Война за реальность. Как зарабатывать на битвах за правду
Предисловие
Более полувека отделяет нас от момента, когда первый человек ступил на Луну, события, претендовавшего стать символом величайшего технического триумфа человечества. Однако тень, отброшенная этим гигантским скачком, оказалась неожиданно длинной и темной. В ней зародился и вырос феномен, переживший своих создателей, вечный спор о реальности лунных миссий, который начался, едва остыл стартовый стол на космодроме. И первым аргументом стала статья «A Moon Landing? What Moon Landing?» в одной из главных газет США, «Нью-Йорк Таймс», опубликованная 18 декабря 1969 года. Именно в ней, со ссылкой на анонимного информатора из NASA, впервые прозвучало, что все кадры лунных прогулок были отсняты заранее в павильоне. А ведь всего 151 день назад планета рукоплескала фразе Армстронга на Луне: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества».
Показательно, что «доснимать» космос на Земле начали задолго до «Аполлонов». В 1961-м, когда единственный штатный кинооператор физически не успевал за всеми этапами полёта Гагарина, в Звёздном городке уже после полета организовали досъемку подготовки к полету. Поэтому в кадрах кинохроники и скафандры разные и отдельные элементы картинки не совпадают с предыдущими кадрами. Подобные технические ограничения и в первую очередь невозможность вести безупречную съёмку в вакууме и при жестком контрасте, обусловили обилие павильонных дублей в Лунной программе. И хотя экспертное сообщество давно негласно договорилось считать такие «киноляпы» допустимой ценой популяризации с вердиктом – понять и простить, в глазах общественности – это стало чем-то большим, чем просто огрехи исполнения. Ибо если визуальный ряд объявлен частью официального доказательства, его швы ерестают быть косметикой и превращаются в системный вопрос: кто автор кадра и кому мы доверяем оптику реальности? Поэтому всего через год после высадки уже 30% американцев сомневались в подлинности «Аполлона-11».
Скептицизм, зародившийся в тени триумфа, стремительно обрастал собственной мифологией, питаемый медийным шумом и растущим недоверием к власти. Спустя десятилетия это недоверие лишь эволюционировало, перескакивая с одной конспирологической орбиты на другую. Не последнюю роль в атмосфере подозрительности играли и активные действия, предпринимаемые США, например активное противодействие советским кораблям, следившим из нейтральных вод за стартом Сатурнов с мыса Канаверал.
Радиоэлектронное подавление велось на стратегическом уровне: в операцию были вовлечены многочисленные морские и авиационные силы, развёрнуты комплексы активных помех, вплоть до постановки ложных сигналов. На это выделили около $250 млн, в то время как стоимость одного запуска «Сатурн 5» составляла $185 млн. Это уже не просто защита технологического секрета, это демонстрация того, насколько важна была не только победа, но и контроль над её восприятием. Однако советские структуры тоже не были столь уж пассивными наблюдателями этого дорогостоящего шоу. За стартами с мыса Канаверал внимательно следила целая флотилия советских научных и военных судов, собирая всю необходимую баллистическую информацию и перехватывая служебную телеметрию.
Апофеозом этого противостояния стали масштабные учения ВМФ СССР «Океан-70», развернувшиеся по всей акватории Европейского океана, но с фокусом в Бискайском заливе, куда приводнялись спускаемые аппараты. Именно там к моменту старта «Аполлона-13» 11 апреля 1970 года сконцентрировалась большая группировка советских кораблей, включая атомную подводную лодку К-8. Ее гибель в результате пожара, начавшегося почти одновременно со стартом американской миссии, породила множество вопросов. Такое совпадение места и времени наводит на мысль, что цена за контроль над восприятием может стоить гораздо выше, чем просто финансовые затраты на радиоэлектронное подавление.
Эта книга, не очередная попытка доказать или опровергнуть сам факт высадки. Мы не будем с лупой изучать зернистые фотографии, анализировать направление теней или спорить о физике развевающегося флага. Подобных трудов написано великое множество. Все они подчиняются правилу «чем дальше в лес, тем толще партизаны»: каждая попытка углубиться в детали лишь растрачивает исследовательский потенциал на ложные цели и уводит все дальше от истины, достраивая новые коридоры в бесконечном лабиринте, из которого, кажется, нет выхода.
Наша цель иная. Мы предлагаем вам препарировать сам феномен спора. Используя «лунную эпопею» как идеальный лабораторный образец, мы на ее примере проведем образцово-показательное вскрытие любой информационной войны. Как хирург, вооруженный не скальпелем, а вопросами, мы будем резать не плоть события, а его информационную оболочку, обнажая нервы и сосуды, питающие этот вечный конфликт.
Мы исследуем не событие, а его отражение в сознании миллионов. С точки зрения коммуникативных политик, событие произошло только тогда, когда о нем сообщили и ровно так, как о нем сообщили. Ведь это отражение давно стало более реальным, заметным и, главное, более ценным, чем сам оригинал, который без медийного следа просто не существует для истории. В этом смысле лунная высадка – это не просто полет, а первый в истории медийный триумф, где телевизионный экран стал важнее звездного неба. NASA изначально рассматривало прямую трансляцию как ключевой элемент всей миссии: бюджет на телетрансляцию составил 12% от общей стоимости программы «Аполлон», что эквивалентно 2 миллиардам долларов в ценах 2025 года. Это была не трансляция, а ритуал сотворения мифа в прямом эфире.
И здесь мы сталкиваемся с феноменом, который философ Жан Бодрийяр назвал «прецессией симулякров» – ситуацией, когда модель, знак, «карта» начинает предшествовать самой «территории» и порождать её. Целью «лунной программы» в этой логике был не столько сам полет, сколько создание его неоспоримого и тотального образа, симулякра, который и стал для истории более реальным, чем само событие. Бодрийяр предупреждал: в мире симулякров истина не опровергается, она растворяется в бесконечном потоке знаков, где каждый знак претендует на статус реальности.
Этот процесс, где вымысел обретает плоть, сегодня лишь ускорился, стирая грань между воображаемым и возможным. Ведь еще совсем недавно летающий танк являлся плодом воспаленной фантазии, а сегодня это выглядит не так уж и бредово. Сама идея, зародившаяся как чистый симулякр, образ из научной фантастики, – оказалась настолько мощной «картой», что начала активно формировать «территорию», задавая вектор для реальных инженерных разработок. Таким образом, мы наблюдаем высшую стадию прецессии: симулякр больше не просто подменяет реальность, он становится её техническим заданием.