Бес в ребро
Стояла прекрасная погода, какая бывает только ранней осенью: листья на деревьях поражали необычайной яркостью и многоцветьем, на многочисленных городских клумбах пышным цветом полыхали астры, и в воздухе царили покой и благодать. В такие минуты кажется, что в мире наступила полная гармония, и все беды и несчастья ушли далеко, далеко…
Однако, Глебу Романовичу Благоеву так не казалось, увы. Он медленно шел по направлению к своему дому, если конечно можно было назвать домом его унылую, неуютную комнату в общежитии, которую он втайне именовал конурой или логовом.
Только что у него состоялся трудный и бесполезный разговор с женой, вернее, бывшей женой, Галиной Владимировной. Глеб Романович возлагал очень большие надежды на этот разговор, но его надеждам сбыться было не суждено.
Как истинно русский человек, несмотря на свое отдаленно болгарское происхождение (его дед приехал в Россию из Болгарии еще до революции), Глеб Романович не мог не задать себе два извечных русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?»
Ответ на первый вопрос был совершенно очевиден: виноват был только он сам. Хотя это не облегчало его состояния, а скорее усугубляло, тем не менее, все было ясно.
А вот ответа на второй вопрос у него просто не было. Тот факт, что он был доктором физико-математических наук и признанным специалистом в области физики низких температур, нисколько не помогал ему нормализовать температуру отношений с его семьей, и, прежде всего, с бывшей женой, с которой он прожил в добром согласии больше двадцати лет.
Через год у нас была бы серебряная свадьба, – с горечью подумал Глеб Романович, проходя мимо общежития, в котором жил уже почти год, и куда ему теперь так не хотелось заходить.
Как истинный ученый, он стремился докопаться до сути вопроса и стал вспоминать всю свою жизнь, с самого раннего детства, надеясь в конце концов понять, почему все так нелепо закончилось его полным одиночеством.
Глеб был единственным сыном своих родителей. Так получилось, что своего второго ребенка мать Глеба выносить не смогла: из-за тяжелой болезни ей пришлось прервать беременность.
Так что у Глеба не было ни братьев, ни сестер. Сожалел ли он об этом? Пожалуй, что нет.
Пример его лучшего друга Валерки Коротина наглядно свидетельствовал, что наличие младших детей в семье не несет старшему ребенку ничего, кроме больших неприятностей. У Валерки было два младших брата, отличавшихся неуемным любопытством и склонностью к авантюризму. Они вечно влипали в какие-то неприятные истории, а доставалось за это, как правило, старшему брату. Валерка все это терпел, как подобает мужчине, и только иногда отводил душу и отвешивал мальцам по увесистому подзатыльнику.
Будучи свидетелем этих непростых отношений между братьями Коротиными, Глеб втайне был рад, что у него таких проблем нет. Правда, когда братья выросли, они очень сдружились, и всегда стояли горой друг за друга.
Теперь Глеб сожалел, что у него нет брата, с которым можно было бы хотя бы посоветоваться, попав в такую сложную жизненную ситуацию, как это случилось с ним.
Но, увы, советоваться ему было не с кем, родители уже ушли из жизни, так что выкручиваться придется самому…
Он уходил все дальше и дальше от своего общежития, уносясь мыслями в свои детство и юность, где, как ему казалось, он мог найти ключ к выходу из того тупика, в который попал совсем недавно.
В школе Глеб учился неровно: математика давалась ему легко, в физику он просто влюбился с первого урока в шестом классе. Заодно, он влюбился и в учительницу физики Анну Николаевну, красивую молодую женщину, недавнюю выпускницу университета.
Ему очень хотелось понравиться Анне Николаевне, и он всегда старательно делал не только те задания, которые давали в школе, но и читал много дополнительной литературы, так что неудивительно, что по физике ему не было равных в классе, да и не только в классе: в старших классах он всегда участвовал во всех олимпиадах по физике, и если уж не был победителем, то занимал призовые места.
А вот гуманитарные предметы он не очень любил. Глеб любил читать и читал много, но терпеть не мог препарировать произведение, как того требовали в школе. У него просто скулы сводило, когда он должен был писать сочинение на тему «Образ Пьера Безухова», «Евгений Онегин – лишний человек», или еще того хуже «Образы коммунистов в романе М.Шолохова «Поднятая целина».
Глеб постоянно спорил с учительницей литературы Ириной Степановной, отстаивая свою собственную точку зрения, которая почему-то упорно не совпадала с концепцией учебника русской литературы. Иногда эти споры отнимали пол-урока, что очень нравилось одноклассникам Глеба, но совершенно не устраивало Ирину Степановну. Увидев, что Глеб хочет что-то спросить, она обычно останавливала его словами: «Благоев, я тебя умоляю, давай поговорим после урока».
Однако, не было бы счастья, да несчастье помогло. Именно благодаря сочинениям, Глеб подружился с Галкой. Галя Гришина училась в параллельном классе и была его соседкой, их семья жила этажом ниже.
Однажды Галя попросила Глеба помочь ей решить задачу по физике. Глеб не только решил задачу, но и толково и доходчиво объяснил девочке теорию.
Правда, не в обиду ему будь сказано, он сделал это не совсем бескорыстно: он попросил Галю написать за него сочинение на тему «В жизни всегда есть место подвигу». Галя охотно согласилась. Сочинение получилось очень хорошее, Ирина Степановна искренне удивилась и обрадовалась, что Благоев наконец-то проявил определенный интерес к литературе.
Глебу было стыдно, что он так всех обманул, но ведь ему нужна была приличная оценка в аттестате, чтобы поступить в университет.
Эта «касса взаимопомощи», членами которой были только два человека успешно работала, пока они не окончили школу. Никаких романтических отношений между ними не возникло. Глеб не особенно интересовался противоположным полом, он считал девчонок глуповатыми и несерьезными, ведь с ними нельзя было говорить на интересующие его темы, вроде теории расширяющейся Вселенной, например.
К тому же Галка дружила с Пашкой, одноклассником Глеба. Глеб даже однажды видел, как они целовались. Нет, он тогда ничего особенного не почувствовал, разве что мысленно иронически усмехнулся, мол, он-то сам выше всех этих глупостей.
Потом и Глеб, и Галина поступили в университет, Глеб на физический факультет, а Галя – на филологический. Теперь они встречались только потому, что жили в одном подъезде. Глебу уже не нужно было писать сочинений, а у Гали отпала необходимость решать задачи по физике и математике.
***
Их роман начался, когда они перешли уже на четвертый курс. Неизвестно, кому из одноклассников Глеба пришла в голову мысль устроить встречу бывших учеников 11 А класса, но эта идея всем понравилась. Постепенно обзвонили всех одноклассников, кто еще проживал в зоне досягаемости, назначили дату встречи, и отправились на пикник, или, как тогда говорили, на вылазку.
Собралось человек тридцать. Они были еще очень молоды, и жизнь казалась им прекрасной и полной надежд. Им повезло: они жили в незабываемые шестидесятые, когда в Советском Союзе впервые за долгие годы его существования повеяло свободой, которая опьяняла, как молодое вино, и вселяла уверенность в том, что будущее принадлежит им, молодым и сильным.
Начиналась эра покорения космоса, и это был настоящий триумф СССР: первый искусственный спутник Земли, первые живые существа на орбите – очаровательных собачек Лайку, Белку, Стрелку и Мушку весь мир знал «в лицо». И наконец – первые космонавты… С каким радостным нетерпением все стремились узнать как можно больше об этих бесстрашных парнях, покорителях Вселенной.
А споры физиков и лириков? Кто из людей, чья юность приходилась на шестидесятые, не участвовал в яростных дискуссиях на эту тему.
«Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне», – написал в своем известном стихотворении поэт Борис Слуцкий, не предполагая наверное, какие бурные дебаты эта фраза вызовет в обществе.
А на самом деле и «физиков» и «лириков» в то время объединяла романтика. Это было самое романтическое время за всю историю существования СССР. Кинотеатры не могли вместить всех желающих посмотреть фильм «Девять дней одного года» о физиках-ядерщиках. Книгу Даниила Гранина «Иду на грозу» зачитывали до дыр, передавая друг другу на одну ночь.
А как высоко взлетели на крыльях поэзии талантливые молодые поэты Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина. Их стихи заучивали наизусть, на их творческих вечерах яблоку негде было упасть. То и дело возникали стихийные митинги в парках, скверах, а то и просто на улице, когда молодые люди читали свои любимые стихи и спорили до хрипоты о творчестве любимых поэтов.
Хорошее все же было время – с ностальгической тоской думал Глеб Романович – потом это куда-то ушло, точно так же, как что-то хорошее и бесконечно дорогое ушло из его собственной жизни. И куда все уходит? Нет, уж лучше вернуться туда, в шестидесятые.
Самым лучшим отдыхом в то незабвенное время молодые люди считали походы на природу, когда можно было, сидя у костра, всю ночь напролет петь под гитару любимые песни, читать стихи и спорить, спорить без конца…
Глеб редко принимал участие в таких мероприятиях, но в тот раз не смог отказаться, очень хотелось повидаться с ребятами. Выйдя из своей квартиры, он столкнулся с Галиной, которая тоже направлялась на встречу.
«Галка, а ты как на нашу встречу попала?» – удивился Глеб. «Ты же в другом классе училась».
«А меня Пашка пригласил по старой памяти, а сам только что позвонил и сказал, что не поедет…»
«Что так?»
«Да отравился чем-то, теперь ему не до похода…»
«Может ему помощь нужна?» – забеспокоился Глеб.
«Да нет, он сказал, что ему уже получше, но ехать он не может, а я подумала, что все равно поеду, ведь я всех ребят из вашего класса знаю, да и настроилась уже…»
***
Этот день они с Галкой потом часто вспоминали. Встретились все на вокзале и по дороге в электричке обменивались новостями: кто-то еще учился, многие работали, некоторые уже успели обзавестись семьями и детьми.
Место для отдыха выбрали очень живописное, на берегу небольшого, но чистого и глубокого озера, окруженного могучим смешанным лесом. Все дышало каким-то невероятным первозданным покоем, воздух, напоенный ароматами сосны, хотелось пить большими глотками. Они поначалу даже притихли, так не хотелось нарушать эту торжественную тишину…
Но потом все пошло своим чередом: ребята купались, загорали, ловили рыбу, варили уху на костре. Незаметно опустился вечер. Стало прохладно, пришлось одеться потеплее.
Когда совсем стемнело, развели огромный костер на берегу и пели под гитару любимые песни. Глеб до сих пор не может без волнения слушать песню, которую они тогда пели, и которая в ту ночь звучала так пронзительно, что перехватывало дыхание.
Синий дым создает уют,
Искры тлеют и гаснут сами.
Пять ребят у костра поют
Чуть охрипшими голосами.
Постепенно все разошлись по палаткам спать, и только Глеб с Галей сидели у затухающего костра и говорили, говорили…
«Глеб», – вдруг сказала Галя срывающимся голосом, – «я должна сказать тебе что-то очень важное. Только ты не смейся. Ладно?»
«Ладно».
«Ты никогда не догадывался, что я люблю тебя?»
Глеб отчетливо ощутил, как его сердце оторвалось и ухнуло куда-то.
«К-как любишь?»
«Как, как? Как женщина любит мужчину».
«Постой, а как же Пашка?»
«А с Пашкой мы просто друзья».
«Глеб мучительно покраснел: «Я однажды видел, как вы целовались…»
«Господи, ну, когда это было? Он мне нравился когда-то, но потом я поняла, что люблю тебя, а ты ничего не замечаешь почему-то…»
«А Пашка?»
«Ну, что тебе дался Пашка? Пашка знает, что я люблю тебя, а ты любишь только свою физику…»
«Галка, ну причем здесь физика? Для меня это так неожиданно…»
«Сухарь ты, Глебка. И за что только я люблю тебя, сама не понимаю».
И вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, Глеб притянул Галю к себе и поцеловал. Он не сразу ощутил какую-то странную неловкость, возникшую во время поцелуя, но Галя вдруг засмеялась и сняла с него очки.
«Зачем ты сняла очки?» – удивился Глеб. «Я без них плохо вижу».
«Ты же все равно глаза закрываешь?»
«Правда?»
«Правда».
«А ты?»
«И я тоже».
Он не мог не признать, что целоваться без очков гораздо приятнее.
После этого пикника Глеб стал смотреть на Галю другими глазами. Он не мог понять, почему раньше не замечал, что девушка так хороша собой. Она была среднего роста, с крепкой ладной фигуркой. Ее темные, коротко стриженные волосы всегда выглядели так, как будто их разметал легкий ветерок. Наверное это происходило оттого, что Галя была невероятно подвижной и энергичной. Невозможно было представить ее мрачной и унылой. Галины большие карие глаза всегда лучились приветливой улыбкой, даже когда ее губы и не улыбались. Казалось, что она в любую минуту готова была разразиться смехом.
И что во мне нашла такая девушка? – недоумевал Глеб. Он не считал себя красивым, отнюдь. Он был высок, худощав, близорук и постоянно носил очки, которые, по его мнению, ему не шли. Но без очков его лицо принимало какое-то растерянное выражение, и ему казалось, что он выглядит полным идиотом.
Они поженились незадолго до окончания университета и стали жить в квартире родителей Глеба, так как у Гали была еще младшая сестра.
Каким-то непостижимым образом Гале удалось устроить так, что их маленькая семья стала сразу существовать отдельно от семьи родителей.
Мама сначала обижалась, ей хотелось, чтобы все оставалось попрежнему, ну, пусть бы еще и невестка вошла в семью, но у невестки было на этот счет свое мнение, и она сумела тактично, без ссор и долгих споров убедить свекровь, что они с Глебом должны жить своей семьей.
Она с таким воодушевлением говорила, как ей хочется поскорее почувствовать себя настоящей женой: кормить мужа вкусными завтраками и обедами, стирать и гладить его рубашки, вести их пока еще небогатый семейный бюджет, что Людмила Семеновна в конце концов растаяла и согласилась с доводами Галины, тем более, что отец Глеба, Роман Николаевич, с самого начала стал на сторону невестки.
После университета Глеб поступил в аспирантуру, а Галя стала работать в школе, где преподавала русский язык и литературу. Однако, работа в школе не приносила ей удовлетворения.
«Как я тебя теперь понимаю, Глеб», – однажды призналась она мужу, – «когда я училась, то как-то не ощущала всей несуразности преподавания литературы в школе. А когда стала преподавать сама, меня от всего этого просто воротит. И самое ужасное, что я тоже понятия не имею, как надо это делать. Учитель не имеет права учить детей тому, во что не верит сам. Это безнравственно».
«Ну, и уходи из школы, если тебе это не нравится. Найди другую работу».
«Ну, как ты не понимаешь», – укоризненно сказала Галя, – «я сейчас не могу этого сделать. Мы же не проживем на твою аспирантскую стипендию, так что придется потерпеть, пока ты защитишься. Ты только не волнуйся, я тебе все условия создам, чтобы ты мог работать спокойно».
Она сдержала слово. Даже рождение их первой дочери Киры не внесло особого переполоха в жизнь Глеба. Кира была довольно неспокойной, но Галя проявила чудеса организованности, умело привлекала бабушек, дедушек и свою сестру, так что Глеб сумел защититься в срок и весьма успешно.
Он получил работу в институте физики низких температур. Галя втайне гордилась мужем, который сумел в столь молодом возрасте стать кандидатом наук. После декретного отпуска она уже не вернулась в школу, а нашла работу в областной библиотеке, в отделе художественной литературы.
Через несколько лет им дали хорошую четырехкомнатную квартиру, ведь к тому времени у них родилась еще одна дочь, для которой фантазерка Галка выбрала восточное имя Карина. Карина всего на полтора года моложе сестры, и девочки очень похожи друг на друга внешне. Когда они стали постарше, их часто принимали за близнецов…
Ведь мы всегда жили дружно, – думал Глеб Романович, шагая по улице, не замечая того, что уже стемнело, и начал накрапывать дождь. Может быть, это странно: мы совсем разные – «физик» и «лирик» – он усмехнулся, вспомнив жаркие дебаты на эту тему.
Галя всегда увлекалась поэзией, и сама писала стихи, многие их хвалили, а он не мог оценить, хорошие они или плохие, он не очень разбирался в поэзии.
Вдруг ему необычайно ярко вспомнилось то давнее субботнее утро, когда он проснулся в своей спальне от того, что из соседней комнаты слышались приглушенные женские голоса. Ну, все ясно. Как он мог забыть, что две Галкины подружки остались у них ночевать? Опять наверное с утра стихи сочиняют. Как бы в подтверждение его догадки он вдруг отчетливо услышал голос Ларисы, восторженной старой девы, истовая любовь которой к поэзии и всему возвышенному мешала ей, по мнению Глеба, полюбить нормального мужика и создать наконец семью. Лариса возвысила голос и с выражением прочитала:
О, относительность времен, минут,
Когда друзья из прошлого вернутся
И вам светло и нежно улыбнутся,
И руки для объятья распахнут.
Глеб улыбнулся: совсем, совсем неплохо, подумал он. Вот только ему казалось, что в первой строке недоставало пары слогов, его аналитический ум явно чего-то не досчитывался.