Эгоплерома

Кто людям помогает, лишь тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя.

(Песня Шапокляк)

Пролог

– Желательно в серединку, – произнес молодой человек, обращаясь к окошку, от которого пахло макулатурой и безнадегой.

– Молодой человек, – кассирша посмотрела на него с профессиональной жалостью, присущей учителям на пенсии. – Я бы с превеликой радостью, но выбор небогат. Остались только два билета на балкон, дальний ряд крайние места.

Алекс понимающе кивнул, совершил необходимый денежный обряд и, отступив на несколько шагов, окинул взглядом вереницу страждущих. В фойе пока не пускали, сидячих мест не предлагалось.

– Два! – Прокуренные пальцы говорящего сунули в окошко смятую банкноту.

– Молодой человек, – снова начала кассирша, – я бы с превеликой радостью, но билет… он последний. Будете брать?

– Нет, – отрезал тот без раздумий, и от этого «нет» веяло детской радостью.

– Тогда я сама! – возмутилась его спутница, но улыбка не сходила с её лица.

– Оля, мы же договорились…

– В кино ты не хотел, желал на дискотеку. Судьба дает тебе шанс.

– Берите билет, молодой человек, – внезапно проявила участие кассирша, уловив суть конфликта с полуслова. – Вон, у колонны парень стоит, глядишь, и уступит свой. – Выдав сдачу, она захлопнула окошко, избежав продолжения спектакля. Ей хватило и немого кино. Ходила бы в церковь – перекрестилась.

* * *

Пара, скрепленная одним билетом на двоих, приблизилась к Алексу.

– Здаров! – бросил парень.

– Привет, – вежливо отозвался тот.

– Слушай, я тут не один, – парень мотнул головой в сторону подруги, наблюдавшей за диалогом с азартным любопытством. – Короче, в кассе швах. Свой не продашь?

– Я бы с превеликой радостью… – Алекс осекся, сплюнув фразу-прилипалу, и покосился на закрытую кассу. – Мне часа четыре до поезда как-то скоротать. Вам, – он снова взглянул на озорную особу, – думаю, проще найти занятие.

Заскрипели двери, зашуршали народные массы. Толпа ринулась из вестибюля в фойе, подобно рыцарям на лёд Чудского озера.

Парень, осознав провал, извлек из-за пазухи телефон-раскладушку, откинул крышку и с видом бухгалтера, проверяющего годовой отчет, решился: – Оля, – повел плечами, будто ему стало в одежде тесно, – дела. Срочные. Встречу на выходе. – Бросил на Алекса взгляд, полный подозрительной глубины, развернулся и двинулся к выходу.

* * *

– Зря от билета не избавился, – сообщила подсевшая к Алексу на банкетку девушка. Судя по улыбке, в ней плескался неисчерпаемый резерв оптимизма. – Я этот фильм уже видела – унылая картина. Сбежала с середины. Откуда родом? Из Северной Пальмиры?

– В точку! – удивился Алекс, скорее не догадке, а названию города.

– Женская логика. У меня там тётка. А расписание поезда, наверное, вечность не менялось.

– Понятно, – он глянул на часы. – Целых двадцать минут. Не съесть ли нам мороженого?

– Запросто! Мне сто пятьдесят с двойным сиропом: два шоколадных, один крем-брюле. Я ужасная сладкоежка. Боюсь растолстеть, а бег по утрам… фу.

– Я тоже разделяю философию сладкой жизни и питаю отвращение к физкультуре, – скользнул он взглядом по её фигуре. – И, как видишь, не терзаюсь угрызениями.

– Ты здесь проездом или как?

– Гостил у бабушек. Если точнее, вторая – прабабушка.

– А в Питере?

– Чаще один. Родители в вечном отъезде. К зиме подтянется бабушка для надзора.

Первый звонок, приглашающий в зал, вернул его в школьные годы: гладиолусы из балконного ящика, тяжелые лямки ранца, внезапно ставшего портфелем, первоклассницу с колокольчиком на плече…

– Давай сбежим отсюда, – предложила девушка, бросая ложку в креманку. – В поезде насидишься. Ночь длинная.

– А как же твой… кавалер? – подобрал он слово.

– Я свидание ему не обещала. Какая разница? Пусть пополнит коллекцию неудач. Лучше бы марки собирал.

– Тогда распоряжайся моим временем. Каковы пожелания?

– На вокзал! За билетами! – сложила она ладоши. – А в гости меня пригласишь? Не бойся, я к тёте. Первую ночь у неё. Конспирация. Днём погуляем мимо музеев. Вечером я ей совру и рвану к тебе. Испугался?

– А стоит?

– Единица! – она схватила его за руку. – Бежим! А то пешком четыре остановки!

* * *

– Купила в твой вагон. Места рядышком. Уговорим кого-нибудь поменяться. Ты рад? Молчи, и так вижу. Теперь ко мне, переоденусь. В культурную столицу же. Багаж в камере хранения?

– Ага.

Они вернулись к началу пути, но теперь, спустившись с крутого берега, преодолели реку по подвесному мосту.

– Мы здесь летом часто ныряем, – сказал он. – Там, ниже, здоровенный плоский булыжник под водой. Иногда на него получается встать.

– И часто ты так знакомишься с девушками? – спросила она загадочно.

– Это как? – смутился он.

– Не дождёшься, – рассмеялась. – Не скажу.

Они поднялись на гору, миновали универмаг, свернули и снова пошли вверх.

– Мы на месте. Подождёшь? – она указала на скамейку. – Родители дома. Замучают вопросами. Готов к пыткам?

– Не очень, – честно признался Алекс. – Я не партизан. Сдам всех и сразу.

– Я тоже. Тебе опять повезло! Не скучай…

Дверь скрипнула, звякнула пружина. Наступило время тишины и ожидания. Думать об Оле вроде как рано, а мечтать – уже поздно.

– Смотри-ка, не сбежал! Вот, сумку держи, потащишь. – Взяла его под локоть. – Теперь ты мой…

– Почему-то не сомневался.

* * *

– Гляньте, пацаны, да у нас тут мелодрама – сбежавшая зазноба! – раздался голос, полный дешёвой бравады.

Алекс обернулся. Четверо. Типичная компания с примитивной иерархией. Он посмотрел на вожака и произнёс с усталой иронией: – Вы что, гуртом как гопота? Или ты, возомнив себя аристократом, бросишь гламурную перчатку?

– Мы здесь, вообще-то, транзитом, – буркнул тот и цыкнул зубом. – Не твоё это дело!

– Вот как? – удивилась Оля. – Интересный эволюционный скачок! Продолжай в том же духе. Главное – держись от меня подальше. Пошли, Саш.

* * *

Что-то чиркнуло Алекса по воротнику. Оля вскрикнула, схватилась за голову и медленно осела на тротуар. Алекс рухнул на колено рядом. Кровь стекала по её виску, пропитывая волосы, будто краска беличью кисть, и заполняла трещины в асфальте.

Мяукнул громким мартом, освобождая подоконник, потревоженный кот Васька. Женский голос закричал: «Василий, звони срочно в скорую!» Дом пробуждался, выходя из сумрака, раздвигались шторы и тюль, местами распахивались окна.

– Оля, потерпи. Смотри на меня, – в голове у него кружилось от бессилия.

– Сходишь со мной в кино? – прошептала она, стараясь быть легкомысленной. – Только фильм выберу я… – она спрятала за ресницами помутневший взгляд.

* * *

Сирена, синие вспышки, чья-то рука на плече. – Поднимайтесь, молодой человек, поднимайтесь. Прибываем через полчаса. – Голос проводника катился по вагону. – Граждане, не толпитесь у туалета! Забытых вещей не будет!

Глава 1

Едва переступив порог, Алекс остановился. За спиной беспричинно захлопнулась дверь, лязгнув железной собачкой замка. Он не обернулся. «Просто сквозняк», – отмахнулся и шагнул вперёд.

Комната встретила вошедшего тусклым взором ночного окна. Пружинный будильник, убеждённый противник точного хода, мерно тикал – и тем лишь подчёркивал тишину. Алекс привычно коснулся настенного выключателя. Раздался негромкий щелчок – и обстановка, годами хранившая уют, предательски исчезла. Её сменило нечто, лишённое права на существование, но бессовестно нарушающее запрет.

Каждая деталь интерьера попирала гармонию. Даже пол стал странным, привычный паркет заменён неприятным на вид материалом. Наступить на него босой ногой было бы наказанием.

На потолке приютились несколько люминесцентных ламп, напоминая гигантских комаров. Они не испускали, а, напротив, поглощали свет, затеняя окружающее мраком.

Под ними выстроились то ли детские кроватки, то ли пеленальные столики, схожие с тележками из супермаркета. Завершала композицию, сумбурно разбросанная по стенам, живопись в рамах-многоугольниках. Посему сам собой напрашивался вывод: на подконтрольной бардаку территории повсеместно наступил развитой кубизм.

– Знаешь, кто я? – Окрылившись кульминацией хаоса, оживилась слуховая галлюцинация.

Алексу чудилось, как пустота, сгущаясь, формирует образ дракона. Мгновением назад – лишь блёклая рябь на холсте иллюзий, теперь же мнимая материя обретала осязаемые черты.

– Ты – дракон! – самонадеянно ответило подсознание Алекса.

– Имя твоё – Гоор! – добавил Алекс.

И не стало больше тайны. Ведь тайну просто обязан кто-то хранить. Только теперь о ней знают больше чем двое.

* * *

– Александр! – Неприятный голос, точно слышишь себя со стороны, требовал диалога. Субъективно он принадлежал дракону, потому как больше, вроде, и некому.

– Да? – недолго думая, откликнулся Алекс.

– Не волнуйся, – сказал опознанный собеседник. И после пары мгновений успокоительной тишины продолжил: – Во-первых, ясли – абсолютно безопасное место. А во-вторых, не беспокойся за новорождённую. Фон её сознания под моим контролем, и это – просто белый шум. Он абсолютно безвреден для окружающих! – Зачем-то сразу пояснил невидимый дракон и на всякий случай уточнил: – Ты понимаешь меня, Александр?

Алекс спешно склонился над ближайшей пародией на детскую кроватку. Затем, не отпуская её край, над второй и третьей, замер в междурядье, напрягся, подобно сцепке вагонов, готовых разойтись. Минута – и пришло осознание: в каждой из кроваток сопит младенец.

Встряхнув головой в отчаянном жесте самопомощи, Алекс метнулся к ближайшей стене, съехал на пол и прижался спиной к покрашенной чем-то синим штукатурке. Почувствовав некий дискомфорт, вытащил из заднего кармана джинсов записную книжку. Появилась определённая надежда, но она не оправдалась.

Имена и прозвища, фамилии и телефоны, не единожды прочтённые, не оживили в памяти образы владельцев. И уже совсем от безысходности, отогнув обложку за край, вдруг обнаружил старое чёрно-белое фото. Трое позировали на фоне лодочного сарая. Двое – незнакомцы, себя же он узнал. Нестройные, но печатные буквы на обороте призывали: «Саня, помни друзей. Третий курс». И ниже – пародии на вензеля.

Алекс гипнотизировал фотографию, но память упрямо молчала. Сарай, ворота – нет ассоциаций. Настроение испортилось, прокисло, как молоко, оставленное лягушкой, так и не ставшей принцессой. Записная книжка с фото вернулась в карман.

Время лениво текло остывающей лавой.

* * *

То ли сквозь дурман, то ли сон, исподтишка напавший, сюжет с фотографии ожил. Тут же, кучей мусора, сложился лодочный сарай. Друзья, решив остаться незнакомцами, поспешно разбрелись кто куда. Более никто не заслонял забытый ригельный ключ, торчавший из замочной скважины ржавых ворот.

– Выходи из заточения, Александр, – посоветовал Гоор. – Грех не воспользоваться, пока хозяева в отлучке.

Алекс мысленно надавил на ключ – и фото-наваждение растаяло. За распахнутыми створками ворот, оттеняя мглу, замер дракон цвета битых зеркал.

Ребёнком Саша, увидав фонтан в Петергофе, застыл, поражённый воплощением всемогущества. Магия фонтана приковала детский взгляд и легко противилась окрику нетерпеливых родителей. Водный поток играючи уносил негодование предков.

Теперь не узнать, сколько длилась борьба стихии с правами родителей и кто победил. Память подобна размокшей акварели – одни намёки да недомолвки.

– Выходи из заточения, Александр, – повторил дракон и, не дав тому опомниться, сгрёб в охапку.

* * *

Спустя минуту, осмелев, Алекс уселся по-турецки и наконец-то расслабился. Дракон оценил происходящее, выждал мгновение, раскрыл ладонь – и тут же ниоткуда возникла подножная твердь цвета серого колчедана. Назойливый блеск неидеальной поверхности резал глаза и действовал на нервы.

– Неужели приуныл? Оглянись вокруг, – посоветовал Гоор, – пред тобой раскинулась Эгоплерома! Почва-грунт, извольте, всё что смог! Создал в меру собственных сил. – Манерно развалился. – Далее тебе решать, чем вот это всё засеешь! – И наставительно добавил: – Только думай в глобальном, а не в приусадебном масштабе. – Помолчал и продолжил: – Если сложно, кто-то вдруг отвлекает – на себя, естественно, не намекаю, – то попробуй глаза закрыть, включить воображение. На потом не откладывай. – Забеспокоился дракон. – Забудешь ненароком, как выглядит небо. Возьми, пожалуйста, с него и начни! – Покосился вверх. – Спорить о качестве не стану! – то ли оскалился, то ли улыбнулся. – Этот мир всецело принадлежит тебе. Однако и мне в нём жить предстоит!

– Гоор, не попытался бы ты озвучить упущенные подробности? – попросил Алекс. – Сейчас совсем неподходящий случай, когда краткость – сестра таланта, а тот побратим недосказанности.

– Вряд ли я ведаю о большем! – ответил тот. – Всего-то и подметил: здесь в Эгоплероме, при желании, нужные мысли можно облечь в материю. Вот как пример: мой эпический образ, он – создан твоими заботами, и колечко дыма. – Тут же наглядно его продемонстрировал. – Сотворено моим талантом. Как видишь, это всё – тому прямые свидетели. Уверен, принцип созидания прост и понятен, да и опыт, само собой, положительный копится.

Алекс, помедлив, разлёгся рядом с драконом. Оказалось неудобно, точно на матрасе с дефицитом пружин или значительно хуже. Подложил под голову руку, но надолго не хватило – быстро затекла. Покосился на Гоора, опустил глаза, проявил на несколько секунд терпение и попросился обратно в лапу.

Тот не отказал.

Худо-бедно устроившись, Алекс задумался: «Небо, а почему бы и нет. Ящеры, они же древние и оттого плохого не посоветуют. И пока совсем не понятно, как я тут оказался и что вообще представляет собой это «тут», лучше проявлять добролюбие».

Сосредоточился и ощутил беззвучные фанфары. Он не видел и не слышал их, но верил – они существуют.

И небо получилось! Оказалось многим проще, чем рисовать. Раньше бывало: воображаешь красивейшее создание, а выходит нечто ужасное. И неважно, пейзаж это или натюрморт.

«Добавить солнце в зенит!? – Усмехнулся Алекс. – Проще простого!»

Тут же захотелось убавить яркости, всё же Эгоплерома далеко не солярий. Призвал на выручку кучевые облака – и смутился полученным результатом. Глянул исподволь на дракона. Тот делал вид, будто ему всё равно, и это немного досаждало. Пришлось придать облакам абстрактные формы, избавить от привычки подражать питомцам зоопарка.

* * *

Когда под ногами навязанная почва, а над фальшивым горизонтом самодельное небо, совершенно нет желания творить себе подобных. Для начала хочется хоть немного обустроиться.

Алекс не сомневался: он либо умер, либо спит, либо находится в коме. Определиться точнее не получалось. Редкие сны он помнил отрывочно. Умирать и вовсе раньше не приходилось. О пребывании в коме только в сериале смотрел. При этом мир Эгоплеромы выглядел привычным, а собственные действия казались логичными.

Поэтому он жаждал продолжения.

Однотипные действия по материализации простых вещей (будь то травинка, песчинка и далее по смыслу), а также и более сложных конструкций – куст, дерево, россыпь камней – подтолкнули Алекса к идее создать некое подобие хранилища – кладовую Эгоплеромы. Другими словами, если объект любой степени завершённости становился ненужным, он больше не уничтожался, а просто растворялся в окружающем эфире и по мере необходимости вновь воплощался в необходимых количествах.

Однако создание парка сразу выявило массу физических и ботанических проблем. Деревья падали. Может, от топоров призрачных лесорубов-самоучек, а может, от нашествия невидимых бобров. Рухнувшие стволы безжалостно стирали различия между парковой аллеей и девственным буреломом. Ландшафтный дизайнер, потерпев неудачу, пригорюнился, но не стал выяснять причину.

– Александр! Творческая личность, а создатель иным и быть не вправе, обречён на собственное представление о прекрасном. – Не сказать, что голос дракона издевался, но и сочувствия в интонации не прослеживалось. – Созидай! – Советовал Гоор. – Ни на кого не обращай внимания!

Тот с прищуром посмотрел на убогую поверхность тверди, затем его взгляд взметнулся вверх, к искусно сотворённому небу. Прямой намёк на существенную разницу. Закончив уничижающий жест, процедил: – Ни в чьих советах не нуждаюсь! – Продолжил начатое дело уже со спокойной совестью.

И всё же диссонанс безмолвия угнетал. От вида стоящей по стойке смирно травы, равно как и от пары-тройки деревьев, несущих караул, – мутило. Не то что прогуляться в столь замечательном месте – да сходить до ветру и врага не заставишь. Впрочем, как и себя даже при остром желании.

Проиллюстрировать дракону в терминах опредмечивания процесс движения воздушных масс у Алекса не получалось, не хватало первичных навыков. Промежуточные достижения пугали и не только его самого. Решение – табличка: «Парк закрыт на просушку. Проход запрещён!»

* * *

Терраформирование Эгоплеромы отнимало много сил. Несмотря на сложность, работа увлекала, всё же это не кайлом на стройке размахивать.

Дракону достался комплекс «гнездо-пещера» с видом на бездну. Гнездо – нависающий выступ, сросшийся с вершиной скалы. Оно плавно перетекало в пологое плато – идеальную площадку для экстренных взлётов и посадок крупных воздушных судов. Пещера пока не нашла применения. Гоор мог входить в неё в полный рост и вытягиваться во всю длину.

Алексу достался дом, возведённый из монолита белого мрамора, дощатая пристань, погружённая опорами в воды утопающего в зелени озера, перекрёсток, где путнику предлагался выбор на целых пять направлений. И он его сделал.

* * *

Последние недели Алекс ясли не посещал, да и делать-то там ему определённо нечего. Разве что сходить на экскурсию.

Младенцы, от участия в судьбе которых его успешно оберегало творчество, хаотично двигали конечностями. Сейчас, присмотревшись, он сообразил: новорождённые-то – девочки; одинаковые распашонки розовых тонов, аналогичных оттенков ползунки, чепчики и носочки.

«Что-то с яслями в целом не так, с детишками этими не так, да и со мной однозначно не в порядке», – обеспокоился Алекс. Прислушался к организму.

Первая идея, что посетила голову – задержать дыхание. Непреодолимое желание вернуть его никак не проявлялось, а время неумолимо текло. Вскоре Алексу всё это изрядно надоело, и вредная привычка дышать тут же взялась за старое. На следующем этапе самоанализа Алекс попался на чувстве абсолютной сытости организма. Он просто знал: вид копчёной рульки и кружки пива не вызвал бы у него ни капли слюны. Ну, не проявлялся симптомами голод – не проявлялся и всё. В надежде на то, что его недоедание где-то коротает время в одиночестве, Алекс исподволь глянул на дракона. Тот безмятежно торчал в створе ворот, щеголял здоровым образом жизни и подозрений не вызывал. И тут до Алекса дошло. Ящер он ведь не только автор колчедановой тверди, но и атмосфера – дело его лап, анализировать состав которой, Боже упаси.

Алекс, перестав копаться в себе, вновь почувствовал себя счастливым.

* * *

– Материализация… – Дракон разлапился. – Не требует моего непосредственного присутствия. – В ответ на жест непонимания собеседника уточнил: – Астральной связи между нами достаточно. – И, не выдержав театральной паузы, посоветовал: – Не пытайся осмыслить, Александр, просто прими. Я – лишь участник группы поддержки, идол-вдохновитель. Ты здесь – философский камень! Но если понадобится воплотить неосознанную идею или несформированную мысль – тогда другое дело. Зови. Помогу значительно сэкономить время, а большего и не жди. Твори! – И дракон, как бы атипично это ни прозвучало, продемонстрировал безупречные зубы без брекетов.

* * *

Начать хотелось с чёрной пантеры, ведь Алекс с детства обожал больших кошек. Но идея чуточку страшила. Он понимал, что с драконом ягуару не справиться, а самому, случись чего, от него не убежать. Посему прототип лохматого насекомого цвета угля в жёлтую полоску завис прямо перед создателем на расстоянии вытянутой руки. Сопровождая мыслительный процесс пассами рук, точно дирижёр на траурной церемонии, Алекс правил его масштаб и анимацию. Облик насекомого, казалось бы, достиг совершенства. Однако автор снова и снова возвращался к нему, как к неиссякаемому источнику вдохновения.

«Золотая рыбка, щука из проруби, джинн из бутылки тёмного стекла… – медитировал Алекс. – Вечно недовольны и очень капризны. Что имею? – Квинтэссенцию власти Гоора над материей. – Хмыкнул. – В свободном доступе, здесь и сейчас. Попробуй не мечтать. Старик Хоттабыч, царевна-лягушка, царевна… лягушка… царевна, царевна, царевна…!». – Зрачки от подобной перспективы, если бы смогли, стали бы драконьими.

– Александр! – Как всегда не вовремя обозначился Гоор. – Срочно бросай рукоделие! Без тебя никак не обойтись!

Насекомое неспешно растворилось в эфире, исчезли и сладкие грёзы. Алекс нехотя повернулся к раздражителю. – Слушаю.

– Ясли устарели! – Поделился знанием ящер. – Она пытается садиться и может выпасть из кроватки, если не вмешаться в самотёк. – Гоор явно спешил и потому не позаботился об интересах спутника. Алекс, вероятно, желал бы обсудить проблему в неспешной пешей прогулке, а не мчаться в лапе Гоора.

Ясли и на самом деле нуждались в срочных неотложных мерах, потому как малышки заметно подросли.

* * *

Совместить в единое целое кроватку, коляску и корзину воздушного шара – вот неполный перечень требований, предъявленных драконом к конструкции детского манежа. Если бы в списке имелись топор мясника, верёвка с мылом или чугунная сковорода, Алекс всё равно воплотил бы взбалмошную идею Гоора. Не ему же поступало сие изделие в пользование, ответственность лежит на совести заказчика. Оскалился и приступил к работе.

Каркас манежа представлял собой вписанный в круг прямоугольник. Нижнюю часть Алекс выдержал в цвете дракона, верхнюю – оформил полупрозрачной эластичной бронёй. Дно разделил на амортизированные ячейки с гироскопами – чтобы малышек не укачивало в полёте. Защитные шторки срабатывали автоматически при сильном наклоне или отрыве от земли. Антигравитационное поле предотвращает свободное падение с высоты.

Изделие Гоору понравилось, но особенно ручка для переноса, приятно лежащая как в передних, так и в задних лапах.

* * *

Алекс еле поспевал за драконом, выкатывая кроватки из широко распахнутых ворот яслей. Гоор с проворством подцеплял малышек грейфером из трёх когтей, на который и смотреть-то боязно, и распределял их по ячейкам манежа. Ни одна из перемещаемых девчонок ни разу не пискнула – нравилось происходящее.

Отслужившие кроватки мгновенно превращались в бесполезный хлам и разлетались в разные стороны.

Закончив с переносом детишек, дракон осклабился. Парой слов отмел все возможные споры о месте переезда.

Алексу оставалось только смотреть, как двадцать четыре малышки отправляются в свой первый чартерный рейс. Помахать рукой не хватило душевных сил.

* * *

Алекс сидел, прислонившись к стене опустевшего помещения, и утешал себя мыслью: «Сначала были ясли…».

И это – истина! Ведь ясли – приданое Земли за малышнёй, одновременно и его наследство. К факту же, что ясли – закладной камень Эгоплеромы, величайшее чудо света, и второго уже никогда не воздвигнут, Алекс относился спокойно, как к первоисточнику, основе, точке привязки. Благодаря яслям, многие теории далёкой земной цивилизации стали или станут здесь аксиомами. Тут в мире чистых красок, будто нарисованном детьми, все сущности рукотворны. Небо – синь, трава – зелень, тропинки – охра. Ясли – это кладезь упущенных возможностей, энциклопедия, где каждая страница – магия оттенков, гармония звуков и волшебство ароматов, место, где ничто само по себе не случается. Если же эти умозаключения ошибочны, значит, ясли – всего лишь прошлое.

Алекс решил отвлечься от неправильных мыслей и вернуть позитивный настрой. Поднялся и подошёл к ближайшей многоугольной картине. Геометрические фигуры на холсте смутно напоминали женщину с младенцем. Автор явно старался – хоть и кистью.

Холсту повезло – существуют и иные способы нанесения масла, Боже упаси узреть сие кощунство.

Нецензурно выругавшись, он вдруг осознал: в атмосфере яслей, заражаясь логикой кубизма, в основном деградирует образность мысли.

– Чур меня, чур, – взмолился Алекс и вырвался на свободу, где, успокоившись, огляделся.

Распахнутые настежь, скрипящие старой жалобой ворота; застывшие тут и там в нелепом положении, точно брошенные в панике, отслужившие своё детские кроватки.

Он уходил. А позади, подобно мухе в янтаре, тонули в глыбе горного хрусталя законсервированные ясли. Алекс так решил. Никакая забывчивость, склероз и прочие проблемы с памятью не имеют более власти над незыблемостью артефакта.

Провожало его безмолвие мёртвой территории.

* * *

Алекс занял любимое кресло под недвижимой тенью зонта. Каждый раз он с благодарностью к себе отмечал удачное расположение эклиптики местного светила. Он много потрудился над ней и был доволен результатом. Обратную сторону Солнца Алекс не стал закрашивать, поленился, оставил как есть – колчедановой, в цветах по умолчанию, да кого это волнует.

Алекс вынул из накладного кармана рубашки панцирь-футляр, более прочный, чем яйцо бессмертного Кощея. Карандаш в футляре вызывал у мастера зависть к самому себе. Создавая этот культовый предмет, он осознал непреложные правила: логика – первична, физика – постоянна, а всё остальное происходит от яслей.

Простой шестигранный, аккуратно отточенный карандаш со стирательной резинкой, обжатой алюминиевым кольцом, соответствовал бы ГОСТу, предъяви последний требования, но не чаяниям конструктора. Модернизация концов карандаша даровала качество регенерировать. Теперь тот не тупился, резинка не истиралась и при любых обстоятельствах оставалась чистой, хоть в носу ковыряй.

«Покричать Гоора или смонтировать лифт, – размышлял Алекс, – дракон, конечно, безопасное средство передвижения, лифт же – ностальгии привычнее, да и в будущем пригодится».

Он набросал неказистую схему подъёмного механизма прямо на письменном столике карандашом, без ватмана. Потратил несколько минут на оценку эскиза, добавил деталей, основную надпись. Повторно изучил, уничтожил чертёж, спрятал инструмент. Но от идеи не хотелось отрекаться, тем более – в Эгоплероме нужные мысли материальны. Пространно улыбнулся и приступил к работе.

Творец импровизировал.

Создал стеклянный короб-шахту с проёмами на разных уровнях. Кабины лифтов отполировал до зеркального блеска – выглядело прочно, вполне себе антивандально. Тут Алекс судил по себе. На стыках – силиконовые уплотнители, на полу прорезиненный коврик. Над кнопкой вызова табличка с перечёркнутым красной линией драконом.

Алекс несколько раз обошёл готовый к установке механизм. Затем, выбрав максимально отвесный участок скалы, вдавил конструкцию в базальт, точно тот – свежая монтажная пена. Теперь ствол шахты смахивал на неравномерный ряд стежков, проходя серебряной нитью сквозь «атлас» тёмно-серой скальной породы. Сами кабины смотрелись драгоценными каменьями в крапановой зацепке.

Оценив проделанную работу, автор остался весьма собою доволен. А главное, ради статуса непрошеного гостя больше не придётся, сложив ладони рупором, вызывать крылатого ящера. Отныне свобода перемещений между подножьем горы и пещерой у самой её вершины – реальность.

* * *

Кабина лифта, поглотив создателя, почти бесшумно и столь же безупречно плавно заскользила ввысь.

Сквозь прозрачные створки Алекс заворожённо созерцал, как крупные фрагменты сотворённого им, вероятно в стиле авангард, ландшафта, отдаляясь, превращались в изящные мазки натурализма. О столь невообразимой красоте Эгоплеромы при взгляде с высоты человеческого росту не следовало и мечтать.

Алекс это нехотя, но признавал. К тому же наполнять мир новыми объектами приятнее, чем перелицовывать старые, к коим успел привыкнуть. Однако отыскался повод для гордости. Его работа хотя бы издали смотрелась прилично, а вот «чёрный квадрат», он – всегда квадрат и только перед тем как исчезнуть – точка.

Всевидящее око дракона присуще каждому без исключения нулевому элементу Эгоплеромы. Оттого понятие «сюрприз» для ящера – никчёмно. Посему когда Алекс показался в гнезде выходящим из створа лифта, то тут же натолкнулся на собственника места прибытия.

– Александр, друг мой вездесущий, рад нашей встрече, – произнёс дракон без единой нотки сарказма. – Я ждал тебя. Гнезду нужна перепланировка, доступ на плато и… – Гоор замолчал, подбирая слова. – Что-нибудь для неё, здесь, в глубине пещеры… на твоё усмотрение.

Алекс кивнул.

Широкий, в два пролёта, марш соединил внутреннюю залу грота с плато. Тусклый свет фонарей, пробиваясь из-под дубового поручня, разгонял полумрак по углам, выделяя края ступеней и частые балясины.

Поднявшись на плато по новоделу, Алекс приблизился к манежу. Пируэты малышек с тех пор, как дракон потеснился ради них в гнезде, стали разнообразнее и исполнялись с явно выраженным усердием.

– Я вновь спущусь в пещеру, – небрежно бросил Алекс. – Займусь необходимым.

* * *

Детский жилой комплекс, над которым не без удовольствия батрачил Алекс, разместился в одном из залов пещеры. Две несоразмерные части архитектурного ансамбля соединялись z‑образным тамбуром. Меньшая секция являлась спальней и повторяла в стационарном исполнении упрощённую версию манежа. Так, несомненно, обитателям будет привычнее. Свод пещеры над кроватками имитировал ночное небо. И это, по задумке автора, благоприятно скажется на сне малышек. Вторая часть – игровая площадка. Она имела изменяемый по высоте и яркости свечения силовой барьер над миниатюрным, высотой с монету, парапетом. Созидатель рассчитывал на перспективу. Разбросать игрушки за периметр поля – задача отнюдь не банальная. И как побочный эффект конструкции – комфортное освещение.

Игрушки, да куда же без них?! На низкошёрстном ковре площадки – корзина-переросток, битком набита кубиками, шариками, пирамидками и кольцами. У каждой игрушки имелись различные размеры, цвета раскраски и степень прозрачности; материал был и на вид и на ощупь приятный, такой способствует развитию моторики. Игрушки вышли на славу, лёгкие и травмобезопасные. Сам бы поиграл, если честно, да вдруг кто увидит. Возможно, у родителей Алекса всё ещё хранилось нечто подобное. Но куда скромнее – и по качеству, и по количеству. В самом труднодоступном месте – на верхней полке кладовой, в коробке из-под пылесоса. И считалось это сокровище наследством для потомков. А если жизнь не сложится, они хотя бы напомнят Алексу в старости о детстве.

* * *

– Гоор, ты не против изменений в пейзаже? – поинтересовался, вернувшись на плато Алекс.

– Нет, конечно! – отмахнулся дракон. – Безжалостно пользуйся нашим отсутствием. – Подхватив манеж с малышками, парой величественных взмахов набрал высоту и по нарочито плавной траектории спикировал за край обрыва.

Плато значительно расширилось. Затем его дальняя часть взметнулась ввысь и увенчалась ледниковой шапкой. Талая вода, набирая силу, стекая с ледника по извилистому руслу, низвергалась водопадом в кратер спящего вулкана, образуя горное озеро. Переливаясь и поднырнув под застрявшую в расщелине глыбу, поток с оглушающим рёвом терялся в бездне провала. Над бесконечными брызгами сияла яркая монохромная радуга. Влага конденсировалась на валунах, то там, то здесь разбросанных, стекала по водостоку в бассейн нижнего ряда – Алекс воссоздал его по старой открытке из памяти.

В человеческий рост колонны, поддерживающие антаблемент, страдали примитивизмом. Отчего постройка в целом издали напоминала мишень для игры в городки. И это сходство хотелось устранить.

Атланты не нравились Алексу как решение, хоть создать их – проще простого – собственную копию в мраморе! Выбор пал на Кариатиды.

Только над формой женской груди начинающий скульптор трудился дольше, чем мог себе позволить. Он мечтал найти античную натурщицу хоть на мгновение, но мечты остались мечтами. Алекс сдался – скульптура явно не его призвание. В прискорбии он стукнул себя кулаком по ладони и вернул колонну к первоначальному виду. Надежда, однако, оставалась. Пройдёт пара десятков лет, повзрослеют девчонки, и тогда ситуация может в корне измениться. И почему-то вдруг стало ему жалко, почти до слёз, ребро Адама. Ох, не к добру.

– Александр!

Зов дракона прервал его творческий ступор. Вздрогнув, Алекс медленно обернулся.

– Она меняется! – торжественно изрёк Гоор. – Образуются пространственно-нейронные связи. Она обречена на симбиоз! – И, видя замешательство Алекса, пояснил: – Безвозвратно утрачивает невостребованные инстинкты. Уже недалёк тот час, когда одна её часть не сможет обходиться без другой.

Алекс молчал, нечего произнести, разве что речь в тронном зале. Но она как-то не к месту.

Однако Гоор продолжил: – Её разум начинает звучать гармониками самоанализа. Она перестраивает собственное сознание. Понимаешь, как это серьёзно? – спросил дракон.

– Не представляю, как объяснить тебе, – посмотрел в глаз ящеру, стоявшему к нему вполоборота. – Мне бы твои проблемы. Дети развиваются – это нормально. Кстати, с плато я закончил. Так что – пойду. – Спросить, почему Гоор говорит «она», а не «они», снова не решился. Может, в драконьих мозгах так устроено. Да и ладно, всему свой черед.

* * *

Короткая поездка в лифте оставила Алекса в приподнятом настроении. Кресло-качалка, скучавшее на пристани возле родного дома, радостно скрипнуло под массой хозяина.

В пространство из эфира вернулось призванное насекомое. Идея алгоритма псевдо-жизни окончательно созрела – пришло время её воплотить. Аккуратно взяв насекомое, стараясь не повредить, Алекс легонько на него подул, точно на ушибленные пальцы.

Крылья жёлто-чёрного существа завибрировали, раздалось нарастающее жужжание. Оно зависло на мгновение над раскрытой ладонью, как над аэродромом, а затем первый представитель местной фауны обрёл самостоятельность.

Насекомое перелетало с растения на растение. Одним прикосновением оно меняло их форму, цвет и размер. Флора на глазах преображалась.

Алекс с искренним восторгом наблюдал, как исчезало надоевшее однообразие.

Глава 2

Холостяку логично задуматься о бытовых условиях. Безупречные стены, пустые книжные полки, голые вешалки в шкафу – всё это угнетало. А вот чулан с ненужными предметами, лохмотья паутины, примятая крысиными лапками пыль, солнечные лучики сквозь молью истёрзанную занавеску – приятная альтернатива. Но, увы, на день сегодняшний – только ностальгия; создавать же такое – неприлично.

Из пустоты на столик упала тяжёлая книга в твёрдом переплёте. Золотое тиснение на корешке изображало торец двутавра и указывало на порядковый номер тома. Ни на обложке, ни на титульном листе не значилось ни фамилии автора, ни его псевдонима. Название также отсутствовало. Увесистая книга – ни от кого и ни о чём. Казалось бы – напрасная трата времени. Так нет! Всё перечисленное вовсе не лишало удовольствия. Послюнявив палец, можно перелистывать пустые матово-белые пронумерованные страницы и с головой погружаться в трясину сюжета.

Незаметно стемнело.

Отложенная книга навеяла мысли о досуге и малость об одиночестве. С тех пор как материализация осуществлялась без зримого присутствия Гоора, тот неотлучно пропадал в гнезде возле детишек – целых двадцати четырёх, если взять да пересчитать. На закате он обычно барражировал над озером, сжимая в лапах манеж, едва не задевавший воду. Всё же дракон – лётчик от Бога!

Первая идея – шахматы – тут же увлекла Алекса, подкинув его словно монетку для жребия и закрутив в суете.

Доска из липы с клетками перламутра и угля, фигуры из граба (белые) и палисандра (чёрные), золотые короны королей с ферзями, серебряные – офицеров. Алекс любовался: шахматы выглядели дорого, очень дорого, настоящее произведение ювелирного искусства, современная отделка им не в укор.

* * *

Хоть и подгоняемый нетерпением сделать ход е2-е4, Алекс не удержался от соблазна и несколько раз воспользовался лифтом, прямо как в детстве. В Эгоплероме никто ругаться за это не станет.

Дебютная скоротечная партия шахматного турнира принесла Гоору уверенное поражение и снисходительную усмешку от харизмы Алекса. Вторая же партия затянулась. Ведущий в счёте заволновался, а по окончании игра ознаменовала новую для Эгоплеромы традицию. Последующие партии все, как одна, завершались словами Гоора: «Шах и мат!» – и многими, многими словами соперника.

Потеряв шансы на победу, Алекс нервничал; мнимый намёк Гоора на его слабость как шахматиста немного задел за живое. Дуэль разумов отложили. Договорились о реванше, и проигравший спешно покинул гнездо.

Следующим днём, с раннего утра, Алекс пребывал в отличном расположении духа. Шахматная корона, потеряв статус желанного трофея, рухнула на нижнюю строчку списка приоритетов, зато спланированная за ночь интрига жаждала срочного исполнения.

Абсолютно все партии, будь то в шашки, домино, го, остались за драконом. Авантюра удалась! Стопроцентное поражение цели! Пусть теперь злорадствуют неудачники; факт же остаётся фактом – титул вице-чемпиона Эгоплеромы по всем представленным дисциплинам – звучит стильно!

Алекс привстал и вновь опустился в дубликат любимого кресла, стоявшего возле сталагмита, облюбованного драконом. – Гоор, что происходит?!

– Настольные игры… – Дракон глубоко вздохнул, выдержав паузу. – Удачный пример, где ход – точка отсчёта. – Вновь помедлил. – Нужны пояснения?

– Да! – не мешкая, заверил Алекс.

– Хорошо! Но не лучше ли самому увидеть… – предложил собеседник.

Мир съёжился, будто наблюдался сквозь неплотно сжатые кулаки – подзорную трубу родом из детства. В резком пятне света Алекс увидел себя: он застыл над шахматной доской, только что оторвав пальцы от передвинутой пешки. Затем, без видимых на то причин, пятно размножилось по всей разбившейся на соты панораме так, точно Алекса на посту наблюдателя сменило нечто с офсетным зрением. Картинки в сотах ожили, и одиночная партия превратилась в групповой турнир. Победные соты Алекса пустели одна за другой. Теперь панорама событий, теряя целые сектора, зияла огромными беспроглядными рваными дырами. Как вдруг – стоп-кадр, и единственно верный ход дракона переместился в эпицентр морока, вновь оживляя чехарду событий. Так продолжалось до тех пор, пока успех Гоора не распространился на всю плерому.

Молчание затянулось. Этого хватило, чтобы возникшая у Алекса решимость – поддаться порыву, встать и уйти, а может, и плюнуть в сторону дракона – окончательно угасла.

– Скажи мне, Гоор, почему поиск возможных решений, ведущих к твоей победе, заканчивался уже на первом удачном варианте? Я настолько предсказуем?

– Брось. – Отмахнулся дракон. – Всё проще. Матрица с реальности, где исходная точка – твой ход, помещённая в параллельный поток ускоренного времени, позволяет методом перебора возможных вероятностей найти желаемое решение. – Пустил колечко дыма. – Ты нечто похожее в начальных классах проходил на уроках математики. А здесь, в Эгоплероме, это популярный алгоритм – я назвал его в честь себя – «метод дракона Гоора». – Усмехнулся и добавил дыма. – Метод ждёт одобрения научным сообществом, я уже завизировал, очередь за тобой.

– И? – Произнесённый Алексом союз настаивал на продолжении.

– Реальность идентична событиям, произошедшим в изменённом течении времени, но лишь при отсутствии внешних раздражителей, – ответил дракон и пояснил, – в нашем случае данное условие практически гарантировано.

– О каких раздражителях речь? – Алекс задал наводящий вопрос.

– Любая воля, наделённая моралью, оставляет отпечаток в реальности – как помыслы или желания. В Эгоплероме, как ты понимаешь, нас таких двое. Одна мала и пока не способна вмешаться.

– То есть, понял я правильно? – спросил Алекс. – Виртуальная машина времени сработает без погрешностей только в случае, если это касается одного разумного? Если двух и более, то надо совместить полученные данные, иначе – прогноз погоды от гидрометцентра?

– Нет, с точностью наоборот, надо отделить горох от чечевицы, – растолковал дракон в своей манере. И тут же сделался серьёзным, помолчав, уточнил: – Я подобным методом не владею.

– Скажи, – полюбопытствовал Алекс, – есть ли способ разместить в пространстве изменённого времени материальные объекты?

Тут дракон с подозрением покосился на сменившего тему собеседника. – Нашёл тому применение?

– Не знаю, но обязательно найду! – честно ответил Алекс.

– Смотри, – сказал Гоор. – Подпространство, где ход времени изменён. – Начертил когтём круг на песке. – Не определяется видимыми либо иными значимыми границами. Ведь любое пространство бесконечно по определению. Они вложены друг в друга, точно русские матрёшки, количество роли не играет. Перемещение объектов допустимо через червоточину, назовём её шлюзом, равно как и их материализация. – Сдул чертёж.

– Стой, стой, не спеши! – Алекс задумался, постукивая указательным пальцем по кончику носа. – Другими словами, разумное существо, воспользовавшись порталом, э-э… шлюзом, способно перейти в пространство изменённого времени? – Заинтересовался.

– Ты – «да», я – «нет»! – Красноречивый жест дракона попросил Алекса унять возбуждение и дослушать, прежде чем вопрошать. – Точнее, я – тоже «да», но это разве что от нечего делать. Будучи хронос-эталоном Эгоплеромы, подпространство, где нахожусь, – ключевое, остальные же – относительны. Согласно воле твоей! – Осклабился.

Алекс припомнил, как проектировал смену времени суток. Тогда за секунду он выбрал промежуток между ударами сердца дракона. Вряд ли это породило зазнайство последнего, но углубляться в предмет Алекс не стал.

– Пространства изменённого времени, – продолжил Гоор, – далеко не параллельные миры, как оно мыслится, тут сплошные различия. Помнишь первую встречу, когда ты использовал ключ и распахнул ворота яслей?

– Да уж…, ты это тоже видел?! – Алекс усмехнулся. – Предлагаешь забыть?

– Аналогично будет с каждым подпространством. – Ответом дракон не шутил. – За порогом шлюза ожидает беспробудный морок, другими словами, всё как всегда, разницы не узришь.

* * *

Над булыжным постаментом у причала парила дверная коробка из морёного дуба. Антигравитационное поле удерживало конструкцию с тремя петлями и ручкой-кнобом под правую руку. Лаконичный стиль не допускал излишеств.

За порогом виднелся туннель в песчанике. Его стены, казалось, дышали мрачными легендами об истлевших орудиях пыток, кровавых хлыстах и леденящих душу волчьих стонах в полнолуние. Таковой могла бы быть его атмосфера, но, будучи новоделом, туннель скромно молчал в тряпочку, не оправдывая ожиданий. В точке поворота туннель освещала пара факелов. Копоть от них ложилась на потолок – мелочь, но симпатично.

«Ускорить время!» – лихорадило в мыслях Алекса при переходе в новое подпространство. – Вернуться когда-нибудь – и что? Дряхлый дракон с потрескавшимися перепонками крыльев. При попытке взлететь заваливается то вправо, то влево. Обломанные когти беспомощно скребут английский газон… Седые старушенции на завалинке, в овечьих самотканых платках, накинутых на сутулые плечи. Не по погоде обутые в растоптанные, на три размера, галоши. Печальный взгляд уставших глаз устремлялся к опушке. Там, среди холмов с осокой, вороны каркали над покосившимися крестами, втаптывая их в землю. Простым сложением старушек и крестов получается двадцать четыре.

Жалкое зрелище. Отшельник не состоялся.

* * *

Туннель поглощал Алекса, сопровождаемого гулким эхом шагов. Казалось, тот шёл не один, а возглавлял отряд расхитителей сокровищ, растянувшихся в шеренгу по одному и тяжело дышащих в затылок впередиидущему товарищу.

За поворотом, в тридцати шагах, зиял неприметный тупик.

– Вот это, что мне и надо! – В предвкушении потер ладони Алекс.

Архитектурный ансамбль туннеля пополнился металлической, взломоустойчивой дверью с сейфовым замком. Слева, на прилегающей стене, разместился пульт системы управления временем. Как и предсказал дракон, за активированным порталом в проёме томилась в гордом одиночестве непорочная красавица по имени Темень. За несколько минут, проведённых у порога, первопроходец так и не решился воспользоваться правом первой брачной ночи. Перекрестился и поспешно ретировался.

* * *

Алекс застал дракона мирно дремавшим на плато. Однако блаженство длилось недолго. Кровавые от ярости прищуры и обнажённые когти с лезвиями мифологического исполина создавали зловещий вид. Грудной рык, способный раскрошить ушные пробки – прямо как шприц отоларинголога, – звучал пугающе.

Алекс отшатнулся, оступился – и рухнул в пропасть. Но за миг до удара о дно челюсти Гоора прервали его падение.

Ощущения разнились с восприятием. Язык дракона приятно массажировал поясницу, даря тепло и уют. Ближайший зуб-гильотина несильно сдавливал шею, другой пытался отсечь ступни. Однако безуспешно – пальцы ног послушно шевелились. Алекс, конечно, знаком с механикой прокрустова ложа, но никогда не жаждал подобной мебели для себя любимого. Не прошло и лишней минуты, как тёплый ветерок дыхания дракона, под метроном его сердечного ритма, убаюкал нервозность Алекса. Тот расслабился, прикрыл глаза, собираясь уснуть, да не тут-то было. Несколько жевательных движений, крайне зловеще выглядевших для стороннего наблюдателя, будь таковой, лишь пощекотали Алексу ребра. Далее дракон просто выплюнул несостоявшийся обед, который пропрыгал, подобно плоскому камешку, десяток раз по воде, прежде чем погрузиться в пучину.

– Выходи из заточения, Александр!

Глухо, что естественно для обитателя глубин, коим в данный момент слушатель и являлся, прозвучал полузабытый призыв Гоора. Удивительно, но и сейчас этот трюк сработал безотказно. Сначала всплыла белобрысая макушка, далее показались карие глаза, нос, губы, подбородок и кадык; затем нерукотворный перископ, собранный из перечисленных деталей, направился к берегу.

– Александр, – примирительным тоном сытого ящера произнёс Гоор, – сейчас мы закрепим только что полученные знания. Согласен?

Хотя ученику и мерещилась коварная усмешка на абсолютно спокойном лике дракона, решил не противиться: – Согласен…

– Воплоти железный стержень, метра полтора длиной, и крепко держи, не выпускай.

– Да я буду спать теперь с ним в обнимку, – пробубнил Алекс, выполняя просьбу, – вот только заточу поострее…

– Александр, твоё тело отныне облачено в поле шокового контроля. Надеюсь, ты с этим смиришься. Хорошо то или плохо, не знаю. Боль, причинённая тебе, не сможет стать нестерпимой. А в недалёком будущем ваш симбиоз – твоё шестое чувство…

Шарик пламени, сорвавшись с языка дракона, раскалил добела свободный конец прута, который сразу заискрился бенгальским огнём. Алекс с нарастающей тревогой наблюдал за, казалось, адовым жаром, неотвратимо подступающим к пальцам. Те пытались самопроизвольно разжаться, отказаться от эксперимента. Испытуемый зажмурился. Ощутил тепло. Так могла бы греть каталитическая грелка зимой в рукавице. Тогда Алекс вновь распахнул пугливые глаза, но не захотел поверить в их ложь. Рука, державшая прут, окрасилась в цвет закатного солнца, лишь у плеча сходивший на нет. Инстинктивно отброшенный стержень зло зашипел, остывая на влажном песке. Кожа мигом сбросила огненную крагу – вернулась к естественному состоянию.

Бывшее ничто свернулся калачиком прямо на песке. А тот, кто продолжил считать себя человеком, улёгся рядом под сенью перепонки крыла. Ни тот ни другой в эту ночь не разошлись по домам. Оба молчали. Им было о чём поразмыслить.

* * *

К обустройству ранее созданного подпространства Алекс вернулся во всеоружии, абсолютно уверенным в желаниях и планах по их воплощению. Спустя десяток минут он уже стоял на краю равнинного острова с очерченной, будто циркулем, границей. Неприступные скалы – и на вид, и в реальности – сжимали озеро. Любой мог пересечь его вброд за десять минут, не схватив огурца. Почти всю территорию острова застилал татами. Неприкрытой оставалась лишь узкая полоска пляжа с белым кристаллическим, точно соль крупного помола, песком. Вечернее безоблачное небо, водная поверхность, где сразу несколько источников лунных дорожек преломлялись рябью, навеивали сказочное настроение. Воображение, не стесняясь, уговаривало разбить палатку, разжечь костёр, искупаться и, забравшись в спальный мешок, навестить Морфея.

Подстрекалу и на этот раз никто не слушал.

Если бы Алекс, к примеру, ошибался в окрасе, длине лап или форме носа, создавая животное, наблюдатель всё равно бы угадывал вид. Признавая при этом, что столь интересную породу ранее не встречал. Но отдал бы зуб, и не один, в угоду самоуверенности. При создании животного можно всегда взять и остановиться. Сослаться на собственный вкус. Понятно, где Алекс и где Всевышний, но эффект-то – достигнут! Творение узнаваемо, не придираться же к мелочам.

Человеческое тело удавалось Алексу хуже – ни способностей, ни таланта. Более того оценка – «посредственность» – недостижимый уровень, ворона и та прогресса не накаркает. Требовалась натура. Или фоторобот – в его нынешней жизни недостижимо. Решение проблемы, безусловно, существовало прямо здесь и сейчас, и за ним не надо снаряжать экспедицию. Отличный инструмент визуализации образа – зеркало! Вот только его изготовление само по себе – задача не так уж и тривиальна. Объяснять дракону физику углов отражения и преломления – дело неблагодарное, хотя бесспорно увлекательное. Особенно с карандашом возле кульмана.

Алекс смастерил примитивные объекты: табурет, два дециметровых кубика-клона с разноцветными гранями и прозрачное стекло в рамке. Расставил предметы для эксперимента: рамку вертикально, кубики по разные стороны стекла, табурет с торца.

Дракон внимательно наблюдал, не вмешиваясь.

Для наглядности Алекс присел на табурет (не кресло-качалка, конечно, да недолго вытерпеть можно) и стал медленно вращать взятые кубики, имитируя эффект отражения. Ближе к вечеру Алекс с досадой признал тщетность усилий. Превозмогая, заставил себя использовать собственное тело – левая нога иллюстрировала отражение правой. И тут к дракону пришло озарение.

Стекло утратило прозрачность, впитав чистые цвета неба и земли. На нём проступили облака. Появилась тропинка, убегающая вдаль и травинки одна за другой – всё в строгих правилах перспективы. Вдруг недостающие объекты хлынули, подобно приливной волне, заполняя зеркальную гладь. Поверхность обрела законченность. Счастливое отражение лика Гоора бесследно исчезло только глубокой ночью, прихватив наудачу и зеркало, и дракона.

«Совсем не жалко, в счёт оплаты за посильную помощь», – подумал Алекс.

Теперь в Эгоплероме понятие «отражение» стало таким же расхожим, как названия цветов палитры, светлых и тёмных сторон оттенков. Отныне успешная материализация зеркала требовала лишь указания габаритов и пары свободных мгновений. Ведь помещённый на вечное хранение в кладовую образец стал доступен когда угодно.

* * *

Алекс понежился в освежающей воде и, не обтираясь, обвалялся в белом песке. Полярным медведем ему, определённо, не стать, но вот мумией, лишившейся бинтов, – запросто.

Прежде чем аннигилировать и четверти часа не отслужившее зеркало, Алекс извлёк из него своё отражение. Пара кругов почёта вокруг обретшей тело амальгамы оперили крыльями и без того благодушное настроение создателя. Потому как он знал – в ближайшем тысячелетии, а возможно и раньше, песочного клона ждёт судьба сооснователя школы боевого искусства.

– Гоор! – позвал Алекс. – Нужна твоя помощь.

Через пару мгновений в небе закружил обескураженный дракон.

Алекс извиняюще пожал плечами. Взмахнул рукой, и над поверхностью озера показался коралловый риф, схожий до мелочей с лежбищем дракона. Куда тот со всей присущей грацией и приземлился.

– Ты же знаешь, что следует сделать? – поинтересовался Алекс.

– А как же?! – осклабился Гоор. – Однако перечислю: скопировать на песочную куклу твои аккупунктурные и болевые точки, воспроизвести функцию спинного мозга и нервные реакции, сформировать сознание на уровне инстинктов самосохранения и предусмотреть мгновенную регенерацию для сброса повреждений. Вроде ничего не забыл? – И, не дожидаясь ответа, покинул пределы подпространства.

Всполохи северного сияния – новая фишка дракона – превратили его отбытие в праздник.

* * *

Кукла напоминала оригинал, хоть и казалась обескровленной. Требовалась доработка. У него стали рыжими волосы, нос, будто треснувшая брюква, тяжёлый подбородок и узкий лоб, прорезанный грубой морщиной. Новоиспечённый соперник Алекса в предстоящем спарринге стоял расслабленно, слегка покачиваясь, опустив руки вдоль тела.

– Нареку тебя – Рыжим Громилой, – озвучил Алекс решение. И пояснил для себя: – Для участника боёв без каких-либо правил, вполне подходящее прозвище. Почему бы и нет. – Хлопнул в ладоши. – Ладно, пожалуй, начнём. Итак – раунд первый!!!

Рыжий Громила стоял мешком для битья – каждый удар принимал за подарок судьбы. Кривился, но чаще терпел далеко не мнимую боль. И всё же отправился в нокдаун. Очнувшись, выслушал инструктаж. Второй раунд подопечный Алекса провёл в наступлении, постоянно находясь в атаке. Он наносил противнику удары кулаками, локтями, коленными чашечками, а иногда и пятками.

Алекс избрал тотальную оборону: уклонялся, ставил блоки, отталкивал соперника. Пропуская удар, мысленно благодарил дракона. Поле шокового контроля безостановочно докладывало: «нос сломан», «глаз заплыл», «печень пробита». Информация о последствиях удара в пах сильно разозлила Алекса, и на следующей секунде он сломил противника.

Третий и последний раунд протекал в возне на ковре. Изучались попытки захвата и выхода на болевой или удушающий приём. Победа же заслуженно досталась Алексу, удачно проведшему удар лобной костью в переносицу Громилы.

* * *

Дубликат Рыжего Громилы, созданный методом копирования, всего через пару минут стал кудрявым брюнетом, получил раскосые глаза, горбинку на носу и кожу цвета варёной сгущёнки. Никак иначе, как Кудрявое Зло, назвать подобный образчик язык не повернётся. Да и какая разница.

Теперь, с появлением пары бойцов, Алекс готовился продолжить воплощать идею грандиозного замысла. Он понимал: классические единоборства – не его конёк, да и стили боя из мифов и легенд остаются недосягаемыми. Кто бы спорил, увы, любому ясно, что на упомянутые стили на Земле изведены столетия. Сменилось не одно поколение драчунов, оттачивая философскую мудрость воина. Ученики и сейчас продолжают дело мастеров, пусть так. Зато бойцы Алекса имели неоспоримое преимущество: ни философии, ни мудрости предков, ни морали – лишь голая агрессия и бесконечное время.

– Рыжий Громила против Кудрявого Зла, – проорал судья, растягивая гласные. Затем расплылся в кровожадном оскале и подошёл вплотную к претендентам на чемпионский пояс. Всё же с человекоподобными так и тянуло поговорить как с разумными. Не скрывая ехидства, Алекс напомнил: – Никаких правил нет!

Первые несколько раундов выглядели уличной дракой в исполнении школьников младших классов. Неуклюжие обмены ударами, бесполезные блоки защиты и непродуктивные подсечки. Тем не менее – это безжалостный поединок соавторов новой школы боевого искусства. И здесь ставка не смерть, а жизнь.

Рыжий Громила, пропустив неуклюжий приём коленом в пах, согнулся в три погибели и, корчась, повалился навзничь. Кудрявое Зло использовал позицию – с размаху ударил ногой по лицу оппонента! Тот рухнул в нокаут. Победитель же, без сил, отшатнулся. Потом, припав на колено, тряхнул головой и пал без сознания.

После минутного перерыва оба бойца вновь сошлись в бескомпромиссной схватке.

Оставаться дольше повода не нашлось. Посему Алекс развернулся и проследовал в шлюз. Где, выставив на пульте управления стократное ускорение течения времени, прильнул к глазку: пара размазанных полупрозрачных пятен колыхалась над татами. Увидеть происходящее не представлялось возможным, понять же – легко!

Глава 3

– Гоор, иногда мне кажется, и мысль эта не даёт покоя, – в каждом нашем диалоге я сам себе собеседник.

– Неудивительно, – голос дракона прозвучал бессмертным «собачьим вальсом», сыгранным пальцем на рояле. – Ведь Эгоплерома – это ты. Каждая мысль и каждое слово – ты. Нет тебя – нет ничего! Дальтоники, – продолжил рассуждать чешуйчатый, – путают красный и зелёный, при этом различают другие цвета. А с врождённой слепотой данное понятие вообще никак сознанием не отождествляется. Аналогично и с обонянием, и вкусом…

– Да уж, помню, – перебил его Алекс, – каким манящим в детстве казался образ – «ОБЛЕПИХА». Чужие слова с завядшими подробностями: кто-то где-то когда-то не только видел, но и вкушал. Облепиха, о боги! – ягода как минимум с черешню, где каждая ветвь куста – кукурузный початок с полей возделанной целины. Райский вкус – микс малины, клубники, дыни, арбуза, манго и сливочной тянучки; для гурманов так и вовсе – сладкие губы Василисы Прекрасной. Ложь и обман! Противная кислятина с шипастого куста и стальной плодоножкой. Тьфу три раза. – Поморщился и извинился, что прервал.

– Теперь же представь, – продолжил дракон, – как мне, субстанции без органов чувств, даже не существу, ассоциировать отдельные крупицы сущности, когда вокруг лишь не имеющее размерности ничто, исключая источник – тебя. Поверь себе – подражание не худшее зло, реализуемое в данном мире.

Речь дракона оборвалась на полуслове, будто всё остальное – пустая болтовня.

Когтистая лапа одним быстрым и точным движением схватила Алекса. Он до последней секунды наивно верил в табу на неприкосновенность частной жизни.

Крылья резко взметнулись вверх – и они провалились в воздушную яму. Взмахнули вниз – подбросило на воздушный бугор… Сегодня пилот ни разу не толерантный садист.

Дракон с трудом затормозил на террасе гнезда и разжал пальцы-тиски. Освобождённый пассажир, едва ступив на твёрдую поверхность, окончательно уверился: космонавт из него не выйдет.

* * *

Четверо малышек стояли у поручня игровой площадки, цепляясь худенькими ручонками. Поразительное сходство малышек Алекс объяснил последствиями недавнего стресса. А когда к четверке неуклюже подошла неотличимая от них парочка, его недоверие лишь возросло. Он подозрительно огляделся, ожидая подвоха, но гримёра или визажиста поблизости не оказалось.

– Гоор, девчонки все как одна – близнецы? – Шёпот искажал слова. – Это нереально! – Рассуждения искали тупик в надежде остановиться. – Тройня у каждой мамы, которые сами – сёстры-тройняшки? Те, в свою очередь, тройняшки от тройни их бабушек? Всё логично?! Семейная традиция у них такая? Почему бы и нет – преемственность в третьем поколении…

– Александр, это вполне хорошая теория! – Дракон удобнее развалился на сталагмите. – Если никуда не спешишь – кресло займи, на ногах и простуду-то переносить опасно.

– Да, – огрызнулся Алекс, – присяду, пожалуй, на всякий случай.

– Это существо, смею заметить, разумно, но главное – скрыто в другом, – дракон обвёл пальцем территорию манежа. – Оно единое целое и разделено лишь визуально, однажды я говорил об этом.

– Бред, Гоор, признайся, санитары в пути? Рёв сирен не ласкает твой нежный слух? Тебе сразу комбинезон на все лапы или рубаху и штанишки отдельно? Как насчёт клея для фиксации крыльев, отсечь попытки побега от проникновения в сон? Пещеру войлоком оббить?

Колкости не вызывали ни эмоций, ни аллергической реакции; ни одно место у дракона не дрогнуло и не зачесалось.

– Наше настоящее – квинтэссенция спиральной траектории, что пронзает прошлое и будущее, лишённая какой-либо иллюзорности. Эгоплерома сформировалась в миг её рождения, – Гоор тыкал пальцем то в одну, то в другую часть существа. – И ещё до окончательного разрыва оба пространства успели соприкоснуться множество раз. Произошло это в двойственной точке – точке её сознания и твоего. Она не человек в критериях земных постулатов, это так, но в отличие от тебя, перенесённого чёрвоточиной, она – прямое воплощение, материализация человеческого сознания новорождённой девочки, а не нечто эфемерное. По образу её и подобию. Дай ей имя!

– Мария! – сказал Алекс.

– Ей нравится!

Алекс приблизился вплотную к игровой площадке. Одна из двадцати четырёх вновь наречённых частей существа отвлеклась от комплекса гимнастических упражнений и направилась к нему. Остальные так и продолжили баловаться. Это наблюдение казалось правдоподобным, хоть и опиралось на смутные обрывки его прошлого.

Подойдя, Мария не оставила Алексу выбора, всем видом намекая на желание попасть к нему на ручки. И любые возражения здесь попросту неуместны. Добившись своего, разулыбалась, нечленораздельно лепеча беззубым ртом – разобрать невозможно. Зато попытки дотянуться ручонками до носа и ушей Алекса часто оказывались успешными.

Распашонка, ползунки и носочки сохраняли идеальный вид новых вещей, но слегка увеличились в размере. Из-под чепчика, который тоже подрос, выбивались чуть волнистые волосы цвета тёмного шоколада.

– Какие планы, Александр? – проявил интерес доселе самоотстранённый от происходящего воспитатель детского сада.

– С утра планы выглядели просто замечательно, и это – ничего не делать, – усмехнулся тот. – Потом же претерпели изменения и, как всегда, в худшую сторону. Вашими стараниями, – пробубнил Алекс, отпуская Марию.

– Нужны развивающие игрушки, книжки… букварь, – взгляд дракона вцепился в Алекса. – Иначе… – Договорить не успел. Чуткие, точно приборы уфологов, прошедшие поверку, органы чувств Гоора отметили, как с лёгким шипением разошлись и вновь затворились створки кабины лифта.

Алекс улизнул от общественно-полезной нагрузки и покинул гнездо. Объяснять этот поступок, а уж тем более отвечать за него, он не собирался.

* * *

Впервые на памяти Алекса поездка в лифте не добавила настроению приподнятости, виной тому причина, лежащая на поверхности. А именно, на поверхности стен кабины, где наблюдался, пусть и с металлическим подтекстом, но вполне узнаваемый образ пассажира. Тут же вспомнилось озеро, небо, искажённое рябью, прочие житейские мелочи с зачатками отражения. Душа терзалась: «задний ум» теперь глумился над недавним удивлением перед зеркальным отражением.

Копились вопросы и к участию в прошедшей презентации дракона, который выглядел тогда крайне убедительно. Ответов не находилось. Трудно предугадать новые сюрпризы материализации. Осторожность требовалась – моральные последствия уже доставляли мало радости. Пусть потом Гоор не удивится, когда на присвоенном им зеркале прорежется царапиной от гвоздя глубокая, неприличная надпись. Лучше бы дракону не уметь читать.

Решив, что на сегодня новостей от Гоора и его мультителесного сокровища более чем предостаточно, Алекс надумал посетить подопечных, посвятивших себя боевому искусству.

На табло пульта времени цифры подтверждали: в подпространстве с вчерашнего дня пролетело почти полгода. Если пересчитать на земной лад, с учётом всех перерывов, набралось этак три года ежедневных пятичасовых тренировок. Звучит многообещающе. Синхронизировав ход времени, Алекс ввёл код доступа.

Бои между Рыжим Громилой и Кудрявым Злом проходили скоротечно, точно дуэль на рапирах. Стремительное сближение и резкие взаимные надругательства над болевыми точками. Кто первым находил брешь в защите, тот и наносил последний, добивающий удар.

Красиво и с честью.

Остановив бойцов после очередного раунда, Алекс, отправив Рыжего Громилу на скамейку запасных, сам же занял место на татами.

«Сломан нос, перелом третьего, пятого и седьмого рёбер, атрофирована плечевая мышца, выбита челюсть, вырван кадык, смещена коленная чашечка правой ноги, – перечисляло подсознание Алекса получаемый телом виртуальный урон. – Разрыв селезёнки, сотрясение мозга, состояние комы».

Примерно минут через двадцать Кудрявое Зло начал уставать. Ярость его атак заметно шла на спад, теряя былую лёгкость. Алекс, используя ситуацию, сумел разнообразить поединок первыми ответными выпадами. На стороне Кудрявого бойца выступала длительность тренировок, за Алекса – придуманные им же правила. В частности, окончание раунда – нокаут и никак иначе. Мгновение – и Зло приклонил колени, упёрся кулаками в татами. Ждать долго не пришлось. Висок его соприкоснулся с правой пяткой победителя.

* * *

Воодушевившись успехами подопечных, Алекс решил усложнить схему тренировок. Дубликат Рыжего Громилы, явленный под кличкой Блёклый Череп, тут же ради соответствия образу лишился волосяного покрова. Кожа приобрела цвет грязного снега, имитируя подтаявшего снеговика, прозевавшего смену сезона. А сломанные уши обеспечили внешностью греко-римского борца.

Теперь, по новым правилам состязаний, спортсмен должен драться с двумя соперниками единовременно. Условия для окончания раунда остались прежними: либо отключался одиночка, либо оба его визави в любой последовательности.

Выставив на сей раз двухсоткратное увеличение хода времени, Алекс покинул пределы шлюза.

* * *

Синтезатор на пару октав хоть и звучал расстроенным пианино, пошёл в серию из трёх штук. Не Моцарту же на нём музицировать. О человекоподобных куклах можно сразу забыть, а вот робот с кубической головой, телом-параллелепипедом и конечностями на пружинках получился вполне себе ничего. Поначалу Алекс решил оставить игрушку себе, но поразмыслив, что жадничать некрасиво, передумал. Погремушки, гипертрофированные машинки на верёвочке, матрёшки, пирамидки и вычурные бусы быстро наполнили пять пластиковых корзин.

Чем там развивают интеллект девчонок, Алекс плохо представлял; с мальчишками оно проще. Ах да, мягкие игрушки; плюшевый дракон, если давишь на животик – пищит мышонком. Мишка или зайка, без разницы, в нынешних условиях это лишь более сложная форма кубика-мутанта с отростками-щупальцами; какие ассоциации они должны вызывать? Зайчик обожает употреблять морковь, клевер и кору молодых деревьев, особенно плодоносящих. Вот только ни самого длинноухого, ни иных представителей млекопитающей фауны, по факту здесь и сейчас не существовало. Эгоплерома не приспособлена для подобных игрушек.

Облечь в форму сказки? Подменить тридевятое царство иного подпространства на расположенную в недостижимой солнечной системе планету Земля? Оригинально! Ребёнка ждёт неописуемый восторг от такой информации.

Букварь так вообще красота! Дракон вместо мамы мыл раму… образ мамы – это вам не хухры-мухры. Это о чём в приличном обществе все поголовно знают, но молчат, особенно при несовершеннолетних детках, по крайней мере, до первой выпитой на брудершафт бутылки. Тут и капуста сразу не овощ, и аисты вовсе не птицы…

Мытьё рамы – да более бесполезного занятия придумать-то сложно. Это же сначала надо умудриться испачкать как-то в нынешних-то условиях. Вся эта педагогическая нелепость взялась расшатывать Алексу нервы. Кто такой Макаренко, он наслышан. Не читая его трудов, не сомневался – скорее всего, чушь несусветная. Себя же Алекс относил с некой осторожностью к представителям альтернативной школы воспитания, где непререкаемый авторитет – свежие розги.

Ни одна достойная воплощения идея не подала заявку на участие в конкурсе «Детский омбудсмен». Потому как последнее слово в названии мероприятия ничего, кроме надругательства над речевым аппаратом и приступа тошноты от произношения, не вызывало. Да и запашок исходил от него какой-то не вполне здоровый, как и от всей ювенальной юстиции в целом.

* * *

Мария спала, и, стараясь не шуметь, Гоор и Алекс, каждый доступным персонально для него путём, поднялись на плато. Дракон – на крыльях, в обход через террасу, бывший землянин – ногами по лестнице.

– Александр! Есть простое решение, но тебе оно вряд ли придётся по вкусу, – обозначил тему дракон.

– Точнее? – насторожился тот.

– Скопировать твою личность в сознание Марии, естественно не всю, частично, – пояснил Гоор. – Знание языка, к примеру, и правила поведения. Таким образом, её развитие, скорее, адаптация к окружающей среде, пройдёт с минимальным внешним воздействием на психику. Не потому что оно противопоказано. Просто на возникающие вопросы всегда в наличии готовые ответы, твои ответы. Пусть обретёт мой, без сомнения, удачный путь.

– Раздвоение личности – название твоему предложению, – огрызнулся Алекс. – Возведём жёлтый дом, обнесённый глухим забором с проволокой колючей. На внутренней территории парк разобьём. – Поморщился, вспомнился кол с табличкой. – Опыт есть, оборудуем неглубокие фонтаны терапевтического воздействия и установим травмобезопасные качели. Создадим шизофренический рай! И это я как-нибудь переживу! Будь спокоен! Вот с гендерными различиями целая проблема. Тебе дракону не понять, но знай – этому не бывать! Вопрос окончательно закрыт! Навсегда!

Алекс несколько минут наблюдал на лике дракона отражение мыслительного процесса, затем сменил тему: – О переносе знаний языка, расскажи-ка подробности…

– С учётом погрешности словарного запаса… – замявшись, Гоор продолжил. – Фрагмент долгосрочной памяти, связанный с речью, проецируется на получателя с малой долей искажений. А переход с одного на другой переформатирует мышление. Нехватка терминов в добавленном языке компенсируется синонимами. Переизбыток слов сознание игнорирует, пока не возникнет необходимость в них.

– Интересно… – Алекс задумался. – Скажи, а перенос моторной и мышечной памяти также осуществим?

– Естественно, проще простого… – вдруг дракон сосредоточился. – Мария вот-вот проснётся. Давай, отдадим ей подарки.

* * *

Зашумела погремушка, диссонансом зазвучал синтезатор. Колечки и пирамидки раскатились по полу. Мария распределила игрушки индивидуальным способом. Каждое из её воплощений выбрало лишь одну игрушку, никакой детской алчности. Не по годам воспитанная девочка.

– Скоро стены детского сада её не удержат, да и границы гнезда не остановят, – посетовал Алекс. – Может, идея с жёлтым домом не так и плоха? Выделим отдельное подпространство, замедлим ход времени, через пару-тройку тысячелетий наведаем, успехи оценим. Как думаешь, Гоор?

Поле шокового контроля… вещь незаменимая. Оно спасало и от огня, и от воды, Алекс знал это наверняка. Но искорки на когтях дракона, внешне спокойного, развеяли все иллюзии. Даже вера в непогрешимость его свойств рассыпалась прахом.

– Александр! – Лик дракона передавал максимальный уровень сопереживания. – Игрушки – это ключ от ящика Пандоры! Но каковой? – Голос его высох. – Представляется твоя жизнь без хранимого в нём?

– О чём ты, ящер?

– Картина сознания Марии становится всё ярче и детальней. От белого шума не осталось и следа. Однажды я смогу создать на основе её мыслительных паттернов отдельный шаблон. И тогда попробуем найти её земную основу!

– Основу? – Тон Алекса звучал так, словно он только что приобрёл в переходе диплом психиатра. И ему казалось, этого достаточно, чтоб оценить состояние больного. Но не вышло.

– Да, девочку, подарившую сознание Марии, – сказал Гоор.

– Ты видишь Землю? – Голос Алекса зазвучал фальцетом.

– Нет, к сожалению. Лишь осязаю сплошное межпространственное поле с эффектом параллакса… – Дракон задумался и пояснил. – Представь луну, что движется по небу следом за тобой. Вот так и это поле в целом. Меняется только содержание. Я не могу извлечь одно-единственное сознание, будто вырезаю снежинку из бумаги. Куда проще и безопаснее выдернуть за хвост змею из целого клубка.

Алекс казался сломленным и потерянным на фоне собственного же спокойствия, которое всё ещё пыталось сопротивляться нарастающей панике. – Пойду я, – сказал невнятно, точно булькнул выпавшим из кармана в лужу медяком. Затем уточнил, злостно ощерившись, – посещу арену…

* * *

В двух из пяти боёв, где двое на одного (а таков план тренировок), Блёклый Череп выходил победителем. Очень достойные показатели. И будь противники классом ниже, к примеру, чемпионами мира по смешанным единоборствам, то их шанс на выживание в поединке с ним сохранялся бы равным ноль целых полнуля десятых.

Объявив перерыв, Алекс клонировал Рыжего Громилу – новичок получил облик его зеркального отражения. Затем, подмешав изрядную долю белил и сажи, исправил палитру цвета его кожи. Бледный Клон! Напоминал манекен из отдела нижнего белья, до смерти уставший от внимания женских рук. И именно ему предстояло стать венцом традиций самостийной драки, чьи истоки Алекс сокрыл в глубине фальшивых веков.

Противники новоиспечённого претендента на титул получили холодное оружие и дубинки. Под предлогом гуманизма, а на деле просто уравнивая шансы, Алекс снизил скорость реакции всех троих на десять процентов. Вышел в шлюз и запустил двухмиллионное ускорение времени. Начался финальный этап тренировки.

Пять минут реальности… растянулись на двадцать лет – целый век изнурительных ежедневных занятий по земным меркам. Дождавшись окончания раунда, Алекс синхронизировал потоки времени.

Остановив поединок, сложил рупором ладони и призвал дракона. Несколько пафосно, но ведь без перегиба же.

– Скопируй с него на меня, – ткнул пальцем в Бледного Клона. – Мышечную и моторную память.

– Готово…, – сказал Гоор.

– Ручаешься?

– Есть сомнения? – Лик дракона не терпел возражений.

Алекс понизил скорость реакции бойцам – теперь своим соперникам – на 0,5 процента, просто на всякий случай, и дал сигнал к началу схватки.

Время сжалось. Окружающее подпространство стало настолько вязким, что каждое движение в нём сделалось затянуто-плавным, точно у кошки перед атакой. Сознание Алекса мгновенно прорисовало мириады стратегий, ведущих к победе. Мелькнул и единственный тупиковый сценарий – будто он сражается в смирительной рубашке, без поля шокового контроля. Снисходительно улыбнулся. – «Как там тогда сказал Гоор? Это известный многим в Эгоплероме алгоритм – Дракона Гоора. Ну-ну!» – Он и раньше понимал, а сейчас и вовсе проникся, вспомнив, насколько наивны были его усилия. Попытки обыграть дракона в шахматном турнире, да и не только.

Он отменил состязание.

Карьера четверых бойцов завершилась. Раньше Алекс планировал стереть отработанный материал, но теперь, испытывая нечто вроде благодарности, решил сохранить клонов. Пусть они и не станут больше грушами для битья.

Глава 4

Дракон приземлился на поляну в сопровождении Марии. Скорее, даже наоборот. Конвоир с ловкостью хищной птицы, мгновенно опустошил манеж, раскидав сокровища по траве. Вырвавшись из каменного мешка-гнезда на свободу, Мария увлеклась сбором букета и попытками отловить шмеля. Попутно водя хороводы, она вытаптывала траву, создавая причудливые, пока ещё асимметричные круги, будто раскрывая секрет появления кругов на полях.

– Александр! – сказал Гоор.

– Да?

– Пока твои бойцы отдыхают, не могу ли я арендовать татами? – прозвучал как бы риторический вопрос.

– Как правило, это богатырь вызывает дракона на смертный бой! А не иначе! К тому же должна иметься веская причина: красавица-принцесса, заточённая в башню, полцарства, жар-птица и прочая награда герою.

– Осторожнее с желаниями, – посоветовал Гоор. – Сказка сказке рознь. Всё перечисленное есть прямо здесь и сейчас. Оглянись! Жар-птица… что же! – мечтательно вздохнул он. – Немного актёрского мастерства мне не помешает.

– Уговорил, театрал. Татами ждёт. Марию тут оставишь или в садик отведёшь? Я к тому: сколько времени есть у меня в запасе?

– Отведу, – ящер развернулся и, после того как Мария построилась в шеренгу по двое, начал усаживать её в манеж.

* * *

Минуя шлюз, Алекс застал затухающие всполохи северного сияния. Опередивший его дракон не развалился на коралловом рифе, как поступал из раза в раз, а вопреки ожиданиям стоял по колено и по локоть в воде с утонувшим на треть хвостом. Но и риф не пустовал: в ложбине коего скучковались бойцы-островитяне, почему-то до паники боявшиеся воды.

Гоор вытянул шею, уронил голову на песок и пустил ноздрями струйки серого дыма. – Забирайся на загривок.

Столь несвойственная дракону просьба, сказанная вслух и без принуждения, могла бы и насторожить, да врождённое любопытство Алекса брало верх над опасностью – и не в такой ситуации.

– Держись за рог, – посоветовал Гоор.

Его рекомендация оказалась весьма кстати потому как выполнение трюка в качестве каскадёра, падающего без страховки с высоты, откуда и орлиный помёт неделю приземляется, в расписании Алекса не значилось – не его это амплуа.

Над озером, словно в нём что-то закипело, заклубился туман желеобразной плотности. Выплескиваясь на берег липкими широкими языками, он застывал хлопьями белёсой пены, намечая размытые обводы на невидимых глазу преградах. Затем, чернилами на промокашке, на поверхности оцепеневшей накипи проступили бесформенные цветные пятна. Так видит человек с сильной близорукостью, наблюдая салют в очках от дальнозоркости.

– Так выглядит трафарет сознания, – продекламировал дракон. – Теперь это наш маячок! – Через пару минут, так и не дождавшись внятной реакции ошеломлённого Алекса, предложил: – Желаешь увидеть своими глазами?

– После твоих пояснений, да и собственными глазами? Однозначно хочу!

Ящер резко снизился, проваливаясь в эпицентр туманной мути. Наездник, потеряв упор под пятой точкой, последовал за ним. А когда догнал, осмыслил, что они оказались возле яслей, паривших в пустоте параллельным курсом. Нет сомнений, именно яслей, но в первоначальном, авторском замысле – палаты для новорождённых. Потолок и три стены, видимые лишь изнутри, снаружи оказались идеально прозрачны. Четвёртая стена с окном и пол отсутствовали вовсе. Кроватка, откуда застывшие глаза бездыханного младенца изучали сложно определимую без знаний триангуляции точку, зависла в воздухе, так как деталям конструкции ниже плоскости матраса и помину нет.

Алекс подтянулся за рог и, наклонившись к самому уху дракона, прошептал: – Что тут происходит?

– Ничего особого, – заверил тот. – Сейчас мы в точке времени, где основе Марии пару часов от рождения.

– Почему именно часов?

– Настаиваешь на желании присутствовать при родах? – Подождал и не дождался ответа. – Я так и подумал, – съехидничал Гоор.

– Не надейся, рассказы слушать твои не стану. О том, как ты превозмогал себя и в первый, и в двадцать четвёртый раз, при этом ещё и роженице помогал, напишешь в мемуарах, – саркастически посоветовал Алекс. – Лучше скажи, «точка времени» – это о чём?

– Представь Вавилонскую башню и основу Марии руководителем стройки, где закладной камень фундамента – точка её рождения. Всё, что выше – жизнь. Строительные леса, вьющиеся спиралью ввысь – пройденный ею путь. Кто-то из рабочих толкает полную тележку, кто-то полупустую, а кто-то и вовсе сорвался вниз. Так вот, мы с тобой не боги-разрушители, потерявшие терпение, мы – томограф.

– Теперь-то понятно! – Собеседник хлопнул ладонью по лбу. – Именно так я это и представлял! Отличие в мелочах. В несущественных деталях. Пойду инструкцию почитаю.

– Александр! – Дракон, пропустив иронию, снизошёл до разъяснений. – Представь себе термометр, под колбочкой которого сотрудники ада развели костёр. Это – точка её рождения. Полоска ртути, неустанно ползущая по капиллярной трубочке вверх – её жизнь. Когда-нибудь, достигнув предела расширения, колбочка обязательно взорвётся, разбрызгается содержимое. И пока не случилось этого, шкала показаний – отсечка времени, коя в нашем распоряжении.

– Не могу поверить, как нам повезло… – сказал Алекс с лёгкой иронией.

– В чём? – насторожился в свою очередь оппонент.

– Ты и сам должен знать! Мы можем путешествовать во времени по диапазону её жизни.

– Ну, да… об этом и речь, – подтвердил Гоор.

– А когда она умрёт, каковы последствия?

– Не знаю.

Картинка ожила. Основа Марии повернула голову, и стена, выпав из поля её зрения, тут же исчезла, поступив как капризная барышня, убежавшая в уборную смахнуть слезу и попудрить носик. Дракон ускорил течение времени. Возле кроватки из пустоты, будто призрак, сформировалась медсестра пенсионного возраста. Ловко подхватила девочку, развернулась и зашагала в сторону двери, оставаясь при этом всё в той же точке координат. Зато пришёл в движение возникший ниоткуда кафельный пол, словно это не железобетонная плита, а беговая дорожка спортивного тренажёра. Надо ли уточнять, что всё движимое и недвижимое имущество последовало его пагубному примеру. Растворились во мраке остатки отъехавшей от медсестры палаты, проплывшие мимо двери ординаторской, процедурной и просто с порядковыми номерами; коридор с плакатом каких-то инструкций и схемой экстренной эвакуации в металлической рамке.

Время, следуя посылам Гоора, ускорилось значительно. Замелькали тени, пятна света, яркие и выцветшие, будто наваждения, кляксы различной раскраски. Иногда в наступившей чехарде проступали очертания знакомых объектов, среди которых попадались и люди. Если кто видел замедленную съёмку, прокрученную в ускоренном режиме; метаморфозу бутона в распустившийся цветок, смену дня и ночи или оживлённый перекрёсток в центре мегаполиса, тот не станет задавать наводящих вопросов. И на том спасибо.

Времени вернулся ритм сердцебиения дракона.

Девочка дошкольного возраста, с огромными красными бантами на концах аккуратно заплетённых в косички волос цвета тёмного шоколада, старательно крутила педали. Из-под колёс велосипеда вместе с мелкими камешками вылетала дорожка парка, мимо пробегали клумбы, скамейки с отдыхающими, хлебные крошки с голубями, тележка с эскимо.

* * *

– С возвращением, Александр. Слезай, приехали, – сказал дракон, приземляясь на арену.

Алекс с минуту наблюдал, как выцветает небо, лишаясь всполохов северного сияния, и лишь затем спустился на татами.

– Как это всё понимать, Гоор?

– Мы просто смотрели её глазами, но только со стороны. Потому что так привычнее.

– Ладно, допустим. А зачем мы это делали?

– Синхронизировали время Эгоплеромы с текущим возрастом основы Марии. Никто не знает, к чему содеянное приведёт. Но до той поры… – помолчал. – Я стану за ней присматривать. Ну, не за ней, конечно, – тут же исправился, – а за её возможным будущим на Земле.

– Алгоритм «Дракона Гоора», – задумчиво вымолвил Алекс, – несложно догадаться.

Крылатый подтвердил кивком.

– А толку? Влиять на земные события разве возможно? И очень странное определение – до той поры… не находишь? – поинтересовался соучастник.

– Ты прошёл сквозь портал в пространство, ставшее Эгоплеромой. Не так ли? Значит, вероятность перехода существует. По крайней мере, теоретически. А это – минимум полдела! – Посмотрел на оппонента, изучая, точно видит впервые. – Пока не поймём, влияет ли основа Марии на Эгоплерому, её никак нельзя оставить без внимания. Ты прав! Мы не можем отсюда вмешаться в её судьбу. Но в крайнем случае успеем меры принять… относительно тебя…

– Вернуться в ясли, аннигилировать Эгоплерому и начать всё заново? – предвосхитил Алекс.

– Именно! – Гоор сделался тревожным. – Ты должен мне пообещать, что начнёшь развитие мира с сотворения дракона. Очевидно же, мы оба успели к нему привыкнуть. И главное – покинутые ясли в тот же миг следует замуровать… вместе с белым шумом, не позволить ему развиваться.

* * *

– Есть новости! Эгофрения реальна! – радостно изрёк дракон.

– Эгофрения?! Это производная от твоего диагноза? – Алекс посмотрел на крылатого с пристрастием. – Мне начинать волноваться?!

Не заинтересовавшись последним вопросом, Гоор пояснил: – Эгофрения – смысловой союз двух слов: «эго» и «шизофрении», где первое символизирует родство с Эгоплеромой. И да, ты близок к истине, второе – её диагноз! Правда, он отнюдь не медицинский, скорее, дилетантский. Желаешь, можешь переименовать или попытаться излечить. – Выпустив колечко дыма, ящер продолжил. – Прежде чем активировать Эгофрению, необходимо создать подпространство…

Алекс взмахом руки прервал поток рассуждений Гоора, пока монолог не превратился в защиту диссертации. – Скажи о главном и по-человечески, – попросил. – Зачем она вообще, твоя Эгофрения?

– Во-первых, она не моя, а твоя. Во-вторых, не для меня, а для тебя! – Увеличил концентрацию дыма. – В-третьих – управлять событиями мнимой вероятности в полном объёме без каких-либо квот.

– Продолжай, – заинтересовался собеседник.

– В Эгофрении скрыт огромный потенциал! – Оголился коготь безымянного пальца правой лапы. – Считай!

– Один, – начал Алекс.

– Творить временную историю на собственное усмотрение, абсолютно в любом направлении развития.

– Два, – подытожил и тут же спросил: – Ограничения?

– Пока известно несколько. – Когти втянулись один за другим. – Пределы ограничены областью захвата фона сознания обитающих в выбранной локации землян. Ещё нельзя создать Эгофрению того места, которое ранее ты не посещал, обитая в прошлой жизни. Ну, или не видел хотя бы на картинке. Касательно содержания. Представь: некий парень по телефону договорился с некой любимой девушкой о свидании. И ровно в этот момент столь благие намерения я инсталлировал в Эгофрению. Они же – намерения, став самостоятельным алгоритмом, продолжили исполняться уже в отрыве от земной реальности. А на Земле в то же время чёрная кошка перебежала девушке дорогу. Та споткнулась и попала в больницу с переломом ноги. Гипс и отмена встречи. В Эгоплероме параллельно развиваются уже совсем иные события, не омрачённые внеплановой случайностью. Твоё вмешательство – так и вовсе новый алгоритм для исполнения упомянутой парочкой, притом с наивысшим приоритетом. Впрочем, если в двух словах: можешь просто наблюдать со стороны за происходящим, можешь править что угодно в любое время на своё усмотрение. Эгоплерома – твоя новая игрушка. – Дракон пустил треугольник дыма. – Ты что, расстроился?

– С чего это вдруг ты так решил? – Алекс почесал загривок. – Просто задумался.

– Повстречай тебя репчатый лук, расплакался бы, – пояснил Гоор.

– Его звали Чиполлино! – огрызнулся собеседник.

* * *

Мысли Алекса стаей саранчи посетили пшеничное поле, где отдельное спелое зёрнышко – малая толика великого соблазна. Уж больно хотелось ему всего урожая да за один присест! Зуду нетерпения вселенский слёт аллергии аплодировал стоя.

Из эстетических соображений Алекс отказался от монтажа дополнительной двери в соседнее подпространство и воспользовался существующей, не имевшей привычки скрипеть. Дуб как материал – дерево крепкое, морёное и так далее. Сейфовая дверь, ведущая к арене, согласно изменённой геометрии туннеля, сместилась влево на полные девяносто градусов. Кроме того, он углубил её на десяток метров, отгородив антуражно ржавыми железными прутьями решётки. Чисто так, для красоты. Компанию ей составил пульт управления временем; смысла нет разбивать сложившийся тандем. На освободившемся месте появилась вращающаяся дверь из ударопрочного стекла. Под ударом стекло звучало гулко и раскатисто, громом среди ясного неба, что свидетельствовало об отсутствии сколов и трещин. Благодаря удачной компоновке материалов, конструкция не засекречивала то, что разместилось за её порогом. Сопряжённое помещение аскетического убранства идеально цилиндрической формы встречало белизной водоэмульсионной краски и кафельной плиткой пола убыточного скольжения. Хоровод раздвижных дверей с незаполненными табличками – существенное развитие камня, ожидающего путника у распутья. Пусть поначалу только один маршрут станет востребованным, не беда, забота о будущем – приоритет.

Выбрав дверь наугад, Алекс словами: – Гоор, я готов, – распустил на брёвна спасительный плот.

* * *

Ширмовые двери на выходе из шлюза разбежались по сторонам. Привычным неосознанным движением, едва коснувшись поручня, честно поделившего ступени пополам, Алекс сошёл на знакомой, в том нет никаких сомнений, троллейбусной остановке.

Нога незнакомца, занесённая над брошенным окурком; капризный малыш, тянущий ручонки к маме; женщина с собачкой, поднявшей заднюю лапку на урну – бездействовали.

– Даю обратный отсчёт, – отрапортовала голосом дракона зубастая тень на асфальте. – Пять, четыре, три, два, один…

Носок мужского ботинка раздавил потенциальный очаг возгорания. Троллейбус, сбросив пару тучных пассажиров возраста пивного живота (точнее не определить), хлопнул дверьми и продолжил маршрут. Судьбы мамы малыша и тем более собачки остались за кадром.

Алекс попытался примкнуть к одному из разнонаправленных людских потоков. Не тут-то было. Потерпев неудачу, остановился, ощутив себя железобетонным столбом, установленным на островке безопасности, притом увешанным группой дорожных знаков приоритета. Эгофренийцы сторонились его, точно юродивые греха. Поле шокового контроля исправно работало и здесь.

Простояв с минуту, Алекс воззвал к небу, где, купаясь в солнечных лучах, не достигая высот перелётных птиц и ничуть того не стесняясь, барражировал дракон. – И что мне делать дальше?

– Александр! – Отозвались небеса с дикцией учителя младших классов. – Не поддавайся иллюзиям. Эгофрения – кукольный театр одного актёра. Наслаждайся пьесой, дёргай за ниточки. Ты свободен!!! Помни: пока не обозначишь своего присутствия, тебя не существует.

– Как скажешь, – огрызнулся тот. И позволил Казанскому собору начать сокращать разделявшее их расстояние. Что и происходило с успехом какое-то время, пока Алекс задействовал ноги.

– Эй, тётя! – Парень внешне лет восемнадцати, с черепом, поросшим рыжим ёжиком, дал пинок впереди идущей женщине средних лет. – Посторонись, старушка!

– Молодым везде у нас дорога… – поддержал товарища ломаным голосом аналогичный типаж.

Оба в унисон заржали, так складно, будто годами репетировали.

Женщина в попытке устоять ухватилась за основание фонаря. Не повезло: пальцы, соскользнувшие с чугуна, подвели. Движение тела вперёд, но теперь уже с лёгким наклоном, продолжилось.

Со стороны проезжей части донёсся глухой удар, лязг битого триплекса, скрежет тормозов. Снова удар, но на этот раз более звонкий с металлическим отливом. На асфальте, метрах в трёх от лобового стекла, украшенного двумя овальными новообразованиями в мелкую сеточку трещин, стояли лакированные туфли модного в текущем сезоне синего цвета. Гармоничная по стилю сумочка, избежавшая прямого столкновения, притаилась под днищем покорёженного автомобиля. Чуть далее, приняв немыслимую позу и неестественно вывернув ноги, упокоилась бывшая хозяйка оставленных без присмотра вещей. Увы, но холод чугунного люка вряд ли женщине поможет, потому как из-под головы растеряхи медленно стекал в ливневку тёмно-бордовый ручеёк.

Дверь повреждённого автомобиля, лязгнув, распахнулась, явив на обозрение зевак мужчину неопределяемого возраста, лицо коего скрывалось под сплошным синяком. Обладай свидетели трижды феноменальной памятью, фоторобот с такого не составишь. Привычно лежавшая в руке водителя монтировка, точно тот всю жизнь гвозди из старых досок извлекал, как только позволила дистанция, определилась между лопаток виновницы аварии. Хрустнули позвонки.

– Стерва! – Сплюнул в сердцах нефотогеничный товарищ. Ударил носком ботинка в бок беззащитное женское тело, колыхнувшееся в ответном порыве. – Может, туфли жене налезут, вроде размер подходящий. – Подобрал. – Смотри-ка, не ношены совсем, повезло. – Закинув находку в багажник, уселся за руль.

Зарычал мотор, добродушно, прямо как львёнок в мультфильме. Правые колёса поочерёдно переехали, не сочтя достойным препятствием, босые стройные ножки. И израненный автомобиль, отомстив обидчице, покинул зону происшествия.

С опозданием, но всё же прибывшие стражи правопорядка, обнаружив на мостовой беспризорную женскую сумочку, повеселели.

– Повезло, вещдок! Ну-ка, что там у нас внутри? – Звякнула связка из трёх ключей. Небольшое круглое зеркальце, упав под ноги, рассыпалось осколками. – Гуляем сегодня, сержант! – На асфальт спланировал раскрытый кошелёк, следом профсоюзный билет, косметичка. – Ничего больше ценного. – Офицер брезгливо приблизился к трупу.

– Эй, ты! – Небрежным жестом поманил из толпы первого встречного полицейский, производивший досмотр улики. – Подошёл ко мне, быстро!

– Кто, я? – испуганный голос, явно либерала.

– Разве ты, свободомыслящий, ещё кого-то тут видишь из ценных свидетелей? Подошёл, я сказал, повторять не стану! Рассказывай подробности и под протокол!

– Этот рыжий молодой человек… – Привлечённый к даче показаний указал исподтишка, еле заметным движением пальца, за спину сквозь собственную грудь. – Взял и вытолкнул жертву на дорогу, прямо под колёса машины… – Одними глазами воспроизвёл маршрут движения жертвы.

– Хватит мямлить, громче говори. – Надавил офицер. – Боишься, заподозрят честного человека в сотрудничестве с представителями власти?

Интеллигент не сдюжил стать прозрачным, как ни старался, просто побледнел.

– Так, всё ясно, временно свободен! Вы двое! – Лейтенант без труда вычленил подозреваемых из группы ротозеев. – Подошли, развернулись, встали на колени! Руки за голову! Сержант!

Напарник, освободив от пистолета кобуру, передёрнул затвор, снял с предохранителя. – Всю жизнь мечтал пристрелить бандита-негодяя! – Поднёс ствол к рыжему затылку. Рука заметно дёрнулась от отдачи.

Публика родила возбуждённый ропот.

В лучших традициях вестерна, чьим поклонником и являлся стрелявший, маршал просто обязан сдуть вьющийся из нарезного отверстия пороховой дымок. Поднеся ствол к сложенным трубочкой губам, киноман услышал: «Отличный выстрел, сержант!» и почувствовал одобрительный толчок в плечо. Неубранный палец рефлекторным движением вдавил спусковой крючок. Череп, треснув новогодней хлопушкой, выбросил в небо фонтан однотонного конфетти. Слуга народа и фуражка, успевшая выполнить двойной кульбит, опустились на землю синхронно. И один, и вторая хвастали пулевыми отверстиями, кои недвусмысленно указывали на их полную негодность.

– Внимание! – Лейтенант предупредительно выстрелил вверх. – Всем разойтись, здесь вам не цирк приехал! А ты-то куда собрался? – Толкнул ногой в спину собиравшегося подняться с колен и затеряться под шумок в людской массе второго соучастника автомобильного преступления. – Лежи, не дёргайся! – Прострелил тому бедро. Подогрел интерес толпы.

Из подкатившей кареты скорой помощи высыпали ничем не примечательный врач и колоритная медсестра, прототип персонажа для кино восемнадцать плюс.

– Три трупа, женский и два мужских, – определил носитель многолетнего медицинского стажа. – Избежать ответственности за проступок нацеливался? – Пальцем указал на обладателя простреленной ноги.

– Так точно! Попытка побега.

Эскулап бегло глянул на рану и вынес вердикт: – Сквозная. – И обратился к болезному. – Вот что, калека. Сам способен дойти без носилок или тут тебя бросить? Полежишь немного, кровью истечёшь. – Похлопал по раненой ноге, вызвав у подранка болезненный стон. – А потом с товарищем за компанию в морг поедешь, отдохнёшь до вскрытия. – Обернулся к медсестре. – Верочка, помоги пациенту. Так и быть, грузи его в салон. Только привяжи покрепче к каталке, чтоб не вырвался да не удрал по дороге. – Обернулся к офицеру. – Лейтенант, мы тут постоим, доколь за жмуриками спецбригада не подъехала.

Тот не имел возражений.

Не прошло и пары минут, как уравновешенный и не в таких передрягах побывавший лейтенант обратился к водителю неотложной помощи. – Сирену включи, заглуши истошные вопли. А то народ волнуется, патронов мало, не отобьёмся…

– Гоор, время тормозни и забери меня! – крикнул Алекс. – Здесь творится неприкрытый беспредел!

Подобрав просителя, дракон закружил над эпицентром замороженных событий.

– А ты иного хотел, Александр? К примеру, рыжий, пострадавший от превышения полномочий – хороший парень. Его основа любит родину, готовится к призыву в армию, да вот непруха, встал сегодня не с той ноги. В земных реалиях он обогнал бы неспешную барышню, на том бы и закончилось. Здесь же – спонтанная реакция на помеху. Сержант, тот просто не успел расстаться с детскими мечтами, американского кино пересмотрел, добавить тут особо и нечего. Лейтенант, ну дал человек волю чувствам, которые при обычных условиях службы отбывают пожизненное где-то в глубине души, без права на переписку. Сорвался, работа у него такая, нервная. Доктор – военный хирург, всего-то и устал изображать Айболита.

– Гоор, пожалуй, в дальнейшем я воздержусь от посещений Эгофрении. Гротеск – это не моё, – сказал Алекс.

– Существует надёжный способ, устраняющий выявленный недостаток. Прошёл проверку не одним столетием, – объявил Гоор.

– И когда же ты успел? – усмехнулся Алекс.

– Не я! – Дракон указал пальцем ввысь. – Я только пользователь…

– Не тяни… – посетовал Алекс.

– Христианские заповеди: не убий, не укради… – пояснил Гоор.

– Воспитаем верноподданных адептов? А как же свобода волеизъявления, данная им? – Палец Алекса указал в том же направлении, куда и драконий ранее.

– Александр, в Эгофрении паствы нет, не увлекайся! Здесь мы имеем дело с готовыми фантазиями, причём чужими. И в наших силах лишь ограничить проявления, несоответствующие нашим целям.

– Может, сразу уголовный кодекс? Землянам он привычнее, не то, что кара Господня, – предложил радикальное решение Алекс.

– Александр… – Гоор взмахнул крыльями, набрав немного высоты. – Эгофрения – сплошное беззаконие и конкретика, увы, не поможет. Тому свидетель… да впрочем – вся мизансцена. Зачитать статью имеет смысл только по факту и никак не заранее. Ведь она не содержит морали. Понимаешь, в том и заключается отличие статьи от догмы. Ты же не станешь после каждого обвинения отматывать время и предупреждать кандидата в преступники о последствиях?

Алекс промолчал.

Идеальную в плане морали инсталляцию, как и следовало ожидать, пришлось создавать самостоятельно. Сначала Алекс определил для себя критерии отбора. В качестве образца он выбрал обитателей Эгоплеромы, но с поправкой на земные реалии. Затем, отфильтровав по возрасту, полу, семейному положению, профессии и прочим показателям, он сформировал группу из двенадцати тысяч кандидатов. Далее, с помощью дракона, он скопировал и перенёс в Эгофрению их сознание, создав таким образом эталонное общество. Спустя пару недель Алекс, довольный результатом, пригласил на смотрины Гоора.

Гоор, пролетев над городом, приземлился на крышу высотного здания, где его уже ожидал творец.

– Ну, как тебе? – Алекс указал вниз, на проспект, где в размеренном ритме текла жизнь.

– Скучно, – ответил Гоор. – Всё как по нотам. Ни одного правонарушения, ни одного конфликта. Даже влюблённые не целуются на людях. Идиллия, что и говорить. Но, Александр, это же не жизнь, а её подобие. Ты создал музей восковых фигур, где экспонаты умеют двигаться. Не более того.

– А что не так? – Алекс насупился.

– Всё! – Тот выпустил дымное колечко. – Ты выбросил из уравнения главный компонент – хаос. Случайность. Непредсказуемость. Без этого любое общество, даже самое идеальное, превращается в механизм. В муравейник. Ты лишил их права на ошибку, а значит, и права на развитие.

– Но ведь это же идеал! – не сдавался Алекс.

– Идеал – это смерть, Александр. Жизнь – это постоянное движение, поиск, преодоление. Ты же заморозил их в одном состоянии. Они не живут, они функционируют. Как часы. Точные, красивые, но… мёртвые.

Алекс молча смотрел на идеальный город, и вдруг ему стало не по себе. Ящер был прав. Это был не живой мир, а его искусная копия.

– Что же делать? – спросил он наконец.

– Вернуть им право выбора. Даже если этот выбор будет неправильным. Позволить им ошибаться, падать и снова подниматься. Перестать быть кукловодом и стать… ну, скажем, наблюдателем. Создателем, который дал законы, но не диктует каждый шаг.

Алекс вздохнул. Работа предстояла колоссальная. Тут не поспоришь. Истинная жизнь, даже в такой модели, как Эгофрения, должна быть непредсказуемой. Иначе в ней отсутствовал смысл.

Глава 5

– Вот скажи мне, на милость, совесть есть у тебя? – Алекс проявил запоздалый интерес. – Молчишь? А если бы я девушку пригласил на ужин? Как тогда? – Развёл руками. – Что тебе заказать, дорогая? Стейк со вкусом целлулоида, сильной прожарки или с кровью? А на гарнир? Ну, конечно же – свежие пластмассовые овощи: томат, перчик красный… восхитительный выбор. Вот, возьми, посоли пластиковой крошкой. Полиэтиленовый десерт и кружечку кофе со вкусом дистиллированной воды? Замечательно! Пальчики оближешь. А мне, девушке – это я уже официантке уточняю, для бестолковых драконов – два десятка контейнеров набейте под завязку отбросами, можно вперемешку с объедками, а то друг голодает…

– Сам виноват, – рявкнул дракон.

– Не спорю! Иногда совершаю ошибки! Но они, в отличие от твоих промашек, страдающих закономерностью, никому пока не навредили!

– Хочешь умный совет от мудрого дракона!? – предложил Гоор.

– За кого ты меня принимаешь? За мираж в пустыне или спутал с тенью при солнечном затмении? Ладно! Уговорил, – Алекс нехотя признался. – Есть вопрос! Почему в Эгофрении ничего создать не могу и всё такое?

– Очень просто, – ответил дракон. – Эгофрения – это воплощение совокупности идей, чувств и желаний. Подпространство, где любые мысли одномоментно стали материальны. Эгофрения – самодостаточный образ, замкнутый в себе, это бытиё, подобное жизни героев на запечатанных страницах. Что бы то ни было, привнесённое извне, не способно оказать воздействия и, как следствие, игнорируется. Всю обойму выпустишь из пистолета, лежащего перед тобой на столике, в голову эгофренийцу, тот, как ни в чём не бывало, продолжит здравствовать.

– Тогда… – Алекс подул в кулак и щёлкнул пальцами. – Откуда такая реакция на меня?

– Это очевидно! – сказал Гоор. – Ты же не предмет бездушный. Ты – Гомо Сапиенс прямоходящий! – Улыбка смягчила его лик. – Но это дома! А здесь – лишь переменная в математическом выражении. Ты единственный вне алгоритма. Твоё сознание в Эгофрении – это патогенный вирус, что глобально превалирует, творит настоящее, а покидая, увы, лишает будущего. Эгофрения – это инсталляция на одно недолгое посещение.

* * *

– Гоор, хотелось бы иметь комплект из трёх… – Алекс помялся. – Сестёр Горгон. Но я не Шива и потому согласен на одну – Медузу! Если честно, я всё давно продумал. Барельеф её лица на левой ладони. – Вытянул руку вниз тыльной стороной. – Допустим, поскребу пару раз по линии жизни, о ней подумав. – Продемонстрировал. – Медуза бы и проявлялась. А чтоб исчезала, так проще простого – от сжатия руки в кулак.

Дракон прищурился с недоумением, слегка склонив голову. – Рассказывай…

– Разве ты не знаком с мифологией? – наиграно удивился Алекс. – Планы имею! Большие! На античную скульптуру! – Покосился на колоннаду бассейна. – Или ты предлагаешь использовать молоток с долотом?

Лик дракона стал пугающе жёстким, а мгновением позже – наивнее, чем у дитя, который напакостил и не признаётся. А затем спросил: – Александр, что-то нужно ещё дополнительно?

Алекс с недоверием перевёл взгляд с дракона на ладонь. Помедлил и, задумавшись, воспроизвёл колдовские пассы. Глаза его расширились, словно нижние веки оттянули стограммовые мешки с песком, а верхние приподняли шарики, наполненные гелием: – Какая же она, мать твою, красивая!!! Никак не ожидал! – воскликнул Алекс. – Да никто и в жизнь не откажется стать камнем, да хоть глиной обожжённой, хоть фаянсом, лишь бы обзор не перекрывали, да пыль вековую с застывших глаз сдувать не забывали. Поздравляю, Гоор, у тебя отличный вкус! Хочешь взглянуть?

– Ревновать-то не будешь, скульптор? – отозвался тот.

Алекс лишь на мгновение сжал кисть в кулак, с усилием, точно в ней эспандер-невидимка. Пошевелил губами: – Отдыхай, чудо моё! – Далее поднёс открытую ладонь почти под самый зрачок дракону. – Любуйся, теперь опять при случае можно хиромантией заняться. – И впервые в эгоплеромской жизни заразительно загоготал.

* * *

На этот раз за шлюзом распахнулись двери автобуса. Снова Невский проспект, только сегодня остановка на стороне Гостиного двора. Запланированы три мероприятия, правда, с неутверждённой чередой исполнения. Одно из них – обновить гардероб, другое – привязать сознание к вкусовым рецепторам и наконец – провести время с пользой, и оно оставлено на волю случая.

Алекс неспешно продвигался по торговым рядам Большого Гостиного двора. Местные безошибочно огибали область подпространства, где он укрывался под сферой своего влияния. Шёл и подмечал: эгофренийки, которых можно счесть симпатичными, выглядят заметно более естественно. И дело тут вовсе не в искусстве макияжа и манере одеваться, а в целостности образа, плавности движений, грации. Впрочем, и это восприятие не точно. Вероятно, внешность этих девушек, воплощённых в настоящем алгоритме до момента перехода, приглянулась большему количеству землян.

Одна из таких, шедшая навстречу, показалась Алексу совсем живой, настоящей. Повинуясь стихийному желанию, он тут же развернулся и последовал за ней. Полагаясь на прошлый опыт, он не обозначил своего присутствия, чтобы не стать уличенным. Роль тайного поклонника – его осознанный выбор. Когда же удостоенная его вниманием девушка проявляла некий интерес возле очередного прилавка – останавливался, при этом соблюдая дистанцию. И вот, наконец, когда канул в лету второй этаж Невской линии – решился: медлить с поступком – пытка.

Приблизившись к эгофренийке, он поглотил её сферой влияния и замер в нерешительности, не имея планов на дальнейшее. В свою очередь, и та, выпав из-под контроля поведенческого алгоритма, затихла. Отчего её наполненный всего мгновеньем ранее взгляд, пусть и фальшивой жизнью, остекленел, точно донором глаз на момент окклюзии выступал манекен.

Оторопев, Алекс отпрянул на шаг. Недавняя пленница тотчас преобразилась. Встрепенулась, пробуждаясь от консервации, и немедля отвернулась от пустого места, коим для неё Алекс и являлся. Сосредоточилась на прилавке, где под закалённым стеклом на чёрной бархатной подложке соблазнительно сверкали драгоценности.

Сбросив сферу влияния в границы собственного тела, Алекс поставил пластинку с прелюдией знакомства: – Привет, можно узнать твоё имя?

Абсолютный ноль в ответ, а это уже укололо в самолюбие.

– Да ладно…! – воскликнул Алекс с лёгкой обидой в голосе. – А если вот так?! – И уже уверенно. – Я существую! – И повторил вопрос. – Так как тебя зовут?

Недотрога обернулась и вполне благосклонно ответила: – Кристина.

Хоть и чувствуя себя хамелеоном на противопожарном стенде, Алекс не собирался больше отступать. – Есть у тебя…? – Кашлянул в кулак, снимая напряжённость в голосе. – Парень, с которым ты встречаешься?

– И есть, и нет, – та качнула головой. – Встречалась бы, только он больше года как в армии, – смущённо призналась эгофренийка.

– Отлично! – Воспрял духом Алекс. – Я и есть теперь – он! Неважно моё прошлое имя, забудь! Я – Александр, или Алекс, или как хочешь сама…

– Сашка! – Она повисла у него на шее, пренебрегая взглядами прохожих. – Вот здорово! Совсем не ожидала встретиться… – Освободив от объятий, продолжила светиться счастьем. – Ты в увольнительной?! Надолго?!

Военнослужащий-самозванец, ошеломлённый столь бурным развитием событий, преодолел лабиринт смущения и поцеловал Кристину в щёку. – Последнее письмо от меня давно получала?

– На прошлой неделе, где-то в начале, а почему спросил?

– Тогда понятно, – поправил Алекс ворот рубашки. – Значит, ничего не знаешь!

– Ничего не знаю о чём? – Напряглась.

– Я же не просто так в городе, – улыбнулся. – Отпустили выигрыш забрать. Правда, ненадолго, на трое суток всего…

– Выигрыш? – переспросила Кристина.

– Угу, в спортлото. Представляешь, угадал шесть номеров. Сам в шоке до сих пор. Ну, а ты тут за покупками?

– Нет, ты что? Просто время трачу. Заняться-то особо нечем…

– Выбрала? – Он указал на прилавок.

– Нет, конечно! – Смутилась. – Ты цены видишь?

Проступивший на её щеках румянец вытряхнул из Алекса остатки благоразумия.

– Девушка, можно вас? – Подозвал продавца. – Помогите, пожалуйста, подобрать украшения: колье, серёжки, пару колец, ну и часики добавьте. – Он понимал: талант продавца не упустит такого шанса.

Тайну чувств, терзающих Кристину, выдавали эмоции на лице. Совсем не сложно представить силу урагана, что неистовал в имитации её души. Казалось, прижмись к её груди, став стетоскопом, и познаешь ярость бури.

Продавец, впрочем, тоже не серая мышка и, хоть уступала Кристине в эмоциональности, не сдавалась. Окажись Алекс свободен – могла бы и хвостиком вильнуть. Когда же марафон примерок для обеих участниц наконец завершился условным разрывом финишной ленты, Алекс облегчённо выдохнул. Эгофренийки, несмотря на явную усталость, без сомнений способны вынести и не такое, такова уж женская конституция. А вот ему в затылок всё это время тяжело дышал суицид.

Взяв красивым почерком выписанный чек, Алекс отправился к кассам. Расстояние в пару отделов да средней плотности хаотический поток – отличные инструменты для маскировки. Орлиный взор и тот потерпел бы фиаско, надо ли говорить о везении Кристины.

Идею взаимоотношений с очередью Алекс почерпнул из таблички: «Правила обслуживания граждан льготных категорий». Проблем не возникло. Напротив, для восторженной публики есть великая честь пропустить вперёд космонавта, трижды кавалера ордена Ленина и медали Золотая Звезда героя, кем и являлся теперь для присутствующих Алекс, с его же красноречивых слов.

Пересчитав несуществующую стопку денег и горсть монет, кассир пробила чек и выдала сдачу ровно в триста рублей: две сотенные, остальное разменными купюрами. Совсем без сдачи покупок не бывает. Ну, если и случаются, то редко, за исключением тех, когда последнюю мелочь из кармана выгребаешь. Так же – вышло почти естественно. От промелькнувшей идеи – оставить деньги кассиру на чай Алекс отказался, не потому что жалко, просто процедура могла бы затянуться на благодарность и прочие любезности. Забрать – оно быстрее и проще.

Вручив продавцу оплаченный чек, попросил снять с украшений бирки, а вот серёжки оставить в подарочной коробочке.

Предложил Кристине взять его под локоть и повёл к выходу. Та украдкой поглядывала на колечки и особенно часто на часы, краешек которых торчал из-под манжеты плотно облегающей блузки. Алекс старательно делал вид, мол, ничего не замечает, чтобы не смущать. Самого же так и подмывало спросить – не подскажешь, который час, но он мужественно терпел.

– Не проголодалась?

– Нисколечко, – улыбнулась Кристина.

– Тогда можем просто погулять, – сказал Алекс. – Где бы хотела?

– Давай сначала ко мне забежим. Переобую туфли, ногу натирает. Новые совсем, долго не прохожу, носить на руках придётся. – Увлекла за собой, спасая от разоблачения не знавшего дорогу к её дому Алекса. Его спасительная способность выплывать, где тонет всё и вся, на сей раз едва не дала осечки.

Почти всю дорогу они молчали, слова казались лишними. Оба старались прильнуть друг к дружке при каждом удобном случае, будь то манёвры в потоке, а то и вовсе без всяких причин.

Отношение Алекса к Кристине менялось с каждым пройденным шагом, точно шли они вверх по лестнице в небо, в райские кущи к древу познания. Идти пришлось недалеко, до угла Литейного, там и свернули в первую же подворотню, поднялись на третий этаж.

– Дома никого, – Кристина зажгла в прихожей свет. – Пройдёшь или подождёшь… буквально минутку?

– Подожду, – решил Алекс.

Прислоняясь к стене возле вешалки, он и не подозревал, что минутка в «женской» системе исчислений – это другое. И ничуть не удивился, увидев Кристину уже в другом наряде, сменившей старые серёжки на подарок, с туфлями в цвет сумочки в руках.

– Я готова, поддержи меня. – Обулась. – Пойдём.

– Пошли.

Стрелка Васильевского острова, поздний вечер, на улице достаточно светло, не удивительно – время белых ночей. Народу же гуляет мало, хоть и выходные дни, правда, дачный сезон. На пологом спуске к воде, меж двух Ростральных колонн, у гранитных шаров так и вовсе пусто. Остановились у самой кромки воды. Нечёткие отражения плавно раскачивались на мелкой ряби; зигзагами искажённая Кристина и ломаный Алекс её обнимающий.

– Становится прохладно, – поёжилась. – Надо было теплее одеться…

Он провёл ладонью по её голове и с нежностью заправил за ухо, открывая лицо, прядь непослушных русых волос. Кристина подняла глаза и, не отводя влюблённого взгляда, начала вытягивать шею, смешно, напоминая вечно голодного птенца в гнезде. Мир ненадолго перестал существовать.

– Если останемся тут – замёрзнем, – нахохлилась. – Но как не хочется уходить…

– Ничего, мы в следующий раз разобьём палатку и заберёмся в спальный мешок.

– Здесь очень красиво! – сказала Кристина.

Алекс огляделся. Ростральные колонны у подножия лишились скульптур. Здание биржи превратилось в бесформенный валун. На Дворцовом мосту лишь проезжая часть сохранила некую узнаваемость. Он представил на миг последние минуты инсталляции: Кристину перед зеркалом, наносящую вечерний макияж рукой-лопаткой из слипшихся пальцев на лицо, лишённое губ и век. Стало не по себе. Слава Богу, существ Эгофрении минует чаша сия. Ведь и в собственном обличье они не замечают перемен.

Поймав попутное такси, Алекс подумал: «Повезло, порожнее, время тратить не пришлось, куда бы он сейчас пристроил пассажиров, разве что в Балтийское море отправил, на перекладных плотах по Неве, в компании чаек».

– Как только налево на Литейный повернёте, можете сразу нас высадить, – сказала водителю Кристина.

Тот кивнул, машина тронулась.

В окно смотреть совсем не хотелось. Хорошо, всей дороги на пять минут. Алекс обнял девушку и прикрыл глаза. Когда счётчик смолк, он, вспомнив про сдачу, протянул таксисту триста рублей. – Держи, за неразговорчивость!

Тот было открыл рот: «Мол, за несколько минут чая столько не выпьешь…» – да встретив нехороший взгляд Алекса, предпочёл сойти за глухонемого.

* * *

– Дома всё ещё никого, странно как-то, где же все…? – посетовала Кристина.

– Хочешь, я с тобой останусь? – Предложил Алекс. – Пока твои не вернутся.

– Хорошо, – улыбнулась. – Спасибо.

Кристина переоделась по-домашнему в однотонный махровый халат и устроилась в кресле. Над кружкой чая, согревавшей ей руки, озорной пружинкой плясал ароматный пар. Девушка совсем по-детски вытягивала губы, каждый раз, дважды подув, прежде чем сделать глоток.

Алекс, сидя напротив на диване, не сводил с неё глаз. Вдруг поднялся и, подойдя к окну, задёрнул шторы, лизнувшие пол. Потом вернулся на старое место. Пока он рядом, здесь для неё безопасно, ничего физически не угрожает. Он искал решение, пытался понять, как надо поступить и можно ли так поступать. Дождавшись, когда она допила чай, потянулся за опустевшей кружкой, получив, поставил на стол. Вновь потянулся, но сейчас за её рукой. Завладев, присел на корточки рядом, опустил ей на колени голову, зажмурился. Через несколько минут поднялся, поцеловал, точно ребёнка, в лоб. – Сладких снов, Кристина. Засыпай. – Немного постоял в раздумьях. Затем, сдёргивая шторы, вырвал с корнем карниз, распахнул настежь окно. – Дракон, ты нужен мне, срочно!

– Исправить нельзя, Александр, – голос Гоора впервые звучал почти печально. – Инсталляция разрушена.

– Могу я взять её с собой?

– Тело – да, её – нет, – сказал дракон. – Прости…

Алекс поднял из кресла исчадие Эгоплеромы, погружённое им же в алгоритм имитации сна. Бережно перенёс на кровать. Аккуратно поправил подушку, укрыл по плечи одеялом. Склонился, разгладил упрямые русые волосы. – Ничего у нас с тобой не получилось, ничего…

* * *

– Отнеси меня в гнездо на плато к бассейну, – обратился к Гоору Алекс.

– Настолько обленился или лифт вызывает страх? Часом не клаустрофобия? – Пустил тот колечко дыма. – Хорошо, извольте…

В словах дракона не звучало ни намёка на упрёк. Видимо, мрачное настроение Алекса удерживало дракона от колкостей.

– Расскажи об ощущениях Кристины в Эгоплероме, если бы я всё же забрал её сюда? – попросил Алекс.

– Нет никакой Кристины. Вернее, она есть, но на Земле и нам не доступна. Только общего между ней и эгофренийкой – это их мимолётное прошлое, и оно случилось до встречи с тобой. Землянка воспринимала бы наш мир равно как человек, кем и является: непривычно странным, по-детски наивным, местами сумасшедшим и пугающим, но осязаемым. В отношении тебя однозначного ответа нет, любые прогнозы неблагодарны. Сам понимаешь, о вкусах не спорят, особенно женских. Для второй, третьей, четвёртой и любой другой по счету копии Кристины тут – всеобъемлющая пустота и не более того. Эгофренийцы – они сродни вышивке. Не отделить рисунок от полотна, можно разве что на нитки распустить. Возвращение к данной теме не изменит ситуации, Александр. Такая уж она – растаявшая шоколадная конфета. И даже если фантик развернуть на морозе, выглядит она уже совсем не эстетично.

– Воссоздай её тело, Гоор, – сказал Алекс, – одежда на нём излишня.

Исчадие стояло, слегка покачиваясь, точно живое. Кукольный взор карих глаз, где и намёка нет на зеркало души, теперь скорее пугал, нежели служил проводником в непредсказуемость пороков.

– Это как смотреть на танцующий пламенем обман в электрическом камине с нарисованной жизнью и искусственным теплом, – рассудил дракон. – Пожалуй, оставлю тебя наедине.

* * *

– Десяток шагов вперёд, ещё два, немного правее, теперь иди прямо. – Имя в словах приказа не прозвучало, просто не хватило сил.

Мимо почти беззвучно проплыли точёные босые ножки.

– Замри! – сказал Алекс.

В сердцах взмахнул рукой, сверху вниз, будто строгий учитель розгами. Тут же ствол ближайшей колонны портика бассейна исчез.

– Три шага и развернись. Руки сомкни над собой. Ладони наружу. Теперь упрись ими в капитель. – Тело Кристины не пошевелилось. – Как же сложно с тобой. Элементарных вещей не знаешь. – Вздохнул. – Ладно. Просто медленно поднимай руки выше. Хватит! Голову склони, чуть ниже и в бок. Стой так! Отлично! – Помедлил с минуту и совершил ритуал призыва Медузы.

Кариатида с античной грацией застывшего соблазна дарила улыбку восходящему солнцу.

* * *

Добравшись до Дворцового моста, Алекс не стал форсировать Неву. Меняя планы, повернул налево и побрёл ленивцем вдоль гранитной набережной, изучая каменные плиты тротуара. Ни мусора, ни дворников, идеальная чистота самых первых мгновений после субботника. Эгофрения зачастую не воспроизводила столь мелкой детализации. Игнорировались и прочие изъяны: выщерблины в камне бордюра, неровности стыков плит. Мало кто хочет запоминать такое.

Напротив дворца бракосочетания, заинтересовавшись суетой, Алекс запер наводящие скуку мысли в долгий скрипучий ящик. Картинно-небрежным жестом остановил поток машин и медленно, с надменным видом, перешёл проезжую часть.

Фотоаппарат, чей владелец строго в профессиональной манере, пусть и сугубо для проформы, поменял местами короткого гражданина и высокого, интенсивно защёлкал затвором. Очередной свадебный альбом-шаблон, едва заполнится, устремится к скорому и неизбежному забвению. Ослеплённые вспышками, молодые и гости потянулись к Медному всаднику. Избавление от быстро увядающих букетов – традиция. Нарушать её, когда на кону новобрачное счастье – неоправданный риск.

Поднявшись по парадной лестнице дворца, Алекс очутился в зале торжественной регистрации. Никто из гостей церемонии не отвлёкся на незнакомца, при этом многие отреагировали на приоткрывшуюся дверь. Игнорируя прочих, незваный гость проявил интерес к невесте, а заодно и к свидетельнице. Каждая хороша по-своему. Отдать предпочтение, ох, как непросто. Невеста в сравнении выглядит ярче: белоснежное платье, фата, высокий каблук. Всё подобрано безупречно. Даром что в наличии с макияжем некий перебор, но он легко удалим при оказии. Сгодится и мокрое полотенце. Свидетельница – натуральнее. И всё же невеста сегодня – принцесса, как-никак её день!

– Объявляю вас мужем и женой! Ваш брак законный! Поздравьте друг друга, – заученной речью призвала регистратор. – Жених может поцеловать невесту!

– Стоп! Остановись! Я здесь! – Нарушив планы жениха, вмешался Алекс. – Не надо так торопиться. Ишь прыткий какой.

В зале воцарилась тишина. Пафос торжества мгновенно обернулся трауром панихиды. Не хватало только похоронного марша для полной картины.

– Граждане вассалы, не унывайте, верните лицам настроение праздника! – Начал Алекс восстановительные работы. – Я, как ваш суверен, конечно, мог бы воспользоваться правом первой брачной ночи, – осклабился. – Но ограничусь первой половиной дня.

Гости дружно закивали, а на их лицах расцвели одобрительно-радостные гримасы.

– Когда и где намечен свадебный банкет? – поинтересовался Алекс.

– В кафе, на Свердловской набережной. Через четыре часа и семнадцать минут, – с похвальной точностью поделился информацией неряшливый хор голосов.

– Отлично, – подытожил Алекс. – Итак, внимание! Отправляйтесь по намеченным делам, не смею больше чинить преграды. Невеста останется при мне, считайте – украдена. Негоже нарушать традиции. Собирайте выкуп, не скупитесь, наберите долгов у друзей. В конце концов, никто не отменял кредиты. Перед банкетом – честный обмен, наличность на невесту. Главное, жених, не забудь её внешность! За идентичность я не ручаюсь, увы, не всё в моей власти. Но это, если я не передумаю. Тут от невесты многое зависит и от суммы. – Алекс выдохнул. – Регистратор, возвращаю вам слово.

Та в один приём сменила репутацию великосветской дамы на имидж вахтёра общежития, строгий и не терпящий возражений: – Уважаемые жених и гости, прошу вас проследовать к выходу! – Указала направление. И, сопроводив беспринципным взглядом удалявшиеся спины, бросила напоследок. – При желании в интерьерах дворца разрешено продолжить фотосессию.

Алекс, подхватив невесту за талию, отправился к дальнему окну – собираться с мыслями, обдумать планы на ближайшие часы.

Регистратор тем временем запустила свой служебный алгоритм заново. Зазвучал свадебный марш, и очередная пара молодожёнов, сопровождаемая разношёрстной свитой, оккупировала зал. Новая невеста разительно отличалась от уже арендованной Алексом. Все его недавние метания между яркостью и натуральностью развеялись мгновенно – перед ним стоял идеальный образец, собравший всё лучшее. Вот тебе, пожалуйста – экземпляр «всё включено».

– Добрый день, уважаемые новобрачные и гости! – Завела шарманку регистратор. – Сегодня самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи – это начало доброго союза двух любящих сердец…

– Секунду! – Алекс хлопнул пару раз в ладоши, привлекая внимание. – Произошёл небольшой технический сбой. Сейчас заменим невесту, затем вы продолжите. Смотри, – обратился к жениху. – Вот настоящее сокровище. Не правда ли?

Эгофренийки поменялись местами. Суженый-ряженый, судя по эмоциям, пришёл в неистовый восторг и возбуждённо заёрзал, с трудом маскируя проголодавшуюся похоть.

– Ну что, красавица, прощай! Совет вам да любовь! Не сомневайся, впереди у тебя – семейное счастье! – Повернулся к родителям жениха. – Вначале «горько» прокричите от меня! На первый тост молодожёнам по стакану водки! – И напутствовал. – Готовьтесь к разводу заранее.

* * *

Алекс покачивался в кресле, любуясь закатом. А за его спиной две кариатиды делили навалившуюся тяжесть с аскетичными колоннами. Первая из розового с телесным оттенком – нагая, вторая из белого – в фате, небрежно прикрывающей плечи, и кружевном чулочке, сползшем чуть выше колена.

Глава 6

Алекс попросил дракона создать инсталляцию с минимальным охватом территории Земли, буквально в несколько домов городской застройки. Он и раньше, находясь в Эгофрении, не интересовался её структурой, а уж границами – и подавно.

Но сегодня всё иначе. Уже издали бросался в глаза дугообразный изгиб неба у горизонта: небесный край наползал на едва различимый барьер, словно гигантская волна, намертво вмёрзшая при столкновении с волнорезом. Небо, сталкиваясь с преградой, блекло и клокотало всей яростью кипящей ртути. Лишь подойдя поближе к границе инсталляции, Алекс различил и саму преграду. Та, переплетаясь с небом-коромыслом, образовала некую стену-горизонт. Всё в десяти метрах перед ней выглядело расплющенным – будто гигантский исполин методично вытаптывал местность, а неподатливые участки сокрушал кулаком. Возможно, он размечал беговую дорожку, мечтал об ипподроме и, когда с той закончил, подогнул края поверхности, где в дальнейшем задумал поместить трибуны. Но не успел – взял, к примеру, да умер от инсульта.

По мере приближения Алекса к подножью границы Эгофрении голоса звучали отчётливее, а их мощь нарастала по экспоненте. Смысла слов понять невозможно, но исходящий гомон воспринимался полной мерой – гомерический хохот, вопли ужаса, крики мольбы, стоны наслаждений. Всё смешалось в сплошную какофонию. Отдельные ноты звучали аритмично, но хаоса в мелодии не чувствовалось. Казалось, этим оркестром кто-то дирижирует.

Подойдя вплотную к стене-горизонту и закатав рукав, Алекс погрузил в неё руку. Кожу тут же обдало холодом и жаром – двумя стихиями одномоментно, а не совокупным нейтральным теплом. Не отдёргивая руки, он присел на корточки и, проведя ладонью по поверхности, нащупал её острый край. Больше ничего разобрать не удалось. Затем он поднялся и, отступив от стены-горизонта примерно на пару-тройку шагов, с разбега нырнул головой вперёд – примерно так, как это массово проделывают психи, пытаясь совершить побег через стекло.

Голоса мгновенно смолкли, все, кроме одного, который произнёс:

– Пространство кажется обезличенным, Александр?

Алекс на слух повернулся в направлении источника.

Тот продолжил: – Так и есть. Я вижу, тебе не удаётся разглядеть детали? Поверь, оказавшись тут, наивно желать иного! Зачем мешать тому, кто спешит к разрушению и торопится жить вопреки здравому смыслу? Попробуй лучше задуть незажжённые спички или вставить фитиль в сгоревшую свечу.

Алекс не решался перебивать собеседника: вопрос мог подтолкнуть его мысли к развилке и направить рассказ по ложному пути.

– Я совсем упустил из виду череду несуществующих событий, – поведал голос. – Здесь часы отсчитывают лишь неслучившееся время. В этом месте нет прошлого, не наступит будущее, а настоящее провалилось в бездну, где дна не видит и слепой. – Голос сместился вправо. – Время – оно бесполезно, оно подобно прокисшему «Я». Точно убитое чувство любви. Окрылённая ложь ради блага. Как всё то, запрещённое другим и позволенное себе. Ведь замечательно слыть творцом, особенно своего прощения и своей справедливости. Я бы назвал это счастьем! Но кто меня спросит?!

Стало тихо.

– Кто ты? – поинтересовался Алекс.

– Пока не решил. – Голос сделался шутливым. – Обычно, знаешь ли, и не успеваю. Я ведь и есть этот мир, рождаюсь в нём и с ним умираю.

Алекс сначала почувствовал, что очутился в лапе дракона, а вскоре увидел и его самого.

– Александр, с кем это ты разговаривал?

– Удачный вопрос, дракон! Но это мой вопрос, и я его задаю тебе, – огрызнулся тот.

– За пределами инсталляции, – предположил Гоор, – лишь лоскуты среза фона сознания, отсечённые заветами. Ровно так, как ты и пожелал при первом посещении Эгофрении.

– Тогда несложно догадаться, – сказал Алекс. – За горизонтом событий – Ад.

* * *

Мария уже не первый день самостоятельно разгуливала по всему гнезду. Исследуя каждый из укромных уголков, которых раз-два и обчёлся: пещера, терраса, нижнее и верхнее плато – разгуляться ребёнку толком негде. Хочешь не хочешь, а пришла пора подумать о новом месте для её обитания, о чём ультимативно и заявил дракон.

– Прямо на лесной опушке срубить избу, расставить в общей зале кровати. Жизнь на природе, чистый воздух… – озвучил идею Алекс. – Вариант второй! И он заметно лучше первого! Общий длинный коридор и комнаты по обе стороны на двух-четырёх постояльцев. Функционал типичного барака. Что скажешь, Гоор?

И тот сказал: – Тогда она займёт твой дом!

* * *

Новое здание в четыре этажа возвышалось в сотне метров от жилища Алекса. Чёрная лестница в дополнение к паре лифтов связала подвал, жилые территории и террасу на крыше. На каждом этаже – шесть спален-близнецов спартанской меблировки.

Широкая кровать занимала почти половину площади комнаты. Пара подушек, способных изменять объём, матрас с регулировкой температуры и жёсткости и буквально невесомое одеяло.

Небольшой встроенный шкаф с раздвижными дверцами скрывал стандартный набор: на хрупких плечиках висел белоснежный махровый халат, а на нижней полке стояла пара тапочек неопределённого цвета. Впрочем, этот шифоньер полностью решал все проблемы с гардеробом. Стоило закрыть дверцы – изъятые вещи тут же возобновлялись, а ношеная одежда бесследно исчезала. Не шкаф, а мечта для неряхи и лентяйки.

Любой архитектор, маститый или студент-недоучка, определил бы строение как типовую многоэтажку. Но на этом сходство заканчивалось. Если потянуть за ручку-балкон, комнаты, как ящики комода, свободно выдвигались наружу. Гоору, конечно, такое под силу. Непонятно зачем, но автору идея нравилась. Да и вообще, по убеждениям Алекса, он создал райские условия. Целых десять звезд! Не сравнить с манежем в гнезде-коммуналке, где Мария, на птичьих правах, делит с рептилией житьё-бытьё. Его же собственный дом так и вовсе – лачуга.

* * *

– Я не отвлекаю тебя, Александр? – спросил дракон. – Вижу, ты занят общественно полезным делом.

– В чём каверза, Гоор!? – огрызнулся тот.

– Заметил, с бассейном на плато ты преуспел. Все колонны заменил кариатидами. Ожидал застать тебя на стройплощадке. – Дракон ощерился. – Ведь женский терракотовый полк нуждается в плаце для построения.

Алекс достал из кладовой Эгоплеромы осколок стекла и ржавый гвоздь. Провёл две глубокие царапины, затем ещё одну. Взглянул на дракона. – Ладно, бесполезно. – Избавился от инструмента. – Думаешь, Эгофрения страдает мимикрией к земной реальности? Нет же, дракон, ты сильно заблуждаешься.

– Неужели? – Тот пустил струйку белёсого дыма.

– А то! – заверил Алекс. – Она лишь стилизованный под жизнь бордель, непростой, конечно, с ролевым уклоном, и вряд ли пригодна на большее. Разве что… – Ненадолго задумался. – Мария оценит в качестве ознакомления с формой неразумного, в кавычках, разума. Безусловно, под строгим родительским контролем.

– Рано об этом. – Гоор приуныл. – Слишком рано…

* * *

Алекс брёл по галерее ДЛТ (Дом ленинградской торговли) в радостном предвкушении. Сегодняшний поход в Эгофрению преследовал единственную цель – подобрать для Марии согласно возрасту одежду и обувь. Сколько можно той носить ползунки да распашонку! Стыд и срам воспитателю! Очень хотелось этим того упрекнуть, поставить на вид. Полезная мысль хоть и пришла с опозданием, но лучше поздно!

Алекса сопровождала пара эгофренийцев, чьи брачные узы разрушались с каждым шагом. За несколько метров их отношения прошли полную эволюцию – от страстной близости до ледяного безразличия.

Выбор свиты пал на них не случайно. Причина заключалась не в привлекательности девушки или интеллигентности супруга, а в их маленькой дочери, одетой опрятно и со вкусом. Без сомнений, она – любимый ребёнок. Брать с собой девочку Алекс не планировал, поэтому та осталась под присмотром случайной женщины, которая первой подвернулась под руку. Ни внезапно обретшая обязанности няньки, ни родители не возражали. Какое-то время разлучённые с дочкой родители продолжали оглядываться, но с каждым шагом их связь истончалась, пока сначала отцовские, а затем и материнские инстинкты не иссякли полностью. Так что с родителями, на этот раз, нарядной девочке не повезло. Не будь у её мамы чувства стиля, всё сложилось бы иначе. С другой стороны, незнакомая доселе тётя теперь души в ней не чает.

Алекс проигнорировал бы сцену, где один персонаж присел, чтобы завязать болтавшийся шнурок, а второй с налёту сбил его с ног, но его внимание привлекли сумки подходящего размера.

– Вы оба, закончили «куча мала» и быстро ко мне! Содержимое авосек на пол! Прямо тут вытрясайте! – распорядился Алекс. Затем обернулся к эгофренийцу свиты. – Ну, что застыл! Пустые сумки забери у них и догоняй. – Подхватил под левую руку его бывшую половинку.

* * *

С талантом теперь уже бездетной мамы Алекс не прогадал. Она отдалась этому занятию с неистовым азартом: отбирала лишь безупречные детские вещи и передавала их бывшему мужу, а тот аккуратно укладывал добычу в сумки. На подобное действо приятно смотреть часами, но Алекс своевременно остановил их, остерегся, что набитые под завязку баулы треснут или расползутся по швам. Пора бы и домой, но вдруг, как-то неожиданно для самого себя, он решил проявить благодарность. Девушка, тут к повитухе не ходи, старалась на совесть, чем явно заслужила подарки. Время её скоротечно, но он об этом ей не расскажет.

Из отдела женского белья, который нашёлся возле перехода на галерею выше, Алекс изгнал покупателей. С первым же платьем, которое выбрала эгофренийка, он сам протиснулся за ней в кабинку. Помочь ей, казалось, больше было некому. Супруг, хоть и обладал таким правом, оказался слишком занят – на него возложена забота о сохранности детских вещей. Ценный товар нельзя лишать караула ни на одну минуту.

– Ты отдаёшься без остатка не только покупкам! Выше всяких похвал! – сказал Алекс. – Ожидаемо с таким-то темпераментом. – Попытался пригладить ей на голове всклокоченные волосы.

Тело эгофренийки на движение его руки ответило жаждой продолжения.

– Спешу, извини! – Вспомнил с досадой про отсутствие нетронутых взглядом Медузы колонн бассейна и произнёс: – Кариатидой, к сожалению, тебе не стать. Вот мужа осчастливить вполне успеешь. – Одёрнул занавес, окрикнул искомого. – Подмени меня! – Сам подошёл к продавцу. – Гражданка, освободится. – Ткнул большим пальцем за спину. – Выберет наряды по своему желанию! Запомни, все покупки я уже оплатил! Сдачи не надо!

К тому времени в отделе вновь столпились посетители. Окинув их взглядом, Алекс указал на сомнительную пару, театрально изображавшую покупателей. – Эй, вы двое! – Выделил их движением руки. Жажда поживиться чужим добром откровенно светилась на их глумливых лицах. – Подняли! – Показал им на сумки. – Бережно, будто своё.

Перезвон металла колец под шорох материи шторки примерочной заставил Алекса обернуться. Почти с минуту он простоял вполоборота, принимая решение, после нехотя вернулся к кабинке. Заглянул.

Скомканное платье свисало с крючка, нижнее бельё частично валялось на полу, частично прикрывало её тело. Сама владелица вещей, прислонившись к зеркалу, смотрела сквозь бывшего мужа отстранённым стеклянным взглядом.

Алекс догадался о причине. Пребывание супругов вне алгоритма Эгофрении разорвало их связь, заставив перестать узнавать друг друга. Теперь он намерен вернуть их системе, восстановив нить прерванных событий. – Это твой муж. Будь к нему милосердна! А ты, затем, когда закончите, помоги жене подобрать наряды. Сегодня ты олигарх! Этот отдел, да ладно, что уж там, весь универмаг, отныне твоя собственность!

О дочери родителям напоминать не стал – теперь они ею брошены, а мама её – случайная женщина.

* * *

Алекс нежился в любимом кресле на причале. На дубликате лежбища поблизости, окунув хвост в воду, притворялся, будто отдыхает, дракон.

– Александр! – Гоор привстал. – Пора готовиться к церемонии. Скоро выведу Марию в свет! – Расправил крылья. – Впервые в новом для неё формате.

Когда Алекс смог почти забыть о его существовании, дракон вернулся. Из манежа, чьи габариты в последние недели утратили актуальность, на поляну высыпала Мария во всём ярком и разноцветном. Если не особо присматриваться к лицам, создавалась полная иллюзия – группа детишек на прогулке. С размером одежды для Марии, в чём Алекс успел убедиться, он угадал – тютелька в тютельку. Заострять внимание на мелких коррекциях, внесённых Гоором, не стал, счёл пустым занятием. Всю славу оставил себе.

* * *

Игровую площадку возле нового дома Марии Алекс обустроил с учётом её самобытности. Для каждой ипостаси там нашлось персональное занятие. Большинство привычных детских забав, в числе которых прятки и догонялки, по понятным причинам в расчёт не принимались. Множество развивающих игр вроде шашек, шахмат или карт также не подходили для ипостасей. Предложи такой на любой интерес пульку расписать – сумасшествие. Кое-что выборочно, отвергая чинимые естеством Марии препятствия, адаптировать всё же удалось. К примеру – баскетбол, правда, изменить пришлось суть игры. Нетронутым осталось лишь название.

Алекс наблюдал за Марией, монотонно покачиваясь в дубликате любимого кресла. Низкорослое древо, укрывавшее его от солнца, изображало ракушку из плотно переплетённых и цветущих павлиньими перьями ветвей. От первоначального варианта, питавшего крамольные мыслишки о группе наложниц с опахалами, пришлось отказаться. Дракон настоял. Аргументы «за» тот признавал несостоятельными, с антиподами – соглашался.

Теперь, когда Мария подросла и научилась говорить, Алекс добровольно поделил с Гоором обязанности няньки. Охотно работал сверхурочно и зачастую без выходных.

Необъяснимая связь внутреннего мира Марии с реальностью поначалу завораживала Алекса. Его сознание отказывалось воспринимать её как многоликое существо из независимых личностей и уж тем более представлять, как эти личности обсуждают пережитое. Тем паче – коллективным разумом, чьё решение обязательно исполнению для всех.

Два глаза дают максимальный обзор. Стоит зажмурить то левый глаз, то правый, возникает сдвиг точки обзора и картинка прыгает. Человек от рождения видит мир перевёрнутым, и ничего – мозг исправляет ошибку. Поверим земным учёным на слово. Что мешает Марии воспринимать объективность одномоментно сорока восьмью глазами? Ну, иль меньшим количеством, если их часть прикрыта. То-то и оно! Круговой обзор хамелеона да фасеточные очи стрекозы – те ещё инструменты созидания.

Поразмыслив, Алекс вывел теорию: сознание Марии и его собственное – одной природы. Разницы нет. Разве что возможность разглядывать свои уши без зеркала или кусать локти – это детский максимализм, а он, будучи взрослым, в таком не нуждался.

– Маша!? – позвал Алекс.

Ипостась Марии, сидевшая напротив, откликнулась: отложила книгу и повернула голову. Остальные не отреагировали вовсе, не прервали занятий.

– Принеси, пожалуйста, тот красный мячик. – Указал в дальний угол игровой площадки.

Мария нахохлилась, но осталась на месте. Зато другая её ипостась отпустила поводья, слезла с деревянной лошадки и, подойдя неспешно к мячику, подняла. Далее с ловкостью, недоступной и жонглёру, подбросила мяч, отправив в путешествие по десятку собственных рук. Затем, выполнив просьбу Алекса, вновь вернулась к прерванному чтению. А читала она увлечённо, зачастую сразу несколько разных книг.

Из разжатой лапы прибывшего дракона на траву посыпались недостающие ипостаси Марии, мгновенно растворяясь в числе себе подобных.

– Прилетел меня подменить? – спросил Алекс.

– Нет. – Гоор недолго помолчал. – В общем-то, не сомневаюсь. Впрочем. Хотелось бы убедиться. Меня интересует реакция Марии на пребывание в разных временных интервалах. Заодно бы и твою теорию проверить. – Струйкой дыма опередил вопрос. – Она не возражает.

* * *

При обустройстве новых площадок, экономя время, Алекс зачастую применял предметы из кладовой Эгоплеромы, так поступил и сейчас. По периметру арены разместились проходы сразу в несколько подпространств. За стеклянными дверьми абсолютной прозрачности просматривались прямоугольники помещений. Пол в них застелен толстыми спортивными матами, а стены отделаны травмобезопасным материалом. По сути, отличные палаты для буйнопомешанных, только взять таких негде.

Ипостаси Марии распределились по комнатам в чётной последовательности чисел: десять, восемь и шесть. Стоило замедлить или ускорить время в одной из комнат буквально на удар сердца дракона, часть испытуемых мгновенно впадала в анабиоз. Исследования показали: как только большинство ипостасей погружалось в один временной ритм, меньшинство, оказавшись в другом, немедленно отключалось, и наоборот. Происходящее Мария не контролировала и, соответственно, не могла пояснить. Дракон в свою очередь не наблюдал никаких изменений фона её сознания.

* * *

– Ладно, – сказал Гоор. – Озвучу промежуточные выводы, если ты, Александр, готов меня выслушать.

– Никогда не готов! Но потерплю, излагай. – Смирился с неизбежным Алекс.

– Мария сможет посещать сразу несколько Эгофрений. Условие – синхронность временных потоков. Пока не могу утверждать однозначно, но в перспективе нас ждут большие сюрпризы…

Алекс бегло поискал у дракона признаки помутнения рассудка и, не найдя таковых, уточнил: – О каких таких сюрпризах речь?

– Александр, что такое Эгофрения? – Вопросом на вопрос парировал тот.

– Развёрнутый в отдельно взятом подпространстве срез фона сознания землян, – ответил тот. – С территории, хранимой в чертогах моей памяти либо воспринимаемой мной же из внешнего источника. – Проявил на лице задумчивость. – Вроде ничего не напутал.

– Ничего, – похвалил дракон. – А Мария, кто она?

– Если очень кратко, – сказал Алекс, – она – дракон в девичьем обличье…

Вертикальные зрачки Гоора на несколько мгновений округлились, став почти человеческими, – такое на памяти Алекса произошло впервые. Затем дракон произнёс: – Эгофрения для Марии – холст, где фон сознания – палитра. Невозможно вообразить картину, что может прийти ей на ум и уж тем более оценить последствия, задумай она её написать. Более того, она способна править результат, создавая иной вариант реальности. – Выражение лика дракона потеряло отрешённость. – Есть и хорошая новость! И она для тебя! Нуль-ноль-порт!

– Нуль-ноль-порт… – повторил Алекс, будто пробуя на вкус бессмысленный термин.

– Именно! – подтвердил Гоор. – Предположим, ты захочешь за мгновение перенестись на пятьдесят лет вперёд или на десяток назад – не в отдельном подпространстве, а в собственном потоке времени…

– И…? – Проявилась неусидчивость Алекса, точно тот укололся инструментом сапожника, обычно торчащим из холщового мешка.

– Ты обретаешь возможность мгновенно изменять возраст тела – от рождения до смерти, просто шагнув через нуль-ноль-порт.

– А если…?

– Нет и нет! – Дракон осклабился. – И не мечтай. Дата твоего рождения – тот миг сотворения Эгоплеромы. Не напрягайся, эмбрионом тебе не стать. Наверное, где-то в неопределённом будущем тебя и поджидает смерть, только встретить легко её не получится.

– Это всё риторика, Гоор, – отмахнулся Алекс. – Мне пустая болтовня не интересна! Жду инструкцию для сборки.

– Запоминай! – сказал тот. – Создай подпространство нулевого объема, продень вход, замкнутый в кольцо, сквозь переход длиною в несколько шагов, а выход из шлюза настрой по таймеру. Останется лишь выбрать срок и направление времени.

Алекс задумался.

– Что-то беспокоит? – уточнил дракон.

– Шлюз… не будь его… – столкновение на выходе-входе!?

– Верно, – подтвердил собеседник. – Встреча с самим собой.

– Жесть, – сказал Алекс. – Перспектива преобразиться в кого-то вроде Маши…

– Нет, конечно, просто тебя станет двое. – Задумчивость с улыбки дракона исчезла, та стала печальной. – Подобное неприемлемо, ни при каких обстоятельствах. Иначе – коллапс!

– Отчего же? – полюбопытствовал Алекс.

– Рано или поздно вы неизбежно станете друг для друга проблемой. Ваша идентичность в мироздании начнёт неуклонно распадаться, а любое разногласие – каждая мелочь – грозит превратиться в снежинку, способную запустить лавину. Ты понимаешь меня, Александр?

– Да перестань усложнять, Гоор! Играть в снежки мы не будем. Разбежимся по разным подпространствам. Делов-то…

– Для меня, как для наблюдателя, все подпространства этого мира едины. Ход времени в них – иллюзия, парадокс. Уясни: собрав из них матрёшку, сути ты не изменишь. Я могу доставить любого из вас прямо в цель, игнорируя все остальные подпространства. Скрыться друг от друга вам не удастся. Понимаешь, людская мораль для меня – пустой звук. Из меня никудышный третейский судья, и в общем, и частном, потому как оба вы для меня идентичны. – Дракон вздохнул, не выпустив дыма. – Конфликт достигнет апогея, это неизбежно. И кто сказал, что именно он злодей?

* * *

В тот же день в подвале дома Алекса нашлось место нуль-ноль-порту. Путь к нему хоть и не сложно запутанный, тем не менее – лабиринт. На всякий случай, назло склерозу, при входе на гвоздике, излюбленном месте запасных ключей, висел клубок – идейный дар на долгую память от бабы-Яги.

К детской площадке через пляж приближался старик, вылитый Дед Мороз, перепутавший время года. Дракон выпустил пару жидких струек дыма, а Мария сохраняла ледяное спокойствие. Такова вся реакция на его демарш.

Глава 7

Алекс, выйдя из храма, оповестил во всеуслышание: – Я существую!

Затем спустился по ступеням и двинулся вдоль строя попрошаек. Раздавая каждому по золотому червонцу, выслушивал слова благодарности и пожелания здоровья вкупе с богатством – именно того, чего ему так не хватало. Место орла на отчеканенной монете занимал дракон, а на решке красовался его собственный самодовольный профиль.

– Ты щедр как никогда, Александр, – протрубили небеса. – Победил в себе порок сребролюбия?

– Угу! Теперь не только ты благодетеля знаешь в лицо. Внимание! – Сосредоточил взгляды прохожих. – В небе дракон! – Перекрикивая гомон паники, попросил: – Гоор, забери меня домой…

* * *

– Ты ручаешься в отсутствии способа углубиться в прошлое Земли? Скажем так… за дату рождения Насти, – спросил Алекс.

– В тридцатые годы от Рождества Христова? – догадался собеседник, куда клонит вопрошающий.

– В начало сороковых, если быть точным, – поправил тот.

– Хочешь приобщиться к вере? – Дракон пустил колечко дыма. – И это последствия общения с кем-то за пределами Эгофрении?

Алекс пожал плечами. – Осмотреться бы сначала.

– Я не силён в богословии, – признался Гоор, – но знаю: из числа тех людей, кто видел Господа воочию, уверовали далеко не многие. Напротив, целый народ от него отрёкся. Основную просветительскую работу заметно позже провели апостолы, да и то на иных территориях. Разбавляли ли они истину собственным разумением, мне неведомо. Нам в наследство достались лишь интерпретации на чуждом им языке. Какой фрагмент потаённой правды нужен тебе и зачем? Ваша встреча сулила бы непоправимый урон воздвигаемой в годы раннего христианства церкви.

Алекс молча теребил поочерёдно то нос, то подбородок.

– Вдохновили бы тебя, говорящего сейчас в собственном мире с драконом, его чудеса? Из воды – вино, прозрение слепорождённого и воскрешение Лазаря? Атаковал бы ты римский легион в Иудее? Распял бы первосвященников? А Понтия Пилата познакомил с Медузой? Александр! Настя – твой ангел-хранитель. Подумай об этом на досуге.

* * *

Алекс оставался верен любимому креслу, дубликаты коего имелись во всех доступных для посиделок местах. Вот и сейчас, легонько покачиваясь в одном из них возле бассейна, позволял кариатиде Кристине отражаться в своих задумчивых глазах, не сводя с девушки взгляда. Каждый раз, посещая плато, он размышлял над тем, чтобы переместить родоначальницу к собственному дому, заменив одну из двух колонн крыльца парадного входа. Не потому, что девушка – первый экземпляр в коллекции, – просто она ему нравилась, а протекай знакомство чуть дольше, наверное, мог бы и полюбить. Найти претендентку на освободившееся место здесь, в пантеоне, не составило бы труда. Один поход в Эгофрению – и готово. Вот только подобрать Кристине достойную пару, исполни он задуманное, за несколько прошедших лет никак не получалось. Установить же рядом с ней абы кого ему не хотелось.

* * *

Станция метро «Маяковская», если оглянуться, начала теряться из виду, зато часы Московского вокзала, напротив, пока не рассмотреть – мешает угол дома. Настроение у Алекса держалось хмурым, несмотря на безоблачное солнечное утро – не такое частое, как того желало большинство привыкших к сырости и серым дням горожан. Безрадостный взгляд бесцельно скользил по прохожим – как суетливым, так и праздно слоняющимся от витрины к витрине. При этом он всё чаще возвращался к троице, неспешно бредущей во встречном потоке: к парню и девушкам, идущим с ним об руку.

Издали не понять, чем сумела привлечь рассеянное внимание Алекса размытая расстоянием компания. Однако для него она явно выпадала из общей перспективы Невского проспекта. И тут он вдруг осознал: походка одной из девушек ему до боли знакома. Неосознанно Алекс замедлил шаг. Поравнявшись с заинтересовавшей его группой, замер.