Погоня за генералом

Размер шрифта: 13

⁂

Глава первая

Шубину снилось, что ему четырнадцать лет, и что он вместе с отцом приехал в деревню к бабке Вале, маминой матери, и теперь они с отцом оба сидят на берегу Волги и удят рыбу. На рыбалку они вышли затемно, когда было еще по-утреннему туманно и не слишком жарко. Тогда Глеб еще бодрился и внимательно следил за поплавком на воде, но теперь, когда солнце пригрело, а утренняя дымка рассеялась, его разморило и потянуло на сон. Он прикрыл глаза и задремал.

– Глеб…

Голос отца доносился откуда-то издалека… Глеб силился подобрать подходящее слово, чтобы обозначить конкретную дальность звучания отцовского обращения к нему, но оно ускользало от него и никак не хотело приходить на ум.

– М-м-м…

– Глеб!

Голос, звавший его, теперь звучал ближе и не был похож на отцовский. Шубин, с трудом вытягивая себя из липкого и глубокого, как омут, сна, вспомнил, что отец умер еще до войны, поэтому звать его сейчас никак не мог. Разве что каким-то чудом вернувшись из далекого далека под названием «прошлое».

«Я сплю, – понял Глеб. – И мне снится, что я с отцом на рыбалке…»

Додумать мысль до конца ему не дали. Кто-то начал трясти его за плечо.

– Товарищ капитан! Глеб! Просыпайся! Тебя в штаб армии вызывают! Срочно!

Шубин узнал голос старшего лейтенанта Александра Котина и вспомнил наконец, где он находится. Сел на дощатой лежанке и, не открывая глаз, спросил:

– Который час? Я долго спал?

– Всего ничего – где-то часа четыре, – ответил Котин, и извиняющиеся нотки проскользнули у него в интонации.

– Куда, говоришь, вызывают? – еще не до конца проснувшись, переспросил Шубин и потер глаза кончиками пальцев, пытаясь разогнать остатки сна.

– В штаб 3-й гвардейской, к генерал-полковнику Гордову, – ответил Котин и добавил, немного помолчав: – Лелюшин уже ждет тебя в машине.

– Умыться есть где? – Шубин встал и, одернув гимнастерку, взял висевшую на сучке фуражку.

– Я принес воды. Пойдемте на улицу, полью.

Глеб оглянулся на голос. За спиной у него стоял Жуляба – один из разведчиков, которые ходили с ним и Котиным на предыдущее задание, и один из тех немногих, кто вернулся обратно. Шубин вздохнул, вспомнив по фамилии всех, не вернувшихся с того задания: Торопов, Рыков, Тетерин, Лесовский, Делягин…

Вместе с фамилиями пришли и воспоминания о совсем еще недавних событиях, быстро промелькнули, как кадры в документальном фильме.

Кадр первый. Он, Глеб, наблюдает за неравным воздушным боем – три «Мессершмитта» против одного нашего «П–2». Он вместе с ранеными из полевого госпиталя переживает за летчика, который успел выпрыгнуть с парашютом из сбитой «пешки». Парашют относит ветром в сторону врага, в лес.

Кадр второй. Глеб докладывает гвардии полковнику Соколовскому, своему новому начальнику, о воздушном бое.

Кадр третий. Глеб, старший лейтенант Котин и еще одиннадцать бойцов уходят на поиски летчика, а заодно и на поиски партизанского отряда, который должен был находиться как раз в том квадрате, куда приземлился парашютист.

Кадр четвертый. Группа Шубина находит на заброшенном хуторе тела убитых бандеровцами разведчиков и хоронит их.

Кадр пятый. Отряд разведчиков выходит к хутору, на котором живут две женщины и двое ребятишек. Старуха пытается отравить их, подсыпав в молоко крысиный яд, но Глеб предотвращает эту попытку.

Кадр шестой. Молодая женщина по имени Ганна хитростью пытается вывести разведчиков к бандитам, но начинается бой, и ее убивают. Шубин с отрядом уходят дальше в лес через болото.

Кадр седьмой. Отряд Шубина выходит к заимке глухого деда Михайлы, где тот прячется от полицаев со своей женой. Глеб обнаруживает парашют в сарае у стариков и просит Михайлу отвести их к месту, где старик его нашел.

Кадр восьмой. Бой с националистами из дивизии «Галичина» и первые потери в отряде Шубина. Партизаны приходят на помощь разведчикам.

Кадр девятый. Встреча с раненым летчиком и новый бой с националистами.

Кадр десятый. Разведчики приходят в лагерь партизан, налаживают связь со штабом стрелковой дивизии.

Кадр одиннадцатый. Тяжелое, с боями, возвращение разведчиков в часть вместе с группой партизан…

Глеб помотал головой, отгоняя воспоминания, а заодно остатки прилипчивого сна, и вышел следом за Котиным и Жулябой из землянки. Оглядевшись по сторонам, он увидел неподалеку стоящий автомобиль, в котором, к его удивлению, сидел Иван Клименко. Рядом с машиной нетерпеливо топтался ординарец полковника Соколовского.

– Время, товарищ капитан, время! – постучал старший лейтенант Лелюшин пальцем по часам на запястье. – Я уже двадцать минут жду.

– Ничего, подождешь еще пять, от тебя не убудет, – проворчал Котин и принял из рук Шубина его фуражку.

– А Иван что в машине делает? – поинтересовался Глеб.

Он хотя и задал этот вопрос Котину, но уже и сам понял, что командира партизанского отделения, который прибыл вместе с ним в расположение группы Соколовского по поручению командира партизанского отряда Васильчука, по всей видимости, тоже вызывают в штаб армии. Вот только для чего?

– Насколько я в курсе, – правильно понял его вопрос Котин, – придется тебе вместе с Клименко и его людьми обратно топать. Туда, откуда ты недавно пришел. Соколовский, когда уезжал в расположение штаба армии на совещание, заезжал к нам и намекнул мне о какой-то совместной с партизанами операции. По всей видимости, как-то уже решили этот вопрос и теперь хотят поставить конкретную задачу и перед партизанами, и перед разведкой.

– Ну да… – задумчиво ответил Шубин и помотал головой, отгоняя обрывки снова нахлынувших на него воспоминаний недавних событий.

Он с удовольствием умылся холодной водой, отфыркиваясь и мотая головой, словно лошадь во время купания. От протянутого ему Жулябой полотенца отказался, вытирать лицо не стал вовсе – ему было приятно ощущать, как капли воды под теплом солнечных лучей испаряются с огрубевшей кожи. Уже на ходу поблагодарил разведчика, пригладил ладонями растрепанные волосы и, взяв из рук Котина фуражку, надел ее, оправил гимнастерку и застегнулся на все пуговицы.

Негоже было являться к самому начальнику штаба армии генерал-полковнику Гордову в расхристанном виде. Шубин не мог позволить себе таких вольностей даже после такого тяжелого и беспокойного сна, который длился всего четыре часа. Хотя что такое четыре часа сна после трех выматывающих и тело, и душу бессонных суток, переполненных тяжелым переходом и боями? Это такая малость, что ни тело, ни душа не успевают восстановиться. Но на войне как на войне. На ней нет времени задумываться над такими пустяками, как отдых. Отдыхать солдат будет, когда его тяжело ранят или, что тоже весьма вероятно, убьют. Ну, или после победы, если солдат до нее доживет…

Котин проводил Глеба до машины и молча пожал ему руку. Он не стал ничего говорить своему новому командиру. Да и что тут можно было сказать? Глеб так же молча кивнул ему и сел рядом с Клименко. Лелюшин, который уже сидел за рулем, нетерпеливо завел машину, как только увидел, что Шубин направляется к нему, и сразу же тронулся с места.

– Поспал чуток? – с некоторой завистью в голосе спросил Клименко и, вздохнув, сам же ответил на свой вопрос: – Ну, хотя бы немного, и то хорошо. А я вот так и не присел после того, как мы с тобой вышли от полковника Соколовского. Все мотаюсь. Зато, – он неожиданно оживился и развернулся к Шубину всем корпусом, – нам столько всякого оружия и боеприпасов дали! Даже еще одну телегу снарядили вдобавок! – с восхищением заметил он.

– И взрывчатку дали? – улыбнулся Глеб, поддерживая радость Клименко.

– Пока нет, – немного сникнув и умерив свою радость, ответил тот. – Но думаю, что и этот вопрос решится. Зачем-то ведь нас вызывают аж к самому командующему армией…

– И я так думаю, что сейчас мы с тобой и едем этот вопрос решать окончательно, – заметил Шубин, имея в виду подрыв моста в Бродах.

– Было бы здорово, если так, – снова впал в задумчивость Клименко.

⁂

– Ага, вот и наши герои, – такими словами встретил их гвардии полковник Соколовский у входа в здание, в котором временно расположился штаб 3-й гвардейской армии. – Давайте, проходите. Вас уже давно ждут.

«Давно ждут», конечно же, было сказано полковником больше для красного словца. Заседание штаба армии закончилось буквально двадцать минут назад, и большинство командиров, участвовавших в нем, уже успело разъехаться по своим частям. В комнате, где проходили совещания и разрабатывались стратегии, находились только сам генерал-полковник Гордов и еще три человека, не считая Соколовского, который вошел вместе с Шубиным и Клименко.

– Думаю, что не будет лишним представить всех присутствующих, – заметил генерал-полковник и посмотрел на Соколовского.

Тот кивнул и первым представил своим подчиненным самого Гордова. Кроме него в комнате находились командир одной из дивизий связи подполковник Субботин, который был назначен для взаимодействия с партизанским отрядом Васильчука, командующий дивизионной разведкой полковник Ларионов и лейтенант Ребров, командовавший взводом подрывников.

Шубин, пока шло представление, искоса наблюдал за Клименко. Иван явно чувствовал себя не в своей тарелке и ужасно стеснялся. Ему, в отличие от Глеба, еще никогда не приходилось сталкиваться с таким количеством военачальников за один раз. Да и вообще ни с какими военными Клименко дела никогда не имел. Сам Глеб был не в счет. В той обстановке, в которой они встретились с Клименко, они были на равных. Клименко был у себя дома – в лесу, а Шубин и его разведчики хотя и представляли в какой-то степени Красную армию, все-таки по статусу были ближе к партизанам, чем к штабным офицерам. По всей видимости, и Гордов заметил смущение Клименко, потому что сказал, обращаясь к нему:

– Иван… Не знаю, как вас по батюшке…

– Николаевич, – смущаясь, ответил Клименко.

– Ага, Николаевич, – кивнул Гордов и улыбнулся. – Значит, наши с вами батьки тезками были. Вот о чем, Иван Николаевич, я хочу вас спросить: достаточно ли вам выделили боеприпасов и оружия для помощи нашей армии во время наступления?

– Да, вполне. Очень даже хорошо выделили, – кивнул Клименко. – Только нам бы еще взрывчатки… – Он посмотрел на Шубина, словно ожидая от него поддержки.

– Дадим и мин, и взрывчатки, и даже одного специалиста вам выделим по подрывному делу, – пообещал Гордов и посмотрел при этом на лейтенанта Реброва.

Тот кивнул, давая понять, что именно он и является тем самым специалистом.

– Ну, мы думаем, что и сами справимся. Опыт у нас есть, – нерешительно заметил Клименко, но потом добавил, смутившись: – Да, конечно, спасибо. Не откажемся от помощи.

– Только не подумайте, что мы сомневаемся в том, что вы сможете все сделать сами, – спрятал улыбку в усах лейтенант Ребров. – Просто необходимо сделать это быстро и качественно – так, чтобы намертво остановить передвижение поездов по этой ветке. Вы уже проводили разведку местности вокруг моста?

– Ходили в сторону Бродов пару раз, но к самому мосту близко так и не смогли подобраться, – признался Клименко и уточнил: – Пока не смогли. У немцев там нарыто окопов, доты кругом, пулеметы стоят, заминировано вокруг… – Он чуть помолчал и добавил: – Колючая проволока вдоль окопов навешена, а на ней банки консервные. Чуть тронешь – звякают. А немцы слышат и сразу же стрелять начинают…

Клименко снова вопросительно посмотрел на Шубина.

– Васильчук должен был отправить к мосту разведку, – поняв его взгляд по-своему, вмешался в разговор Глеб. – Мы обсуждали этот вопрос с командиром отряда и решили, что, пока группа Клименко не вернулась со всем необходимым для подрыва, к мосту будут посланы две группы разведчиков, которые подробно разузнают, как охраняется мост, и попробуют найти лазейку для проникновения группы подрыва.

– Думаете, такая лазейка найдется? – поинтересовался полковник Ларионов.

– Если поискать хорошенько, то обязательно найдется. Немцы тоже люди, и им свойственно делать ошибки, – уверенно ответил Глеб. – Нет ничего идеального, сотворенного человеческими руками. В том числе и идеальных оборонительных укреплений.

– Резонно, – кивнул Ларионов и посмотрел на Клименко, имея в виду изъян в укреплениях вокруг моста.

– Найдут, – уверенно пообещал Шубин. – Мы уже говорили об этом с Васильчуком, и он пообещал – кровь из носу, но найдут…

При этих словах Глеб невольно посмотрел на полковника Соколовского, чье любимое выражение он только что использовал для придания уверенности обещаниям Васильчука. Тот понял посыл и едва заметно усмехнулся.

– Что ж, у нас нет оснований не доверять словам и обещаниям командира партизанского отряда, – заметил Гордов, – поэтому будем считать вопрос с мостом решенным делом. Командовать операцией будет лейтенант Ребров, он же отвечает за доставку взрывчатки и мин к месту проведения операции. А теперь я хотел бы поговорить с вами, капитан Шубин. – Генерал-полковник отвел взгляд от Реброва и посмотрел на Глеба.

Шубин выпрямился и одернул гимнастерку, давая понять, что он весь сплошное внимание.

– Петр Вениаминович, – Гордов бросил взгляд на Соколовского, – доложил мне, что вы были переведены в его группу с другого участка фронта только несколько дней назад и уже успели отличиться. Мне доложили, что группа разведчиков под вашим командованием сумела не только наладить связь с отрядом партизан, но и вынести из вражеского тыла сбитого летчика с важными для нашего наступления документами… Кроме того, вами полковнику Соколовскому были переданы и некоторые другие сведения. Например, о неком секретном пакете, который офицер СС вез в штаб на первую линию обороны. Это так?

– Так точно, был пакет, – ответил Шубин. – Только вот не получилось у нас его захватить, – заметил он.

В его голосе Гордов не услышал извинительных ноток и удовлетворенно кивнул. Он понимал, что Шубин в связи с большой секретностью порученного ему задания не мог и не стал рисковать и ставить под удар выполнение своей основной задачи – доставки важных разведданных в штаб фронта. Вполне вероятно, что, задумай разведчики заполучить этот пакет, они неминуемо бы привлекли к себе внимание, и немцы начали бы на них и партизан полномасштабную охоту. И неизвестно, как все могло тогда обернуться. Не получи штаб вовремя необходимые данные, добытые летчиком, наступление опять бы пришлось откладывать, как это один раз уже было. Так что Шубин все сделал правильно. Из двух зайцев всегда выбирают того, который жирнее. Можно сказать, что это – один из основных законов разведчиков.

Но вопрос с донесением на передовую линию обороны немцев тем не менее оставался открытым. Пакеты зря не развозят, вполне вероятно, что немцы готовили какую-то ловушку против наступавших частей на этом участке фронта. Но какую?

– Вы все сделали правильно, капитан, – сказал Гордов после недолгого молчания. – Но если есть хотя бы малейшее подозрение, что немцы что-то затевают, чтобы сорвать наше наступление, необходимо эти сомнения либо подтвердить, либо развеять. Вы со мной согласны?

– Согласен.

– А раз так, то придется вам, капитан Шубин, выполнить еще одно весьма важное для нашего успешного наступления задание. Чтобы точно узнать, что затевает немецкое командование, нам необходимы сведения из первых рук. А их, как вы понимаете, может нам дать только штабной офицер СА. И не просто какой-нибудь майор или подполковник – они лишь исполнители приказов, нам нужен штабист из высшего руководства. Вам понятна моя мысль?

– Так точно, товарищ генерал-полковник, – ответил Глеб.

– Хорошо, – кивнул Гордов и после небольшой паузы продолжил: – Но это еще не все, что вам предстоит сделать и узнать. Конечно, действовать вы будете не в одиночку, не одной лишь разведгруппой. Я думаю, что партизаны, – генерал-полковник перевел взгляд на Клименко, – помогут вам еще с одним заданием. Кроме подрыва железной дороги на Броды нам необходимо выяснить, что творится в обороне противника. Выявить в ней пробел, найти прореху. Речь идет о 14-й гренадерской дивизии СС «Галичина». У нас есть сведения о ее составе и количестве, но нет пока четких координат мест ее дислокации. – Он вопросительно посмотрел на полковника Ларионова, отвечающего за разведку. Тот хотел что-то сказать, но генерал-полковник остановил его взглядом, потом перевел его на Соколовского. – Петр Вениаминович доложил, что вы, капитан Шубин, и партизаны из отряда Васильчука имеете некоторые сведения относительно расположения «Галичины».

– Мы сталкивались с «галичанами» во время поисков нашего летчика, – ответил Шубин. – Васильчук рассказывал мне, что они не раз вступали с отдельными отрядами из этой дивизии в перестрелку. По всей видимости, немцы используют националистов в качестве карателей против партизан и местного населения. Я правильно говорю? – спросил он у Клименко.

Тот кивнул, подтверждая слова Глеба.

– Скорее всего, немцы используют эту дивизию в качестве боевой единицы где-то севернее Бродов. То есть примерно в районе леса, в котором расположен отряд Васильчука. Но это только предположение, основанное на том, что партизаны часто сталкивались с этой СС-дивизией на подконтрольной отряду территории. А как оно на самом деле, я не знаю.

– Придется вам вместе с партизанами уточнять это предположение. И если оно подтвердится, узнать и сообщить по рации точные координаты расположения националистической дивизии СС, – конкретизировал свой приказ Шубину командующий 3-й гвардейской армией. Потом потер ладонью лоб, словно вспоминая, все ли он сказал, и закончил: – Что ж, мне остается только добавить, что все дальнейшие шаги вашей операции вы, капитан Шубин, будете согласовывать с вашим непосредственным начальником – полковником Соколовским и с командующим дивизионной разведкой полковником Ларионовым. Для обсуждения деталей можете воспользоваться моим временным кабинетом. – Гордов кивнул сразу всем, давая понять, что у него есть и другие дела, требующие его контроля, и вышел из помещения.

Ненадолго воцарилось молчание, которое прервал полковник Ларионов. Он подошел к столу, на котором была разложена большая карта, и, обращаясь к Шубину, попросил:

– Капитан, покажите мне на карте маршрут, которым вы шли в сторону Бродов и обратно. И по возможности с подробными комментариями.

Еще почти час прошел в обсуждении деталей операции, которую должны были выполнить Шубин и партизаны отряда Васильчука.

– В заключение хочу добавить, – сказал Ларионов, когда уже почти все вопросы по предстоящей операции были обсуждены. – На выполнение всего задания, вернее, всех трех заданий, вам дается не более четырех суток. Время поджимает, сами понимаете. Командование фронтом уже наметило день наступления, и переносить его из-за каких-то оплошностей и недоработок разведки не собирается. Думаю, мне не стоит напоминать вам, капитан, что в ваших руках жизни многих наших солдат и офицеров. О важности сохранения секретности этого задания я вам напоминать не буду, вам и так все понятно. – Он помолчал, о чем-то подумал и продолжил: – Для того чтобы ваше продвижение в тыл врага не было выявлено фашистской разведкой, принято решение выслать в разных направлениях еще две группы разведчиков для отвлечения от основной разведгруппы, то есть от вас. Корректировать ваши действия и держать связь с вами и партизанским отрядом, а также с остальными группами разведки будут связисты из дивизии подполковника Субботина. Еще есть вопросы?

– Сколько человек мне разрешено взять с собой для выполнения задания? – Шубин посмотрел на Соколовского.

– Мы с гвардии полковником решили так, – вместо Соколовского ответил Ларионов. – С вами пойдут пятеро самых опытных разведчиков. Троих вы можете взять из тех, что уже ходили с вами на предыдущее задание, а еще двоих я назначу сам. И, предупреждая ваш следующий вопрос, скажу – на задание вы отправляетесь уже сегодня ночью. – Он посмотрел на циферблат часов на своем запястье и уточнил: – То есть через шесть часов и двадцать четыре минуты. Иначе говоря, выйти необходимо не позже двадцати четырех часов. Получится раньше – отлично. Вопросы?

– Никак нет, – ответил Шубин.

– Все остальные вопросы – в смысле экипировки, воды и прочего – к гвардии полковнику, – кивнул Ларионов в сторону Соколовского.

– Разберемся, – хмыкнул тот и добавил, обращаясь к Шубину и Клименко: – Поехали, будем потихоньку собираться. Лейтенант, – посмотрел он на Реброва, – вы с нами?

– Нет. Я буду позже, когда получу от своего командира добро на погрузку мин и взрывчатки. Подводу с ними я доставлю в группу гвардии полковника, как только закончим погрузку.

– От добре, – улыбнулся Клименко. – За такое – спасибо от всех партизан.

– Не за что, – улыбкой на улыбку ответил Ребров. – Одно дело делаем.

Глава вторая

Автомобиль, за рулем которого сидел сам Соколовский, пылил по дороге обратно в расположение группы. Своего ординарца гвардии полковник отправил на заднее сиденье, в компанию к Клименко, а Шубина усадил рядом с собой под предлогом важного разговора. Но сразу такого разговора, как ожидал Шубин, не получилось. Полковник, по всей видимости, что-то обдумывал, поэтому целых двадцать минут в машине царило молчание. Было так тихо, что в какой-то момент стало слышно, как захрапел уснувший Клименко. Увидев в зеркало заднего вида, что Лелюшин хочет разбудить партизана, Соколовский тихо сказал:

– Не трогай его, Лелюшин. Не видишь – устал человек. Пусть поспит. Ему ночью еще предстоит идти обратно за линию фронта. – Немного помолчав и не повышая голоса, чтобы ненароком самому не разбудить Клименко, он добавил: – Хочу тебе сразу сказать, капитан. Котин останется в расположении группы – у меня для него есть другое задание.

Последовала пауза. Соколовский посмотрел на реакцию Шубина, но Глеб оставался спокойным и невозмутимым, поэтому полковник спросил:

– Кто еще с вами вернулся? Напомни.

– Жуляба, Энтин, Воронин и Ванин. Ванин – раненный в плечо. Ничего серьезного, но в строй вернется не раньше чем через неделю.

– Да, вспомнил, – покивал Соколовский, глядя прямо перед собой на дорогу и выравнивая переваливающуюся с боку на бок из-за неровностей и рытвин машину. – Вот и бери с собой тех троих, которые целы. Впрочем, смотри сам. Кстати, и с Котиным посоветуйся. Он своих ребят лучше всех знает. Но я сейчас о другом… Я недавно с подполковником Субботиным говорил, просил его дать мне кого-то на замену Яценюка. Хочу Миколу вернуть в расположение штаба группы. Мне без него во время наступления никак не обойтись. Что ты думаешь по этому поводу?

– А что мне думать? – пожал плечами Глеб. – Вам виднее. Если надо, приведу Миколу обратно, была бы замена.

– Да, будь добр, доставь мне его обратно. И чтобы без ранений тем более… – Соколовский вдруг замолчал, понимая всю невозможность и нелепость выполнения своего приказа, поэтому через пару секунд заминки тихо добавил, словно извиняясь: – Это не приказ, а личная моя просьба. Понимаешь, капитан?

– Понимаю. – Шубин пристально посмотрел на полковника, а потом, вспомнив что-то, улыбнулся и сказал: – Обещаю выполнить вашу просьбу, товарищ гвардии полковник. Но можно задать вам личный вопрос?

– Давай, спрашивай.

– В тот день, когда прибыл к вам в часть, я встретился с Миколой, и он провел меня к штабной землянке. Там что-то передал вам, завернутое в чистую холстину. Вы его тогда еще очень благодарили и сказали, что он вам чуть ли не жизнь спас. Можно узнать, что там было, в том свертке?

Соколовский рассмеялся. Тихим таким, но заразительным смехом, так что Глеб невольно тоже улыбнулся.

– Ну и глазастый ты, капитан, – рассмеялся Соколовский, – глазастый и памятливый. И любопытный, да?

– Я бы не был разведчиком, если бы не был глазастым, любопытным, памятливым, – заметил Глеб. – Просто я помню Миколу еще с сорок второго года. Вот и хочу свою догадку, а вернее, предположение насчет того, что он вам принес, проверить.

– Вот даже как? – усмехнулся Соколовский. – Тогда, прежде чем я отвечу на твой вопрос, скажи мне, что ты сам думаешь по поводу этого свертка.

– Думаю я, товарищ гвардии полковник, что Микола достал вам… – Шубин чуть замялся, но потом все-таки решился высказать свою версию. – Могу только предположить, что это было сало.

Соколовский удивленно глянул на Глеба, покачал головой и некоторое время вел машину молча.

– Прямо в цель, – наконец сказал он. – И как ты догадался? По запаху и по форме не мог – шмат был завернут плотно и нельзя было увидеть или учуять, что именно в этом свертке находится. Наверное, сам Микола проговорился?

– Если бы он проговорился, я бы у вас сейчас не спрашивал, что он вам принес, – сдерживая улыбку, ответил Шубин.

– Резонно, – только и смог ответить Соколовский. – Тогда как догадался?

– Не догадался, а предположил. Вот и хотел у вас правильность своего предположения уточнить. Значит, все-таки сало?

– Оно самое, – признался Соколовский. – Причем это не я попросил его достать, а он сам вызвался. Сказал, что, когда мы через один какой-то там хутор шли и в одной избе на ночевку останавливались, он видел, как старая хозяйка прятала в чулане здоровый шмат сала. Тогда он промолчал и не стал старушку корить за негостеприимство. Но когда при переправе через реку я простудился, он вдруг пришел ко мне и сказал, что самое лучшее лекарство от простуды – это соленое сало. Я и говорю ему: где ж его сейчас возьмешь? А он мне и рассказал про ту старушку, сказал, что может к ней в гости наведаться и попросить ее поделиться. Я, конечно, сначала возражал, но понимаешь, какое дело… – Соколовский виновато посмотрел на Шубина, но тот, продолжая улыбаться, искренне ответил:

– Понимаю.

Далее до самого штаба ехали молча. Разбудили Клименко, хотя полковнику и жалко было его будить.

– Ты уж извини, Иван Николаевич, что пришлось тебя разбудить, – извиняясь, развел руками полковник.

– Ничего страшного, после войны высплюсь, – потягиваясь и расправляя затекшие плечи, ответил Клименко и, выпрямившись перед Соколовским, как и положено стоять перед командиром, спросил: – Разрешите идти? Надо бы посмотреть, что там мои ребятки поделывали без меня.

– Все свободны, – устало махнул рукой полковник. – Шубин, зайдешь ко мне через час. Сходите к Семенихину… Помнишь, где находится землянка завхоза?

– Конечно, помню.

– Вот сходи к нему, пускай выдаст сухпаек и… В общем, ты сам лучше знаешь, что вам может понадобиться.

Глеб кивнул, и они с Клименко отправились к Семенихину. По дороге завернули к навесу, под которым стояли уже загруженные ящиками с оружием и боеприпасами телеги, а рядом отдыхали партизаны. Часть людей, пришедших с Клименко, отдохнув и проснувшись, разбрелась по стоянке и общалась с бойцами. В большинстве своем выходцы из крестьянского сословия, партизаны заинтересовались мастью и статью лошадей из конно-механизированной бригады и быстро нашли с солдатами общую тему для разговоров и споров.

Глеб отыскал глазами Лесю. Она сидела в тени невысокого деревца прямо на траве неподалеку от навеса и что-то шила, склонив голову. Почувствовав взгляд Шубина, девушка подняла голову и, встретившись с Глебом глазами, чуть заметно улыбнулась и снова опустила голову. Глеб вздохнул. Он-то думал, что больше не увидит эту красивую, с чарующими темно-вишневыми глазами женщину, пробудившую в нем давно уснувшие чувства, но судьба, как видно, имела на этот счет свои планы. И хотя Шубин знал, что сердце Леси не свободно, у нее есть возлюбленный в партизанском отряде – Гарась Швайко, он ничего с собой поделать не мог, поэтому с большим трудом отвел взгляд от Леси и начал высматривать Клименко среди собравшихся в небольшой кружок бойцов.

– Что ты пристал ко мне как банный лист?! – неожиданно услышал он его голос где-то за своей спиной. – Володя, я ведь тебе уже сказал, что не могу решить этот вопрос никаким образом. Даже не проси!

Повернувшись, Шубин увидел Ивана Клименко, рядом с которым смущенно топтался шестнадцатилетний парнишка по фамилии Теткин. Этого подростка Глеб заприметил еще в первый свой день появления в расположении бригады, и, насколько помнил, все бойцы, включая и Миколу Яценюка, к которому мальчишка явно тяготел как к отцу, называли паренька только по фамилии. И вот новость – оказывается, у Теткина было имя – Володя.

Глеб подошел к Клименко и спросил:

– О чем спорим?

– Да не спорим, – махнул тот рукой в сторону еще больше смутившегося Теткина. – Вот просится с нами идти. Говорит, что нет для него у гвардии полковника Соколовского настоящего боевого дела. Приставили парня к лошадям, чтобы ухаживал за ними, но ему, видишь ли, хочется воевать, а не кобылам, как он выражается, хвосты крутить. Так ведь ты говоришь? – строго глянул он на подростка.

Тот кивнул и, переведя взгляд на Глеба, сказал:

– Я давно уже прошу у гвардии полковника определить меня к настоящему боевому делу, а он меня на кухню к повару Гуляеву посылает или к Семенихину на склад. А Семенихин гонит за конями присматривать. За ними и без меня есть кому присмотреть. Я к Котину в разведку просился, а меня и туда не взяли, говорят, малой еще. А какой я малой, если мне уже шестнадцать лет в прошлом месяце исполнилось, – с обидой в голосе говорил мальчишка.

– Вот, – показал на него Клименко, словно этим коротким «вот» подтверждал все слова Теткина. – Теперь он решил пойти в партизаны. А все почему? А потому, что кто-то из моих бойцов сказал ему, что у нас такие, как он, пацаны в разведку ходят, и вообще… – Клименко снова махнул рукой – мол, о чем тут можно еще говорить, коль и без того все сказано.

– Я так понял, что тебя Володей зовут, – серьезно посмотрел на паренька Шубин.

– Ага, Володей, – шмыгнул носом паренек.

– И хочешь ты, Володя, идти с партизанами и быть у них в отряде разведчиком?

– Ага, точно.

– А родители у тебя есть?

– Не-а, – ответил Теткин. – Мой батька помер, когда я еще мальцом был и в колыбели лежал. А мать со старшей сестрой… – Тут он запнулся, и голос его сел, стал сиплым и грубоватым. – Мать с сестрой немцы убили, когда в село вошли.

– А ты убежал?

– Спрятался сначала в сарае. А потом меня фрицы нашли и в Германию на работы отправить хотели. Я уже по дороге от них сбежал. Повезло, что немец, который на охране стоял, шнапсу напился и вагон, в который нас загнали, забыл запереть. Многие потом на ходу повыпрыгивали из поезда. Кто разбился, а кто, наверное, как и я, спасся. Я год мотался, по лесам и деревням прятался, чтобы на глаза фрицам не попасть. Ну, или к полицаям… Иногда меня тетки подкармливали, иногда, когда сам чего не найду, голодовал. Все ждал, когда наши придут. Думал, не дождусь. Меня дядька Микола в сарае нашел, я… болел сильно и отощал, ходить уже не мог. А он, дядька Микола, меня нашел, в расположение бригады на руках принес и выходил. А теперь мне никто настоящего дела доверить не хочет! – с отчаянием в голосе закончил он и хотел было убежать, но Глеб поймал его за руку.

– Постой, Володя, не уходи. Я поговорю о тебе с гвардии полковником. Иван, – посмотрел он на Клименко. – Может, возьмете его к себе в отряд?

Тот пожал плечами и ничего не ответил.

– Ладно, иди, – сказал Глеб и положил руку на плечо Теткину. – Я поговорю о тебе.

При этих словах лицо подростка просветлело. Он сдержал собравшиеся в глазах слезы и быстро отер их рукавом.

– Я и стреляю хорошо, и на лошади скакать умею, и вообще ничего не боюсь, – с жаром, на который способны только мальчишки его возраста, произнес он.

– Иди, мы потом еще поговорим с тобой, – подтолкнул его Шубин.

Теткин медленно, с оглядкой на Клименко и Глеба направился в сторону Леси. Она, подняв голову, смотрела на него с улыбкой. Ее глаза на мгновение снова встретились с глазами Шубина, и улыбка стала еще теплее и ярче. Но, может быть, Глебу это только показалось? Он отогнал от себя навязчивую мысль о своем отношении к этой девушке, повернулся к Ивану Клеменко и, задумчиво глядя на него, сказал:

– Сколько еще вот таких пацанов и девчат, как этот Володя Теткин, остались неприкаянными сиротами! А сколько их было угнано в Германию – этого и вовсе никто не знает. Никто не считал, да и считать никогда не будет. Не до того сейчас, и не до счета будет потом. А ведь именно им, этим сегодняшним подросткам, тем, кто останется в живых, надо будет восстанавливать страну от разрухи. Именно на них, рано повзрослевших, ляжет вся ответственность и бремя строительства нового, послевоенного мира.

Клименко молчал, глядя на удалявшегося в сторону Леси по-мальчишечьи угловатого и худого Володи Теткина, и думал о чем-то своем. Может быть, даже о своем девятилетнем сынишке, который остался сейчас с матерью в партизанском отряде. Или о том, что когда его сын вырастет, то наверняка всю свою взрослую жизнь будет помнить свои детские годы, проведенные в лесу, в промозглой и сырой землянке. Помнить и разрывы снарядов, и то, как он с матерью и другими женщинами и детьми убегал из лагеря и прятался в лесу, когда немцы сбрасывали на них бомбы из самолета. Помнить очередное возвращение отца с группой партизан из разведки или с боевого задания и постоянный страх матери, что его ранят или убьют и он больше никогда не вернется.

– Пойдем, Иван, заглянем к Семенихину, – вывел Клименко из задумчивости Шубин.

⁂

Сборы небольшого отряда не заняли много времени. Уже через два часа разведчики и партизаны были готовы отправляться. Глеб хотел взять с собой на задание всех троих – Энтина, Жулябу и Воронина, но Котин попросил его:

– Оставь мне хотя бы кого-то одного из этих троих. У меня и так одни желторотые остаются на руках. Опытный боец хотя бы в случае чего сможет принять на себя руководство всем этим воинством, – кивнул он в сторону разведчиков, собравшихся неподалеку и ожидавших результатов совещания командиров.

– Не прибедняйся, Саня, – улыбнулся Шубин. – Все не так уж и плохо, как ты мне расписываешь. Я только что от Соколовского, и он сказал мне, что у тебя новичков только шестеро, а остальные уже не раз в разведку ходили.

– Много он знает… – хмуро пробормотал Котин себе под нос, а громче, уже для Шубина, добавил: – Не Соколовский ведь, а я в разведку хожу, и кто чего из моих людей стоит, лучше его знаю. Самых лучших ребят мы с тобой уже потеряли.

– Ладно, может быть, я и оставлю тебе Воронина, – сказал Глеб и снова улыбнулся.

Но, несмотря на улыбку, сказано это было таким тоном, что дальше спорить с ним Котин не стал. В конце концов, командиром теперь был Шубин, и именно он сейчас решал, кого брать с собой на ответственное задание, а кого не брать.

– Давай мне кого-нибудь на замену Воронину, – сказал наконец Глеб после некоторой заминки. – Но только толкового и чтобы плавать умел, – напомнил он Котину эпизод с Акимом Бортниковым, которого пришлось отправить обратно в расположение бригады, когда выяснилось, что тот скрыл свое неумение плавать.

– Бортникова я из разведки убрал от греха подальше, – понял его намек Котин. – И вообще, всех с пристрастием уже успел допросить на предмет боязни воды. Никто больше не признался, что не умеет плавать. Так что любого можешь брать с собой.

– Не любого. Задание у нас особой важности предстоит, так что мне нужно не абы кого, а толкового мужика. И того, кто в разведке бывал не один раз и знает все тонкости и хитрости нашей с тобой работы. Ты ведь согласен, что быть разведчиком – это ответственная и специфическая работа?

– Согласен, куда же деваться? – вздохнул Котин. Он немного помолчал, а потом, махнув рукой, словно отрубив что-то невидимое, сказал: – Ладно, бери Егора Малкина. Он в разведке почти столько же, сколько и Воронин – полтора года. Мужик хотя не очень молодой, зато неглупый и очень осторожный. Это и хорошо: никогда на рожон не полезет и ни себя, ни других не выдаст. Не паникер, в общем. Исполнительный, но не очень инициативный, я бы сказал. Подойдет тебе такой вариант?

– Подойдет, – согласился Шубин. – Тем более что полковник Ларионов обещал прислать мне еще двух опытных разведчиков из своей дивизии.

Ларионов лично привез в расположение бригады Соколовского для выполнения важного задания двух разведчиков из своей дивизии – старшего лейтенанта Михаила Одинцова и лейтенанта Игоря Зеленчука. Одинцов был старше Шубина на два года, а Зеленчук, хотя ему был всего-то двадцать один год и в разведку он пришел только год назад, уже показал себя, заслужив орден Славы третьей степени и повышение в звании с младшего лейтенанта до лейтенанта. Для Шубина такая рекомендация, как награждение орденом, была даже выше рекомендаций самого полковника Ларионова, который лично и представил Глебу своих подчиненных. Боевые ордена на войне не за красивые глазки выдаются – это понимать надо.

Лейтенант Ребров, который должен был отправляться вместе с разведчиками и помочь партизанам с подрывом моста, прибыл с нагруженной взрывчаткой и минами телегой, когда начало смеркаться и все, кто должен был уходить на задание, уже собрались возле землянки штаба бригады в ожидании команды. С ним прибыл и радист, присланный подполковником Субботиным, который должен был сменить Миколу Яценюка и вместо него остаться в партизанском отряде для связи с 3-й гвардейской армией.

Клименко и другие партизаны встретили Реброва с такой радостью, словно он был не подрывником, привезшим опасный груз, а Дедом Морозом с новогодними подарками. Они окружили его и наперебой начали расспрашивать о том, сколько и какой конкретно взрывчатки он привез, какие мины будут использованы и насколько они будут эффективны при подрыве. Ну и все такое прочее, вопросам не было конца.

– Товарищи партизаны! – поднял руки Ребров. – Давайте я на все ваши вопросы буду отвечать во время перехода. Я и так приехал поздно, и нам пора уже выдвигаться. Я правильно говорю, товарищ капитан? – обратился он к Шубину, но тот не успел ответить, так как из штабной землянки вышел Соколовский со словами:

– Да-да. Мы уже готовы и ждали только вас, лейтенант. Что ж… – оглядел он разом притихших бойцов. – Кажется, все в сборе… Если бы я был верующим, то сказал бы вам: «С Богом!» Но я не скажу вам этих слов, потому как Бог, даже если бы он и был, никак не смог бы помочь вам в вашем трудном, но весьма важном для всей нашей страны деле – деле приближения победы. Поэтому я не стану говорить вам ни этих, ни других банальных слов, которые полагаются в таком случае. Давайте просто присядем на дорожку и помолчим…

Соколовский первым присел на небольшой пенек, а все остальные по его примеру сели там, где нашли себе место: кто-то на край телеги, кто-то на такой же небольшой пенек, а кто-то даже просто на траву или на дорогу, если не нашлось для него пня или места в телеге.

Глядя на серьезные лица людей, сидевших в глубоком молчании, Шубин видел на них не просто желание выстоять, все преодолеть и выполнить любую поставленную перед ними задачу. Люди верили в скорую победу над фашистскими захватчиками, это было видно и по их лицам, и по их глазам, еще по тому, чего и определить с первого взгляда нельзя. Вера – понятие всеобъемлющее, оно захватывает человека целиком.

Едва Шубин встал и повернулся к Соколовскому, чтобы подойти к нему за последними распоряжениями, если таковые найдутся, как почувствовал, что кто-то решительно взял его за локоть. Обернувшись, увидел перед собой Володю Теткина. А как только увидел, так сейчас же и вспомнил, что обещал ему поговорить с Соколовским по поводу его, Теткина, перевода в партизанский отряд. Обещал, но за всей суетой, связанной со сборами, забыл о своем обещании. Он хотел было сказать мальчику что-то оправдательное, извиниться, но тут к ним подошел и сам полковник.

– Что, Володя, ты тоже наших разведчиков проводить пришел? – спросил он у Теткина.

Паренек вопросительно посмотрел на Шубина. Его глаза блестели, и было в его взгляде такое ожидание и надежда, что Шубин решился:

– Товарищ гвардии полковник, разрешите обратиться.

Соколовский с интересом и удивлением посмотрел сначала на подростка, а потом и на Шубина.

– Давай, обращайся, – разрешил он.

– Вот Володя просится идти с нами. Хочет в партизанском отряде остаться. Говорит, что там от него больше пользы будет, чем оставаться при бригадных лошадях нянькой. – На последних словах Глеб невольно улыбнулся и посмотрел на мальчика.

Полковник тоже посмотрел на Володю. И под его серьезным, можно даже сказать, суровым взглядом подросток сник. Соколовский покачал головой и сказал:

– Что, надоело крутить хвосты кобылам?

Мальчишка молчал, потупив голову, но потом, словно очнувшись от своей нерешительности, смело посмотрел прямо в глаза Соколовскому и заявил:

– Надоело. Хотя дело не в лошадях вовсе. Надоело быть все время за спинами других. Я уже достаточно взрослый, чтобы и в разведку ходить, и вообще… Я и стрелять уже хорошо научился. Кого хотите, спросите. Я немцев бить хочу! Мне за мать, за сестру отомстить надо! – воскликнул он с жаром. – Вон у партизан, дядька Иван говорит, такие, как я, пацаны и девчата на задания в тыл к немцам ходят. И я тоже могу. Чем я хуже?

– Могу или хочу? – прервал его Соколовский. – Это, брат, две разные вещи – хотеть и мочь. Те ребята, что в партизанском отряде, можно сказать, с начала войны в оккупации…

Сказал и вдруг резко замолчал, вспомнив, что и Володя к нему в бригаду тоже из оккупированных, а потом и освобожденных территорий попал. И пережить ему пришлось ничуть не меньше, а может, даже и больше, чем тем ребятам.

– Послушай, – положил полковник свою большую ладонь на угловатое плечо подростка, который стоял, опустив голову и глядя себе под ноги. – Ну что я Миколе скажу, когда он обратно в бригаду вернется? Как объясню, что отпустил тебя в партизанский отряд? Можно сказать, отправил в неизвестность. Он ведь к тебе как к сыну относится, ты это сам знаешь. Как мне ему в глаза смотреть, если ты уйдешь?

– А что, дядька Микола обратно вернется? – с удивлением посмотрел Володя на полковника. – Я думал, что его на все время отправили в отряд…

– Нет, конечно, – усмехнулся Соколовский. – Он выполнил задание и скоро вернется обратно. Вот ему на замену дали человека, – Соколовский оглянулся в сторону неторопливо удалявшегося обоза. – Ефрейтор Сапрыкин его сменит. Видел ведь его?

– Видел, – кивнул парнишка. – Длинный и носатый такой, с раскосыми, как у татарина, глазами. Этот?

– Он самый, – ответил Соколовский. – Так что же – ты остаешься или все равно хочешь уйти?

Володя помолчал. Видно было, что в душе его борются два желания. Одно – остаться и дождаться Миколу Яценюка, к которому он был очень привязан, а второе – стать настоящим бойцом и по-настоящему начать сражаться с фашистами.

– Отпустите меня, товарищ гвардии полковник, – наконец сказал Володя. Второе желание явно пересилило первое. – Я с дядькой Миколой встречусь и сам с ним поговорю. Объясню ему все. Ну, не могу я сидеть сложа руки. Не отпустите – сам убегу…

– Ага, убежит он, – усмехнулся Соколовский. – Плохо у тебя с воинской дисциплиной, боец Теткин. За «убегу» знаешь что полагается? – чуть насмешливо посмотрел на мальчика полковник, но потом взгляд его смягчился, и он произнес: – Почему ты раньше не подошел ко мне и не сказал о своем желании? Теперь уже поздно. Никто тебя ждать, пока ты соберешься, не будет. Так что придется тебе остаться…

– Не надо меня ждать! – воскликнул паренек, перебивая полковника. – Я уже собранный. Вот! – Он поднял стоявший возле его ног сидор. – Мне повар Гуляев и тушенки с собой дал, и хлеба, и нож у меня есть… – Он помолчал и с сожалением добавил: – Вот только автомат мне пришлось вернуть Диденко. У меня своего оружия нет.

– Ты глянь, какой шустрый! – покачал головой Соколовский и посмотрел на молчавшего во время этого разговора Шубина. – А ты что думаешь, капитан?

Глеб нетерпеливо топтался, глядя в ту сторону, в которую ушел его отряд, и сказал:

– Надо идти.

– Идите оба, – махнул рукой в сторону леса Соколовский и, развернувшись, зашагал, не оглядываясь, к штабной землянке.

– Бегом марш, боец Теткин! Не отставать! Отставание будет считаться дезертирством! – приказал Глеб и быстрым шагом направился догонять скрывшийся в лесной чаще отряд.

Глава третья

К реке отряд шел по уже знакомой дороге. Снова пришлось идти вверх по течению, чтобы добраться до брода. Из леса на открытое место не выходили, чтобы не быть замеченными немцами. Немцы и без того в последнее время нервничали в ожидании наступления наших войск и поэтому обстреливали берег не просто с упорной периодичностью, а практически не переставая. Создавалось впечатление, что все обстрелы, будь то пулеметный, минометный или артиллерийский, велись по определенному графику. Замолкала артиллерия, вместо нее начинал бить пулемет, заканчивались в пулеметах ленты – в игру вступали минометы. Кроме того, всегда оставалась опасность нарваться близ берега на мины, которые немцы также периодически устанавливали со своей стороны на берегу вдоль всей линии фронта. Они устанавливали, а наша артиллерия их с такой же периодичностью уничтожала. Артиллеристы действовали по наводке разведчиков, которые постоянно дежурили на этом плацдарме и фиксировали координаты установленных немцами мин. Сначала разведчики и бойцы стрелковой дивизии и бригады Соколовского сами пробовали отгонять огнем из снайперских винтовок и автоматов немецких саперов от берега. Но фашисты выявляли такие засады и били по ним прицельно или из пулеметов, или из гранатометов. Пришлось сменить тактику и уничтожать мины, передавая координаты места их установки. Так получалось даже эффективнее. Но немцы не оставили идею минирования берега, и игра в кошки-мышки продолжалась…

Шубин оставил Володю Теткина в распоряжении Ивана Клименко, а сам пошел вперед. Обогнав обоз и идущих рядом с телегами бойцов партизанского отряда, он догнал своих разведчиков. Энтин и Жуляба хорошо знали дорогу до переправы еще по прошлой операции и шли на пару сотен шагов впереди всего отряда. За ними шагали Михаил Одинцов и Игорь Зеленчук. Следом, тихо переговариваясь, шли Егор Малкин и радист ефрейтор Сапрыкин. Похоже, что эти два уже немолодых бойца сразу же нашли общий язык и общие темы для разговоров. При приближении Шубина оба замолчали и вопросительно посмотрели на командира. Но тот ничего не сказал и прошел мимо. Пока они были на своей территории, тихие, не по делу разговоры никому не могли ни помешать, ни навредить.

– Я так понял, что переправляться будем через брод? – спросил у Глеба Зеленчук.

– Все верно, – ответил Шубин. – Об этой переправе мы только вчера и узнали – партизаны нам на нее указали. До этого мы с ребятами переправлялись вплавь – вон там, неподалеку, – указал он рукой в сторону берега. – Мы сейчас как раз мимо того места проходим. А до брода нам еще километра три с половиной топать. Хоть и далековато, зато спокойнее. Немцы не в курсе, что там есть мелкое место, и предполагают, что опасности им ждать не от кого. Там и переправимся.

Глеб немного помолчал, давая возможность бойцам задать еще вопросы, если таковые у Зеленчука или Одинцова возникнут. Но оба молчали, и он продолжил:

– Правда, переправляться придется долго. Груженые телеги там не пройдут. Для них глубоко, да и наносы на изгибе реки песчаные, колеса вязнуть будут. Придется брички разгружать и все, что в них есть, на себе перетаскивать.

– А моста нигде поблизости нет? – спросил Шубина ефрейтор Сапрыкин.

– Был бы мост – не было бы проблем, – ответил вместо Шубина лейтенант Зеленчук и насмешливо поинтересовался: – Что, не хочется на себе ящики с боезапасом таскать?

– Я работы не боюсь, – с обидой в голосе ответил Сапрыкин. – Я до войны кем только не работал – и в шахте коногоном, и грузчиком, и пожары тушил…

– Извини, не хотел обидеть, – добродушно отозвался Зеленчук.

– И сколько времени это займет? – поинтересовался Одинцов, имея в виду переноску груза через реку.

– Желательно за час управиться, – ответил Шубин. – Но это – крайний срок. Чем быстрее и тише мы переберемся на ту сторону, тем лучше и безопаснее для нас. Не стоит привлекать суетой у берега внимание немцев. Они хотя и не знают, что неподалеку от их позиций есть брод, но берег периодически обходят, контролируют. Поэтому надо будет сначала разведать ту сторону берега, осмотреть там все как следует, а потом уже добро партизанам на переправу давать.

– Широкая в месте перехода река? – поинтересовался Зеленчук.

– Мерить не мерил, но, насколько я помню, не так чтобы очень широкая, – чуть помешкав с ответом, ответил Шубин. – А что?

– Есть у меня одна идея, – произнес лейтенант. – Но пока я ее озвучивать не буду. Придем на место, осмотрюсь, потом скажу. Или не скажу, если, по моему мнению, эта идея не сработает. Не люблю прыгать через голову.

– Ну, добро. Пусть будет так, как говоришь, – кивнул Шубин.

Честно признаться, Глебу понравился этот молодой и сметливый лейтенант. Чувствовал Шубин в нем что-то близкое себе. Не просто симпатию, а что-то более существенное. Зеленчук напоминал Глебу его самого, каким он был еще в самом начале своей службы в разведроте – таким же собранным и энергичным одновременно.

Где-то в той стороне, откуда пришел отряд, время от времени вспыхивали и, падая, шипели звездочки запущенных немцами ракетниц. Они освещали берег и гасли, словно растворялись в темных водах реки. Следом за ними вступал в недолгий разговор с тишиной пулемет. Замолчит пулемет – прочертит со свистом небо стрела летящего на нашу сторону снаряда, запущенного немцами из пехотного скорострельного миномета, и все начинается заново: ракетница, стрекот пулемета, минометные снаряды… как по очерченному кем-то невидимому кругу.

– Тридцать четвертый «Гранатверфер» жару дает, – прислушиваясь к звукам летящих снарядов, определил Зеленчук.

– Угу, – согласился с ним идущий рядом Одинцов и добавил: – Скорее всего, дымовые пятисотграммовые используют. Экономят, гады, осколочные снаряды. Для нашего наступления приберегают.

Разговор не клеился. Может, смысла в разговорах по пустякам никто не видел, а может, просто настроения говорить ни у кого не было. Шубин обдумывал, как бы незаметнее переправиться отряду через реку, чтобы не привлекать внимания немцев. Да и у остальных идущих рядом с ним разведчиков наверняка были какие-то думы и чаяния, заставлявшие их шагать молча.

Когда наконец вышли к месту, где нужно было спускаться к реке, Шубин остановился и дал команду остановиться всему обозу. К нему подошли Энтин с Жулябой.

– Слышь, старший лейтенант, – повернулся к Одинцову Глеб. – Идите с ребятами на ту сторону. Обследуете берег и подлесок. Отправите Жулябу ко мне, если все будет спокойно, и можно будет переправляться, а сами оставайтесь на том берегу, чтобы при необходимости прикрыть переправу.

Одинцов кивнул и направился следом за Энтиным к реке. Жуляба, отстав на несколько шагов, последовал за ними. Шубин прислушался, но, кроме шелеста листьев над головой и привычных для леса ночных шорохов, ничего не услышал. Замолчали даже далекие раскаты минометного обстрела и трескотня немецких пулеметов. Минут десять было тихо. Но неожиданно где-то в той стороне, откуда шел отряд, опять приглушенно застрочили автоматы, коротко забухали взрывы гранат, а затем далеким кузнечиком вновь затрещала пулеметная очередь. Все, включая Глеба, с беспокойством повернули головы и молча стали прислушиваться к далекой, но от этого не менее тревожной музыке боя.

– Что это, как думаешь, капитан? – подошел к разведчикам Клименко.

Глеб промолчал, не зная, что ответить, но потом предположил:

– Может, наши решили разведку боем произвести?

– Нет, это отряд лейтенанта Смирнова немцев отвлекает, – уверенно сказал лейтенант Зеленчук. – Я с ним разговаривал перед уходом из части. Он сказал, что Ларионов отправляет его группу на левый фланг, к реке, чтобы отвлечь немцев, пока мы на их правом фланге будем реку вброд переходить и в партизанский отряд пробираться.

– Что-то уж очень громко немцы на них отвлеклись, – с беспокойством высказался радист Сапрыкин.

– А что о второй группе известно? – поинтересовался Шубин у Зеленчука. – Говорили, что для отвлечения немцев два отряда будет задействовано.

– Про второй отряд я ничего не знаю, – признался Зеленчук. – Да и Смирнов тоже. Я интересовался у него, говорит, что это секрет, только полковник Ларионов знает, из какого еще полка отряд разведчиков будет отправлен в тыл.

Пока так гадали и рассуждали, далекий бой утих, и над рекой снова воцарилась тишина.

– Ты хотел рассказать о своей идее, – напомнил Глеб Зеленчуку. – Говори, что такого гениального надумал. Самый раз поделиться мыслями, а то скоро уже переправляться будем.

– Да и не гениальное это вовсе, – смутился лейтенант. – Просто мысли кое-какие… Обычные мысли, как удобнее и быстрее перетащить груз на тот берег.

– Ладно, не оправдывайся. Говори, я внимательно слушаю, – подбодрил молодого разведчика Шубин.

– Просто я хотел предложить встать цепочкой по мелководью и передавать ящики с телеги друг другу, а не бегать туда и обратно по воде, – сказал Зеленчук и по реакции Шубина понял, что идея его не такая уж и новая и раньше приходила в голову не только ему.

Но Глеб хотя и улыбнулся, оценив «гениальность» и простоту плана лейтенанта, но насмешничать не стал. Не в его, Шубина, правилах смеяться над молодыми и не очень опытными разведчиками. А ведь, несмотря на заслуженный им орден, Зеленчук именно таким разведчиком и был – совсем еще зеленым и малоопытным. Ему-то всего двадцать один, и сколько он мог навоевать? От силы годик с небольшим. А какой можно получить в разведке опыт за год нашего наступления на всех фронтах? Совсем даже небольшой опыт. Вот такая получалась арифметика. К тому же не был этот парень в таких больших передрягах и ситуациях, в которых в свое время побывал Глеб, когда наша армия еще только отступала под напором немецких захватчиков. Когда не было у командования даже мыслей о скором нашем наступлении, а были только надежды, связанные со скорым переломом в так внезапно начавшейся войне. Когда окружались врагом целые полки, дивизии и армии. Когда солдатам, а наравне с ними и генералам приходилось с большим трудом выходить из этих окружений. Когда им, разведчикам, необходимо было выискивать чуть ли не мышиные лазейки в мощной стене немецкой армии и выдумывать самые немыслимые способы, чтобы помочь остаткам этих армий, дивизий и полков прорваться из окружения и не свариться всем заживо в погибельном огневом котле. Или что еще хуже – не попасть в плен. Тогда вся тяжесть ответственности вывода попавших в окружение легла на плечи разведчиков. И хотя Шубин знал, что многие могут с ним не согласиться, но он считал, вернее, знал по собственному опыту, что отступать на войне всегда тяжелее, чем наступать. Не только в моральном смысле, но и в физическом. Тяжело оставлять врагу свою землю на растерзание, но еще тяжелее выжить в аду окружения.

Все эти невеселые мысли единым мигом промелькнули в голове Глеба, и он серьезным тоном произнес:

– Неплохо соображаешь, лейтенант. Мне и самому такие же мысли в голову приходили. Вот только боюсь, что нам людей не хватит на всю ширину реки.

– Так ведь можно двух или трех человек на тот берег послать. Пускай они по очереди принимают ящики у последнего в цепочке и складируют, – предложил Клименко, который с интересом слушал разговор Шубина с молодым лейтенантом. – Кстати, Лесю можно послать покараулить, пусть кого-нибудь из твоих ребят сменит. Она любому из вашей разведки фору даст. Слух у нее чуткий, как у ночной птицы.

– Так и сделаем, – согласился Шубин. – Надо только дождаться возвращения Жулябы.

Прошло еще полчаса, и наконец Глеб, который всматривался в темноту берега, заметил возвращавшегося из разведки Жулябу. Тот шел спокойно, неторопливо, и это говорило о том, что вокруг никаких немецких засад или патрулей не наблюдается.

Шубин повернулся к Клименко:

– Давай, Иван, пускай людей к берегу. По одному только, а не всем скопом. Леся и еще двое пускай идут первыми на тот берег. Она скажет Одинцову, что я приказал ее вместо Энтина поставить в охрану. Энтин и твои ребята будут забирать ящики и относить их в подлесок. Нечего громоздить их на открытом месте. Понятно?

– Ясное дело, – ответил Клименко.

– Подашь мне знак, как только все твои люди будут расставлены по местам. Я дам команду вывести первую телегу на берег. Взрывчатку и мины будем разгружать в последнюю очередь под руководством лейтенанта Реброва. Лошади пойдут через реку только после того, как груз со всех трех телег окажется на том берегу, – продолжал объяснять правила переправы Шубин. – О том, что всю работу следует выполнять быстро и тихо, думаю, говорить не надо.

– То ж ясно как день, – отозвался Клименко и пошел выполнять приказ.

Вскоре на берег из леса стали выходить безмолвные тени. Три из них первыми пошли за Жулябой, который уверенно повел их к месту, где начинался брод. Небо после недавних ливней прояснилось, и облака не закрывали уже ставшую полной луну. Вода серебрилась, и течение на мелководье было отличным проводником для переходивших реку людей.

Как только все русло заполнилось людьми, на берег вывели первую бричку. Лошадь, почуяв воду, звучно фыркнула и потянулась к ней мордой, но пить ей не позволили, развернув в сторону леса. Общими усилиями притащили и телегу чуть ли не к самой кромке воды и стали быстро освобождать от ящиков. Работа шла так ловко, что минут через пятнадцать начали разгружать уже вторую бричку. С ней управились тоже довольно быстро. А вот с третьим грузом – минами и взрывчаткой – пришлось повозиться. Лейтенант Ребров, который сам правил лошадью и нес ответственность за этот весьма ценный для выполнения предстоящего задания груз, лично вынимал из телеги ящики и передавал их дальше по цепочке.

– Передайте, чтобы эти ящики ставили отдельно от всех остальных, – попросил он. – Негоже, если хоть один из них попадет в другую телегу. И смотрите, чтобы ни один ящик не намок, – приговаривал он, осторожно, словно мать дитя, передавая очередной ящик в руки партизана Якова Дуцько. Тот первый принимал груз на этом берегу и передавал далее.

Как ни торопил всех Глеб, как ни старались партизаны и разведчики, но в один час они все-таки не уложились.

– Ничего, товарищ капитан, – успокаивал его Клименко, – это мы только разгружались долго. А загрузим мигом.

– Нам до дороги надо дойти до рассвета, – сказал Шубин. – А дальше пойдете одни. Я думаю со своими ребятами попробовать до первой линии обороны немцев добраться…

Еще когда планировали операцию в штабе армии, было решено, что партизаны будут добираться до расположения отряда той дорогой, которой Шубин и Котин уходили на поиски летчика. Хотя она была несколько длиннее, зато подальше от Радивилова, где, по данным дивизионной разведки, наблюдалось большое скопление войсковых соединений или эсэсовской пехоты. Что-то на переднем крае у немцев явно происходило. Что-то, что предстояло еще узнать. Для того и был послан отряд разведчиков, чтобы поймать «языка» – какого-нибудь сведущего в этих передвижениях войск генерала – и доставить его в штаб армии для допроса.

Шубин рассчитывал, что такого генерала можно будет найти на первой линии обороны, о чем и высказался тогда Ларионову.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался полковник.

– Должен же будет кто-то из штаба их армии проследить, как выполняется приказ командования. В пакете явно был какой-то важный приказ, раз после его получения немцы на первой линии обороны зашевелились. Я считаю, что они не просто так усилили обстрелы реки. Это явно какой-то хитрый маневр, который должен отвлечь нас от того, что у них сейчас происходит на переднем крае.

– Чтобы проследить за выполнением приказа, совсем необязательно присылать генерала из штаба. Для этого сгодится и какой-нибудь чин поменьше, – заметил Ларионов, но потом все-таки согласился с мнением Шубина. – Хотя, конечно, все может быть. Мы ведь не знаем, что это был за приказ и к чему готовятся немцы. Времени у нас для выяснения подробностей нет, поэтому придется тебе, капитан, на месте определяться, как действовать в поисках генерала.

Так тогда и решили – Шубин самостоятельно определяет, как ему и его группе поступать соответственно обстоятельствам и обстановке на месте. Если разведчикам повезет и они уже на первом этапе узнают, что подходящую кандидатуру на роль «языка» из высшего офицерского командования можно найти на первой линии обороны, то дальше партизаны, ефрейтор Сапрыкин и лейтенант Ребров пойдут одни и выполнять остальные задания будут уже без помощи разведчиков. Шубин добудет «языка» и возвратится в расположение штаба армии. Но если генерала или на крайний случай какого-нибудь другого подходящего чина из штабистов СА не обнаружится близко к линии фронта, то Шубин со своим отрядом догонит партизан и будет руководить всей операцией. Главное – уложиться во время и вернуться обратно через четыре дня.

Но до дороги надо было еще идти и идти. И было бы проще, если бы она все время так и шла через лесистую местность. Все-таки идти под прикрытием деревьев проще, чем пересекать открытую местность, где и одного человека легко заметить, не говоря уже о целом отряде, да еще и с тремя гружеными телегами. Оставалось надеяться, что немцы, занятые выполнением некоего приказа, не станут далеко отходить от своих основных позиций. Шубин и его командиры рассчитывали, что и немецкой разведке также будет сейчас не до заброшенных хуторов, через которые отряду Глеба и партизанам предстояло пройти.

Глава четвертая

Часа через полтора после того, как загрузка телег закончилась, вышли к полям и огородам, расположенным на окраине хутора. Это был первый из трех хуторов, которые предстояло миновать обозу. Несколько дней назад Шубин уже проходил этой дорогой и знал, что на хуторе никто не живет, он давно уже покинут его обитателями, но из осторожности все-таки послал вперед Энтина и лейтенанта Зеленчука, чтобы те разведали обстановку.

На хуторе и вправду никого не было, и небольшой отряд без всяких задержек проследовал мимо хутора, забирая чуть вправо, в лесок. Тропинок, а тем более дорог в лесу не было. Если они когда-то и были там, то давно заросли высокой травой и папоротниками, а кое-где и молодым кустарником. Приходилось пробираться по нехоженому пути и протаптывать новую тропу. Это, конечно же, был не самый лучший вариант, ведь враг мог обнаружить, что в этом месте кто-то недавно проходил, и пуститься следом, но другого выбора у отряда не было. Идти напрямую через хутор было бы еще хуже. Огороды и поле могли быть заминированы немцами в целях борьбы с партизанами. А может, и для защиты от бандеровцев. В этих краях все воевали друг против друга.

В отряде был, конечно же, лейтенант Ребров, который мог не только минировать, но и разминировать при случае установленные немцами минные ловушки. Но скрытую мину надо было сначала обнаружить, и это немалая проблема. Трава к июлю выросла дай боже как, а косить ее было некому – война. И хотя специальное оборудование у разведчиков, а вернее, у лейтенанта имелось, но на поиски и разминирование ушло бы много времени. Да и передвигаться отряду пришлось бы куда как медленнее, чем они шли сейчас. Минер со щупом идет очень медленно – это всем известный факт.

Фрицы и в подлеске могли также запросто наставить растяжек. И обойти их было бы проще, будь с Шубиным только его разведчики. Но когда позади тебя идут три телеги, нагруженные патронами, гранатами и взрывчаткой, приходилось опасаться, что, не заметив растяжки, кто-то из людей, а еще хуже – телег – зацепится за невидимую проволоку, и тогда весь обоз взлетит на воздух – вместе с лошадьми и людьми. Поэтому следом за Энтиным и Зеленчуком, которые намного опередили отряд, шли сам Шубин, Егор Малкин и Жуляба. Они внимательно смотрели себе под ноги и вокруг, чтобы вовремя увидеть растяжку или мину, притаившуюся в высокой траве. За ними, так же втроем, шли Одинцов, Клименко, Герась Швайко и тоже высматривали скрытые в траве или среди ветвей кустарника смертельно опасные ловушки. Остальные двигались следом – сначала пешие партизаны, затем – запряженные в телеги лошади. Замыкал обоз самый опасный груз с минами и взрывчаткой.

Все это время Глеб пребывал в напряжении. Оно немного спало на какое-то время, когда отряд уже на рассвете подходил ко второму на их пути хутору. Сразу за ним проходила та самая дорога, где Шубину и его разведчикам предстояло отделиться от основного отряда и уйти в сторону немецких передовых позиций.

Зеленчук и Энтин, которые шли впереди, остановились, дожидаясь остальных. Когда к ним подошел Шубин, они тихо переговаривались, стоя возле братской могилы. По всей видимости, Энтин рассказывал Зеленчуку, как они несколько дней назад обнаружили на этом хуторе тела убитых бандеровцами товарищей – небольшой отряд разведчиков во главе с их командиром Костей Майданниковым. Молодой лейтенант, нахмурившись, смотрел на дощечку с написанными на ней угольком именами погибших. Когда подошел Глеб, он вздохнул и, глянув на Шубина, сказал, словно напророчил:

– Еще долго после войны этих гадов-националистов будут по лесам Украины и Белоруссии гонять.

– А ты почем знаешь? – поинтересовался Одинцов. – Может, они с немцами драпанут. А тех, кто останется, наши смершевцы выловят в два счета.

– Может, и так, – согласно кивнул Зеленчук. – Но я думаю, что, если их волчью сущность наши опытные разведчики не сразу распознали и к ним в ловушку попали, значит, эти бандиты хорошо умеют маскироваться. А того, кто умеет маскироваться, попробуй еще поймать…

– Умеют они маскироваться, это так, – подтвердил его слова Шубин. – Видели мы их схроны в лесу. Живут и вправду как волки – в норах. Не сразу эти норы и увидишь, они отлично замаскированы. Пройдешь вроде как по траве, а на самом деле поверх их лесного жилища. И как только пройдешь чуть дальше, они потом тихо выползают из-под земли и тебе в спину нож втыкают или стреляют из карабина. Понять ничего не успеешь, а ты уже убит. Подлый они народ, эти бандеровцы. Так что ты прав, лейтенант. Долго их потом надо будет из лесов выкуривать. Много они еще бед простым людям принесут.

Все замолчали. К могиле подошли и партизаны. Леся нарвала простеньких лесных цветочков и положила букетик на холмик. Она стояла рядом с могилой, серьезная, даже, можно сказать, строгая. Непослушная темная прядь густых волос выбилась из-под косынки и тенью легла на бледную щеку. Шубин, который все время гнал от себя мысли о Лесе и старался даже не смотреть в ее сторону, невольно залюбовался ею. Словно почувствовав его взгляд, она повернулась к Глебу, посмотрела ему в глаза, но ничего не сказала и отвернулась, опустив голову. К Лесе подошел Герась и, накинув ей на плечи свой пиджак, слегка приобнял ее. Шубин с трудом заставил себя отвести от девушки взгляд и молча отошел в сторону.

– Товарищ капитан, может, пойти посмотреть, что на хуторе делается? – подошел к нему Энтин.

– Пойдем вдвоем, – решил Шубин и, подозвав к себе Одинцова, сказал: – Мы сходим на хутор. Оставайтесь здесь до нашего возвращения. Но выстави посты. До дороги от этого места всего метров восемьсот. Немцы эту дорогу пуще глаза стерегут. Поэтому смотрите в оба.

Внимательно осмотрев в бинокль прилегающую к хутору территорию, он обратился к Энтину:

– Пойдем в обход, подлеском, не спускаясь к огородам. Не нравится мне эта тишина. Было бы проще, знай мы, что немцы заняли хутор и используют его как пункт наблюдения за дорогой. А так… Очень уж эта тишина похожа на ловушку. К тому же не вижу я тел тех немцев, которых мы тут в прошлый раз на обратном пути настреляли. Прибрали их, видать, чтобы они своим видом не смущали живых. А значит, если даже нет на хуторе постоянной засады, то все равно в него частенько наведываются. Можем нарваться на неприятности.

Окружным путем, крадучись и прячась за кустами и деревьями, Шубин и Энтин пробирались к самому дому. По дороге несколько раз останавливались, и Шубин осматривал хутор в бинокль. Один раз прямо над их головами вспорхнула и с громким криком пронеслась какая-то лесная птица. Разведчики замерли, но вокруг снова стало по-прежнему тихо. Утренний туман стелился под самыми ногами. Небо быстро светлело. Уже совсем скоро солнце поднимется так высоко, что подойти вплотную к хате и не быть незамеченным будет совсем не просто. Впрочем, Шубин и не стремился к дому. Ему было важнее осмотреть местность вокруг хутора, пристройки, которые стояли во дворе, и удостовериться, что поблизости нет немцев или венгерских вояк, которые воевали сейчас на этом направлении вместе с германцами.

Шубин и Энтин уже практически вышли, вернее, подползли к кустарнику, который вплотную прилегал к стенам дома, как какой-то шорох насторожил обоих разведчиков. Они еще больше приникли к земле и какое-то мгновение прислушивались. Шубин сразу понял, что слышит тихие шаги по тропинке, проходившей немного в стороне от кустарника, где они лежали с Энтиным. Он осторожно повернул голову на шум. Мимо них, буквально метрах в трех, прошел заспанный немец. Или, может быть, венгр – кто их разберет? Форма и у тех, и у других почти одинаковая. Солдат явно направлялся к сортиру, который виднелся неподалеку. Глеб посмотрел на Энтина, и тот чуть заметно кивнул, поняв его взгляд. Когда немец скрылся в деревянной постройке, он быстро переполз на другое место, выбрав удобную для нападения позицию.

Ждать им пришлось минут пять. Наконец немец вышел и, застегивая на ходу ремень, пошел обратно к дому. Он успел пройти лишь несколько шагов от того места, где сидел Энтин, как прямо перед ним выросла фигура русского разведчика, который наставил на него автомат. Не ожидавший такого поворота своей судьбы в столь раннее время, немец опешил и встал как вкопанный. Оружия при нем не было. Да и ни к чему немцу, который направился в сортир, оружие, оно ему там только мешало бы. Теперь же он явно сожалел о своей беспечности, и это сожаление Шубин легко смог прочитать на его лице. Все дальнейшее произошло буквально за пару секунд. Немец успел только открыть рот – то ли от удивления, то ли хотел предупредить своих, – как рот уже был зажат широкой ладонью Энтина.

Оттащив немца подальше в лесок, разведчики уложили его на траву и приставили к груди автомат.

– Даже не думай крикнуть, – сказал Шубин по-немецки. – Кивни, если понял.

Немец кивнул и что-то тихо пролепетал.

– Что он сказал? – спросил Энтин.

– Не хочет, чтобы его убивали, – усмехнулся Глеб и спросил у немца: – Много вас на хуторе?

– Нет. Четверо, – коротко ответил тот, покосившись на автомат.

– Где остальные? В доме?

– Нет. Я и Хельмут спали. Еще двое охраняют дорогу. Они сменили нас два часа назад, – торопливо добавил немец.

Энтин вопросительно смотрел на Глеба, и тот перевел ему слова немца.

– Что-то маловато четверых для охраны дороги, – заметил разведчик. – Врет, наверное.

– Может, и врет, – согласился Шубин. – Будем проверять. – Он снова повернулся к немцу, вынул у него из нагрудного кармана воинскую книжку, прочел, что там написано, и спросил: – Кроме вашего поста еще есть поблизости охрана? Много солдат охраняет дорогу?

– Патрули выставлены через каждые пятьсот метров, – ответил немецкий солдат и вдруг быстро заговорил: – Если вы меня не убьете, я проведу вас через свой участок, и никто даже не заметит. Обещаю, что никому не скажу, что вы тут прошли.

– Ага, так я тебе и поверил… – по-русски выругался Шубин, а немцу сказал, переходя на его язык: – Мы и без тебя, если надо, пройдем. Сейчас пойдешь с нами к дому и позовешь своего напарника – пусть выйдет на улицу. Понял? Мотоцикл у вас есть?

– Нет мотоцикла. Нас привезли на машине. Приказали охранять дорогу и уехали. Мы даже не знаем, надолго ли нас тут оставили.

– Рация у вас имеется? Связь между постами есть? – спросил Шубин, поднимая немца и ставя его на ноги. При этом Энтин не отводил дуло автомата от пленного.

– Да-да, есть рация, – энергично закивал головой немец. – В доме рация. Хельмут у нас связист.

– Хельмут так Хельмут, – кивнул Шубин и добавил: – Пойдем к твоему Хельмуту.

Вместе с плененным немцем разведчики подошли к хате с той стороны, где не было окон, чтобы второй фашист не смог их увидеть раньше времени, если невзначай посмотрит в одно из окон.

– Зови своего друга! Живо! – приказал Шубин, когда они встали возле двери, а Энтин, пригнувшись, спрятался под окошком, которое было рядом с дверью.

Немец позвал, даже постучал в окно, но никто в доме ему не ответил. Немец растерянно посмотрел на Шубина, и тот, приготовив автомат для стрельбы, подтолкнул фрица еще ближе к двери и скомандовал:

– Иди первый!

Немец шагнул в хату и встал в проходе, потом сделал еще два нерешительных шага… Выглянув из-за его спины, Глеб увидел сидевшего за столом спиной к дверям невысокого, полного немчика с лычками ефрейтора и в наушниках, который настраивал рацию. Когда они вошли, он даже не повернулся – по-видимому, не слышал, что его сослуживец вернулся в дом. Передав первого немца под охрану Энтина, вошедшего следом за ними в комнату, Шубин тихо скользнул ко второму фрицу и сдернул с него наушники, не забыв при этом приставить к его голове автомат.

– Эй, Йохан! Что за дурацкие шутки! – воскликнул толстяк и, встав со стула, повернулся к Шубину.

Выражение возмущения на его лице быстро сменилось сначала удивлением, а затем и страхом.

– Привет, Хельмут, – сказал ему Шубин и чуть толкнул его в грудь дулом автомата.

Немец сел и молча уставился на автомат.

Глеб взял наушники и приложил к уху. Послушал, а затем спросил у радиста:

– На связь выходите по определенному времени?

Немец шумно сглотнул и согласно кивнул.

– Онемел? Во сколько должны выйти на связь и с кем? – нетерпеливо дернул автоматом Глеб, поторапливая Хельмута с ответом.

Тот снова сглотнул и сказал, покосившись на своего товарища, стоявшего у дверей под прицелом автомата Энтина.

– Через пять минут. Со штабом батальона. Буду докладывать об обстановке на дороге и принимать… принимать новый приказ, если таковой будет дан, – пролепетал толстяк испуганным и неожиданно писклявым голосом.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Шубин и протянул немцу наушники. – Садись и начинай работать. Как обычно, будто ничего не случилось. То есть без всяких фокусов. Ты понял? Иначе… – Он многозначительно повел дулом автомата.

– Да-да, я понял! – Толстячок схватил наушники и торопливо стал их надевать.

– Не очень бы я ему доверял, – проворчал Энтин.

– Ничего лишнего он не передаст. Правда, Хельмут? – спросил Шубин немца и добавил: – Ты ведь не хочешь, чтобы тебя убили?

– Нет, – энергично замотал головой толстячок.

– Тогда действуй согласно вашей инструкции – выходи на связь с начальством, как обычно. А я послушаю, что ты будешь передавать по своей «Берте». Но смотри у меня! Ох смотри!..

Наступила тишина, потом пискнула включенная рация, и немец сначала нерешительно, а затем все увереннее начал трансляцию. Сказав свой отзыв и отчитавшись, как и положено, об обстановке на участке, немец перешел на прием и стал слушать, что ему говорили, при этом быстро записывая шифровку на лист бумаги. Закончив связь, снял наушники и с опаской посмотрел на Шубина.

– Ну, что там у вас новенького? – поинтересовался Глеб, указывая пальцем на исписанный шифром клочок.

– Нам приказано усилить охрану дороги, – пролепетал Хельмут и замолчал.

– Дальше… – поторопил его Шубин.

– Через час по ней должен проехать автомобиль с офицером, – облизнув пересохшие губы, продолжил немец. – Мне приказано передать… передать это сообщение дальше… всем остальным. Чтобы были готовы…

– Передать по рации? – уточнил Глеб.

– Нет, – покрутил головой толстяк. – Рация только у нас. Я должен послать… послать кого-нибудь на следующий пост, чтобы он передал сообщение устно.

– А те, в свою очередь, таким же способом передают его дальше. Я правильно понимаю?

– Да-да, так, – покивал немец и вновь покосился на автомат.

– Что ж, все понятно.

Шубин, передав Энтину слова немецкого радиста, сказал:

– Надо воспользоваться ситуацией и попробовать проскочить через дорогу.

– Есть идеи, товарищ капитан? – спросил разведчик.

– Есть. Но мне нужно кое-что уточнить. – Глеб повернулся к радисту и, переходя на немецкий, поинтересовался у него: – Что за офицер должен проехать по дороге?

– Я не знаю, – ответил тот и, увидев, что Шубин нахмурился и с подозрением смотрит на него, испуганно повторил: – Я, правда, не знаю. Мне не сообщили. Сказали только удвоить посты и бдительность на дороге.

Шубин на минуту задумался, глядя прямо в кукольно-круглые глазки толстячка ефрейтора, затем сказал:

– Хорошо. Если ты не обманываешь меня и будешь дальше таким же послушным, то мы с тобой поладим и, возможно, даже оставим в живых и тебя, и твоего дружка Йохана.

Толстячок угодливо закивал, показывая, что он все прекрасно понял.

Глеб повернулся к Энтину и, объяснив ему ситуацию, рассказал о своем плане.

– Давай-ка для начала свяжем этих двух молодцов и приведем сюда остальных наших. Если эти двое молодчиков увидят, что нас не двое, а немного больше, то и дальше не выкинут ничего неожиданного для нас. Не рискнут, – добавил он.

Пленных немцев связали и оставили в доме. Сами же вышли, и Шубин, оставшись наблюдать за местностью, отправил Энтина к Одинцову и Клименко, чтобы он провел обоз к хутору тем же путем, которым они сами к нему вышли.

– Времени у нас не так уж и много, – сказал Глеб, когда Одинцов, Зеленчук и Клименко, оставив остальных неподалеку в леске, подошли к нему для совещания. – Примерно через полчаса по дороге проедет автомобиль с офицером. Что за офицер и какого он звания, я так и не смог узнать. Радист твердит, что и сам не в курсе. Может, и не врет… Но в любом случае у нас есть шанс. Даже целых два шанса. Один – проскочить незаметно через дорогу. Второй – захватить этого неизвестного нам офицера… Чем черт не шутит, вдруг нам повезет, и это будет генерал? В крайнем случае попробуем узнать у этого офицера всю необходимую информацию и решим, как нам действовать дальше.

– Предлагаешь устроить засаду? – уточнил Клименко.

– А заодно немного освободить дорогу от лишних немцев, которые могут помешать нам перейти на ту сторону леса, – ответил Шубин.

Быстро договорились, как будут действовать, и Клименко с Зеленчуком ушли. Развязав толстенького ефрейтора, Шубин приказал ему идти к дороге и приказать солдатам, лежавшим в «секрете», пойти к следующему посту и передать приказ начальства, что наблюдение с дороги временно снимается и всем, кто задействован в ее охране, следует направиться пешком в Радивилов. Причем немедленно, не теряя времени.

– Если будут вопросы по поводу тебя и рядового Йохана Бергена, скажешь, что вам приказано пока остаться с рацией на хуторе. Понял? – спросил Шубин ефрейтора. Тот кивнул. – И помни, что я все время буду держать тебя на прицеле. А мой товарищ живо управится с остальными двумя, если ты вдруг вздумаешь сказать что-то не так или предупредить их. – Он многозначительно показал кивком головы в сторону Одинцова.

Они вывели толстяка из хаты и подтолкнули в сторону дороги. Тот, медленно и с опаской оглядываясь по сторонам, побрел к тропинке, ведущей к тракту. На секунду он застыл, увидев, как из леса выходит отряд партизан, но Шубин поторопил его, приказав пошустрее шевелить ногами.

Вскоре немчик спустился с горки, и Одинцов с Глебом направились следом за ним, но так, чтобы их не заметили немцы, ведущие наблюдение за дорогой. Впрочем, когда Шубин увидел сидевших и игравших в карты фрицев, он окончательно успокоился. Немецкие солдаты явно не страдали повышенной бдительностью и к своим обязанностям относились, мягко говоря, фривольно.

Увидев спускавшегося к ним ефрейтора, охранники даже не встали перед ним, как положено перед старшим по званию. Сразу было видно, что они не очень-то уважали этого толстого Хельмута. Помня, что за ним наблюдают русские разведчики, ефрейтор прикрикнул на своих подчиненных, и те нехотя, прервав игру, встали. Передав им приказ, якобы полученный по рации, толстяк стал торопить их с выполнением и даже пару раз пнул одного из солдат под зад, чтобы тот собирал разбросанные на траве карты побыстрее.

Солдаты, конечно же, забросали ефрейтора разными вопросами, но тот ответил им так, как ему велел отвечать Шубин, и все торопил, чтобы солдаты не мешкали и шли передавать приказ начальства другим постам.

– Все должны быть в Радивилове через час! – кричал толстяк. – Так что шевелите ногами, если не хотите неприятностей! Через час мне по рации должны доложить, что все вернулись в расположение роты. Вы поняли?

Выйдя на дорогу, солдаты, недовольно переговариваясь и ругая ефрейтора разными обидными словами, прибавили шаг. Немного постояв, толстый Хельмут нехотя повернулся и пошел вверх по тропинке.

– Молодец, Хельмут, – похвалил его Шубин, выходя из-за дерева. – Из тебя мог бы получиться хороший обер-ефрейтор, если бы вы не проигрывали войну. Но Гитлер капут? – спросил он и насмешливо посмотрел на ефрейтора.

– Капут, Гитлер капут, – торопливо согласился тот.

– Отведи его в дом, свяжи и заткни рот. Обоим. И в погребе закрой. Пускай сидят там и надеются, что их найдут. Рацию выведи из строя, – приказал Шубин Жулябе, который появился на тропинке, неожиданно вынырнув из-за куста колючей ежевики.

Его внезапное появление напугало Хельмута, и он остановился, испуганно глядя на внушительную фигуру разведчика.

– Не бойся, не кусаюсь, – добродушно усмехнулся Жуляба.

Немец, как ни странно, успокоился и смиренно побрел впереди, заложив обе руки за спину.

Глава пятая

Времени на подготовку засады, как и предупреждал Шубин, оказалось совсем немного. Едва партизаны и разведчики заняли позиции с двух сторон от дороги, как вдалеке послышался гул моторов. Сначала показались два мотоцикла, в которых сидело кроме водителей еще по одному автоматчику. Мотоциклы остановились и, не заглушая моторов, стали кого-то ждать. Как только на повороте показался открытый автомобиль, они двинулись дальше. Но уехали недалеко, потому что по ним открыли огонь залегшие неподалеку бойцы Клименко.

Машина тем временем поравнялась с местом, где ее ждали разведчики Шубина. Шофер не успел отреагировать на внезапные выстрелы и остановиться. По колесам машины ударила автоматная очередь, и автомобиль повело – сначала вправо, а потом влево, так что он едва не перевернулся. Шофер и автоматчик, сидевший на переднем сиденье, выскочили из машины и были сразу же убиты.

Офицер же не стал выпрыгивать, а просто нагнулся, пытаясь спрятаться. Глебу показалось, будто что-то блеснуло в лучах солнца, когда офицер наклонялся. Да и сам офицер показался ему очень уж знакомым – хотя времени на размышления и догадки у Шубина сейчас не было.

Он, Одинцов и Энтин выскочили на открытое пространство перед дорогой и, пригибаясь, хотели бежать к автомобилю, чтобы обойти его сзади, но тут по ним начали стрелять подъехавшие на двух мотоциклах автоматчики, которые, как оказалось, следовали на некотором расстоянии от автомобиля. Пришлось быстро залечь и откатиться в высокую траву. Шубин и Одинцов открыли огонь по мотоциклам, не давая им развернуться или подъехать ближе к автомобилю. Энтин попытался под прикрытием их огня выскочить на дорогу, но офицер, залегший в машине, уже добрался до своего пистолета и тоже начал стрелять. Он едва не попал в Энтина, и тому пришлось уйти обратно, под защиту высокой травы и кустарников.

И тут на дорогу с обеих сторон выбежали партизаны, которые, расправившись с передовыми автоматчиками, теперь спешили на помощь разведчикам. Кто-то из партизан, чтобы не попасть под обстрел офицера из автомобиля, кинул на дорогу гранату. Та взорвалась перед самой машиной.

– Какого лешего! – воскликнул Шубин, выскакивая на дорогу и бросаясь к автомобилю, совсем забыв, что оттуда только что стрелял офицер. – Сказано ведь было – по машине не стрелять!

Следом за Шубиным на дорогу выбежали и Одинцов с Энтиным. Втроем они подбежали к машине. Дверца с одной стороны была приоткрыта, и из нее наполовину вывалилось тело длинного и худого офицера со знаками отличия унтер-штурмфюрера СС, что соответствовало званию лейтенанта в войсках вермахта. Перевернув обмякшее тело и вытащив офицера на дорогу, Шубин убедился, что этот эсэсовец действительно ему знаком. Это был тот самый офицерик в очочках, которого он видел на этой же самой дороге пару дней назад, когда возвращался с предыдущего задания. Тогда-то он и увидел в его руках тот самый загадочный пакет, который этот лейтенантик вынул из другого автомобиля, расстрелянного накануне бандеровцами, и который так заинтересовал командующего 3-й гвардейской армией.

– Знакомая личность, – сказал стоящий рядом с Шубиным Энтин. – Это не тот ли офицер, который прибирал на дороге трупы бандеровцев после нападения на штабную машину и ее сопровождение?

– Тот самый, – подтвердил Глеб и вдруг увидел, как забегали под бледными веками белки глаз и скривились тонкие губы офицера. Он снял с лица лейтенанта круглые очки с треснувшим на них стеклом и сказал:

– Э, да он еще живой! Давайте-ка мы его в лесок отнесем. Может, получится с ним поговорить и узнать что-нибудь для нас интересное и важное. Жуляба, осмотри машину. Может, этот парень успел спрятать в ней что-то такое, что он вез в штаб, который у них в Радивилове.

Немца положили на плащ-палатку Энтина и отнесли в тень на другую сторону дороги. Туда же партизаны торопливо переводили и лошадей с телегами, спеша быстрее убраться с открытого пространства под прикрытие леса.

– Не ждите нас, уходите дальше, – приказал Шубин Клименко. – Я не уверен, что всю эту катавасию, которую мы устроили, не услышали немцы, так что не стоит задерживаться. Чем дальше вы успеете уйти от дороги, тем меньше шансов, что немцы снарядят за нами погоню и сунутся в глубь леса.

– А вы как же? – с беспокойством оглядываясь на дорогу, спросил Клименко.

– Если ничего толкового не узнаем от этого унтер-штурмфюрера, то догоним вас. Ну, или не догоним. Как масть ляжет, – ответил Шубин.

Клименко махнул рукой, давая добро на отправку, и телеги быстро покатили между деревьями. Следом за ними торопливо зашагали партизаны. Шубин глазами отыскал белый платочек Леси и, вздохнув, посмотрел на лежавшего у его ног эсэсовца – жив ли? Кажется, немец еще был жив, хотя дышал уже еле-еле, с перерывами и придыханием.

В этот момент к Глебу подошел Жуляба и доложил, что в машине ничего, что могло бы заинтересовать разведчиков, обнаружено не было. Шубин нахмурился. Ему стало досадно, что все усилия и весь этот шум, который они устроили на дороге, были напрасными. Больше всего он разозлился на самого себя за то, что не получилось так, как он думал. Подавив гнев и наклонившись к самому уху раненого, Глеб сказал по-немецки:

– Я знаю, что ты меня слышишь.

Лейтенант СС не ответил и только еще сильнее сжал тонкие губы. Но тем не менее серые с зеленовато-дымчатой поволокой глаза открыл и посмотрел прямо на Глеба. Взгляд его был осознанным, и в нем кроме неприкрытой физической боли виделась ненависть. Холодная и непримиримая ненависть к своему врагу.

Продолжить чтение