Вероятностная опера

Часть 1: Открытие и Наблюдение
Глава 1: Квантовые состояния
Михаил Сергеевич Волков сидел в полутемной лаборатории, освещенной лишь голубоватым светом монитора. За окном простиралась ночная Москва 2034 года – город, в котором футуристические небоскребы соседствовали с обветшалыми хрущевками, словно квантовая суперпозиция прошлого и будущего, застывшая в неопределенном настоящем.
– Сукин сын, – прошептал Михаил, глядя на экран, где очередное уведомление сообщало об отказе в финансировании. – «Нецелесообразно», «недостаточно практического применения»… Идиоты.
Он откинулся на скрипучем стуле и потер глаза. В тридцать девять лет Михаил выглядел старше своего возраста: худощавое лицо, вечно растрепанные темные волосы с проседью на висках, и глубокие морщины вокруг серых глаз – следствие бессонных ночей над формулами и недостатка солнечного света.
Институт квантовых исследований имени Ландау, где Михаил работал последние пятнадцать лет, был типичным наследием советской науки – внушительное снаружи здание с колоннами, внутри которого скрывались обшарпанные коридоры, устаревшее оборудование и блестящие умы, существующие на гранты размером с подачку.
– Может, Сережа прав, и мне действительно стоило уехать в Цюрих, когда предлагали, – пробормотал Михаил, обращаясь к портрету Шрёдингера на стене. – Там бы я уже давно доказал, что сознание наблюдателя – это…
Монитор моргнул, прерывая его монолог. Странно. Михаил нахмурился и перезагрузил систему. Когда экран снова ожил, он продолжил работать над уравнениями, описывающими взаимодействие наблюдателя и квантовой системы – темой, которой он был одержим с тех пор, как защитил диссертацию по «Наблюдателю как фактору квантовой вероятности».
В физике был известен парадокс: квантовая частица существует в суперпозиции состояний, пока ее не измерят, и только в момент наблюдения «выбирает» одно конкретное состояние. Но что если, рассуждал Михаил, сознание наблюдателя может не только фиксировать результат измерения, но и каким-то образом влиять на вероятность того или иного исхода?
Что если реальность – это не то, что происходит объективно, а то, что наблюдатель согласен видеть?
Вдруг за спиной раздался звук – кто-то напевал себе под нос. Михаил вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Дмитрий, сутулый институтский уборщик неопределенного возраста, с шваброй и ведром.
– Извиняюсь, Михаил Сергеевич. Думал, никого уже нет.
– Ничего, Дмитрий. Работайте, я вам не помешаю.
Уборщик кивнул и начал медленно, методично мыть пол, продолжая что-то бормотать. Михаил попытался сосредоточиться на экране, но слова Дмитрия отвлекали его.
– …пока кот не наблюдаем, и жив он и мертв, но смотрит ли кот на наблюдателя, пока наблюдатель не смотрит на кота?
Михаил медленно повернулся.
– Что вы сейчас сказали?
Дмитрий, не прекращая мыть пол, пожал плечами:
– Шрёдингера вспоминал, Михаил Сергеевич. Люблю, знаете ли, почитать на досуге. Особенно про котов и квантовую механику.
– Уборщик, интересующийся квантовой механикой? – недоверчиво спросил Михаил.
– А что такого? – Дмитрий выпрямился и посмотрел Михаилу прямо в глаза. – В нашей стране даже дворники читают Пушкина. Почему бы им не читать и Шрёдингера? А вообще, Михаил Сергеевич, зря вы себя так загоняете. Что бы сказал сам Шрёдингер? «Сознание – это нечто, что находится на границе между известным и неизвестным». Поэтому иногда нужно просто отпустить контроль и позволить неизвестному проявить себя.
Михаил смотрел на уборщика, не в силах скрыть удивление. Тот тем временем закончил мыть пол и, насвистывая, двинулся к выходу.
– Спокойной ночи, Михаил Сергеевич. И помните, что иногда ответ приходит, когда перестаешь на него смотреть.
Когда за Дмитрием закрылась дверь, Михаил еще несколько минут сидел неподвижно. Что-то в словах уборщика зацепило его. Квантовые системы изменяют свое поведение под наблюдением… но что, если и наблюдатель меняется в процессе наблюдения? Что, если существует взаимное влияние?
Он быстро открыл новый файл и начал записывать формулы, описывающие обратную связь между наблюдателем и наблюдаемой системой. Пальцы летали по клавиатуре, выводя на экран все более сложные уравнения. Михаил не заметил, как пролетела ночь, и только когда первые лучи солнца проникли в окно лаборатории, он оторвался от работы.
На экране светилось уравнение, которое теоретически описывало возможность сознания наблюдать не только фактическое состояние квантовой системы, но и те состояния, которые не реализовались в данной конкретной реальности.
Другими словами, наблюдать альтернативные реальности, где квантовая система выбрала другой путь.
Михаил смотрел на формулу, и его бросало то в жар, то в холод. Если это правда, если сознание действительно может каким-то образом заглянуть за грань нереализованных вероятностей… Но это невозможно. Это противоречит всем принципам…
Но в квантовой физике «невозможное» – понятие относительное.
– Доброе утро, Михаил Сергеевич! Как всегда, раньше всех? – Ирина Николаевна, молодая исследовательница с факультета теоретической физики, улыбнулась, входя в лабораторию.
Михаил, не отрывая взгляда от монитора, кивнул. Он был знаком с Ириной уже три года – она пришла в институт сразу после аспирантуры, и ее острый ум и интуитивное понимание квантовой механики сразу привлекли его внимание. У них было несколько совместных работ, и пару раз они выпивали после конференций. Иногда Михаил ловил на себе ее заинтересованные взгляды, но тут же отгонял эти мысли. Романтические отношения на работе – последнее, чего ему хотелось.
– Не раньше всех, – рассеянно ответил он. – Просто не уходил.
Ирина нахмурилась:
– Опять работали всю ночь? Это нездорово, Михаил Сергеевич.
– Ирина Николаевна, у меня, кажется, прорыв, – тихо сказал Михаил, игнорируя ее беспокойство.
– В чем именно? – она подошла ближе, заглядывая через его плечо на экран.
Михаил инстинктивно закрыл файл. Что-то внутри говорило ему, что пока не стоит делиться своими выводами – даже с Ириной.
– Извините, еще сырые мысли. Когда сформулирую четче, обязательно покажу вам.
Ирина чуть заметно нахмурилась, но кивнула:
– Как скажете. Кстати, Аркадий Львович вернулся из Токио и просил всех зайти к нему. Видимо, будет распределять гранты.
– Вот радость-то, – пробормотал Михаил, вспоминая вчерашнее уведомление об отказе. – Наверняка опять все основное финансирование уйдет в прикладные разработки.
Доктор Аркадий Львович Кроненберг, директор института и бывший научный руководитель Михаила, был человеком противоречивым. С одной стороны, блестящий ученый, с другой – прагматик до мозга костей, который все больше ориентировал институт на практические результаты, способные привлечь как государственное, так и частное финансирование.
– Не будьте так пессимистичны, – улыбнулась Ирина. – Может, в этот раз и вашим исследованиям повезет.
Михаил хмыкнул и потянулся к термосу с давно остывшим кофе.
– Если бы ученых финансировали по уровню их пессимизма, я бы купался в деньгах.
Ирина рассмеялась и пошла к своему рабочему месту, а Михаил, воспользовавшись моментом, быстро скопировал файлы с расчетами на флешку и удалил их с рабочего компьютера. Что-то подсказывало ему, что это исследование лучше продолжить дома.
Кабинет Кроненберга располагался на верхнем этаже института. В отличие от обшарпанных лабораторий, здесь все дышало солидностью и достатком: массивная мебель из темного дерева, картины в тяжелых рамах, коллекция антикварных физических приборов. За огромным столом сидел сам Аркадий Львович – представительный мужчина за шестьдесят, с безупречно уложенными седыми волосами и цепким взглядом, которым он сейчас сверлил Михаила.
– Садитесь, Михаил Сергеевич, – он указал на кресло напротив. – Давно не обсуждали ваши исследования. Чем занимаетесь сейчас?
Михаил осторожно опустился в кресло, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом бывшего наставника.
– Продолжаю работу над ролью сознания наблюдателя в квантовых измерениях, Аркадий Львович.
– Все та же теория? – Кроненберг слегка поморщился. – Михаил Сергеевич, вы блестящий физик. Но ваша одержимость нематериальными аспектами квантовой механики… не слишком продуктивна, скажем так.
– Эйнштейн тоже считался непродуктивным, когда работал клерком в патентном бюро, – парировал Михаил.
– Не сравнивайте себя с Эйнштейном, – холодно улыбнулся Кроненберг. – К тому же, сейчас другие времена. Наука требует результатов. Измеримых, применимых результатов.
– А расширение фундаментального понимания реальности – это не результат?
– Для налогоплательщиков и инвесторов – нет. – Кроненберг перебрал какие-то бумаги на столе. – Я видел ваш запрос на финансирование. К сожалению, в этот раз институт не сможет его удовлетворить.
Михаил стиснул подлокотники кресла, но сохранил внешнее спокойствие.
– Могу я узнать, почему?
– Средства ограничены. Мы должны поддерживать проекты с наибольшим потенциалом практического применения. – Кроненберг слегка подался вперед. – Знаете, Михаил Сергеевич, ваш брат звонил мне на днях.
Это было неожиданно. Михаил и его брат Сергей не общались уже несколько лет, с тех пор как тот ушел из науки в бизнес и основал технологическую компанию, которая теперь входила в число крупнейших в России.
– Сережа? Вам? Зачем?
– Он ищет специалистов по квантовой физике для своего нового проекта. Что-то связанное с квантовыми вычислениями. Очень перспективное направление, между прочим. Я сказал, что у нас есть отличный специалист, который, возможно, захочет сменить сферу деятельности.
– Вы предложили меня брату? – Михаил почувствовал, как внутри поднимается волна раздражения. – Без моего ведома?
– Я предложил возможность, – невозмутимо ответил Кроненберг. – Сергей Сергеевич просил передать, что будет рад встретиться с вами. Обсудить перспективы сотрудничества.
– Аркадий Львович, я не собираюсь уходить в корпоративную науку, – резко сказал Михаил. – Тем более к брату.
– Никто не заставляет вас уходить. Но, может быть, стоит хотя бы выслушать предложение? – Кроненберг пожал плечами. – В конце концов, наука и бизнес сегодня неразделимы. Возможно, ваши… теоретические изыскания найдут практическое применение в коммерческом секторе.
Михаил поднялся.
– Спасибо за совет, Аркадий Львович. Я подумаю.
– Думайте, Михаил Сергеевич, – кивнул Кроненберг. – Только не слишком долго. Такие предложения не ждут вечно.
Вечером, вернувшись в свою небольшую квартиру на окраине Москвы, Михаил достал флешку с расчетами и погрузился в работу. Теперь, когда первоначальное возбуждение прошло, он мог более критично взглянуть на свои ночные озарения.
Основная идея была безумной, но математически обоснованной: если квантовая система существует во всех возможных состояниях одновременно до момента измерения, то теоретически должен существовать способ для сознания наблюдателя «настроиться» на любое из этих состояний, даже на те, которые не реализовались в его версии реальности.
Это означало бы возможность наблюдать параллельные реальности, где квантовая система выбрала другой путь. Не просто представлять или моделировать их, а действительно видеть их. Квантовое видение.
Михаил потер виски. Идея звучала как научная фантастика. Но ведь когда-то и лазеры, и квантовые компьютеры казались фантастикой.
Он открыл новый документ и начал описывать теоретическую модель устройства, которое могло бы усилить способность сознания к такому «квантовому видению». Михаил назвал его КУН – Квантовое Устройство Наблюдения.
Согласно его расчетам, КУН должен был создавать особое электромагнитное поле, которое синхронизировалось бы с мозговыми волнами наблюдателя и позволяло бы его сознанию «резонировать» с квантовыми состояниями, не реализованными в его версии реальности.
Безумие? Возможно. Но что, если это работает?
Телефон зазвонил, прерывая его размышления. Михаил взглянул на экран и нахмурился: номер брата. Очевидно, Кроненберг не шутил.
– Слушаю.
– Мишка? Это Сережа. – Голос брата звучал неожиданно тепло, словно не было всех этих лет отчуждения. – Как ты?
– Нормально, – сухо ответил Михаил. – Кроненберг сказал, что ты хочешь встретиться.
– Да, есть разговор. Можем поужинать завтра? Я забронировал столик в «Квантовом сдвиге» на восемь.
Михаил усмехнулся. «Квантовый сдвиг» – модный ресторан молекулярной кухни в центре Москвы, куда на его зарплату можно было сходить разве что по большим праздникам.
– Ты всегда знал, как произвести впечатление, Сережа.
– Брось, просто хочу поговорить в приятной обстановке. Я очень давно тебя не видел.
Михаил помедлил. Часть его хотела отказаться, но другая часть была любопытна. Что же такого важного придумал его брат?
– Хорошо, буду.
– Отлично! До завтра тогда.
Повесив трубку, Михаил вернулся к своим расчетам, но мысли о предстоящей встрече с братом не давали сосредоточиться. Вместо этого он обнаружил, что размышляет о странных совпадениях последних дней.
Философствующий уборщик, цитирующий Шрёдингера. Неожиданное озарение о квантовом наблюдении. Звонок от брата после многих лет молчания.
Случайности? Или, как любил говорить Эйнштейн, «Бог не играет в кости»?
Михаил усмехнулся собственным мыслям. Слишком много работы и слишком мало сна делали его параноиком. Он закрыл ноутбук и направился в ванную. Завтра предстоял важный день, и ему нужно было выспаться.
Следующее утро принесло еще одно странное совпадение.
Когда Михаил вошел в институт, первым человеком, которого он увидел, был Дмитрий, протиравший стеклянные двери вестибюля. Уборщик поднял взгляд и улыбнулся:
– Доброе утро, Михаил Сергеевич! Как спалось?
– Нормально, – осторожно ответил Михаил, вспоминая их ночной разговор. – Дмитрий, вы давно работаете в институте?
– Достаточно давно, чтобы помнить, когда ваш кабинет еще был кладовкой, – усмехнулся тот. – А что?
– И где вы учились? Я имею в виду, квантовая физика – это не то, о чем обычно разговаривают уборщики.
Дмитрий рассмеялся:
– Ох, Михаил Сергеевич, вы как все ученые – делите людей на категории. Уборщик не может интересоваться физикой? А может, я просто люблю узнавать новое. Слушаю ваши разговоры в коридорах, читаю статьи, которые вы оставляете на столах. Знаете, иногда со стороны виднее.
– Что виднее?
– Связи, – просто ответил Дмитрий. – Когда вы слишком близко к проблеме, вы видите только детали. А со стороны видно целое. Как в квантовой запутанности – частицы связаны, даже когда находятся далеко друг от друга. Так и решения связаны с вопросами, даже когда кажется, что они далеки.
Михаил смотрел на уборщика с растущим удивлением. Этот человек либо гений, скрывающийся под маской простого работника, либо просто умело жонглирует терминами, которых нахватался в коридорах института.
– Что ж, философски вы настроены с самого утра, – сказал Михаил.
– Просто хороший день, – пожал плечами Дмитрий. – Хорошие дни располагают к философии. Кстати, сегодня у вас важная встреча, да?
Михаил нахмурился:
– С чего вы взяли?
– Просто предположил, – Дмитрий вернулся к протиранию стекла. – У вас сегодня лицо человека, который собирается на важную встречу. Удачи, Михаил Сергеевич!
Михаил кивнул и направился к лифту, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Откуда уборщик мог знать о его встрече с братом? Вероятно, просто совпадение или интуиция. Но странных совпадений становилось слишком много.
В лаборатории Михаил обнаружил Ирину, склонившуюся над микроскопом. Она подняла голову, когда он вошел:
– Доброе утро! Как ваше настроение после вчерашней встречи с Кроненбергом?
– Не лучше, чем у кота Шрёдингера, – усмехнулся Михаил. – Аркадий Львович решил меня сосватать моему собственному брату. Очевидно, считает, что я больше пользы принесу в коммерческом секторе.
– Ваш брат… это тот самый Сергей Волков? Основатель NeoCortex Technologies?
– Он самый, – кивнул Михаил. – Хочет переманить меня к себе. Ужинаем сегодня.
– И вы согласитесь? – в голосе Ирины промелькнуло что-то похожее на беспокойство.
– Не думаю. – Михаил сел за свой компьютер. – Мы с Сережей давно разошлись во взглядах на науку. Он считает, что исследования должны приносить прибыль. Я считаю, что они должны приносить знания.
– Золотые слова, – улыбнулась Ирина. – Хотя, знаете, иногда эти вещи не противоречат друг другу. Кстати, вы слышали про конференцию в следующем месяце? По квантовому сознанию.
– В Институте мозга? – Михаил оживился. – Да, собирался пойти. А вы?
– Обязательно. Там будет доктор Елизавета Ким с докладом о квантовых эффектах в нейронных сетях. Говорят, она доказала экспериментально, что мозг может обрабатывать квантовую информацию.
Михаил почувствовал, как учащается пульс. Это было именно то, что могло быть связано с его теорией.
– Вы знакомы с ее работами?
– Немного, – кивнула Ирина. – У меня есть пара ее статей. Могу скинуть, если интересно.
– Буду очень признателен.
Когда Ирина отошла к своему компьютеру, Михаил открыл почту и обнаружил там странное письмо без отправителя. В теме стояло: «Наблюдатель наблюдает наблюдателя».
Содержание письма было еще более странным:
«Уважаемый доктор Волков,
Если вы получили это сообщение, значит, ваша теория о квантовом наблюдении верна. Вы находитесь на пороге открытия, которое изменит не только наше понимание реальности, но и саму реальность.
Будьте осторожны. Не все хотят, чтобы эта дверь была открыта.
Наблюдатель».
Михаил перечитал письмо несколько раз. Это могло быть чьей-то глупой шуткой. Но кто знал о его последних исследованиях? Он никому не рассказывал о своей теории.
Он проверил заголовки письма, пытаясь отследить отправителя, но ничего не нашел – словно сообщение пришло из ниоткуда.
Еще одно совпадение?
Михаил закрыл письмо и вернулся к работе, но странное сообщение не выходило из головы. К концу дня он решил, что единственный способ развеять все эти странные мысли – это проверить свою теорию на практике. Построить прототип КУН и посмотреть, работает ли он.
Если нет – значит, все эти совпадения действительно просто совпадения.
А если да…
«Квантовый сдвиг» полностью соответствовал своему названию: футуристический интерьер, официанты в костюмах, напоминающих скафандры, и блюда, которые, казалось, нарушали законы не только кулинарии, но и физики – молекулярные сферы, левитирующие десерты, коктейли, меняющие цвет и вкус.
Сергей уже ждал за столиком, когда пришел Михаил. Старший брат выглядел именно так, как и положено успешному бизнесмену: безупречный костюм, уверенная осанка, легкий загар – очевидно, недавно вернулся из отпуска где-нибудь на Мальдивах.
– Мишка! – Сергей поднялся и крепко обнял брата. – Черт, ты похудел. И эти круги под глазами… Ты вообще спишь?
– Иногда, – усмехнулся Михаил, неловко высвобождаясь из объятий. – Ты, напротив, выглядишь отлично.
– Бизнес идет хорошо, – Сергей жестом пригласил его сесть. – Заказал нам белое вино. Не возражаешь?
– Нет, конечно, – Михаил опустился на стул. – Давай сразу к делу, Сережа. Зачем ты хотел меня видеть?
– Неужели нельзя просто поужинать с братом, которого не видел несколько лет? – Сергей картинно вздохнул. – Ты всегда был таким. Сразу к сути, никаких преамбул.
– Мы оба знаем, что это не просто семейный ужин, – Михаил отпил вина. – Кроненберг сказал, что ты ищешь специалистов по квантовой физике.
– Верно, – кивнул Сергей. – NeoCortex запускает новое направление – квантовые вычисления. Мы собираем лучшую команду в стране. И я хочу, чтобы ты ее возглавил.
Михаил не смог скрыть удивление:
– Я? Возглавил команду в твоей компании? Сережа, ты же знаешь, что я не прикладник. Моя специализация – теоретическая физика, квантовая механика и…
– И сознание наблюдателя, я знаю, – перебил его Сергей. – Именно поэтому ты нам и нужен. Мы разрабатываем не просто квантовые компьютеры, Миша. Мы работаем над квантовым интерфейсом между человеческим мозгом и машиной.
Михаил замер:
– Что ты имеешь в виду?
– Представь компьютер, который не просто обрабатывает информацию, а воспринимает намерения оператора. Компьютер, который реагирует не на команды, а на мысли. – Глаза Сергея блестели. – Это будущее, Миша. И твои исследования взаимодействия сознания и квантовых систем могут стать ключом к этому будущему.
Михаил откинулся на спинку стула, ошеломленный. То, что описывал брат, было пугающе близко к его собственным идеям о КУН. Слишком близко, чтобы быть совпадением.
– Откуда ты знаешь о моих последних исследованиях?
– Кроненберг упомянул, что ты одержим темой квантового наблюдения, – пожал плечами Сергей. – А я следил за твоими публикациями все эти годы, хоть ты и думал, что меня не интересует твоя работа.
– И что ты предлагаешь конкретно?
– Возглавить исследовательское подразделение с бюджетом в десять раз больше, чем весь годовой бюджет твоего института. Полная свобода действий в исследованиях, лучшее оборудование, команда талантливых специалистов. И, конечно, зарплата, которая позволит тебе не думать о деньгах.
Предложение было заманчивым, слишком заманчивым. Михаил мог бы построить не просто прототип КУН, а полноценную рабочую версию. Проверить все свои теории. Но…
– А что взамен? Какой результат ты ожидаешь?
Сергей улыбнулся:
– Прототип квантового интерфейса «мозг-компьютер» в течение трех лет.
– Три года? – Михаил покачал головой. – Сережа, это невозможно. Такие исследования занимают десятилетия.
– Не с нашими ресурсами, – уверенно сказал Сергей. – У нас уже есть базовые наработки. Нам нужен кто-то с твоим пониманием теории, чтобы сделать решающий шаг.
Михаил молчал, обдумывая предложение. С одной стороны, ресурсы, о которых он мог только мечтать в институте. С другой – работа на брата, от которого он так старался дистанцироваться все эти годы. И еще вопрос контроля над исследованиями…
– Кто будет владеть результатами? – спросил он наконец.
– Компания, разумеется, – Сергей сделал глоток вина. – Но ты будешь указан как главный изобретатель, получишь долю от патентов и, конечно, сможешь публиковать научные статьи.
– После одобрения корпоративной службы безопасности, я полагаю?
– Это стандартная процедура, Миша. Но я гарантирую, что никто не будет чрезмерно ограничивать твою академическую свободу.
Михаил вздохнул. Он знал, что за этими обтекаемыми формулировками скрывается жесткий контроль над информацией, которая может иметь коммерческую ценность. А если его теория окажется верной, если КУН действительно позволит наблюдать альтернативные реальности… Это будет иметь не просто коммерческую, а стратегическую ценность.
– Мне нужно подумать, Сережа.
– Конечно, – кивнул Сергей. – У тебя есть неделя. После этого я буду вынужден искать других кандидатов.
Остаток ужина прошел в более непринужденной беседе о семье, общих знакомых и последних новостях. Но Михаил не мог отделаться от ощущения, что все это – часть какой-то большой игры, правила которой ему неизвестны.
Вернувшись домой, Михаил не мог уснуть. Он вертелся в постели, думая о предложении брата, о странных совпадениях последних дней, о своей теории квантового наблюдения.
Все эти события, казалось, толкали его к какой-то неизбежной точке, словно частицы, двигающиеся по предопределенным траекториям.
Или это была просто паранойя усталого ума?
В три часа ночи, поняв, что заснуть не удастся, Михаил встал и открыл ноутбук. Он начал составлять список компонентов, необходимых для создания прототипа КУН.
Большая часть требуемого оборудования была доступна в институте – электроэнцефалографы для регистрации мозговой активности, генераторы электромагнитных полей определенных частот, квантовые датчики. Не хватало лишь нескольких специфических компонентов, которые, возможно, удастся «позаимствовать» из других лабораторий.
Если теория верна, то устройство должно создавать особое электромагнитное поле, которое синхронизируется с мозговыми волнами наблюдателя и позволяет его сознанию воспринимать квантовые состояния, не реализованные в его версии реальности.
Проще говоря, видеть альтернативные линии вероятности. Миры, которые могли бы существовать, если бы квантовые частицы сделали другой «выбор».
На рассвете Михаил наконец заснул, сидя за компьютером. И ему приснился сон.
Он стоял в огромном оперном театре. Сцена была пуста, но откуда-то звучала странная музыка – не мелодия в привычном смысле, а скорее математическая гармония, выраженная в звуках. В зале не было других зрителей, только он один.
Вдруг на сцену вышел человек, и Михаил с удивлением узнал в нем себя – но другого, уверенного, в дорогом костюме, с гладко зачесанными волосами. Этот другой Михаил посмотрел прямо на него и сказал:
– Я сделал выбор, который ты не сделал. И теперь я наблюдаю за тобой.
Затем появился еще один Михаил – изможденный, с лихорадочным блеском в глазах, в белом халате, испачканном чем-то похожим на кровь:
– Я зашел слишком далеко. Не повторяй моих ошибок.
И еще один – в одеждах, напоминающих буддистские, с безмятежной улыбкой:
– Все реальности – иллюзия. И наблюдатель – тоже.
Затем появились десятки, сотни Михаилов – все возможные версии его самого, каждая из которых представляла путь, по которому он мог бы пойти, выбор, который он мог бы сделать.
Они начали петь – единым голосом, но разными словами. И в этой какофонии Михаил вдруг услышал четкую фразу:
– Наблюдатель меняет наблюдаемое. Но и наблюдаемое меняет наблюдателя.
Михаил проснулся с этой фразой, звенящей в ушах. Он записал ее, чувствуя, что это важно, что это ключ к чему-то фундаментальному.
Затем он отправился в институт, твердо решив создать прототип КУН как можно скорее.
Глава 2: Устройство
Подвал института, где располагались технические помещения и старые склады, всегда казался Михаилу отдельным миром. Здесь царила атмосфера забвения: стеллажи с оборудованием, вышедшим из употребления десятилетия назад, коробки с документами, которые никто не открывал со времен перестройки, и тусклые лампы, мигающие как светлячки в последние минуты жизни.
Именно здесь Михаил решил расположить свою тайную лабораторию. В дальнем углу подвала была небольшая комната, когда-то служившая архивом, а теперь заброшенная и почти забытая. Он получил от завхоза ключ, сказав, что хочет использовать помещение для хранения личных вещей.
Первую неделю Михаил потратил на то, чтобы привести комнату в порядок: очистил от пыли и паутины, провел дополнительную электропроводку, установил стеллажи и рабочий стол. Затем начал постепенно собирать необходимое оборудование.
Электроэнцефалограф он взял со склада нейрофизиологической лаборатории – старая, но надежная модель, которую не использовали уже несколько лет. Генератор электромагнитных полей «позаимствовал» из отдела материаловедения, сказав, что хочет провести серию экспериментов. Квантовые датчики оказались самой сложной частью – их пришлось собирать буквально по деталям из разных лабораторий.
Каждый вечер, после официального окончания рабочего дня, Михаил спускался в подвал и работал над своим прототипом до глубокой ночи. Никто не задавал вопросов – коллеги привыкли к его трудоголизму и эксцентричности.
В основе КУН лежала относительно простая идея: если сознание наблюдателя каким-то образом влияет на исход квантовых измерений (как предполагал квантовый принцип неопределенности и копенгагенская интерпретация), то теоретически должен существовать и обратный эффект – квантовые системы могут влиять на сознание, «настраивая» его на определенные состояния.
Михаил предположил, что с помощью специально сконфигурированного электромагнитного поля можно усилить эту связь, создав резонанс между мозговыми волнами наблюдателя и квантовыми состояниями.
В теории, такой резонанс мог бы позволить сознанию воспринимать не только актуализированные квантовые состояния (то есть, реальность, которую мы наблюдаем), но и потенциальные состояния – альтернативные реальности, где квантовые события развивались по другому сценарию.
Разумеется, научное сообщество сочло бы такую идею безумной. Даже сам Михаил не был полностью уверен в ее реализуемости. Но после странного сна и серии необъяснимых совпадений он чувствовал, что должен проверить свою теорию.
– Если я ошибаюсь, никто никогда не узнает, какой чушью я занимался, – бормотал он себе под нос, соединяя очередные провода. – А если я прав… если я прав, то физика никогда не будет прежней.
На двадцатый день работы прототип был почти готов. Внешне устройство выглядело не слишком впечатляюще: модифицированный шлем от ЭЭГ, соединенный проводами с металлической коробкой, начиненной электроникой, и окруженный кольцом из специальных квантовых датчиков. Но Михаил знал, что внешний вид ничего не значит – важна конфигурация полей, создаваемых устройством.
Вечером того же дня он решил провести первый тест. Не полноценный эксперимент, а просто проверку работоспособности оборудования.
Михаил надел шлем, подключил все провода и включил устройство. Сначала ничего не происходило – только мерное гудение генератора и мигание индикаторов. Он закрыл глаза, пытаясь расслабиться и ни о чем не думать.
Внезапно в голове вспыхнул яркий свет, словно кто-то включил прожектор прямо внутри его черепа. Михаил вскрикнул и сорвал шлем. Свет тут же исчез, но ощущение дезориентации осталось.
– Черт, слишком сильный импульс, – пробормотал он, проверяя настройки. – Нужно снизить амплитуду.
После корректировки параметров он решил попробовать снова. На этот раз вместо резкой вспышки света появилось странное мерцание на периферии зрения и шум в ушах, напоминающий далекий разговор множества людей одновременно.
Михаил попытался сосредоточиться на этих звуках, «прислушаться» к ним, но они оставались неразборчивыми, словно разговор за стеной. Через несколько минут у него начала кружиться голова, и он снова отключил устройство.
– Что-то есть, – сказал он вслух, записывая результаты. – Определенно что-то есть.
В течение следующей недели Михаил продолжал модифицировать устройство и проводить короткие тесты. Каждый раз эффекты становились все более отчетливыми: мерцающие образы на периферии зрения, странные звуки, ощущение присутствия кого-то рядом. Но все это было слишком хаотичным и неконтролируемым.
– Проблема в настройке, – говорил он себе. – Устройство захватывает слишком широкий спектр квантовых состояний. Нужно сузить фокус.
Чтобы решить эту проблему, Михаилу требовались более глубокие знания в области квантовой биологии и нейронауки. Он начал искать информацию о последних исследованиях в этих областях и наткнулся на работы доктора Елизаветы Ким, которая изучала квантовые эффекты в нейронных сетях.
Ее статьи были именно тем, что ему требовалось: она предполагала, что некоторые структуры в нейронах человеческого мозга могут функционировать как квантовые процессоры, способные обрабатывать информацию на квантовом уровне. Это могло объяснить некоторые аспекты сознания, которые не вписывались в классическую нейробиологию.
Михаил вспомнил, что Ирина упоминала предстоящую конференцию, на которой должна была выступать доктор Ким. Это был шанс лично познакомиться с ней и, возможно, получить недостающие фрагменты для своей теории.
Конференция по квантовому сознанию проходила в Институте мозга – современном здании из стекла и бетона, резко контрастирующем с обшарпанным фасадом института Михаила.
Доклад доктора Ким был назначен на вторую половину дня, и Михаил решил прийти заранее, чтобы послушать и другие выступления. Он сидел в последнем ряду аудитории, делая заметки и время от времени поглядывая на программу, когда кто-то опустился в кресло рядом с ним.
– Это место свободно? – спросила женщина с легким акцентом.
Михаил поднял взгляд и увидел восточное лицо с проницательными темными глазами. Женщина была примерно его возраста, с короткой стрижкой и в строгом, но элегантном костюме.
– Да, конечно, – ответил он и вдруг понял, кто перед ним. – Вы ведь доктор Ким? Ваш доклад сегодня в программе.
Она улыбнулась, немного удивленно:
– Да, это я. А вы?..
– Михаил Волков, Институт квантовых исследований имени Ландау. Я читал ваши работы о квантовых эффектах в нейронных сетях. Очень впечатляет.
– Спасибо, доктор Волков. – Она протянула руку для рукопожатия. – Я тоже знакома с вашими публикациями о роли сознания наблюдателя в квантовых измерениях. Интересный подход, хотя довольно спорный.
Михаил пожал ее руку, чувствуя странное волнение. Эта женщина могла стать ключом к разгадке проблем с его устройством.
– Можно просто Михаил. И да, я знаю, что мои идеи воспринимаются научным сообществом скептически. Но я верю, что связь между сознанием и квантовыми системами глубже, чем принято считать.
– Я согласна, – неожиданно сказала Елизавета. – Большинство физиков игнорируют проблему сознания, считая ее чисто философской или нейробиологической. Но если квантовые эффекты действительно играют роль в работе мозга, как показывают мои исследования, то грань между наблюдателем и наблюдаемым становится гораздо более размытой.
– Именно! – Михаил почувствовал, что нашел единомышленника. – Я считаю, что сознание наблюдателя не просто фиксирует результат квантового измерения, но может каким-то образом влиять на вероятность того или иного исхода.
– Влиять на вероятность… – задумчиво повторила Елизавета. – Знаете, у меня есть некоторые экспериментальные данные, которые косвенно подтверждают возможность такого влияния. Я собираюсь представить их сегодня.
– С нетерпением жду вашего доклада, – искренне сказал Михаил.
Их разговор прервал модератор, объявивший начало следующей секции. Но за те несколько минут, что они беседовали, Михаил почувствовал необычную связь с доктором Ким – словно они были старыми знакомыми, говорящими на одном языке, понятном только им.
Доклад Елизаветы превзошел все ожидания Михаила. Она представила результаты экспериментов, показывающих, что определенные структуры в нейронах человеческого мозга демонстрируют квантовую когерентность – состояние, при котором квантовая система может существовать одновременно в нескольких конфигурациях.
Более того, она предположила, что эта квантовая когерентность может сохраняться достаточно долго, чтобы влиять на передачу сигналов между нейронами, что в свою очередь может объяснить некоторые аспекты сознания, такие как интуиция, творческое мышление и даже некоторые парапсихологические феномены.
После доклада Михаил подошел к Елизавете, чтобы задать несколько вопросов. Их разговор затянулся, и вскоре они оказались в кафе напротив института, продолжая обсуждать точки соприкосновения их исследований.
– Ваша теория о квантовой когерентности в нейронах, – говорил Михаил, рисуя схему на салфетке, – если соединить ее с моей гипотезой о влиянии сознания на квантовые измерения, получается потрясающая картина. Сознание не только влияет на квантовые системы, но и само функционирует на квантовом уровне.
– Что открывает возможность для еще более сложных взаимодействий, – подхватила Елизавета. – Если наше сознание действительно способно обрабатывать квантовую информацию, то теоретически оно могло бы воспринимать не только актуализированные квантовые состояния, но и…
– Потенциальные состояния, – закончил за нее Михаил. – Альтернативные реальности, где квантовые события развивались по другому сценарию.
Их взгляды встретились, и на мгновение Михаилу показалось, что они думают абсолютно одинаково, словно их мысли синхронизировались.
– Я работаю над устройством, – тихо сказал он, решившись. – Над устройством, которое теоретически могло бы усилить эту способность сознания. Позволить наблюдателю видеть альтернативные линии вероятности.
Он ожидал скептицизма, но Елизавета лишь серьезно кивнула:
– Квантовое устройство наблюдения? Усиление резонанса между квантовыми состояниями и нейронными сетями?
– Откуда вы знаете? – изумился Михаил.
– Я не знаю, – улыбнулась она. – Просто это логичное продолжение наших теорий. Я сама думала о чем-то подобном, но у меня не хватает знаний в квантовой физике для создания такого устройства.
– А у меня не хватает знаний в нейробиологии, – признался Михаил. – Мой прототип работает, но эффекты слишком хаотичны. Мне не хватает понимания, как именно настроить устройство на резонанс с конкретными нейронными структурами.
– Может быть, нам стоит объединить усилия? – предложила Елизавета. – Ваши знания в квантовой физике и мои – в нейронауке могли бы дополнить друг друга.
Михаил колебался. С одной стороны, сотрудничество с доктором Ким могло значительно ускорить его исследования. С другой – он не был уверен, стоит ли доверять ей полностью. Все эти странные совпадения последних недель заставляли его быть осторожным.
– Я должен подумать, – наконец сказал он. – Это… довольно сложное решение.
– Конечно, – кивнула Елизавета. – Вот моя визитка. Позвоните, когда решите.
Они расстались, но разговор с доктором Ким не выходил у Михаила из головы весь вечер. Что-то в их диалоге казалось ему странно знакомым, словно они уже обсуждали эти темы раньше, в другой жизни.
Вернувшись в свою тайную лабораторию в подвале института, Михаил принялся за работу с новым энтузиазмом. Идеи, возникшие в разговоре с Елизаветой, требовали немедленной проверки.
Он модифицировал устройство, добавив компоненты, которые, согласно теории доктора Ким, должны были улучшить синхронизацию с конкретными нейронными структурами, ответственными за обработку квантовой информации.
Поздно вечером, когда все сотрудники уже покинули институт, Михаил решил провести новый тест. Он надел модифицированный шлем, включил устройство и закрыл глаза.
На этот раз эффект был гораздо более отчетливым. Вместо хаотичных вспышек и шумов он увидел вполне конкретную сцену: самого себя, сидящего за тем же столом в той же комнате, но одетого иначе – в синюю рубашку вместо серой, которая была на нем сейчас.
Видение длилось всего несколько секунд, затем исчезло. Михаил открыл глаза, чувствуя, как колотится сердце. Это было не просто видение или галлюцинация – он действительно наблюдал альтернативную версию реальности, где он сделал другой выбор, надев сегодня другую рубашку.
Конечно, это могло быть просто игрой воображения, внушением. Но интуиция говорила ему, что это было нечто большее.
Он сделал заметки о своих ощущениях и решил повторить эксперимент на следующий день, с более сложной задачей: попытаться наблюдать не просто незначительные различия в настоящем, а альтернативную версию какого-то события из прошлого.
На следующее утро Михаил чувствовал себя одновременно воодушевленным и истощенным. Ночные эксперименты явно сказывались на его здоровье, но останавливаться он не собирался.
В институте его ждал сюрприз: Ирина стояла у его рабочего места с озабоченным выражением лица.
– Михаил Сергеевич, вас ищет Кроненберг. Кажется, это срочно.
– Что ему нужно? – нахмурился Михаил.
– Не знаю, но выглядит встревоженным. Сказал, чтобы вы немедленно зашли к нему, как появитесь.
Михаил кивнул и направился к кабинету директора, гадая, что могло потребовать такого срочного разговора. Неужели Кроненберг узнал о его тайных экспериментах? Но как?
Аркадий Львович сидел за своим столом, просматривая какие-то документы. Когда Михаил вошел, он поднял голову и жестом пригласил его сесть.
– А, Михаил Сергеевич. Спасибо, что зашли. Как продвигаются ваши исследования?
– В рамках официального финансирования или неофициальные эксперименты? – осторожно спросил Михаил.
– Оба, разумеется, – улыбнулся Кроненберг. – Я всегда интересуюсь всеми аспектами работы моих сотрудников.
Михаил решил быть осторожным:
– Официальные исследования идут по плану. Что касается личных проектов… у меня есть некоторые интересные идеи, но пока рано говорить о результатах.
– Понимаю, – кивнул Кроненберг. – А как прошла встреча с братом? Он рассказал мне, что предложил вам должность в своей компании.
– Да, предложил, – подтвердил Михаил. – Я еще не принял решения.
– Но склоняетесь к отказу, я полагаю? – Кроненберг внимательно смотрел на него. – Вы всегда предпочитали академическую свободу коммерческим ограничениям.
– Вы хорошо меня знаете, Аркадий Львович.
– Я был вашим научным руководителем, Михаил Сергеевич. Конечно, я вас знаю. – Кроненберг помолчал, затем продолжил другим тоном: – Кстати, я слышал, вы познакомились с доктором Елизаветой Ким на конференции вчера.
Михаил напрягся. Откуда Кроненберг знает об этом?
– Да, мы беседовали после ее доклада. Интересные исследования.
– Очень интересные, – согласился Кроненберг. – Настолько, что некоторые… организации проявляют к ним повышенный интерес. Я бы посоветовал вам быть осторожнее в общении с доктором Ким.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Михаил.
– Только то, что сказал, – пожал плечами Кроненберг. – Наука сегодня тесно переплетена с политикой и бизнесом. Некоторые исследования привлекают внимание не только академического сообщества.
– И исследования доктора Ким входят в их число?
– Как и ваши, Михаил Сергеевич. – Кроненберг посмотрел ему прямо в глаза. – Особенно если объединить их.
Михаил почувствовал холодок по спине. Слова Кроненберга звучали одновременно как предупреждение и как угроза.
– Я учту ваш совет, Аркадий Львович.
– Вот и хорошо. – Кроненберг откинулся на спинку кресла. – А теперь перейдем к официальной части нашего разговора. В следующем месяце институт посетит специальная комиссия. Они интересуются последними достижениями в области квантовой физики. Я хочу, чтобы вы подготовили презентацию о своих исследованиях.
– Какая комиссия? – спросил Михаил.
– Научно-техническая, – уклончиво ответил Кроненберг. – Люди, которые могут обеспечить дополнительное финансирование для наиболее перспективных проектов.
Михаил понял, что директор не говорит всей правды, но решил не настаивать.
– Хорошо, я подготовлю презентацию.
– Отлично. – Кроненберг улыбнулся. – И, Михаил Сергеевич, постарайтесь включить в нее только те аспекты ваших исследований, которые могут иметь практическое применение. Теоретические изыскания о природе сознания и реальности оставьте для академических конференций.
– Как скажете, Аркадий Львович.
Выйдя из кабинета директора, Михаил не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают – и не только Кроненберг. Что-то происходило, что-то большее, чем просто интерес к его исследованиям.
Он достал визитку Елизаветы Ким и долго смотрел на нее. Затем решительно набрал номер.
– Доктор Ким? Это Михаил Волков. Я подумал о вашем предложении. Нам нужно встретиться.
Вечером Михаил вернулся в свою тайную лабораторию. Он решил провести еще один эксперимент перед встречей с Елизаветой, чтобы иметь больше данных для обсуждения.
На этот раз он настроил устройство на наблюдение более значимого альтернативного выбора – момента, когда он отказался от предложения работать в престижном швейцарском институте пять лет назад.
Надев шлем и включив устройство, Михаил сосредоточился на этом воспоминании, пытаясь представить, как могла бы сложиться его жизнь, если бы он принял то предложение.
Сначала, как и раньше, появились хаотичные образы и звуки. Затем они начали складываться в более четкую картину. Михаил увидел себя в светлом, современном офисе с видом на горы. Он был одет в дорогой костюм, выглядел здоровее и моложе своих лет. На столе стояла фотография – он и какая-то женщина, улыбающиеся, на фоне озера.
Видение было настолько ярким, что Михаил почти физически ощущал присутствие в той комнате, чувствовал запах кофе, слышал приглушенные голоса за дверью.
Вдруг альтернативный Михаил поднял голову и посмотрел прямо на него – словно заметил его присутствие. На лице мелькнуло удивление, затем узнавание. Губы шевельнулись, произнося беззвучные слова.
Михаил вздрогнул и сорвал шлем. Сердце бешено колотилось, на лбу выступил холодный пот. Это было не просто пассивное наблюдение – на мгновение возникло ощущение контакта, словно та, другая версия его самого действительно заметила его.
Он записал все детали этого опыта, особенно подчеркнув момент кажущегося взаимодействия. Если это не было просто игрой воображения, то значит, связь между наблюдателем и наблюдаемым действительно была двусторонней, как он и предполагал.
Михаил решил повторить эксперимент, но на этот раз попробовать установить более осознанный контакт с альтернативной версией себя. Однако, как только он включил устройство, произошло нечто непредвиденное.
Вместо плавного перехода в состояние наблюдения альтернативной реальности его буквально швырнуло в хаос образов и звуков. Он видел сотни, тысячи версий себя одновременно – в разных обстоятельствах, разных временах, разных реальностях. Некоторые были почти идентичны ему, другие разительно отличались. Он видел себя счастливым и несчастным, здоровым и больным, живым и мертвым.
Михаил закричал и сорвал шлем, но видения не прекращались. Они продолжали мелькать перед глазами, как в ускоренной кинопленке. Голова раскалывалась от боли, в ушах звенело.
Он попытался встать, но потерял равновесие и упал, опрокинув стул. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, было лицо – его собственное лицо, но с выражением, которого он никогда не видел в зеркале. Выражением абсолютного ужаса.
Михаил пришел в себя от звука капающей воды. Он лежал на полу своей тайной лаборатории, голова раскалывалась, во рту пересохло. Сколько времени он был без сознания?
Он с трудом поднялся и посмотрел на часы: прошло почти три часа с начала эксперимента. Устройство было выключено – видимо, сработал автоматический предохранитель.
Михаил подошел к раковине в углу комнаты, умылся холодной водой и долго пил, пытаясь собраться с мыслями. Что произошло? Почему устройство дало такой мощный эффект? И главное – было ли это просто галлюцинацией или он действительно наблюдал множество альтернативных версий реальности одновременно?
Он осмотрел устройство и обнаружил причину сбоя: один из квантовых датчиков был настроен неправильно, что привело к интерференции полей и многократному усилению эффекта.
– Слишком много информации, – пробормотал Михаил. – Сознание не способно обработать столько альтернативных версий одновременно.
Он записал все, что смог вспомнить из своего опыта, хотя большая часть видений уже стерлась из памяти, оставив лишь смутное ощущение множественности и одновременности.
Закончив записи, Михаил решил, что на сегодня экспериментов достаточно. Он осторожно собрал устройство, спрятал его в шкаф и направился к выходу из лаборатории.
Выключив свет и закрыв дверь, он услышал за спиной шаги. Обернувшись, Михаил увидел Дмитрия, толкающего перед собой тележку с уборочным инвентарем.
– Добрый вечер, Михаил Сергеевич, – как ни в чем не бывало поздоровался уборщик. – Работаете допоздна?
– Да, задержался немного, – осторожно ответил Михаил, гадая, не видел ли Дмитрий, как он выходит из своей тайной лаборатории.
– Интересные эксперименты проводите? – как бы между прочим спросил Дмитрий, протирая перила лестницы.
– С чего вы взяли, что я провожу эксперименты?
– А разве нет? – Дмитрий поднял взгляд, и Михаилу показалось, что глаза уборщика светятся странным светом. – Вы же ученый. Ученые проводят эксперименты.
– Верно, – кивнул Михаил. – Просто… теоретическая работа. Ничего особенного.
– Конечно-конечно, – улыбнулся Дмитрий. – Только будьте осторожны, Михаил Сергеевич. Некоторые двери лучше не открывать. Или, по крайней мере, не открывать слишком широко.
– Что вы имеете в виду? – напрягся Михаил.
– Ничего особенного, – пожал плечами Дмитрий. – Просто философское наблюдение. Знаете, когда смотришь в бездну, бездна тоже смотрит в тебя. Ницше сказал. Умный был человек, хоть и сошел с ума в конце.
С этими словами уборщик продолжил свою работу, насвистывая какую-то мелодию, а Михаил поспешил к выходу, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Казалось, Дмитрий знал о его экспериментах гораздо больше, чем должен был знать.
На следующий день Михаил встретился с Елизаветой Ким в небольшом кафе недалеко от ее лаборатории. Он решил быть откровенным и рассказал ей о своих экспериментах с КУН, включая вчерашний сбой.
Елизавета слушала внимательно, не перебивая, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. Когда Михаил закончил, она долго молчала, обдумывая услышанное.
– Это потрясающе, – наконец сказала она. – Если ваше устройство действительно позволяет наблюдать альтернативные реальности, это революция не только в физике, но и в нашем понимании сознания.
– Если, – подчеркнул Михаил. – Я все еще не могу исключить вероятность того, что это просто галлюцинации, вызванные воздействием электромагнитных полей на мозг.
– Но вы сами в это не верите, – утвердительно сказала Елизавета.
– Нет, – признался Михаил. – Что-то в этих видениях… они слишком конкретны, слишком детализированы для простых галлюцинаций. И момент взаимодействия, когда альтернативная версия меня, казалось, заметила мое присутствие…
– Это соответствует моей теории о квантовой запутанности сознания, – кивнула Елизавета. – Если различные версии вас в разных реальностях квантово запутаны, то теоретически возможно установить связь между ними.
– Именно! – воскликнул Михаил. – Но проблема в том, что устройство работает нестабильно. Иногда эффект слишком слаб, иногда, как вчера, слишком силен.
– Это вопрос настройки, – задумчиво сказала Елизавета. – Нам нужно лучше понять, как именно нейронные структуры, ответственные за обработку квантовой информации, реагируют на различные конфигурации полей.
– Для этого потребуются более точные измерения мозговой активности во время эксперимента, – согласился Михаил. – У вас есть доступ к нужному оборудованию?
– В моей лаборатории есть все необходимое, – кивнула Елизавета. – Но есть проблема: мы не можем проводить такие эксперименты официально. Никакой этический комитет не одобрит исследование, связанное с потенциальным вмешательством в работу мозга на квантовом уровне.
– Значит, будем действовать неофициально, – решительно сказал Михаил. – Я могу перенести устройство в более безопасное место. У вас есть предложения?
– У меня есть частная лаборатория, – после некоторого колебания ответила Елизавета. – Я арендую ее для исследований, которые… скажем так, выходят за рамки официальной программы моего института.
– Звучит идеально, – кивнул Михаил. – Когда мы можем начать?
– Сегодня вечером, если вы готовы, – предложила Елизавета. – Я пришлю вам адрес.
Они обменялись контактами и договорились о встрече. Когда Елизавета ушла, Михаил остался сидеть в кафе, обдумывая их разговор. Что-то в этой женщине вызывало в нем одновременно доверие и настороженность. С одной стороны, она, казалось, идеально понимала его теории и разделяла его видение. С другой – все происходило слишком быстро, слишком гладко, словно кто-то заранее спланировал их встречу и сотрудничество.
Вспомнив предупреждение Кроненберга, Михаил решил быть осторожным. Он не расскажет Елизавете всех деталей своего устройства, по крайней мере, пока не убедится полностью в ее искренности.
Частная лаборатория Елизаветы располагалась в промышленном здании на окраине Москвы. Снаружи оно выглядело как обычный склад, но внутри оказалось современное, хорошо оборудованное помещение с несколькими рабочими зонами.
– Впечатляет, – сказал Михаил, осматриваясь. – Не каждый институт может похвастаться таким оборудованием. Откуда финансирование?
– Частные инвесторы, – уклончиво ответила Елизавета. – Люди, которые верят в потенциал моих исследований, но предпочитают оставаться в тени.
Михаил хотел расспросить подробнее, но решил не настаивать. У каждого ученого есть свои секреты, особенно когда речь идет о нетрадиционных исследованиях.
Они быстро установили его устройство и подключили его к более совершенным системам мониторинга мозговой активности, имеющимся в лаборатории Елизаветы. Затем она показала Михаилу результаты своих последних экспериментов по квантовой когерентности в нейронах.
– Смотрите, – говорила она, показывая на графики, – эти микротубулы в нейронах демонстрируют квантовые эффекты даже при комнатной температуре, что теоретически невозможно. Но они защищены от декогеренции особой структурой белков.
– И эти микротубулы могут обрабатывать квантовую информацию? – уточнил Михаил.
– Именно! Они функционируют как своего рода квантовые процессоры, способные обрабатывать множество состояний одновременно. Теоретически, это могло бы объяснить некоторые аспекты сознания, которые не вписываются в классическую нейробиологию.
– Такие как?
– Интуиция, творческое мышление, «вспышки озарения», – перечислила Елизавета. – А также более странные феномены: дежавю, синхронии, даже некоторые парапсихологические явления.
– И связь между различными версиями одного и того же сознания в разных реальностях, – добавил Михаил.
– Потенциально, да, – кивнула Елизавета. – Если ваша теория верна, и сознание может наблюдать альтернативные реальности, то механизм этого наблюдения должен быть связан с квантовой обработкой информации в этих микротубулах.
Они модифицировали устройство, настроив его на более точный резонанс с конкретными нейронными структурами, которые, согласно исследованиям Елизаветы, были ответственны за обработку квантовой информации.
– Готово, – наконец сказала она. – Теперь эффект должен быть более стабильным и контролируемым. Хотите попробовать?
Михаил колебался. После вчерашнего опыта он был несколько напуган возможностью повторного сбоя. Но научное любопытство пересилило.
– Да, давайте попробуем, – решительно сказал он. – Но с более простой задачей. Я попытаюсь наблюдать недавнее событие, где вероятность разветвления реальностей была высока.
Елизавета помогла ему надеть модифицированный шлем и подключила датчики, отслеживающие его мозговую активность. Затем она отошла к мониторам, чтобы наблюдать за процессом.
– Начинаю, – сказал Михаил и включил устройство.
На этот раз переход был гораздо более плавным. Вместо хаотичных вспышек и шумов он почувствовал, как его сознание мягко «сдвигается», словно фокус камеры, настраивающийся на другой объект.
Он увидел себя в кабинете Кроненберга – то же помещение, тот же день, но разговор шел иначе. В этой версии реальности Михаил гораздо более открыто говорил о своих исследованиях, и Кроненберг проявлял не настороженность, а искренний интерес.
Михаил мог видеть и слышать все с удивительной четкостью, словно действительно находился там. Он наблюдал, как альтернативная версия его самого объясняет принцип работы КУН, а Кроненберг внимательно слушает, делая заметки.
– Это потрясающе, Михаил Сергеевич, – говорил Кроненберг в том видении. – Если ваша теория верна, мы стоим на пороге величайшего открытия в истории науки. Институт обеспечит вам полную поддержку.
Реальность, которую наблюдал Михаил, казалась настолько естественной, настолько возможной, что он почти забыл, что это лишь альтернативная версия событий. Внезапно он почувствовал странное притяжение к этой реальности, желание «войти» в нее, заменить собой ту версию Михаила.
Это было опасное чувство, и он заставил себя отстраниться, вернуться к роли наблюдателя. Видение продолжалось еще несколько минут, затем постепенно растаяло, и Михаил открыл глаза.
Елизавета стояла рядом, с интересом глядя на него:
– Как прошло? Судя по показателям мозговой активности, эффект был очень стабильным.
– Невероятно, – ответил Михаил, все еще находясь под впечатлением от увиденного. – Я наблюдал альтернативную версию моего вчерашнего разговора с директором института. Все было так реально, так… возможно.
– И вы чувствовали желание войти в эту реальность? – спросила Елизавета, внимательно глядя на него.
Михаил удивленно посмотрел на нее:
– Да, было такое чувство. Как вы узнали?
– Это логично, – пожала плечами она. – Если ваше сознание действительно установило связь с альтернативной версией вас, то должно возникнуть естественное стремление к «слиянию» – квантовой интерференции этих версий.
– Но это опасно, – задумчиво сказал Михаил. – Если сознание наблюдателя полностью сливается с наблюдаемой реальностью, кто тогда возвращается обратно? Та же личность или уже модифицированная версия?
– Именно! – воскликнула Елизавета. – Это ключевой вопрос. Теоретически, если происходит полное слияние, то возвращается уже не совсем тот же человек. Он приобретает воспоминания, опыт, возможно, даже черты личности своей альтернативной версии.
– Своего рода квантовая контаминация сознания, – кивнул Михаил. – Это объяснило бы странные эффекты, которые я испытывал после предыдущих экспериментов – дежавю, необъяснимые знания, эмоциональные реакции на людей, которых я едва знаю…
– Например? – заинтересовалась Елизавета.
Михаил замялся. Он не хотел говорить, что одним из таких людей была она сама – что с первой встречи у него было странное ощущение, будто они знакомы гораздо дольше и ближе, чем на самом деле.
– Разные люди, – уклончиво ответил он. – Коллеги, знакомые. Иногда кажется, что я знаю о них больше, чем должен.
Елизавета кивнула, не настаивая на подробностях.
– Мы должны быть крайне осторожны с дальнейшими экспериментами, – сказала она. – Особенно с продолжительностью сеансов. Чем дольше ваше сознание находится в контакте с альтернативной реальностью, тем выше риск необратимых изменений.
– Согласен, – кивнул Михаил. – Давайте установим строгие протоколы безопасности.
Они провели еще несколько коротких экспериментов, каждый раз тщательно фиксируя все параметры устройства и реакции мозга Михаила. К концу вечера у них было достаточно данных, чтобы начать более систематический анализ.
Когда они закончили, Елизавета предложила Михаилу оставить устройство в ее лаборатории:
– Здесь оно будет в безопасности. И мы сможем продолжить эксперименты, когда вы будете готовы.
Михаил колебался. Он все еще не был уверен, что может полностью доверять Елизавете, несмотря на их продуктивное сотрудничество.
– Я бы предпочел забрать его с собой, – наконец сказал он. – Хочу внести некоторые модификации дома.
– Как хотите, – пожала плечами Елизавета, но Михаилу показалось, что в ее глазах мелькнуло разочарование. – Но будьте осторожны. Не проводите эксперименты в одиночку после того, что случилось вчера.
– Не буду, – пообещал Михаил, хотя не был уверен, что сдержит это обещание. – Спасибо за помощь, Елизавета. Это был очень продуктивный вечер.
– Для меня тоже, – улыбнулась она. – Ваше устройство открывает невероятные перспективы. Если мы сможем стабилизировать и контролировать эффект, это изменит не только науку, но и все наше понимание реальности.
Они договорились встретиться через несколько дней для продолжения совместной работы. Покидая лабораторию с устройством, упакованным в обычную спортивную сумку, Михаил чувствовал смесь волнения и тревоги.
С одной стороны, сотрудничество с Елизаветой значительно продвинуло его исследования. С другой – он не мог отделаться от ощущения, что вступает на опасную территорию, где каждый шаг может иметь непредсказуемые последствия.
По дороге домой Михаил размышлял о природе реальности и сознания. Если его теория верна, то то, что мы считаем «объективной реальностью», на самом деле лишь одна из бесчисленных вероятностных линий, актуализированная наблюдением. А остальные продолжают существовать параллельно, с другими версиями нас самих, проживающими другие жизни, делающими другие выборы.
И что тогда означает «я»? Если существуют бесчисленные версии Михаила Волкова, то кто из них «настоящий»? Все? Никто? И как определить границу между «я» и «другая версия меня»?
Эти философские вопросы не давали ему покоя всю дорогу до дома. А когда он наконец добрался до своей квартиры, его ждал сюрприз: на двери была приклеена записка без подписи. На ней было написано только одно предложение:
«Наблюдатель всегда становится частью того, что он наблюдает».
Михаил огляделся, но в пустом коридоре никого не было. Он снял записку, внимательно ее изучил – обычная бумага, обычные чернила. Никаких подсказок о том, кто мог ее оставить.
Вероятно, это был Дмитрий – странный уборщик, казалось, знал о его экспериментах гораздо больше, чем следовало. Но как он узнал адрес Михаила? И зачем оставил это загадочное предупреждение?
Или это была не записка, а еще одно проявление «квантовой контаминации» – следствие его экспериментов с наблюдением альтернативных реальностей?
Михаил не знал ответа, но чувствовал, что очень скоро узнает гораздо больше, чем, возможно, готов был узнать.
Глава 3: Первое наблюдение
Утро началось с головной боли. Михаил проснулся с ощущением, будто его череп сжимают тиски, а глаза засыпаны песком. Последствия вчерашних экспериментов? Или просто переутомление от недосыпа и перенапряжения?
Он с трудом встал с постели и поплелся на кухню. Включив чайник, Михаил подошел к окну и отдернул штору. За окном было серое московское утро – моросил мелкий дождь, люди спешили на работу, прикрываясь зонтами и капюшонами.
Обычный день. Обычная реальность.
Или нет?
Михаил вдруг поймал себя на странной мысли: как убедиться, что эта реальность – та самая, в которой он заснул вчера? Что за ночь его сознание не "соскользнуло" в соседнюю вероятностную линию, где все почти так же, но не совсем?
– Паранойя, – пробормотал он, потирая виски. – Классический признак переутомления.
Тем не менее, он внимательно осмотрел квартиру, ища малейшие признаки изменений. Все было на своих местах: книги на полках, грязная чашка в раковине, брошенная вчера рубашка на спинке стула.
Записка, найденная на двери, лежала на столе, где он ее оставил. Михаил перечитал загадочную фразу: "Наблюдатель всегда становится частью того, что он наблюдает".
Кто мог оставить это сообщение? И что оно означало?
Чайник закипел, вернув Михаила к реальности. Он заварил крепкий чай, проглотил две таблетки от головной боли и начал собираться на работу.
Сумка с КУН стояла у входной двери. Михаил решил, что сегодня оставит устройство дома – после вчерашних экспериментов следовало сделать паузу, проанализировать данные и возможно внести корректировки в конструкцию.
Но любопытство и научный азарт уже полностью овладели им. Если устройство действительно работает, если он действительно может наблюдать альтернативные реальности… это открывало невероятные перспективы не только для науки, но и для понимания фундаментальной природы бытия.
Философские вопросы, которые раньше казались чисто теоретическими, теперь приобретали практическое значение. Существует ли свобода воли, если все возможные выборы реализуются в разных ветвях реальности? Что определяет, в какой именно ветви окажется сознание наблюдателя? И самое главное – может ли наблюдатель не просто пассивно наблюдать, но и активно влиять на альтернативные реальности?
Михаил вышел из дома и направился к метро. Дождь усилился, и он поднял воротник куртки, защищаясь от холодных капель. Обычно он добирался до института по Филевской линии, выходя на станции "Кунцевская" и дальше идя пешком. Но сегодня, повинуясь внезапному импульсу, он решил поехать по Арбатско-Покровской линии до "Молодежной", а оттуда на автобусе.
Почему он изменил привычный маршрут? Михаил не мог объяснить даже себе. Просто захотелось. Или это было нечто большее – подсознательный эксперимент с вероятностными линиями?
В вагоне метро он разглядывал пассажиров, погруженных в свои телефоны и планшеты. Интересно, задумывались ли они когда-нибудь о том, что где-то существуют альтернативные версии их самих, проживающие совсем другие жизни? Что где-то тот парень с наушниками стал не офисным работником, а знаменитым музыкантом? Что та женщина с усталым взглядом в другой реальности никогда не встретила своего мужа и живет совсем иначе?
Выйдя на "Молодежной", Михаил увидел, что автобус уже отходит от остановки. Он побежал, махая рукой, и водитель, заметив его, притормозил. Михаил запрыгнул в закрывающиеся двери и благодарно кивнул водителю.
– Повезло, – сказал он, тяжело дыша.
– Или судьба, – пожал плечами пожилой водитель. – Кто знает, что было бы, опоздай вы на этот автобус?
Михаил удивленно посмотрел на него. Это была странная фраза для случайного разговора. Но, возможно, он просто становился слишком подозрительным, видя знаки там, где их не было.
Он прошел в салон и сел у окна. За стеклом проплывала Москва – район, в котором он бывал редко. Это были новые впечатления, новые образы, новые вероятностные линии.
Внезапно автобус резко затормозил. Через лобовое стекло Михаил увидел, что прямо перед автобусом на дорогу выбежала собака. Если бы водитель не успел среагировать, животное было бы сбито.
Михаил почувствовал холодок. А что, если в альтернативной реальности водитель не заметил собаку? Что, если в какой-то вероятностной линии этот же автобус, с той же версией Михаила на борту, сейчас переживает совсем другую ситуацию?
И может ли его сознание каким-то образом повлиять на эту альтернативную реальность? Предупредить того другого водителя?
Абсурд, конечно. И все же…
Когда Михаил вошел в институт, первым человеком, которого он встретил, была Ирина. Она стояла в вестибюле, разговаривая с охранником, и при виде Михаила ее лицо озарилось улыбкой.
– Доброе утро, Михаил Сергеевич! – она подошла к нему. – А я вас потеряла. Обычно вы приходите раньше всех.
– Решил изменить маршрут, – ответил Михаил. – Поехал через "Молодежную".
– Необычно для вас, – заметила Ирина. – Вы же человек привычки.
– Все мы иногда делаем неожиданные выборы, – философски заметил Михаил. – Кто знает, какие последствия они могут иметь?
Ирина внимательно посмотрела на него:
– С вами все в порядке? Выглядите уставшим.
– Просто не выспался. Работал допоздна.
– Над тем секретным проектом, о котором вы не хотите рассказывать? – В ее голосе не было обиды, только легкое поддразнивание.
– Именно, – улыбнулся Михаил. – Кстати, вы не знаете, Дмитрий сегодня на работе?
– Дмитрий? – Ирина нахмурилась. – Какой Дмитрий?
– Уборщик. Пожилой, с седой бородой. Часто работает в вечернюю смену.
Ирина покачала головой:
– Не припоминаю такого. У нас вообще есть уборщик по имени Дмитрий?
Михаил почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ирина работала в институте уже три года и знала всех сотрудников, включая технический персонал.
– Может, я путаю имя, – неуверенно сказал он. – Немного не в себе сегодня.
– Вам бы отдохнуть, Михаил Сергеевич, – серьезно сказала Ирина. – Вы слишком много работаете в последнее время.
– Возможно, вы правы. – Михаил потер виски, где снова начинала пульсировать боль. – Что у нас сегодня по расписанию?
– Общий семинар в одиннадцать. Кроненберг хочет обсудить подготовку к визиту комиссии.
– Точно, комиссия. Почти забыл. – Михаил вздохнул. – Буду готовить презентацию о практическом применении квантовых вычислений.
– Не самая ваша любимая тема, – улыбнулась Ирина.
– Мягко говоря. Но Аркадий Львович настаивает на "практической значимости" всех исследований.
Они вместе поднялись в лабораторию. День обещал быть обычным, наполненным рутинной работой и обсуждениями. Но Михаил не мог перестать думать о своем устройстве, оставленном дома, и о тех возможностях, которые оно открывало.
Вечером, вернувшись домой, Михаил первым делом проверил КУН. Устройство было там, где он его оставил, нетронутое и готовое к новым экспериментам.
Он решил провести более структурированный тест. Сегодня утром он изменил свой обычный маршрут до института, выбрав альтернативный путь. Это создало развилку в вероятностных линиях: в одной реальности он поехал по Филевской линии, как обычно, в другой – по Арбатско-Покровской, как сегодня.
Что если попытаться наблюдать ту, другую реальность? Увидеть, как прошел бы день, если бы он выбрал привычный маршрут?
Михаил настроил устройство, надел шлем и включил систему. Закрыв глаза, он сосредоточился на утре, на моменте выбора маршрута, представляя, как входит на станцию "Пионерская" вместо "Крылатское".
Поначалу ничего не происходило, только привычное уже гудение устройства и легкое покалывание в висках. Затем, постепенно, перед его мысленным взором начала формироваться картина.
Он увидел себя на станции "Пионерская", ожидающего поезда в сторону "Кунцевской". Картина была нечеткой, словно затянутой туманом, но узнаваемой. Михаил попытался сосредоточиться сильнее, "настроиться" на эту вероятностную линию.
Изображение стало ярче, детальнее. Он увидел, как альтернативный Михаил входит в вагон, садится на свободное место. Напротив него сидит молодая женщина с книгой. Михаил узнал обложку – Пенроуз, "Новый ум короля". Книга о сознании и квантовой механике.
Альтернативный Михаил заметил книгу и, после некоторого колебания, заговорил с женщиной. Разговор, судя по всему, был оживленным – они оба увлеченно жестикулировали, обсуждая что-то.
Когда поезд прибыл на "Кунцевскую", они вышли вместе и продолжили разговор на платформе. Женщина что-то записала в телефоне Михаила – свой номер? – и они разошлись.
Видение начало бледнеть, и Михаил попытался удержать его, сосредоточившись еще сильнее. Но чем больше он старался, тем быстрее картина исчезала, пока не растворилась совсем.
Михаил снял шлем, его сердце колотилось. Это было невероятно. Он действительно наблюдал альтернативную реальность, где сделал другой выбор. И в той реальности его день прошел совсем иначе – он встретил интересную женщину, которую в этой реальности никогда не видел.
Он записал все детали своего опыта, особенно отметив четкость и реалистичность видения. Это не было похоже на фантазию или сон – скорее на воспоминание о событиях, которые действительно произошли, просто не с ним.
Или все-таки с ним? Если альтернативная версия Михаила – это тоже он, то можно ли сказать, что он действительно пережил тот опыт? Что где-то, в параллельной вероятностной линии, он познакомился с той женщиной и, возможно, сейчас разговаривает с ней по телефону?
Эта мысль была одновременно захватывающей и тревожной. Если все возможные выборы реализуются в разных ветвях реальности, то что тогда означает "свобода воли"? И что определяет, в какой именно ветви окажется его сознание?
Михаил решил провести еще один эксперимент – попытаться наблюдать более значимое расхождение вероятностных линий. Он настроил устройство и сосредоточился на моменте пять лет назад, когда ему предложили позицию в Цюрихском институте квантовой физики.
В этой реальности он отказался, предпочтя остаться в России. Но что произошло бы, если бы он согласился?
Переход был более трудным – видимо, чем дальше во времени находилась точка разветвления, тем сложнее было "настроиться" на альтернативную линию. Но постепенно образ сформировался.
Он увидел себя в светлом, современном офисе с видом на горы. Альтернативный Михаил выглядел здоровее, моложе своих лет. На столе стояла фотография – он и какая-то женщина, улыбающиеся, на фоне озера. Рядом лежали научные журналы с его именем на обложках.
Этот Михаил был успешен, уважаем, счастлив. Он сделал выбор, который в этой реальности казался Михаилу малодушным – уехать из страны ради комфорта и карьеры. Но в той реальности этот выбор привел к процветанию, и не только профессиональному.
Видение длилось дольше, чем предыдущее. Михаил наблюдал, как его альтернативная версия работает над какими-то расчетами, затем разговаривает по телефону, смеется. Он казался расслабленным, уверенным в себе.
Внезапно альтернативный Михаил замер и медленно поднял голову, словно почувствовав чье-то присутствие. Он огляделся по сторонам, нахмурился, а затем – и это было самым поразительным – посмотрел прямо "в камеру", прямо в глаза наблюдающему Михаилу.
Их взгляды встретились через барьер вероятностных линий, и на лице альтернативного Михаила отразилось удивление, узнавание, а затем – тревога. Он что-то сказал, беззвучно, но Михаил каким-то образом понял слова: "Не вмешивайся. Опасно."
Шокированный, Михаил отключил устройство и сорвал шлем. Его трясло. Это было не просто пассивное наблюдение – на мгновение возникло ощущение контакта, двусторонней связи между реальностями.
Альтернативный Михаил не просто заметил его присутствие – он узнал его и попытался предупредить.
Предупредить о чем? Что опасного в наблюдении альтернативных реальностей?
Записав все детали этого опыта, Михаил долго сидел неподвижно, обдумывая увиденное. Если альтернативные версии его самого могут осознавать его наблюдение, значит, связь между вероятностными линиями гораздо глубже, чем он предполагал.
И если эта связь двусторонняя, то возможно ли не просто наблюдать, но и влиять на альтернативные реальности?
Михаил вспомнил предупреждение из записки: "Наблюдатель всегда становится частью того, что он наблюдает". Теперь эта фраза приобретала новый, зловещий смысл.
На следующее утро Михаил проснулся с ощущением дежавю. Та же серая московская погода за окном, тот же маршрут до института. Но что-то изменилось – в нем самом.
После вчерашних экспериментов он стал острее воспринимать "развилки" вероятностей в повседневной жизни. Каждый выбор, даже самый незначительный, теперь представлялся ему точкой разветвления реальности.
Кофе или чай? Зонт взять или рискнуть? Поздороваться с соседом или сделать вид, что не заметил?
Каждое решение создавало новую вероятностную линию, где альтернативный Михаил делал другой выбор и проживал немного другой день.
В институте он столкнулся с Ириной в коридоре. Она была одета в синий костюм, который очень шел к ее глазам. Михаил вдруг поймал себя на мысли, что никогда раньше не замечал, какие у нее красивые глаза.
– Доброе утро, – улыбнулась Ирина. – Выглядите лучше, чем вчера. Выспались?
– Да, – соврал Михаил. На самом деле он допоздна экспериментировал с КУН и спал всего несколько часов. – Просто был сложный период. Сейчас все наладилось.
– Рада слышать. – Она внимательно посмотрела на него. – Вы какой-то другой сегодня. Что-то случилось?
– Почему вы так решили?
– Не знаю. – Ирина слегка смутилась. – Просто ощущение. Вы смотрите на меня… иначе.
Михаил почувствовал, как краска приливает к лицу. Неужели эксперименты с КУН каким-то образом изменили его восприятие? Или, что еще более тревожно, изменили его самого?
– Просто заметил, что у вас красивые глаза, – неожиданно для себя сказал он. – Никогда раньше не обращал внимания.
Теперь настала очередь Ирины краснеть.
– Спасибо, – она улыбнулась, явно польщенная. – Это… неожиданно. Обычно вы замечаете только уравнения и формулы.
– Возможно, я начинаю смотреть на мир шире, – задумчиво сказал Михаил. – Видеть больше возможностей.
Ирина посмотрела на него с любопытством:
– Это связано с вашим секретным проектом?
– В каком-то смысле, – уклончиво ответил Михаил. – Скажем так, он заставил меня пересмотреть некоторые аспекты реальности.
Они вместе пошли в лабораторию, и Михаил вдруг осознал, что ему приятно общество Ирины. Раньше он воспринимал ее просто как коллегу – компетентного специалиста, с которым можно обсудить научные вопросы. Но сейчас он замечал в ней женщину – умную, привлекательную, с тонким чувством юмора.
Было ли это влиянием его экспериментов? Может быть, наблюдая альтернативные реальности, где их отношения развивались иначе, он начал "импортировать" эти чувства в свою основную линию?
Михаил вспомнил теорию Елизаветы о "квантовой контаминации сознания" – о том, что длительное наблюдение альтернативных реальностей может приводить к "просачиванию" воспоминаний, навыков и даже эмоций между разными версиями одной личности.
Неужели это уже происходит с ним?
В течение дня Михаил несколько раз ловил себя на том, что смотрит на Ирину иначе, замечает детали ее внешности и поведения, которые раньше игнорировал. Она, в свою очередь, казалось, тоже чувствовала эту перемену и отвечала более теплыми взглядами и улыбками.
Вечером, когда они остались в лаборатории одни, Ирина подошла к его столу:
– Михаил Сергеевич, я давно хотела спросить… Вы не хотели бы как-нибудь поужинать вместе? Не в институтской столовой, а в нормальном ресторане?
Михаил был захвачен врасплох. В обычной ситуации он, скорее всего, отказался бы, сославшись на занятость. Романтические отношения с коллегой казались ему непрофессиональными и потенциально проблемными.
Но сейчас, после всего, что он узнал о множественности реальностей и выборов, отказ казался… ограниченным. Почему бы не исследовать эту вероятностную линию?
– С удовольствием, Ирина, – улыбнулся он. – Когда вам удобно?
Ее лицо просияло:
– Правда? Я думала, вы откажетесь. Может быть, в эту пятницу?
– Договорились, – кивнул Михаил. – Я знаю одно хорошее место на Патриарших.
Когда Ирина ушла, Михаил задумался о своем решении. Было ли оно действительно его собственным? Или на него повлияло наблюдение альтернативных реальностей, где они с Ириной уже состояли в отношениях?
И если так, то что это значит для концепции свободы воли? Если его выбор был предопределен наблюдением других вероятностных линий, то был ли это настоящий выбор?
Эти философские вопросы кружили в голове Михаила всю дорогу домой. А дома его ждал сюрприз.
На кухонном столе лежала записка, написанная его собственным почерком:
"Проверь КУН. Есть проблема с квантовыми датчиками. М."
Михаил застыл, глядя на записку. Он не писал ее. По крайней мере, не помнил, что писал.
Был только один способ выяснить, что происходит. Михаил достал КУН и внимательно осмотрел устройство. И действительно – один из квантовых датчиков был неправильно настроен, что могло привести к непредсказуемым последствиям при следующем эксперименте.
Он медленно опустился на стул, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Либо у него начались провалы в памяти, либо… либо записку оставила альтернативная версия его самого.
Но как это возможно? КУН позволял только наблюдать другие реальности, не взаимодействовать с ними физически. По крайней мере, так он думал до сих пор.
Михаил вспомнил момент контакта с альтернативной версией себя в цюрихском офисе – как тот заметил его присутствие и попытался предупредить. Возможно, связь между разными версиями одной личности была сильнее, чем он предполагал. Возможно, при определенных условиях она позволяла не только наблюдение, но и взаимодействие.
Он исправил настройку датчика и задумался, стоит ли проводить новый эксперимент сегодня. Здравый смысл говорил, что нужно сделать паузу, проанализировать произошедшее, может быть, проконсультироваться с Елизаветой. Но научное любопытство и адреналин толкали вперед.
– Еще один короткий сеанс, – пробормотал Михаил. – Просто чтобы проверить теорию.
Он настроил устройство на наблюдение ближайшей вероятностной линии – той, где он сегодня не согласился на ужин с Ириной. Эта линия должна была быть очень близка к его текущей реальности, что облегчало настройку и минимизировало риски.
Надев шлем и включив КУН, Михаил закрыл глаза и сосредоточился. Переход был почти мгновенным – он сразу увидел альтернативную сцену в лаборатории.
Ирина стояла у его стола, как и в этой реальности, но выражение ее лица было другим – более неуверенным, немного разочарованным.
– Я понимаю, вы заняты, – говорила она. – Просто подумала, что вам может быть полезно отвлечься.
– Спасибо, Ирина, но в другой раз, – отвечал альтернативный Михаил. – Сейчас у меня слишком много работы.
Она кивнула, пытаясь скрыть разочарование:
– Конечно, Михаил Сергеевич. Извините за беспокойство.
Наблюдающий Михаил почувствовал укол сожаления. В этой вероятностной линии он сделал выбор, который привычно делал всю жизнь – поставил работу выше личных отношений. И только сейчас, наблюдая со стороны, он осознал, сколько возможностей для счастья упустил, следуя этому шаблону.
Внезапно он ощутил странное желание – не просто наблюдать, но вмешаться, изменить ход событий в этой альтернативной реальности. Заставить того, другого себя пересмотреть свое решение.
Михаил сосредоточился, направив всю силу своего сознания на альтернативную версию. Он мысленно "кричал": "Соглашайся! Не упускай этот шанс! Она важна для тебя!"
К его изумлению, альтернативный Михаил вдруг замер, словно прислушиваясь к чему-то. Затем повернулся к уходящей Ирине:
– Подождите… Я передумал. Ужин звучит хорошо. В пятницу?
Лицо Ирины просияло от неожиданной радости:
– Правда? Да, в пятницу было бы замечательно!
Наблюдающий Михаил почувствовал головокружение от осознания того, что только что произошло. Он не просто наблюдал альтернативную реальность – он изменил ее. Повлиял на решение своей альтернативной версии, изменив ход событий в той вероятностной линии.
Это было невероятно, пугающе и захватывающе одновременно. Если он мог влиять на близкие вероятностные линии, то какие еще возможности открывало его устройство?
Видение начало тускнеть, и Михаил поспешно отключил КУН. Его трясло от возбуждения и тревоги. Он только что пересек грань от пассивного наблюдения к активному вмешательству в альтернативные реальности.
Но каковы могут быть последствия такого вмешательства? Не нарушил ли он какой-то фундаментальный закон вселенной? И самое главное – если он мог влиять на другие реальности, то могли ли другие версии его самого влиять на его реальность?
Записка с предупреждением о неисправности датчика внезапно приобрела новый, зловещий смысл.
Следующим утром Михаил проснулся с головной болью и странным металлическим привкусом во рту. Ночью ему снился сон, в котором он сидел в огромном оперном театре, наблюдая за представлением, где все актеры были версиями его самого, проживающими разные жизни. На сцене разворачивалась "Вероятностная опера" – грандиозный спектакль о всех возможных выборах и их последствиях.
За завтраком он перечитал свои записи об экспериментах. То, что произошло вчера – вмешательство в альтернативную реальность – выходило далеко за рамки его изначальной теории. КУН задумывался как устройство наблюдения, не более того. Но, похоже, он создал нечто гораздо большее.
По дороге в институт Михаил размышлял о возможных механизмах влияния на альтернативные реальности. Если разные версии его сознания были квантово запутаны, то теоретически возможна не только корреляция, но и передача информации или даже энергии между ними.
Но такая связь должна работать в обе стороны. Если он мог влиять на своих альтернативных "я", то и они могли влиять на него.
Возможно, некоторые его мысли, идеи, даже эмоции не были полностью его собственными, а "просачивались" из других вероятностных линий?
Эта мысль была одновременно увлекательной и тревожной. Где заканчивался "настоящий" Михаил и начинались влияния его альтернативных версий?
В институте он встретил Ирину, и она сразу заметила его состояние:
– Вы выглядите озабоченным, Михаил Сергеевич. Что-то случилось?
– Просто много думаю, – ответил он. – Мой проект… он принимает неожиданный оборот.
– Хороший или плохой?
– Не знаю. – Михаил посмотрел ей в глаза. – Может быть, и то, и другое одновременно. Как кот Шрёдингера.
Ирина улыбнулась:
– Квантовая неопределенность применительно к научным проектам? Звучит как ваш стиль.
– Кстати о нашем ужине в пятницу, – сказал Михаил. – Я забронировал столик на восемь вечера. Подходит?
– Идеально, – ее улыбка стала шире. – С нетерпением жду.
Когда она ушла, Михаил задумался, была ли его заинтересованность в Ирине полностью его собственной или она была усилена "просачиванием" эмоций из других вероятностных линий, где их отношения развивались иначе. Впрочем, имело ли это значение? Если все версии Михаила были в каком-то смысле им самим, то все их эмоции и решения в совокупности и составляли его личность.
Но эта философская проблема не давала ему покоя. Если его сознание было распределено по множеству вероятностных линий, связанных квантовой запутанностью, то что такое "я"? Где проходила граница его личности?
Возможно, то, что мы называем "я", – это не фиксированная точка, а скорее квантовая волна, распределенная по множеству реальностей, с локальными "пиками" в каждой из них.
Он решил поделиться своими открытиями с Елизаветой. Ее понимание квантовых процессов в нейронных структурах могло помочь лучше понять механизм взаимодействия между реальностями.
Михаил позвонил ей из института:
– Доктор Ким? Это Михаил Волков. У меня есть новые данные по нашему проекту. Можем встретиться сегодня?
– Конечно, – ответила Елизавета. – Что-то срочное?
– Скорее… неожиданное. Я обнаружил, что устройство позволяет не только наблюдать, но и влиять на альтернативные реальности.
На другом конце линии воцарилось молчание, затем Елизавета тихо сказала:
– Это… серьезно. Приходите в лабораторию в шесть вечера. И будьте осторожны, Михаил. Если то, что вы говорите, правда, то мы имеем дело с чем-то гораздо более значительным, чем предполагали.
– Я знаю, – ответил он. – До вечера.
Положив трубку, Михаил почувствовал странное беспокойство. Что-то в реакции Елизаветы показалось ему… необычным. Словно она не была полностью удивлена его открытием.
Он вспомнил предупреждение Кроненберга быть осторожным в общении с доктором Ким. Возможно, стоило более внимательно отнестись к этому совету?
Но сейчас у него не было выбора. Елизавета была единственным человеком, с которым он мог обсудить свои открытия, единственным, кто обладал знаниями как в квантовой физике, так и в нейронауке.
Остаток дня Михаил провел, работая над своей официальной презентацией для комиссии. Это была скучная, рутинная работа, но она помогала отвлечься от тревожных мыслей о КУН и его последствиях.
Когда он покидал институт вечером, его остановил Дмитрий. Уборщик стоял у выхода, протирая стеклянные двери, и как будто ждал его.
– Добрый вечер, Михаил Сергеевич, – сказал он с обычной загадочной улыбкой. – Интересные эксперименты проводите?
Михаил напрягся:
– О чем вы?
– Ни о чем конкретном, – пожал плечами Дмитрий. – Просто вижу, что вы меняетесь. Становитесь… шире. Или глубже. Трудно подобрать правильное слово.
– Кто вы такой, Дмитрий? – прямо спросил Михаил. – Вчера я спрашивал о вас Ирину Николаевну, и она сказала, что не знает никакого уборщика с таким именем.
– Может быть, у нее просто плохая память на имена? – усмехнулся Дмитрий. – Или, может быть, я существую не во всех реальностях, которые вы наблюдаете?
Михаил замер:
– Вы знаете о моих экспериментах?
– Я знаю многое, Михаил Сергеевич. – Дмитрий оперся на швабру. – Знаю, что вы пересекли грань от наблюдения к вмешательству. Это опасный путь.
– Почему?
– Потому что вмешательство всегда имеет последствия. И не только для тех реальностей, в которые вы вмешиваетесь, но и для вас самого. – Дмитрий наклонился ближе и понизил голос: – Когда вы влияете на другую реальность, вы создаете… резонанс. Эхо, которое возвращается к вам. Иногда сразу, иногда позже, но оно всегда возвращается.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Михаил.
– Вы физик, вы знаете третий закон Ньютона: действие равно противодействию. – Дмитрий выпрямился. – В квантовом мире это работает сложнее, но принцип тот же. Каждое вмешательство создает ответную реакцию. Квантовая карма, если хотите.
– Квантовая карма, – повторил Михаил. – Звучит ненаучно.
– А разве наука – это не просто способ описания реальности? – улыбнулся Дмитрий. – Слова разные, суть одна. Будьте осторожны, Михаил Сергеевич. Особенно сегодня вечером.
С этими словами Дмитрий вернулся к своей работе, оставив Михаила в замешательстве. Откуда уборщик мог знать о его планах на вечер? И что означало его предупреждение?
Частная лаборатория Елизаветы казалась другой в вечернем свете – более таинственной, почти зловещей. Когда Михаил вошел, она уже ждала его, склонившись над каким-то прибором.
– Рада, что вы пришли, Михаил, – сказала Елизавета, не поднимая глаз. – Расскажите подробнее о вашем открытии.
Михаил описал свой эксперимент – как он наблюдал альтернативную реальность, где отказался от ужина с Ириной, и как смог повлиять на решение своей альтернативной версии, заставив его изменить свой ответ.
– Я буквально чувствовал, как мои мысли, мои эмоции проникают в его сознание, – говорил Михаил. – И он отреагировал, изменил свое решение. Это было… как телепатия, но через барьер реальностей.
Елизавета внимательно слушала, делая заметки.
– Это соответствует моей теории квантовой запутанности сознания, – сказала она, когда Михаил закончил. – Если различные версии вас в разных реальностях квантово запутаны, то теоретически возможна не только корреляция, но и передача информации между ними.
– Но я всегда думал, что квантовая запутанность не позволяет передавать информацию быстрее скорости света, – возразил Михаил. – Это было бы нарушением принципа причинности.
– В обычных условиях – да, – кивнула Елизавета. – Но здесь мы имеем дело с чем-то новым. Ваше устройство создает особые условия, при которых сознание наблюдателя может каким-то образом обходить это ограничение.
Она подошла к компьютеру и показала ему несколько графиков:
– Смотрите, это активность микротубул в нейронах при обычном состоянии сознания. А это – во время медитации и измененных состояний сознания. Заметили разницу?
Михаил изучил графики:
– В измененных состояниях сознания появляются когерентные паттерны, которых нет в обычном состоянии.
– Именно! – кивнула Елизавета. – Эти когерентные паттерны могут быть ключом к взаимодействию между реальностями. Они создают своего рода "квантовый мост", по которому может передаваться информация.
– Или даже влияние, – задумчиво сказал Михаил. – Но это открывает целый ряд вопросов. Если я могу влиять на другие реальности, то могут ли они влиять на меня? И как далеко может зайти это влияние?
– Это именно то, что мы должны выяснить, – серьезно сказала Елизавета. – Но для этого нам нужны более контролируемые эксперименты. Мы должны установить пределы этого влияния и понять его механизм.
Она предложила провести серию тестов с КУН, модифицировав устройство для лучшего контроля над процессом вмешательства. Михаил согласился, но что-то в нем сопротивлялось полному раскрытию своих наработок перед Елизаветой.
Возможно, это было влияние предупреждения Дмитрия. Или, может быть, интуиция, подсказывающая, что не стоит слишком доверять человеку, которого он едва знает, особенно когда речь идет о потенциально революционной технологии.
– Я думаю, нам стоит начать с базовых тестов, – сказал Михаил. – Прежде чем переходить к активному вмешательству, давайте лучше поймем механизм наблюдения и то, как оно влияет на наблюдателя.
Елизавета выглядела немного разочарованной, но согласилась:
– Конечно, вы правы. Безопасность прежде всего. Давайте начнем с измерения мозговой активности во время наблюдения разных типов альтернативных реальностей.
Они провели несколько часов, проводя эксперименты и записывая данные. Михаил наблюдал альтернативные реальности разной "удаленности" от его текущей линии – от совсем близких, где различия были минимальными, до довольно далеких, где его жизнь сложилась совершенно иначе.
Елизавета фиксировала его мозговую активность и другие физиологические параметры, анализируя, как меняется состояние его сознания при наблюдении разных реальностей.
– Интересно, – сказала она, изучая данные. – Чем "дальше" от вашей текущей линии находится наблюдаемая реальность, тем сильнее активируются определенные участки мозга, связанные с абстрактным мышлением и эмпатией. Словно ваш мозг пытается "понять" ту версию вас, которая сильно отличается от вашего текущего "я".
– Это логично, – кивнул Михаил. – Когда я наблюдаю за версией себя, принявшей радикально другие решения, мне требуется больше усилий, чтобы "войти" в ее образ мышления.
– Но есть и обратный эффект, – продолжила Елизавета. – После наблюдения таких "далеких" реальностей в вашем мозгу сохраняется остаточная активность, похожая на паттерны той реальности. Словно часть того, другого Михаила "просачивается" в ваше сознание.
– Квантовая контаминация, – пробормотал Михаил. – Я чувствовал это. После экспериментов у меня появлялись мысли, идеи, даже эмоции, которые казались… не совсем моими.
– Это может быть опасно, – серьезно сказала Елизавета. – Если такое "просачивание" будет накапливаться, вы можете начать терять целостность своей личности, своего "я".
– Или, наоборот, расширять его, – возразил Михаил. – Может быть, то, что мы называем личностью, – это просто произвольно выбранная точка в континууме возможных "я"? И наблюдение альтернативных реальностей просто расширяет наше восприятие этого континуума?
– Интересная философская концепция, – улыбнулась Елизавета. – Но как ученый я предпочитаю более осторожный подход. Мы не знаем долгосрочных последствий такого "расширения". Оно может привести к психологической нестабильности или даже к полной потере идентичности.
Они продолжили обсуждение, углубляясь в философские и научные аспекты проблемы сознания и реальности. Время летело незаметно, и когда Михаил взглянул на часы, было уже далеко за полночь.
– Мне пора, – сказал он, собирая свои вещи. – Завтра рабочий день.
– Конечно, – кивнула Елизавета. – Но прежде чем вы уйдете, я хотела бы предложить… более смелый эксперимент.
– Какой?
– Пробное вмешательство, но с научным подходом. – Она достала лист бумаги. – Мы выберем конкретную альтернативную реальность и попытаемся внести в нее небольшое, контролируемое изменение. Затем проследим за последствиями этого изменения как для той реальности, так и для вас.
Михаил колебался. Предложение было заманчивым, но предупреждение Дмитрия о "квантовой карме" не выходило из головы.
– Не сегодня, – наконец сказал он. – Мне нужно обдумать все, что мы узнали. Провести дополнительные расчеты.
Елизавета выглядела разочарованной, но не настаивала:
– Как скажете. Но подумайте об этом. Возможность не просто наблюдать, но и влиять на альтернативные реальности – это революционный прорыв.
– Я знаю, – кивнул Михаил. – Но именно поэтому мы должны быть осторожны.
По дороге домой он размышлял о предложении Елизаветы. Сама идея контролируемого эксперимента по вмешательству в альтернативную реальность была научно обоснованной. Но что-то в ее настойчивости настораживало его.
Зачем ей так нужно, чтобы он активно вмешивался в другие реальности? Просто научный интерес? Или у нее были другие мотивы?
Михаил вспомнил слова Кроненберга о том, что исследования доктора Ким привлекают внимание "определенных организаций". Что, если Елизавета работала не только на науку, но и на какие-то другие интересы?
Эти мысли не давали ему покоя всю дорогу до дома. Когда он наконец добрался до своей квартиры, то был настолько измотан, что просто рухнул в постель, не раздеваясь.
И ему снова приснилась "Вероятностная опера" – грандиозное представление, где каждая нота, каждый звук представлял собой вероятность, выбор, реальность. Но на этот раз он не был просто зрителем. Он был и дирижером, и композитором, и исполнителем – создателем этой симфонии вероятностей.
А за кулисами оперного театра стоял Дмитрий, наблюдая за представлением с загадочной улыбкой.
Утром Михаила разбудил телефонный звонок. Это был Кроненберг.
– Михаил Сергеевич, – голос директора звучал необычно встревоженно, – вы можете прийти в мой кабинет как можно скорее? Есть разговор.
– Что-то случилось, Аркадий Львович?
– Да, и это касается вас напрямую. Приходите немедленно.
Михаил почувствовал тревогу. Неужели Кроненберг узнал о его экспериментах с КУН? Но как?
Приняв быстрый душ и выпив чашку крепкого кофе, он поспешил в институт. По дороге его не покидало ощущение, что за ним наблюдают – не просто люди на улице, а что-то большее, словно сама реальность внимательно следила за каждым его шагом.
В вестибюле института он встретил Ирину. Она выглядела обеспокоенной:
– Михаил Сергеевич, вас тоже вызвал Кроненберг?
– Да, – удивленно ответил он. – А вас?
– Да, и очень срочно. Не знаю, в чем дело, но он звучал… напряженно.
Они вместе поднялись к кабинету директора. Секретарь сразу же пропустила их внутрь.
Кроненберг сидел за своим столом, перед ним лежала папка с документами. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина в строгом костюме – высокий, с военной выправкой и цепким взглядом.
– А, Михаил Сергеевич, Ирина Николаевна, – Кроненберг кивнул им. – Познакомьтесь, это полковник Громов из… специального научного подразделения.
Мужчина не протянул руку для приветствия, лишь слегка кивнул:
– Доктор Волков, доктор Савина. Рад знакомству.
– В чем дело, Аркадий Львович? – спросил Михаил, чувствуя, как растет его беспокойство.
Кроненберг взял со стола папку и открыл ее:
– Сегодня утром мы получили… тревожную информацию. Кто-то опубликовал в сети детали вашего исследования о квантовом наблюдении, Михаил Сергеевич. Включая теоретическую модель устройства, которое вы называете КУН.
Михаил похолодел:
– Что? Но это невозможно! Я никому не показывал эти материалы!
– И тем не менее, они оказались в открытом доступе. – Кроненберг положил перед ним распечатку. – Вот, посмотрите сами.
Михаил взял листы и с ужасом увидел свои собственные формулы, схемы, даже части его личных заметок о КУН. Все это было опубликовано на каком-то научном форуме от имени анонимного пользователя.
– Я этого не делал, – твердо сказал он. – Кто-то получил доступ к моим материалам.
– Кому вы показывали свои исследования? – спросил полковник Громов.
Михаил колебался. Сказать о сотрудничестве с Елизаветой? Но что, если утечка произошла не от нее?
– Я работал один, – ответил он. – Никому не показывал полные материалы.
– А частичные? – настаивал Громов.
– Обсуждал некоторые теоретические аспекты с коллегами, но без деталей.
Громов переглянулся с Кроненбергом:
– Доктор Волков, ваше исследование имеет потенциальное стратегическое значение. Если оно работает так, как описано в этих материалах, то может иметь серьезные последствия для национальной безопасности.
– Это чисто теоретическая работа, – попытался возразить Михаил.
– Неужели? – Громов посмотрел ему прямо в глаза. – У нас есть информация, что вы уже создали прототип устройства и проводите эксперименты.
Михаил почувствовал, как земля уходит из-под ног. Откуда они могли знать о КУН? Кто следил за ним?
– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал он, пытаясь сохранить спокойствие.
– Михаил Сергеевич, – вмешался Кроненберг, – в ваших же интересах сотрудничать. Полковник Громов представляет организацию, которая может обеспечить вашему исследованию полную поддержку и защиту. Но для этого вы должны быть с нами откровенны.
Михаил посмотрел на Ирину. Она выглядела растерянной и испуганной.
– А при чем здесь Ирина Николаевна? – спросил он.
– Доктор Савина работала с вами над некоторыми аспектами квантовой теории, – ответил Кроненберг. – Мы предполагаем, что она может быть в курсе ваших исследований.
– Нет, – твердо сказал Михаил. – Ирина не имеет отношения к моим личным проектам. Она не знает о КУН.
– Это правда, – подтвердила Ирина. – Михаил Сергеевич никогда не рассказывал мне о своих… неофициальных исследованиях.
Громов не выглядел убежденным:
– В любом случае, доктор Волков, мы бы хотели, чтобы вы предоставили нам полную информацию о вашем устройстве и результатах экспериментов. Это вопрос государственной важности.
– Мне нужно время, чтобы собрать материалы, – сказал Михаил, пытаясь выиграть время.
– Конечно, – кивнул Громов. – У вас есть 48 часов. После этого мы будем вынуждены принять более… решительные меры.
Когда они с Ириной вышли из кабинета Кроненберга, она схватила его за руку:
– Михаил Сергеевич, что происходит? Что это за устройство, о котором они говорили?
Михаил огляделся, проверяя, не подслушивает ли кто-то:
– Не здесь. Давайте выйдем на улицу.
Они вышли из института и направились к небольшому парку неподалеку. Когда они отошли достаточно далеко от здания, Михаил рассказал Ирине о КУН и своих экспериментах с наблюдением альтернативных реальностей.
Она слушала, не перебивая, лишь изредка кивая. Когда он закончил, она долго молчала, переваривая информацию.
– Это звучит… невероятно, – наконец сказала она. – Если бы не ваша репутация ученого, я бы решила, что вы шутите или… – она замялась.
– Сошел с ума? – закончил за нее Михаил. – Я понимаю. Я сам иногда думаю, не галлюцинации ли все это. Но у меня есть данные, записи экспериментов.
– И что вы собираетесь делать теперь? – спросила Ирина. – Отдать устройство этому Громову?
– Ни за что, – твердо сказал Михаил. – КУН слишком опасен в руках военных или спецслужб. Представьте, что они могли бы делать, имея возможность наблюдать и влиять на альтернативные реальности.
– Но как вы сможете скрыть его? Они найдут устройство, если будут искать.
Михаил задумался. Действительно, если за ним уже следили, то найти КУН было лишь вопросом времени.
– Я должен спрятать его, – решил он. – Или… может быть, даже уничтожить. Но сначала мне нужно понять, кто опубликовал мои материалы.
– У вас есть подозрения?
– Несколько. Елизавета Ким, с которой я сотрудничал… хотя у нее не было доступа ко всем моим данным. Мой брат Сергей, который интересовался моими исследованиями… но он не знал деталей. И Дмитрий…
– Кто такой Дмитрий? – перебила его Ирина.
– Уборщик в институте. Странный человек, который, кажется, знает о моих экспериментах гораздо больше, чем должен.
– Михаил Сергеевич, – Ирина посмотрела ему в глаза, – в нашем институте нет уборщика по имени Дмитрий. Я специально проверила после того, как вы спрашивали о нем.
Михаил почувствовал, как холодок пробегает по спине:
– Не может быть. Я многократно разговаривал с ним.
– Не знаю, с кем вы разговаривали, но это не сотрудник института, – твердо сказала Ирина.
Они замолчали, переваривая эту информацию. Кем был загадочный Дмитрий? Галлюцинацией? Шпионом? Или чем-то еще более странным?
– В любом случае, – сказал наконец Михаил, – мне нужно забрать КУН из квартиры и спрятать его в надежном месте. Если Громов действительно представляет какую-то спецслужбу, они могут нагрянуть с обыском в любой момент.
– Я могу помочь, – предложила Ирина. – Они вряд ли будут искать у меня.
Михаил колебался. Он не хотел втягивать Ирину в эту опасную ситуацию. Но с другой стороны, ему нужен был союзник, кто-то, кому он мог доверять.
– Хорошо, – кивнул он. – Но будьте осторожны. Это может быть опасно.
Они договорились, что вечером Михаил заберет КУН из своей квартиры и принесет к Ирине. А пока что им нужно было вернуться в институт и вести себя как обычно, чтобы не вызывать подозрений.
По дороге обратно Михаил не мог отделаться от ощущения, что реальность вокруг него становится все более нестабильной. Утечка информации о КУН, загадочный Дмитрий, который, оказывается, не работал в институте, внезапный интерес спецслужб…
Все это складывалось в тревожную картину. Словно его эксперименты с наблюдением и вмешательством в альтернативные реальности начали оказывать обратное влияние на его собственную реальность, создавая тот самый "резонанс", о котором предупреждал Дмитрий.
Квантовая карма в действии? Или что-то еще более сложное и опасное?
Глава 4: Вероятностные линии
На следующее утро Михаил проснулся в незнакомой комнате. Несколько секунд он лежал неподвижно, пытаясь понять, где находится, пока не вспомнил: квартира Ирины, диван в гостиной.
Вчера вечером они успешно перевезли КУН из его квартиры. Как оказалось, вовремя – когда Михаил собирал устройство, в дверь позвонили. Он не открыл, но через глазок увидел людей в штатском, явно не случайных посетителей. После этого он вышел через запасной выход и на такси добрался до Ирины.
Она предложила ему остаться на ночь – было уже поздно, а возвращаться в свою квартиру было рискованно. Они спрятали КУН в кладовке, замаскировав под обычную бытовую технику, и долго говорили о том, что происходит и что делать дальше.
Теперь, в утреннем свете, ситуация казалась еще более сложной. Михаил не мог просто исчезнуть – это немедленно вызвало бы подозрения и поиски. Но и отдать КУН властям он не мог – слишком опасна была эта технология в неправильных руках.
Ирина уже была на кухне, готовила завтрак. Она выглядела уставшей, но решительной.
– Доброе утро, – сказала она, увидев Михаила. – Кофе?
– Спасибо, – он сел за стол. – Ирина, вы не обязаны во все это ввязываться. Это моя проблема, не ваша.
– Поздно, – она улыбнулась. – Я уже ввязалась. К тому же, если ваше устройство действительно работает так, как вы говорите, это касается не только вас. Это касается всех нас. Всей реальности.
Михаил благодарно кивнул. Иметь союзника в этой ситуации было бесценно.
– У меня есть план, – сказал он. – Я должен связаться с Елизаветой Ким. Она единственная, кто действительно понимает научные принципы работы КУН, кроме меня. Возможно, вместе мы сможем найти выход.
– Вы уверены, что ей можно доверять? – нахмурилась Ирина. – Вы сами говорили, что она может быть причастна к утечке информации.
– Не знаю, – честно признался Михаил. – Но у меня нет особого выбора. Я не могу справиться с этим один.
Они решили, что Михаил пойдет в институт как обычно, чтобы не вызывать подозрений, а после работы встретится с Елизаветой. Ирина также пойдет на работу, но будет держать телефон включенным на случай, если понадобится ее помощь.
Прежде чем уйти, Михаил не удержался и достал КУН из тайника. Он не планировал экспериментов, просто хотел убедиться, что устройство в порядке. Но глядя на шлем, на провода и датчики, он почувствовал непреодолимое желание провести еще одно наблюдение.
– Только быстрый взгляд, – пробормотал он. – Просто чтобы проверить.
Ирина обеспокоенно наблюдала за ним:
– Вы уверены, что это безопасно? После всего, что вы рассказали о "просачивании" между реальностями?
– Это будет очень короткий сеанс, – заверил ее Михаил. – Я просто хочу посмотреть, что происходит в ближайшей альтернативной реальности, где я не смог спрятать устройство.
Он настроил КУН на минимальную мощность, надел шлем и включил систему. Переход был почти мгновенным – он увидел свою квартиру, обыскиваемую людьми в штатском. Они методично просматривали каждый сантиметр, каждый шкаф, каждый ящик.
– Где оно может быть, доктор Волков? – спрашивал один из них – тот самый полковник Громов, которого Михаил встретил в кабинете Кроненберга.
Альтернативный Михаил сидел на стуле, бледный и напряженный:
– Я уже сказал вам, что уничтожил устройство. Оно было нестабильно, опасно.
– Я вам не верю, – холодно сказал Громов. – Ученый вашего уровня не стал бы уничтожать потенциально революционное изобретение. Вы спрятали его. Где?
– Уничтожил, – упрямо повторил альтернативный Михаил.
Громов вздохнул и кивнул одному из своих людей. Тот достал из кармана небольшое устройство, похожее на медицинский инъектор.
– Последний шанс, доктор Волков. Где устройство?
– Я не знаю, о чем вы говорите, – стоял на своем альтернативный Михаил.
Громов снова кивнул, и человек с инъектором подошел к Михаилу.
– Это экспериментальный препарат, – пояснил Громов. – Сыворотка правды, если хотите. Не очень приятная, но чрезвычайно эффективная.
Наблюдающий Михаил почувствовал, как его охватывает ужас. Он хотел прекратить наблюдение, но что-то заставляло его продолжать смотреть. Может быть, чувство вины перед своей альтернативной версией, которая сейчас страдала из-за его изобретения?
Человек с инъектором приблизился к альтернативному Михаилу, и тот внезапно рванулся, опрокинув стул. Завязалась борьба, в ходе которой Михаил получил удар по голове и потерял сознание.
– Черт, – выругался Громов. – Теперь придется ждать, пока он очнется. Продолжайте поиски.
Видение начало тускнеть, и наблюдающий Михаил поспешно снял шлем. Его трясло от увиденного.
– Что вы видели? – спросила Ирина, глядя на его побледневшее лицо.
Михаил рассказал ей об обыске и о "сыворотке правды".
– Они не остановятся, – мрачно заключил он. – Будут преследовать меня, пока не получат устройство.
– Или пока не убедятся, что его больше нет, – задумчиво сказала Ирина. – Может быть, вы действительно должны уничтожить КУН?
Михаил колебался. Уничтожить плод многих месяцев работы, устройство, которое могло революционизировать науку? Но с другой стороны, он уже видел, насколько опасным может быть КУН, особенно в неправильных руках.
– Я не могу принять это решение сейчас, – наконец сказал он. – Сначала я должен поговорить с Елизаветой. Она может знать что-то, чего не знаю я.
Они спрятали КУН обратно в тайник и отправились в институт, договорившись встретиться после работы. По дороге Михаил не мог перестать думать о своей альтернативной версии, попавшей в руки Громова. Что с ним сейчас происходит? Выдержит ли он допрос? И если нет, то не приведут ли его показания агентов к квартире Ирины в этой реальности?
В институте его ждал неприятный сюрприз. Кроненберг вызвал его к себе сразу же, как только он появился.
– Где вы были вчера вечером, Михаил Сергеевич? – спросил директор, как только Михаил вошел в кабинет. – К вам приходили представители комиссии.
– Я был у друзей, – солгал Михаил. – А представители комиссии могли бы позвонить заранее, а не являться без предупреждения.
Кроненберг внимательно посмотрел на него:
– Вы понимаете серьезность ситуации? Полковник Громов очень настойчиво интересовался вашим устройством.
– Какое устройство? – Михаил сделал невинное лицо. – У меня нет никакого устройства. Только теоретические расчеты.
– Не играйте со мной, Михаил Сергеевич, – раздраженно сказал Кроненберг. – Мы оба знаем, что вы создали прототип. И что он работает.
– Если вы так в этом уверены, зачем спрашиваете?
Кроненберг вздохнул:
– Я пытаюсь помочь вам. Полковник Громов представляет… определенные структуры. Структуры, которые могут быть очень неприятны, если их разозлить. Они хотят ваше устройство, и они его получат – с вашей помощью или без нее.
– И вы предлагаете мне просто отдать им результаты моей работы? – возмутился Михаил. – Технологию, которая может изменить наше понимание реальности?
– Я предлагаю вам сотрудничать, – спокойно сказал Кроненберг. – Под моим руководством. В контролируемых условиях. С надлежащим финансированием и защитой.
Михаил внимательно посмотрел на бывшего научного руководителя:
– Вы работаете на них, Аркадий Львович? Всегда работали?
Кроненберг не стал отрицать:
– Я работаю на науку, Михаил Сергеевич. Но наука требует ресурсов. А ресурсы контролируют определенные люди и организации. Это реальность, в которой мы живем.
– И эти люди хотят использовать КУН как оружие, – горько сказал Михаил. – Создать технологию для вмешательства в альтернативные реальности. Для шпионажа, саботажа, кто знает, для чего еще.
– Применение технологии – не наше дело, – пожал плечами Кроненберг. – Мы ученые. Мы создаем инструменты. Как их используют другие – не наша ответственность.
– Я не согласен, – твердо сказал Михаил. – Опенгеймер тоже так думал, пока не увидел Хиросиму.
Кроненберг посмотрел на него с сожалением:
– Вы всегда были идеалистом, Михаил Сергеевич. Это ваша сильная сторона как ученого и ваша слабость как человека. – Он помолчал, затем добавил: – У вас есть время до завтра. После этого Громов будет действовать без моего участия, и я не смогу вас защитить.
Михаил вышел из кабинета директора с тяжелым сердцем. Ситуация становилась все более опасной. Кроненберг фактически предал его, перейдя на сторону "определенных структур". Кому еще он мог доверять?
Весь день он работал как обычно, стараясь не привлекать внимания. Но его мысли были далеко – он составлял план действий. После работы он позвонил Елизавете и договорился о встрече в нейтральном месте – кафе в центре города.
Когда Михаил вошел в кафе, Елизавета уже ждала его. Она выглядела встревоженной.
– Я слышала о том, что произошло, – сказала она без предисловий. – О публикации ваших материалов. О интересе спецслужб.
– От кого? – напрягся Михаил.
– У меня есть свои источники, – уклончиво ответила Елизавета. – Важно то, что ваша технология теперь под угрозой.
– Вы знаете, кто опубликовал мои материалы?
Елизавета покачала головой:
– Нет. Но я могу догадываться. В наших исследованиях заинтересованы разные стороны, Михаил. Не только российские спецслужбы.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что технология квантового наблюдения и вмешательства может иметь глобальные последствия. Военные, экономические, политические. – Она наклонилась ближе. – Есть международные организации, которые мониторят подобные прорывные исследования. И не все из них связаны с правительствами.
– Вы говорите о частных корпорациях? Или о чем-то еще?
– О разных игроках. – Елизавета огляделась, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то. – Но сейчас важнее другое. Устройство у вас?
Михаил колебался. Насколько он мог доверять Елизавете?
– Оно в безопасном месте, – уклончиво ответил он.
– Хорошо, – кивнула она. – Так и должно быть. Но вам нужно понимать, что вы не сможете долго скрываться. Громов и его люди найдут вас, рано или поздно.
– Что вы предлагаете?
– Есть организация, которая может помочь вам, – тихо сказала Елизавета. – Обеспечить защиту вам и вашему устройству. Организация, которая понимает истинную ценность КУН не как оружия, а как инструмента познания.
– Какая организация?
– Международная группа ученых и философов, изучающих природу сознания и реальности. Они называют себя "Наблюдателями".
Михаил вздрогнул, вспомнив странную подпись на электронном письме, которое он получил в начале своих экспериментов: "Наблюдатель".
– И вы связаны с этой группой? – спросил он.
– Я один из них, – кивнула Елизавета. – Мы давно следим за вашей работой, Михаил. Ваша теория о квантовом наблюдении резонирует с нашими исследованиями.
– Так это вы опубликовали мои материалы? – Михаил почувствовал, как внутри поднимается волна гнева.
– Нет! – Елизавета выглядела искренне шокированной. – Зачем бы нам это делать? Мы хотим защитить вашу технологию, а не подвергать ее опасности.
Михаил не был уверен, что может ей верить. Но у него было мало вариантов.
– Допустим, я соглашусь сотрудничать с вашими "Наблюдателями". Что дальше?
– Мы поможем вам исчезнуть, – сказала Елизавета. – Создадим новую личность, новую жизнь. Вы сможете продолжить свои исследования в безопасности, с надлежащими ресурсами и поддержкой.
– А КУН?
– Устройство останется с вами. Но мы поможем вам усовершенствовать его, сделать более стабильным и безопасным.
Предложение звучало заманчиво. Слишком заманчиво, чтобы быть правдой. Михаил чувствовал, что ему не рассказывают всей истории.
– Мне нужно подумать, – сказал он. – Это слишком серьезное решение, чтобы принимать его сразу.
– Конечно, – кивнула Елизавета. – Но не думайте слишком долго. Время работает против нас.
Она оставила ему контактные данные – одноразовый телефон и адрес электронной почты – и ушла, оставив Михаила в смятении.
Он не знал, кому верить. Кроненберг, его бывший наставник, предал его. Елизавета предлагала помощь, но ее мотивы были неясны. Ирина, кажется, была искренней в своем желании помочь, но она мало что знала о КУН и его возможностях.
И был еще Дмитрий – загадочный человек, который, по словам Ирины, даже не работал в институте, но который, казалось, знал о его экспериментах больше всех.
Михаил решил, что ему нужно больше информации, прежде чем принимать решение. И единственный способ получить эту информацию – использовать КУН для наблюдения за альтернативными реальностями, где события развивались иначе.
Вернувшись в квартиру Ирины, он рассказал ей о встрече с Елизаветой и ее предложении.
– Звучит подозрительно, – нахмурилась Ирина. – Эти "Наблюдатели" могут быть кем угодно. Может быть, они работают на конкурирующую разведку. Или на частную корпорацию, которая хочет получить технологию.
– Я тоже так думаю, – кивнул Михаил. – Но я не могу просто сидеть и ждать, пока Громов найдет меня. Мне нужно действовать.
– И что вы собираетесь делать?
– Использовать КУН, – решительно сказал Михаил. – Наблюдать за альтернативными реальностями, где я сделал другие выборы. Может быть, одна из этих версий меня уже нашла решение проблемы.
Ирина выглядела обеспокоенной:
– Это безопасно? После всего, что вы рассказали о "просачивании" и "квантовой карме"?
– Не знаю, – честно признался Михаил. – Но это лучшее, что я могу придумать.
Они достали КУН из тайника и установили его в гостиной. Михаил настроил устройство на наблюдение вероятностных линий, где он принял другие решения после начала своих экспериментов с квантовым наблюдением.
– Я буду рядом, – сказала Ирина. – Если замечу что-то странное, сразу же отключу устройство.
Михаил благодарно кивнул, надел шлем и включил систему. Он сосредоточился на моменте несколько дней назад, когда решил провести эксперимент с вмешательством в альтернативную реальность. Что если бы он тогда отказался от этой идеи?
Переход был плавным. Он увидел альтернативную версию себя в своей тайной лаборатории. Этот Михаил также создал КУН, но использовал его только для пассивного наблюдения, никогда не пытаясь вмешаться в другие реальности.
Как результат, утечки информации не произошло, и спецслужбы не заинтересовались его исследованиями. Альтернативный Михаил продолжал свои эксперименты в тайне, постепенно картографируя все больше вероятностных линий.
Наблюдающий Михаил внимательно следил за действиями своей альтернативной версии. Этот Михаил был более методичным, более осторожным. Он вел подробные записи каждого наблюдения, создавая своего рода "карту вероятностей" – визуальное представление различных реальностей и их взаимосвязей.
Наблюдающий Михаил был впечатлен. Такая систематизация могла бы существенно улучшить его понимание структуры мультивселенной. Он мысленно сделал заметку создать подобную карту, когда текущий кризис будет разрешен.
Альтернативный Михаил, казалось, не замечал его присутствия. Он был полностью погружен в свою работу, изучая данные на экране компьютера. Наблюдающий Михаил попытался "приблизиться", чтобы лучше видеть эти данные.
И тут произошло нечто странное. Альтернативный Михаил вдруг замер, словно почувствовав что-то. Он медленно повернулся и посмотрел прямо туда, где должен был находиться наблюдатель – если бы тот физически присутствовал в этой реальности.
– Я знаю, что ты здесь, – сказал он в пустоту. – Я чувствую твое присутствие. Ты – это я из другой линии, верно?
Наблюдающий Михаил был поражен. Эта версия его не только осознавала наблюдение, но и могла общаться с ним!
– Если ты можешь слышать меня, – продолжил альтернативный Михаил, – то знай: вмешательство в другие реальности опасно. Оно создает… искажения. Распространяющиеся волны вероятности, которые влияют на все связанные линии.
Наблюдающий Михаил хотел ответить, спросить, что именно он имеет в виду, но не знал, как установить двустороннюю связь. Он мог только наблюдать.
– Я создал карту вероятностных линий, – говорил альтернативный Михаил, словно догадываясь о вопросе. – И заметил странные аномалии. Точки, где реальности сближаются, почти сливаются. Точки, где барьер между линиями истончается.
Он показал на экран, где была изображена сложная трехмерная диаграмма, напоминающая нейронную сеть. Некоторые узлы этой сети светились ярче других.
– Эти яркие точки – узлы нестабильности. Места, где произошло активное вмешательство из одной линии в другую. – Альтернативный Михаил выглядел встревоженным. – И их становится все больше.
Наблюдающий Михаил почувствовал холодок. Если то, что говорила эта версия его, было правдой, то его эксперимент с вмешательством мог иметь гораздо более серьезные последствия, чем он предполагал.
– Есть еще кое-что, – продолжил альтернативный Михаил. – Я не единственный, кто наблюдает за вероятностными линиями. Есть другие. И некоторые из них гораздо более опытны в этом, чем мы.
Эта информация заставила наблюдающего Михаила напрячься. Другие наблюдатели? Кто они? Елизавета и ее группа "Наблюдателей"? Или кто-то еще?
– Я не знаю, кто они, – сказал альтернативный Михаил, снова словно читая его мысли. – Но я чувствую их присутствие. Иногда они оставляют… следы. Изменения в реальности, которые не соответствуют естественному ходу событий.
Он помолчал, затем добавил:
– И еще одно. Дмитрий. Он не тот, за кого себя выдает. Он…
Внезапно видение начало рассыпаться, словно сигнал терялся. Наблюдающий Михаил попытался сосредоточиться сильнее, удержать связь, но изображение становилось все более нечетким, звук – все более искаженным.
Последние слова альтернативного Михаила потонули в шуме. Затем все исчезло, и наблюдающий Михаил обнаружил себя снова в гостиной Ирины, с КУН на голове и ощущением тревоги.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила Ирина. – Вы вдруг начали дрожать.
Михаил снял шлем:
– Я наблюдал альтернативную реальность, где я не проводил эксперимент с вмешательством. И та версия меня… она осознавала мое присутствие. Говорила со мной.
– Что она сказала?
Михаил пересказал разговор, особенно подчеркнув предупреждение о нестабильности и о других наблюдателях.
– И он почти сказал мне что-то важное о Дмитрии, когда связь прервалась, – закончил он.
– Это странно, – нахмурилась Ирина. – Почему связь прервалась именно в этот момент? Словно кто-то не хотел, чтобы вы узнали правду о Дмитрии.
Михаил задумался. Действительно, совпадение было слишком подозрительным.
– Возможно, один из этих "других наблюдателей" вмешался, – предположил он. – Если они могут влиять на реальность, то могли и прервать нашу связь.
– Но зачем?
– Не знаю. – Михаил потер виски. – Но я начинаю думать, что Дмитрий может быть ключом ко всему этому. Он появляется в самые критические моменты, знает вещи, которые не должен знать, и, похоже, существует не во всех реальностях.
– Что, если он сам наблюдатель? – предположила Ирина. – Кто-то, кто, как и вы, может видеть и влиять на различные реальности?
– Возможно, – кивнул Михаил. – Но тогда кто он? И на чьей он стороне?
Они решили провести еще один эксперимент – попытаться наблюдать реальность, где Михаил согласился сотрудничать с "Наблюдателями" Елизаветы. Это могло дать информацию о том, можно ли доверять ее группе.
Михаил снова настроил КУН и сосредоточился на моменте своей встречи с Елизаветой в кафе, представляя версию событий, где он согласился на ее предложение.
Переход занял больше времени – возможно, потому что эта вероятностная линия еще не успела полностью сформироваться, будучи слишком близкой к точке принятия решения. Но постепенно картина прояснилась.
Он увидел себя и Елизавету, покидающих кафе вместе. Они сели в машину с затемненными стеклами, которая отвезла их в какое-то загородное поместье. Там их встретила группа людей – мужчины и женщины разных возрастов и национальностей, все с интеллигентными лицами и внимательными глазами.
Альтернативный Михаил представил им КУН, и они были впечатлены. Один из них – пожилой азиат с длинной седой бородой – особенно заинтересовался устройством.
– Ваше изобретение подтверждает то, что мы подозревали десятилетиями, – сказал он альтернативному Михаилу. – Реальность не фиксирована. Сознание наблюдателя играет ключевую роль в ее формировании.
Наблюдающий Михаил внимательно слушал, пытаясь понять, кто эти люди и каковы их истинные намерения.
– Мы изучаем природу сознания и реальности уже много лет, – продолжал пожилой азиат. – Мы обнаружили, что определенные состояния сознания – медитация, осознанные сновидения, некоторые психоделические опыты – позволяют "настраиваться" на альтернативные реальности, подобно вашему устройству. Но ваш КУН делает этот процесс гораздо более контролируемым и доступным.
– Чего вы хотите от меня? – спросил альтернативный Михаил.
– Сотрудничества, – ответил пожилой человек. – Мы хотим объединить наши знания. Ваше понимание квантовой физики и наш опыт в изучении сознания. Вместе мы сможем создать более совершенную технологию для наблюдения и, возможно, даже направленного влияния на вероятностные линии.
– Для чего? – настаивал альтернативный Михаил. – Какова ваша конечная цель?
Пожилой человек улыбнулся:
– Эволюция сознания. Мы верим, что следующий шаг в развитии человечества – это осознание множественности реальностей и возможность сознательного выбора между ними. Не только на индивидуальном уровне, но и на коллективном.
Это звучало благородно, даже утопично. Но наблюдающий Михаил чувствовал, что ему говорят не всю правду. Что-то скрывалось за этими красивыми словами.
Альтернативный Михаил, казалось, испытывал те же сомнения:
– Звучит красиво, но абстрактно. Конкретнее, что вы планируете делать с технологией квантового наблюдения?
Пожилой человек переглянулся с остальными, затем сказал:
– Мы хотим создать… консенсусную реальность. Мир, где вероятностные линии не расходятся бесконечно, а сходятся к оптимальному варианту. Мир без войн, без экологических катастроф, без страданий, вызванных случайностью или злым умыслом.
– Вы хотите контролировать реальность, – нахмурился альтернативный Михаил. – Решать за всех, какой должна быть "оптимальная" версия мира.
– Не контролировать, – возразил пожилой человек. – Направлять. Мягко подталкивать вероятности в сторону более гармоничных исходов. Разве это не лучше, чем позволить военным или корпорациям использовать вашу технологию для собственной выгоды?
Альтернативный Михаил выглядел неуверенным:
– А кто решает, что "гармонично"? Вы? Какой-то комитет "просветленных"?
– Это сложный этический вопрос, – признал пожилой человек. – Но разве не лучше, чтобы такие решения принимались теми, кто посвятил жизнь изучению сознания и реальности, чем политиками или генералами?
Наблюдающий Михаил почувствовал растущее беспокойство. Эти "Наблюдатели", при всей их мудрости и благородных намерениях, похоже, страдали тем же грехом, что и многие утописты до них – уверенностью в своем праве решать за других.
Видение начало меняться. Наблюдающий Михаил увидел фрагменты будущего этой вероятностной линии: альтернативный Михаил работает с "Наблюдателями", совершенствуя КУН; они проводят эксперименты по "направленному влиянию" на другие реальности; возникают конфликты внутри группы о пределах этого влияния…
И наконец, самое тревожное: альтернативный Михаил обнаруживает, что "Наблюдатели" скрывали от него свои истинные намерения. Они хотели не просто "направлять" вероятности, а создать единую, контролируемую реальность, где их видение будущего было бы единственно возможным.
Наблюдающий Михаил снял шлем, чувствуя головокружение и тошноту. То, что он увидел, глубоко тревожило его.
– Что случилось? – спросила Ирина. – Вы выглядите ужасно.
Михаил рассказал ей о своем видении и о "Наблюдателях".
– Они кажутся благонамеренными, – заключил он. – Но их конечная цель… это своего рода утопический тоталитаризм. Они хотят использовать технологию квантового наблюдения, чтобы "направлять" реальность согласно своему видению идеального мира.
– И вы думаете, что Елизавета является частью этого? – нахмурилась Ирина.
– Не знаю, – честно признался Михаил. – Возможно, она действительно верит, что их намерения чисты. Или, может быть, она знает правду и просто выполняет свою роль в их плане.
Они долго обсуждали увиденное, пытаясь решить, как действовать дальше. Было ясно, что ни Кроненберг с его военными связями, ни "Наблюдатели" с их утопическими амбициями не были надежными союзниками.
– Может быть, нам стоит обратиться к вашему брату? – предложила Ирина. – Вы говорили, что он интересовался вашими исследованиями. Может быть, он сможет помочь?
Михаил задумался. Сергей был успешным бизнесменом с широкими связями. Он мог бы обеспечить защиту и ресурсы. Но Михаил не был уверен, что брат не захочет использовать КУН для своих целей – например, для коммерческой выгоды.
– Это вариант, – наконец сказал он. – Но прежде чем обращаться к Сереже, я хочу провести еще один эксперимент.
– Какой?
– Я хочу попытаться найти Дмитрия в вероятностных линиях. Понять, кто он на самом деле и какова его роль во всем этом.
Михаил настроил КУН на поиск реальностей, где Дмитрий играл значительную роль или раскрывал свою истинную сущность. Это был более сложный запрос, чем раньше, и устройство долго "настраивалось", прежде чем произошел переход.
Наконец, Михаил увидел странную сцену: он сам, но явно в другой реальности, сидел в парке на скамейке. Рядом с ним сидел Дмитрий, но он выглядел иначе – моложе, без бороды, с более прямой осанкой.
– Ты должен понять, Михаил, – говорил этот Дмитрий, – что наблюдение всегда двусторонне. Когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя.
– Кто ты на самом деле? – спрашивал альтернативный Михаил. – Не уборщик, это очевидно.
Дмитрий улыбнулся:
– Я тот, кто наблюдает за наблюдателями. Своего рода… хранитель границ между реальностями.
– Ты работаешь на "Наблюдателей"? На Елизавету?
– Нет, – покачал головой Дмитрий. – Я не работаю ни на кого. Я существую… вне обычных структур. Скажем так, я представляю интересы самой реальности, а не отдельных личностей или групп в ней.
– Что это значит? – нахмурился альтернативный Михаил.
– Это значит, что я слежу за тем, чтобы вмешательство в вероятностные линии не привело к коллапсу всей системы. – Дмитрий посмотрел вдаль, где над горизонтом собирались странные облака, напоминающие фрактальные структуры. – Видишь эти облака? Это визуализация нестабильности. Когда слишком много наблюдателей слишком активно вмешиваются в альтернативные реальности, барьеры между ними истончаются. Реальности начинают "протекать" друг в друга. Возникают аномалии, парадоксы.
– И что тогда?
– В лучшем случае – локальный коллапс вероятностей, затрагивающий несколько связанных линий. В худшем… – Дмитрий помрачнел. – Я видел миры, где барьеры полностью разрушились. Где реальность превратилась в хаос противоречивых вероятностей. Поверь, это не то, что ты хотел бы испытать.
Наблюдающий Михаил был поражен. Если Дмитрий говорил правду, то ситуация была гораздо серьезнее, чем он предполагал. Речь шла не просто об этической проблеме использования КУН, а о потенциальной угрозе самой структуре реальности.
– Почему ты мне помогаешь? – спросил альтернативный Михаил.
– Потому что ты создал КУН с чистыми намерениями – из научного любопытства, из желания понять природу реальности. Не для власти, не для контроля. – Дмитрий положил руку ему на плечо. – И потому, что в большинстве вероятностных линий ты принимаешь правильные решения, когда понимаешь ставки.
– А в тех линиях, где я принимаю неправильные решения?
– Я вмешиваюсь, – просто сказал Дмитрий. – Направляю события так, чтобы минимизировать ущерб.
Альтернативный Михаил выглядел потрясенным:
– Ты манипулируешь моей жизнью?
– Не больше, чем ты сам манипулируешь жизнями своих альтернативных версий, когда вмешиваешься в их реальности, – возразил Дмитрий. – Разница лишь в том, что я вижу более широкую картину. Я наблюдаю не отдельные вероятностные линии, а всю сеть вероятностей в целом.
Наблюдающий Михаил почувствовал, как его сознание расширяется, пытаясь охватить масштаб того, о чем говорил Дмитрий. Если он действительно был своего рода "хранителем" границ между реальностями, то его появление в жизни Михаила не было случайным.
– Что мне делать? – спросил альтернативный Михаил. – КУН уже создан. "Наблюдатели" и военные уже знают о нем.
– Ты должен сделать выбор, – серьезно сказал Дмитрий. – Ты стоишь на перекрестке вероятностей. От твоего решения зависит не только твоя судьба, но и судьба многих связанных реальностей.
– Какой выбор? Что я должен выбрать?
– Этого я не могу сказать, – покачал головой Дмитрий. – Я могу наблюдать, иногда направлять, но не решать за тебя. Свобода воли – это фундаментальный принцип даже в квантовом мире.
Видение начало тускнеть, и наблюдающий Михаил почувствовал, что связь ослабевает. Но прежде чем она полностью исчезла, он услышал последние слова Дмитрия:
– Помни, что каждое вмешательство имеет последствия. Квантовая карма реальна. И она всегда находит способ уравновесить систему.
Затем все исчезло, и Михаил снова оказался в гостиной Ирины, с тяжелым шлемом КУН на голове и с ощущением, что он только что получил ответы, которые искал – хотя и не те, которые ожидал.
Он снял шлем и долго сидел молча, переваривая увиденное. Ирина терпеливо ждала, не прерывая его размышлений.
– Дмитрий, – наконец сказал Михаил, – это не просто человек. Он своего рода… наблюдатель высшего порядка. Хранитель границ между реальностями.
Он рассказал Ирине о своем видении и о том, что узнал о Дмитрии и его роли.
– Это звучит почти мистически, – задумчиво сказала Ирина. – Как в религиозных текстах, где есть хранители, стражи…
– Возможно, древние религии интуитивно улавливали то, что мы только начинаем понимать научно, – предположил Михаил. – Что реальность не монолитна, что существуют различные уровни бытия и существа, которые могут перемещаться между ними.
– И что вы собираетесь делать теперь? – спросила Ирина. – Какой выбор вы сделаете?
Михаил долго молчал, обдумывая все, что узнал из своих наблюдений за альтернативными реальностями.
– Я думаю, – наконец сказал он, – что КУН слишком опасен. Не только как потенциальное оружие, но и как угроза самой структуре реальности. Если то, что сказал Дмитрий, правда, то слишком активное вмешательство в альтернативные реальности может привести к их коллапсу.
– Вы собираетесь уничтожить устройство?
– Нет, – покачал головой Михаил. – Знание уже существует. Если я уничтожу КУН, кто-то другой воссоздаст его, возможно, с менее благими намерениями. Но я могу модифицировать устройство, сделать его более безопасным.
– Как?
– Ограничить его функциональность только наблюдением, без возможности активного вмешательства. И установить… предохранители. Системы, которые предотвращают слишком глубокое проникновение в альтернативные реальности.
– И что потом? – спросила Ирина. – Громов и "Наблюдатели" все равно будут охотиться за вами.
– Я поговорю с братом, – решил Михаил. – Он может помочь мне исчезнуть на некоторое время. И я должен найти Дмитрия – настоящего Дмитрия, не его проекцию в нашей реальности. Я думаю, он единственный, кто действительно понимает, что поставлено на карту.
Михаил понимал, что принимает самое важное решение в своей жизни. Решение, которое повлияет не только на его судьбу, но и на судьбы множества связанных реальностей.
И где-то глубоко внутри он чувствовал, что Дмитрий наблюдает за ним, ожидая его выбора.
Глава 5: Встреча с братом
Михаил никогда не любил просить о помощи. Особенно у своего старшего брата, который всегда казался более успешным, более уверенным в себе, более… нормальным. Но сейчас у него не было выбора.
Он позвонил Сергею с одноразового телефона, купленного Ириной.
– Сережа? Это Миша. Мне нужна твоя помощь.
Пауза на другом конце линии, затем осторожный ответ:
– Миша? Что случилось? Ты в порядке?
– Не совсем. Мне нужно встретиться с тобой. Лично. И желательно так, чтобы никто не знал об этой встрече.
Еще одна пауза, дольше.
– Это… звучит серьезно. Ты в неприятностях?
– Можно и так сказать. Я объясню при встрече.
Сергей вздохнул:
– Хорошо. У меня есть загородный дом на Истре. Там безопасно и уединенно. Я могу встретить тебя там сегодня вечером.
– Спасибо, Сережа. Я… ценю это.
– Миша, что бы ни случилось, мы разберемся. Ты же мой брат.
Эти простые слова неожиданно тронули Михаила. Несмотря на годы отчуждения, на все их разногласия, они оставались братьями. И в трудную минуту Сергей был готов помочь без лишних вопросов.
Михаил и Ирина решили, что он поедет к Сергею один. КУН они тщательно упаковали в обычную спортивную сумку, замаскировав под личные вещи. Ирина должна была вернуться на работу, чтобы не вызывать подозрений, и ждать его сообщения.
– Будьте осторожны, – сказала она, когда Михаил собирался уходить. – И… возвращайтесь.
В ее глазах было беспокойство и что-то еще – что-то, что заставило сердце Михаила биться чуть быстрее. Он вдруг осознал, как сильно привязался к этой женщине за последние дни. Как важна стала для него ее поддержка, ее присутствие.
– Обязательно, – пообещал он и, повинуясь внезапному импульсу, слегка поцеловал ее в щеку. – Спасибо за все.
Она покраснела, но улыбнулась:
– Идите уже. И позвоните, когда будете в безопасности.
Михаил взял такси до вокзала, затем электричку до станции, ближайшей к дому Сергея. Всю дорогу он был предельно осторожен, проверяя, не следит ли кто-то за ним, меняя виды транспорта, чтобы запутать возможных преследователей.
Дом Сергея оказался не просто "домом", а настоящей усадьбой – большой двухэтажный особняк с ухоженной территорией, окруженный высоким забором. У ворот Михаила встретил охранник, который, убедившись в его личности, проводил к главному зданию.
Сергей ждал его на веранде. За пять лет, прошедших с их последней встречи, старший брат почти не изменился – все тот же подтянутый, уверенный в себе мужчина с волевым лицом и проницательным взглядом. Только в волосах появилось больше седины, да морщины вокруг глаз стали глубже.
– Миша, – Сергей крепко обнял его. – Рад видеть тебя, хоть и в таких обстоятельствах.
– Спасибо, что согласился встретиться, Сережа, – Михаил чувствовал себя неловко, не зная, как начать разговор о своих проблемах.
– Пойдем в дом, – Сергей положил руку ему на плечо. – Выпьем чего-нибудь, и ты расскажешь мне, что происходит.
В просторной гостиной с панорамными окнами, выходящими на лес, они устроились в кожаных креслах. Сергей налил им обоим виски и вопросительно посмотрел на брата:
– Итак?
Михаил сделал глоток, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, и начал свой рассказ. Он решил быть максимально откровенным – в конце концов, если он не может доверять родному брату, то кому он может доверять?
Он рассказал о своей теории квантового наблюдения, о создании КУН, о первых экспериментах. О том, как обнаружил, что устройство позволяет не только наблюдать альтернативные реальности, но и влиять на них. О "просачивании" между реальностями и "квантовой карме". О загадочном Дмитрии и его предупреждениях. О группе "Наблюдателей" и их амбициях. И наконец, о Кроненберге, полковнике Громове и интересе спецслужб к его изобретению.
Сергей слушал, не перебивая, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Его лицо оставалось непроницаемым, но глаза выдавали растущее изумление и беспокойство.
Когда Михаил закончил, воцарилось долгое молчание. Сергей встал, подошел к окну и некоторое время смотрел на темнеющий лес, прежде чем повернуться к брату:
– Если бы это рассказал мне кто-то другой, я бы решил, что он сошел с ума или насмотрелся научной фантастики. Но я знаю тебя, Миша. Ты всегда был самым рациональным человеком из всех, кого я знаю. – Он помолчал. – И ты говоришь, что у тебя с собой это устройство? КУН?
Михаил кивнул и показал на свою сумку:
– Да. Я не мог оставить его, рискуя, что оно попадет в руки военных или "Наблюдателей".
– Можно взглянуть?
Михаил колебался, но лишь мгновение. Затем достал КУН из сумки и разложил компоненты на столе.
Сергей внимательно изучил устройство:
– Выглядит… не слишком впечатляюще для технологии, которая может изменить наше понимание реальности.
– Внешний вид обманчив, – пожал плечами Михаил. – Важна не форма, а принцип работы. Конфигурация полей, их взаимодействие с нейронными структурами мозга.
– И ты говоришь, что это действительно работает? Ты можешь видеть… другие версии реальности? Другие версии себя?
– Да. И не только видеть, но и, при определенных условиях, влиять на них.
Сергей покачал головой:
– Это… невероятно. И страшно. Я понимаю, почему Громов и его люди так заинтересовались твоим изобретением. Возможность шпионить за альтернативными версиями реальности, возможно влиять на них… это идеальный инструмент для разведки и манипуляций.
– Именно поэтому я не могу позволить им получить КУН, – твердо сказал Михаил. – Но я не знаю, как долго смогу скрываться. У них есть ресурсы, связи. Рано или поздно они найдут меня.
– Что ты планируешь делать?
– Я хочу модифицировать устройство, сделать его более безопасным. Ограничить функциональность только наблюдением, без возможности активного вмешательства. Установить предохранители, которые предотвратят слишком глубокое проникновение в альтернативные реальности.
– И потом?
– Не знаю, – честно признался Михаил. – Может быть, опубликовать результаты исследований в открытом доступе, сделать технологию достоянием всего научного сообщества. Тогда ни у кого не будет монополии на нее.
– Опасная стратегия, – нахмурился Сергей. – Если технология станет общедоступной, ее смогут использовать не только ученые, но и… кто угодно. Террористы, фанатики, люди с психическими расстройствами. Представь, что произойдет, если каждый сможет наблюдать и потенциально влиять на альтернативные реальности.
Михаил задумался. Брат был прав – сделать КУН общедоступным было не менее опасно, чем отдать его спецслужбам или "Наблюдателям".
– Тогда что ты предлагаешь?
Сергей вернулся в свое кресло, сцепив руки перед собой:
– У меня есть предложение, Миша. Но не уверен, что оно тебе понравится.
– Я слушаю.
– Моя компания, NeoCortex Technologies, имеет ресурсы и связи, чтобы защитить тебя и твое изобретение. Мы можем обеспечить безопасную лабораторию, где ты сможешь продолжить свои исследования. Мы можем даже организовать тебе новую личность, если это необходимо.
– А взамен?
– Взамен мы получим эксклюзивные права на коммерческое использование технологии. – Сергей поднял руку, предупреждая возражения. – Но только после того, как ты сам определишь, какие аспекты безопасны для использования. Ты будешь иметь полный контроль над исследовательской частью.
Михаил нахмурился:
– Ты хочешь монетизировать КУН?
– Я хочу защитить его от неправильного использования, – возразил Сергей. – И да, в конечном итоге найти для него коммерческое применение. Но только те аспекты, которые ты сам сочтешь безопасными.
Михаил колебался. Предложение Сергея решало его непосредственные проблемы – обеспечивало защиту от Громова и "Наблюдателей", давало ресурсы для продолжения исследований. Но превращение КУН в коммерческий продукт… это никогда не входило в его планы.
– Я не знаю, Сережа. Идея использовать КУН для извлечения прибыли…
– А какую альтернативу ты видишь? – прямо спросил Сергей. – Отдать его военным? "Наблюдателям" с их утопическими амбициями? Или уничтожить, лишив человечество потенциально революционной технологии?
Михаил не нашел, что ответить. Брат был прав – хороших вариантов не было.
– Мне нужно подумать, – наконец сказал он. – Это слишком серьезное решение, чтобы принимать его сходу.
– Конечно, – кивнул Сергей. – Но не думай слишком долго. Время работает против нас. – Он встал. – А пока оставайся здесь. Этот дом безопасен, о нем знают очень немногие. Я подготовлю гостевую комнату.
Когда Сергей вышел, Михаил подошел к окну и посмотрел на темнеющий лес. Он чувствовал себя загнанным в угол. Каждый выбор, который он мог сделать, имел свои недостатки, свои опасности.
Он вспомнил слова Дмитрия о том, что стоит на перекрестке вероятностей, что от его решения зависит не только его судьба, но и судьба многих связанных реальностей.
Какой выбор был правильным? Отдать КУН под контроль коммерческой компании брата? Или искать другой путь?
Михаил знал, что ему нужно больше информации, прежде чем принимать решение. Он достал КУН и настроил его на наблюдение вероятностной линии, где он принял предложение Сергея. Это могло дать ему представление о последствиях такого выбора.
Надев шлем и включив устройство, он сосредоточился на моменте принятия решения, представляя версию событий, где он соглашается на предложение брата.
Переход был быстрым – видимо, эта вероятностная линия была очень близка к текущей реальности. Михаил увидел себя и Сергея в той же гостиной, но несколько часов спустя. Альтернативный Михаил пожимал руку брату:
– Хорошо, Сережа. Я согласен работать с NeoCortex. Но на моих условиях.
– Разумеется, – кивал Сергей. – Ты будешь иметь полный контроль над исследовательской частью.
Видение переместилось вперед во времени. Михаил увидел себя в современной лаборатории, гораздо более оснащенной, чем его тайная комната в институте. Он работал над усовершенствованной версией КУН вместе с командой инженеров и ученых.
Затем еще один скачок вперед. Пресс-конференция. Сергей объявлял о революционном прорыве NeoCortex Technologies в области "квантовой нейротехнологии". Но описание технологии было очень избирательным – упоминались потенциальные медицинские и образовательные применения, но ничего о наблюдении альтернативных реальностей или тем более о вмешательстве в них.
Еще один скачок. Закрытое совещание в офисе Сергея. Присутствовали люди в военной форме и штатском, включая полковника Громова. Сергей представлял им "военные аспекты" технологии КУН. Альтернативный Михаил не присутствовал на этой встрече.
Последний скачок. Альтернативный Михаил в своем кабинете, просматривающий документы. Его лицо мрачнело по мере чтения. Это были внутренние отчеты NeoCortex о применении технологии КУН – включая военные и разведывательные проекты, о которых его не информировали.
Видение начало тускнеть, но наблюдающий Михаил успел увидеть последнюю сцену: альтернативный Михаил в ярости врывается в кабинет Сергея, размахивая документами и обвиняя брата в предательстве.
Михаил снял шлем, чувствуя горечь и разочарование. Похоже, что в той вероятностной линии Сергей в конечном итоге обошел ограничения, установленные братом, и все-таки предоставил военным доступ к полному потенциалу КУН.
Но было ли это неизбежно? Или это был лишь один из возможных исходов, результат конкретных обстоятельств и решений в той вероятностной линии?
Михаил решил проверить еще одну возможность. Он настроил КУН на наблюдение другой вероятностной линии, где он также согласился работать с Сергеем, но с более жесткими условиями и гарантиями.
На этот раз переход занял больше времени – видимо, эта линия была дальше от текущей реальности. Но постепенно картина прояснилась.
Михаил увидел себя и Сергея, подписывающих какой-то документ в присутствии юристов. Судя по всему, это был контракт с очень специфическими условиями.
– Итак, – говорил альтернативный Михаил, – мы договорились. Я возглавляю исследовательское подразделение с полной автономией. Все решения о применении технологии принимаются мной лично. Никаких контактов с военными или разведывательными структурами без моего прямого согласия. И я сохраняю право вето на любые проекты, которые считаю этически сомнительными.
– Плюс 30% акций компании и место в совете директоров, – добавлял Сергей с легкой улыбкой. – Ты торгуешься жестче, чем арабские шейхи.
– Это не торг, Сережа. Это необходимые условия для защиты технологии.
Видение снова переместилось вперед. На этот раз Михаил увидел себя выступающим на научной конференции, представляющим ограниченную версию КУН – устройство, которое усиливало способности мозга к обработке информации, но без возможности наблюдения или вмешательства в альтернативные реальности.
Еще один скачок. Совещание в NeoCortex, где обсуждались коммерческие применения технологии. Медицинские приложения для лечения неврологических заболеваний. Образовательные системы для ускоренного обучения. Интерфейсы для управления сложными системами силой мысли. Ничего, связанного с военным применением или манипуляцией реальностью.
Последний скачок. Альтернативный Михаил в своей лаборатории, работающий над чем-то, что выглядело как усовершенствованная версия КУН. Рядом с ним был… Дмитрий! Они вместе изучали трехмерную карту вероятностных линий, похожую на ту, что Михаил видел в своем предыдущем наблюдении.
– Мы сделали правильный выбор, – говорил Дмитрий. – Эта версия технологии безопасна для публичного использования. А полный потенциал КУН остается под контролем тех, кто понимает его ответственность.
– Но достаточно ли этого? – спрашивал альтернативный Михаил. – Мы все равно вмешиваемся в структуру реальности каждый раз, когда используем полную версию.
– Минимальное, контролируемое вмешательство необходимо для поддержания баланса, – отвечал Дмитрий. – Особенно теперь, когда другие… заинтересованные стороны тоже активизировались.
Видение начало исчезать, и Михаил успел услышать лишь последнюю фразу Дмитрия:
– Помни, Михаил, настоящая битва не за контроль над технологией, а за саму природу реальности.
Михаил снял шлем, глубоко задумавшись. Этот второй сценарий выглядел гораздо более обнадеживающим. В нем он сохранял контроль над КУН, использовал ресурсы NeoCortex для благих целей и даже сотрудничал с Дмитрием для "поддержания баланса".
Но что это значило? И кто были эти "другие заинтересованные стороны", о которых говорил Дмитрий?
Прежде чем Михаил успел глубже обдумать увиденное, в комнату вернулся Сергей.
– Гостевая комната готова. – Он заметил разложенный КУН. – Ты уже экспериментировал?
– Да, – кивнул Михаил. – Наблюдал вероятностные линии, где я принял твое предложение. С разными условиями и результатами.
– И что ты увидел?
Михаил колебался. Стоит ли рассказывать брату о том, что в одной из вероятностных линий тот предал его доверие? Но затем решил быть откровенным – если они собирались работать вместе, между ними не должно быть секретов.
– В одной линии ты в конечном итоге обошел мои ограничения и предоставил военным доступ к полному потенциалу КУН, не сказав мне об этом.
Сергей помрачнел:
– И ты думаешь, что я способен на такое? Предать собственного брата?
– Я не знаю, что думать, Сережа. Я видел это собственными глазами. Хотя, конечно, это была лишь одна из возможных версий будущего, не обязательно та, которая реализуется в нашей реальности.
– А в других линиях?
– В другой все сложилось гораздо лучше. Мы заключили очень конкретный договор с гарантиями моей автономии. Я получил значительную долю в компании и место в совете директоров. Мы разработали ограниченную версию КУН для коммерческого использования, сохранив полный потенциал технологии под строгим контролем.
Сергей задумчиво кивнул:
– Это звучит разумно. И я готов на такие условия, если это обеспечит твое доверие и сотрудничество.
– Правда? – Михаил внимательно посмотрел на брата. – Даже на 30% акций компании?
Сергей рассмеялся:
– Ну, может быть, тут можно поторговаться. Но в целом – да. Если твоя технология настолько революционна, как ты говоришь, то это справедливая цена.
Михаил был удивлен готовностью брата пойти на такие уступки. Возможно, он недооценивал Сергея все эти годы, считая его лишь прагматичным бизнесменом, заботящимся только о прибыли.
– В той второй линии я также видел Дмитрия, – сказал Михаил. – Он работал со мной над… поддержанием баланса между реальностями. И упомянул о каких-то "других заинтересованных сторонах", которые активизировались.
– Дмитрий? Тот загадочный уборщик, который на самом деле не уборщик?
– Да. Я думаю, он ключ ко всему этому. Он знает гораздо больше, чем говорит. И, похоже, в некоторых вероятностных линиях мы с ним сотрудничаем.
Сергей потер подбородок:
– Интересно. Этот Дмитрий становится все более загадочной фигурой. Ты говорил, что он своего рода "хранитель границ между реальностями"?
– Так он сам себя описал в одном из моих видений.
– И ты веришь ему?
Михаил задумался:
– Не знаю. Но его предупреждения о нестабильности и "квантовой карме" соответствуют тому, что я наблюдал в своих экспериментах. И он, кажется, действительно заинтересован в сохранении баланса, а не в использовании КУН для власти или контроля.
– В отличие от "Наблюдателей" или военных, – заметил Сергей.
– Именно.
Они помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Затем Михаил принял решение:
– Я согласен работать с тобой, Сережа. Но на условиях, подобных тем, что я видел во второй вероятностной линии. Полная автономия в исследованиях, право вето на применение технологии, значительная доля в компании и место в совете директоров.
– Договорились, – без колебаний сказал Сергей. – Я подготовлю соответствующие документы. А пока отдохни. Ты выглядишь измотанным.
Когда Сергей снова вышел, Михаил почувствовал странное облегчение. Впервые за много дней у него появился план действий, путь вперед. Он не был уверен, что это правильное решение, но оно казалось наименее плохим из доступных вариантов.
Он достал одноразовый телефон и позвонил Ирине.
– Это я, – сказал он, когда она ответила. – Я в безопасности. У брата.
– Слава богу, – облегченно выдохнула Ирина. – Я волновалась. В институте сегодня был Громов, спрашивал о вас.
– Что вы ему сказали?
– Что не знаю, где вы. Он не похож на человека, который верит на слово, но, кажется, у него не было доказательств моей причастности.
– Будьте осторожны, Ирина. Эти люди не остановятся ни перед чем.
– Я знаю. Что вы решили делать?
Михаил рассказал ей о своем решении сотрудничать с Сергеем на строгих условиях. Ирина выслушала, не перебивая.
– Вы уверены, что можете доверять своему брату? – спросила она, когда он закончил.
– Нет, – честно ответил Михаил. – Но я видел вероятностную линию, где наше сотрудничество было успешным. И я буду принимать меры предосторожности – юридические гарантии, доля в компании, место в совете директоров. Это не идеальное решение, но лучшее из доступных.
– А что насчет Дмитрия? Вы будете искать его?
– Да, хотя я не уверен, как именно. В видении он сам нашел меня, когда пришло время. Возможно, так будет и в этой реальности.
Они еще немного поговорили, договорившись поддерживать связь через зашифрованные сообщения. Перед тем, как попрощаться, Ирина неожиданно сказала:
– Михаил… будьте осторожны. Не только из-за Громова или "Наблюдателей". Но и с КУН. То, что вы мне рассказывали о "просачивании" между реальностями, о влиянии наблюдения на наблюдателя… Я беспокоюсь, что это может изменить вас. Изменить вашу личность, ваше "я".
– Я тоже об этом думал, – признался Михаил. – И я не уверен, что это уже не произошло. Иногда я ловлю себя на мыслях или эмоциях, которые кажутся… не совсем моими. Словно они принадлежат другим версиям меня.
– Просто помните, кто вы, – тихо сказала Ирина. – Не потеряйте себя в этом море вероятностей.
После разговора Михаил долго сидел неподвижно, обдумывая слова Ирины. Действительно ли он оставался тем же Михаилом Волковым, которым был до создания КУН? Или его личность уже изменилась, "загрязнилась" влияниями из других реальностей?
И если так, было ли это плохо? Может быть, это было эволюцией, расширением его "я" за пределы одной конкретной реальности? Может быть, истинная природа личности и была такой – квантовой волной, распределенной по множеству вероятностных линий, с локальными "пиками" в каждой из них?
Эти размышления прервал Сергей, вернувшийся с подносом, на котором стояли чашки с чаем и бутерброды.
– Ты, наверное, голоден, – сказал он, ставя поднос на столик. – Ужин будет позже, но пока перекуси.
Михаил благодарно кивнул, только сейчас осознав, что действительно не ел почти весь день.
– Спасибо, Сережа. Ты… изменился.
– В каком смысле? – Сергей поднял бровь.
– Стал более… заботливым, что ли. Раньше ты бы просто вызвал прислугу, чтобы принесла еду.
Сергей улыбнулся:
– У меня нет прислуги, Миша. Домработница приходит три раза в неделю, но сегодня не ее день. – Он сел напротив брата. – И да, возможно, я изменился. Пять лет – большой срок.
– Что произошло за эти пять лет? – спросил Михаил, откусывая бутерброд. – Кроме успешного бизнеса, я имею в виду.
Сергей помолчал, затем сказал:
– Я женился. И развелся. Все уместилось в эти пять лет.
– Ох. Извини, я не знал.
– Откуда бы ты узнал? Мы не общались. – В голосе Сергея не было упрека, только констатация факта. – Ее звали Анна. Умная, красивая, амбициозная. Идеальная пара для успешного бизнесмена. Так все думали.
– Что случилось?
– Мы хотели разных вещей. Она – статуса, светской жизни, детей, которыми можно хвастаться перед подругами. Я – чего-то более… настоящего. – Сергей пожал плечами. – Звучит банально, да? Классический кризис среднего возраста.
– Не обязательно, – задумчиво сказал Михаил. – Может быть, ты просто начал понимать, что действительно важно.
– Может быть. – Сергей отпил чай. – А у тебя? Есть кто-то важный?
Михаил невольно подумал об Ирине – о ее умных глазах, о ее поддержке в эти трудные дни, о том легком поцелуе, который он оставил на ее щеке перед уходом.
– Возможно, – уклончиво ответил он. – Слишком рано говорить.
Сергей понимающе улыбнулся:
– Эта Ирина, с которой ты разговаривал по телефону?
Михаил удивленно посмотрел на брата:
– Как ты…?
– Я видел, как изменилось твое лицо, когда ты говорил с ней, – пожал плечами Сергей. – И слышал, как ты назвал ее по имени.
– Я не уверен, что сейчас подходящее время для романтических отношений, – вздохнул Михаил. – Учитывая все обстоятельства.
– Напротив, – возразил Сергей. – Именно в трудные времена мы больше всего нуждаемся в близких людях. – Он помолчал, затем добавил: – Знаешь, я всегда немного завидовал тебе, Миша.
– Мне? – Михаил был искренне удивлен. – Но у тебя всегда было все, чего только можно желать – успех, деньги, признание.
– А у тебя была страсть, – просто сказал Сергей. – Настоящая, всепоглощающая страсть к науке, к познанию. Ты никогда не сомневался в своем пути, не размышлял, правильно ли выбрал. Ты просто шел за своим призванием, не оглядываясь.
Михаил задумался. Действительно ли это было так? Или это был просто образ, который видел Сергей, не зная о внутренних сомнениях и борьбе, которые переживал его младший брат?
– У каждого свой путь, Сережа, – наконец сказал он. – И свои сомнения. Просто мы редко показываем их другим.
Они проговорили до поздней ночи, наверстывая пять лет отчуждения. Сергей рассказывал о своей компании, о проектах в области нейротехнологий, о планах на будущее. Михаил говорил о своих исследованиях, о коллегах, о жизни в академическом мире.
Они избегали болезненных тем – их последней ссоры, расхождения во взглядах на науку и бизнес, разочарования их родителей (ныне покойных) в том, что братья не поддерживают отношения. Но оба чувствовали, что эти старые раны начинают затягиваться просто от того, что они снова разговаривают как братья, а не как соперники.
Когда Сергей наконец показал Михаилу гостевую комнату – просторное помещение с большой кроватью, книжными полками и окном, выходящим на лес – было уже далеко за полночь.
– Отдыхай, – сказал Сергей. – Завтра обсудим детали нашего сотрудничества и подготовим документы. А пока постарайся выспаться. Ты выглядишь так, словно не спал несколько дней.
– Почти так и есть, – улыбнулся Михаил. – Спасибо, Сережа. За все.
Когда брат ушел, Михаил подошел к окну и долго смотрел на темный лес, освещенный лишь лунным светом. Он чувствовал странное спокойствие – впервые с тех пор, как начал эксперименты с КУН. Словно, приняв решение сотрудничать с братом, он установил некую точку опоры в хаосе вероятностей.
Но был ли это действительно его выбор? Или он был подтолкнут к этому решению своими наблюдениями альтернативных реальностей? Или, может быть, влиянием других версий себя, "просочившимся" в его сознание?
Михаил вспомнил предупреждение Дмитрия о "квантовой карме" – о том, что каждое вмешательство в альтернативные реальности создает ответную реакцию, эхо, которое возвращается к наблюдателю. Возможно, его нынешняя ситуация – загнанный в угол, вынужденный искать защиты у брата, с которым был в отчуждении многие годы – и была такой кармической реакцией на его эксперименты с вмешательством?
Эти мысли кружились в его голове, пока он готовился ко сну. Но усталость взяла свое, и как только его голова коснулась подушки, он погрузился в глубокий сон.
И ему снова приснилась "Вероятностная опера".
Он сидел в огромном, пустом оперном театре. На сцене разворачивалось грандиозное представление – множество версий его самого, каждая в своем костюме, каждая со своей партией, создавали сложную полифонию вероятностей. Одни пели о научных открытиях, другие – о любви, третьи – о власти и влиянии.
В оркестровой яме невидимые музыканты играли странную, атональную музыку – математические формулы, переведенные в звуки, квантовые уравнения, воплощенные в мелодии.
И над всем этим возвышался дирижер – фигура, скрытая в тени, управляющая всем представлением. Михаил не мог разглядеть его лица, но чувствовал, что знает этого человека.
Внезапно дирижер повернулся к нему, и Михаил с удивлением увидел… самого себя. Но не такого, каким он был сейчас – старше, с полностью седыми волосами, с глазами, в которых светилась странная, нечеловеческая мудрость.
– Добро пожаловать на представление, – сказал дирижер-Михаил. – Нравится спектакль?
– Что это? – спросил Михаил. – Что происходит?
– Это ты, – улыбнулся дирижер. – Все версии тебя, все вероятности, все возможные выборы и их последствия. Вся симфония твоего существования.
– А ты кто?
– Я? – Дирижер задумался. – Скажем так, я – конечная версия. Та, которая видит всю картину целиком. Та, которая понимает, что все эти разрозненные ноты складываются в единую мелодию.
– И что это за мелодия? – спросил Михаил. – В чем ее смысл?
Дирижер улыбнулся загадочно:
– Это тебе и предстоит выяснить. Но помни – наблюдая за представлением, ты уже изменяешь его. И в конечном итоге, наблюдатель всегда становится частью наблюдаемого.
С этими словами дирижер повернулся обратно к сцене, взмахнул палочкой, и музыка изменилась – стала более гармоничной, более структурированной. Версии Михаила на сцене начали двигаться иначе, их пение слилось в более согласованный хор.
– Видишь? – сказал дирижер, не оборачиваясь. – Простое изменение ритма, и вся картина меняется. Все вероятности перестраиваются. Все выборы обретают новое значение.
– Ты контролируешь их? – спросил Михаил.
– Не контролирую, а направляю, – ответил дирижер. – Как и ты. Как и все мы. Каждый наблюдатель влияет на наблюдаемое, каждый слушатель влияет на музыку, которую слышит.
Дирижер повернулся к Михаилу, и его лицо стало серьезным:
– Но есть и другие дирижеры. Другие наблюдатели. И не все они хотят гармонии.
– "Наблюдатели"? Военные? О ком ты говоришь?
– Обо всех них. И о других, которых ты еще не встречал. – Дирижер сделал паузу. – Битва за контроль над КУН – это лишь малая часть большей войны. Войны за саму природу реальности.
Михаил хотел спросить больше, но сцена начала тускнеть, музыка – затихать. Последнее, что он услышал, был голос дирижера: