Guide to Russian Spirits или На посошок

«Первый роман – как первая любовь. Я не думал, что это будет так сильно».

Пролог

Душно. Воздух пахнет жженой травой и дымом, из открытых окон на весь вагон разносится скрежет старых рельс. Октябрьский пятничный вечер лучше провести где угодно, но не в пригородной переполненной электричке. Пассажиры с тоской смотрят на пролетающие мимо желтые поля и деревенские домики. Вот мужички с ведрами в широких охотничьих шляпах и сапогах явно направляются в лес, собирать подберезовики и свинушки. На соседних сиденьях посапывают две бабули, одетые, несмотря на ужасный зной, в цветастые платки и шерстяные жилетки. Благоухающая сладкими духами тетка неопределенных лет стоит в дверях, держит в руках стаканчик с кофе и стреляет глазами вокруг в попытках заранее вычислить, кто на следующей станции освободит место. Все возможные проходы в вагоне заставлены пакетами, пенсионерскими тележками, ящиками с саженцами растений и яблоками-падалицей.

У окна, прижатая с другой стороны соседом, сидит юная девушка, одетая слишком официально для своих лет и для путешествия в жаркой электричке. Она оттягивает указательным пальцем воротник белой рубашки, потому что больше его не расстегнуть – не хватает одной пуговицы ниже и может получиться нескромный вырез. Для загадочной девушки же любая провокация во внешности неприемлема, очень страшно встретить осуждающие взгляды незнакомцев. Очень. Страшно. Она всегда думала, что поступит в университет, станет сильнее и сможет бороться с этим… пиететом? Может даже вступит в какую-нибудь дерзкую субкультуру. Подастся в готки или хиппи, но пока что она в культуре заучек и зубрила. Засада! Молодой дух требовал бунтарства и приключений, но пока что она не могла закинуть ногу на ногу, опасаясь недовольства ее соседей по сиденьям. Дурацкий воротник! Дурацкая рубашка, которую несмотря на отчаянное сопротивления, натянула на нее мама! Девушка вздохнула и начала представлять, как выйдет из вагона и вдохнет запах поздних цветов, сена и сосновых иголок, и жизнь похорошеет на глазах…

Мужчина в очках с толстыми линзами внимательно следит за каждым движением сидящей напротив девушки в официальной выглаженной белой рубашке и юбке по колено. Как будто мужичок даже поджимает губы и сжимает газету в руке, но не перестает исподлобья смотреть. Молодая еще, рыжая, с веснушками, про таких говорят: или ангелы, или демоны. Судя по тому, как девушка боится лишний раз вздохнуть, здесь все однозначно. Мужчина резко закидывает ногу на ногу, вскидывая черный пыльный сапог, абсолютно не подходящий к костюму, но заставляющий соседку напротив вздрогнуть. Эта рыжеволосая всегда тонко чувствует настроение окружающих: вдруг она слишком громко дышит или противно пахнет, а может села на чей-то плащ или поставила сумку не туда… Страшно поднимать глаза полностью, поэтому она краем зрения быстро проходится по трем сиденьям вокруг и замечает тяжелый взгляд незнакомца в клетчатом костюме в очках. В груди что-то холодеет, трудно сглотнуть. Что она наделала? Почему он так смотрит?

«Станция Лесной городок».

Боже, ее станция! Поезд начинает торможение, рыжеволосое создание вскакивает и задевает бедром колено мужчины. В ее голове в мгновенье проносятся сотни синонимов слова «стыдно». Девушка вскрикивает, хватается за изголовье своего сиденья, пытаясь устоять на ногах. А еще жутко краснеет. Она собирается сказать, как неловко и какая она неуклюжая, только в другом порядке, но… Происходит странное. Мужчина резко встает, оказываясь вплотную к ней – девушка чувствует запах табака и чего-то кислого – а через секунду шагает в проход к дверям. Он толкает сапогом стоящую в дверях тележку, а плечом – тетку с кофе, и ему вслед устремляются сразу несколько возмущенных взглядов. У одной из бабушек выпала из рук треснувшая икона.

Просто немыслимо! Поправляя рыжие локоны, девушка спускается со станции по деревянной лестнице, судорожно сглатывая. Почему-то она подумала о том, какие красивые голубые глаза были у этого странного мужчины. Такой элегантный, в костюме, с газетой, темные волосы, похож на любимого преподавателя истории Александра Германовича. Только этот мужик был в грубых неинтеллигентных сапогах. Как у дачников или грибников, но в абсолютно новых и чистых. Рыжей не было страшно или неловко от того, что дистанция между ними нарушилась. Как будто даже хотелось продолжения. Ну в некотором приличном роде. Она приложила ладони к горящим щекам, а потом достала из сумки бутылку воды. Надо найти дорогу к лагерю, а то скоро начнет темнеть. Ее уже ждут, а она, дурочка, перепутала электричку. И жутко опаздывает.

Боже, все оказалось хуже, чем она себе представляла. Указатель с названием СНТ был направлен в сторону ухабистой пыльной дороги, ведущую в темную чащу высоких сосен и елок. Натуральная тайга из картинок в школьных учебниках по географии. Девушка заметила автомобильные следы, вернее следы шин на повороте, значит, тут кто-то ездит. Нужно немного пройти по дороге через лес, и она выведет к дачным домикам, все просто. Налево через лес по протоптанной дорожке. А потом и до ворот. Это будет быстро, особенно, если ускорить шаг и не думать о плохом. Да и вообще, чего она боится? Здесь живут и ездят на машинах люди. Сколько можно тревожиться, обычная деревенская дорога. Руки в ноги и пошла!

Сзади послышались шаги, или нет, не послышались. Вокруг только сосны, абсолютно неподвижные, величественно противостоявшие ветру. Девушка быстро и широко шагала, молясь, чтобы мимо проехал автомобиль, чтобы хоть кто-то живой и не угрожающий оказался рядом. Вдруг стало тихо, абсолютно тихо, ни шороха, только рыжее напряженное дыхание. И ветерок дунул ей в лицо кислым запахом табака.

Глава 1. Умеренность

«Станция Лесной городок».

– Дань, тебе не кажется, что здесь как-то страшновато?

Двое друзей вышли с вечерней электрички, подтянули рюкзаки потуже и пошли вдоль железнодорожных путей к переходу. Уже сгущались сумерки, темнело рано, а в лесистой местности это ощущается особенно страшно.

– Все хорошо, я знаю, куда идти.

Даня так легко шел с огромным рюкзаком на спине, что его спутнице пришлось ускорить шаг, хотя вещей она взяла в разы меньше. Он громко ступал по грязной тропинке через какие-то кусты к деревянному настилу, заменяющему в этой местности железнодорожный переход. Под ногами рассыпались поздние кленовые листья, уже наполовину сгнившие. Рюкзак парня был настолько тяжелым, что почти не двигался на подпрыгивающих кочках, норовивших подлезть под ноги в самый неудачный момент.

– Мы же вроде на две ночи, даже на полторы, что ты такого набрал с собой?

– Только самое личное и необходимое, Лиз. – «личное» прозвучало строго и секретно. Ее имя – еще более строго, почти одергивая.

– Ладно, прости, я немного волнуюсь. Первый опыт подобных поездок в принципе. Если что, соберем группу захвата и пойдем найдем какой-нибудь ларек в соседней деревне. Докупаться….

– Подобных поездок? Ты никогда не ездила в лагерь?

– Нет, никогда.

Несмотря на довольно теплое отношение друг к другу, разговор после двух часов тряски в старой электричке неловко не клеился. На пороге неудобной темы Лиза решила сделать вид, что увлечена дорогой и тщательнее оглядеться.

Вокруг было очень тихо. Электричка давно ушла, следующая прибудет с часовым интервалом, и на станции вышли только двое пассажиров. Небольшая тропинка проходила сквозь едва живые кусты крапивы и сорной травы, вдоль рельс и старого полуразрушенного забора.

За деревяшками показалась заброшенная классическая русская изба. Такую же ее дед построил на даче, а потом говорил, что справился без единого гвоздя, как в былые времена. Темные широкие бревна, простой наличник и наверняка где-то сзади пристроилось крыльцо. Но романтики не было от слова совсем. У избы обвалилась крыша, внутри кажется проросла крапива, стены были отсыревшими, а садового участка как такового в принципе не было. Везде крапива, борщевик и высокие кусты неизвестного происхождения. Птицы не пели, сверчки еще не проснулись, небо серое, как со старинных пейзажей в картинных галереях. От бревен избы пахло сыростью. Жуткое местечко, похоже на постапокалипсис. Они проходили мимо, и избушка была буквально в двух шагах, но подходить еще ближе не хотелось. Резные наличники раньше были ярко-бирюзовыми, но сейчас к ним можно применить разве что слово «покосившиеся», да и то, вежливым тоном. Лизе показалось, что в разбитых окнах промелькнул лучик света. Последний солнечный блик?

По другую сторону рельс стояла пожилая кассирша местной станции и курила. Говорят, теперь на каждой остановке электрички, как бы далеко в глуши она не находилась, должна быть касса в рамках борьбы с зайцами. Но деревянный сарай из облезших досок скорее напоминал туалет, только с окошком, прикрытым решеткой. Да и кассирша не выглядела как человек, который имел хоть какое-либо положительное мотивированное отношение к своей работе. Из кармана халата у бабульки торчала газета, а тонкие светлые волосы она убрала под черный полупрозрачный платок. Судя по запаху, который доносился ветром до ребят, кассирша курила какой-то Беломор-канал или ну очень крепкие сигареты.

Баба Наташа, шестьдесят с хвостиком лет. Обед – луковица с черным хлебом. Работает много лет, чтобы не жить на одну пенсию, вахта сутки через двое. Обводит в телепрограмме интересные ей передачи и переодически сверяется с часами, чтобы не пропустить. Кассирша обернулась на шаги и поводила водянистыми глазами по двум молодым людям, переходящим рельсы. Потом выругалась и плюнула под ноги – куда эти подростки с тяжелыми рюкзаками могут идти вечером в глуши, ну чистые хулиганы или сатанисты. Насмотрелись всякого в интернете и идут повторять. Еще и курят, небось. Из-за таких и случаются лесные пожары. Если бы она только знала, сколько молодых людей в похожих нарядах пройдут мимо ее кабинки за следующие два дня. Точно культисты. Вы не первые.

Лиза покосилась на кассиршу и прибавила шаг:

– Дань, а это правда заброшенный пионерский лагерь? Или он действующий, просто закрытый, но для нас открыли… Ты же понял, о чем я, да?

– Сторож точно есть, а по… кхм, статусу не подскажу, вроде просто закрытый. Говорят в советское время он работал на потоке, две смены каждый год, много детей, у них даже был собственный паром или как это называется… Кораблик? Детей доставляли на смену прямо по реке, – он мило хохотнул, разряжая обстановку. Вот бы еще кассирша улыбнулась им вслед. Сухие губы Лизы растянулись в ответ.

– С одной стороны нам очень повезло, что недалеко ЖД проложили, но я бы хотела поплавать на кораблике. Здесь должны быть такие красивые виды на реку и окрестности…

– Увидишь! Спуск к реке же есть, а ворота и на ночь закрывать не будем, думаю, просто поставим пару ребят, чтобы следили, – тут Даня осекся и вновь широко улыбнулся для тревожной подруги. – Не за посторонними, тут их просто нет, местность почти глухая. За нашими, имею в виду. Всегда есть любители на пьяную голову покупаться или помочить ножки в холодной воде на пирсе.

Лиза постаралась скрыть улыбку, потому что следующей ночью она тайно собиралась быть в их числе, сбежав с бара на самовольный перерыв. И еще до конца не решила, какая часть тела будет в воде. Самое интересное всегда оказывалось недозволенным. К тому же, как отказать себе в удовольствии, находясь у берегов Волги? Часть реки, которая проходила через их город, не шла ни в какое сравнение с дикой широкой Волгой, которая текла через поля, леса и остатки дальних дач.

– Неужели? Это какой твой Посвят по счету, напомни? – в шутку сказала она и тут же чуть не упала, запнувшись ногой о крупный камень. Даня цепко подхватил Ли за локоть и в качестве выражения сочувствия решил ответить.

– Ну, второй. Первым было посвящение нашего курса, которое ты пропустила. Только тогда я вообще ничего не знал об организации таких штук, приехал просто посвящаться и классно проводить время.

– Да, я решила не ехать, знаешь, не люблю своих одногруппников особо, – Лиза ухмыльнулась, вспомнив неуклюжего и пошлого парня (чья имя нельзя называть, это ведет к неудаче) из их учебной группы. Видимо, так с ума сводит привилегия быть единственным парнем среди 27 девушек, будущих журналисток. Он был слишком суетливым, глупо шутил и потом сам смеялся в тишине. Напоминал Рона Уизли, бесполезного героя из Гарри Поттера, который ничем особым не занимался на протяжении всей серии, а потом ему досталась слава и лучшая девушка. Просто потому, что так решила Джоан Роулинг. Рона Уизли Ли ненавидела всей душой. Но как и многие, кто работал с художественными текстами, иногда складывала руки в защитном жесте «Спаси меня, Роулинг».

Лиза покосилась на друга, с удовольствием глядя на то, что он не разделяет ее ухмылки. Дане подобный опыт был неведом, он был истинным экстравертом, который смог бы завести диалог даже с той нелюдимой кассиршей. Да такой диалог, что она бы улыбалась беззубыми деснами и ласково трепала его уже родные патлы. Он был максимальным оптимистом, не раздражающим, а скорее вызывающим снисходительную улыбку. Одногруппники так вообще, его лучшие друзья. Бывают же светлые люди. Дед бы назвал его блаженным. Лиза называла его другом, хотя все еще не представляла, как дружить с такими людьми. Иногда она шутила, но шутка оказывалась слишком грубой или жестокой, тогда их общение как-будто делало шаг назад. Он был надежным и никогда бы не сказал ей дурного слова, но неловкость и стыд отталкивали сами по себе.

– А сейчас будут все самые крутые ребята нашего факультета. Вообще, знаешь, мне кажется, лагерь просто закрыт и наши нашли нынешнего владельца или руководство и договорились. Все-таки заброшка – опасное место, вдруг обвалится что, а наши организаторы слишком ответственные.

Лиза решила не уточнять перспективы празднования Посвята первокурсников факультета журналистики на заброшке. Девушка и не заметила, как они перешли рельсы и теперь шли вглубь по лесной дороге. Пыльная, серая, посреди соснового леса, освещаемая в сумерках только небольшими лампами на столбах линии электропередач, которые косо-криво торчали вдоль дороги. От ветра единственный натянутый провод колыхался и грозился оборваться или запутаться в сосновых ветках. А с двух сторон обступал черный сосновый лес, в пасмурный вечер выглядевший очень мрачно. Под ногами то пожухлая трава, то еще жидкая грязь, то мелкие острые камни. Вверх-вниз по ухабам, нужно постоянно смотреть под ноги. Лес шумел от порывов ветра, и где-то вдали раздавались раскаты грома. Кажется, ночью будет дождь. Их шагов было почти не слышно.

В голове Лизы вдруг пронеслось то, что сначала она пропустила мимо ушей. «Местность почти глухая», людей вокруг нет, одинокая кассирша… Девушка решила смотреть только себе под ноги, чтобы не увидеть в тенях леса что-то тревожное. Вот если бы по бокам были не сосны, а дачные домики, было бы намного приятнее. Желательно еще, чтобы в каждом горел свет и в окнах просматривались дружелюбные люди за домашними делами. Ей очень сильно не хватало иллюстрации того, что в Америке бы назвали «picket fence dream». Небольшие заборчики, бегающие во дворе милые собачки, мужчины, жарящие мясо на мангале.

Даня прочистил горло и хрипло сказал:

– Ты пока запоминай, как идти. Завтра придется повторить этот маршрут пару раз.

Лиза вздохнула, вспомнив о своих обязанностях проводницы и подняла глаза на темные деревья. Честно говоря, изначально девушка записывалась в бармены, однако девушки из студактива быстро ее одернули. Те, кто бездельничает во время квеста днем и вступает в обязанности только ночью, должен все равно быть полезным. На выбор предлагалось множество пунктов, от помощи в уборке территории до участия в декорировании. Лиза, не глядя, вызвалась провожать первокурсников от станции до лагеря, чтобы никто не решил срезать дорогу и сигануть через лес. Это казалось простым. Простым, когда дорога до лагеря описывалась как «полкилометра проселочной дороги в сосновом бору мимо СНТ и станции». Но через такой глухой лес, кажется, никто не захочет бежать напролом. А ведь ей еще придется идти одной к станции по этому же маршруту… Лиза поняла, что бессознательно крепко сжимает челюсти и расслабилась.

– Прости, но что тут сложного? Проселочная дорога, вот вдалеке заборы вижу.

– Не наши это заборы, а оставшегося тут СНТ, садово-некоммерческого товарищества «Дружба». Если вперед пойдешь, в них и упрешься, а обойти можно будет только с одной стороны, с других – бурелом. Шлагбаум они не откроют нам, чтобы через них пройти, охранник злющий. Ребята тут на разведку ездили, все облазили и выяснили. Говорят, мужик даже ружьем с солью угрожал.

– Дачи посреди бурелома или бурелом вокруг дач? – Даня поднял одну бровь, Лиза вздохнула еще раз и добавила:

– Не отвечай. Тогда как? Где обойти?

– Вот скоро будет дорожка налево, прямо сквозь сосны, но она протоптанная, не заблудишься. Держи «Дружбу» в поле зрения по правую сторону. Обойдешь дачи вдоль заборов, выйдешь к холму, насыпи из песка, и впереди подъезд к лагерю. Идем, просто головой по сторонам смотри и ориентиры заранее намечай.

– По сторонам не головой смотрят, Дань.

– Задушила. Глазами.

Вдали за высокими железными заборами вдруг залаяла собака. По мере приближения к дачам, начало пахнуть шашлыком и бензином, под ногами тут и там в засохшей грязи попадались следы шин. Удивительно, но все заборы были темно-зелеными, в тон сосновым иголкам, и нигде не было въезда машин. Наверное, неочевидно запрятан где-то сбоку. Лиза снова вздохнула. Неочевидным, как и вся дорога сюда, наверное. Но стало немного спокойнее, ощущение чужого далекого присутствия словно говорило «ты не одна в лесу», «есть, кого позвать на помощь». Девушка пнула маленький камешек так, что тот улетел в канаву вдоль дороги. Наверное, в отместку за большого собрата, о которого она запнулась ранее.

Спустя пару минут они уперлись в заборы. Среди сосен слева примостился крохотный домик с гордой металлической табличкой «Сторожка». У него и завернули в лес. Казалось, что из-за заборов не доносилось ни звука и все шумы леса теперь сконцентрировались вокруг них. Все трески, скрипы, шуршания обязательно происходили где-то в метре или даже над головой. А потом резко пропали. Так обычно бывает перед бурей. Ходят тучи, надвигается гроза. Так ведь?

Раскатов грома больше не было. Ни одного комара, ни одной мошки, ни одной изредка кричащей птицы. Даже верхушки деревьев, обычно шелестевшие на ветру остатками листьев, теперь молчали. Слушая тишину, в какой-то момент Лиза поймала себя на мысли, что дышит слишком громко. Она сглотнула и начала задерживать дыхание на короткие промежутки. Даня ничего не сказал, наверное, подумал, что спутница запыхалась. От тишины закладывало уши, даже их шаги звучали отдаленно и едва заметно.

Они шли и шли, переступая через корни и утопая во мху. Частично был виден бурелом, деревья валялись на земле и на ветру болтались их белые, длинные и тонкие корни. Среди сосен не было ни одного просвета, а темнело все быстрее и быстрее. Если они не поспешат, то придется включать фонарики на телефоне. Перспективка мрачная, как не посмотри. И еще эти белые корни, похожие на червей. Лиза стряхнула огромного жука с рукава пальто и решила подумать о чем-нибудь приятном.

Посвящение в студенты (или коротко – Посвят) проходило ежегодно, и каждый раз организаторы (такие же студенты, просто на курс или два старше) искали необычное место для проведения вечеринки на всю ночь на сто-двести молодых людей, с танцами и алкоголем. Желательно, чтобы можно было развернуться и хорошо пошуметь. В программу входил квест для первокурсников, небольшое выступление и сама церемония посвящения, квартирник, дискотека и бар. И с костром, костер – очень важное мероприятие! Прощальный костер, как обычно делают в лагерях. Вернее, ей рассказывали, что так обычно делают. Правду она уже не узнает, только если не решит вписаться куда-нибудь вожатой следующим летом.

Сюда идеально вписывается лагерь «Зорька», стоящий посреди соснового бора на берегу широкой реки, рядом с которым была железнодорожная станция. И ребят привезти, и на свежем воздухе провериться, и занюхать водку сосновыми ветками. В лагере оставалась старая, еще не убитая мебель, электричество и чан с водой. А главное – тут на специальной площадке можно было развести большой костер, вступая во взрослый мир и сжигая все старые сомнения.

Лиза очнулась, когда Даня, улыбаясь, легко ткнул ее в бок локтем и открыл поржавевшую калитку с деревянной табличкой, надпись на которой гласила: «Служебный вход, Зорька». Наверное, друзья несколько минут стояли перед входом, пока она думала о далеком, а он любовался природой и немножко своей спутницей.

– Даня, это же потрясающе!

Они стояли на бетонном въезде посреди высоких темных сосен, а впереди светился окнами и гирляндами настоящий пионерский лагерь. C широких игольчатых веток над головами, с потускневших олимпийских колец, с крыш низких корпусов – даже с футбольных ворот вдалеке свисали красные и синие лампочки гирлянд, ярко освещавших все вокруг. Вкусно пахло мокрым лесом, костром и вишневыми сигаретами, все-таки тут уже обитало больше тридцати студентов. Лиза сбилась со счету, глядя на количество сосен на территории. Вдали звучала ретро музыка, и в окнах двухэтажных жилых зданий тут и там можно было заметить танцующих организаторов, передвигающих мебель или коробки с реквизитом. А если прислушаешься, то услышишь шум ночных сверчков и пение последних отчаянных птиц. Высокий молодой человек с молотком прибивал отвалившуюся деревянную табличку «Пищеблок» на маленький темный и полуразрушенный корпус, или скорее сарайчик, стоявший в отдалении от основных блоков. И весь лагерь пересекала широкая дорога, Пионерская Аллея.

Лиза вдыхала полной грудью и не могла поверить своим глазам. Настоящий пионерский лагерь с футбольным полем, трибунами, витражами на окнах, широкими верандами и деревянными звездами с облупившейся красной краской. Действительно, заброшкой его можно было назвать в последнюю очередь. Здесь не было ничего страшного и странного. Везде горели огни, ходили люди и казалось, что ни один уголок не остался без света. Таинственное место ощущалось как дом, как летние каникулы на даче.

Лиза свернула с Пионерской Аллеи и подошла к деревянному стенду с прикрепленным листом ватмана «РАСПОРЯДОК ДНЯ». Ранний подъём, зарядка у корпуса, утренняя линейка. Завтрак, обед, полдник, ужин. «Трудовой десант», тихий час, свечка, «Орлятский круг», отбой. Кружки, соревнования, смотры строя и песни. Родительский день, итоговый концерт, последний костёр. Купание, активные игры, шахматы, просмотр образовательных телепередач… Все написано красным маркером, крупными буквами, с временными промежутками. Свежий ватман говорил о том, что это отдел декораторов постарался на славу. Интересно, у пионеров в Советском союзе было такое же? Каждая секунда расписана, каждый занят своим делом, все распределены по полу и интересам. Мальчик и спортивный – футбол. Мальчик и не любит спорт или носит очки – шахматы или шашки. Тихая девочка пойдет рисовать или мастерить стенгазету. Громкую засунут в хор или проводить конкурсы. А хулиганов просто отправят домой первым рейсом. Все было просто.

– Пойдем, – улыбнулся Даня, касаясь Лизиного плеча. – Надо узнать, куда нас заселили и где бар. Лиза нехотя отвернулась и шутливо пробурчала:

– Еще бы узнать, что такое «Орлятский круг» и заставят ли нас в нем участвовать.

Они пошли вглубь лагеря, изредка помахивая руками кому-то из пробегающих знакомых. Несмотря на вечернее время, творилась суета. Кто-то продолжал украшать гирляндами территорию, кто-то прибирался в живых корпусах, а несколько ребят покрепче строили рядом с небольшой сценой импровизированный бар из шкафов и столов. Две плечистые девушки, сестры Ксюша и Ника, везли по каменной дорожке огромный чемодан с реквизитом для конкурсов, стуча колесиками на весь лагерь. Они держались вдвоем за узкую ручку, пихались локтями и громко смеялись.

Несмотря на то, что бар был в процессе, известный на весь факультет Кирилл с говорящей фамилией Бедовый уже таскал ящики с Советским шампанским из груды вещей и ставил неподалеку. Настоящий энтузиаст, надо повесить его фотографию на доску почета. Он был известен потому, что набрал самый низкий балл на творческом испытании при поступлении, но был принят на бюджетное место по выслуге лет – еще подростком начал работать на местном телеканале и уже был помощником режиссера. К тому же был классным веселым парнем, закончившим колледж на электрика, так что все только ухмылялись и никто не возмущался. Только ленивый профессор не пошутил на первом курсе про то, что без Бедового современной журналистики не было бы вообще. Он же проводит электричество. Как вы понимаете, над такими шутками смеются только самые отчаянные.

Позади бара и сцены находилось открытое пространство футбольного поля с трибунами и воротами, пожухлая трава была уже протоптанной вдоль и поперек. За полем была еще одна сцена или скорее просто постамент, возвышение, сколоченное из грубых – за ним висели замызганные красные флаги. Здесь поставят несколько деревянных столиков, таких же грубых и неотесанных, чтобы гости могли отойти от бара и дискотеки и болтать в тени сосенок. Но антураж вокруг и без дополнительных декораций просто поражал. Лиза представила, как сотня пионеров собиралась по периметру, а руководители лагеря вставали на постамент и говорили мотивационные речи в микрофон. Далее кто-то важный поднимал советский флаг и все вокруг хлопали. Ей захотелось, чтобы в программе их ночной вечеринки был такой пункт – как дань уважения традициям, имевшим место здесь столько лет назад. Можно даже открыть мероприятие поднятием флага или вроде того. Разобраться бы только, как прикрепить ткань к флагштоку. Честно, она не знала, как это делается.

Лиза с Даней подошли к главному логисту мероприятия, сидящей буквально на пне посреди лагеря. Ее рыжие короткие волосы были все в сосновых иголках, а глаза быстро бегали по исписанному листу, который она держала в руках. Ладони были все в чернилах, а руки – в крошечных татуировках. Белая футболка была заляпана чем-то красным, на голых коленках было по фиолетовому синяку. Настроение, кажется, было боевое, потому что очки на носу слегка запотели. Старая добрая знакомая. Из тех, которых вообще никогда не хочешь видеть, но они странным образом везде появляются.

– Привет, Арина, подскажешь, где нам оставить вещи? – несмотря на общую усталость после долгой дороги, даже в этой простой фразе Дани чувствовалось тепло.

– Привет, тебе в третий корпус на второй этаж, это тот, что слева, Лизе тоже. На дверях палат висят списки фамилий, койки занимайте любые, все равно сна будет мало. Постельное белье на кроватях, легкий ужин по желанию спросите у тех, кто в столовой будет. Сразу скажу, связь тут почти не ловит, поэтому передавать информацию можно только криком. Телефоны обязательно положите в свои рюкзаки, никто шариться не будет, все свои. А так они не замерзнут ночью и будут на своем месте, – отчеканила Арина, поправила помятый красный галстук на шее и уткнулась в свой лист. Видимо, на долгие разговоры или хотя бы диалоги она не была настроена. Арина Лизе никогда не нравилась. Было в ней что-то такое пафосное? Постоянное желание показать свою значимость?

Лиза тут же достала свой мобильный и проверила – связи нет. Взгляд зацепился за время, полчаса с момента прибытия электрички на станцию пролетело незаметно. Она мысленно сделала пометку в голове, что нужно заложить не меньше сорока минут завтра, по пути к первокурсникам, и убрала телефон в карман пальто. Металлический корпус был теплым, потому что она все время держала руки в карманах.

– А в рюкзаки обязательно? Тумбочка не котируется? – прохладно спросила Лиза, нащупывая свой любимый заусенец. Челюсть она больше старалась не сжимать, а привычка ковырять кутикулы помогала сбрасывать часть раздражения.

– Правила! – гаркнула Арина, не поднимая глаз с листа. А затем добавила себе под нос, – Как можно не знать даже базовую информацию, как таких вообще берут.

– Быть логистом – очень сложно, – мягко сказал Даня и повел их на заселение. Лиза подавила желание сказать что-либо Арине в ответ и посильнее дернула заусенец. Кончик пальца заныл и запульсировал. Девушка вытащила руку из кармана и последовала за Даней, который решил продолжить необременительную беседу. – Интересно, что в их понимании легкий ужин? Из того, что мы сами с собой захватили?

– Про рюкзаки звучит очень тупо. Не удивлюсь, если она придумала это правило, – раздраженно буркнула Лиза, кутаясь в пальто. Есть не хотелось, хотелось ворчать. Далекий раскат грома ей словно поддакнул.

– Не поверишь, именно она.

С злостью Лиза оглянулась и увидела, что к Арине подошла ее подруга Дина, низкая девушка с кучей русых волос. Арина сразу оживилась и начала над чем-то хихикать. Противно хихикать. С поправлением очков и потряхиванием худыми плечами. С открытым ртом и жмурками. Татуировки прыгали перед глазами туда-сюда наивными детским рисунками на веснушчатой коже. Яркие, безвкусные, будто нарисованные разноцветными мелками. Кожа пупырчатая из-за веснушек и мурашек от холода. Лиза попыталась скрыть содрогание и отвернулась. Ей было все еще сложно привыкнуть к постоянному присутствию Арины в своей жизни. На ближайшие два дня – и в поле зрения.

Впереди раскинулся советский рай. Здания уже изрядно обветшали, но их обклеили советскими плакатами, повесили у каждого входа стенгазеты на ватманах и списки нарушителей в стиле СССР. «Позор пятого отряда» – несуществующий Валера Петров. На пустующие постаменты поставили потрепанные гипсовые бюсты вождей, которые достали со склада ненужного хлама. Повсюду висели гирлянды из красных флажков, и вырезанные из бумаги фигуры на веревочках, имитирующие произведения с уроков труда. Вся земля была усеяна сосновыми шишками, ветками и иголками, кое-где сильно пророс мох и дорожки можно было отличить только по выложенным камнями бордюрам.

Третий корпус оказался также двухэтажным, белым и с огромными прозрачными окнами, свет горел только на первом этаже. Самый дальний, по соседству с «Пищеблоком» и душевыми. Обернувшись, Лиза увидела темные трибуны, освещенные гирляндами, протянутыми по верхним краям. Именно тут будет дискотека вместе с баром, планировавшая не затихать до шести утра. Арина была неправа, правила проведения Ли все-таки прочитала. Особенно тщательно запоминая тайминги, в которые все должны были уложиться. С трех до шести квест, потом квартирник и свободное время на территории, далее уже открывается бар и дискотека. Завершением должен стать прощальный костер на рассвете и открытие основных ворот под пристальным взором безов (отвечающих за безопасность), чтобы самые ранние пташки смогли добраться до первых электричек.

Конечно, Лиза готовилась к тому, чтобы не спать всю ночь, но само осознание того факта, что это вот-вот настанет… Все попытки дышать ровнее не помогали сердцу перестать так сильно биться от восторга. Несмотря на второй курс универа, Ли все еще была редким гостем на вечеринках, а это, несомненно, должно было стать главной вечеринкой года. Еще и в роли бармена. Смешивать или наливать готовое в кружки и стаканы всю ночь. Следить, чтобы никто не напился в хлам. Считать стаканы и смотреть прямо в глаза, оценивая их влажный блеск.

Деревянные двери с облезшим темным лаком были распахнуты, а внутри тянулся полутемный пустой коридор. С каждым шагом музыка из старого магнитофона на подоконнике звучала все громче и громче. К друзьям вприпрыжку подбежала Алена, схватила Лизу за руки и принялась кружить ее в танце и во весь голос подпевать: «Белая ночь опустилась как облако, ветер гадает на юной листве…». Алена широко раскрывала рот, хаотично прыгала и дергала руками, пытаясь не засмеяться, чтобы сберечь остатки дыхания. Она редко позволяла себе такую свободу в жестикуляции и движениях тела, поэтому заражала своей энергией еще больше. Танец был неумелый, но легкий, словно у бабочки, порхающей вокруг цветка.

Лиза улыбалась, всеми силами стараясь дышать носом, и кружила подругу в вальсе, высоко поднимая их сплетенные ладони над головой. Они то изображали вальсовые квадраты, то широкие прямые шаги танго, то просто трясли руками перед собой. На худой и сухой ладони подруги Ли нащупала пластырь, покрывавший часть кожи ниже мизинца. При случайном нажатии на место рядом, ладонь Али выскочила из ее рук. Где же она успела порезаться, еще вчера все было нормально? Подруга заметила ее интерес, но продолжила танцевать, кажется, еще усерднее, чем до этого. Локти вверх и вниз, постоянно в прыжке, голова качается и волосы разлетаются светлым облаком. Даня лишь наблюдал со стороны и немного посмеивался над особенно эксцентричными движениями.

– Так вот откуда здесь эта дискотека восьмидесятых! – воскликнула Лиза, когда песня закончилась и Алена остановилась, тяжело дыша и улыбаясь.

– Ты же знаешь мою любовь к старым хитам, – улыбнулась Алена, обмахивая себя ладонью.

Она была одета в белый топ, длинные белые шорты, а пионерским галстуком завязала длинные волосы в хвост, вот чертовка! Наверное, если бы так нарядилась настоящая пионерка, ее бы сразу повесили на доску позора. За воротник топа блондинка спрятала стебель желтого пушистого цветка, который выделялся ярким пятном у груди. Страшно подумать, куда она дела пионерский значок… Увидев, как пристально Лиза смотрит на цветок, чертпобери хризантему, Валеева покрутилась и приняла модельную позу с руками у лица. На голове у нее сидели солнечные очки в форме кошачьего глаза, которые легким кивком головы перелетели на нос – эффектно, как и сама Алена.

– Может быть, мне стоит покраситься в рыжий? – Алена махнула хвостом и покрутилась, чтобы тяжелые волосы заструились по спине. Проходящий мимо парень из параллели заинтересованно посмотрел на шевелюру или на ее обладательницу, – Яркий цвет всегда освежает лицо.

Лиза ухмыльнулась и взяла Даню под руку, наклоняясь к нему и делая вид, что заводит долгий важный разговор:

– Даня, забыла тебе сказать, кажется, нам нужно пересмотреть барное меню. Есть отличная идея!

Даня удивленно взглянул на нее и промычал что-то одобрительное, не отстраняясь. Он уже начал привыкать к шуткам, которые имеют под собой не случайный характер, а стендаперскую заготовку:

– Меняешь темы просто мастерски…

– В начале двадцатого века в Великобритании был популярен коктейль, смесь вина и метилового спирта, для самых бедных. Знаешь, как назывался? Red biddy или рыжая проститутка.

Серьезное лицо Дани немного скорчилось (то ли от смеха, то ли от стыда), а Лиза отпустила его руку и вошла в потрепанный третий корпус: «А на второй этаж еще никто не ходил?». Сзади донесся наигранно возмущенный фырк Алены с матерным продолжением. Впрочем, не сильно обиженным. Подруга редко бывала в таком располагающем игривом настроении, поэтому танцы можно было считать хорошим знаком – выходные пройдут отлично.

В лицо пахнуло затхлостью, и нужно было сильно постараться, чтобы не чихнуть. Страшный темный коридор с просветами дверей заканчивался деревянной лестницей наверх, половицы скрипели под ногами. Кажется, в Америке в таких домах часто встречают призраков. Ради интереса Лиза заглянула в ту «палату» на первом этаже, где был включен свет, и присвистнула. Ряд узких односпальных кроватей занимал почти все пространство, у нескольких из них стояли маленькие потрепанные тумбочки. Светло-зеленые стены пустые и выглядят как в больнице. Матрасов была примерно половина, а постельное белье – только по одному комплекту в руки. Кровати железные, низкие, с жесткими спинками, немного подрагивающие от каждого шага. Ситуацию спасали только чудом сохранившиеся витражи на окнах. И знакомая розовая сумка на одной из тумбочек. Лизины губы растянулись в ухмылке.

Пройдясь вдоль коек, Лиза увидела, что крайняя у окна была сломана, буквально продавлена к земле, а тумбочка вся в царапинах, будто какой-то пионер по ночам грыз ее или стачивал об нее когти. На уровне предполагаемой подушки несчастный обладатель спального места оставил какое-то слово. Девушка легко пробежалась пальцами по царапинам, а потом наклонилась. КОМАНДА. Мальчик или девочка, пионер, когда-то спавший на этом месте, оставил напоминание о себе. Лиза читала, что раньше дети так баловались. В наше время «Здесь был Вася», нацарапанное на школьной парте, например, уже не было таким частым явлением. Но слово «команда» уже что-то необычное. Это все, что пионера из прошлого волновало? Лиза перевела взгляд на зеленую стену под подоконником, чтобы найти такие же царапины и надписи. Но там было пусто.

– Лиз, ты идешь? Или я сейчас займу лучшее место… Ну, ладно, если к этим койкам вообще применимо такое описание, – голос Дани раздался из коридора. Он уже стоял на первых ступеньках лестницы, стараясь лишний раз не прикасаться к ветхим перилам. – Ух ты, смотри, тут на лестнице валяется монетка, настоящий советский рубль! Давно таких не видел.

– Не вздумай брать, даже не надо притрагиваться, – Лиза вышла к нему и прищурилась, пытаясь понять, где тут лежат деньги. Все вокруг покрывал толстый слой пыли и мелкого мусора, аж руки зачесались взять тряпку и хоть немного прибрать этот ветхий ужас. Девушка поежилась и запахнула поплотнее свое пальто.

– Почему не трогать? Она просто старая и грязная, ну помою руки после и все, не маленький. Зато какой привет из прошлого. Ты представь, может, пионеры устраивали подпольную торговлю, родители ведь дают деньги в лагерь на всякий случай.

– А вдруг ее заговорили на понос или еще какой-нибудь черный ритуал с ней сделали. Не бери чужое, вредно, – Лиза наконец-то разглядела потемневший металлический рубль, лежавший на ступени у самой стены.

– Ты веришь во всякие наговоры? – Даня движением головы отбросил челку со лба и начал аккуратно подниматься в темноту второго этажа. Лиза уставилась на его спину, лениво разглядывая каждую клеточку на рубашке. Пока друг не включит свет наверху, ее ноги там не будет.

– Нет, но вдруг они работают?

Глава 2. Повешенный

– Ну ка, раз, два, три! – Даня с грохотом подвинул стул, перегородив вход в их барную зону. Небольшое квадратное пространство состояло из двух открытых широких шкафов позади, где теснились бутылки, из старого советского холодильника справа и трех парт, стоявших уголком. Это место лишь концептуально можно было назвать «бар», но все были довольны как минимум потому, что смогли создать «бар» из подручных материалов – из того, что нашли в корпусах. Доставлять в такую даль крупную мебель было проблематично. Все более-менее крупные пожитки распределились между тремя студентами, имеющими права и машины. На небольшом клочке земли перед воротами теснились Жигули, Мерседес и Форд, разных цветов и разной степени побитости. Кто-то привез кучу пакетов с едой и алкоголем, кто-то посуду и реквизит. Несколько бедных организаторов были вынуждены тащить чемоданы и челночные сумки через вокзал, электричку и лесную тропинку.

Лиза притащила со склада несколько упаковок трубочек, одноразовых стаканчиков и одноразовой посуды для закусок и со вкусом запихнула все на полку шкафа. Наступил их час триумфа, нужно было подготавливать бар и настойки к завтрашнему дню. Она чувствовала себя в своей тарелке, потому что понимала объем работы и основные задачи. Их в целом было не так много.

ПЛАН-КАПКАН:

Доделать пространство бара (переставить шкафы и парты так, как им будет удобно, потому что ребята из хоз команды особо не парились)

Расставить посуду и принадлежности так, чтобы они были в ближайшем доступе (наплыв студентов будет постоянным и огромным)

Начать подготовку напитков и заготовок (настоек, например)

– Давай прикрепим на столы меню? Скотч? – барменша деловито поставила руки в боки и оглядела их будущее место работы. Они уже несколько минут переставляли скудные предметы мебели, пока на последней электричке к ним ехала их Надежда, захватившая лимонный сок, сахар и имбирь. По идее, бармены должны были начать подготовку раньше и идти спать, чтобы набраться сил завтра, но девушка из команды «Пищеблока», которую они попросили докупить ингредиентов для бара, не приехала. Засада!

В сосновом бору уже вовсю была ночь, все птички и зверушки спали. В лагере наступило затишье перед завтрашней бурей. Гирлянды частично выключили, оставив освещенными лишь главные места, вокруг пели сверчки и далеко-далеко тихо гудела поздняя электричка. Каждые десять минут Лиза останавливалась и оглядывалась в сторону далеких ворот, надеясь, что вот-вот раздастся звук дребезжащей открывающейся калитки. Неимоверно скучно. Вот бы включить музыку снова, но многие студенты уже заснули, а звуки в дикой природе разносятся лучше. Лиза кружилась на месте, напевая под нос что-то про яблоки на снегу. Даня, увидев, как его напарница мается от безделия, вручил ей огромную пластиковую миску и марлю, чтобы выдавливать малиновый сок без косточек и мякоти.

Они уже нарезали лимоны, перелили водку в огромные пластиковые бутылки, чтобы там она настаивалась с ингредиентами, но ни одну настойку не могли закончить из-за того, что им вовремя не привезли ингредиенты. Сахар для каждой из настоек, лимонный сок для усиления настойки с лимоном, а имбирь в качестве дополнения для другой настойки с лимоном. Малину, наверное, было рановато давить, но напарница восприняла это предложение с энтузиазмом: «Будь готов – всегда готов!». Лиза оставила пальто в корпусе, поэтому поеживаясь, засучила рукава толстовки и схватила початую бутылку водки. Даня с немым ужасом наблюдал, как она льет спирт себе на руки, протирает их друг от друга. Ужасное расточительство! А вдруг первокурсникам не хватит!

– Это очень приятно, я даже не ожидала, – Лиза месила малину во всю силу, брызгая и пачкая все вокруг, «да ладно, потом вытру». Капли летели на стол, на одежду, попадали в глаза. Но настроение было бодрое! Ее напарник вздохнул и начал аккуратно нарезать мяту для лимонной настойки. В будущем барном меню будет всего три настойки со схожими ингредиентами: малиновая, лимон-мята и лимон-имбирь. Остальное место занимало шампанское, чистая водка, безалкогольные коктейли из колы и соков и минералка. Они хотели максимально воссоздать советские буфеты, может даже слегка театральные. Завтрашнего вечера уже ждали белые накрахмаленные шапки советских работников общепита, а для Лизы подготовили небольшой белый фартучек.

– Готовить в принципе приятно. В такие моменты понимаешь, что такое медитация и почему она расслабляет, – Даня нарезал мяту и прошелся по ней ножом плашмя.

– Какое твое любимое блюдо?

– Рататуй. Да, как из мультика, я просто очень люблю овощи, – он улыбнулся и вдруг замолчал, обнаружив, что уронил на землю ветку мяты и теперь она была вся в грязи. – Как бы тут убраться, вряд ли что-то получится подстелить. Производство должно быть стерильным.

– Кстати, забыла спросить, почему тут так много гирлянд? Откуда вообще электричество? – Лиза отряхнула руки и поменяла марлю. Она заметила, что забыла снять свое любимое кольцо, и теперь на нем и под ним – везде была малина, кусочками мякоти и косточками.

– О, я как раз уточнил у Арины все подробности. Хорошие вопросы ты задаешь, тоже стало интересно. Лагерь был закрыт с восьмидесятых, но им владеет частная организация «Спутник». Наши ребята получили разрешение на проведение мероприятия с условием, что мы максимально его отмоем и не сломаем ничего. И сделаем миллиард фотографий и видео, конечно. Эта организация хочет потом сдавать лагерь под мероприятия, а мы, получается, были первые желающие, да еще и умеющие в контент журналисты. Они решили вопрос с электричеством и привезли еще дополнительный бензиновый генератор. И на выходных лагерь тоже будет охранять и осматривать сторож, который живет неподалеку, – Даня сдул челку со лба, взбалтывая водку с лимоном.

– Почти даром достался, – Лиза восхитилась тому, что они первые переступили этот порог, который был нетронутым столько лет.

– Да, но это логично, наверное. Все ради пиара. Место туристическое, Волга, сосновый бор, красивый советский антураж… Я бы сказал, что это будущий модный санаторий, если дела у них пойдут в гору.

– Да, сейчас хипстеров как грязи….

Лиза с Даней одновременно обернулись на резкий скрип калитки, раздавшийся на весь лагерь. Никого не было видно. Скрип повторился, более протяжно, как будто калитка распахнулась. И все затихло. Даня смело вышел из барной зоны и быстро пошел в сторону калитки. Лиза посмотрела ему в спину так, будто ее предали («не бросай меня тут одну»), а потом побежала следом. Она оглянулась назад, раздумывая, не взять ли бутылку для обороны, но поняла, что не сможет так просто опустить ее на вражескую голову.

Даже в такое позднее время организаторы все еще ходили по территории, засыпая ямки и убирая огромные ветки под ногами к краю забора. Пара человек хозяйничали в столовой и «Пищеблоке», оттирая грязь и выбирая из груды барахла целые тарелки и половники. Алена где-то двадцать минут назад прибежала к ребятам в бар, грустно плюхнулась на стул и сообщила, что в холодильнике мышь повесилась. И судя по ее тону – буквально. Она ушла обратно, сетуя на то, что приходится работать больше, чем они изначально рассчитывали. Остальные спали, или находились где-то далеко на территории, уже без особой цели, точечно. Калитку могла открывать разве что Надя с продуктами. Ради нее, вход и оставили открытым на ночь.

Даня остановился под ближайшей ко входу гирляндой, пытаясь разглядеть, что происходит впереди. Лиза скосила глаза на наручные часы Дани и заметила, что еще рано: с учетом дороги и прибывшей поздней электрички Наде оставалось еще минут 15 до лагеря. Электричка пришла так рано? Или она бежала до них? Если бежала… то от кого или от чего? Она не должна была приехать одна…

– Ира? Что с тобой? Обещала же приехать вовремя. Мы тебя обыскались и пришлось поднимать всех на уши с продуктами, тут же еще связь не ловит, – вдруг громко и по-отечески пожурил Даня, вглядываясь в темноту. Ли подняла брови, потому что Ирой вроде бы звали ту самую пропавшую девушку с кухни. Которая их подставила и не приехала вовремя. Явилась, не запылилась!

Неожиданно, в голову пришло ругательство, которое любила произносить покойная бабушка, да еще говорила бабуля его часто и со вкусом – марамойка. Но Лиза отмахнулась, не уверенная, что это слово подходило к контексту. Ком в горле от тревожных мыслей про посторонних, зашедших к ним в темноте, ушел сам по себе. Свои.

– Простите, я сначала перепутала электричку, выехала с опозданием, а потом вообще заснула в вагоне, пропустила остановку и уехала далеко, до самой Запрудни, – из тени вышла хрупкая девушка в белой рубашке и юбке, прикрывающей колени. Белая кожа, огромные темные глаза и балетки на ногах. На рубашке было нескольких небольших пятен грязи, а рыжие волосы, кажется, изначально закрученные в локоны, растрепались так, что напоминали прическу домовенка Кузи – и в них запуталось несколько сухих листочков. Ира выглядела так, словно ее рубашкой вытерли ноги, а ее головой подмели дорогу от осенней листвы. И лица на ней не было, такое бледное и уставшее.

– С тобой все нормально? Что случилось? – Лиза аккуратно подошла к ней и прикоснулась к руке, оказавшейся неожиданно холодной и влажной. От мертвецкого холода ее передернуло. – Ты замерзла? Где твоя сумка?

– Со мной все хорошо. Даже нет, не так… Мне никогда не было так хорошо!

Она замолчала, будто сделав паузу для того, чтобы насладиться моментом. Глаза закрылись, губа была прикушена, на щеках от улыбки появились две ямочки. В сочетании с растрепанным видом это было дико. Очень дико. Глаза распахнулись, и Ира быстро-быстро заговорила срывающимся голосом.

– Я так рада быть здесь! Просто ужасно непутевая, не складывается у меня с электричками. Знаю, звучит абсурдно, понимаю. Я сама в шоке, какая я дура. А вам еще не позвонить… Ой, сумка у калитки, сейчас принесу. Калитка тяжелая, пришлось поставить баклажку и двумя руками дернуть. Сразу подскажите, где моя кровать?

– Чего-чего?

Бурный поток речи прервался. Ира посмотрела в сторону лагеря, и Лиза увидела, что ее зрачки сильно расширены, хотя они стояли прямо под гирляндой. От рассеянного пустого взгляда Иры затылок покрылся холодной липкой влагой. Что с ней? Что за чертовщина? На нее напали? Кого разбудить? Доедет ли сюда вообще полиция? Скорая помощь? Мозг выдавал множество тревожных идей, одну за другой, но отказывался придумывать им объяснения. Лиза прерывисто вздохнула, не зная с чего начать. Она не знала Иру достаточно близко, но видела иногда в библиотеке, на парах. Девушка никогда не поднимала глаз от книги или от тетради. И до сегодняшнего дня выглядело вполне обычно.

Даня накинул на Ирины плечи свою тонкую рубашку (под которой оказалась черная футболка), чем вызвал робкую улыбку. Девушка уютно укуталась и широко зевнула. Посреди ночного свежего воздуха вдруг пахнуло перегаром. Лиза принюхалась – но запах исчез. Показалось, что ли?

– Ребят, все нормально. Я просто очень волновалась и потерялась. Села не на ту электричку, потом поняла это и пыталась найти расписание новой, потом быстро перебегала между поездами и… и…

– И все, – раздался знакомый голос сзади. А потом забренчали многочисленные цепочки, бившиеся о ключицы при каждом широком шаге. На Лизином сердце стало чуть легче. Это идет ее любимый дядя Степа.

Сначала из темноты вышли длинные худые ноги в темных джинсах, что-то, похожее на атласный бордовый халат, а потом показалась светлая голова. Лизин лучший друг Дима подошел к ним и резко приобнял Иру за плечи:

– Иди вон туда, третий корпус, твоя кровать на первом этаже, – он повернул ее корпус в сторону нужного здания и сказал громко и четко, как будто объясняя что-то ребенку. Ира зевнула еще раз и подняла руку, со вкусом почесав рыжую копну. Рубашка упала с ее плеч, но Даня успел подхватить ее в самый последний момент над землей. Дима не заметил потери и слегка подтолкнул Иру вперед. Та не реагировала.

Остро чувствовалась затянувшаяся пауза. Никто ничего не пытался сделать, они вчетвером просто стояли и дышали. Где-то далеко бегали полуночники-организаторы, но в их уголке, совсем близком к миру за забором, было тихо. Лиза еще раз взглянула на лицо потеряшки, и ее еще раз передернуло от увиденного. Затем перевела глаза на Диму и подняла бровь в немом вопросе. Как можно оставаться таким спокойным? Ира напоминала девочку из историй Стивена Кинга, которая их всех прирежет этой же ночью. А вдруг что-то случилось и ей нужна квалифицированная помощь? Здесь в глуши?

Наконец-то, с большим опозданием Ира кивнула и поплелась к корпусу, медленно, почему-то оглядываясь по сторонам. Тонкая фигурка то подсвечивалась гирляндами, то почти пропадала в темных уголках.

– Ну здравствуй, дорогой. Потрудишься объяснить? – она наконец-то поймала взгляд Димы, но в его глазах вместо беспокойства или молчаливого сочувствия плясали бесята.

– Любимая, ты Иру плохо знаешь, – ухмыльнулся Дима – Она втихаря та ещё пьянчужка. Особенно когда вырывается из дома. У неё мама строгая, за ней следит. Шаг влево, шаг вправо – домашний арест. А тут – свобода, костры, кхм… мальчики. Она, наверное, Посвята этого целый год ждала, чтобы был официальный повод из дома отпроситься. Ну вот и навернула, от радости.

– И доехала спустя три часа? – Лиза все еще держала бровь изогнутой, но мурашки с кожи ушли окончательно. Дима взъерошил свои светлые волосы, а потом зашептал, вкрадчиво, как будто делился чем-то сокровенным:

– Скажу тебе по секрету. На нашем Посвяте, на том самом, который некоторые снобки пропустили, – на этом моменте он слегка тыкнул Лизу пальцем между ребер, – Ира так напилась, что уснула в кладовке. И нашли ее на следующий день, уже ближе к вечеру, да и то, потому что начала сладко похрапывать. Так что, малыш, не мешай Фрекен Бок шалить.

Дима неожиданно запустил руки в ее волосы с восторженным возгласом:

– О, червяк! – и действительно, он вытащил что-то длинное и белое. Лиза отпрыгнула, но потом присмотрелась. Белая нитка, как смешно. БЕЛАЯ?

Дима скинул ее на пол и нырнул обратно в темноту. Подол его халата всколыхнулся от ветра так, что не оставалось никаких сомнений, зачем он его напялил. Тонкий гладкий материал не мог согреть в прохладную ночь, зато картинно развевался на ветру.

– Сходишь за ее сумкой? – Ли тряхнула головой, улыбаясь от легкости своего друга и поворачиваясь к Дане. Даня кивнул и нырнул в темноту, а потом резко вынырнул на освещенном фонарем клочке пространства спереди. В очередной раз по спине Лизы будто прокатился кусок льда, когда Даня развел руками. Никакой сумки не было.

– Да ты издеваешься, – не дав себе испугаться и подумать еще раз, Лиза пошла к калитке сама. Какая-то часть сознания кричала, что нельзя быть такой трусихой, что территория закрыта и вокруг много людей. Но остальная часть тела, почему-то, не слушалась и давила на своем. Дыхание все не хотело возвращаться в привычный ритм, глаза бегали по сторонам, а Лиза упорно собирала их в кучу, чтобы не увидеть что-то страшное (или кажущееся страшным) вокруг.

Резкий кашель сзади. Ли дернулась и обернулась, выставив вперед ладони. Жалкая оборона, но в ту минуту ничего лучше в голову ей не пришло. Одинокий высокий парень, лицо которого осветил огонек зажигалки, помахал ей рукой и закурил. Дурак. Курит у забора. Девушка тяжело задышала, пытаясь успокоиться. Слишком много впечатлений за этот день. Лагерь из уютного на мгновение стал очень страшным. Она взглянула на калитку, потом сжала кулаки и шагнула в ее сторону. Еще шаг, быстро, чтобы не испугаться окончательно. Кажется, она не доживет до конца Посвята, если не придумает, как не пугаться от каждого шороха.

Лиза заглянула за калитку, которая ужасающе скрипнула даже от минимального касания. Глаза пробежались по кустам, наткнувшись на темную сумку с длинной ручкой, чтобы носить ее через плечо. Лиза сделала глубокий выдох в темноту леса, обступавшего их со всех сторон. Одной рукой держась за калитку, будто за последнюю точку опоры в ночи, она присела на корточки и подцепила сумку. Та оказалась неожиданно легкой.

Быстро юркнув за калитку и закрыв ее за собой, Лиза подошла к ближайшей гирлянде, чтобы лучше рассмотреть содержимое сумки. В ней была пара книг, пачка носовых платков, пустая бутылка воды и таблетница. Ни сахара, ни имбиря, ни лимонного сока. Лиза недоуменно уставилась в сумку, затем сунула туда руку и порылась. От безнадеги, от непонимания. Рука перебирала вещи снова и снова: книги, платки, бутылка, таблетница, платки, бутылка, книги. Матовые мягкие обложки книг, скользкая пачка платков и гулкая прохладная таблетница. Пустой пластик бутылки со скрипом расправился. Она не могла поверить в то, что видит. Книги, таблетница… Даня кашлянул, и Лиза очнулась от транса и закрыла сумку, чтобы удержаться от соблазна прощупать все, даже подкладку.

– Ты в курсе того, о чем говорит Дима? – хрипло сказала Ли и прочистила горло.

– Слышал что-то похожее. В любом случае, это не наше дело. Давай вернемся к работе.

Даня с абсолютно безразличным лицом подошел и буквально повел Лизу за руку к бару. Сумку девушка повесила на плечо. Они молчали, пока не оказались по ту сторону стойки. Даня вздохнул и провел ладонью от лба по волосам и до самой шеи:

– Сходишь к Алене? Может у них на кухне остался еще сахар. Хотя бы одну из настоек добьем сегодня. Чувствую, что все равно завтра придется идти в магазин, он тут далековато, но ничего не поделаешь. Не будем ждать Надю. Закончим с тем, что имеем, и на боковую, завтра вставать рано.

– Рано вставать? Зачем? – Лиза скопировала его жест и приложила ладонь ко лбу. Тот был влажным от испарины, последствие тревоги. Она вдруг поняла, что злополучная сумка все еще висит у нее на плече и быстро стряхнула ее на пустой стол – Я встану ближе к 12, мне ж сопровождать только в 14.

– Эээээ нет, не получится, – Даня сочувственно улыбнулся, – в 11 Арина назначила общий сбор, генеральную репетицию.

– Она меня ненавидит, просто хочет убить, – Лиза присела на корточки и уткнулась лицом в деревянную поверхность парты, прикрыв лицо руками. Перевод разговора на насущные проблемы подействовал самым чудесным образом, теперь ей хотелось только поныть. – обычно по субботам я сплю до воскресенья.

– Ну не во всем же она плохая, – Даня, копируя манеру Димы, немного потрепал Лизу за волосы. Неуклюже, как будто младшую сестру или ребенка. Лиза встала, потянулась и посмотрела на оставшуюся пластиковую миску с малиной. Малина посмотрела на нее, призывно поблескивая оставшимися косточками. Вновь хлынул спирт, и чистые руки приступили к действию. Даня вернулся к своей мяте и повертел ножом, счищая прилипшие кусочки.

Они продолжили работу в тишине. Малина влажно похлюпывала, а нож ударялся о деревянную доску с каждым ударом по веткам мяты. Даня был глубоко сосредоточен. Да и если бы кто-то посмотрел на Лизу со стороны в тот момент, то мог бы заметить, как ее взгляд медленно расплывается. Мыслями она улетала куда-то далеко. Подальше от холодной, еще слегка хрустящей кусочками льда малины.

– Да, не во всем, – сказала Лиза, продолжая уже законченный разговор. – Вот знаешь, в кино и сериалах очень часто гипертрофируют характеры людей. Мерзкие люди никогда не получают шанса на исправление, только если они заведомо сделаны красивыми и с трагичной историей, чтобы зритель мог сделать из них кумиров. Если в кино блондинка, то обязательно во всем розовом, с кучей банок косметики на полках, а еще в довершение – богатенькая, но не благодаря своему труду, а благодаря мужу или родителям. Если главная героиня-бунтарка, то косметикой она никогда не пользовалась и смотрит на сыворотки и крема с презрением, волосы расчесывает пальцами.

– И? – Даня поднял голову от нарезания мяты. Он не понял связи и лениво ковырял доску, убирая прилипшие листы.

– И они все ненастоящие, понимаешь? – Лиза посмотрела на него глазами, напоминавшими в свете гирлянд два больших темно-карих озера. – И это так бесит, на самом деле. В жизни нельзя подвести человека под стереотип, под единое удобное описание – и придумать оправдание и причину всем его поступкам тоже нельзя. Она не истинное зло, она настоящая, со всеми плюсами и минусами. И противоположных людей тоже не бывает, у каждого есть точки соприкосновения с другими. Просто в кино и сериалах так проще, зачем тратить время на раскрытие человеческой истории, когда есть истории продающие. И персонажи так и остаются говорящими куклами.

Даня молча смотрел на Лизу, кончик его ножа был все еще уткнут в влажный пучок мяты. Он, казалось, едва дышал, вникая в смысл ее слов и находя в них нечто большее, более глубинное, чем жалоба на сценаристов произведений массовой культуры. Лиза протерла глаза ребром ладони и добавила шепотом:

– Вот бы кто-то стал наблюдателем Вселенной и вместо придумывания мертвых персонажей записывал живые истории.

Даня тряхнул головой и вдруг улыбнулся:

– Это на тебя так так живая история Иры повлияла? Или просто недосып?

Они нервно похихикали. Лиза помолчала, подумала, и не захотела добавлять, что сама считала себя наблюдателем вселенной и тайно грезила о карьере писателя. Пока что все ее творчество ограничивалось заметками в студенческое медиа, но это только пока. Две недели назад она отправила несколько своих коротких рассказов на творческий конкурс их факультета, в надежде перейти от легкого заигрывания с новостными текстами к настоящим писательским дебрям. Стать настоящим писателем, как говорили классики, глаголом жечь сердца людей. Рассказы эти она писала на основе историй своих друзей, самых интересных и необычных. Меняла имена, сшивала все линии и забавные детали в тканное полотно. Получался симпатичный коллаж, лоскутное одеяло, описывающее жизнь неидеальной и детальной, какой ей виделось мироздание. Все реплики были продуманными – но не гениальными. Острыми – но уколы были безболезненными. На все ответы в конце давались вопросы. Чем не следующий бестселлер?

Лиза протерла всю малину до жижи и начала медленно выливать ее в пятилитровку с водкой. Даня пересчитывал бутылки, помечая карандашом что-то на маленьком листочке. Когда жижа кончилась, Даня молча подал ей небольшую бутылку с водой, чтобы ополоснуть руки и миску. Мыть в раковинах сейчас будет проблематично. Девушка попыталась очистить свое кольцо и ногти, но воды не хватило, и она взяла бумажную салфетку, кончиком ножа вычищая остатки малины.

По пути в Пищеблок, Лиза представила, как завтра им придется обслужить сто или более первокурсников, несколько часов разливая готовые напитки и смешивая коктейли. И слегка ужаснулась этой перспективе. По мере приближения времени ее эмоции менялись то в одну, то в другую сторону. Хотя, без сомнения, это был интересный опыт (лагерной жизни в том числе). Вокруг уже почти никого не осталось, лежат, наверное, и посапывают в своих кроватях после работы. Одна она медленно идет за сахаром в самый конец лагеря и пытается не заснуть. Даже гирлянды над головой уже начали мигать, будто от усталости. Лиза задержала на них взгляд. Лампочки мигали не как от плохого контакта, а будто в такт чему-то. Раз-два, раз-два… слишком ровно. Наверное, перебои в электричестве.

– Сахар? Да, проходи, проходи, сейчас найдем, – крикнула из глубины кухни Алена, когда Лиза переступила порог корпуса со звучным названием. Света тут было не так много, половина ламп на потолке не работала, но девушек, вызвавшихся делать закуски на кухне, этот факт никак не пугал. Ли зашла с заднего входа для персонала, потому что передняя дверь, ведущая в столовую, была закрыта на все замки. Через окно на раздаче проглядывались длинные деревянные столы и скамейки, вот она, лагерная столовка!

– Девушка, вытрите ноги на пороге, а то посажу, – и вновь из неоткуда выбежал Дима, нацепивший советскую милицейскую фуражку. На широких худых плечах висел все тот же дорогой красный шелковый халат. В сочетании с футболкой он выглядел очень карикатурно, но его это никогда не смущало. Ну, вы знаете, общественное мнение.

Дима оперся о дверной косяк и пригрозил пальцем:

– Здесь кстати есть решетки на выдаче, видимо, чтобы дети хлеб не крали. Так что протирай ноги тщательнее, иначе в камере сидеть будешь! Мне есть, куда тебя запереть.

– Сама сяду, только камеру выберу, где маньяки помоложе, – Лиза отпустила себя и широко улыбнулась от непринужденности друга, вспомнившего их любимую фразу из детективного сериала. Дима схватил поварешку (видимо, чтобы стукнуть Лизе по маковке) и случайно уронил еще две большие деревянные ложки. Он захихикал, наклонился через край стола и не удержав равновесия, чуть не упал на пол. Выражение лица и вся комичность ситуации напоминала ранние работы Чарли Чаплина. Где-то издалека раздалось тихое Аленино: «Вот же гадость, убью».

Ли тихо захихикала в ответ, а потом подумала, ну а черт с ним. Может, Ира выпила чуть за праздник и от непривычки развезло с глотка. На душе окончательно полегчало. Непосредственность Димы снимала все тревоги. Как и всегда.

Девушка вытерла кроссовки о тряпку, кинутую у входа и прищурилась. Огромная кухня с металлическим столами, кучей огромных, на несколько литров, кастрюль и чайников, с половниками, висящими на стенах. Тусклый свет. Все было довольно чисто, девочки не зря постарались, но на одном из столов неаккуратной горкой валялись продукты для закусок. И наверху, будто специально, лежал красный мешочек с сахаром.

– Скажи Алене, что я уже нашла, что мне надо, – Лиза воровато огляделась, схватила сахар и начала медленно отступать к выходу, чтобы не вызвать много шума и не привлечь внимания. Алена гремела в подсобке посудой и материлась такими словами, какие и повторить трудно. Мешочек с сахаром был надежно прижат к груди. Лиза уже была у выхода, как вдруг Алена гаркнула так, что Ли дернулась и задела кастрюлю с водой, стоявшую с краю стола. Та громогласно упала на пол, залив все водой. Тут же мат из подсобки прекратился и кто-то зашагал в их сторону. Кто-то очень злой. Вероятнее всего, со светлыми волосами.

Дима поморщился от грохота, а затем картинно закатил глаза. Его худые руки уже начали закатывать рукава халата и заправлять его полы в пояс джинс. Лиза замерла у двери, не издавая ни звука. Шаги приближались и не сулили ничего хорошего. Девушка сглотнула, все еще крепко вцепившись в сахар. Что делать? Что делать? Что делать? Что делать?

Дима вытащил из горы вещей тряпку и присел на корточки. Оказалось, что его джинсы были с прорезями – бледные колени мгновенно вылезли наружу. Такие острые, что казалось, что это они прорвали ткань от малейшего движения. Колени начали трястись от негодования, когда их хозяин опустил тряпку в лужу и принялся водить по ней туда-сюда.

– Надеюсь, когда-нибудь я начну видеть вас как женщин, а не как слуг Сатаны, посланных мне в наказание. Беги уже, я приберусь.

Настойка с лимоном была почти готова, когда снова раздался скрип со стороны ворот, Лиза с Даней и бровью не повели. Время было как раз для Нади, а странного им на сегодня достаточно.

– Алкоголики, вы где? – услышали бармены незабываемый хриплый голосок. Надя курила как паровоз и всегда была готова стрельнуть сигаретку, чем окончательно растопила сердца всех сокурсников еще в первый учебный день. Даня и Лиза с улыбками перегнулись и помахали топающему вдалеке курьеру.

Она вывалила из цветастого пакета продукты, обняла барменов с манерным зевком и развернулась в сторону второго корпуса. Когда девушка скрылась за дубовыми дверьми, Лиза не выдержала и захохотала во весь голос. Даня спустя секунду присоединился и даже чуть-чуть стукнул кулаком по столу. Слишком милой была непосредственность их знакомой, и слишком много эмоций они пережили. Закончив смеяться, они переглянулись и молча пожали плечами. Главное, что на нее можно было положиться. Ли нашла глазами ту початую бутылку водки. Даня вопросительно поднял бровь, когда напарница резко метнулась к их импровизированному алкогольному складу на полке. Лиза залихватски подхватила бутылку и сделала глоток, тут же опуская ее и кашляя. Даня ухмыльнулся.

Они быстро пропихнули лимоны и мяту через горлышко пятилитровки, добавили сахар по вкусу и слегка взболтали. С малиновой была такая же приготовительная операция, разве что вторым ингредиентом стал красный острый перец. Даня резал его ножом, постоянно ойкая и айкая, чтобы Лиза улыбалась сквозь усталость.

Глаза начали окончательно закрываться ближе к четырем утра, небо посветлело, а последние задержавшиеся на общественных работах студенты уходили по кроватям, чтобы подремать и с петухами снова начать работать. Даня грохнул пятилитровкой по столу, спуская ее вниз на глубокую полку шкафа, чтобы красотка настоялась в темноте эти часы. Лиза взяла тряпку и неспешно убирала остатки семечек перца со стола, вытирала разделочные доски, которые кто-то привез со своей кухни. Ни одного комара, ни одного сверчка или лягушки не было слышно в пронзительной утренней тишине. Казалось, что воздух сам по себе звенел, не найдя звуков, которые можно было бы разнести по округе.

Гирлянды продолжали гореть, когда напарники по алкоголю задвинули столы бара так, чтобы никто не лез в их «погреб» (полку) с настойками. Как хорошо, что в лагере было стабильное электричество, пусть и не во всех корпусах – столовая и администрация скалились темными окнами.

– Все равно сахара не хватило. Завтра после завтрака соберемся и пойдем в магазин, он по ту сторону железной дороги, идти долго.

– Ой, а может быть не после завтрака? Давай когда я перваков приведу сюда? Иначе не успею за ними, а в магазин тоже хочется.

– Ну давай, – Даня вздохнул и начал поочередно открывать все ящики и полки в их баре. – Спешить некуда. Все равно от пары часов настойка сильно не поменяется.

– Все равно, никто на вкус ее от чистой водки не отличит, ты хотел сказать? – ухмыльнулась и подняла бровь Лиза и тут же осознала свою колкость. Даня ничего не ответил, продолжая рыться в одном из ящиков. Затем хлопнул им, и кивнул в сторону корпусов. Лиза провела рукой по лицу, прикрыв глаза, а потом последовала за ним. Тяжелый длинный день.

Лиза с Даней зашли в свой третий корпус, ставший уже родным. На втором этаже они жили в одной палате вместе с Аленой и Димой, которые все еще не вернулись из «Пищеблока». В других палатах этого корпуса или не работали лампы, или матрасы отсырели и заплесневели в край. Было решено завтра до приезда первокурсников оперативно это исправить. Фонарями, более свежими матрасами – возможно, придется даже подпирать кровати книгами.

За время их отсутствия, им постелили матрасы и старенькое постельное белье серого цвета в мелкий цветочек. Тумбочки протерли чем-то пахучим и спиртовым, а все окна закрыли, оставив открытыми только небольшие форточки по краям. Лиза плюхнулась на свою кровать с ужасным скрипом – так как есть, в пальто и в обуви. Даня предпочел снять кроссовки и достал из рюкзака пару домашних тапочек и теплые носки. Лиза вопросительно подняла одну бровь, но ничего не сказала, переводя глаза в потолок.

Палату освещали небольшие ночные лампы на тумбочках, давая желтый теплый свет. На потолок отбрасывались замысловатые тени от абажуров и витражных стекол по бокам. Красиво, как на бабушкиной старой даче. Зеленые стены оттенком стали чуточку приятнее, как яблоки антоновка. Даня тут же захрапел, оставляя Лизу одну наедине со своими мыслями. Она вздохнула, скинула кроссовки под кровать и слегка укрылась одеялом. Было непривычно спать полностью в одежде, но снимать хоть что-то, даже пальто, казалось немыслимым. Брезгливость ли это, нежелание касаться кожей старых простыней и матраса? Лиза почесала подбородок. Да нет, не настолько она была городской белоручкой, на бабушкиной даче и не на таком приходилось спать. Холодно? Да нет, наверное, будет с утра, но пока тело было согрето любимым пальто и сверху прикрыто тонким одеялом. Наверное, виновата непривычная обстановка вокруг. Она впервые так далеко от дома, без сменной одежды и привычных вещей. С собой лишь зубная щетка с пастой, галстук и шапочка для бара, зарядка для бесполезного телефона, книжка в дорогу и кошелек с деньгами и проездным. Да еще эти постоянные перепады настроения: только-только лагерь начинает казаться уютным, вылезает какая-нибудь Ира без сумки или заплесневелый советский рубль.

Лиза вертелась на кровати, поскрипывая пружинами каждые полторы минуты. Дима с Аленой так и не пришли ночевать, увлеченные или работой, или друг другом. Тяжелое ощущение себя как единственной живой души (неспящей живой души) в целом корпусе. Даня вдруг скрипнул кроватью и перестал храпеть.

Плохо. Стало слишком тихо. Каждый шорох или звук. То ли окна скрипят ставнями из-за порывов ветра, то ли это шуршат черви, подъедающие древесину стен, то ли кто-то далеко в лесу прорывается сквозь бурелом и густые заросли. Где-то слева над головой тихо постучали. Лиза зажмурилась и не решалась открыть глаза, вслушиваясь в тишину. Ей одновременно хотелось, чтобы стук повторился, чтобы она смогла лучше расслышать и понять что это – и не хотелось, чтобы он повторялся, вдруг он будет звучать еще страшнее. Свет абажуров, проскальзывающий сквозь ресницы, стал слишком желтым, тревожно-желтым. Он не спасал, он должен был успокаивать тех, кто боится темноты, но каким-то странным образом ей стал помогать. Лизина лампа мигнула и выключилась. Замечательно, просто прекрасно. Как будто ЧТО-ТО нависало прямо над ее кроватью.

Когда на лестнице раздались тяжелые шаги, такие, что стены слегка подрагивали, Лиза машинально натянула одеяло на голову, надеясь, что отработанный в детстве прием спасет и сейчас. Шаг, еще шаг, скрип половицы, глухой стук перил, за которые схватились рукой. Секунда тишины – и раздался оглушительный визг пружин, на которых плюхнулись со всей силы. В душе Лизы разлилось невероятное блаженство. Это же один из организаторов, уставший после работы, кое-как дополз до постели.