян Тин написала всего лишь каких-то пару строчек домашнего задания. Гнев сразу ударил в голову:

– Чем ты занималась больше часа? Написала только это?!

– Я…

– Читала повести или слушала музыку?

Цзян Юйшу принялась перебирать предметы на столе, но не нашла никаких других книг, кроме учебников, и плеера тоже. Недоумение породило еще большую ярость.

– Да что ты уставилась в одну точку, в конце-то концов?!

Цзян Тин ничего не ответила – лишь взяла ручку и сделала вид, словно что-то быстро пишет. У Цзян Юйшу уже не осталось сил продолжать отчитывать ее, поэтому, бросив резкое «поторапливайся», она вышла из спальни.

Бросив постельное белье в машинку, Цзян Юйшу села на диван, потирая пульсирующие болью виски. Она не понимала, что на нее вдруг нашло, – обычно редко что могло настолько вывести ее из себя. Подумав, Юйшу мысленно вернулась к «ложной тревоге» перед закатом. Она прекрасно помнила, как дочь, целая и невредимая, стояла перед ней. Словно украшение, которое потерялось, но нашлось снова.

На самом деле, она им действительно была…

Когда Юйшу ходила беременной, ее отношения с мужем были хороши как никогда. Он надеялся, что у них будет сын, Юйшу же хотела дочь. Причина была простой: она могла бы наряжать ее в платья, плести косы… Как же здорово – превращать дочь в настоящую принцессу! Однако на седьмом месяце, возвращаясь с работы, Цзян Юйшу поскользнулась. Врач сказал, что ребенка, возможно, не удастся сохранить, Сунь Вэймин, узнав, что у них будет дочь, тоже предложил ей сдаться. Но Цзян Юйшу не соглашалась – и настояла на своем.

Когда Цзян Тин только родилась, она весила всего два с половиной килограмма и выглядела будто котенок без шерсти. У нее не было даже сил плакать. В инкубаторе новорожденная Тин провела полмесяца – и после этого стало понятно, что ее крохотная жизнь спасена.

Так как дочь родилась раньше срока, она была очень хилой и часто болела. Эти несколько лет Цзян Юйшу тщательно следила за распорядком Тин и не разрешала себе быть невнимательной ни в чем. Она вкладывала в дочь все силы и душу – даже не замечала бурлящую страстью интрижку Сунь Вэймина.

В конце концов они, конечно, были вынуждены развестись. Цзян Юйшу не могла стерпеть физическую и психологическую измену мужа; решение же Сунь Вэймина определялось тем, что в животе той женщины находился мальчик. Однако он не отказался от выплаты алиментов. В то время Сунь Вэймина выдвинули на место секретаря заводского комитета, и в плане материального положения и социального статуса он был намного выше Цзян Юйшу. Но намеревался оставить дочь себе. И это были не просто разговоры.

Когда они обсуждали это в последний раз, Цзян Юйшу приставила ножницы к лицу Сунь Вэймина и сказала лишь одно:

– Мне нужна Тин-Тин.

Он застыл от испуга – и послушно подписал соглашение о разводе, оставляя при этом квартиру и дочь бывшей жене.

Вот так семья из трех человек превратилась в семью из двух, а Сунь Тин стала Цзян Тин. К счастью, она от природы была смышлена и послушна, привыкла проводить время с мамой. Уход отца из семьи совсем не расстроил ее, а к новому имени она быстро привыкла. На Новый год и другие праздники, особенно на дни рождения Цзян Тин, Сунь Вэймин брал ее праздновать с собой. Но затем он построил новую семью – с той женщиной у них родился сын, и после этого Вэймин не так часто виделся с дочерью. Похоже, для него и правда имело большое значение, какая фамилия у ребенка – Цзян или Сунь.

Но Цзян Тин не обращала на это внимание: приезжал отец повидать ее или не приезжал – все одно. Она была счастлива независимо от этого. Цзян Юйшу же была очень признательна дочери. Неважно, поступала Цзян Тин так в силу своего характера или же сознательно, но все равно она уменьшила то эмоциональное бремя, которое несла на себе мать. Сожаление от распавшейся семьи и постоянная нехватка средств для оптимистичной и смышленой Цзян Тин не являлись трудностями.

…От этих воспоминаний сердце Цзян Юйшу смягчилось. Она поднялась и направилась на кухню – там заварила кружку сухого молока и аккуратно поставила на стол Цзян Тин в комнате. Та сидела к ней спиной и, опустив голову, усердно писала домашнее задание. Цзян Юйшу погладила ее по голове, из-за чего ручка в руках Тин остановилась. Задрав подбородок и потершись макушкой о материнскую руку, она шутливо произнесла:

– Мяу…

Юйшу не смогла сдержать смех.

Дочь с матерью легли спать ровно в одиннадцать. Комната Цзян Тин моментально погрузилась в тишину. Цзян Юйшу же никак не могла заснуть. С одной стороны, ссадина на руке все еще саднила, с другой – беспокойство так и не покинуло ее сердце. Ей казалось, будто на нем лежит камень, и непонятно было, в какой угол его пристраивать. Вдобавок за окном продолжал лить дождь, отстукивая неровный ритм по подоконнику – кап-кап, тук-тук, – что заставляло ее нервничать еще больше.

И вот так Цзян Юйшу проворочалась до самого рассвета; лишь когда небо начало потихоньку светлеть, уснула неспокойным сном. А через некоторое время прозвенел будильник.

С тяжелой головой и ватными ногами Цзян Юйшу все-таки заставила себя сползти с кровати и приготовить дочери завтрак. Странно было то, что Цзян Тин, похоже, тоже плохо спала. Она отозвалась только на второй раз – и лишь тогда, с огромными кругами под глазами, неохотно поднялась. Цзян Юйшу заметила, как дочь с зубной щеткой во рту, замерев, смотрит в окно. Она была словно не в себе.

– На что ты смотришь? – Цзян Юйшу со стуком поставила тарелки на стол. – Быстрее! Опоздаешь ведь.

– Да… – Цзян Тин наконец-то очнулась и принялась поспешно чистить зубы. – Небо наконец-то просветлело.

И правда, непонятно когда, но проливной дождь прекратился. Сейчас можно было видеть, как пространство заполняется прекрасными рассветными лучами; воздух казался свежим и чистым, и в нем разносилось щебетание птиц.

У Цзян Юйшу не было возможности долго любоваться на картину после дождя. Она была занята тем, что подгоняла дочь: съела ли та завтрак, собрала ли портфель, умылась ли, нанесла ли легкий макияж… Когда Цзян Тин была готова, они наконец вместе вышли из дома.

Спустившись, Цзян Юйшу поняла, что забыла взять бухгалтерскую книгу. Не было времени ругать себя за невнимательность, поэтому она вновь поторопила дочь на автобус, а сама вернулась в квартиру. Когда же вышла вновь, уже с книгой, Цзян Тин и след простыл. Цзян Юйшу поторопилась к выходу из жилого комплекса. Завернув за угол, она увидела пустое пространство между двумя домами – и во рту у нее внезапно пересохло, будто кто-то схватил ее за горло. В тот же миг тот же камень снова навалился ей на сердце, сковывающее всю ночь чувство беспокойства накатило с новой силой – и заставило ее вновь задуматься. «Вчера вечером… меня подвело зрение, или девочку и правда кто-то утащил?»

Цзян Юйшу инстинктивно опустила голову. За дождливую ночь трава на небольшом газоне заметно подросла, и на ней повисли круглые жемчужины росы.

И там, в густой траве, лежал треснувший школьный пенал.

Глава 2
Дело об убийстве

Гу Хао стоял на кухне, глядя на фарфоровую тарелку, накрытую еще одной. Приподняв ее, увидел глазунью: та уже полностью остыла, на ее поверхности затвердело соевое масло – от его вида аппетит сразу пропал. Но Гу Хао все-таки соскреб глазунью и, отправив ее в рот, медленно прожевал. Желток еще был мягким, а вот белок затвердел, словно резина.

Послевкусие оказалось с примесью горечи, поэтому Гу Хао, наклонившись, набрал полный рот воды из-под крана и сплюнул. Повторил это несколько раз; наконец во рту стало посвежее. После того как он проглотил на завтрак простоявшую всю ночь пищу, его желудок запротестовал. Глазунья, казалось, полностью сохранившая свою форму, вреза́лась в желудок. Гу Хао выругался, поставил сковородку на плиту – и принялся готовить нормальный завтрак.

После того как тарелка лапши с мясной соломкой согрела желудок, неприятные ощущения подутихли. Гу Хао удовлетворенно вымыл и вытер посуду, затем постоял среди комнаты в раздумьях. И снова включил плиту, чтобы вскипятить воды. Пока та нагревалась, подготовил заварочный чайник и чайные листья, затем взял газету около входной двери и принялся вчитываться в нее, стоя у плиты. Спустя несколько минут чайник закипел. Гу Хао, отложив газету, выключил плиту и заварил чай.

Зажав газету под мышкой, с чашкой чая в руках, он вышел из квартиры. Подняв голову, глянул на 101-ю квартиру слева: темно-серая железная дверь прочно закрыта, из-за нее не доносится ни звука. Возможно, тот шумный мальчишка сейчас не дома…

Гу Хао продолжил свой путь.

Девушка напротив уже два дня не приходила поесть яичницы.

* * *

Около дома стояла беседка, сооруженная из бетона. Внутри были стол с длинной скамьей из того же материала. Гу Хао прошелся по мокрой дорожке из красного кирпича и, выбрав более-менее сухой участок скамьи, сел. Положил на стол газету, поставил чашку с чаем и достал сигареты с зажигалкой. Вот он, базовый набор пенсионера…

Усмехнувшись, Гу Хао помотал головой. Он все еще не мог привыкнуть к жизни после выхода в отставку и уж тем более не знал, что делать с кучей образовавшегося свободного времени. За всю жизнь Гу Хао ни разу не был женат; что уж говорить о том, что у него не было детей. Он не мог, как другие старики, посасывать леденцы да забавляться с внуками, а таких хобби как каллиграфия, танцы и рыбалка, у него в помине не было. Все, чем Гу Хао мог заниматься, – это пить чай, просматривать газеты да спать. Этой жизнью он жил уже почти полгода. Если последующие дни будут такими же, он точно не сможет вынести этого.

Жилой комплекс вскоре начали заполнять голоса – утренняя жизнь закипела. Многие люди, ехавшие на работу на велосипедах, были сотрудниками завода стекловолокна. Некоторые, кто был знаком с Гу Хао, здоровались с бывшим начальником отдела внутренней охраны:

– Начальник Гу, вышли прогуляться?

– Начальник Гу, вы позавтракали?

– Лао Гу, как чувствуете себя после отставки – свободно?

Гу Хао отвечал кратко, глядя на пролетающие мимо колеса и тени. В душе же он думал: «Хрен бы с этой свободой… Этот старикан скоро обрастет плесенью».

После того как все разъехались, двор снова погрузился в тишину. Мимо него прошли лишь несколько людей – в основном пожилые люди с внуками. Гу Хао вздохнул, неохотно признаваясь себе, что рано или поздно тоже станет таким – тихим и неуклюжим.

Он зажег сигарету и взял со стола недочитанную газету. Руководители страны нанесли визит в Европу… «Милан» продолжает возглавлять таблицу итальянской футбольной серии А… Профсоюзная организация пожилых работников участвует в театральном фестивале, выступая с янгэ[3]. Из-за вчерашнего дождя в восточной части региона скопилось много воды, будьте осторожны…

Веки Гу Хао становились все тяжелее и тяжелее, а текст на газете превратился в неразборчивые точки. Он зевнул и, отпив чая, снова зажег сигарету.

Ночью Гу Хао плохо спал, так как ему снова приснился Тай Чжилян…

Во сне они снова были в одном подразделении. Молодые, около 20 лет, полные сил и энтузиазма… Они вроде как участвовали в каком-то торжественном мероприятии: там были и парни, и девушки – тьма народу. Они с Тай Чжиляном сопровождали девушек танцевать. Партнерша Чжиляна явно была мастером танца: красиво кружилась… Глядя на них, Гу Хао невольно усмехнулся. Улучив возможность, крикнул приятелю: «Эй, ты поаккуратнее, а то Ду Цянь вернется и оторвет тебе уши!» Тай Чжилян сделал вид, что это его никак не задело, и в то же время качнул головой в его сторону, намекая на девушку в объятиях Гу Хао. Тот рассеянно повернул голову: девушка с пунцовыми щеками, сжимающая его ладонь, и была Ду Цянь. Сконфуженный Гу Хао поспешно отпустил ее руку.

В тот же миг танцпол превратился в охваченное пламенем поле битвы, а девушки и юноши, беззаботно танцующие до этого, – в иностранные войска. Гу Хао в спешке хотел было сказать Ду Цянь, чтобы нашла место спрятаться, но она куда-то исчезла. Увидев, что его руки пусты, он почувствовал, как ухнуло его сердце. Подняв взгляд, заметил, как Тай Чжилян, держа в руках автомат, обстреливает иностранных солдат. Не теряя времени, Гу Хао подполз к нему, потянувшись за пистолетом на поясе. Сняв его с предохранителя, увидел, как что-то несется прямо к ним, оставляя за собой шлейф белого дыма, – ручная граната! У него не было времени на раздумья, поэтому, крикнув «Ложись!», он оттолкнул Чжиляна в сторону…

Та ручная граната в 1962 году не сработала, а в 1994-м Гу Хао открыл глаза в беседке. Пот заливал лицо, учащенное дыхание восстановилось только через десять минут – и лишь тогда он смог через силу встать. Выпил холодной воды и более-менее собрался с духом; бешено колотящееся сердце наконец успокоилось.

Нужно сходить проведать старого друга… Гу Хао сел на край кровати, зажег две сигареты: одну засунул в рот, другую положил в пепельницу на подоконнике, наблюдая, как светло-голубой дым утопает в завесе дождя.

Под полуденным солнцем потихоньку испарялись лужи и мокрые следы. Гу Хао стало жарко, на лбу выступили капельки пота; он почувствовал себя еще более изнуренным. Свернув газету и взяв наполовину выпитую чашку чая, решил пойти и еще немного вздремнуть.

Стоило ему пройти несколько шагов, как он услышал шум колес внедорожника. Ему не нужно было поворачивать голову, чтобы догадаться, что это Тай Вэй.

– Старина Гу! Старина Гу!

Гу Хао не обращал на него внимания, продолжая медленно идти к подъезду.

– Дядя Гу! Дядя Гу… Отец[4] Гу!

Гу Хао медленно развернулся, глядя, как внедорожник вкривь и вкось паркуется на обочине.

– Кого это ты назвал «стариной»?

– Буду звать тебя «отец», годится? – Вспотевший Тай Вэй выпрыгнул из машины. Обойдя ее, открыл багажник и достал оттуда мешок риса и бидон бобового масла. – Ты такой мелочный… – Он водрузил мешок себе на плечи и поднял бидон. – Почему не посидишь на улице подольше? Ты хоть поел?

– Зачем ты снова приехал? – Гу Хао состроил недовольную гримасу. – Разве в прошлом месяце не приезжал?

– Мать попросила привезти тебе продуктов, – Тай Вэй озорно улыбнулся, – позаботиться о товарище на пенсии.

– Это уж слишком! – Гу Хао сверлил его взглядом, забирая из его рук бидон масла.

– Не нужно, я сам… – Тай Вэй наклонился. – У тебя есть кипяченая вода? Умираю от жажды!

Гу Хао смотрел, как он стремительно направился к дому, держа на плече тяжелый мешок риса в 25 килограмм, но его походка не выглядела шаткой. Со спины он и правда был похож телосложением на Тай Чжиляна. Да, в отряде общественной безопасности действительно хорошо тренируют… Гу Хао неожиданно вспомнил, каким был Тай Вэй в детстве – худым и высоким; одним словом, каланчой. Это заставило его невольно улыбнуться.

Открыв дверь и войдя в квартиру, Тай Вэй первым делом аккуратно поставил рис и масло на кухне, а затем начал носиться туда-сюда: сначала схватил полотенце с мылом и умылся, потом налил себе холодной кипяченой воды – и жадно выпил. Довольно рыгнув, развалился на кровати, попутно взяв журнал, чтобы обмахиваться.

– Что за дурацкий день! Весь вечер и ночь шел дождь, а прохлады не видать… – Тай Вэй окинул взглядом комнату. – Тебе здесь не жарко? Давай я привезу вентилятор.

– Не нужно. – Гу Хао, опустив веки, приволок стул. – Как там мама?

– Хорошо. – Тай Вэй облокотился на кровати, приняв удобную позу. – Вот только постоянно о тебе беспокоится. Тебе бы приехать, а то каждый раз спрашиваешь меня об этом…

– Да, вот будет время…

– Какие у тебя могут быть дела на пенсии? – Тай Вэй скривил рот. – Когда ты был молод, вон что вытворял; а сейчас, состарившись, наверное, силы подрастерял…

– Да что ты знаешь!

Гу Хао засунул руку в карман в поисках сигарет. Увидев это, Тай Вэй сразу же достал свои. Хао медленно поднял на него взгляд:

– Кто научил тебя курить?

– В нашем отделении все курят. – Тай Вэй умело вытряхнул одну из пачки. – Это «Чжунхуа», попробуй.

– Убери! – Гу Хао отмахнулся. – Сколько это тебе лет, что уже куришь?

– Мне уже двадцать четыре, отец Гу! – Вэя это вовсе не обидело. Не обращая внимания, он поджег сигарету и глубоко затянулся. – Если мы вспомним ваше время, у вас, совсем молодых, тоже это было.

Гу Хао раздраженно усмехнулся:

– Мать нашла тебе пару?

– Нет, я и не тороплюсь.

– Жениться пораньше было бы неплохо. Найти человека, кто сможет держать тебя на привязи, чтобы ты не метался туда-сюда, как обезьяна…

– Ты меня еще и поучаешь? – Тай Вэй улыбнулся. – Мой отец женился в тридцать два, через четыре года появился я. А ты что же? Превратился в холостяка в годах…

– Ты бы лучше поменьше грубил старшим!

– Кстати, дядя Гу, – Вэй сощурил глаза, – моего отца вот уже несколько лет как нет, а я знаю все, что было с вами в молодости… Как, может, подумаешь насчет моей мамы? Я не против быть «сыном Гу».

– Да что ты несешь?! – вспылил Гу Хао. – Еще хоть раз что-то подобное скажешь – вылетишь отсюда!

– Зачем же так нервничать? – тон Вэя стал нерешительным. – Вы двое заботитесь друг о друге, что же тут постыдного?

Гу Хао ничего не ответил, лишь резко встал и направился к углу комнаты за шваброй. Тай Вэй, увидев, что старик разозлился не на шутку, поспешно вскочил, чтобы удержать его, попутно извиняясь:

– Я был неправ, дядя Гу! Остынь.

Гу Хао отбросил швабру в сторону, но гнев никуда не делся:

– Вот щенок… это же оскорбляет память твоего отца! Будет время – поедем проведать его… – Он вдруг тяжело вздохнул и как-то сразу сник. – Он мне тут приснился…

Тай Вэй замер. Потом произнес:

– Хорошо, поедем…

На какое-то время комната погрузилась в тишину. Гу Хао, склонив голову, сидел на стуле, Тай Вэй же с опущенными руками стоял рядом. Никто не произнес ни слова.

Наконец гнев Гу Хао рассеялся. Он взглянул на сконфуженного парня – его лицо отдаленно напоминало Чжиляна. Вэй тоже всмотрелся в лицо Гу Хао:

– Отец Гу, ты не злишься?

– Катись отсюда.

– Тогда… тогда я пойду? – неуверенно произнес Тай Вэй. – У меня еще есть дела в отделении. И кстати… – Он достал записную книжку из кармана, перелистнул на новый лист и, с шелестом написав что-то, выдернул его и передал Гу Хао. – Нам прислали новые пейджеры. – Достал из-за пазухи черную штуковину. – Если будет ко мне дело, можешь набрать меня: 127, номер – 2031736. Я написал на бумажке.

– Набрать тебя? Да иди ты… – Хао покосился на него. – Пока что не уходи. Уже время обеда, я приготовлю что-нибудь. Лапша сгодится?

– Я не буду, – Тай Вэй замахал руками, – у меня и правда дела…

– Без разницы, насколько важное дело; сначала нужно поесть. – Хао указал на кровать. – Садись, говорю.

– Но это правда срочно! – Тай Вэй уже направлялся к двери. – Не могу откладывать.

– Что такое? – Гу Хао понял, что Вэю действительно не до обеда, и сам напрягся. – Какое-то происшествие?

– Да… – Тай Вэй приоткрыл дверь и обернулся; выражение его лица было серьезнее некуда. – Вчера во время ливня на берег канала Вэйхун вынесло трупы. – Он взглянул на сосредоточенного Гу Хао и добавил: – Трех девушек.

* * *

Засовывая ключ в замочную скважину, Ма Дунчэнь слышал, как из гостиной льется смех Ма На. В голову ударил гнев. Он свирепо распахнул тяжелую дверь, которая ударилась о стену коридора и отлетела обратно, создавая неимоверный грохот. В тот же момент Дунчэнь увидел, как Ма На подпрыгнула и, словно испуганный зверек, помчалась в свою комнату.

Он стоял посреди гостиной, тяжело дыша. Сорвал с себя и швырнул на пол галстук. По телевизору показывали мультфильм: дурашливый голосок резал слух и действовал на нервы. Дунчэнь взял пульт с журнального столика и, выключив телик, сел на диван, чувствуя, что голова готова расколоться от боли.

Хань Мэй поспешно выбежала из кухни со стаканом теплой воды в руках. Ма Дунчэнь взял его – и залпом выпил. Это немного утишило его злость. Он расстегнул пуговицы на воротнике. Жена обеспокоенно смотрела на него.

– Ничего… – Он повернул голову, глядя в темный экран телевизора. – Я все разузнал; девочка в канале Вэйхун – это не она.

Хань Мэй сложила руки на груди.

– Боже, спасибо! – выдохнула она.

– Не радуйся раньше времени. – Ма Дунчэнь по-прежнему был мрачен. – От той девочки до сих пор ни слуху, ни духу. Тебе что-нибудь удалось узнать?

– Мама Сун Шуан сказала, что она сегодня не пошла в школу. Родители Чжао Линлин вместе с Су ищут ту девочку. – Хань Мэй взглянула на мужа. – Звонила классный руководитель; спрашивала, на сколько дней продлеваем больничный…

– Продлим на неделю… – Ма Дунчэнь устало откинулся на спинку дивана. Хань Мэй торопливо схватила плед и накрыла мужа.

– Может, поспишь?

– Нет, я жду звонка. – Ма Дунчэнь заметил напряженные глаза жены с кровяными прожилками и лицо, на котором за ночь прибавилось морщин. – Иди отдохни.

– Не пойду, все равно не смогу заснуть… – Хань Мэй выдохнула. – Пойду приготовлю что-нибудь. Неважно, что происходит, нам необходимо поесть…

Дунчэнь покосился на плотно закрытую дверь соседней комнаты, и злость вспыхнула в нем с новой силой:

– Твою ж мать! Мы каждый день думаем, что небо вот-вот обрушится, а ей хоть бы хны… Будто ничего не происходит. Так еще и мультики смотрит!

– Не нужно так о ней, – Хань Мэй перешла на шепот. – На-На наверняка тоже напугана…

– Это она-то напугана? Разве ты не слышала, как она только что смеялась… – Дунчэнь никак не успокаивался. – Ты постоянно ее балуешь!

Хань Мэй только открыла рот, чтобы поспорить, но слова застряли в горле, поэтому она просто развернулась и направилась на кухню.

Ма Дунчэнь снова почувствовал сухость во рту и, взяв стакан со столика, обнаружил, что осталась только пара капель. Прицокнув языком, он отодвинул стакан, уже собираясь идти на кухню, но тут услышал звонок телефона. Стремительно пересек комнату и схватил трубку, в которой раздался режущий слух звук. Сглотнув, он чуть дрожащим голосом произнес:

– Да, Лао Лю?..

Разговор длился несколько минут. Из кухни, держа лопатку для сковороды, вышла Хань Мэй; в ее взгляде читалось беспокойство. Ма Дунчэнь же, сведя брови к переносице, все время повторял «ага» и «да». В конце концов он произнес:

– То есть вероятность все же остается, верно?

На той стороне трубки что-то ответили, и Ма Дунчэнь, произнеся: «Спасибо, Лао Лю», закончил разговор. Глядя на его лицо, Хань Мэй чувствовала, что ее беспокойство растет с каждой секундой.

– Это был Лао Лю из муниципального управления?

– Да… – Ма Дунчэнь обессиленно опирался на стену. – Он нашел чертеж водопропускных труб.

– И что сказал?

– Трубы выходят в разных местах. Одна проходит через канал Вэйхун; еще есть в Вэйдуне, Вэйгуне, – Дунчэня передернуло, – и еще одна у реки Литун.

Хань Вэй, задумавшись, внезапно прикрыла рот рукой – лопатка со стуком упала на пол.

– Да, – Ма Дунчэнь горько усмехнулся, – если та девочка попала в реку Литун, дело будет громким.

– Что же делать? – произнесла Хань Мэй осипшим голосом, хватаясь за воротник мужа. – Что же будет с нашей дочерью? Если та девочка мертва, тогда На-На конец!

– Сейчас еще не самое худшее. – Хотя на душе Ма Дунчэня скребли кошки, он все же решил для начала успокоить жену. – Полицейские тщательно осмотрят трубы. В конце концов, найдут они девочку или нет, тоже нельзя сказать точно.

– А если не найдут? Будут ли они проводить спасательные работы на реке Литун? – Хань Мэй начала впадать в безумие. – Если найдут тело девочки… На-На схватят. Точно схватят! Она же еще такая маленькая, в тюрьме ее будут обижать…

– Успокойся хоть немного! – Ма Дунчэнь вытянул руки, чтобы поймать жену, но она уже обессиленно опустилась на пол, громко рыдая.

Стоило ей потерять над собой контроль, и Ма Дунчэнь ощутил, как погружается в еще большее смятение. Однако после слов Хань Мэй к нему пришло озарение.

– Поэтому, – он помог ей подняться с пола, – мы просто не позволим полиции притронуться к этому делу.

Плач Хань Мэй неожиданно прекратился. Она в недоумении подняла на него зареванное лицо:

– Как же можно…

– Можно! – Ма Дунчэнь скрипнул зубами. Он говорил так, будто не потерпит каких-либо возражений: – Я пойду переговорю с семьей Су.

Глава 3
Тайное дело

23.05.1994, понедельник,
переменная облачность
Я знала, что бог не благоволит мне – никакого дождя он не послал. Но неважно: то, что произошло, уже произошло, а я сделала то, что мне всегда хотелось сделать, но никак не получалось.
Сейчас послеобеденный урок географии. Мои оценки по ней всегда неплохие, поэтому учитель Тао думает, что я без проблем сдам письменный экзамен. Она позволила мне заняться чем-нибудь другим, поэтому я и пишу сейчас в личный дневник.
Для меня написание дневника – это не то чтобы привычка, а скорее способ излить свои чувства. У меня нет человека, которому я могла бы открыться, поэтому дневник – это друг, сопровождающий меня с самого детства. Тем более что произошедшее сегодня обязательно нужно записать.
Проснувшись утром, я посмотрела в окно – было пасмурно, а асфальт так и остался сухим. Я не потеряла надежду и не расстроилась сильно. Я – всего лишь одно из бесчисленных моих пожеланий, которое не сбылось. То, за что я действительно волновалась, – это выдавленный тюбик пасты и мои белые кроссовки, жизнь которых держится на волоске.
С обувью все нормально: маркер и паста скрыли следы чернил. Единственный минус – это образовавшаяся корочка; если немного задеть ее, она треснет и распадется. Я взглянула на эти «белые» кроссовки и поняла, что оказалась в тупике. Когда я ломала голову над планом, услышала, как из ванной доносится крик мамы – похоже, она обнаружила, что в тюбике нет пасты. У меня не было желания в моем нынешнем состоянии еще и ругаться с кем-то, поэтому я сняла кроссовки, завернула их в газету и, взяв рюкзак, вышла из комнаты. Проходя мимо кухни, увидела те две тарелки, одна на другой, но у меня уже не было времени на еду.
В кабинете комитета комсомола школы я переобулась в кроссовки. Учитель Чжоу достал из шкафа флаг и поторопил нас идти на спортивную площадку. Я не осмеливалась идти слишком быстро – боялась, что скорлупа из пасты развалится. Не прошло и нескольких секунд, как учитель Чжоу заметил мою странную позу и сразу же открыл рот, чтобы спросить меня об этом. А еще он увидел кусочки отошедшей пасты на поверхности кроссовок.
– Боже мой! – Он распахнул глаза. – Что на тебе надето? Гипс?
Я не успевала объясниться – да у меня и возможности такой не было. Поэтому с красным лицом, опустив голову, помчалась на поле. Здесь возникла еще бо́льшая проблема: нужно было маршировать стройным шагом еще с тремя учениками перед всей школой.
Перед тем как сделать первый шаг вперед, я закрыла глаза. Через несколько минут услышала, как толпа начала перешептываться. Тут же до меня долетел хохот. Я точно знала, что это Ма На. Она наверняка указывала пальцем на ошметки зубной пасты и открывшиеся пятна на моих кроссовках. Они с Сун Шуан и Чжао Линлин вместе осмеивали меня…
Ладно, пусть так.
Под удивленными, недовольными и насмешливыми взглядами, оставляя за собой остатки пасты, я с бесстрастным лицом дошагала до флагштока. Когда флаг развернули, красное полотно прикрыло мое лицо, и тогда я наконец смогла открыть глаза. И за полсекунды нашла его лицо в толпе.
Ян Лэ не смеялся, он даже не смотрел на мои кроссовки. Его взгляд был прикован к флагу. Я знала, что он думает не о том, сколько павших героев окрасили этот флаг алой свежей кровью; он лишь не хотел, чтобы я чувствовала неловкость.
Прозвучал государственный гимн, и флаг медленно подняли. Я, подняв голову, наблюдала за ним, отдавая честь взглядом. Небо над развевающимся флагом начали заполонять темные тучи.

* * *

После церемонии я переобулась в удобные сандалии. Но мои «белые» кроссовки по-прежнему были темой для обсуждения среди одноклассников. На перемене многие даже пробегали мимо моей парты, чтобы взглянуть на них, с остатками скорлупы от пасты. Я очень хотела выкинуть эти кроссовки, но не могла. Родители не купят мне новую пару, если только старые не разлезутся или не порвутся. По их мнению, обувь нужна для того, чтобы носить ее. Можно носить – этого достаточно. А пятна – совсем не проблема. Конечно, я могла бы нарочно испортить кроссовки, но в моей голове тут же возникла математическая задачка: сколько стекла нужно будет разгрузить папе, чтобы он смог купить мне новые?
Моя популярность из-за кроссовок не продлилась долго – уже к обеденному перерыву все утратили свой интерес к ним. Я тоже была рада немного расслабиться. Но меня уже ждало очередное беспокойство: утром я спешно ушла из дома, не позавтракав. Со вчерашнего вечера в мой желудок не попало ни рисинки, из-за чего он сильно бурлил. Мыслями я постоянно улетала к тем двум тарелкам на кухне…
Когда одноклассники начала открывать контейнеры с обедом, классная комната наполнилась различными запахами, и я решила незаметно уйти. В туалете влила в себя тонну холодной воды. Это не решило реальную проблему, но чувство голода, так или иначе, немного утихло. Я вытерла рот и медленно направилась в актовый зал. Сегодня собирались репетировать «Дитя морей» – английский спектакль, финальное событие программы в честь фестиваля английского языка в этом сезоне. Сейчас обед, поэтому в зале, скорее всего, не будет людей. Спрятавшись здесь, я надеялась скрыть неловкость от того, что не пообедала, – да и просто побыть в одиночестве.
Здесь и правда не оказалось ни души. Я прошла по выложенному мрамором проходу и, миновав несколько рядов кресел, забралась на скрипучую деревянную сцену. Проскользнула за кулисы в узкий коридор – туда, где был зал для репетиций. В кромешной тьме нащупала выключатель. Привыкнув к яркому свету, увидела раскинувшийся передо мной просторный зал. Из-за голода мое сердце билось очень часто, а ноги сильно ослабли. Тогда я залезла на ящик с реквизитом, чтобы передохнуть. Затем, открыв шкаф с костюмами, среди вывешенных в ряд красных платьев нашла вешалку со своим именем.
Я играла одну из служанок принца – появлялась только в четвертом акте, буквально с парой реплик. Несмотря на это, я все же достала сценарий из ящика с реквизитом и тщательно повторила их. Захлопнув сценарий, закрыла глаза и начала репетировать мюзикл в своем воображении.
Я не хотела предстать некрасивой перед Ян Лэ, пусть даже сегодня утром достаточно опозорилась. Поэтому мне нужен был шанс… нет, не восхитить его игрой, изображая нищую разбитую девушку, напоминающую измочаленную половую тряпку, а хотя бы с достоинством, глядя ему в глаза, произнести: «Служанка С.». И я смогу увидеть его улыбку… Да, у нас по-прежнему будут отношения аристократа и нищенки, но мы хотя бы не будем Ян Лэ и Су Линь.
Как же здорово…
Я улыбнулась, но на меня сразу же вновь накатило уныние. Я кинула сценарий в ящик, и он приземлился прямо рядом с другим сценарием в прозрачной обложке. Не было необходимости смотреть – я знала, что это слова Ма На. Ах да, она заставляет нас звать ее принцессой-русалочкой, потому что играет Русалочку…
Я взяла ее сценарий – у нее явно было больше слов, чем у меня. Что-то она пометила красной ручкой. Но огромные куски текста на английском просто убивали Ма На, поэтому около некоторых реплик она писала на пиньинь. «Ай дун тэ фэй эр…»[5]
Прочитав эту строчку, я не сдержала смех, не без злобы представляя, как она перед Ян Лэ выдавливает из себя слова на ломаном английском. Ей он нравился – это знала вся школа, поэтому Ма На снова и снова добивалась роли Русалочки. Не знаю, что уж там сделал ее богатый отец, но в итоге ей достался этот персонаж. Да, она красивая, у нее хорошая фигура, а с копной каштановых волнистых волос она еще больше походит на иностранку. Но… правда ли она способна стать Русалочкой?
Я повернула голову и посмотрела в большое зеркало: на мне белая кружевная юбка с темно-красной каемкой, в одной руке сценарий, другая придерживает ящик с реквизитом. Лицо бледное, глаза узкие, с одинарными веками… А черные прямые волосы закрывают плечи.
На первой репетиции, закончив со своими репликами, я встала за принцем и неприкрыто смотрела на Ян Лэ. Когда наш руководитель, учитель Чжоу, остановил репетицию, лишь тогда я отвела взгляд. В то же время заметила, как учитель Чжоу смотрит на меня.
– Подойди. – Он поднял камеру, приглашая меня посмотреть запись.
Я не смела дотрагиваться до этой дорогущей вещи – просто стояла чуть сбоку и смотрела на маленький экран. На картинке я была посередине в левой стороне, а лицо Ма На открывалось только наполовину.
– Твой взгляд больше похож на взгляд Русалочки. – Учитель Чжоу улыбнулся мне. – Очень жаль…
Я ни о чем не жалела. Я могла участвовать с Ян Лэ в одном деле, могла непринужденно смотреть на него – и не смела требовать большего. Однако… я могла быть только служанкой, но не Русалочкой?
Мой взгляд остановился на последнем шкафе. В ту же секунду я двинулась к нему. Там было длинное белое платье – тюлевое, простое по форме. Однако, по словам учителя Чжоу, Русалочка, надев его и находясь среди служанок, становилась «белым бутоном среди красных лепестков».
Я сняла с себя «красный лепесток» и, бросив его на пол, осталась лишь в нижнем белье. Достала из шкафа «белый бутон». Стоило мне ощутить прикосновение тюлевой ткани к коже, как меня пробила дрожь, будто невесомое платье было заряжено током. В то же время внезапно закружилась голова, а зубы с клацанием ударялись друг о друга.
И вот так, с побледневшим лицом и дрожащими конечностями, я натянула на себя это платье. Когда отбросила волосы назад, мой нос заполнил аромат. Я хорошо его знала – этот парфюм любила наносить Ма На. Хотя я ненавижу ее, но этот запах был просто обворожительным. Он заставил меня погрузиться в удивительное настроение… Я – бутон. Я – поющая в пустоте Русалочка. Я – девушка, променявшая волшебный голос на две ноги. Я – немая сирота, захватившая сердце принца…
Стоя напротив зеркала, я осматривала себя. В тот момент я могла поспорить, что на меня пролился небесный свет, обрамляющий мою фигуру. Я стянула в хвост свои прямые непритязательные волосы, пригладила – и снова распустила. Они немного завились – я заметила это, повернувшись в профиль, и удивленно вскинула брови.
Боже, неужели это я?
Встав на носочки, я покружилось. Юбка взлетела, а аромат парфюма распространился вокруг, будто вокруг летали бесчисленные пузырьки, которые лопались один за другим. Воздух превратился в прозрачную морскую воду, где-то вдалеке слышалось пение кита, и я почувствовала сладкий аромат морской травы…
– Что это ты делаешь?
Этот удивленный и одновременно разъяренный крик вернул меня на берег. Я повернулась и увидела группу людей на пороге зала для репетиций – взгляд каждого был прикован ко мне. Впереди стояли Ма На с Ян Лэ.
Меня приковало к месту. Свет, падающий мне на макушку, начал обжигать.
Ян Лэ с лицом, полным удивления, глядел на меня: его взгляд переместился с моих босых ног на длинное платье, а затем на мои волосы, пока наши взгляды не встретились. Улыбнувшись, он спросил:
– Почему ты так рано пришла?
Ма На сделала несколько шагов вперед. Приятные черты ее лица исказились от злобы:
– А ну быстро сняла!
– М-м… – Я наконец пришла в себя и, как пойманный с поличным вор, в ужасе прохрипела: – Извини! Извини!
Поспешно направилась к гримерке – и только тогда поняла, что мое красное платье все еще валяется на полу.
– Я…
Ма На, скрестив руки, взглянула на меня с выражением полного отвращения. Платье лежало прямо у нее под ногами. Я опустила голову и, маленькими шагами подойдя к нему, наклонилась. Она же, подцепив его пальцами, отбросила в сторону, будто это была самая мерзкая вещь в мире. Я ничего не сказала и не стала давать отпор – просто подняла платье и удалилась в гримерку. Закрыв дверь и упав на стул, вдруг почувствовала, как все силы покинули меня. Сердце яростно случало о ребра, кровь отхлынула от ног. Крепко сжимая красное платье и уставившись на деревянную дверь, я сидела и не могла пошевелиться.
Внезапно меня взяла досада: не потому, что я тайком примерила платье Ма На, а что вела себя перед ней покорно и суетливо. Почему не могла с презрением сказать ей: «Что такое? Может, тоже примеришь?» Почему, как только я попала в ее поле зрения, вернулась та ничтожная и скромная версия меня?
Я просидела так где-то пять минут. Может, дольше. И только тогда переоделась в измазанное в пыли помятое красное платье. Выйдя из комнаты, опустила веки – ни с кем не хотелось пересекаться взглядами. Краем глаза я заметила, что, кроме Ма На, все уже переоделись. Сун Шуан и Чжао Линлин стояли вместе с ней – видимо, утешали ее.
Понурив голову, я подошла к Ма На и протянула ее платье. Она же повернулась боком, не желая его забирать.
– Что, даже не извинишься? – донесся до меня голос Сун Шуан. – Вот же бесстыжая…
Я вытянула руку вперед, сохраняя прежнюю позу, и не произнесла ни звука. Ян Лэ разогнулся и положил сценарий на стол:
– Поторопимся с репетицией. После обеда еще есть уроки.
Его слова возымели действие: Ма На наконец повернулась. Мне и не нужно было смотреть на нее – я знала, что она бросила на меня косой взгляд, полный ненависти, а затем быстрым движением выхватила платье у меня из рук.
Я бесшумно выдохнула и решила найти угол, чтобы спрятаться, но стоило мне поднять голову, как я столкнулась со взглядом Ян Лэ. Он улыбнулся мне, и я с трудом выдавила из себя ответную улыбку. Тут Ма На выплюнула какое-то ругательство, и что-то упало рядом со мной.
То белое платье.
Все в комнате замерли, в том числе и только что вошедший учитель Чжоу.
– Что такое? – Он положил камеру на стол и поднял платье, недоуменно взглянув на Ма На. Проследив за ее взглядом, столкнулся с моим. – Что с вами…
– Она тайком надела мое платье! – Ма На указывала на меня. – Теперь оно дурно пахнет, я его не надену!
– А? – Учитель Чжоу распахнул глаза от удивления, невольно наклоняясь, чтобы понюхать платье, но сразу же одернул себя – подумал, что это выглядит неподобающе. – Она же всего лишь примерила его один раз, ничего не будет. Скорее переодевайся, и мы начинаем репетировать. Через две недели уже…
– Как так ничего не будет?! – прокричала Ма На. – Она же ходит в одном и том же и не моется!
Если честно, я не помню, что произошло дальше; не помню, как замахнулась и как моя рука тяжело опустилась на лицо Ма На. Я четко помню лишь, как после резкого звука ее испуганное и удивленное выражение сменилось на разъяренное. В тот же миг, словно яростная львица, она метнулась ко мне, и если б не учитель Чжоу, Ян Лэ и остальные, точно разорвала бы меня на куски – и я не писала бы сейчас в дневнике на уроке географии…
Сейчас я чувствую на себе ядовитый взгляд Ма На. Но я очень счастлива, хотя моя рука все еще опухшая и немного побаливает. Я наконец-то узнала, что же хотела сделать, – оставить на ее лице отпечаток от моей ладони, чтобы смыть с себя все обиды и унижение. Оказывается, вот что значит, когда душа и сердце нарадоваться не могут… Я знала, что мне попадет за это, но нисколько не жалела о содеянном.

* * *

Ван Сяньцзян оперся на стол двумя руками, склонившись над огромной картой. Она была испещрена линиями, пересекавшими одна другую в полнейшем хаосе.

Погода была жаркой и душной, и лицо Сяньцзяна покрывал пот. Время от времени капли стекали по носу до самого кончика, на котором закрепились очки для чтения. На карте было лишь одно яркое пятно – красный круг, выделяющий выход из канала Вэйхун. Ван Сяньцзян колебался уже очень долгое время, зажав шариковую ручку в руках, но по-прежнему не мог понять, откуда лучше начинать. Это злило его еще сильнее. Наконец он решительно отбросил ручку в сторону и поднял кружку давно остывшего жасминового чая.

Пыл в груди поутих. Сяньцзян откинулся на спинку стула, зажег сигарету и, оттянув воротник, помахал перед собой рукой.

Будучи полицейским уже тридцать лет, он впервые столкнулся с таким тухлым делом. После продолжительного ливня, когда город заливало всю ночь, на берег канала Вэйхун вынесло три женских тела. Личность погибших опознать не удалось, возраст их был разным, рост и вес – тоже. На трупах не было ни единой тряпочки. Первоначально удалось установить, что причиной смерти во всех трех случаях стало удушение. Что же касается особых примет, необходимо будет получить результаты вскрытия от судебного врача. По следам ила и царапинам на телах погибших можно было понять, что их смыло в канал дождевой водой. Ван Сяньцзян как раз хотел понять, где же бросили тела до того, как начался ливень. Во-первых, нужно будет обойти всю округу и посмотреть, не отыщется ли каких-либо следов или вещественных доказательств; во‐вторых, установить окончательное количество жертв – ведь может статься, что их было не трое, а больше…

В этот момент кто-то распахнул дверь. Это был Тай Вэй, державший в руках несколько канцелярских папок с делами.

– Мастер, что у вас? – Он опустил папки рядом с картой и вытер пот с лица. – У нас появились кое-какие зацепки…

– А? – Ван Сяньцзян выпрямился и потушил сигарету. – Какие?

– Я сравнил дела об исчезновении людей в этом году – и нашел несколько людей, похожих на погибших. – Тай Вэй указал на папки: – Уже договорились об опознании.

– Сколько их?

– Семь, – Тай Вэй поджал губы. – Трупы сильно разложились, фотки нечеткие, поэтому я закинул сеть немного подальше…

– Хорошо, заканчивайте с этим как можно скорее. – Ван Сяньцзян нащупывал пачку сигарет. – Установим личности погибших – и тогда сможем планировать дальнейшие действия.

– Покурите мои, – Тай Вэй торопливо извлек сигареты из кармана, протянув одну Сяньцзяну, дал прикурить. – Вы смотрите схему канализационной трубы?

– Да… Какая-то мазня, ничего не понятно. – Сяньцзян вздохнул. – Еще нужно принять во внимание атмосферные осадки, скорость потока воды, направление… Поищи людей, кто сможет это сделать.

– Хорошо, спрошу кого-нибудь в плановом институте… – Тай Вэй достал записную книжку, но успел черкнуть лишь пару слов, как в комнату вошел судебный врач Лао Ду.

– Лао Ван, аутопсия окончена… – Он зевнул. – Пойдешь взглянуть?

* * *

Секционный зал находился на цокольном этаже. Температура там была намного ниже, этому способствовал и огромный громыхающий кондиционер в углу. Пот на лице Ван Сяньцзяна наполовину высох, стоило ему пересечь порог зала. Тай Вэй стоял позади, его знобило.

Света в комнате было предостаточно. В мертвенных лучах фонарей белый цвет ткани, закрывающей трупы, резал глаз. Ван Сяньцзян и Тай Вэй один за другим надели маски с перчатками, которые им протянул Лао Ду.

– Что тут?

– Первая погибшая: женщина тридцати – тридцати пяти лет, рост сто шестьдесят два, вес пятьдесят один, обнаружен лобковый симфиз, рубец после эпизиотомии…

– Говори понятнее, Лао Ду, – Ван Сяньцзян потер лицо, – у меня нет времени выслушивать умные речи.

– Она когда-то родила, – тот метнул в него взгляд, – то есть, скорее всего, была замужем.

Ван Сяньцзян повернул голову и взглянул на Тай Вэя. Тот понял намек и, достав блокнот, принялся записывать детали.

– Причина смерти все та же – механическая асфиксия. – Лао Ду откинул белую ткань, указывая на темно-зеленое вздутие на коже в области шеи. – Орудием убийства, должно быть, послужило что-то наподобие металлической проволоки.

– Что-то еще?

– Перед смертью их изнасиловали, кто-то с группой крови А. – Лао Ду взял со стола металлическую папку, перелистнул ее. – Судя по содержимому желудка, их убили в течение десяти часов после последнего приема пищи. – Он захлопнул папку и добавил: – Сначала изнасиловали, затем убили.

Ван Сяньцзян изрыгнул ругательство. Затем, наклонившись и прижав маску ко рту, тщательно рассмотрел руки и ноги одного из трупов.

– Не нужно смотреть, разложение очень серьезное, – понял его намерения Лао Ду. – Однако можно заметить, что увечий от сопротивления или связывания маловато.

– Хочешь сказать, что жертв скрутили очень быстро? – подумав, произнес Тай Вэй. – Этот ублюдок, похоже, силен…

Ван Сяньцзян кинул на него взгляд и снова повернулся к Лао Ду:

– Есть ли у жертв какие-либо признаки того, что их пытали?

– Не обнаружено, – Ду мотнул головой. – Все царапины получены после смерти. – Он указал на погибших: – Он скрутил их, изнасиловал, убил… все просто, одним махом; здесь нет никаких прочих пунктов.

– Похоже, в тот момент этот подонок думал лишь о том, как бы удовлетворить себя… – Сяньцзян нахмурил брови. – Он малоимущий, иначе найти девушку не было бы для него таким непростым делом.

– Я пойду поищу потенциальных подозреваемых? – влился в разговор Тай Вэй. – Например, ранее судимых за половые преступления…

– Ступай, – Ван Сяньцзян кивнул. – Проверь и тех, кто выплачивал штрафы за нарушение общественной безопасности.

Тай Вэй протянул «м-м» и черкнул пару строк в блокноте.

Лао Ду снова зевнул:

– А что у вас там?

– Никакого прогресса… – Ван Сяньцзян протяжно выдохнул. – Проведем опознание тел – и будем двигаться дальше.

– Не думаю, что в этом есть польза, – Ду нахмурился. – Кроме того, что местонахождение трупов – канализационный колодец, мы больше ничего не знаем. Например, где было их первоначальное нахождение. Эта канализация – она же, мать вашу, как сачок для бабочек. Как нам выяснить хоть что-то?

Ван Сяньцзян горько усмехнулся:

– Завтра поедем в плановый институт, поищем людей там. Если и правда не будет другого выхода, сами полезем в канализацию – и будем исследовать ее миллиметр за миллиметром.

* * *

Два карандаша, одна двухцветная ручка, одна черная гелевая, ластик, линейка, угольник, транспортир…

Цзян Юйшу один за другим извлекала эти предметы из пенала. Разложив их на столе, тщательно рассмотрела этот так называемый пенал. На самом деле он был упаковкой от питательной жидкости какого-то бренда – сделан из пластмассы, на крышке находился магнит. Было заметно, что пенал использовался очень долгое время: логотип и надпись полностью стерлись, некогда четкие углы коробки стали гладкими и округлыми, а поперек крышки проходила большая трещина. Если приложить немного сил, то пенал разломится напополам.

Цзян Юйшу аккуратно положила его на стол и, все еще глядя на него, задумалась.

Если эта девочка использовала угольник или транспортир, значит, она уже в средней или старшей школе. Пенал сделан из коробки от черт знает чего, к тому же отметки на транспортире практически стерты, будто ей не на что было купить новый. Похоже, материальное положение семьи не очень хорошее. На двухцветной ручке наклеена картинка, а два карандаша аккуратно обструганы; в одном из них отсутствует стержень… В общем, девочка средней или старшей школы из достаточно бедной семьи.

Цзян Юйшу, коротко выдохнув, вернула канцелярские принадлежности в коробку. Закрыв вот-вот готовый развалиться «пенал», достала газету и завернула в нее находку, затем положила все это в прозрачный пакет и крепко завязала.

Она не знала, подвернется ли шанс отдать пенал его хозяйке. Да даже и не знала точно, существовала ли та «девочка, которую утащили». Но эта улика в виде пенала, которым определенно пользовалась девочка, заставила Цзян Юйшу собраться с мыслями.

Имелись две версии. Первая – в тот вечер ее подвели глаза и той девочки в школьной форме не существовало, а этот пенал по неосторожности выронила какая-нибудь девочка; вторая – девочка действительно была атакована и кто-то утащил ее прямо от угла дома, а так как ее потянули за портфель, пенал упал на траву.

«Циркуль…»

Это слово вдруг всплыло в потоке мыслей Цзян Юйшу. В пенале она его не обнаружила, но ведь на уроках геометрии он точно понадобился бы. Когда Юйшу поднимала пенал с земли, она тщательно осмотрела все вокруг, но больше ничего не нашла…

Она же не могла использовать циркуль для самообороны?

Цзян Юйшу приглушенно вскрикнула: если девочке приходилось защищать себя с помощью циркуля, какое же свирепое лицо должно было находиться напротив нее? Юйшу не смела додумывать дальше – и начала успокаивать себя. Она слишком мнительная… Скорее всего просто невнимательная девочка выронила его – вот и всё. А у Юйшу просто рябило в глазах, так как она долгое время просидела за расчетной книгой…

Цзян Юйшу встала и, взяв пенал, завернутый в газету, положила его в ящик письменного стола.

* * *

Цзян Тин снова вернулась позже на полчаса. Стоило ей пересечь порог квартиры, Цзян Юйшу сразу же заметила нездоровый цвет ее лица. На вопросы дочь отвечала слегка рассеянно, сказала, что на физкультуре пробежали километр и она немного устала. Кинув портфель, скрылась в комнате – и вышла только к ужину.

За столом Цзян Тин по-прежнему не проронила ни слова – лишь молча и торопясь ела. Цзян Юйшу снова попыталась выведать у нее о школе, но дочь только отмахивалась: «Ага», «Ну да», «Нормально». Воодушевление Юйшу испарилось. Она посчитала про себя: у Цзян Тин еще не начались месячные, так что такую резкую перемену в настроении объяснить было очень сложно.

Они продолжили ужинать в тишине. Когда убирали со стола, пришел Сунь Вэймин. Его неожиданное появление без предупреждения застало Цзян Юйшу врасплох. Однако она все же пригласила его присесть, попросив Цзян Тин заварить чай.

Дочь с отцом сидели за столом, ведя нейтральный обыденный диалог. У Цзян Тин все еще не было настроения, поэтому она, опустив веки, коротко отвечала на вопросы Сунь Вэймина. Если он молчал, то и она не говорила.

Цзян Юйшу, вымыв посуду, ушла в гостиную смотреть телевизор. Уже через десять минут на кухне воцарилась тишина. В ту же секунду Юйшу увидела Цзян Тин, бредущую к своей комнате. Проходя мимо гостиной, та бросила: «Пойду делать домашнее задание» – и скрылась за дверью спальни.

Сунь Вэймин остался за столом один. Цзян Юйшу, подумав, встала и доверху наполнила его наполовину выпитую чашку.

– Что такое сегодня с Тин-Тин? – спросил он.

– Не знаю. Я спрашивала; она сказала, что просто устала. – Юйшу опустила термос. – Вечером спрошу ее еще раз.

– М-м… – У Сунь Вэймина словно не было желания обсуждать этот вопрос. – А ты как?

– Неплохо.

– Много работы?

– Сносно.

– Со здоровьем все нормально?

– Да, нормально.

Цзян Юйшу, подняв голову, посмотрела на бывшего мужа. Тот сидел в скованной позе, выражение его лица было напряженным, да и положение рук на столе тоже казалось неестественным. Она не хотела, чтобы настолько неловкий диалог продолжался и дальше, поэтому произнесла:

– С Тин-Тин всё в порядке – это просто пубертатный период; резкие перемены настроения в таком возрасте – норма. – Она встала. – Так что не беспокойся.

Сунь Вэймин не пошевелился, на его лице появилась ехидная улыбка:

– Прошло столько лет, а о своей личной проблеме… ты так и не позаботилась?

Цзян Юйшу удивленно приподняла бровь. Сколько они были в разводе, Сунь Вэймин никогда не переживал о ее проблемах. Почему же он внезапно заинтересовался, не появился ли у нее кто-то?

– Познакомилась с одним коллегой, материальное положение у него неплохое. – Цзян Юйшу не понимала, чего добивается Сунь Вэймин, поэтому, чтобы защитить себя, специально отвечала недоговаривая. – Уживемся потихоньку.

– Да, хотя возраст уже немаленький, но жить все-таки нужно… – Сунь Вэймин не стал расспрашивать дальше. – К тому же нелегко в одиночку воспитывать Тин-Тин…

– Ничего; даже если и было нелегко, я справилась. – Цзян Юйшу улыбнулась. – Спасибо за заботу.

– Если этот человек неплох, тогда выходи за него, – не успокаивался Сунь Вэймин. – Эту страницу в нашей истории стоит наконец перевернуть – все уже прошло и забылось. Вы должны продолжать жить, и жить хорошо; возможно, даже заиметь еще одного ребенка…

– Сколько же мне лет, чтобы… – Цзян Юйшу остановила себя на середине фразы, подумав, что что-то здесь не так. – Ты сегодня пришел по какому-то делу?

Вэймин натянуто улыбнулся:

– Да, нужно кое-что с тобой обсудить…

– Говори. – Цзян Юйшу выпрямилась, скрестив руки на груди.

– Ты знаешь, за несколько последних лет я неплохо продвинулся по карьерной лестнице, – начал он, – и получил признание в нашей организации, поэтому они отправляют меня на комбинат в Пекин.

– Это замечательно! – Впрочем, настороженности в душе Цзян Юйшу не поубавилось. – Поздравляю тебя.

– М-м… спасибо, – Сунь Вэймин кивнул. – И в связи с этим я собираюсь обосноваться там.

– Ага… – Цзян Юйшу ждала, пока он продолжит говорить; про себя же думала, как это может быть связано с ней. Неужели он просто пришел похвалиться?

– Что же насчет Пекина, то, сама понимаешь, образование там на высоком уровне… – Вэймин опустил голову, водя пальцами по поверхности стола. – Тин-Тин разве не во втором классе старшей школы? Я вот подумал…

– Чего ты хочешь? – Юйшу побледнела. – Снова отнять ее у меня?

– Да разве я отнимаю? – сразу же принялся оправдываться он. – Разве это не забота о ребенке?

– Не нужна нам твоя забота, – она резко встала. – Ее фамилия – Цзян. А тебе сейчас лучше уйти.

– Юйшу, подумай сама, речь идет о прописке в Пекине. Знаешь, насколько низким будет тогда проходной балл по Гаокао[6]? – Его улыбка исчезла. – Например, чтобы поступить в Цинхуа[7], ребенку из Пекина нужно лишь…

– А ты знаешь, какой балл у Тин-Тин за промежуточные экзамены? Знаешь, на каком месте она в списке класса? – Цзян Юйшу протянула руку, чтобы потянуть его на себя. – Уходи. Нам не нужна твоя пекинская прописка.

– Неужели нельзя подумать здраво? – занервничал Вэймин. – Давай так: мы позволим Тин-Тин решить самой…

– Я ее мать! Я решаю за нее. – Цзян Юйшу и сама не поняла, откуда в ней взялось столько силы, чтобы дотащить Вэймина до выхода. – Уходи. Никому не стоит даже думать о том, чтобы забрать ее у меня!

– Юйшу, подумай еще немного… – Сунь Вэймин ухватился за дверной косяк, голос его смягчился. – Я свяжусь с тобой позже.

Цзян Юйшу открыла дверь и указала пальцем:

– Убирайся!

* * *

Прогнав бывшего мужа, Цзян Юйшу почувствовала, как ее тело обмякло. Она прислонилась к входной двери, хватая ртом воздух. Обида, гнев и страх объяли ее душу – и Юйшу сползла на пол, уткнувшись лбом в колени, и тихо зарыдала.

Через какое-то время она услышала тихий скрип двери в комнате дочери. Поспешно поднявшись, села за стол и повернулась спиной к комнате. Прошло несколько секунд – и Юйшу почувствовала, как на ее плечи опустились ладони.

– Мам, что с тобой?

Дыхание Цзян Тин щекотало и согревало; из-за этого к горлу снова подкатил ком, но Юйшу с усилием сглотнула, похлопала по руке дочери и хрипло ответила:

– Ничего. Поговорила с твоим отцом – и настроение пропало…

– Вот же бесит… Больше не пускай его.

– Что ты такое говоришь? Он же твой отец!

– Неважно. Если он обижает тебя, значит, пусть больше не приходит. – Руки Цзян Тин обвились вокруг шеи матери, и она прижалась к ее щеке.

Цзян Юйшу протянула руку и погладила дочь по голове, почувствовав на кончиках пальцев легкую щекотку от ее густых волос. Затем, развернувшись, крепко прижала дочь к себе, будто стоило отпустить ее хоть на секунду – и она исчезнет…

Примерно в одиннадцать вечера мать с дочерью готовились ко сну. Настроение Цзян Тин немного улучшилось, но она по-прежнему казалась более подавленной, чем обычно. Сказав «спокойной ночи», ушла к себе в комнату. Цзян Юйшу же, приготовив ингредиенты для завтрака, какое-то время посидела на диване и затем тоже отправилась спать. Но стоило ей прилечь на кровать, как она поняла, что не сможет заснуть. Юйшу хорошо знала характер Сунь Вэймина: он ушел сегодня в гневе и на перемирие просто так не согласится. Не пройдет и нескольких дней – Вэймин объявится снова и пустит в ход все средства, лишь бы добиться своей цели.

Подумав об этом, Юйшу вновь почувствовала, как не хватает воздуха у нее в груди. Сунь Вэймин бросил жену с дочерью, чтобы построить новую семью. Когда у него появился сын, он стал по большому счету равнодушным по отношению к дочери. А сейчас, когда у Юйшу с Цзян Тин наконец все наладилось, снова явился мутить воду… Захотел отнять у нее Цзян Тин, которая была всей ее жизнью, – да это же издевательство!

«Неважно, что движет Сунь Вэймином, если он хочет украсть у меня Цзян Тин, – это может быть лишь его несбыточной мечтой! – вспылила про себя Цзян Юйшу. – Он превратил семью из трех в семью из двоих, а сейчас хочет оставить меня одну-одинешеньку! С какой стати он вновь и вновь разрушает мою жизнь?!»

Она не могла лишиться Цзян Тин. И никогда раньше не думала, что это возможно. Дело не только в том, что Юйшу привыкла к ней, но и также в том, что дочь была ее единственным связующим звеном между ней и надеждой в ее разрушенной жизни, причиной, по которой она до сих пор сопротивлялась страху перед будущим.

Пока она лежала, погруженная в эти мысли, в ее подсознании разрастался другой еле слышимый голос: «Не слишком ли ты эгоистична? Тин-Тин – ребенок, а не твоя собственность…»

Нет, это не так! Цзян Юйшу с силой замотала головой, будто пытаясь выкинуть этот голос из головы. «Я – мать, а она – несовершеннолетняя девочка. У меня есть право решать за нее! Тем более что сама Тин-Тин хочет жить со мной!»

Юйшу не могла спокойно лежать, поэтому встала и направилась в комнату дочери. В тот момент она срочно хотела увидеть дочь – ее не останавливало и то, что она могла ее разбудить; ей лишь хотелось увидеть ее…

Толкнув дверь, она замерла.

Кровать Цзян Тин пустовала.

Глава 4
Яичница для двоих

Ма Дунчэнь, переложив пакет в левую руку, аккуратно постучал правой в темно-серую железную дверь. Вскоре по ту сторону послышались шаги, и гнусавый женский голос спросил:

– Кто?

Почти в тот же момент дверь приоткрылась, и из щели выглянула женщина с опухшим лицом. Ма Дунчэнь натянул улыбку:

– Сестрица, я…

Черты лица женщины тут же исказились – его выражение выдавало одновременно и гнев, и печаль.

– Убирайся! Не хочу тебя видеть!

Бросив эти слова, женщина уже хотела захлопнуть дверь, но Ма Дунчэнь поспешно ринулся вперед, пытаясь удержать створку плечом и в то же время жалобно выдавливая:

– Сестрица[8], не нужно так… давай поговорим…

– О чем еще говорить?! – Ее голос сорвался. – Верните мою дочь – тогда и поговорим!

– Для начала успокойся, мы просто кое-что обсудим… – Ма Дунчэнь засунул ногу между дверью и проемом. – Ведь всё это ради ребенка.

– Мне все равно!

Она продолжала кричать, пока на ее плечо не опустилась рука. За ее спиной появился мужчина с мрачным выражением лица, с ног до головы оглядывая Ма Дунчэня.

– Чего ты кричишь? Пусть он зайдет.

Женщина нехотя посторонилась. Ма Дунчэнь, с облегчением вздохнув, протиснулся в дверь.

Мужчина все еще пристально смотрел на него; взгляд остановился на пакете в его руке. Затем, повернувшись, он с безразличным видом зашел в комнату.

Это была двухкомнатная квартира с двойным балконом: лучи почти не проникали внутрь, что создавало мрачную атмосферу. Беспорядочно лежащие вещи делали и без того небольшое пространство еще меньше. Мужчина прошел к дешевому дивану и, опустившись на него, взял со стола пачку сигарет. Женщина, обхватив себя за плечи, молча встала возле стиральной машинки в противоположном углу.

Никто не приглашал Ма Дунчэня, из-за чего он, неловко стоя на одном и том же месте, почувствовал неловкость. Но, немного подумав, положил пакет рядом с мужчиной и пододвинул себе пластиковый стул. Его лицо было покрыто потом.

Выкурив половину сигареты, мужчина бегло взглянул на непрошеного гостя и спросил:

– О моей дочери что-нибудь известно?

– Лао Су, давай не будем… – Ма Дунчэнь нагнулся и придвинул стул ближе к дивану. – За эти два дня я задействовал все свои связи; позвонил тем, кому только мог…

– Так вы нашли ее? – оборвал его мужчина.

Ма Дунчэнь ничего не ответил, лишь опустил голову, безостановочно почесывая шею.

– Тогда нам не о чем говорить. – Мужчина потушил сигарету и повернулся к женщине: – Собирайся, едем в участок.

– Не нужно, Лао Су; выслушай меня… – Сразу всполошившись, Дунчэнь схватил мужчину за локоть. – Я как раз пришел поговорить с вами!

– О чем здесь, мать твою, можно разговаривать? – Мужчина смахнул руку Ма. – Сун тоже приходили уговаривать. Сказали подождать еще день. Хорошо, я подождал. Чжао тоже были – сказали то же самое. Я снова ждал. А сейчас что ты еще хочешь обсудить? Снова сказать мне ждать? Ты думаешь, я в состоянии?!

– Я не хочу просить тебя ждать. Я пришел, чтобы обсудить способ разрешить все это.

– Какой способ? – Мужчина распахнул глаза. – Прошло почти три дня, а о моей дочери ни слуху ни духу. Верните мне Су Линь – тогда и поговорим! Если не можете вернуть, мне остается лишь обратиться в полицию.

– Братец Су, не думай о плохом… – Ма Дунчэнь сглотнул. – Я признаю, моя дочь ударила Су Линь. Но с ней вряд ли что-то случилось. Может, она решила развеяться где-нибудь…

– Что за бред! – вдруг не выдержала молчавшая все это время женщина. – Моя дочь – самая послушная девочка, после школы сразу шла домой… Как она могла просто решить развеяться?!

– Возможно, не осмелилась вернуться домой, – сразу же нашел объяснение Ма Дунчэнь. – Одежда порвана, портфель потеряла – все возможно…

– Довольно нести чепуху! – Мужчина нетерпеливо замахал руками. – Все, что я знаю, – твоя дочь ударила Су Линь, а затем та пропала. Исчезла без следа. Если ты не можешь дать мне доказательства, я сам их найду, – закончив, он обратился к женщине: – Собирайся, едем в полицию.

– Сестрица Су, братец Су, давайте для начала успокоимся… – Ма Дунчэнь шагнул вперед и снова схватил его за локоть. – Мы все с вами родители, послушайте меня хотя бы ради ребенка…

– Откуда тебе знать, каково нам?! – прорычал мужчина. – Мы растили ее семнадцать лет! И в один миг ее не стало из-за вашей дочери… Как же нам быть спокойными?

– Сейчас никто не может доказать, что это была Ма На.

– Так, значит, ты все еще не признаёшь? Ладно. – Мужчина оттолкнул Ма Дунчэня в сторону. – Зато семья Сун все признала, и их девчонка поедет с нами.

– Я не это имел в виду…

Внезапно до них донесся звук из-за закрытой двери – будто кто-то слез с кровати и зашаркал по полу в тапочках. Ма Дунчэнь застыл, уставившись на дверь, его лицо выдавало напряжение.

– Лао Су, кто это там? Неужели Су Линь вернулась?

– Что ты несешь?

Ма Дунчэнь не обращал на него внимания – широкими шагами направился к комнате напротив. Женщина хотела преградить ему путь, но не успела, – могла лишь с распахнутыми от удивления глазами наблюдать за ним.

Перед глазами Дунчэня открылась маленькая комната: там была только одна кровать и один стол. На кровати, потирая сонные глаза, сидел мальчик в кроссовках. Ма Дунчэнь замер, но женщина опередила его, захлопнув дверь.

– Так у вас двое детей, – пробормотал Ма Дунчэнь. – Это младший брат Су Линь?

– Нет. – На лице женщины застыло неестественное выражение. – Это ребенок моей младшей сестры, приехал к нам на несколько дней.

Какое-то время они молчали. Женщина все так же стояла около двери, скрестив руки на груди, будто боялась, что Ма Дунчэнь снова захочет ворваться в комнату. Мужчина же снова сел на диван и достал пачку сигарет, однако обнаружил, что они закончились. В ту же секунду он, в гневе смяв пачку, отбросил ее в сторону. Заметив это, Дунчэнь поспешил достать из кармана пачку «Чжунхуа». Мужчина, увидев марку, замялся, но все же принял сигареты из его рук. Ма Дунчэнь расторопно помог ему прикурить – после чего мужчина глубоко затянулся, вспомнил о пакете под его ногами и бросил пачку обратно.

– Оставь себе. – Ма Дунчэнь вернул ему сигареты.

– Поменьше подлизывайся. – Мужчина выпустил кольцо дыма. – Мне нужны объяснения.

– Су, у меня тоже есть ребенок. На вашем месте я бы тоже хотел побыстрее во всем разобраться. – Дунчэнь присел, расстегнув ворот рубашки. – Если вы хотите сообщить в полицию, я не буду вам мешать. Но сейчас обед, разве у полиции не перерыв? Сейчас незачем идти туда.

Мужчина повернул голову и посмотрел на жестяные настольные часы.

– Пойду после обеда.

– Хорошо… – Ма Дунчэнь закатал рукава. – Дела мы сделаем, но обедать тоже нужно… Может, выпьем по маленькой?

Сказав это, он взял из пакета, стоящего у ног мужчины, две бутылки водки «Улянъе» и достал еще четыре пачки «Чжунхуа». При виде водочной марки глаза мужчины загорелись[9]. Он быстро отвел взгляд, однако тон его голоса смягчился:

– Я не буду. Сейчас не до выпивки, к тому же дома ничего нет…

– С этим мы разберемся. – Дунчэнь открыл бутылку и повернулся к женщине: – Сестрица, достань нам что-нибудь по-быстрому, пожалуйста. Арахис, битые огурцы – все пойдет.

Женщина распахнула глаза и отвернулась.

– Говорю же, я не буду пить! – внезапно вспылил мужчина. – Ты думаешь, я водку в первый раз вижу?

– Я не об этом. – Вид у Ма Дунчэня по-прежнему был расслабленный. – По тебе видно, что ты умеешь пить – рослый и крепкий… Монгол?

– Нет, ханец[10], – рассеянно ответил он.

– Сестрица тоже из ханьцев?

– Да. Чего ты добиваешься, в конце концов?

– Ничего, спрашиваю просто так… – Дунчэнь, улыбнувшись, достал пачку денег и протянул женщине: – Сестрица, давай ты не будешь готовить; прошу тебя сбегать и купить что-нибудь готовое.

– Я никуда не пойду! – Женщина даже и не посмотрела на него. – Я не буду тратить твои деньги!

– Да ты не дуйся, сестрица… В последние несколько дней все мы не ели и не спали. – Ма Дунчэнь кивнул на дверь за ее спиной: – Ладно мы, взрослые люди, но ребенка-то без еды оставлять нельзя…

Женщина замешкалась, повернувшись к мужчине. Тот, зажав зубами дотлевающую сигарету, медленно кивнул. Она нетерпеливо притопнула ногой – и все-таки приняла деньги.

Спустя полчаса дом ломился от различных закусок – острой свинины, жареной курицы, арахиса… Женщина, уложив все это на большое блюдо, внесла его в маленькую комнату. Ма Дунчэнь издал радостный возглас, после чего женщина вышла и, пододвинув стул, села у порога. Ма Дунчэнь снова и снова приглашал ее поесть вместе с ними, но она сначала отказалась, а потом и вовсе перестала обращать на него внимание – сидела, уставившись в одну точку, и иногда всхлипывала.

Хозяин дома ел немного, однако усиленно наливался водкой, из-за чего его лицо быстро окрасилось в цвет свиной печени, а взгляд затуманился. Ма Дунчэнь же, хотя и настойчиво предлагал выпить, сам только пригубил из своего стаканчика. Жидкость в почти опустошенной бутылке вся ушла в желудок мужчины.

Заметив, что его стакан скоро снова станет пуст, Дунчэнь открыл вторую бутылку. Мужчина, с трудом сдерживая тяжелые веки, протянул руку, чтобы остановить его.

– Не открывай… – Он медленно помотал головой, которая сейчас будто весила несколько сотен цзиней[11]. Его язык заплетался. – Не смогу больше…

– Я же вижу, что ты еще не допил… – Ма Дунчэнь наполнил его стакан доверху и поднял свой. – Давай, еще по одной!

Он снова пригубил, но тут увидел, что мужчина не двигается – красными глазами оцепенело смотрит на него.

– Братец Су, ты…

– Хватит, мать твою, навязываться ко мне в друзья! Кого ты называешь братцем? – Неожиданно мужчина смахнул со стола целую бутылку водки – комнату тут же заполнил сильный запах спирта.

Женщина вскочила, встревоженно смотря на мужа.

Водка намочила штаны Ма Дунчэня. Тот молча поставил стакан и попытался вытереть с них жидкость.

– Ты думаешь, я не понимаю твои намерения? – Криво улыбнувшись, мужчина посмотрел на Ма. – Хочешь напоить меня, чтобы я не смог пойти в отделение?

– Нет… я не в том смысле. – Ма Дунчэнь отложил платок в сторону, также выдавив улыбку. – Всего лишь хотел выпить с тобой. Братец Су, ты что-то выдумал…

– Сегодня ты напоил меня – а завтра посмеешь? – Мужчина ударил кулаком по столу. – Посмеешь ли делать это каждый день?

– Я могу выпивать с тобой вместе каждый день. – На лице Ма Дунчэня застыло сосредоточенное выражение. – Нужно лишь разрешить это дело…

– Херня! Я понял, у тебя есть деньги. – Мужчина скривил губы; выражение его лица выдавало и гнев, и презрение. – В семье богачей ребенок считается человеком, а в семье бедных он уже не человек? И цена девочки семнадцати лет – это бутылка водки?!

– Я же лишь привел пример… – Ма Дунчэнь подался вперед. – Братец Су, я искренне стремлюсь решить эту проблему.

– Я не верю в твою хренову искренность! – Мужчина плюнул в сторону. – Ваша семейка не сказала ни одного правдивого и искреннего слова – только, мать вашу, говорили мне ждать, ждать и еще раз ждать… Хорошо, вы можете надурить простой народ, но сможете ли вы надурить полицию – это мы еще посмотрим!

Только лишь Ма Дунчэнь хотел возразить, как дверь в комнату напротив открылась. Он машинально повернулся – это был тот мальчик: он высунул голову в щель, держа в руках, измазанных в жире, пустую тарелку.

– Мам, я хочу еще свинины, – протянул женщине тарелку. – И курицы.

Женщина обеспокоенно взглянула на Дунчэня, а затем взяла у ребенка тарелку:

– Хорошо, ты иди, я положу тебе еще…

Ма Дунчэнь схватил со стола оставшуюся половину жареной курицы:

– Держи, отдай ему все.

Женщина, все еще со сконфуженным выражением лица, приняла ее и указала на большое блюдо:

– Вы тоже ешьте, нельзя просто пить… Не давай ему больше притрагиваться к водке, – сказав это, она зашла в комнату к мальчику.

Ма Дунчэнь, дождавшись, пока закроется дверь, повернулся и протянул мужчине сигарету – и также помог прикурить.

– Братец Су, тебе тоже нелегко. – Он всмотрелся в лицо мужчины. – Двое детей… наверняка много забот?

Мужчина уже бессильно полулежал на диване, прикрыв глаза.

– Твою мать, да ради этого мальчика я бросил работу квалифицированного технолога и подался работать грузчиком… почему? Да потому что денег больше. – Он тяжело дышал, схватившись за грудную клетку. – У него даже прописки нет, поэтому он и не может ходить в школу. Су Линь все это время обучала его дома.

Произнеся последние слова, мужчина внезапно выпрямился и свирепо посмотрел на Ма Дунчэня:

– Ответь мне: если мы не найдем его сестру, что же нам останется делать? Что же будет с нашей семьей, скажи мне?

Ма Дунчэнь стряхнул пепел с сигареты:

– Вот и поговорим об этом.

– О чем? – Мужчина с силой хлопнул ладонью по дивану. – Я лишь хочу знать, где сейчас моя дочь!

– Судя по тому, куда сейчас зашло дело, есть два исхода. – Дунчэнь поднял указательный палец: – Первый – Су Линь не осмеливается вернуться домой, неважно по какой причине. Но она вернется.

– Какой второй?

– Второй, – Дунчэнь сделал небольшую паузу, – она не вернется.

Мужчина оцепенело уставился на него, словно, напившись, с трудом улавливал смысл этих слов. Спустя несколько секунд он вдруг вскочил и, схватив Дунчэня за воротник, истерично закричал:

– Сука! Что твоя дочь в конце концов сотворила с Су Линь?!

– Разве есть резон заниматься этим сейчас? – Ма Дунчэнь грубо оттолкнул его руку. – Неважно, каким будет исход, мы всё объясним.

– Мне на хер не нужны ваши объяснения и признания! – Мужчина, пошатываясь, встал. – Я еду в участок. Если она жива, я хочу увидеть ее. Если мертва… мне нужно увидеть тело.

– Лао Су! – Ма Дунчэнь вцепился в него: – Если ты не доложишь, тогда мы сможем вернуть тебе одного ребенка!

Мужчина выпучил глаза:

– Что ты мелешь?

– Ты не ослышался. – Ма Дунчэнь смотрел прямо в его замутненные глаза. – Одного ребенка мы тебе вернем.

* * *

Рано утром Гу Хао отправился в Сиюань – оно было одним из первых коммерческих кладбищ, которое находилось за городом. Дорога до него была не из легких – по одному разу, утром и вечером, туда ходил автобус. Выйдя из него, нужно было идти пешком около получаса.

Могила Тай Чжиляна находилась в секторе C во второй линии пятого ряда. Гу Хао, наконец добравшись до места, где лежал его почивший друг, хватал ртом воздух, запыхавшись. Рука, в которой он держал увесистый пакет, устала и теперь болела. Хао присел на скамью напротив надгробия, глядя на фотографию улыбающегося Тай Чжиляна.

– Эх ты, совсем меня измучил…

Солнце уже находилось высоко в небе, и от травы и кипариса вокруг могилы поднимались испарения. Гу Хао расстегнул воротник, дожидаясь, пока восстановится дыхание. Все его лицо застилал пот. Наконец он с усилием поднялся, выкладывая из пакета подношения: водку, бумажные деньги, сигареты и курицу с фруктами.

Вокруг могилы было чисто: видно, что недавно прибирали. Хао заметил чуть увядший цветок рядом с надгробием и улыбнулся. Похоже, этот хулиган Тай Вэй действительно его послушался…

Гу Хао раскрыл пачку сигарет, зажег одну и положил у основания могилы. Прикурил другую – и молча сидел с закрытыми глазами. Говорить было нечего – все уже сказано несколько десятков лет назад. Он просто посидит здесь в компании старого товарища, и этого будет достаточно. Гу Хао неожиданно осознал: если б он ушел в мир иной, то Тай Чжилян наверняка долго и докучливо болтал бы с его могилой, а потом наверняка начал боксировать…

Они совершенно разные люди: Гу Хао скуп на слова, у Чжиляна же язык был хорошо подвешен; один медлительный, другой энергичный; первый с детства серьезный, второй всегда был любопытен и испытывал сердечность к миру. И именно им двоим суждено было стать хорошими друзьями… Насколько хорошими? Они даже влюбились в одну и ту же девушку.

В начале шестидесятых Гу Хао с Тай Чжиляном были рядовыми в пограничных войсках в Синьцзяне. Они были ровесниками, к тому же из одного города. Земляки обычно быстро заводили знакомство – такое часто бывает. Однажды в один из отпусков они вернулись домой вместе, где их пригласили выступить в одной младшей школе. Гу Хао не хотел ехать; Тай Чжилян же, наоборот, воодушевился – и всеми силами старался уговорить его. На встрече он и вожатая отряда Ду Цянь хорошо поладили – даже оставили друг другу адреса для переписки…

Ду Цянь и вправду отправила Чжиляну письмо, когда они с Гу Хао вернулись в войска. Тай Чжилян был вне себя от радости. Конечно, он поспешил написать ей ответ. Зажав в руках ручку и прожигая взглядом бумагу, за весь день вывел только одно предложение: «Дорогая учительница Ду…» Делать нечего, ему пришлось просить помощи у того, кто закончил старшую школу, – Гу Хао. Поначалу тот наотрез отказался, но сдался под действием настойчивых уговоров товарища – мол, счастье всей его жизни зависит от Хао, – и все же написал письмо.

Завязалась переписка. Тай Чжилян продолжал внаглую просить Гу Хао о помощи – и вот так тот «вместе» с Чжиляном вступил с Ду Цянь в отношения. Эта абсурдная связь продолжалась больше полугода. Привела она к тому, что в этих письмах Гу Хао раскрывал свои чувства женщине другого человека. Из-за осознания этого он чувствовал себя ужасно. Однако самым неприятным было то, что от внимания Тай Чжиляна это тоже не ускользнуло. После нескольких дней неловкого общения они всё же решили переговорить. Но тут противник внезапно нанес превентивный удар – началась война…

Все мысли двух товарищей захватила победа над врагом, и любовные чувства отошли на задний план. Отношения между ними оставались напряженными, но на поле боя они жили общей судьбой. Во время одного из штурмов ручная граната приземлилась рядом с ногой Гу Хао – а он, занятый обстрелом противника, совершенно ничего не заметил. В тот же миг Тай Чжилян, стремительно прыгнув на Хао, закрыл его своим телом; в итоге тот остался цел и невредим, а в тело Чжиляна попали шесть осколков. Хорошо что помощь подоспела быстро и ему удалось выжить…

Когда война закончилась, конфликт между ними рассосался, будто его и не было – ведь Чжилян подарил товарищу вторую жизнь.

Вскоре их обоих демобилизовали. Вернувшись в родной город, Тай Чжилян оставил переписку с Ду Цянь – и так не раскрыл их с Гу Хао тайну. Он подался в управление общественной безопасности, Гу Хао же начал работать в качестве охранника на заводе стекловолокна. Вскоре Чжилян с Ду Цянь сыграли свадьбу, а через несколько лет у них родился Тай Вэй. Гу Хао же до пенсии оставался холостым. Холостым, но не одиноким… В доме Чжиляна он всегда был почетным гостем, а Тай Вэй к тому же признал его в качестве названого отца. И если б Тай Чжилян по пьяни не сболтнул однажды лишнего, раскрыв их давний секрет, то такие отношения продолжались бы еще дольше. После этого Гу Хао стал посещать их дом реже. Жена Чжиляна, понимая причину одиночества Хао, позаботилась найти ему пару. Но он был настолько упертым, что по-прежнему упорно отказывался встречаться с кем-либо из этих женщин. В итоге проблема старого товарища вылилась для Тай Чжиляна в болезнь сердца. Сильно переживая, он ушел именно по этой причине.

* * *

В обед Гу Хао ушел с кладбища. Единственный автобус будет только вечером – слишком долго ждать, – поэтому он нанял велорикшу у сельского жителя, который вез овощи в город на продажу. Доехав до черты города, пересел на автобус. Добрался до дома лишь часам к трем. Долгое время шагавший под палящим солнцем, Хао сразу же почувствовал себя намного комфортнее, зайдя в прохладный подъезд. Он шел по лестнице и одновременно доставал ключи. Стоило ему открыть дверь в тамбур, как он увидел мужчину средних лет, выходящего из квартиры 101.

– Не провожай, не провожай… – Он стоял спиной к Гу Хао, махая рукой куда-то вглубь квартиры. – Братец Су, тогда договорились, я вернусь к себе и…

Внезапно заметив, что за его спиной кто-то стоит, мужчина от неожиданности проглотил конец предложения и лишь кивнул Гу Хао, выйдя из тамбура.

Гу Хао, зажав в руке ключи, покосился на дверь квартиры 101: перед его глазами только что промелькнула хозяйка, на лице которой виднелись дорожки от слез. В следующую секунду дверь захлопнулась.

В маленьком коридоре восстановилась тишина, но добавился алкогольный душок, смешанный с запахом вяленого мяса. И без того голодный, Гу Хао принюхался, обдумывая, чем бы заполнить желудок. Однако, как только он повернул ключ в замочной скважине, неожиданно вспомнил об одном деле. Войдя в квартиру, бросил сумку на кровать и направился на кухню.

На плите в общей кухне все еще стояли две тарелки, одна на другой. Гу Хао приоткрыл ту, которая была сверху, – там, как и прежде, лежали два остывших жареных яйца. Подумав, он включил плиту и подогрел их на сковороде, а затем отправил в рот. По вкусу они были чуть лучше, чем вчера. Гу Хао, вымыв тарелки, вернул их в шкафчик. Проходя мимо квартиры 101, он снова задержал взгляд на ней. Железная темно-серая дверь по-прежнему была закрыта, из-за нее доносился едва различимый женский плач. Гу Хао хотел подойти поближе и послушать, но подумал, что это неподобающе. Немного поколебавшись, он решил вернуться домой. Заварил чай, закурил сигарету – и сел на край кровати с веером в руках, обмахиваясь. На какое-то время задумался, возвращаясь мыслями к происходящему за той железной дверью. Девочка уже третий день не приходила поесть яичницу…

* * *

Это началось месяц назад. Однажды утром Гу Хао проснулся от резкой боли в животе. Поначалу думал, что если хорошенько потянется, то боль отступит. Но кто же знал, что она будет нарастать и усиливаться…

Из последних сил Гу Хао добрался до больницы. Не дождавшись осмотра врача, он упал в обморок от боли. Очнувшись, увидел перед собой врача – тот требовал позвать родственников. У Гу Хао был лишь единственный выход – позвонить Тай Вэю.

Этот пацан тут же прилетел в больницу, притащив с собой информацию о симптомах. Заключительным диагнозом стала почечнокаменная болезнь, и врач посоветовал провести операцию. Гу Хао долго раздумывал, но в итоге не согласился: детей у него нет, а как только он ляжет в больницу, все заботы падут на плечи Тай Вэя.

В конце концов, Гу Хао выбрал консервативное лечение. Открыл несколько коробок с лекарствами – и вернулся домой. Через несколько дней Тай Вэй неизвестно откуда добыл способ вылечиться – есть по два жареных яйца каждый день. Эффективность такого народного способа была сомнительной, но зато, к счастью, он был удобен. К тому же Тай Вэй принес ему почти три килограмма яиц – не съесть их будет считаться напрасной тратой денег. Гу Хао каждый вечер жарил себе яичницу, считая это легкой закуской перед сном.

Однажды, смотря футбольной матч китайской сборной, он проголодался. Как раз было время для готовки ночного перекуса, но как только Хао оказался на кухне, он услышал голос комментатора, доносящийся из телевизора:

– И… гол! Команда Китая сравняла счет…

Гу Хао, поспешно выключив плиту, побежал обратно смотреть повтор записи. Но когда он снова вернулся на кухню, то обнаружил, что два жареных яйца исчезли со сковороды без следа. Они не могли убежать сами… Посмотрев на дверь квартиры 101, Гу Хао, однако, сразу все понял.

Семья Су переехала сюда примерно два года назад. Хотя они были соседями уже немалое время, но с самого начала пересекались нечасто. Во-первых, в большинстве случаев Гу Хао ночевал на заводе. Во-вторых, Су жили достаточно уединенно и не любили появляться снаружи. Даже если они и пересекались, то здоровались молчаливым кивком.

Только когда Гу Хао вышел на пенсию и стал проводить без дела целые дни, ему удалось понаблюдать за ними.

Отец семьи – Лао Су, грузчик на заводе стекловолокна; фамилия жены Ян, она безработная домохозяйка. У них двое детей: старшая дочь, уменьшительное имя – Линь-Линь, ходит в старшую школу; младший сын примерно 12–13 лет, но Гу Хао не видел, чтобы он ходил в школу, – постоянно находился дома.

Некоторые поступки семьи Су заставляли Гу Хао тихо возмущаться. Все они жили в доме старого типа: на две квартиры приходилась одна общая кухня, плату за коммунальные услуги они делили поровну, газовый баллон же был у каждого свой. По справедливости, в семье Су было четыре человека, а Гу Хао жил своей холостяцкой жизнью – поэтому было понятно с первого взгляда, кто использует воды и электричества больше.

Гу Хао не был любителем придираться по мелочам и кое-как закрыл на это глаза. Но Лао Су и его жена обожали поживиться за чужой счет, поэтому, пока Гу Хао не было дома, они пользовались его газовым баллоном – он ловил их за этим дважды. Те лишь говорили, что в их газовом баллоне не осталось газа и они хотят на время воспользоваться его… Этот пустяк Гу Хао мог понять. К тому же доход их семьи невысок, а прокормить два рта очень непросто. Однако поведение двух их отпрысков Гу Хао стерпеть не мог.

Не было никак сомнений в том, что рождение мальчика – это превышение плана по рождаемости. Согласно нынешней политике, этот ребенок считался жильцом без удостоверения и прописки. А еще мог быть причиной, по которой отец потерял работу. Однако, как считал Лао Су, этот мальчик сможет продолжить их род. Супруги, несомненно, души в нем не чаяли: давали ему то, что он попросит, что избаловало его, – а такое редко встретишь в семье простого рабочего.

По сравнению с ним положение в семье у старшей девочки было намного ниже. Она выглядела бледной, была худой и высокой – очевидно, что недоедала. Когда возвращалась домой, если не делала домашние задания, то выполняла работу по дому. От нее трудно было что-то услышать. Мальчик всегда был одет и обут в новенькое; девочка же круглый год носила поношенную старую одежду. Однако она понимала, как вести себя вежливо: когда им с Гу Хао случилось пересечься, кланялась и говорила: «Здравствуйте, дедушка Гу». Несколько раз он видел, как она плачет на кухне – то ли разозлила родителей, то ли младший обидел ее чем-то…

О том, кто украл яичницу со сковороды, Гу Хао догадался сразу. Наверняка это был тот мальчишка. Хао не подал виду, но на ум ему пришел план, как его проучить.

Вечером следующего дня, когда он принялся готовить яичницу, специально зашумел тарелками и сковородой. Когда закончил с готовкой, выключив плиту и свет на кухне, дошел до порога и произнес: «Лао Чжан, подожди немного, я скоро подойду». Также нарочно открыл и снова закрыл дверь. Затем тихо вернулся в квартиру и приставил ухо к своей двери – послушать, есть ли движение в квартире 101.

Не прошло и часа, как дверь напротив со скрипом открылась. До Гу Хао донесся дробный звук торопливых шагов, затем кто-то открыл крышку сковородки и потихоньку начал жевать приготовленное…

Вслед за этим послышался тихий возглас «ой-ёй», а за ним – «тьфу-тьфу».

Гу Хао это обрадовало. «Так тебе, щенок; я добавил туда две большие ложки соли. Смотри, как бы ты не помер от этого…»

Он вышел из квартиры и протянул руку к выключателю на кухне. Помещение вмиг заполнилось желтоватым светом – и улыбка торжества медленно исчезла с лица Гу Хао.

Старшая дочь семьи Су, будто испуганный кролик, одной рукой прикрывала глаза от резкого света, а в другой все еще держала яичницу. Гу Хао, неподвижно стоя на прежнем месте, тихо пробормотал:

– Так это ты?..

Девочка не ответила, но ей и не нужно было отвечать. Все еще не отрывая руки от глаз, она вернула яичницу на сковороду. В тот же момент ее плечи затряслись, а из-под пальцев закапали слезы.

Гу Хао тут же запаниковал. Поспешно шагнул вперед, успокаивая ее:

– Ну что ты, не плачь… я же тебя не ругаю.

– Извините, дедушка Гу, – сквозь слезы проговорила девчушка, – я только что пришла с вечерней самоподготовки… еще ничего не ела…

– А где родители?

– Пошли убираться с младшим братом на могиле дедушки и бабушки… – От плача девушка еле переводила дыхание. – Я просто голодна… простите меня…

– Вчера тоже была ты?

– Угу… – Она понурила голову. – Я думала, это остатки, и вы не будете их есть.

Гу Хао помолчал некоторое время. Затем выбросил остывшую яичницу в мусорку.

– Иди мой руки. – Он снова включил плиту. – Лицо тоже вымой; заплаканная, ты похожа на пятнистого котенка.

Девочка, хихикнув, послушно вернулась к себе в квартиру. Когда она вернулась на общую кухню, на плите стояла сковорода со свежей, пышущей жаром яичницей. Гу Хао пододвинул девочке стул.

– Еще приготовить немного маньтоу[12]?

– Не нужно, не нужно, – девочка уже нетерпеливо схватилась за палочки, – этого будет достаточно. Спасибо, дедушка Гу!

– За что же ты благодаришь? Я не должен был так поступать с тобой. – Гу Хао сел и зажег сигарету. – Думал, что это все твой брат учиняет…

– Он не стал бы, – девочка улыбнулась, – ему готовит мама.

Гу Хао хмыкнул, но не произнес ни слова. Девочка осторожно наблюдала за его лицом.

– Мои родители хорошо ко мне относятся, просто мой брат сейчас подрастает…

– А ты нет? – Хао стряхнул пепел. – Сколько тебе лет? Ты разве еще не ребенок?

– Я же старшая сестра, – серьезно ответила она, – а старшие сестры должны уступать младшим братьям, ведь так?

– Давай ешь, – уклонился от ответа Гу Хао, указывая на тарелку. – Если остынет, будет невкусно.

В маленькой комнате глубокой ночью при приглушенном свете сидели двое: старик, который молча покуривал сигарету, и девочка, большими кусками уминавшая яичницу. Цивилизованный мир – только и всего.

Яичница быстро исчезла с тарелки девочки. Та шустро вымыла ее, палочки и сковородку и затем низко поклонилась Гу Хао:

– Спасибо, дедушка Гу.

– Это всего лишь яичница, за что благодарить? – Гу Хао задумался. – Во сколько ты приходишь с вечерней самоподготовки?

– В девять. – По выражению лица девочки было понятно, что она озадачена этим вопросом. – А что такое?

– После нее приходи на кухню, – Гу Хао указал на плиту, – я пожарю тебе еще.

– Так не пойдет, это слишком хлопотно для вас… – Девочка замахала руками. – К тому же если мама с папой узнают, они отругают меня.

– Тогда мы сделаем так, чтобы они не узнали… – Гу Хао напустил на себя строгий вид. – Давай так: я оставлю яичницу на плите, а ты поешь и уйдешь. Не нужно ничего за собой мыть, чтобы не производить лишнего шума.

– Но тогда… – Девочка прикусила губу. – Дедушка Гу, чем я могу вам помочь?

– Пока что ничем, – Гу Хао улыбнулся уголками губ. – Если что-то понадобится, скажу тебе.

– Хорошо. – Возможно, из-за того, что девочка вдоволь поела, ее бледный нездоровый цвет лица исчез – на щеках появился румянец. Она помахала Гу Хао и вернулась в квартиру 101.

…Вот так между девочкой и стариком возникла тайна под названием «яичница». Они ничего не говорили – понимали друг друга без слов. Гу Хао в одно и то же вечернее время жарил четыре яйца: сам съедал два и оставлял два девочке. Когда он вставал утром, тарелка была начисто вымыта и лежала в шкафчике. Он не понимал, как девочка могла настолько аккуратно мыть посуду, чтобы не заметили родители.

Изредка Гу Хао замечал на пороге свежие цветы. Разумеется, это были небольшие подарки от девочки в качестве благодарности.

Их тайная договоренность длилась месяц. До той дождливой ночи…

* * *

Гу Хао бродил по закоулкам своей памяти, пока догоревшая до конца сигарета не обожгла пальцы, заставив его очнуться. Он поспешно стряхнул пепел, покачивая головой и горько усмехаясь. Что это он? Какая ему вообще разница? Возможно, яичница ей надоела или родители отругали – все могло быть причиной того, что она больше не появлялась на кухне. Как же он, старик, может понять, что происходит в голове у девочки? Это даже к лучшему; она ему чужая, а у него в холодильнике как раз остались два яйца…

Гу Хао откинулся назад, опираясь на мягкую поверхность кровати, и начал думать, что бы такого съесть вечером и как скоротать остаток медленно тянущегося дня. Постоянное блуждание мыслей совсем его разморило. Однако он даже не осознавал, что невольно смотрит на бутылку, стоящую на столе, – из нее понуро выглядывали цветы, почти лишившиеся лепестков…

Глава 5
Отцовская ложь

В то утро атмосфера в доме была немного неловкой. Цзян Юйшу и Цзян Тин завтракали почти в полной тишине. Когда Юйшу мыла посуду, дочь была уже полностью собрана. Взяв из кухни контейнер с обедом и дойдя до двери, она лишь глухо бросила:

– Я пошла в школу. – И, не дождавшись ответа от матери, захлопнула дверь.

Цзян Юйшу еще постояла какое-то время около раковины, собирая силы, чтобы управиться с накатившими эмоциями. Затем принялась домывать посуду.

Конечно, Цзян Тин несла на сердце большую ношу переживаний, уже затронувших ее жизнь и учебу. Самым ужасным было то, что она ни в чем не смела признаться матери.

…Когда Юйшу не обнаружила дочь в ее комнате, она сразу же обыскала каждый угол в квартире. И, лишь убедившись, что Цзян Тин нигде нет, выскочила из дома с фонариком.

Это была совершенно ненормальная ситуация. Цзян Тин никогда не ускользала из дома глубокой ночью. У Юйшу не было времени обдумывать причину такого побега: она выбежала из подъезда во двор, выкрикивая имя дочери.

Вся округа уже спала крепким сном. Цзян Юйшу обошла один дом, затем второй; ее голос сорвался, а ноги обмякли. Она совершенно не понимала, насколько далеко могла уйти ее дочь, как долго она шла. Искать ее в жилой зоне – напрасный труд, но от беспокойства Цзян Юйшу растеряла способность мыслить здраво. Она быстро сделала круг по всему жилому комплексу, но Цзян Тин и след простыл, поэтому Юйшу вгляделась в дорогу, где горел свет, – и решила пойти посмотреть там. Если не найдет, то придется обратиться в полицию.

Ее взгляд был прикован к проезжей части, где иногда появлялись грохочущие грузовики. Неожиданно краем глаза она заметила тень на клумбе около одного из домов. Машинально переместила фонарик в ту сторону:

– Тин-Тин, это ты?

И в самом деле, в луче света появилась ее дочь, одетая в пижаму. Растрепанная и побледневшая, она в растерянности смотрела на мать, будто не замечая света, режущего глаза.

Цзян Юйшу стремительно подошла к ней, осматривая ее с ног до головы: по крайней мере, Цзян Тин была цела. Ее тут же охватил гнев.

– Куда это ты убежала? – Она с силой хлопнула дочь по плечу. – Так поздно! Ты убить меня хочешь?!

Девочка пошатнулась, однако не оправдывалась и не спорила – вообще не произнесла ни слова.

– Говори, куда ходила?

Цзян Тин по-прежнему не шевелилась и молчала.

В этот момент в окне первого этажа соседнего дома зажегся свет. Затем там появилась фигура мужчины по пояс: он подошел ближе, недоуменно глядя на женщину и девочку.

Цзян Юйшу заскрипела зубами, хватая дочь за пижаму:

– Идем домой!

В квартире Цзян Юйшу заметила, как измаралась пижама дочери: вся в паутине, пыли и грязи. Тапочки на ногах тоже были покрыты пятнами, от них исходил резкий запах.

Все еще в состоянии глубокого шока, Цзян Юйшу без конца спрашивала, куда сорвалась ее дочь. Цзян Тин не отвечала, лишь молча сняла с себя грязную одежду и обувь. Зайдя в ванную комнату, с щелчком закрыла дверь.

Юйшу снова и снова захлестывал гнев. Ей оставалось лишь закинуть грязные вещи в тазик и начать остервенело их отстирывать.

Когда она закончила с этим, на часах уже было три часа утра. Цзян Юйшу почувствовала неимоверную усталость. Хотела просто присесть на диван и передохнуть – но в итоге проспала до самого рассвета.

Утром Цзян Тин встала вовремя, но по ней было видно, что она по-прежнему не желает ничего обсуждать. Дочь ушла в школу, но душа Цзян Юйшу все это время была не на месте. Женщина смотреть не могла на лежащую перед ней учетную книгу. Сначала нужно привести мысли в порядок…

Цзян Тин вышла из дома посреди ночи… Просто развеяться – или с кем-то увидеться? Даже если она, услышав разговор с ее отцом, расстроилась, то могла бы просто поговорить с матерью… Вероятность того, что она вышла повидаться с кем-то, тоже очень мала, так как, насколько Юйшу понимала свою дочь, у нее не было каких-либо симпатий. Кроме того, судя по ее пижаме, она находилась в каком-то тесном грязном месте – не может же свидание проходить вот так?

Обдумав несколько версий произошедшего, Цзян Юйшу так и не смогла найти причину ненормального поведения дочери – и это лишь усилило ее беспокойство. Цзян Тин – ее кровь и плоть, родная душа. А сейчас будто невидимая бесформенная рука оборвала эту связь… Невыносимо было то, что Юйшу не могла прикоснуться к этой «руке», не могла понять, откуда же она взялась. Знала лишь, что все началось с той дождливой ночи…

Цзян Юйшу выдвинула ящик и, глянув на газетный сверток, нахмурилась.

* * *

Она пережила этот долгий день. Сегодня у Цзян Тин вечерняя самоподготовка до девяти вечера. Примерно в половине девятого Юйшу уже стояла около входа в школу. Заглянув во двор, освященный фонарем, она поняла, что не одна такая. Заметила старика, беспрерывно курящего сигарету в ожидании кого-то. Судя по окуркам у его ног, он стоял здесь уже примерно с полчаса.

Старик был худощавого телосложения, одетый в простую одежду – обычный пенсионер. Заметив взгляд Юйшу, он тоже посмотрел на нее. Его острый взгляд, совсем не подходящий к его внешности, скользнул по Юйшу, отчего по телу у нее пробежали мурашки. Она быстро натянула улыбку и кивнула. Старик тоже улыбнулся и продолжил покуривать сигарету.

После 20:45 двор начали заполнять родители учеников. Знакомые болтали друг с другом, собравшись по двое или по трое. Так как Тин-Тин была смышленой и послушной, Юйшу почти не появлялась в школе, поэтому никого не знала и осталась стоять одна. Старик также, видимо, ни с кем не был знаком.

Прозвенел звонок с урока. Через несколько минут во дворе поднялся шум: из здания выбежала толпа школьников. Одетые в одинаковую сине-белую форму, они были похожи на большую морскую волну. Докатившись до входа, эта волна растеклась струйками – дети разбежались в разные стороны. Попробуй различи свою дочь в этой толпе… Цзян Юйшу, стоя на цыпочках, старательно высматривала ее.

Только после того, как бо́льшая часть «волны» схлынула и во дворе остались лишь немногие, из школы вышла Цзян Тин, опустив голову и согнув спину. Увидев ее, Цзян Юйшу с силой замахала руками. Но дочь будто ничего не замечала, упорно глядя вниз. Когда Цзян Юйшу подошла к ней поближе, та наконец заметила ее.

– Мам? – Она удивленно распахнула глаза. – Почему ты здесь?

– А что такое, мне уже и прийти нельзя? – Юйшу специально напустила на себя грозный вид. – Ты голодна?

– Немного… – Цзян Тин снова выглядела как маленький ребенок, который ластится к маме: – А есть что-нибудь вкусное?

– Пойдем домой. – Настроение и вид дочери подняли Цзян Юйшу настроение: – Я потушила говядину.

Цзян Тин, взяв маму под руку, только хотела сделать шаг, как позади раздался старческий голос:

– Извините…

Дочь с матерью одновременно повернулись. Это был тот старик, куривший около входа.

– Хотел спросить, а в школе… из учеников больше никого не осталось? – Он указал на здание. – Все ушли?

– Скорее всего, – Цзян Тин взглянула на школу – охранники уже начали закрывать стеклянные двери, собираясь запереть их на замок. – Здание собираются закрывать.

– Ах да… – Старик задумчиво качнул головой, улыбнувшись девочке. – Спасибо.

Его взгляд и тон оказались очень теплыми, но впечатление от его острого взгляда никуда не делось. Цзян Юйшу стало некомфортно, и она потянула Цзян Тин к себе. Однако та с энтузиазмом шагнула вперед:

– Дедушка, вы за кем-то пришли? Вы ждете кого-то из начальной школы или старшей? Из какого класса?

– А?.. Из старшей, – нерешительно ответил он. – Ничего, может, отлучилась в уборную… Я подожду. Спасибо тебе.

Сказав это, старик слегка кивнул Цзян Юйшу. Та тоже поспешно кивнула ему и, схватив Цзян Тин под руку, быстрыми шагами вышла со школьного двора.

* * *

По дороге домой Цзян Тин все так же мало открывала рот – но, по сравнению с прошлым вечером, была немного оживленнее. Дома они вместе поужинали и помыли посуду, затем Цзян Юйшу отправила дочь делать домашнее задание. Когда же они готовились ко сну, она подозвала Цзян Тин присесть с ней на диван и тихо сказала:

– Тин-Тин, что с тобой происходит в последнее время? Не хочешь поделиться с мамой?

Настроение дочери мигом упало. Опустив голову и перебирая пальцами волосы, она еле слышимо произнесла:

– Ничего.

Цзян Юйшу погладила дочь по голове:

– Неважно, что произошло, ты можешь рассказать мне все. Не нужно заставлять меня нервничать, хорошо?

Ничего не ответив, Цзян Тин медленно опустила голову на колени Юйшу. Это заставило материнское сердце немного оттаять – она начала легонько поглаживать ей спину. Обычно Цзян Тин от этого быстро засыпала, словно маленький котенок. Но сегодня она, вероятно, была чем-то озабочена: хотя Юйшу и не видела ее лица, все же знала, что ее глаза открыты. Дочь, не двигаясь, осматривала гостиную.

– Мама? – наконец тихо спросила она.

– Да?

– Если б я вдруг внезапно исчезла, ты пошла бы меня искать?

– Конечно же, о чем ты! – сразу же сорвалось с языка у Цзян Юйшу, но в тот момент она поняла – что-то точно произошло. Выпрямившись, она попыталась поднять дочь: – Что стряслось, в конце концов?

Цзян Тин лишь протянула руки к матери и крепко обняла ее.

* * *

Опознание выявило личности трех погибших.

Первая, Ду Юань, 33 года, работала в научно-исследовательском текстильном институте в качестве рабочего, замужем, есть один сын. Проживала в районе Хэпин, улица Тайшань, 168, в третьем подъезде, в квартире 202. 17 марта ее муж обратился в районное отделение милиции; после принятия заявления была зарегистрирована как пропавшая без вести.

Вторая, Ян Синьцин, 27 лет, работала медсестрой в 4-й городской народной больнице в отделении педиатрии, замужем, детей нет. Проживала в районе Куаньпин на улице Лютяоху, 87, в первом подъезде, в квартире 501. 6 апреля в районное отделение милиции обратилась ее мать; после принятия заявления была зарегистрирована как пропавшая без вести.

Третья, Сунь Хуэй, 31 год, работала педагогом в муниципальном детском саду № 1, разведена, детей нет, проживала в районе Бэйгуань на улице Сяонаньи, 22, в доме № 4, в квартире 709. 10 мая о пропаже в районное отделение милиции заявила ее мать; после принятия заявления была зарегистрирована как пропавшая без вести.

По результатам осмотра три трупа находятся в стадии сильного разложения, лица практически неузнаваемы. Исходя из анализа содержимого желудка, трое погибших принимали пищу за десять часов до убийства. По показаниям родственников, можно установить последовательность преступлений.

Причина смерти трех погибших – механическое удушение, орудие убийства – предмет, напоминающий железную проволоку, перед смертью подверглись насильственным действиям сексуального характера со стороны мужчины с группой крови А. Милиция города квалифицировала данное преступление как серийное убийство; принято решение сформировать специальную следственную группу, чтобы бросить все силы на раскрытие данных преступлений.

* * *

«Когда исчезла Сунь Хуэй, был будний день. Их отпускают с работы в детском саду примерно полшестого вечера. По тому, что нам сказали ее мать и коллеги, Сунь Хуэй обычно добиралась на работу и с работы на велосипеде. Ее обычный маршрут был таков: от главного въезда в детский сад она заворачивала налево, на улицу Хуэйминь; доехав до проспекта Фэншоу, поворачивала направо, на улице Сяонаньи – налево, и дальше ехала по прямой на юг…»

Тай Вэй стоял перед слайд-проектором, делая пометки на карте. Красные линии обозначали привычный маршрут погибшей Сунь Хуэй, выглядевший незамысловатым.

– Мы провели эксперимент. Чтобы добраться до дома, Сунь Хуэй понадобилось бы где-то сорок минут. Она исчезла как раз в этот промежуток времени.

Закончив с описанием ситуации, он убрал слайд-проектор, с волнением глядя на сидящего за кафедрой члена специальной следственной группы.

Заместитель начальника управления угрозыска по городу с фамилией Ху выдохнул, гася сигарету в пепельнице, и устало потер лицо.

– Вы нашли велосипед Сунь Хуэй?

– Нет. – Тай Вэй пролистал блокнот. – Обычный женский велосипед. Мы ездили на несколько рынков подержанных вещей, но так и не нашли его.

– Первая погибшая пропала по дороге с вечерней встречи, вторая – возвращаясь с шопинга, третья – по дороге с работы домой, верно?

Человек из следственной группы, которого звали Ван Сяньцзян, кивнул:

– Верно.

– Время происшествий разное, маршруты – тоже. Одна ехала на автобусе, вторая – на велосипеде, о последней мы не знаем… – Заместитель Ху будто бормотал себе под нос. – Нет никаких пересечений?

Ван Сяньцзян взглянул на Тай Вэя. Тот все понял – сложил вместе три диапозитива. Узор из красных линии стал гораздо более запутанным. Заместитель Ху тщательно просмотрел сложившуюся картину и нахмурился:

– Их нет?

– Пока что не обнаружили, – Ван Сяньцзян взвешивал каждое слово, – пока что зацепок очень мало.

– Мало? Да их вообще нет! – Заместитель Ху выругался. – Что будем делать дальше?

– Мы сомневаемся, что трупы были изначально оставлены около сточной канализации и их смыло ливнем в канал Вэйхун… – Ван Сяньцзян задумался. – Сейчас невозможно убедиться, правда ли то, что погибших всего трое.

– Вы хотите лезть в канализацию? – Заместитель Ху выпучил глаза. – Вы хоть знаете, насколько она разветвленная?

– Знаем. Мы нашли товарища, который работает в городском плановом институте, а также приняли во внимание количество осадков, скорость течения… но все еще не можем утверждать, что изначальное местонахождение трупов – это канализация. – По лицу Ван Сяньцзяна было видно, как ему неловко. – Поэтому и собираемся спуститься вниз.

Это все равно что вылавливать из моря иголку. Во-первых, они еще не понимали, смогут ли обнаружить первоначальное местонахождение трупов. Во-вторых, даже если смогут с этим разобраться, вряд ли найдутся какие-либо следы и вещественные доказательства после такого ливня. Тем не менее на данный момент это единственное направление расследования. Если они не попытаются найти пресловутую иголку, то окажутся в тупике.

Заместитель Ху долгое время размышлял, но так и не нашел другого решения:

– Тогда принимайтесь за дело. Но не рассчитывайте полностью только на эту версию. Если нужно будет проводить допросы, сделаем. Как только что-то узнаете, доложите мне.

Договорив, он махнул рукой, дав всем знак расходиться. Члены специальной следственной группы один за другим покинули комнату – ушли заниматься своей работой. Ван Сяньцзян не двигался, продолжая докуривать сигарету.

Тай Вэй выключил слайд-проектор. Дойдя до Ван Сяньцзяна, он сначала внимательно изучил выражение его лица, а затем спросил:

– Мастер, мы…

– Иди достань несколько противогазов. – Веки Сяньцзяна были опущены. – Завтра выдвигаемся.

* * *

Гу Хао сидел на краю кровати, незряче уставившись в экран телевизора, где показывали матч мирового чемпионата по настольному теннису. Мысли его были не здесь.

Девочка не пришла в школу. Судя по звукам, исходящим в последнее время из квартиры 101, она, скорее всего, не дома. Куда же она подевалась? Бросила учебу? Это тоже маловероятно. Материальное положение семьи не настолько плохо, чтобы она не смогла посещать школу. К тому же оценки у девочки неплохие, и ведь она уже на втором году старшей школы… разве не жалко было бы бросать обучение сейчас?

Заболела или, может, поранилась? Если и вправду так, если она в больнице – значит, все серьезно.

Неужели случилось нечто страшное? Гу Хао вдруг вспомнил о трех женщинах, найденных в канале Вэйхун. Он помотал головой, отгоняя от себя эту мысль. Нет, этого не может быть. Если девочку действительно убили, то в квартире 101 готовились бы к похоронам. Тем более что полицейские точно уже пришли бы сюда…

Из телевизора внезапно донесся радостный возглас комментатора – это вернуло Гу Хао в чувства. Кун Линхуэй отложил ракетку в сторону и, сжав руку в кулак, закричал. Похоже, выиграли… Гу Хао медленно поднялся. Взяв чашку, отхлебнул уже остывший чай. Зажег сигарету, взболтал термос. Перелив оставшуюся горячую воду в чашку, вышел из квартиры на кухню, где поставил на плиту полный воды чайник и включил газ. Вдруг он услышал смутно различимые разговоры из квартиры 101. Сразу же выключил плиту и начал прислушиваться. Однако в этих звуках Гу Хао не услышал голоса девочки – единственным женским был голос ее матери.

Задумавшись, он снова включил плиту, подошел к двери квартиры 101 и постучал. Разговоры в квартире резко прекратились, послышались приближающиеся шаги.

– Кто там?

– Я, – Гу Хао кашлянул, – сосед напротив.

Дверь открылась. За Лао Су стояла его жена – на ее лице отражались надежда и ожидание. Но, увидев, что к ним пришел сосед, она разочарованно поникла и, кивнув Гу Хао, вернулась в гостиную.

Лао Су с подозрением спросил:

– Старина Гу, какое-то дело?

– Да, – Гу Хао улыбнулся. – Девочка дома?

– Нет. – Он отвел взгляд в сторону. – А что?

– А… – Гу Хао повернулся, чтобы уйти. – Когда вернется, тогда и подойду…

– Погодите-ка, – Лао Су нахмурился, – что вам нужно?

– Эх… Мой крестник купил мне видеомагнитофон, но там всё на английском, – Хао наигранно скривил губы. – Я подумал, может, попросить помощи у вашей девочки… Она ведь изучает английский? Поможет мне перевести…

Внезапно из комнаты выскочил мальчик, восторженно крича:

– Я умею! Я тоже знаю английский! Дедушка Гу, давайте я вам переведу!

Это был сын семьи Су. На плечах у него висел разноцветный школьный ранец. Его лицо лучилось воодушевлением.

– Да что ты там умеешь… – Напустив на себя строгий вид, Лао Су отпихнул мальчика за плечи: – Возвращайся домой.

Гу Хао, наклонившись, погладил его по голове:

– Да ты еще маленький… А где твоя сестра?

– Я уже учусь в школе! – Мальчик схватился за лямки ранца, выпятив грудь. – А моей сестры нет дома.

– А где же она?

– Уехала к родственникам…

– Иди к себе в комнату. – Лао Су затолкал мальчика обратно в квартиру. – И сними ранец!

Он снова повернулся. На его лице было написано «Что вам еще надо?». Гу Хао не стал ждать, пока тот откроет рот:

– Когда она вернется от родственников?

– В скором времени не вернется… – Лао Су замялся. – Когда закончатся экзамены, тогда посмотрим.

– Почему?

Лао Су начал терять терпение:

– В том месте проходной балл очень низкий…

– Ого! Это где?

– На юге. – Лао Су крепко схватился за дверную ручку: – Старина Гу, мне нужно готовить…

– Хорошо, извините, что побеспокоил вас.

Лао Су кивнул и стремительно захлопнул за собой дверь. Гу Хао еще несколько секунд пялился на нее, а затем медленно зашагал к себе. Снова сел на край кровати, покуривая и смотря очередную запись соревнований.

Рискованный допрос главы семьи Су не уменьшил его подозрения – наоборот, вопросов стало только больше. Поведение Су слишком необычно. Они будто ожидают чего-то, будто о чем-то тревожатся… Особенно волнуется этот маленький мальчик. Одна вещь для Гу Хао была несомненной – Лао Су врет.

* * *

Все время вплоть до вечера Гу Хао строил различные догадки; одни он принимал, от других отказывался. Добравшись до самой пугающей версии, не смог удержаться от горького смеха: проработав полжизни в охране, он привык сразу думать о плохом. Родители девочки ведут себя как ни в чем не бывало, а он, какой-то там сосед, не находит себе места… В конце концов, девочка ему чужая…

Гу Хао добрался до холодильника. Солнце клонилось к закату, и он уже проголодался. Достав кусок говядины и несколько картофелин, поставил вариться рис. Порезал мясо на мелкие кусочки и, сварив карамельный соус, опустил туда говядину. Общую кухню заполнил густой вкусный запах. Напевая под нос незамысловатую песенку, Гу Хао расторопно опускал в кастрюлю ингредиенты: лук, имбирь с бадьяном и сычуаньский перец. Попробовав варево, закрыл крышку. Затем принялся чистить картошку.

В этот момент дверь квартиры 101 открылась – вышел отец семьи Су. Принюхавшись, он посмотрел на стоящего у плиты Гу Хао:

– Готовите, старина?

– Да. – Тот указал на плиту ножом, который держал в руке. – Тушеное мясо с картошкой, будешь?

– Нет-нет, – Лао Су поспешно отмахнулся, – готовьте спокойно.

За его спиной появился мальчик, все такой же воодушевленный.

– Мы сегодня идем в ресторан! – пронзительно крикнул он.

– О… – Хао вскинул брови. – А по какому поводу?

– Да какой там повод… – Лао Су горько усмехнулся. – Это вот он выпросил.

Вышла женщина, заперев за собой дверь. В ее лице по-прежнему проглядывалось неприкрытое горе. Она через силу улыбнулась Гу Хао.

– Ну что, пойдемте…

Под понукания мальчика семья скрылась за дверью тамбура. Гу Хао, бросив наполовину очищенный картофель в раковину и держа в руках нож, оперся на кухонную панель. Настроение у него стало еще хуже.

* * *

Все было готово. Мягкий, почти прозрачный рис стоял на столе вместе с нежным разваренным мясом. Однако Гу Хао совсем потерял аппетит. Он съел лишь несколько кусочков – и перестал, тяжело вздыхая. На грудь будто давил тяжелый камень.

Наконец Гу Хао с грехом пополам закончил с ужином – в тарелке оставалась еще половина. За окном полил дождь. Поначалу он был мелким, но уже спустя несколько минут по стеклу забарабанили частые капли. Этот звук нагонял тревогу. Гу Хао положил палочки, зажег сигарету и с отрешенным видом уставился в окно.

Не сказать, чтобы он не любил дождь, – просто в последнее время тот приносил сплошь неприятные известия. Гу Хао снова вспомнил то дело, которое предстояло расследовать Тай Вэю. Он знал, что тех трех бедных женщин вернули их родным. Они, так долго ждавшие хоть какой-то новости – даже если давно осознавали правду, – как только увидели разложившиеся тела, почти наверняка почувствовали, как земля уходит из-под ног, а небо готово обрушиться им на головы… Исчезновение без вести или подтвержденное умышленное убийство – что они приняли бы легче?

Гу Хао потушил сигарету.

Возможно, первое. Потому что так оставалась бы крохотная надежда на то, что их еще могут найти живыми. Надежда – она близка, будто на расстоянии вытянутой руки, и в то же время далека, словно витает за горизонтом…

Сможет ли он снова увидеть девочку? Сегодняшний дождь унес новости о ней; унес две тарелки, положенные друг на друга; унес запах яичницы; унес аромат полевых цветов. Гу Хао до конца не понимал, какую роль это играет в его жизни. Ему уже 60 лет, он прошел войну, расследовал дела, видел множество разных людей и уже готов встречать старость – появление и исчезновение одной девочки и правда не имеет значения. Нельзя сказать, что их общение на кухне он запечатлел глубоко в своей душе… Но Гу Хао по-прежнему отчетливо помнил ее заплаканное личико. Вот какой она бывает, неожиданная встреча двух людей: все внезапно – и знакомство, и расставание… Иногда и попрощаться-то не получается.

Гу Хао судорожно вздохнул. Неважно, где сейчас эта девочка; главное, чтобы у нее была книжка, которую она может почитать, и достаточно еды для утоления голода. И неважно, существует этот «юг», куда она поехала, или нет.

Грохот дождя за окном постепенно начал утихать. Закатный ветерок принес прохладу. Веки Гу Хао начали медленно тяжелеть. Он глянул на неубранную посуду на столе, затем ушел к себе и прилег на кровать, даже не сняв тапочки. Его тут же накрыла дремота, погружая в глубокий сон.

Когда он снова проснулся, небо уже окрасилось в светло-голубой цвет. Тело онемело. Гу Хао кое-как сполз с кровати. Ноги в тапочках за ночь распухли. Он сидел на кровати, разминая их и покачивая тяжелой головой.

Спал Гу Хао плохо, блуждая во снах всю ночь: картины в них были размыты, его будто кто-то звал… Когда сознание просветлело, тот голос вновь всплыл у него в голове.

Это была девочка-соседка, босая и вся измазанная в грязи. Она звала его.

Глава 6
Под землей

Ван Сяньцзян наклонился, заглядывая в канал Вэйхун у него под ногами. В темно-серой воде хаотично плавал различный мусор: пластиковые пакеты, ветки деревьев, опавшие листья и банки из-под пива. Даже после дождливого утра от нее по-прежнему исходил зловонный запах.

Канал Вэйхун кривой линией тянулся далеко вперед. На обоих его берегах росли густые деревья, создававшие плотную тень, отчего канал походил на серый изорванный мешок, бессмысленно плавающий среди пыли.

Сяньцзян опустил взгляд под ноги – в его голове снова всплыла ужасающая картина с тремя трупами, плавающими на поверхности канала… Тогда он был одним из первых, кто примчался на вызов. После того как выслушал дворника, лицо которого было белым, как полотно, Ван Сяньцзян по-прежнему не мог поверить в произошедшее. Он направил луч фонаря на трубопровод; и правда, из отверстия торчало что-то сине-зеленое, схожее очертаниями с человеческой рукой. В бурлящем потоке она шевелилась, словно подзывала к себе.

Ван Сяньцзян все еще стоял в ступоре. Тай Вэй же уже разделся до белья и прыгнул в канал. Несомый потоком, он очень быстро добрался до нижней части трубопровода. Потянув на себя железную ограду, лишь взглянул на отверстие трубы – и выругался.

Сердце Ван Сяньцзяна пропустило удар:

– Мертвец?

Вмиг побледневший Тай Вэй выплыл на берег. Хотя между ними было несколько метров, Ван Сяньцзян мог отчетливо слышать скрежет зубов его коллеги.

– Да… и не один.

Ван Сяньцзян по-прежнему пребывал в оцепенении.

– Сможешь вытащить?

Тай Вэй снова вошел в воду и, стиснув зубы, произнес:

– Нужен гаечный ключ.

Они нашли его очень быстро. Тай Вэй снова подплыл к нижней части трубы; аккуратно отведя протянутую к нему руку, он начал борьбу с железной оградой. Это штука была привинчена к стенам канала: Тай Вэй, используя гаечный ключ, сначала бил по гайкам, а затем скручивал их. Один за другим ему удалось снять три гайки. По мере того как ограда начала поддаваться, перед глазами Ван Сяньцзяна открывалась ужасная картина, которую он вряд ли когда-либо забудет…

Раздувшееся, с многочисленными порезами, тело девушки выскользнуло из отверстия трубы прямо к Тай Вэю – и, лицом вверх, начало то всплывать, то погружаться. Вслед за этим он вытащил второй труп – и третий…

На натруженной руке Тай Вэя, которой он тянул на себя перегородку, вздулись вены; он же оцепенело смотрел на три тела, плавающих рядом с ним…

* * *

Ван Синьцзян, закрыв глаза, почувствовал, как его тело пробрала дрожь. В тот же момент кто-то схватил его за руку.

– Мастер, вам нехорошо? – Это был Тай Вэй. – Давайте я отвезу вас обратно…

– Не стоит. – Ван Сяньцзян убрал его руку. – Все готово?

Тай Вэй кивнул, снимая с плеча парусиновую сумку и вытаскивая по очереди снаряжение: противогаз, перчатки и длинные резиновые сапоги. Ван Сяньцзян, нахмурив брови, пихнул ногой что-то похоже на баллон для дайвинга.

– Что это?

– Дыхательный аппарат, – Тай Вэй поднял его с земли. – Бюро городского управления сказало, что может пригодиться.

– Мы же, мать их, не собираемся…

– То, что он сказал, – верно; и правда полезная вещь… – Из микроавтобуса, остановившегося неподалеку, вышел худой высокий парень в очках. – Воздух внутри разреженный, кислорода мало.

Ван Сяньцзян кинул взгляд на отверстие трубопровода; железная решетка все еще висела на боку.

– Разве она не открыта?

– В нашем городе сточная канализация простирается на сорок семь километров и находится на пятиметровой глубине, – с удрученным видом произнес худощавый парень. – Если мы не возьмем кислородный баллон, далеко не уйдем.

Ван Сяньцзян оценивающе осмотрел его сверху вниз. Тай Вэй поспешил познакомить их:

– Это учитель Чэнь из института городского планирования.

Мужчины кивнули друг другу в знак приветствия. Затем Ван Сяньцзян увидел других молодых полицейских, выходящих из микроавтобуса, – и тут же переменился в лице:

– И это все, кто приехал?

– Поручение не из приятных, кто ж согласится на такое… – Тай Вэй неумело закинул кислородный баллон себе за спину. – Мастер, вы не волнуйтесь, я же с вами.

Не желая тратить время на пустые разговоры, Ван Сяньцзян достал из кожаной сумки чертеж и, раскрыв его, повернулся к Чэню:

– Взгляните, откуда лучше начать?

Тот окинул взглядом карту и горько усмехнулся:

– С этим вы будете словно иголку в стоге сена искать.

Опережая вопросы Сяньцзяна, он развернул другой чертеж – это была карта трубопроводной сети. Хотя линии на ней беспорядочно пересекались, а бо́льшая часть надписей была на японском, но она оказалась намного проще, чем та, которую держал в руках Ван Сяньцзян.

– Это же…

– Теоретически сеть трубопроводов под городом можно разделить на два типа: первый – это ливневая сеть, второй – канализация. Однако во многих городах Китая, особенно в старых районах, два эти типа объединены в один. У нас тоже специфичная ситуация. Когда японцы захватили Китай, они сделали карты с разделением потока на рукава – канализационный и ливневый. – Чэнь указал на канал Вэйхун. – Вот как раз трубопровод ливневых вод. – Он постучал по поверхности карты. – Если трупы выплыли из той трубы, значит, мы имеем дело с ливневой сетью. То есть эта карта нам действительно поможет.

Ван Сяньцзян вздохнул с облегчением:

– Это упрощает дело.

– Маловероятно. – Лицо Чэня по-прежнему было печально. – Первоначальный трубопровод и так был не коротким, а японцы удлинили его до двадцати с лишним километров. Однако ливневая сеть намного просторнее – зайти туда для исследования не будет большой проблемой. – Он внезапно усмехнулся: – И поверьте мне, у вас не будет никакого желания заходить в канализационную сеть.

* * *

Количество экипировки, принесенной Тай Вэем, было ограничено, вдобавок большинство молодых полицейских не соглашались заходить в канализационную трубу. В итоге за работу принялись лишь Тай Вэй, Ван Сяньцзян и Чэнь.

На первый взгляд ливневая труба едва могла вместить одного человека. Однако, доплыв до ее нижней части, они поняли, что места, чтобы проникнуть внутрь, достаточно. Тай Вэй, забравшись первым, подал руку Ван Сяньцзяну и Чэню. Сяньцзян был уже мужчиной в возрасте, поэтому ему понадобилось немало сил, чтобы забраться в трубу с тяжелым оборудованием на спине. Он тут же рухнул прямо в грязь, учащенно дыша.

Дождавшись, пока его дыхание восстановится, Тай Вэй поднял его. Затем они двинулись вглубь трубопровода: Тай Вэй шел первым, Чэнь – вторым, а Ван Сяньцзян замыкал колонну.

Трубопровод имел форму полукруга, внутренний диаметр которого был примерно два метра. Если они будут идти гуськом друг за другом, то перемещаться по трубе не составит никакого труда. Вчера ночью снова прошел ливень, поэтому внутри еще оставалась не слившаяся дождевая вода глубиной примерно 15 сантиметров. Дно трубы было скользким и глинистым.

Стоило им пройти еще несколько метров, как видимость значительно ухудшилась. Тай Вэй включил лобовой фонарь на кислородной маске и с трудом поплелся вперед.

Трое исследователей в молчании продвигались по трубопроводу. Наконец Чэнь спросил:

– Что вы все-таки хотите найти?

Ван Сяньцзян замешкался. Действительно, за два дождливых дня здесь все размыло – и вероятность найти какие-либо вещественные доказательства была мизерной. Но, кроме этого места, полиции больше негде искать улики и зацепки.

– Сначала посмотрим, есть ли в трубопроводе другие трупы… – Ван Сяньцзян тяжело вздохнул. – Если их не окажется, мы попробуем выяснить, откуда принесло тех трех женщин.

Чэня передернуло. Он остановился и пропустил Ван Сяньцзяна вперед:

– Тогда лучше вам возглавить наш поход.

* * *

Тай Вэй с фонариком в руках освещал каждый угол в поисках любых путеводных нитей. Однако все, что было перед его лицом, – это нескончаемый поток воды и влажные стены трубы. Он очень быстро почувствовал усталость и двигался вперед лишь на автомате. Состояние Ван Сяньцзяна было не лучше: он еле передвигал ноги, постоянно пошатываясь. Чэнь пребывал в сильном волнении – он будто настроил себя, что они обязательно наткнутся на очередной ужасающий труп.

Они шли и шли, а перед их глазами ничего не менялось. Вдруг Тай Вэй резко замедлил шаг. Шедший за ним Ван Сяньцзян врезался ему в спину и недовольно шикнул. Чэнь, дрожа, отступил на два шага:

– Что там? Что такое? – Он выглянул из-за плеча Ван Сяньцзяна. – Что-то нашли?

– Что-то не так… – Тай Вэй ткнул в пустоту фонариком. – Похоже, тупик.

Чэнь с облегчением выдохнул:

– Ничего особенного; мы просто дошли до точки разветвления. Впереди есть лестница, смотрите под ноги…

Тай Вэй переместил луч фонаря вниз. И правда – на расстоянии нескольких метров находился край трубы. Он осторожно подошел ближе и обнаружил два ряда гранитных ступенек, уходящих вниз. Как и всё здесь, они были такими же сырыми и склизкими. Тай Вэй по очереди помог Ван Сяньцзяну и Чэню спуститься вниз.

Все трое оказались в бетонном помещении, простиравшемся далеко вперед – неизвестно, насколько далеко. Дугообразная верхняя часть уходила на пять метров в высоту, а у двух сторон контрфорса были свои отверстия труб, по диаметру такие же, как и тот, который они только что прошли. Тай Вэй посветил вдаль ручным фонариком: оказалось, что отверстия находятся на равных расстояниях.

– Что это за место?

– Точка пересечения трубопроводов.

– А какой из них…

– То пространство, где мы сейчас стоим, – это главный трубопровод, ведущий к каналу Вэйхун. – Чэнь указал вперед. – Те два отверстия – выходы из трубопровода. Дождевая вода накапливается в главном трубопроводе, а затем сливается в эти водостоки.

Он подошел ближе, глядя, как по трубам непрерывно стекает мутная вода.

– Япошки были не очень старательными ребятами, но эта конструкция очень прочная. В те годы они считали этот город столицей колонии, поэтому и приперлись сюда строить… – Чэнь указал куда-то в сторону. – А еще отгрохали огромный бассейн для накопления дождевой воды, чтобы справиться с затоплением, которое происходит раз в сто лет. Но у нас здесь равнинная местность, поэтому вероятность столкнуться с затоплением небольшая…

Чэнь продолжал что-то бормотать себе под нос. Ван Сяньцзян и Тай Вэй тоже подошли посмотреть, но их мысли были заняты совсем не потопом.

Два отверстия у контрфорса вполне могли вместить в себя все трупы. Похоже, их вынесло в точку пересечения, а затем потоком донесло до трубопровода канала Вэйхун, и в итоге они врезались в решетку. Их могло принести из одного прохода или же из нескольких…

Ван Сяньцзян с Тай Вэем обменялись взглядами. Хотя кислородные маски и закрывали их лица, через стекло можно было заметить нездоровую бледность.

– Сколько всего разветвлений у главного трубопровода? – спросил Тай Вэй.

– Чуть больше ста, – сонно бросил Чэнь.

Ван Сяньцзян смачно выругался.

– Куда ведут эти разветвления? – уточнил Тай Вэй.

Чэнь раскинул руки:

– Да они по всему городу!

Тай Вэй, замолчав, прошел к одному из отверстий, всматриваясь в кромешную тьму:

– Мастер, мы будем…

– Думаю, вам лучше не стоит. – Чэнь потянул на себя длинную трубку респиратора. – Воздуха недостаточно. За это дело должны браться не два и не три человека.

Тай Вэй шагнул назад и выбрался из отверстия:

– Твою ж мать!

Ван Сяньцзян хмуро произнес:

– Возвращаемся. Придумаем что-нибудь другое.

Чэнь после такого «помилования» сразу же повернулся и принялся подниматься по лестнице. Тай Вэй, оставшись на прежнем месте, еще раз взглянул на тот проход и шаркнул ногой по небольшой мутной луже. Из грязной воды вдруг вылетело что-то блестящее, ударилось о стену и снова упало вниз.

Сердце Тай Вэя пропустило удар. Он быстрым шагом прошел вперед, согнувшись и выискивая эту вещь в воде. Наконец выпрямился. В руке у него был зажат значок учебного заведения.

«Средняя школа № 4».

* * *

Нержавеющая обшивка лифта поблескивала, как зеркало. Ма Дунчэнь смотрел на медленно закрывающиеся двери, наблюдая, как его отраженное лицо разделилось посередине. Лифт поехал вниз, и внезапное ощущение невесомости перевернуло все в его желудке. Одурманенный алкоголем мозг воспроизвел напоминание – сегодня вечером нужно с достоинством преодолеть еще один путь…

На его шею опустилась тяжелая рука, он почуял крепкий запах алкоголя.

– Директор Ма, вы… слишком любезны. – Такая же тяжелая голова опустилась на его плечо. – Такое большое дело – но вы справляетесь просто шикарно…

– Рад помочь. – Ма Дунчэнь опустил голову и ухватился за толстый живот собеседника. – Нужно было воспользоваться случаем, давно ведь не собирались…

Двери лифта открылись, и двое мужчин, повиснув друг на друге, потащились через холл отеля. «Ауди 80» уже давно стояла около входа. Водитель, выскочив из машины, быстрыми шагами подошел к ним, чтобы поддержать их. Ма Дунчэнь отпихнул его и, чеканя каждое слово, произнес:

– Директора Дуня обязательно нужно доставить в целости и сохранности, понял меня? – Он кивнул в сторону заднего пассажирского сиденья.

Водитель закивал:

– Обязательно довезу, не волнуйтесь, директор Ма.

Школьный директор Дунь высунул голову и снова потянул Ма Дунчэня за руку:

– Директор Ма, старина, спасибо тебе, в следующий раз я все организую, хорошо?

– Давай я, – искренне произнес Ма Дунчэнь. – Обязательно нужно выбрать время и собраться снова.

Он махнул рукой, показывая водителю уезжать. Черная «Ауди 80» под невнятную фразу Дуня «вы слишком любезны» быстро тронулась с места.

Ма Дунчэнь собрал все силы, чтобы устоять на ногах, наблюдая, как «Ауди» исчезает вдалеке. Тут же к нему тихо подъехал «Мерседес-Бенц S600». Ма Дунчэнь открыл дверь, резко опустился на сиденье и похлопал по водительскому креслу:

– Едем домой.

* * *

Пыль осела. Этот этап можно считать завершенным. Ма Дунчэнь до конца расслабился: полностью размяк на комфортном заднем сиденье и не двигался. Время шло к полуночи. «Мерседес» мчался по пустым дорогам.

Через минут десять Дунчэнь почувствовал, как ему стеснило грудь, и, быстро развязав галстук и расстегнув две пуговицы на воротнике, опустил окно. В салон автомобиля тут же ворвался прохладный ветерок. Ма Дунчэнь закрыл глаза, подставив ему разгоряченное лицо, и глубоко вдохнул ночной воздух. Водитель быстро сбавил скорость:

– Директор Ма, давайте я включу кондиционер, простудитесь же…

– Не нужно… – голос Ма Дунчэня звучал так, словно он говорил во сне. – Так очень даже хорошо…

Ликование души и тела продолжалось недолго – очень скоро Дунчэнь почувствовал, как опьянение накатывает с новой силой, а содержимое желудка стремится наружу. Напрягшись, он выпрямился и принялся поглаживать себя по груди, продолжая смотреть в окно. «Мерседес» как раз проезжал по мосту; под лунным светом поблескивала вода.

– Это мост Литун?

– Верно. – Водитель глянул в зеркало заднего вида. – Директор Ма, вас тошнит?

– Останови машину.

– Здесь?

– Останавливай.

Водитель, не мешкая, плавно затормозил прямо посреди моста. Дунчэнь открыл дверцу и, шатаясь, подошел к перилам. Придерживаясь за них, чуть наклонился вперед. Река пересекала город с севера на юг. Полуночная Литун выглядела спокойной, словно еле заметно шевелящаяся лента белой тесьмы. Ма Дунчэнь даже подумал: если спрыгнуть с моста, то, может быть, не утонешь, а наоборот, будешь безмятежно плыть по ее поверхности…

За его спиной послышались шаги. Водитель протянул Ма открытую бутылку с минеральной водой.

– Директор Ма, вызовите рвоту – и вам полегчает…

Ма Дунчэнь взял бутылку из его рук, запрокинул голову и сделал несколько глотков. Вытер рот – и, с трудом держась на ногах, зашагал на запад вдоль перил. Водитель поспешно последовал за ним.

– Директор Ма, куда вы идете?

– Возвращайся в машину и жди меня. – Он даже не повернул голову, просто махнул водителю рукой. – Мне нужно пройтись в одиночестве.

– Директор Ма, я пойду с вами…

– Иди обратно!

Водителю ничего не оставалось, как остановиться и наблюдать, как его босс из тусклого света уличных фонарей погружается во тьму.

Ма Дунчэнь, прерывисто дыша, увеличивал скорость, будто впереди было то, что он так давно желал. Спустя несколько минут он добрался до гранитной лестницы – и спустился вниз. Ступил на влажную рыхлую землю. Перед глазами были лишь заросли тростника в половину его роста. Река Литун уже не казалась столь спокойной: слышался шум течения, стрекот неизвестных ему насекомых и шум тростника, колыхавшегося под порывами ветра.

Ма Дунчэнь стоял, не шевелясь и прислушиваясь к звукам, доносящимся со всех сторон. Прошло довольно много времени, прежде чем он широким шагом направился к берегу, раздвигая тростник на своем пути. Остановился, только когда глина под ногами резко пошла вниз. Отодвинув несколько стеблей, он смотрел на реку перед собой: с ее поверхности исчез свет, и сейчас она больше походила на хребет огромного серого удава. Невидимая змея издавала хрип, разнося по округе слабый запах вони. Она извивалась, готовая беспощадно сжирать все на своем пути.

По телу Ма Дунчэня пробежали мурашки. Он переместил взгляд на пролет моста: часть света фонарей попадала на поверхность воды, превращая ее в золотой панцирь огромной змеи.

Он оцепенело смотрел на реку, крепко поджав губы, будто ждал, что сейчас из воды выпрыгнет нечто, но и одновременно боялся этого. Внезапно почувствовал ком в горле – и его душу мигом охватили обида и страх.

Ма Дунчэнь, издав стон, зажал рот. Его тело затряслось. А арочный мост перед глазами будто накинулся на него…

Глава 7
Дела семейные

25.05.1994, среда, снова идет ливень
Думаю, нужно предупредить будущую себя. Когда начался сегодняшний ливень, мне до сих пор неясно. Когда он закончится, мне тоже неизвестно. Я сейчас сижу в канализации, в каком-то из трубопроводов. В нескольких метрах от меня – шумный поток сточных вод. Судя по скорости течения, дождь постепенно заканчивается, либо закончился вовсе. Я не уверена – все-таки это происходит в нескольких метрах у меня над головой…
Это особенная запись в дневнике. Правда, я не до конца понимаю смысл писать все это. Однако, если в будущем кто-нибудь найдет мой дневник, он сможет узнать, что же со мной происходило. Что же касается того, буду я жива или мертва на тот момент, меня не особо волнует. Я даже поражаюсь тому, что еще в настроении писать в дневник. Но… что же делать? С сегодняшнего дня абсолютно все уже не будет как прежде. А моя чертова привычка до сих пор мною распоряжается…
Чтобы рассказать обо всем, нужно вернуться на три дня назад. Это заставляет меня вспомнить мой вид, когда я делала дополнительную домашку перед окончанием каникул.
Я знала, что Ма На не отстанет от меня. Ведь я влепила ей пощечину на глазах у стольких людей, где был еще и Ян Лэ. Этого она просто так не оставит. Когда писала в дневник на уроке географии, я говорила о своем наслаждении и о том, что во мне не было ни капли сожаления. На самом деле опухлость правой руки еще не спала, и я уже беспокоилась, смогу ли благополучно вернуться домой вечером.
Поэтому я заранее собрала портфель. Как только прозвенел звонок, схватила ту самую обувь, которая выделила меня из толпы, и выбежала из класса.
Выбежав из кампуса, я заметила, что на автобусной остановке напротив уже толпятся люди. В то же время за моей спиной раздался резкий истеричный голос Сун Шуан:
– Еще и убегает!.. А ну стой!
Конечно, я притворилась, что не услышала. Притворилась, что спешу домой. Это позволило немного обмануть себя: мол, я вовсе их не боюсь.
По правде говоря, мои ноги дрожали. Я немного помедлила, но все же решила не идти на остановку – быть окруженной и избитой здесь меня не прельщало. Я прорвалась сквозь толпу людей и побежала на тротуар. В обычный день я дала бы этим девчонкам отпор, но я весь день ничего не ела. К тому же после обеда я не осмелилась пойти в туалет, поэтому сейчас внизу живота будто повис большой мешок с водой, готовый разорваться в любой момент.
Пробежав несколько метров, я почувствовала, что у меня кружится голова, а живот тянет еще сильнее. Однако не смела остановиться. Я боялась боли и позора – мое веселое настроение иссякло. Я могла лишь бежать не останавливаясь. Пересекла перекресток, пробежала мимо трамвая, дальше – сквозь толпу людей на овощном рынке и тесный тихий переулок.
Но ругательства за спиной звучали все ближе.
Я быстро поняла, где нахожусь: жилой двор неподалеку от моего. Даже в этот момент я отчетливо осознавала, что домой вернуться не смогу. Какой в этом смысл? Ма На с подружками не остановятся. Возможно, и родители меня выпорют… Ладно, сама кашу заварила – самой и расхлебывать.
Во дворе было не так много людей, и это позволило мне немного успокоиться. Я выдохлась настолько, что, добежав до первого здания, остановилась, хватая ртом воздух. Впрочем, Ма На с компанией выглядели не лучше: они остановились в нескольких метрах от меня, переводя дыхание и ругаясь. В драке я им точно не ровня, но в выносливости мы посостязаться сможем… Засунув кроссовки в портфель, я сделала несколько глубоких вздохов – и приготовилась бежать дальше. Однако, лишь завернула за угол, кто-то схватил меня за волосы. Я повалилась на спину. Они тут же начали пинать меня, громко ругаясь. Мне ничего больше не оставалось, как свернуться калачиком и изо всех сил отбиваться от них портфелем.
Тогда я услышала громкий стук – это мой пенал с грохотом отлетел в стену, чуть не переломившись на две части, и все мои принадлежности мигом разлетелись по траве. Я подползла туда на коленях, подобрала циркуль и начала размахивать им.
Чжао Линлин вскрикнула – и в тот же миг присела на корточки, откинув подол школьной юбки. Из царапины на ее голени сочились капельки крови.
Да уж, наделала я дел… Но мне уже все было безразлично. Я встала и пошире раскрыла ножки циркуля, крепко вцепившись в него.
– Не подходить!
Я знала, что в тот момент мой вид оставлял желать лучшего: с всклокоченными волосами, извалявшаяся в грязи, бессильно кричу… Но это было неважно. Все, чего я желала, – это напугать их. Чтобы спасти себя от физических мучений, какой еще нужен вид?
Лицо Ма На исказилось: образ элегантной принцессочки исчез без остатка.
– Твою ж мать, ты еще смеешь нас трогать?!
Открыв портфель, она достала оттуда нож для бумаги и со скрежетом выдвинула лезвие.
– На-На! – Сун Шуан неожиданно схватила ее, указав на вход в жилой комплекс.
Я тоже машинально повернула туда голову: к нам неторопливо приближалась девочка, одетая в такую же школьную форму, как у нас. Я хотела позвать ее на помощь, но крик застрял в горле. Однако она все же заметила нас – и в страхе замедлила шаг.
Ма На махнула ножом в мою сторону:
– Ты! Иди сюда, поговорим.
А Чжао Линлин крикнула этой девочке:
– Не ввязывайся!
Она, пригнув голову, пошла вперед.
Слово «поговорим» подарило мне небольшую надежду. Все так же держа в руках циркуль, я шаг за шагом отходила назад, в другой конец жилого комплекса.
Небо мрачнело; казалось, что к темным тяжелым тучам можно притронуться. Ко мне постепенно вернулось спокойствие. Дойдя до края стены, я остановилась и собралась с силами:
– То, что произошло сегодня…
Не успев закончить фразу, я осознала, что «поговорим» – это всего лишь пустые слова. Трое ринулись вперед, нож в руках Ма На сверкнул холодным блеском.
– Погодите! – Я снова принялась размахивать циркулем. – То, что произошло сегодня…
Я закинула портфель на плечо, подняла левую руку и дважды воткнула циркуль себе в лицо. Голова шла кругом. Сразу же, пока не рассеялось чувство онемения, я быстро наклонилась, подняла штанину и оставила себе царапину на голени. Из нее сразу же полилась кровь.
– Давайте так – и мы в расчете, хорошо?
Чжао Линлин и Сун Шуан, застыв на месте, взглянули на Ма На. Я молча смотрела на них.
Навредить самой себе – это был мой последний способ сохранить свое достоинство. Возможно, сегодня мне удалось бы скрыться, но завтра снова нужно идти в школу – и я по-любому столкнулась бы с ними. Нужно было чем-то удовлетворить их, только тогда я смогла бы спокойно продолжать учиться. Но я не хотела, чтобы они поднимали на меня руку…
– Думаешь, на этом всё? – Ма На вышла вперед. – Ты посмела ударить меня по лицу…
Я закусила губу:
– Я же отплатила себе вдвойне.
– Это все фигня! Разве твое лицо настолько ценно, как мое?
Чжао Линлин и Сун Шуан снова ринулись в бой:
– На-На, что нам сделать?
Ма На прищурилась, оглядев меня сверху вниз и презрительно усмехаясь уголком губ. Внезапно она ударила меня в живот. Удар не был настолько сильным, как когда они били меня руками и ногами, но я вмиг осознала – дело плохо.
По моим ногам потекла теплая струя.
Сун Шуан недоуменно взглянула на мои синие штаны, наблюдая за тем, как светло-синий становится темно-синим.
– Она описалась, ха-ха-ха! – громко захохотала она.
Сдавив руками живот, я присела, ощущая тепло, пышущее внизу. Собрала все силы, чтобы сдержаться, но стоило этому шлюзу раскрыться…
Эти трое передо мной покатывались со смеху.
– Ладно, ладно… Сейчас вы довольны?
Но оказалось, что нет. Ма На перестала смеяться и указала на меня:
– Снять с нее одежду!
Вслед за этим несколько рук вцепились в мою спортивную форму, с силой оттягивая и разрывая ее. В моей голове зияла пустота. Я лишь понимала, что после недержания мочи на глазах у всех меня ожидал еще больший позор.
Я инстинктивно сопротивлялась. Вставала, но меня толкали снова. В собственной моче и пыли я валялась на траве, и меня били с разных сторон. Я хотела ухватиться за землю, но у меня не получилось.
Около дороги был раскрытый канализационный колодец. Никто и не заметит…
Я спрыгнула. Ударившись несколько раз о стены колодца, скользнула на самое дно.
В тот миг я подумала, что разбилась, но, к своему удивлению, почувствовала лишь радость и спокойствие. Умерла – и всё на этом. Однако я очнулась. Вся в грязи и глине, полностью в замешательстве, я приподнялась.
Они смотрели на меня сверху, склонив головы над отверстием колодца.
Я посмотрела по сторонам и схватилась за железную лестницу. Думаю, этого достаточно? Мне нужно возвращаться домой. Даже если меня высекут за то, что я вернулась поздно и вся измазанная, мне в любом случае нужно вернуться.
В ту же секунду на меня свалился кусок грязи, смешанной с травой. Тогда же долетел и голос Ма На:
– Ты еще смеешь подниматься? Оставайся там! Ничтожество!
Не почувствовав боли, я просто смахнула грязь с головы и залезла на первую ступеньку.
И снова в меня полетели куски грязи.
Ладно, ладно… Отсюда должен быть другой выход.
Я спрыгнула с лестницы и двинулась по трубе. В голове была лишь одна мысль – мне необходимо попасть домой…
Дорогой дневник, боюсь, что не смогу дописать, потому что свеча догорает. Очень скоро все здесь погрузится в темноту, да такую, что будет трудно даже увидеть свои пальцы. К тому же мне нужно кое в чем разобраться…
Откуда здесь, в трубопроводе, взялась свеча?

* * *

Цзян Юйшу вписала последнюю цифру и с хлопком закрыла расчетную книгу. Встав, направилась в офис финансового отдела.

– Еще не сверила, взгляни за меня…

Затем взяла висящее на крючке пальто; с руки уже свисала кожаная сумка. Сяо Хань, ответственная за кассовые операции, взяла расчетную книгу:

– Какое-то срочное дело?

Цзян Юйшу накинула на себя пальто:

– Еду забирать дочь.

Глаза Сяо Хань расширились:

– Разве Тин-Тин не в старшей школе? Ее еще нужно забирать?

Юйшу, не ответив на вопрос, словно вихрь вылетела из кабинета.

После неожиданного визита мужа в ее душе поселилось ощущение опасности. Особенно когда дочь сказала: «Если я вдруг исчезну…» Юйшу казалось, что их спокойная жизнь начинает разрушаться. То, что она хотела, – это постоянно быть уверенной, что дочь находится в поле ее зрения. Кроме, конечно, того времени, когда она в школе…

Какая-то неведомая сила пыталась отнять у нее дочь.

Выйдя из автобуса, Цзян Юйшу увидела, что ее беспокойство не беспочвенно. Черная «Джетта» Сунь Вэймина стояла около ворот школы. Среди остальных родителей он особенно выделялся: прислонившись спиной к капоту автомобиля и скрестив руки на груди, неторопливо курил; весь его вид выказывал раздражающее самодовольство.

Сердце Цзян Юйшу неровно застучало о грудную клетку. После развода Сунь Вэймин никогда не забирал Тин-Тин из школы. Так что на сей раз эта сволочь появилась здесь явно не с добрыми намерениями.

Издалека послышался звонок с уроков. Юйшу, заторопившись, бросилась вперед – одна нога здесь, другая там… По неосторожности налетела на камень – и вмиг потеряла баланс. Боком упав на землю, она выпустила сумку из рук.

Какое унижение… Юйшу поднялась, одновременно отряхиваясь и ища взглядом сумку. И тут же та появилась перед ее лицом – кто-то держал ее в руках. Цзян Юйшу поспешно схватила сумку и, поклонившись, произнесла краткое «спасибо». Кинув взгляд, она осознала, что старик напротив нее кажется знакомым. Но у нее не было времени думать об этом, и Юйшу быстрым шагом направилась ко входу в школу.

Школьники начали заполнять двор. Цзян Юйшу намеренно избегала Сунь Вэймина; протиснувшись сквозь толпу родителей, она вытянула шею, высматривая дочь. Как всегда, Тин-Тин, еле волоча ноги, вышла одной из последних, придерживая портфель и понурив голову; она по-прежнему выглядела чем-то сильно озабоченной. Цзян Юйшу не смела выкрикнуть ее имя – лишь коротко махнула рукой. Тин-Тин, дойдя до ворот, увидела мать и сразу же расплылась в улыбке, ускоряя шаг.

– Зачем ты снова за мной пришла? – Она обняла Юйшу, положив голову на ее плечо. – Мы пойдем есть что-то вкусное?

Но у Цзян Юйшу не было желания развлекаться. Она вцепилась в дочь и бросила:

– Идем домой.

Цзян Тин поняла, что что-то не так, лишь взглянув на нездоровый цвет лица матери, однако не осмелилась спросить ее об этом. Пришлось молча идти за ней следом. Когда они пересекли дорогу, она услышала позади себя голос Сунь Вэймина:

– Тин-Тин!

Цзян Тин обернулась. Отец стремительно приближался к ним. Она хотела поздороваться, но тут почувствовала, как мать сжала ее руку еще крепче – и почти поволокла за собой.

Сунь Вэймин ускорил шаг, усмехаясь.

– Куда это вы так спешите?

Цзян Юйшу, не оборачиваясь, устремила взгляд вперед. Ее рука все так же цепко сжимала запястье дочери.

В глубоком недоумении Цзян Тин смотрела то на мать, то на отца.

– Мы… мы едем домой, – запинаясь, ответила она.

– Еще не ужинали?

– Нет…

– Пойдемте, – Сунь Вэймин протянул руку, чтобы взять портфель у Цзян Тин, – отвезу вас двоих в ресторан.

Цзян Юйшу, резко повернувшись, гневно толкнула Сунь Вэймина в грудь:

– Никто не поедет с тобой ни в какие рестораны! – выплюнув эту фразу, она снова схватил дочь: – Идем домой!

Сунь Вэймин, сделав шаг вперед, преградил Юйшу путь:

– Цзян Юйшу, разве ты поступаешь разумно? Хотя мы и разведены, я все еще отец Цзян Тин.

Лицо Цзян Юйшу помрачнело:

– Катись отсюда, мне не о чем с тобой разговаривать.

– Я, как отец, просто свожу дочь поесть – разве это не в порядке вещей? – Сунь Вэймин удивленно округлил глаза. – Ты принимаешь дочь за свою собственность?

– Не думай, что я не понимаю твой замысел.

– Мой замысел? Какой у меня замысел? А ну скажи!

Пока родители ругались, Цзян Тин стояла между ними, охваченная недоумением и неловкостью. Тогда же к ним медленно подошел какой-то старик – встал сбоку и не двигался.

Сунь Вэймин все так же продолжал кричать, когда в их перепалку незаметно втиснулся молчаливый прохожий. Это лишь подстегнуло злобу Вэймина.

– У вас к нам какое-то дело? – Он помахал рукой перед лицом старика. – Если нет, тогда не надо глазеть!

– Мне ничего не нужно. – Старик не спеша курил. – Но что это вы делаете?

– А к вам это как-то относится? – продолжал злобиться Вэймин. – Я вас знаю?

– Ко мне это никак не относится. – Старик указал зажатой между пальцами сигаретой на Цзян Юйшу и ее дочь. – Да и к ним, видимо, тоже – они же не хотят иметь с вами дело, это видно…

– Это моя дочь и моя… – Сунь Вэймин запнулся, указывая на Цзян Юйшу, и нетерпеливо махнул рукой: – Это дело моей семьи, уходите!

– Не знаю, правда ли это связано с твоей семьей, но милиция точно в этом разберется. – Лицо старика по-прежнему хранило невозмутимое выражение. – Как насчет того, чтобы я вызвал ее?

– Пожалуйста, вызывай! – Сунь Вэймин окончательно рассердился. – Прям до смерти боюсь!

Молчавшая все это время Цзян Юйшу вдруг заговорила:

– Сунь Вэймин, настолько ли прочно ты сидишь в кресле чиновника?

Он застыл. И через несколько секунд сдался.

– Ладно, возвращайтесь домой… – Его лицо искривилось. – Тин-Тин, папа приедет за тобой в другой день.

Не дождавшись ответа дочери, он широкими шагами пошел к машине.

Цзян Юйшу проводила своего бывшего взглядом, а затем посмотрела на старика, который только что чуть не устроил беспорядок. Она уже узнала в нем человека, который помог ей поднять сумку. К тому же он показался ей знакомым, потому что она видела его несколько дней назад у ворот школы. Они встречались снова и снова… Для Цзян Юйшу эти совпадения не казались чем-то положительным; наоборот, она приняла их за знак быть более бдительной. Поэтому, когда почувствовала, что старик снова хочет заговорить, первая перехватила инициативу:

– Спасибо вам, но это и правда дело моей семьи.

– Я знаю. – Он улыбнулся, указывая на Цзян Тин. – Я хотел спросить кое-что у девочки, можно?

Цзян Юйшу удивленно замолкла, повернув голову к Тин. Та пребывала в недоумении:

– А что вы хотите спросить?

– В каком ты классе?

– Во втором классе старшей школы.

– Вот как… – Старик задумчиво покивал. – Сколько всего классов вашего года?

– Пять.

– Знакома ли ты с учениками, – старик будто тщательно обдумывал каждое слово, – которые в последние несколько дней переводились, бросали учебу или по неизвестной причине… просто исчезли?

Цзян Тин застыла. Через несколько секунд она смогла выдавить:

– Нет… я не знаю…

Цзян Юйшу почувствовала, как дочь внезапно усилила хватку. Затем она слегка поклонилась старику и повернулась, потянув мать за собой:

– Мам, пойдем домой.

* * *

По всему городу проходит около 27 километров сети дождевых водостоков, и система их ответвлений очень запутана, поэтому исследовать одну за другой весьма затруднительно. Городское управление общественной безопасности планирует провести совместное расследование с Бюро городского строительства и Бюро городского управления. На данный момент ответы двух учреждений еще не получены…

– Всё псу под хвост… – Заместитель Ху потер лицо. – Не будем их ждать, эти сосунки нам не помощники.

– Проблема в том, что если мы не зайдем в канализационную сеть, то не сможем выяснить, остались ли там другие погибшие. – После нескольких бессонных ночей щеки Ван Сяньцзяна ввалились. – И мы не сможем собрать больше улик.

– Вам не хватает целых трех трупов для работы? – Ху выпучил глаза. – К тому же после такого прилива воды никаких следов не осталось – ни хрена мы там не найдем!

Ван Сяньцзян замолк, опустив веки.

– Кстати говоря, а вы ничего не обнаружили, когда спускались?

Сяньцзян покачал головой. Это заставило заместителя Ху вспылить еще больше:

– И что это значит?!

Тай Вэй осторожно вклинился в разговор, взглянув на Ван Сяньцзяна:

– Нельзя сказать, что мы совсем ничего не нашли…

– Снова ты за свое, я же говорил тебе… – на выдохе произнес Сяньцзян.

Заместитель Ху сдвинул брови:

– Не томи, что там у тебя?

– Школьный значок, – голос Тай Вэя звучал еще более неуверенно. – Четвертая школа…

Ху застыл в своем кресле:

– И какие же у тебя подозрения на этот счет? Какой-то школьник провалился в канализацию?

Тай Вэй начал, заикаясь:

– Я… думаю…

– Это все хрень собачья! – Терпение заместителя лопнуло. – В какой семье не побегут заявлять в полицию о пропаже ребенка? Ты проверял журнал учета?

– Проверял, – он говорил все тише, – ничего нет…

– Поэтому вы и принесли этот долбаный школьный значок, чтобы стоять тут и дурачить меня? – Ху хлопнул ладонью по столу. – Лао Ван, твой ученик совсем без мозгов? Если он ничего не может – тогда быстро заменяйте его другим!

– Я с ним поговорю. – Ван Сяньцзян поспешно поднял руку, чтобы разрядить обстановку. – Он еще совсем молод – опыта мало…

Заместитель Ху хмыкнул и, поднявшись, вышел из кабинета.

За длинным столом остались только Тай Вэй и Ван Сяньцзян. Последний, скрестив руки на груди и свесив голову, неотрывно смотрел на поверхность стола. Тай Вэй же робко начал:

– Учитель, я…

– Скажи, ты сможешь еще раз достать то оборудование? – У Ван Сяньцзяна и в мыслях не было обвинять его, но вид его был глубоко задумчивый. – Весь город, мать его, напичкан камерами. Никто не сможет ускользнуть от нас.

Тай Вэй опешил:

– Я… попробую достать.

* * *

Добравшись до своего кабинета, Тай Вэй, к своему удивлению, обнаружил Гу Хао, сидящего за его столом.

– Отец, почему ты здесь?

Он положил папку, которую нес в руках, и принялся расторопно заваривать чай и искать сигареты. Гу Хао остановил его жестом руки:

– Не суетись, я к тебе по делу.

Тай Вэй сел рядом с ним:

– Что случилось?

Гу Хао не торопился.

– Ты очень занят?

– Как сказать… – Вэй горько усмехнулся. – Вроде и очень, но при этом нет ничего стоящего, чем можно было бы заняться.

Он говорил правду: дело об убийстве трех женщин лежало на столе, поэтому не взяться за него не представлялось возможным, но с теми уликами, которые полицейские сейчас имели на руках, было трудно понять, с чего начинать.

Гу Хао нахмурил брови:

– В каком смысле?

– Ничего, у меня есть время. – Тай Вэй хлопнул по коленям, с трудом улыбнувшись. – Говори, отец.

– Можешь ли ты мне помочь… – Не решаясь продолжить, Гу Хао сделал паузу. – Найти ребенка.

– Ребенка? – удивился Тай Вэй. – Какого возраста?

– Это девочка, ей шестнадцать-семнадцать, – задумчиво произнес Хао. – Сейчас вроде во втором классе старшей школы…

На ум Тай Вэю пришла кое-какая мысль – и он усмехнулся:

– А ты, отец, похоже, зря время не терял…

Гу Хао опешил, но тут же пнул крестника по ноге:

– Вот щенок! Что ты болтаешь?

Но Тай Вэй по-прежнему озорно улыбался:

– Неужели твоя внебрачная дочь?

Гу Хао, схватив папку со стола, пригрозил:

– Еще раз будешь нести чушь – прибью!

– Ладно, ладно… больше не буду. – Он достал блокнот с ручкой. – Как ее зовут?

– Не знаю, – произнес Гу Хао, задумавшись. – Возможно, Су Линь или Су-что-то там-Линь…

Тай Вэй поднял голову:

– Ты даже имя ее не знаешь?

Хао вздохнул:

– Она моя соседка. Фамилия ее отца Су, родители обычно зовут ее Линь-Линь, поэтому я и предположил…

Тай Вэй все еще был ошеломлен:

– Она же тебе никто, почему ты за нее так переживаешь? – На его лице снова возникло лукавое выражение. – Соседи, значит… ха-ха!

Гу Хао пришлось кратко рассказать историю знакомства с девочкой, чтобы этот щенок больше не строил грязных догадок.

– Зачем же тратить столько сил на поиски малознакомой девочки? – Тай Вэй поджал губы. – Вполне может быть, что родители отправили ее на экзамены в другой город.

Если б все было так просто… От девочки до сих пор ни слуху ни духу. Ее младший брат, который все время проводит дома, вдруг начал ходить в школу. Родители ведут себя весьма странно… Более того, та девочка у ворот школы явно врала ему.

– Можешь думать, что мне на старости лет нечем больше заняться… – Гу Хао прикрыл глаза. – Просто скажи: поможешь или нет?

– Помогу, – заметив, как мрачнеет лицо старика, незамедлительно ответил Тай Вэй. – А как помочь-то?

– Если девочка и правда перешла в другую школу, значит, ее родная школа проводила оформление каких-то документов… – Хао сделал паузу. – Придумай любую причину, но обязательно проникни туда и узнай, было ли это на самом деле.

Тай Вэй внимательно смотрел на него:

– А потом?

– Если это правда, значит, можешь считать меня слишком мнительным; если же нет… – Гу Хао резко замолк, глядя на Тай Вэя.

– Хорошо. – Тот, поведя плечами, вновь взял шариковую ручку. – Какая школа?

– Четвертая.

Ручка остановилась в паре сантиметров от бумаги. Тай Вэй медленно поднял голову, в растерянности посмотрев на Хао.

– Четвертая?..

– Ага… – Гу Хао немного озадачила его реакция. – А что такое?

Вэй выдвинул ящик и, достав оттуда пакет с вещественными доказательствами, положил перед Гу Хао. Это был тот самый значок четвертой средней школы.

– Это же…

– Отец, я думаю, мы оба с тобой сумасшедшие. – Тай Вэй опустил руку на плечо Гу Хао, лицо его потемнело. – Однако этим сумасшедшим есть о чем поговорить…

Глава 8
Луч света

Какой-то майский день, 1994,
погода неизвестна
Запись в дневнике без даты еще можно считать за дневник?
Эта проблема действительно показалась мне забавной. Запертая под землей, не обдумавшая план, как отсюда выбраться, – я все еще терзаюсь, соответствует ли мой дневник стандарту…
Это значит, что я пока еще не потеряла самообладание.
Поначалу, когда я пыталась найти выход, спрятавшись от Ма На и ее компашки, в моей голове все еще был туман. Не знаю, сколько я шла, сколько раз поворачивала за нескончаемые углы, но в итоге воспрянула. Воспрянула из-за одной устрашающей мысли, всплывшей в моем сознании, – я потерялась.
Этот мрак отрезал меня от всех источников света, а также вытеснил из меня остатки рассудка. Я-то думала, что другой выход отсюда будет прямо за поворотом, но тьма притягивала еще большую тьму – и вела меня туда…
Я сойду с ума. Я могла лишь двигаться, дотрагиваясь до шершавых влажных стен, словно слепая мышка, которая беспорядочно бежит в неизвестном направлении, спотыкаясь о препятствия на своем пути. В конце концов я сдалась – и бессильно опустилась где-то посреди огромной бесконечной трубы.
Я должна дать себе обещание обязательно найти дорогу назад. Эта чертова канализация такая же запутанная и сложная, как паутина. А в этой кромешной тьме я даже не в состоянии делать пометки на стенах.
Я хочу домой. Я хочу выбраться отсюда! Пусть даже мне придется терпеть побои от родителей, пусть даже завтра я не смогу пойти в школу, мне все же нужно вернуться…
В конце концов я разревелась навзрыд – и так утратила последние силы. Не помню, сколько я рыдала, но вскоре незаметно уснула.
Мне снился сон. Я лежала дома на своей жесткой деревянной кровати. Под ножки для опоры были подложены кирпичи, а в моих руках засыпал мой младший брат. Во сне он был малышом: пухлым, маленьким, с округлым лицом и длинными ресницами. Честно говоря, мне он тогда так нравился… Особенно когда я засыпала с ним в обнимку; вдыхая молочный аромат его тела и касаясь маленьких пухлых ручек, можно было легко погрузиться в сладкий сон…
Вот только этот парень творил все, что ему вздумается, а еще, в свои-то 4–5 лет, мочился в кровать. И, как подтверждение этому, я тут же почувствовала что-то мокрое и прохладное внизу. Я рассеянно поднялась. В нос ударил неприятный запах – и я сразу же шлепнула брата по его маленькой попке, а затем стянула его с кровати. Конечно, ему это не понравилось, он сопротивлялся и в итоге, широко раскрыв рот, громко зарыдал.
Мать с отцом проснулись моментально – и вместе вбежали в комнату. Мама закричала:
– Что такое? Что случилось?
Младший брат обиженно заныл:
– Сестренка меня бьет!
Чувствуя усталость и злость одновременно, я бросила:
– Он снова описался.
Брат, потирая глаза одной рукой, другой указывал на меня:
– Это не я! Это сестренка!
В ту же секунду мама ударила меня по плечу:
– Сколько тебе лет, что ты еще писаешься в кровать?!
Я недоуменно распахнула веки:
– Это не я…
– Только взгляни на свои штаны! – Ее лицо скривилось от отвращения. – А еще наговариваешь на своего брата…
Я опустила голову и, к своему стыду и удивлению, обнаружила, что мои штаны внизу насквозь промокли. Зловонная жидкость сбегала по ногам и собиралась у стоп, затем растекаясь дальше.

1 Балют – популярное блюдо восточной кухни, представляющее собой вареное утиное яйцо, в котором уже сформировался плод с оперением, хрящами и клювом.

2 Меркурохром – один из заменителей йода.

3 Янгэ – разновидность барабана.

4 Имеется в виду крестный отец.

5 Я не боюсь (англ. I don’t fear).

6 Гаокао – экзамен по окончании старшей школы.

7 Один из самых престижных университетов в Китае.

8 Здесь и далее: братец, сестрица – почтительное обращение к мужчинам и женщинам своего поколения в Китае.

9 И марка сигарет, и марка водки довольно дорогие и престижные.

10 Хань – основная народность в Китае.

11 1 цзинь = 500 г.

12 Маньтоу – мягкая белая паровая булочка, популярная в Северном Китае.

Продолжить чтение

Приют Русалки

ПрологДитя морей

Глава 1Исчезнувшая девочка

Глава 2Дело об убийстве

Глава 3Тайное дело

Глава 4Яичница для двоих

Глава 5Отцовская ложь

Глава 6Под землей

Глава 7Дела семейные

Глава 8Луч света

Пролог
Дитя морей

Глава 1
Исчезнувшая девочка

Глава 2
Дело об убийстве

Глава 3
Тайное дело

Глава 4
Яичница для двоих

Глава 5
Отцовская ложь

Глава 6
Под землей

Глава 7
Дела семейные

Глава 8
Луч света