Форма боли

Пролог

Время близилось к восьми часам вечера, а его нет. Она еще раз прошла вдоль перрона в сторону главного входа в вокзал, но была почти убеждена в том, что он не появится. Хотя в глубине души бледно тлела надежда. Она упорно пыталась подавить чувства, вырывающиеся наружу, пока предательство медленно разъедало их изнутри.

Порой, мы не властны над тем, что внутри нас. Как бы сильно ни старались скрыть, подавить, забыть. Однажды, одинокая слеза, скатившаяся по щеке под гул приближающегося поезда, который увезет из этого города навсегда, выдаст все. И, смотря в окно, на когда-то родные места, с обманчивой надеждой вы решите оставить все страдания и боль позади, начав новую жизнь.

Поезд, уже почти остановился и она в спешке схватила свой чемодан, направляясь в сторону седьмого вагона. Диспетчер объявила о том, что стоянка поезда пять минут. Перед ней стоял мужчина средних лет и пока проводник проверял его документы, он обернулся и увидел, что она плачет.

– Извините, у вас что-то случилось?

– Что?

– Я говорю, что могло произойти, чтобы такие красивые глаза роняли слезы?

– Не берите в голову, временные трудности.

– И как зовут эти трудности? Не думайте, что я такой бестактный, просто не могу смотреть на то, как такая прекрасная девушка плачет и совершенно не предпринять попытку это исправить. Я себя просто не прощу за это.

Проводник, закончил проверять документы и вмешался в разговор.

– Мужчина проходите, не задерживайте людей. Мне нужно еще трех человек посадить.– После этих слов его взгляд упал на девушку в ожидании документов.

– Если вдруг вам нужно выговорится или просто посмеяться от души, мое место сорок четыре.– Сказал мужчина, поднимаясь в вагон.

Она задумалась, правильно ли поступает, но назад пути уже не было. В этом городе она больше не задержится ни минуты, ведь он принес слишком много боли. Она решительно полезла в сумочку в поисках паспорта, а после передала его проводнику.

Через десять минут поезд промчался по мосту над одной из самых больших рек России. Реке Дон. Оставив город позади.

Глава 1. Загадочный огонек.

– Сколько мы знакомы?

– Дайка подумать…Наверное сколько я себя помню.

– Да уж, прилично. Давно нам уже пора поговорить по душам, дружище.

– Это точно.

– Я переживаю за тебя и вижу, что с тобой что-то не так. Скажи мне, ты счастлив?

– Счастлив ли я? Сложно сказать, для начала я хотел бы основательно разобраться, что представляет из себя счастье.

– Хорошо, зайдем, с другой стороны, тебя устраивает твоя жизнь? Если ты скажешь, «что для начала нужно разобраться, что представляет из себя жизнь», я тебя ударю.

– Ты пройдёшь множество этапов перед тем, как твое сердце по-настоящему очистится, наполнится любовью и преданностью. Но для начала, нужно разрушить твой мир.

Сначала я не понимал смысл этих слов, но смотря сквозь года, они впечатались в мое сердце. Я все думал, с чего начать мой рассказ, и пришел к тому, что именно с леса. Для меня лес, это великое таинство, чувство спокойствия и уединение с природой, но порой в нем можно потерять себя. Не зря говорят, что в мифах и сказках тёмный лес часто становится местом испытаний, где человек сталкивается со своими страхами, внутренними демонами или опасностями, скрытыми в самой природе. Но в природе ли?

Март 1979г.

Языки пламени, пробивались сквозь густую тьму леса, освещая жестокий и в то же время, необходимый процесс инициации. А яростный треск пробуждал все живое, что таилось где-то глубоко в таежных дебрях.

Сотню человек в самом сердце леса, облаченные в «красные» мантии, ждали начала. Начала процесса посвящения. Место церемонии, было очищено от деревьев и проходило вокруг огромного костра. Не вырублено было только два дерева, параллельно друг другу. К которым был привязан «виновник торжества». Бессознательное тело, послушно стояло на коленях, из-за стянутых на запястьях веревок, которые не давали ему повалиться на землю. На церемонии присутствовали монотеисты-последователи, уже давно прошедшие этот путь, получив в награду заветный «красный капюшон» (этот чертов «красный капюшон», вышитый белыми нитками, вот только красным он становился чуть позже). А так же, были и участники, которые стояли на голову выше обычных последователей, и уже успели немного напитать, свое облачение кровью во имя нашего спасителя. Ну и во главе сего торжества, был главный проповедник. Тот, кто руководил всем процессом, направлял и давал стимул взять в руки кисть (подойдет и перочинная) и маленькую (для начала) баночку с «артериальной» краской. Он появился чуть позже, выйдя из толпы. Особых отличий от остальных не было. Разве, что его красный балахон, был массивнее других и более кровавый. Кто-то, наверное, предположил бы, что он пропитан до самой сущности, кровью. И был бы определенно прав, увидев уже запекшую, превратившуюся в глазурь кровь и почувствовал этот отвратительный запах гниющего металла и боли. Естественно, боли во спасения.

Ни у кого из присутствующих, кроме самого «виновника», лица было не видно. У остальных же, оно было спрятано под длинным капюшоном. Никто не мог себе позволить произнести и звука.

Пока воцарившуюся тишину, наконец-то не прервал проповедник, вышедший из толпы. И встал в самый центр поляны. Осмотрев, всех присутствующих, он остановил взгляд на человеке, стоящем на коленях, и наполнил поляну торжественным голосом. Голосом надежды.

– После самого темного заката, бывает самый яркий рассвет.– Голос его был громкий и четкий.

– Этот рассвет, станет новым витком в истории существования человечества. Вы все стоящие здесь тому доказательство. Смерть единиц, подарит надежду миллионам.

Тело, привязанное к деревьям, постепенно начало приходить в себя.

– Возрадуемся же братья и сёстры. И отдадим ему своё сознание и жизнь, во блага спасения всего человечества. И да поможем всем тем, кто потерял веру в жизнь и улыбнулся лукавому внутри себя. Да направим на путь истинный, всех заблудших.

После этих слов, из толпы вывели маленькую девочку и отпустили как овечку в окружении голодных волков. Она была сильно напугана. На щеках виднелись засохшие следы от недавних слез. Большими голубыми глазами, будто океан в миниатюре, она судорожно пыталась кого-то найти. Медленно и осторожно, идя вдоль костра к человеку, привязному к деревьям.

– В этом вся наша суть, а в Его руках все наши жизни.– Продолжал главный капюшон.

Девочка остановилась в метрах двадцати от скованного человека. Он медленно поднял голову. Транквилизаторы почти полностью освободили его тело, но разум был еще слегка затуманен. Увидев лицо мужчины, она вздрогнула.

– Папа!– испуганно крикнула девочка.

– Оторвите мне руки, они станут Его указателями, в наш новый мир.– Совершенно не обращая внимания на девочку продолжал проповедник.

Мужчина открыл глаза и будто от сильного разряда пришел в себя.

– Майя? Девочка моя!

– Вырвите мне хребет, из него вырастит вновь Его тело.

Не успела Майя сделать шаг в сторону отца, как за ее спиной возник один из участников. И рукой остановил хрупкое тело, прижав к себе.

– Отпусти ее, ублюдок! Не смей к ней прикасаться!– Кричал надрываясь «узник».

От страха, девочка впала в ступор и по засохшим дорожкам на лице потекли свежие ручейки.

Рука, прижимающая ее, была не грубой, а скорее осторожной. В более спокойной обстановке, Майя почувствовала бы в ней даже небольшую дрожь и неуверенность. Фигура склонилась над девочкой на одно колено, держа что-то за спиной.

– Оторвите мне ноги и тогда Он снова сможет ступить на землю свою. И принести нам вечный покой и умиротворение.

– Что вы делаете?! Убери от нее свои грязные руки! Я убью тебя! Ты слышишь?! Я пришел сюда добровольно, причем здесь моя дочь?! Я уверовал в вашего Бога! Хватит!– Глаза налились кровью от безрезультатных попыток вырваться и тупой нарастающей злобы.

И рука, сдерживающая девочку, сжалась сильнее.

– Папа…– шепотом выдавила из себя Майя.

– Надрежьте мне горло и пусть вытечет вся моя кровь и ручьём укажет дорогу Ему к нам. Аминь.– Закончил главный капюшон.

– Доченька ничего не бойся, папа тебя…НЕТ!

Лезвие от ножа блеснуло у горла Майи, сделав глубокий надрез. И кровь хлынула ручьем.

– НЕЕЕЕТ!!! ГОСПОДИ НЕТ!!!– Неконтролируемые крики агонии и рыдания доносились от отца, пока силы его полностью не покинули.

Все присутствующие просто стояли и наблюдали, как уже охрипшим голосом пытается кричать мужчина, который совсем скоро потеряет сознание. И как из маленького хрупкого тела, почти вытекла вся жизнь. И океан в ее глазах застыл навсегда.

Спустя какое-то время, проповедник подошел к полностью обессиленному телу, обмякшему на веревках, которые уже насквозь пропитались кровью. Он был еще в сознании, но уже не мог ни кричать, ни соображать.

– Ты молодец, первый этап прошел на удивление отлично. Это хороший знак, я уверен ты будешь достойным кандидатом в идеальный мир. Агори приняли тебя. А теперь ты должен принять нас. Первое, что тебе нужно сделать, это забыть свое имя, ибо оно грузом будет лежать на душе. Не волнуйся, на это у тебя будет достаточно времени. Запомни, теперь тебя зовут «407». 407-я частичка нового мира. А пока, чтобы продолжить, очищать твой разум от того, что копилось в нем все эти годы, тебе нужно немного отдохнуть и набраться сил.– Проповедник подошел почти вплотную и аккуратно положил ладонь на его плечо.– Договорились?

Апрель 1980 год.

Маленький городок под названием Бричмонд, заключает в себе, все самое непонятное и местами очень странное, в особенности из-за своего происхождения.

Когда он образовался? Никто не знает. Одни говорят, что ему не больше двухсот лет. Другие, что здесь ещё во времена королей была жизнь, да ещё какая. В любом случае, этого уже не узнать. Ведь вся документация и любое упоминания о городе, сгорело до последнего листа, примерно восемьдесят лет назад, когда здесь произошёл ужасный пожар. Который превратил этот город в руины. О том пожаре мало что известно, город вспыхнул моментально, будто накануне его обильно поливал дождь из бензина. Этот пожар унес тысячи жизней.

Потом, годы долгого восстановления. Люди бежали из этого места. Но вскоре, их будто магнитом притягивало обратно. Спустя десятки лет, когда город был полностью восстановлен, а от пожара остался лишь древесный пепел, смешанный с человеческими жизнями под слоем земли и дорожной брусчатки, здесь началась новая жизнь. И теперь принято считать, что Бричмонд был построен в 1949 году. Поколение, сменяло поколения и уже не осталось тех людей, которые знали настоящую историю этого города. Или хотя бы близкую к правде. В некоторых подвалах, старых домов и по сей день в воздухе витает запах гари и копоти, который въелся в бетонные стены и со временем превратился в легенды и байки местных жителей, постепенно скрываясь за пеленой тайн этого города.

Сейчас для приезжих зевак и жителей Бричмонда, на первый взгляд, ничего необычного и странного не происходит. Но стоит, к примеру выйти ночью на улицу. И скажем, случайно посмотреть в сторону залива прямо на крышу маяка, и будучи очень зорким и внимательным заметить, нечто странное и необычное. Так сказать, посеять в голове росток некой загадки, который хочется либо вырвать с корнем, либо наблюдать как он растёт, крепнет, обрастает листвой, и вот ты да же не заметил, как молодые плоды уже лежат на твоей ладони. И кто знает ядовиты они, или же нет? Но зачастую как итог, твое любознательное тело лежит на полу и бьется в конвульсиях.

Маленький еле видимый огонек от свечи, виднелся из небольшого окна, старого давно заброшенного и богом забытого маяка, на окраине залива Бричмонда. Если заглянуть внутрь, можно увидеть комнатку. Вместившую в себя, всего лишь небольшой шкафчик с журналами, последняя запись в которых была около ста лет назад, если не больше. Повисшей над ним одинокой картины, на которой красная лодка, захлебывается в сгущающейся тьме бушующего моря. Стул и письменный стол, за которым склонился старик. Седой, сгорбленный и уже давно, как отрешенный от людей. Он был полностью погружен в свою писанину и только изредка поглядывал в окно, которое раскрывало красоту ночного города. И наблюдал как он постепенно засыпал, все больше погружаясь во тьму.

На столе были разбросаны исписанные листы, залитые воском, от уже использованных свечей. Но один лист был как ни странно, совершенно пустым, чистым. Над которым и склонился старик, держа в руке перо, с высохшими чернилами на конце. И еле слышно что-то шептал. По началу трудно было понять, но постепенно слова соединялись в предложения, обрастая смыслом:

«Я вижу день, Парад из звёзд удачный… И тайные жрецы в кругу едином, Под радостные крики прихожан, Поднимут из могилы Бога. Который принесёт нам всем покой, В великий и ужасный час прилива.»

– Мэри.– Старик вздрогнул, будто только что очнулся от векового сна. Схватил листы, которые успел и выбежал прочь из маяка. И если бы кто-то наблюдал за этой картиной, то первая мысль была бы, что он бежит от чего ужасного. От чего-то такого, что скрыто, недоступно для понимания. И это «что-то» вскоре настигнет всех жителей, словно цунами, оставив только одну тропу для спасения – вскинуть руки к небу и молить, чтобы умереть в первую же секунду.

Город, полностью окутала ночная тьма. И только в одной квартире, в этот поздний час, до сих пор горел свет.

Массивная цепь скалистых гор тянулась от «бездонного озера», до одинокого странника стоящего у самого, что ни на есть «живого» моря, который продавал «безумные» сладости, ровно в квадрате «Б24», где стояла деревянная фигурка темного рыцаря Майка.

– Доставай карточку Майки, хочу уже увидеть как тебе достанется «паучий леденец» или «дикий глаз верблюда».– С улыбкой сказал Том.– Я бы на твоем месте не сильно доверял этому старику.

–Ты что забыл? Везение со мной частенько вечерами пропускает пару стаканов содовой, а удача, моя самая близкая подруга.– Почти серьезно сказал Майк, стараясь не выходить из образа своего «темного» героя. После чего достал карточку из ячейки «Товары торговца».

– Ну что там? Не томи.

– «Сердце вампира в глазури». Отрицательный эффект: следующий ход вы бросаете только один кубик, после чего, наступает ночь на следующие десять ходов. Усиление: вы можете принимать облик летучей мыши, чтобы избегать препятствия. В облике летучей мыши вы не можете погибнуть. Могло быть и правда хуже.

И на мгновение в голову Майка прокралась навязчивая мысль о бессмертии.

Каково это – когда не можешь умереть? Скитаться в бесконечных просторах галактики в поисках места, где тебе станет по-настоящему хорошо и тепло. Тепло на душе, если она вообще существует. Или, может, смысл вообще в другом? Кто знает.

– Ночь. Время, когда всё может пойти совершенно не так, как было задумано,– на лице Тома светилась приближающаяся победа.

– Сейчас мы это и проверим, бросай, Томас-дейл,– коварно улыбнувшись, сказал «тёмный рыцарь», а после нахмурился и уставился на игральные кости, лежащие на доске в районе «города из стекла», квадрат «С34».

В такие моменты Майк, был по настоящему счастлив, не потому что он скорее всего победит, козырей в рукаве у него было предостаточно. Победа для него не так важна, как время, проведенное с лучшим другом. Майк сам по себе был очень замкнутый и не решительный, особенно в незнакомых компаниях. Том ему как-то сказал, что он «наблюдатель». То есть, сначала, он присматривается к людям, их словам, действиям и поступкам, пытается прощупать почву. Ведь не зря говорят, что человеческая жестокость порой превосходит дьявольскую. И уже через некоторое время, чувствуя зеленый свет, начинает к ним привыкать и раскрываться уже сам.

Том был не такой. Он был воином, прямым и бесцеремонным, с мечом в руках и щитом за спиной, для него победа очень важна. Даже если она ускользает, он всеми силами будет хвататься за нее. Том, всегда защищал Майка и никогда не боялся расплатиться за это синяками. Они с самого детства были вместе. И хоть разница в возрасте была всего два года, но она была ощутима. В их тандеме у Тома была ведущая роль. Майк был, как его многие называли слабаком и трусом, он смирился с этим, а Том нет, и всячески пытался зародить в Майке настоящий стержень. Он часто видел в нем, все того же испуганного, семилетнего мальчика, сидящего на окне у себя в комнате, ждущего отца с фронта. Когда его матери сообщили, что Ральф Элтон героически погиб в бою, она не подавала вида, как медленно в ее сердце вонзается нож, опустошая все внутри. Разговоры об отце постепенно сошли на нет, превращаясь в немые рыдания по ночам. Но Майк все понимал: он видел сквозь улыбку матери, боль и ноющую тоску. Он знал, что отец больше не вернется никогда, как знал об этом и Том. Сам того не понимая, он хоть и не полностью, но частично заменил Ральфа, став для него опорой и старшим братом.

В детстве Майку очень нравились поезда. Еще при жизни отец подарил ему огромный набор «железнодорожное депо» с очень детализированными и качественно выполненными поездами – как грузовыми, так и пассажирскими, и около двухсот деталей железной дороги. И как только Том видел, что Майк начинает грустить и уходить глубоко в себя, он поднимался на стул, брал первый попавшийся под руку журнал, сворачивал его в трубку, будто рупор, и на всю комнату начинал кричать голосом важного начальника:

«Внимание! Внимание! Говорит Томас-дейл, представитель компании "Железнодорожные деловые линии", нужно срочно укомплектовать важный груз в самый быстрый грузовой состав, что у вас есть! Отправка груза будет из самой пустыни (которая находилась у Майка в комнате рядом с батареей) и до самого крайнего севера (который находился в соседней комнате у окна), и мне плевать, как вы это осуществите, даже если придется прокладывать рельсы по льду, потому что я плачу за это ог-ром-ны-е деньги!»

Уже на середине требований грозного начальника Майк начинал улыбаться, а под конец они оба смеялись и приступали за работу. Майк был проектировщиком маршрута, а Том отвечал за погрузку конфет в грузовые отсеки.

Майк часто это вспоминал, когда ему становилось грустно, и невольно улыбался. Он навсегда останется для меня Томасом-дейлом – он всегда знал, как заставить улыбнуться.

Ладонь открылась, и кости вылетели на доску. «Два» и «четыре». Том берет своего лучника, больше похожего на Питера Пена, и отправляется в путь на шесть клеток, минуя деревянный мост, не очень надежный, судя по тому, что на концах опор висели человеческие черепа. Проскочив клетку в конце моста, на которой был вопросительный знак, Том облегченно выдохнул. Игра не окончена, у него все еще есть шанс выжить.

– Ну давай, мистер рыцарь-летучая мышь.

Том передал ему одну кость и застыл в ожидании. Майк без лишней интриги бросил ее и две пары глаз, внимательно уставились за полетом. «Шесть». Странный торговец попрощался с рыцарем и картина безлюдного морского берега, сменилась на густую кедровую опушку леса, которую полностью поглотила тьма ровно после того, как кубик коснулся доски. И Майк остановился у одинокой хижины в самом центре леса, дверь которой была открыта. Темный рыцарь стоял ровно на клетке с вопросительным знаком перед хижиной.

– Что там?– С нетерпением спросил Том.– Читай вслух.

Майк нашёл ячейку с пометкой «хижина», в которой была всего одна карточка.

– «Отдых». Вы можете отдохнуть и восстановить силы. Это место защищено от посторонних глаз, хозяин которой будет рад пообщаться и обсудить пройденные вами приключения.

– И кто же этот хозяин?

– Каждый придумывает сам, кто будет сидеть в этой хижине и с кем ему будет комфортно и безопасно.

– Интересно. То есть, когда наступила ночь, ты спрятался в этой хижине отдохнуть и восстановить силы? Чувствую какую-то несправедливость. И кто же будет у тебя?

– Секрет,– сказал Майк и рассмеялся.– Бросай, сейчас, похоже, всё решится, я смотрю, впереди у тебя обрыв на целых четыре клетки. Если выпадет меньше восьми – ты проиграл.

Пластмассовые глаза Питера Пена в роли лучника смотрели в сторону Тома. Те, у кого воображение было развито до предела, могли заметить в них страх, ведь это ему предстоит, если что-то пойдёт не так, прыгать в пропасть.

И тут уж ничего не поделать: ты либо игрок, который бросает кости, особо не задумываясь о возможных последствиях, либо фигурка, которая стоит у пропасти и ждет, когда ей прикажут прыгать. И она прыгнет, задав лишь один вопрос: «Как высоко?»

Напряжение исхода партии возрастало с каждой секундой, пока кости в руке Тома проходили подготовку для полета в космос.

Ладонь открылась, и кости вылетели на доску. Первая упала на дорожку у давно уже засохшего ручья, а вторая ударилась об угол игрового поля и отскочила под шкаф. На первой красовалась цифра «два».

– Два!– с радостью и чувством приближающейся победы крикнул Майк.

– Рано радуешься, ещё вторая.

Том подошёл к старому и огромному шкафу и попытался сдвинуть его с места, но безрезультатно.

– Помоги мне, чего сидишь?

– Ты ещё надеешься победить, жалкий эльф?– темный рыцарь был неостановим.

Он подошёл с другой стороны, и совместными усилиями у них получилось немного сдвинуть эту громадину. Открылось окно, которое тщательно скрывал шкаф уже много лет. Оно выходило прямо за город, на лес и небольшой холм у старой хижины. Говорят, там раньше жили егеря или охотники, но со временем она опустела, никто особо не ходил в те края. Особенно близко к лесу – поговаривают, в них живет сама смерть. Старые байки про то, что никто из тех, кто ходил в лес, так и не вернулся, скорее всего – лишь сказки, рассказанные детям, чтобы они даже не думали соваться в болотистый лес.

И кто бы мог подумать, что именно эта вторая кость с цифрой «пять» сейчас определила их судьбу. Том уже хотел наклониться и посмотреть заветную цифру, как краем глаза заметил странное свечение в окне со стороны леса. Он замер и не мог отвести взгляд от этого маленького огонька вдали.

– Пять! Я же говорил, у тебя нет шансов! – радостно воскликнул Майк и заметил, что Том совершенно проигнорировал своё поражение, что было на него совершенно не похоже.

– Эй, что с тобой?

– Смотри, кто это там?– сказал почти шепотом Том и указал на загадочный фонарик.

Майк подошёл к окну.

– Я не знаю, может, охотники?

– Ты время видел? Какие охотники?

Подойдя к столу, где лежали наручные часы – единственное, что осталось в память об отце, – он аккуратно взял их и так же аккуратно вернул на место.

– Без двух минут двенадцать.

– Иди сюда быстрее! Я вижу там две фигуры, и они подошли к хижине!– воскликнул Том.

– Хижине?– настороженно сказал Майк.

– Да, но мне отец как-то рассказывал, что она заброшена.

– Думаешь, эти люди там живут?

– Я не знаю, но это нам предстоит ещё узнать.

– Ты о чём? Нам не нужны неприятности, это вообще не наше дело. Кто там ходит и зачем? Ты же не знаешь, кто именно эти люди. Забудь об этом.

– Они вошли в хижину, им открыл кто-то дверь…– Том не отводил взгляд от окна, будто завороженный.

– Мне не нравится это все, давай вернем все обратно и пойдем спать, завтра в школу.

– Посмотри на время. Не нужно всего бояться, Майки. Что может быть лучше, чем разгадать какую-нибудь тайну? Где твой дух авантюризма?

– Ровно двенадцать. Просто все это наводит на меня жуть. Полночь, старая хижина, непонятные люди с фонарем. И два подростка, жаждущие узнать, кто же это там бродит. Отличный сюжет для штампованного фильма ужаса. Загадка – дурной интерес – смерть.

Отдаленно послышался звон колокола.

– А что если этот звон доносится из этой хижины?– задумчиво сказал Том.

– Не думаю, мама как-то говорила, что где-то недалеко от города есть маленькая механическая часовня, и этот звон – каждую ночь оттуда.

– Они вошли ровно в двенадцать…– задумчиво произнес Том.

– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю!?

– Ладно, идем спать, мой маленький рыцарь. Я постелю тебе на диване и принесу плед,– успокаивающе сказал Том.

– Эй! Перед тобой лорд Великого ордена темных рыцарей. Во мне течёт кровь северных коралей, оставь плед себе,– сказал Майк и нахмурился.

– Укройся, а то тебя продует, и станешь лордом ордена порошка от кашля и носового платка,– Том рассмеялся.

Приготовив постель Майку, он лег к себе на кровать и начал медленно проваливаться в сон, но даже в кровати у него не выходил из головы этот загадочный фонарик, который приближался к хижине под звон колокола. Он был там совсем недолго, а потом снова улетел в сторону леса, будто был совершенно один и не было никаких темных силуэтов, а потом просто исчез. Лес поглотил его. Будто ничего и не было. Но Том знал, что видел.

Его тело уже проходило быструю фазу сна, и мозг отчаянно боролся, выдавая самые яркие сны, которые можно спутать с реальностью. Он стоял посреди поля за городом и увидел красную ниточку, торчащую в густой траве, а потом пошёл за ней. Она ускорялась, но Том отчаянно хотел добраться до ее начала и узнать, что там. Он бежал, пока не забрел в лес. И в конечном итоге у него получилось – он нашел, что искал. Жаль, что наутро ничего не вспомнит из этого сна. Зато сгорит от стыда, проснувшись в мокрой постели, осознав, что впервые за четырнадцать лет он обмочился. Последний раз это было в два года. И слава Богу, что Майк еще спал.

Тайна манит, тайна пленит, тайна дурман, и она убивает.

Утро было мучительным, особенно если поздно лечь спать. И, с трудом открыв глаза, осознаёшь всю свою беспомощность и обречённость… Майк как раз в это время взбирался на огромную гору, совершенно без какой-либо страховки, медленно и аккуратно выбирая каждый уступ, каждый камушек. Он посмотрел вниз, но там была лишь бесконечная пропасть. Желудок сдавило, а легкие перестали поглощать кислород. Ему оставалось каких-то пару метров, как сзади кто-то, прямо за его спиной, прокричал: «Майк Элтон!»

Рука сорвалась, а внутри все оборвалось. Он начал падать в самую червоточину, в нескончаемую бездну. Майк летел и ждал удара, сердце сжималось болью, а все тело онемело. Он не переставал падать, пока не проснулся за своей партой в школе и не увидел стоящего перед ним мистера Неленда, учителя истории.

– Ну что, с добрым утром. Сон – это, конечно, хорошо, но вам не кажется, что вы пришли сюда за знаниями?!– прикрикнул мистер Неленд.

– Извините, такого больше не повторится.

– Я надеюсь,– сказал Неленд и вернулся обратно к теме урока.– Итак, о чем это я… Картина, которую вы сейчас видите на доске, написана Карлом Павловичем Брюлловым, русским живописцем. На ней изображен «Последний день Помпеи». По общему мнению историков, принято считать, что 24 августа 79 года произошло одно из самых катастрофических извержений вулкана Везувий, в результате чего такие города, как Помпеи, Геркуланум и Стабии, были полностью уничтожены. Города подвергались воздействию очень высокой температуры, в результате чего человеческая кровь мгновенно вскипала, а черепа просто… взрывались.

Все внимание учеников было устремлено на картину, в центре которой – погибшая женщина и младенец, тянущийся к безжизненному телу матери.

– Автор картины хотел показать зрителю, что основная ценность мира – человек. Брюллов противопоставляет его величие разрушительным силам природы. И, как мы можем заметить, человек зачастую бессилен. Если у кого-то возникли вопросы по этой картине – задавайте.

Воцарилось молчание, пока одна рука не поднялась вверх.

– Да, Асселия, я вас слушаю.

– То есть, автор картины хотел показать беспомощность человека перед природой?

– Ну, не совсем. На картине изображена борьба.

– Я, например, вижу лишь то, что никакого величия человеческого там нет. Вы правильно сказали про бессилие. Человек никогда не стоял выше, а если и считал себя таким, то можно посмотреть на картину и увидеть, что из этого вышло.

– Хм… В этом что-то есть. А давайте вы подготовите эссе на эту тему к следующему уроку,– с улыбкой сказал Неленд, после чего за дверью послышался звонок.

Том, Майк и Асселия шли по школьному коридору после первого урока. Асселия училась в одном классе с Майком. Ее светлые волосы, голубые глаза и эта загадочная, но в то же время простая улыбка сводили Майка с ума. Он был влюблён в нее полностью с самого детства, но его нерешительность всегда брала верх. В каждом движении, в каждом жесте Асселии в его сторону он пытался найти знак внимания и любой намёк на взаимную симпатию. О взаимной любви Майк пока и не думал, но постоянно представлял, как однажды возьмёт ее за руку, впервые коснётся ее нежных губ и растворится в них без остатка. Как сказал бы Джейкоб: «Химическая реакция на запредельном уровне, спасайтесь кто может!».

Их дружба началась с самого детства, с той улицы на окраине города, где они родились и выросли. Том жил через три дома от Майка, а Асселия – чуть дальше, почти на углу, напротив дома Джейкоба.

Джейкоб был зануда, книжный червь, ботаник и главный мозг этой компании, страшным любителем комиксов и, конечно же, пончиков с шоколадной глазурью. Это было видно по нему издалека. Но когда дело доходило до каких-то рисковых затей, которые могут в определенный момент вылиться в неприятности, Джейкоб всячески пытался найти причину оставить эти затеи и поскорее забыть. Из коридора они вышли во двор, где возле площадки на лавочке их ждал Джейкоб, протирая очки.

– Видели бы вы свои лица, опять всю ночь играли в эти загадочные поиски архалита?– надевая очки, сказал Джейкоб.

– «Вечные», если быть точнее, и я почти его сделал,– сказал Том.

– Ох, это твое «почти»… – с улыбкой произнес Майк и увидел, как Асселия поддержала его милым смешком.

Лицо Тома помрачнело. Он подошел ближе к остальным. Из головы никак не мог выйти инцидент, который произошел утром в кровати. А самое главное – причина, по которой его постель попала в безжалостный шторм.

– Мы кое-что видели сегодня ночью со стороны леса.

– Что?– настороженно сказал Джейкоб.

– Томи, не надо,– сказал Майк, но его протест проигнорировали.

– Две фигуры вышли из леса и направились к хижине, заброшенной хижине, около полуночи.

– Охотники?– предположила Асселия.

– Демоны? Может, пожиратели? О! Или это масонская верхушка прогуливалась по лесу, идя в свой масонский штаб, решать, как будет развиваться очередной мировой конфликт. Хотя, я все-таки больше склоняюсь к демонам,– задумчиво произнес Джейкоб.

– Эээм, не думаю, что в нашей глуши поселились масоны, но мысль интересная, мое любопытство все не дает мне покоя. Кому понадобилось в полночь прогуливаться по лесу к хижине?

– Томми, забудь об этом,– серьезно и настоятельно сказал Майк.

– Я же надеюсь, ты не собираешься туда идти?!– испуганно сказала Асселия.

– Именно,– кивнул Том.

– Чувак, ты реально псих, а если там реально демоны? Мне кажется, это необоснованный риск, ты даже не знаешь их намерений и мотивов,– настаивал Джейкоб.

– Кто-то перечитал комиксов…– сказал Том.

– У меня предчувствие, что это все очень плохо кончится…– продолжал Майк.

– Да перестань, просто сходим, посмотрим незаметно, что там творится, и уйдем. Кто со мной? Или я дружу с занудами?

– С умными и предельно осторожными,– поправил его Джейкоб.

– Даже если бы я очень хотела, а это не так, то все равно не смогла бы – у нас в семье, так сказать, комендантский час. Забыли? В девять часов я должна уже быть дома. Отец за этим следит.

– Демоны. Демоны. Демоны. Нет, точно без меня.

– Ну, дорогие мои зануды, вы пропускаете самое интересное, и не обижайтесь потом, что я ничего не расскажу вам, – подытожил Том и перевел взгляд на Майка.

Сделав небольшую паузу, он сказал:

– Майк, ты пойдешь со мной? Нужно перестать всего бояться. Давай бросим вызов.

– Я не боюсь,– Майк опустил взгляд, затем лишь на мгновение отчаянно посмотрел на взволнованную Асселию, подумав, какая она все-таки прекрасная, и чтобы не выглядеть трусом, посмотрел Тому прямо в глаза и сказал:

– Да. Если у меня не получится тебя переубедить, то да. Я пойду с тобой.

– Отлично! Тогда вечером встречаемся у меня?

– Ну вы и психи, конечно. Вы знали, что по статистике люди, которые ходят ночью в лес к старым заброшенным хижинам, еще при этом зная, что они не совсем уж и заброшены, обычно НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ!– вынес вердикт Джейкоб.

Асселия стояла и смотрела, переводя взгляд с Тома на Майка, но так и не смогла ничего сказать. Была бы она настойчивее, возможно, остановила бы их. Во всяком случае попыталась.

– Да. Только после школы нужно проведать дядю Клинтона.

– Хорошо, тогда как закончишь, приходи ко мне. Я пока подготовлю осиновый кол, вдруг там вампиры,– улыбнулся Том и перевел взгляд на Джейкоба, но в ответ получил лишь средний палец.

– Договорились.

Прозвенел звонок, и на этом Том и Джейкоб пошли в свой класс. Майк тоже направился за ними, как вдруг Асселия задержала его, осторожно взяв за руку, и сказала:

– Я очень надеюсь, что все пройдет хорошо. Берегите себя. А ещё лучше – оставайтесь дома.

От неожиданности Майка волной обдало холодом и бросило в жар, по телу побежали мурашки от ее теплых и нежных рук. В голову ударил приятный аромат желтых лилий, такой манящий и одурманивающий, но в то же время обжигающе-ядовитый. Майк все же смог собрать себя в кучу.

– Я тебе обещаю… все будет хорошо. Тем более, если Том что-то задумал, то его и конец света вряд ли переубедит,– Майк старался не отводить взгляд.

Асселия до сих пор держала его за руку. Она одобрительно улыбнулась, приняв его обещание, и подошла чуть ближе, разрушив все мысленные и немысленные башни Майка, которые он строил в своих фантазиях о любви к ней. Сейчас он, посреди пустого школьного двора, держит ее за руку, точнее, она его держит. Находясь в сантиметрах десяти от ее губ, в голову пришло обжигающее дежавю: когда летом на каникулах они пошли вдвоем гулять по городу и забрели к небольшому мосту у ручья. Асселия в шутку обиделась на него из-за того, что он не в силах предсказать будущее, закрыла глаза, демонстративно надула губы и стала на середине моста, облокотившись спиной на перила. Майк подошел к ней и аккуратно прижал к себе, обхватив руками талию, мгновение – и его губы коснулись ее губ, он чувствовал ее дыхание, мурашки, ее нежные руки уже обхватили его шею – это было самое лучшее мгновение в его жизни. Только было оно в голове: фильм цветной, ощущения объемные. На самом деле Майк стоял столбом напротив Асселии, не сумев сделать ничего, чтобы фильм стал реальностью. Она открыла глаза – шанс и искра, которая должна была положить начало их незабываемой истории, ушла вниз по течению прямо в коллектор, куда стекает весь шлак города.

И вновь он в ступоре стоит на школьном дворе.

– Если хочешь, можем вместе сходить к твоему дяде?

– Это… Это было бы здорово,– сказал Майк и растянулся в блаженной улыбке.

– Тогда договорились, надо бежать, а то Сигсби поставит прогул.

И они побежали, но Майку уже было плевать на прогул – он был счастлив. Это счастье сейчас бежит позади него, и будь он Орфеем, а она его Эвридикой, он ни за что бы не посмотрел назад – он бы точно вернул ее к свету.

Все складывалось идеально до определенного момента. Их класс отпустили домой на урок раньше, чем Тома и Джейкоба. Асселия уже была на месте встречи, а Майк немного задержался, но сказал, что за эти десять минут она может просить у него что угодно. И, как обычно это бывает, одна маленькая деталь, маленький винтик, рушит огромный механизм, и все разлетается вдребезги. Вот и для Майка этот маленький винтик – в виде разбитой губы, синяка под глазом и почти отбитых почек – разрушил механизм идеального вечера с Асселией. Она еще не знает, что Майк не придет к ней: он уже далеко от школы. Морально подавленный и ненавидя себя за слабость, он спрятался под мостом на восточной стороне Бричмонда и пытался в голове сложить пазл: что он сделал не так.

Что заставило Харрисона с его дружками избить меня прямо по пути к Асселии? А ничего – просто я оказался не в том месте, не в то время. Я все испортил, механизм сломался… Они бы и дальше пинали меня, пока я валяюсь на земле, показывая свою власть и силу, но из-за того, что в один момент я перестал вскрикивать после каждого удара, Стив подумал, что я потерял сознание, и они просто убежали. Но я был в сознании, просто в ту секунду у меня появилось странное ощущение злости и ненависти не к себе, как это обычно бывает, а к ним. Я перестал чувствовать боль. И даже был готов встать и хорошенько врезать одному из них, но это было лишь мгновение, и оно прошло.

Просидев около трех часов под мостом, дело близилось к вечеру, и Майк решил покинуть свое убежище и все-таки добраться до Клинтона – старого боевого товарища и просто лучшего друга его отца. До войны он был самым известным художником в Бричмонде. В центре города у него была небольшая студия, и в ней рождались на свет потрясающие картины. Каждый в городе хотел прикоснуться к прекрасному и купить хотя бы одну себе.

Но после войны все изменилось – как для Клинтона, так и для Майка. Майк потерял отца, а Клинтон со временем – рассудок. Картины превратились в странные и порой ужасные образы угнетения и страха человеческого, а потом и вовсе исчезли. Кто-то из местных жителей говорил, что видел, как в один из вечеров Клинтон вынес на улицу все свои картины, свалил в кучу и оставил на растерзание прохожим. Кому-то определенно повезло в тот вечер. А после этого его почти и не видели выходящим на улицу, а если и видели, то не сразу замечали, а может, и вовсе просто проходили мимо. Он ни с кем не здоровался и не общался, он стал просто тенью. Студия так и осталась в его распоряжении, но только уже в качестве дома, а точнее – убежища, с забитыми наглухо окнами и выцветшей краской на стенах, в окружении пустых холстов, отражающих надоедливые голоса и ужасные образы, которые ходят за ним по пятам. С недолгими, но весьма многообещающими просветами. Он был странным, но безобидным стариком на своей волне и со своими лучшими друзьями в голове – тараканами.

Майк подошел к главной площади города. И вот он уже в паре шагов от дверей студии «Эстетики и тонкой красоты». Первый стук в дверь не принес результатов.

– Дядюшка Клинтон!

Тишина.

Еще более настойчивый стук – и по ту сторону двери пробудилось движение. Какое-то время борьбы с замочной скважиной – и дверь открылась. За ней стоял старенький, сгорбленный и очень худой старик с жалостным видом и потерянным взглядом. Седина полностью съела его когда-то густые темные волосы.

– Дядя Клинтон, это я, Майк. Проследовала небольшая пауза, прежде чем старик сказал:

– О-о-о, Майки, родной, проходи.– Глаза старика наполнились радостью.

Войдя внутрь, Майк сразу ощутил затхлый запах смрада и глубокого одиночества. Свет в комнате исходил от трех свечей на столе и еще четырех на подоконнике. Обстановка напоминала скорее склеп, чем студию в прошлом извечного и уважаемого художника.

Клинтон проводил гостя к небольшому дивану, но не спешил садиться рядом, а какое-то время пристально рассматривал Майка, прежде чем начать разговор.

– Я знал, что ты придешь сегодня, но, заметив на пороге чужого, я не стал сразу открывать. Мне показалось, что кто-то притащил к моей двери куклу, очень похожую на тебя, и с помощью ниточек ей управлял. Но потом я увидел белый свет, еле заметный, лишь слегка просвечивающий твои ребра. Но от меня ничего не скрыть,– задумчиво сказал Клинтон.

– Как же давно я не видел его, сколько же прошло лет…

Майк уже давно привык к странностям дядюшки и, как ему советовала мама, когда он начинает «бредить», просто переводил тему и пытался его вовлечь в нее.

– Я пришел лишь узнать, как у вас дела и не нужно ли вам чего-то, но уже на самом деле поздно. Я сегодня задержался в школе, и мне, наверное, пора. Давайте я лучше зайду завтра…

– Господи, Майки, что с твоим лицом? Кто тебя так?

– Да все нормально. Просто небольшие неприятности в школе.

– Это все я виноват…– по щеке старика скатилась слеза.

– Да нет, вы чего, это все от моей трусости и ничтожности.– Майк опустил голову.

– Он бы не выбрал тебя, будь ты слабаком и трусом, твое сердце чистое и доброе! Запомни это!– Клинтон немного задумался, уставившись в пустой холст перед собой, но потом продолжил:– Знаешь, Майк, твой отец еще до войны на Малом Берегу как-то сказал, что если этот бой судьба определит для него как последний, а для меня будет благосклонна и дарует еще немного времени, то он взял с меня слово, что я присмотрю за тобой и никогда не дам в обиду…– старик вытер одинокую слезу и посмотрел в глаза Майка.– Ты прости меня, судьба даровала мне время, да только покалечила сильно, я порой и за собой уследить не могу… Хотя кое-что все-таки могу, Майк.– Печаль буквально за пару секунд сменилась нарастающей яростью.– Я бы вырвал эти гнилые сердца, бьющиеся в груди твоих врагов, и скормил бы их им же под радостные вопли. Я бы проследил, чтобы ни одной крошки они не проронили до самого Аида. Но так как этих мерзавцев защищает от моего гнева мое же спутанное сознание, которое лишь ненадолго дает мне просветление… К черту всех! Я призову богиню Луны Гекату из глубин Флегетона и, взяв клык василиска и желудок грифона, сваренные в крови священников-атеистов и желчи Иуды, отправлю мертвым вороном страшное проклятье. Как только ворон вонзит когти в кожу, проклятье впитается в их жалкие тела и каждый день начнет поедать плоть, а по ночам будет глодать кости. А через пару месяцев, за миг до того, как последняя искра их сознания и жизни угаснет, перед их последним взором будет воистину прекрасная картина – я бы даже ее нарисовал.– Клинтон задумчиво улыбнулся, представляя весь ужас, который разворачивается у него в голове, и закончил:– Они увидят полное расчленение и поглощение своих конечностей и органов без остатка. И пусть эти слова станут делом, а преисподняя – домом для этих жалких подлецов. Так и будет.

Я смутно помню, как покинул Клинтона и оказался на площади в паре километров от своего дома… Мне кажется, я просидел там больше двух часов. Но одна фраза, сказанная Клинтоном, твердо засела в памяти: «Найди меня, когда все закончится».

Стрелка на часах уже перевалила за девять вечера в тот момент, как Майк подошел к дому Асселии. Немного задержавшись, он хотел увидеть хотя бы свет настольной лампы в ее комнате. Он хотел лишь знать, что с ней все хорошо. На большее он и не мог рассчитывать, наверное, уже никогда. И, простояв, погрузившись в свои мысли напротив окна около десяти минут, Майк не сразу заметил, как штора на втором этаже отдернулась и появилась та, о ком были все его мысли.

Он вспомнил, как был в первом классе и пришел в сопровождении с Томом и Джейкобом к ее дому, но она все не выходила, а уже оставалось минут двадцать до того, как они в первый раз опоздали бы в школу. Недолго думая, все трое принялись звать ее, Джейкоб даже подумывал взять горстку камушков, как вдруг в окне второго этажа отдернулась штора и появилось сонное и не очень веселое лицо Асселии. В тот день она приболела, и ее мать, миссис Элис, решила оставить ее дома. Майк уже тогда был по уши в нее влюблен.

А теперь это маленькое болезненное лицо сменилось на испуганный и тревожный взгляд, которым она изучала каждую ссадину на его лице, а после открыла окно и закричала:

– Майк! Что с тобой случилось?!

Первая мысль была – бежать, как он уже сделал сегодня, но тело его уже не слушалось, и он остался на том же месте. Тем более, Асселия уже спускалась вниз, не обращая внимания на запреты выходить в такое позднее время на улицу, доносившиеся от отца где-то уже далеко за спиной.

И вот она, наплевав на запреты, перепуганная и с мокрыми глазами от слез, стоит возле него. Аккуратно гладя по щеке того, кто давно ей небезразличен и о ком были все ее мысли целый день. Она смотрела в его искренние глаза, наполненные болью и кровью от лопнувших капилляров, из-за многочисленных ударов. И, медленно проведя по разбитой губе, не выдержав эмоций, которые яростно боролись внутри за попытку выплеснуться наружу, она бросилась в его объятия. Они простояли так около пяти минут, прижавшись друг к другу, не сдерживая слез. Не проронив ни единого слова – в этом потоке чувств они были бы лишними. Пока отец не крикнул, что сейчас сам лично спустится за ней, если она не зайдет в дом. И только перед уходом, перед тем как поцеловать его в уцелевшую щеку, она сказала:

– Обещай, что завтра утром ты зайдешь за мной по пути в школу и обязательно все расскажешь.

– Обещаю.– Собравшись с мыслями, он продолжил то, что надо было сказать уже давно.– Когда я рядом с тобой, я чувствую тепло в груди, и оно будто собирается в огромный шар, который способен разорвать меня на части. Мне кажется, я тебя…

– Асселия! Ты видела, который час?!– крики уже доносились от входной двери. Она смотрела на него самыми счастливыми глазами, не дав Майку договорить, она нежно коснулась его губ – это был секундный, но зато самый настоящий поцелуй, который передал все ее чувства и искренность, поцелуй, который закончил слова Майка.

Я тебя люблю.

Я часто вспоминаю этот эпизод из его жизни. Он особенный. Вы когда-нибудь заглядывали в саму суть чувства любви? Мне кажется, что это самое сильное чувство, которое мы можем испытать. Человек, которым движет любовь, – опасный человек, он способен на все. Никто этого не заметил, но в тот момент, когда ее губы коснулись его губ, жизнь Майка изменилась навсегда: он сиял самым чистым и теплым светом. Он стал солнцем в ее вселенной.

Винсенду Мэллону, популярному писателю любовных романов (основываясь на реальных историях), критики как-то сказали: не существует той любви, что смогла бы затмить разум, разорвав сердце на части и за долю секунды собрать все куски до едина, наполнив каждый теплотой и нежностью, о которой он пишет в своих книгах. Его ответ был краток: «Мне искренне вас жаль».

Весь вечер из головы Тома не выходила та хижина. Интерес к ней стремительно рос, будто опухоль в мозгу. И тут уже дело принципа: либо ты ее вырвешь с корнем, проспиртуешь и поставишь в баночку на полку, будто сувенир с какой-нибудь поездки, либо она тебя убьет, и в баночку уже положат тебя – только, скорее всего, по кускам.

Он просидел на кровати, листая комиксы по мотивам Лавкрафта, особо не вникая в смысл, просто рассматривал картинки и думал о их походе. Тщательно продумывая ещё раз каждый шаг. Ровно до того момента, пока в дверь не постучал Майк.

Спустившись по лестнице вниз, Том открыл дверь и замер.

– Господи, Майк, кто этот покойник, что посмел тебя тронуть?! Харрисон?

– Томи, всё хорошо, ему тоже славно досталось.

– Да ну? У него тоже все лицо разбито?

– Ну не прям все, но большая часть. Давай скорее пойдем в твою комнату, не хочу, чтобы твоя мама увидела меня в таком виде. Я дома ещё не появлялся, позвонил своей, сказал, что сегодня ночую у тебя.

– Ладно, давай, но знай, что я очень зол. Завтра же покажешь мне его. И я хорошенько поработаю над его паршивой улыбкой. Сраный Харрисон.

– Эй, Томи, это Майк пришел?!– послышался голос Деборы где-то в гостиной.

– Да, мам, мы пошли наверх, очень спешим.

– Привет, Майк, если что, ужин на плите, занятые вы мои!

– Здравствуйте, миссис Дебора, спасибо!

Дверь в комнату на втором этаже защелкнулась, и воцарилась тишина хоть и ненадолго, но достаточно, чтобы привести мысли в порядок.

– Если хочешь, мы можем перенести наш поход.

– Из-за чего? Из-за пары синяков? Брось, я в порядке, давай сделаем это.

– Хорошо. Ждем, когда все уснут. Это будет примерно в одиннадцать ночи. Отец сегодня задержится, приедет где-то в десять. Ему обещают повышение на службе, поэтому он уже две недели сидит в участке до последнего, работает над каким-то очень важным делом,– сказал Том и немного приподнялся в кресле.

– Хорошо.

– Я приоткрыл заранее окно, чтобы потом не шуметь. Спустимся по шпалере.

– Надеюсь, все пройдет без проблем.

– Удача будет идти с нами на протяжении всего пути. А ты чего так светишься? Я думал, ты не очень-то и хотел идти.

– Эээм, с чего ты взял?

– Да ладно тебе, я что, не знаю своего друга? Давай выкладывай.

После небольшой паузы в виде интриги, Майк сказал:

– Мы поцеловались с Асселией.

– Да ладно! Вот это поворот. Наш Майки наконец-то повзрослел и нашёл свою половинку,– похлопав по плечу, сказал Том.

– Спасибо.– Майк попытался улыбнуться, но разбитая часть губы дала понять, что делать этого пока не стоит.

– Ну знаешь, меня не проведешь, я видел, как ты смотришь на нее, так что сразу заприметил твой огонек в глазах рядом с ней. Завтра расскажешь мне все в мельчайших подробностях, но сначала надерем зад Харрисону. А пока давай настроимся на дело.

На часах было без пяти десять, Том включил телевизор – там шла передача про нашествие пауков-гигантов. Их мохнатые лапы с глухим стуком опускались на асфальт, оставляя глубокие вмятины. Дома казались игрушечными рядом с этими чудовищами – пауки легко перелезали через крыши, разбивали окна, опутывали улицы липкой паутиной.

Люди в панике бросались к укрытиям, но паутина быстро перекрывала все выходы. В небе висела серая пелена, солнце едва пробивалось сквозь клубы пыли и паучьих нитей. Крики, сигнал тревоги, визг тормозов – все сливалось в один отчаянный шум. На центральной площади огромный паук поднял на лапах автобус, словно игрушку, и отбросил его в сторону. Все вокруг погружалось в хаос. Над городом нависла тень, и казалось, что надежды уже не осталось, как вдруг картинка ужасного исхода сменилась уютной студией, где жизнерадостный ведущий объявил, что это всего лишь один из вариантов конца света, и после небольшой паузы добавил: – в ближайшее время.

И пока вся студия YBS разрывалась смехом от феноменального юмора ведущего, Майк был очень глубоко, глубоко в своём сознании – ему хватило пары минут, чтобы провалиться в сон.

Оказался он в каком-то знакомом помещении, лежа на кровати, но не мог понять, где именно: картинка была замыленная, он видел лишь очертания предметов, его не покидало ощущение, что он бывал здесь раньше. Попытавшись встать, он тут же упал на пол – ноги совершенно не слушались. Словно его обессиленное состояние перешло в сон. Майк услышал голоса из соседней комнаты за закрытой дверью, он кое-как дополз до двери и сделал попытку опереться на стоящий стул – далось это с трудом, но у него получилось ухватиться за ручку и приоткрыть дверь. Голоса усилились, но Майк никак не мог разобрать слов – это больше походило на несвязанные бормотания, будто он находится под водой. Голоса доносились от двух силуэтов: один стоял, а второй сидел вроде бы на кровати или диване, они совершенно не обращали внимания на Майка, будто его и вовсе не было там. Они продолжали о чем-то говорить без остановки. Сделав еще одну попытку встать на ноги, он упал и ударился головой об пол, а после открыл глаза, смотря в телевизор, где пауки уже захватили половину планеты.

Том тоже дремал, но буквально сразу открыл глаза, когда стрелка на часах показала ровно одиннадцать ночи.

Когда хочешь, чтобы время шло как можно медленнее или вовсе остановилось, оно набирает чертовски быстро обороты и уже вряд ли затормозит. Если, конечно, справится на поворотах и не влетит в бетонный столб. Но тогда уже будет все равно, который час, тогда уже все потеряет смысл.

Том подошёл к двери своей комнаты и аккуратно приоткрыл ее. Услышав одобрительный храп отца, доносившийся из соседней комнаты, он посмотрел на Майка.

– Готов?– уверенно спросил Том.

– Готов,– почти уверенно ответил Майк.

– Тогда вперед.

Они вылезли по очереди в окно, спустились по шпалере, которую полностью поглотила бугенвиллия, и направились по дороге из города. Улицы были безлюдны, фонари отбрасывали длинные тени на пустой асфальт. Витрины магазинов отражали редкие огоньки, а окна домов казались слепыми. В воздухе стояла тишина, нарушаемая лишь отдаленным эхом шагов двух подостков. Все вокруг будто замерло, город стал чужим и бесконечно одиноким, будто еще мгновение и он сам растворится в темноте. Оставив город позади, они миновали холм, на котором каждую зиму скатывались на санках. И вдалеке уже прорисовывалась хижина. Каждый шаг казался неуверенным, но что-то старательно манило вперед, вглубь ночи, где все вокруг было наполнено тайной и ожиданием.

Пройдя еще какое-то время по густой траве, они были уже почти на месте. Весь путь занял примерно полчаса, может, меньше. По приближении к хижине они замедлились и перешли на шепот.

– Тише. Видишь? Там горит свет,– сказал Том.

– Да, это очень странно.

– Мы всегда видели хижину с этой стороны, которая смотрит на город, где забито окно, поэтому и думали, что она заброшенная.

– Свет всегда горел со стороны леса…

– Давай за мной, аккуратнее.

Им удалось добраться почти вплотную к хижине со стороны леса, Том перешёл с шепота на жесты – прям как в боевиках, которые он любил смотреть с отцом по вечерам. Том указал на окно: оно было завешено прозрачной шторкой, так что можно было разглядеть, что происходит внутри.

Недолго думая, он указал Майку на выступ чуть ниже подоконника – действовать надо было очень осторожно. Взобравшись на него, им открылась самая заветная тайна последних дней.

Старик. Это его хижина. Они молча наблюдали за всем, что там происходит. Он был невысокого роста, взгляд был спокойный, добрый, лёгкая седина на висках.

Хижина была небольшая, вмещала в себя два шкафа, полностью забитых какими-то, скорее всего, очень важными бумагами и книгами. Все было сложено аккуратно, по стопкам, наверняка в алфавитном порядке. У входа в хижину была обувная полка, набитая многочисленными парами коричневых туфель. В центре комнаты стоял письменный стол, за которым сидел старик. Он что-то писал, не отрываясь, скреплял листы и раскладывал по папкам. Все это создавало некий творческий уют в этой небольшой хижине.

Майк пододвинулся к Тому и еле слышно прошептал:

– Я думаю, он что-то вроде отшельника, может, писатель?

– Скорее всего. Смотри, что там у него на столе?

– Плохо видно, мешает стопка с папками.

Дописав очередной лист, старик замер на некоторое время. Потом взял в руки рог. Сложно сказать, какого именно животного. Протерев его со всех сторон, он поднес к уху и стал слушать, даже не подозревая о том, что через пару минут умрет.

– Рог?– удивленно сказал Том.

– Тихо ты. Может, он черпает из него вдохновение, как в книгах Гарри Нортона: «И нежный шпот мне укажет путь».

– А дальше?

– Путь, что ведет меня на свет, который меркнет в ликах преисподней.

– Замечательно…

– Как есть.

– Странно это все. Кто тогда приходил к нему из леса и зачем?

– Томи, надо уходить, сам знаешь: если в комнату зайдет твоя мама, а нас нет, влетит потом всем. Тем более мы уже все узнали.

– Знаю, знаю. Сколько времени?

– Без двадцати двенадцать.

– Как думаешь, сегодня будут гости из леса? Интересно узнать, кто они.

– Очень надеюсь, что нет.

– Ладно, спускаемся вни…– не успел Том договорить, как Майк уже с грохотом полетел вниз.

– Майк, ты цел?!– стиснув зубы, спросил Том.

– Ай, моя нога, мне кажется, я ее сломал. Нет, я точно ее сломал. Я сейчас закричу от боли, Томи, – уже почти в полный голос сказал Майк.

Том все еще стоял на уступе и, повернув голову к окну, увидел удивленный и испуганный взгляд старика, уставленный на него. Глаза медленно округлялись, и ситуация заметно усугублялась.

– Майк. Ма…

Старик резко вскочил со стула и хотел уже бежать к входной двери, как вдруг зацепился ногой за ножку стола и полетел головой прямо на обувную полку. Тяжело определить силу удара, но стекающая кровь с виска говорила сама за себя.

Том даже не понимал, что с ним происходило, нужно ли ему это все было видеть в свои шестнадцать лет. Одни эмоции сменялись другими. Ноги стали ватными, его бросало то в жар, то в холод. Он никогда раньше не сталкивался со смертью так близко. Все вокруг будто замерло: время растянулось, стоны Майка стали глухими и отдаленными. В тусклом свете он увидел неподвижное тело, кровь, медленно стекающую по полу, и широко открытые, но уже пустые глаза. Сердце бешено колотилось, в горле стоял ком, а в голове не укладывалось – человек, который только что был жив, теперь исчез навсегда. Он с трудом смог произнести:

– Майки, он, похоже, мертв.

– Что?! Ты шутишь?!

– Я… он лежит на полу, там все в крови. Майк, что… нам делать?

– Убираемся отсюда. Расскажем, что здесь произошло, родителям. Помоги мне встать.

– Но… если ему можно помочь?

– Мы даже не знаем, как это сделать! Томи, мне очень страшно, и все, что я хочу,– это уйти скорее отсюда. Но моя нога… Она ужасно болит!

Взяв себя в руки и выдержав небольшую паузу, Том сказал:

– Мы зайдем внутрь, я попробую его пульс, мы должны попытаться его спасти. В школе мы проходили оказание первой помощи, нам говорили, что это самый важный этап в спасении. Потом побежим домой и все расскажем.– Он протянул руку лежащему на земле Майку.

Майк смотрел на него испуганными глазами, но все же схватился и смог подняться.

– Шевелить ногой можешь?

– Вроде бы да.

– Уже хороший знак.

Том подхватил его под руку, и они медленно дошли до двери. Можно было сказать, что им повезло, что она была открыта. Но, глядя вперед, лучше бы она была закрыта на все замки мира и забита сотней тысяч гвоздей.

Им не хотелось видеть эту картину: лужу крови, лежащее тело, лицом вниз. На этом моменте их детство закончилось. Человек, который хоть раз в жизни увидел смерть, уже не будет прежним, кто бы что ни говорил. Тем более в таком юном возрасте.

Они перешагнули через тело, пытаясь не смотреть вниз. Том почти на руках донес Майка до стола, чтобы тот смог опереться. И пока Том решался подойти к телу, Майк, ненадолго позабыв о боли, принялся разглядывать бумаги на столе.

– Ладно, главное – не думать о плохом, сейчас время не на нашей стороне, – после этих слов он подошел к старику.

Медленно, двумя пальцами, он прикоснулся к шее в поисках пульса. На уроках это выглядело куда проще. После долгих и неудачных попыток нащупать пульс он понял, то, что знал еще смотря в окно. Старик мертв.

Повернувшись к Майку, чтобы сообщить о гибели писателя (или кем бы он там ни был), он увидел, как растерянно бегают его глаза по строчкам написанного.

– Что там такое?

В ответ – тишина.

– Майк! Что там?!

Он смог лишь поднять испуганный взгляд и протянуть папку. Том подошел и прочитал название:

«Дело№789655 Элизабет Нортон»

– Кто это?

– Открой.

Раскрыв дело, он увидел годы жизни: 22.04.1972-06.06.1980г, но странность была в том, что дата смерти была назначенна на завтра. Он перечитал ещё раз, но числа не изменились. Ниже был текст.я

«Элизабет Нортон, выбросилась из окна своего дома. Во время падения, ударилась головой о крышу балкона, разорвав щеку до зубов. Упала на голый асфальт, поломав шею и позвоночник. Скончалась на месте от полученных травм. Найдена в тридцати метров от здания, с которого был совершён прыжок. Взгляд застыл на крыше, с которой прыгала.»

«3457

4489

5599

00167

3600»

В конце печать в виде птицы. Закрыв папку, он посмотрел на Майка, не произнеся ни слова. А тот лишь протянул новое дело.

«Дело№789654 Джимми Кейп»

Годы жизни: 17.07.1938-06.06.1980г. Дата смерти завтра.

«Джимми Кейп, был убит собственной женой во время бытовой ссоры. Скончался от восьми ударов ножом в сердце. Найден на кухне, где и был убит. Взгляд застыл на старой розетки, вываливающейся из стены, покорно склонив голову.»

«4409

2237

22889

6678»

Печать.

Закрыв папку, он положил ее на стол и посмотрел на лежащее тело.

– Это не писатель.

– Он псих, Томи. Лучше бы мы ушли.

На столе, папки были разделены на две стопки «завтра» и «сегодня».

– Папок на завтра восемь. А на сегодня?

– Нету, но три папки лежат на краю стола, он как раз дописывал последнюю.– Сказал Майк, указывая на стопку с открытой папкой сверху.

Том подошел с другой стороны и прочитал название верхней.

«Дело№36 Пророк36.»

Он не успел взять дело, как Майк схватил его за руку и сжал так сильно, будто сейчас упадет.

– Фонарь, Томи! Фонарь!– прокричал Майк, стиснув зубы, и указал на окно.

Две темные фигуры выходили из леса, держа в руке керосиновую лампу.

– Время! Который сейчас час?– сказал Том, смахивая холодный пот со лба. Майк судорожно отдёрнул рукав рубашки и сказал, почти крича:

– Без двух минут двенадцать!

В эту же секунду Томи бросился к двери и закрыл ее на щеколду. Труп на полу его уже почти не смущал. Потом он зашторил окна плотной занавеской и взял то, что первое попалось под руку. Это был тот самый рог – чуть больше, чем телефонная трубка советских времен, но довольно тяжелый. От него ему стало не по себе, и он с отвращением откинул его на пол. Обстановка в хижине из когда-то уютной и теплой сменилась на ужасную и безысходную.

– Что с нами будет? – обреченно спросил Майк.

Он уже не опирался на стол, а обессиленный сидел на полу. Том увидел слезы на лице друга и ничего не смог ответить, кроме как подойти и обнять его. Краем глаза он заметил фонарь, который уже светил сквозь штору у окна. Часы показывали ровно двенадцать ночи.

Лежащий на полу рог издал звон колокола на всю хижину – казалось, что звон прошел до самого горизонта и вернулся обратно в рог.

В дверь постучали три раза. Не получив ответа, произошло еще два, более уверенных стука. Дверная ручка опустилась вниз. Сейчас все зависело от прочности щеколды. Фонарь погас. На дверь началось сильное давление, щеколда постепенно прогибалась. Хоть Том и пытался держаться, но на его глазах тоже выступили слезы страха и отчаяния. Он посмотрел на Майка в последний раз, зная, что это конец.

– Это все из-за меня, какой же я дурак… Прости меня. Прости, что привел тебя сюда,– прошептал Том.

Майк лишь жалобно смотрел Тома, слезы говорили за него. Он обреченно посмотрел на труп и перевел взгляд на почти сдавшуюся щеколду, осознавая, что он больше никогда не увидит Асселию, не увидит маму, не наведается к дяде Клинтону – хоть и очень странному, а порой и пугающему, но все равно не чужому человеку. Больше не будет ничего, время не справилось с поворотом, и бетонный столб его приостановил, сильно сбавив обороты.

– Друзья навсегда, Томи-дейл, что бы ни случилось. Я рад, что ты появился в моей жизни, – сказал Майк и даже попытался улыбнуться.

– Такого друга, как ты, я больше не найду никогда. И не потому, что скорее всего умру, а потому, что люди вроде тебя встречаются только раз в жизни.

После этих слов Том бросился к двери и изо всех сил навалился на неё. Сопротивление было недолгим, на секунду даже показалось, что два силуэта за дверью отступили. Но лежащий на полу труп давал понять, что жизнь несправедлива и порой очень жестока. В это мгновение дверь от удара слетела с петель, отбросив Тома в другой конец комнаты. Огонек, который так манил его, проник внутрь, и две фигуры вошли в хижину. После этого время остановилось навсегда.

Я смутно помню события тех дней, но думаю, что ничего не упущу, ведь я отнесся со всей серьезностью к своей затее. То, что я все-таки решил перенести все на бумагу, – это уже большое достижение для меня. Ведь я не мог допустить, чтобы жизнь этого человека бесследно растворилась, будто его и не было вовсе. Он прожил хоть и тяжелую, но прекрасную жизнь. Признаюсь вам, я восхищался им и восхищаюсь по сей день. Его жизнь была разделена на ряд значимых событий, которые я прозвал «артефактами», и лишь идя за ним по пятам, аккуратно их подбирал. Они здесь, в моем старом, но верном мешке с заплатками по бокам.

Про первый я вам уже рассказал, и поэтому смело могу достать его и отправить в яму, которую ранее вырыл на этом старом и богом забытом кладбище. Это игральная кость – мы похороним ее вместе с остальными артефактами, про которые я вам чуть позже расскажу. И это будет не просто яма, это будет могила памяти человеку, которому я обязан жизнью. Я даже приготовил надгробный камень – установим его в самом конце, и я ни в коем случае не мог допустить, чтобы могила была безымянной, поэтому выбил пять букв, отражающих всю суть и жизнь этого человека. Для кого-то это покажется шуткой, кто-то не воспримет всерьез. Но для меня эти пять букв – это отражение той боли и страданий, которые стоят на пути к заветному счастью. И я не сверну с пути, как не свернул с него он, и буду до конца своих дней помнить о силе любви, которая смогла создать удивительный мир, – смотря на гранитный камень, растущий из земли с пятью буквами: «зверь».