Мутные воды

Размер шрифта: 13

Книга не пропагандирует употребление алкоголя и табака. Употребление алкоголя и табака вредит вашему здоровью.

⁂

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны.

Катеньке
Как сложно жить жизнь на чистовик

Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, сердце мое Тебе отверсто.
Ты видишь мои нужды, которых я не знаю.
Зри и сотвори по милости Твоей.
Молитва Филарета Московского

Из сочинения ученика 2 «Б» класса Соколова Максима
Я живу с папой, мамой и котом Петькой. Мой папа очень добрый. На работе он ловит преступников. А по выходным мы с ним ходим в разные места и в походы. Я очень люблю папу. Моя мама – ученый. Она работает и пишет умные книги. Ее нельзя беспокоить. Петька обычно спит. Еще у меня есть дядя Яша и тетя Злата. Дядя Яша – изобретатель. Иногда он дарит мне игрушки, которые делает сам. Тетя Злата очень красивая. Еще у меня есть дедушки и бабушки и много других родственников, но про всех долго писать. Я люблю свою семью.

Из интервью с доктором исторических наук, профессором Залесной Евгенией Савельевной.
– Кто помогал вам на вашем пути? Кого вы могли бы поблагодарить?
– Господа Бога, отца, научного руководителя, мужа и сына. И это не в порядке убывания. Просто я не знаю, кто из них сыграл в моей жизни бо́льшую роль.

Глава 1

Звонок раздался в девять утра. Голос в трубке дрожал и запинался, и Клим разозлился: ну зачем звонить, если не можешь сразу начать говорить связно? Десять минут назад он вернулся с дежурства и теперь как раз собирался упасть лицом в подушку и проспать минимум до пяти вечера.

– Ничего не понял, – без всяких экивоков признался Клим и широко зевнул. По собственным ощущениям, он и так уже спал на ходу, ночь выдалась беспокойная. – Кто вы? Что случилось?

– Я Р-роман В-владимирович, второй рук-ководитель п-п-практики…

С Клима мгновенно слетела вся сонливость. И он снова сел на диван, на который уже почти лег.

– В а-анкете у Ев-вгении С-савельевны ва-аш те-ел-лефон з-записан как эк-к-к-кстренный…

– Что с Женей?

В трубке испуганно замолчали. Клим все-таки выругался сквозь зубы шепотом. Не тот тон.

– Роман Владимирович, – позвал он, – говорите дальше.

В телефоне послышалось сопение, но потом звонивший собрался.

– Ев-вгения С-савельевна плох-хо чувст-т-твовала с-себя вечером, а с-сегод-дня ут-тром… о-она…

Клим почувствовал, что сейчас взвоет, но невероятным усилием сдержался. Говоривший тоже, видимо, сумел взять себя в руки, потому что все-таки закончил:

– О-она н-не п-проснулась с утр-ра. М-мне п-поз-звонила х-хоз-зяйка д-дома, г-где о-она ж-живет… М-мы не с-смог-гли ее раз-збудить. Мы в-вызвали скорую… Д-диагноза пока нет, н-но…

– Телефон! – потребовал Клим.

– Т-телеф-фон к-кого?

– Больницы.

– Д-да, к-конечно… С-сейчас…

На тумбочке за диваном лежали блокнот и ручка. Клим нашел чистую страницу и записал все, что ему продиктовали.

– Вы звоните со своего номера? – уточнил он.

– Д-да…

– Перезвоню, когда возьму билеты.

– П-подождите… В-вы п-прилет-тите?

– Да.

И положил трубку. Проверил входящие. Ничего нового. Последнее сообщение от Жени было прочитано еще вчера вечером. «День был сложный, я устала. Давай созвонимся завтра». На всякий случай все же нажал на кнопку вызова, но абонент оказался недоступен.

Созвонились, блин…

Сон отменялся. Клим встал с дивана и пошел в ванную. По пути заглянул в комнату к сыну. Тот все еще спал, скинув с себя одеяло и разметавшись по кровати. Наверняка до утра просидел за компьютером, пользуясь тем, что дома он один.

В ванной Клим умылся холодной водой, потом отправился на кухню. Сделал звонок по записанному номеру, убедился, что Залесная Евгения Савельевна действительно поступила утром в больницу и сейчас находится в реанимации. Включил кофеварку и чайник и открыл ноутбук.

Так, билеты.

Женина экспедиция базировалась в селе Оленёк в Якутии. Прямых рейсов до нужного места не существовало. Ближайшие только с пересадкой через Якутск. Времени займет – ужас. И стоит все как паровоз.

На работе придется взять несколько отгулов или отпуск, но это ладно. Вот бы зеркалом – туда-сюда в два счета. Но по личным обстоятельствам ему путь никто прокладывать не станет. Попросить Злату? А как он объянит свое появление тому же Роману Владимировичу? И местным властям, если вдруг что. Черт…

Кофе сварился. Клим налил себе полкружки, разбавил горячей водой. Сделал глоток, обжегся, проигнорировал это и взял в руки телефон. Повертел в пальцах. А потом решился на то, чего никогда бы не сделал для себя.

– Яш, – сказал он, когда брат взял трубку. – Мне деньги нужны. Срочно.

– Макс, – позвал Клим и тронул сына за плечо. – Максим, проснись.

Тот заворочался, сморщился во сне, махнул рукой и повернулся на другой бок.

– Макс, подъем! – гаркнул Клим.

Некогда ему сейчас было разводить церемонии. И по ночам нужно спать, а не играть!

Сын подлетел на кровати, словно его облили ледяной водой.

– Пап, ты чо? – сонно изумился он.

– Не «чо», а «что», – на автомате поправил Клим. – Я улечу на несколько дней, мама заболела. Деньги я тебе оставил, с голоду не помрешь. Если вдруг что, звони дяде или бабушке. Кота корми. И следи, чтобы телефон был заряжен. Все, я поехал.

– Пап, подожди…

Максим скатился с кровати, напоследок запутавшись ногами в одеяле. Клим сделал вид, что ничего не заметил. Сын управился сам и вскочил.

– Пап, я ничего не понял. Чем мама заболела? Почему ты летишь? Ты когда вернешься?

– Не знаю. Потому что она там одна и есть вероятность, что ей понадобится моя помощь. Не знаю. Как прилечу и все выясню, тебе наберу. Не волнуйся, все хорошо будет.

В прихожей Клим зашнуровал ботинки, накинул ветровку и вскинул на плечо собранный рюкзак. Сверился с приложением в телефоне: такси прибудет через шесть минут…

– Пап, – тихо позвал Макс.

– Что?

– Это из-за меня, да?

– Что из-за тебя?

– Мама заболела. Потому что я сказал, чтобы она не возвращалась?

Клим позволил себе секунду промедления и посмотрел на сына. Максим, которому в начале июня исполнилось шестнадцать, был очень похож на него. Словно природе лень стало создавать нового человека и она сняла кальку с уже имеющегося. Но если бы кто-то принялся разбирать его лицо по частям – нос, подбородок, скулы, лоб, глаза, – то вышла бы Женя. Клим понятия не имел, как такое могло получиться. Но получилось же. Он тяжело вздохнул.

– Нет, Макс. Мама заболела, потому что люди иногда болеют. И это никак не связано с тем, что ты сказал. И мы все знаем, что на самом деле ты так не думал.

– Я думал…

– И сейчас думаешь?

– Нет. Ты привезешь ее домой?

– Конечно привезу.

– Пап, я так больше никогда не скажу.

– Вот и славно. Эй, иди-ка сюда.

Максим послушно сделал шаг навстречу, и Клим обнял его. За это лето сын вытянулся и внешне повзрослел, и тем не менее еще так по-детски хотел, чтобы папа всегда был рядом и при необходимости решил все его проблемы.

– Ты тут ни при чем, – повторил Клим и похлопал Максима по спине. – И с мамой все будет хорошо. А мне правда пора. Квартиру не спали. Выход на связь два раза в день: утром и вечером. Если я не звоню, пиши мне. Все, сын, я пошел.

– Ага…

Если Клим что и не любил, то это аэропорты. Трата времени и денег. Он зарегистрировался, выпил в зале ожидания три стаканчика кофе, организовал себе отгул, ответил на десяток звонков по работе и сам сделал примерно столько же, дождался объявления посадки, погрузил свое тело в самолет и закрыл глаза. Он собирался проспать все четыре часа полета.

⁂

Двадцать один год назад

– Как ты смотришь на то, чтобы жить вместе? – спросила Женя.

– Чего? – удивился Клим.

– Не выгорело у меня с общежитием, – вздохнула она.

День выдался по-летнему погожим, и жаль было проводить его в четырех стенах. Они сидели на бетонной трубе, брошенной на берегу реки, который прикрывала высокая стена набережной, и пускали «блинчики». Камни шлепались о воду с легким всплеском, и от них разбегались круги, а иногда они тонули сразу у берега, и тогда со дна поднималась взвесь из песка и ила, делая ее мутной.

– И папа уже насторожился, чего мы так и не съехались… – продолжила Женя, а потом зло закинула камешек подальше и скороговоркой поведала: – Короче, я тут квартиру нашла, но хозяйка уперлась, одну меня пускать не хочет, вроде как мужиков начну водить, а я ей взяла и показала печать в паспорте. Так что она теперь тебя желает видеть. Но честно говоря, мне одной дорого снимать будет. Вот я и подумала: может, того, вместе? Да и наш договор мне так проще исполнять… Слушай, я вообще в быту тихая, – доверительно сообщила она. – Там дверь в комнату посередине стены. Шторку повесим и даже пересекаться не будем. Только диван еще один надо где-то раздобыть. А если станем долго думать, квартира уйдет…

– Так плохо в общаге? – понял Клим.

– Капец как! – выдохнула Женя. – Еще пару ночей, и я свихнусь. Нас трое в комнате: ни поучиться, ни поспать. Одна все время по телефону со своим парнем трещит, до трех ночи может, другая по утрам музыку врубает и безостановочно болтает и еще требует отвечать. Меня трясет уже… Сижу допоздна в библиотеке и по утрам убегаю… А готовлю по ночам, не могу под чужими взглядами… А эти две на меня косятся, мол, я странная. Хотя, может, мне просто кажется…

– Сколько квартира в месяц стоит?

Женя с надеждой взглянула на него и озвучила цену. Клим задумался. С одной стороны, он вполне нормально жил в общежитии при Конторе и его почти все устраивало. С другой… С другой было это самое «почти».

– Поехали, глянем, – решил Клим.

Хотела хозяйка узреть мужа, пусть смотрит. Будет хоть какой-то прок от того, что они до сих пор не развелись.

Признаться отцу, что замужество было всего лишь способом поступить в аспирантуру, Женя, разумеется, так и не смогла. Но, поразмыслив, они с Климом пришли к выводу, что развестись можно: Савелий Афанасьевич об этом не узнает. И даже дошли до ЗАГСа и написали заявление, однако выяснилось, что за свидетельством нужно вернуться через месяц, а через месяц у них обоих это сделать не получилось… К тому же неожиданно оказалось, что в Академии при Отделе безопасности всячески поощряются браки у студентов и таким студентам положена пусть небольшая, но все же материальная помощь. Клим не стал отказываться. Есть-то хотелось.

– А Валя твоя не против будет, что ты со мной живешь? – запоздало спохватилась Женя.

– Мы расстались, – просто ответил Клим.

А потом разом бросил в воду остававшиеся в ладони камни, и от этого она стала совсем мутной, а круги разошлись и погасили друг друга.

Дом был старенький, квартира – просторной, ремонт не то чтобы фешенебельный, но вполне аккуратный. Климу понравился вид из окон: они смотрели на детскую площадку. В песочнице под бдительными взорами мам возились малыши, чуть поодаль носились мальчишки и с ними девочка самого боевого вида. Они кричали и визжали, ловили друг друга и убегали друг от друга, карабкались на старенькие лесенки и горку, играя в игру с только им известными правилами. Их задор и энергия заставили Клима улыбнуться. Дети ему нравились. Они его вдохновляли. Достаточно отдохнув от братьев и сестер, Клим давно уже ловил себя на мысли, что скучает по ним. А так станет наблюдать по вечерам. В качестве балкона здесь была выступающая плита, огороженная кованой решеткой, и для стула места вполне хватало. Осень выдалась теплая, будет хорошо. А количество деревьев во дворе намекало, что по весне здесь очень даже зелено.

– У меня еще одни жильцы наметились, – сухо заметила хозяйка, видимо, решив, что Клим простоял у окна достаточно, чтобы разрушить его надежды с особой жестокостью. – Сегодня вечером как раз позвонить должны и сказать решение. Долго вы с женой думали…

– Это мы зря, да, – отозвался Клим, бросил последний взгляд на двор, повернулся к хозяйке и широко улыбнулся. – Каюсь. У вас замечательная квартира. Сразу чувствуется, что она принадлежит хорошим людям. А мы гарантируем чистоту, тишину и своевременную оплату.

– Там тоже хорошая пара, – отозвалась хозяйка, которой, тем не менее, слова Клима явно пришлись по душе. – Будущие врачи, между прочим.

– Я в Академии полиции учусь, а Женя – аспирант истфака.

В подтверждение Женя кивнула. Она явно тушевалась и не хотела влезать. Клим решил, что так даже лучше, все равно ему проще находить общий язык с людьми.

– Женя просто без меня принимать решение не хотела, а я никак не мог вырваться посмотреть, – продолжил Клим. – Так что это я во всем виноват. А Жене у вас очень понравилось. Три дня только о вашей квартире и говорила. А она их штук двадцать пересмотрела.

Женя вытаращила глаза, но справилась с изумлением до того, как это заметила хозяйка. Клим безбожно врал. Он понятия не имел, сколько квартир посмотрела Женя, но знал, что она хочет эту. И что он сам хочет по вечерам, выходя покурить на этот балкончик, наблюдать за детьми. Так почему нет?

– Ваша – лучшая в районе. Ну пожалуйста, Тамара Сергеевна, не злитесь на меня…

Тамара Сергеевна от такого пассажа тоже опешила. Она явно не собиралась злиться на Клима и вообще на кого-либо и меньше всего хотела, чтобы кто-то о ней такое предположил. И еще, судя по всему, Клим был первым, кто обратился к ней по имени и отчеству.

– Там тоже хорошая пара… – повторила она уже не так уверенно.

– Ни капли в этом не сомневаюсь, – вздохнул Клим. – И, конечно, я вас понимаю. Мы действительно очень долго решались. Сами виноваты…

И он принял крайне расстроенный и покаянный вид. Женя за спиной хозяйки зашлась в беззвучном смехе и уползла по стенке в коридор. Зато через полчаса у них на руках уже были и договор, и ключи.

Переезд занял сутки.

– Ух ты, – пробормотала Женя, когда они перетащили последнюю партию вещей. – Класс. Наконец-то высплюсь.

И рухнула на диван. Клим ничего не ответил. Руки, ноги и спина болели так, будто его сутки таскали по полигону. Он промычал нечто невразумительное, но Женя поняла. Она заворочалась, отодвигаясь к стене, устало зевнула и предложила сонно:

– Ложись рядом, как-нибудь уместимся. Не на полу же тебе спать. Ты же не храпишь?

Клим помычал с отрицательной интонацией.

– Ну вот и ладненько.

Второй диван они раздобыли только через неделю, и Клим был этому бесконечно рад: Женька страшно пихалась во сне, но сжалиться над ним и отпустить его на пол ей не позволяло чувство справедливости.

Глава 2

Клим спал, и ему снилась Женя. Во сне они сидели на кухне в их первой квартире, и Женя кормила его супом. Кухня была именно такой, как он помнил: небольшой, но светлой, чистой и очень уютной. Женька вообще умела создать уют из ничего. Наверное, научилась, пока ездила с отцом и раз за разом на новом месте с нуля обустраивала их быт. Суп, кстати, тоже был наивкуснейшим, впрочем, как и всегда. Клим ел и, прекрасно осознавая, что все это не по-настоящему, все равно сам себе завидовал. В реальности Жени не было уже три недели, и они с Максом перебивались тем, что она им обычно есть строжайше запрещала. Как и всегда, первые несколько дней было вкусно и волнительно от ощущения вседозволенности, а потом надоело. Сам Клим, конечно, готовить умел – шашлыки и уха на костре у него выходили отменные! – но в условиях работа-дом-работа разгуляться не получалось, и нынче они с Максом чередовали пельмени с лапшой, а сосиски с магазинными котлетами. До возвращения Жени было еще долго, и изменений в их рационе не предвиделось.

Во сне Женя сидела напротив, подперев ладонью щеку, и смотрела на него. И улыбалась. Она всегда улыбалась, когда наблюдала, как он ест приготовленное ею. И Клим ощутил, что наконец отдыхает. Сейчас закончит и пойдет спать.

– Нравится? – спросила Женя. Взгляд у нее при этом был нежным-нежным, но, как показалось Климу, немного печальным.

– Когда это мне твоя стряпня не нравилась? – пробурчал он, не прекращая жевать.

Женя вздохнула. Теперь в ее улыбке Клим точно различил грусть.

– Клим, – позвала она, – а ты не мог бы передать Максу: я счастлива, что он есть.

– Ты и сама можешь ему это сказать, – пожал плечами он.

– А если я не смогу?

– Не говори глупости, – поморщился Клим.

– Я не уверена, что мне следует возвращаться…

Клим перестал жевать. Удивленно воззрился на нее.

Что за…

Женя перед его глазами расплывалась, как дымка, на которую кто-то подул. Клим откинул ложку и резко встал. Дернулся к ней. Но стол между ними удлинился, будто кусок мягкого пластилина потянули в разные стороны. Женя отдалилась, и он понял: не дотянется.

– Скажи ему, ладно? – попросила Женя. – Я сначала хотела сама, но теперь начинаю думать, что так правда будет лучше.

Клим хотел ответить, но тут его тряхнуло, и он проснулся, потому что это произошло не во сне, а наяву. Шасси самолета коснулись посадочной полосы. Ан–24 ехал вперед по гравийной дороге, постепенно замедляясь. Вокруг все дребезжало, гремели двигатели. Пытаясь прийти в себя и понять, где он, Клим сосредоточился на белой салфеточке, накинутой на сиденье перед ним. Под салфеточкой сиденье было обтянуто бордовой тканью с мелким узором молочного цвета, кое-где потертым. Клим проследил взглядом пересекающиеся линии, выравнивая дыхание.

Он прилетел из Якутска в Оленёк. К Жене. Он уснул, и ему что-то приснилось. Что-то сначала приятное, а потом не очень.

Решил, что вспоминать не будет. И без того проблем хватает.

Самолет проехал последние метры и замер. Клим глянул за плечо своего соседа в иллюминатор, но ничего толкового не увидел. Пилот объявил о приземлении. Стюардесса разрешила покинуть салон. Клим снял с полки легкий рюкзак, набросил одну лямку на плечо и стал продвигаться к выходу.

Ему не верилось, что он долетел до Оленька, да еще и в этот же день. Это было даже не удачей, а настоящим чудом. Четыре часа до Якутска. Ожидание в аэропорту всего час – дикое везение, потому что вылет самолета задержали из-за погодных условий и не иначе как божественным провидением в нем оказалось свободное место, а ведь у Клима не было ни шанса на него попасть. Перелет в Оленёк – еще три часа. Страшно хотелось есть. А еще упасть где-нибудь, растянуться и проспать часов двенадцать, потому что выспаться так и не вышло. Получалось только дремать: сумбурно, поверхностно, то и дело проваливаясь в мутные, неясные сны. Но больше всего хотелось добраться до Жени. Клим глянул на часы. Они показывали домашнее время: восемь часов двадцать семь минут. Здесь было пол-одиннадцатого. Но ночь не торопилась в эти края, а солнце не спешило покинуть небосклон. Оно зависло над горизонтом, словно задумалось и забыло за него закатиться. В Оленьке царил полярный день.

Здание аэропорта представляло собой длинное синее одноэтажное строение с железной красной крышей. С правой стороны на нем надстроили мезонин, с левой – пристроили трехэтажный корпус.

Несмотря на незашедшее солнце, на улице было прохладно, но пускать прилетевших внутрь стюардесса, проводившая их от самолета, не спешила. Тихо шурша гравием, к ним неспешно шел мужчина в рабочем комбинезоне. В руке у него болталась связка ключей на шнурке.

Клим выключил на телефоне режим полета, и на него лавиной обрушился поток пропущенных входящих. Работа, работа, работа… Яков интересуется, долетел ли он и видел ли Женю. Макс тоже…

Клим подождал еще, но от самой Жени ничего не было. Что ж, этого стоило ожидать. От Романа Владимировича тоже ничего – и вот это уже хорошо.

Мужчина наконец дошаркал до них и принялся открывать дверь в здание. Клим дождался разрешения передвигаться самостоятельно и, отделившись от общей группы, набрал номер Максима. Трубку сын соизволил взять после пятого гудка второго прозвона.

«Выдеру», – в миллионный раз за последние шестнадцать лет пообещал себе Клим, точно зная, что никогда этой угрозы не исполнит.

– Прости, пап, – попросил сын почему-то запыхавшимся голосом. – Музыку слушал, не услышал. Ты долетел?

– Да.

– Маму видел?

– Еще нет.

– Я звонил ей, но телефон недоступен…

Клим прикрыл глаза. Он уже решил, что пока ничего Максу не скажет. Незачем ему это там в одиночку тащить. Да и нечего пока рассказывать. Для начала нужно самому все разузнать.

– Ее в больницу без телефона увезли.

– В больницу? – выпалил Максим. – Ты про больницу не говорил!

– Сам не знал.

– Пап, что с ней?

– Как выясню, сразу скажу.

– А поговорить-то с ней можно? Телефон ей отвези! Или свой дай!

– Я постараюсь. Но ты можешь мне сказать, я передам.

– Я извиниться хочу, – почему-то шепотом сказал Макс. – Я не должен был так говорить.

Клим вздохнул.

– Тогда это ты потом сам. Хотя я все равно передам. У тебя все хорошо?

– Ага.

– Весь день за компьютером? Ты Петьку покормил?

Пауза перед Максовым «конечно» была чуть дольше, чем нужно, и Клим все понял. К счастью, перед отъездом он насыпал коту достаточно корма, так что умереть голодной смертью и тем самым спастись из их сумасшедшего дома этому несчастному животному вряд ли было суждено.

– И когда будешь кормить, лоток сразу почисти, – напомнил он.

Подумал, что, наверное, следовало в свое время все-таки поддаться на уговоры сына и завести собаку. Тогда была бы вероятность, что Макс хоть на пять минут выйдет из дома на свежий воздух. Да и вообще…

– В духоте не сиди, форточку открой…

На заднем фоне послышался сдавленный девичий смех. Ясно. Музыку он слушал… Что ж, это лучше, чем и правда весь день перед компом, да еще и одному. Одному вариться в чувстве вины – плохая затея.

– Ладно, я сейчас попробую пробиться к маме, а ты, если что, звони.

– Угу.

– Я люблю тебя. Береги себя.

– И ты.

– Полине привет.

– И тебе от нее.

– Ну все, сын, пока.

– Пока.

Оленёк был маленьким и с той стороны, с которой Клим в него вошел, донельзя деревенским. Женя, конечно, присылала фотографии, но она также говорила, что это административный центр одноименного улуса, и Клим отчего-то думал, что поселок больше и мощнее. Путь от аэропорта до больницы занял пятнадцать минут, из которых пять Клим потратил на изучение карты. По дороге он прошел мимо главной местной достопримечательности – Оленёкского историко-этнографического музея народов Севера. Пообещал себе: когда все закончится, обязательно попросит Женю провести для него экскурсию. Она знала всех сотрудников музея, кое с кем даже была дружна, и можно было надеяться на прогулку не только по восьми залам, доступным любому желающему, но и по запаснику.

Думая об этом, Клим как гнал мысли о плохом исходе, так и пытался отвлечься от внезапно навалившегося тяжелого, давящего ощущения тоски по отчему дому. По утрамбованной земляной дороге Клим шел мимо одно– и двухэтажных деревянных домиков, маленьких огородиков, мимо кудахчущих кур, ворчливых старых псов, ловил на себе подозрительные взгляды местных и едва не задыхался: все вокруг неожиданно остро напомнило о месте, где он родился и вырос. Трое мальчишек на велосипедах обогнали его и поехали дальше, при этом вывернув головы назад, чтобы рассмотреть, и Клим опомнился. Нет, он не дома. Вон повсюду пластиковые окна, спутниковые тарелки и столбы ЛЭП. Но, наверное, нужно проведать родителей. Давно не был… Да, он им «звонит», конечно, но ведь это не то. И нужно показать повзрослевшего Макса… Вспомнил вдруг, как матушка впервые взяла на руки его сына. «А его мать мы увидим?» – тихо спросил отец.

Наверное, что-то было в местном воздухе. А может, Клим просто слишком устал и переволновался из-за Жени, но воспоминания лезли одно за другим, и каждое отзывалось, теребило до этого молчащие в груди струны, и Клим впервые за день усомнился в своем решении прилететь сюда. Что он тут делает – почти на краю земли? Как их с Женькой сюда занесло? А вдруг в этом есть какая-то тайная суть?

Перед крыльцом больницы Клим остановился, продышался. Сейчас не было смысла в этих вопросах. Сейчас нужно было решать совсем другие проблемы. Поэтому он отбросил лишние мысли и уверенно шагнул внутрь.

Время было уже позднее, и его, разумеется, не ждали. Чистые, аккуратные коридоры были пусты. В поисках кого-нибудь Клим прошел по первому этажу. Потом остановился и воззвал к чутью. «Ищи», – приказал он. И позволил себя вести. Белели свежевыкрашенные стены. Под ногами поскрипывал линолеум. Пахло лекарствами и дезинфицирующими средствами. Клим не любил больницы, а Женька так их вообще терпеть не могла. У нее была едва ли не фобия в отношении всего, что касалось болезней и врачей. Клим еще помнил, какой забрал ее из роддома. И помнил, как она приехала домой, села у себя в комнате на кровать и уставилась в точку на стене. Она не переносила любые манипуляции со своим телом и любое ограничение свободы. А в роддоме было и то и другое. Впрочем, о своем пребывании там Женя так и не рассказала и постепенно успокоилась. Во всяком случае, внешне. Вслух про роды она никогда не вспоминала.

Чутье привело Клима на второй этаж, к третьей двери слева по коридору. Табличка на ней гласила: «Палата интенсивной терапии». Клим приоткрыл дверь. Палата оказалась трехместной, но Женя в ней лежала одна. Матрасы на пустующих кроватях – сложных металлических конструкциях с поручнями и аппаратурой в изголовьях, произведших на Клима самое неприятное впечатление, – были аккуратно застелены белоснежными отутюженными простынями. Стараясь не смотреть на них, он подошел к Жене.

Она выглядела как обычно. Совсем здоровой. Будто и правда просто спала. Клим бы в это поверил, если бы в изголовье не пищал монитор с кардиограммой и не жужжали какие-то другие приборы. И если бы рядом с бортом не стояла стойка для капельницы, а на сгибе Жениного локтя не был закреплен катетер. А еще Женя никогда не спала на спине. И вечно ей было то жарко, то холодно, и она либо сбрасывала с себя одеяло, либо укутывалась с головой. А сейчас была укрыта им ровно по грудь.

Продолжить чтение