Лекарь. Адамы

© Игорь Журавлёв, 2025

ISBN 978-5-0068-0294-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Труп лежал на полу в ванной, а от его одежды растекались розовые лужи, – так себе зрелище, если вы, конечно, не работник морга, не судмедэксперт и не полицейский, специализирующийся на раскрытии убийств. Все перечисленные, конечно, тоже не млеют от вида самоубийц, но хотя бы привыкли.

Задумавшись, я прикинул, как все могло происходить несколько часов назад. Скорее всего, этот мажор напился, и с пьяных глаз, вспомнив о том, как у него все в жизни плохо, потому что, например, его бросила девушка или отец не купил машину, решился покончить с собой. Ну, понятно, для того, чтобы все потом ревели и страдали оттого, что его потеряли, такого молодого и красивого. Поэтому он, в чем был, забрался в ванную, напоминающую небольшой бассейн, совершенно случайно правильно порезал себе вены, а потом стал пить вино, слушать музыку и жалеть самого себя. Вон, бокал разбитый валяется.

Теплая вода способствует легкому вытеканию крови, поэтому такой способ самоубийства сравнительно безболезненный, при котором тело остаётся относительно неповрежденным (и, следовательно, выглядит более достойно). Но если ты хочешь только попугать, то здесь таится и опасность: очень легко можно уйти за грань, даже не заметив или заметив поздно и не успев перевязать рану. Думаю, так все примерно и было.

Не знаю, возможно, из-за того, что такой способ уйти из жизни использовал римский философ-стоик Сенека, покончивший с собой по приказу своего бывшего ученика, императора Нерона, но этот поступок часто ассоциируется у людей начитанных с образом «достойной смерти» или, скажем, способом уйти от тирании. Но это у интеллигенции, к которой покойник явно не имел никакого отношения, как я и сказал – обычный мажор, с младых ногтей избалованный родителями, забывшими счет деньгам.

Умирать, само собой, он не планировал, просто хотел попугать, но спьяну не рассчитал. Опомнился, когда уже было поздно: слишком много крови ушло в горячей воде. Выбраться из ванны кое-как сумел, но дальше потерял сознание, грохнулся на пол, где и умер. Привлеченная грохотом, заглянула домработница (или как сейчас эту обслугу называют?), увидела, испугалась, вызвала Скорую помощь, позвонила хозяйке – матери этого оболтуса. Скорая приехала, думаю, не сразу, практически вместе с родителями, добиравшимися из пригорода с очередного светского мероприятия. Врач констатировал смерть, заполнил нужные бумаги, сделал успокоительный укол пребывающей в шоке матери, и уехал. А отец непутевого самоубийцы позвонил Котельниковой. Может, и не совсем так все было, но не сомневаюсь, очень близко к этому. И вот я здесь.

С момента смерти прошло часов восемь или около того, в теле уже вовсю развиваются процессы трупного окоченения. Современная человеческая медицина в данном случае, понятно, бессильна. Иисуса Христа, который как-то воскресил своего друга Лазаря аж на четвертый день после смерти, тоже нет. Получается, вся надежда только на меня – Олега Виноградова, Лекаря, лишь я могу сейчас вернуть этого оболтуса к жизни.

Однако я не спешил, ожидая, чем закончатся переговоры Светланы Ивановны с отцом покойника. Мои услуги стоят дорого, очень дорого, особенно если речь идет о возвращении к жизни, – такая услуга доступна немногим, пожалуй, только из верхушки богатеев этого мира. А из чувства бесплатного гуманизма я и пальцем не пошевелю. Во-первых, мне этого мажора не жалко, да и с чего бы мне дураков жалеть? Одним больше, одним меньше, человечество ничего не потеряет, и даже не заметит. Во-вторых, все люди смертны, это аксиома, значит, то, что случилось, вполне себе естественно. Он все равно бы умер, пусть и на несколько десятков (возможно!) лет позже. По большому счету это ничего не меняет, с точки зрения истории, человеческая жизнь – совершенно пустячный период. В-третьих, я его знать не знал и даже не слышал о нем до сего дня. Пройдет совсем немного времени и, кроме родителей, о нем никто не вспомнит. Да и родители постепенно смирятся с потерей.

Скажете, я циник? Я так не считаю, просто я реалист и знаком с фактами. Наша страна стоит на втором месте в перечне государств, где выявлены самые высокие показатели случаев суицида на душу населения, а по количеству фактов самоубийства среди мужчин – лидирует. Так что все в пределах статистической погрешности.

Из философских размышлений меня вывела Светлана Котельникова, положив руку мне на плечо.

– Мы договорились, Олег, – кивнула она, когда я поднял глаза, – можешь начинать.

– Ладно, – согласился я. – Пусть его разденут и положат… э-э-э, ну, не знаю, на какой-нибудь стол, что ли, чтобы удобный подход к телу был.

Пока мертвеца раздевали и укладывали на большой стол в одной из комнат, я тщательно вымыл руки. На самом деле в этом не было никакой необходимости, но привычка осталась, все же не один год врачебной практики за плечами. Да и люди привыкли, и подсознательно ждут, когда врач помоет руки и/или наденет перчатки. Перчатки я надевать не буду, мне важна тактильная коммуникация, а руки – отчего бы их не помыть? Я посмотрел на себя в зеркале над раковиной, подмигнул отражению и вышел. Все же я люблю свой дар, мне доставляет удовольствие и сам процесс, и лицезрение результатов моего труда.

Надев белый халат – тоже совершенно ненужный, но важный как часть образа, – люди быстрее проникаются, я зашел в большую комнату. Почему-то полностью голый труп, хотя я имел в виду лишь верхнюю одежду, лежал на широком столе, когда я вошел в комнату и тихо произнес:

– Прошу всех выйти и не входить, пока я не разрешу.

Светлана деликатно, но энергично стала подталкивать ошарашенных случившимся родителей. В глазах матери я прочитал отчаянную мольбу и добавил:

– Не переживайте так, ваш сын еще не ушел, и я смогу вернуть его.

Конечно, я врал. Парень был обычным человеком, то есть – биологическим организмом без какой-либо духовной составляющей, в религиях, обычно называемой душой или, если вам по вкусу индийская экзотика, – атмой. Другими словами, возвращать было нечего, надо просто этот организм запустить, чем я сейчас и займусь. Вот если бы был адам, тогда бы пришлось сначала с душой договариваться, и там порой все очень непросто, никогда заранее нельзя предугадать результат. А слова – они всего лишь слова: обычные успокоительные слова, мне нетрудно их произнести.

Итак, воскресение человека Лекарем состоит из нескольких частей. Сначала убираем все внешние раны, в нашем случае – заращиваем эти порезы на руке. Потом «включаем» кроветворение, это нужно для того, чтобы восстановить достаточный объем крови, выпущенной из раны. Потом «запускаем» насос, разгоняющий кровь по телу. Этот насос еще называют сердцем. Одновременно «подаем» воздух в легкие. В медицине последние действия называются сердечно-легочной реанимацией.

Дальше самое главное – мозг. Формально вернуть пациента к жизни возможно, но в сознание он уже не придет, поскольку спустя короткое время после смерти неизбежно наступает декортикация – гибель коры головного мозга. В таком состоянии системы искусственного жизнеобеспечения иногда способны поддерживать дыхание и кровоснабжение, но пострадавший останется «овощем». Современные исследователи полагают, что с момента остановки сердца до развития серьезного повреждения мозга проходит от пяти до десяти минут.

Но не все так однозначно. Медицине известны случаи, получившие название «Синдром Лазаря», когда человек неожиданно оживал, и полностью восстанавливался даже спустя длительное время после смерти. Например, жительница США Вилма Томас попала в больницу с сердечным приступом. В течение семнадцати часов приборы не фиксировали электрохимической активности мозга. Врачи сделали все, чтобы спасти женщине жизнь, но ничего не помогало. Вилму отключили от систем жизнеобеспечения, но через десять минут, когда медсестры вынимали трубки, она вдруг пошевелила рукой, потом закашлялась, открыла глаза и начала говорить. Или другой случай, когда трехлетняя Камила Роксана Мартинес Мендоса из Вилья-де-Рамос, Мексика, была объявлена врачами мертвой 17 августа 2022 года из-за осложнений, вызванных желудочной инфекцией, но на ее похоронах члены семьи заметили, что она дышит и у нее есть пульс. Ее отвезли в больницу и долго пытались вернуть к жизни, но потом она все же окончательно умерла. Несмотря на то, что только зафиксированных и подтвержденных случаев подобного воскресения – десятки, почему так происходит – непонятно, хотя разные гипотезы и предлагаются.

Но то современная медицина нашего мира, очень далекая от тех методов лечения, которые использую я. Потому что я, Олег Виноградов, не совсем обычный человек, я адам, причем – чистый адам. Это означает, что в моем генеалогическом древе не было людей, предки которых сформировались как люди в процессе эволюции. Все мои предки происходят от людей, созданных Демиургом, так сказать, сразу в готовом виде. Между собой мы называем себя адамами – от библейского имени первого созданного человека. Внешне мы никак не отличаемся от всех остальных людей, да и внутренне тоже. Но в отличие от них, мы, адамы, являемся носителями некой нематериальной сущности, способной продолжать существование и после смерти тела, в религиях такую сущность называют душой. Люди эволюции, совершенно независимо от личной религиозности, души не имеют и, умирая, просто перестают существовать в каком бы то ни было виде. Ходят разные истории о том, что происходит с душой адама после смерти, но, по крайней мере, в том, что душа у меня точно есть, я убедился на собственном опыте.

Кроме этого, все чистые адамы – то есть те, чья кровь никогда не перемешивалась с кровью людей эволюции, по достижении определенного возраста получают некий дар, который потом может развиваться. Я на данный момент достиг второй ступени развития, перейдя из ранга Скульптора в ранг Лекаря. Это означает, что я могу лечить абсолютно все болезни людей и животных, а также возвращать умерших к жизни. Сегодня мой предел оживления составляет сутки после смерти тела, хотя, конечно, чем раньше, тем проще. Учитывая, что мой клиент – простой человек, трудностей я не предвидел. Это с адамами возникают проблемы, поскольку, прежде чем оживлять тело, надо договориться с душой, о чем я уже говорил, но далеко не все души соглашаются на возвращение. В данном же случае нет души – нет проблем.

***

Итак, в первую очередь восстанавливаем гемопоэз, то есть – процесс образования, развития и созревания клеток крови: лейкоцитов, эритроцитов, тромбоцитов. Проще говоря, запускаем систему кроветворения, процесс которой осуществляется кроветворными органами, прежде всего – миелоидной тканью красного костного мозга. Некоторая часть лимфоцитов развивается в лимфатических узлах, селезёнке, вилочковой железе (тимусе), которые совместно с красным костным мозгом образуют систему кроветворных органов.

Здесь важно контролировать количество выработанной крови, чтобы вовремя запустить сердце – практически одновременно с легкими, которые будут насыщать клетки крови необходимым им кислородом. Получилось! Уже мертвый с точки зрения медицины, парень сделал первый вдох. Уже хорошо, теперь главное – держать его без сознания, пока не разберусь с клетками мозга. А это процесс совсем непростой, поскольку их надо создавать заново.

Обычно нейрогенез – это комплексный процесс, который начинается во время внутриутробного развития с разрастанием ткани организма путем размножения и деления клеток-предшественниц, миграции, дифференцировки новообразованных клеток, и кончается образованием нового, функционирующего и интегрированного в нейрональную сеть нейрона. То же самое происходит и во время процесса регенерации. А мне нужно не просто запустить этот процесс, но и максимально быстро интегрировать новые клетки в мозг взамен погибших. Работа очень тонкая и кропотливая, почему-то напоминающая мне создание корабля внутри бутылки, хотя сам я этим никогда не занимался и даже не видел, как это происходит. Просто ассоциация такая, странная. Тут я улыбнулся, вспомнив старый анекдот, еще из институтских времен, о том, что корабли в бутылках делают гинекологи-пенсионеры.

Для работы мне необходима прорва энергии жизни, как я ее называю. По сути, это обычная энергия, которая требуется любому человеку для поддержания жизнедеятельности. Она образуется в результате распада органических веществ, главным образом углеводов и жиров, и, в меньшей мере, белков. Во время разрушения химических связей в молекулах между атомами выделяется энергия, из которой примерно половина растрачивается в виде тепла, а другая половина переходит в АТФ (аденозинтрифосфорную кислоту). Каким образом она преобразуется в энергию творения у адама-Скульптора или в энергию жизни у адама-Лекаря я понятия не имею, но факт есть факт. Именно с помощью этой энергии я имею возможность делать то, что делаю. Хорошо, что дар Лекаря имеет существенное отличие от дара Скульптора в способе пополнения этой энергии: если Скульптор черпает запасы энергии у себя самого и у пациента, то Лекарь берет ее просто из воздуха. Ну, это, конечно, я утрирую, я не знаю точно, как все происходит. Просто я вижу, что энергия разлита буквально повсюду и каким-то образом способен направлять ее в себя. Как это у меня получается, сказать не могу, но не потому, что не хочу, – просто не знаю. Вот как мы получаем энергию с дыханием и пищей? – Обычный человек понятия не имеет, но пользуется этим инстинктивно. То же самое и здесь: я просто делаю это, и всё. А потом перенаправляю поток энергии в ладони и через них – в тело пациента. Оперируя этой энергией, я и делаю то, что делаю. И если, будучи Скульптором, я всегда был озабочен пополнением запаса энергии для процесса лепки, то сейчас у меня с этим вообще нет проблем. Именно здесь, в первую очередь, великое преимущество Лекаря перед Скульптором, я бы даже сказал – решающее преимущество. Поскольку именно количеством энергии и ограничен дар Скульптора, который может менять тело, лепить из него что угодно, но вот на то, чтобы излечить даже самую простую болезнь, энергии всегда недостаточно. Что, кстати, странно, но странности – это теперь мое кредо.

Одно неприятно: чем лучше формировался во мне Лекарь, тем больше терял свои навыки Скульптор. Я, конечно, могу убрать шрамы или жир с живота или зада, но вот слепить из девицы неказистой внешности красавицу уже не получается. Жалко, сил нет, мне это так нравилось! Но то, что я умею теперь, несравнимо важнее. Поэтому постепенно я полностью перестал брать заказы на лепку и переключился исключительно на лечение и диагностику. Народ, стоявший в очереди на «красоту», был, конечно, крайне разочарован, но что тут поделаешь? Хорошо еще, выяснилась важная деталь, заключающаяся в том, что я могу с помощью своей энергии поддерживать уже имеющийся уровень внешнего вида человека, таким образом продлевая ему молодость, а с помощью дара Лекаря – поддерживать здоровье. Поэтому те, кто уже был преображен мною, получили гарантию подержания их внешности на годы вперед (не знаю пока, что со мной станет дальше), что гарантировало нам с Котельниковой непрерывный денежный поток. Моя начальница оповестила всех, что процедуры поддержания внешности следует проводить не менее раза в год, а для большей надежности – два раза. И, скажу вам, цены на эти процедуры она установила ненамного меньшие, чем за прежнюю лепку. А что поделаешь, престарелые красотки, слепленные мною, не хотели терять так дорого им давшуюся красоту, поэтому деньги вносили без споров.

Глава 2

Итак, погибшие клетки мозга восстановлены и включены в общую цепь. Теперь главное проверить, восстановилась ли личность. Честно говоря, чем дольше обычный человек мертв, тем меньше шансов на сохранение личности. Именно с этим и связан мой предел: одни сутки, в течение которых я могу оживить практически полноценного человека. При этом что-то выпадает все равно, чаще всего это касается событий последних дней. Наверное, как я предполагаю, не только это, просто остальное не столь заметно, и выяснится позже. Бывало, что человек забывал, как говорить, и тогда его приходилось учить заново, поскольку этот навык можно восстановить. Правда, уже не мне, мое дело – оживить. Но такое бывает обычно уже на предельных для меня сроках воскрешения. А сейчас этот парень, скорее всего, забудет события последних часов своей жизни и, что интересно, иностранные языки, если он их знал, конечно. Почему-то такое происходит почти всегда, хотя опыт у меня совсем небольшой. Но это некритично, на мой взгляд, совсем небольшая плата за жизнь.

Я обернулся и посмотрел на Серегу Свечина, молчаливой статуей застывшего у двери. Он, будучи одним из трех моих телохранителей, остался в комнате, контролируя периметр. Второй мой бодигард по имени Евгений, находился в коридоре по ту сторону двери. Третий – Андрей гулял вокруг дома, внимательно наблюдая за окрестностями. Эти три парня, бывшие офицеры-десантники, были для меня больше друзьями, чем наемными работниками. Двое из них, Андрюха и Женя, обязаны мне здоровьем, а все трое – своими новыми навыками и умениями. Сергею пришлось подправить внешность и с помощью Котельниковой прикупить новые документы, поскольку он считался пропавшим без вести, и если бы объявился, стал дезертиром. Хорошо, что он детдомовский и не женат, горевать некому. Мать вроде есть где-то, но о сыне, похоже, забыла сразу после того, как сдала его на попечение государства в возрасте одиннадцати месяцев.

– Ну, Серега, – сказал я, – бужу покойника.

Тот спокойно кивнул: после десятилетней стажировки в мирах Веера у леди Вилоры его трудно было чем-то удивить, уверен, он и сам умирал не раз. Всегда поражаюсь, когда думаю об этом, поскольку для парней прошло десять лет, а здесь, в Срединном мире, не прошло и суток. И они тоже, будучи частью этого мира, за эти годы не постарели ни на день, такой вот парадокс: какими отдал их на учебу, такими и забрал. В смысле биологического возраста, конечно. Реально же это были совершенно другие люди, практически совершенные орудия убийства, да и в головах многое поменялось. Жаль, что они просто люди, а не адамы. Но здесь уж ничего исправить невозможно, ну или я пока не знаю как. Тоже вариант, кстати, кто его знает, что там откроется на высших ступенях дара?

Я коснулся пальцем лба пребывающего без сознания бывшего мертвеца и выпустил крохотную искорку энергии жизни. Тот сразу же глубоко вздохнул, открыл глаза и уставился на меня непонимающим взглядом.

– Я врач, – произнес я, – помнишь, как тебя зовут?

– Помню, – ответил он, уставившись на белый халат врача, – говорю же, действует на людей безотказно. – Валера.

– Фамилия?

– Резчиков. А вы… почему здесь? Что-то случилось?

– Я врач, а ты больной. Об остальном тебе расскажут родители. Голова не болит?

Он на секунду задумался.

– Нет, ничего не болит.

– Год сейчас, какой?

– Так, эта… двадцать пятый с утра был.

– Хорошо, вставай.

Парень зашевелился, сел, посмотрел на себя.

– Ни хрена себе! А чё я голый-то?

– На ноги, говорю, вставай! – повысил я голос. Не хватало мне еще объяснениями здесь заниматься, пусть ему мама с папой рассказывают, почему они решили трусы с него снять.

Назвавшийся Валерой парень неловко спрыгнул на пол. Стоял он уверенно.

– Точно голова не кружится?

– Да нет же! – удивленно ответил тот, видимо, пытаясь сообразить, что происходит и почему он голый в комнате с двумя мужиками.

– Пройдись! Давай, давай, Валера, до окна и обратно, не тяни резину!

– А чё я голый-то? – опять спросил он, но к окну прошел и потом вернулся, прикрывая ладонями первичные половые признаки.

Я молча повернулся и пошел на выход. Серега выглянул первый, переглянулся с Женей, тот кивнул: всё нормально. Только после этого Свечин пропустил меня. Со стула напротив двери поднялась Котельникова, со скрытой тревогой в глазах. Я кивнул ей, подмигнув, и она выдохнула.

– Все нормально, – успокоил кинувшихся ко мне родителей неудачливого самоубийцы. – Ваш сын жив и здоров.

– Мама, а где моя одежда? – донеслось из комнаты.

Мамаша аж всхрапнула от избытка чувств и бросилась в дверной проем. Еле успел отскочить, а то снесла бы меня и даже не заметила. Вот она, материнская любовь в действии!

– Ну что, – обратился я к Светлане, – можем ехать?

Та заглянула в дверь, понаблюдала за пациентом с рыдающей у него на груди матерью, и ответила:

– Поехали.

Евгений, переглянувшись с Сергеем, пошел первым, внимательно глядя вперед и по сторонам. Сергей замыкал нашу маленькую группу, контролируя тыл. Когда мы вышли на улицу, машина уже стояла у самых ступеней огромного крыльца (или как называется этот величественный вход в дом?) с открытыми дверями. Я, не торопясь, дал сначала сесть Котельниковой, лишь потом сел рядом с ней. Мои парни меня не торопили, не требовали быстрым шагом нырять в салон, они понимали, что я и сам по себе представляю оружие, да и они не лыком шиты – если даже по нам откроют автоматный огонь, мы успеем принять меры. Наверное. А потому суета здесь лишняя. По правде говоря, я мог бы, думаю, вообще обойтись без охраны, но мало ли что! Да и парни мне не чужие уже, пусть работают, я человек не бедный, могу себе позволить. К тому же для солидности самое то – мои богатые клиенты сразу проникаются чем-то, что заменяет у них чувство уважения.

***

Мы катили по ночному городу молча, каждый думая о своем. Мой ночной город – это практически отдельный мир, где можно часами гулять, наслаждаясь изящной архитектурой в огнях иллюминации. Окутанный вуалью ночи город создает таинственную атмосферу, погружая величественные дворцы, парки и набережные в мистическое освещение. Конечно, все это касается только центра, жилые районы везде однотипны, но я ведь и живу в центре, что мне до окраин? Наверное, я никогда не устану наслаждаться красотой моего города в любое время суток, но ночью кажется и дышится легче, и шума меньше.

Первой нарушила молчание Светлана Ивановна, как я ее иногда еще называю по старой памяти, но в основном на публике. Хотя сейчас она выглядела вовсе не такой солидной женщиной, с которой я когда-то познакомился. Теперь она вновь была молодой и ослепительно красивой девушкой. Моих рук дело, жаль, больше я так, наверное, не сумею, как все же плохо, что на следующей ступени предыдущий дар уходит. Правда, я слышал, что в конце этой лестницы открывается все сразу, но это неточно. Отец мог бы, наверное, рассказать, но он, видимо, предпочитает, чтобы я до всего доходил своим умом или, возможно, таковы условия.

– Знаешь, Олег, – почти прошептала Котельникова, – каждый раз, когда я это вижу, мне становится страшно. Никак не могу привыкнуть, что ты можешь оживлять покойников. Всегда интересно, а что он видел там, за порогом смерти?

– Ничего он не видел, – спокойно ответил я, мы уже не первый раз на эту тему говорили. – И нет никакого «там». Он просто умер, и в теле начался процесс разложения, который я остановил и немного даже обратил вспять. А его самого, как личности не было нигде, вообще нигде.

– Но… как же тогда… он не был, его не существовало, и – раз, он опять начал существовать в прежнем виде? Я этого не понимаю.

– Я тоже, – вздохнул я. – Но ведь и человек образуется в чреве матери из одной капли, странно, что этому никто не удивляется. Мужчина и женщина получили удовольствие, а потом – бац, и появился третий, вот где настоящее чудо! – я положил руку ей на бедро. Почему-то после лечения я всегда чувствовал прилив мужской силы, возможно, от переизбытка пропускаемой через себя энергии. – Может, заедешь ко мне?

– Олег! – она сняла мою руку со своего бедра и зажала в ладошках, усмехнулась и игриво скосила на меня глаза.

Я в ответ сделал умоляющее лицо. Светлана засмеялась, потом положила мне голову на плечо и прошептала:

– Если честно, хоть я и привыкла немного, но после такого… мне тоже необходима разрядка. Я бы чего-нибудь выпила…

– У меня есть прекрасное вино, – тоном соблазнителя из женских сериалов прохрипел я и, изловчившись, тихонько укусил ее за мочку уха.

– Только недолго, мне надо выспаться. И лучше всего это у меня получается в собственной постели.

– Само собой, дорогая, – мурлыкнул я, глубоко вдыхая волнующий запах ее волос. – Сон – это святое, вот только тебе придется его заслужить…

Светлана засмеялась и, извернувшись, впилась в мои губы. Да-а-а, сочетание молодого тела и зрелого разума – это, скажу я вам, еще та зажигательная смесь!

***

Почти полгода прошло с тех пор, когда я вновь появился в Срединном мире после пятилетней, скажем так, стажировки у старой знакомой отца, а по совместительству – лучшего бойца Веера миров, леди Вилоры. Впрочем, о том, что она настоящая принцесса в изгнании, я узнал лишь в последний день там – отец мимоходом обмолвился, словно это мелочь какая-то. Хотя может и правда сейчас это уже не имеет никакого значения, но мне было бы интересно узнать ее историю. Может, еще узнаю как-нибудь, надо будет обязательно ее навестить, заодно, если надо, поправить внешность, там ведь время идет не так, как у нас – какая-то особенность этого искусственного мирка, выпадающего из общего пространственно-временного потока.

Да, это была насыщенная пятилетка, эти годы я никогда в жизни не забуду. Первый год я каждый день раз по сто проклинал и отца, отдавшего меня в обучение к некогда лучшей воительнице Веера, и себя, за то, что согласился на эту авантюру, и Вилору, как мне казалось, специально мучившую меня просто потому, что она садистка и ей нравится смотреть, как страдают другие. До сих пор, когда вспоминаю первое время там, непроизвольно дергаюсь как припадочный. Конечно, здорово, что я прошел эту школу, но если бы заранее знал, как это будет, думаю, вряд ли согласился, несмотря ни на какие преимущества, полученные в виде конечного результата.

Потом привык, конечно, человек ко всему привыкает, и, более того, мне стало даже нравиться то, каким я становлюсь в результате этих изматывающих тренировок. Кто когда-то занимался спортом, знаком с этим удовольствием от ощущения того, как меняется твое тело, – вот, умножьте это чувство примерно на сто и получите то, что испытывал я.

Почти пять лет, пять долгих лет, в результате – чемпионский пояс по боям без правил Веера миров среди адамов. Но когда я вернулся в наш Срединный мир, выяснилось, что здесь не прошло и минуты. И, повторюсь, я не в состоянии понять, как такое возможно. Но факт.

А потом была война с государством, представленным Конторой. Может, расскажу как-нибудь, эта войнушка заслуживает отдельного рассказа. Если в целом, то конторщики отказывались верить, что Скульптора Олега Виноградова больше нет, что я больше не могу с ювелирной точностью менять внешность человека. Они ведь так и не успели воспользоваться этим моим даром, на который у них, вероятно, были очень большие планы. Могу их понять, в разведке такая возможность очень бы пригодилась. К примеру, подменил телохранителя какого-нибудь важного террориста на своего человека, которого внешне отличить совершенно невозможно, а потом подменыш сыпанул бы что-то тому в чай, или даже просто вызнал планы, классно же? Ну, это я так, навскидку, там же возможности такие открываются, что мама не горюй!

Однако, убедившись в потере способностей Скульптора, все же оставили меня в покое, естественно, после того, как я заключил с ними соглашение о том, что использую свои новые возможности Лекаря тогда и там, где это будет необходимо Родине, которую Контора в данном случае символизировала. Причем, блин, безвозмездно, то есть – бесплатно, поскольку, как они выразились, это мой священный долг. Ладно, решил я, пусть это будет моим долгом, а если точнее – платой за то, что они предоставили мне относительную свободу, и пообещали защитить в случае чего. Ошейник Конторы и правда пока был не очень строгий, и до сих пор проявлялся лишь в том, что я должен был предупреждать их, если выезжаю куда-то из города больше, чем на сутки. Ну а защита… видел я их защиту, да и как меня можно защитить, если даже президентов, случается, отстреливают? Здесь я всецело рассчитывал только на себя и на своих парней. Поэтому платил я им хорошо, даже предоставил беспроцентный кредит на покупку жилплощади в городе, но нисколько не жалел об этом. Я только сегодня, наверное, заработал больше, чем стоят три квартиры в центре столицы, вместе взятые. Надо будет, кстати, спросить у Светы, которой я доверил все финансовые вопросы, я все равно мало что в этом понимаю. Впрочем, не сомневаюсь, что она и без моих вопросов все мне сообщит и предоставит полный расклад.

Парни пробыли на обучении у Лоры десять лет по времени того мира. Все же они обычные люди, поэтому времени на обучение потребовалось вдвое больше. А результат все равно хуже, чем у меня. Но со мной сравнивать не стоит, я адам, и не просто адам, а чемпион Веера, с любыми же другими местными адамами они справятся, надеюсь, без проблем. Не говоря уже о людях, среди которых для них соперников нет. Ну, по крайней мере, теоретически. Я отдал их Вилоре утром, а вечером забрал – по времени нашего мира, для них же прошло десять лет, но на их внешности это никак не отразилось, особенно в сравнении с Лорой. Принцесса постарела, это я сразу увидел, как только оказался у знакомой избушки. Поэтому, прежде чем расстаться, я, как мог, на остатках дара Скульптора поправил ее внешность и полностью, можно сказать, обновил ее здоровье с помощью нового дара Лекаря. Провожала нас вновь молодая и абсолютно здоровая девушка, которой, наверное, очень пошла бы корона принцессы. Впрочем, кому не пошла бы корона, особенно если она сопровождается соответствующим положением в мире?

Официально я теперь числился диагностом или, если по документам – специалистом по диагностике заболеваний. С этим и правда, теперь у меня проблем не было. Конечно, я мог диагностировать болезни, будучи еще Скульптором, но, в сравнении с нынешними возможностями, то было как смешная трубочка для прослушивания у какого-нибудь земского врача начала двадцатого века в сравнении с самым современным стетоскопом. И даже это сравнение не дает всей картины того, насколько сейчас я могу лучше определить, что, где и как у человека болит, а также, что конкретно ему надо с этим делать. Это была моя основная легальная работа. Ну да, я по образованию простой хирург, но кому какое дело, что хирург работает диагностом, если у нас и специальности такой даже нет? Работает и работает, налоги платит, тем более что мои диагнозы оформлены как предположения и рекомендации, не более того. Хочется кому-то платить за это очень неплохие деньги? – Так, то его проблемы, государству до этого дела нет, если налоги поступают регулярно и в полном объеме. Если уж гадалки у нас официально индивидуальными предпринимателями числятся, то какие ко мне претензии?

А то, что я еще и лечу, так это вообще никого не волнует, мало ли в стране экстрасенсов? И все уверяют, что лечат. Кто их проверяет? – Да никто! Опять же из разряда: людям хочется тратить свои деньги на шарлатанов? – Пусть тратят, лишь бы налоги с этих денег шли! Ну а о том, что этот шарлатан регулярно наведывается к Гаранту, так о том знают лишь те, кому положено. Для всех остальных Гарант – наглядный пример здорового образа жизни, о чем свидетельствуют регулярные телерепортажи то с рыбалки, то с охоты. Людям нравится, а это главное. А мне – легальная возможность зарабатывать свои деньги без оглядки на всякие надзирающие органы.

А уж о том, что я могу даже мертвых воскрешать, если, конечно, те совсем недавно умерли, знают совсем немногие. Впрочем, слухи ходят, куда ж без них? Но мало ли о чем люди болтают? Если все байки слушать, то и работать будет некогда. Кому надо, и по карману, те знают. Однако воскрешение стоит так дорого, что большинство даже очень богатых людей оставляют мертвым хоронить своих мертвецов1, а живым продолжать жить. Но не всегда, как, например, в сегодняшнем случае, когда единственный сын дороже любых денег, которых у человека куры не клюют.

Я к этому отношусь философски: каждый из рожденных женщиной, однажды умрет – это факт. И каждому свой срок, будь то предопределение или чистая случайность – без разницы. К тому же некоторые утверждают, что случайностью называется закономерность, которую мы не видим, которая для нас неочевидна. В общем, рассуждаю я, человек умирает, и это нормально. Было бы ненормальным в нашем мире, если бы кто-то родился и жил век за веком, не собираясь умирать. Вот это было бы из ряда вон выходящим событием, а смерть – повседневность, обычная и привычная. И поэтому я спокойно отношусь к смерти, для родных же и близких это трагедия, конечно, но трагедия ожидаемая, неизбежная. Каждый родитель знает, что его ребенок умрет, надеясь лишь на то, что он сам умрет раньше, поскольку кто-то там сказал, что хоронить своих детей – это неправильно. Однако это уже из области морали и прочих наших хотелок и мечтаний: в реальной жизни бывает по-всякому, и похороны своих детей совсем не редкость, и не статистическая погрешность. За один только месяц в нашей стране по статистике умирает больше двухсот детей в возрасте от ноля до семнадцати лет. Путем умножения получаем почти две с половиной тысячи случаев в год, когда родители хоронят своих детей. И это сейчас, еще каких-то лет пятьдесят назад эта цифра была вдвое больше. В общем, как вы видите, профессиональная деформация цветет у меня пышным цветом.

Когда Котельникова ушла, я сразу завалился спать, день, точнее, вечер выдался сегодня тяжелым, а любовные забавы вытянули последние силы. Вот почему так, мужчины после близости устают, а женщины, такое впечатление, только сил набираются? Это была моя последняя мысль перед тем, как я провалился в сон.

Глава 3

Утром за завтраком, а завтракал я обычно вместе с ребятами, которые дежурили у меня ночью по очереди, – Андрей недовольно бубнил:

– Вот, везет тебе, командир, с бабами, а у меня единственная женщина была – это моя жена, да и та бросила, когда у меня руки не стало.

– А в чем везение-то? – не понял я. – У меня еще вообще жены не было.

– Зато к тебе девки сами в постель лезут. А у моей, даже когда еще все нормально у нас было, фиг допросишься, словно и не жена мне была, а чужой человек. Вот почему так, скажи, как врач, а?

Я чуть не подавился пересоленной яичницей, которую приготовил бывшей старлей ВДВ. Откашлялся, глотнул водички и, не торопясь, заговорил.

– Во-первых, – начал я, – не выдумывай, очереди ко мне в постель нет, и никогда не было. Ну, если не считать тот небольшой промежуток времени, когда я лепил у Котельниковой в качестве Скульптора. Но и тогда если кто и лез ко мне, то исключительно с меркантильными целями: чтобы я бесплатно что-то у них поправил, а вовсе не потому, что жаждали переспать со мной. В любом другом случае ничего подобного не было бы. А с Котельников мы давно дружим.

– Ага, телами, – хмыкнул Андрюха.

– Во-вторых, – проигнорировал я его реплику, – до двадцати пяти лет я вообще был девственником.

– Да ладно! – не поверил Андрей.

– А смысл мне врать? Так что мой опыт общения с женщинами совсем небольшой. Была одна постоянная, да и та сплыла. Вот, Светлана теперь иногда навещает, совсем нечасто, кстати, только когда сама желает – вот и все мои женщины на сегодня. А что было в том мире, того уже нет.

При последних словах Андрюха опустил глаза, а я внутренне поморщился, глядя на это. Нет, так-то я понимал, что десять лет в одном доме с красивой женщиной… а зная темперамент Лоры… В общем, ясен пень. Ну и ладно! Я постарался прогнать неприятные мысли: это ведь для меня тогда меньше суток прошло, а для них – долгие годы.

– Что же касается твоей жены, то женщины, Андрей, тоже всякие бывают. Как, кстати, и мужчины. Но ты должен понимать, что физиологически мы с ними очень разные. Вот, скажи, ты сильно бы стремился к сексу, если оргазм от этого мероприятия был тебе совершенно не гарантирован? Или, допустим, ты бы его вообще никогда не испытывал?

– Как это? – не понял десантник.

– Да вот так! – развел руками я. – Просто не было бы его у тебя, и всё.

– Хм, – задумался он. – А зачем мне тогда вообще секс был бы нужен?

– Ну вот, – улыбнулся я, – ты и ответил на свой вопрос.

– Не, командир, – отреагировал Андрей после небольшого раздумья. – Все равно не понял, ты мне разжуй, как для чайника.

– Мы, мужчины, – кивнув, продолжил я, – с самого первого раза подсаживаемся даже не столько на секс сам по себе, сколько на его финал – оргазм. Все остальное тоже, конечно, интересно, но без этого конечного аккорда, как ты сам только что сказал, всё теряет смысл. И если бы ты не испытывал оргазм, то, скорее всего, давно забил бы на это грязное дело. Разве что по обязаловке, ради зачатия детей. Но, – тут я поднял палец вверх, – оргазм для нас, мужчин, как наркотик, мы желаем вновь и вновь испытать этот ни с чем не сравнимый кайф, понимая, что он гарантирован нам стопроцентно. Если есть эрекция, то будет и оргазм, правильно я говорю?

– Ну, правильно, – пожал плечами он.

– А вот теперь представь себе, друг мой, что по разным опросам минимум, повторяю: минимум тридцать процентов женщин вообще никогда в жизни не испытывали оргазм, хотя и ведут регулярную половую жизнь. Остальные испытывают его лишь иногда, – кто-то реже, кто-то чаще, но никто каждый раз при любом сексе с мужчиной. То есть, в отличие от нас, им этот самый оргазм, это кайф, на который мы подсаживаемся, вообще никогда не гарантирован, всегда есть только не очень большая вероятность. И для того, чтобы она реализовалась, должно срастись сразу несколько неочевидных факторов, большая часть из которых психологические, а не физиологические, хотя здесь все завязано в один клубок. Короче, сложно у них все с этим делом. И вот теперь, герой-десантник, просто подумай, а нафига им этот секс вообще нужен, особенно если они, к примеру, из тех тридцати процентов? Что им остается в этой постельной возне? Осознание факта, что какой-то мужик получил удовольствие? Тебя бы на их месте это удовлетворило?

– Охренеть! – Андрюха ошарашенно уставился на меня. – Чё, правда, что ли? Так все и есть, не шутишь?

– Да, примерно так, – я отхлебнул почти остывший кофе. – Они могут получить от секса ласки, слова любви, поцелуи и прочие ништяки, но скажи мне, товарищ старший лейтенант, много ты отводил на все это времени? Или тебе быстрее хотелось между ног забраться, чтобы получить, наконец, новую дозу кайфа-оргазма? Еще и злился, небось, на нее, когда она пыталась отвертеться, кричал: мол, обязанность это твоя, супружеский долг! Вот, честно, Андрюха, ты в те моменты думал о ней или, как наркоман, лишь стремился получить свою очередную дозу, после которой жена уже и не очень интересна?

– Да откуда я все это знать-то мог! – возмутился мой телохранитель. – Кто бы мне это объяснил? В школе этому не учат! Я и сейчас-то не очень тебе верю, я вообще думал, что им секс нужен точно так же, как нам. Да, злился, думал, что, может, изменяет с кем? Типа: получила удовольствие на стороне, а дома уже не хочет!

– Вот! – я ткнул пальцем в его сторону. – Это потому что ты рассуждаешь так, как поступил бы сам. Но, в отличие от тебя, она, вероятно, не была оргазмной наркоманкой, ей, может, все это просто в тягость было. Ну, ты сам только что сказал, что, дескать, нафиг такой секс не нужен, если нет оргазма, верно же? И если у нее этого самого оргазма от соития с тобой не было, просто подумай: с чего бы ей хотеть этой близости так же, как и тебе?

Андрюха надолго замолчал, переваривая информацию, а я пока уминал бутерброды. Наконец, он отмер и хмуро спросил:

– И чего теперь делать?

– Забей! – невнятно ответил я с полным ртом, потом проглотил и уже более внятно добавил:

– Мужчины останутся мужчинами, женщины – женщинами, этого не изменить. Конечно, всегда есть небольшой шанс, что тебе встретится женщина с сексуальностью по мужскому типу, которая будет так же наслаждаться процессом, как и ты, но…

Я подмигнул Андрюхе и снова откусил от бутера.

– Чего «но»? – не выдержал он.

Я тщательно, не торопясь, прожевал и только потом ответил:

– Но не факт, что она не будет тебе изменять, если вдруг ей будет тебя мало или, по ее мнению, ты плохо будешь ее удовлетворять. Ведь она станет такой же наркоманкой в этом деле, как и ты.

Я засмеялся и, встав, хлопнул Андрюху по плечу:

– В остальном живи, как получится, но если замутишь с какой феминой, помни, что я тебе сказал. Попробуй дать ей в постели то, что ждет от этой близости она, хотя… – я задумался, – тут еще хрен угадаешь, они ведь молчат в основном, желания свои не озвучивают. А нам, откуда знать? В общем, забей, и все! Что бы ты ни делал, все равно что-то будет не по ней, так уж они устроены.

– Блин, вот ты меня загрузил, командир, – пробормотал Андрюха вставая. – Если так, то, поскольку детей я пока заводить не хочу, не проще ли мне снимать проститутку? Деньги ты мне платишь хорошие, могу себе позволить.

– Как знаешь, – пожал плечами я. – С одной стороны, это выход. Здесь, по крайней мере, все честно: ты платишь, она изображает удовольствие – и оргазм у тебя в кармане. Каждый получил что хотел, все довольны. С другой стороны, я бы, наверное, не смог, понимая, через, сколько рук она каждый день проходит, и что в этих руках (и не только в руках) держит. Решай сам.

Тут в прихожей раздался условный звонок, и Андрей, заглянув в глазок, сообщил:

– Жека нарисовался.

– Отлично, поехали!

***

«Авторская студия красоты» на Некрасова встретила меня улыбками персонала, почти с каждой девушкой у меня было что-то общее. Совсем необязательно близость, кстати. Если кто-то думает, что любая баба готова отдаться за исправленный носик, то он глубоко заблуждается. Случаются, конечно, и такие, но это точно не большинство. Я бы даже сказал – исключение, остальные пытались отыскать другие пути, а многие даже не пытались. Сейчас, когда я перестал практиковать лепку тел, но зато стал способен исцелить любую болезнь, интерес ко мне среди девчонок Котельниковой, как она сама их называла, кажется, только возрос. Оно и понятно, красота – это, конечно, прекрасно, но здоровье все же важнее.

– Выспались, Светлана Ивановна? – спросил я, заходя в кабинет к хозяйке заведения.

– Привет, Олег! – рассеянно ответила она, не отрываясь от экрана ноутбука. – Садись, я сейчас закончу. И – да, я выспалась, а за Ивановну потом отомщу.

Она на секунду повернула ко мне свое лицо и показала язык. Ну, что ты будешь делать, взрослая женщина, а ведет себя порой как девчонка. И я этому очень рад, такой она мне нравится больше.

Пройдя к кофемашине, я выбрал себе американо, любуясь аппаратом и думая о том, что надо бы и мне приобрести такой. Это вам не моя древняя рожковая кофеварка, это вещь! Хотя, если честно, мне почему-то вкус кофе дома казался более насыщенным. Пожалуй, не буду менять пока. Я по натуре человек довольно консервативный, и если что-то меня устраивает, то я буду пользоваться этим, пока не сломается, ну или пока вожжа под хвост не попадет. Такое тоже бывает, отсюда все мои вообще ненужные покупки.

Прихватив чашку (настоящую красивую чашку, а не какой-то бумажный стаканчик), я уселся в удобное кресло и стал любоваться Светланой. Она мне очень нравилась, сам делал! Я ухмыльнулся, а она, конечно, спросила:

– Чему улыбаешься?

Вот, скажите, как они это делают? Она же смотрела в экран, а не на меня! Все же женщины очень странные существа, недаром раньше их в колдовстве частенько обвиняли. С другой стороны, вы знаете хоть одного мужчину-гадалку? Я, например, ни разу не слышал. Всегда только женщины этим занимаются. Так, может, не так уж были неправы деятели инквизиции, возможно, они знали что-то, о чем подзабыли сегодня? Но Котельниковой я, естественно, этого не сказал. Сказал то, что ей понравится:

– Тобой любуюсь, красавица моя, слюни пускаю.

Она весело рассмеялась и погрозила мне пальчиком, не отрывая взгляд от экрана. Тогда я встал, выглянул в коридор и спросил у стоявшего за дверью Сергея:

– Кофе будешь?

– Олег! – возмутился тот. – Зачем ты меня провоцируешь? Я на работе и не имею права отвлекаться!

Я подмигнул ему и закрыл дверь. Зря я, конечно, так делаю, безопасность важна, это отсутствие неприятных событий в последнее время меня так расслабило. И в очередной раз подумал, что такие панибратские отношения с телохранителями, меня однажды погубят. Но я не мог с ними по-другому, они же мне друзья, кто еще из людей был в Веере, – там же, где я? Ладно, пусть бдят. И я вернулся на место, тем более что Котельникова уже закончила свою медитацию перед монитором и обернулась ко мне. Ее наманикюренный пальчик поманил мен, я вскочил, и мы скрепили утро долгим поцелуем. Хм, интересный сегодня вкус у ее помады.

– Есть что-то на сегодня? – спросил я, все же вернувшись в кресло.

– Шесть диагностик, первая, кстати, уже через пятнадцать минут.

– Все общие?

– Да, полная расширенная диагностика. По результатам буду говорить с клиентами сама, ты мне, главное, как обычно, предоставь полный анализ.

– Само собой, – кивнул я. – Тогда я пошел готовиться?

– Давай, Олежа, список скинула тебе на почту.

В кабинете, включив комп, я открыл почту и пробежал глазами список сегодняшних клиентов. Четыре женщины и двое мужчин, обычное соотношение, почему-то женщины больше заботятся о своем здоровье, мужчины в этом отношении легкомысленны: пока совсем не припрет, к врачу ни ногой. Хотя, конечно, встречаются разные и женщины, и мужчины.

Здесь зашла медсестра по имени Вера, женщина лет под сорок, но очень хорошо выглядящая. Впрочем, других Котельникова не держит. Персонал, считает она, должен своим внешним видом демонстрировать пользу предлагаемых салоном процедур.

– Здравствуйте, Олег Игоревич, – поприветствовала она меня. – Там уже первый пациент ожидает.

– Здравствуйте, Вера Дмитриевна, – ответил я, взглянув на часы на мониторе. – Через пару минут приглашайте.

После чего встал, натянул халат с логотипом заведения и бейджиком, и снова уселся за стол. Открыл файл с формой учетной карты пациента, и стал заполнять строчки с ФИО, заглядывая в листок: Каретников Александр Николаевич, полных лет – сорок два. В списке, который дала мне Светлана, в скобках после фамилии значилось: «Газпром, топ-менеджер», но эту информацию я заносить не стал. И так ясно, что мой кабинет бедные люди не посещают, и это меня порой, если честно, бесит. Так надоело смотреть на эти надменные рожи, считающие всех остальных прислугой! Наверное, из-за того, что иногда во мне просыпается совесть, я недавно взял под свою опеку детский дом-интернат на Чкаловской. Это помогает мне ощущать себя нормальным человеком… ладно, пусть адамом.

Дверь открылась, и в кабинет вошел человек небольшого роста, в очень дорогом, даже на мой некомпетентный взгляд, костюме.

– Здравствуйте, доктор, – произнес он внушительным голосом, привыкшим отдавать распоряжения.

– Здравствуйте, Александр Николаевич, – ответил я. – Пожалуйста, садитесь и давайте сначала мы с вами заполним карту пациента, так положено.

Ну и началось обычное, скучное, но неизбежное: что, где, когда, на что жалуетесь? Это было нужно не мне, это было нужно для него, чтобы создать видимость серьезного обследования и, по сути, просто набить себе цену. Поэтому опрос был длительный, очень внимательно выслушиваемый и тщательно записываемый. Все, что было нужно мне, так это просто положить ему руку на любую открытую часть тела для того, чтобы увидеть всю картину состояния его организма. Но так делать было нельзя ни в коем случае, поэтому спектакль продолжался: за свои очень немаленькие деньги человек должен увидеть, что врач старается, что он очень внимателен к нему, что для него важно каждое твое слово и т. д. И все это продолжается не менее получаса, когда, наконец, я подхожу к главному. Прошу мужчину раздеться по пояс, потом внимательно выслушиваю через стетоскоп, он у меня классный, настоящее немецкое качество – Little Doctor LD Cardio. Головка оснащена двумя звукопроводящими каналами, что обеспечивает качественную акустику, диапазон частот широкий: от 200 до 500 Гц. В общем, то, что надо, и на пациента впечатление должно производить, типа у нас здесь все самое лучшее. Потом измерил ему давление, тонометр, кстати, у меня тоже классный, японский – OMRON M7 Intelli IT, хотя это все тоже больше для понтов, вы понимаете.

И лишь после всей этой «пыли в глаза», я, наконец, приступил к настоящей диагностике. Попросил пациента лечь на удобную кушетку и стал водить рукой по его груди и животу, потом велел перевернуться, и то же самое провернул со спиной. Понты, понты и еще раз понты – наше всё, но это важно. Наконец, я остановил левую руку в одном месте и, попросив его полежать некоторое время спокойно и молча, правой рукой стал записывать в блокнот на специальной подставке все, что видел.

Возрастных изменений было много, но все, в общем, вполне в норме для его возраста, видно, что мужик следит за своим здоровьем. Ничего сверхкритичного, но при этом всё вместе существенно понижает качество жизни. Так он может жить еще многие годы, просто с каждым годом чувствовать себя будет немного похуже. В основном именно так и живут все люди.

Я попросил его одеться и подождать, а сам быстро перенес все свои записи в электронную карту пациента, и отправил ее Котельниковой. После чего обернулся к самому Каретникову и честно озвучил все, что увидел, резюмировав:

– Итак, Александр Николаевич, подводя итог, могу сказать следующее. В целом для своего возраста вы относительно здоровы, так что спокойно можете продолжать так жить и дальше. Если же хотите улучшить качество своей жизни, и вновь почувствовать себя молодым и полностью здоровым, то это тоже в моих силах. Сейчас, пожалуйста, пройдите к Светлане Ивановне, где она вам все подробно объяснит, и, если надумаете, назначит вам время для посещения.

Он ушел, а я стал готовиться к приему следующего пациента, который должен был подойти через полчаса. А в голове всплывали картины недавнего прошлого.

Глава 4

– Ты обязан отчислять в фонд нашего Сообщества двадцать пять процентов от всех твоих доходов ежемесячно. Таковы общие правила.

Я удивленно распахнул глаза, оглядывая собравшихся людей, нет, не людей – адамов. Всего их было семеро: четверо мужчин и три женщины. Мне объяснили, что они представляют собой управляющий Совет Сообщества адамов нашего государства. Странно, ни отец, ни друг отца Иван, никогда прежде ни о существовании Сообщества, ни о том, что есть некий управляющий Совет, не упоминали ни словом. При этом, как выяснилось, Иван был одним из членов этого самого Совета. Я попытался поймать его взгляд, но он все время смотрел куда-то в сторону и, кстати, молчал все время разговора. Только при встрече крепко пожал мне руку и улыбнулся.

– Не понимаю, – пожал я плечами. – Я не помню, чтобы когда-то выражал желание вступать в ряды какого-то Сообщества, и я не давал согласия на то, чтобы мной управлял некий Совет. С какой стати я должен делиться с вами честно заработанными мной деньками?

– Ты являешься членом нашего Сообщества по праву рождения, – мягко, но твердо ответил мужчина, – если я не ошибаюсь, представившийся Евгением. Они все выглядели очень молодо, но их глаза выдавали их. Даже у самой молодой с виду девушки, которой я не дал бы больше двадцати двух – двадцати трех лет максимум, был взгляд пожилой женщины. Не знаю, как это так получалось, но, думаю, без работы Скульптора здесь не обошлось. Интересно. В стране есть еще один Скульптор, или у них договор с теми самыми, где-то прячущимися, таинственными африканскими ребятами? Я слышал, есть еще какой-то японец. Возможно, это его рук дело… или я чего-то не знаю. Впрочем, сейчас все это неважно. Я вновь прислушался к тому, что говорит Евгений, который здесь был кем-то вроде председателя.

– Ты являешься членом сообщества адамов по праву рождения, как, к примеру, ты являешься гражданином государства. И как гражданин государства платит налоги просто потому, что он гражданин, так и ты, как адам, обязан отчислять процент от своих доходов сообществу.

Я немного подумал и ответил:

– Плохой пример. Государство выдавало пособие моей матери, пока я был маленький. Потом бесплатно воспитывало и учило меня, начиная с ясельной группы и заканчивая институтом. Государство предоставляет мне бесплатную медицинскую помощь, хорошую или плохую, но предоставляет. Государство охраняет меня и защищает при помощи полиции и армии. Опять же, плохо ли, хорошо, но оно берет на себя такую ответственность. И за все это оно вычитает у меня тринадцать процентов с заработанных мною средств. Это я, по крайней мере, могу понять. А вот за что я должен платить вам, я, простите, не понимаю. Может быть, вы мне объясните?

Я внимательно посмотрел на всех. Кто-то хмурился, кто-то откровенно улыбался, кто-то с интересом разглядывал меня. Неожиданно Иван поймал мой взгляд, подмигнул и вновь отвел глаза. Я заметил, что Евгений собирается что-то сказать, но не дал ему этого сделать продолжив:

– Что вы сделали для меня? Может быть, как-то поддержали в те долгие годы, когда я страдал от болезни? Утешили, объяснили, что все скоро закончится? – Нет. Тогда, может быть, вы что-то объяснили мне тогда, когда во мне проснулся дар, раскрыли его природу, руководили моим становлением, как одаренного адама? Может быть, вы учили меня с ним обращаться? Или помогли мне тогда, когда меня загребла Контора и закрыла в камере? А когда на меня вышел террорист со своим заказом? А когда я дважды умирал от незнания границ своих способностей? Когда меня похитила иностранная спецслужба, вы пришли мне на помощь? А когда наши спецслужбы сцепились между собой за обладание моей незаменимой тушкой? На все вопросы ответ один: нет. Вы и пальцем не пошевелили, лишь с интересом наблюдая: интересно, а как он из этой ситуации выберется? Удастся ему или он умрет?

Я выдохнул и вновь оглядел всех собравшихся на широкой террасе этого уютного домика, находящегося непонятно где. Они молчали, а я – нет.

– Да, однажды мне помог Иван, вернул к жизни. Но вот что я хотел бы узнать. Скажите, Иван, это было решение Совета или ваша личная инициатива?

И по тем заинтересованным взглядам, что скрестились на Иване, я уже понял: Совет ничего не знал, и не имеет к тому происшествию никакого отношения.

– Ай, молодец, Ваня! – громко прокомментировала девушка с ярким коктейлем в руках. Она даже поставила фужер с коктейлем на столик и демонстративно захлопала в ладоши.

– Это правда, Иван? – спросил господин председатель.

Иван пожал плечами и спокойно ответил:

– Да, это правда. Я не мог поступить иначе, его отец – мой друг, и я знаю Олега с пеленок.

– Ладно, – с угрозой в голосе ответил Евгений. – Мы поговорим об этом позже.

– Что и требовалось доказать, – подытожил я. – В итоге вопрос все тот же: с какой стати я должен вам что-то платить? И на что вообще идут эти деньги? Вы вообще, чем занимаетесь, уважаемые адамы, как Совет?

– Согласно Уставу, мы координируем деятельность Сообщества адамов, – неожиданно ответила девушка, сидящая в углу и до этого момента молчавшая. Вроде бы Татьяной ее зовут. – И, между прочим, мы собирались, когда у тебя, Олег, проснулся дар, и обсуждали этот вопрос. До того, как дар не проснется, адам не может быть членом нашего Сообщества и, в частности ты им и не был. Это ответ на часть твоих вопросов, Олег.

– Ладно, ладно…, – я переваривал услышанное. – Хорошо, пусть так. Могу ли я узнать, что в тот раз решил Совет в отношении меня?

– Наблюдать и ни во что не вмешиваться, – громко прозвучал голос Ивана. – Вот такое, Олег, было решение Совета. Не вмешиваться даже в том случае, если тебе будет грозить смертельная опасность. Именно поэтому в тот раз я действовал один, по сути, нарушив решение Совета. Я не был согласен с этим решением, но все решает большинство голосов.

– Это так… умилительно, – медленно ответил я, подбирая слова. Хотелось сказать грубее, сильно грубее, но я легко сдержался. Уроки Вилоры не прошли даром: эмоции проявлялись лишь в том случае, если я считал это необходимым. Во всех остальных случаях мой покерфейс был непробиваем. – Так, на что же вы тратите собираемые с адамов деньги, дамы и господа?

Тишина повисла на террасе, лишь птички щебетали в раскинувшемся возле дома ухоженном саду, скорее даже небольшом парке.

– Деньги идут на уставные цели, – наконец, глухо ответил Евгений.

– И что же это за цели? – поинтересовался я, впрочем, уже даже не рассчитывая на честный ответ.

– Все они служат на благо всему Сообществу и каждому адаму в частности.

Услышав ответ, я медленно покачал головой:

– Общее благо, понятно. Понятие настолько абстрактное, насколько и не формулируемое. Мой ответ: нет. Вы не получите от меня ни копейки. По крайней мере, до тех пор, пока я точно не буду знать, на что конкретно будет использован каждый пожертвованный мною рубль.

– В таком случае, – Евгений впился взглядом в мои глаза, – ты будешь исключен из Сообщества.

Естественно, в моих глазах отражалась лишь скука, то есть то, что я и хотел показать. Отвечать я не посчитал нужным: жил я без этого Сообщества, буду жить и дальше. Ничего в моей жизни не изменится. Кстати, надо будет расспросить маму с бабушкой обо всем том, о чем я сегодня впервые услышал.

Впрочем, удивляться тут нечему: что-то подобное должно было существовать. Люди издавна сбиваются в кружки по интересам. Странно лишь то, что я это слышу только сегодня.

Не видя реакции с моей стороны, председатель по имени Евгений обернулся к сидевшим на террасе адамам:

– Прошу голосовать, уважаемые члены Совета. Кто за то, что бы исключить чистого адама Олега Винограда из Сообщества, прошу поднять руки!

И, подавая пример, первым высоко поднял руку сам. Я с интересом наблюдал за этим, как мне казалось, фарсом. В результате из семи адамов Совета за мое исключение проголосовали еще трое. Трое воздержались, Иван проголосовал против.

– Большинством голосов Олег Игоревич Виноградов исключен из Сообщества адамов нашей страны. Решение вам понятно, Олег? – Евгений внимательно смотрел на меня.

– Да, – коротко ответил я. – И что из этого следует?

– Из этого следует, что вы отныне лишены нашего покровительства и защиты как в отношении адамов нашей реальности, так и в отношении любых сил Веера миров, а также всех враждебных адамам сил вне Веера.

Хм, как интересно, а до этого, я, получается, имел над собой некое покровительство и защиту? Интересно, в чем сие выражалось? Это было интересно, но я не стал расспрашивать.

– Я могу идти?

Евгений кивнул, а Иван, встав с места, махнул мне рукой:

– Подожди меня, я провожу.

И уже через минуту мы вышли с ним через неприметную дверь прямо во двор моего дома.

– Кофе угостишь? – Иван положил руку на мое плечо.

– Почему бы и нет? – улыбнулся я, и мы пошли в сторону парадной.

***

Уже сидя на кухне, после общих и ни к чему не обязывающих слов, я, наконец, спросил, о чем думал:

– Так чем же на самом деле мне грозит исключение из Сообщества, о котором я только сегодня узнал?

– Надеюсь, ничем, – мягко улыбнулся Иван. – Особенно после твоего триумфального возвращения из Веера. Главное, чтобы твоя охрана была предельно бдительна всегда.

– Об этом, значит, тоже известно, – констатировал я.

– Кому надо, тот знает, – Иван сделал глоток из чашки. – Совет поддерживает связь с адамами Веера через Всемирный Совет Сообщества чистых адамов нашей реальности.

– Есть и такой? – удивился я.

– Есть, есть, – кивнул Иван. – Чего только у нас нет! Есть даже Вселенский Совет Сообществ адамов всех миров Веера. В общем, бюрократия у нас такая же, как у людей.

Иван рассмеялся и откинулся на спинку стула. А я подумал, и задал следующий вопрос:

– Ты сказал «надеюсь, ничем», то есть теоретически это может чем-то грозить?

– Да, – взгляд Ивана стал серьезным. – Теоретически, может.

– И чего же я должен опасаться?

Иван помолчал, оглядывая мою кухню, потом вздохнул и, наконец, родил ответ:

– Чисто теоретически, бывали случаи, когда чистых адамов похищали. Всегда это случалось только с «дикими». «Дикими» мы называем, как ты уже догадался, тех адамов, которые не состоят в Сообществе. И поэтому Сообщество не предпринимало никаких действий, если, например, за них требовали выкуп.

Он посмотрел на меня, но я молча ждал продолжения рассказа.

– Иногда диких чистых адамов похищают международные бандитские синдикаты, тоже состоящие из диких адамов. Эти чаще всего продают их на невольничьем рынке, которые существуют в некоторых мирах, не входящих в содружество Веера.

– А что, выходит, есть и такие? – удивился я.

– Я же сказал, Олег: чего у нас только нет! Есть такие миры, что… – он помолчал, покачал головой, и лишь потом продолжил:

– Но это как раз не самое страшное, хотя очень неприятное. В этом случае тебя, скорее всего, купит какой-то богатей из неприсоединившихся миров, и будешь ты лечить того, на кого он укажет. Хороший бизнес для него, но и ты в целом будешь жить неплохо. Если, конечно, забыть, что фактически ты будешь считаться собственностью хозяина. Страшнее другое.

Иван надолго замолчал, уставившись в одну точку и изредка делая глоток из чашки. Я не торопил, давая ему собраться с мыслями.

– Есть в мире силы, Олег, которые, мягко говоря, очень не любят адамов.

– Да ладно! – не удержавшись, хохотнул я. Просто я давно думал о чем-то подобном. Ну, просто не может быть все так хорошо и гладко, не в сказке живем. И кто же они такие?

– Они называют себя «лилит».

– Лилит, лилит…, – задумался я, – подожди-ка, где я слышал это слово.

– Вполне возможно, в каком-нибудь голливудском мистическом фильме, – скривился Иван. – Они любят подобные истории. А суть в том, что мы называем себя адамами от имени первого сотворенного Демиургом человека. Потом была Ева, созданная из плоти Адама. От них пошли мы, адамы. Остальные люди являются плодом эволюции и, как ты знаешь, не имеют души. Они, как животные рождаются в этом мире и потом умирают, исчезая без следа.

Я кивнул: все это я уже знал.

– Так вот, – продолжил Иван. – До Евы у Адама была другая жена, так же как и он, созданная Демиургом из материала этого мира, сразу человеком, имеющим бессмертную душу. Ее звали Лилит. Согласно «Алфавиту Сираха» и другим древним текстам, очень вздорная баба была, чем-то схожая с нашими современными ультрафеминистками. Тоже все за равенство ратовала. Типа они с Адамом сотворены одинаково, а значит, во всем равны. Темная история, никто толком не знает, что там произошло на самом деле, хотя у лилит есть свои предания, которым они верят. В общем, сбежала она от Адама, и с тех пор все ее потомки, называющие себя «лилит», нас, адамов, очень не любят. В нашем мире их вроде нет. Я, по крайней мере, не слышал о таком, а ведь я член Совета. Они в основном обитают в тех самых, не присоседившихся к Вееру мирах.

– Да уж, сумел ты меня удивить, Иван, – нервно усмехнулся я. – Хотя, если честно, я давно ждал чего-то подобного. Если есть светлое, должно быть и темное.

– В точку! – Иван кивнул. – Так чаще всего и называют те реальности, которые существуют отдельно от Веера: темные. Хотя их жители, вероятно, так не считают.

Мы еще помолчали какое-то время. Первым не выдержал я.

– И эти лилит, которые не любят адамов, чем-то угрожают мне, как адаму дикому, я правильно понял?

– Дело в том, Олег, что я не могу ничего утверждать. Не мой уровень. Знаю только, что иногда дикие адамы пропадают. Чаще всего они всплывают где-то в Веере, но иногда исчезают бесследно. И ходят упорные слухи, что без лилит тут дело не обходится. Якобы они их похищают для каких-то своих опытов. И здесь снова полный туман. Но по слухам, что-то у лилит не ладится с даром.

– Даром?

– Да, с даром Демиурга. Будучи потомками созданной Демиургом Лилит, они имеют бессмертную душу. Это известно точно, душа у них есть. А вот с даром большие проблемы. Тут вот в чем дело.

Иван закинул в рот ягоду кураги из стоящей на столе вазочки, тщательно ее прожевал, проглотил, и продолжил свой рассказ.

– Проблемка у них на самом деле кардинальная. Не рождаются у них «чистые», понимаешь? А раз нет чистых, то нет и дара. Лилит сбежала от Адама, но взамен Демиург создал Еву, поэтому род чистых адамов продолжился. А вот Лилит Творец подобного подарка не сделал, обижен был на нее, ведь она против его воли пошла. А, как ты уже знаешь, от союза адама и человека, если и родится адам (при условии, как ты помнишь, что отец был адамом, а не мать), то никак не чистый. Душу иметь будет, а дара ему не видать. Конечно, понимая это изначально, Лилит сбежала от Адама, будучи уже беременной, вот только Демиург сделал так, что родила она девочку. Ребенок, безусловно, родился чистой адамой или, как они себя называют – лилит, но на этом и все. Однако, что тоже известно точно, иногда у лилит все же рождаются чистые, и так было всегда. Ты спросишь, как такое может быть?

Иван уставился на меня, но я только поощрительно улыбнулся и ничего спрашивать не стал, понимая, что вопрос риторический. Да и ответ сам напрашивался.

– Мы, адамы, всегда знали, что лилит похищают наших чистых, чтобы от близости с ними рождались чистые лилит, у которых в положенное время проснется дар Демиурга. Это всегда было нашей проблемой, но в последние века похищения резко упали, как раз благодаря объединению чистых адамов в Сообщества. Тебе не сказали, проклятые древние правила, согласно которым чистый адам должен дать свое согласие добровольно, а не из страха! Но именно для этого и нужны Сообщества: для защиты чистых адамов от происков лилит. И в целом они со своей задачей справляются. Но я всегда был против одного из жестких правил, по сути – догматов Сообщества, которое запрещает вмешиваться в жизнь адамов и помогать им, если только опасность не исходит от лилит. Своя логика здесь есть. Адамы не умирают навсегда, поэтому сохранение их жизни перестало считаться приоритетом, а сама жизнь некой абсолютной ценностью. Умер и умер, подумаешь! Все умирают, но не навсегда же! Смерть просто надо пережить, как какую-нибудь простуду. Кроме того, ты это тоже уже знаешь: никакой чистый адам не сможет подняться на следующий уровень без преодоления трудностей, а порой и смертельных опасностей. И с каждой ступенью это правило все жестче, а порог преодоления выше. Поэтому адамам не помогают в их проблемах, если только проблемы не исходят от лилит. Потому что с лилит у нас что-то типа необъявленной войны, и цель адамов заключается в полном избавлении от лилит. Есть у них не будет доступа к семени чистых адамов, то рано или поздно они настолько смешаются с обычными людьми, что сами ничем не будут от них отличаться. И тогда опасность для адамов исчезнет.

Глава 5

Иван замолчал, я тоже не спешил открывать рот, обдумывая услышанное. Да уж, все как везде! Есть хорошие, есть плохие, причем кто есть кто, зависит исключительно от той стороны, на которой ты сам. Если рассудить, то лилит просто хотят выжить. Это если рассуждать с их точки зрения. А с нашей точки зрения, получается, что выживать они могут только за счет нас, похищая нас и пользуясь нами исключительно в собственных интересах. Однако подумалось мне, в целом не все так страшно. Ну, допустим, похитят меня и, гхм, поимеют в утилитарных целях для продолжения рода… Не очень страшно, если забыть, что меня вырвут из привычной жизни и кто его знает, что ждет там? Роль быка-производителя при стаде? Как-то не мечтал я о подобной карьере.

– Скажите, Иван, а что случается с теми адамами, которые бывали похищены? Они когда-нибудь возвращались?

– Никогда, – покачал головой Иван. – Никогда и никто, ни один адам и ни одна адама из тех, что были похищены лилит, не вернулись. И об их судьбе ничего не известно. Известно лишь то, что периодически у лилит рождаются чистые дети, у которых со временем проявляется дар. Вот только и это еще далеко не самое плохое. Есть кое-что гораздо более страшное.

Он с некоторым сомнением посмотрел на меня.

– Говори до конца, Иван, раз уж начал, – видя его сомнения, я чуть надавил тоном голоса. Благодаря урокам все той же Вилоры, теперь я умею и так.

– Есть сведения, что никто из похищенных адамов не возвращается по той причине, что некому возвращаться, – скривившись, как от зубной боли, выдавил Иван.

Я молча ждал продолжения.

– Есть сведения, что они уже много веков проводят некий эксперимент. Что там и как, я не знаю, но суть эксперимента в том, чтобы получить поколение чистых лилит обоего пола, способных к передаче дара своим потомкам. Дело в том, что проклятие Демиурга проявляется еще и в том, что даже если от союза чистого адама и чистой лилит у них и рождаются чистые дети с даром, то это исключительно девочки. Всегда только девочки. Значит, что? – Для продолжения чистого рода опять нужен адам. Поэтому повторю, много веков лилит стараются как-то это исправить, и для своих экспериментов используют чистых адамов. Есть подозрение, что после этих экспериментов никто из адамов, попавших к ним в руки, в живых не остается. Но даже не это самое ужасное. Самое страшное в том, что умерщвленный в ходе такого эксперимента адам теряет свою бессмертную душу и, таким образом, умирает навсегда, как обычный человек эволюции. Каким-то образом они умудряются отделить душу от тела, обезличить ее и вселить в своих мальчиков. Говорят, что души тоже имеют ранги и души чистых адамов не равны душам простых адамов. Насколько у них это получается, неизвестно. Но, судя по тому, что похищения продолжаются, получается не очень.

В наступившей тишине я спросил разом охрипшим голосом:

– И Сообщество может защитить от всего этого?

– За последние сто лет не было ни одного похищения чистых адамов, являющихся членами Сообщества. А вот дикие время от времени пропадают. Не всегда есть уверенность, что все они попадают в руки лилит, но такая вероятность существует всегда, как минимум пятьдесят на пятьдесят.

Да уж, дела! Интересно, чего еще не сказал мне Иван, или, возможно, не знает он сам? Он упоминал о каком-то допуске, которого у него нет. Чего еще я не знаю о себе самом, и о том мире, в котором живу? После долгого раздумья и еще одной чашки кофе я все же спросил:

– Что посоветуете, Иван?

Тот посмотрел мне прямо в глаза и тихо произнес:

– Приговор Совета неокончательный, Олег. Никто не хочет тебе зла, поверь! Ты всегда можешь вернуться, извиниться, согласиться с правилами Сообщества, и я абсолютно уверен, тебя восстановят. Это не даст тебе защиту от проблем этого мира, но от главного зла, исходящего от лилит, точно защитит.

– Точно? – прищурился я.

– Ну, я же сказал, – замялся Иван, – за пос…

– Я помню, – прервал его я, – за последние сто лет не было зафиксировано ни одного случая похищения чистых адамов Сообщества. А теперь честно, Иван: не было похищений, или не было зафиксировано похищений, но иногда адамы все же исчезали?

Иван долго молчал, я уже было подумал, что он не ответит, когда он сказал:

– Я не знаю, Олег. Не мой уровень. Честно. Какие-то слухи ходят, но ты же понимаешь, слухи, они ходят всегда и везде, и чаще всего они не подтверждаются.

– Спасибо за честность, Иван. Я подумаю над твоим предложением о покаянном возвращении. Даю слово, что подумаю. Вот только одно мне непонятно.

– Говори, если знаю, отвечу, – заверил меня Иван.

Я встал, подошел к окну, и, уставившись на темную воду канала, пролегающего рядом с домом, задал мучивший меня вопрос:

– Почему вы воюете столько веков? Почему не помиритесь, не объединитесь? Почему не станете одним народом? Ведь это мигом решило бы проблему, из-за которой гибнут адамы. И, думаю, лилит тоже гибнут, не поверю, что им нет никакой ответки от нашего рода.

Я немного помолчал, не оборачиваясь и прислушиваясь, но Иван не возразил. И это значит, что боевые действия с нашей стороны ведутся. И в этом уже заключалась большая часть ответа на мой вопрос: слишком много накопилось претензий друг к другу, слишком много пролито крови, слишком много жертв. Поэтому я знал, что скажет мне Иван, но зачем-то хотел, чтобы он произнес это лично.

– Ответишь на вопрос, Иван?

Он тоже встал, подошел ко мне и, как и я, уставился в воду канала.

– Идея не новая, конечно, Олег. Логичная, на первый взгляд, но так ни разу и не осуществившееся. Хотя попытки были не раз, и не два, много было попыток. Почему не получается?

Он пожал плечами и тяжело вздохнул.

– А почему палестинцы не могут примириться с израильтянами? Давно живут вместе, по большому счету представляют собой одну семитскую группу народов. Есть множество смешанных браков. Но никак не получается жить в мире. Я думаю, потому, что слишком много крови пролито, слишком много обид накопилось, слишком много ненависти. И память обо всем этом мешает. И это они еще живут на одной земле, по сути – крохотном клочке суши, если взглянуть на карту. А у нас разные миры, и многотысячелетняя история обид и войн. Лично я хотел бы, чтобы всё когда-то закончилось, вот только ни конца, ни края этому не видно. Поэтому совет тебе такой: давай, прямо сейчас вернемся, ты согласишься с правилами Сообщества, будешь отчислять деньги. Не обеднеешь же, правда? И тебя примут, я уверен. Тогда сможешь жить гораздо спокойнее. Ну, как?

А я не знал, что делать. С одной стороны, Иван полностью прав. После того, что он рассказал, я должен был бегом бежать и проситься обратно, это самое разумное. Вот только, с другой стороны, мне почему-то совсем не хочется этого делать. Может быть, потому, что я услышал мнение лишь одной стороны? Что сказали бы на это лилит, какие у них аргументы? Или я просто такой упрямый, что не желаю унижаться, не желаю менять свое решение? Вот почему они мне этого всего не рассказали сразу, перед тем, как выставлять, по сути, денежный ультиматум? Что не так в самом совете? Откуда-то было у меня чувство, что что-то здесь не так. Или я просто глупый, честолюбивый упрямец, причем упрямец жадный?

– Можно, я подумаю, Иван?

– Думай, конечно, думай… Эх! Ты даже не представляешь, как похож на своего отца, Олег. Тот тоже такой же: все решает сам, до всего предпочитает доходить своим умом. Иногда мне кажется, что он дурак. Но дурак не смог бы стать тем, кем стал он. Наверное, это мы тут все дураки.

И он рассмеялся. Вот только смех его был совсем не веселым. А как бы даже немного злым. Или мне так просто показалось.

***

В конце рабочего дня позвонила мама и категорически потребовала, чтобы я максимально быстро приехал к ней, добавив, что речь идет о жизни бабушки. Я, конечно, сорвался, на ходу звякнув Котельниковой, благо все пациенты в моем списке на сегодня закончились.

Едва надавил пальцем на звонок, как дверь тут же открылась, словно мама стояла за ней и ждала. Может, кстати, так и было, я бы не удивился.

– Что случилось?

– Бабушка умерла, – ответила мама таким тоном, словно сказала: «Холодильник сломался». – Верни ее, Олег.

И опять это прозвучало как: «Сможешь все сейчас починить?».

Мы прошли в бабушкину комнату и остановились возле кровати.

– Сказала, что приляжет подремать после обеда, – объясняла мама, стоя рядом со мной и глядя сверху на тело своей матери. – Пошла будить ее чаю попить, ну и – вот. Вытянешь ее, сынок?

Я смотрел на такое родное с детства лицо и не узнавал его. Всегда удивлялся тому, как смерть меняет человека. Будучи врачом, я видел много смертей, не раз и не два люди умирали прямо на моих глазах. Вот только что-то говорил человек, а потом – раз, ты смотришь и понимаешь, что там, за этой оболочкой, никого уже нет. Словно кукла в кукольном театре, из которой актер вынул свою руку. Просто пустое тело, мясная оболочка, которая скоро начнет портиться и разваливаться. Живой человек не сможет изобразить такое лицо, просто сравните любое кино с покойником в гробу и вид настоящего покойника. Если их положить рядом, никто не спутает, кто из них мертв, а кто играет мертвого. Трудно объяснить, в чем конкретно это выражается, проще сказать: да, во всем!

Бабушка была, несомненно, мертва, как минимум часа четыре уже. Можно было уточнить, проведя осмотр тела, но я не видел смысла. Надо было отправляться договариваться с душой, потому что моя бабушка – адама и у нее есть душа, которая сейчас еще не очень далеко. В этом особенность реанимации адамов, в отличие от простых людей. Ты не оживишь тело, если не согласится душа – анима, нефеш, атма, называйте как хотите. Точнее, чисто физиологически, наверное, можно запустить тело, но ему никогда не стать разумным существом.

– А если она откажется? – посмотрел я на маму.

Мама вздохнула, но ответила твердо:

– Это ее право. Откажется, закопаем тело. Но сначала поговори, Олег… Ты ведь поговоришь, правда?

– Конечно, мама. Я тоже люблю бабушку.

Я снял рубашку, чтобы не помять, и лег рядом с телом. Кивнул маме, и та вышла из комнаты. Сейчас я должен буду проделать то, что является частью дара Лекаря: способность общаться с душами тех, у кого они есть. То есть, с душами адамов. Я не люблю это делать, донельзя странная и всегда пугающая меня процедура. Ведь для того, чтобы встретиться с душой умершего, надо умереть самому, иначе никак.

Я сосредоточился и замер, ожидая перехода. Так я называю слияние своего сознания со своей душой. – Щелк! И все изменилось в одно мгновение. Теперь я одновременно лежу на кровати, ощущая тело, являясь этим телом, и нахожусь вне тела. Посмотрел на себя сверху и увидел два тела, лежащие рядом. Потом поднял руку и положил ладонь себе на грудь, напротив сердца. Странное и не очень приятное ощущение: ты смотришь со стороны на то, что ты делаешь. Человеческая психика плохо приспособлена к подобным вывертам сознания, но я не человек. Мысленно посылаю импульс, останавливаю сердце и одновременно рвусь куда-то вверх. Быстрее, быстрее, но как бы я ни был быстр, все равно все ощущаю. Когда останавливается сердце, на меня наваливается то, что обычно называют «страхом смертным». Никому не посоветовал бы ощутить это, вот только никого из живущих не минет чаша сия. А я все это чувствую уже в четвертый раз. После остановки сердца, что самое противное, ты еще секунд десять, а то и все двадцать всё слышишь и ощущаешь, сохраняешь даже некоторое механическое дыхание, все понимаешь, но ничего не можешь сделать. Пока, наконец, не теряешь сознание оттого, что кислород с кровью перестает поступать в мозг. И лишь после этого, с потерей сознания прекращается всякое дыхание, человек умирает, а душа адама расстается с телом.

Что такое десять, или даже двадцать секунд? Считаете, это совсем немного? Сейчас достаньте телефон, включите секундомер и наблюдайте за стрелкой. Сделали? Вот теперь вы знаете, сколько времени после остановки сердца и до потери сознания вы будете все понимать и обмирать от ужаса. А субъективно наш мозг может еще тянуть это время очень долго. Ненавижу это состояние.

Все когда-то заканчивается, и мое тело, чуть дрогнув, обмякло на кровати. Я бросил последний взгляд на теперь уже два мертвых тела внизу, и знакомая воронка (или что-то очень на нее похожее) затянула меня. Ф-фу, как же я не люблю умирать, если бы вы только знали!

***

Уже привычно оказался где-то или в чём-то, что отдаленно напоминает зал регистратуры в поликлинике, и подошел к единственному окошку у стойки.

– Пожалуйста, позовите Марию, – попросил я молодого человека в белом врачебном халате, сидящего за столом по ту сторону стекла.

– Минуту, – ответил тот и, заглянув в экран монитора, стоящего перед ним, пару раз щелкнул по клавиатуре. – Пройдите в кабинет номер один.

Парень дежурно улыбнулся мне, а я, развернувшись, в метре от себя увидел висящую в молочном тумане дверь с цифрой «1» на табличке. Не задерживаясь, сделал пару шагов, открыл дверь и проскользнул внутрь.

– Привет, баб! – я улыбнулся навстречу сидящей в кресле бабушке. Кроме этого кресла в пустоте ничего не было, но я знал, что стоит мне шагнуть дальше, и еще одно кресло нарисуется рядом. Просто потому, что все окружающее меня – не более чем плод моего собственного воображения. Это я придумал эту регистратуру, этого парня и этот кабинет. Что здесь на самом деле, понятия не имею, если вообще здесь есть хоть что-то, привычное для взгляда.

– Заходи, Олежка! – вернула мне улыбку бабушка. – Жду, жду, а тебя все нет и нет. Думала, что уже не придешь!

Я хмыкнул и прошел вперед. Интересно, что видит бабушка, что она себе здесь воображает? Где мы с ней находимся не в моем, а в ее сюжете? Но спрашивать не стал: я не затем умирал, чтобы по ту сторону воображаемой грани фантазиями обмениваться.

Бабушка встала, и мы обнялись. А потом сели вновь, каждый на свое кресло.

– Бабуля, я за тобой! – решил я не тянуть резину. – Ты чего это, помирать надумала? Мама там переживает, я с работы сорвался!

Бабуля весело рассмеялась, а потом неожиданно показала мне дулю.

– Не понял, – протянул я, хотя все уже понял. Вот, не люблю я, когда так. Адама решила не возвращаться, у нее свои планы, а дома меня ждут объяснения с родственниками. Это во всех других подобных случаях. А в данный момент меня ждет расстроенная мама и похороны близкого человека.

– А чего тут понимать, внучок, – бабушка откинулась на спинку кресла. – Не хочу возвращаться, как говорится: умерла так умерла.

Я замолчал, и она тоже молчала – каждый о своем. Не знаю, о чем думала бабушка, а мне было очень жалко маму и себя. Вдруг оказалось, что без бабушки мне будет плохо, и я, осознав это, замер, пытаясь проглотить воображаемый комок в воображаемом горле.

– А что я маме скажу? – растерянно пробормотал я. Я почему-то был уверен, что бабушка с радостью вернется, а тут вон оно как.

– Скажи, что я ее очень люблю и надеюсь, что она помирится с Игорем, твоим отцом.

– Но отца нет в нашей реальности, – машинально ответил я, просто чтобы что-то сказать.

– Тоже мне проблема! – взмахнула руками мама моей мамы. – Позовет, он сразу явится, куда ему деваться, жена же законная! У нас, адамов, с этим строго! Да и любят они друг друга с детства еще, со школы.

– А почему же тогда… – начал я, но тут же одернул себя. – Так, стоп, баб, хватит мне язык заговаривать! Почему возвращаться не хочешь?

– А чего мне там делать? – натурально удивилась она. – Чего такого интересного в той моей жизни осталось, чтобы мне за нее держаться? Дочь вырастила, внука вырастила, большинство подруг похоронила. Нет, Олежка, я решила, что дальше пойду. Может, Генку, деда твоего настоящего, найду, посмотрю, ради чего такого важного он меня с дочерью малой оставил. Или реинкарнируюсь, или еще что. Тут есть для нас варианты, знаешь ли.

Да, об этом я уже не раз слышал, правда, никто пока мне эти варианты не перечислил. Вот и бабушка быстро сама себя оборвала. Да не очень мне это интересно, если честно. Я пока умирать не планировал, а когда время придет, все равно все узнаю. Неожиданно в голове всплыло древнее и почти уже забытое: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное…»2

Я посмотрел на нее и тихо спросил:

– Ты точно решила?

Она кивнула.

– Может, все же передумаешь?

Она покачала головой.

– Мама очень переживать будет, – попытался я надавить на больное, но бабуля не поддалась.

– А нечего переживать, я живехонька, она это знает, а тело старое закопайте или сожгите, мне без разницы. Вот и всё мое завещание.

И в этот момент приоткрылась дверь, и в нее просунулась голова того парня из регистратуры:

– Извините, что перебиваю, но если вы, Олег, планируете вернуться в тело, то самое время. Потом поздно будет.

И дверь закрылась. А мы с бабушкой встали и обнялись, застыв так на какое-то время. Все было сказано: адама приняла решение, осуществив свое законное право. Наконец, бабушка крепко поцеловала меня и толкнула рукой в грудь:

– Всё, иди, Олежка, не тяни душу, она у меня здесь обнаженная.

Я молча кивнул, и, не поднимая головы, шагнул в дверь и… глубоко вдохнул, закашлялся, открыл глаза.

Мама стояла рядом с кроватью и внимательно смотрела мне в глаза.

– Хоронить будем? – спросила она.

Я кивнул и зачем-то развел руки. Слеза скользнула по маминой щеке. Когда ты в теле, оно часто так бывает, больно уж тела наши эмоциональные. Даже я, тренированный на укрощение эмоций, в первую минуту после возвращения к жизни, не сдержался.

Глава 6

После похорон мама решила устроить поминки. Так положено, сказала она: все так делают, что люди скажут. А мне было все равно, на месте бабушки образовалась пустота, но уже немного привычная, все же это вторые похороны родного человека в моей жизни. Первым умер дед, лишь потом я узнал, что он мне не родной был, но какая разница? Я всю жизнь считал его своим дедом, таким он для меня и остался. Он любил меня, он воспитывал меня, многому научил: кататься на велосипеде, плавать, да мало ли! Дед был очень хорошим человеком… к сожалению, человеком, да. А настоящий дед – адам, естественно, – где-то, неизвестно где, как и мой отец скитается, наверное, по мирам. Но если отца я хотя бы видел, то родного деда увидеть пока что не довелось. Да, честно говоря, не очень я к тому и стремился, он же мне чужой, если по сути рассуждать, а не по крови. По крайней мере, пока, а так-то в жизни адама случиться может всякое, никогда ничего не надо загадывать наперед. Впрочем, разве у людей не так?

А теперь у меня еще и единственной бабушки нет, почему все так сложно у женщин? Зачем мама решила порвать с родителями моего отца, они-то, в чем виноваты? Злилась бы на мужа, так нет, надо вообще все ниточки оборвать! Женщины… Ладно, это все чувства, сегодня я маму точно ни в чем упрекать не буду, да и вообще никогда не буду, не такой я человек… тьфу, адам. Хотя чего это я себя постоянно поправляю? Вон, мама уверена, что нет никакого разделения на людей и адамов, да и бабушка так считала. Но… душа же есть не у всех, так вроде бы? С другой стороны, человек – это ведь не только биологическое, но еще и социальное определение. Мы, например, называем нелюдями всяких извергов и маньяков, а ведь биологически на это нет оснований. Ладно, как говорила одна американка с примесью ирландской крови: подумаю об этом завтра.

Мама решила, что ничего готовить не будет, и я арендовал небольшое кафе. Я и не спрашивал даже, кто придет, сколько человек будет, мне все равно было. Наверное, какие-то мамины подруги, может, подруги бабушки. Все это улаживала с руководством кафе мама: количество гостей, время, меню и прочее. Я только платил. Поэтому, когда к нашему столу самой первой подошла молодо выглядящая (но не молодая, что мне, как бывшему Скульптору, было хорошо видно) пара, я без особого любопытства взглянул на них. Наверное, какие-то знакомые адамы из маминой жизни. Мама встала, обнялась с женщиной, потом с мужчиной, а потом они все вместе подошли ко мне. Из вежливости я тоже поднялся, готовясь принять соболезнования, но неожиданно услышал от мамы:

– Олег, это родители твоего отца, твои родные бабушка и дедушка, Людмила Васильевна и Евгений Сергеевич.

Ну, что ж, шок – это по-нашему, таков был девиз в одной очень старой рекламе отечественного шоколада, ставший мемом. Но я, конечно, сама невозмутимость с виду, хотя внутри что-то неслабо так дернулось. Передо мной стояли и переминались с ноги на ногу, бросая на меня какие-то умоляющие взгляды, словно в чем-то провинились передо мной, родители отца, мои бабушка и дедушка, которых я вижу первый раз в жизни. Так-то не первый, знаю, что они меня нянчили, когда я был еще маленький, но совсем не помню этого. После отбытия папани в дальние и загадочные края, мама, психанув, прервала с родичами отца всякие отношения. Она, конечно, была не права, лишая их внука, а меня близкой родни, любящих меня людей, но я не буду осуждать маму, нет, только не я. Если выражаться высокопарно: я не имею на то морального права, поскольку мама меня родила, выкормила и вырастила, я обязан ей жизнью. Хотя здесь уже вступаем на тонкую материю, поскольку, своей жизнью, получается, я обязан не только маме, но и папе, а коли так, то и вот этой женщине и этому мужчине, поскольку, если бы не они, не было бы отца, а значит, не было бы и меня. Вот, надо оно мне в такой момент рассуждать обо всем этом, или так выражается мое волнение? Я ведь мечтал о том дне, когда познакомлюсь, наконец, с другой линией моих предков, что уже здесь скрывать, и вот…

Мы смотрели друг на друга, не зная, что сказать. А что тут скажешь? В отличие от мамы, никогда не пользовавшейся услугами Скульптора, даже когда этим Скульптором был ее родной сын, родители отца этот шанс, видимо, не упустили. По идее, им должно быть где-то ближе к шестидесяти, но старше тридцати пяти, максимум – сорока лет им не дал бы никто. Конечно, они чистые адамы, тут ни малейших сомнений быть не может. Будь хоть один из них человеком, или даже простым адамом, ни мой отец, ни я никогда не стали бы чистыми. А мы были чистыми, значит, чистыми были и они, как и все их предки, и как все мои предки по маминой линии. Другие адамы дар Демиурга не обретают, а я перешел на вторую ступень, не говоря уже об отце, который, если верить его же словам, был Гением. Интересно, а какой у них дар? – зачем-то подумал я, и тут же вспомнил, что до сих пор не знаю даже, какой дар у мамы. Почему она скрывает, что там такое? С детства, оказывается, меня окружают сплошные тайны и секреты.

В общем, хаотичные мысли метались в моей голове, в то время как я вежливо улыбался вновь обретенным родственникам. Особой радости, если уж совсем честно, не было, я ведь их совсем не знал. Но некое чувство удовлетворения и интереса присутствовало. А еще я подумал, что, наверное, это мама таким образом решила компенсировать мне потерю сначала дедушки, а теперь и бабушки с ее стороны.

Новоявленная же бабушка вдруг, резко шагнув вперед, всхлипнула и быстро обняла меня. Я, не зная, что делать, тоже осторожно приобнял ее, и она разревелась. Я взглянул на вновь обретенного деда, тот, как бы извиняясь, развел руки и сказал:

– Здравствуй, внук! Поверь, мы никогда не забывали о тебе, и не наша вина, что так все в жизни сложилось.

Я кивнул, я знал, что он прав, их вины здесь нет. По сути, они такая же пострадавшая сторона, как и я. Это было глупое решение моей мамы после странного поступка отца, который он мне, кстати, так и не объяснил до конца, отделавшись общими словами.

– Здравствуй, дед, – ответил я. – Здравствуй, бабушка. Поверьте, я очень рад, что вы, наконец, нашлись.

И моя неуклюжая попытка пошутить неожиданно сработала. Все улыбнулись и как-то сразу расслабились. Бабушка отступила от меня, вытирая слезы платочком, и мы обнялись с дедом – по-мужски скромно, но крепко.

Потом стали приходить другие гости, знакомые мамы и ушедшей бабушки, разумеется, все, у кого были незамужние дочери, пришли с дочерями. Куда ж без этого! Наверняка все они, в смысле – дочери, чистейшие адамы, каждая из них – идеальная пара для зачатия правильных детей. Впрочем, что это я, откуда такой сарказм? Девушки они симпатичные, особенно одна из них. Но как-то все это, не знаю, не ложилось мне на сердце. Казалось, что время для смотрин слишком неподходящее. Но мама, видимо, считает иначе, ведь это же она их всех пригласила, на этот счет сомнений у меня не было. Да, подумал я в очередной раз, все же женщины гораздо практичнее мужчин в плане жизни.

Когда все расселись и, не чокаясь, выпили по первой, я взглянул на одинокий стул справа от мамы и подумал, что на этом стуле должен был сидеть отец. Кстати, некоторые считают, что мысли материальны, и поэтому я совсем не удивился, когда в распахнувшуюся дверь кафешки вошел мой папаша с огромным букетом любимых мамой ромашек в руках.

Он прошел через весь зал, и все взгляды сосредоточились на нем. Разговоры смолкли, и в зале повисла тишина. Любопытство, интрига, а как же! Я посмотрел на маму и даже немного пожалел ее, настолько она выглядела растерянной, совсем как девчонка. А отец тем временем спокойно подошел к ней, встал на колени и протянул маме букет. Блин, прямо сюжет для мелодрамы, аж глаза защипало. Я затаил дыхание, и, кажется, все, кто был за столом, затаили дыхание вместе со мной. Все ждали, что сделает мама. В зале повисла тишина, так что я даже услышал, как где-то далеко, скорее всего, на кухне, на кафель упала вилка или, может, ложка.

Потом мама как-то судорожно вздохнула, взяла букет и передала его мне. Я машинально принял цветы, а мама встала, чуть коснувшись губами, как-то очень легко поцеловала отца и сказала:

– Садись, Игорь, для тебя место держала.

– Ты, как всегда, все знаешь заранее, Лида, – улыбнулся отец, но я успел заметить, как его лицо расслабилось. И только тогда понял, как он был напряжен, до этого отец казался мне абсолютно спокойным.

А ведь все это устроила ушедшая бабушка, на чьи поминки мы сегодня собрались, – неожиданно понял я. Не знаю как, но почему-то сомнений на этот счет я не испытывал, все в ее стиле.

Отец посмотрел на меня, и мы, не сговариваясь, одновременно шагнули навстречу друг другу. Очередные мужские обнимашки, отец похлопал меня по спине и шепнул на ухо: «Надо будет поговорить, а?». На что я ответил: «Надо бы», и отец повернулся к своим родителям.

Я сел и попытался справиться со своими чувствами, которые просто захлестывали меня. Мы на поминках, умерла моя бабушка, очень близкий мне человек. Что я должен делать? Любой скажет: каждый нормальный человек в такой ситуации должен скорбеть. Но я был просто счастлив. Счастлив оттого, что папа и мама рядом и бросают друг на друга вполне себе однозначные взгляды. А еще я, наконец, познакомился с другой частью моей семьи, такими же родными мне по крови адамами.

А бабушка, которая ушла… ну, я же с ней поговорил: она в порядке, у нее какие-то там свои планы на дальнейшее существование, которые ее вдохновляют. В этот момент я, как никогда остро почувствовал, что я не человек, настолько нечеловеческими были мои рассуждения об ушедшей близкой родственнице. Мне было тяжело из-за нашей разлуки с бабушкой, но одновременно я радовался за нее, потому что она существует! Она просто уехала куда-то очень далеко, где нет интернета, и куда не ходят даже древние бумажные письма.

Возможно, пришла в голову мысль, такое отношение к умершим близким доступно не только адамам, но и по-настоящему верующим людям эволюции. Таким, которые верят в бессмертие души, в то, что с верующим человеком после его смерти все хорошо и беспокоиться не о чем. Жаль только, что они ошибаются: у людей нет души, а библейская история о сотворении Адама не имеет к ним отношения. Если только… Я даже как-то поперхнулся внутренне от пришедшей в голову мысли. Ну, что же ты, давай, додумывай до конца! Если только… всё, что я знаю об этом, это далеко не вся правда, или даже вообще не очень-то и правда. А действительно, с чего я решил, что мнение адамов по этому вопросу является истиной в последней инстанции? Ведь даже среди адамов далеко не все разделяют ту картину мира, которая, скажем так, принята в некоем «официальном варианте».

Не надо далеко ходить, моя мама не верит, считает все это древней легендой, превратившейся в некое подобие религии с ее недоказуемыми, но запрещенными к пересмотру догматами. Что, если все не совсем так, что, если это только часть гораздо более широкой картины мира? Всего один из множества пазлов? Что, если и для людей эволюции все вовсе не так однозначно? Ведь у них есть свои религии со своими догматами! Возможно, у них тоже есть веская причина думать так, как они думают?

Стоп, – сказал я себе, – ты же Лекарь, ты оживлял людей и точно знаешь, что никакой души у них нет. Хм, подожди-ка! Нет, или я ее даже не пытался искать? Стоп, стоп, стоп! Если бы она была, то я не мог бы оживить людей без договоренности с их душой! Разве не так?

А если не так? Я когда-то пытался оживить тело адама без спроса у его души? – Нет, конечно. А почему? – Да потому что мне так объяснили, мне сказали, что надо делать так и так. И я без всяких сомнений делаю, как сказано.

Другой вопрос: а я когда-то пытался поискать душу умершего человека? И снова ответ: нет. Почему? – Да просто мне сказали, что у них нет души.

И почему же я верю всему, что мне говорят, даже не попытавшись проверить? Что я за дебил такой? Надо бы поговорить с отцом на эту тему, интересно, что он скажет? А еще я неожиданно понял, что мне хотелось бы встретиться и поговорить с кем-то из лилит. И правда, с чего бы мне сразу верить версии адамов обо всем произошедшем когда-то в нашем общем прошлом и происходящем сейчас? Неужели только потому, что я сам адам?

Я покрутил эту мысль в голове так и этак, после чего вынужден был признать, что я практически ничего не знаю об устройстве мира, кроме одной «самой правильной» версии адамов. Если бы я только знал в этот момент, насколько правы те, кто говорит, что мысль материальна и предупреждает: бойтесь своих желаний, они могут исполниться!

Я извинился, сказал, что отлучусь ненадолго, совершенно неожиданно, но очень сильно захотев все хорошенько обдумать, а гул разговоров за столом мне мешает. Мне срочно надо на улицу! Странное и неожиданное желание, совершенно почему-то не удивившее меня в тот момент.

– Ты куда, Олег? – вскинулась мама.

– Просто подышу свежим воздухом, ма, надо кое-что обдумать, – честно ответил я. – Буду здесь, рядом, далеко не уйду. Обещаю, десять минут, не больше!

Но маму не так-то просто сдвинуть с тропы:

– Ты что, курить начал? – спросила она так строго, что я даже улыбнулся, вновь почувствовав себя школьником.

– Ма, не выдумывай, я сейчас вернусь, – улыбнулся я и быстро вышел на улицу, провожаемый задумчивым взглядом обоих родителей. Родителей, понимаете? Обоих! Как же это хорошо! Но это потом, сейчас меня словно что-то неслабо так тянуло на свежий воздух.

***

Я ошибся только в определении: меня тянуло не что-то, а кто-то. Едва я вышел из кафешки и вдохнул полной грудью чистый воздух, как ко мне подошла она, и сказала звонким голосом:

– Привет, Олег! Я Настя. Давай пройдемся?

И я пошел за ней, – пошел, даже не попытавшись узнать, куда мы идем и вообще, кто она, собственно говоря, такая. Я лишь молча кивнул, поскольку все слова застряли в горле, настолько все мое существо было поражено, оглоушено, ошашарешно и полностью раздавлено захватившим меня чувством. Я влюбился в Настю до полнейшего безумия, и готов был, как собачонка за хозяйкой, бежать за ней хоть на край света.

Краем сознания я понимал, что такого не может быть, что эта Настя как-то повлияла на меня, подчинила мое сознание, поработила его, здесь явно что-то не так… Но эти мысли, мелькнув, были тут же мною отвергнуты как совершенно смешные и абсолютно невозможные. Ведь любовь всей моей жизни улыбнулась мне и взяла под руку. Я не отрывал глаз от ее волшебного лика, и если бы она велела мне сейчас прыгнуть под машину, ей Богу, я не стал бы раздумывать ни секунды. Но у Насти были на меня другие планы, и я, чуть не повизгивая от счастья, как щенок, целый час не видевший хозяйку, осторожно, как величайшую драгоценность, бережно прижимал ее руку к себе. Я еще никогда в жизни не был так безумно счастлив!

Мы подошли к стоявшей недалеко машине и сели на задние места. Что это была за машина? – Понятия не имею, я не смотрел, куда садился. Я смотрел только на мою Настеньку. Она что-то проворковала, и машина поехала, думаю, там впереди, был водитель. Ну, должен быть. А Настя повернула ко мне свое улыбающееся лицо и ласково потрепала меня за щеку:

– Хороший мальчик.

И я расплылся от счастья. Она меня похвалила!

Глава 7

Бывший гвардии капитан ВДВ Сергей Свечин, следуя за Егором Виноградовым, когда тот быстрым шагом вышел из зала, прошептал в чуткую гарнитуру: «Внимание, командир выходит на улицу, всем готовность!» – и услышал в ответ двойное «Принял». Там Жека и Андрей контролируют подходы, что может случиться? И даже когда увидел, как к командиру подошла какая-то незнакомая девица, не насторожился, за что потом проклинал себя. Ну, девица и девица, о чем-то говорит с Олегом, делов-то!

Но вот когда командир с этой самой девицей вдруг быстро пошли к припаркованному рядом автомобилю, в его голове сыграла тревога. Он бы успел, – он уже каким-то шестым чувством понял, что все плохо, хотя Олег даже не повернулся к нему, не подал никакого сигнала, ни одного знака опасности. И в этот момент по ним открыли автоматический огонь сразу из нескольких стволов.

Конечно, Серега успел среагировать, после училища, войны и десяти лет у Вилоры, он просто не мог не успеть: рефлексы действовали на автомате. Падая и перекатываясь, он открыл ответный огонь, просто на звук, уже на первой секунде, еще в воздухе выхватив пистолет из наплечной кобуры. А на третьей секунде он вскочил и побежал к машине, в которую сел Олег, игнорируя угрозы от внезапно появившихся стрелков. Роли давно распределены, ими займутся ребята.

***

Майор ВДВ Евгений Евдокимов, комиссованный после ранения с культей вместо правой руки, а потом принявший приглашение командира, как все они называли своего босса Олега Виноградова, хотя тот был и младше их по возрасту, и ни разу не пожалевший об этом, стоял на своем месте у входа в кафешку, чуть справа. Он машинально поглаживал свою новую выращенную руку (дурная привычка, от которой он никак не мог избавиться уже многие годы по счету Веера) и внимательно наблюдал за периметром.

Когда у поребрика остановился чистенький красный седан «Kia Rio», и из него вышла девушка, на вид лет около тридцати, он, как положено, сообщил об этом событии. Андрюха отозвался: «Вижу», он стоял у противоположного края кафешки, а Сергей буркнул что-то типа: «Смотрите там внимательно». Женя хмыкнул про себя (он всегда внимателен!), машинально отмечая, что в машине, кроме водителя, нет больше никого. Водила сидел ровно и выходить, походу, не собирался, но и движок не глушил. Почему? Женя чуть напрягся. В это время девица, шедшая по направлению к кафе, вдруг встала, не доходя и достав телефон, что-то стала там искать. Однако Женя видел, что она на самом деле занята чем-то другим: ее фигура напряжена, а лицо обращено к входу в кафе. Она словно бы к чему-то прислушивалась.

Женя не насторожился: гости то и дело подъезжали и заходили внутрь, наверное, это одна из опоздавших. И здесь Серега сообщил, что командир пошел на выход. «Принял» – ответил он и медленно пошел в сторону машины. Почему в сторону машины? – Да он и сам не понимал пока, просто чуйка. Боковым зрением отметил трех парней, вывернувших из-за поворота слева и шагавших в их сторону, у всех троих в руках сумки. И здесь Женина чуйка пробила тревогу, но пока лишь предварительную.

Предупрежденный Андреем, он отметил выход командира из кафешки. Тот сразу направился к ожидавшей девице. «Ага, вот она кого ждала!» – подумал Женя и даже немного успокоился, видя спокойное и улыбчивое лицо Олега.

Потом, перекинувшись парой фраз, командир с девушкой быстро пошли к машине. Женя на мгновение задумался и уже хотел бежать к своему авто, чтобы сопровождать командира, если тот собрался куда-то ехать (странно, что командир не дал никакого знака). И здесь все случилось. Краем глаза Евдокимов заметил движение и, верно его интерпретировав, выхватил пистолет, в прыжке, уходя с линии огня, трижды выстрелил в сторону тех трех парней, у которых вместо брошенных на землю сумок, плевались огнем автоматы в руках. Он не промазал, с некоторых пор не попасть в цель он мог только после смерти (да и то не факт, учитывая виденное им в Веере). Отметив, что все цели поражены в голову, Женя вскочил на ноги, и на ходу провожая взглядом автомобиль, уносящий командира, кинулся к своей машине.

***

Старший лейтенант Андрей Гирский, выпускник того же Рязанского Высшего воздушно-десантного училища, что и двое его друзей, так же как и Евгений, комиссованный подчистую после того, как мина оторвала ему стопу, в отличие от своего друга, уже стал забывать о той давней трагедии. За десять лет, проведенных в обучении у Лоры, обернувшихся здесь, в Срединном мире, несколькими часами, он привык к своей новой ноге, лишь иногда с ужасом вспоминая о тех страшных для него месяцах, когда он, молодой офицер, был вынужден перебиваться на пенсию по инвалидности. Тогда ему казалось, что жизнь кончена и, чего уж греха таить, иногда мысли о суициде посещали его буйную голову. Но последующие удивительные события почти вытеснили из памяти то время, уж слишком они были насыщенными и невероятными.

Андрей занимал позицию справа от входа в кафе, привычно сканируя взглядом периметр. Нет, он не ожидал никаких проблем, но вбитые в подкорку рефлексы, заложенные еще в училище и тщательно отшлифованные сначала на войне, а потом у Вилоры, не позволяли ему расслабиться. Он отметил машину и девушку, вышедшую из нее, услышал, как Жека доложился и остался на месте, прикрытый кустами отцветшей уже сирени. Когда командир вышел и остановился рядом с девушкой, он, в отличие от Евдокимова, не напрягся, оставаясь все так же расслабленно спокоен, продолжая четко сканировать свой участок. Он увидел трех парней, вынырнувших из-за поворота справа, чуть скосив глаза, увидел их близнецов, шагавших с такими же сумками в руках слева, со стороны Жеки, и спокойно достал пистолет. Чуйка подвела его лишь однажды, когда он в угаре ближнего боя шагнул за раненым бойцом, и лишился ступни. С тех пор прошло больше десяти лет и, одновременно, меньше года, за это время Андрей сильно изменился. Поэтому, когда командир сел в машину, а парни справа сделали лишь самое первое движения для того, чтобы выхватить свои, как выяснилось, автоматы из сумок, а Андрей уже стрелял. Так и упали они, пораженные выстрелами в голову, не успев даже толком достать свое оружие. Шансов противнику Андрей не оставлял.

Они еще падали, а он уже несся к своему автомобилю огромными прыжками. И когда Серега и Жека подскочили к краю дороги, он резко затормозил рядом. Те прыгнули в салон и не успели захлопнуть за собой двери, как форсированный движок их автомобиля сопровождения вжал спины в кресла.

Они бы их догнали, тут нет сомнений, если бы ехавший впереди КАМАЗ-мусоровоз, резко повернув, не перегородил им дорогу. Андрей и здесь не растерялся: кто-то назвал бы чудом то, как он сумел вывернуть машину и разминуться с грузовиком, лишь чуть поцарапав борт. Но это было не чудо, а просто опыт, однако такие важные секунды были потеряны. Красная Kia Rio, увозящая командира, свернула и исчезла меж домами, а когда они туда добрались, там уже никого не было. Это был двор-колодец, не имевший другого прохода, поэтому похитителям просто некуда было деться. Но ни их, ни машины ребята так и не нашли. Опрошенные бабушки у подъезда, крестясь, в один голос уверяли, что красная машина, влетев во двор, как сумасшедшая, в один миг просто исчезла, растаяла в воздухе. Вернувшись, они обнаружили покинутый КАМАЗ, а осмотр трупов у кафе тоже ничего не дал. Теперь им предстоял сложный разговор с полицией в отсутствие командира.

***

Я не мог оторвать взгляд от Насти, и слезы счастья катились по моим щекам. «Господи, спасибо тебе!» – шептали мои губы одну и ту же фразу, повторяя ее словно заезженная пластинка.

– Открой рот, – сказала она. И я открыл рот, даже не задумавшись зачем. Если Настя просит, значит, так надо. Она положила мне что-то на язык, не знаю, что это, но какая разница?

– Глотай и запей, – девушка протянула мне бутылку с водой. Я послушно проглотил и запил, не сводя с нее глаз. Я ничего не слышал, кроме ее голоса, и ничего не видел, кроме ее глаз. Но этого было абсолютно достаточно. Где-то на самом дальнем крае сознания кто-то что-то кричал, о чем-то, кажется, предупреждал, но я мысленно послал этот голос подальше, и он пропал.

А потом все закружилось у меня перед глазами, я стал падать в бесконечную пропасть, впрочем, ничуть не беспокоясь об этом. Ведь Настя летела рядом со мной, чего бояться?

***

Прошло три месяца (кажется).

Я гулял в саду после плотного, насыщенного природными витаминами и минералами завтрака, любовался удивительными цветами и напряженно думал. Думал о том, как же мне выбраться из глубочайшей задницы, в которой я уже три месяца пребываю. Последние несколько недель меня, наконец, перестали так сильно доить (иначе не знаю, как еще назвать), как это было вначале, и постепенно я стал приходить в себя. Постепенно ко мне возвращалась способность логично думать и анализировать. И вот к каким выводам пришел.

Меня похитили лилит. Самое обидное, что меня похитили вовсе не как сильного Лекаря, а просто как кобеля-производителя, не имеющего больше никакой ценности. И именно в этом качестве меня и использовали, постоянно держа на каких-то препаратах, повергающих разум в туман, а тело в аппарат для зачатия.

Если вы подумали, что меня кто-то заставлял здесь постоянно заниматься любовью с женщинами, точнее – с женщинами-лилит, то вы далеки от моего приземленного положения в этом месте. Меня просто доили, как какую-то корову, выкачивая мое семя, по-медицински – эякулят, при помощи специального насоса, совершающего механические возвратно-поступающие движения. А я, находясь явно под химией, не мог этому противиться, выдавая на-гора конечный продукт, как какой-нибудь стахановец. Самое обидное, что делали это со мной даже не женщины, а вполне себе мужики, выполняющие роль, как я понял, кого-то вроде младших лаборантов, если вообще не прислуги. Иногда мне давали неделю отдыха, в течение которой я просто ел и спал. Видимо, что-то подмешивали в пищу, но соображал я тогда плохо.

Мужики здесь, в этом мире, вообще на вторых, подчиненных ролях, поскольку здесь у них самый настоящий матриархат. Матриархат даже не просвещенный, а вполне себе пещерный. Мужчина – человек второго сорта, годный лишь на то, чтобы работать на тяжелых работах или служить в армии простым солдатом, поскольку офицерско-генеральский состав исключительно женский. Образование для мужчин составляло не более четырех лет церковно-приходской школы, а дальше им ходу нет. Считается, что мужчина не способен мыслить рационально, а живет лишь на одних инстинктах. Популярна поговорка: «Петух не птица, мужчина не человек». Предназначение мужчин заключается в том, чтобы зачинать и воспитывать детей, готовить еду и содержать дом в порядке. Это если он женат. Если не женат, и живет в семье матери, то, в принципе, делает то же самое, помогая отцу.

При этом, насколько я сумел разобраться, общество здесь вовсе не средневековое, наука и техника, примерно на уровне нашего двадцать первого века, а вот нравы исключительно матриархальные. Во главе государства стоит императрица, которая по династическому закону не может иметь семьи. Но при этом у нее обязательно должен быть гарем из лучших наложников-адамов, а первая, рожденная от любого из наложников девочка, обладающая даром Лилит (так здесь называют дар Демиурга), считается наследницей.

Тем не менее, в государстве есть Сенат, назначаемый императрицей, и выборная на основе всеобщего голосования Дума. Вот только мужчины здесь избирательным правом не обладают, и избираться не могут. Конституции, насколько я понял, нет, хотя здесь я могу ошибаться.

Все это мне поведал старый слуга, приглядывающий за мной. На мой вопрос, нет ли здесь движения за права мужчин, какого-нибудь маскулизма (по аналогии с нашим феминизмом), тот усмехнулся и ответил, что периодически бунтуют глупые мужички, но бунтовщиков против вековых традиций быстро урезонивают и отправляют на каторгу. А уж оттуда никто еще не вернулся!

– В спецназе, знаешь, какие бабы? – вещал он, оглядываясь по сторонам. – У-у-у, звери! Им закон не писан! Они себе, по слухам, даже матку вырезают, чтобы семья не отвлекала их от службы! Как только в руки им попадешь, считай, всю жизнь потом на аптеку работать будешь, даже если в итоге окажешься ни в чем не виноватым!

Старик сделал страшные глаза и затряс седой головенкой. На мой вопрос о том, что со мной будет дальше, и почему меня последнее время не доят, он пожал плечами и ответил:

– Держись, паря! У тебя теперь вся надежда на матушку-императрицу. Ты у нас вон, какой красавчик, глядишь, в гарем возьмет. – Он подмигнул и мелко захихикал. – А там, в гареме этом, жизнь, знаешь какая? Все, чего хочешь, есть: императрица своих наложников балует, все их капризы выполняет.

Я поморщился и сплюнул, процедив сквозь зубы:

– С чего ты взял, старый?

– А с того! – старик поднял палец вверх, – что ты, когда в последний раз спал, приезжали ее евнухи, тебя со всех сторон осматривали и фотографировали. А когда уезжали, мне парень из лаборатории сказал, запросили твою медицинскую карту.

– Ну а если не глянусь я вашей императрице? – перспектива оказаться в мужском гареме меня, мягко выражаясь, совершенно не прельщала.

– Ну, тогда, паря, – вздохнул старый слуга, – помогай тебе Царица Небесная!

– А если чуть точнее? – проявил я настойчивость в выяснении собственной участи.

– Не знаю, – глазки старика метнулись в сторону. – Слышал, что на какие-то эксперименты отправляют отработанный материал. А уж что там и как – не ведаю, врать не буду.

– А отработанный материал – это обо мне речь, так? – догадался я.

Тот лишь развел руками, мол, не я так назвал. А я не стал переспрашивать, все понятно: закачали моим эякулятом нужное количество пробирок и – свободен, отработанный материал.

– Может, подскажешь, как сбежать отсюда, брат по полу, а? – наклонился я к слуге.

Тот только посмеялся в ответ:

– Ишь, чего выдумал, сбежать! Да как ты сбежишь из Центра Матери? Здесь мышь не прошмыгнет! Прими свою мужскую долю и не рыпайся, вот что я тебе скажу, паря. Так мир устроен испокон веков, и порядок сей был установлен самой Небесной Царицей Лилит! А ты кто такой, чтобы против воли Божества переть? У всех свое предназначение: женщины правят и заботятся о нас в меру необходимости, а мы – их помощники во всем, должны их поддерживать и вдохновлять! Кто ж виноват, что ты мужиком родился? Такая уж доля, прими ее и не ропщи…

Вот же сученок старый, так бы и прибил! Впрочем, в чем его вина? – Он дитя своего мира и специально направленного воспитания…

***

Отпустив старика, я присел на лавочку у небольшого пруда с лебедями и задумался. Как человек образованный и разносторонне начитанный (чего я только не читал во времена моего несчастного отрочества), я знал, что матриархальные общества существовали некогда и в Срединном мире, ничего в этом нового и необычного нет. А практика многомужества и даже мужских гаремов была принята в разное время в разных странах нашего плана бытия. Кажется, если я ничего не путаю, в основном в Южной Америке, в Индии, Непале, Малайзии, Тибете и в некоторых африканских племенах. Там считалось, что чем больше у женщины половых партнеров, тем ее потомство здоровее и жизнеспособнее. И, между прочим, сейчас эта идея вполне себе подтверждается современной наукой. Ученые установили, что в природе самки, спаривающиеся со многими самцами, имеют более жизнеспособное потомство. Детеныши рождаются более крупными и здоровыми, быстрее развиваются, меньше болеют и дольше живут.

А мужские гаремы как явление известны еще в Древнем Шумере, упоминаются они и в истории древней Мидии – государства, которое существовало на территории современного Ирана в VII – VI веках до нашей эры. И даже в священном для индуистов древнем эпосе Махабхарате встречается как минимум один пример упоминания многомужества, когда Драупади вышла замуж сразу за пятерых братьев из рода Пандавов.

Так что само по себе матриархальное устройство общества не является чем-то из ряда вон выдающимся. А мне оно кажется диким лишь потому, что родился я и вырос все же в обществе довольно патриархальном, несмотря на все достижения и даже порой явные перегибы феминистского движения последних десятилетий. Мы, мужчины, этого не замечаем, но женщины это чувствуют и об этом говорят.

Легкая пелена медикаментозного тумана, вероятно, еще не полностью выветрилась из моей головы. Видимо, поэтому я так спокойно и с легким оттенком фатализма думал о произошедшем со мною. Я вспоминал все, что Иван говорил мне о лилит, и чем больше вспоминал, тем мне становилось хреновее. Речь шла, насколько я помню, об экспериментах лилит по отделению души адама от тела и переселению ее в тело мужчины-лилит, душа которого из тела предварительно изгонялась. Тогда я все это слушал в пол-уха, не особо вникая и относясь к рассказу с некоторым даже скепсисом. Но сейчас вдруг осознал, что многое из того, о чем говорил тогда Иван, уже случилось со мной. И, скорее всего, ждет меня лаборатория лилит, поскольку в то, что меня заберет в свой гарем императрица, я как-то не верил. А зря.

***

За мной пришли на следующее утро. В крохотную комнату, выделенную мне, ввалилось пять существ, половую принадлежность которых я с ходу затруднился определить. Одеты они были в желто-голубые комбинезоны, и вид имели решительный. По некотором размышлении я решил, что это все же мужчины, хотя сомнение оставалось. Да, грудь ни у кого из них не выделяется, при этом все они имели серьги и кольца на пальцах, но ведь сейчас и в нашем мире это не редкость, даже у вполне себе гетеросексуальных мужчин.

Один из них выступил вперед и сказал:

– Я старшая надзирательница государственного гарема её Императорского Величества Императрицы Светланы Второй Прекрасной. Можешь называть меня госпожа Роксана.

Блин, все же баба, пипец! Да у нее бицепсы, как две моих руки! Я пригляделся уже как врач и не понял. Ладно, пусть будут бабы, это, по крайней мере, логично: в женских гаремах евнухи мужики, а в мужских – бабы.

– И? – поднимаясь, спросил я.

– Гордись, ты понравился матушке-императрице, будешь теперь, как сыр в масле кататься…, – она помолчала и добавила: – Если, конечно, в постели ей угодишь. А наша государыня в этом деле, ой, как привередлива!

И все пятеро заржали как кони, то есть, кобылы, конечно. А я не знал, что делать и как себя вести. С одной стороны, даже все вместе, даже пусть они специально натасканы, все равно для меня не противники. Пять секунд – и здесь будет пять трупов, даже понять ничего не успеют. С другой стороны: а что дальше? Пытаться прорываться? А куда? Я ведь не в чужом городе и даже не в чужой стране, я в чужом мире! Куда бежать, где скрываться? Нет, сначала надо хоть что-то выяснить, а для этого нужно время. И, если уж так разобраться, пусть даже эта Светлана Прекрасная окажется страшнее бабы-Яги, гарем все же гораздо предпочтительнее лаборатории по извлечению душ. Там можно будет осмотреться и что-то придумать. Ну, мне так кажется. Поэтому я встал и, кивнув, произнес:

– Я готов, девочки, все мое со мной. Поехали!

– Смотри, наглый какой, ведет себя совсем не по-мужски! – недовольно высказалась одна из охранниц.

– Да не обращай внимания, он же из диких миров, – ответила чернявая госпожа Роксана. – Они всегда вначале наглые, но матушка-царица быстро их обламывает. Как шелковый будет, как мужикам по природе и положено.

И они опять заржали, словно степные кобылицы.

– Прошу, господин Олег! – скомандовала главная, показывая рукой направление. А когда я проходил мимо, она с глумливой улыбкой шлепнула меня по заднице. Я скрипнул зубами, но сдержался: если я их здесь сейчас положу, то у меня останется только один путь – в лабораторию. И смогу ли я оттуда сбежать, одному Демиургу известно. А вот в гареме, возможно, получится больше узнать об этом мире от других наложников. Да и вряд ли местные евнухи могут позволить себе плохое или наглое отношение с тем, с кем спит их госпожа. Это они здесь такие бравые, пока я ничего не знаю, а по сути, они кто? Не думаю, что это уважаемая профессия в женском обществе.

Глава 8

Скоростной лифт принес нас на крышу здания, и я впервые смог взглянуть вокруг с высоты. Впрочем, ничего особенно мне разглядеть не удалось: вокруг, куда ни посмотри, расстилались сплошные леса. Видимо, Центр Матери (почему, кстати, его так назвали, если ни одной матери я здесь так и не увидел?) находился далеко от населенных мест.

Вертолет по своей конструкции напоминал наш пассажирский вариант «Ансат» казанского производства. Тоже семь пассажирских мест, и на вид не отличишь. Впрочем, все современные вертолеты чем-то похожи. Интересно, кстати, – подумал я, устраиваясь на указанном мне месте у окна, – они здесь все говорят по-русски, да и имена русские. Та же императрица Светлана, например. Да, существует версия, будто это имя происходит от греческого «Фотиния», что переводится как «свет», но версия эта не выдерживает никакой критики. Основных теорий происхождения этого имени две, причем вторая не исключает первую: 1) старинное славянское имя, что появилось путём сложения слов «свет» и «лан» («земля») и имеет значение «свет Земли»; 2) придумано Александром Христофоровичем Востоковым специально для своего романа «Светлана и Мстислав», вышедшего в 1802 году. Откуда я это знаю? – Да был как-то до жути влюблен в одну Светлану в седьмом классе. Она, конечно, смотрела на меня свысока, так что все, что мне оставалось, это развлекаться вот такими исследованиями любимого имени.

Конечно, старшую надзирательницу зовут Роксана, но Роксан у нас в Российской Федерации полно в кавказских республиках, да и говорит она по-русски чисто. Старого слугу в Центре Матери зовут Петр, а та, что меня похитила, назвалась Настей. Путем нехитрых сопоставлений, получается, я попал в некий аналог России. Что я сразу же решил уточнить.

– Скажите, госпожа Роксана, – обратился я к мужеподобной надзирательнице, – а как называется страна, в которой мы находимся?

– Вот, правду говорят в народе, – хмыкнула одна из младших, видимо, надзирательниц, – «у мужика ум короткий, как его волосы»!

Остальные с готовностью заржали, хлопая друг друга по плечам. Тоже интересно. Похоже, здесь все ровно наоборот. Если в нашем мире евнухами в женском гареме были кастрированные женоподобные мужики, то здесь, похоже, в евнухи берут мужеподобных баб. Возможно, даже гермафродитов, из тех, что физически неспособны ни к какому виду совокупления, – подумал во мне врач.

– Тихо вы! – шикнула на них Роксана. – Раскудахтались, курицы! Сказано же, что он из диких миров, не знает ничего.

И уже обращаясь ко мне, добавила:

– Мы находимся в благословенной Небесной Царицей великой Российской империи, запомни это, мальчик.

Я кивнул, – ну, следовало ожидать.

– Большая империя? – продолжал допытываться я.

– Большая, – не стала вдаваться в подробности Роксана и добавила:

– Ты прям, как женщина, любопытный!

И ее помощницы тут же с готовностью заржали. М-да, видимо, в надзирательницы гарема отбирают не по уму, по крайней мере, в младшие.

Больше я ничего спрашивать не стал, уставившись в окно на проплывающие внизу деревья.

***

Три недели спустя.

Когда меня везли сюда, я представлял себе гарем чем-то вроде огромного зала, как видел на некоторых картинах, в котором вместо женщин полуголые мужики слоняются туда-сюда между фонтанов, возлежат на подушках или плавают голышом в красивых бассейнах. Не знаю, почему именно такой образ сложился в моей затуманенной препаратами голове, но в реальности все оказалось совсем не так. Гарем больше был похож на общежитие, в котором у каждого наложника была своя личная комната с туалетом и ванной, с большим телевизором на стене и удобной кроватью. Само здание, насколько я мог понять, было круглым, где жилые комнаты расположены по краям, а в центре что-то типа огромного зала, разделенного на секции. Там было несколько небольших кинотеатров, человек на двадцать пять каждый, отдельное место с игровыми автоматами. В другой секции расположены столы с компьютерами, подключенными к местной локальной сети без выхода в интернет. Там любители компьютерных игр сутками напролет рубились, разделившись на команды, в какие-то местные аналоги наших стратегий, симуляторов и прочих аркад.

Кроме этого, есть большая библиотека, а также различные курсы для желающих научиться чему-то новому. Есть и бассейны, целых три, довольно большие и разных типов, один с морской водой (так написано на табличке). Есть огромный сад под открытым небом и другой – зимний, несколько спортзалов с тренажерами, видел пару больших тиров, и вообще, проще сказать, чего здесь нет, чем перечислить то, что есть.

Интересно, что не было ни одной курилки, поскольку, как выяснилось, Благодетельница, как все здесь (впрочем, с большой долей юмора) называли императрицу, не переносит запах табачного дыма. Поэтому тем «избранным», которые имели такую дурную привычку, по прибытии на место, так сказать, постоянной дислокации, пришлось бросить курить резко и навсегда. Слава Богу, я никогда не курил и запах табака не переносил, хоть здесь повезло. В остальном, жизнь в нашем гареме и правда напоминала золотую клетку, хотя все местные наложники считали, что им удалось ухватить удачу за хвост и устроиться в этой жизни максимально комфортно. Ну, так что взять с этих бедолаг?

Всего нас было около сотни, и все мужики в гареме делились на местных и тех, кто подобно мне, был отловлен в других мирах Веера. Местных было мало, и это понятно: от них ребенка с даром не зачнешь, они являлись чем-то вроде капризов Благодетельницы. Вот, захотелось ей заполучить приглянувшегося где-то смазливого паренька, кто может противиться воле носительницы абсолютной власти?

Остальные, конечно, не были такими довольными, как первые, но большинство с жизнью постепенно смирились. Императрица не так часто призывала кого-то к себе, что и понятно. Она, хотя и была, судя по развешанным в каждой комнате портретам и художественным фотографиям, очень хороша собой (говорят, у нее дар Скульптора) и выглядела как восемнадцатилетняя красотка, но все же реальный ее возраст приближался к полтиннику (опять же, по слухам), если уже не перевалил за оный. Я, например, еще ни разу не удостоился посещения Благодетельницы и, как говорят старожилы, вообще не факт, что когда-то буду призван. Гарем здесь – это вещь больше статусная, впрочем, как и везде во все времена, поскольку мало у кого из людей, будь то женщина или мужчина, есть реальная потребность в таком количестве партнеров. Тем более что у Светланы Второй уже есть две дочери, и у обеих, вроде бы присутствует дар Лилит. По слухам, есть и сыновья, но эти пустые, хотя и с душой.

А мне, выкачанному, как казалось, до дна в Центре Матери, такое положение было только на руку. Я с опаской и даже с некоторым отвращением думал, что мне, возможно, скоро придется удовлетворять какую-то бабу, будь она даже самой императрицей. Вот уж никогда раньше не подумал бы, что меня реально можно довести до такого состояния! Однако факт есть факт.

Я здесь сошелся с парнем, на год старше меня и тоже из Срединного мира, так что мы с ним, считай, земляки, даже из одной страны, хотя из разных городов. Так вот, он здесь уже около двух лет, и за все время удостоился побывать в царственной постели всего один раз, на второй месяц своего пребывания в гареме. И с тех пор тишина. Он рассказал, что выдергивают кого-то для развлечения Благодетельницы, обычно не чаще пары раз в месяц, бывает реже. А порой она западает на кого-то одного, так что всем остальным месяцами ничего не светит, пока этот не надоест. А если кто-то ей не угодил чем-то, тот вообще может забыть о сексе до конца жизни – своей или императрицы. Впрочем, императрицы здесь живут очень долго.

На мой вопрос, как же ей угодить, Вадим (так его зовут) пожал плечами:

– Да не знаю я! Баба как баба – да, очень красивая, да, все у нее идеально, да, с голодухи ты готов ее облизать, но чего-то такого особенного она с меня не требовала – обычный «миссионерский» секс. Перед посещением дали что-то выпить, как я понял, для повышения потенции и, думаю, чтобы сразу не финишировал. Но, знаешь, Олег, может, мне и надо было что-то такое выкинуть, чем-то ее удивить… Хотя чем ее вообще можно удивить, с ее-то опытом по этой части? Но, может, она ждала чего-то такого от меня, а я оплошал? Кто его знает? Но в результате с тех пор меня больше не вызывали. Видно, все же не угодил даме. Да и хрен-то с ней, если честно, больше нервяка, чем удовольствия.

– А что, – удивился я, – кроме секса ничего не было? Ну, разговоры там разные, нет?

Вадим ненадолго задумался и стал вспоминать:

– Ну…, сначала меня долго отмывали в большой ванне два евнуха. Не те мордовороты-бабищи, что здесь, вроде как мужики, но, блин…, нет, не хочу вспоминать…, – он замялся и поморщился. – Потом делали массаж, тщательно разминали все тело, втирали какие-то пахучие масла и после этого уже, как был, голышом, запустили к императорскому телу.

– И сразу в постель?

– Ну, в общем, да, в постель. Но секс не сразу. Вначале она потребовала гладить ее, – Вадим смутился, – спину там, ноги… Пока я наглаживал, она все расспрашивала меня о нашем мире, обо мне, кто я, какой у меня дар, что умею, где учился, ну и все такое. Потом, видимо, дозрела, и мы перешли, собственно, к основной части. А после она просто отослала меня назад в гарем и на этом – аллес.