Ослепленные

Глава 1

Солнце в зените.

Если смотреть на Тримму с самой высокой скалы,  глазам поначалу открывается красное полотно, напоминающее огромный лист проржавленного железа. Чтобы увидеть все остальное, нужно совершить путь вниз. Лишь затем на рыжем фоне постепенно вырисовываются блеклые пятна. Спускаясь ниже, можно предположить, что, помимо кубических зданий из белого камня и кубических зданий из красного камня, на Тримме нет ничего.

Спустившись к подножью скал – (а это займет много времени, так как они  высоки настолько, что кружится голова от взгляда на их вершины,) можно увидеть ровные дороги, присыпанные ржавой пылью, окаймленные выгоревшей травой. Словно порезы, исполосовавшие скудный рельеф Триммы – кубические дома ее жителей. Деревья не спасают от жары – их мало, и бледные, увядшие листья не живут, а ведут борьбу за выживание на бедной выжженной земле… И больше ничего…

@@@@

Одиннадцать лет назад на Тримме началось Ожидание.

Казалось, что прежнее существование тримлян приснилось им когда-то в коллективном смутном сне – настолько другим стало все вокруг.

Как жили тримляне прежде? Это время они и сами позабыли, может, оттого, что не хотели помнить. Помнить хорошее в дни беспросветности больнее – в этом случае добрые воспоминания ранят вместо того, чтоб приносить радость. Чем иметь светлое прошлое, серое настоящее и темное будущее, лучше не иметь прошлого вовсе – в таком случае настоящее будет казаться чуть светлее.

Жизнь тримлян на «до» и «после» перерезало событие, которое могло и вовсе остаться незначительным, но тримляне сами придали ему значимость. И потому они сейчас не хотели помнить прошлого: ведь каждый тримлянин в душе подспудно осознавал – судить некого, он сам выбрал себе такой способ существования.

В одной из пещер, сокрытых в красных скалах, была обнаружена Книга пророчеств.

Она гласила, что грядет нашествие духов Великого Зла. Им была проложена во мраке дорога из тайников горных пещер до сердец тримлян,  а уберечься от них можно было лишь с помощью соблюдения Законов Книги.

Любое уклонение от Свода считалось признаком того, что зло пробралось в сердце жителя Триммы и пленило его Внутренний Смысл. (Триммляне верили, что живет в каждом из них главное, что следует оберегать – Внутренний Смысл. И теперь этот Смысл был под большой угрозой).

Так гласила Книга.

Тримляне мало, что знали о зле. Это слово редко упоминалось, впрочем, как и «добро» – не вдавался в демагогию этот народ, жил он в простом труде без рассуждений. И поэтому легко было им согласиться, что неповиновение Своду Законов считается величайшим злом – ведь другого величайшего зла они не знали. Зло, живущее где-то в темных пещерах, угрожающее и мифическое, казалось вполне реальным – а ритуалы защиты от него придавали тримлянам сил и селили в их сердцах смутное чувство величия. Им казалось, что, защищаясь от неизвестного им Великого Зла ритуалами, они таким образом познают Великое Добро и причащаются ему.

Ритуалы защиты были на удивление просты. Славить Великое Добро и Свет, одеваться в определенные цвета одежды, женщинам не стричь волос, мужчинам не отращивать их, не высовывать носа после заката на улицу и не жить в одиночестве – все это могло показаться скучным, а может, и смешным. Но не до смеха было триммлянам, ведь гласила Книга, что грядет главная битва духов Зла с духами Добра. Если будет народ Триммы исполнять заповеди, Великое Добро в день битвы посетит Внутренний Смысл триммлян и противостоит Злу. И после противостояния останется Великое Добро в Тримме навечно.

Так началось Великое Ожидание.

Во время Ожидания возводились варны из белого камня – большие помещения, в которых жрецы Света читали речи, укрепляющие дух тримлян.

Миссия вступить в главную битву была отведена специальной армии, которая с каждым годом росла. В нее входили самые сильные, крепкие мужчины Триммы, прошедшие специальный отбор. Остальному населению оставалось лишь работать на содержание своих воинов. Вместе с армией увеличивались затраты на ее содержание. Никто не знал дня, в какой именно предполагалось Злу выбраться из пещер на свободу и ворваться в Тримму. И солдаты должны были ежедневно и ежечасно быть готовыми принять битву.

Тримляне не роптали. Ведь, победив Зло, народ получал жизнь, благословленную светом Солнца. Так гласила Книга Свода Законов.

Так гласила долгая проповедь, которая в тот жаркий день ничем не отличалась от предыдущих, прочитанных ранее неоднократно. Каждый житель Триммы знал ее наизусть. Проповедник Манеос впал в экстаз и уже кричал, брызгая слюной. Он возвещал о спасении и благословлении Солнца. Жирное, красное лицо его искажала экстатическая гримаса – казалось, еще немного, и он зарыдает. Тримляне с молчаливым, напряженным уважением, нарисованным на натруженных лицах, внимали ему.

Шестнадцатилетняя Уна, стоящая рядом с матерью, уронила связку фруктов на пол, за что получила с десяток осуждающих взглядов в свою сторону и тычок в бок от матери. Мелодика покосилась туда, где, возглавляя колонну солдат, находился высокий смуглый мужчина. Обычно носящий одежду воина, в день проповеди он был в серебристом плаще. Он стоял неподвижно, словно врос крепкими мускулистыми ногами в пол.  Так же прямо и остро глядел он перед собой черными глазами. Смотрел он как бы в воздух, но Мелодика всем существом ощущала на себе бездонный взгляд. Вся Тримма тряслась перед этим всевидящим взглядом. Он смотрел, хмуро сдвинув брови, и одна из них поднялась чуть выше другой, придавая взгляду еще большую угрозу.

Его звали Зик – воин, одиннадцать лет назад обнаруживший Книгу. В то время он был лишь простым служителем правителя Триммы Игоса, а теперь являлся главным стражем Законов Книги. Тримляне боялись его больше, чем всех духов Зла Вселенной. В его власти было решать, кто одержим Злом, а кто нет. Воля его была велика и за одиннадцать лет ни один из жителей Триммы не осмелился переступить Закон. Не оттого, что боялись духов Зла – больше боялись Стража, ведь духи были чем-то сказочным, невидимым, а воин представлял собой реальную угрозу. Беспросветные глаза Стража обещали многое, и никто не хотел изведать хоть часть этого молчаливого обещания.

Солнце проникло сквозь проем в стене и теплым лучом тронуло щеку женщины. В этот же момент Зик медленно, словно нехотя перевел взгляд на Мелодику. Глаза их встретились и женщина ощутила холод, достающий до самой глубины сердца.

– Тримляне! Великая Благодать грядет! – воскликнул визгливо Манеос, поднимая руки к потолку. – Да будет славно великое Солнце!

-Славься! -подхватили тримляне нестройным хором.

– Только соблюдения Законов спасут вас! Славься, Книга Высших! Те, кто спасется, будет благословен! Славься!

-Славься! – эхом отозвалась колышущаяся толпа.

-Славься! –повторил Манеос. Он поднял руки высоко над головой и устремил мученический взгляд в потолок варны.  Проповедь завершилась. Толпа дрогнула. Тримляне стали выстраиваться в ровные колонны – очереди к куралам – рядам соломенных коробок для обязательных подношений армии. Тишина наполнила варну – легкий шепот колыхался между полом и потолком, не нарушая ее.

Мелодика поправила желтое покрывало вдовы и, слегка прикоснувшись к плечу дочери, вложила в ее ладошку связку оранжевых продолговатых плодов наччу  – горного фруктового дерева.

-Тихо, не торопись. – шепнула она, хотя Уна и не рвалась никуда, а только нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. – Будь спокойнее.

-Я устала, мам. – прошипела Уна. Увидев в соседней колонне своего закадычного дружка Рона, она поймала его серьезный взгляд, направленный в ее сторону и скорчила презрительную гримасу.

Мелодика приближалась к куралу, стараясь не смотреть в сторону солдат. Она все еще ощущала на себе внимание Стража. Женщина неосознанно стиснула плечо дочери так, что та тихо пискнула от боли.

Лишь опустив подношение в коробку, Мелодика осмелилась снова взглянуть в сторону солдат.

Она не ошиблась. Страж смотрел на нее в упор. Черные глаза его, как всегда, ничего не выражали. Смуглое лицо было бы красиво, если бы не внушало столько страха. Женщина невзначай скользнула по нему взглядом и отвела глаза. Предательская слабость в коленях разозлила Мелодику. Даже повернувшись к нему спиной, она несла на себе его внимание. Если бы она знала, что подобные ощущения преследуют каждого жителя Триммы, ей было бы не так обидно за себя – ведь смелость одного гаснет перед страхом тысяч, если не даст знать о себе.

Мелодика вызвала из памяти прекрасное, ласковое лицо мужа – оно всегда помогало в трудную минуту, являясь из ниоткуда и заслоняя собой даже свет Солнца. Адэ учил ее когда-то, что память – это хранилище всех тайн. Если научиться управлять своими воспоминаниями, прогонять их, когда они не нужны и вызывать тогда, когда следует, будешь управлять всем миром.

Мелодика вспомнила улыбку мужа, его нежный взгляд цвета утреннего свежего неба, и образ Адэ окончательно заслонил собой черную фигуру, отобрав у нее власть над Мелодикой.  Ощутив прилив сил, женщина отвернулась и поспешно направилась к выходу.

Уна шла рядом с матерью, вертя головой во все стороны. Выходя из варны, она постоянно оборачивалась, словно искала кого-то взглядом. Когда она споткнулась от невнимательности, Мелодика строго одернула ее, подталкивая к выходу.

На улице Мелодика отыскала отца, который, будучи старшим,  прежде них вышел из варны. Старый землекоп ждал дочь у обочины, облокотившись о корявую палку. На морщинистом, обветренном лице его словно навсегда отпечаталось утомление и недовольство жизнью.

Уна тронула мать за рукав платья.

-Мам! Там Рон! Я пойду к нему, можно? Мы хотели идти в горы. – затараторила она, все же не решаясь слишком повышать голос.

-Иди. – разрешила Мелодика, – Но не броди до сумерек. Ты же знаешь, что в пещерах прячутся духи Зла. Они тебя схватят и украдут. Вот так: – женщина сделала страшное лицо и протянула к дочери руки с растопыренными пальцами. – Ап!

Она схватила Уну за бока. Та завизжала, расхохоталась, отскочила в сторону и, показав матери язык, понеслась к своему другу. Мелодика со снисходительной улыбкой проводила их взглядом и приблизилась к отцу.

-Жаркий сегодня день. – трескучим голосом, ворчливо произнес старик. -Дай воды.

Мелодика протянула отцу каменную флягу с водой. Смотрела, как тот умывается и пьет, роняя драгоценные капли в красную дорожную пыль.

-Куда отправилась Уна? – спросил землекоп, близоруко щурясь вслед внучке и возвращая дочери пустую флягу.

-Пошла с Роном. Теперь до сумерек будут пропадать в горах. -отозвалась Мелодика, затыкая горлышко фляги куском материи.

–Дочь вся в тебя. Ты в ее возрасте тоже не вылезала из красных скал.– поворчал старик, мозолистой ладонью прикрывая глаза от света Солнца.

Мелодика промолчала, лишь ее глаза цвета молодой травы слегка потеплели самолюбивой улыбкой.

Они тронулись в путь домой.

Неторопливо брели по пыльной дороге, не разговаривая друг с другом, но собираясь начать разговор… напряжение чувствовалось и в их шагах, и во взглядах, которые они украдкой бросали друг на друга.

Землекоп заговорил первый.

-Через три дня…

-Знаю – перебила Мелодика, вздрогнув. Глаза ее внезапно сузились, словно в них попал мусор. Женщина замедлила шаг и закончила фразу за отца. – Кончается срок смены мужа.

-Ты уже пять кругов Солнца, как одна.

Мелодика слегка притронулась к ярко-желтой ткани покрывала вдовы. Её необычайно красивое, но постаревшее от тайной скорби лицо не изменило выражения. Женщина эта, познав одиночество, научилась скрывать свои чувства от всех, поняв, что показывать свою боль равносильно тому, что показывать обнаженное тело – это можно сделать только близкому, а кто ей был близок здесь?

– Одна? Я не одна, муж живет в моем сердце. Так будет и впредь – ответила она на вещание отца.

– Закон запрещает оставаться во вдовстве дольше пяти лет. – напомнил Гефеус, отбрасывая ногой камень с дороги – Закон не спрашивает, кто живет в твоем сердце. Он спрашивает, кто живет в твоем доме.

– Закон, убивший моего мужа, заботится о том, чтобы у меня был муж? – спросила Мелодика ласковым и покорным голосом, от которого старик занервничал.

– Но ты не сможешь пойти против него. Так? Что же ты собираешься делать?  Бежать? Но куда?

Мелодика долго молчала. Затем тихо произнесла, как бы самой себе:

– к Адэ.

Старый тримлянин  внимательно присмотрелся к дочери.

На бледном лице ее он прочел нечто, заставившее его вздрогнуть и остановиться.

-Ты… -выдавил он из себя, но был перебит дочерью.

-Отец… – заговорила Мелодика, скомкав край покрывала так, словно желая сорвать его с головы. Старик испугался – вдовам было запрещено обнажать голову на улице, и, сделай это Мелодика, случилась бы беда.

Прекрасные изумрудные глаза Мелодики вспыхнули пламенем страха, но голос оставался приглушенным и ровным.

– Я не могу здесь жить. Мне здесь все противно. Я не могу без Адэ.

Гефеус глядел на дочь страшным взглядом. Затем, не заботясь о том, что его могут услышать, разразился воплем:

– Одер…Одер…Одержимая!!! Ты … понимаешь, что у тебя на уме?

Мелодика лишь покачала головой и повторила несколько раз, словно убеждая саму себя:

– Я не выйду замуж!

Гефеус не слушал её. На его лице отразилась паника. Он слишком хорошо знал свою дочь. Знал, что она не из тех, кто бросает слова на ветер. Гефеус отшатнулся.

-Замолчи! Я не хочу тебя слушать! – крикнул он, заслоняясь ладонью от нее.

-Я не смогу спать с другим! – Мелодика криком попыталась прибиться сквозь его отчуждение. Она чувствовала вину перед ним, ведь жизнь на Тримме была трудна, и оставлять его одного, еще и дочь на шею повесить – это было эгоистично и жестоко.

-Замолчи!

-Отец!

Резкий голос Мелодики заключал в себе много боли, которую невозможно было не ощутить, или не слышать.  Гефеус покачнулся и застонал, сгорбился.

Затем взял себя в руки, выпрямил отяжелевшие плечи. В семье землекопа не было принято выставлять напоказ эмоции. Они не собирались нарушать правило и сейчас.

Дочь и отец молча направились по пыльной дороге к дому. Они больше не смотрели в сторону друг друга, словно им обоим стало стыдно за срыв.

Когда низкая глиняная лачуга показалась им издалека, Гефеус снова заговорил. Он изрекал гневно и с горечью:

-Твой муж заморочил твою и без того больную голову. Ты думаешь, что, оставив эту жизнь, уйдешь в лучший мир, вновь встретишь Адэ, или попадешь на Солнце? Если бы я верил в эту проклятую Книгу и бредни Манеоса, я бы решил, что тебя захватили духи Зла. Но я знаю больше, я помню, как я жил ДО Книги. И я знаю одно – НЕТ никаких других миров! Есть только одна жизнь – здесь. Сегодня! Сейчас. Нет Страны, куда уходит Солнце! Нет Страны теней, где живут после жизни! Нет других Солнц! Оно одно! Нет других стран, кроме Триммы! Только одна Тримма! И никаких духов нет! И ничего, ничего больше нет под этим небом! И у меня есть только одна дочь – Мелодика! И убив себя, ты найдешь пустоту, так же, как твой несчастный муж!

–Пустота лучше. – усмехнулась Мелодика. Голос ее вновь стал безнадежно тих, так тих, словно никогда не знал крика. – Адэ унес с собой и мою жизнь. Я смогла бы жить воспоминаниями, и быть счастливой, но Книга и ее Законы заставляют меня спать с другим мужчиной, они навязывают мне мужа. Думают, что муж – это всего лишь платье, которое можно поменять. Адэ со мной, в моей душе, он всегда смотрит на меня и говорит со мной, как я смогу… жить с чужим мужчиной… когда мой Адэ будет смотреть мне в глаза из мира теней?

Гефеус громко застонал. Руки его тряслись и он еле удерживал палку, на которую опирался.

– Безумная женщина… – забормотал он, но  Мелодика снова перебила его:

– Прости меня, отец…

-Молчи, я не желаю тебя слушать! Заклинаю, подумай про Уну! Девочке пятнадцать лет! Она осталась без отца, а теперь и ты бросишь ее? Одумайся! Я стар! Меня ждет тьма. Уйду… Как жить ей потом? Кто будет заботиться о ней?..

-Солнца Вам! – вплелся в их речи, разбил атмосферу удушья тонкий голос. Гефеус и Мелодика оглянулись. За их спинами стоял торговец тканями Атабир. Жирное тело его, укутанное в серые просторные одежды, пропитанные потом, тряслось от неуместного смеха, который звучал обычно чаще, чем его речь.

-Солнца и тебе.– отозвался, кланяясь, Гефеус. С трудом выпрямился, пробормотал; – Ох.. совсем непослушны старые кости.

Атабир сморщился в сальной улыбке.

-Решил, так сказать, навести визит невесте. -произнес он. выставляя перед собой напоказ большую корзину со сладостями из сушенных фруктов.

-Великая честь. – Мелодика не скрывала презрения и брезгливости. -Проходите в дом.

"""""""

Один из Законов Книги гласил о том, что женщина не имеет права оставаться вдовой в течении пяти лет после смерти мужа. Если она все же не выходила замуж, служители Света могли сами выбрать ей спутника жизни. Делалось это путем аукциона – мужчина должен был сторговаться за женщину, уплатив за нее служителям самую большую цену за право быть ее женихом. (Вообще-то Закон Супружества Вдов и Вдовцов Книги гласил лишь о том, что пять кругов Солнца не должно женщине быть вдовой – если не уйдет она от тоски за это время на Солнце, то найдет себе другого супруга. Следует так же поступать и мужчине. Служители Света посовещались и решили, что ввести дополнение к закону и включить в него аукцион будет не в ущерб а в пользу народа, ведь все средства направлялись на развитие армии, а армия была главной опорой населения…За одиннадцать лет множество подобных мелких дополнений было внесено в Законы Книги и за эти годы уже и сами триммляне позабыли, что есть закон, а что дополнение…Ведь никто ни разу так и не увидел той Книги, а Законы ее провозглашались на публичных сборах. Демонстрировать Книгу было запрещено, так как считалось, что в этот момент она могла быть похищена духом Зла, если он тайком затаился в сердце какого-нибудь триммлянина. Так и растерялись с годами все ответы – что есть Закон Книги, а что есть его дополнения. Так или иначе, отказаться от мужа, назначенного служителями, женщина не имела права – это был признак одержимости духом Зла. Наказанием за это было бы публичное обличение и казнь триммлянки, плененной духом.

Мелодика была очень красива. Атабир – очень богат. Выкупив женщину у служителей, он был уверен, что теперь ей никуда не деться от брака с ним. До окончания срока выбора мужа оставалось всего три дня. Атабир ликовал.

"""""

Гефеус прошел в свою комнату и закрылся там, не желая присутствовать при сцене, которую видел не однажды. Атабир не впервые посещал их дом. С каждым разом его упитанное лицо сияло все ярче, и отказы Мелодики нисколько его не огорчали. Он терпеливо ожидал, пока окончится срок и тогда уже Мелодике некуда будет деваться от него.

Мелодика смотрела на него, чуть наклонив голову, и насмешка явно звучала в ее голосе, когда она спрашивала:

-Ты пришел получить окончательный ответ?

-Какая ты все таки умная женщина, моя невеста. – Атабир захихикал. – Ну прямо служительница науке. Ну конечно. Пришел получить заслуженное "да". Сколько можно уже играть, как неразумные дети.

Не меняя тона, не повышая голоса, Мелодика произнесла:

– Не будем откладывать. Дорога домой тебе дальняя. Сумерки близко. И я, как всегда говорю – нет.

""""

– Тсссс.... Не смотри туда долго. Там живет дух Зла.

Уна покосилась на Рона и прыснула. Её смешило серьезное, вытянутое лицо друга. Она толкнула Рона в бок.

– А я могу туда войти.– специально подстрекала она его, зная, что Рон начнет злиться..

-Не вздумай! -он крепко сжал ее запястье. -Только когда получишь от меня тумаков.

Они лежали в траве, неподалеку от заросшей пещеры, наслаждаясь риском и запретами. Рон был менее доволен, чем Уна. Он не любил затрагивать тему Законов Книги. А Уна делала все, чтобы он ежеминутно вспоминал о них. Постоянно говорила странные вещи, грозила, что нарушит Закон, и иногда давала серьезный повод полагать, что дух Зла уже нашел себе уютное местечко в сердце девочки.

Без тени улыбки Рон пригрозил:

-Расскажу деду, он тебя отстегает.

-Ладно, ладно. – Уна вздохнула и перевернулась на спину. – Не собиралась я туда.

Она отвернулась и, сорвав травинку, стала жевать стебелек, делая вид, что игнорирует Рона. Тот мрачно, но примиряюще напомнил;

-Ты же знаешь, что этого нельзя делать.

-Знаю. -Уна фыркнула и села. -Но ты такой скучный, а мне же надо как нибудь веселиться…Мир? –спросила она. Рон со вздохом отозвался:

-Мир. – буркнул Рон неуверенно. Уна победно улыбнулась, наслаждаясь своей властью над другом.

Огненный шар солнца немного остыл и завис над ее вершиной, предвещая скорые сумерки.  Девочка смотрела на туда и при этом глаза ее не слезились от яркого света. Её довольное лицо, очень похожее на лицо матери, но более жизнерадостное, обрамленное ореолом огненных волос, отражало розоватый свет. Рон был уверен – если у Солнца есть лик, он очень похож на лицо его юной подруги.

-Пошли домой. Солнце ложится спать. – Рон поднялся, отряхнул коленки, с важным видом протянул Уне руку. Она отказалась от его поддержки, легко и изящно вскочила с места.

Немного подумав, Уна поучающе произнесла, косясь на Рона зелеными смеющимися глазами с хитринкой;

–Солнце не ложится спать. Оно никогда не спит.

Рон долго молчал, видимо, размышляя, стоит ли спорить на эту глупейшую тему. Затем более твердо возразил.

-Солнце уходит спать. И мы пойдем.

-Ха! Ну конечно! – Уна скорчила гримасу, закатила глаза,  поражаясь глупости друга. Затем заявила: – Солнце уходит на другую сторону. Оно живет там, за скалами. Оно никогда не спит. Нетленный свет, вот оно что.

Уна произнесла это так уверено, что Рон уже испуганно покосился на нее.

-Откуда ты это взяла? -спросил он с подозрением.

-Отец рассказывал, когда был жив. – отозвалась Уна, с грустным вздохом опуская глаза и погружаясь в приятные теплые воспоминания детства. – Я все помню, что он говорил. Постоянно перебираю эти воспоминания и считаю, как зерна, чтобы не забыть ни одно.

– И что же он тебе говорил? – спросил Рон с подозрением. Уна, ушедшая в себя, не заметила этого подозрения и ответила задумчиво:

– Он многое знал и видел. Он рассказывал мне про другую сторону света. Про страну, где нет темноты. Где жители умеют сохранять свет в своих домах. Ох… много там чего…Там есть насекомые. Например, летающие цветы – бабочки. Ползающие камни – жуки… И птицы… И животные…

Уна мечтательно улыбнулась.

-Кто-кто?! – Рон поперхнулся и вытаращил глаза.

-Животные – Это такие существа. -пояснила Уна с легкой досадой на неосведомленность друга. – они покрыты волосами и ходят на четырех ногах. А бабочки похожи на волшебные цветы. И есть еще птицы. Они тоже умеют подниматься в воздух, прямо к небу. Он рисовал мне их на дощечках, но я эти дощечки скоро потеряла. Я была такая маленькая и глупая. Вот и стараюсь все сохранить на дощечках памяти.

Впервые за всю свою короткую жизнь Уна увидела, как Рон хохочет. Он повалился в траву, схватившись за живот, и долго катался там, задыхаясь от смеха.

-Твой отец… Наврал тебе. – сквозь смех выдавил он.  – Подумай сама – если они ходят на четырех ногах, откуда они возьмут руки? И как эти… могут подниматься в воздух? Почему тогда мы не поднимаемся к небу? Было бы так просто попасть домой! Поднялись и пошли домой…

Уна, поджав губы, наблюдала за тем, как Рон потешается.

-Отец никогда не врал. -чуть слышно, с угрозой,  предупреждающе  произнесла она.

-Нет! -Рон поднялся с земли и его лицо стало серьезным и сожалеющим. -Он -врал. То есть, сочинял, шутил. Чтобы тебе было весело! Ты и вправду была маленькая и глупая. Но теперь ты же выросла… А он не успел сказать тебе, что врал, потому, что умер, когда тебе было всего пять лет.

Уна поискала глазами, чем бы зашвырнуть в негодяя, не нашла ничего подходящего. Вырвала из земли пучок травы с корнем и бросила ее в Рона. Обиженно насупившись, пошла вниз по склону туда, где у подножья гор раскинулась Тримма. Рон поспевал за ней, посмеиваясь и покачивая головой. Он сказал ей в спину:

-Вот женюсь на тебе – быстро дурь из головы выветрю.

-Ты на мне не женишься. Я тебя не люблю. – бросила через плечо Уна, не оборачиваясь.

Рон остановился и смотрел ей в спину

-А кого же ты любишь?– спросил он.

-Не твое дело. -Уна пошла еще быстрее.

Это зацепило Рона за живое. Он тут же догнал ее.

Перечисляя имена их общих друзей, Рон всматривался в ее лицо, стараясь по выражению глаз Уны вычислить того, кто занял ее сердце. Она лишь брезгливо морщилась.

– Мальчишки. Куда вам до него. – тихо сказала она и тут же осеклась, боясь выдать тайну.

Рон пожал плечами. Настроение у него резко упало. Он больше не доставал ее вопросами и молча злился.

Они приблизились к дороге, соединяющей беспризорные скалы с населенной Триммой. Остановились у края.

-Не иди за мной. – Уна гордо вскинула голову, тряхнув рыжими волосами, которые полыхнули в лучах заходящего солнца, и понеслась по каменным плитам к своему дому. Её длинные загорелые ноги, перепачканные пылью и зеленью травы, мелькали у Рона перед глазами.

Он стиснул зубы. Переколотив столько сверстников за право считаться другом Уны, он не собирался уступать ее невидимому сопернику. Рон сжал кулаки и погрозил юной тримлянке вслед.

Ей оставалось прожить три круга солнца до того, как можно будет выйти замуж.

Рон был готов ждать хоть сто.

""""

Мелодика стояла перед Атабиром и руки ее заметно тряслись. Торговец захихикал.

-Ну конечно, моя красавица. – проговорил он сытым голосом.– Понимаю тебя. Хочется поиграть?

-Сумерки скоро. Иди домой, Атабир. Дорога долгая. – посоветовала Мелодика.

-Не беспокойся так за меня, моя хорошая. Твой будущий муж хоть уже не мальчик, но ноги его еще резвы. И способен на…хех… кое-что…

Напоминание о сумерках, видимо, все-таки задело тримлянина, так как тот слегка засуетился. Сцепив руки в замок на большом животе, он склонился к Мелодике и игриво подмигнул ей.

-Но мне пора в путь. – сказал он вкрадчиво. – Радует только одно – ради такой красавицы стоило терпеть все эти годы. А за твое упрямство отыграюсь на брачном ложе.

Мелодика устало отвернулась, не став возражать. Её передернуло от отвращения.

– Солнца твоему дому, Атабир.

После его ухода она обессилено опустилась на стул.

– Нет мне покоя в последние дни. – прошептала она, закрывая лицо ладонями. – Будь проклята Тримма…

Гефеус прокрался мимо нее, выскользнул на улицу и, прихрамывая, побежал за Атабиром.

– Погоди, торговец!– крикнул он хрипло, размахивая своей палкой. Тримлянин отозвался на зов землекопа, подождал, пока тот приблизится. Гефеус тяжело дышал. Он чуть не валился с ног.

-Я скажу тебе страшную вещь, торговец. – заговорил он срывающимся голосом. – Моя дочь – сумасшедшая. Мы должны предупредить Стража. У нас мало времени.

-О чем говоришь ты, старик? – пренебрежительно -ласково спросил Атабир, сузив глаза.

-Она не даст тебе согласия в день окончания срока. Она грозится убить себя. Я не могу этого допустить. Мы должны что-нибудь сделать.

Гефеус не выдержал напряжения и разрыдался. Атабир раздумывал несколько мгновений, затем дружелюбно произнес:

– Мелодика достойна быть моей женой. Она красива, сумасбродна и упряма. Но она малодушна, как и все женщины и она не сделает ничего с собой. И потом – разве не гласит восьмой закон Книги, что самовольное лишение себя жизни или хотя бы попытка сделать это являются признаком одержимости? Твоя дочь не похожа на кладезь Зла. Она просто играет. Еще ни одна триммлянка не осмелилась пойти против законов. Не сделает этого и она.

-Ты не знаешь ее, Атабир. – отвечал Гефеус упорно. – Её разум неподвластен Законам. У нее в сердце живут другие законы, и она не обычная триммлянка.

-Это я уже заметил. – Атабир просветлел. – Хорошо. Я поговорю со Стражем. Но уверяю тебя, это пустая болтовня. Она просто беспокоится перед замужеством. Со временем она забудет, что хотела сделать это.

-Иди, торговец, иди. – Гефеус замахал руками, заметив, что солнце еще ниже опустилось над скалой и размазало по красной земле длинные коричневые тени. – Иди до темноты. И помни – она может сделать это.

Торговец призадумался. Затем, потерев подбородок, выдал такую мысль:

-Что же. Если она сделает это – зачем мне мертвая жена?

Атабир даже взвизгнул от приступа смеха. Не прощаясь с землекопом, он уходил, и смех его еще долго стоял в ушах старика.

"""

Мелодика пристально смотрела на Гефеуса.

–Ты сказал ему.

-Нет. –Старик отвел взгляд.

-Я видела вас из окна. Ты предупредил его. Зря. Я сделала выбор, ты не спасешь меня.

-Ты сделала глупый выбор! Выбор, после которого ты навсегда теряешь возможность делать выборы! Последний выбор! – завопил Гефеус, швыряя палку о пол. – Что за мысли у тебя в голове?

Мелодика тоже раскричалась.

– Я ненавижу эту жизнь! Не могу здесь больше!

-Тогда сделай это сейчас, чего же ты тянешь? –Гефеус поднял руки над головой и застонал. – Зачем ты открыла мне это? Чтобы я ожидал этого вместе с тобой? Чтобы оставшееся время я мучался вместе с тобой? За что? Неужели я был настолько плохим отцом, что заслужил это?

-Нет. –Мелодика стихла. –Ты хороший, мудрый отец. Но жизнь моя не принадлежит мне. Я уже давно отдала ее мужу. Мне страшно, но я знаю, что сделаю задуманное. У меня в жизни один выбор – Адэ.

-А Уна? -попытался старик через материнские чувства достучаться до Мелодики. Та лишь проговорила небрежно:

– Я достаточно ждала, когда она вырастет. Уна будет в полном порядке. Уна – избранная девочка, над ней висит луч Солнца. – Мелодика взглянула за окно, и увидела, что дочь приближается к дому. Она тихо добавила – Адэ говорил мне про нее.

-Адэ, Адэ… – передразнил Гефеус ворчливо.– Много знал твой Адэ! Забил тебе голову, и девочке тоже. Она бредит этими выдуманными странами! Ей уже шестнадцать кругов Солнца! Если она будет так вести себя и дальше, ее сочтут одержимой. Будь черным закрашен тот день, когда Адэ появился в моем доме! Будь закрашена черным вся память об этом мужчине!

Мелодика широко раскрыла глаза, собираясь дать достойный ответ на глумливые слова отца, но тут Уна влетела в дом и остановилась на пороге.

-Дедушка, мама, я вернулась. – произнесла она, задыхаясь от быстрого бега.

Мелодика коротко приказала:

-Готовься ко сну.

-Мама! –Уна подошла к матери и взволнованно заговорила. –Ответь, а правда то, что отец выдумал страну, где живет Солнце?

-Выдумал. – резко ответил Гефеус за Мелодику. –Это правда. Нет ничего, глупое создание. Не забивай себе голову. Быстро готовься ко сну.

Уна, не поворачиваясь к деду, вопросительно смотрела на мать. Та улыбнулась дочери, что делалось очень редко, покачала головой.

-Ты плакала? –спросила Уна Мелодику, заметив влажность ее глаз.

-Ты будешь делать что я сказал, а не то я тебя отшлепаю! –закричал Гефеус. Уна растерянно покосилась на него, затем снова на мать. Девочка выглядела необычно серьезной – слова Рона глубоко запали ей в душу и единственной, кто мог извлечь их оттуда, была мать.

-Давай не будем злить деда. – сказала Мелодика тихо.

Солнце упало за скалу. На улице стало тихо. Было слышно, как в ближайшей варне служитель Света проводит вечернее провожание дня. Тримма погружалась во мрак. Воин шел по улице и кричал привычное «Сон! Сон!» – это означало, что ни одна живая душа не должна показывать носа на улицу после того, как услышит этот глас.

Уна постояла у окна немного и в момент, когда солдат прошел мимо ее дома, юркнула к себе в комнату. Она сняла платье, забралась на узкую деревянную скамью, служившую ей кроватью, и свернулась в комочек, подложив ладошку под голову.

Она не могла уснуть. Все перемешалось в голове. Странное поведение матери и деда, насмешка Рона, воспоминания, связанные с отцом…– все это попеременно приходило на ум и не давало расслабиться. Она вспоминала также  лицо того, кто украл у неё покой. Сегодня она видела его в варне. Он был прекрасен, как всегда. Но он не смотрел на нее… Потому, что она еще недостаточно взрослая. Но придет день, когда он заметит ее и тогда… Что будет потом, Уна не знала, но она была уверена, что тогда уж точно разберется, что нужно делать.

Затем она погрузилась в тяжелый сон, плыла в тумане куда-то, может, в страну, где все не так…В страну, которую выдумал для нее отец. Еще недавно она мечтала – когда она станет большой, она обязательно попадет в эту чудесную страну. И, конечно, ее любимый мужчина будет рядом с ней там. Они вдвоем будут любоваться прекрасными созданиями, которые живут в этих мирах. Не будет никких законов кроме одного – жить в радости.

У нее была надежда. Но сегодня Рон сказал ей, что этих стран нет… Нет, нет! Дело не в том, что он сказал это. Дело в том, что она впустила его слова в свой Внутренний Смысл, почти поверив им. Почти поверив в то, что слова отца были лишь словами, красивыми образами, которые он вложил в сердце маленькой девочке, для того, чтобы…

-Вставай.

Мелодика резко толкнула дочь в плечо. Уна с приглушенным вскриком открыла глаза и вновь очутилась в своей темной комнате, в Тримме, бедной Тримме, стране красного камня и пыльных дорог. Мать стояла над ней – ее силуэт пугающе вырисовывался во мраке – она казалась в два раза выше, чем была. Уна втянула голову в плечи.

-Зачем? –прошептала она испуганно.

– Кое что покажу. – Мелодика раскрыла ставни. Уна уставилась на нее, не веря своим глазам. Она впервые в жизни видела ночь в окно своего дома.

–Но мама… -прошептала она и голос её сел от волнения. – Нельзя открывать окно…

 -Тише ты… – шикнула Мелодика и жестом поманила дочь за собой. – Пошли отсюда. Скорее!

Уна лихорадочно одевалась, путаясь в складках платья. Страх сбивал ее с толка. В голове крутилась дурацкая мысль, что в мать вселились духи Зла. Но Уна не посмела ослушаться ее.

Они оказались на улице. Мелодика схватила дочь за запястье и с силой прижала к стене.

-Сейчас – тихо, очень тихо, слышишь, мы идем вон туда.

Она указала пальцем на вершины гор, которые чернели в свете луны.

Уна оцепенела от ужаса.

-Мама…Нам туда нельзя! – пискнула она.

-Не бойся, все хорошо. Я хочу открыть тебе глаза. Бежим, скорее бежим!

Они бежали. Их босые ноги поднимали пыль, но не создавали много шума. Когда перед ними появлялась стена очередного здания, мать и дочь прижимались к ней и, затаив дыхание, прислушивались к звукам ночи. Уна спотыкалась – страх отнял силы и ей казалось, что она теряет сознание. Но Мелодика неумолимо влекла ее к черте Триммы. Чем ближе становились горы, тем больший ужас валил девочку с ног. Когда они оказались за чертой города и вместо пыли к их ногам прикоснулись жесткие колючие стебли травы, Мелодика выпрямилась и оглянулась на Тримму. Лицо ее исказилось от ненависти и она произнесла с горечью:

– Не такая ты была, веселая Тримма.

Далее дорога была еще труднее – нужно было пробираться по узкой кривой тропке. Уна порвала платье о ветку дерева. Мелодика порезала ступню об острый камень и из раны сочилась кровь. Из под ног матери и дочери сыпалась красная земля и комками катилась вниз по крутому склону. Но они молча пробирались к вершинам гор.

Уна испуганно косилась на мать. Та была спокойна и собрана, словно шла на рынок за целебной травой для спины деда. Девочке, напротив,  по мере удаления от Триммы становилось все страшнее. Каждая ветка, ударявшая по лицу, казалась девочке Злым духом. Уна с вскриками шарахалась в трепете от каждой тени и лишь молчаливая выдержка матери придавала ей сил.

Мелодика уводила Уну все выше и выше.

Уну посетила мысль, что мать ведет ее в место, где живут духи. Книга говорила о том, что духи Зла живут в пещерах красных скал. А они как раз направляются туда. Нет, все-таки, мать одержима и она ведет дочь в пещеру, чтобы ею тоже завладело Зло.

Уна не выдержала и остановилась. Опустившись на траву, она всхлипнула.

-Я не пойду дальше. –жалобно захныкала она. –Хватит. Куда ты меня ведешь? Зачем? Нам нельзя быть здесь. Здесь живут духи Зла.

– Зла? Хм. Какого еще зла? Не живет здесь никакое зло. Здесь живет правда. – голос Мелодики был спокоен, добр, даже добрее, чем обычно и это только больше пугало Уну.

-Мама, пошли назад. Давай вернемся. Нам нельзя сюда. –повторяла Уна.

-Глупенькая. Мы пришли. – Мелодика кивнула головой на большую пещеру невдалеке. – Я всего лишь хотела тебе показать место, где мы познакомились с твоим отцом. И как красива ночь в горах. А злые духи – это выдумка Стража и всех остальных. Игос врет нам. Книги вообще нет – кто ее видел? Никто нее не видел никогда. Нет ничего. Есть ты, я, эта ночь. Прислушайся. Где ты видишь духов? Здесь только мы и ночь. Перестань плакать. Оглянись. Посмотри вокруг себя. И обязательно взгляни наверх. Увидишь там кое-что.

Уне казалось, что Мелодика обманом заставляет девочку посмотреть наверх. И, если Уна сделает это, она увидит страшные глаза духа, который тут же завладеет ее Внутренним Смыслом.

–Хватит ныть. – жестче сказала Мелодика.  – не знала, что ты такая трусиха. Ты только кривляться смелая. Посмотри вокруг.

Уна, вздрагивая от страха и рыданий, послушалась мать. Она заставила себя смотреть даже туда, где ужасающе чернел вход в большую пещеру.

– А теперь посмотри наверх.  – сказала Мелодика с доброй усмешкой в голосе. – Посмотри, избранная.

Избранной Уну называл отец. Когда Уна спрашивала, для чего она избранная, Адэ с улыбкой отвечал – «увидишь».

Уна зажмурилась, задрала голову кверху и с трудом открыла глаза.

У нее перехватило дыхание и она медленно опустилась на колени, в траву. Какое-то время она смотрела в небо, и ей казалось, что она исчезла, остались только ее глаза, смотрящие вверх, где сияли миллионы звезд, похожие на искорки в глазах Высшего и его спутников.

–Мама! Какая красота!  – прошептала она наконец.

– Как же я перед тобой виновата, девочка… – сказала Мелодика с грустью, кладя ладонь на голову дочери. –Проклятая Книга отняла у тебя звезды. Твое детство прошло без красоты ночи и твои глаза не видели лунного света. Я исправила свою вину. Смотри – разве есть что либо на земле, более прекрасное, чем ночное небо?

Она отошла в сторону, оставив дочь наслаждаться зрелищем в одиночку. Она ждала, пока вся красота ночи, обрушившаяся на дочь в один миг, не пропитает ее сердце своим величием. И, когда Уна смогла опустить голову, ей уже совершенно не было страшно, но в голове созрела куча вопросов.

Мелодика подошла к пещере, опустилась на траву и позвала Уну.

-Подойди сюда. Отсюда так хорошо видно и Тримму и небо. Полюбуемся. Я расскажу тебе кое-что.

@@@@@@@

-Я была чуть старше тебя сегодняшей, когда встретила твоего отца – негромкий голос Мелодики сливался с шумом ночного ветра, застревающего в высокой траве и Уна с трудом разбирала слова. – Мы познакомились на этой поляне. Я собирала травы, он вышел из пещеры, и, увидев меня, радостно улыбнулся…Так, словно перед выходом из пещеры загадал желание встретить меня у входа и желание исполнилось. И больше ни одна моя мысль не могла пролететь мимо него. Я привела его домой. Мы поженились, потом родилась ты. А потом, через несколько дней, была найдена эта проклятая Книга. Тогда все изменилось, так, словно бы мы заново родились, но уже в другом мире, страшном, полном загадок, непонятных правил. Женщины должны были одевать то, что им было приказано одевать, мужчины – работать там, где им было приказано работать, говорить, как было положено – все это решала за нас теперь Книга…нам было приказано даже думать так, как того велела Книга. Никто из нас не имел права даже усомниться в правдивости этих законов.

В голосе Мелодики звучала горечь. Уна  внимательно слушала мать, забыв про страх перед темнотой. Она с интересом смотрела на Мелодику: мать редко рассказывала ей про прошлое, про отца, а эта тема была у Уны самой любимой.

– Расскажи мне про папу. – попросила она, испугавшись, что Мелодика отдаст время своих воспоминаний лишь ради сетований о законах.

– Для меня это была новая жизнь – трудная жизнь. Я не люблю запреты, а теперь их было много и они были нелепы. – говорила Мелодика тихим голосом. – Меня удивляло то, как можно спастись от зла, прикрыв голову покрывалом или одев пестрое платье, или сунув связку фруктов в курал. Если ты хочешь солгать, и лжешь, одев на голову платок – сделает ли это твою ложь истиной? Если ты желаешь болезни соседа – какая разница, в какое платье ты при этом одет? Я возмущалась и не верила законам, не верила в пророчества. Муж мой оставался светел и весел. Он успокаивал меня, говоря, что, если происходят большие глупости, над ними следует смеяться. Чтобы расширить мое видение жизни, Адэ рассказывал много историй про разные миры, про страны, где жизнь совсем другая, не такая, как здесь. Он описывал мне их так, словно был там. Прекрасные миры, полные изобилия и пустые, бедные планеты, покрытые грязью и злом. Про места, где возводят дома из железа, которые достигают вышины самых высоких скал, про достижения жителей, про войны…и про места, где домики из глины утопают в зелени и цветах и за маленькими стенами царит гармония. Он также рассказывал мне о том, что совсем близко есть особенный мир. Мир, в котором нет места страхам.

–Мне тоже рассказывал… – тихо и с восторгом отозвалась Уна.

Мелодика прикрыла глаза и последние слова ее прозвучали уже чуть слышным шепотом.

– Он был не такой, как другие, твой отец.

Мать и дочь долго молчали. Уна, не замечая, что уже совершенно не боится темноты, озиралась по сторонам.

– Мы счастливо жили. – продолжила Мелодика.– С ним я забывала обо всем, и даже не замечала, что все кругом так лживо. Адэ учил меня не обращать внимания на законы Книги. Он помогал мне забывать о том, насколько трудно стало жить. Он все говорил о том, что, пока мы вместе, законы Книги бездействуют. Мое счастье продолжалось пять лет. А потом Адэ пропал. Он ушел добывать белый камень для строительства Варны. Тогда всех сильных тримлян отправляли на строительство этих никому не нужных домов где читаются речи, в которые никто не верит… Адэ ушел, а потом ко мне пришли епископ и Страж, и сообщили, что Адэ разбился, упав со скалы, где они добывали  белый камень. Это единственная белая скала в наших краях, скала с громадной трещиной посередине. Опасное место, но кого из Служителей это волновало, когда они отправляли туда мужчин. Адэ сорвался и просто улетел в пропасть. Мне даже не дали посмотреть на его тело. Они даже не достали его оттуда.

Прекрасные зеленые  глаза наполнились слезами, но Мелодика взяла себя в руки.

– Я тебе вообще другое хотела сказать. – она слегка дотронулась до руки дочери. –Твой отец знал, что так выйдет – я поняла это позже. Накануне перед тем, как он ушел, у нас был разговор. Он сказал мне странную вещь, но очень правильную, очень верную вещь. Он сказал, что в жизни может произойти все, что угодно, но выбор всегда остается только за мной, что только я могу решать, как мне поступать. Он оставил мне это право выбора в зеленом флаконе… В жизни есть еще один закон помимо сумасбродных законов книги – закон воли. И я могу выбирать. Пришло время, когда я делаю свой выбор, и мне очень страшно, но меня утешает то, что твой отец обещал – он всегда будет со мной. Я верю ему. Я всегда ему верю.

-Что это за выбор, мама? Я не понимаю –спросила Уна, вцепляясь пальцами в плечо матери и вглядываясь в ее бледное лицо.

-Это выбор, за который ты меня осудишь и никогда не простишь. Но я готова даже на это.

Уна пыталась вникнуть в суть сказанного и запутывалась еще больше. Она растерянно воскликнула:

-Мама! Ты говоришь такие вещи! Я ничего не поняла! И почему нас до сих пор не съели духи Зла?

-Потому, что их нет. Книга была выдумана, ее нет нигде. – Мелодика злобно рассмеялась. – Страж лжет нам. Все лгут. Им выгодно, чтоб мы работали на них, на эту ложь…Ожидание битвы! Жирные служители читают лживые речи а лощеные вояки гоняют по улицам строи солдат, которые сходят с ума от безделья!

-Не может быть! – Уна попыталась спорить, но не нашла, что возразить, и замолчала.

-У тебя будет очень трудная судьба, Уна. Ты очень важна для Триммы. Ты – избранная.

–Почему? –спросила Уна. Мелодика ответила многозначительно и с оттенком гордости.

-Так сказал Адэ, взяв тебя на руки, когда ты родилась. А он никогда не ошибался. Он назвал тебя королевой мира, где нет места злу.

Уна вздохнула и не стала больше задавать вопросов. Она понимала все меньше а слова матери вызывали все больше волнения.

Потом они не спеша и ни от кого не прячась, возвращались домой. На губах Мелодики угадывалась усталая улыбка – словно она освободилась от тяжкого груза. Уна, напротив, ломала голову над происшедшим.

Оказавшись в комнате, они взглянули друг на друга. На лице Уны был написан мучительный вопрос.

– Устала от мыслей? – спросила мать, тихо смеясь над растерянным лицом дочери. –Ложись спать. Ты поймешь все сама, но не сейчас. Я чувствую, ты сможешь. Просто ты еще маленькая.

-Мы завтра ночью опять пойдем гулять? –спросила Уна.

-Нет. Мы больше никогда не пойдем гулять вместе. А теперь ложись.

Мелодика посмотрела в полутьме на дочь и вдруг, крепко прижав ее к себе, сказала:

-Прости.

-За что? -недоумевающе спросила Уна.

Мелодика отстранила ее.

-Просто так. Всё. Спи.

Она выскользнула из комнаты дочери, не прикрывая двери.

"""""""

Мелодика стояла у окна и, сцепив руки на груди, вглядывалась вдаль.

Срок окончен, она знала это, и уже с утра готовилась к приходу страшных гостей.

Она готовилась, и говорила себе, что не боится, но, увидев строй солдат, окутанный клубами пыли, поднимающейся от их тяжелых шагов, Мелодика ощутила такой ужас, что руки у нее затряслись и она метнулась в свою комнату, плохо соображая, что делает.

Она поняла, что очень боится, когда взяла в руки флакон с зельем, которое Адэ назвал "Эликсир Вечности". Теперь, на пороге этой самой Вечности, время перестало существовать и всю Вселенную заполнил один только вопрос – "А может, нужно все оставить?"

Мелодика вытерла со лба пот и пригубила смертельный напиток. Он был горько-сладкий на вкус, и ей понравилось это сочетание. Она облизнула губы и попробовала еще, но все еще неуверенно, как бы пробуя вкус Вечности, но не принимая его до конца.

Топот уже был слышен во дворе, и голоса, и какие-то крики, и она, не медля больше, осушила флакон.

Закрыв глаза, Мелодика прислушивалась к себе. Всё, что она ощутила, это жар во рту, в горле, в груди, но ожидаемая смерть не пришла тотчас же, и триммлянка поняла, что время еще есть.

В комнату ворвался Гефеус. Схватив дочь за руки, он закричал:

-Ты не посмеешь ничего с собой сделать!

Он не заметил, как флакон выскользнул из руки дочери. Он вообще не знал про существование "Эликсира Вечности".

-Поздно, отец. -прошептала Мелодика.

В комнату тяжелыми шагами вошел Зик. За спиной его с места на место прыгал Атабир, удивляющий резвостью при своей тучности. Зик смерил триммлянку пронзительным, режущим взглядом. Когда он заговорил, голос его был тихим и четким, как постукивание металла по металлу.

-Мелодика. Срок смены мужа окончился.Ты не выбрала мужа себе за это время. Ты должна была сказать "Да" тому мужу, которого тебе выбрали служители.

Мелодика ожидала забвения, но его не было. Она взглянула на Стража затуманенным взглядом, и покачала головой.

-Нет, Страж. -сказала она и голос ее дрожал. -Нет. Я не должна никому ничего, слышишь? Ни тебе! Ни Книге твоей проклятой! Убирайся вон из моего дома!