Дубай в багровых тонах

Глава 1. Проснись и увидь

Катя открыла глаза и сразу почувствовала, что мир не тот, что утром. Голова раскалывалась, как будто кто‑то стучал в керамическую миску. Вещи вчерашнего вечера – блеск ткани, тёмный лак на ногтях, обёртки от конфет и пустые бутылки – смутно выплывали из памяти, но к ним примешивалось чужое: острая, железная нота, которая не давала дышать.

Она потянулась к телефону – время: десять утра. Сообщения: «Приехали в отель, ждём тебя!» от подруг. «Заметил – все в порядке?» от Дениса. Сердце дернулось, когда она сообразила: через три дня их свадьба, он – грек, они договаривались о розах и тёплой погоде, и он должен был прилететь с утра.

Катя поднялась с постели, шаги были тугими. Она подошла к балкону, чтобы воздух развеял дым и дурное самочувствие. Дверь распахнулась, и холодный ореол света безжалостно выдал – прямо в центре мраморной плиты стояло плетёное кресло, окружённое тёмным пятном. В кресле – молодой человек. Тело было без движения; рубашки не было, грудь испачкана чем‑то тёмным, а в центре – маленький металлический топорик, торчавший, как издевка. Кровь стекала по плетению.

Катя села на мрамор так, будто обмякли ноги. Слёзы не шли – была пустота, как между ударами сердца. Крики, которые обычно вырываются в таких сценах, застряли в горле. Ей вспомнилась ночь: музыка, смех, чужие руки, бокалы. Кто он? Почему он у меня на балконе? Почему топорик? «Топорик для разделки мяса» – мысль была кошмарна в своей бытовости.

Она обрушилась на кресло рукой, как будто прикосновение могло сделать картинку нереальной. Его лицо было моложе, лет двадцать‑пять, черты восточные. Его глаза были закрыты. Уголок губ слегка поднят – и это усугубляло безумие происходящего: для неё дело было не только о крови, но и о том, что мозаика не складывается.

«Что делать?» – мысли скачками перешли в паническую дробь. Вставать и звонить на ресепшн? Это означало риск – она была на вчерашней закрытой вечеринке, где принимали наркотики. В стране, где любое нарушение закона карается тяжело, это могло обернуться длительным тюремным сроком. Но оставить тело, уйти и притвориться, что ничего не видела – тоже не выход. Сработала древняя формула страха: человек придает значение самосохранению прежде всего.

Она пыталась вспомнить, приходил ли он вчера к креслу в компании других. Лицо мелькало в голове, но не в фокусе: тёмная борода? Нет. Акцент? Не помнит. Она озиралась по балкону, оценивая путь вниз – служебная лестница, второй выход, окно соседей. Всё было незаконно, и именно это горело в сознании, как расплавленный металл.

Внизу, в холле, кто‑то заговорил по телефону. Голос – мужской – сказал «…случай уложил», и слова проскользнули в её уши, как лед. Она побежала внутрь, чуть не споткнувшись, и в ванной умывала лицо холодной водой, так, словно это могло смыть реальность. На белом кафеле капала кровь с её собственной руки – на её ладони был лёгкий порез, она не помнила, как его получила.

Она знала одно: нельзя вызывать полицию и говорить обо всём, не подумав. И знала другое – нельзя молчать совсем. Эта двойственность казалась кислородом и штангой одновременно: каждый вдох – риск удара.

Глава 2. Линия на грани

Отель, свой и чужой одновременно, жил чужой жизнью. Ресепшн был заполнен деловыми улыбками и деловой вежливостью. Когда Катя спустилась вниз, руки держались за край стола, как за спасательный канат. Она попросила полотенце и сказала, что плохо себя чувствует. «Все в порядке, мисс? Может, врач?» – идеальный, механический тон.

Она знала, что должна была подождать. И когда менеджер в сером костюме предложил вызвать полицию, что казалось естественным в случае чужого трупа, Катя взяла себя в руки и улыбнулась слабой улыбкой: – Нет, спасибо, я позову. – Она знала, что звонить – это рисковать, но не звонить – значит быть пойманной в сети молчания.

Вернувшись в номер, она решила позвонить только одному человеку – Марго, одной из двух подруг. Сообщение: «Не спрашивай пока. Проблема. Приехали? Нет? Подожди. Позвоню». Она не могла врать: это была правда и ложь одновременно. Она собиралась действовать – не как преступник, но как человек, кого ужас случился.

К её удивлению телефон сразу тронулся: Марго в ответ прислала эмодзи с глазами, потом серию вопросов. «Ты пьяная?» – было короткое. Она набрала номер и услышала живой голос, карающий своей беззаботностью: – Что случилось? Где ты? Я и Оля в аэропорту, ждём вылет. Денис прилетает завтра вечером.

Катя не могла сказать «убит человек на моём балконе». Она сказала: «Я плохо. Пожалуйста, не приезжайте ещё день. Я сама расскажу». Марго промурлыкала «Окей, детка» и повесила трубку, не подозревая, что её «детка» держится на краю пропасти.

Она решила сделать то, что большинству казалось бы вопиюще: она идти к менеджеру и попросила – мягко, но настойчиво – чтобы случившееся оставили между ними, чтобы дело вели «официально и тихо». Это был акт отчаянной надежды, по сути – попытка избежать трения законов и международных осложнений. Менеджер покосился, и в его глазах мелькнуло понимание, смешанное со страхом: отсутствие шумихи лучше, чем скандал.

– У нас есть процедуры, мисс Катя, – сказал он низким голосом. – Но, может быть… сначала вызовем внутреннюю службу безопасности? – он произнёс «служба безопасности» как оберег от внешнего мира.

Она кивнула. Внутренне колышась, Катя поняла, что уже не может думать стратегически: страх перерос в действие. Её мысли скакали – «Что, если это связано с вчерашней вечеринкой? Что, если…» – и в каждой гипотезе присутствовали слова «наркотики» и «запрет».

Её ум постоянно возвращался к топорику на кресле: такой предмет должен был принадлежать кому‑то. Он был чист, блестящий, не характерный аксессуар для убийства на балконе. Мотив казался постановочным.

Глава 3. Гости приезжают раньше, чем правда

За два дня до свадьбы лёт чартеров и автомобильных коллон создавали иллюзию, что мир двигается по расписанию. Подруги Катя в действительности приближались – долгий перелёт, пересадка, сумки с шелком… Денис – жених – должен был появиться за сутки. Новости в приложении о безопасности города читались иначе: «Полиция расследует инцидент в одном из пятизвёздочных отелей» – и сердце Катиной разорвалось.

Она понимала, что молчание будет легче, пока не приедут. Но приезжие могли увидеть её состояние. И ещё хуже – хоть один из них мог признать кого‑то с вечеринки, кто узнал его на фото в новостях. Катя мысленно перечисляла лица: молодой араб, высокий парень в солнцезащитных очках, хозяйка вечеринки – стройная женщина с вопросительным взглядом, и тот, кто сидел в кресле. Ни одно лицо не совпадало с теми, кого она ждала.

Накануне вечером, когда в номере раздавались сообщения, кто‑то постучал в дверь. Это был человек из службы безопасности, мужчина в строгом костюме: «Мы приводим порядок, мисс. Полиция приедет позже. Пожалуйста, оставайтесь в номере». Его голос был вежлив, но твёрд. Он спросил о её самочувствии, и она улыбнулась, как уставшая актриса на премьере: «Лучше, спасибо».

Пока он уходил, Катя увидела из щели в двери его бейдж – инициалы A.S. – и чуть не выдохнула: это была та же иерархия, которая могла либо прикрыть, либо выдать. Она поняла, что попала в центр оси, где репутация отеля и местный закон влияли на исход сильнее её вины или невинности.

В ту ночь ей приснился звук – топорик, вонзённый в дерево, и голос, который шептал на русском: «Не забывай, Катюша». Она проснулась в холодном поту и знала: ночь только разгоняет мрак.

Глава 4. Следственный узел

Полиция пришла под вечер – не в набатном марше, а в деловом, точном составе: офицеры в тёмных костюмах, улыбки которых не доходили до глаз. Первый следователь – лейтенант по имени Тарик – был из местных, в чертах его лица было всё: строгость, терпение и внимание к деталям, которые можно тренировать годами. Он заглянул в комнату Катя так, будто пытался прочесть её как книгу.

– Вы были на вечеринке вчера? – спросил он тихо на английском, и в его голосе не было упрёка – был вопрос, требующий фактов.

Она говорила мало, отвечала ровно: да, пришла. Нет, не помню всего. Там было много людей. Она рассказала о музыке, о ярких огнях, о шампанском и о том, как затем медленно растворялась память. Тарик записывал, не перебивая, и в конце кивнул.

– Мы должны взять у вас образцы, мисс. В крови, в волосах. Мы должны проверить – возможно, в организме были вещества. Это поможет нам понять, что произошло.

Снова страх: проверки, официальные документы, отчётности – и в этой процедуре были миллиметры, за которые её свобода могла уйти. Она согласилась – добровольно, с молчаливой надеждой, что тесты покажут отсутствие запрещённых веществ. Но она помнила таблетки в бокале; она помнила, как кто‑то предлагал «что‑нибудь покрепче». Это знание жгло, как игла.

Тарик был хладнокровен и тактичный. – Мы будем проверять камеры, – сказал он. – Рядом камеры, на улице, в коридорах. Но на балконах? Балконы редко попадают в обзор.

Эта фраза скомкала её внутреннюю защиту: если камеры не видели – значит, многое остаётся в темноте. Если камеры видели – многое станет явным, и её связь с местом события станет доказуемой.

Она вспомнила один эпизод – знакомое лицо, которое предлагало ей ещё один коктейль. Она не могла назвать его по имени, не могла описать так, чтобы полиция сразу среагировала. Её память была дырой, и чем больше она думала о том, чтобы заполнить её, тем сильнее появлялись пугающие фрагменты.

Глава 5. Старые контакты, новые угрозы

Пока шло первое расследование, отель тихо провёл собственную игру: администрация хотела избежать скандала, и возможности для компромиссов находились большими и маленькими. Катя получила смс: «Никаких звонков, будь спокойна» – от номера, что она не знала. Внутри номера звук её телефона казался как барабан сердца – каждый вибр – будто шаг полиции.

Она решила сделать невозможное – связаться с русским консульством. Обрывок надежды: возможно, там смогут помочь с формальностью, с адвокатом, с тем, чтобы находиться в безопасности. Но консульство просило детали и абсолютно точные показания. Она попала в ловушку правды: либо говорить и рисковать, либо молчать и быть в одиночной защите.

Тем временем в коридоре отеля появилась новая фигура: мужчина средних лет в чёрном пиджаке и дорогих часах. Его лицо было вычурно спокойным; взгляд – хищный. Он подошёл к стойке ресепшн и спросил про комнату, где произошло, словно хотел услышать ходы событий.

Катя увидела его в стекле – он смотрел вверх, в её сторону, но не подходил. Он что‑то записывал в маленькой книжке. Кто он? Хозяин вечеринки? Киллер? Репортёр? Его роль пока оставалась туманной, но в нём было что‑то, от чего Катя невольно отступила назад.

Глава 6. Размытая память

Однажды ночью ей показали фрагменты камеры на планшете – короткие отрезки, размытые и хаотичные. В том фрагменте был человек в темной рубашке, в смехе, тот же парень, который теперь лежал мёртвым. Он входил в зону вечеринки с кем‑то в белом. Потом – смех, тени, бокалы. В одном кадре Катя мелькнула – танец, движение, затем кадр прерывается. Ничего не ясно, ничего не доказывает.

Она смотрела на экран, и каждый раз, когда камера показывала её фигуру, чувство вины усиливалось. Она спросила у Тарика: «Вы видите что‑то, что связывает меня с убийством?» – Его ответ был честен и тяжёл: «Пока нет. Но всё, что мы имеем, – это картина в которой вы были. Это важная деталь».

В тот вечер, когда город за окном сиял огнями и яхты покачивались в гавани, Катя сидела у окна и понимала: время идёт против неё. Ночь сгущала страхи, и луч света от небоскрёба превращался в стрелу, направленную ровно в её сердце.

Глава 7. Первое прибытие

Катя услышала шаги в коридоре и чуть не убежала прятаться. Но дверь открылась – и в проём вошёл Денис, с чемоданом и лёгкой усталой улыбкой. За ним шли две знакомые фигуры: Марго и Оля – подруги, которых она ждала. Они выглядели как с фотографий в инстаграмме* (организация, деятельность которой запрещена на территории Российской Федерации): идеальные пряди, туфли на шпильке, чемоданы с логотипами.

– Катюша! – Марго бросилась к ней, но остановилась, заметив напряжение в лице. – Ты в порядке? Ты бледная

Катя ответила улыбкой, которую сама чуть не раздавила: – Всё нормально. Немного плохо с похмелья. Денис, заметив тёмные тени под глазами, обнял её крепко, по‑гечески легко и тепло. – Ты выглядишь усталой, – сказал он по‑русски, словно проверяя, насколько она честна. – Мы думали, что прилетим на день раньше, но рейс задержали. Как дома?