Здесь ловит только нечисть

Глава 1

Переезд – это всегда маленькая смерть. Особенно если тебе семнадцать, и твоя жизнь, аккуратно упакованная в картонные коробки, больше не помещается в багажник родительской машины. Особенно если переезжаешь ты не в новую квартиру с запахом свежего ремонта, а в старый дом на отшибе, пахнущий пылью, яблоками и тихим отчаянием.

Дом тети Алисы встретил Илону Красинскую зевком. Таким же широким и темным, как распахнутая входная дверь. Стоя на пороге, она разглядывала мрачную дрему резных ставень, прогнившее крыльцо и тяжелую, обвисшую черепицу. Казалось, дом не просто старый – он устал от самого себя, от лет, проведенных в забытьи, и теперь с нескрываемым раздражением взирал на новую жилицу.

«Welcome to the middle of nowhere, Илона, – пронеслось у нее в голов, – Всего три часа езды от Москвы, и вот он, ваш личный Сомерсет. Только без вересковых пустошей, зато с надеждой на скорое подключение к интернету».

– Не стой на пороге, заходи, простудишься, – голос тети Алисы прозвучал так, будто его тоже только что достали из коробки и отряхнули от пыли. Он был тихим, безжизненным и идеально гармонировал с интерьером.

Интерьером, который, как тут же отметил для себя проницательный ум Илоны, был выдержан в строгом стиле «советская интеллигенция с маниакальной любовью к коврам». Ковер на полу, ковер на стене, даже маленький коврик под ногами у массивного письменного стола, заваленного папками с рукописями. Тетя Алиса была местной писательницей, чьи детективы о провинциальных страстях пользовались спросом у бабушек у книжных ларьков.

Илона переступила порог. Скрип половиц под ногами прозвучал как стон. Дом среагировал на ее присутствие.

– Комната наверху, в башне, – тетя махнула рукой в сторону узкой, крутой лестницы. – Там всегда мечтала жить я в твои годы. Кажется, романтика.

«Романтика, – мысленно парировала Илона, поднимаясь по скрипучим ступеням. – Романтика – это когда ты слушаешь музыку в наушниках, а за окном настоящий лондонский дождь, а не это затхлое захолустье».

Но, распахнув дверь в свою новую комнату, девушка утратила свой саркастический настрой.

Комната и впрямь была в маленькой башенке – восьмиугольная, с двумя высокими окнами, с которых свисали потертые бархатные шторы цвета старого вина. Воздух был густой, сладковатый, как в церкви после службы. Пылинки танцевали в луче света, пробивавшемся сквозь щель в занавесках, словно микроскопические духи. Посреди комнаты стояла кровать с высокой спинкой, а у стены – письменный стол, – темный, массивный, с множеством ящичков.

Илона бросила рюкзак на кровать и подошла к окну. Вид открывался на заросший сад, упирающийся в стену хмурого, почти черного леса. Где-то там, за горизонтом, была ее прошлая жизнь. Лекции в British Museum, пабы в Сохо, дождь, стучащий в окно общежития… А здесь – тишина. Давящая, абсолютная. Такая, что в ушах начинало звенеть.

Она вздохнула и потянулась за телефоном. «Нет сигнала». Великолепно. Просто великолепно.

Остаток дня ушел на бессмысленную суету. Разбор коробок оказался делом неблагодарным: вещи, еще вчера бывшие частью ее лондонской жизни, здесь, на фоне потертого бархата и темного дерева, выглядели чужеродно и глупо. Книги по лингвистике и сборники английской поэзии она с тоской ставила на полку рядом с томиками тетиных детективов в кричащих обложках. «Ярмарка тщеславия» соседствовала с «Убийством в баньке по-черному». Зрелище было до того сюрреалистичным, что Илона фыркнула. По крайней мере, ирония еще была при ней.

Ужин прошел в тягучей, полусонной тишине. Тетя Алиса рассеянно ковыряла вилкой в салате, поглядывая куда-то в пространство за спиной Илоны. Явно обдумывала сюжетный поворот для своей новой повести. Илона, в свою очередь, изучала узоры на клеенке, пытаясь вспомнить, как звучал гул голосов в студенческой столовой.

– Привыкай, – вдруг сказала тетя, словно уловив ход ее мыслей. – Здесь тихо. Иногда слишком. Но думается хорошо.

«Вот именно что слишком», – не высказалась вслух Илона.

Перед сном она решила осмотреть свой новый «замок». При свете настольной лампы комната казалась меньше и уютнее. Она открывала ящики стола один за другим, находя там лишь вековую пыль, сломанные карандаши и пожелтевшие клочки бумаги без единой буквы. Ни намека на чьи-то секреты, ни старого дневника, ни пожелтевшей фотографии. Обычный старый стол в обычном старом доме. Разочарование было странно гнетущим.

Она приняла душ в тесной кабинке на первом этаже, где вода била то ледяным шквалом, то обжигающим потоком, и вернулась в свою башню. За окном уже была непроглядная тьма, в которой тонул и сад, и лес. Илона потушила свет и устроилась в кровати, утонув в подушках, пахнущих свежестью и чем-то еще, сладковатым и незнакомым – возможно, полевыми травами.

Тишина ночи за окном была иной, нежели дневная. Она была живой. Ее нарушали скрипы – то ли старых балок, то ли шагов по двору. Шелест листьев под внезапным порывом ветра. Где-то очень далеко кричала сова. Эти звуки не пугали. Они убаюкивали, словно колыбельная, которую этот старый дом напевал сам себе вот уже сто лет подряд.

Илона повернулась на бок, глядя в темноту, где угадывалсясилуэт письменного стола. Ее последней осознанной мыслью перед тем, как сон смел все дневные тревоги, было то, что этот дом, при всей его ветхости, обладал странным, почти гипнотическим уютом. Как будто он не просто стоял здесь, а ждал. Кого-то. Или чего-то.

Но это была уже не мысль, а лишь смутное ощущение, уплывающее в глубину ночи.