Моя жизнь и другие происшествия
Часть первая. Беги Макс беги… Глава №1 Ну как-то так получилось…
Здравствуйте, если вы собрались прочитать моё сочинение про то, как я провел это лето, то вам непременно надо узнать о моей семье, а то возникнет много вопросов, куда смотрели родители, комсомол, школа и милиция…
Давайте по порядку:
– Я, Максим Петрович Монтекки 1970 года рождения и это не шутка, а историческая коллизия нашей семьи, возникшая в следствии интернациональной помощи страны СССР гордому и свободолюбивому народу Испании.
Итак продолжу!
– Ученик восьмого класса школы №5 города Энска, возможно подающий большие надежды и обладающий незаурядным потенциалом, если бы не мой характер.
В моём воспитании непосредственное участие принимали:
Отец, Пётр Хосевич Монтекки – инструктор горкома партии и сын испанского революционера. Маман, – оперная дива городской филармонии Элеонора Монтекки, отчества она не признавала, поэтому просто мамуля Элеонора и наконец старшая сестра, – студентка мединститута, конечно, будущее светило терапии Ольга Петровна, соответственно Монтекки, та ещё зануда и образец нравственных принципов.
– И как у «таких родителей» и при такой-то сестре, вырос такой непутёвый я? – этот вопрос шёл рядом со мной и задавался на каждом педагогическом совете, начиная с третьего класса.
Маман единственная, кто не делала мне мозги, она вообще человек лёгкий и отходчивый, считала меня личностью незаурядной и потому не нуждающейся в лишних наставлениях. С остальными, родными и близкими мне приходилось жить, как в осаде, постоянно оправдываясь и замирать при первых звуках своего имени.
Теперь про саму историю, в которую я попал по роковому стечению обстоятельств и только потому, что мои кипучие испанские корни подтолкнули меня на путь предпринимательства, сам бы я, разумеется, низа что….
На дворе благоухал зеленью и жужжал шмелями май 1984 года. В столице продолжалась пресловутая «гонка на катафалках» уносившая с завидным постоянством каждый год по генсеку, страна двигалась вперёд, так говорила программа «Время», а полки магазинов всё пустели.
Я бежал! – По моим ощущениям целую вечность, от железнодорожной станции, вцепившись одной рукой в спортивную сумку с «сокровищами», второй рукой помогал своему телу аккуратно перемахивать заборы, чтобы не завалить модный джинсовый костюмчик. Менты постепенно отставали и поэтому угрожали окружением, стрельбой и бесполезностью сопротивления, куда им догнать, юного спортсмена запрещённой ныне секции карате.
Отдельно поясню про «сокровище»!
С «такой семьёй», учился я в школе не простой, а очень даже с уклоном в разного рода достойнейших родителей и иностранные языки.
Отпрыски городской знати, иногда посещающие заграницу и часто бывающие в специальных магазинах «Берёзка», постоянно нуждались в наличных, не учтённых семейным бюджетом. Моим одноклассникам самим было не с руки всякое плебейство, вот и стал Максим Монтекки, тем самым школьным фарцовщиком, умеющим договариваться.
Короче «сокровище» – это две пары джинсов «Левайс» и пара кроссов «Адиков», в общей сумме 420 рублей. Кто понимает, что такое две зарплаты инженера в одной сумке, тот вцепиться и будет бежать от ментов, как за Родину.
Всё вроде неплохо получилось.
Немного попетляв и преодолев несколько высоких препятствий удалось оторваться и провериться на предмет слежки. Теперь оставалось привести дыхание в норму и припрятать «сокровище» в надёжное место.
Бежал я в подвал Петровича, то самое и единственное место в этом городе, где мне было по-настоящему хорошо и спокойно. Тут в шкафчике для переодевания было оно, надёжное место.
****
Буквально пару фраз о Петровиче.
Петрович когда-то был физруком в нашей школе, а ещё до этого прапорщиком интернационалистом, долгие годы водивший пешие туры по демократической республике Афганистан.
Как он сам рассказывал:
– Два раза прошёл его по диагонали в составе разведбата ВДВ, иногда с компанией местных «зелёных» из армии ДРА, но так они там и не нашли, ни демократии, ни мира.
После ранения Родина посчитала, что Петрович больше не способен вести братский народ к социализму и списала его в чистую на гражданку.
Когда карате запретили в первый раз, Петровича попёрли из нашей блистательной и незаурядной школы. Тогда его выручил старый друг из военкомата, помог с подвалом и организацией военно-спортивного кружка «Патриот», где нас Петрович и обучал рукопашному бою и вообще всему, как полагается настоящему мужчине вести себя в обществе и Родину любить.
В этом же «Патриоте», я познакомился с простыми парнями, у которых не то, что джинсов, но и отцов отродясь не было, за это наше коренное различие они и отмудохали меня при первой встрече.
Так завязалась моя первая настоящая дружба.
****
Продолжу дальше рассказывать про обстоятельства.
Вот и прибежал я в наш любимый подвал, а там прокурорские с обыском. Петрович сидит грустный возле своего-же стола, а тут Макс Монтекки нарисовался не сотрёшь, с глазами по 5 копеек, сумкой набитой «фарцой», красный и сильно вспотевший. Всё бы ещё ничего, следакам пацан не интересен, но по рации план «Перехват» объявили, с описанием злостного спекулянта, сбежавшего во время облавы.
– Как вы понимаете картина получилась так себе, некрасивая.
Петрович оказался виноватым по статьям 219 . 1 «О нелегальном обучении каратэ» и 154. «Спекуляция» УК РСФСР, а я как несовершеннолетний и сын «не простых родителей», пошёл свидетелем и был передан на поруки семьи.
– Обломалось весёлое лето, – это были все мои мысли на тот момент. Уже ни о каком Крыме и речи не могло идти, тем боле про золотые пески Болгарии.
Испанские корни моего папочки вырвались наружу и бушевали по всей гостиной, он сотрясал воздух кулаками и упрекал меня в подрыве социалистической государственности, радовался, что дед Хосе не дожил до такого позора.
Маман меланхолично капала валерьянку папе в стакан и утверждала:
– Предприимчивость у него, как раз от деда, перебесится, возьмется за ум.
Сестра обвинительной и безупречной статуей смотрела на меня, как на пустое место.
Вот в этой нервной обстановке и было принято решение отправить меня в деревню Орловку к бабушке, на всё лето, как говориться с глаз долой и от греха подальше.
****
Про маменькину родословную. Поверьте, тут вся соль дальнейшего повествования.
Моя бабушка, по маминой линии, жила не тужила и знать особо не хотела, что там в городе у детей делается. Деревня Орловка была обычная такая, как и все остальные деревни, с колхозом, развалившейся церковью, которую вот уже не один год пытался восстановить местный поп-волонтёр.
Давайте я расскажу про свою бабушку Паулину Архиповну, в девичестве Орлову.
– Ага, почувствовали связь? – Орловка и Орлова! – то-то.
Когда-то деревня Орловка была частью большого поместья, графа Орлова в которую он сам не разу за свою жизнь так и не приехал. В ту пору, ещё безымянная деревня с пристанью, фруктовыми садами и маслобойней, стараниями усердного приказчика росла и процветала. Строилась небольшая, по графским меркам, усадьба в ожидании приезда всего великосветского семейства.
В столице стало очень неспокойно и граф отправил жену и дочь сюда в деревню, переждать революцию.
Теперь об этом в семье никто старался не вспоминать. Бабуля, прошедшая лагеря за грехи отцов, вернулась по амнистии в отчий дом уже в 1953 году и обнаружила некогда красивую, кирпичную усадьбу в сильно разрушенном и разграбленном виде. Стены в два этажа без окон и перекрытий, да черепичная кровля, как-то непонятно выжившая, ещё частично сохранился кованный забор. Колхоз от своих щедрот, ей и выделил её же землю. Сама на ней отрыла землянку, да там и поселилась.
Устроилась бабушка в управу колхоза, как обученная разным наукам, аж в Санкт Петербургском лицее. Работала сразу везде: счетоводом, секретарём и ответственной за культмассовый сектор. Случилась у неё, уже не молодой, но ещё довольно интересной женщины любовь с агрономом, моим будущим дедом. Рядом с бывшей усадьбой они выстроили свой домик, участок огромный, одной картошки соток пятьдесят высаживали. Всю свою жизнь дед Андрей намеривался отремонтировать усадьбу или снести, для расширения сада, так и помер, осенью 1979 года, не успев ни то, ни другое.
*****
Короче, ситуация в самом начале лета 1984 года сложилась следующим образом:
Петрович под следствием, я с двумя сумками на вокзале, в кармане документы и билет плацкартного вагона. Под конвоем сосредоточенной сестры Ольги Петровны и неунывающей маман Элеоноры, отправляюсь, как папины любимые большевики, отбывать ссылку.
Возле вагона меня передали с вещами и билетом проводнице:
– По-моему, моя родня просто следила, чтобы я точно уехал в деревню.
Обнявшись с маменькой и пожав руку сестре, с тяжёлым вздохом начал пробираться в душную тесноту вагона.
– Вот и моё место в плацкарте, среди мужиков, перманентно пахнущих алкоголем, луком и немытыми телами.
Настроение паскудное, жалея себя и глядя через грязное окно на удаляющийся город, появилось время задуматься о будущем, стало очень стыдно перед Петровичем.
Мгновенно сократилась некогда большая армия друзей, и ещё недавно весёлая жизнь резко вильнула в сторону и покатилась вниз. В глазах безнадёга человека не знающего, как пережить лето в глухомани.
Из попыток самокопания меня вырвал пестрый и шумный коллектив шабашников, едущие строить, что-то по заказу СМУ-1 для советской армии, в районе нашей деревни.
Средний возраст строителей почти отсутствовал, потому что от 20 и до 60 лет, ну плюс минус, наверно большая часть из них уже отсидела или собирались туда чуть позже. И все они были уже пьяны и не собирались прекращать это делать до самого конца.
По счастливому стечению обстоятельств моим соседом напротив, оказался молодой человек, долговязый с очень вытянутым лицом, которого все звали Архитектор.
****
Небольшой штрих о Григории, характеризующий его личность.
Архитектор или Гриша Рогов, выпускник архитектурного института, оказался интеллигентом с большой буквы «И».
– Вы знаете, как бывает, когда человек рассказывает, а ты просто хочешь его слушать и слушать, как он пользуется всеми оборотами языка великого и могучего, акцентирует и расставляет ударения, лихо вворачивая экстремумы из матерщины и сложносочинённых ругательств.
– Просто музыка для ушей, замученных протокольными фразами комсомольских собраний!
Если бы не его бескомпромиссный характер и тяга к алкоголю, наверно всё от той же интеллигентности, творил бы Григорий свою музыку, застывшую в камне где-нибудь в столицах, а пока извольте, только каменщик.
****
К концу поездки мы с Григорием почти сдружились, я его полностью устраивал, как благодарный слушатель, он меня в качестве человека, открывшего для 14-летнего пацана новый мир фронтонов, фундаментов и перспективы. Уже подъезжая к Орловке, мы стали с ним заодно, искренне ненавидеть античную архитектуру, упрекать за консерватизм, несущий гибель всему творческому началу. Я полностью согласился, что невозможно рисовать пять лет этот «нафталин прошлого», а потом создать настоящий шедевр. Всех корифеев в профессии мы солидарно посчитали гирями на ногах прогресса и тому подобное.
На станции Орловка, прощались с Архитектором, как закадычные, все и всё понимающие друзья.
За шабашниками приехал зелёный ЗИЛ 130, с замученным бойцом и красномордым прапорщиком.
– А про меня, кажется, забыли или и никогда не вспоминали, – подумал я, оглядывая маленькую станционную площадь.
Подхватил сумки и двинул в сторону дома пешком. Бабушка жила почти на окраине, так что топать мне пришлось через всю деревню. Добирался долго с передышками. Основной привал организовал у поселкового магазина, в котором кроме очень сладкого лимонада больше ничего безалкогольного не было.
Наверно уже вся деревня к этому времени знала, городской приехал, к Егоровой идёт, вот только моя дражайшая бабушка была похоже одна не в курсе.
Долгий стук и крик у калитки ничему не привели.
Решил пробираться к домику без приглашения, через заросший сорняками огород.
– А вот из трубы идёт дым, ну хоть покормят, – порадовался я.
Не срослось, бабуля крепко спит. На печи, металлический бидон с агрегатом сверху и трубкой, из которой капает прозрачная жидкость.
– Моя бабуленька самогонщица! – да ещё и не бдительная, дом открыт настежь, – расстроился я за прародительницу, всё-таки сам преступник со стажем.
Когда разбудил, долго пытался объяснить, что я не за водкой и вообще её единственный внук. Потом бабушка причитала и сетовала на память, жалела меня несчастного и как-то почти на середине своих слов переключилась на заботу о самогоне.
– Похоже мне предстоит огромная самостоятельность во всём, – решил я.
– Думаю сама Паулина Архиповна быстро забудет про меня, как только я из дома выйду.
Так, меня Петрович учил выживать, в суровых условиях агрессии натовских ястребов на соцлагерь. Неужели я в родовом гнезде Орловых не вывезу?
– Начнём с инспекции хозяйства.
Начало лета, огород бесполезен, в холодильнике только растительное масло, погреб наполнен бутылками самогона, есть картошка, морковка и немного лука. Пошёл в сельпо, купил хлеб, макароны, гречку и дефицитную в городе тушёнку.
Рядом с самогонным аппаратом аккуратно пристраиваю кастрюльку с макаронами, по-моему, сегодня будем есть с бабулей макароны по-флотски и чай без сахара.
День уже катился к завершению, и я пытался прикинуть, где тут можно устроиться на ночлег.
– Избушка в принципе крепкая, осталось выкинуть скопившийся хлам и найти подходящий матрац, – размышлял я.
В дверь раздался стук:
– Архиповна, мне сказали тут можно купить…, – кажется мне послышался знакомый голос?
А бабушка наелась макарон и спит.
– Архитектор, какими судьбами?
Я сильно устал за день, но его компания меня порадовала. Мой вагонный товарищ деловито прохаживался по избушке:
– Знающие люди посоветовали, сей славный заводик счастья!
– Стало быть Макс, ты тут и обитаешь?
– Да – это и есть родина моя, бабушка вот, самогон делает, оказывается, – сказал я, просто и спокойно.
– Ладно, Максим, у меня к тебе несколько вопросов.
– Самогон есть?
– Что за памятник архитектуры у тебя во дворе и посоветуй где в деревне можно поселиться хорошему человеку? – спросил Архитектор.
Оказывается, у военных ничего толком не было для заселения строителей. ЗИЛ привёз шабашников в чистое поле, с большой армейской палаткой и нарами, стоящими прямо на земляном полу. У них вообще много чего не было, даже проекта строительства ради которого наняли в городе людей. Зато были стройматериалы, сваленные в том же поле и накрытые брезентом. Кран, бульдозер и экскаватор, а ещё постоянно пьяный прапорщик и отделение солдат стройбата, -эти тут чувствовали себя прекрасно, служба шла, а бойцы спали, без всякого строевого геморроя, как на курорте в ожидании неминуемого дембеля.
– Ладно, Григорий, подожди меня, я мигом.
Пока моя бабушка-бутлегер спала, вынес пару бутылок и остатки макарон с тушёнкой во двор:
– Садись поешь и поговорим, – предложил я.
Вот пока мой новый товарищ кушал макароны и откушивал самогон он мне всё и поведал про палатку и обстановку на стройке, я же историю своей семьи в Орловке, разрушенного особняка и незаслуженную ссылку.
Глава 2 Бойся своих желаний
Григорий Рогов, как творческий и весьма увлекающийся человек, под действием самогона, проникся историческим флёром Орловки и загорелся новой идеей:
– А давай, друг мой Максим, мы поступим следующим образом, я сейчас возьму во временное пользование у советской армии, командирскую палатку на складе, вот за эту бутылку божественного нектара, и мы устроим мои пенаты у тебя в родовом поместье. А ещё есть у меня жгучее желание заняться реставрацией твоего замка.
Вопрос лишь в наличии вот этой жидкой валюты:
– Вывезешь? – спросил Григорий, повторяя ленинский прищур.
Я, как истинный комсомолец и авантюрист по натуре, сказал сразу:
– Всегда готов!
Прикинул:
– В погребе есть, да и с бабулей наделать ещё сможем, наивно пологая, что самогон требует только усидчивости, а не много чего ещё…
Ещё один важный момент тогда не учёл:
– Забыл про наличие милиции и возможные последствия!
Уже было совсем поздно, когда приехал армейский ЗИЛ и выгрузил на землю моего вдрызг пьяненького Архитектора, палатку и большую кучу разнокалиберных труб. Прапорщик без лишних слов забрал ещё две бутылки, икнул и уехал.
Пришлось затаскивать беспомощное тело товарища в дом и пристраивать на лавку возле бабули.
Рано утром я отправился на пробежку за пределы села, война войной, а уроки Петровича надо соблюдать. В лесу облюбовал подходящую полянку с горизонтально растущей веткой и устроил тренировку со своим весом, попутно прикидывая, что тут ещё можно придумать:
– Надо будет грушу из чего-нибудь сделать, да и вообще спорт зальчик, было-бы здорово и по возможности обзавестись спарринг-партнёром, – накидывал я планы пока проводил бой с тенью.
Когда вернулся, застал Григория в огороде, его окружали клубы дыма от раскуриваемой трубки, а рядом горел костер. Архитектор решил полностью перейти на туристический образ жизни, поэтому завтрак он готовил на огне в армейском котелке.
Потом мы вместе строгали колья из стволов молодых сосен и ставили его палатку.
– Там железяки какие-то вчера привезли, – поинтересовался я.
Гриша смерил меня поучительным взглядом:
– Чугунина, это тебе не «какие-то», она для канализации нужна! – подняв в небо длинный указательный палец, сказал Архитектор.
– А те, что потоньше, латунные трубы для воды, вообще дефицит страшный.
– Нам с тобой, друг мой Максимка, несказанно повезло, что там в поле у нас окопался крайне полезный и коррумпированный прапор.
Григорий ходил по старой усадьбе и приговаривал:
–Так хорошо… Ага… очень хорошо, прочненько…, не ожидал, не ожидал. На века строили предки!
Мне было приятно, что вырисовываются какие-то перспективы, хотя не понимал, что именно «хорошо».
Ближе к обеду появились пара черно-погонных бойцов и ещё один молодой шабашник, машинист Серёга на экскаваторе, за военных и технику пришлось отбутыливаться прапору, а Серёга просто умолял взять его к нам, потому как, сил его больше нет участвовать в празднике жизни посреди поля.
Остатки – этого дня и следующий все занимались выносом мусора и вообще всего, что можно было вынести из коттеджа, – это так Гриша сказал, теперь называют усадьбы в Европе.
Под обвалившимися перекрытиями второго этажа обнаружился, местами уцелевший пол первого этажа и вход в хорошо сохранившийся подвал. Я сам все эти годы думал, что разрушенный дом стоит на холме, оказалось, что это земляной вал, сорняки и мусор присыпали усадьбу по всему периметру, почти скрыв цокольный этаж.
Всё аккуратно сортировали и укладывали вдоль забора. Потому, что наш мусор, со слов Архитектора, наполовину исторические находки, овеянные памятью рода Орловых.
Проникся моментом не только я.
Серёга вооружился малярной кисточкой и начал изображать из себя археолога по крайней мере собирался в дальнейшем всем обнаруженным находкам придать приемлемый вид. Земляной вал, окружавший дом, он с филигранной точностью удалил экскаватором, и наша усадьба сразу выросла в размерах.
– Ого, за какое чудо мы с вами товарищи взялись оказывается, – радостно воскликнул Архитектор.
– А моё сердце, кажется, пропустило несколько ударов, когда я осознал масштабы не совсем социалистической, частной собственности и какое она может теперь привлечь внимание.
Серёга, как залез на экскаватор, так и не прекращал копать ещё три дня, пока солярка не кончилась. Выкопал очень большую яму в которой мы разместили половинку железнодорожной цистерны с наваренными внутри перегородками. Архитектор лично орудовал сварочным аппаратом и резал газовой горелкой металл изготавливая невиданное в деревне новшество.
– Это септик, – сказал Гриша, любуясь проделанной работой.
Пользуясь короткой передышкой, Архитектор улучил момент для ликвидации нашей строительной безграмотности.
– Времена выгребных ям уходят в прошлое, теперь гадить будем используя научный прогресс.
– Вот смотрите, благодаря разделению на три камеры и литру старого кефира, наш септик превращает все продукты нашей жизнедеятельности в чистую воду, пригодную для полива и наиполезнейший для сельского хозяйства ил.
Говоря это, Гриша всё больше окутывался дымом из трубки и казалось, что он в это время как раз смотрит из тумана истории в наше светлое будущее и что-то там видит.
Хотелось и мне с ним туда заглянуть, если бы не накатывающий вал приземлённых забот.
Как вы понимаете самогон, уходил за всё, а мне больше рассчитываться и нечем было. Карманные деньги мизерны, как и пенсия Паулины Андреевны. Цистерну мы вообще брали в кредит, пообещав за неё железнодорожному обходчику алкобезлимит на всё лето.
Как говорил прапор:
– Ты, пацан не жужжи, наливай и тогда будут у тебя стройматериалы и помощники!
Давно создаваемый в погребе запас самогона, постепенно таял и мне кроме стройки пришлось подключиться и в итоге возглавить бабушкин теневой бизнес. Я вывел строгий прейскурант сколько варенья и дрожжей готов принять у страждущих селян в обмен на готовый продукт. Стройка и интеллигентность Архитектора все равно не давала нам обзавестись излишками алкоголя.
Солярка закончилась на рытье питьевого колодца, так что докапывали уже лопатами, опустили в него бетонные кольца, прапор даже насос приволок армейский для воды, и я начал всерьёз опасаться приезда военной прокуратуры, поскольку имущество, предназначенное для строительства секретного объекта, постепенно перетекало ко мне на участок.
– Пётр Хосевич, в этот раз, меня точно задушит, – предполагал я.
Самым крутым оказался финт прапора, когда он заказал в своём главке бетон, причём какой-то очень хорошей марки, как пояснил Григорий,
– Это ваще бомба!
– Какой бетон положен на объект по разнарядке такой и привезу, – пробурчал прапор.
До назначенного срока пришествия бетона, мы носились, как угорелые, уложили все трубы для канализации и воды, по указаниям Архитектора, устроили опалубку из брёвен, и рубероида, навязали клеток из проволоки. Кстати проволоку, дефицитную, нержавеющую натащил всё тот же не заменимый и не просыхающий прапор.
Григорий убеждал, что – это будет новое слово в строительстве, скоро так будут строить все и везде:
– Вверх устремятся многоэтажные дома из стекла и бетона, и архитекторы начнут творить настоящие шедевры попирая законы гравитации, – с огнём в глазах, говорил наш прораб.
А вечером пришёл участковый.
Я так думаю, вся деревня обсуждала нашу стройку, вот участковый и пришёл, прикрывая своё любопытство служебной необходимостью для выяснения личности, ну и попал под ауру Григория с самогоном и закуской у костра.
Деревенский милиционер был насквозь проникнут идеями реставрации памятников архитектуры, культурным наследием любимой Орловки, благодарности потомков, может посмертно.
Расставались, обещая дружбу навсегда и обязательно заходить друг к другу в гости:
– Куда в гости, дом то у Гриши в городе? – думал я, выдыхая и унимая дрожь в коленках.
Утром приехала первая машина с бетоном, – это был бортовой самосвал с налитым до верху раствором. Как он доехал по ухабистым дорогам, да ещё и ночью, и вообще откуда, осталось загадкой. У военных если есть приказ, – значит так надо для Родины.
Только мы разогнулись, чтобы помахать в след удаляющейся машине, как показался следующий бетоновоз.
– Бля…, – вырвалось у Серёги.
Наша задача была распределить и разровнять бетон по всему полу первого этажа лопатами, а потом приспособами Архитектора протыкать наш «жидкий пол».
Как учил Григорий:
– Надо выпустить все пузырьки!
Вот мы ровняли, и выпускали, потом опять ровняли.
Не знаю, как мы проснулись рано на следующий день, думал, что умру ещё вечером. Даже у меня, молодого и спортивного, болели все мышцы. Мои компаньоны, два бойца, Серёга и Григорий ещё и с сильного похмелья. Вот таким коллективом мы и встретили, второе пришествие стратегического бетона.
Как-то одновременно набрали в лёгкие воздух и тяжело так выдохнули.
– Всегда какие-то трудовые подвиги надо совершать и созданные трудности преодолевать, а иначе не работает, – размышлял я о механизме и странном устройстве экономики в СССР.
Работали молча, еле-еле сохраняя силы и самообладание.
Таскали бетон на опалубку второго этажа, вёдрами и уже с ностальгией вспоминали, как-же легко заливали первый этаж. Последняя машина оказалась лишней, но Гриша быстро сообразил, что коттеджу не помешает отмостка из высокопрочного раствора.
Все хорошее и плохое имеет общий знаменатель, оно всегда заканчивается.
Вечером Григорий сказал, что самое главное уже позади:
– Теперь оставалось, подождать пару дней, пока точно схватиться бетон и будем снимать опалубку.
Я правда был уже не рад, когда согласился на эту авантюру и всерьёз задумался:
– А нахера мне то, всё это… я же только на лето в ссылке? Наверно.
Мои товарищи не думали, они собирались отмечать, первый выходной на стройке:
– Событие большое, можно сказать эпохальное, стоит уточнить, что Григорий и меньшие праздники отмечал, а тут прямо «самое главное» оказалось позади.
Утром еле заставил себя отправиться на зарядку потом лежал, лишь иногда принимая участие в приготовлении еды, следил чтобы Паулина Андреевна обязательно поела. Под вечер, в самый разгар строительного выходного, как несовершеннолетний спортсмен был отправлен гулять.
– Нечего с алкозависимыми и пропащими, здоровому пацану сидеть, – заявил, попыхивая трубкой Гриша.
Глава 3 Отдохнул
Впервые за много дней отмывшись до скрипа и переодевшись во всё модное, побрёл походкой непринуждённой изучать деревню.
Ну а чего, я и по городским меркам ничего так.
Родовитый потомок испанских идальго и российского дворянства, слегка смуглый кожей, кареглазый брюнет, спортивного телосложения и как вишенка на торте синий джинсовый костюм с белыми кроссачами, жаль только, что в нынешних условиях белая футболка стала недосягаемой роскошью.
Решил пойти знакомым путём до магазина, а там по обстановке. Уже одно то, что я не видел лиц своих друзей слегка поднимало настроение, они люди хорошие, но как же хотелось увидеть новые.
Моя первая знакомая из деревенских, кроме бабки, продавщица Зина.
– Зина из магазина, – я так и запомнил.
На мои расспросы о возможном досуге в деревне, выдала инструкцию по пользованию Орловкой в свободное время:
– Так чё, молодёжь в клубе, суббота же, а так в баню ещё ходят и по гостям, чё ещё то делать, у нас театров нет, – сказала продавщица, сильно изучая мои вещи.
– Ну клуб так клуб, – решил я.
Располагался самый культурный объект Орловки, прямо рядом с магазином и афиша красноречиво сообщала любому интересующемуся:
– Что днём показывали фильм "Профессионал", с самим Бельмондо за 9 копеек, для детей и 15 копеек, для взрослых, а сейчас в нем играла музыка и шли танцы, вход каких-то 30 копеек.
Дискотека отличается от городской сильно:
– Во-первых, репертуаром, музыка была далеко не звуки и ритмы зарубежной эстрады, а Юрий Антонов и я чуть не застонал, когда услышал песню про крышу дома.
– Во-вторых, танцевали только девочки в середине зала, старались местные сеньориты от всей души, на все 30 уплаченных копеек, а парни, размазавшись по стенкам всего помещения, до моего прихода делали вид, что заняты беседами, кто не беседовал просто разглядывали девчонок.
Как только появился я на танцполе, весь вектор внимания парней и колышущихся девочек немедленно переместился на меня. Разговоры прекратились, а те, кому не было видно начали переспрашивать у соседей:
– Чё этот…, джинсовый, приперся не запылился?
Мне стало очень неуютно, подозревал интерес к себе, как городскому, сейчас-же на меня, как на аттракцион без доли стеснения пялился весь зал, даже диск-жокей, женщина на сцене, по совместительству работник клуба.
Вот когда я пожалел, что не остался спать дома. Со сцены в микрофон прозвучало, так с ехидцей:
– Медленный танец, дамы приглашают кавалеров!
Зазвучали ВИА «Вирасы» с их нетленкой «Белый аист», а из центра зала прямо на меня плыла, наверно королева красоты всей Орловки, девица очень, я бы сказал через чур ярко накрашенная, возраста не определяемого и абсолютно уверенная в своей неотразимости.
– Потанцуем!
– Меня Света зовут, – сказала девочка и начала наш танец.
Без прелюдий обхватила мою шею и прижалась всем телом, уже разогретым долгими танцами.
– Если она ровесница, то весьма ранняя!
Я прочувствовал, как в мой живот упиралась, непривычная для моих сверстниц, большая грудь. Девица притворно захлопала ресницами, и я заметил, как в её глазах черти вилами начали призывно махать.
В моей голове понеслись нелепые мысли, одна другой краше:
– Она в меня влюбилась или это чистой воды подстава?
Главное она точно уверенна, что ей за это ничего не будет, а меня вот это стадо бычков, стоящее сейчас по периметру зала, скоро будет в тонкий блин раскатывать.
Другая часть зала расправиться по-своему, её подружки скажут:
– Светка ты ваще смелая, – этот городской сразу видно влюбился. Ещё и нахалом меня определят, найдут массу недостатков или выдумают, – размышлял я, пока играла музыка.
Медляк закончился, Света ради контрольного выстрела, чмокнула меня в щёчку и демонстрируя изгибы всего тела, двинула в свой кружок обожания.
– Сходил блин, развеялся экономно и музыкой тут явно не заслушаешься, пойду-ка домой! Может и не заслужил я наказания по мнению местных? – подумал я, быстро разворачиваясь, чтоб свалить.
– Не срослось…!
За клубом, ради предстоящего веселья, собралось наверно все молодое население Орловки, а на самой дискотеке похоже кроме ди-джея никого не осталось.
– Мимо этого митинга за мою смерть, просочиться точно не выйдет, – решил я.
Сделав успокаивающий вдох и выдох вспоминал, как советовал Палыч:
– Изучаем обстановку, выбираем оптимальное решение для выполнения задачи и, если появиться возможность убегаем.
Возможность тактически верного отступления испортила слишком большая толпа деревенских, быстро преградившая все пути и среди всей массы выделялся один очень здоровый, детина выше меня на две головы.
Заводилы трое, стоят рядом, делают вид, что они криминальные личности и я их всех сильно обидел.
– Надо сделать так, чтобы они все разом меня не начали бить, – прикинул я.
Для этого надо потихоньку прибрать инициативу в свои руки. Начинаю первый:
– Привет пацаны, надеюсь все правильные, козлов зашкварных среди вас нет?
– Всё по понятиям сделаем? – спрашивал и двигался, давая понять, что обращаюсь сейчас ко всем, а не к этим троим…
– Чтобы старшие чуханами не посчитали! – сказал, а сам понимал, что даже не представляю этих «старших», кто тут у них вообще в авторитете неприкасаемом.
Меня несло, надо было убедить деревенских, что именно я точно знаю, как правильно.
– Кто предъявлять будет, за претензию?
– Раз на раз со мной выйдет?
Поднял кулаки вверх и после паузы выдал:
– Я пацан реальный и бой будет честный, один на один!
Похоже меня слушают, и я добился своего, драться после всего моего монолога будет со мной один. Пусть только не – этот детина, ещё и джинсовый костюм единственный очень жалко.
А тройка заводил видимо не так всё распланировала. Там у них в проекте, всеобщее унижение и долгое издевательство над охреневшим, модным, городским, а потом всеобщее попинывание лежачего.
Так и знал. Все трое вдруг потянулись к большому детине, вполголоса начали нагнетать обстановку вокруг него:
– "Надо проучить", "Надо наказать", а то он наших девок всех попортит.
Переросток похоже не считал себя обиженным, он вообще просто заодно пришёл, ради веселья. Если не рассматривать его размеры, как угрожающие, то можно утверждать, что он добряк по натуре, глаза вроде не злые, движения осторожные, как будто больше опасается своими габаритами задеть других нечаянно, чем самому нанести увечья, никакой видимой агрессии. Даже жалко стало невинно подставляемого, может хорошего парня.
Поспешил перехватить ситуацию в свои руки:
– Привет брат, я Макс, а тебя как звать? – спрашиваю я.
Здоровяк мнётся и ищет в глазах других одобрение:
– Толик! – ответил он, сильно смущаясь от проявленного внимания.
Ну вот, как после такого драться с человеком, когда тебе просто сообщают, не Толян, а Толик?
– Ты вроде правильный парень Толик, я тебе плохое делал, когда ни будь? – спросил я, дополнительно обращаясь к остальной толпе.
Он помотал головой, всё ещё не до конца понимая, что вокруг происходит и хотят именно от него.
Разворачиваю за плечо одного из троих активистов:
– У тебя, кажется, были претензии? – Так выходи в круг, задавай вопросы.
Обвёл деревенских взглядом, народ на моей стороне:
– Парень говорит дело, – слышится от собравшихся.
Начал немного хозяйничать, полезное дело психология поведения толпы, спасибо Петровичу и городским «стрелкам».
– Так парни давайте в круг, бой до первой крови, по яйцам не бить, глаза не выкалывать, – обозначил я правила, уже на правах главного.
Поддерживают в большинстве похоже меня, ну или с небольшим перевесом, со мной соглашаются. За несколько минут мне удалось нагнать столько приблатненного пафоса, что в пору милиции с вопросами ко мне начать приставать.
Попросил одну из девочек подержать мою джинсовую куртку, очень вежливо, от чего вгоняю её в краску и превращаю на время в соляной столб.
По-моему, ей позавидовали рядом стоящие подружки.
Вспоминая, как обычно действуют киношные герои, медленно выхожу в центр образованного живой стеной круга, изображая деланную безмятежность.
"Бычара" бросился на меня неожиданно и что он собирался сделать я не понял, просто столкнуть, уронить? "Бычара" – это прозвище, тот, кого я своими репликами с грязью готовился смешать.
Резкий уход вправо и выставленное колено, точно в печень.
"Бычара" скрутился калачиком в пыли импровизированного пацанами Орловки ринга и затих.
Пока внутри меня ликует победитель, с лицом полным удивления и разведя руки в стороны, я продолжаю своё представление.
– У этого чувачка видимо плохие манеры,
– Это зашквар пацаны!
– Думаю к нему будут вопросики у старших, – говорю я, очень самоуверенно, как будто собираюсь лично сообщить кому-то важному.
Два друга "Бычары", переминались в сторонке и не решались рисковать своим авторитетом, ну а я не стал дальше испытывать судьбу.
– Спасибо парни за справедливый разбор. Ориведерчи.
Расплывшись в максимально приветливой улыбке, поблагодарил девочку за помощь и взял у неё свою джинсовку. Тут самое главное было выдержать марку, понимаю, что не я один на взводе и вот-вот может лопнуть терпение у остальных деревенских. Они могут вдруг вспомнить о классовом различии между имущими и неимущими и только за это навтыкать мне.
Поднял воротник стоечкой и нарочито спокойно, почти как, герой Бельмондо пошёл в сторону своего дома.
– Жаль музыки подходящей нет, – подумал удаляясь.
Глава 4. Раствор схватился!
Несмотря на похмелье и обещание данное прилюдно, завязать с пьянством, Архитектор всё утро ходит по этажам усадьбы, пуская густые клубы дыма.
Притоптывает, прислушивается и приговаривает:
– Хорошо, очень хорошо, замечательно!
В это время он сильно смахивает на заезженный кинематографом образ врача.
За обедом, Григорий начал с нами делиться результатами и планами.
– У нас есть кровля, стены, полы и вся инженерка.
Инженерка – это вода, канализация и электричество.
Про электричество история вышла.
Мы с Гришей долго искали в стенах монтажные коробки и распределительный щит, пока Серёга не спросил:
– А разве до революции в Орловке оно было…?
Короче электричество прапор подогнал опять стратегическое причём всё какое у него имелось, медные провода, которые мы тянули длинными шлейфами от щитка до каждой розетки, потому что Архитектор провозгласил, что всё делаем круто пока можно, а прапор старался, потому что знал, что если не он, то другие своруют.
Мне было очень стыдно перед этим военным, я наносил его печени ежедневный урон и не мог действовать как-то по-другому, а ведь он где-то в глубине не плохой человек.
Нам предстояло решить, как отапливать особняк и сохранять тепло. Окон и дверей не было, они еще до войны исчезли в неизвестном направлении.
Я сначала думал, что большой, красиво отреставрированный Григорием камин в гостиной и четыре печки «Печки-голландки», решат эти проблемы.
Но усадьбе такого оказалось мало, нужен настоящий котёл:
– Лучше газовый, а пока восстановим в подвале старый угольный, – предложил Архитектор.
Благодаря скрытому от глаз деревенских мародёров цоколю и большому весу, отопитель оказался почти цел, бункеровался он через специальный люк с улицы, который мы тоже благополучно откопали.
Как сказал Гриша:
– Этого красавца можно будет в случае чего и дровами топить!
Водяной насос, приобретённый у прапора, должен прогонять воду через радиатор котла и дальше гнать по всему дому, а вот гнать некуда, стоял не решённым вопрос с батареями, а ещё с окнами, дверями, полами и много-много ещё с чем.
Я боялся даже задумываться про финишную отделку.
Входные двери мы нашли в церкви, именно наши-же дубовые, уже давненько предприимчивый поп утащил их, тщетно пытаясь пристроить в неподходящий по размеру проём алтаря.
Эти двери ещё приказчик моего прадеда заказывал у лучшего столяра губернии и были они исполнены из отборной, просушенной древесины в плепорцию парадного входа усадьбы. Давить на религию мы не стали и сторговались за мешок цемента.
Григорий чуть не прослезился от красоты и сохранности функционала:
– Пошоркать шкуркой от краски да лаком пару раз пройтись, встанут родимые, – заявил Архитектор.
Пошоркать оказалось не просто, за годы проведённые вне стен усадьбы двери несколько раз красили и удаление этих слоёв бедности с изящной старины, заняло три дня и километры нервов. Но зато каков случился общий эстетический эффект после их установки.
Да и вообще красота и былое великолепие усадьбы, постепенно, как бы просыпалась:
– Ой Максимка смотри, отожмут пионеры и устроят в ней вертеп с кружками и танцами, – такие вот шутки периодически выдавал нам Архитектор.
Равнодушие Серёги к алкоголю и тяга к археологии, развили в парне интерес в изыскательской деятельности. При помощи армейского миноискателя он нашёл целую гору бронзовых ручек, шарниров и тому подобного.
Не могу сказать точно, но мне казалось, что изначально не это искал Серёга.
Старый кованный забор никуда не делся, а просто местами упавшие секции ушли в землю. Вот наш археолог-любитель при помощи крана и экскаватора восстановил былое величие охранного периметра усадьбы, включая ворота со слишком пафосными вензелями и родовым гербом.
Григорий так и сказал:
– Наш «Дворец» другим забором охранять не должно, ибо Орловы это вам не «хухры-мухры»
А я опять закатил глаза представляя, как Пётр Хосевич будет костерить меня за покушение на социалистическую государственность и возможные вопросы от компетентных органов.
С утра-пораньше у ворот коттеджа образовалась делегация из трёх официальных лиц, судя по костюмам и галстукам.
По-хозяйски и не церемонясь они прошли напрямик к дому.
Возглавлял лихую троицу мужчина лет тридцати, в сером костюме, с хорошо уложенными волосами и одеколонным амбре, убивающим всё живое на пять метров в округе.
– И кто это всё тут устроил, на каком основании производиться реставрация буржуазного строя? – спросил незнакомец, одновременно обвиняя всех сразу.
Двое сопровождающих лица, кивками давали понять всю серьёзность момента.
– Прошу предоставить утверждённую в соответствующих органах, разрешительную документацию и накладные на материалы.
Я только собрался на пробежку и тренировку в лесной «спортзал», а тут опять проблемы нарисовались, и я успел порадоваться, что отец ещё не знает про них, а за это время что-нибудь обязательно порешаем. Григорий почему-то растерял всё своё красноречие и всё на что его хватило:
– А вы товарищи кто?
Незнакомец поправил, итак, гладкий костюм:
– А я товарищ, буду председатель комсомольской организации колхоза «Орловский» Игорь Владимирович Сапожков, – заявил наодеколоненный, с видом непререкаемого превосходства.
– Со мной полномочная комиссия, секретарь комсомольской организации Виктор Федорович Борисов и бухгалтер колхоза «Орловский», товарищ Герасимов.
Моё сердце очень сильно сжалось и ушло куда-то в пятки, как тогда, в гостиной семьи Монтекки. Я задницей почувствовал приближающуюся выволочку от отца.
Опять не туда вляпался:
– А ведь мог просто на речку ходить, да книжки читать заданные на лето.
Сапожков не замечая Архитектора, вальяжно направился в парадные двери коттеджа. Перед его носом створки распахнулись и тут настала очередь удивляться нам.
На пороге стоял Серёга, то же в костюме и причёсан, но это ещё не главное.
Удивительно спокойным голосом, как-то обыденно начал Сергей:
– Прошу предоставить санкцию прокуратуры на осмотр частного домовладения, заключение суда о незаконности деяния. Жду представителей органов исполнительной власти, а вас гражданин и этих зевак я попрошу покинуть территорию.
С комсомольским вожаком ещё никто так не разговаривал, деревенские обычно старались отмолчаться, а тут возможно какое-то официальное лицо. Секретарь с бухгалтером резко стали немыми наблюдателями.
Сапожков попробовал вернуть себе статус и уверенность:
– А вы кто товарищ? – уже немного дрогнувшим голосом спросил комсомольский вожак.
Тут случился второй акт этого представления.
Пришёл в себя Архитектор, ухватил за шиворот «вожака» и широкими шагами поволок к воротам. Комсомолец, теряя башмаки, пробовал возмущаться, но Гриша был целеустремлён.
– А кто мы такие, тебе знать ещё рано, ожидайте дома, скоро к вам приедут компетентные товарищи и всё доходчиво объяснят.
С этими словами Григорий выволок Сапожкова на улицу. Компаньоны «вожака», не дожидаясь особого приглашения, подхватив потерянную обувь испарились.
– Вот это да! – у меня не было слов.
Я переводил свой взгляд с Серёги на Григория.
Как оказалось, мама Сергея работала секретарём в районном суде, и он с детства понахватался терминологии, не всегда понимая сути. Костюм же он для свиданий постоянно с собой возил.
Гриша пояснил, что теперь комсомолец будет долго выяснять, а главное бояться, ведь если бы мы не имели права, то так смело себя с ним не вели.
– Я эту породу болтунов знаю, ещё с института, – заявил Архитектор
– Ну что, Максим Петрович Монтекки, расправа от дражайшего папочки похоже откладывается.
– Значит пора на пробежку.
Глава 5 Неожиданно
На стройке я каждый день выматывался больше остальных, потому что вся неквалифицированная работа доставалась именно мне, два бойца прославленного стройбата, проданные нам в «рабство» прапором, за бутылку в день, участвовали в работе без огонька и то, когда их настойчиво просили.
У них была своя армейская мечта, проспать до дембеля и они к ней стремились.
Даже уставший, я все равно старался не пропускать тренировки, постоянно натаскивая в лесной спортзал новые снаряды. Возможно, звуки какими я сопровождал удары, по импровизированной на стволе сосны макиваре, распугали уже всю живность в округе, но я долбил. Дышал в сторонке обливаясь потом и снова долбил. Кимоно забыл в городе, потому потел в одних шортах, чему был сейчас рад, стирать теперь приходилось себе самостоятельно.
Думаю, что спорт в моём случае заменял алкоголь, которым товарищи снимали своё напряжение.
– За моими лесными тренировками начали следить! – Это один из навыков, который вырабатывал у нас Петрович, замечать наблюдение и тому подобное.
– И не в первый раз! – определил я.
– Пора выяснять.
Спорт пришлось прервать, сделал вид, что потрусил в сторону дома, заложив круг по лесу вернулся к поляне-спортзалу, под прикрытием кустов. За деревом пряталась та самая девочка, которая держала мою джинсовку, а сейчас она вытягивала шею и пыталась понять куда я так быстро делся.
Подкрался к разведчице и тихо на ушко:
– Потеряла?
Для юной «шпионки», это оказалось сильно неожиданно:
– Ой!
Худенькая девочка с короткой стрижкой, чёлкой и большими от удивления глазами, тут-же осела на подкосившихся ногах.
– Ну и как тебя зовут? – спросил я.
– Олеся, – тихо сказала девочка, не зная куда деть свои глаза, которые всё время натыкались на мой мокрый от пота торс.
Потом как-то подобралась, как это возможно из положения сидя и разгладила подол сарафана.
– Простите пожалуйста, мне просто интересно было, – уже на грани слышимости, говорила всё больше краснеющая девочка.
– Значит всё-таки следила? – спросил я.
– Нет, вы не подумайте, мне спросить… – девочка явно потерялась и не знала, что говорить.
– А чего не подошла? – вопрос оказался для меня риторическим, итак, было понятно почему.
Ну какой тут уже спорт, я направился прямиком в усадьбу, повелительно махнув девочке рукой:
– Мол можешь идти со мной.
Олеська щебетала и смешно старалась поспеть, за моей быстрой походкой, иногда ей приходилось двигаться чуть ли не вприпрыжку. Я же как полный мудак, с деланным видом безразличного ко всему человека, шёл и корректировал её рассказ вопросами, чтобы повествование жизненного пути Леськи не уехало в далёкие дали.
****
В тот раз после драки у клуба, когда я пафосно покинул представление, весь накопленный и нерастраченный местными негатив, достался именно ей.
Деревенские парни на Олесю и раньше не заглядывались:
– По местным меркам – «не за что ухватиться».
«Подружки», скорее от ревности, посчитали позорным всё, что происходило там с Олесей. А королева Орловской дискотеки Светка, разрешила быть вешалкой для ЕЁ красавчика.
С тех пор к девочке привязалось обидное прозвище: – «Вешалка»!
Следя за мной и моими тренировками, Олеся просто убегала от внимания деревенских сверстников.
(Придётся всё-таки окунуться в историю ещё глубже, чтобы характер девочки стал понятней и то почему дальнейшие события пошли именно по этому пути).
Леся-Олеся, единственная дочка Верки-художницы из клуба, женщины, замкнутой внутри собственного мира, а оказалась она там по своей романтичной наивности, череде ошибок молодости и беспощадных реалий деревенского общества.
Ещё юная выпускница художественного училища Верочка, по распределению попала работать оформителем в клуб Орловки и сразу угодила в водоворот страстных ухаживаний и чувственных признаний, от местного киномеханика. Пропал он сразу после того, как только Вера забеременела.
Потом долгое мотание по больницам с недоношенной Леськой. Уныние от рухнувших в одночасье надежд на семью, угасающий деревенский дом без мужского пригляда и клубные вечные пьяницы, сделали из весёлой и романтичной Верочки, Верку-художницу, нелюдимую, забитую женщину, сторонящуюся людей и общения.
Нет она не запила самогон и не стала принимать у себя без разбора мужчин, мама Олеси дома писала светлые картины, в которых дети с большими глазами весело играли и не знали забот.
Сама Олеся росла тихой и незаметной девочкой, стараясь не выделяться, чтобы не стать предметом издевательств «друзей» и «подруг» по школе.
Представляете, что случилось с девочкой в тот день, когда «городской модник» именно ей поручил держать свою, сногсшибательно красивую джинсовую куртку?
Леська замерла, почувствовав на себе завистливые взгляды девочек и украдкой нюхала, какой от джинсовки шёл аромат. Мальчик, кажется, поблагодарил и забрал свою вещ, а мир девочки в ту секунду раскололся на до… и после…
****
У забора моей усадьбы.
Наверно собрав все остатки смелости, выпалила:
– Можно я вам готовить буду, я очень-очень вкусно готовлю, – сказала Олеся.
Стоит не дышит, глаза в пол, руки не знают куда себя деть.
– Ну приходи…, – сказал я.
Уже когда она убежала, начал себя ругать сразу за всё, и за то, что оказался виновником свалившихся на девочку бед и вообще за брошенную фразу, – «Ну приходи…»,
– Куда подевалось знаменитое красноречие Монтекки? – злился я сам на себя.
С того дня, каждое утро у нас во дворе суетилась Леська. Мы начали нормально питаться и как она умудрялась еду сделать вкусной, ведь разнообразие продуктов осталось на прежнем уровне, а ещё моя одежда стала постепенно чистой, вся! В свободные от забот по хозяйству минуты Олеся просто садилась поблизости от моего фронта работы и занималась шитьём, с ней не нужно было говорить или делать вид, что внимательно слушаю и это сильно подкупало.
Архитектор этот наш тандем окрестил ячейкой общества, намёк ясен, но в нашем строительном коллективе почему-то не обидный.
Да и веселее стало на стройке работать, а то ходили уже замученные, грязные и голодные. – Как будто солнышка стало чуть больше.
В один из таких дней во дворе появился Семён Михайлович, самый старый из компании шабашников. Мужчина основательный и усатый, так же, как и Сергей, уставший от цыганской жизни в армейской палатке посреди поля и постоянной пьянки.
Ему было крайне неудобно обращаться к, по сути, молодёжному коллективу.
– Напоминаю, что самым старым среди нас считался Григорий, человек недавно закончивший институт!
– Надоело мне там.
– Можно я с вами буду? – сказал Семён Михайлович.
Поскольку наша строительная семья работала на энтузиазме и самогоне, кроме бутылки за ужином, предложить Семёну Михайловичу мне было нечего. Затянувшуюся паузу усатый воспринял, как нежелание.
– Сынки да мне не надо ничего, руки от безделья просто устали, а ещё можно я в огороде вашем немного похозяйничаю? – пробурчал в усы.
Ну что тут скажешь, конечно и добро пожаловать. Михалыч сразу получил карт-бланш на огород, мол делай отец, что хочешь.
Места в командирской палатке уже катастрофически не хватало и было решено перебираться в коттедж. Оконные проёмы затянули полиэтиленом. Семён Михайлович деловито взялся за черновые полы, пристроив в подмастерья себе двух бойцов. Из досок, наш столяр от бога, настелил, как выразился Гриша:
– Шедевр достойный Бартоломео Растрелли.
– А чего отциклюем, да маслом пройдем, будет вкусная конфетка, – сказал Архитектор.
Михалыч лесть и сравнение с итальянским творцом, пропустил мимо ушей и, как всегда, пробурчал себе в усы:
– Этому дому нужен настоящий паркет! – А это так, баловство одно, черновой пол, да и только.
Где же его взять в Орловке? В колхозе не бывало такой роскоши отродясь, а на военном объекте нет надобности.
Мой опыт фарцовщика увидел выход в старых связях, решено было смотаться на армейском ЗИЛ-ке в город. Был у меня хороший знакомый директор свалки, часто отоваривался фирмой-заграничной. А свалка эта, была не просто кучей мусора, а местом превращённым предприимчивым гением моего знакомого, в склад хороших вещей.
План был такой:
– Я уезжаю в город на поезде заранее, и договариваюсь там с нужным человеком. На третий день армейский ЗИЛок должен стоять у ворот свалки и обратно уже едем все вместе. Прапор, как представитель законной власти ЗИЛка, Серёга в качестве трезвого водителя и наконец я, как главный по закулисным договорённостям и основной грузчик-разнорабочий.
Неожиданно очень расстроилась Леся, плакала собирая мне сумку. Её не успокаивало, что я только на три четыре дня и к выходным должен обернуться.
–Сложно понять этих девочек, – размышлял я.
Только сейчас заметил, как изношены её туфельки, а она же всегда только в них и очень бережно снимает и надевает. Может для Орловки это норма, но для меня, человека всегда окружённого «фарцой», бросилось в глаза и зацепило.
– Надо будет привезти ей из города, что ни будь, – подумал я.
Глава 6. Мусорщик
Терялся в догадках, от чего именно зацепило внутри груди при подъезде к Энску. Может сам тайный характер приезда или то, из-за чего был отправлен семьей в ссылку, а может непонятное расставание с Олесей.
– Скорее всё и сразу.
Первым делом в городе нашёл Вовку, товарища из «Подвала Петровича».
– Парни на тебя, не в обиде.
– Все понимают, что мусорские к нему просто хотели докопаться, – озвучил Вовка всепацанский вывод.
Суд прошёл скоротечно и дали Петровичу, по совокупности притянутых за уши обвинений, три года колонии общего режима с запретом в дальнейшем заниматься тренерской деятельностью.
– Вот собираем посылку, только пока не знаем куда отправлять.
– Ты может как-то узнаешь, ну там по своим каналам? – спросил Вовка.
Пообещав другу сделать всё, что смогу, с отступающим не на долго чувством вины, побежал искать своего делового партнёра.
«Нужный человек, Мусорщик», в миру Игорь Николаевич Пономаренко, обрадовался мне, как деду морозу, за мой список стройматериалов, начал предлагать сам и расхваливать имеющиеся у него «дефициты», к сожалению, нам в Орловке надо было всё. Потом он выкатил свой список хотелок, и я крякнул, поняв его аппетиты.
Немного поторговавшись по нарисовавшемуся бартеру, ударили по рукам:
– Приезжай в мой «Офис», завтра утром загружаться, – с пафосом сказал хозяин вонючего супермаркета.
– Ну что пора и в отчий дом, трясти, да кого…, просто обнулять свою кладовую «Сокровищ», – пришёл я к выводу, оценивая возможности.
Дома я встретил удивлённую моим визитом маман Элеонору.
Отец неделю назад укатил в Москву, сестра в стройотряд, и маман предалась праздности и чтению.
– Оно и к лучшему, – решил я.
Почаёвничали и у нас состоялась искренняя и доверительная беседа, в которой я поведал своё деревенское житие-бытие и заодно попросил узнать, куда отправили Петровича.
Маман сильно вдохновили наши трудовые подвиги в родовой усадьбе Орловых и рассказ о смешной девчонке Олеське. Её вдохновение составило триста рублей зелёной упаковкой трёхрублёвок, из семейной кубышки, там конечно было гораздо побольше, но берём пока дают и по совету старших товарищей, не жужжим.
– А про твоего тренера, я обязательно узнаю, мне почему-то казалось, что он неплохой человек, – пообещала она.
Собрал две большие сумки. Одна на бартер для теневого магната, вторая чуть меньше, домой.
Как-то неожиданно поменялась в моей голове точка в пространстве с названием дом?
Утром у свалки или «Офиса», стоял зелёный ЗИЛ с прицепом, а также прапором и Серёгой, один пьяный второй замученный. Слава богу на свалке ошивалась армия бездомных, которые и были основными работниками «офиса», мы только шмотки вместе посмотрели, а дальше «бомжи», как муравьи в машину загрузили 20 чугунных батарей с замысловатым орнаментом, межкомнатные двери с врезанными стёклами и без, дубовый паркет в мешках.
– Это на мою удачу, в городе снесли особняк девятнадцатого века, под новую панельную застройку, и всё когда-то, с особой утончённостью, подобранное для гостиной и спален неизвестного мне дворянского гнезда, перекачивало в армейский грузовик.
Строители у «Мусорщика» были всегда на прикормке, с особой тщательностью приступали к демонтажным работам, бережно вынося всё, что можно было сдать на свалку за деньги или бутылку.
У керамического завода Энска был особый, привилегированный сектор в «Офисе», туда везли зачастую не совсем брак и сдавали продукцию иногда в упаковке. Посетителю оставалось выбрать только степень испорченности и оплатить. Например, я заказал себе в усадьбу новую, в экспортном исполнении плитку и немного понравившихся изразцов из старинного дома. Вот так, поскрипывая рессорами, как обожравшийся поросёнок, ЗИЛок поплыл в сторону Орловки.
Домой добрались уже на следующий день, по дороге расставшись с 14 рублями на бензин и тремя трёшками на гаишников.
По мнению соратников, я перевыполнил план.
Семён Михалыч определил комнату складирования паркета и дверей, Григорий командовал распределением батарей.
– Господи, да где ты такую красотищу то отхватил?
– Такие давно не делают! – говорил Архитектор, – это он про батареи.
Двери и паркет тоже не простые оказались, из одного антикварного ансамбля, снесённого намедни особняка. А ещё стараниями Михалыча в доме начали появляться окна, пока только два, – но вы бы их видели!
Как уверял наш умудрённый жизненным опытом и талантом столяра усач:
– При наличии хорошей сушёной древесины можно настоящие шедевры понаделать.
Вокруг усадьбы наметился, какой-никакой, ландшафт, стараниями всё того же Михалыча и двух бойцов, воспринимавших его командиром.
По результатам проделанной работы я выдал каждому участнику стройки по 3 рубля в качестве премии:
– Маман наказывала так отблагодарить, – сказал я, о первой и единственной денежной оплате труда.
Маршрут мимо нашего забора, становился обязательной культурной программой прогулок Орловцев разных возрастов. Обсуждению и пересудам подвергалось, всё, от очень большого дома, кованной ограды так и большого количества привлечённых рабочих с техникой. Конспирологические теории копились и разнились, от музея, до скорого переезда областного центра в Орловку и тайной дачи генсека уже на закуску.
Расстроило отсутствие Леси.
– Она перестала приходить, как только ты уехал!
Гриша даже немного обиделся, мол есть все хотят.
Схватил сумку и даже чуточку поворчал на соратников:
– Надо навестить, вдруг заболела, а вы распекать тут её взялись.
Дом Верки-художницы стоял на другом конце деревни, сам не ровный с завалившимся забором, на два окна. Зато в палисаднике всё аккуратно, цветы и не травинки.
На стук в окошко выглянула зарёванная Олеся, обрадовалась замахала ручкой заходить, да не утерпела побежала на встречу, запрыгнула на меня обхватив руками и ногами, прижалась всем телом и с новой силой разревелась, так по родному и так чёрт побери душевно, до застрявшего комка в горле.
Глава 7. Деревенский реал.
Когда волнительный эффект от радости встречи, чуть схлынул и Леське удалось обуздать эмоции она наконец заговорила:
– А я испугалась, что ты на всегда в городе останешься, мне так и Валька сказала. Пойдём скорее в дом, ты же голодный.
– Да нет Леся, поел, Архитектор уже накормил.
– Вот – это тебе, – протянул я, собранный в «сокровищнице» баул.
В сумке было больше, чем видела раньше моя подружка. Две пары кроссовок, чехословацкие туфли на небольшом каблучке, джинсовый комбинезон, блузка и кофты, плащ румынский, даже трусы с капроновыми колготками. Всё, что на мой намётанный глаз фарцовщика, подходило по размеру, сгрёб в этот баул.
– Нет, я не возьму, так нельзя, – запротестовала Леська.
– Возьмешь и это не обсуждается!
– Во-первых, всё уже куплено, во-вторых, на меня тут ничего не подойдёт, а в-третьих, я хочу в этом видеть именно тебя и рядом с собой, – гордо сказал я.
По-моему, получилось что-то вроде признания в любви, как я тогда посчитал смелее ничего в жизни своей до этого не делал.
Не, я точно не ожидал от себя такого и пока я отходил от своего же поступка, Олеська умудрилась ошарашить меня сильней:
– Сделай меня женщиной пожалуйста, я так хочу, так надо… Максим! – сказала она это, словно на расстрел к фашистам собралась.
Вот, что должен ответить четырнадцатилетний подросток?
Но я колебался, даже когда Леська с каменным лицом потянула с себя сарафан. А потом сорвалась и опять потекли ручьями слёзы и сопли, она дрожала всем телом, а я чувствовал себя паскудно, как тогда в подвале Петровича отвечая следователю.
****
Тут вы меня простите конечно, но мне необходимо будет кое-что объяснить, чтобы вы поняли откуда ноги растут у некоторых «некрасивых» обычаев Орловки и, если предпочтёте закрыть глаза и не читать дальше, я вас пойму.
История судьбы всех деревенских девушек, хотя бы мало-мальски симпатичных, проходила через сильнейшее унижение.
– Это началось ещё пять лет назад, когда в деревне всем заправлял Колян «Бешенный» с тремя дружками, взялись они тащить и пропивать всё, что попадало к ним в руки. Устраивали драки, во всех окрестных деревнях. Как только на танцы приходила кодла Бешеного, всё веселье заканчивалось. Стоило какому ни будь крепкому парню или компании врезать Бешенным по сопатке, как тех ждала ответка. Банде ничего не стоило отлавливать своих обидчиков по одиночке, напасть со спины, подрезать ножиком в темноте, или «розочкой» из разбитой бутылки ударить в живот.
С «отмороженными или бешенными» из Орловки, никто уже не хотел связываться.
Прошло совсем немного времени, и они возомнили себя «героями» деревни, и все девушки стали им должны за защиту.
Глубоко пьющий участковый и тогдашний председатель «не выносящий сор из избы», не мало этому потворствовали.
Сначала девушки боялись поздно выходить в одиночку, но Бешенный с бандой наглел и в безопасности небыли даже домоседки.
К угрозе «Не хочешь по-хорошему? Будет по-плохому», в деревне постепенно начали привыкать.
Тогда и случилась эта история, девушку выволокли из дома, она как могла сопротивлялась и громко кричала, угрожала сообщить в милицию. Её затащили в собственную же баню и развлекались там почти до рассвета, а потом просто выкинули в переулок. Рано утром её нашли голой, всю в крови, напоенную самогоном до бессознательного состояния и с порезанным сухожилием на ноге.
Деревенская молва сразу осудила распутность девушки:
– Сама во всём виновата и окрестили "Хромоножкой".
Не выдержав издевательств, девушка уехала в город и повесилась с запиской, прямо в туалете прокуратуры. Дело получило резонанс. Приехало много разного ведомственного народа, колхоз трясли. Председателя и участкового сняли, банду переловили.
А страх из деревни никуда не ушёл.
Новая кодла облюбовала для себя ту самую баню, где когда-то развлекались «бешенные». Предводительствовал у них, когда-то побитый мной Бычара, младший брат Коли Бешеного, выехал на его авторитете, как на лыжах, он же был и самый наглый из троицы, его друг с самого детства Гвоздь, погоняло получил потому, что имел особенность перемещаться в пространстве, не колыхая туловище и Фишер из-за фамилии Рыбаков.
Отсутствие в их жизни контроля, потому что родителей плотно контролировал алкоголь, позволяло творить всё что хочется и когда захочется, не взирая на комсомол и школу. Малолетние «авторитеты» сами давно пили, вымогали всё для сладкой жизни у всей деревенской молодёжи, заставляли других участвовать в своих делишках.
Мальчишки помладше покорно таскали воду и топили, наворованными по всей деревне дровами баньку для «новых бешенных», в ней троица и определяла кого позовут.
По Орловке опять потянулись слухи:
– «лучше по-хорошему…».
Выбранной жертве тихо советовали, или передавали через «авторитетных приятельниц», чтобы она пришла, куда велено, а иначе изуродуют. Девочки боялись Бычару и его кодлу и то, что могут ославить на всю деревню.
В день, когда Максим собирался ехать в город, к Олесе возле магазина подошла «королева дискотеки» Света и сообщила:
– Придёшь в субботу, в семь вечера, в баню Бешенного, в девять можешь быть свободна.
– Сказано это было очень буднично, как будто приглашала на дополнительные занятия в школе.
Весь тот день, Леся собиралась броситься за Максимом на вокзал и уехать зайцем, в город. Потом думала, как отговорить Бешеного, что можно ему предложить взамен:
– Денег нет, мамины картины никому не нужны.
Она даже думала повеситься, как Хромоножка и почти на это решилась.
Пришла суббота, в окно постучался Максим и вот теперь, её плечи вздрагивали при каждом слове, а она сидела и всё рассказывала и рассказывала.
Пока слушал мои волосы потихоньку начинали шевелиться, психология городского подростка-мажора не давала уложить весь этот бред в моё восприятие мира, а она меня ещё и успокаивает, мол тут со всеми такое, всегда было так, ничего страшного.
Сижу и понимаю:
– Всё, кончилась беззаботная юность, дальше я не смогу, как раньше просто уйти, чтобы за меня кто-то решил.
– Давай переодевайся, будешь теперь ходить красивой.
– Сейчас пойдём и покажешь мне эту баню.
Олеська округлила глаза и сильно замотала головой. Но уже всё, Максим Монтекки перешёл свой Рубикон. Я дал ей твёрдо понять, что теперь решение принимать буду только я.
Леська подвела меня к бане, из которой слышался веселый шум и музыка из репродуктора.
– Так молодец, а теперь пулей ко мне в усадьбу и жди меня там.
– Понятно! – сказал я с нажимом.
Она ещё пробовала упираться, в общем удалось спровадить.
Тем временем в предбаннике, злосчастной бани, Бычара и Фишер сидели за накрытым столом, уже немного накатив они с увлечением рассматривали, как их подельница Света заставляет раздеваться Таньку:
– Ну чё дура трясёшься, как маленькая, сейчас потанцуешь немножко пока твоя подружка не пришла.
– Вот на, выпей для смелости, – сказала «королева Орловки» и сунула девочке под нос рюмку с вонючим самогоном.
– О тебе же забочусь, дура, так веселей будет.
– Если Вешалка не появиться через минуту, придётся тебе Танька за двоих отрабатывать, – сказала Светка, заливая содержимое рюмки прямо в рот вяло сопротивляющейся девочке.
Когда я распахнул дверь, увидел сидящих в простынях компанию из двух отморозков и "Королевы". Светка нависала над какой-то уже полностью раздетой, зарёванной девчонкой, наверно тоже приглашённой «для традиции» к семи вечера.
Картина не ждали.
Свету ухватил за волосы и закинул в парилку, а потом по урокам Петровича жестокий бой в стеснённых условиях и никакого джентльменства. Пока сладкая парочка выбиралась из-за стола мешая друг-другу. Наношу множество ударов локтем, коленом, по суставам, болевым точкам, обоим отбиваю детородные органы, ломаю пальцы. Я постарался максимально усугубить все травмы, а главное быстро.
Только распрямился, чтобы немного отдышаться и полюбоваться на проделанную работу, как получил мощнейший удар в спину дверью парилки.
В глазах сразу потемнело.
– Это третий, Гвоздь, – пронеслось в голове вместе с ощущением боли и немного поплывшего сознания.
Про него я забыл, а теперь он с размаху, этой самой дверью, да мне по всей спине. Падая между столом и лавкой, схватился чисто на инстинкте за бутылку. Ударил ногой в колено и запустил бутылкой в голову надвигающемуся отморозку. Этого мне хватило чтобы успеть прийти в себя, а он уже падая на спину схватился за разбитый лоб. Я быстро вскочил на ноги и принялся добивать, проведя серию ударов и главный контрольный в челюсть Гвоздя.
Заглянул в парилку чтобы проверить на наличие ещё сюрпризов. Вытянул оттуда за волосы упирающуюся Светку.
– Если узнаю, что ты с ними общалась, выбью тебе все зубы!
Светка перепугана закивала, в знак полного согласия и понимания ситуации, всё, потому что девушкам легче руку сломать, чем зубы потерять.
Вышвырнул её за дверь бани.
– Да вот так, огородами, убирайся шалава, – кричу в след.
Обращаюсь к ползающим и подвывающим отморозкам.
– Вы ещё не знаете, с кем вы крестьяне тупорылые умудрились связаться на самом деле. Я теперь за вами следить буду и как только мне про вас хоть кто-то, хоть что-то скажет…
–Убью по очереди и тел не найдут!
Пусть теперь они живут и оглядываются.
Девочку в слезах звали Таня. После произошедшего она уже не знала, что дальше ещё…
– Эти тебя обидели? – спросил я.
– Нет ещё, – пискнула девочка.
–Тогда давай одевайся, тебя больше никто и никогда не обидит, или приду я!
Наверно нервы, прорвалось, адреналиновый откат словил, каюсь.
Пока Таня одевалась, вылил остатки самогона и сбросил всё со стола. Потом выволок три стонущих тела в огород и запалил злосчастную баню. Сухое строение весело занялось, озаряя всполохами огня давно заросшее сорняками хозяйство и разваливающийся дом Хромоножки.
Мы, с уже спокойной и даже повеселевшей девочкой выбрались на улицу. С очумевшими глазами по ней нёсся здоровяк Толик, как оказалась старший брат Тани.
– Толик меня Максим провожает! – с гордостью, заявила девочка.
– Только не рассказывай брату про баню, пожалуйста, – тихо попросила Таня.
Я понял, что Толик тут оказался потому, что почувствовал, что сестра попала в какую-то беду, но точно не знал, что именно приключилось, а Таня постеснялась или побоялась ему сообщить.
– Ну кто их девочек поймет, что там в голове у них в общем?
Потом увидел Лесю, Архитектора, Михалыча и Серёгу, моя пигалица бегала за подмогой. Я сдвинул притворно брови, чтобы начать ругать свою подружку.
– Всё, все домой, пора ужинать. Завтра много дел, – затараторила Олеся.
Потом мы долго сидели во дворе коттеджа. Пекли в костре картошку и разговаривали, об истории архитектуры, книгах Айн Рэнд, стихах Ахматовой. Григорий как-то незаметно перестал смущаться, что занимается реставрацией классического объекта и давно посматривает на полуразрушенную старинную Орловскую церковь.
Архитектор рассказывал много и так увлечённо. А мы слушали и радовались лету, друзьям и нашему красавцу дому. Спать я лёг на втором этаже в первой комнате с окном и кроватью, рядом уютно устроилась, обняла меня и сразу засопела Леська.
Честное слово, как взрослые.
Глава 8. А караван идёт.
Утром родовая усадьба Орловых, наполнилась чарующим ароматом каши, болезненным оханьем от вчерашнего.
Вчерашнее – это либо перетрудились, либо похмелье, либо и то и другое сразу.
Архитектор озвучил план на день:
– Все свободные промываем радиаторы перед установкой, Михалыч занимается столяркой.
Несметное количество стен мы решили просто штукатурить и красить белой водоэмульсионной краской, модные обои взять негде, только в город опять ехать на поклон к «мусорщику» и когда я начал прикидывать их ориентировочную цену то сразу понял, что красим всё военной краской.
Вода камень точит, а рассказы Архитектора у костра и под самогончик возымели-таки свой эффект, среди Орловцев распространилось устойчивое мнение, что мы специальный историко-чего-то-восстанавливающий отряд и благодаря нам у них в деревне скоро будет очень красиво. В чём-то она права, молва, красиво будет и дом возможно восстановиться, но я всё ещё боялся, что мне за это потом прилетит от отца или компетентных органов.
Григорий светился от счастья при виде мешка с концентратом лимонной кислоты, которую подогнал председатель Орловки Никита Егорович Кучерявый в душевном порыве:
– Вы ведь тут энтузиасты настоящие, воссоздаете деревенскую историю, – говорил запропагандированный Архитектором председатель.
Кислота нужна была для реставрации батарей иначе вся отопительная история могла остаться бесполезной, надо сказать их жизненный путь от старинного особняка, через свалку, дорогу в деревню и так не слабо вытряс из них «вековой налёт». Вот при помощи меня и Серёги наш Архитектор и устроил промывку радиаторов.
Ближе к обеду случилось пришествие Толика, – этот детина неуверенно мялся в воротах, долго не решаясь ступить на участок. Пока я сам не позвал его подойти ближе.
– Макс, а ты тут главный? – неожиданно мягко, для своих размеров, спросил Толя.
Вопрос сложный.
Хозяйка – моя бабушка, стараниями Олески накормленная и в основном дремлющая на производстве «деревенской валюты», я её представитель, а руководит процессом тут Архитектор. Пока все приходили в себя от явления Голиафа народу, выпорхнула Леся.
– Привет Толик, кушать будешь?
Мы отмерли и дальше слово взял Григорий:
– Здравствуйте Анатолий, вы к нам по делу или полюбопытствовать?
– Я к вам, помочь, возьмите меня в реставраторы. Мне Танюша сказала, что вы тут ради всех стараетесь.
Вот так в нашем полку прибыло. Вопрос с тяжеленными батареями стал чуть легче. Да и на стройке, появился маневренный подъёмник, для всего и везде. За Толиком подтянулась его сестра Таня. Она как-то сама себя назначила садовником и лучшей подружкой Олеси.
******
Так, про последние новости в Орловке, буквально пару слов или чуть больше.
Я оказался втянут, не по своей воле, в разборку между Орловскими и Егоровскими. В прекрасный жаркий июльский день мы с Лесей пошли купаться, делали вообще-то это часто, просто именно тот оказался особенным.
На травянистом берегу лежали и принимали солнечные ванны моя Леся и её закадычная подружка Таня, я, только что наплавался и стоя обсыхал, когда к берегу причалило три лодки, до отказа набитые не местными парнями. Примерно сразу со стороны деревни подошли и наши Орловские. Девочки мгновенно похватали вещи, но так и не сдвинулись с места, единственно на что их хватило прикрыться покрывалом от оценивающих взглядов тех и других сразу.
Я стал заложником ситуации, оставшись между двух огней без возможности по-быстрому свалить.
– Да что за нахрен, – вырвалось у меня.
Началась короткая перепалка между двумя собирающимися драться коллективами, из которой я понял, что приплывшие Егоровские тут, чтобы отомстить за своих побитых намедни в электричке, а Орловские плохо отзываются об умственных способностях всех гостей и никто тех двоих вообще не трогал. – Ну как-то так вкратце.
Ругались всё сильней и градус встречи накалялся.
– Стоп! – крикнул я и сначала Орловские, а потом и Егоровские притихли.
– Я Испанец, кто со мной говорить будет? – уже спокойно сказал я, обращаясь к Егоровским.
– Ну я, – ответил амбал, чуть-чуть уступающий Толику в габаритах.
– Кто я? – головка от … противогаза, – передразнил амбала.
– Реальные пацаны представляются, тогда и разговор состоится уважительный, по понятиям!
Тут видать отмерла Леся и попыталась потянуть меня за руку в сторону от разгорающихся неприятностей.
– Обе, вещи собрали и пулей домой, – гаркнул командным голосом на бледных от страха девчонок, а сам опять развернулся к гостям:
– Повторяю, я Испанец, кто со мной говорить станет?
– Ну Кувалда и чё, – сказал мне амбал, – мы, итак, знаем, что ты Испанец, слыхали.
Я вот не знал до этого времени про существование всей Егоровки, а там про меня уже слышали.
– Если ты Кувалда авторитетный человек, то давай мы с тобой раз на раз и порешаем, кто победит за тем и правда!
– Чё своих пацанов за зря губить? – предложил я.
Орловские и не собирались перечить тем более, что из деревни прибежало народа много, но большинство из младших или таких, что соплёй перешибить можно, а Егоровские готовились и подбирали парней по боевитей.
Кувалда обладал двумя большими кулаками и мне показалось, что он получил своё погоняло, как раз за эти две кувалды которыми можно было прибить быка. Пока здоровяк мерил меня взглядом и прикидывал:
– Стоит ли ему одному за всех кулаками махать.
Я успел натянуть трико, поверх мокрых плавок и подошёл сам к Егоровским вплотную.
– Ну ты чего Кувалда, зассал что ли?
Здоровенный кулак без прелюдий полетел мне в голову, я только успел поднырнуть под его правую руку и ударил левой на коротком замахе в его живот. Обычно после такого противник падал, но этот только крякнул и отшатнулся.
– Ну это не по пацанский, так только мелкие поступают, реальные исподтишка не бьют, – говорил я и в это время обдумывал, как же валить детину, – и где этот Толик, когда он так нужен?
Тем временем все ещё больше напряглись и с интересом смотрели, что дальше лидеры обоих коллективов собираются делать.
Кувалда вышел-таки на середину между двумя стенками из пацанов и угрожающе раздвинул руки в стороны, демонстрируя два кулака которые он, по-видимому, собирался превратить в лопасти мельницы:
– Ты чего чернослив, тебе конец, – закричал Кувалда, перемежая всё с отборным матом и попёр на меня, врубив-таки свою кулачную мельницу.
Я начал уходить в право, чтобы скручивать бой и сильно ударил его ногой под колено, правильно рассчитав, что такую массу ещё носить надо, а деревенские ноги тренировать не любят. Сразу не получилось, но через пару ударов по левой ноге Кувалда захромал и захрипел, стараясь восстановить дыхание, его руки угрожающе разошлись широко в стороны, теперь он пытался, по-видимому, поймать вертлявого наглеца в захват.
Я сделал быстрый подшаг ему на встречу и крутанул вертушку, на этот раз плотно приложив ногой в область печени. Кувалду от сильного удара развернуло, и он рухнул назад причём носом в траву.
По обеим командам пробежал протяжный:
– Ох!
И шепотки удивления, что сам Кувалда упал, чего отродясь не случалось.
– Стоп, бой окончен, правда наша! – крикнул я.
– Никто, больше никого не трогает и, между нами, мир иначе приду я, Испанец, – говорил я, ещё приводя дыхание в порядок после забегов вокруг туши Кувалды.
Орловские вроде бы воспряв духом попытались рыпнуться на Егоровских но услышав мою команду осеклись и остались на месте. На моей шее тут же повисла Леся.
Всё это происходило пока гости неуклюже пытались всей толпой поднять своего предводителя и втянуть на лодку, попутно несколько раз макнув того вводу.
Егоровские вскоре уплыли, а в Орловке наступили большие перемены.
Теперь от малыша до взрослого ходили по деревне слухи:
– Придёт Испанец и будет, по справедливости, – говорили подростки и люди чуть постарше.
– Младшие почему-то считали, что я могу именно прилететь и победить всех плохих и заступиться за всех обиженных!
Прозвище Испанец прилипло, как-то сразу и непонятно, что больше сыграло мой пафосный выход перед Егоровскими, слегка не православный облик или они на самом деле знали мою родословную. До прозвищ, которых у меня в городе было много, и до пожеланий местных малышей, как до лампочки, а вот то, что меня в какие-то непонятные законники записали настораживало. Ну не хотел я больше в чужие дела лесть, у самого проблем хватает и с властями не желал лишний раз пересекаться.
– Мне теперь только от участкового нашего, ревности не хватает, – размышлял я, глядя как они с Гришей опять культурно беседуют.
*****
Пока весь наш стройотряд, отдыхал после трудового дня, под треск костра, самогон и зажигательный рассказ Григория я решил закрыть свой гештальт.
Скажу честно:
– Сам от себя этого не ожидал.
Оделся поприличней и пошёл на улицу Садовую к дому номер 8, в гости к Светлане. Адрес и что сейчас происходит с бывшей «королевой дискотеки» мне подсказала Таня. На стук в окно никто не ответил, и я пошёл в дом. За столом сидела распухшая от слёз до неузнаваемости, с нечёсаной копной соломенных волос, Светка.
В голове всплыло, как я совсем недавно на неё злился, хотел причинить сильную боль, гормоны и юношеский максимализм требовали тогда от меня мщения.
Теперь хотел исправления, а не уничтожения. Светлана меня точно не ждала, попыталась по-женски привести всё быстро в порядок.
– Пойдём на лавочке сядем, – предложил я и вышел к палисаднику.
Это я специально её на улицу позвал. Ради деревенских, амнистию Светкину продемонстрировать – долбить её взялись все и нещадно, мазали каким-то дерьмом ворота, разбили стекла, друзья и подруги исчезли вместе с догоревшей банькой.
– Было конечно за что.
А ещё дал ей время вернуть себе человеческий облик. Пока ждал, поздоровался с каким-то неизвестным мне подростком. Мальчишка сильно округлил глаза и куда-то рванул, едва повернув в проулок. Стоя на безлюдной улице, я слышал, как в доме грохочет мебель и мечется ещё недавно аморфная девица.
Светка вышла через двадцать минут, в платье, умытая, доплетая длинную косу, а главное без попугайской раскраски.
–Ты бы почаще так, тебе идёт, – сказал я, удивляясь, как на самом деле похорошела девочка.
Светка молча разглядывала, что-то у себя под ногами.
– Извинись, сама найдёшь перед кем! Я и Олеся, на тебя зла больше не держим, у самого в жизни всякое бывало, – сказал я.
А потом мы просто сидели, наверное, около часа смотрели на закат, кивали невесть откуда взявшимся и проходящим мимо многочисленным деревенским.
Перед моим уходом, она вдруг выдала.
– Бешенного в дурку увезли, повеситься хотел.
Вот так и закончилась в Орловке одно царствование и опричнина трёх отморозков.
Глава 9. Отделка и унитаз
Пока мы восстанавливали тяжеленные батареи, таскали их по комнатам и подсоединяли к ним латунные трубы, немногословному Семёну Михалычу удалось растормошить в двух бойцах стройбата тягу к освоению профессии столяра. Они словно два подмастерья, таскали за ним инструмент и с придыханием ждали его скупую оценку. Михалыч постепенно поручал им всё больше самостоятельной работы, иногда конечно переделывал. Второй этаж усадьбы освободился от полиэтилена в окнах и на его места встали настоящие рамы из просушенного дуба с чистыми стёклами. Столярная бригада Михалыча, ударными темпами подгоняла и навешивала двери, стелила паркет и обещала в течении недели сделать верхнею часть усадьбы полностью готовой к комфортному проживанию. Они вообще были среди нас самые продуктивные и результаты их работы сразу бросались в глаза.