Манеж для двоих
Самайнская Лиса
Манеж для двоих
Пажик вытирал потные ладони о штаны, с трудом унимая дрожь в теле. Это его первое долгожданное выступление, которое молодой человек едва не вымаливал у Дядюшки. Будучи инспектором манежа, он относился к представлениям крайне серьезно. Пажику никогда не давали своих номеров – он был на манеже лишь в качестве помощника. Но теперь он совершеннолетний, взрослый и может проявить себя!
– Ни пуха, зайчик! – Треф сжала руку в кулак.
Пажик криво улыбнулся любимой акробатке. Она всегда поддерживала его, словно старшая сестра, и сегодня ее слова были важны как никогда.
– «К черту» надо отвечать, бестолочь! – Ворон грубо натянул Пажику шляпу на голову и небрежно потормошил. – Не опозорь нас. Еще три дня выступать.
– Я постараюсь…
– Чего? Что за лепет? Громче говори!
– Я постараюсь!
– Пажик!
Из-за занавеса показалась рука Дядюшки, и юноша, едва не роняя карты, подскочил к выходу на манеж. Он сглотнул, поправляя шляпу. Ему никак нельзя опозориться…
* * *
– Бестолочь!
Ворон грубо толкнул его, отчего Пажик упал на грубый пол шатра. Ладони его тут же начало жечь, как и глаза.
– А я говорил, что выручка может упасть, – покачал головой Оррак, вытирая руки после сырого мяса, скормленного тиграм.
– Лучше бы и дальше стоял у стенки, пока я метаю ножи! Хотя бы это у тебя получается! – Ворон поднял юношу за шкирку, но Треф ударила его по руке.
– Оставь ты его!
Пажика била мелкая дрожь, он не мог и слова выдавить. Юноша чувствовал себя провинившимся щенком, которого наказывают хозяева. Но они цирковая семья. А в семье все помогают друг другу. Правда ведь?
Выступление еще не закончилось, а потому наказание пришлось отложить. Оррак ушел за тиграми, Ворон – на манеж. С Пажиком осталась лишь Треф.
– Знаешь, зайчик, – она приобняла его за плечи, отчего ее кулон с желудем качнулся и обжег холодом его шею, – может это и правда не твое? Понимаешь, сцене нужны уверенные люди, смелые, харизматичные. А ты ведь не такой, зайчик…
Пажик неверящим взглядом уставился на акробатку. Она ведь всегда поддерживала его. Она ведь верила в него. Она ведь…
– Зайчик, помоги лучше Глицере в шатре. Скоро выступление закончится, все побегут гадать. А потом вернешься к тренировкам с Вороном.
– Но я ведь… – тихо начал юноша, – я ведь хотел стать фокусником…
– Зайчик, тебя едва было слышно даже с микрофоном.
Пажик чувствовал, как дрожит губа. Даже оскорбления Ворона и Оррака не звучали так обидно, как ее слова сейчас.
Он опустил голову, снял шляпу и медленно направился к шатру гадалки. Возможно, быть вечным помощником – это и есть его главный вклад в цирк. Ведь в семье, даже неродной по крови, никто не желает друг другу зла, и их советы всегда идут от чистого сердца. Пажик робко отодвинул шторку, заходя внутрь шатра. Глицеры не было, но оставленная зажженной свеча, плавающая в чаше с водой, намекала на то, что хозяйка скоро вернется. Пажик выглянул из шатра, убедился, что никого нет, после чего сел на место Глицеры и взял ее карты.
Таро не было его коньком, юноша лучше гадал на обычных картах, но «нетронутые» найти было крайне сложно – Ворон с Орраком вечно брали его карты и играли на деньги. Гадать на таких было уже нельзя.
Пажик перетасовал карты, делая любимый каскад, возвращая их на место. Ему было приятно думать, что после его прикосновений к картам предсказания были добрыми. Грустно было лишь от того, что все считали, что это заслуга Глицеры. Пажик ведь знал, что ее расклады никогда не были хорошими. Но кто бы поверил ничтожному лакею? Свеча дрогнула. Пажик приблизился, замечая, как медленно начал подниматься черный дымок.
– Я говорила, что провалишься.