Девочка со смартфоном. История о встрече с собой
© Клушина О., текст, 2025
© ООО «Феникс», 2025
© shutterstock.com, 2025
Я посвящаю эту историю тишине внутри каждого из нас.
Когда вокруг буйствует успех, а чужие стремления и достижения ставятся в пример, трудно позволить себе раствориться в безмолвии. Кажется, все уже всё успели, а ты оказался на обочине. Шансы, возможности прямо перед тобой. Но как выбрать? Не упустить?
Я надеюсь, что в моменты сомнений, метаний и разочарований тебе поможет эта книга. И ты вспомнишь, что есть время расцвета и урожая, а есть – покоя и прорастания. Какой у тебя период сейчас?
Не спеши, остановись и прислушайся. Может, уже рвётся наружу то неповторимое и уникальное, что есть внутри только тебя. Главное, давай волю тому, что просится на свет. Выходи за рамки и имей в виду: пределов нет. В любом деле всегда кто-то был первым. Верь в себя и ищи свой путь. Миру нужен именно ты! Таким, каким прорастёшь, когда позволишь вскрыть свои глубины в тишине и безмолвии.
Однажды твоё семечко взойдёт, попутный ветер позовёт за собой, ты расправишь паруса и двинешься туда, куда зовёт сердце. А мир пропоёт тебе: «Полный вперёд!»
Ольга Клушина
Глава 1
Кристи, о которой никто не знал
Кристи швырнула смартфон, выбрав целью место помягче. Злость злостью, а телефончик-то ещё нужен. Точнее, нужен больше всего. Но именно он обычно вызывал столько раздражения у матери: «А в моё-то время…»
Ух…
Любимая игрушка долго не пролежала. Кристи ринулась за ней, как за золотой медалью, и с ногами залезла в любимое синее кресло. Обивка уже местами протёрлась, но оно могло этим гордиться: хозяйка явно пользовалась им чаще, чем диванчиком. Тот стоял в углу комнаты, и ему оставалось лишь вздыхать. Да, диванчик смело можно было выбрасывать: им пользовались только как полкой. Складировали всякое, а мама каждый раз, заходя в комнату, закатывала глаза. Она с детства славилась любовью к порядку, о чём с умилением вспоминали и бабушка Вера, и дедушка Петя, а Кристи скрежетала зубами. Как же скучно быть аккуратной! В такие минуты даже её ненаглядному креслу доставалось. Как сейчас: с него полетела на пол куча вещей – книга, карандаши, наклейки, какие-то камушки, фломастеры, скетчбук.
А внутри Кристи, как птица в клетке, билась мысль. Она всеми силами рвалась наружу, требовала, чтобы её записали…
Чтобы её отразили…
Чтобы выпустили на волю…
В место, о котором никто не знал.
Хотя, конечно, десять тысяч подписчиков были в курсе. Кристи до сих пор это казалось сном или накруткой платформы. Писала она не для них – писала для себя. А её почему-то читали и даже лайкали. Не удалось скрыться на просторах интернета, зато получилось хорошо замаскироваться. Поэтому Кристи в жизни и «Девочка со смартфоном» в блоге – два разных человека. Для всех, даже для неё самой.
И сейчас в гневе на укоры матери и очередную головомойку Кристи печатала ответ… о котором никогда не узнает мама, но который прочтут тысяч пять человек. Так странно: маме не скажешь, а в Сети написать легко. Даже просто необходимо, иначе будешь кипеть и фырчать, пока не взорвёшься. Кристи заправила за ухо зелёную прядь, и пальцы забегали по телефону. Тёмно-русые волосы вместе с зелёным локоном вскоре вернулись на место, закрыв половину лица, но хозяйка этого уже не заметила. Медовые глаза не отрывались от экрана. Коричневые, как у папы, но не тёмные, а со светом лета, будто они не удержались и зачерпнули его у мамы.
Пост в блоге
А в моё-то время…
О, как взрослые любят эту фразу. Умные держат её при себе, но она читается в глазах, полных укора, непонимания, жалости и другой всякой хрени. В принципе, это всё можно уложить под надгробную плиту с надписью «Здесь упокоился ребёнок, которого я хотела». Потому что перед вами сидит другой. Живой, тёплый, даже говорит иногда, но не тот. Вечно не тот.
И фраза, с которой я начала, этого живого ребёнка убивает. По капле вливает яд в его вены. Потихоньку ребёнок растворяется в вечном укоре, остаётся лишь его оболочка, внутри которой пустота.
Внутри меня пустота. Она звенит страшной могильной тишиной, а иногда рычит, как монстр, и настойчиво зовёт меня. Хочет, чтобы я слилась с ней и меня не стало.
Может, тогда мама обрадуется?..
О, она выдохнула и стала нормальной Кристи, которая может даже улыбнуться и заявить маме:
– Ничего страшного. Всё в порядке.
Та, как обычно, пришла извиняться. Надо от-дать должное современным родителям: они стараются стать лучше, разобраться в детях, наладить отношения, делают первые шаги.
Просто… ну, почему они всё время делают не то? Как будто специально бьют по больным местам и наносят очередную рану. А ведь хотят только хорошего. Но как можно понять ребёнка, который пока не разобрался в происходящем сам?!
Кристи усмехнулась, когда мама вышла из комнаты. Но не успела спрятать улыбку, как дверь вновь распахнулась:
– Забыла сказать, тётя Маша приезжает. Со всеми мальчишками.
– Когда? – взвизгнула Кристи, подскакивая. – Мне нужно успеть новую причёску сделать.
Мама фыркнула, теребя хвост. Почти круглые очки в чёрной оправе придавали ей вид усталой учительницы.
– Ты же только на прошлой неделе… м-м-м… обновила.
– Да говори прямо! Кардинально изменила!
Кристи подбежала к зеркалу и полюбовалась на две зелёные пряди. Лишь они остались длинными. Остальные волосы без сожаления были обрезаны по плечи.
Она заявила:
– Хочу короче. И цвет поменять. Например, на розовый. Ещё бы платье в тон.
Мама запыхтела.
– Мам, в этом месте очень поможет «о-м-м-м» или досчитать до пяти, глубоко дыша. Да, дети-подростки – невероятно трудное дело. Но ты же всё понимаешь.
– Нет, – отрезала мама. – В последнее время я ничего не понимаю. Точнее – никого. Особенно тебя. У тебя всё есть…
– Не начинай! Я знаю, что у меня всё есть. И что это меняет?
– Ничего, – покачала головой мама. – Ничего. Тётя Маша будет завтра. В шесть утра.
– Обломывич пожаловал. – Кристи сникла. – С мальчишками?
– Ага. – Мама пристально посмотрела. – Ты из-за Рафаэля хочешь… ну…
– Ма-а-ам, я его пять лет не видела, – перебила Кристи и быстро отвернулась. – Просто тётя Маша мою причёску бы оценила.
– Успеешь поменять. Она две оценит. Или три. Они у нас поживут недельку-другую.
– Что? – Медовые глаза Кристи округлились.
– Ага. Отказать я ей не могла. Да и не хотела.
Кристи кивнула:
– Маша и Леночка – подруги навек. Об этом всему миру известно. Как тут откажешь?
– Дело не в том, кому известно и что. Просто у нас много места. И мы можем себе это позволить. Ты разве не рада?
– Очень рада. Но, по-моему, не рада ты.
Мама не ответила, а вышла, плотно притворив за собой дверь. Кристи вскочила на кровать и запрыгала там, как сумасшедшая. Хоть что-то хорошее в этих серых буднях. Тётя Маша врывалась в дом с охапкой неожиданных дел и мешком веселья в придачу, с ней никогда не было скучно. С ней можно было забить на ненавистные уроки. С ней… будет Рафаэль. Тот, с которым можно безбашенно проводить время: лезть, куда не следует, хохотать без причины, придумывать всякое. Только вот… он вырос. Прошло целых пять лет, они выросли. Он стал красавцем, словно с обложки журнала. А они всё это время не общались, только родители неизменно передавали приветы.
Глава 2
Тётя Маша, новая и другая
Наброситься с криками на шею тёте Маше не получилось. Всё-таки прошло столько времени. Пять лет назад Кристи было девять и она себе казалась большой и самостоятельной. Могла позволить себе всё. Сейчас ей четырнадцать. Ноги вдруг стали неимоверно длинными, как и она сама; было непонятно, куда девать руки. Из-за этого хотелось скрючиться, кривилась спина и тянула к полу. А о чувстве свободы, которое недавно наполняло сердце, оставалось только мечтать.
Вот тётя Маша. Вот Кристи. Но всё по-другому. Не хочется прыгать, появилось стеснение. Неизвестно, как себя вести, что говорить. Тётя Маша, которой она безмерно восхищалась, какая-тоне такая. Огонёк во взгляде потух, мешки под глазами. Да и сами они выглядят непривычно опухшими, будто тётя Маша кутила всю ночь. И дети рядом с ней – чужие. Фотографии не передавали то, какими они стали на самом деле. Встретив на улице, Кристи бы даже их не узнала.
Рафаэль… вытянулся, как и она сама. Тоже сутулился. Правда, не такой худой, как Кристи. Если бы не сгорбленная спина, можно было бы идти в модели. Красавчик. Может, из-за него Кристи не прыгается? Как можно под хмурым взглядом этих иссиня-чёрных глаз скакать, будто малышка? И загар – закачаешься. У всех четверых! Ещё бы. С Бали, кажется, приехали. Вообще эти пять лет они путешествовали где только можно и нельзя. Своя яхта, море удовольствия, а ещё свобода – в этом вся тётя Маша. Маме никогда такой не стать, и Кристи приходится ходить в школу.
Винсент… тоже насупленный. Чего они такие странные-то все? Будто не в гости приехали, а на кладбище. Он тоже вымахал: до подбородка достанет. Хотя, в отличие от черноволосого Рафаэля, светленький. Как солнышко. С веснушками по всему лицу.
А младший – Клод – совсем другой. Вот он – пузатенький малыш. Весь в складочках! И кудрявый, как херувимчик. Понятное дело, что мальчишки разные. Три сына и три брака у тёти Маши. Каждый раз она выходила замуж по безумной любви, историями о которой заслушивалась Кристи в детстве. И каждый сын назывался в честь какого-либо знаменитого художника, а не героев мультиков.
Кристи не знала, куда деть руки, но глаза не прятала, исподлобья изучая гостей. Шесть утра. Сна ни в одном глазу ни у кого, будто разгар дня. Мама суетилась и помогала гостям раздеться, выдавала тапочки, расспрашивала о перелёте. Куча болтовни, ненужных слов, но Кристи чувствовала, как за спинами всех что-то висит. Тяжёлое, давящее, пугающее.
Вот уже завтрак. Как в лучших ресторанах. Яичница с беконом, овсяная каша на молоке, амарантовая каша на воде, безглютеновые оладушки. На любой вкус. Кристи слышала, как мама копошится на кухне с пяти утра. Но не вышла, чтобы не показать, что ей не спится. Папа, как обычно, в командировке. Может, это к лучшему… Он не очень любил приезды тёти Маши, по крайней мере, пять лет назад. Всё могло измениться – изменились же гости. Кристи даже не думала, что тётя Маша может стать другой. Из яркой, дышащей жизнью она превратилась в засохшее дерево, которое сильно-сильно болеет. «Наверное, у неё рак, – мелькнула мысль у Кристи. – Вот она и приехала – лечиться. Сама уже не справляется».
И девочке стало очень страшно.
Разговор не клеился.
– Как дорога? – опять спросила мама. Вопросы повторялись, ответы были одинаковыми, хотя тётя Маша молчала.
– Всё ок, – буркнул Рафаэль.
– Тяжело из жары в холод? – Мама так просто не сдалась.
Тётя Маша будто на автомате сунула в рот ложку каши без молока. Она давно веганка.
– Клёво! Тут снег! Я его ещё не видел, – заявил Клод.
– Видел, – заспорил Винсент. – Ты здесь родился. Мы уехали, когда тебе год исполнился.
– Ну, я не помню – значит, этого не было.
Клод смешно окал, а ещё как-то странно присвистывал на шипящих. Захочешь – не повторишь. А иногда съезжал на английский и балаболил на нём, как на родном. Кристи выхватывала лишь отдельные слова, зато мальчики при этом оживлялись и включались в беседу. Девочке показалось, что они отчитывали малыша. После этого он послушно замолкал, уставившись в тарелку.
– Большое спасибо. – О, первые слова, произнесённые тётей Машей. – Мы бы хотели отдохнуть.
Мама засуетилась:
– Кристи, покажи комнаты. А я здесь всё уберу пока. Поторопись, тебе ещё в школу.
Девочка с готовностью повела гостей в приготовленные комнаты, даже две сумки захватила, словно швейцар.
– Думаю, вы уже не помните, у нас много места, поэтому в вашем распоряжении целых две комнаты. Из одной можно попасть в другую через ванную. Она посередине, и вход есть с обеих сторон. Гостям очень удобно. Папа в своё время выкупил соседние квартиры и соединил. Целых три. Поэтому у нас места хватает.
Кристи тараторила, совсем как мама. Разволновалась сильно под взглядом тёмных глаз Рафаэля, что ли? Он смотрел на неё как на врага. А тётя Маша не смотрела вовсе, даже её причёски не заметила. Казалось, она не обращала внимания ни на что.
Вместо праздника получилась утренняя пытка. Как тут выдержать неделю? Или две?
Пост в блоге
Меня нет в моей жизни
Но их пугает не это. Самое страшное – если я не буду знать математику. Эти формулы и уравнения. Ещё неучем останусь, если не освою химию. Серьёзно? А если не прочитаю Достоевского, то… вдруг не додумаюсь до важного? После Фёдора закусить Шолоховым и Солженицыным, чтобы точно поняли современные дети, что тогда было хуже. И нам просто повезло, что мы об этом читаем, а не вынуждены проживать.
Раньше, если плохо учился, били. И сейчас бьют… только не розгами или ремнём – осуждением и неодобрением.
От него трудно скрыться. Если только наушники вставить и музыку погромче включить. Капюшон натянуть, а ещё лучше спрятаться в ванной. Но рано или поздно приходится выходить.
Глаза в пол.
– Всё в порядке, мам.
Это пароль для прохода в комнату. И ещё быстро добавить:
– Я за уроки.
Вот сижу, уставившись в учебник, и думаю: «А чему бы я учила детей в школе, если бы к моим услугам были все волшебные палочки мира?»
Наука просто сидеть рядом, по-моему, очень важная. Когда кто-то не претендует на твоё пространство, но ты знаешь, что он с тобой, что он тебя поддерживает, даже если не понимает. Потому что важно именно это – сидеть рядом. С одобрением, нетерпеливым ожиданием, радостью от любого твоего движения.
Может, поэтому люди так любят собак?.. Они это умеют и без школ.
А ещё я бы учила говорить с детьми. О страшном, важном – обо всём. А то что-то случается, и ты остаёшься один. Взрослые молчат – ты же маленький, понять не можешь. И ты строишь догадки, предположения, одно страшнее другого. На вопросы от тебя отмахиваются: не дорос, чтобы понять. И становится всё хуже и хуже. Вот это нам нельзя – малы ещё, а Достоевского читать заставляют – до этого мы доросли, это можно.
Пошла за книгу, раз в жизни такая фигня.
Глава 3
Невероятная идея Катьки. Подстава или спасение?
– Ты чего такая смурная? – спросила Катька, собирая длинные густые серебристые волосы на одну сторону. Чёрная шапка то и дело съезжала на лоб, и её приходилось поправлять. От этого жеста проходящие мимо мальчики замирали, а Катька привычно делала вид, что их не замечает. Она привыкла быть в центре внимания.
Подружки шли в школу, а точнее – плелись, меся образовавшиеся за утро сугробы. Дворники активно работали лопатами, но дорожки ещё не успели стать чистыми. Кристи махнула рукой, уютно спрятавшейся в белой варежке со снегирём, но отделаться от подруги не смогла. Та считала себя такой близкой, что не отставала и после десятка взмахов и сотни ничего не значащих фраз. Пришлось отвечать:
– Приехали. К нам. На неделю или даже две. А вместо праздника – попадалово. Я должна быть гостеприимной и любезной, ведь это близкие друзья мамы. А я их не видела пять лет, но исправно получала подарки на все праздники. Дорогие подарки. Вот теперь должна.
Катька свернула на длинную дорогу до школы, а Кристи прорвало. Объяснения, больше похожие на причитания, полились:
– Я не знаю, как себя вести! И боюсь, понимаешь?! С тётей Машей что-то страшное случилось. Она не та, какой я её запомнила, – будто ходячий мертвец. И дети у неё, кроме младшего, конечно, страшно неразговорчивые. Буркают, сразу видно: хотят, чтоб отвязалась. Да и я не хочу с ними говорить, но не могу. Потому что должна!
– Да брось, – заявила Катька. – Почему это должна? Кто она тебе?
– Подруга мамы.
– Даже не родственница, видишь. Ну, подарки дарила. Её желание. При чём здесь ты? Махни на них рукой, как на меня. Ты сегодня хорошо потренировалась. Я и обидеться могла.
Кристи улыбнулась:
– Ты же никогда не обижаешься.
– Могу начать.
– Не надо. Мне матери хватает.
– Вчера опять?
– Опять, – вздохнула Кристи.
– К чему привязалась?
– Да как всегда. Бездельница же я, без стремлений и желаний. Это ты у нас умница и спорт-сменка. Театральный кружок ещё!
– Скучно в телефоне сидеть. А тут движуха!
– Вот и мама того же мнения. – Кристи снова махнула рукой.
– Вот так дома маши. Хорошо получается. А гости уедут, рано или поздно.
Кристи засмеялась:
– Лучше рано.
Катька тоже расхохоталась, посмотрев на часы:
– Зато на урок нам уже поздно. Всего десять минут осталось.
Кристи очнулась:
– То-то я замёрзла, даже в школу захотелось – погреться. К нашим услугам и второй, и третий уроки. Какая скука!
– Как в книге говоришь.
– Какой? – вздрогнула Кристи.
Тут Катька махнула рукой:
– Не помню. Классика какая-то.
Кристи ускорила шаг:
– Пойдём скорей, главное раздеться до звонка, а потом с толпой сольёмся. Может, не заметят.
Девочки вбежали в школу, привычно здороваясь с охранником. А в пустой раздевалке перешли на шёпот. Кристи быстро сбросила чёрный пуховик, достававший до колен, засунула в рукав зелёный шарф с шапкой, стянула такого же цвета сапоги. Осталась в серой юбке и такой же жилетке, накинутой поверх белой блузы – в скучной школьной форме. Оставалось ждать Катьку. Та раздевалась степенно, как королева, но говорить при этом успевала:
– Котофеевна-то не заметит? – Катька фырк-нула, расстёгивая розовый пуховик. – Легенда нужна. Придумай чего-нибудь.
– Почему я? – дёрнулась Кристи.
– У тебя писательство в крови. По сочинениям одни пятёрки, а ты даже не напрягаешься. Я пашу в поте лица и выше четвёрки не получала ни разу. – Подруга стянула чёрные сапоги.
Кристи сникла, но, конечно, придумывать нужно ей. Катька такое сочинит – никто не поверит, ещё двойку за враньё влепят.
– Так, слушай. Давай приплетём гостей, пусть хоть тут помогут. Клод первый раз снег увидел в осознанном возрасте, представляешь?
– Гонишь!
– Они пять лет по морям, океанам, разным странам путешествовали. Вот пусть он у нас прилипнет.
– Куда? – Катька округлила глаза.
– К железному забору. Рафаэль над ним подшутил, он повёлся и прилип. А тут мы в школу шли. Не могли же мы бедного ребёнка бросить. Тем более следом прилип Винсент. Он постарше, но тоже глупый. Хотел доказать, что язык от забора легко отодрать. Доказал, но не то. Ты ещё за кружкой горячей воды побежала. Но скользко, вот и упала, разлила, пришлось по новой. А я в это время утешала мальчиков, подбадривала, что это не смертельно. Что им не надо скорую помощь вызывать, что сейчас ты вернёшься, мы поможем.
– Вот я и говорю – писатель! – обрадовалась Катька.
Кристи сморщилась, как от зубной боли.
А подруга продолжила удивляться:
– Ну и имена у твоих гостей. Одна тётя Маша какая-то обыкновенная.
Кристи хмыкнула:
– Её родители так назвали, а они совершенно обычные люди. Тётя же Маша фееричная – в честь знаменитых художников сыновей назвала. Клод Моне – Франция. Винсент ван Гог – Нидерланды. Рафаэль Санти – Италия. Могу даты жизни назвать, про их художества рассказать.
– Откуда ты всё это знаешь?
– От тёти Маши, конечно, – засмеялась Кристи. – Я её с рождения знаю. Она моя крёстная, которая любит чудить. С Рафаэлем мы вместе под стол ходили и во многие передряги влипали.
– Легенду на второй урок придумаешь? – перебила Катька.
– Неа. Давай вернёмся в стан примерных учениц, а то мама опять начнёт.
– Тогда после уроков расскажешь. – Катька уже была полностью готова.
«Тоже модель», – чуть завистливо вздохнула Кристи. Даже в школьной форме так красиво выглядит. Строгое серое платьице – выше колена. Белые колготки, будто у первоклассницы, притягивали взгляд к стройным ногам. А такого же цвета бант красовался не на косичках, а на вороте. Серые рукава тоже обрамлялись белым. Всё как положено, по правилам. Но как же невероятно красиво!
– Новое?
Катька махнула рукой – и так понятно. С мамой, дизайнером одежды, не приходится носить скучное и обыкновенное.
Кристи спросила:
– У тебя же после уроков либо танцы, либо акробатика, либо гитара, либо ещё что-нибудь?!
– Прогуляю, – отрезала Катька. – С тобой интереснее.
Девочки, как и планировали, слились с толпой, откуда их мигом выхватила Котофеевна. Вообще-то строгую, но справедливую учительницу предпенсионного возраста звали Катерина Дорофеевна. Но она обожала кошек, поэтому незаметно стала для всех Котофеевной. Она сопровождала 8 «Б» класс уже четвёртый год как классный руководитель и учительница по русскому языку и литературе. Хорошая учительница, которая любит и предмет, и детей. Других учителей в платной гимназии не держали. «Лучше, чем в обычной школе», – это повторяла Кристинина мама из раза в раз при спорах. Но всё равно девочка была недовольна, чувствуя будто её связали по рукам и ногам. А ей хотелось просторов, морей, океанов. Она жалела, что не родилась у тёти Маши. Вот тогда бы…
Но тётя Маша изменилась. Стала сгоревшей спичкой. А Рафаэль вырос и перешёл в стан бывших товарищей по играм. Он теперь незнакомый молодой человек, с которым она не знала, как себя вести. Не позовёшь же его в песочницу поиграть? И самосвалом по башке не дашь. Пушкина, что ли, пообсуждать?
Котофеевна смотрела строго, но под красочным рассказом Кристи, то и дело дополняемым Катькой, таяла:
– Умницы вы мои. Хорошо, что помогли. Надо же, пять лет по морям и океанам. Кристина, дорогая, давай ты нам сочинение на эту тему напишешь вместо того, что я задам сегодня на уроке по поэме «Мцыри»?
– М-м-м, – замычала девочка, как корова.
Но Катька пихнула её локтем и затараторила:
– Да, это так интересно! Потом я могу всему классу прочесть, с выражением. Получится сочинение из разряда «жизнь замечательных людей». Я уже с ними познакомиться захотела.
– Вот и ладненько, девочки. Договорились, – улыбнулась Котофеевна. – А сейчас пора на уроки.
Кристи метала в сторону Катьки гневные взгляды:
– Во удружила-а-а. Чё, я теперь должна за ни-ми ходить и выспрашивать? Они ж на меня не смотрят даже.
– Попробуешь. Мы начинаем расследование. Детективы сейчас – самый популярный жанр. Я читать не очень люблю, а вот поучаствовать – с удовольствием.
– То есть ты хочешь, а мне отдуваться?
– Тебе всё равно не убежать. Они у тебя дома. А так интереснее будет, – широко улыбнулась Катька.
Зазвенел звонок. В их школе никто не пугал учеников резким трезвоном. Вместо него по коридорам разливалась то «Лунная соната» Бетховена, то «Волшебная флейта» Моцарта, то «Сарабанда» Баха – в зависимости от дня недели. Сейчас зазвучала «Чародейка» Чайковского. А это означало только одно: сегодня среда. Завтра – день Рахманинова.
В классе Кристи и Катька разошлись по своим местам. В гимназии никто не сидел по парам. Столы были одноместными, чтобы всё внимание учеников концентрировалось на учителях. Учениц – потому что в 8 «Б» не было мальчиков – только одиннадцать девочек. Концентрация на учёбе могла бы быть полнейшей, но ученицы нет-нет да улетали в заоблачные миры, несмотря на увлекательные занятия.
Усевшись за парту, Кристи сразу занялась сочинением очередного поста в блог, о котором не знала даже Катька.
Пост в блоге
Ничего не хочу
А столько всего надо. Главное делать вид, что всё норм. Иначе лезут туда, куда не приглашают. Я не приглашаю!
Взрослые, вы хоть нас иногда замечаете? Не себя. Не свои мысли. Не ожидания. А нас. Тех, которые в реале. Про которых вы думаете, что их у вас украли телефоны. Вы потеряли нас значительно раньше, когда бежали на работу, а нас отводили в школу. Когда на слёзы сказали, что всё в порядке. А не было в порядке! Когда в сотый раз спросили про любимую книгу в уверенности, что это интересно. Нет! Это скучно и прогнозируемо. Это то, что бесит. Из этих вопросов вы выстроили между нами стену. Потому что, когда я судорожно размышляла о книге, чтобы не ударить в грязь лицом, пришлось бросить смотреть в окно. А там два воробья дрались. Разве можно было сказать, что интереснее этого я ничего в жизни не видела и не читала? Нельзя. Вы бы не поняли. И я вовремя вспомнила про Незнайку. Тогда стена стала выше.
Стена между мной, вот этой девочкой со смарт-фоном, про которую вы думаете, что её знаете, и мной настоящей. Сейчас стена огромна. Я чувствую. И я не знаю, кто за ней. Я не знакома с этой особой. Я отгородилась от неё, прочно изолировалась.
Почему только мне кажется, что я что-то потеряла?
Глава 4
Чужие
Домой идти не хотелось – там теперь чужие. Близкие с детства люди стали слишком далёкими. Пять лет – пропасть, которая изменила их всех. Знакомиться заново не хотелось. Зачем? Что Кристи может в них найти? Но и терпеть эту пытку не было сил. И так много трудностей и непонимания. А тут даже не спрятаться. Мама от неё ждёт помощи… Почему же всем плевать на то, чего ждёт она, Кристи?!
А она ждала, что её оставят в покое! Совсем. Ни школы, ни уроков, ни домашних дел, ни ненужных разговоров. Всё убрать! Как же нужны тишина и время наедине с собой, в компании лишь смартфона. Взрослым не объяснишь. Остаётся только постить в блог. Кристи уселась в развилке раскидистого дерева в дальнем углу парка. Не лето, конечно. Но рюкзак – полный, и девочка примостилась на нём. Так она точно ничего не отморозит. Если только пальцы: варежку с правой руки пришлось стянуть. Кристи поморщилась – опять мама звонит. Нет, отвечать не станет. Наконец-то одна, даже Катьку после часовой болтовни удалось отправить на дополнительные занятия. Кристи бесило, что все ле-зут, когда ей хотелось лишь одного – полного уединения.
Место откровенности распахнуло объятия. Намётанный глаз отметил, что число подписчиков перевалило за одиннадцать тысяч. Последний пост собрал тысячу лайков. Какое-то безумно нереальное количество. Неужели её читает столько людей? Слишком много мыслей. Не будет она их держать при себе. Пусть сегодня будет два поста. Захочет – и третий напишет. Это её дневник! Точка. И кого она пытается убедить? Чем больше подписчиков – тем страшнее писать. На всеобщее обозрение.
Кристи закусила губу и начала набирать пост. Мёрзли пальцы, холод пробирался даже под одежду, но она упорно не останавливалась, только торопилась, как могла.
Пост в блоге
Тишина прорастания
Я расту. Я ещё не проросла, но этого не видят. Мне нужны темнота и безмолвие кокона, чтобы выпорхнуть бабочкой, но не дают. Нельзя. День расписан без моего участия. И это при том, что все допы я выбросила, как ненужный мусор.
Но тишины не обрела. Взрослые пытаются впихнуть в меня то одно, то другое, не понимая моей нужды. Тишина и одиночество. Одиночество и тишина.
Они боятся, что я что-то упущу и не использую всех возможностей. Я же боюсь, что не прорасту собой. Честно сказать, боюсь, что и в тишине не прорасту. Останусь никчёмной, нереализованной особой, сидящей на шее у таких успешных родителей.
Да, мне их не догнать и не сравняться, потому что они круты. И отец, и мать. У меня есть всё. И я должна миру и своей семье.
А я не хочу быть должной. Я не хочу делать ради них. И не могу делать ради себя, потому что не вижу пути. Может, он совершенно непрезентабельный? Такой, что я просто боюсь туда смотреть? Например, рожу десять детей и не состоюсь в профессиональном плане. Уеду в Африку спасать носорогов. Или стану уборщицей. Почему нет? Кто скажет, что это плохо?
Никто. Но я сама прочту в глазах окружающих жалость. Или злорадство. «О, у неё столько было, а она проворонила все шансы, упустила столько возможностей».
Вот такая у меня жизнь.
Жизнь, где нужно доказывать, а не жить. Жизнь, где не позволяется тупить, потому что время должно быть использовано с пользой. Жизнь, где нужно делать то, что принято. Может, я в этом себя и потеряла?
Виртуальная жизнь, конечно, спасала, но из неё приходилось выныривать. Кристи, окончательно замёрзнув, стремительно поднялась и побежала навстречу неизбежному – к дому, в котором были чужие. Улыбка на лице, история за пазухой – она умела делать вид и притворяться, что всё нормально.
На кухне Кристи оторопела, поняв, что мама, будучи взрослой женщиной, не знала, что делать. Девочке показалось, что она уже плакала и готова реветь вновь.
– Если нужна моя помощь, – выпалила Кристи, – то с тебя информация.
На кухне мама с дочкой были вдвоём. Кристи решительно закрыла дверь и понизила голос:
– Что случилось с тётей Машей? У неё рак?
– Типун тебе на язык, – отпрянула мама, собирая волосы в хвост.
Кристи выдохнула с облегчением:
– Тогда что? Не держи меня в неведении! А то я такого насочиняю.
– Она просила не говорить.
– То есть она намеревается у нас жить, а я при этом знать не должна?!
– Она не хочет втягивать детей в свои проблемы.
– Тогда ей нужно было вселиться в гостиницу, а не к нам! Денег у неё полно. В чём проблема?
– Ей нужна поддержка. Вот она и приехала ко мне. А я… – Мама всхлипнула.
Но Кристи отвернулась, собирая все силы, чтобы быть жёсткой.
– А что же ты? – Будто адвокат на суде, требующий ответ.
– А я не могу её поддержать. Не знаю как! – выпалила мама.
– В чём моя роль? – выдавила Кристи, уже жалея о начатом разговоре.
Кухня выглядела как после вражеского набега. И это в любимом мамином месте, которое она холила и лелеяла, а точнее – постоянно драила. А теперь на столе даже не скатерть, а непонятно что. Может, и хорошо? Вместо белоснежной поверхности – кровоподтёки, виной которым опрокинутая бутыль с томатным соком. Раскрытый пакет чипсов, и не только он. Тёмный, почти чёрный, кафельный пол обильно усыпан крошками. Каждую хорошо видно. Гора посуды в раковине. «Они что, целый день только и делали, что ели?» – Кристи старалась не отвлекать маму ненужными вопросами. Сейчас ей важнее другое. Мама засучила рукава тёмного платья, будто собралась готовить, и после затянувшейся паузы выдавила:
– Я надеялась, что ты хорошим настроением, детской непосредственностью, незнанием о проблемах развеешь её.
– Мама, я уже не ребёнок. Хорошего настроения нет. Непосредственности – тоже. Только незнание есть, но это меня мучает. Я даже боюсь домой возвращаться. Кажется, случилось что-то очень страшное.
– Маша так любила тебя. Думаю, и сейчас любит. Ей всегда хотелось дочку. Вот я и думала, что твоя болтовня скрасит её дни.
Кристи стала с остервенением наматывать на палец зелёную прядь:
– Не скрасит. Болтать ни о чём давно разучилась, а мыслей много. И неведение меня разлагает.
– Ладно, слушай… – начала мама, но тут дверь с шумом распахнулась.
Уже обрадовавшаяся Кристи сникла. Рафаэль! Какой холодный взгляд. Захотелось залезть под стол, чтобы не видеть эти тёмные глаза, в которых раньше плескалось столько веселья, готовности к приключениям. Сейчас они были полны снега, а ещё безжизненности. В них чувствовалась стена, за которую всех подряд не пускают.
Рафаэль буркнул:
– Хотим сориентироваться по времени. Успеем погулять перед ужином? Мама хочет побыть одна – просит вывести малышей.
Винсент закричал, вбегая следом:
– Я не малыш!
– Тебе одиннадцать, – холодно буркнул Рафаэль.
– Клоду шесть. Это он малыш. Не зазнавайся!
Рафаэль окинул его презрительным взглядом и не удостоил ответа. Вместо этого он вопросительно посмотрел на маму Кристи. Та мигом откликнулась:
– Конечно, идите. Успеете аппетит нагулять. Я только собиралась готовить. Кристи с собой возьмите, чтобы не заблудиться.
Девочка, уже рассчитывавшая узнать тайну, сморщилась, как от лимона. Но не успела она и рта раскрыть, как Рафаэль произнёс с видом царствующей особы:
– Да, сопровождение нам не помешает. В такую холодину пальцы мёрзнут карту на телефоне изучать, а так я варежки поверх перчаток надену.
– И шарф поплотнее завяжи. Подштанники тоже лучше не забыть, – суетилась с советами мама.
– Мы – одеваться. Через пятнадцать минут встречаемся у выхода, – бросил Рафаэль Кристи.
Она закатила глаза. Но когда гневно влетела в свою комнату, вдруг заулыбалась. И тут же схватила телефон.
– Катька, собирайся! Я сейчас тебя с чужими познакомлю. Как бы нечаянно. Мы гулять. Я их поведу к парку, а через него на самую крутую площадку. Попадись нам по дороге. Поможешь с докладом. А то Рафаэль меня просто выбешивает. – Кристи выпалила всё скороговоркой, судорожно натягивая колготки потеплее.
Всё-таки минус пятнадцать на улице требовали утепления, она уже сегодня знатно намёрзлась. Когда Катька согласилась, Кристи довольно улыбнулась. Теперь можно выдохнуть: с подругой не так страшно. На колготки – рейтузы, поверх – утеплённые штаны, шерстяные носки от бабушки и свитер. Нет, лучше два. Эх, Кристи уже жалела, что не смогла отказаться: она ни чаю не попила, ни в ванне не полежала, как рассчитывала. Не лето же – столько гулять. В коридоре, натягивая пуховик для самых долгих зимних прогулок, Кристи почувствовала себя укутанным пупсом, но расслабилась, как только увидела ребят, даже еле сдержала улыбку. Сборная солянка из маминых, папиных и явно соседских вещей. Что нашлось, то и пригодилось.
– Не смотри так, – цыкнул Рафаэль. – Зато тепло.
– Я сама как капуста, – хихикнула Кристи.
– Да, зелёненькая, – подпрыгнул Винсент.
Кристи обмотала шею уютным шарфом салатового цвета, в который можно было уткнуть нос, если станет нестерпимо. Натянула в тон ему толстую вязаную шапку – из-под неё тут же выбилось несколько зелёных прядей. В изумрудном пуховике пока жарило, на что папа всегда говорил, что дома нужно больше тепла набрать – тогда дольше не замёрзнешь. Сразу было видно, что Кристи обожала зелёный – весь спектр оттенков: от тёмно-бутылочного до светлого. Этот цвет напоминал ей о свежести весенней зелени, о глубине лесных чащ, прозрачности летних озёр. В нём было нечто успокаивающее и уютное, а ещё таинственное и загадочное. Капусту, кстати, она тоже любила, особенно тушёную, с сосисками, кетчупа налить побольше – и м-м-м… В животе заурчало так, что Кристи бросилась к двери и с шумом распахнула её.
Глава 5
Трое против двоих
Трое мальчишек в сопровождении Кристины вперевалочку вышли из подъезда. Энтузиазма от предстоящей прогулки ни у кого не наблюдалось. Гости закутались с ног до головы и напоминали с трудом переваливающихся колобков.
– Не привыкли в таком количестве одежды ходить? – сочувственно спросила Кристи у бывшего друга в надежде разбить лёд.
– Не привыкли очевидное подтверждать, – отрезал Рафаэль.
Винсент, устремившийся было вперёд, ойкнул и грохнулся. Конечно, он не ожидал льда под снегом. Успело всё запорошить, пока Кристи выведывала тайну у мамы.
– А чё вы приехали в такое неудачное время? – спросила Кристи. – Летом у нас поприятнее.
– Лето мы видели, – крикнул Клод. – А зима – крутецкая.
Он видел, где упал Винсент, разбежался и проскользил в этом месте по льду, с удовольствием и смехом бухнувшись в конце.
– Ой, ледянку не взяли. Или ватрушку. В парке горка есть. Там вся малышня тусит. Ой… – запнулась Кристи под гневным взглядом Винсента.
Рафаэль ухмыльнулся:
– Винни, видишь, это объективная правда о твоём возрасте. Но ты не переживай, дорастёшь.
– Точно, – засмеялась немного натянуто Кристи, – ты же его всё время Винни звал, а я и забыла.
Винсент запыхтел:
– Я не Винни. Я Винсент! Просьба не путать.
– Ох, Винни, Винни, – то ли пропел, то ли промурлыкал Рафаэль.
Тут к Кристи подлетела Катька:
– Привет. Гулять? Можно с тобой? У меня по литре вопрос. Ой… – Она тут же театрально закатила глаза, потому что Кристи окружили мальчики. – Ты не одна?
Кристи махнула рукой:
– У меня гости.
– Примите в свою компанию, а? – Катька широко улыбнулась Рафаэлю как самому старшему, заговорщицки подмигнула Винсенту и мило потрепала по шапке Клода.
Мальчики заворожённо кивнули. Все трое. Катька умела производить впечатление. Она защебетала:
– Давайте знакомиться. Меня зовут Катерина, как у Островского. Это моё имя по паспорту, который я уже успела получить семь дней назад. Но вот эта особа, которая неожиданно оказалась моей лучшей подругой, кличет меня Катькой, хотя Катерина мне нравится больше.
– А меня этот, который навязан рождением как старший брат, обзывает Винни. Но я Винсент, как ван Гог. Стану знаменитым. Ещё пока не решил: художником или поваром, а может, следователем. Столько всего хочется.
– Особенно мёда, – фыркнул Рафаэль. – Он любитель мёда с детства, поэтому и Винни.
– А ты рафаэлка, приторно сладкая и жутко обманчивая, – вскричал Винсент.