Надир

Размер шрифта: 13

Обложка и графика Arslan

ISBN 978-5-0068-0693-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ПОЗАПРОШЛОЙ ЖИЗНИ

Сонет

Т.Х.

На синем фоне солнечный кружок —
под ветром небо, как большое знамя
страны прекрасной, выдуманной нами
и нам же указавшей на порог.

Он смотрит на потрёпанный листок —
плохой портрет её в оконной раме,
изученный им вдоль и поперёк,
всё хуже и мучительней с годами.

Он смотрит на неё влюблёнными глазами
и видит перекрёсток трёх дорог,
далёкий свет, пустыню, море, пламя,
растущий на груди её цветок, —
он видит то, что никогда словами
он ни сказать, ни объяснить не мог.

«Дождливый день, тревожный сон…»

Дождливый день, тревожный сон,
приснившийся когда-то в детстве,
сырая ночь со всех сторон,
прямая связь причин и следствий,
сплошные слёзы октября,
Москва, метро, подъезды, зданья —
всё обещало мне тебя
и не сдержало обещанья.

С тех пор прошло так много лет,
а я не смог найти изъяна
в бессчётном множестве примет,
как будто не раскрыт секрет,
как будто не было обмана.

«Торгующий деньгами на углу…»

Торгующий деньгами на углу,
голодный нищий, как тебе в миру?
Я тоже эту музыку люблю
и музыканта за руку беру.

Так промолчавший годы телефон
сорвётся с непривычки на фальцет,
она вздохнёт с надеждой: «Это он»,
а никого уже в помине нет.

В кого ты целишь, горе-птицелов?
На этот раз срывается, увы,
стрела твоя, как музыка без слов,
как головная боль без головы.

«Он смотрит в окно на пустынную улицу, полуразрушенный дом…»

Он смотрит в окно на пустынную улицу, полуразрушенный дом
через дорогу, на голые ветви деревьев,
он хочет остаться в живых, превратиться в живое растенье,
он смотрит в окно, только нет никого за окном —

так кажется. Даже вернувшись назад,
ему ни за что не найти, не исправить просчёта,
всё правильно было, но пуще неволи охота —
так думают люди. Верней, так они говорят.

Уйти бы отсюда. Он видит, окно приоткрыв:
на улице холод и зной, и плохая погода,
смешон сам себе, не печальней он времени года,
и так же похож на себя, как похожи прилив и отлив.

«Не зря тебя ругают и корят…»

Не зря тебя ругают и корят,
на все лады твоё пинают имя
друзья так называемые – ими
твоя дорога вымощена в ад.

Дорога в ад, а вдоль неё цветов,
деревьев, трав развесистая клюква,
рукой заботливой подкинутая кукла
всех отзвеневших дантовых кругов.

Но буква ль дух? Спроси-ка у болот,
у незалёжных залежей метана,
у тех, кто этим дышит постоянно,
у тех, кого водой и тиной рвёт.

Они тебе ответят криком птиц,
сиреневым в ночи кромешной воем,
но мы ж друзья с тобой, и значит, нам обоим
пора умыться правдой наших лиц.

Не ссы, дружище, мы ещё построим
по-над крутым берёзовым покоем
град-солнце перевёрнутых страниц.

Март 2011 г.

«Ты говоришь, что нету ничего…»

Ты говоришь, что нету ничего,
за исключением сиреневого сада,
и что тебе, богине, от него
не так уж много, в сущности, и надо.

Ну, чтоб он был, чтоб цвёл хоть иногда,
к двунадесятым праздникам, не чаще,
и чтоб в итоге каждая звезда
зажглась бы наготой кровоточащей,

чтоб отпевала сонные цветы
обломанных ветвей любовь и сила.
Что там ещё наговорила ты?
Что напридумывала? Что понакрутила?

Ведь если ты не божество, а швах,
клочок земли, обмылок пластилина,
то почему ж тогда, скажи, в горах
со стоном сходит снежная лавина?

Май 2011 г.

Летом

Лето скороспелых поцелуев
и безвкусных яблок неолит.
Облако-табун уже ревнует
и грохочет топотом копыт.

Победитель жизни – змей воздушный —
шлёт с небес воздушный поцелуй,
но уже растоплен полюс южный
океаном слёз, потопом струй.

Льётся чистой, мощною струёю
с неба в сердце мёртвая вода,
и не в силах справиться с собою,
человек уходит в никуда.

Ерунда всё это, чушь, пустое.
Будешь спорить?
Отвечаю: – Да.

Впрочем, нет. Бессмысленно об этом,
коль разделены вода и твердь.
Всё, конечно, происходит летом.
Лето – это маленькая смерть.

Июнь 2011 г.

Лулу

Был в огнях луна-парк. То есть там фонари
голосили огнями всю ночь до зари.
А когда поутру занималась заря,
выяснялось, что всё это даром, зазря.

Я рос маленькой девочкой с куклой в руках.
Голоса и шаги – всё внушало мне страх.
И особенно тени, что пели в углу:
– Просыпайся, Лулу.
– Собирайся, Лулу.
– Не пугайся и не
ужасайся, Лулу.

Чёрен был небосвод, как чернильная мгла.
Время шло. Всё менялось. Я тоже росла.
И отец колотил кулаком по столу:
– Одевайся, Лулу.
– Раздевайся, Лулу.
– Не смущайся, не
сопротивляйся, Лулу.

Время шло. Я взрослела. Из платьев нагих
вырастала быстрее, чем рвали мне их.
И когда поутру занимался восход,
в кровь кусала себе нецелованный рот.

А всем тем, кто меня пуще жизни любил,
подливала в вино тёмно-красных чернил.

Жизнь прошла. И чернильным пятном на полу:
– Одевайся, Лулу.
– Собирайся, Лулу.
– Засыпай, чтобы не просыпаться, Лулу.

Июль 2011 г.

Октябрь

Октябрь – самый мистический месяц. Он отлит в философском камне.
Это пора исполненья пророчеств, время скандалов, безумств.
Мраморный ангел в парке говорит кариатиде: – Дай мне.
Дай мне напиться из твоих холодных безжизненных уст.

Октябрь – месяц разговоров, и миллионы языков
смешаны в нём с уже прошлогодними листьями, ветвями, травой.
Горе тебе, прохожий! Вот уже и ветер, захныкав,
гонит стада чёрных деревьев, словно пастух, на убой.

Золото октября несовместимо с жизнью. Да что там
какая-то жизнь, если здесь гибель лета, заката, богов?
Мраморный ангел в парке покрывается липким потом,
и от слёз его горьких река забвенья выходит из берегов.

Октябрь 2012 г.

Простые рифмы 2

(Подражание)

Она несёт ведро воды,
но не в ведре, а так.
Светлы, как дни, её труды,
но дни – тоска и мрак.

Она несёт воды домой,
ни в чём, а просто так,
и говорит сама с собой,
трясёт обритой головой
и прыскает в кулак.

Слезятся ног её следы,
болят, кровоточат.
Полдня пути, сто вёрст беды,
так недалёко до судьбы,
хотя фонарные столбы
повыстроились в ряд.
Сквозь них тяжёлой, липкой мглой

идёт на землю снег,
сквозь них – оркестр полковой,
шаги и детский смех
(играет музыка отбой,
и детский слышен смех).
– Несть, несть завесы дымовой,
прощальной точки болевой,
нет упраздненья вех!
Она мотает головой
и молится за всех:

– Вон там, от утренней звезды
исходит дивный свет.
Она несёт ведро воды,
но не в ведре же, нет.

Декабрь 2013 г.

РЭП-СТИХОТВОРЕНИЯ

Рэп о настоящей любви

Памяти О. Э. М.

Настоящая любовь может только убить,
разорвать на куски, распотрошить,
вырвать сердце и печень, разорвать рот,
вывернуть всё наизнанку,
перевернуть с ног на голову или наоборот.

Разобрать, как конструктор, а потом собрать по частям,
по рваным мышцам, вывихнутым суставам, переломанным костям,
вывернуть кишками наружу, перевернуть вверх дном.
Настоящая любовь – это всегда погром.

Она не может ни вылечить, ни – тем более – воскресить.
Настоящая любовь – это чума, она может только убить.
Выжечь напалмом, превратить в соляной столп.
Неважно, идёт ли речь об одном человеке или о сборище обезумевших толп.

В мире ненависти и отчаяния, мышей и сов,
обесцененных чувств и обсценных слов
умудрённые опытом, закалённые в горячих точках бойцы —
при столкновении с любовью все они мертвецы.

Всем им тут уготован один лишь гигантский гроб,
потому что настоящая любовь ледорубом вонзается в лоб
или копьём под рёбра, а оттуда – кровь и вода.
Настоящая любовь – убивает всегда.

Настоящая любовь убивает всех и всегда.

Настоящая любовь убивает.

Настоящая любовь.

Настоящая.

Декабрь 2013 г.

Рэп о России

Россия небесная,
светлая, безневестная,
нищенская, не местная,
никому – и в первую очередь самой себе – неинтересная,
мало кому известная,
но от этого ничуть не менее дивная и чудесная,
воскресная.

Россия предвечная,
белая, подвенечная,
радостная, беспечная,
как река весной, быстротечная,
поломанная, увечная,
выпотрошенная, изуродованная, заплечная,
бесчеловечная
первая встречная.

Россия великая,
слепая, глухонемая, безъязыкая,
двуличная, многоликая,
многовековое горе мыкая,
многовековое горе кликая,
пальцем в небо и в грудь всем тыкая,
лыбится, дикая.

Россия потешная,
обобранная, безуспешная,
покаянная, рыдающая, безгрешная,
вечная, вешняя,
Россия внутренняя и Россия внешняя,
безутешная.

Россия мнимая,
как купина, неопалимая,
поверженная, непобедимая,
нежная и ранимая,
неизвестно кем и непонятно для чего хранимая,
неудобоносимая,
непроизносимая,
любимая и нелюбимая
любимая.

Россия крестная,
распятая, болезная,
растоптанная, бесполезная,
как скала, отвесная,
мало кому интересная,
практически никому не известная,
праздничная, воскресная,
повсеместная.

Россия Небесная.

Январь 2014 г.

Рэп о надежде

Как известно, надежда в нашем мире умирает последней.
Богом забытой, вымершей, кроме пары древних старух, деревней,
лужей грязной воды, оставшейся после ухода гостей в передней,
рыбой, выбросившейся на берег со всем своим скарбом страхов и бредней
первой школьной любовью несовершеннолетней,
нелётной погодой, наледью, нелепой сплетней,
последней.

Но есть иной мир, там образа говорят друг с другом,
и каждая стрекоза считает себя вправе отдавать приказы незримым слугам,
отёрта там каждая слеза, всё оплакано, выкуплено отчаянием и испугом
(каждое лекарство больно неизлечимым недугом),
и сверхновое солнце покорно идёт за плугом
пахать им – не перепахать то, что было когда-то затопленным ныне лугом.

Там ни болезни нет, ни воздыхания, ничто не оскверняется скверной,
никакая вера там не является верной
или неверной.
Ни пространства там нет, ни времени,
ни реальности одно-, двух-, или сколько угодно мерной,
ни размеренной, ни безразмерной
жизни, залитой кровью, гноем, слезами, мочой и спермой.

Да, это совсем другой мир,
там надежда умирает первой.

Январь 2014 г.

Рэп-колыбельная

Ну что же, вот оно и пришло – время текущего вспять Гольфстрима,
время обозлённого, с оборванными крыльями, беспомощного серафима,
время упёртых, упоротых фанатов хардкора и экстрима
и таких же верных слуг (постельного, что ль?) режима.
Время – ночь. Пора спать.
Спокойной ночи, Дима.

Каждое сердце – это ещё одна, новая Хиросима.
Солнце тысяч сердец – термояд, вестимо.
До чего ж хорошо, что всё в нашей жизни необратимо.
Неповторимо.
Непобедимо.
Совершенно невозможно
и столь же неотвратимо.

(Недоказуемо,
но зато теперь уже, говорят, излечимо.)

Дима!

На улице зима.
Хвостатая комета пролетела мимо,
но присутствует среди нас, супостатов, незримо,
как молитва на сон грядущего рыцаря-пилигрима,
как отстрелянные гильзы от проржавевшего «максима».
Полыхает в ночи купина неопалима —
вековечная мечта об огне без дыма.
И луна на небе – как лицо без косметики и без грима.
Сладких снов Вам.
Всё будет хорошо. По крайней мере – терпимо.
Спокойной Вам ночи, Дима.

(В этом смысл постмодерна и скрытая суть мейнстрима,
тайна всех буриме, всех объяв о любви без интима:
Истина – она никому из нас не нужна и всем нам жизненно необходима.)
Ангела-Хранителя Вам! Ангела-анонима.
Блаженного Иеронима.
Не бойтесь ничего,
хоть это и умонепостижимо.
Спокойной ночи, Дима.

Каждый город тоже ищет себе если не брата, то побратима,
но козы опять зависают на виртуальных форумах Третьего Рима.
Светится в темноте лик открыточного херувима.
Спи, душа моя, ты возлюблена, влюблена, любима.
Ты восхищена будешь на вершины горнего Иерусалима.
Но и там ни пфеннига не дадут за тебя, ни цента, ни грошика, ни сантима.
Завтра будет новый день, новая пантомима.
Ангела-Хранителя,
мирных Вам снов и спокойной Вам ночи, Дима!

Февраль 2014 г.

Рэп о поэзии

«Поэзия должна быть глуповата.»
Кто это сказал, не помню, но у него, по ходу, ума палата,
мозги, чувство вкуса, меры – всё как у полного неадеквата,
неандертальца, кретина, дауна, дегенерата
из тех, что стреляют в прохожих из автомата,
или звонят посреди ночи из телефона-автомата,
пытаются что-то доказать, объяснить, переиграть, перепрята…
но ничего, кроме слёз, обрывков слов, шума на линии, мата —
все мы знаем таких, ребята.

Но я вам скажу по-другому, ребята.

Поэзия должна быть подловата.
Она должна научиться срать на могилу неизвестного солдата,
ссать в вечный огонь,
бить по роже батяню-комбата,
– Алло, алло, я слушаю. Кто это у аппарата?
Никого. Ты сама, идиотка, во всём виновата.
Дура. Как я тебя любил когда-то.
И плевать, что ты с педа, а я – суперзвезда мехмата.
На меня и так полно всякого компромата.
А впереди маячат тёща, дети, похмелье, долги, простата.
Помнишь, как мы поцеловались около деканата?
Неужели правда была права ты?

Далеко не за всё приходит в жизни расплата.
Поэтому поэзия вполне может быть воровата.
У неё должен быть только один музыкальный инструмент – лопата.
И никакого тебе легато, одно сплошное стаккато.
(Эта комната – просто гнездо разврата.)
Но когда зазвучит и без того звучащая повсюду ре-минорная токката,
«Свадебная» кантата,
сомнительная «Аппассионата»,
душераздирающая «Травиата»,
седьмая (прокофьевская) соната —
боевой клич, гимн, победный марш нового, неотмирного патриархата,
ка-а-а-ак брызнут в разные стороны все крысята, поросята, зайчата,
тигрята, лисята, котята, отличники сопромата
и диамата,
сторонники, противники и тайные адепты всеобщего целибата,
всех спортивных клубов болельщики и фанаты,
поклонники Бората
или (что почти то же самое) ученики Сократа
с фигурой, голосом и мироощущением кастрата,
потомки нашего общего с крокодилами предка-примата,
соплеменники вечного насельника вавилонского зиккурата,
что по ночам выходит, говорят, погулять улочками Арбата,
совопросники Понтия «Чистые руки» Пилата —
все они отныне будут жить-поживать кудлато,
сытно, размеренно и богато.
(Двести сортов одного только финского сервелата,
без всякого блата.)
А Луна на небе – улыбкою в тридцать три карата,
в тридцать три разбазаренных киловатта.
Почему свет идёт со стороны заката?
Как это объяснить? Как понять?
И как описать это так, чтоб вы поняли всё наконец, ребята?

Да здравствует диктатура предвечного пролетариата!

Ведь приходит тот день, когда брат восстаёт на брата.
сын топчет ногами труп отца, плюёт в его мёртвое лицо
и не видит в том плагиата,
ковчег идёт ко дну у подножия Арарата
(каждой твари по паре, в точном соответствии с разнарядками Роскомстата) —
всё это потом будет отмечаться как великая дата,
торжество нескончаемого шаббата,
Хазарского каганата,
всемирного халифата,
адата и шариата,
вечного чата,
многомудрого раввината,
пожаловавшего к нам из-за гор и морей антихриста и супостата,
креста, полумесяца, магендавида, коловрата.

Но всё это потом, потом,
всё это будет потом, ребята.

А сейчас мы все, как один, – хладная сталь булата,
сложноподчинённое предложение без предиката,
мы никогда не отмажемся от военкомата
и никогда не отречёмся ни от зла, ни от чёрного этого злата.
Поэзия – она, как жизнь, говорят, полосата.
Ну так и чо? Удавиться теперь? Говна-то.
Давай лучше дёрнем ещё денатурата.
Ведь каждый из нас по-любому сжимает в руках трубку своего автомата,
рвёт зубами чеку – вот и к бою готова граната.

(Не бывать Белоруссии членом НАТО!)

Поэзия должна быть туповата,
подловата,
воровата.

Поэзия должна быть глуповата.

Поэзия должна.

(Займи пару тыщ до зарплаты,
выручи свата.)

Она же должна.

Должна быть.

Должна.

Поэзия.

Февраль-май 2014 г.

Рэп о небе

Небо пепельного цвета, свинцового Геркуланума, седой Хиросимы.
Таким его сотворил Господь, пути которого неисповедимы.

Таким его запомнил князь Андрей,
таким его живописал Эль-Греко.
Таким оно было всегда. Это небо небес от века.

Небо, упавшее навзничь, небо Герники, Нанкина, Ленинграда.
Чёрное небо над нами, что тебе ещё от нас надо?

Небо, развалившееся на куски, как зеркало, рухнувшее с комода.
Небо Эдема и Потопа,
Небо Содома,
небо над Москвой осенью 1812-го года.

Небо над Москвой в октябре 1993-го года.

Небо над Ганиной ямой,
Небо ритуальных жертв, кровавого навета,
зимнее небо над Чёрной речкой,
небо неподвижного, невыносимого лета.

Небо над староверческими скитами,
небо Константинополя, Пуатье,
небо Грюнвальда.
Небо Армении, небо аутодафе,
небо над Палестиной.
Небо цвета бетона, битума, асфальта.

Небо рек Вавилонских, Третьего храма, рассеяния.
Небо Третьего Рима, продырявленное высоткой на Площади Восстания.
Небо – тюрьма, название которой Дания.
Небо Законодательного собрания,
первого свидания,
добровольного и чистосердечного признания.
Небо прощения и воздаяния,
забвения и воспоминания,
микроскопического, непреодолимого расстояния,
всего мироздания.

Небо, лежащее у меня на руках без сознания.

Небо как состояние.

Небо – мания.

Небо чумной Европы, больных оспою одеял,
небо Дрездена, Берлина, Хатыни.
Зверское небо Магадана и Воркуты,
небо-Беломорканал,
небо Синайской пустыни.

Всё это было давно, хотя кажется, что совсем недавно,
всё это уже случалось не раз и обязательно повторится снова —
небо Изольды, Офелии, Бланш Дюбуа, Ярославны,
небо Ивана Карамазова, Алёши, Ставрогина, Смердякова —

Небо Сергия Радонежского и Дмитрия Донского.

Поля Куликова.

Небо распятого и воскресшего Слова.

Небо Персии времён Кира и Дария.
Небо – флаг в руках Егорова и Кантария.
Небо районного абортария,
зоопарка, планетария,
подпольного, но совершенно легального лупанария,
набоковского гербария,
марксовского пролетария,
гумилёвского пассионария.

Небо там, где когда-то была Хазария.

Небо Святителя Маркиона
и скончавшегося в отхожем месте Ария.

Небо – авария.

Небо подвалов ЧК, психбольниц, Бутовских полигонов.
Небо Афонов против неба айфонов.
Небо любви.
Небо детства.
Небо миллиардов и газиллионов.

Небо Севера, вечной мерзлоты,
Великой степи, Колхиды.
Небо королевских пингвинов.
Кровавое небо корриды.

Небо химиотерапии и ретровирусных лекарств, электрошока, проказы.
Небо случайно вырвавшихся слов, из которых потом складываются целые фразы.

Небо соляных столпов, небо Майданека, Аушвица.
Небо Великих Княжён, Наследника, Императора,
небо Императрицы.

Небо сходящих на землю солнц, небо сердец —
Музей Катастрофы.
Небо огня и серы, арматуры, асбеста, выедающего лёгкие дыма.
Небо над Потомаком, над Темзой, над Волгой, над Днепром —
небо Голгофы,
небо над Залитским островом,
небо новой земли,
новое небо нового, небесного Иерусалима.

Август 2016 г.

Рэп о жизни

Жизнь – быль,
жизнь – пыль,
пасквиль, вечный Чернобыль,
стилизация (не стиль),
буря и штиль,
так никем и не увиденный фильм,
не способный никого развеселить водевиль,
фисташковая кадриль,
Мефистофель в профиль,
выгоревший фитиль,
живой птеродактиль, праматерь Рахиль,
вверх ногами воткнутый в небо шпиль,
только с конвейера, а уже неисправный автомобиль,
гонка на нём по улочкам со скоростью в двести миль,
ад и Израиль,
Тиль и Митиль,
Черчилль, кровавый Бальфур, ваниль,

Продолжить чтение