Тени Дома с башенкой

Глава 1 Новое лицо

Старый дом, стелящийся почерневшей от времени тушей по высокому холму над озером, купили неожиданно. Годами Дом с башенкой пустовал, привлекая лишь редкие группы туристов, и вдруг в начале лета нагрянувшие в поселок дачники обнаружили свежие столбы будущего забора, жизнерадостно сиявшие на фоне черного массивного дома, и – как будто и так было непонятно – воинственно воткнутую у покосившихся ворот табличку «Частная собственность».

По домам поползли разговорчики – благообразная стародачная Неприновка зашевелилась, как растревоженный муравейник, и напрягла расчерченную аккуратными грунтовками мускулатуру. Постоянные жители сновали от дома к дому, обмениваясь страхами и слухами. Кто-то говорил, что дом купил Петрович – владелец большой турбазы в нескольких километрах от Неприновки, – и теперь местных птиц распугают зажигательными ночными дискотеками, от которых завянут яблони и помрет на смородине тля. Кто-то – что дом продали городским чиновникам и все теперь наверняка обнесут забором, вход сделают по пропускам, а деревенским придется обходить владения пришлеца за километр. Как ни крути, а выходило, что перемены, конечно, не к добру. Самые отчаянные и пугливые предлагали уже браться за письмо в администрацию, пока не оказалось слишком поздно.

И только Роза Михайловна, хрупкая старушка в вязаной белой шапочке и ситцевом платье, благостно улыбалась. Сердце ее грел аванс, полученный еще в апреле за сданный на целый сезон дом, в котором поселилась приятнейшая интеллигентная женщина, вдова писателя, не лишенная чувства прекрасного, а главное – денег на оплату целого лета в утопающем в яблонях доме на первой линии, у озера.

Римма Борисовна – человек действительно в высшей степени интеллигентный и утонченный, – с самого начала своего пребывания в Неприновке завела себе привычку пить по утрам кофе на крыльце, любуясь на виднеющийся на другой стороне озера Дом с башенкой. Эту традицию обязательно начинать утро красиво, где бы ты не находился, завел еще ее покойный муж, писатель Романовский. Сохранять ее Римма Борисовна продолжала и спустя год после его, увы, безвременной кончины.

Сегодня, впрочем, дама сочетала приятное с полезным – наслаждаясь утренним кофе и любуясь настоящим стародачным видом, она цепким взглядом профессионального искусствоведа осматривала расположенный на другом берегу Дом с башенкой, и прикидывала план работ на предстоящий сезон в здании, единоличным собственником которого она стала несколько месяцев назад.

Решение это не было спонтанным – Романовский, бывавший в этих местах, давно переживал о состоянии местной достопримечательности. Усугублял ситуацию тот факт, что именно Дом с башенкой когда-то вдохновил его на исторический роман, положивший начало блистательной карьере.

Римма Борисовна отпила кофе из фарфоровой чашки, улыбаясь воспоминаниям об их внезапном взлете. Но за взлетами приходят и падения, за расцветом – увядание, и ее супруг скончался почти год назад, напоследок настойчиво попросив жену пообещать, что на оставленные ей средства она сделает то, чего не успел он сам – поедет в Неприновку, где приобретет и восстановит заброшенный особняк. Просьба Римму Борисовну, даму не только утонченную, но и в определенной степени склонную к авантюризму, не удивила и не испугала. Оставшись глухой к тревожным уговорам детей, она выждала год и явилась в Неприновку – оформлять права на свои новые владения.

Римма Борисовна допила последний глоток кофе и аккуратно поставила чашку на сияющее белизной блюдце – время приниматься за дело. Она, безусловно, видела напряжение местных и косые взгляды, которые те бросали на дом. Поэтому придумала великолепную, как ей казалось, идею.

– Субботник? – переспросила продавщица Аня, как будто услышала незнакомое доселе слово, и свесилась через прилавок.

– Субботник, – радостно кивнула Римма Борисовна, разглаживая напечатанное на принтере объявление, которое она прилаживала у прилавка. – Дом с башенкой – наше общее достояние, и мне кажется, всем жителям не помешает познакомиться с ним, заодно я проведу бесплатные экскурсии.

Не сказать, чтобы Домом с башенкой здесь занимались до этого, и надежды, что кто-то захочет убираться в нем теперь, когда он попал в частные руки, конечно, было мало. Но Римма Борисовна рассчитывала, что кого-то к участию может подтолкнуть простое любопытство. А оттуда недалеко и до образования коалиции с жителями деревни на благо восстановления местного наследия – в то, что справиться с домом она сможет в одиночку, верилось ей слабо.

Первые работы она начала еще в апреле – пока участок не порос травой, а разросшиеся яблони-дички не скрыли за собой остальной сад. Вместе с привезенными из города рабочими (Неприновка, давно превратившаяся в поселок дачный, в такое время пустовала) ей удалось расчистить треть участка и немного – входы в дом. И все равно дел оставался непочатый край. Римма Борисовна даже повела плечами, вспомнив высокие сводчатые потолки, все сплошь затянутые паутиной, мрачную пропыленную мебель, хаотично расставленную в коридорах и на террасе, втоптанные в пыль пакеты из-под чипсов и шоколада и россыпи бутылок из-под пива или газировки – живые свидетельства того, что подростки все-таки куда любознательнее взрослых.

То и дело заглядывая в магазин, она видела, как люди останавливались перед объявлением, собирались кучками, шептались о чем-то с продавщицей. Когда настал назначенный день – конечно же, суббота, – Римма Борисовна натянула высокие резиновые сапоги, надела старые велюровые брюки, клетчатую рубашку и, вооружившись граблями, заняла пост на холме, возле входа в дом.

Увы, песчаная дорога пустовала. Желающих принять участие в спасении достопримечательности или хотя бы убрать следы, оставленные местными подростками, не наблюдалось. Римма Борисовна растерянно переступила с ноги на ногу, но не дрогнула и не отступила – все также продолжала стоять на страже дома, возвышаясь над дорогой. Терпение ее было вознаграждено: спустя двадцать минут ожидания, на дороге, ведущей к холму, вдруг появилась статная фигура.

Грузно поднявшись на холм, крупная дама в цветастом брючном костюме остановилась и с вызовом посмотрела на Римму Борисовну. Тыльной стороной ладони она аккуратно поправила пышный начес из светлых волос.

– Здравствуйте! – жизнерадостно произнесла Римма Борисовна, борясь с желанием сразу протянуть ей грабли.

– Приветствую, – немного растягивая слова, ответила женщина и хозяйским взглядом окинула и Римму Борисовну, и возвышавшийся за ней дом. – Марья Власьевна.

Властным движением она протянула ладонь для рукопожатия. Римма Борисовна прикоснулась к ней, слегка сжав крупные, пухлые пальцы, и Марья Власьевна коротко поджала губы, недовольная, видимо, такой интеллигентской сдержанностью.

Жена бывшего главы горкома, а потом, почти без перерыва – главы района, она привыкла считать себя ответственной за вверенную ее мужу местность. Многое, конечно, с тех пор изменилось – вместо закрытого дачного поселка для своих вокруг Неприновки разросся дачный мегаполис с ревущими на озере катерами и гидроциклами, глухими заборами и снующими по местными дорожкам квадроциклами. По выходным к вечеру в округе теперь пахло не сладковатым дурманом лип, а удушливыми ароматами пережаренного мяса. Нести свою службу в таких условиях становилось все труднее. Тем не менее, не в характере Марьи Власьевны было пасовать перед такими сложностями.

И теперь тоже она явилась на это сомнительное во всех смыслах мероприятие для того, чтобы проинспектировать нового жителя деревни и заодно – состояние давно погибающего дома. Ну и, может быть, самую, конечно, малость – из застарелого уважения к самому слову «субботник».

Теперь, в полном соответствии со своими планами, она цепко осматривала частично расчищенный двор перед Домом с башенкой, новенькие столбы забора (стоят не на сваях, прикинула она, и сделаны судя по всему из простой березы). Римма Борисовна несколько растерянно наблюдала за странной гостьей – в ее представлении субботник должен был стать торжеством дружбы и местом объединения неравнодушных к старине сердец, поэтому экзаменующий взгляд Марьи Власьевны заставил ее смешаться. Чтобы прервать затянувшуюся паузу, она слегка придвинула к ней руку с граблями.

– Больше, наверное, никого не будет, так что можем начинать, – все еще упрямо жизнерадостно произнесла она.

Марья Власьевна кинула презрительный взгляд на инструмент.

– Конечно, не будет, сильно кому надо эту руину чистить, – пробормотала она и, отодвинув хозяйку плечом, прошествовала на территорию.

Римма Борисовна так и осталась стоять с граблями у покосившейся калитки, наблюдая, как монументальная фигура гостьи (Римма Борисовна мысленно предпочла называть ее так) скрывается за углом дома.

Марья Власьевна вышла со своей самодеятельной экскурсии минут через десять, когда Римма Борисовна, устав ждать, прислонила грабли к иссохшейся стене дома и воинственно скрестила руки на груди – до генеральских манер пришелицы ей, конечно, было далеко, но и она многое повидала за четыре десятка лет службы писательской женой.

Марья Власьевна вынырнула из-за противоположного угла дома, тем же томным жестом поправила прическу и отряхнула руки.

– На дальних яблонях у тебя ржавчина, зайди потом ко мне, я дам, чем обработать, – веско сказала она. – А справа уже борщевик заходит. Тебе бы овсяницу посеять или клевер. Ну, где там твои грабли, пойдем двор чистить.

Марья Власьевна оказалась женщиной хоть и бесцеремонной до крайности (Римма Борисовна объяснила себе это издержками жизни в сельской местности), но хозяйственной. Вдвоем они смогли за полдня собрать большую часть скопившегося в просторном саду мусора и сложить его в одну впечатляющую кучу. После чего Марья Власьевна выпрямилась, хрустнула поясницей и посмотрела на дом.

– Показывай дом.

Римма Борисовна, которая буквально только что присела на остатки старой яблони в надежде перевести дух, внутренне заметалась – она последние два часа ждала, когда гостья выдохнется и можно будет торжественно завершить субботник. Ни ходить по заваленному старьем дому, ни, тем более, работать в нем ей совсем не хотелось. Но обещание есть обещание.

– Да ладно, Марусь, – произнесла она, неожиданно переходя на уменьшительно-ласкательное, от чего Марья Власьевна дугой подняла выкрашенную в черный бровь. – Устала ты, наверное. Давай завтра, приходи с утра, я тебе и дом покажу, и экскурсию проведу.

– Какое завтра! – возмутилась та, подхватывая Римму Борисовну за локоть и властно увлекая со спасительного пня. – Дом уже поди как двадцать лет пустует, ты, если будешь отдыхать, никогда его не разберешь. Пойдем, работать!

Впервые за прошедший год Римма Борисовна усомнилась в правильности своего решения выполнить последнюю просьбу мужа – да и вообще в том, что он находился в тот момент он в трезвом уме.

Медленно, потирая спину, путаясь в ногах и чертыхаясь про себя, она побрела в тень дома, вслед за шествовавшей широкими шагами Марьей Власьевной.

В доме, легко оттащив в сторону перегородившую проход мебель, Марья Власьевна прошла в дальнюю часть, туда, где некогда была терраса – сквозь запылившиеся фестончатые окна свет падал замысловатой паутиной, пол местами провалился, сгнившее дерево на полу перемешалось с мусором.

Однако даже в этом состоянии здание еще умело впечатлять, подумала Римма Борисовна, остановившись в коридоре. Высокие сводчатые потолки, поддерживаемые подгнившими готическими балками, даже сквозь многослойную паутину смотрелись величественно. В отличие от террасы, коридор освещал только тусклый свет расположенного в дальнем конце стрельчатого окна. Вдоль всей стены тянулись высокие арочные двери – даже спустя годы запустения в их живых изгибах безошибочно можно было угадать модерн. Римма Борисовна знала, что когда-то – пусть и непродолжительное время – здание занимала школа. «Повезло же кому-то учиться в такой обстановке», – в который раз с легкой завистью подумала она.

Из размышлений ее вывел командный голос Марьи Власьевны. Оценив состояние напарницы, та распорядилась просто.

– Я сейчас тут разберу маленько, а ты стой там – я тебе буду мусор подавать, потом его вместе вынесем, – Римма Борисовна обессиленно кивнула.

– Ты не обижайся, – пророкотала Марья Власьевна, изучая выуженную из кучи мусора обложку от грамофонной пластинки. – Надо ж понять, что ты за человек.

Помятая картонка обложки как фрисби полетела в сторону Риммы Борисовны и та, неловко дернувшись, вынужденно поймала ее на лету.

– Нынче времена такие, ничего не разберешь, – к ногам Риммы Борисовны шлепнулась кучка тряпья. – Вот недавно, например, в дом у родника знаешь, кто въехал?

Римма Борисовна устало покачала головой, укладывая тряпье на пороге террасы, в одну кучку со старой обложкой.

– Таня Михеева! Представь себе, – Римме Борисовне это имя ровным счетом ничего не говорило, но она на всякий случай вяло кивнула, полностью перейдя в режим автопилота. Марья Власьевна нашла где-то невесть от чего отвалившуюся доску и поворошила ей горку предметов, оценивая масштаб работы. – Та, у которой отец… того. Связалась не пойми с кем, сбежала, а теперь вот вернулась. И мужа своего притащила, – с выражением крайней досады она покосилась на Римму Борисовну, от чего той пришлось кивнуть сразу несколько раз.

Брезгливо подняв с пола какую-то кипу бумаг, Марья Власьевна повертела ее в руках и бросила в сторону новоявленной хозяйки особняка. Бумаги упали ей под ноги с тяжелым шлепком и рассыпались по полу.

– А ты откуда к нам?

– Из Москвы, – Римма Борисовна рассеянно перебирала пальцами бумаги. – Муж умер, я вот сюда приехала, домом заниматься.

– Не боишься? – Римма Борисовна непонимающе посмотрела на собеседницу. Марья Власьевна вздохнула. – Здание-то гнилое, почитай руина.

Марья Власьевна наклонившись, порылась в дальнем углу, и под ноги Римме Борисовне жирно шлепнулась связка газет. Она вяло перекинула ее в общую кучу мусора.

– Оно не гнилое, а заброшенное – вот отмоем, и слава будет другая, – она с нежностью провела рукой по старой изысканной резьбе, обрамляющей дверной проем.

В этих вялых препирательства прошла, казалось Римме Борисовне, целая вечность, за время которой ее спутница перевернула и смешала все слои истории несчастного дома, на протяжении десятилетий оседавшие в его тишине в виде бумажек, фантиков, обложек, картонок, банок и бутылок.

Наконец, тяжело ступая по устало поскрипывающему полу, Марья Власьевна вышла из расположенной по соседству комнаты, сжимая в руках какое-то тряпье и глянула на высившуюся на полу гору.

– Потащили это на улицу.

На улице Марья Власьевна, по-хозяйски осмотревшись, выкатила в центр двора большую бочку. Наломала сухие ветки у ближайшей яблони, пошарила в кармане рубашки на обширной груди и извлекла оттуда спички. Чиркнула, не донесла бледный огонек до бочки, чертыхнулась и чиркнула еще раз – уже над самой бочкой. Подождала, пока яблоневые ветки, выпустив облако едкого дыма, разгорятся.

– Ну, наваливай, – махнула она Римме Борисовне на кучу мусора.

Та покорно подняла первую кучу тряпья, молясь, чтобы субботник поскорее кончился. Но Марья Власьевна нетерпеливо отмахнулась.

– Да не это, бумагу давай.

Римма Борисовна наклонилась, выудила снизу кучи рассыпавшиеся из папки бумаги и, вдруг опомнившись, прижала к груди.

– Ты что! Это же документы, для архива, – бережно положив бумагу на траву, она кинулась искать в куче тряпья остальное.

Мария Власьевна замерла от неожиданности, но замешательство ее длилось недолго.

– Какие документы! Мусор это, – сделав несколько шагов, она подняла с земли брошенную папку и бегло пролистала. – Ну вот, классный журнал. От школы еще старой осталось. Нам когда новую строили, тут пять лет дети сидели. Потом-то переехали, а это вот – валяется. Дурью-то не майся.

Римма Борисовна, сжимая в руках стопку найденных бумаг, стремительно выхватила у нее журнал прежде, чем тот полетит в огонь.

– А я говорю, архив. Все это требует изучения.

Словно боясь, что Марья Власьевна решит отнять у нее добычу силой, она не глядя подхватила с земли старый дерматиновый портфель и начала торопливо запихивать в него попадавшиеся на глаза бумаги, детские тетради и журналы.

Мария Власьевна уперла руки в боки.

– Какого изучения? Это старая, никому не нужная руина – здесь сначала был склад, потом школа, потом контора а потом оно и вовсе пустовало. Что тут изучать?

Римма Борисовна гордо выпрямилась.

– Не руина, а наследие. И вообще, какая разница – я мужу обещала музей, значит, сделаю!

Мария Власьевна аж присвистнула.

– Тюю, а кто у нас муж, волшебник что ли?

Настал черед Риммы Борисовны торжествовать – смутно понимая, что вряд ли всем здесь знакомо это имя, она, тем не менее, подняла подбородок выше и отчеканила.

– Писатель! Романовский.

Лицо Марии Власьевны враз смягчилось, брови выгнулись дугой, а рука взлетела ко рту.

– Адриан Валентинович?!

Римма Борисовна вздрогнула – конечно, ее муж был вполне успешным писателем. Но она и не предполагала, что его имя в Неприновке произведет такой эффект.

Глава 2 Старая часовня

Оказавшись дома после утомительного субботника, Римма Борисовна с наслаждением заварила себе чашечку чая, щедро добавив туда душистого чабреца. Подумала, открыла маленький шкафчик и аккуратно капнула в чашку пару пару капель бальзама – отчаянные времена требовали отчаянных мер. Вместе с чашкой она прошла на просторную, залитую закатным солнцем террасу.

Уютно уселась на скрипучем венском стуле перед окнами, припорошенными кисейной белизной занавесок. За ним засыпал, остывая после дневной жары, сад. Две яблони стояли на страже дома, вытянув над ним длинные, костистые ветви. Пожилая дама вздохнула, с удовольствием потягивая чай.

Решившись принять возложенную на нее мужем миссию, она в полном согласии с их философией подошла к делу обстоятельно. Выбрала уютный, старый дачный дом, подальше от бесконечного праздника выходного дня, буйствовавшего в СНТ. Особое внимание обратила на наличие сада и прекрасного вида на Дом с башенкой (Роза Михайловна, конечно, учла это в цене). Позаботилась о том, чтобы, помимо вещей первой необходимости, взять с собой самое важное: хорошие чай и кофе, любимые фарфоровые чашки и, конечно, книги.

Подумав об этом, Римма Борисовна, ойкнув, бережно опустила чашку на стол и пошла вглубь дома – посетившая ее идея показалась женщине великолепной. Зайдя в маленькую бревенчатую спальню, она подошла к шкафу, провела рукой по корешкам недавно расставленных для создания уюта томов и вытянула нужный. Он был затянут в красный коленкоровый переплет. «Тайна старой часовни» – гласило выбитое золоченым тиснением название. Первый роман ее мужа, написанный под впечатлением от его короткого пребывания в Неприновке и знакомства с Домом с башенкой. Это был, конечно, прекрасный выбор для этого дня.

Прижав книгу к животу, Римма Борисовна прошагала в столовую. Переместилась со скрипучего венского стула на не менее скрипучее кресло-качалку, живописно закрытое расшитыми лоскутными покрывалами – спасибо увлечению Розы Михайловны. И принялась за чтение.

Первый роман, написанный молодым сельским учителем по профессии и настоящим городским интеллигентом по праву рождения относился к подростковой прозе и рассказывал о приключениях трех мальчиков, решивших раскрыть тайну старой часовни. Затерянная в глухих лесах, она стала прибежищем контрабандистов, шпионов и кого только не. Неудивительно, что пресечь их махинации и раскрыть давно забытые тайны смогли только два настоящих советских пионера – юный краевед-следопыт и местный заводила – и перевоспитанный ими отъявленный местный хулиган.

Римма Борисовна, конечно, понимала, что в основу многих характеров легли люди, встреченные выпускником педагогического вуза Адрианом Романовским во время его ссылки в неприновскую сельскую школу. Но она не думала, что и сам молодой учитель оставил в их сердцах настолько глубокий след.

Едва узнав о родственных связях Риммы Борисовны, Марья Власьевна на несколько мгновений растеряла свой командный тон, но затем собралась и обратила его уже в другое русло – она крепко обхватила ослабевшую от непривычной нагрузки Римму Борисовну за плечи и не терпящим возражений голосом заявила, что вдова Романовского непременно, непременно должна прийти с ней в четверг на день рождения совершенно незнакомого ей Сергея Павловича, где соберутся буквально все, кого ей надо знать.

Римма Борисовна не стала отпираться – она чувствовала, что муж, с которыми они счастливо прожили больше 40 лет, придумал историю с домом для того, чтобы облегчить ей внезапное одиночество, помочь обрести новое дело. И раз уж она взялась играть в его игру, для начала стоило обзавестись на новом месте полезными знакомствами.

Римма Борисовна, ритмично раскачиваясь в кресле, довольно улыбнулась: пока все складывалось как нельзя лучше. Возможно, последняя фантазия Андриана Валентиновича была не менее удачной, чем его первые романы. И она даже знала теперь, что подарит имениннику.

Праздничное собрание было назначено на 16 часов: Марья Власьевна, как и обещала, заглянула за ней без десяти и спустя 15 минут они уже стояли перед невысоким забором из штакетника. За ним виднелся невысокий, простенький по форме дом – рубленый квадрат сруба, высокий треугольник второго этажа и крыши. Откуда-то сзади доносилось приглушенное жужжание потревоженного улья – только периодические всполохи смеха и вскрики дам говорили, что гости уже в сборе, а празднество успело начаться.

Гости собрались на задней части участка – за длинным, приземистым, накрытым клеенкой столом, к которому подтащили, кажется, все сидячие места, которые было возможно – и изогнутые старые стулья, и крепкие кухонные табуретки, и длинные лавки. Судя по всему, здесь действительно собрался весь цвет старой Неприновки.

– Здраавствуйте – нараспев произнесла Марья Власьевна, остановившись во главе стола, – Сергей Петрович, смотрите, кого я привела – жену, то есть вдову, нашего дорогого Андриана Валентиновича, – пропела она, обращаясь не столько к имениннику, сколько ко всем собравшимся за столом.

Глаза их были устремлены на Римму Борисовну, шум голосов постепенно стих и вместо него тихой рябью по рядам сидевших покатилось перешептывание. Хозяин, грузный мужчина в старомодной клетчатой рубашке и панаме цвета хаки, грузно поднялся из-за стола и в некоторой растерянности растопырил руки – как будто хотел, но не решался обнять гостью.

Римма по возможности очаровательно улыбнулась всем собравшимся и шагнула вперед, протягивая красный коленкоровый томик.

– Очень приятно познакомиться, Сергей Петрович. Простите, я тут несколько спонтанно, без приглашения. Но, вот вам от меня подарок, – и она торопливо вложила в раскрытые руки хозяина книгу, а затем кратко обняла, чтобы избавить, наконец, его от затруднений.

Сергей Петрович в этот момент аккуратно примостил книгу на угол стола, и одна из сидевших поблизости женщин, потянувшись, взяла ее и раскрыла на первой странице.

– С автографом! – ахнула она.

Римма Борисовна высвободилась из объятий и, довольная, что подарок произвел ожидаемый эффект, повернулась к столу.

– Да-да, это самое первое издание. Андриан Валентинович лично надписал тогда несколько книг, эта все время хранилась в семейной библиотеке.

Женщина подняла раскрытую книгу, показывая ее собравшимся: «Правда всегда проще, чем кажется», – гласила выведенная от руки фраза над размашистым автографом. Сергей Петрович растроганно засопел.

– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь… – сориентировались женщины за столом.

– …Римма Борисовна, – солидно вклинилась Марья Власьевна, чрезвычайно довольная произведенным эффектом – в конце концов кто, как не она, матриарх этого поселка, не поленилась прийти на субботник и добыла там такую сенсацию – вдову писателя, возведенного в Неприновке в ранг местного героя.

За столом началась суета, с грохотом задвигались разномастные стулья, табуретки и лавки, зазвенели тарелки и вилки. Откуда-то из дома пробежала женщина со стопкой и тарелкой. Спустя несколько мгновений суета стихла также внезапно, как и началась – сидящие в ряд гости отхлынули от головной части стола, где, по правую руку от хозяина, образовалась тарелка, приборы и рюмка для Риммы Борисовны.

Приветливо покивав в разные стороны, словно королева во время выхода к народу, Римма Борисовна разместилась за столом. Марья Власьевна села прямо напротив нее.

– А вы знаете, что наш Сергей Петрович – прототип учителя из романа? – немного жеманно спросила ее соседка слева.

Римма Борисовна выразила вежливое удивление – учитель в романе, честно говоря, был персонажем так себе: ленивым, тугодумом и слишком уверенным в себе. Но хозяин вечера, кажется, ничего обидного в этом не увидел. Наоборот, он еще сильнее смутился и застенчиво отмахнулся от женщины.

– Да ладно вам, придумают тоже. Ну, может только пара черт, – забормотал он, не без гордости глядя на Римму Борисовну.

– Зато сразу понятно, с кого писали Степана, – желчно вставила Марья Власьевна, точным ударом вилки подцепив из пиалы на столе маринованный грибок. Степан в романе был тем самым перевоспитавшимся хулиганом.

Соседка Риммы Борисовны справа оскорбленно фыркнула, словно ее обижала работа с такими простыми ассоциациями.

– Понятное дело, с Мишки нашего – все одно, что был хулиганьем, так им и остался, – едва не сплюнула она.

Старушка в аккуратном белом платочке, сидевшая от них через стол, наклонилась вперед и прошамкала что-то тонкими губами.

– Что, баб Вер? Еще огурчиков тебе?, – старушка, не растерявшись, кивнула и подняла над столом тарелку, а пока женщина суетилась, вперилась взглядом в Римму Борисовну.

– Обозы они грабили тут, Михеевы-то, – Марья Власьевна, сидевшая от нее поблизости, нервно выпрямилась и поджала локти, словно хотела оказаться подальше от скандала.

– Ладно вам, баб Вер, хулиганить все-таки это одно, но чтоб грабить… В конце концов, кто в нашей деревне в советские годы не сидел.

– В двадцатые годы ямщики сюда ехать отказывались, мать моя покойница еще мне говорила. Зерно сами в город возили. А потом как-то раз облава-то была, так Михеева-старшего-то и схватили. А потом в Темном лесу схрон нашли – так там и зерно, и мех, – ткнула она пальцем в Римму Борисовну, словно то зерно гостья схоронила лично, и откинувшись назад, занялась малосольными огурчиками.

– Беда наша местная, – пояснила Римме Марья Власьевна, – в советские годы отец и дед Мишки нашего сидели, за что – кто уж разберет, а как вышли, так они все вместе во все тяжкие пустились. Но сейчас вроде хорошо, тихо – ну и слава Богу, – она коротко оглянулась за спину, куда-то вглубь деревни.

– Да вы про тайники всякие не слушайте – это баба Вера уже путает, – почтительно понизив голос, потянулась к ней женщина, сидевшая где-то в середине стола. Старушки она не стеснялась – та, высказав свое мнение, сосредоточенно разбиралась с положенной на тарелку едой, – Есть у нас местная легенда про часовню, так вот оттуда она тот схрон и взяла.

Римма Борисовна, начавшая уже немного путаться в хитросплетениях здешних отношений, приободрилась. Во-первых, исторические легенды были все-таки больше по ее части, чем перипетии местных уголовников. Во-вторых, подобная информация была полезна, потому что могла быть использована в экспозиции Дома с башенкой, которую Римме Борисовне еще только предстояло собрать.

– А что за часовня? – спросила она, опустив вилку.

Марья Власьевна махнула рукой.

– Да все сказки. Якобы стояла когда-то давно в лесу старая часовня, были там тогда дороги, потом дорогу проложили по берегу, те забросили, и часовня постепенно пришла в упадок. Да только это все легенды, часовни той никто не видел никогда.

– Не скажи. Матушка моя еще когда по грибы ходила, видела, – покачала головой та женщина.

– Куда ходила, – фыркнула Марья Власьевна. – Не ходят местные в тот лес с тех пор, как… – она многозначительно осеклась, подразумевая, видимо, то, что всеми без того было известно.

Соседка справа вздохнула и подняла стопку.

– Да, бедный паренек.

Женщины выпили, не чокаясь. Марья Власьевна зажмурилась, шумно, солидно выдохнула и, заметив непонимающий взгляд Риммы Борисовны, пояснила.

– Не любят местные тот лес.

– Дурные места, – вновь наклонившись через стол, доверительно сообщила женщина из середины стола.

– Давно, еще в 1970-е, парень там пропал, местный – совсем ребенок, 12 лет было, – пояснила Марья Власьевна. – Дело-то давнее, но с тех пор так и повелось.

– Совсем пропал?, – не очень уместно уточнила Римма Борисовна.

– Совсем, – кивнула женщина в середине стола.

– Неделю искали, да так и не нашли – заплутал в тех лесах видать, ну и все, – подтвердила соседка справа. – Лес – дело такое, – печально махнула она рукой.

– А Андриан Валентинович, – Марье Власьевне явно показалось, что они слишком далеко отошли от первоначальной темы, и ей захотелось всем напомнить, какой сюрприз она устроила сегодня имениннику и всем гостям, – как раз ту поисковую операцию возглавлял. Он в то время здесь учительствовал – и пацаненка того тоже, говорят, учил. Вот и возглавил поиски.

– Царствие ему небесное, – тяжело вздохнула соседка справа.

Марья Власьевна, а следом за ней и женщины поблизости – бабу Веру пришлось бережно поддерживать под руку, – поднялись и взялись рюмки. Уловив движение, волной поднялись и люди на другом конце стола. Встала и Римма Борисовна, на которую были направлены все взгляды. Все мрачно-торжественно выпили.

Как ни странно, после этого беседа пошла бодрее.

– А Татьяна-то, Татьяна, слышали, вернулась? – засуетились женщины на другом конце стола. – Я недавно до автолавки шла, так там ставни с дома сняты и мужик ее, Михеевский парень, траву косит.

– Угораздило же – и после всего, – подумать только, – фыркнула Марья Власьевна.

С дальнего конца стола кто-то, тесня других, продвигался к имениннику, вспомнив наконец о первоначальном поводе мероприятия. Римма Борисовна постепенно потеряла нить и вскоре перестала пристально следить за беседой. Она успевала только с готовностью улыбаться, кивать и чокаться, когда к ней, как к заезжей звезде, то справа, то слева, подходили люди, желавшие лично засвидетельствовать свое почтение и радость от знакомства.

Разошлись ближе к десяти – Римма Борисовна оценила замысел организаторов, начавших праздник еще днем. Начни они позже, точно ушли бы в ночь. Впрочем, пожилая дама уже понимала, что она и без того заснет не скоро – после длительных застолий она традиционно мучилась бессонницей.

Женщина включила чайник и упала в укрытое лоскутными одеялами кресло. Чайник на кухне глухо заворчал, щелкнула кнопка. Римма Борисовна тяжело поднялась и взгляд ее упал на пристроенный в уголке портфель. Вот, как можно скоротать эту ночь! А она ведь чуть было не забыла про свою находку в череде событий.

Римма Борисовна не без усилия подняла тяжелый дерматиновый портфель и, аккуратно его отряхнув, разместила на накрытом ажурными салфетками столе. Щелкнула застежками.

Внутри теснились старые, отсыревшие от времени тетради. Некоторые было уже не открыть, какие-то открывались, демонстрируя расплывшиеся от времени чернила – мелькали домашние задания, написанные крупными, неустойчивыми детскими почерками, домики суффиксов и округлые дуги выделенных корней.

В одной тетради она увидела аккуратно выведенные строки «Как я провел лето?». Растроганно улыбнувшись, она рукой насколько возможно разгладила пошедшую волной тетрадь и углубилась в чтение.

Незнакомый мальчик – а это был именно мальчик, она проверила обложку: Витя Егорушкин, ученик 5 «Б», – в сочинении, датированном 10 сентября, добросовестно рассказывал о проведенном здесь, в деревне, лете. Ходил купаться в озере, помогал бабушке собирать колхозную клубнику, по настоянию отца пас местных коров. В общем, ничего слишком выдающегося – простой фрагмент обычного советского детства, уцелевший в старом дерматиновом портфеле.

Глаза Риммы Борисовны заскользили по кривым строчкам быстрее и уже не так внимательно, она подумывала захлопнуть тетрадь и перейти к следующей, когда несколько строк привлекли ее внимание.

«Еще я занимался краеведением. Я сходил к Ефимии Петровне и Виктору Ерофеевичу, нашим старожилам, чтобы узнать больше о вырубках, которые находятся за деревней. На уроке учитель нам рассказывал, что когда-то там была часовня. Потом я проложил маршрут».

Дальше рассказ о краеведческих изысканиях обрывался – мальчик, видимо, сочтя эту часть повествования завершенной, переключился на увиденных им в процессе поисков птиц и лесных животных (большого зеленого дятла, маленькую хитрую ласку и плескавшегося во внутреннем озере бобра).

«Я узнал много нового о родном крае. Найти часовню пока не удалось, но я обязательно продолжу поиски следующим летом», – завершал свой рассказ он.

Под сочинением стояла красивая пузатая пятерка, под ней – размашистая подпись красной ручкой: «Молодец!».

Римма Борисовна не поверила своим глазам – этот почерк был ей хорошо знаком. Она вспомнила дарственную надпись на книге, не далее, как сегодня подаренной незнакомому ей Сергею Петровичу. Просто невероятно – в ее руки случайно попала тетрадь ученика ее покойного мужа, Адриана Романовского! В растерянности она еще раз пролистнула страницы тетради, и, бережно отложив ее в сторону, высыпала на стол все содержимое портфеля – если большая часть тетрадей принадлежала тому же времени, это могли быть неоценимые экспонаты для будущего музея, который должен был открыться в Доме с башней.

Стараясь не отвлекаться на содержание, она стала быстро пролистывать тетради одна за одной в поисках знакомого почерка. Закончив, она сложила их стопкой – те, в которых нашелся почерк Романовского сверху, – и аккуратно постучала торцевой частью по столу, подбивая ее. Неожиданно на стол с шуршанием выскользнул одинокий тетрадный листок. Римма Борисовна, ожидая самых разных неожиданностей, бережно взяла в руки пожелтевшую бумагу. Но ни домашних заданий, ни отметок учителя на нем не было.

На листке бледной карандашной линией был нарисован крест, в верхнем правом углу находился еще один – сильно меньше, но обведенный для надежности в кружок. Сбоку от рисунка змейкой извивалась тоненькая карандашная линия, жирно перечеркнутая в самом конце.

Немного покрутив листок в руках с озадаченным видом, Римма Борисовна аккуратно его расправила и уложила поверх стопки, после чего внезапно широко зевнула. Она посмотрела на висевшие над дверью веранды часы – они показывали почти час ночи. Голова стала потихоньку заполняться густым, как вата, туманом. Видимо, ночные упражнения с тетрадями все-таки сделали свое дело. Затолкав драгоценную стопку в портфель, она поднялась и направилась в спальню.

На следующий день прямо с утра Римма Борисовна собралась, наскоро выпила кофе, забыв даже насладиться открывающимся перед ней видом, щепетильно поправила перед зеркалом в прихожей уложенные в элегантное каре седые волосы, и направилась на улицу. Проскользнув через прохладный, по-утреннему влажный сад, она распахнула облупившуюся деревянную калитку и нос к носу столкнулась с Сергеем Петровичем. За мгновение до этого он, перегнувшись через забор, с сопением пытался поддеть простую металлическую задвижку, и теперь уставился на нее, пытаясь подобрать слова. В правой руке, упертый в полный бок, он держал белый эмалированный таз.

– А я вот, – он протянул таз вперед, цепляясь за него двумя руками, как за спасительную соломинку, – рыбки вам принес. Вы ж, наверное, не пробовали еще рыбки нашей, неприновской?

Он тряхнул тазом и накрывавший его пакет съехал в сторону. На Римму Борисовну пахнуло резким, сладковатым запахом рыбы. Она сделала шаг назад, а затем аккуратно, вытянув голову, заглянула в таз: на его дне переливались золотистой чешуей выгнувшиеся дугой рыбины неизвестного Римме Борисовне вида. Не сказать, чтобы какие-то их виды в принципе были ей знакомы – это не входило в компетенции искусствоведа.

– Ну что вы, Сергей Петрович, – попыталась было увильнуть она, понимая, впрочем, всю бессмысленность этого хода.

– Берите-берите, и не думайте отказываться. Когда еще попробуете, – он решительно ткнул тазом в ее сторону и Римма Борисовна поспешно подхватила его прежде, чем ее коснулся эмалированный, пахнущий рыбой эмалированный бок.

На этом Сергей Петрович счел свою миссию выполненной и, отвесив нелепый поклон, переваливаясь пошагал прочь. Римма Борисовна осталась смотреть ему вслед с тазом, который она старательно удерживала на вытянутых руках.

Спустя час, распорядившись рыбой в меру своих скромных сил, Римма Борисовна уже стояла в городе, у порога старого особнячка с истертой штукатуркой. На красной официальной вывеске золотыми буквами было выведено: «Краеведческий музей, пн-сб, 10:00-18:00». Однако часы показывали уже 10:30, на дворе стоял жаркий июльский четверг, а на железной двери так и висел тяжелый амбарный замок.

Неожиданно рядом с ней, круто дернувшись, остановилась побитая «Нива». Кузов у нее был темного цвета, а правое крыло алело красным. Из машины выскочила миниатюрная женщина с копной рыжих кудрей.

– Вы в музей, да?! Сейчас-сейчас открою, – гремя связкой ключей, она кинулась мимо Риммы Борисовны к двери.

– Я просто вчера в область ездила, на совещание, вот и припозднилась. Раньше-то сторож, Иван Петрович, открывал, но он съел что-то не то и заболел, Анна Иосифовна вообще на пенсию вышла, вот и приходится мне одной за всех, – тараторила она, гремя замком, – Вы уж простите, что так вышло.

Римма Борисовна переминалась с ноги на ногу от нетерпения, ожидая, когда же она наконец сможет приступить к задуманному – сбору материала о Доме с башенкой. Наконец, дверь со скрипом открылась. Изнутри пахнуло холодом и сыростью старого каменного здания. Женщина проскользнула вперед нее и, как ни в чем не бывало, уселась за стеклянной витриной кассы. Выпрямилась, приготовившись пробивать билет, а потом, лучезарно улыбнулась и махнула посетительнице рукой.

– А впрочем, проходите! Это вам за ожидание. Экспозиция там, – показала она на прикрытую дверь в конце коридора.

Римма Борисовна прошла по покрашенному старомодной старомодной голубой краской коридору и попала в анфиладу залов старого купеческого особняка. Кроме архитектуры о блестящем прошлом здесь напоминало мало что: стены были выкрашены в скучный зеленый цвет. В одном из углов, как и следовало ожидать, висело красное знамя, рядом стоял манекен в чекистской форме. Аннотация у витрины гласила, что этот зал посвящен Гражданской войне. За ней следовала Великая Отечественная, а дальше – залы, посвященные крестьянскому быту (макет избы, деревянная люлька и образцы крестьянских костюмов), местной флоре и фауне с чучелами отропело уставившихся в вечность животных, а также экспозиция о дореволюционной городской жизни с навечно запечатанными в витрине веерами, старомодными оправами очков, затейливыми печатями и помятыми жестянками от монпасье.

Там, к ее ликованию, обнаружилось несколько дореволюционных снимков, изображавших Дом с башенкой – на одном на его фоне позировала целая группа отдыхающих, в основном дамы в пышных белых одеяниях, с зонтиками, на другом со зданием снялся его первый владелец, лесопромышленник Мерцалов, строгий господин во франтоватом костюме и темном котелке.

Совершив почти полный круг по немудреной экспозиции, Римма Борисовна легонько улыбнулась – с прямоугольного фотопортрета на стене на нее со знакомой мягкой полуусмешкой на нее смотрел почивший муж.

Ни в одном из залов, к вопиющему недовольству Риммы Борисовны, ничего не говорилось про часовню, которая, выходило теперь, была неразрывно связана с творчеством и жизнью Адриана Романовского.

Когда она вернулась в коридор, сотрудница музея все также сидела за кассой. Склонив кудрявую голову, она аккуратно потягивала чай из яркой кружки.

– Простите, – сказала, приближаясь Римма Борисовна. – Я ищу информацию о часовне, которая могла стоять в районе Неприновки. Вы ничего о ней не знаете?

Служительница музея поставила чашку и улыбнулась.

– Что вы, это же старая легенда, – сказала она. – Наверное, вам кто-то из местных рассказал, да?

Римма Борисовна поняла, что пришло время пускать в бой тяжелую артиллерию. Она аккуратно расправила складки на своих выходных брюках и вкрадчиво улыбнулась.

– Понимаю, коллега, когда я работала в Третьяковке, нас тоже одолевали всякими легендами – то «Иван Грозный», то «Незнакомка», – рыжеволосая сотрудница краеведческого музея реагировала так, как и задумывала Римма Борисовна.

– Что вы говорите, в Третьяковской галерее? – воскликнула она.

– Да-да, милочка, я профессиональный искусствовед. Полжизни отдано музеям. Так что мы с вами в некотором роде коллеги, – милосердно добавила Римма Борисовна.

Оглянувшись, она присела на старую дерматиновую кушетку, стоявшую недалеко от кассы – видимо, в зимнее время, редкие посетители тут натягивали бахилы на уличную обувь. Оказавшись на одном уровне с сотрудницей, она доверительно заглянула ей в глаза – прежде, чем окончательно ее добить.

– Видите ли, я вдова Адриана Романовского. Мой муж, который, как вы, возможно, знаете имел счастье провести в Неприновке первые два года своей учительской карьеры. И он очень хотел, чтобы после его смерти я выкупила здание и восстановила его, превратив в… культурный центр. Само собой, там будет историческая экспозиция, но вы понимаете, – она позволила голосу немного дрогнуть. – Конечно, после всех этих трудов, мне бы очень хотелось посвятить небольшую часть своему супругу. А первый его роман, «Тайна старой часовни», как мы все знаем, был вдохновлен именно Неприновкой.

– Я вас прекрасно понимаю, – от переизбытка эмоций ее визави не выдержала и, протянув руку, накрыла ее ладонь своей. – Искать ее пробовали, и не раз. Успехов это не дало.

– Не может быть, – отрезала Римма Борисовна. – Я говорила с местными жителями и… работала с архивом, который мне удалось собрать, – она предпочла не уточнять, что речь идет о портфеле со старыми школьными тетрадями. – Мой опыт говорит, что дыма без огня не бывает – раз есть упоминания, была и часовня.

– Никаких материальных подтверждений ее существования нет, – качнула головой хранительница. – Видите ли, достоверно известно, что с конца XIX века там была одна из лесопилок Мерцаловых, это да. Но вот о том, что там было до этого времени, насколько я знаю, информации нет.

– Вы так уверены? Я думаю, музей существует много лет, знаете, в хранилищах и более молодых учреждений столько всего успевает накопиться, – подпустила немного лести Римма Борисовна. Ее собеседница смутилась.

– Дело в том, что я сама… работаю здесь всего два месяца, мы с мужем долго не жили здесь и вернулись лишь недавно, – собеседница вдруг посмотрела на нее с интересом. – Но я попробую что-то поискать. И обязательно свяжусь с вами, если что-нибудь найду.

– Прекрасно. Дайте знать, если вдруг вам понравится помощь при работе с архивами в хранилище.

Этот итог переговоров Римму Борисовну вполне устраивал. Она поднялась, довольно хлопнув себя по коленям – жест, характерный не столько для искусствоведа, сколько для удачливого дельца, но именно таковым она себя и чувствовала.

Римма Борисовна уже собралась уходить, когда сотрудница музея неуверенно спросила.

– Вы говорите, что нашли подтверждение в архивах, а можете рассказать подробнее?

– Конечно! Очень интересная история – среди мусора в Доме с башенкой я нашла тетрадь местного мальчика, в которой он рассказывал о своих поисках.

– Как увлекательно, – Римме Борисовне показалось, что женщина немного напряглась. – А можно будет ее увидеть?

– Конечно! Заходите ко мне в любое время или, если хотите, я захвачу ее в следующий раз.

Написав на листочке свой номера телефона и пообещав наведаться еще за материалами по самому Дому, Римма Борисовна выпорхнула из прохлады старого музея на солнечный свет и огляделась: прежде, чем отправиться в Неприновку, ей захотелось вознаградить себя мороженым в этом сомлевшем от летней жары городке.

***

– Ой ловелас. Ой дамский угодник, – стоя у стола в саду, окруженного пышными люпинами, Марья Власьевна с ожесточением скоблила рыбу.

Вернувшись в Неприновку и столкнувшись с необходимостью все-таки сделать что-то с доставленным Сергеем Петровичем утренним уловом, Римма Борисовна не придумала ничего лучше, как отправиться на поклон к Марье Власьевне. Теперь та колдовала над тазом, а Римма Борисовна, примостившись на садовом стульчике, наслаждалась тенью.

– И зачем же ты в этот краеведческий музей по такой жаре поехала? – убрав рукой волосы со лба, спросила Мария Власьевна.

– Ну, дорогая, сразу видно, ты не очень знакома с исследовательской работой, – обрадованная вопросом, покровительственно начала Римма Борисовна. Теперь она могла оседлать любимого конька. – Учитывая, в каком состоянии у вас находится памятник культуры, предстоит щепетильная работа, чтобы создать экспозицию по истории Неприновки. Тем более теперь, с новыми данными о часовне…

– Не понимаю, – забыв про рыбу, уткнула блестящие от чешуи руки в бока Мария Власьевна. – Откуда ты вообще взяла эту часовню? Дай Бог уж пятьдесят лет тут живем и никаких разговоров о ней не было. Да и если была она, почитай уж больше ста лет прошло – пойди найди теперь какие-нибудь следы.

– О, вчера вечером я разбирала тот архив. – Мария Власьевна, приступившая ко второй рыбине, оглянулась через плечо, непонимающе вскинув бровь. – Ну, те тетрадки, которые мы с тобой нашли во время субботника. – Марья Власьевна фыркнула, но Римма Борисовна предпочла проигнорировать этот выпад. – И наткнулась там на интереснейшее сочинение местного мальчика. Кстати!

Она замолчала, пораженная тем, что такая простая идея не пришла ей в голову раньше.

– Ты же всех тут знаешь?

– Да уж наверное, – самодовольно отозвалась Мария Власьевна, которой начали надоедать поучения новой соседки.

– Тот мальчик – ведь он вполне может жить здесь до сих пор! С ним обязательно надо поговорить, – Римма Борисовна снова вскочила с места – как истинный исследователь, она не могла устоять перед азартом нового открытия. Мария Власьевна, обернувшись к ней, пережидала всплеск энтузиазма, зажав в руках недочищенную рыбину.

– Витя Егорушкин! Ничего тебе не говорит?

Мария Власьевна уставилась на нее округлившимися глазами. Рыба выскользнула из ее рук.

– Тебе помочь? – удивленно приподнялась со стула Римма Борисовна. Не то, чтобы она хотела прикасаться к рыбе, но с Марьей Власьевной явно происходило что-то не то, недоброе.

– Витя Егорушкин, – пробормотала та, медленно поднимая рыбину с земли и обирая налипшие на нее травинки. – Пропал здесь много лет назад.

– Тот мальчик, о котором говорили за столом!

– Да. Он был сыном тогдашнего председателя колхоза. История эта закончилась очень плохо – мальчика искали почти месяц. В итоге было решено, что он пропал в лесу, во время поисков часовни – он действительно увлекался краеведением. Но это еще не все – его отец, фронтовик, спустя несколько месяцев погиб. Говорили, что чистил трофейный пистолет, но сами понимаете – такая потеря, – она недвусмысленно покачала головой и стало ясно, что в версию несчастного случая никто в деревне не верил.

– А такой был человек, – печально вздохнула Марья Власьевна, шлепая рыбу на стол уличной кухни. – Местные на него нарадоваться не могли. Там правда, потом темная история какая-то всплыла, – чувствовалось, что ей не очень хотелось об этом говорить. Точнее, очень не хотелось. – Его вроде как обвинили в крупной растрате, или краже – не помню уж, что на самом деле. В общем, так все и закончилось – не очень хорошо. Танька, его дочка, тогда быстро вышла за одного из михеевских ребят.

– Это которые грабили обозы, – вклинилась Римма Борисовна и Марья Власьевна удивленно оглянулась на нее.

– Да. Странная идея, конечно, но он за ней давно ухлестывал. А как все это случилось – она выскочила за него и уехали они вместе из деревни. Она, кстати, не так давно вернулась – у нее тут оставалась мать. Так вот мать теперь совсем плохая стала, Танька, наверное, и приехала ей помогать. Ты могла ее увидеть в краеведческом музее – говорят, она теперь там работает. Такая рыженькая.

Римма Борисовна прикрыла рот ладонью, вспомнив протянутую сотруднице музея тетрадь.

– Вот дура я…

Римма Борисовна вкратце рассказала о произошедшем в краеведческом музее и с особым разочарованием – о своем хвастовстве тетрадкой неизвестного мальчика. Мария Власьевна фыркнула, выслушав ее рассказ.

– Да, вышло, конечно, не очень хорошо. Но она ж сама сюда приехала, пусть будет готова прошлое ворошить, – по тону чувствовалось, что к Тане, в отличии от ее отца, Мария Власьевна относилась безо всякого пиетета. Интересно, почему?