Осколки вечности

Глава 1.

Лина всегда знала, что с ней что-то не так. В семнадцать лет она до сих пор иногда просыпалась с чувством, что только что была кем-то другим – не собой-вчерашней, а совершенно другой личностью, с другими воспоминаниями, другими болями. Эти ощущения прилипали к ней, как паутина, до самого завтрака.

Сегодня утром было хуже обычного. Проснувшись в своей крошечной комнате в общежитии, она несколько минут не могла понять, где находится. В голове метались образы – каменные стены, пропитанные древностью, звон мечей, запах трав… А потом реальность медленно просочилась обратно: серые стены общаги, шум автомобилей за окном, треск батареи отопления.

– Лина, подъем! – В дверь постучала Катя, её соседка по комнате. – Опоздаешь на первую пару!

Лина села на кровати, растирая виски. Головная боль была такой же знакомой, как эти утренние видения. Врачи называли это – переутомлением— и – подростковыми гормональными изменениями— . Лина называла это адом.

В университете она изучала историю искусств – единственное, что по-настоящему её увлекало. Древние цивилизации, забытые языки, артефакты прошлого – всё это казалось ей более реальным, чем окружающий мир. Преподаватели хвалили её за – необычайную интуицию— при работе с древними текстами. Если бы они знали, что половину переводов она делает не логикой, а каким-то внутренним знанием, словно когда-то сама писала эти строки…

– Мисс Волкова, – профессор Дмитриев остановился возле её стола после лекции. – Мне нужно с вами поговорить.

Лина замерла. Дмитриев был странным преподавателем – молодой, не старше тридцати, но с глазами, в которых плескалась какая-то древняя мудрость. Студентки млели от его загадочности, но Лина всегда чувствовала от него что-то… неземное.

– Ваш последний реферат о кельтских рунах, – он положил перед ней тетрадь. – Откуда у вас эти знания?

Лина взглянула на свою работу и похолодела. На полях она нацарапала символы, которых точно не было ни в одном учебнике. Более того – она не помнила, когда их рисовала.

– Я… не знаю, – честно призналась она.

Дмитриев внимательно изучил её лицо.

– В субботу, в десять утра. Старый корпус, третий этаж, аудитория 3-15. Приходите одна.

Он ушёл, не дожидаясь ответа, оставив Лину в полном недоумении. Аудитории 3-15 не существовало – она знала старый корпус как свои пять пальцев.

Суббота выдалась серой и дождливой. Лина несколько раз порывалась остаться дома, но любопытство победило. В старом корпусе она поднялась на третий этаж и обнаружила то, чего быть не могло – между аудиториями 3-14 и 3-16 появилась дверь с табличкой – 3-15— .

Лина потёрла глаза, но дверь не исчезла. Более того, из-за неё доносился тихий гул голосов. Она постучала.

– Входите, – раздался знакомый голос Дмитриева.

За дверью оказался не учебный класс, а просторный зал с высокими готическими сводами. По стенам тянулись книжные полки до самого потолка, а в центре стояли несколько кресел, в которых сидели подростки её возраста. В воздухе мерцали крошечные световые точки, медленно кружащиеся под потолком.

– Добро пожаловать в Академию Междумирья, – улыбнулся Дмитриев, но теперь он был одет не в обычный костюм преподавателя, а в длинную тёмно-синюю мантию. – Меня зовут Александр Дмитриев, я один из наставников. А теперь присаживайтесь и выслушайте то, что изменит вашу жизнь навсегда.

Лина медленно опустилась в свободное кресло, не сводя глаз с парящих под потолком огоньков. Рядом сидела девушка с короткими рыжими волосами и веснушками – она выглядела лет на пятнадцать и нервно теребила край свитера. Напротив устроился парень чуть старше Лины, темноволосый, с пронзительными серыми глазами. Он смотрел на неё с едва скрываемым интересом, отчего у Лины засосало под ложечкой.

– Каждый из вас начал замечать странности, – продолжал Дмитриев. – Сны о других жизнях, знания, которых у вас быть не должно, ощущение, что вы не совсем принадлежите этому миру. И вы правы – не принадлежите.

Рыжая девочка всхлипнула.

– Я думала, что схожу с ума, – прошептала она. – Я помню, как была взрослой женщиной в каком-то другом времени, у меня были дети…

– Элиза, – мягко сказал Дмитриев. – То, что вы помните – не безумие. Это память о других воплощениях вашего истинного Я. Видите ли, время не линейно, как нас учат в школе. Все ваши жизни, прошлые и будущие, существуют одновременно. Обычно сознание заперто в одной временной точке, в одной личности. Но у некоторых – у таких, как вы – барьеры между воплощениями истончаются.

Тёмноволосый парень подался вперёд.

– То есть я действительно помню свою смерть в Средневековье? – в его голосе звучало облегчение и ужас одновременно.

– Да, Максим. И не только помните – можете туда попасть. Все ваши воплощения связаны единой нитью сознания, и при правильном обучении вы сможете перемещать своё внимание между ними. Именно этому мы и обучаем в Академии.

Лина почувствовала, как её мир рушится и собирается заново. Всё, что она считала своими странностями, обретало смысл.

– А зачем? – спросила она, находя в себе силы для вопроса. – Зачем нам это нужно?

Дмитриев посмотрел на неё с одобрением.

– Потому что миры в опасности. Между временными линиями появляются разрывы – места, где реальность истончается и смешивается. Эти разрывы притягивают существ из пустых пространств между мирами. Мы называем их Поглатителями – они питаются человеческими воспоминаниями и эмоциями, стирая целые временные линии из существования.

В зале повисла тишина. Световые точки под потолком замерцали тревожнее.

– Только те, кто может перемещаться между воплощениями, способны находить и закрывать эти разрывы. Каждый из вас – прирождённый Хранитель Времён.

Максим откинулся в кресле, пропуская пальцами тёмные волосы.

– Звучит как дурная фантастика, – проговорил он, но в голосе не было сарказма, только усталость. – Хотя объясняет, почему я не могу нормально жить здесь. Всё время чувствую себя не на свою глубину.

Лина поняла, что знает это ощущение. Словно ты актёр, который забыл свою роль и пытается импровизировать, но текст получается фальшивым.

– Обучение займёт три года, – продолжал Дмитриев. – Вы будете жить здесь, в Академии, которая находится между мирами. Ваши близкие будут думать, что вы поступили в закрытый университет за границей. Время здесь течёт иначе – проведя у нас год, вы вернётесь в свой мир через неделю после исчезновения.

– А если мы откажемся? – тихо спросила Элиза.

– Видения станут сильнее. Границы между личностями начнут размываться. Рано или поздно вы потеряете связь с этой реальностью навсегда – или сойдёте с ума, или просто растворитесь между мирами.

Лина взглянула на Максима и увидела в его серых глазах то же решение, которое созревало в ней самой. Она всегда знала, что её настоящая жизнь где-то ещё.

– Я остаюсь, – сказала она первой.

Максим кивнул.

– И я.

Элиза покусала губу, потом неуверенно подняла руку.

– А можно подумать до завтра?

– Конечно. А пока – добро пожаловать на экскурсию по Академии.

Академия оказалась ещё более поразительной, чем тот зал. Коридоры тянулись, словно бесконечные, с арочными окнами, за которыми не было ни неба, ни земли – только медленно перетекающие друг в друга цвета, напоминающие северное сияние. По стенам висели портреты, на которых изображённые люди медленно двигались, переходили из одной картины в другую, а иногда исчезали совсем.

– Это наши выпускники разных эпох, – объяснил Дмитриев, заметив, как Лина рассматривает портреты. – Некоторые работают Хранителями уже несколько столетий. В нашем понимании времени, конечно.

Они прошли мимо лаборатории, где студенты постарше склонились над светящимися картами, покрытыми движущимися точками. Из-за приоткрытой двери доносился голос преподавателя:

– Разрыв в 1347 году расширяется. Чёрная Смерть была не только эпидемией – Поглатители использовали хаос для проникновения. Кто может предложить способ стабилизации?

Лина невольно замедлила шаг. Что-то в этих словах отозвалось болезненным эхом в её памяти. Она видела чумные города, помнила запах смерти и горящих тел…

– Лина? – Максим коснулся её плеча, и она вздрогнула. – Всё в порядке?

Его прикосновение было тёплым, почти жгучим. Лина посмотрела в его глаза и на мгновение увидела что-то знакомое – не его лицо, а саму суть, словно они встречались раньше, в другой жизни.

– Да, просто… это место будит странные воспоминания.

– У всех нас, – тихо сказал он. – Я помню, как погиб в битве при Бородино. До сих пор иногда чувствую боль от сабельного удара.

Дмитриев обернулся.

– Максим, ваша смерть в 1812 году была героической, но не окончательной. Та личность завершила свою миссию – вы помогли обнаружить крупное гнездо Поглатителей, маскировавшихся под французский обоз.

– Я был Хранителем и тогда?

– Хранителями рождаются, но становятся не сразу. Иногда требуется несколько воплощений, чтобы пробудить все способности.

Они поднялись по винтовой лестнице в башню Академии. Здесь располагался Зал Порталов – круглое помещение с высоким куполом, стены которого были покрыты арками разных размеров. В некоторых мерцала голубоватая дымка, в других зияла чернота, а через несколько арок Лина видела фрагменты других миров – кусок средневекового замка, древнеегипетский храм, футуристический город.

– Каждый портал ведёт в определённое время и место одного из воплощений наших студентов, – объяснил Дмитриев. – Сначала вы сможете перемещаться только в свои собственные жизни, но со временем научитесь путешествовать и в чужие временные линии.

Элиза подошла к одному из порталов, за которым виднелся сад в викторианском стиле. Девочка в белом платье играла с котёнком под яблоней.

– Это… это я? – прошептала она. – В прошлой жизни?

– В одной из них. Элизабет Харрингтон, дочь лондонского врача. Жила в 1890-х годах. Умерла от скарлатины в десять лет.

Элиза отшатнулась от портала, бледная как полотно.

– Я помню… я помню, как задыхалась. Мама плакала у моей кровати, а папа всё повторял, что найдёт лекарство…

Дмитриев мягко отвёл её от портала.

– Первое знакомство с прошлыми воплощениями всегда болезненно. Вы помните не только радости, но и смерти, потери, страдания. Но также и любовь, достижения, моменты счастья. Каждая жизнь – это урок, ступенька к пониманию истинной природы вашего Я.

Максим остановился у портала, за которым простиралось поле битвы. Пушечный дым клубился над телами в синих и зелёных мундирах.

– Странно видеть это со стороны, – проговорил он. – Тогда я был совершенно уверен, что умираю окончательно.

– Смерть – только переход, – сказал Дмитриев. – Сознание перетекает в следующее воплощение, но память обычно блокируется, чтобы новая личность могла развиваться без груза прошлого. У Хранителей эти блоки слабее.

Лина бродила между порталами, заглядывая в каждый. Вот древний Рим – девушка в тоге торговала благовониями на форуме. Вот Новгород времён Ивана Грозного – женщина в боярском платье читала летопись при свете свечей. А здесь… Лина замерла.

За небольшим порталом простирался зал с каменными стенами, весь в солнечных бликах от витражных окон. У алтаря стояли мужчина и женщина – он в рыцарских доспехах, она в белом платье с длинным шлейфом. Священник читал что-то на латыни, а женщина смотрела на своего жениха с такой любовью, что у Лины перехватило дыхание.

– Это моя свадьба, – прошептала она, не отрывая взгляда от сцены. – Я помню этот день. Самый счастливый в той жизни.

– Беатриче де Монтальто, Италия, 1348 год, – подтвердил Дмитриев. – Вышли замуж за рыцаря Энрико ди Валенто в марте. Умерли от чумы в ноябре того же года.

Слова ударили Лину как физическая боль. Она помнила – сначала заболел Энрико, потом она сама. Они умирали, держась за руки, а за окнами их замка бушевала эпидемия.

– Но это несправедливо, – горячо сказала она. – Мы были так счастливы, у нас могла быть долгая жизнь…

– Каждое воплощение имеет свои задачи, – мягко ответил Дмитриев. – Иногда важен не срок жизни, а её качество. Та любовь, которую вы испытали тогда, стала частью вашей души навсегда.

Максим подошёл ближе, чтобы посмотреть на портал, и его плечо коснулось плеча Лины. От этого прикосновения по её телу прошла волна узнавания – настолько сильная, что она едва удержалась на ногах.

– Энрико, – выдохнула она, поворачиваясь к нему. – Это был ты.

Максим побледнел, его серые глаза расширились. Он смотрел то на неё, то на портал, где рыцарь в доспехах целовал руку своей невесте.

– Я… я помню твоё лицо, – прошептал он. – Помню, как ты умирала у меня на руках. Я молил Бога забрать меня вместо тебя.

Между ними повисла тишина, полная неловкости и узнавания одновременно. Элиза переводила взгляд с одного на другого, а Дмитриев наблюдал за происходящим с неподдельным интересом.

– Родственные души часто воплощаются в одних временных периодах, – сказал он наконец. – Но будьте осторожны. Привязанности из прошлых жизней могут как помочь, так и помешать вашему развитию. Не позволяйте им затмевать цели нынешнего воплощения.

Лина отвернулась от портала, щёки её пылали. Это было слишком – слишком много информации, слишком сильные эмоции. Она всегда считала себя достаточно сдержанной, но встреча с Максимом пробуждала в ней что-то дикое и неконтролируемое.

– А что, если мы не хотим вспоминать? – спросила она. – Что, если проще начать с чистого листа?

– Тогда вы никогда не станете настоящими Хранителями, – честно ответил Дмитриев. – Сила приходит из принятия всего опыта, включая боль. Кроме того, Поглатители питаются именно подавленными воспоминаниями. Чем больше вы от них бежите, тем легче им вас найти.

Словно в ответ на его слова, воздух в зале вдруг похолодел. Световые точки, до этого мирно кружившие под куполом, заметались беспорядочно. Через один из порталов просочился тонкий чёрный туман.

– Все за мной! – резко скомандовал Дмитриев, выхватывая из мантии что-то похожее на серебряный жезл. – Немедленно!

Но было поздно. Туман сгустился, принимая форму высокой фигуры в капюшоне. Там, где должно было быть лицо, зияла пустота, а длинные пальцы заканчивались когтями, которые, казалось, поглощали сам свет вокруг себя.

Поглатитель повернул свою пустую голову к Лине, и она почувствовала, как что-то в её разуме пытается вырваться наружу – воспоминания, эмоции, сама суть её личности.

Максим шагнул вперёд, загораживая её собой.

– Не смей к ней прикасаться! – крикнул он, и в его голосе прозвучали отголоски рыцарской ярости.

Поглатитель рассмеялся – звук был как скрежет костей о камень.

– Какая трогательная верность, – прошипел он голосом, который, казалось, доносился из бездны. – Энрико ди Валенто и Беатриче де Монтальто. Ваша любовь в том мире была так сладка… Я помню её вкус, когда поглатил ваши души в агонии.

Лину словно ударило молнией. Воспоминания хлынули потоком – Энрико, умирающий в их постели, его предсмертный хрип, её собственная агония… И сквозь всё это – тёмная фигура у окна, пьющая их страдания, как вино.

– Это ты, – прошептала она, ненависть клокотала в груди. – Ты убил нас тогда.

– Я лишь ускорил неизбежное, – Поглатитель сделал шаг ближе, и температура в зале упала ещё больше. – Чума была моей, но умерли бы вы и без неё. Я просто сделал смерть… более питательной.

Дмитриев поднял жезл, и тот засиял ярким серебряным светом.

– Назад! Эти души под защитой Академии!

– Александр Дмитриев, – Поглатитель повернулся к наставнику. – Все ещё играете в учителя? Ваши студенты даже не знают, кто вы на самом деле, не так ли?

В глазах Дмитриева мелькнула тревога.

– О чём он говорит? – спросила Элиза дрожащим голосом.

– Позже, – отрезал Дмитриев. – Сейчас нужно убираться отсюда.

Но Поглатитель был быстрее. Он взмахнул рукой, и черные нити протянулись к подросткам. Одна коснулась Элизы – девочка закричала и упала на колени, глаза её закатились.

– Элиза! – Лина кинулась к ней, но Максим удержал её.

– Это ловушка! Он хочет, чтобы мы подошли ближе!

Дмитриев направил жезл на Поглатителя, и луч света ударил в тёмную фигуру. Существо зашипело и отступило на шаг, но не исчезло.

– Слишком слабо, Дмитриев, – прорычал он. – Вы потеряли большую часть силы, когда выбрали путь наставника. А я становлюсь сильнее с каждой поглощённой душой.

Элиза всё ещё лежала без сознания, её тело дёргалось в конвульсиях. Лина видела, как над девочкой поднимается светящаяся дымка – её воспоминания, которые тянулись к Поглатителю.

– Я не позволю! – крикнула Лина и, вырвавшись из рук Максима, кинулась к Элизе.

В тот момент, когда она коснулась девочки, мир взорвался болью и светом. Лина оказалась не в зале порталов, а в горящем средневековом городе. Повсюду лежали тела, а по улицам бродили чёрные фигуры, собирая над мёртвыми светящиеся сферы.

– Добро пожаловать в мои воспоминания, – раздался голос Поглатителя. – Флоренция, 1348 год. Один из моих лучших пиршеств.

Лина обернулась и увидела себя саму – Беатриче, в рваном платье, бредущую по мёртвому городу. Девушка искала что-то, кого-то среди тел.

– Энрико, – прошептала та Беатриче, её голос разрывался от горя. – Где ты, любимый?

– Он уже мёртв, – ответил Поглатитель, материализуясь рядом с ней. – Как и ты скоро будешь. Но сначала я наслажусь твоим отчаянием.

Настоящая Лина смотрела на эту сцену с ужасом и яростью. Она помнила ту ночь – как сбежала из замка, когда поняла, что Энрико мёртв, как искала его тело среди груд трупов на городской площади.

– Довольно! – крикнула она, и её голос эхом прокатился по мёртвому городу. – Это прошлое! Оно больше не имеет надо мной власти!

Видение задрожало, стены домов поплыли, как мираж.

– О, оно имеет, – прошипел Поглатитель. – Вина имеет. Боль имеет. Ты так и не простила себе, что выжила дольше его на целых три дня.

Слова ударили точно в цель. Лина действительно всегда чувствовала вину – почему она умерла не одновременно с мужем? Почему Бог заставил её страдать эти дополнительные дни?

– Потому что у тебя была миссия, – раздался новый голос.

Лина обернулась и увидела Максима – но не современного Максима, а Энрико в рыцарских доспехах. Он был полупрозрачным, но его серые глаза смотрели с той же любовью, что и семьсот лет назад.

– Энрико? Но ты же мёртв…

– Тело умерло. Но любовь – никогда. Ты жила эти три дня не зря. Ты помогала умирающим, хоронила детей, молилась за души погибших. Это была твоя миссия Хранительницы, даже если тогда ты этого не понимала.

Поглатитель зарычал.

– Какая трогательная встреча! Но этого недостаточно, чтобы спасти новых друзей.

Видение рассеялось, и Лина снова оказалась в зале порталов. Элиза всё ещё лежала без сознания, над ней клубилась дымка воспоминаний. Максим и Дмитриев пытались сдерживать Поглатителя, но тот явно побеждал.

Лина посмотрела на порталы вокруг – они вели в разные времена её жизней. Внезапно она поняла, что нужно делать.

– Максим! – крикнула она. – Помнишь, что сказал Дмитриев про связь между воплощениями?

– Что все они одновременны! – отозвался он, уворачиваясь от чёрного щупальца.

– Тогда мои прошлые Я тоже здесь! Сейчас!

Лина закрыла глаза и сосредоточилась. Где-то в глубине сознания она чувствовала их всех – римскую торговку, новгородскую боярыню, итальянскую аристократку. Одна за другой они откликнулись на её зов, и зал наполнился полупрозрачными фигурами.

– Невозможно,– прошипел Поглатитель, отступая назад. – Вы только новичок! Вы не можете…

– Она не одна, – раздался голос за его спиной.

Это был Максим, но рядом с ним стояли его прошлые воплощения – русский офицер, римский легионер, скандинавский воин. Все они смотрели на Поглатителя с одинаковой решимостью.

– А я тоже не одна! – Элиза резко открыла глаза и села. Вокруг неё появились другие девочки – викторианская Элизабет, древнеегипетская жрица, средневековая монахиня.

Дмитриев изумлённо смотрел на происходящее.

– Такое возможно только при глубочайшей связи душ, – пробормотал он. – Они резонируют друг с другом…

Поглатитель попятился к порталам, но путей к отступлению не было – каждый проход охраняли множественные воплощения трёх подростков.

– Вы думаете, что победили? – зарычал он. – Но я не один! У меня есть братья, и они найдут вас!

– Пусть попробуют, – спокойно сказала Лина. – Мы будем готовы.

Она протянула руки к Максиму и Элизе. Как только их пальцы соприкоснулись, по залу прошла волна чистого света. Поглатитель закричал – звук был похож на треск ломающегося льда – и рассыпался тёмной пылью.

Все призрачные воплощения медленно растворились в воздухе, но перед исчезновением каждое из них кивнуло своим нынешним версиям с одобрением.

– Неплохо для первого дня, – сказал Дмитриев, убирая жезл в мантию. – Хотя и крайне опасно. Обычно студенты осваивают призыв прошлых Я только на третьем курсе.

– А что с нами не так? – спросила Элиза, всё ещё дрожащая после атаки.

– Ничего. Вы просто… исключительные. Такая синхронизация между тремя душами встречается раз в несколько веков.

Лина посмотрела на Максима – он смотрел на неё с выражением, которое заставило её сердце биться быстрее. В его глазах она видела не только современного студента, но и отголоски всех их встреч через века.

– Значит, мы останемся? – спросил он.

– После того, что сейчас произошло? – Дмитриев усмехнулся. – У вас просто нет выбора. Поглатители почувствовали вас. Теперь только обучение в Академии может вас защитить.

Элиза встала, смахивая пыль с одежды.

– А я и не собиралась уходить. Впервые в жизни я чувствую, что нахожусь там, где должна быть.

Лина кивнула. Да, здесь она была дома. Но когда её взгляд снова встретился с взглядом Максима, в воздухе между ними словно пробежала искра. Большинство их прошлых встреч заканчивались трагически. Что ждёт их в этой жизни?

Следующие дни пролетели в водовороте невероятных открытий. Лина поселилась в комнате с Элизой в одной из башен Академии. Окно их спальни выходило не на привычный пейзаж, а на переливающиеся потоки времени – иногда там можно было увидеть фрагменты разных эпох, накладывающиеся друг на друга как двойная экспозиция на фотографии.

Максим жил в мужской половине того же этажа. Лина часто встречала его в коридорах, и каждый раз их взгляды задерживались чуть дольше необходимого. Между ними висело напряжение прошлых жизней – слишком много любви, слишком много потерь.

– Ты избегаешь его, – заметила Элиза, когда Лина в третий раз за утро сменила маршрут, чтобы не столкнуться с Максимом.

– Не избегаю. Просто… это сложно.

– Любовь всегда сложна, – философски заметила рыжеволосая девочка. – Особенно если она длится несколько веков.

Лина бросила на неё острый взгляд.

– Откуда такая мудрость? Тебе пятнадцать лет.

– Мне пятнадцать в этом воплощении. А в сумме мне уже лет двести, и я многое повидала.

Элиза оказалась права. На занятиях по истории временных потоков профессор Венцель – худощавая женщина неопределённого возраста с проницательными глазами – рассказывала о том, как души путешествуют через века, накапливая опыт.

– Каждое воплощение добавляет новый слой к вашей истинной сущности, – объясняла она. – Представьте душу как луковицу. Снимите один слой – найдёте прошлую жизнь. Ещё один – ещё более давнюю. В центре находится ваше изначальное Я, которое существовало до первого воплощения и будет существовать после последнего.

– А что происходит с людьми, которые не помнят прошлых жизней? – спросил студент постарше.

– Они тоже развиваются, но медленнее. Представьте, что вы изучаете математику, но каждый день забываете всё, что выучили вчера. Вы в конце концов поймёте основы, но это займёт намного больше времени.

Лина подняла руку.

– А почему некоторые души воплощаются вместе снова и снова?

Профессор Венцель внимательно посмотрела на неё.

– Родственные души притягиваются друг к другу через время. Иногда это любовь, иногда – незавершённые задачи. Но будьте осторожны, мисс Волкова. Привязанность к определённой душе может стать препятствием для роста. Если вы всегда концентрируетесь на поиске одного человека, то можете упустить уроки, которые должны выучить самостоятельно.

После лекции Лина задержалась, чтобы задать вопрос наедине.

– Профессор, что если… что если в каждой жизни всё заканчивается трагически? Стоит ли вообще пытаться?

Венцель долго молчала, перебирая бумаги на столе.

– А что если не стоит вопрос о том, стоит ли пытаться? – наконец ответила она. – Что если суть не в том, чтобы избежать трагедии, а в том, чтобы прожить любовь полностью, независимо от исхода? Смерть – не поражение, мисс Волкова. Поражение – это прожить жизнь, не позволив себе чувствовать.

Лина покинула аудиторию в глубокой задумчивости. В коридоре её ждал Максим, прислонившийся к стене с невинным видом.

– Случайно, – сказал он на её вопросительный взгляд. – У нас следующая пара в соседней аудитории.

– Практическая магия времени, – кивнула Лина. – Профессор Дмитриев обещал научить нас базовым техникам перемещения.

Они шли рядом по коридору, их шаги эхом отдавались от каменных стен. Лина чувствовала тепло его тела, слышала размеренное дыхание. Всё в нём было знакомо – и это пугало её больше всего.

– Лина, – тихо сказал он, останавливаясь. – Мы не можем вечно делать вид, что между нами ничего нет.

Она тоже остановилась, но не обернулась.

– Между нами ничего нет. Между Беатриче и Энрико было. Мы – другие люди.

– Тогда почему ты краснеешь каждый раз, когда я подхожу близко?

Лина повернулась к нему, глаза сверкали.

– Потому что это условный рефлекс! Мышечная память! Она не имеет отношения к тому, кто я есть сейчас!

– Хорошо, – он шагнул ближе, и между ними оставалось всего несколько сантиметров. – Тогда скажи мне прямо в глаза, что ты ничего не чувствуешь. Скажи, что когда я рядом, у тебя не перехватывает дыхание. Скажи, что ты не просыпаешься по ночам, вспоминая наши прошлые жизни.

Лина открыла рот, чтобы соврать, но слова не шли. Потому что он был прав – она просыпалась по ночам, её преследовали сны о замке в Италии, о последних днях вместе, о том, как они умирали, крепко держась за руки. И каждый раз, просыпаясь, она хотела бежать к нему, убедиться, что в этой жизни он жив, что в этот раз всё может быть по-другому.

– Это не важно, – прошептала она. – Важно то, что я не хочу опять проходить через это. Я не хочу любить тебя и снова потерять.

Максим мягко коснулся её щеки.

– А что если в этот раз мы не потеряем друг друга?

– Что если потеряем? Что если это наша карма – любить и терять, снова и снова?

– Тогда пусть будет так. Но я не проживу ещё одну жизнь, не попытавшись.

Он наклонился к ней, и Лина почувствовала, как всё её сопротивление тает. Его губы коснулись её губ, и мир вокруг исчез. Поцелуй был мягкий, осторожный, полный нежности и тоски сразу нескольких жизней. В нём смешались вкус средневекового вина и запах пороха с Бородинского поля, викторианские свидания под дождём и современная неуверенность подростков.

– Лина! Максим!

Они резко отступили друг от друга. В конце коридора стояла растерянная Элиза.

– Дмитриев спрашивает, где вы. Занятие уже началось.

Щёки Лины пылали, сердце колотилось как бешеное. Максим тоже выглядел потрясённым – словно поцелуй затронул в нём что-то очень глубокое.

– Идём, – сказала Лина, старательно избегая его взгляда.

В аудитории для практических занятий их ждало ещё одно открытие. На чёрной доске профессор Дмитриев нарисовал схему, больше похожую на паутину, чем на что-то понятное.

– Время не река, текущая в одном направлении, – объяснял он. – Время – это сеть. Каждая ваша жизнь – одна нить в этой сети. Нити пересекаются, влияют друг на друга, иногда рвутся. Хранители учатся перемещаться по этим нитям и чинить разрывы.

– А что происходит, если нить окончательно порвётся? – спросила Элиза.

– Воплощение исчезнет из истории. Если это критически важная нить – может рухнуть целый временной сегмент.

Он повернулся к классу.

– Сегодня мы попробуем простейшее упражнение – перемещение сознания в своё детство этой жизни. Никаких других воплощений, только текущая жизнь. Сядьте удобно и закройте глаза.

Лина устроилась в кресле и последовала инструкции. Дмитриев мягким голосом вёл их через медитацию, помогая найти нить собственной жизни и проследить её назад.

– Теперь выберите любой момент из детства. Не пытайтесь его изменить – просто наблюдайте.

Лина очутилась в квартире родителей, ей было лет семь. Она сидела на полу в гостиной, рисуя цветными карандашами. На листе бумаги был изображён большой замок с высокими башнями, а рядом – принцесса в белом платье и рыцарь на коне.

– Что это, Линочка? – спросила мама, заглядывая через плечо.

– Это моя семья, – серьёзно ответила маленькая Лина. – Я была принцессой, а мой муж – рыцарем. Мы жили в красивом замке, но потом нас убила болезнь.

Мама посмотрела озадаченно.

– Откуда такие мрачные истории, малышка?

– Это не история. Это правда. Я помню.

Взрослая Лина наблюдала за сценой с удивлением. Значит, воспоминания о прошлых жизнях были у неё всегда, но она научилась их подавлять, считая детскими фантазиями.

– А теперь вернитесь в настоящее, – раздался голос Дмитриева. – Медленно, не торопясь.

Лина открыла глаза и обнаружила, что щёки её мокрые от слёз. Вокруг другие студенты тоже приходили в себя – кто-то улыбался, кто-то выглядел потрясённым.

– Что вы увидели? – спросил профессор.

– Я помню, как в пять лет рассказывал родителям, что раньше был солдатом, – поделился Максим. – Они решили, что я насмотрелся военных фильмов.

– Это типично, – кивнул Дмитриев. – Дети часто помнят прошлые жизни, но взрослые их переубеждают. К подростковому возрасту большинство забывает. У вас память сохранилась на подсознательном уровне.

Элиза подняла руку.

– А можем ли мы изменить что-то в прошлом этой жизни?

– Теоретически – да. Но это крайне опасно. Любое изменение в прошлом создаёт волновой эффект, который может повлиять на настоящее. Были случаи, когда студенты пытались исправить детские травмы и в результате перестали существовать вовсе.

– То есть мы должны принимать прошлое таким, какое оно есть? – в голосе Лины звучало разочарование.

– Не принимать – понимать. Каждый опыт, даже болезненный, формирует вашу душу. Уберите боль – и вы уберёте часть себя.

После занятия Максим догнал Лину в коридоре.

– Что ты видела? В детстве?

Она рассказала ему про рисунок с замком. Максим слушал, становясь всё бледнее.

– Я тоже рисовал, – сказал он тихо. – Принцессу в белом платье. Родители подумали, что я просто мечтаю о сказке.

Они остановились у большого окна, за которым переливались огни временных потоков. В их отражении на стекле прошлое и настоящее смешивались в одно лицо.

– Максим, – Лина повернулась к нему. – А что, если это не любовь? Что, если это просто… привычка души? Мы так долго были вместе, что не умеем по-другому.

Он взял её за руки.

– Тогда проверим. Дай нам шанс узнать друг друга заново. Не как Беатриче и Энрико, а как Лина и Максим. Современные подростки, которые учатся в магической академии.

– А если ничего не получится?

– Тогда мы останемся друзьями. Хорошими друзьями, которые прошли вместе через несколько веков.

Лина долго смотрела в его серые глаза. В них не было давления, только надежда и искренность. Может быть, стоило попробовать?

– Хорошо, – сказала она. – Но медленно. И честно – если что-то пойдёт не так, мы останавливаемся.

Максим улыбнулся – первый раз за все дни в Академии его улыбка была по-настоящему счастливой.

– Договорились. Хочешь сходить со мной завтра в библиотеку? Я хочу найти информацию о Поглатителях. Понять, откуда они берутся.

– Это свидание или исследовательская работа? – спросила Лина с улыбкой.

– Можно и то, и другое.

На следующий день они встретились после завтрака у входа в библиотеку Академии. Лина никогда не видела ничего подобного – зал уходил ввысь на несколько этажей, а книжные полки тянулись до самого потолка. Но самым удивительным было то, что книги постоянно перемещались. Том, который секунду назад стоял на нижней полке, мог оказаться где-то под потолком.

– Библиотека живая, – объяснил библиотекарь, древний старик в очках на цепочке. – Книги сами находят тех, кто в них нуждается. Просто скажите, что ищете, и подождите.

– Информация о Поглатителях времени, – сказал Максим.

Несколько томов тут же спланировали с верхних полок и мягко приземлились на их стол. Лина открыла первый – и тут же пожалела об этом. На странице был изображён Поглатитель в полный рост, и картинка двигалась. Существо поворачивало голову, тянуло к читателю свои когтистые пальцы.

– Поглатители – паразиты временных потоков, – прочитала она вслух, отведя взгляд от картинки. – Питаются человеческими воспоминаниями и эмоциями. Предпочитают яркие переживания – сильную любовь, глубокое горе, смертельный страх. Чем интенсивнее эмоция, тем питательнее для Поглатителя.

Максим листал другую книгу.

– Здесь написано, что они появляются в местах временных разрывов, – сказал он. – Войны, эпидемии, природные катастрофы создают хаос, который ослабляет границы между мирами.

– Значит, чумная эпидемия 1348 года была для них пиршеством, – мрачно заключила Лина. – Миллионы людей умирали в страхе и отчаянии…

– И мы были среди них. Наша любовь и наше горе стали их пищей.

Лина перевернула страницу и наткнулась на схему. На ней показывались различные временные линии, переплетающиеся в сложный узор. Но в нескольких местах линии были порваны, а в разрывах чернели пятна.

– Смотри, – она показала Максиму. – Это карта повреждений временной сети. Видишь эти чёрные пятна?

– Гнёзда Поглатителей?

– Похоже на то. И они связаны между собой. Словно инфекция, распространяющаяся по времени.

Максим пододвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть карту. Его плечо прижалось к плечу Лины, и от этого прикосновения по её телу прокатилась знакомая волна тепла.

– Лина, – тихо сказал он. – Я всё думаю о том, что сказал тот Поглатитель. Что он поглотил наши души тогда, в замке. Если это правда, то как мы вообще могли воплотиться снова?