Карательница и её слабость

Глава 1: Клинок без имени

Холодный ветер бил в лицо, как будто сама зима решила напомнить: ты не хозяйка здесь. Ты – оружие. Оружие не мерзнет. Оружие не дрожит. Оружие не плачет.

Айра Вейл стояла на помосте, высокая, прямая, в чёрных доспехах без герба, без знаков отличия – только выгнутый клинок на левом плече, выжженный в стали: знак Ордена Безмолвных Клинков. Под ней – площадь, заполненная народом. Тысячи глаз. Тысячи шепотов. Тысячи страхов.

Сегодня она казнит предателя.

Не разбойника. Не вора. Не насильника. Предателя. Того, кто продал границы королевства южным наёмникам, кто открыл ворота замка в час ночной тревоги, кто позволил убить двух принцев – мальчиков, которым не было и двенадцати.

Имя казнимого – Баррон Меллис. Бывший капитан городской стражи. Человек, которому доверяли дети. Который целовал руки матерям, улыбался старикам, принимал подношения от торговцев. А потом – предал. За золото. За власть. За обещание стать наместником на юге.

Айра не смотрела на него. Она смотрела в толпу. В лица. В глаза. Искала – кто из них следующий? Кто прячет предательство за улыбкой? Кто носит яд под одеждой добропорядочности?

Она знала: таких – сотни. Тысячи. И она – та, кто их вырежет. Кто выжжет гниль из тела королевства. Без суда. Без милосердия. Без колебаний.

– Карательница! – раздался голос из толпы. Молодой парень, в рваной рубахе, сжимал кулаки. – Он… он ведь просил пощады! Он сказал, что раскаивается!

Айра медленно повернула голову. Её глаза – серые, как сталь в тени, – встретились с его взглядом. Парень сразу отвёл глаза. Затрясся. Попятился.

Она не ответила. Не нужно. Её молчание – приговор. Её присутствие – угроза. Её клинок – закон.

Палач – высокий, в капюшоне, с топором на плече – ждал сигнала. Но сегодня не его дело. Сегодня – её.

Она подошла к Баррону. Он стоял на коленях, привязанный к позорному столбу, с вырезанным на лбу клеймом «ПРЕДАТЕЛЬ». Его губы дрожали. Глаза – мокрые. Он плакал. Не от страха смерти – от стыда. От осознания, что его видят вот так – униженного, сломленного, ничтожного.

– Айра… – прошептал он. – Ты… ты ведь помнишь меня? Мы… мы вместе служили в Теневом Патруле… Ты была девочкой… Я… я дал тебе хлеб, когда ты голодала…

Она остановилась в шаге от него. Не шелохнулась. Не дрогнула. Только пальцы правой руки чуть сжали рукоять меча – не из нервов. Из привычки. Как дыхание.

– Я помню, – сказала она. Голос – низкий, ровный, без эха. Как удар камня о камень. – Ты дал мне хлеб. А потом убил трёх моих товарищей. Сдал их южанам. Они умерли медленно. Ты смотрел. Пил вино. Смеялся.

Баррон задрожал. Захлебнулся слезами.

– Я… я был слаб… Я хотел… я думал, что спасу семью… Они угрожали моей жене, детям…

– Твоей жены нет. Твоих детей – нет. Южане убили их в первую ночь. За то, что ты попросил слишком много золота. Ты торговался. Ты торговался жизнями принцев – и торговался жизнями своей семьи. Ты не герой. Ты – крыса. Которая грызёт изнутри.

Толпа ахнула. Кто-то вскрикнул. Женщина упала в обморок. Мужчина схватился за сердце. Дети плакали.

Айра не обращала внимания. Для неё существовал только этот момент. Только этот человек. Только её долг.

Она достала клинок. Не меч. Не топор. Узкий, длинный, изогнутый – как лезвие жатвы. Клинок карателя. Им не рубят. Им – кромсают. Медленно. Точно. Чтобы боль длилась. Чтобы страх оставался. Чтобы другие видели.

– Последнее слово? – спросила она.

Баррон поднял на неё глаза. В них – мольба. Отчаяние. Надежда?

– Прости… – прошептал он.

Она наклонилась. Почти коснулась его уха губами. Так тихо, что услышал только он:

– Нет прощения для тех, кто предаёт детей.

И вонзила клинок ему в бедро.

Не в сердце. Не в горло. В бедро. Глубоко. Медленно. Поворачивая лезвие.

Баррон завыл. Не по-человечески. Как зверь, попавший в капкан. Его тело выгнулось, мышцы напряглись, вены на шее вздулись. Кровь хлынула на доски помоста – тёмная, густая, пахнущая железом и страхом.

Айра не торопилась. Она знала: смерть – не наказание. Страдание – да. Урок – да. Она вела лезвие вверх – к паху. Осторожно. Миллиметр за миллиметром. Он кричал. Плевался. Молился. Проклинал. Обещал. Умолял.

Она не останавливалась.

Толпа молчала. Даже дети перестали плакать. Даже ветер, казалось, замер. Только звук – скрежет металла по кости, хлюпанье плоти, клокотание крови – и крики, переходящие в хрипы.

Когда лезвие дошло до таза, Баррон потерял сознание. Айра отступила. Облизнула губы – случайно попала капля крови. Горькая. Солёная. Как её детство.

– Воды, – сказала она.

Слуга подбежал, дрожа, протянул ей кувшин. Она выплеснула воду себе на руки, смыла кровь. Потом – на лицо. Холодная вода обожгла кожу. Очистила. Оживила.

– Продолжаем, – сказала она.

Палач поднял топор. Опустил. Один удар. Голова Баррона покатилась по помосту. Остановилась у ног Айры. Глаза – всё ещё открытые. Взгляд – всё ещё живой. Как будто он всё ещё просит.

Она посмотрела на него. Потом – на толпу.

– Запомните это лицо, – сказала она. – Запомните этот крик. Запомните эту кровь. Предательство – не ошибка. Это выбор. И за него – платят всем. Даже если думали, что спрячетесь. Даже если думали, что вас пощадят. Я не прощаю. Я не забываю. Я – Айра Вейл. Карательница. И я приду. За каждым. Кто посмеет предать.

Она повернулась. Сошла с помоста. Толпа расступилась. Как море перед кораблём. Никто не дышал. Никто не шевелился. Только шуршание её плаща по камням – и стук сапог.

Она шла к казармам. По узким улочкам. Мимо лавок, где хозяева прятались за дверями. Мимо детей, которые прятались за материнскими юбками. Мимо собак, которые виляли хвостами – они не боялись её. Собаки чувствовали: она – не зло. Она – необходимость.

В казармах – тишина. Все знали: после казни она не разговаривает. Не ест. Не пьёт. Только моется. Только спит. Только точит клинок.

Она прошла в свою комнату. Заперла дверь. Сняла доспехи. Медленно. Каждый ремень – как воспоминание. Каждая пластина – как шрам. Под доспехами – тело. Женское. Гибкое. Шрамы – на бёдрах, на спине, на груди. Не от любви. От боли. От тренировок. От пыток, которые она проходила сама – чтобы стать сильнее. Чтобы стать неуязвимой.

Она подошла к умывальнику. Сняла рубашку. Потрогала шрам под левой грудью – старый, от копья. Тот бой… ей было тринадцать. Она убила троих. Первый раз – без приказа. Потому что они смеялись над телом её наставницы. Она тогда не плакала. Она резала. Пока не перестали смеяться.

Вода – холодная. Она лила её на плечи, на спину, на лицо. Смывала кровь. Смывала грязь. Смывала запах смерти.

Но не могла смыть запах его страха.

Она закрыла глаза. Увидела его лицо. Увидела его слёзы. Увидела его последний взгляд.

– Прости… – прошептал он.

Она сжала кулаки. Упала на колени. Стукнулась лбом о край умывальника.

– Нет… – прошептала она. – Нет прощения… Нет слабости… Нет…

Она не плакала. Она не могла плакать. Плакать – значит сломаться. Сломаться – значит умереть. Умереть – значит предать тех, кто верил в неё. Кто учил её. Кто умер за неё.

Она встала. Надела простую рубашку. Подошла к окну. За окном – город. Дым из труб. Дети на улице. Торговцы. Лошади. Жизнь. Обычная. Настоящая. Которую она защищает. Которую она режет. Которую она любит – молча, в темноте, без права прикоснуться.

Стук в дверь.

– Войдите.

Вошёл капитан Рейн. Седой, с шрамом через всё лицо. Её первый командир. Единственный, кто смотрит на неё не как на оружие – а как на человека. Иногда.

– Задание, – сказал он. Протянул свиток.

Она взяла. Развернула. Прочитала.

«Кайрон Дарвелл. Бывший лорд северных земель. Обвинён в государственной измене. Подозревается в организации заговора против короля. Последнее местонахождение – леса за рекой Сарвен. Живым. Требуется допрос. Особый допрос.»

– Он опасен? – спросила она.

– Говорят – да. Умён. Харизматичен. Бывший командир гвардии. Знает все уловки. Все слабости. Все… наши секреты.

– Почему живым?

Глава 2: Охота в тумане

Туман встал над землёй, как призрак, не желающий уходить. Он полз по склонам холмов, обвивал стволы деревьев, прятал тропы и камни, застилал глаза. В таком тумане легко заблудиться. Легко сойти с пути. Легко… исчезнуть.

Айра не боялась тумана.

Она боялась только одного – слабости. А туман? Туман – всего лишь враг, которого можно победить. Зрением – нет. Но слухом – да. Обонянием – да. Инстинктом – тем более.

Тень – её конь – шёл осторожно, чуя каждый корень, каждый обломок камня под копытами. Он знал: хозяйка не терпит ошибок. Даже от коня. Особенно от коня.

За спиной – мешок с провизией, вода, запасные сапоги, верёвки, кинжалы, зелья от ядов и лихорадки. В седельной сумке – свиток с описанием Кайрона Дарвелла. Рост – выше среднего. Волосы – тёмно-каштановые, до плеч. Глаза – зелёные, с золотыми искорками. Шрам над бровью – справа. Привычка касаться перстня на мизинце левой руки, когда лжёт. Любит чай с мятой. Не переносит запах тмина. Умеет играть на лютне. Читает наизусть поэмы Северного Барда. Боится высоты.

Странно, – подумала Айра. – Кто составляет такие подробности о предателе? Как будто… как будто он был кем-то важным. Кем-то… любимым.

Она сжала поводья. Отогнала мысль. Не время для размышлений. Время – для охоты.

Дорога вела вглубь леса за рекой Сарвен – места, где королевская власть заканчивается, а начинается земля изгнанников, беглецов, ведьм и воров. Место, где деревья растут так густо, что солнце не видно даже в полдень. Где болота поглощают следы. Где люди исчезают – и никто не ищет.

Она переправилась через Сарвен ещё до рассвета – на старой паромной переправе, где старик-перевозчик молча взял плату и молча отвёз её на другой берег, даже не спросив имени. Он знал, кто она. Все здесь знают. И боятся. И уважают. Или делают вид.

– Там, за холмом, – прошептал он, указывая костлявым пальцем, – тропа налево. Она ведёт к развалинам старого монастыря. Говорят, он там прячется. Но… – старик замялся, – не спеши, карательница. Этот… не как другие.

Она не ответила. Только кивнула. И поехала.

Теперь, спустя три часа пути, она понимала – старик был прав. Тропа действительно вела к монастырю. Но не к руинам. А к чему-то… другому.

Туман начал редеть, когда она выехала на поляну. Посреди – полуразрушенные стены, покрытые плющом, арки, уцелевшие вопреки времени, и… удивительное.

Цветы.

Не дикие. Не случайные. А посаженные. Ухоженные. Между камнями – грядки с лавандой, шалфеем, ромашкой. Даже розы – белые, почти прозрачные в тумане. Кто-то здесь живёт. И не просто живёт – заботится.

Айра спешилась. Привязала Тень к дереву. Проверила клинок на поясе. Достала кинжал – короткий, с зазубринами – для тихой работы. Пошла вперёд.

Каждый шаг – осторожно. Каждый вдох – размеренно. Каждый взгляд – вперёд, вбок, вверх. Ловушка? Возможно. Засада? Вероятно. Она не сомневалась – Кайрон знает, что за ним придут. И готовится.

Но… цветы?

Она подошла к первой грядке. Присела. Потрогала лепесток. Свежий. Политый. Рядом – деревянная кадка с водой. Совок. Маленькая лейка.

– Он садовник? – прошептала она с сарказмом. – Предатель – и садовник?

Она встала. Двинулась дальше. Между стенами – следы костра. Не давнего. Вчерашнего. Зола тёплая. Рядом – остатки ужина: рыбьи кости, хлебная корка, следы сыра. Чистая кружка. Ложка из дерева – вырезана вручную. На ручке – узор: листья и птица.

Она подняла ложку. Повертела в руках. Качественная работа. Не спешка. Не выживание. Искусство.

– Кто ты, Кайрон Дарвелл? – прошептала она. – Почему ты здесь? Почему ты не бежишь? Почему ты… ухаживаешь за цветами?

Она пошла дальше. За аркой – комната, некогда бывшая часовней. Теперь – жилище. На полу – шкуры. На стене – полка с книгами. Не одна. Не две. Десятки. В кожаных переплётах. С золотым тиснением. С закладками. С пометками на полях.

Она подошла. Пробежала глазами по корешкам.

«История королевских династий».«Трактат о справедливости».«Песни Северного Барда».«Лекарственные травы и их применение».«География королевства».«Письма философов».

Она схватила одну – раскрыла. На первой странице – надпись: «Кайрону – с любовью, от отца. Пусть знание станет твоим щитом».

Она захлопнула книгу. Бросила на пол. Отступила.

– Нет, – сказала она вслух. – Не может быть. Это ловушка. Он играет. Он хочет, чтобы я сомневалась. Чтобы я… смягчилась.

Она достала кинжал. Осмотрела комнату. Ничего. Ни оружия. Ни доспехов. Ни планов побега. Только книги. Цветы. Чистая посуда. Запах трав и воска.

Она вышла наружу. Обошла здание. Сзади – огород. Морковь. Лук. Капуста. Даже клубника – под тряпичным навесом. Рядом – улей. Пчёлы жужжали, не обращая на неё внимания.

– Он здесь живёт, как… как философ, – прошипела она. – Как будто не предатель. Как будто не убийца. Как будто не…

Она замерла.

След.

Свежий. На мягкой земле между грядками. Мужской сапог. Размер – большой. Форма – с изогнутым носком. Как в описании.

Она пошла по следу. Он вёл к ручью – за монастырём. Там – деревянный мостик. И дальше – тропа вглубь леса.

Она пошла по ней. Быстро. Бесшумно. Сердце билось ровно. Дыхание – спокойное. Рука – на рукояти кинжала.

Через двести шагов – новая поляна. Меньше. Уютнее. Посреди – камень. Большой, плоский. На нём – человек.

Сидит. Спиной к ней. В простой рубашке, без доспехов. В брюках из грубой ткани. В сапогах – тех самых. Волосы – каштановые, до плеч, слегка растрёпаны ветром. Руки – на коленях. Пальцы – перебирают струны лютни.

Он играл.

Медленно. Нежно. Мелодия – старая, детская. Про луну и потерянного мальчика. Про то, как луна спустилась с неба, чтобы утешить его. Про то, как они стали друзьями – и больше не боялись темноты.

Айра остановилась. Не дышала. Не шевелилась. Смотрела.

Он не знал, что она здесь. Или… делал вид?

Она сделала шаг. Хрустнула ветка.

Он перестал играть. Не обернулся. Только тихо сказал:

– Ты опоздала на закат, карательница. Он был особенно красив сегодня. Жаль, что ты не видела.

Она не ответила. Подошла ближе. В десяти шагах – остановилась.

– Ты знал, что я приду, – сказала она.

– Я знал, что кто-то придёт. Но что именно ты… – он наконец повернул голову. Медленно. Спокойно. – Это приятный сюрприз.

Она впервые увидела его лицо.

Не по описанию. Не по фантазии. Настоящее.

Высокие скулы. Прямой нос. Губы – не слишком тонкие, не слишком полные. Шрам над правой бровью – как в описании. Глаза – зелёные. С золотыми искорками. И… без страха. Без ненависти. Без злобы.

С любопытством.

– Айра Вейл, – сказал он. – Клинок Безмолвного Ордена. Карательница. Женщина, которая не плачет. Не смеётся. Не прощает. Говорят, ты убила собственного наставника, когда он попытался тебя… остановить.

Она сжала кинжал.

– Говорят много глупостей.

– Возможно. Но некоторые – правда. Например, что ты никогда не снимаешь доспехи. Даже когда спишь. Особенно когда спишь.

– Ты много знаешь для человека, который прячется в лесу и играет на лютне.

Он улыбнулся. Не насмешливо. Не вызывающе. Просто… улыбнулся.

– Время есть. А книги – тоже. Кстати, – он кивнул на её пояс, – можешь убрать кинжал. Я не буду сопротивляться. Я ждал тебя. Точнее – ждал того, кто придёт. А уж что это будешь именно ты… – он снова улыбнулся, – это подарок судьбы.

– Почему ты не бежишь?

– Куда? На юг? Там мои «друзья» – те, кто меня предал. На запад? Там море – а я боюсь воды. На восток? Там ты бы меня всё равно нашла. Ты же – лучшая. Так говорят.

– Ты не веришь в это.

– Я верю в то, что ты здесь. И что ты не убьёшь меня сразу. Потому что тебе приказали – живым. Значит, тебе нужно, чтобы я говорил. А я… – он встал. Медленно. Высокий. Действительно выше неё.

Глава 3: Пленник с улыбкой

Конь шёл мерным шагом, как будто понимал – сегодня не день для скачки. Не день для бегства. Не день для крови. Сегодня – день для дороги. Для молчания. Для… странного напряжения, которое висело в воздухе, как туман над болотом – неосязаемое, но густое, давящее, живое.

Айра держала поводья левой рукой. Правой – придерживала рукоять клинка. Не потому, что боялась, что он вырвется. Он был связан. Прочно. Верёвки впивались ему в запястья, кожа уже начала краснеть. Рот заткнут тряпкой – грубой, пыльной, из её запасов. Он не сопротивлялся. Не пытался бежать. Даже не пытался говорить – хотя она видела, как его губы шевелятся под тканью, как будто он что-то шепчет себе под нос. Может, молитву. Может, стихи. Может – её имя.

Она не спрашивала.

Она ехала. Смотрела вперёд. На дорогу. На лес. На горизонт. На всё, что угодно – только не на него. Потому что если посмотрит – увидит. Увидит его глаза. Его улыбку. Его… спокойствие. А спокойствие – это хуже оружия. Оружие можно отбить. Спокойствие – нельзя. Оно проникает внутрь. Как яд. Как правда. Как… память.

Он сидел за её спиной. Она чувствовала его дыхание – тёплое, ровное – на затылке. Чувствовала, как его колени, прижатые к её бёдрам, слегка двигаются в такт шагу коня. Чувствовала запах – не пота, не страха, не грязи. Запах трав. Мыла. Книг. Лёгкий, едва уловимый аромат чего-то древесного – можжевельника, наверное. Или сандала. Что-то дорогое. Что-то… неуместное для беглого предателя.

– Ты пахнешь, как библиотека в замке, – сказала она вдруг, не оборачиваясь.

Он замер. Потом – тихо рассмеялся. Смех прошёл сквозь тряпку – приглушённый, но настоящий. Живой.

Она резко дёрнула поводья. Тень фыркнул, остановился.

– Я не разрешала тебе смеяться.

Он кивнул. Глаза – всё те же. Зелёные. С золотом. Спокойные. Умные. Знающие.

Она повернулась. Полностью. Посмотрела ему в лицо.

– Сниму тряпку. Но если скажешь хоть слово – не то что не про то – я вырву тебе язык. Понял?

Он кивнул.

Она протянула руку. Сняла тряпку. Медленно. Осторожно. Как будто боялась, что он укусит. Или… поцелует.

Он не сделал ни того, ни другого. Просто глубоко вдохнул. Потом – выдохнул. Улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он. – В горле пересохло.

– Не благодари. Это не подарок. Это – тактика. Я хочу, чтобы ты говорил. Но только то, что я спрашиваю. Понял?

– Понял. Но… можно один вопрос?

Она сжала челюсти.

– Нет.

– Всё равно спрошу. Почему ты взяла книгу? Ты ведь могла оставить. Могла сжечь. Могла растоптать. Но взяла. Почему?

Она не ответила. Развернулась. Дёрнула поводья. Тень двинулся вперёд.

– Ответь, – сказал он. – Я не прошу милости. Я прошу… понять.

– Потому что она может пригодиться, – бросила она через плечо. – Для допроса. Для улик. Для… чего угодно. Не для тебя.

– Ты врешь, – сказал он мягко. – Ты взяла её, потому что внутри ты ещё не совсем мертва. Потому что ты ещё помнишь, каково это – читать стихи перед сном. Каково это – плакать от красоты. Каково это – быть… женщиной.

Она резко обернулась. Выхватила кинжал. Приставила к его горлу.

– Скажи это ещё раз – и я перережу тебе глотку здесь и сейчас. Мне плевать на приказ. Мне плевать на короля. Мне плевать на всё. Скажи это – и умрёшь.

Он не отвёл взгляд. Не дрогнул. Даже не моргнул.

– Ты не убьёшь меня, – сказал он. – Потому что ты хочешь узнать правду. Потому что ты чувствуешь – я не лгу. Потому что… ты уже начала сомневаться.

Она смотрела в его глаза. В них – не вызов. Не страх. Не надежда. А… понимание. Глубокое. Бесконечное. Как будто он знал её всю жизнь. Как будто он видел её – настоящую – под доспехами, под маской, под шрамами, под льдом.

Она медленно убрала кинжал. Спрятала. Повернулась вперёд.

– Больше не говори. Ни слова. Или я найду способ заткнуть тебе рот навсегда.

Он молчал. Минуту. Две. Пять. Пока солнце не начало клониться к закату, окрашивая лес в багрянец.

– Можно попить? – спросил он.

Она достала флягу. Не обернулась. Протянула назад.

Он взял. Пил долго. Жадно. Потом – вернул.

– Спасибо.

– Не благодари.

– А можно… попросить ещё кое-что?

Она не ответила.

– Можно… развязать руки? На время? Они онемели. Кровь не идёт. Если так доедем – могу потерять пальцы. А ты ведь хочешь меня живым. Целым. Говорящим. Верно?

Она прикусила губу. Он был прав. Мёртвые пальцы – мёртвый допрос. Мёртвый допрос – провал задания. Провал задания – позор. Позор – смерть.

Она остановила коня. Спрыгнула на землю. Подошла к нему. Достала нож. Перерезала верёвки.

Он стонул, растирая запястья. Кожа – синяя, вдавленная, но не разорванная. Он двигал пальцами – медленно, с болью.

– Спасибо, – прошептал он.

– Не благодари. Если попытаешься бежать – я тебя найду. И сделаю так, что ты будешь молить о смерти неделю. Понял?

– Понял.

Он спрыгнул с коня. Медленно. Осторожно. Потянулся. Плечи хрустнули. Он глубоко вдохнул. Закрыл глаза.

– Как давно ты не видел неба без решётки? – спросил он.

– Я не в тюрьме.

– Ты в худшей тюрьме, – сказал он, открывая глаза. – Ты в тюрьме, которую сама себе построила. Из страха. Из боли. Из… лжи.

Она шагнула к нему. Сжала кулаки.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю больше, чем ты думаешь. Я знаю, что тебя зовут Айра. Что тебе двадцать шесть. Что ты родилась в деревне на севере – её сожгли, когда тебе было семь. Что ты попала в Орден в девять. Что твою первую кровь ты пролила в тринадцать – не по приказу, а от ярости. Что ты не плакала с тех пор. Что ты не смеялась – никогда. Что ты не позволяешь себе… чувствовать. Потому что чувства – это слабость. А слабость – это смерть. Верно?

Она замерла. В глазах – шок. В теле – лёд.

– Кто тебе это сказал?

– Никто. Я читал доклады. Я знал твоих командиров. Я… интересовался тобой. Давно.

– Почему?

Он посмотрел на неё. Долго. Потом – тихо:

– Потому что ты – единственная, кто может меня понять. Или убить. Других вариантов нет.

Она не знала, что ответить. Впервые за годы – не знала.

Она повернулась. Пошла к коню. Начала распаковывать провизию. Нужно было ставить лагерь. Ночь близко. Огонь. Еда. Дозор.

Он подошёл. Молча. Присел рядом. Начал собирать хворост.

– Я умею разводить огонь без дыма, – сказал он. – И готовить кролика так, что он тает во рту. И находить чистую воду даже в болоте. Хочешь – помогу.

– Не нужно.

– Нужно. Ты устала. Ты голодна. Ты зла. Но ты не можешь делать всё сама. Даже ты.

Она резко обернулась.

– Ты – мой пленник. Не помощник. Не друг. Не… ничего. Ты – груз. Который я везу. И всё.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда я буду грузом. Но груз, который умеет жарить кроликов – полезнее, чем груз, который только мешает.

Она хотела ответить. Хотела ударить. Хотела приказать замолчать. Но… не смогла. Потому что он снова был прав.

Она молча кивнула.

Он улыбнулся. Не торжествующе. Просто… тепло.

Он разжёг огонь – быстро, без лишних движений. Нашёл ручей – в десяти шагах. Набрал воды. Почистил кролика – ловко, без брезгливости. Нанизал на вертел. Поставил над огнём.

Они сидели молча. Огонь потрескивал. Птицы умолкли. Лес затаил дыхание.

– Почему ты не сбежал? – спросила она вдруг. – Ты мог. Ты знал, что я приду. Ты мог уйти раньше. Уехать дальше. Скрыться. Но ты остался. Почему?

Он посмотрел на огонь. Потом – на неё.

– Потому что я устал бежать. Потому что я знаю – меня не оставят в покое. Ни король. Ни заговорщики. Ни… совесть. Я остался, потому что хотел, чтобы меня нашли. Но не кем попало. А тобой.

– Почему мной?

– Потому что ты не лжёшь. Ты не притворяешься. Ты не играешь. Ты – правда. Жестокая. Бескомпромиссная. Но… настоящая. И если уж умирать – то от руки той, кто не станет врать мне перед смертью.

Она не ответила. Взяла кролика с огня. Разделила на две части. Одну – себе. Одну – ему.

Он взял. Поблагодарил кивком. Съел – медленно, с наслаждением.

– Вкусно? – спросила она.

– Лучше, чем в замке, – улыбнулся он.

Она не улыбнулась в ответ. Но… уголки её губ чуть дрогнули. Совсем чуть-чуть. Так, что он, наверное, не заметил.

Ночь опустилась быстро. Звёзды – яркие, как алмазы на чёрном бархате. Луна – полная, холодная, безжалостная. Как она.

Она постелила шкуру. Легла. Клинок – под рукой. Глаза – открыты.

Он сидел у огня. Смотрел в пламя. Потом – на неё.

– Ты не спишь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты здесь.

– Я не опасен.

– Все опасны.

– Даже цветы?

Она не ответила.

– Особенно цветы, – прошептала она.

Он улыбнулся. Встал. Подошёл. Присел рядом.

– Можно лечь рядом? Не бояться. Я не трону. Просто… рядом. Ты ведь не спишь. А я… я давно не видел звёзд без страха.

Глава 4: Дорога в столицу

Рассвет пришёл не с пением птиц, а с шорохом стали. Айра проснулась резко – как всегда, как солдат, как убийца, как женщина, для которой сон был не отдыхом, а уязвимостью. Её рука уже сжимала рукоять клинка, прежде чем глаза полностью открылись. Привычка. Инстинкт. Выживание.

Но рядом – никто не двигался. Никто не нападал. Никто не бежал.

Кайрон лежал на том же месте, где заснул – на расстоянии ладони от неё, свернувшись на боку, с одной рукой под головой, с другой – лежащей на земле, ладонью вверх, как будто он не пленник, а гость, которому позволили отдохнуть после долгого пути. Его лицо – спокойное, почти детское во сне. Ресницы – длинные, тёмные. Губы – чуть приоткрыты. Дыхание – ровное, глубокое, без страха.

Она смотрела на него. Долго. Не шевелясь. Не дыша. Как будто пыталась понять – сон это или ловушка. Реальность или галлюцинация. Правда или… опасность.

Он пошевелился. Вздохнул. И, не открывая глаз, пробормотал:

– Если ты сейчас не убьёшь меня – можно ещё пять минут?

Она не ответила. Встала. Стряхнула с себя росу и сон. Надела плащ. Потянула за поводья – Тень фыркнул, подошёл, ткнулся мордой ей в плечо. Она погладила его – механически, без чувства. Потом – повернулась к Кайрону.

– Вставай. Едем.

Он открыл глаза. Посмотрел на неё. Улыбнулся – сонно, но искренне.

– Доброе утро, карательница.

– Не утро. И не доброе. Вставай.

Он встал. Потянулся. Зевнул. Одел куртку – ту самую, простую, без герба, без украшений, как будто он и вправду крестьянин, а не бывший лорд. Подошёл к костру – пепел уже остыл. Пнул его ногой.

– Надо бы похоронить. Чтобы не оставлять следов.

– Уже поздно. Нас и так видели.

– Кем?

– Лес видел. Птицы видели. Ветер видел. Этого достаточно.

Он кивнул. Подошёл к ручью. Умылся. Потом – протянул ей флягу.

– Воды?

Она взяла. Выпила. Вернула.

– Спасибо, – сказал он.

– Перестань благодарить. Ты – пленник. Не гость.

– А ты – палач. Но почему-то не казнишь.

Она резко обернулась. В глазах – лёд.

– Не испытывай моё терпение.

Он поднял руки.

– Извини. Больше не буду.

Она седлала коня. Он молча помог – подал седло, подержал стремя, проверил подпругу. Действовал уверенно. Как будто делал это всю жизнь. Может, так и было – лорды тоже умеют обращаться с лошадьми. Особенно те, кто служил в гвардии.

Она села. Протянула руку.

– Забирайся.

Он не стал спорить. Не стал просить верёвки или свободы. Просто забрался за её спину. Сел. Придержался за седло – не за её талию. Уважал границы. Даже когда их не было.

– Поехали, – сказала она.

Тень двинулся вперёд. Дорога – узкая, извилистая, заросшая кустарником – вела на юг. К реке. К мосту. К столице.

Они ехали молча. Час. Два. Солнце поднялось выше, стало жарче. Птицы запели. Белки носились по веткам. Лес оживал – как будто не замечал, что по его тропам едет смерть в доспехах и её пленник с улыбкой.

– Можно задать вопрос? – спросил он вдруг.

– Нет.

– Всё равно спрошу. Почему ты стала карателем?

Она не ответила.

– Потому что хотела мстить? Потому что не умела ничего другого? Потому что тебя заставили?

– Заткнись.

– Или потому что боялась… быть кем-то другим?

Она резко дёрнула поводья. Тень встал на дыбы. Кайрон едва не слетел.

– Последнее предупреждение, – сказала она, оборачиваясь. – Закрой рот. Или я найду способ сделать это навсегда.

Он посмотрел на неё. Не испугался. Не отвёл взгляд. Только тихо:

– Ты злишься не на меня. Ты злишься на то, что я прав.

Она ударила коня. Тень рванул вперёд. Кайрон молчал. Минуту. Пять. Десять.

Потом – снова:

– А ты когда-нибудь плакала?

Она чуть не свернула ему шею. Но… не сделала этого. Потому что знала – он ждёт этого. Ждёт, когда она сорвётся. Когда покажет слабость. Когда… станет человеком.

– Нет, – сказала она. Коротко. Жёстко. Окончательно.

– Никогда?

– Никогда.

– Даже когда умерла твоя наставница? Даже когда сожгли твою деревню? Даже когда ты впервые убила?

– Особенно тогда.

– Почему?

– Потому что слёзы – для слабых. А слабые – мертвы.

– А если слёзы – для сильных? Для тех, кто выжил? Для тех, кто чувствует? Для тех, кто… живёт?

Она не ответила. Потому что не знала ответа. Потому что боялась его.

Они ехали дальше. Лес стал реже. Появились поля. Пастухи. Дети, гоняющие гусей. Женщины с корзинами. Мир – обычный, спокойный, настоящий. Мир, который она защищает. Мир, который она режет. Мир, в котором она – чужая.

– Ты когда-нибудь хотела… просто пойти на рынок? – спросил он. – Купить платье? Попробовать мёд? Послушать песню у костра? Без оружия. Без маски. Без… всего?

– Нет.

– Врешь.

– Не твоё дело.

– Моё. Потому что я везу тебя в столицу. А там… там ты снова наденешь маску. И снова будешь резать. И снова будешь одна. И снова… не будешь плакать. Даже если захочешь.

– Я не хочу.

– Ты врешь себе. Каждый день. Каждую ночь. Каждую минуту.

Она остановила коня. Спрыгнула. Подошла к нему. Схватила за воротник.

– Ты думаешь, ты знаешь меня? Ты думаешь, ты можешь меня понять? Ты – предатель. Ты – преступник. Ты – ничто. А я – закон. Я – месть. Я – кара. И ты не имеешь права… никакого права… судить меня.

Он не сопротивлялся. Не пытался вырваться. Только смотрел ей в глаза. Спокойно. Твёрдо. Без ненависти.

– Я не судя тебя, Айра. Я вижу тебя. И это… страшнее любого суда.

Она отпустила его. Отступила. Дрожала. Не от злости. От… чего-то другого. От того, что он задел. От того, что он увидел.

– Садись, – прошептала она. – И молчи.

Он сел. Молчал.

Они ехали до полудня. Потом – остановились у ручья. Нужно было дать отдохнуть коню. Нужно было поесть. Нужно было… передохнуть.

Айра села на камень. Достала хлеб, сыр, вяленое мясо. Разделила – как вчера. Одну часть – себе. Одну – ему.

Он взял. Поблагодарил кивком. Съел молча.

Потом – встал. Подошёл к ручью. Наклонился. Что-то поднял.

– Смотри, – сказал он. – Воробей.

Она нехотя подошла.

В его ладонях – маленькая птичка. Серая, с коричневыми пятнышками. Крыло – сломано. Глаза – испуганные, но живые.

– Он упал из гнезда, – сказал Кайрон. – Или его сбили. Не знаю. Но если не помочь – умрёт.

Он аккуратно положил птицу на траву. Достал из кармана куртки тонкую верёвочку. Нашёл две прямые веточки. Начал аккуратно, почти нежно, накладывать шину на крыло.

– Ты… умеешь это делать? – спросила она.

– Учился. В детстве. У нас в замке была старая служанка – она лечила всех: и людей, и животных. Говорила: «Кто умеет жалеть – тот умеет жить». Я запомнил.

Он закончил. Положил птицу в тень под кустом. Насыпал крошек хлеба. Налил воды в крышку от фляги.

– Она выживет? – спросила Айра.

– Не знаю. Но у неё теперь есть шанс. Этого достаточно.

Он встал. Отряхнул руки. Посмотрел на неё.

– Ты когда-нибудь спасала кого-то… просто так? Не по заданию. Не по приказу. Не ради награды. А… потому что могла?

Она не ответила. Потому что не могла. Потому что… не помнила.

Он улыбнулся – не насмешливо. С грустью.

– Жаль.

– Почему?

– Потому что тогда ты бы знала – спасать больнее, чем убивать. Но… важнее.

Она отвернулась. Пошла к коню. Начала седлать.

– Поехали.

Он подошёл. Забрался за её спину. Они ехали молча. Долго. До самого вечера.

Когда солнце начало садиться, они выехали на холм. Внизу – река. За рекой – дорога. А дальше – стены столицы. Высокие. Серые. Угрожающие. Как будто сам город знал – кто едет к нему. И ждал. С раскрытыми воротами. И с занесённым мечом.

– Вот она, – сказал Кайрон. – Твоя крепость. Твоя тюрьма. Твой… дом?

– Нет. Это – место, где я работаю.

– А где ты живёшь?

– Нигде.

– Ты врешь. Ты живёшь внутри себя. И это – самое страшное место.

Она не ответила. Потому что не могла. Потому что… он снова был прав.

Они спустились к реке. Переправа – на пароме. Паромщик – старый, седой, с глазами, которые видели слишком много. Он узнал её. Кивнул. Не спросил имени. Не спросил цели. Просто взял плату. Просто перевёз.

Кайрон смотрел на воду. Молчал. Впервые – без улыбки. Без вопросов. Без… света.

– Ты боишься? – спросила она.

– Да.

– Чего?

– Не смерти. Не пыток. Не тюрьмы. Я боюсь… не быть услышанным. Не быть понятым. Не быть… оправданным. Даже если я не прав – я хочу, чтобы кто-то попытался понять. А не просто… резал.

Она посмотрела на него. Впервые – без ненависти. Без льда. Без маски.

– Я попытаюсь, – сказала она. – Понять. Но не обещаю – поверить.

Он повернулся к ней. В глазах – благодарность. И боль. И надежда.

Глава 5: Тюрьма для особых

Ворота столицы закрылись за ними с глухим, металлическим стоном – как будто город вздохнул с облегчением: «Она вернулась. Значит, всё под контролем». Как будто её присутствие – уже приговор. Уже закон. Уже порядок.

Айра не оглядывалась. Не смотрела на стены, на башни, на флаги с королевским гербом, развевающиеся над крепостью. Она смотрела вперёд – на узкую улицу, ведущую к Чёрной Башне. К месту, где держали тех, кого нельзя показывать народу. Тех, кого нельзя судить публично. Тех, кого нельзя просто убить.

Тех, кого нужно сломать.

Кайрон молчал. Сидел за её спиной, как и всё это время – тихо, без лишних движений, без вопросов, без улыбки. Он чувствовал – игра окончена. Дорога кончилась. Начинается… другое.

Тень шёл размеренно, как будто знал путь. Миновал рынок – шумный, пахнущий рыбой и специями. Прошёл мимо таверны – оттуда доносился смех, пьяные песни, звон кружек. Обогнул площадь казней – пустую сегодня, но с выцветшими пятнами крови на помосте. И наконец – свернул к переулку, где дома стояли всё плотнее, окна – всё выше, а люди – всё реже.

Здесь пахло сыростью. Плесенью. Железом. Смертью.

– Мы приехали, – сказала Айра.

Кайрон не ответил. Только кивнул.

Она спрыгнула с коня. Подошла к воротам – высоким, чёрным, с двуглавым орлом, выкованным в железе. Постучала – три раза. Коротко. Чётко. По коду.

Ворота скрипнули. Открылась узкая щель. Глаз стражника – налитый кровью, с похмелья, но всё ещё острым.

– Пароль.

– «Клинок не спит».

Стражник кивнул. Ворота распахнулись.

Айра ввела коня внутрь. Кайрон слез сам. Встал рядом. Огляделся.

Двор – каменный, без единой травинки. По углам – вышки с лучниками. На стенах – факелы, хотя день ещё не кончился. Люди – в чёрной форме без знаков. Без лиц. Без имён. Только номера на рукавах.

– Сюда, – сказала Айра.

Она повела его по коридору. Вниз. По ступеням – крутым, скользким, влажным. Воздух становился тяжелее. Холоднее. Вонючее. Смесь пота, крови, гнили и страха.

Они прошли мимо камер – обычных. С решётками. С криками. С мольбами. С хрипами. С тишиной – худшей из всех.

Кайрон не дрожал. Не бледнел. Не отводил взгляд. Он смотрел – внимательно, как будто запоминал. Как будто знал – это может пригодиться.

– Ты часто сюда приезжаешь? – спросил он тихо.

– Только когда нужно.

– А сейчас – нужно?

– Да.

– Зачем?

– Чтобы тебя заперли. Чтобы тебя допросили. Чтобы ты… заговорил.

– А если я не заговорю?

– Тогда заговоришь. По-другому.

Он не ответил. Только кивнул.

Они спустились ещё на один уровень. Здесь – тишина. Глухая. Мёртвая. Как будто стены впитали все крики, все стоны, все молитвы – и теперь молчат, чтобы не будить их снова.

– Особый корпус, – пояснила Айра. – Для тех, кто знает слишком много. Или слишком мало. Для тех, кого нельзя трогать… пока.

Она остановилась у двери – не решётки, а настоящей двери. Из дуба. С железными полосами. С замком, который открывался только снаружи. С глазком – с одной стороны.

– Здесь?

– Здесь.

Она постучала. Дверь открылась. Изнутри – мужчина. Высокий. Худой. В очках. В перчатках. Без оружия. Но с лицом, которое видело слишком много боли – и научилось ею управлять.

– Доктор Вейл? – спросил он.

– Карательница Вейл, – поправила она. – Это – Кайрон Дарвелл. Вам его передали. Живым. Целым. Говорящим.

– Понял. Передайте.

Она толкнула Кайрона вперёд. Он не сопротивлялся. Вошёл. Огляделся.

Комната – не камера. Почти уютная. Кровать. Стол. Стул. Книги на полке. Даже окно – узкое, под потолком, с толстыми решётками. Но – окно.

– Удивлён? – спросил доктор. – Думал, будет подвал с крысами?

– Думал, будет пыточная, – ответил Кайрон. – Но, видимо, вы хотите, чтобы я чувствовал себя… комфортно. Перед тем, как сломать.

Доктор улыбнулся. Без юмора.

– Умный. Это хорошо. Умных – интереснее ломать.

Айра стояла в дверях. Смотрела. Не шевелилась. Не дышала.

– Вы будете присутствовать? – спросил доктор.

– Нет. Мне дали приказ – доставить. Я выполнила.

– А допрос?

– Ваша задача.

– А если он не заговорит?

Она посмотрела на Кайрона. Он – на неё. В глазах – ни страха. Ни мольбы. Ни надежды. Только… вопрос.

– Тогда я вернусь, – сказала она. – И сделаю так, что он заговорит. По-своему.

Доктор кивнул.

– Хорошо. Уведите его.

Двое стражников – молчаливые, как тени – взяли Кайрона под руки. Повели к кровати. Приковали наручники к стене. Не сильно. Но прочно.

– Еда будет дважды в день. Вода – всегда. Если попросите – книги. Если будете вести себя хорошо – прогулка по двору. Раз в неделю.

– А если плохо? – спросил Кайрон.

– Тогда – подвал. Без света. Без еды. Без книг. Без… всего.

Кайрон кивнул.

– Понял.

Айра стояла в дверях. Не уходила. Не смотрела на него. Смотрела на пол. На свои сапоги. На пыль. На пятно крови – свежее, ещё не высохшее.

– Ты… – начала она. И осеклась.

Кайрон повернул голову.

– Что, Айра?

Она не ответила. Резко развернулась. Вышла. Хлопнула дверью.

Доктор посмотрел вслед.

– Интересно… – пробормотал он. – Очень интересно.

—

Айра шла по коридору. Быстро. Резко. Как будто за ней гналась тень. Как будто если не убежит – что-то случится. Что-то… необратимое.

Она поднялась наверх. Вышла во двор. Вдохнула воздух – хоть и грязный, хоть и вонючий, но – свободный. Посмотрела на небо. Серое. Холодное. Без звёзд.

– Карательница! – окликнул её голос.

Она обернулась. Капитан Рейн. Стоит у конюшни. Ждёт.

– Отчитайся.

Она подошла. Коротко. Чётко. Без эмоций.

– Задание выполнено. Объект доставлен. Передан доктору Элвину. Жив. Цел. Без повреждений.

– Хорошо. – Рейн кивнул. – Король доволен. Приказал тебя наградить. Завтра – приём. В тронном зале. Не опаздывай.

– Есть.

– И… – он понизил голос, – как он?

– Кто?

– Дарвелл.

Она помолчала.

– Спокоен. Умён. Не ломается.

– Это плохо?

– Это… опасно.

Рейн посмотрел на неё. Долго. Потом – тихо:

– Ты не спросила, зачем его допрашивают. Почему живым. Что он знает. Это – не похоже на тебя.

– Моя задача – доставить. Не расследовать.

– Но ты расследуешь. Всегда. Ты – не просто клинок. Ты – мозг. Сердце. Душа Ордена. И ты… сомневаешься.

Она не ответила.

– Осторожно, Айра, – сказал он. – Сомнения – первая трещина. А трещина – первый шаг к падению.

Она кивнула. Повернулась. Пошла прочь.

– Куда? – крикнул он.

– Отчитаться в Орден.

– Уже поздно.

– Я не сплю.

Он не стал останавливать.

—

Орден Безмолвных Клинков располагался за городом – в бывшем монастыре, который давно перестал молиться и начал убивать. Здесь не было колоколов. Не было молитв. Не было прощения.

Здесь была только дисциплина. И долг.

Айра прошла через ворота. Через двор. Через зал собраний – пустой, как всегда в это время. Поднялась на второй этаж. К кабинету Верховного Клинка.

Постучалась.

– Войдите.

Она вошла.

Верховный Клинок – женщина. Седая. С лицом, изрезанным шрамами. С глазами, которые не моргали десять минут. Магистр Элианна. Та, кто подобрала Айру в снегу. Та, кто сделала из неё оружие. Та, кто запретила ей быть женщиной.

– Задание выполнено, – сказала Айра.

– Знаю. – Элианна не отрывалась от бумаг. – Садись.

Айра села. Прямо. Жёстко. Как солдат.

– Ты не спрашиваешь, зачем он нужен живым.

– Моя задача – не спрашивать.

– Но ты хочешь знать.

Айра не ответила.

Элианна отложила перо. Подняла глаза.

– Кайрон Дарвелл знает, кто убил королеву. И кто посадил на трон её убийцу.

Айра не дрогнула.

– Это не моё дело.

– Стало твоим. Потому что ты его привезла. Потому что ты – единственная, кто может заставить его говорить. Доктор Элвин – мастер. Но он работает с телом. Ты – с душой. Ты – с болью. Ты – с правдой.

– Я не психолог.

– Ты – палач. А палач – всегда психолог. Он должен знать, когда бить. Куда бить. Зачем бить. Ты это умеешь. Лучше всех.

– Значит… я должна его пытать?

– Да.

Глава 6: Первая кровь

Три дня.

Три дня – это много. Или мало? Зависит от того, что ты делаешь. Если ты ждёшь казни – это вечность. Если ты точишь нож – это миг. Если ты пытаешься убедить себя, что ты не человек – это пытка.

Айра не спала. Не ела. Не говорила. Только ходила. Только точила. Только смотрела в зеркало – и повторяла, как мантру:

– Я – оружие. Я – закон. Я – месть. Я не женщина. Я не друг. Я не… человек.

Но зеркало не верило. Оно показывало – глаза стали мягче. Губы – реже сжимались. Плечи – опускались. Даже шрамы – будто побледнели. Как будто тело знало: скоро придётся чувствовать. А оно уже забыло, как это – не быть льдом.

На третий день – утром – она надела доспехи. Не парадные. Не боевые. Чёрные. Бесшумные. С подкладкой из кожи, чтобы не скрипели. На поясе – не меч. Не кинжал. Только нож. Короткий. Острый. Для… точной работы.

Чемодан – с инструментами – она взяла с собой. Тяжёлый. Холодный. Пахнущий железом и старой кровью.

Она вышла из казарм. Прошла через город. Люди – сторонились. Дети – прятались. Собаки – виляли хвостами. Они не боялись её. Они чувствовали – сегодня она не на охоте. Сегодня – на пытке.

Чёрная Башня. Те же ворота. Тот же стражник. Те же ступени. Только теперь – не вниз. А в самый низ. Туда, где нет окон. Где нет света. Где нет… милосердия.

– Доктор Элвин ждёт, – сказал стражник, открывая дверь.

Она кивнула. Вошла.

Комната – не та, где оставили Кайрона. Другая. Меньше. Ни кровати. Ни стула. Ни книг. Только каменный стол. Кольца в полу. Цепи. Крюки. Ведро с водой. Полотенце. И… он.

Кайрон стоял посреди комнаты. В рубашке. Без обуви. Руки – в наручниках, прикованы к потолку. Ноги – свободны, но слабо – три дня без солнца, без движения, без надежды делают своё. Он похудел. Побледнел. Под глазами – тени. Но… не сломался.

Он посмотрел на неё. Улыбнулся. Не насмешливо. Не вызывающе. Просто… улыбнулся.

– Ты пришла.

Она не ответила. Поставила чемодан на стол. Открыла. Достала кнут.

– Доктор сказал, ты не заговорил.

– Я говорил. Просто… не то, что хотели услышать.

– Ты знаешь, зачем я здесь.

– Да. Ты здесь, чтобы сломать меня. Чтобы вырвать правду. Чтобы доказать себе – ты всё ещё… каратель.

Она подошла ближе. Остановилась в шаге. Посмотрела ему в глаза.

– Почему ты не сбежал? Почему не сопротивлялся? Почему… не ненавидишь меня?

Он не отвёл взгляд.

– Потому что я не враг тебе, Айра. Я – зеркало. И ты боишься в него смотреть.