Душа тьмы

Размер шрифта: 13

Emma Noyes

Soul of Shadow

* * *

Посвящается Понтусу
Когда завершится эта жизнь, я найду тебя в следующей

Предупреждение о триггерах

В книге присутствуют насилие, исчезновения, убийство, смерть брата или сестры.

1

Его обувь нашли в ночь костра.

Она висела на ясене – пара ярко-белых «адидасов», связанных ярко-белыми шнурками. Их было легко заметить, это белое пятнышко в темно-зеленой листве. Случись это в любую другую ночь, компания старшеклассников могла даже не обратить на них внимания. Однако ночь была не обычная, а первая после того, как Робби Карпентера официально объявили пропавшим без вести.

Самый ловкий из парней влез на дерево, сдернул кроссовки с ветки и, спрыгнув на землю, бросился прочь вместе со своими дружками.

* * *

Чарли Хадсон смотрела на костер и вовсе не чувствовала радостного предвкушения перед этим учебным годом.

Окидывая взглядом развернувшуюся перед ней картину вечеринки – усыпанное звездами небо; пластиковый стол для пив-понга, воткнутый ножками в песок; ребят из их школы, разбившихся на стайки по классам и компаниям; волны озера Мичиган, тихо плещущиеся о берег, на котором все собрались, – она не испытывала чувств, которые полагалось испытывать в такой момент. Тех самых, которые наверняка завладели ее друзьями.

Вечеринка у костра для учеников старшей школы Силвер-Шорс была обрядом посвящения. Каждый год в последнюю субботу перед началом учебного года они собирались на берегу озера с полудюжиной бочонков пива и водкой в количестве, которого хватило бы, чтобы утопить человека в пустыне. И каждый год им удавалось урвать несколько часов веселья, прежде чем появлялся шериф.

Все – ребята, вместе с которыми выросла Чарли, вступившие в тот период жизни, когда они уже не считались детьми, но еще не были взрослыми, – собрались у костра, взбудораженные. Они громко болтали о школьных предметах, которые им предстояло выбрать, о шансах футбольной команды на победу, о том, кто с кем встречается. И все происходящее было пронизано ощущением чуда, словно они стояли на пороге открывшихся возможностей.

Но в этом году все воспринималось иначе. Не так. Некоторые разговоры велись настороженно и приглушенно. Чарли слышала брошенные среди обычной болтовни слова «улики», «следствие» и «похищение». Один из их друзей был объявлен пропавшим без вести, и никто не знал, как себя теперь вести.

Вдалеке, у северной оконечности пляжа, высилась ржавая ограда, увешанная табличками «Не входить» и «Осторожно!» На берегу, у границы песка и воды, железная сетка обрывалась высоким и мощным волнорезом из камня и металла. Во время прошлых костров, отмечающих начало школьных занятий, несколько человек, перебрав, пытались забраться на волнорез, но к ограде никто не прикасался – ни одна живая душа. В Силвер-Шорс это было неписаным правилом. Данью уважения к десяткам человек, лишившихся жизни при аварии на Оксфордской электростанции.

И все же общая атмосфера этой ночи была праздничной, а не скорбной. Казалось, все радуются.

Все, кроме Чарли.

Против этого года как такового она ничего не имела. Вряд ли именно он из всех шестнадцати прожитых ею окажется значительно хуже предыдущих. Дело было скорее в странном, пронизывающем все чувстве, которое, будто слой грязного налета, затемняло каждый дюйм ее в остальном нормального существования.

Действительность не устраивала Чарли. Она терпеть не могла однообразие повторяющихся дней, ощущение увязания в густой грязи. На этот берег она часто приходила одна и садилась где-нибудь на вершине дюны. Закрывала глаза. Ощущала на лице соленый ветер, а в ногах – щекотливые касания осоки. Таким жалким способом она пыталась нарушить ритм повседневности. Испытать что-то новое, хоть что-нибудь.

Она понимала, что должна благодарить судьбу. За то, что ей хорошо живется, что у нее есть друзья, надежная семья, деньги, когда ей что-то нужно. Но ей никак не удавалось отделаться от ощущения, что ей чего-то недостает. Какого-то важного фрагмента ее души.

С тех пор, как она потеряла Софи.

Софи и Чарли были идентичными сестрами-близнецами: с одинаковыми темными волосами, густыми бровями, голубыми глазами с темным наружным ободком и более светлым цветом вокруг зрачка, с одинаковой россыпью веснушек на носу и щеках. Софи была тенью Чарли. Ее второй половинкой.

Пока однажды ночью не перестала быть ею.

Чарли старалась не слишком копаться в своих эмоциях. Ей не нравилось признавать существование шепота где-то на задворках сознания, тьмы, клокочущей под поверхностью. Порой ей казалось, что эту тьму можно почувствовать, будто живое существо, обитающее внутри нее. Она представлялась Чарли как беспорядочная мешанина пульсирующих разноцветных нитей, слишком тугая и запутанная, чтобы когда-нибудь разобраться в ней.

Чарли вздохнула, отгоняя от себя мысли и вновь присоединяясь к разговору двух своих подруг. Втроем они сидели на выброшенной на берег коряге, зарывшись ногами в песок, прохлада которого приятно контрастировала с жаром костра, пылающего в десяти шагах от них.

– Да не говорю я тебе вступать в совет учеников, – заверяла Эбигейл со своего края коряги – того, что был повыше. Она сидела, скрестив ноги, с банкой «Буш лайт» в руке. – Просто объясняю, что дополнительная внеклассная работа в твоем резюме не помешает.

– А я тебе объясняю, – отозвалась Лу, смяв банку, прежде чем бросить ее в черный мусорный мешок, висящий на бревне в нескольких футах от них, – что команда по плаванию отнимает у меня слишком много времени.

Общение с подругами шло на пользу Чарли. Не давало слишком погружаться в свои мысли. Позволяло думать, чувствовать и быть, что не удавалось ей, когда она оставалась одна. С ними она на время забывала о затаившихся тенях.

– Но думать нам надо прежде всего о колледже. – Эбигейл подалась вперед, положив тонкую темную руку поверх своих черных джинсов. – Преданность спорту – это хорошо, но не менее важно демонстрировать широкий круг интересов.

Лу постучала пальцем по веснушчатому подбородку.

– А умение выпить три банки пива подряд сойдет за интерес?

Чарли сдавленно фыркнула и снова перестала слушать. За это лето подобные разговоры велись сотни раз: Эбигейл переживала из-за поступления в колледж, а Лу изводила ее, всячески давая понять, насколько ей все равно. Чарли хотелось быть больше похожей на своих подруг. Более нормальной. Менее зацикленной на своих мыслях. Но такой, как они, ей не стать.

Ее взгляд рассеянно блуждал по песку, на котором полосами лежал лунный свет. В Силвер-Шорс этот пляж был самым большим и популярным на озерном береге. Несмотря на расположение в Мичигане, Силвер-Шорс считался пляжным городом. Правда, зимой его покрывал мерцающий снег и лиловый лед, но тем не менее он оставался пляжным.

Песок холодил ноги Чарли. Костер пылал неистово и жарко. В небо взлетали взрывы смеха и ярко-оранжевые искры. Алмазную гладь воды в озере Мичиган нарушала лишь легкая рябь, поднятая подвыпившими старшеклассниками, которым вздумалось поплавать на каноэ. Чарли покачала головой, глядя, как они вяло движутся на линии горизонта. На этой неделе Силвер-Шорсу хватило пропаж.

Вечеринка на пляже – нелегальный костер, еще более нелегальные наркотики и алкоголь – была вопиющим нарушением местных законов. Что, впрочем, никого из присутствующих не заботило.

И, вероятно, еще меньше, чем кого-либо, – старшего брата Чарли, Мейсона Хадсона. Она едва различала его лицо в отсветах пляшущего пламени. Он покуривал косячок на пару с девчонкой, которую Чарли приняла за одну из его многочисленных бывших.

Несмотря на всего лишь год разницы в возрасте, Чарли не была близка с Мейсоном. Уже нет. А когда-то их считали друзьями не разлей вода. Отчаянный озорник, Мейсон вечно досаждал сестрам своими проделками: пристраивал ведра с водой над дверью их комнаты, подкидывал ящериц в ящики их письменного стола, подменял шампунь лиловой краской для волос. Большую часть детства Чарли провела, срываясь и крича на старшего брата, но втайне упивалась его вниманием. Вместе с Софи.

Эту цепочку мыслей Чарли прервала прежде, чем та завела ее слишком далеко.

И снова засмотрелась сквозь пламя костра на Мейсона и его бывшую подружку – как там ее? Кэти? Мишель? Ей смутно вспоминалось, как год назад она застала их устроившимися на диване. Может, Сюзанна? Или…

Тогда-то она и услышала первый вопль.

Он был негромким и далеким. Доносился откуда-то из глубины леса.

– …и приемная комиссия учитывает каждую деталь в заявлении поступающего, – втолковывала воодушевленно Эбигейл, ее длинные косы мотались по спине. – Вообще-то семьдесят пять процентов школ…

– Тсс! – Чарли прервала ее, положив руку на плечо. – Слышишь?

– Слышу что? – спросила Эбигейл.

– Я слышу. – Лу выдернула из песка ветку и швырнула ее в костер, немного промахнувшись. – Эту сладостную тишину, означающую, что Эбигейл наконец-то закончила пилить меня. Молодчина, Чарльз.

Лу знала, что полное имя Чарли – Шарлотта. Но это не имело значения – как и то, что саму Лу на самом деле звали Луизой. Чарли не могла припомнить ни одного человека, который называл бы Лу ее полным именем, кроме разве что некоторых учителей, временно заменяющих постоянных.

– Да я не об этом, – отозвалась Чарли. – Тихо: слышите этот крик?

Все трое замолчали. Подняли головы, прислушиваясь.

Ждать пришлось недолго. Крики становились все громче, множились, звуча так, словно компания подростков неслась через лес и орала в ночной темноте.

– Что за?.. – Лу встала с коряги и замерла, всматриваясь в лес.

Спустя несколько мгновений группа парней вырвалась на открытый берег. Один из них потрясал над головой белыми кроссовками.

– Мы нашли их! – вопил он. – Нашли кроссы Робби на дереве!

Все, кто собрался вокруг костра, заговорили разом. Шепотом или во весь голос принялись обсуждать, что означает для следствия эта находка. Многие считали, что Робби мертв. Кое-кто – что его похитили. Но вне зависимости от этих предположений всех взбудоражила новая улика.

Мейсон по другую сторону костра вскочил на ноги. Встревоженный, он кинулся к парням.

– Погодите! – Лу повернулась к Эбигейл и Чарли. – Они нашли только его обувь? И больше ничего?

– А дерево вы осмотрели? – кричал Мейсон. – Еще улики искали?

Чарли еле удержалась, чтобы не закатить глаза. Ее старший брат вечно искал приключений на свою голову.

– Нет, – ответил ему один из парней. – Только кроссы сняли и свалили.

– Да это рядом, может, в полусотне шагов, – подхватил другой. – Старый ясень возле здоровенной такой кучи камней.

– Супер. – Мейсон выхватил кроссовки из рук парня.

– Эй! – Тот вскинулся, пытаясь отнять их.

Мейсон поднял руку, чтобы до кроссовок было не дотянуться, и помахал ими в воздухе.

– Похоже, пора устроить маленький поход, детишки.

По толпе прокатились радостные крики. И ученики старшей школы Силвер-Шорс с Мейсоном во главе бросились через пляж к границе леса. И скрылись в нем.

– Замечательно, – заключила Лу, потирая руки. – Наконец хоть какое-то развлечение.

Чарли стояла, чувствуя неожиданный трепет в груди, вызванный необходимостью последовать за остальными в лес. Что это было за чувство – страх? Трудно сказать. Но ощущения непривычные, будто в ней пробуждалось что-то, с давних пор спящее. Невольно она протянула руку и коснулась заднего кармана, проверяя, на месте ли ее счастливая колода.

– Еще чего! – Эбигейл скрестила руки на груди, демонстративно оставаясь сидеть на коряге. – Нет. Ничего хорошего из этого не выйдет. Не хватало еще, чтобы меня арестовали в шестнадцать лет.

– Ты пьешь спиртное на вечеринке несовершеннолетних, – напомнила Лу.

Эбигейл вытаращила глаза.

– Господи, – выговорила она. – А ведь ты права. Меня вообще не должно быть здесь. Зря я послушалась тебя и пошла. Я…

Протянув руку, Лу рывком поставила Эбигейл на ноги. И потащила к лесу.

– Заткнись, и бежим.

Подружки поспешили за остальными. Лу уцепилась за Чарли и Эбигейл, так что вместе они составили одну цепочку, и шла подпрыгивая, словно они выбрались на пикник, а не спешили к месту возможного убийства.

– Все наперекосяк, – громко шептала Эбигейл. – Мы целой толпой несемся проверять, удастся ли нам найти труп Робби Карпентера.

Чарли пришлось согласиться: и правда, все наперекосяк. Мать Робби, скорее всего, сейчас плачет, свернувшись клубочком на диване, пока орава подростков делает из обнаруженной улики игру, чтобы развлечься на вечеринке. Наверняка отец Робби, местный шериф, пожелает упрятать за решетку хоть кого-нибудь – за то, что сейчас происходит. И все же Чарли не могла заставить себя повернуться и уйти. Приказать себе остановиться. Ноги сами несли ее в лес так уверенно, словно к ним был приделан мотор.

На бегу она оглядывалась по сторонам. Сквозь деревья были видны другие ребята, которые двигались вперед, цепляясь босыми ногами о корни. Путь освещала на удивление яркая луна. Ее сияние сочилось сквозь ветви дубов и сосен, сплетающиеся высоко над головой, пышные, густо-зеленые и отяжелевшие за лето.

Уже переводя взгляд вперед, Чарли вдруг что-то заметила.

На долю мгновения. Очертания на фоне освещенных луной деревьев, размыто возникшие и пропавшие. Оленя, большой собаки, может, даже пумы, стоящей под прикрытием кустов в полной неподвижности и наблюдающей, как они бегут через лес. Темный силуэт. Светящиеся глаза.

Чарли обернулась, стараясь получше разглядеть то, что привлекло ее внимание. На краткий миг они словно скрестили взгляды – она и нечто. Словно оно тоже следило за ней.

А потом она споткнулась о толстый корень.

– Бо-ожечки! – Рука Лу выпустила Чарли, та повалилась вперед и ударилась о землю так, что перехватило дыхание.

– Чарли! – Эбигейл обернулась и кинулась к подруге. – Ты цела?

Чарли часто заморгала, чтобы прояснилось в глазах и звезды перестали неистово плясать на периферии зрения. Застонав, она перекатилась на спину и прижала руку к груди. Рука пульсировала от удара.

– Ага. – Она моргнула еще несколько раз. – Да, я в порядке. Господи, больно-то как.

– Ладно. – Лу наклонилась и подхватила Чарли под локоть, чтобы помочь ей подняться. – Судя по крикам, дерево уже нашли, и я намерена пропустить это событие, только если ты при смерти.

– В кои-то веки ты проявила сочувствие – как мило, – подала голос Эбигейл, следуя за ними.

Чарли не стала задумываться о равнодушии, типичном для ее лучшей подруги. Она была слишком поглощена мыслями о том, что увидела прячущимся в лесу. Это и в самом деле было что-то живое? Крупное животное? Дикая кошка, которая оказалась слишком близко от цивилизации? Если так, это и правда удивительно. Обычно дикие кошки при виде человека убегают. А эта не только не кинулась наутек, но еще и уставилась на Чарли, будто это она бросала ей вызов.

– Туда! – Лу потянула подруг к поляне.

Перед глазами Чарли наконец перестало мерцать, и она увидела, куда они направляются. Это место она узнала мгновенно: под старым ясенем они с Лу и Софи играли в детстве. Приносили сюда кукол и журналы, строили шалаши из веток, наряжались пиратами или зомби. Эти места располагали к полету воображения в те времена, когда Чарли еще осмеливалась мечтать.

Из глубины души поднялось внезапное и острое желание: на полной скорости подбежать к дереву и заскочить на ствол как можно выше.

Но это было невозможно. На поляне уже собралась толпа. Народ толпился вокруг ствола, щурился в лунном свете, косо падающем на землю. Света было недостаточно. Один за другим ребята доставали мобильники, включали фонарики и направляли их на ясень. Объединенными усилиями на нем в темноте проявилось ярко освещенное пятно.

Несколько секунд все молчали.

Первым тишину нарушил Мейсон:

– Офигеть.

2

К следующему утру дерево видел весь город. Все, кто побывал на вечеринке у костра, сделали снимки этой находки, разослали их друзьям и показали родителям, как только вернулись. С первыми же лучами солнца, часов в пять утра, прибыл фургон местных новостей. Благодаря чему в каждом доме Силвер-Шорс увидели дерево снятым крупным планом и широкоугольным объективом – каждый его листочек, каждый дюйм коры.

Ясень оказался не просто ясенем.

Весь его ствол был покрыт резьбой и испещрен символами: наклонными чертами и стрелами, волнистыми линиями, кругами с крестом внутри, напоминающими компас, примитивными изображениями птиц. Полицейских приглашали в выпуски новостей, обращались к ним с вопросами о возможном смысле этих символов. Но никто не мог сказать, что они означают.

А самым большим, выделяющимся среди остальных, был крупный знак, глубоко вырезанный в центре ствола:

Почти все утро телеведущие вели споры о том, что представляет собой резьба на дереве. Требование выкупа? Карту, указывающую, где находится Робби? Просто белиберду?

Лишь когда в студию новостей позвонил один местный житель, парень, увлекающийся видеоиграми на тему викингов, выяснилось, что эти символы – по крайней мере, какие-то из них, – древнескандинавские. Для некоторых новостному каналу удалось найти объяснение, погуглив в Сети, но многие так и остались загадкой, словно их выдумал тот, кто вырезал.

Однако с самым большим символом, состоящим из трех переплетенных треугольников, все было ясно как день. Он назывался «узлом Одина» и встречался на протяжении всей истории викингов. Значений у него имелось несколько, но наиболее известным было одно.

Смерть.

3

На следующее утро после вечеринки Чарли сидела в библиотеке и смотрела, как фокусники ловят пули ртом.

Чарли всегда любила магию фокусов.

В этой магии ей нравилось все. Тяжесть карт. Шорох стаканчиков, когда она незаметно для зрителей меняла положение шарика под ними. Она любила сложность и запутанность, паутину лжи и иллюзий. Изумление в глазах человека, увидевшего, как карты совершили невозможное или платок очутился там, где его никак не могло быть. Она любила доведенную до предела сноровку, ловкость рук.

Настолько, что когда-то представляла, как магия станет ее работой.

Наутро после того, как нашли дерево, Чарли насыпала себе в миску хлопьев и поднялась с ней в свою самую любимую комнату в доме – в библиотеку. Комната была небольшой, ее стены полностью скрывали стеллажи со старыми романами, словарями и энциклопедиями. Читать Чарли не особенно любила, предпочитала просматривать в ютубе видео с фокусами, снятыми крупным планом, но часто устраивалась в библиотеке ради ее атмосферы. Пушистого ковра на полу и потертого красного кресла у эркерного окна.

Мать Чарли водила детей в цирковые классы с двухлетнего возраста. Они понемногу пробовали себя во всем – укрепляли мышцы, развивали суставы, учились высоко взлетать и не бояться. Занимались акробатикой на полу и на трапеции, с лентами и обручами, показывали фокусы с небольшими предметами в окружении зрителей. Это была привилегия цирковых артистов – обладание широким спектром навыков. Но у каждого из детей имелись любимые умения.

У Мейсона – трапеция. У Софи и Чарли – все, что они могли продемонстрировать в качестве «Необыкновенного Дуэта»: идентичных близнецов с одинаково впечатляющими навыками. На сцене различия между Чарли и ее сестрой полностью стирались. Исчезали тихая близняшка и шумная близняшка, бойкая и застенчивая, экстраверт и интроверт. Улетучивалось все, что обычно отличало близнецов. В цирковой обстановке они действовали вместе как одно целое.

И это неплохо у них получалось. Вообще-то даже превосходно. Всех троих еще в младшей школе пригласили в детскую труппу, гастролирующую по всему Мичигану. Это отнимало у них все свободное время, и одноклассники этого не понимали. Детей из семьи Хадсон считали странными, потому что они выступали в цирке вместо того, чтобы заниматься футболом, баскетболом или хотя бы гимнастикой. Для их сверстников в цирке были клоуны, дрессированные обезьяны и бородатые женщины, а не смелые, спортивные дети.

В младших классах нашлась одна девочка, которая не удивлялась выбору Чарли и Софи. И любила смотреть их представления, даже просила их показывать какие-нибудь трюки на переменах. Ее звали Луиза, но ей больше нравилось короткое имя Лу. Она быстро стала лучшей подругой близнецов.

Мейсон бросил труппу первым. Когда ему исполнилось одиннадцать, он решил, что цирк – это больше «не круто». И лучше он займется более традиционным видом спорта вроде бейсбола или футбола. Хотя опыта ни в одном из этих видов спорта он не имел, команды наперебой зазывали его к себе. В цирковой обстановке он вырос на удивление сильным мальчиком. Выяснилось, что наилучшее применение его навыки находят в бейсболе, где у него хорошо получалось подавать мяч. Он вошел в местную сборную, и этим закончилась его цирковая карьера.

А Чарли и Софи остались в цирке. К десяти годам их положение в труппе упрочилось. Их считали чудо-близнецами – этих бесстрашных девчушек, которые синхронно делали сальто, бросались вниз головой с огромной высоты, сплетались одна с другой самым немыслимым образом, и все это на радость зрителям. Они даже придумали магический номер, ассистируя себе в карточных фокусах и распиливая друг друга пополам. Их было не остановить.

По крайней мере, Чарли так считала.

Как умерла ее сестра, она не помнила. Помнила, как Софи заболела. Как у нее начался жар, поначалу не вызывающий беспокойства, но никак не проходивший. Помнила, как мама вдруг разбудила ее среди ночи и сказала, что им надо немедленно ехать, ей и Мейсону: «Надевайте куртки и садитесь в машину». Помнила блеклую белизну в приемной «Скорой помощи», голоса врачей – сначала, когда они только приехали, суматошные, а потом приглушенные и неуверенные. Ей объяснили: все произошло, пока она находилась там. Пульсирующие линии прибора стали ровными. Но больше она ничего не могла вспомнить. Более того, не хотела.

Бактериальный менингит. Эти слова она слышала той ночью и еще несколько недель после. Они до сих пор порой будили ее среди ночи, эхом отдаваясь в ушах, словно несколько мгновений назад кто-то произнес их шепотом.

Вместе с сестрой умерла и любовь Чарли к цирку.

После смерти Софи она проплакала весь день. День невыносимой боли, когда у нее будто выдирали внутренности, расшвыривали по комнате, топтали, давили, с силой запихивали обратно, только чтобы вырвать вновь, и так раз за разом. День судорожных всхлипов, ощущения, что теперь ей всегда будет не хватать воздуха. Тот день казался нескончаемым. Он все тянулся и тянулся, замкнутый круг, внутри которого была она, с горящими от слез глазами и переполняющей тело болью.

На следующее утро она проснулась с мыслью: хватит. Так жить она не могла. Она не хотела сломаться под натиском боли. И потому стала, как сама это назвала, виртуозом отвлекающих маневров.

Отвлекаться можно было чем угодно. Смотреть по вечерам кино в компании Лу, выводить себя на пробежку по Силвер-Шорс, учиться готовить, читать про Гражданскую войну в школьном учебнике истории, – в самом деле это могло быть что угодно. То, что завладевало ее вниманием. Заставляло хотя бы на короткое время забыть об отсутствии сестры-близнеца.

Она пыталась вернуться в цирк. Но когда наконец решилась прийти в гимнастический зал, оказалось, что теперь все идет не так. Все ее номера были разработаны для двоих. А она участвовала в них в качестве опорного или верхнего партнера, была половинкой целого. Самой себе она казалась ослабевшей, неспособной подтянуться на трапеции или хотя бы удержаться в стойке на руках. Ей удавалось лишь то, на что хватало сил и энергии, – магия фокусов.

Эта магия и спасала ее. Вытаскивала из беспросветного горя, вела в плотном сером тумане, который окутывал ее и дома, и в школе, везде, куда бы она ни шла. По ночам, когда не спалось, она читала форумы, посвященные ловкости рук, или смотрела видео с пошаговыми инструкциями иллюзионистов, обучающих своим самым сложным фокусам. Она купила новую колоду карт. Упражнялась с ними до кровавых мозолей. Для Чарли суть магии была уже не в тайне и ощущении чуда. Она стала инструментом, которым надо овладеть в совершенстве. Мечом, который надо наточить. Тем, что поглощало ее внимание и выдергивало из трясины физических страданий.

Полностью надежным ее метод не был. Горе все равно находило способы прорваться на поверхность, часто в те долгие минуты, когда она, спохватившись, вдруг обнаруживала, что отключилась и словно ходит по кругу, подвергаясь пытке давними воспоминаниями, и лишь спустя некоторое время ей удавалось направить мысли по другому руслу. У нее бывали приступы рыданий, но редко, и со смертью сестры они никогда не были связаны. Она смотрела документальный фильм о миграциях пингвинов и плакала. Видела, как белка, бросив бельчонка, взлетает вверх по дереву, и по щекам у нее текли слезы. Читала книгу, где герои, преодолев все испытания и невзгоды, живут долго и счастливо, и не могла сдержать слез. Казалось, рыдания приходили неизвестно откуда, ударяя в нее, как бьет об стену кузовом грузовик, который занесло в туннеле. Слезы обрушивались на нее мощно и стремительно, ошеломляли ее ощущением печали, а потом уходили, оставляя опустошенной. Они возникали так необъяснимо, что Чарли было легко воспринимать их отдельно от своего горя. Думать о них, как о случайных вспышках печали.

Просто я слишком эмоциональная, твердила она себе, пока наконец не поверила в это.

Особенно сильной и собранной она ощущала себя в то время, когда упражнялась в магии фокусов. Цирковые классы она бросила. Перестала показывать номера перед залом, полным зрителей. Тренировалась в безопасной обстановке своей комнаты и демонстрировала фокусы родным или Лу только тогда, когда совершенствовать в них было больше нечего. Вызывать восхищение она теперь не стремилась. Ее целью был лишь обман, тот момент идеального надувательства, когда все, что зритель считал правдой, вдруг переворачивалось с ног на голову.

Мир обманул ее, отнял единственного человека, которому полагалось находиться рядом с ней всю жизнь, и она стремилась отплатить ему.

В то утро она смотрела на повторе, как фокусники ловят пули, и брала на заметку каждую мелочь.

Иллюзионистов, показывавших такой фокус, как ловля пуль, можно было пересчитать по пальцам, – из-за того, что они сильно рисковали погибнуть при его исполнении. Во время представления в фокусника стреляли в упор, а он ловил пулю ртом. Впервые этот фокус исполнил иллюзионист, который называл себя Чун Линсу – американец с шотландскими корнями, выдававший себя за китайца. Во время этого номера он и погиб, был застрелен прямо на сцене. Фокус считался настолько опасным, что его не осмелился повторить даже Гарри Гудини.

Одним из его удачливых исполнителей – и единственной женщиной, отважившейся на это, – была Дороти Дитрих. В последние несколько лет Чарли была одержима Дитрих. Изучала все сайты с информацией о ней, какие только могла найти, смотрела документалки на ютубе, рылась в книгах в местной библиотеке. Но этого было мало. Видеозаписей, в которых Дитрих ловила бы пулю ртом, не сохранилось, только фотографии.

Наиболее подробные видео, которые Чарли удалось найти, запечатлели этот трюк в исполнении дуэта фокусников Пенна и Теллера. Во время представления они просили кого-нибудь из зрителей выбрать пули и пометить своими инициалами. Потом направляли красные точки ружейных прицелов прямо в рот друг другу. На каждом этапе предлагали зрителям убедиться, что их оружие заряжено настоящими пулями, что оно снято с предохранителя, что все происходит честно. И наконец, они стреляли, и листы стекла, поставленные между ними, разбивались, доказывая, что пули прошли их насквозь. Оба фокусника оставались невредимы. Они открывали рты, и каждый показывал зажатую в зубах пулю, словно схваченную на лету.

Пенн и Теллер не объясняли, как делается этот фокус. Всем, кто хотел докопаться до истины, оставалось лишь строить догадки.

На этом фокусе Чарли помешалась. Словно одержимая, она стремилась очистить его от лишних наслоений и найти ту ложь, с помощью которой ему придали вид правды. Одно видео с этим трюком она посмотрела не меньше двухсот раз.

Как раз когда Чарли заканчивала в пятый раз за это утро пересматривать его, в дверь библиотеки постучали. Подняв голову, она увидела, что в комнату заглядывает мама, прижимая к боку бельевую корзину.

– Привет, милая, – сказала она.

Чарли закрыла ноутбук.

– Привет, мам.

– Ничего себе выдалась вчера вечеринка, да? – Ее бровь дрогнула.

– Ты уже слышала?

– Об этом говорят во всех новостях. Полиция объявила, что принадлежность кроссовок Робби точно установлена. Шериф Карпентер вне себя.

– Наверняка.

Поправив корзину, прижатую к боку, мама склонила голову набок.

– Послушай, я помню, насколько доверяю тебе и как много даю поблажек, когда речь идет о машине и времени вечерних возвращений домой, но, по-моему, нам следует кое-что обсудить. – Она вошла в библиотеку, закрыла за собой дверь и поставила корзину на ковер. Потом выпрямилась, скрестила руки на груди и прислонилась спиной к двери.

Чарли ждала. Похоже, мама тщательно обдумывала дальнейшие слова.

Наконец она произнесла:

– В Силвер-Шорс сейчас небезопасно.

– Знаю, – кивнула Чарли. – Мы все видели то дерево.

– На соблюдении множества правил я не настаиваю. Вы с братом неглупые ребята, и я уверена, что вы способны позаботиться о себе.

Это было чистой правдой. Мама действительно не навязывала им бесконечные правила. Чарли и Мейсону разрешалось бывать на вечеринках и иметь собственную машину – при условии, что они честно рассказывают о том, чем занимаются. Мама предпочитала, чтобы они звонили ей и просили забрать с вечеринки, на которой выпили, вместо того, чтобы возвращаться домой пешком в темноте или садиться за руль нетрезвыми. Она делала им поблажки, твердо веря, что так будет безопаснее для них.

Порой Чарли задумывалась: если бы отец был с ними теперь, когда они уже выросли, воспитывал бы он их по-другому? Гораздо строже?

Ответа она не знала. И, честно говоря, не хотела знать. Об отце ей было точно известно лишь две вещи: его имя, Уолтер Морэй, и то, что вскоре после их с Софи рождения он предпочел не оставаться в семье и помогать растить их, а выбрал пьянство и азартные игры. Всякий раз, пытаясь разузнать что-нибудь еще, Чарли слышала от мамы, что он «недостоин даже того, чтобы утруждать себя разговорами о нем».

В конце концов Чарли прекратила расспросы.

– Но время сейчас другое, – продолжала мама.

– Понимаю. И я уже знаю, что ты скажешь: возвращайся домой не слишком поздно, нигде не бывай одна, не садись в машину к незнакомым людям.

Мама кивнула.

– И еще одно.

– Что?

– Я хочу, чтобы ты держалась подальше от леса.

Чарли нахмурилась.

– Зачем мне туда ходить? Насколько понимаю, сейчас он что-то вроде рассадника серийных убийц.

– Чарли, я не шучу. – Мама прошла по комнате и присела на край стола. – Дело не только в исчезновении Робби. Не могу объяснить, в чем, но… каждый раз, когда я проезжаю мимо этого леса, у меня внутри… словно все обрывается.

– Обрывается?

– Понимаю, это бессмысленно. И мои слова наверняка звучат для тебя как бред, но… – Она подалась вперед, впившись в дочь умоляющим взглядом. – Просто… не ходи туда. Пожалуйста.

Чарли не верила своим ушам: с чего мама взяла, что ее придется просить об этом? Зачем ей ходить в тот лес? Зачем рисковать жизнью, бывая там, где нашли кроссовки исчезнувшего парня?

И все же…

Где-то в глубине она ощущала странную тягу. Словно между ней и тем деревом натянулась нить. А Чарли даже и не подозревала, что эта связь существует. Пока не отправилась на поиски. Теперь же хватало одного взгляда в сторону леса, чтобы почувствовать это стремление. Зов природы.

Абсурд, мысленно возразила она себе. Ведь она не идиотка. Естественно, она послушается маму.

– Да, – наконец ответила Чарли. – Да. Даю тебе слово.

Мама выдохнула так, словно ждала ответа, затаив дыхание.

– Прекрасно. – Она поднялась и направилась к двери. – О! – вдруг хлопнула в ладоши она. – Последнее… – Наклонившись, она вынула из корзины с бельем какой-то тонкий предмет и прошла обратно к креслу. – Я принесла тебе кое-что.

И протянула небольшую книжку. Чарли взяла ее и взглянула на обложку, не открывая.

– «Во грехе и розах»? – Она вскинула глаза на маму. – Да ну? Это что, еще одна из твоих порнушек?

– Это не порнушка, – притворяясь обиженной, возразила она, – а любовные романы. Эти книги побуждают мечтать о великой любви и приключениях.

Чарли закатила глаза и сунула книгу под сиденье кресла.

– Спасибо.

Мама, потрепав Чарли по голове, направилась к двери и подхватила корзину.

– Просто попробуй, – посоветовала она, оглянувшись через плечо. – Как знать, может, тебе понравится.

– Ну да, – отозвалась Чарли, и мама вышла, прикрыв дверь библиотеки.

Чарли снова открыла ноутбук и начала пересматривать выступление Пенна и Теллера. Но каждые несколько минут невольно поглядывала на книгу.

Сказать по правде, книги про любовь раньше нравились Чарли. Они с Софи одну за другой глотали детские истории про принцесс и красавиц и складывали прочитанные томики на тумбочки у кровати до тех пор, пока там не выросли книжные башни – настолько высокие и шаткие, что им пришлось убрать книги в шкаф, стоящий в углу комнаты. С возрастом их интерес к подобной романтике начал угасать, пока от прошлой одержимости не остался только старый шкаф, заполненный пыльными зачитанными книгами.

А он, если уж говорить всю правду, мог послужить идеальной метафорой личной жизни Чарли. Только содержал бы не книги, а несколько давних и не вполне трезвых объятий и поцелуев на танцах, и в таком виде полностью ее устраивал.

И сейчас не имело смысла что-то менять.

4

Чарли старалась слушаться маму. В самом деле старалась.

Эти попытки продолжались, пока она слышала, как Мейсон по телефону возбужденно обсуждает то дерево с друзьями. Пока замечала, как мама не отрывается от новостей по телевизору. Даже пока смотрела, как один за другим «эксперты» (преподаватели местного университета, обладатели ученых степеней неизвестно в каких областях) пробуют истолковать скандинавские символы. Она старалась не думать об этой загадке. Твердила себе, что тяга и томление в груди – не более чем игра ее воображения. Что, если на то пошло, ей вообще не следовало туда ходить.

Так что да, она старалась. Но хватило всего пары слов в разнесчастной записке от Лу: «Проведем расследование!», чтобы Чарли выскочила за дверь.

Она уехала на их «форде», понимая, что ей влетит от Мейсона, вечно настаивающего на своих правах старшего и к тому же брата. Но машина принадлежала ей в той же мере, что и ему. Мама ясно дала это понять в день шестнадцатилетия Чарли.

Машина была старая – темно-зеленый «Бронко» с механической коробкой. На скорости больше шестидесяти миль в час двигатель забавно кряхтел, но Чарли все равно любила этот «Форд». Он занимал особое место в ее сердце, казался пропуском на свободу, хотя она до сих пор не знала, от чего хочет освободиться. Или для чего.

– А где Эбигейл? – спросила Чарли, когда Лу села в машину и захлопнула дверцу.

– Ей с нами неинтересно. – Лу пристегнула ремень и сбросила обувь, а потом откинулась назад и взгромоздила босые ступни на приборную панель. – Видела бы ты, какое сообщение она мне прислала. Одни восклицания: «Куда-куда вы едете?! Это же место преступления, Лу! Вы хоть представляете, насколько это незаконно?!» Ну я и ответила: «Вот и хорошо. Жду не дождусь, когда смогу добавить строчку „задержана за препятствование следствию“ в резюме, о котором ты постоянно болтаешь». – Лу захихикала, в возбуждении хлопнув себя по коленям. Потом выпрямилась, встряхнула длинными светло-каштановыми волосами и вдруг посерьезнела: – Ну да ладно. Можем заехать в «Старбакс»?

Чарли уставилась на лучшую подругу.

– Хочешь прихватить латте по пути на место преступления?

– Естественно. – Лу перевела взгляд на дорогу. – Этому детективу необходима доза кофеина.

* * *

Поляну обнесли ленточными заграждениями. Патрульные машины проехали в лес, остановившись как можно ближе к месту обнаружения улик. Фургоны съемочных групп с каналов новостей образовали оцепление на безопасном расстоянии от полиции, репортеры что-то говорили в микрофоны, глядя в камеры гигантских размеров.

Чарли и Лу спрятались за двумя соснами, частично заслоняющими обзор.

– И какой у нас план? – спросила Чарли. – Надеюсь, не прорываться на место преступления? Нас ни за что не пропустят.

– Нет-нет. – Лу помахала рукой с зажатым в ней стаканом ванильного латте со льдом – за который заплатила, естественно, Чарли. – Сейчас полиция ведет поиски только на одном участке. А мы здесь, чтобы найти другие улики. Которые остальные могли пропустить.

– Это какие же?

Лу пожала плечами.

– Да всякие. Пожалуй, мы разделимся и походим вокруг. Я пойду на восток, ты на запад.

Чарли вскинула брови.

– Ты правда считаешь, что разделиться – это благоразумно? Между прочим, мы находимся в том лесу, где, как известно, произошло похищение. Или убийство. Или и то и другое.

– Мысль не самая удачная, – согласилась Лу. – Но мы все равно так поступим – ради экономии времени, а еще потому, что, как тебе известно, мне нет дела до того, что благоразумно, а что нет.

Рассмеявшись, Чарли покачала головой.

– Ты хоть знаешь, в какой стороне восток?

– А то! – Лу указала на проблески синевы, виднеющиеся сквозь деревья вдалеке. – Озеро Мичиган всегда на западе. Знаешь, иногда на уроках я слушаю.

Чарли вскинула руки.

– Вполне логично.

– Вот и хорошо. Встречаемся через двадцать минут. – Изобразив салют, Лу повернулась. И бросила через плечо: – Постарайся не стать жертвой убийства, а то мне светят разборки с Эбигейл.

Чарли рассмеялась, а потом протянула руку к заднему карману, убеждаясь, что колода карт, которую она сунула туда перед выходом из дома, по-прежнему на месте. Это движение стало для нее ритуалом. Хотя кому-то оно показалось бы суеверием. Колода была все та же, купленная после смерти Софи. Эти карты вытащили ее из кромешной тьмы горя. Удостоверившись, что все в порядке, Чарли повернулась и зашагала на запад.

Дело продвигалось медленно. Чарли не представляла, что ищет, поэтому старалась осматривать все: землю, усыпанную листьями, сосновыми иголками и сучками, похрустывающими под ногами; кусты – от густых лиственных до можжевеловых, иглы которых кололись при попытке раздвинуть ветки; и вдобавок деревья. Ее особенно интересовали последние. Ведь как-никак дерево изуродовали, изрезав скандинавскими символами, к тому же кто-то повесил на него кроссовки Робби. Чутье подсказывало Чарли, что именно деревья дадут ответы, которые она ищет.

Ее удивляла собственная готовность тратить силы на разгадку этой тайны. Не сказать, чтобы в это дело она втянулась из-за особой привязанности к Робби Карпентеру – с ним она была едва знакома. Впрочем, он был славным, хоть и немного застенчивым. И никогда не предлагал собраться и устроить вечеринку у него дома. Что неудивительно, ведь его отец шериф, но все же. Единственный раз, когда Чарли довелось довольно долго общаться с Робби, случился во втором классе: им с Софи каким-то чудом удалось уговорить его поиграть с ними на площадке в тетербол, ударяя по мячу, подвешенному на столбе. Все шло хорошо – до того самого момента, как Чарли случайно залепила мячом прямо в нос Робби. Всхлипывая, он убежал. Софи расстроилась. Вслух она об этом не сказала, но Чарли все равно поняла. Так же, как Софи всегда знала, что на душе у Чарли. Этого понимания теперь ей очень не хватало.

Задумавшись, Чарли чуть не пропустила то, что искала.

Она остановилась перед березой как вкопанная. Ее стройный крепкий ствол покрывала тонкая, как бумага, светлая кора. Пройти мимо было бы так просто. Как и упустить из виду символ, вырезанный чуть выше уровня глаз. Такой же, как тот, о котором говорил весь город.

«Узел Одина».

Чарли подступила ближе. Протянула руку и провела пальцами по глубоким бороздам, образующим три переплетенных между собой треугольника. Это изображение было меньше того, что на стволе ясеня. И бороздки – не такими глубокими и пронизанными яростью. Узел на березе вырезали чуть ли не с нежностью, может, даже с благоговением.

– А ты смелая до ужаса, – послышался за ее спиной голос.

Ахнув, Чарли обернулась.

Перед ней стоял парень, которого раньше она никогда не встречала. Что само по себе было удивительно – в таком городе, как Силвер-Шорс. Он казался ее ровесником, с черными как смоль волосами, коротко подстриженными по бокам и длинными и буйными на макушке. С невероятными, сияющими зелеными глазами. И длинной тонкой цепочкой на бледной шее. Да, определенно из вновь прибывших. Она наверняка запомнила бы его – с прической как из модного каталога и лицом, которое выделялось бы в любом окружении в их таком маленьком городке.

Чарли попятилась. Как этот незнакомец сумел подкрасться к ней совершенно бесшумно? Ведь здесь же листья и сучки повсюду. Наверняка она услышала бы шаги. И все же он стоял перед ней. Изучал ее, склонив голову набок.

Парень, похоже, не горел желанием заполнить неловкую паузу. Это смутило Чарли.

– Кто ты? – наконец выпалила она и тут же поморщилась. Грубо, но он, пожалуй, ничего другого и не заслужил, подобравшись к ней незаметно.

Уголок его рта дрогнул.

– Элиас. А ты?

Только имя, без фамилии. Вместо того, чтобы ответить, она снова спросила:

– Почему ты сказал, что я смелая?

Парень, то есть Элиас, вскинул брови, давая понять: он заметил, что она уклонилась от ответа.

– А разве не очевидно?

– Нет.

Он вскинул руку и ткнул пальцем во что-то над ее плечом. Повернув голову, чтобы увидеть, на что он показывает, она уперлась взглядом в «узел Одина».

– Это ведь тот самый символ? – продолжал он. – О котором все говорят?

Чарли нехотя кивнула.

– Тот самый, который означает смерть.

Судорожно сглотнув, она огляделась по сторонам, словно только сейчас осознав, насколько вокруг тихо. Потом окинула парня быстрым взглядом, высматривая то, что могло представлять угрозу. Нож, огнестрел, что угодно. Чарли ничего не заметила, но это еще не значило, что он безоружен. И она отступила еще на шаг. Вдалеке послышались голоса полицейских, что она сочла удачей. Если что-нибудь случится, если, боже упаси, этот Элиас виновен в исчезновении Робби, можно закричать и к ней прибегут.

– Ну вот. – Элиас засунул руки в карманы. – По-моему, это довольно смело – подходить вплотную к жуткому символу смерти, да еще водить по нему пальцами. – Он на миг задумался. – Или довольно глупо.

– Почему? – спросила она. – Это ведь просто резьба на дереве. Вряд ли она меня укусит.

Брови Элиаса высоко взлетели. Губы приоткрылись, и Чарли впервые увидела на его лице настоящую улыбку.

– Это ты так считаешь.

– Что?.. – Этот парень совсем сбил ее с толку. В нем чувствовалось… что-то странное. В том, как он держался. В том, как смотрел на нее, словно пронзая взглядом зеленых глаз. От этого взгляда в глубине ее живота творилось что-то странное. Все внутри сплеталось в узел вроде вырезанного на дереве.

Элиас указал на лес вокруг них.

– Здесь таится много такого, что способно укусить.

Много такого, что способно укусить. От этих слов к ней вернулись воспоминания о прошлой ночи. О звере, которого она видела за деревьями.

– Погоди! – Чарли шагнула к нему. – Ты тоже поэтому здесь?

– Почему «поэтому»?

– Из-за того зверя, – нетерпеливо пояснила она. – Дикой кошки или вроде того. Ты тоже ищешь его?

Он спокойно выдержал ее пристальный взгляд.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Но произнес он это так, что стало ясно: он прекрасно понимает, о чем идет речь.

Чарли прищурилась.

– Ладно, Элиас. Если мы и дальше будем вести такую игру, объясни хотя бы, почему ты здесь, в этом лесу, совсем один, да еще во время полицейского расследования.

Элиас усмехнулся еще шире и указал на нее.

– Кто бы говорил, милая.

«Милая»? Что позволяет себе этот тип?

– Я не одна, – возразила Чарли. – Я с… – Она вытянула шею, высматривая Лу. Обвела взглядом деревья, колючие кусты, камни. Никого.

Элиас проследил за ее взглядом.

– Так что ты там говорила?

Чарли вздохнула.

– Она где-то здесь, поблизости.

– Ну да, как же.

В голове Чарли зазвучал сигнал тревоги. Ей не следовало приезжать сюда. Она одна в лесу, с незнакомым парнем, да еще через два дня после того, как одного из ее одноклассников объявили пропавшим без вести. Не надо быть гением, чтобы понимать, насколько это небезопасно.

И все же…

И все же Чарли не чувствовала страха. Ну, может, совсем немного, но его полностью затмевало другое чувство, новое для нее. Это был тот трепет в груди. Словно внутри у нее пробудилась птичка-колибри, и от ее тонких крылышек дрожь распространяется по всему телу.

Что же это за чувство? Воодушевление?

Господи. Она и не подозревала, что настолько чокнутая.

– Нет, серьезно, – снова заговорила Чарли, пытаясь направить разговор в другое русло. – Кто ты такой?

Элиас помахал рукой.

– Любитель подглядывать, как и ты.

– Я не подглядываю, – фыркнула Чарли.

– Да-да, как же, – весело подтвердил Элиас. Сцепив руки за спиной, он заходил по кругу, поглядывая на соседние деревья. – Интересная выдалась неделя переезда в Силвер-Шорс, – продолжал он. – Всюду полиция и желтые ленты. И съемочные группы новостей съехались со всего штата. – Он взглянул на нее, вскинув бровь. – Здесь всегда так?

Наконец-то факты, за которые можно уцепиться.

– Так, значит, ты только переехал?

– Да. – Он смотрел на нее, поблескивая глазами. – Но об этом, полагаю, тебе уже известно.

– Догадливый, – отозвалась Чарли. – Я здесь выросла, а тебя раньше никогда не встречала.

Несколько мгновений он молча смотрел на нее, и этого хватило, чтобы ее сердце забилось быстрее, а пальцы ног начало покалывать.

– Завтра я начинаю учебу в старшей школе Силвер-Шорс.

– Да? – отозвалась она. – Правда?

– Клянусь Одином.

– Одином? – повторила Чарли.

– Ну, этим. – Элиас указал на дерево за ее спиной. – Одином. Верховным скандинавским богом. Вроде Зевса, только еще круче.

– Не очень-то я разбираюсь в скандинавских богах, – призналась она.

– А стоило бы, – заметил он, поведя бровями. – Похоже, здесь и сейчас это будет очень кстати.

Чарли бросила взгляд на символ, потом снова на Элиаса. И подозрительно прищурилась. Откуда этому парню так много известно? Может, он просто сдвинут на скандинавской мифологии? Пожалуй, совпадений слишком много.

– Вот так. – Он снова улыбнулся. – Ты тоже в выпускном классе?

– Нет, – не сводя с него глаз, ответила она. Надо бы поскорее разыскать Лу. Опасно находиться с этим парнем наедине.

– Ясно. Что ж, – Элиас, с хлопком соединив ладони, потер их друг о друга и посмотрел на небо, словно проверяя, не начало ли темнеть, – тогда я, наверное, пойду. Было приятно познакомиться, Чарли.

Чарли оглянулась через плечо, уверенная, что увидит направляющуюся в их сторону Лу.

– Ага, давай. Мне тоже было приятно…

А когда она снова повернулась к Элиасу, тот уже исчез.

Несколько секунд она стояла, уставившись на то место, где только что был он. Что произошло? Он что, умчался отсюда? Но тогда она наверняка услышала бы топот, как должна была услышать, что он подкрадывается к ней сзади. Да кто он такой?

Качая головой, она повернулась, чтобы вновь двинуться на запад и продолжить поиски.

И только тогда вдруг сообразила, что он назвал ее по имени.

Которого она ему не говорила.

5

Шагнув на тротуар у парковки возле старшей школы Силвер-Шорс, Чарли услышала, как за спиной захлопнулась автомобильная дверца.

А потом еще две. Эбигейл в который раз смотрела в сумку, проверяя, не забыла ли чего-нибудь, а Лу с интересом оглядывалась по сторонам. В старшую школу они начали ездить вместе на одной машине, когда Чарли исполнилось шестнадцать и она первая из всех получила права, и с тех пор совместные поездки стали традицией. Ни Лу, ни Эбигейл никогда не предлагали сменить Чарли, но она не возражала. Ей нравилось сидеть за рулем. Нравилось чувствовать, как «Бронко» гудит мотором и подчиняется ей.

К тому же она терпеть не могла ездить одна, хотя никому в этом не признавалась. Мейсона всегда подвозил до школы кто-нибудь из его многочисленных друзей, поэтому он безропотно уступал машину Чарли. И она бы радовалась, но, если рядом с ней в машине никто не сидел, там становилось слишком тихо, даже с музыкой, включенной на полную громкость. Оставалось слишком много пустого места, куда закрадывалась печаль.

Впереди высилось здание старшей школы Силвер-Шорс. Изумительный образец георгианской архитектуры, шедевр из красного кирпича с высокими белыми колоннами у входа и колокольней, которая возвышалась над всем городом. Изгибы великолепных лестниц соединяли этажи. Классы выглядели как обшитые панелями гостиные. Повсюду витал слабый запах старинных книг.

Пока они шли через парковку, Лу и Эбигейл болтали о предстоящем школьном бале, отмечающем начало учебного года: кто кого позовет, от кого можно ждать приглашений, будет ли выпивка после официальной части. Они в предпоследнем классе. Уже не младшие, но еще не обременены ответственностью, как в выпускном классе. (Ну с этим Эбигейл не согласилась бы.) Как повторила Лу не меньше тридцати раз за последние три дня, Чарли следовало бы радоваться лучшему времени в своей жизни. А она почти не слушала, о чем болтают подруги.

Но поскольку она понимала, что в ближайшее время Лу попытается втянуть ее в разговор, пора было настроиться на него.

– Так этот шарф полагался к тыквенно-пряному латте или наоборот? – спрашивала Лу у Эбигейл, указывая на предметы своего вопроса.

Сморщив нос, Эбигейл крепче сжала стакан из «Старбакса».

– Ни за что не стала бы пить тыквенно-пряный латте.

– Ах да, я и забыла, – подхватила Лу. – Ты же пьешь только черный кофе, как шестнадцатилетний серийный убийца.

– Я не из тех, кто явно сдвинулся на серийных убийцах.

Подняв руки к затылку, Лу принялась собирать свои каштановые волосы в узел. Несколько тонких прядей она выпустила, чтобы они обрамляли ее веснушчатое лицо.

– Это моя страсть.

– Просмотр всех когда-либо снятых документалок про Теда Банди – это еще не страсть. И потом, – Эбигейл поправила свой лиловый шарф, оценивающе глядя на микроскопическую юбку Лу, – я хотя бы одета по погоде.

– На улице почти девятнадцать градусов. – Лу закатила глаза. – Божечки мои, каждый год, как только календарь покажет первое сентября, ты кутаешься, будто с деревьев уже опадают последние листья.

Эбигейл ткнула пальцем в заросший травой пятачок земли за красным пикапом «шевроле».

– А что, по-твоему, вот это?

Чарли и Лу вытянули шеи, глядя в ту сторону. На траве лежал одинокий буровато-желтый лист.

Лу медленно повернулась к Эбигейл.

– У тебя совсем крыша поехала, – заявила она. – Ты вообще в курсе?

Чарли украдкой улыбнулась. Как же она привыкла к перепалкам лучших подруг. Они были особенностью их маленькой компании. Лу и Эбигейл спорили, а Чарли наблюдала.

Чарли понимала, что она другая. Слишком много времени она проводила, копаясь в своих мыслях, хотя должна была сплетничать с подругами и строить планы на выходные. Но ей это никогда не удавалось. Она не была деятельной, инициативной и разговорчивой. Все эти роли доставались Лу. И в некоторых случаях – Эбигейл. Они уже успели распланировать свою жизнь. А когда Чарли думала о будущем, на том месте, где полагалось быть любви, продолжению учебы и семье, зияла черная дыра.

Держаться в тени она предпочитала не всегда. Было время, когда Чарли считалась шумной болтушкой в своей группе, всегда готовой первой предложить новую игру или вдруг запеть какую-нибудь песню. Но в то время у нее еще была Софи.

Чарли крепко зажмурилась. Только не сейчас. Она открыла глаза и постаралась включиться в разговор.

– …ни за что не позовет Дану на бал, – уверяла Лу. – Этим летом они расстались с таким скандалом, что… – она вдруг замерла. Чарли и Эбигейл заметили, что Лу остановилась, повернулись к ней и увидели, как округлились ее глаза.

– Кто это?! – громким шепотом спросила Лу.

Чарли посмотрела в ту же сторону, что и она. А Лу не сводила глаз с Козырька – места, где старшие собирались перед занятиями, чтобы обменяться ответами к домашней работе или повейпить. Прищурившись, Чарли попыталась определить, о ком говорит Лу. Первым она заметила Мейсона – как обычно, в окружении друзей. И поняла, что Лу не его имела в виду, ведь Мейсона она знала почти всю жизнь. Тогда кого же?..

Конечно.

Он стоял рядом с ее братом, болтая с ним, как с давним другом. В черной футболке и рваной джинсовой куртке. С растрепанными темными волосами и глазами цвета поросшего сочной травой луга в летнюю пору.

Парень из леса.

У Чарли бешено застучало сердце.

– Божечки, – протянула Лу. – Какой же он…

– Потрясный, – мрачно кивнула Эбигейл.

– А по-моему, ничего особенного, – вырвалось у Чарли.

Лу и Эбигейл обернулись и уставились на нее.

Чарли ощутила, как розовеют ее щеки. И с запозданием поняла, что впервые за все утро вступила в разговор.

Лу прищурилась, наклонившись к Чарли.

– С тобой все в порядке?

– Да, – будто оправдываясь, ответила она. – Конечно.

– Вот и хорошо. А я уж думала, тебя хватил удар. – Лу указала на толпу старшеклассников. – Перед нами стоит самый горячий парень, какой когда-либо учился в старшей школе Силвер-Шорс, а ты говоришь, что он – «ничего особенного»?

– Конечно, ничего, – подтвердила Чарли.

Вот только это ложь. Челюсть и подбородок Элиаса словно выточили на станке, у него были пухлые губы, ироничная кривоватая усмешка. Выглядел он так, словно сошел с рекламы какого-нибудь одеколона прямо на газон перед школой.

Но Чарли не могла отделить его внешность от того, что о нем знала. От того, что он вел себя так, словно ему была известна суть шутки, которую больше никто не понимал. Что он неизвестно откуда взялся в ту неделю, когда пропал Робби, да еще болтался вокруг места преступления. Этот парень наверняка явился не к добру.

Что вообще происходит? Когда Элиас успел втереться в доверие к ее брату? Чарли знала, что Мейсон компанейский малый, но неужели он не заметил, насколько этот Элиас мутный тип?

И не только он, но и все остальные?

Очевидно, нет. Девчонки-старшеклассницы едва не пускали слюни, глазея на него. А парни смеялись и ловили каждое его слово.

– Ну, знаешь, по-моему, тебе стоит проверить голову, – заявила Лу. – Если, конечно, твои вкусы не изменились. И это меня вполне устраивает. Лишь бы ты наконец проявила интерес хоть к кому-нибудь.

Чарли оторвала взгляд от Элиаса и повернулась к Лу и Эбигейл.

– И что это означает?

Ее подруги переглянулись.

– Что? – потребовала ответа Чарли.

– Просто… – начала Эбигейл. – В смысле…

– В этом отношении ты особо не утруждаешься, – вмешалась Лу, и ее понесло, словно ей давно хотелось выговориться. – Ты ни с кем не встречаешься. Ни на кого не западаешь. Никогда не говоришь о том, что тебе нравится какой-нибудь парень – или хоть кто-нибудь, если уж на то пошло. Но ты не всегда была такой, Чарли. Только с недавних пор. Почти все время, что мы с тобой дружим, это ты всегда гонялась за мальчишками по площадке – или часами листала их социальные сети и тиктоки, или строчила дурацкие записки, которые так и не отправляла… Ты постоянно увлекалась до безумия. Но с тех пор, как…

Она осеклась, но Чарли поняла, что имелось в виду. С тех пор, как умерла Софи.

У нее в горле встал ком. Значит, вот до чего дошло? Вот к чему все свелось.

А ведь когда-то Лу не приходилось подбадривать Чарли. Когда-то они с Лу были неугомонными и деятельными, придумывали подчас опасные и неизменно нелепые затеи вроде поездки на велосипедах на пляж среди ночи или вылазки на задний двор старика Уиллера, чтобы проверить, верны ли слухи насчет его коллекции порно (слухи не подтвердились), в то время как Софи была их тихой, но верной помощницей, всегда готовой составить компанию, но не возглавить ее. Чарли была общительной, первой заводила новых друзей и гонялась за мальчишками по школьному двору. Однажды в первом классе Мейсону даже пришлось отвести ее в сторону и растолковать, что неприлично подкарауливать мальчишек на верху горки и требовать, чтобы ее поцеловали.

– Потому что тогда мне придется колотить их, – объяснил второклассник Мейсон. – Меня оставят после уроков, и виновата в этом будешь ты.

Софи подобных внушений Мейсон никогда не делал. Она была послушным ребенком, тихим и застенчивым, из тех, кто никому не доставляет беспокойства. Единственным исключением из этого правила стал случай, когда Мейсон подменил их шампунь лиловой краской для волос. Вместо того, чтобы разозлиться, Софи пришла в полный восторг.

– С лиловыми волосами я выгляжу как принцесса, – говорила она, изучая себя в зеркале.

– Везучая, – отозвалась Чарли, дергая свои лиловые локоны. – А я – как динозавр.

Софи прищурилась, глядя на свою близняшку.

– Ты что, забыла, что мы идентичные?

– Не-а. – Чарли указала на хорошенькую родинку над своей верхней губой. – У тебя нет Клайда.

(Клайдом она называла эту родинку).

Чарли хорошо помнила тот день, когда Софи явилась в школу с лиловыми волосами. На нее глазели все. «Софи Хадсон? – шептались вокруг. – Та тихоня? Да неужели?» В тот день Чарли и Лу ходили за Софи как два телохранителя, готовые накинуться на всякого, кто скажет ей хоть слово.

Вспомнив прошлое, Чарли задумалась: а может, Софи и не нуждалась в их защите. В тот день она казалась такой умиротворенной, словно наконец обрела свое истинное «я».

После ее смерти Лу и Чарли начали меняться. Расходиться в разные стороны. Чарли постепенно уходила в себя, Лу, напротив, рвалась во внешний мир. Чарли довольствовалась ролью стороннего наблюдателя, а Лу стала еще более шумной, веселой, вечно готовой броситься в омут с головой.

Чарли не протестовала, когда Лу втягивала ее в свои затеи, но участвовала в них, не испытывая воодушевления, просто плыла по течению, как лепесток, брошенный в реку. Отдавшись на волю волн.

Казалось, потеряв Софи, Чарли отчасти переняла ее индивидуальность. Словно подражание могло помочь сохранить память о ней.

Проглотив вставший в горле ком, Чарли ответила:

– Даже не знаю, что тебе сказать. Просто встречаться с кем-нибудь – это не мое.

Лу прищурилась. Прежде чем она с жаром принялась уточнять, что это значит, Чарли отвернулась. И ее взгляд снова упал на Элиаса.

Который уже смотрел на нее.

У Чарли перехватило дыхание.

Мейсон что-то говорил ему, Элиас рассеянно кивал в ответ, но его внимание было всецело приковано к ней, и его губы изгибались в легкой понимающей усмешке. А потом он подмигнул ей – неуловимо, словно колибри взмахнула крылом.

– Эй! – Лу помахала веснушчатой рукой перед лицом Чарли, отвлекая ее от этого поединка взглядов. – Ты хоть слышала, о чем я спросила?

– Слышала?.. – Чарли посмотрела на Эбигейл, но та не собиралась ей подсказывать. Гадство. – Да?..

– «Да» – то есть ты слышала или «да, я согласна»? – уточнила Лу.

– Да, я согласна, – кивнула Чарли, понятия не имея, на что подписывается.

– Отлично. – Лу хлопнула в ладоши и с усмешкой переглянулась с Эбигейл. – Значит, решено. К вечеру четверга у каждой из нас будет пара для бала.

– Постой! – В груди Чарли вспыхнула паника. – Что?!

Она бросилась вслед за подругами, но те уже шагали к дверям школы – решение принято, головы гордо подняты.

6

Кафетерий старшей школы Силвер-Шорс напоминал скорее столовую роскошного особняка, чем помещение, где ученики перекусывают мини-пиццами и стейком «Солсбери». Под потолком тянулся позолоченный бордюр. В углу возвышался холодный камин. Со стен смотрели портреты основателей школы. А в высокие окна вливались потоки света, заливая столы из твердых пород дерева.

Но для Чарли это было всего лишь место, где можно пообедать.

К тому времени, когда она вошла в кафетерий, пройдя через высокий дверной проем с косяками в резных цветах, Лу и Эбигейл уже сидели на их обычном месте – за дальним столом слева, возле арочного окна. Завидев Чарли, обе девушки вскинули руки, подзывая ее, будто она и без того не знала, где их искать.

Чарли кивнула им. А потом, не удержавшись, бросила взгляд через столовую, заполненную деревянными столами и мягкими банкетками, туда, где обычно обедал ее брат.

Как всегда, Мейсон восседал во главе стола и громко смеялся чему-то сказанному друзьями. На подносе перед ним Чарли заметила острые куриные наггетсы и картошку фри. Еще одно различие между ними: она всегда приносила с собой еду из дома, а он – покупал.

За его столом она увидела парней, которые практически выросли у них дома, носились на их заднем дворе, перепачканные грязью, и часто поднимали шум на всю округу. Теперь они учились в выпускном классе, сменив игры в захват флага или в привидения на бочонки пива и бутылки водки. Но Чарли по-прежнему воспринимала их как проказливых малолеток, с готовностью следующих за ее старшим братом.

Но сегодня у них за столом появилось пополнение. Справа от Мейсона и спиной к Чарли сидел новичок.

Чарли не потребовалось видеть лицо Элиаса, чтобы узнать его. Его прическа, коротко стриженные по бокам и длинные и вьющиеся на макушке волосы, выделялась среди ежиков и мужских пучков. Он сидел, развалившись на банкетке, всем весом опираясь на одну руку.

Этим утром в школе только о нем и говорили. Элиас, фамилия которого, как узнала Чарли, была Эверхарт, переехал в Силвер-Шорс из городка на востоке Мичигана. В свои восемнадцать он ни с кем не встречался, был чертовски сексуален и, поговаривали, имел историю судимостей, хотя никто не мог подкрепить эти слухи доказательствами. Покачав головой, Чарли направилась через кафетерий туда, где сидели подруги.

– Ну что, неудачница? – дружески приветствовала ее Лу и приглашающе похлопала по красной банкетке. – А мы как раз о тебе говорили.

– Да ну? – Чарли поставила на стол коричневый бумажный пакет и перешагнула через банкетку, усаживаясь. – Выкладывай.

– Обсуждали, кого ты позовешь на бал.

– Боже мой! – Чарли закатила глаза, доставая из пакета свой обед: нарезанную палочками морковку, ломтики яблока и сандвич с авокадо и индейкой. – Хватит уже, ни на что я не соглашалась.

– Еще как соглашалась. – утащив стебель сельдерея из ланч-бокса Эбигейл, Лу с довольным видом грызла его. – Лично я ставлю на Юджина Пауэрса.

– На Юджина? – изумленно воззрилась на нее Чарли. – Того самого, который когда-то на каникулах пытался расставлять ловушки на белок?

– Да ладно тебе, – отмахнулась Лу. – Он изменился.

– Она права. – Эбигейл ударила по руке Лу, которая снова потянулась за сельдереем. – За лето Юджин стал красавчиком. Вдобавок у него вроде как самый высокий средний балл успеваемости в школе. Не считая моего, само собой.

– Если он тебе так нравится, – отозвалась Чарли, отрывая корку от сандвича с индейкой, – сама и пригласи.

– Ни в коем случае. Ты знаешь мое правило: никакого панибратства с конкурентами.

– А как насчет той из Хиндж, с которой ты на прошлой неделе ходила пить кофе? – спросила Лу. – Как ее – Лана? Приводить кого-нибудь из других школ не запрещается.

– Она милая, но с ней все сложно, – Эбигейл пожала плечами. – Насчет этого мое правило вам тоже известно.

Эбигейл рассказывала о своих знакомых еще задолго до приезда в Силвер-Шорс. В ее прежней школе в Нью-Йорке никто не придавал этому особого значения. Но в Силвер-Шорс, когда об этом узнали, одна девчонка годом старше их вытаращила на Эбигейл глаза и ахнула: «Какая же ты смелая!»

Эбигейл расхохоталась.

Но заметив, что взрыв ее веселья не поддержали, виновато прикрыла рот ладонью:

– Погоди… ты что, серьезно?

Правила ничего никому не говорить она стала придерживаться после одного неловкого случая, произошедшего вскоре после ее переезда в Силвер-Шорс. То, что началось с простого знакомства на концерте в Мичиган-Сити, быстро переросло в дружбу. Эбигейл почти каждый вечер рассказывала Лу и Чарли про Кроличьи Ушки – так они прозвали ту девушку, потому что, когда они познакомились с Эбигейл, на ней был ободок со светящимися длинными ушами. И то, сколько времени они общались, похоже, в самом деле воодушевляло Эбигейл…

…до тех пор, пока однажды в кофейне они не наткнулись на мать Кроличьих Ушек, и девушка представила Эбигейл как свою «соседку на химии», что вылилось в двадцатиминутный допрос со стороны на редкость подозрительной матери, заявившей, что знает всех, кто учится вместе с ее дочерью.

– Больше никогда! – поклялась Эбигейл после ссоры с Кроличьими Ушками. И была верна своей клятве уже больше года, хотя Чарли не раз казалось, что Эбигейл нарушила бы ее.

– И потом, – продолжала Эбигейл, – я бы предпочла позвать кого-нибудь из Силвер-Шорс. Чтобы лучше присмотреться к местным. – Она снова пресекла попытку Лу стащить что-нибудь из ее ланч-бокса. – Может, все-таки начнешь есть свой, а не чужой обед?

– У меня с собой нет денег.

– Вечная забывчивость, – заметила Эбигейл.

О скупердяйстве Лу им было давно известно. Не то чтобы она не могла позволить себе заплатить за обед: ее родители-врачи снабжали дочь карманными деньгами бесперебойно и щедро. Просто Лу, похоже, никогда их не тратила. Имея в кармане стодолларовую купюру, она все равно пыталась занять у кого-нибудь пять баксов на мороженое.

– Я захватила второй сандвич. – Чарли вытащила из пакета еще один сверток в прозрачной пленке и помахала им в воздухе. Она делала так каждый день, а Лу всякий раз притворялась, будто удивлена.

Лу захлопала в ладоши.

– Какая удача!

Эбигейл метнула в нее взгляд поверх своего пластикового ланч-бокса с салатом из свежих овощей.

– Ты хоть знаешь, что это значит?

– Знаю, конечно. – Лу уже разворачивала сандвич. – Если я не провожу все вечера, зарывшись носом в тезаурус, как ты…

– Не в тезаурус, – перебила Эбигейл, – а в «3500 самых частотных слов в тесте SAT», и не все вечера, а только дважды в неделю.

– А оттуда хорошо видно? – поинтересовалась Лу. – В смысле, с высоты твоего самомнения?

– Слушай, у нас в Нью-Йорке… – завелась Эбигейл.

Чарли и Лу дружно застонали.

Эбигейл переехала в Силвер-Шорс, когда они перешли в старшие классы, всего через три месяца после смерти Софи, и злилась, что родители увезли ее из Нью-Йорка в, как она выражалась, «неизвестность, холодное и жуткое американское захолустье». В первый день учебы в старшей школе Силвер-Шорс она твердила это всякому, кто соглашался слушать, и, как можно предполагать, в друзья к ней никто не набивался. На обеде в тот день Эбигейл сидела одна в дальнем углу кафетерия.

Чарли хотелось бы включить в список своих заслуг предложение составить Эбигейл компанию. Но, как обычно, это решение приняла не она, а Лу.

– Пойдем сядем с новенькой, – сказала Лу, кивнув в сторону Эбигейл и удерживая на подносе два сандвича и большую порцию бататов фри, которую взяла для нее Чарли. Лу постоянно мучал голод.

Чарли взглянула на понуро опущенные плечи новенькой, которая смотрела в окно, прячась за завесой косичек, падающих на лицо.

– А надо ли?

– Конечно, – кивнула Лу. – Почему бы и нет? А то здесь что-то становится скучновато. В нашей компании третий лишним не будет.

– В какой еще компании? Нас же всего двое.

Все три месяца, прошедших после смерти Софи, Лу не раз мягко подталкивала лучшую подругу, побуждая ее выйти из своего кокона. Она звала присоединиться к ним других девчонок, годами остававшихся на периферии их жизни, – тех, которых они приглашали на дни рождения или садились рядом во время школьных экскурсий, но никогда особо не сближались. Чарли понимала, что Лу пытается расширить круг ее общения, отвлечь от горя. Но все эти попытки Чарли ощущала как тесты для вступления в команду. Приглашение новеньких, чтобы попробовать их на роль замены Софи. Для Чарли это было невыносимо. Когда очередная одноклассница переступала порог ее гостиной, она еще больше замыкалась в себе.

В конце концов Лу перестала зазывать к ним знакомых.

Но в тот день все было иначе. В глазах Лу светилась решимость.

– Почему именно она? – спросила Чарли.

– Выглядит классно, – ответила Лу. – И вообще, когда к нам сюда в последний раз кто-то переезжал из Нью-Йорка? Сейчас скажу: никогда. – Она указала на стол новенькой, и Чарли поняла, что подруга берет разгон перед очередной агитаторской речью. – Эта девчонка всех смутила: она здесь новый человек, красотка, у нее пирсинг в носу, к тому же во всей школе она одна из примерно десяти человек, кожа у которых не такая белая, как задница у Санта-Клауса. Но скоро люди осмелеют, и до них наконец дойдет, какая она улетная. И если мы хотим подружиться с ней, действовать надо прямо сейчас.

Чарли колебалась, покусывая нижнюю губу. Лу права: неплохо было бы иметь в друзьях кого-то, с кем не прожил всю жизнь в одном квартале. И все же…

Лу метнула в Чарли серьезный взгляд.

– Уже пора, Чарльз, – заявила она и, не давая ей опомниться и заспорить, направилась к столу Эбигейл.

Оглядываясь назад и вспоминая о своем нежелании общаться с Эбигейл, Чарли сгорала от стыда. В то время она объясняла это тем, как неприятно Эбигейл вела себя поначалу, настроив против себя почти всех в классе, как расхаживала с гордо поднятой головой, распустив по спине царственную гриву заплетенных в косички волос и всем своим видом давая понять, что она стильная девчонка из космополитичного города, вынужденная мириться с ограниченностью провинциального городишки. Но даже тогда Чарли понимала, что на самом деле Эбигейл не такая. Ей было одиноко на новом месте – в городе, который не только разительно отличался от того, где она выросла, но в котором почти не встречалось людей, внешне похожих на нее. В городе, где она выделялась, будучи одним из немногих черных лиц в бесконечном потоке белых. Она скучала по прежней школе, прежним друзьям, прежней жизни. И была на самом деле не заносчивой, а просто напуганной.

Нет, Чарли понимала, что ее нежелание общаться с Эбигейл не было связано с первым впечатлением от нее. Оно вообще не имело к Эбигейл никакого отношения. Та могла быть самым милым, ангельски кротким человеком из всех, с кем когда-либо встречалась Чарли, и все же вызывать у нее отторжение. Потому что дело было не в том, какая Эбигейл, а в том, что она не Софи.

С тех пор прошло почти два года, но Эбигейл почти не изменилась.

– У нас в Нью-Йорке, – объясняла она, пока они шли через лужайку перед школой, – школьники еще в седьмом классе начинают заучивать лексику для теста. Раскладывают карточки со словами и…

– Эти разговоры у меня уже в печенках, – перебила Лу. – Чарльз, помнишь фокус с исчезающим сандвичем? Тот, который ты показывала на прошлой неделе в кафе «У Большой Бетти»?

– Конечно, – кивнула Чарли.

– Отлично. – Лу протянула руку и похлопала Эбигейл по плечу. – А теперь можешь повторить его с голосом Эбигейл?

– Эй! – Эбигейл стряхнула с плеча руку Лу. – Вот это было обидно. Я бы ни… – она вдруг умолкла. – Ой.

– Что «ой»? – Чарли посмотрела на подруг, которые повернулись, уставившись на что-то за ее спиной. Вытаращенными глазами. Чарли начала оборачиваться. – На что это вы смотрите?..

И столкнулась лицом к лицу с Элиасом.

– Ой, – вырвалось также у Чарли. – Это ты.

Он усмехнулся, поблескивая глазами. Цепочка, которую она впервые заметила тогда в лесу, спускалась с его шеи под футболку, так что было не видно, что на ней висит.

– Это я.

– Погодите, – встрепенулась Лу. – Так вы знакомы?

– Едва знакомы, – уточнил Элиас, не сводя глаз с Чарли. – Вчера столкнулись в лесу.

– Ты была в лесу? – Голос Эбигейл поднялся на несколько децибел. – Какого черта ты там делала?

Чарли поморщилась и переглянулась с Лу, которая смотрела на нее широко открытыми глазами.

– Нет, – недоверчиво протянула Эбигейл. – Вас двоих там не было.

– Не важно, – громко заявила Лу и снова посмотрела на Элиаса. – Что тебе от нас надо?

Превосходный вопрос, мысленно одобрила Чарли. И невольно взглянула на парня, который стоял перед ней. Его глаза были по-прежнему устремлены на нее, словно он больше никого не замечал.

Несколько секунд Элиас молчал. В его глазах мелькало что-то невысказанное. Чарли охватила странная тревога, словно он мог внезапно выхватить нож.

«Полный бред, – отмахиваясь от своих ощущений, подумала она. – Даже если он и вправду настолько опасен, он ничего не сделает прямо здесь, верно?»

Но внезапно, словно щелкнули выключателем, выражение лица Элиаса изменилось. Стало просительным и ранимым.

– Голова разболелась. – Он коснулся виска пониже темных завитков волос и наигранно поморщился. – Твой брат упоминал, что у тебя обычно есть с собой адвил.

Чарли прищурилась. Элиас лгал. В этом она не сомневалась. Но какой мог быть у него скрытый мотив, чтобы подойти к ним? Попугать, угрожающе нависая над ней? Или здесь кроется что-то еще?

Чем больше она общалась с этим парнем, тем меньше его понимала.

– Ну так что? – напомнил о себе Элиас.

– Верно. – Чарли расстегнула молнию на переднем кармане рюкзака. Там всегда лежал белый флакончик. – Я ношу с собой адвил, но не ожидала, что Мейсон об этом знает.

«Не ожидала, что он знает обо мне хоть что-то», – этого она не сказала.

И протянула флакончик.

Элиас медленно поднял руку – бледную, но, без сомнения, сильную, – и взял у нее обезболивающее. Их пальцы соприкоснулись, Чарли резко отдернула их. И с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть. Его рука оказалась горячей. Невыносимо горячей, словно только что вынутой из духовки. Его прикосновение обжигало.

Элиас склонил голову, по его губам пробежала усмешка.

– Что-то не так?

Чарли не сводила с него глаз. Какого дьявола? Что с этим парнем? Он болен? Но на больного Элиас не походил. Он стоял перед ней такой же рослый и уверенный, как днем раньше, – ни испарины на лбу, ни тревоги в глазах.

Она оглянулась на подруг, которые смотрели на нее как на чокнутую. И, возможно, были правы. Чем еще можно объяснить события последних двух дней?

– Нет, – наконец выговорила Чарли, не поднимая глаз на Элиаса. – Нет, все в порядке.

7

Чарли и Мейсон вернулись домой одновременно. Случалось такое редко: обычно они оба пользовались машинами вместе с друзьями, а в компании Мейсона народу было гораздо больше, чем у Чарли. Она всегда считала, что таким способом ее старший брат дает понять, что лучше забраться в одну машину вместе с пятью парнями, чем мучаться тридцать минут в обществе младшей сестры.

Но сегодня Чарли остановила «Бронко» у дома как раз в тот момент, когда Мейсон шел по подъездной дорожке. Изогнувшись на сиденье и прищурившись, сквозь заднее окно Чарли разглядела незнакомую машину, заворачивающую за угол. Длинная и черная. Может, кабриолет старой модели. Ни у кого из друзей Мейсона такого не было. Иначе Чарли запомнила бы его.

Ей в голову закралась догадка насчет владельца машины.

Чарли вышла из «Бронко» и хлопнула дверцей в тот момент, когда Мейсон подошел к двери дома. Он даже не удосужился посмотреть, кто подъехал.

– Кто тебя подвез? – еще издалека спросила Чарли.

– И я рад тебя видеть, сестренка, – бросил Мейсон через плечо, вставляя ключ в замок.

– Ну правда, Мейсон. – Она торопливо прошла через газон перед домом и приблизилась к брату. – Это был Элиас, да?

Мейсон обернулся и прищурился.

– А если и так, что с того?

– Просто он мне не нравится, – сказала Чарли. – Какой-то мутный. Вчера я встретила его в лесу, и…

– Он мутный? – Брат вынул ключ из замка и побрякал им. – Он только что переехал в этот город. Ему наверняка было любопытно. А вот что там делала ты?

– М-м… – Она прикусила нижнюю губу. Пожалуй, она все же поспешила с выводами. Но, с другой стороны, Элиас действительно назвал ее по имени, хотя она не говорила ему, как ее зовут.

Или все же сказала?

Вот черт. Мейсон совсем заморочил ей голову.

– И все равно, – упрямо повторила Чарли. – Дело не только в этом. С ним что-то… не так.

Покачав головой, Мейсон отвернулся и снова вставил ключ в замок.

– Какое тебе вообще дело?

– Просто не хочу, чтобы ты общался с опасными людьми.

– Отлично. – Он повернул ключ и толкнул дверь. – Ну само собой. Значит, теперь ты проявляешь интерес к моей жизни.

Чарли вошла в дом следом за братом.

– И какого черта это значит?

Он бросил ключи на столик в прихожей.

– Неважно. – Скинув с плеча рюкзак, Мейсон уронил его на пол. – Элиас хороший парень, Чар. Может, чуток холодноватый, но не по своей вине. Детство у него выдалось трудное.

Ей вспомнилось, как прикосновение к его коже обожгло ей пальцы. И вовсе не холодноватый, мысленно возразила она. Холода в нем нет и в помине.

– Откуда тебе известно, какое у него было детство? – спросила она. – Он пробыл в городе несколько дней. За это время вы просто не могли так сблизиться.

– Мы сидим вместе на некоторых уроках. – Мейсон направился по коридору в кухню. – Вообще-то он много чего мне рассказал. Живет в приемной семье. В очередной, уже десятой за десять лет. Всю жизнь болтается по чужим людям.

От этих слов у Чарли защемило в груди. У Элиаса нет родителей. Может, умерли. Если так, значит, это от горя он стал таким.

Она могла это понять и посочувствовать ему.

Гадство. А ведь она в самом деле поспешила с выводами насчет Элиаса.

– Да?.. – откликнулась она, все еще стоя в коридоре. – Этого я не знала.

– Конечно, не знала, – ответил Мейсон из кухни. Чарли слышала, как он гремит посудой, открывает шкафы и холодильник. Должно быть, ищет, чем бы перекусить. – Честно говоря, удивительно уже то, что ты задумалась о ком-то настолько, чтобы составить мнение о нем.

Она могла бы спросить, что он имеет в виду. Могла бы, если бы была готова услышать ответ. И, честно говоря, ее саму удивляло, как много места стал занимать Элиас Эверхарт в ее мыслях. Насколько сильным оказалось ее желание узнать о ее прошлом. И совершенно напрасно. Как оказалось, он просто еще один человек. Со своими недостатками, бедами и историей, в центре которой зияет смерть. Ответить брату Чарли не удосужилась. Повернувшись, она поднялась по лестнице, ощущая в груди странную пустоту, словно лишилась чего-то, даже не догадываясь раньше, что обладала этим.

* * *

После смерти Софи мама Чарли решила полностью преобразить комнату близнецов. Она убрала оттуда кровать Софи, поставив вместо нее письменный стол, заменила ковер и перекрасила стены. Будто считала, что, если избавиться от всех свидетельств существования Софи, Чарли перестанет горевать.

Она ошибалась.

Мама могла снять все постеры и рисунки ее сестры, унести пухлые подушки, которые Софи любила складывать горой на постели, но не воспоминания. Не могла очистить комнату от призраков ее смеха, улыбок, игр, которые близнецы затевали вместе. Призраки поселились в этих стенах навечно.

Чарли шагнула к широкой кровати, которой мама заменила ее прежнюю, такую же, как у Софи, и неожиданно у нее в заднем кармане завибрировал телефон. Сбросив обувь, она достала телефон и ответила на звонок.

– Надо поговорить, – вместо приветствия выпалила Лу.

Чарли упала на кровать.

– Только пожалуйста, не надо снова про бал.

– Нет, не про него. – На заднем фоне слышался какой-то хруст – Лу наверняка грызла «Принглс», которыми предпочитала подкрепляться после уроков. – А про то, как ты встретилась с Элиасом Эверхартом в лесу, а мне не рассказала.

– Нечего было рассказывать. Мы обменялись всего парой слов.

– Ну да, и эта пара слов его явно впечатлила.

Чарли перекатилась по постели и задрала вверх ноги.

– Насчет этого не знаю.

– Зато я знаю. – Снова хруст. – И что меня особенно взволновало, так это что ты наконец занялась тем, чем я давно твержу тебе заняться.

– Чем это?

– Перестать замыкаться в себе, – объяснила Лу. – Завести новых друзей. Просто жить. И так далее.

– О, прекрати! Всего и был-то один разговор.

– Теперь уже два разговора, – поправила Лу. – Ладно, не важно. Слышала последние новости про Робби?

– Нет. – В Чарли мгновенно вспыхнуло любопытство. – Что случилось?

– В лесу нашли еще символы. Похожие на те, что вырезаны на ясене. По всему лесу.

«А-а, – подумала Чарли. – Об этом они могли бы узнать и от меня».

– И все они, похоже, скандинавские. Во всяком случае, так говорят в новостях. – Чарли услышала шорох ткани – Лу поерзала, меняя позу. – Интересно, что это значит. Ставлю на серийного убийцу, фетиш которого – викинги.

– Чтобы ты – и зациклилась на серийном убийце? Ни за что бы не подумала.

– Нечего критиковать мое хобби. Могла бы воспользоваться парочкой своих.

– Хобби?

Лу фыркнула.

– Нет. Ясно же, что парочкой серийных убийц. И для здоровья полезно.

Чарли рассмеялась.

– Пока, Лу.

– Рассмешила тебя – считай, достижение. – Чарли услышала легкий смех Лу. – Спокойной ночи, Чарльз. До завтра.

8

– Одного не понимаю, – начала Лу на следующее утро, сваливая груду завернутых в пищевую пленку брауни на стол для продажи выпечки.

Было семь часов утра. Еще неделю назад Эбигейл записала их всех в организаторы распродажи, целью которой был сбор средств для школьного бала. Естественно, согласия она ни у кого не спрашивала. Только предупредила сообщением в девять часов накануне вечером: «Жду вас с утра пораньше, чтобы забрать выпечку для распродажи! Я уже отметила на карте в телефоне все дома, где согласились сделать пожертвования».

Лу пыталась протестовать, но в итоге и она, и Чарли сдались.

Теперь Лу продолжала:

– Элиас Эверхарт вчера мог попросить адвил у кого угодно. И вообще… – она взяла еще одну охапку брауни и перенесла их на стол, – ручаюсь, он нашелся бы даже у кого-нибудь из тех, с кем Элиас сидел во время ланча.

– У мальчишек-подростков, которые забывают принести в школу даже домашнее задание? – Эбигейл составляла в аккуратную пирамидку небрежно выгруженные Лу на стол брауни. – Что-то сомневаюсь.

– Он мог сходить в медпункт, – продолжала Лу. – Или спросить у учителя. Да у кого угодно. Так вот, – она указала на Чарли рулоном пищевой пленки, – почему же спросил у тебя?

Чарли не сводила глаз с наклеек, на которых писала цены: доллар, три, пять…

– Мне нечего ответить.

– Зато мне есть, – подхватила Лу.

Чарли размашисто нарисовала значок доллара.

– Да ну?

– Да! – Лу наклонилась над столом, чуть не расплющив упаковку капкейков. – Он на тебя запал.

Рука Чарли судорожно дернулась, маркер провел черту поперек тройки. Она сжала маркер и прокашлялась.

– Никогда не слышала большей нелепости.

Усмехаясь, Лу указала на ценник.

– Неужели? А эта наклейка доказывает обратное.

– Я серьезно, – заверила Чарли, переворачивая наклейку. – Не о чем тут…

– Ого! – прервала подруг Эбигейл и сунула им свой телефон. – Вы это видели?

Лу и Чарли придвинулись ближе, чтобы разглядеть.

На экране корреспондент местных новостей стояла перед покрытым резьбой деревом, на котором еще недавно висели кроссовки Робби.

«Последняя информация по делу Робби Карпентера привела представителей власти в недоумение».

Чарли наклонилась над телефоном, чтобы не пропустить ни слова.

«Совсем недавно в Миннесоте была замечена схожая картина исчезновений, – продолжала корреспондент. – Несколько дней назад всего за одну неделю в небольшом городке Байвабик пропало трое детей. Единственным обнаруженным свидетельством стали несколько деревьев, помеченных такими же скандинавскими символами, что и в Силвер-Шорс».

– Какое… жуткое сходство, – выговорила Эбигейл.

– Да уж. – Лу, казалось, все больше волновалась, пока говорила: – Должно быть, это убийца-подражатель. Ну, знаете, когда один психопат узнаёт, что сделал другой, и решает его копировать.

– Мне известно, кто такие подражатели. – Эбигейл выключила телефон. – Чтобы разобраться, незачем быть сдвинутой на убийствах, как ты.

– Я не сдвинута на убийствах, – возразила Лу, – просто движима здоровым психологическим и антропологическим интересом к способности человека сочетать…

– Круассаны с маньяками? – послышался из-за спины голос. – И я с вами.

Оглянувшись, подруги увидели, что у их стола с выпечкой стоит Мейсон. А рядом с ним, возвышаясь над Мейсоном на несколько дюймов, – Элиас. С резким вдохом Чарли уставилась в стол, пытаясь придумать, чем бы занять руки. Наклейки… да, наклейками. Два доллара за кусок пирога, три – за набор из трех печенек с разными начинками…

– Исчезни, Мейсон, – ответила Лу. – Нашей идеально разложенной выпечке только твоих буйных выходок не хватало.

– Выходок? – невинным тоном переспросил Мейсон. – Это вообще не про меня.

Длинная бледная рука протянулась через стол, чуть не задев руку Чарли, и схватила печенье с шоколадной крошкой. Чарли едва не ахнула, бросив взгляд на Элиаса, стоящего совсем рядом, у нее за спиной. Но он не смотрел на нее.

– Так что там насчет идеальной выкладки? – спросил он, водружая печенье на гору пирожков, круассанов с шоколадом и ломтиков кекса.

– Гос-споди… – Лу безнадежно уронила голову на руки. – Тебя нам здесь тоже не надо. А я-то надеялась, что с твоим появлением Мейсон станет нормальным человеческим существом.

У Элиаса вспыхнули глаза, словно это замечание особенно позабавило его.

– Да? – переспросил он. – А кто же он сейчас, позволь спросить, если не нормальное человеческое существо?

– Инопланетянин, – с уверенностью заявила Лу. – Присланный его инопланетным начальством, чтобы сеять на Земле хаос дурацкими выходками и тупыми шутками про женскую грудь.

– Хаос? – Поблескивая глазами, Элиас повернулся к Мейсону. – Как раз хаос мне по душе. Вообще-то, – он хлопнул приятеля по плечу, – пора бы тебе выйти на новый уровень.

– Хмм… – Мейсон потер подбородок двумя пальцами. – Знаешь что, братан? Ты прав. Мы же выпускники. Пора мне блеснуть своей игрой.

– Какой еще игрой? – резким тоном бросила Эбигейл. – Ни за что не допущу, чтобы нам испортили продажу выпечки. Я пообещала доктору Шнайдеру, что все пройдет как по маслу.

– Да ты не напрягайся, Эбби. – Мейсон плюхнулся на стул рядом с передернувшейся Эбигейл. Как и Чарли, Мейсону было прекрасно известно, что она не выносит, когда ее зовут не полным именем. – Мы пришли помочь. – Он подмигнул Чарли. – Зачем еще нужны старшие братья?

Чарли заметила, что Элиас занял место напротив нее. У нее учащенно забилось сердце. Она на удивление остро ощущала его присутствие, этот странный жар, исходящий от его кожи. Жар казался ей чем-то живым. Незримым существом, способным обвиться вокруг нее, увлечь в свои горячие объятия.

– Итак! – Мейсон хлопнул в ладоши и обвел взглядом стол. – Чем бы мне вам помочь? Учитель рисования говорил, что у меня есть дизайнерское чутье. Пожалуй, буду отвечать за эстетику стола.

– Ты? – фыркнула Лу. – Видела я твою спальню. Твоего дизайнерского чутья хватает только на грязное белье повсюду и пошлые постеры с музыкальными группами.

– Что это ты делала в моей спальне, Луиза? – Мейсон выхватил из груды выпечки сникердудл с корицей и собирался засунуть в карман, но Эбигейл его отняла. – Пыталась отрезать у меня прядь волос, чтобы с помощью обряда вуду влюбить в себя?

– Даже не мечтай, Хадсон, – небрежно парировала Лу.

Чарли снова опустила взгляд на ценники, сдерживая смех. Лу и Мейсон не изменяли себе. Для Лу было естественно вступать в перепалки, поскольку она любила ехидство и сарказм. А ее вражда с Мейсоном длилась почти десятилетие, скорее всего, спровоцированная впервые в тот раз, когда она осталась с ночевкой в комнате близнецов, а он подбросил туда тарантула.

Воспоминания о той ночи вызвали у Чарли улыбку. Из кроватей они перебрались в три спальных мешка, разложенных в кружок на полу. Мама принесла им попкорн с добавочной порцией масла, и они засиделись допоздна, а Лу все требовала от Софи и Чарли повторять ее любимые фокусы. Смотреть их Лу никогда не надоедало. Каждый раз, когда близнецы вытаскивали туз червей и спрашивали: «Ты эту карту выбрала?», Лу визжала так же восторженно, как в самый первый.

Чарли обнаружила, что впала в глубокую задумчивость, лишь когда ее мысли прервал низкий голос:

– На этот ценник ты глазеешь уже пять минут.

Она подняла взгляд и уперлась им в Элиаса, который изучал ее блестящими зелеными глазами.

Чарли отложила маркер.

– Просто проверяю.

– Что именно?

– Ну, знаешь, соответствие стандартам. Убеждаюсь, что на ценники не попало ни пылинки.

Элиас вскинул брови.

– По-твоему, это и есть стандарты?

Чарли пожала плечами.

– Ты же не знаком с Эбигейл.

– Я все слышу, – предупредила Эбигейл, не отвлекаясь от пирамиды из брауни.

– Вообще-то знаком. – Элиас расслабленно откинулся на спинку стула, балансируя его на двух задних ножках, и даже не пытался делать вид, будто помогает разбирать выпечку. – Виделся вчера после ланча. На случай, если тебе отшибло память.

– Не отшибло. – Она помолчала. – Кстати, как твоя голова?

Он постучал себя по лбу и подмигнул.

– Великолепно, милая. Спасибо за помощь.

– «Милая», значит… – Чарли вскинула маркер и нацелила его на Элиаса. – Не знаю, что насчет девушек из твоей прежней школы, но нас здесь, в Силвер-Шорс, так просто не очаруешь.

– О, я в своих способностях не сомневаюсь, – отозвался он, лениво помахав проходящей мимо стайке девчонок, отчего те захихикали.

Чарли закатила глаза. Зная его прошлое, она прекрасно видела все эти уловки. Классический прием: мнимый весельчак маскирует горе развязностью и шутками.

Ее брат был в этом настоящим виртуозом.

– Итак… – Элиас поставил свой стул на четыре ножки. – Кого позовешь на бал?

От этого вопроса Чарли замерла. У нее заколотилось сердце, хотя она и не понимала почему. Пальцы ног покалывало. Она подняла взгляд на Элиаса.

– А почему ты спрашиваешь?

Он склонился ближе и понизил голос.

– Просто знаю, что вы с подругами затеяли маленькую игру. И что тебе надо успеть пригласить кого-нибудь к вечеру четверга.

– И откуда же тебе, – убийственно-спокойным тоном осведомилась она, – это известно?

Элиас не стал отворачиваться. Наоборот, придвинулся ближе.

– Вы с подругами общаетесь очень громко. – Он подмигнул. – Особенно за ланчем.

– Мне не послышалось, тут бал обсуждают? – вмешалась Лу.

– Нет, не послышалось, – ответил Элиас.

– Правда? – Лу подняла бровь. – А ты уже нашел себе пару?

– Нет, – произнес задумчиво Элиас. – Танцы – это вообще не мое.

– Не в танцах дело, дружище. – Мейсон хлопнул Элиаса по плечу. – В спортивном зале, украшенном цветной бумагой, мы пробудем от силы полчаса, а потом нас ждет другая тусовка. Вот там-то и начнется настоящее веселье – если понимаешь, о чем я. – Он выразительно пошевелил бровями.

Лу поморщилась.

– Ну ты и свинтус!

– Себя-то не обманывай, Луиза, – парировал Мейсон. – По этим губам ты сохнешь со второго класса.

Лу схватила пустую коробку и притворилась, что ее тошнит.

– Может, вернемся к делам поважнее? – напомнила Эбигейл. – Эти блонди с арахисовой пастой сами себя не разложат.

– Да, с удовольствием! – Лу схватила пригоршню блонди, изображая легкие рвотные позывы. – Что угодно – всё лучше губ Мейсона Хадсона.

9

Не прошло и одной недели, и город захлестнула новость о новом исчезновении.

Был вторник, второй день учебного года. В семь утра миссис Питерсон в своем любимом халате прошла по коридору и постучала в дверь комнаты сыновей. Ответа она не дождалась и заглянула в комнату – сообщить мальчишкам, что пора вставать.

И увидела, что их кровати пусты.

Час спустя, после множества отчаянных, но так и оставшихся без ответа звонков на мобильники ее сыновей, прибыла полиция. Еще через час собрали поисковый отряд. К обеду новости достигли каждого телевизора в Силвер-Шорс – и каждого мобильника в старшей школе.

К концу учебного дня поисковый отряд так и не нашел пропавших. Зато нашел еще одно дерево. Белый ясень, изрезанный скандинавскими символами, с «узлом Одина» в центре.

На ветвях этого ясеня висели две пары кроссовок.

10

В тот день в школе Чарли твердо сказала себе, что с нее хватит расследований. Хватит разведывать и разнюхивать. Эти поиски принесли ей больше вопросов, чем ответов.

Все вокруг только и говорили что о пропавших парнях. О близнецах Питерсон. Чарли хорошо их знала. Оба были отчаянными хулиганами и любили спорт. Когда Софи еще была жива, мама нередко отправляла их в дом к Питерсонам поиграть с детьми. Это было как-то связано с тем, что мальчишки оказались единственными близнецами среди ровесников Чарли и Софи. Их матери считали, что детям полагается быть лучшими друзьями. И сестры в самом деле хорошо относились к Питерсонам, прыгали на батуте у них на заднем дворе или показывали простые фокусы, но лучшими друзьями они с братьями так и не стали. Не то что с Лу.

Весь день Чарли старалась отделаться от мыслей о Питерсонах. Пока Лу и Эбигейл строчили сообщения в групповой чат, она незаметно убрала телефон в карман. Когда одноклассники делились взятыми из новостей кадрами изрезанного дерева, она отводила глаза. Она же дала маме обещание. И хотя уже однажды нарушила его, это еще не значило, что подобное повторится.

Так она твердила себе, пока не прозвенел звонок с последнего урока.

После школы она развезла Лу и Эбигейл по домам. А потом ударила по газам, направляясь к лесу.

* * *

Лес кишел полицейскими так же, как в первый раз. Точнее, представителей власти в нем даже прибавилось. Вероятно, появились специалисты уровня штата, а может, и федерального. И чем дольше будет продолжаться расследование, тем больше внимания оно привлечет: Чарли насмотрелась достаточно детективов, чтобы понимать это.

Она припарковалась в стороне, в незаметном месте. Дерево, которое осматривали на этот раз, находилось метрах в двухстах от первого. Кто бы ни похитил парней, своей охотничьей территорией он считал этот лес. Держаться от которого подальше Чарли пообещала маме. И уже дважды нарушила слово.

Она бесшумно прикрыла дверцу машины. Потрогала задний карман, убеждаясь, что ее счастливая колода карт на месте. А потом крадучись пошла по сухим листьям и обросшим мхом камням в глубину леса.

Она в который раз задалась вопросом, что здесь делает. Чем таким может помочь следствию, с чем полиция не справится своими силами. Оценки она получала хорошие, над домашними заданиями никогда не мучилась, но и особых способностей не проявляла. Не то что Эбигейл. Чарли считала, что наиболее ярко ее интеллект проявляется в фокусах, где с помощью быстроты ума и превосходящей быстроты пальцев она всегда на шаг опережала зрителя. Но ведь фокусами дело о пропавших без вести людях не раскроешь, верно?

И все-таки. Что-то тянуло ее сюда. Будто где-то в лесу пряталась сирена и звала ее.

Она как раз пыталась представить себе эту сирену, когда заметила его.

Сначала – только мелькнувшую темную шевелюру и край черной футболки. Кто-то стремительно перебегал от дерева к дереву, стараясь не попасться на глаза полиции. Чарли пригнулась, спряталась в зарослях можжевельника и осторожно выглянула из-за них.

Шагах в десяти впереди за деревом стоял Элиас.

Она поняла это в ту секунду, когда разглядела стрижку. Поняла по широким плечам, по настороженности, с которой он выглядывал из-за дерева. Он находился прямо на месте преступления.

Опять.

Чарли мысленно вернулась в понедельник, когда после разговора с Мейсоном она исключила Элиаса из списка подозреваемых. Как же она была уверена в своей правоте. Убеждена, что он просто несчастный парень, травмированный горем и маскирующий печаль остротами и сарказмом. Но теперь…

Теперь она в этом сомневалась.

Элиас прокрался на несколько шагов влево, и Чарли последовала его примеру. Опустившись на четвереньки, Элиас как медведь полез в гущу кустов. Чарли сделала то же самое. Минут пять она подражала ему, словно в игре, пока вдруг не сообразила, что в общем-то шпионит за ним.

Но с какой целью? Ведь Элиас не совершал ничего предосудительного. Да, он оказался в лесу, где ему быть не следовало, но то же обвинение можно предъявить и самой Чарли.

И все же ее не покидало ощущение, что под всем этим в глубине что-то таится. И что Элиас либо как-то связан с исчезновениями, либо слышит тот же доносящийся из леса зов, что и Чарли. В любом случае ей хотелось докопаться до правды. Поэтому, когда Элиас обогнул куст и юркнул под дерево, она последовала за ним.

* * *

Вслед за Элиасом Чарли углублялась в лес. Он лавировал среди деревьев так уверенно, словно десятки раз ходил этим путем. Огибал березы и кедры, кусты можжевельника и скопления мха. Держась на безопасном расстоянии, Чарли шла за ним, стараясь ступать как можно тише.

Вскоре она увидела, как Элиас отвел в сторону ветви и вдруг скрылся из виду. Выждав секунд пятнадцать, она на цыпочках вышла из-за дерева, за которым пряталась, и перебежала на то место, где только что стоял Элиас. А потом, затаив дыхание, протянула руки к веткам и осторожно развела их в стороны.

Впереди на поляне стоял дом.

Его вид стал для Чарли полной неожиданностью. Большинство домов в Силвер-Шорс выглядели как типично американские, сложенные из красного кирпича и обнесенные белым штакетником. Но не этот. Его словно перенесли на поляну из викторианского сборника сказок: старинный, нарядный, из выкрашенного в темно-голубой цвет дерева, с островерхой двускатной черной крышей и высокой башенкой в северо-восточном углу. Фасад огибала веранда того же темно-голубого цвета, как и весь дом. Свет на веранде не горел, но Чарли показалось, что она заметила слабое оранжевое мерцание в одном из окон.

Неужели Элиас живет здесь? Это дом его приемной семьи? Чарли никогда прежде не видела этого здания – впрочем, так далеко в лес она и не заходила.

Она крадучись приближалась к окну, в котором мерцал свет. На ее удачу, пространство перед домом было неухоженным, заросшим кустами. Чарли пряталась за одним, выжидала несколько секунд, затем перебегала к следующему.

Через нескольких минут она почти достигла дома. Припала к земле и ползла, пока не оказалась у покрашенной в темно-голубой цвет стены. Убедившись, что очутилась у основания башенки, она решилась обернуться, прижавшись к нему спиной.

Чарли перевела дух. Какого черта она творит? Она последовала за Элиасом не задумываясь, с азартом человека, которым завладели любопытство и подозрения. И вот она здесь. Готовая следить за его приемной семьей. Что она вообще рассчитывала найти? Орудие убийства? Труп Робби Карпентера? Близнецов? Бред! Все улики наверняка надежно спрятаны, конечно, если только не вся приемная семья Элиаса состоит из серийных убийц.

Однако разуму не удалось удержать Чарли от глупостей, потому что вовсе не разум привел ее сюда, а ощущения. Странный гул в жилах, покалывание в кончиках пальцев. Да, нервное возбуждение, но вместе с тем что-то большее. То, чему она не находила объяснений.

Повернувшись, она медленно, дюйм за дюймом, выпрямилась и заглянула в окно.

В доме царил сумрак, источниками тусклого света были, вероятно, свечи. Сквозь запыленное стекло она разглядела маленькую круглую комнату. Мебели там оказалось немного: ветхое кресло, шаткий приставной столик, проеденный молью ковер. На столе была лампа, но выглядела она так, словно ее годами не включали. Чарли заметила паутину, оплетающую абажур. Проход в глубине комнаты соединял башенку с остальными помещениями дома и открывал длинный коридор, теряющийся в темноте.

Что за черт?

Наверное, она ошиблась. Наверное, Элиас живет не здесь, а в этот жуткий заброшенный особняк приходит закинуться наркотой. Или еще за чем-то. Сама Чарли никогда не имела дела с наркотиками, но ей казалось, что именно так выглядят места, где их хранят и употребляют.

Если ее догадка верна, пожалуй, ей следует скорее уйти отсюда. Наркоманы известны склонностью к насилию, они как бомба, срабатывающая от любого неосторожного движения. Если Элиас поймает ее, невозможно даже предположить, как он поступит.

И все же. С этим парнем дружит ее брат. Если Элиас занимается чем-то опасным, разве не должна она разузнать об этом?

В комнате дальше по коридору вспыхнул свет.

В этот момент что-то зажглось и внутри Чарли. Желание – нет, потребность – выяснить, что делает Элиас Эверхарт в этом зловещем старом особняке. Эта потребность гудела в ней, побуждала к действию.

Вперед.

Она сорвалась с места прежде, чем успела подумать. Пронеслась вдоль стены дома, поднялась на веранду и, осторожно пройдя по ней, вздрагивая при каждом скрипе половиц, остановилась перед высокой застекленной дверью. Чарли сделала глубокий вдох, протянула руку и медленно повернула дверную ручку.

Дверь оказалась незапертой. Чарли приоткрыла ее, потом медленным движением увеличила ширину щели. Петли не издали ни звука, за что Чарли мысленно возблагодарила всех богов. Она проскользнула в дом и закрыла за собой дверь.

Внутри ее поглотил мрак. В особняке пахло пылью и запустением. Со стен темными провалами глаз смотрели портреты. Незажженные свечи стояли на столике у входа. У двери высилась вешалка для одежды, голая и похожая на скелет.

Чарли вгляделась в глубину коридора. Через три двери от нее виднелся оранжевый свет, падая на пыльный ковер с цветочным узором. Если Элиас где-то в доме, то наверняка в той комнате.

Затаив дыхание, Чарли на цыпочках пошла вперед по коридору.

Чем ближе она подходила к комнате, из которой лился оранжевый свет, тем отчетливее различала звуки. Потрескивание и шипение горящих свечей. Задувающий в открытое окно ветер. И еще какой-то низкий и непрерывный звук, похожий на гудение или жужжание. Поначалу неразборчиво, но с каждым новым шагом все отчетливее слышался шепот, только не на английском и не на каком-нибудь еще языке, который Чарли слышала раньше. Звучный. Напевный. Словно давно забытый язык, вызванный из небытия.

Она приблизилась к двери. Звуки доносились из-за нее. Можно было или заглянуть в комнату, рискуя, что Элиас – или тот, кто находится внутри, – заметит ее, или отступить подальше в тень.

Она не стала задумываться над тем, как поступить.

Затаив дыхание и сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони, она выглянула из-за дверного косяка.

Комната оказалась просторнее, чем ожидала Чарли. Судя по всему, когда-то это была великолепная столовая с балками и узорчатыми карнизами под высоким потолком. На дальней стене висел громадный пыльный гобелен, в камине пылал огонь. Не составляло труда вообразить, какие роскошные званые ужины устраивали в этих стенах: за длинным деревянным столом с богатой сервировкой и жареной индейкой в центре, с гостями в бальных нарядах и тончайших белых перчатках.

Но эта сцена задержалась в воображении Чарли ненадолго: от того, что ждало ее в комнате…

Все прочие мысли моментально испарились.

11

Мебели там не оказалось. Ни стола, ни стульев. Ни светильников или комнатных растений. Только видавшая виды люстра под потолком, с десяток толстых свечей по всей комнате и ворсистый, кроваво-красный ковер. А в центре…

Стоял спиной к двери Элиас Эверхарт – босиком, с обнаженным торсом и опущенной головой. Его оплетенные рельефными мышцами плечи оказались шире, чем думала Чарли. Его лица она не видела, но он, кажется, что-то шептал, словно обращаясь к полу. Это звучало как песнопение, а может, молитва. Низко и монотонно. Почтительно.

Ее взгляд, окинув Элиаса, устремился в сторону стены, находящейся перед ним. Той, которая поначалу показалась ей завешенной гобеленом. Но, как выяснилось, она чудовищно ошибалась. Это была не роспись, не расшитая ткань и не холст. Просто голая стена, с маниакальным исступлением изрисованная множеством линий. Сотнями, а то и тысячами скандинавских символов, начертанных один поверх другого, сливающихся в единое целое, как каракули безумца.

Чарли совершила ужасную ошибку, войдя в этот дом.

Он оказался вовсе не притоном наркоманов и преступников. Увиденное было гораздо страшнее.

Чарли повернулась, готовая броситься бежать через лес и звать на помощь полицию, которая находилась на расстоянии мили, как вдруг что-то привлекло ее внимание.

Поначалу она подумала, что это всего лишь тени. Трепет тьмы вокруг тела Элиаса, вызванный расставленными по комнате и мерцающими свечами. Но эти тени, казалось, росли вширь и ввысь. И вскоре Чарли поняла, что видит не просто беспорядочные метания тьмы: она исходила из каждого дюйма его тела, обрисовывая силуэт. А когда приняла точную форму Элиаса, начала подниматься. Как будто его душа покидала тело. Или он создавал своего двойника. Состоящего из тени и мрака.

Чарли невольно сделала шаг назад. Комната вращалась перед ее глазами. Что за чертовщина здесь творится?

А потом, так же внезапно, как начал подниматься вверх, теневой двойник отделился от Элиаса.

Оторвался от него, вышел на свободу, словно Элиас был не более чем ворохом одежды. Тело парня обмякло и осело на пол, скорчившись и сжавшись в комок. Оно замерло в неподвижности, а тень возвышалась над ним, простирала бесплотные руки, разминала их и осваивалась. Дыхание Чарли стало судорожным, воздух с трудом входил в легкие и выходил из них. Одной рукой она схватилась за дверной косяк, другая беспомощно повисла вдоль тела. Она застыла на месте, не в силах ни бежать, ни отвернуться, ни даже осмыслить происходящее. Какой-то дух только что покинул тело Элиаса Эверхарта. Нет. Это невозможно. Духов не существует. Не существует ничего сверхъестественного. Ни призраков, ни демонов, ни вампиров или зомби. Таков мир, где она живет. Такова реальность.

Но как можно отрицать то, что она видела собственными глазами?

«Нельзя, – прошептал кто-то у нее в голове. – Ты сама понимаешь, что нельзя».

Комната перед ней продолжала стремительно вращаться. Голова кружилась, накатила слабость. Но надо было сбежать, оказаться как можно дальше от существа, стоящего посреди зала.

Повернувшись, Чарли бросилась в коридор.

О том, что подняла шум, она даже не думала. Входная дверь была уже совсем рядом. Стоит Чарли только выбраться на свежий воздух, обратно в реальность…

Что-то обвилось вокруг ее щиколоток и с силой дернуло. Чарли оступилась, беспомощно взмахнула руками и повалилась на пол. Ковер смягчил падение, но удар плечом и виском все равно получился болезненным. Чарли со стоном попыталась высвободить ноги. Но то, что опутало ей щиколотки, держало их на удивление крепко.

– И что же, – послышался сверху низкий шепот, – мне с тобой делать?

12

Беги.

Это слово вспыхнуло перед мысленным взором Чарли, словно рекламный щит, мимо которого по шоссе проносится машина.

Вставай и беги.

Тебя убьют.

Но она не могла. Взглянув на свои ноги, она увидела, что они обвиты веревками, сплетенными из той же тьмы, что и неизвестное существо. Веревки подрагивали и расплывались по краям, будто были материальными лишь отчасти. Но ощущение они создавали совершенно реальное, туго врезаясь в кожу.

Медленно и нерешительно Чарли подняла голову и взглянула на нечто, колышущееся над ней.

Фигура из тьмы стояла так же, как это делал бы человек. И имела очертания тела Элиаса – от ступней до широких плеч, но целиком состояла из тени и мрака, так что кожа казалась тканью. Окидывая взглядом этот темный силуэт, Чарли поняла, насколько он огромный, гораздо выше Элиаса, и вдобавок гибкий, источающий какой-то дикий запах, зловещий и древний, будто исходящий из земных глубин.

А когда Чарли взглянула существу в лицо, у нее перехватило дыхание.

Она увидела лицо Элиаса. Его высокие скулы, резко очерченный подбородок, характерную стрижку. И то, что было всего заметнее, – глаза. Ярко-зеленые. Холодные. Насмешливые.

Поначалу она предположила, что это существо жило в теле Элиаса, вселившись в него, как мог бы сделать демон. Но при виде этих глаз…

– Элиас? – прошептала она.

Его состоящие из тьмы губы растянулись в мрачной усмешке.

– Быстро соображаешь.

– Что… что ты такое?

– Я, – он развел теневыми руками, – то, что называется «мара».

Чарли попыталась отползти назад, но веревки на ногах удержали ее на месте.

– Ты… что?

– Мара. – Он рисовал пальцем в воздухе круги, и от этого веревки становились длиннее, сжимались туже, скользили вверх по ее ногам. – Исчадие ночи. В скандинавской мифологии мы – жуткие старухи, которые садятся на грудь спящим и посылают им ночные кошмары.

У Чарли гулко заколотилось сердце. Надо выбираться отсюда. Слова Элиаса-Тьмы ничего для нее не значили – что вообще она знала о скандинавской мифологии? Что у Тора был здоровенный молот и что его играл Крис Хемсворт? Но это не отменяло очевидного: существо перед ней опасно и она попала к нему в лапы.

Ее единственный выход – как-нибудь отвлечь его, пока не представится случай сбежать.

– Ты не похож на старуху, – заметила она.

– Само собой, – фыркнул он. – Людям известна лишь толика правды о тех, кто подобен мне. – Он отошел к столику и взял из пыльной миски муляж яблока. Подбросил его в воздух и поймал. – Им известна лишь толика правды обо всем – о богах, духах, покровителях природы. Людям отрезали доступ к магии задолго до того, как у них появилась письменность. Сохранились лишь крупицы знаний, которые передавались из уст в уста, от одного рассказчика к другому, и со временем были искажены до неузнаваемости.

Пока Элиас говорил, Чарли оглядывала коридор, искала что-нибудь, чем можно перерезать веревку на ногах. Хотя она понятия не имела, возможно ли это. Как можно разрезать что-то, созданное из тьмы?

И не просто «что-то», а парня, порожденного тьмой.

Как бы абсурдно это ни звучало, каким бы невозможным ни было, лучшего объяснения для того, чему она стала свидетельницей, не находилось. Это объяснение было единственным – помимо предположения, что она видит сон или ее как-то угораздило незаметно для себя принять наркотик. Впрочем, она не сомневалась, что в последнем случае дом скорее напоминал бы картинки в калейдоскопе, а не навевал мысли об убийствах, ужасах и экзорцизме.

Итак, парень, созданный из тьмы.

– Скажи-ка мне, Чарли Хадсон, – заговорил он, кладя яблоко обратно в миску и прислоняясь к столику, – что тебе известно о скандинавской мифологии?

– Почти ничего. – Чарли оглядывала коридор, стараясь при этом не возбуждать подозрений: подсвечники, сухие цветы, муляжи фруктов, пыльная деревянная шкатулка на пыльном деревянном столе. Может, подсвечник сгодится на роль дубинки? – Как-то так вышло, что к приоритетам американская учебная программа ее не относит.

– А жаль. – Он что-то напевал низким голосом, и это тихое пение напоминало шум ветра перед бурей. – Стоило бы, ведь все это – истинная реальность.

– Точно, – подтвердила она. – А как же иначе.

– Ты мне не веришь. И это понятно. Большинство людей поначалу не верят.

Ее взгляд упал на ножки стола. Можно отломать одну из них. Да. А потом, орудуя ей как копьем…

– Не пытайся сбежать, – невозмутимо предупредил Элиас. – Я умею проходить сквозь стены.

– Сквозь… – Чарли изумленно заморгала. – Что?..

Элиас уставился на нее горящими глазами.

– Не веришь? Смотри.

Он сделал два быстрых шага через коридор. И вошел прямо в стену.

Чарли ахнула. Все произошло мгновенно: только что Элиас – или его теневая версия – стоял здесь, а в следующий момент исчез, как ни в чем не бывало пройдя через стену. Словно ее не существовало.

– Куда ты?.. – начала она, но он уже вернулся. Вышел из стены легко и непринужденно, будто прошел через дверь. – Как тебе это?..

– Я же объяснил, Чарли. – Он заглянул ей в глаза. – Я мара. Единственный темный дух, которого можно сотворить из человека.

– Погоди! – Она вскинула руку. – Так, значит, ты все-таки человек?

Он отвел глаза, взгляд которых стал далеким.

– Был им когда-то. – Когда он вновь взглянул на Чарли, его теневые губы растянулись в безжалостной усмешке. – А теперь только выгляжу человеком. И лишь когда хочу.

– Зачем ты рассказываешь мне все это? – Ей надо выбраться из этого особняка. Сейчас же. Что за игру затеял Элиас? – Робби Карпентера ты тоже просветил? Прежде чем убить?

– К исчезновению Робби Карпентера я не причастен. Как и к пропаже близнецов. Если уж на то пошло… – Элиас, вскинув руку, щелкнул пальцами. И веревки на ее ногах исчезли. – Я пытаюсь найти их.

Чарли не стала терять ни минуты. Вскочив, она бросилась к двери.

Но прежде чем успела сделать пару шагов, перед ней возникла другая теневая веревка, которая захлестнулась вокруг ее тела, крепко прижав к нему руки.

Гадство.

Достигнув входной двери, Чарли ударилась о нее всем телом в надежде с разбегу выбить. Петли застонали, но дверь не поддалась.

Чьи-то пальцы обхватили ее руку и оттащили в коридор. От этого прикосновения перед мысленным взглядом Чарли возник темный туннель, безжизненное тело, выползающие из пустых глазниц пауки…

Эти образы рассеялись. Элиас-Тьма повернул ее и пригвоздил к стене, заставив ахнуть. Он оказался таким сильным. Пугающе сильным. Все попытки оттолкнуть его ничего не дали. Он удерживал ее на месте так легко, будто она была сделана из бумаги. Чарли отметила, что его прикосновения не обжигают, как прежде. Теперь они казались прохладными и мягкими, как легкий ветерок.

– Чарли, Чарли, Чарли… – цокая языком, произнес он. Склонившись над ней, он придвинулся так близко, что тьма заклубилась, выбрасывая завитки, напоминающие темное пламя, которое почти касалось лица Чарли. Она невольно всхлипнула: стоило этому пламени лизнуть ее, как по позвоночнику пробежал холодок, скапливаясь в основании и вызывая чувство обреченности. – Думаешь, бегство возможно? По-твоему, открытая дверь спасет тебя? Я же ночной кошмар, милая. Понимаю, ты еще не осознала до конца, что это значит, но какое-то представление у тебя уже наверняка есть.

Чем дольше он удерживал руку Чарли, тем сильнее нарастала в ней обреченность, вызывая в воображении видения темной воды и чувство скрытой под поверхностью опасности.

– Мы вызываем страх, – продолжал он. – Питаемся им. Подкрепляем им свои силы. Страх мы воспринимаем так, как люди – запахи еды, доносящиеся из кухни. Это судорожное биение у тебя в груди, стремительный бег крови, отрывистое и частое дыхание – все это я чувствую теперь. И знаешь… – он снова склонился к ней и сделал глубокий вдох. – Это объедение.

– Ты больной, – прошептала она.

– Напротив. – Элиас выпрямился и ослабил хватку на ее руке, но не отпустил. – В эту минуту я совершенно здоров. Исчезающие дети? Руны, вырезанные на деревьях? В этом городе переполох, то есть идеальная обстановка для мара, как я. Чем больше вы боитесь, тем лучше. Тем сильнее я становлюсь.

Как только он перестал сжимать ей руку, нарастающий страх начал отступать: не исчез полностью, но утих, стал приглушенным, словно повернули регулятор громкости.

– А что это были за видения? – спросила Чарли. – Туннель, пауки… Как ты это сделал?

Он поднял руку, кончики пальцев трепетали, как язычки черных свечей, и мягко коснулся ее щеки. На нее снова нахлынули видения. На этот раз она видела Софи. Ее тело на больничной кровати, плачущую мать, фигуру в черном, спускающуюся к кровати сверху…

Элиас-Тьма убрал руку, и видения пропали.

– Один из фокусов мара. Мы вызываем у жертвы видения, чтобы обострить ее страх и самим стать сильнее. – Он пошевелил пальцами. – Эти видения полностью под моим контролем – что видит жертва, когда, как долго. Чем чаще я насылаю видения на одного человека, тем больше узнаю о том, чего он по-настоящему боится. Могу повторить еще… – Он схватил ее за руку выше локтя, и Чарли увидела, как Мейсон врезается на их машине в дерево. – И еще… – Она увидела маму, плывущую лицом вниз в озере Мичиган. – И еще.

Ахнув, она вырвала руку. Видения прекратились так внезапно, словно выключили телевизор.

– И что это? – спросила она, стараясь придать голосу смелости, которой на самом деле не чувствовала. – Твоя большая злодейская речь? Перед тем, как ты перережешь мне горло?

– Возможно. – Элиас выставил вперед теневую руку. Из тьмы материализовался длинный меч – вырос, словно продолжение его тела. – Это было бы нетрудно. А страх, который люди испытывают в последние мгновения перед смертью… – Он вскинул меч, направил на нее так, что острие оказалось в дюйме от ее горла. – Его достаточно, чтобы месяцами питать силы мара.

Уставившись на меч, который трепетал и колыхался в воздухе, как живой, Чарли ощутила, что сердце бьется все быстрее и кровь шумит в ушах.

– Я уже чувствую его вкус, – прошептал Элиас. – Ощущаю его на языке.

«Я умру, – поняла Чарли. – Я сейчас умру, и все потому, что по глупости вошла вслед за подозрительным парнем в жуткий старый дом».

– Вопрос лишь в том… – Он навис над ней, и у Чарли сжался желудок, подскакивая к горлу. Ее сейчас вырвет. Ее вырвет, а потом она умрет, и ее мама даже не узнает, почему.

А потом…

Будто рыбак, нехотя бросающий улов обратно в воду, Элиас отпустил ее. Отступил на шаг, опустив руку с теневым мечом. Его грудь высоко поднялась и опала, словно от глубокого вздоха, хотя у существа вроде него вряд ли могли быть легкие.

– Вопрос лишь в том, – повторил он, – а вдруг ты мне еще пригодишься?

Чарли перевела дыхание. Вместе с воздухом из нее вырвался весь страх, а она и не подозревала, что он копился в ней.

Потянувшись, Элиас снова схватил ее за руку. И в Чарли снова со всей остротой вспыхнул ужас, будто прикосновение излучало самые страшные кошмары, какие ей когда-либо снились.

Видимо, так и было.

– Ты узнала мою тайну. – Элиас потащил ее по коридору к комнате. – Любопытная ты все-таки девчушка. И хоть я предпочел бы, чтобы моя тайна так и осталась ею, в том, что кто-то посвящен в нее, есть один плюс.

– Какой?

Элиас подошел к двери и с чудовищной силой втолкнул в нее Чарли. Пролетев вперед, она упала на пол рядом с безвольным человеческим телом Элиаса.

– Я в этом городе по делу. – Он встал в дверном проеме, прислонившись к косяку и лишив Чарли всякой надежды на побег. – А две пары глаз лучше, чем одна.

Чарли заморгала. Она ожидала чего угодно, только не этих слов.

– Тебе нужна моя помощь?

– Нужна. – Странно было смотреть, как шевелятся его губы, и видеть внутри только тьму. – Как уже сказал, не я убил тех мальчишек и не я оставил знаки на деревьях. Я здесь для того, чтобы выяснить, кто это сделал.

– Ты хочешь… спасти их?

– Боги милостивые, нет. – Он фыркнул. – До этих парней мне нет дела. Я прибыл по единственной причине: чтобы найти существо, оставляющее знаки на деревьях. И если отыщу и мальчишек, тем лучше. В сущности, намного лучше, потому что они наверняка перепуганы до смерти. Но нет, именно их я не ищу. Хрупкая человеческая жизнь меня не заботит. Уже нет.

Чарли засмотрелась на пустой коридор позади его сотканной из тьмы фигуры.

– А если я откажусь? – спросила она.

– О, тогда все проще простого, – ответил он. – Если откажешься – умрешь.

Она перевела взгляд на его лицо, и темные губы растянулись в улыбке. Элиас выглядел совершенно серьезным и явно довольным таким поворотом событий.

– Откуда тебе знать, – начала она, – что, если ты меня отпустишь, я не побегу в полицию и не расскажу всем, кто ты?

Его смех напоминал далекий рокот грома.

– Кто тебе поверит? – спросил он. – Ладно, если тебе нужен дополнительный стимул, вот и он: не вздумай разболтать мою тайну, иначе я вытяну до последней капли жизнь из всех, кто тебе дорог.

– Что, прости?

– Ты слышала, – жизнерадостным тоном заявил он. – Скажешь хоть слово о том, что видела здесь сегодня, – и я приду за всеми, кого ты любишь в этом городе. Буду приходить за ними по очереди и одного за другим убивать во сне. Понятно?

Понять условия сделки не составляло труда – следовало отдать ему должное. Вообще-то Чарли и не думала, что у нее есть выбор. Так что…

– А если я соглашусь, – спросила она, – ты позволишь мне уйти отсюда целой и невредимой?

– Разумеется. – Он взмахнул рукой, словно приглашая ее пройти в дверь.

Еще несколько мгновений она не двигалась. Смотрела на тело Элиаса, задаваясь вопросом, что ему могло понадобиться от нее, чем слабая смертная девчонка может помочь существу из потустороннего мира. У нее в голове теснилась тысяча вопросов – вопросов, в возникновение у нее которых верилось с трудом, но так или иначе, что ей оставалось? И как можно отрицать то, что произошло у нее на глазах?

Ясно было одно: доверять Элиасу Эверхарту нельзя. Хоть он и сказал, что отпустит ее, не причинив вреда, откуда ей знать, что он не врет?

Ей придется действовать со всей осторожностью.

– Я соглашусь на сделку, – объявила она, – при одном условии.

– Каком?

– Мне нужны доказательства.

– Доказательства?

– Да. Что ты говоришь правду. Что вся эта ерунда из скандинавской мифологии в самом деле существует. Хочу доказательств.

Он склонил голову набок.

– Тебе было мало увидеть, как я прохожу сквозь стены?

– Мало, – кивнула она. – Это доказывает, что ты… не человек. Во всяком случае, не совсем человек. Но еще не значит, что все, что ты говорил, – правда.

Продолжить чтение