На краю дождя

Глава 1

За ней с тихим щелчком закрываются двери – и всё, что было внутри, остаётся позади.

Холодный воздух улицы встретил Викторию резким контрастом к душной офисной тишине.

Она делает пару шагов вперёд; на автомате прижимая к себе картонную коробку, в ней – фрагменты жизни, которые казались важными: пара книг с закладками, статуэтка кота из поездки в Токио, старая кружка с потёртым логотипом компании, ручки и карандаши, исписанный ежедневник и крошечный кактус, завершающий эту композицию.

Виктория не спешит. Чёрные брюки прямого кроя аккуратно стелятся по ногам, подчёркивая стройность и прямоту её походки. Белая блузка колышется от каждого движения: узкие манжеты сдерживают рукава, но ткань свободно плывёт по плечам. Корсетная часть плотно облегает грудь и живот, создавая утончённый силуэт.

Волосы цвета чёрной смолы, уложенные в волнистое каре, немного намокают от моросящего дождя, но ей всё равно. Её зелёные проницательные глаза почти не моргают, взгляд устремлён вдаль, словно она ищет ответы в этом городе. Лицо – как выточенное из камня, с мягким румянцем, лёгким макияжем и безупречно точно очерченными пухлыми губами – сохраняет спокойствие.

Она ставит коробку у ближайшего столба, вытаскивает из сумки сигареты и зажигалку. Виктория курила сигареты размером queen size, длинные и крепкие, словно её мечты, которые тянулись ввысь – к звёздам. Секунда – и в воздухе уже струится тонкий, ароматный дым табака. Она делает глубокую затяжку, прикрыв глаза, и выдыхает, откинув голову назад, с тем облегчением, которое приходит только тогда, когда наконец осознаёшь – что-то хорошее закончилось. Навсегда.

– Ну и хрен с этим всем, – шепчет она себе, стряхивая пепел пальцем.

По пути домой она останавливается у витрины винного магазина. Внутри – тёплый свет, спокойствие, стеллажи с бутылками, каждая из которых обещает забвение и незабываемые эмоции. Она делает последнюю затяжку, тушит об урну сигарету и входит…

…Колокольчик над дверью звенит мягко, почти незаметно, словно приветствует тебя.

Тепло, уют, запах дерева и пробок, легкий оттенок ванили и терпкости винограда в воздухе – всё это обрушивается на неё, и на мгновение коробка, дождь и увольнение остаются за порогом, как сон, из которого она только что вышла.

– Добрый вечер, – говорит молодая, будто только вчера окончившая школу, продавщица.

Виктория кивает ей, не отвечая, проходит мимо, она знает, что ищет.

Каблуки её туфель тихо, но чётко постукивают по деревянному полу. Она останавливается у одного из стеллажей, взгляд скользит по ярлыкам: Франция, Италия, Испания, Чили. Красное, белое, игристое, от сухого до сладкого.

Она тянется к бутылке с этикеткой, украшенной золотым тиснением. На ней указан год – 2016. «А мне ведь двадцать восемь лет», – мелькает мысль.

– Отличный выбор, – подаёт свой по-подростковому тонкий голос продавщица, словно угадывая её вкус.

Виктория бросает короткий взгляд через плечо, с лёгкой усмешкой – напряжённой, но ироничной.

– Надеюсь. Сегодня мне нужен такой, что пробирает до костей.

Продавщица кивает, не навязываясь. Достаёт из-за прилавка тонкий бумажный пакет и бережно заворачивает покупку.

– Что-то празднуете? – спрашивает она, протягивая ей свёрток.

– Что-то хороню, – отвечает Виктория тихо и задумчиво.

Продавщица ничего не говорит, только чуть склоняет голову.

Виктория выходит и снова оказывается в прохладе вечера, но теперь в её коробке не только воспоминания, но и бутылка креплёного вина.

На углу стоит такси. Она поднимает руку, машина останавливается. Вика садится внутрь, называя адрес.

За окном бегут огни города. На миг её лицо отражается в стекле – серьёзное, собранное, а в глазах – грусть и печаль, и что-то новое, то, чего не было раньше – лёгкий отблеск свободы.

«Где-то впереди будет новая глава. Но сегодня я буду в компании вина и спокойного вечера, который можно прожить просто так, для себя», – витает в голове у Вики.

Глава 2

Такси мягко и бесшумно катится по мокрому асфальту, шины шепчут чуть слышно что-то невнятное о дорогах. Она сидит, чуть прижавшись к прохладному и запотевшему стеклу, наблюдая, как неон вывесок растворяется в лужах, превращаясь в мазки акварельной краски.

В голове пусто, как в квартире, в которую она скоро войдёт. И от этого почему-то легче дышится. Никаких вопросов. Никакого ужина перед сном. Никаких уведомлений, которые звучат как приговор. Только она, вечер и бокал с чудесным вином. Впрочем, а зачем бокал, если можно и так попить его. Кто сказал, что нельзя пить вино в одиночестве и делать это красиво?

Такси останавливается у шикарной парадной многоэтажного дома. Она оплачивает, не дожидаясь сдачи, и, прижимая к груди коробку, закидывает свою сумку на плечо и заходит в парадную.

На двадцать третьем этаже ключ привычно скользит в замок, дверь открывается с лёгким скрипом, впуская её внутрь. Квартира встречает тишиной и полумраком – всё, как она и оставила утром. Пальто перламутрово-опалового цвета лежало на спинке мягкого стула с кожаной обивкой.

Туфли остаются у двери, а она босиком идёт на кухню.

Там – старый, но надёжный штопор, один из тех, что уже не делают. Одно ловкое движение – пробка выходит с сочным взрывом. Она наливает, не глядя, почти по краю, в круглый бокал.

Виктория садится, не спеша, на подоконник французского окна, уложенного мягкими подушками, поджав ноги, и отпивает. Вино чуть мягкое и сладкое, с лёгкой терпкостью – именно то, что нужно.

Оно не утешает, но как будто говорит: «Ты справишься…»

Снизу доносится шум улицы, за окном кто-то смеётся, а может, кто-то на балконе или на лоджии, ну а впрочем, какая разница? Проезжают автобусы и машины. Как будто всё идёт своим чередом.

Она прижимается лбом к стеклу, чувствует его холод и впервые за долгое время позволяет себе просто сидеть, ничего не делая, но с чувством, что нужно готовиться к новому рабочему дню, хотя знает – его уже не будет.

Телефон вибрирует – коротко, как будто извиняясь, – но она не смотрит. Сегодня всё молчит. И в этой тишине рождается свобода…

…Ночь тихо проникает в комнату. Вино в бокале становится теплее, а мысли – глубже. Где-то внутри неё что-то щёлкает, будто проворачивается механизм: старое тяжело отпускается, новое ещё не началось, но момент между ними самый честный.

Она допивает бокал, чувствует, как напиток обволакивает изнутри, не опьяняет, нет, просто будто держит за руку. Она поднимается с подоконника, направляясь к барной стойке, чтобы налить продолжение этой ночи.

Возвращаясь к своему уютному месту, она захватила тёплый мягкий плед со своего белого дивана, такого же, как и стул, с такой же обшивкой из кожи. Она укутывается в плед, осторожно устраивается на подоконнике, словно этот кокон из тёплой мягкой ткани и вечернего вина сможет защитить её от всего мира.

Город за окном не засыпает, но теперь он будто звучит иначе, просто… существуя параллельно. Без давления, без ожиданий.

Виктория смотрит на отражение в стекле – почти неузнаваемое, мягкое, с лёгкой тенью улыбки, которую она сама не замечает. Она улыбается не потому, что весело, а потому, что спокойно. Первый раз за долгое время. Она вспоминает, как недавно мечтала исчезнуть хотя бы на вечер. Перестать быть коллегой – сильной, уверенной, собранной. Она хочет просто быть собой. Сейчас – она есть. Без масок. Без обязательств. Просто женщина в полумраке, с вином в руке, в пледе на окне.

Снова вибрация. Дольше и настойчивей.

Она медленно поворачивает голову, смотрит на телефон, словно на незваного гостя. На экране – имя. Оно тянет за собой столько всего: разговоров, слёз, объяснений, от которых устала.

Палец зависает над экраном. Одно движение – и всё это снова ворвётся в её мир. Но она просто нажимает два раза на кнопку выключения, сбрасывая вызов, и откладывает телефон в сторону. Виктория глубоко вдыхает. Медленно. Словно впервые разрешая себе не быть хорошей и удобной, а просто быть.

Вино будто не заканчивается, оно тянется и тянется, словно тёплый летний вечер, растворяющийся в мягкой дымке разговоров и взглядов. Кажется, ещё один глоток – и растворишься сам в этом уютном забвении, где не существует времени. Она не спешит сделать этот глоток. Просто сидит и слушает. Себя. Город. Тишину.

Мир за окном продолжает жить, а она впервые выбирает жить вместе с ним. Но только на своих условиях. И вдруг ей становится почти радостно… Совсем немного, как бывает, когда нахлынывает мимолётное вдохновение, но достаточно, чтобы понять – всё только начинается…

Она смотрит в бокал, потом на улицу – как будто пытается увидеть в отражении всё, что осталось позади. И вдруг приходит простая мысль: больше не придётся так переживать. Не так, как раньше. Не до боли в груди, не до бессонницы, не до истощения.

Виктория отдала этой жизни многое – слишком многое! Работа, которую она когда-то искренне любила, со временем стала чем-то вроде бесконечной гонки: дедлайны, задачи, звонки и вечные переработки. День начинался со срочного, а заканчивался истощением. Она тянула, потому что так надо, потому что так правильно, потому что все ждут. И ведь тянула хорошо. Долгое время. Если так подумать – всегда.

А теперь – пауза. Не вынужденная, а заслуженная.

Эта квартира с её мягким светом, белыми стенами, тяжёлой дверью, молчаливыми французскими окнами – всё это не просто метры, за которые она платила, это её крепость. Каждая стена здесь – результат тех самых ночей, когда она задерживалась в офисе, когда вместо отпуска выбирала переработки. И теперь, когда ключ в замке поворачивается легко и бесшумно, она знает – это только её. Никто не может забрать у неё это пространство. Эту тишину и свободу.

С родителями давно нет того близкого понимания, о котором пишут в книгах. У них свой мир, свои взгляды, свои ожидания, в которые она не вписывалась с юности. Она пыталась, правда. Но пришёл момент, когда поняла, что любовь не должна быть с условием. И что любить можно на расстоянии и без постоянных объяснений.

С друзьями не так много общего, как раньше. Некоторые остались где-то в прошлом, растворились между этапами жизни. Кто-то оказался временным. Но те, кто остался, – настоящие. Не пишут каждый день, но появляются в нужные моменты, с ними можно встретиться и один раз в месяц, или даже… один раз в год. И этого достаточно.

Она отпивает ещё глоток. Жизнь изменилась. Она сама изменилась. Не стала холодной и чёрствой – просто научилась выбирать, где отдавать себя, а где оставлять для себя.

В этой тишине нет одиночества – есть пространство для спокойствия и уединения.

В этой усталости нет опустошения – есть только завершение для чего-то нового.

И, может быть, завтра она снова включит будильник и подумает о новых планах, но сегодня – просто вечер.

Её вечер! И этого вечера ей достаточно, чтобы снова поверить в то, что в жизни бывает место не только для выживания, но и для простого проживания, для нежности, для лёгкого касания, для взгляда, который не требует слов. Для человека, который не приходит с бурей – а остаётся с тишиной.

Такой человек не спасает – он просто находится рядом. Как банально бы это ни было, варит кофе утром, поправляет плед, когда она засыпает на диване с книгой. Не спрашивает, почему она вдруг молчит – он просто ждёт, и тем самым даёт ей возможность быть собой. Когда можно быть рядом и не общаться просто так, потому что это требуется. Быть просто настоящей.

Ей всегда казалось, что отношения – это работа, постоянная, изнуряющая. Что нужно заслужить что-то, доказать, что ты достойна тепла и любви, но сейчас она знает, что любовь не требует усилий, она просто течёт, как это вино в её бокале. Сладкое и терпкое. Настоящее чувство не упрекает и не исчезает, когда ты не в лучшей форме. Оно просто остаётся.

И если кто-то однажды откроет эту дверь своим ключом. Войдёт в тишину, не нарушая её. Пройдёт мягкой и бесшумной походкой. Сядет рядом, не прося ничего взамен. Ни ты, ни он ничем не обязаны друг другу – значит, он и есть. Тот самый, не герой из фильма и не идеальный образ, а человек, у которого свой путь, свои шрамы, но в чьих объятиях и в компании можно будет не бояться ни прошлого, ни будущего. Только быть – здесь и сейчас. С тем, кого можно назвать домом. Того, с кем можно почувствовать тёплое и живое дыхание рядом.

Виктория улыбается своему отражению – теперь чуть шире. Без печали. Без надрыва. Просто с благодарностью за всё, что было. И за то, что всё ещё впереди.

Пусть этот вечер не стал началом чего-то нового. Но он стал точкой, с которой можно начать двигаться. Мягко. Без спешки. К тому, что по-настоящему важно.

К себе.

И вся ночь ещё впереди.

Глава 3

Она делает последний глубокий глоток – вино ложится тёплой волной внутри, будто подводит черту под всем, что осталось позади. Не с грустью, а с лёгким поклоном. Почти как благодарность.

Виктория медленно поднимается, ощущая, как плед мягко соскальзывает с плеч. Шаги по тёплому полу звучат почти радостно. Она наливает себе ещё бокал – уже без мыслей, без внутреннего монолога. Просто потому, что хочется. Потому что можно. Потому что теперь ночь принадлежит не сомнениям, а предвкушению.

Она возвращается к окну, устраивается поудобнее – и теперь уже взгляд другой. Тот же город, те же огни, те же случайные прохожие внизу, но в каждом движении за стеклом – будто крошечное подтверждение того, что жизнь не стоит на месте. Всё меняется, и она вместе с этим течением.

«Знаешь что, – почти вслух говорит она себе, – всё будет хорошо». Не как мантра, не как утешение. А как уверенность. Спокойная и взрослая. Потому что внутри неё, как предыдущие бокалы вина, разливается ощущение будущего – не пугающего, а светлого. Может, не совсем понятного, но с оттенком радости.

Она берёт телефон. Не для того, чтобы кому-то ответить, не для того, чтобы кому-то пожаловаться. А просто, чтобы включить музыку. Клубную попсу, лёгкий джаз, всё, что задаёт ритм. Музыка заполняет пространство, и в комнате становится теплее – как будто кто-то только что обнял её.

Она вдруг вспоминает, как однажды мечтала, как многого хотела, и чего не сделала, и всё то, чем пожертвовала.

Пусть с завтрашнего утра начнётся что-то новое. Пусть это будет не поворот, а лёгкий сдвиг. Маленький шаг в сторону к себе. Настоящей. Весёлой. Чувствительной. Открытой. И той, что ещё верит в любовь. Не в сказочную, а в ту самую – простую. Где тепло, понимание и отзывчивость. Где «я дома» звучит как музыка. Где её выбирают не за что-то, а просто так.

Она поднимает бокал, как тост за себя. И улыбается, уже по-настоящему.

– Всё только начинается! – сказала она вслух.

Из динамиков звучит трек, от которого хочется качать головой в такт. Виктория слегка покачивается, всё ещё глядя в окно, но уже не думая – чувствуя. Просто позволив себе быть здесь и сейчас. В этой комнате с включённым светом. В этом мгновении.

Она ставит бокал на подоконник, подходит к зеркалу и замирает. Смотрит на своё отражение внимательно, почти с любопытством. Без осуждения, без привычного критического взгляда. Как будто видит себя впервые – такую, какая она есть на самом деле. С такими же волнистыми волосами, с блеском из-за вина в её зелёных глазах, с лёгкой усталостью, но с той же искрой. И тут взгляд падает на её одежду.

– Ну конечно, – тихо усмехается она. – Я ведь даже не переоделась.

Будто по щелчку внутри что-то переключается. Она идёт в спальню, на ходу стягивая блузку, и тянется за самым уютным, что есть, – за любимой свободной белой футболкой и короткими хлопковыми шортиками. Та самая пижама, в которой можно валяться, тянуться, танцевать и просто дышать. Та, что без всяких условий и обязательств.

Когда она вернулась на кухню, уже босиком и в домашнем, всё ощущается по-другому. Пол под ногами кажется теплее, музыка – ближе, пространство – светлее.

И в зеркале отражается не просто женщина, вернувшаяся с работы после увольнения, а та, что выбрала себя.

Она, улыбаясь своему отражению в зеркале.

– Привет, – шепчет. – Вот теперь – я.

Музыка звучит громче. И она танцует. Сначала осторожно, словно примеряясь к себе новой. Потом смелее, свободнее, с каждым движением стирая границы между вчера и завтра. Танцует, как будто танец – это молитва.

Глава 4

С бутылкой оставшегося вина в руке она перебирается в спальню. Легкий головокружительный эффект от выпитого вина, словно маленький и приятный намёк, что пора уже поддаться усталости и отдаться ночному покою. Она ставит бутылку на тумбочку рядом с кроватью, а затем мягко опускается на постель.

Кровать, как облако. Мягкие подушки, белоснежное постельное бельё – всё это создаёт идеальное пространство для отдыха. Она сладко потягивается, ощущая, как расслабляются все мышцы тела. Голову вминает в подушку, и её тело становится частью этого уютного мира. Минута, две – просто пустые мысли.

Полное спокойствие…

…Но вскоре её тело начинает требовать движения. Она поднимается с кровати, чувствуя лёгкое головокружение, которое вновь напоминает ей, что ночь ещё не закончилась, а время для отдыха ещё не пришло. Она направляется в ванную, чтобы подготовиться к своему намерению – ночной прогулке.

Она выбирает брюки прямого кроя – изысканно строгие и одновременно элегантные. К ним подбирает жемчужную блузку, которая нежно сияет под ярким светом ванны. На блузку, плотно облегающую её фигуру, она надевает кашемировую жилетку без рукавов, с тонким воротником, который красиво сливается с глубоким декольте, подчеркивая её утончённость и лёгкость.

Волосы – просто убраны, чуть небрежно, но с намерением. Макияж – легкий, как будто можно было его не делать. Блеск на губах – будто запятая, а не точка.

Серьги – кольца, простые, но элегантные. Браслеты – тихие, но создающие эффектный акцент на её запястье. Всё, что нужно, чтобы почувствовать себя настоящей, готовой к ночному приключению.

Она стоит перед зеркалом, но уже в прихожей, оценивая себя. Взгляд её падает на пальто перламутрово-опалового цвета, то самое, что лежало на спинке стула, которое она давно решила надеть, думая, что ночь будет свежей. Она накидывает его на плечи и сразу чувствует, как его ткань, прохладная и уютная одновременно, окутывает её. Затем она надевает сапожки на невысоком каблуке, тихо постукивающие по полу, когда она шагает, словно подчёркивая её уверенность в этом ночном мире.

Она снова оценивает себя в зеркале. Сияющая, собранная, но в то же время не слишком вычурная – она идеально отражает то, что она чувствует этой ночью. Готовая к прогулке. Готовая быть собой.

С легким вздохом она собирается уходить, и перед тем как покинуть дом, бросает последний взгляд на свою комнату. Белое постельное бельё, которое теперь кажется таким далеким и уютным, маняще ждёт её возвращения.

Глава 5

Она медленно спускается на лифте, наблюдая за тем, как на дисплее сменяются этажи. Металлические стены отражают её лицо, немного искажённое в тусклом свете. Вика смотрит на своё отражение, не узнавая себя, будто бы она уже где-то далеко.

Наконец двери открываются, она спокойно выходит из лифта и плавно покидает парадную.

Вика выходит на улицу. Воздух – плотный и насыщенный – пахнет пылью, бензином и едва заметной влагой, которая обещает дождь. Холодный ветерок приятно касается кожи. Надев наушники, Вика включает плейлист. Спокойная, мелодичная музыка льётся в уши, окутывая её, словно тёплый шарф.

Глубокий вдох. Легкая дрожь в пальцах. Не от холода – от предвкушения.

Пальцы ловко щёлкают зажигалкой – короткая вспышка огня отражается в глазах. Треск от первой затяжки, и вот дым закручивается в воздухе, и обволакивающий мысли, как тонкий занавес между ней и реальностью, он усиливает то состояние, в которое она хотела погрузиться – лёгкое опьянение от алкоголя, музыки, дыма и одиночества.

Шаги ведут её в сторону парка. Там почти нет людей, только редкие силуэты, растворённые в полумраке. Асфальт под ногами чуть влажный, откуда-то доносится аромат мокрой травы. Парк встречает пустотой и привычными силуэтами деревьев. Шаг за шагом она углубляется в парк. Кроны деревьев шелестят над головой, скрипя ветвями, воздух становится свежее. Пахнет сырой землёй.

Капли начинают падать с неба – сначала неуверенно, будто облака сомневаются в своём решении. Но вскоре начинается дождь – сначала робкий, будто бы извиняющийся. Вика не обращает на него внимания. Она продолжает идти, позволяя каплям собираться на ресницах, стекать по вискам, запутываться в волосах.

Сигарета уже дотлевает, и она кидает окурок в урну, не сбавляя шаг.

Она почти не замечает, как оказывается в центре. Людное место, улица, витрины, неон. Люди вокруг торопятся, зонты раскрываются один за другим. Она одна – без зонта. Музыка сменяется, в ушах звучит её любимая песня. Сердце сжимается от каждой строчки, будто она поёт именно для неё. Она не просто слушает – она растворяется в ней. На глазах появляются слёзы, не потому что грустно, а потому что слишком честно. Слишком красиво.

Мир вокруг теряет фокус. Машины превращаются в размытые полосы света, неон отражается в лужах, пульс совпадает с ритмом песни. Огни улиц тянутся тонкими нитями цвета, словно дорожки в венах ночного города. Она не замечает, как дождь усиливается. Не просто дождь – это уже ливень. Лица размываются, машины становятся пятнами света, огни бегут по мокрому асфальту.

На ней промокшее пальто, по лицу стекают струйки воды, а волосы – её волнистые, живые волосы – стали тяжелее, как будто бы природа гладит по голове и шепчет ей: «Всё пройдёт». Она идёт, растворяясь в ритме песни, в дожде и в себе.

Мир размыт, как на старой плёнке. Света и слишком много, и слишком мало. И вдруг – впереди, сквозь пелену дождя, она замечает Его.

Они встречаются взглядами. На мгновение дождь перестает существовать. Он словно возник из самой музыки, как часть этой сцены.

«Откуда ты? Почему именно сейчас?»

Он идёт не спеша.

«Ты точно из другого мира. Но, возможно, из моего».

Он выглядит лет на тридцать, высокий – выше её на полголовы. Светло-русые волосы, намокшие, но всё равно аккуратные и не теряющие формы. Он держит в руках длинный, строгий чёрный зонт, словно специально созданный для того, чтобы выделяться в этом хаосе дождя и света. Он одет в стиле денди, сдержанный, элегантный. Он был спортивного телосложения, но без излишней мускулатуры – полная гармония. Серые глаза – добрые и немного наивные, будто он всё понимает и умеет видеть людей насквозь. Прямой нос, пухлые губы, выразительные черты лица. Его расстёгнутое пальто сидит безупречно, но не вычурно. Уверенный, но не вызывающий.

Он идёт спокойно, словно плывёт. Вокруг него – тот же дождь, но он не кажется промокшим. Только зонт собирает капли. Они катятся по его поверхности, будто не решаясь остаться.

«Ты идёшь куда-то, но почему я думаю, что ты идёшь ко мне?»

Глава 6

Она замирает посреди людной улицы, не в силах оторвать взгляд. Он приближается не спеша, уверенно, не говоря ни слова, так что они оказываются вместе под зонтом. Весь окружающий их мир будто растворяется.

Они долго молча стоят, смотрят друг на друга, словно знакомы тысячу лет. В его лице что-то необъяснимо родное, тёплое, как первая строчка любимой песни.

Наконец он говорит – его голос мягкий, с чем-то лёгким, будто мелодия:

– Я знал, что мы встретимся. Именно сегодня. Именно здесь.

Виктория с лёгким удивлением смотрит в его серые, как небо после дождя, глаза:

– Откуда ты знал?

– Просто знал. Я ждал этого момента – момента нашей встречи.

И тот, вытаскивая руку из кармана, протягивает ей для знакомства – тёплую, крепкую, открытую, и с улыбкой на лице говорит:

– Генри.

Виктория смотрит на его руку, затем в его глаза. Словно убеждаясь: это действительно происходит. Она робко протягивает руку в ответ, представляясь:

– Вика, – отвечает она, и их пальцы касаются – ни случайно, ни неловко, а так, как будто это должно было случиться.

– Приятно познакомиться, Виктория. Позвольте составить Вам компанию.

– Только если Вы продолжите держать зонт над моей головой, – отвечает она с лёгкой, почти с наивной, улыбкой.

И вот они идут вдвоём по оживлённой улице под одним зонтом…

…У них, на удивление, оказалось много тем для разговора. Они общаются легко, как будто знакомы всю жизнь. Их диалог, будто танец, где слова рождаются сами. Они гуляют, смеются и ведут воодушевлённую беседу, не замечая, как течёт время. Смех звучит так, как не звучал у Виктории давно, такой живой и настоящий.

Спустя какое-то время они оказываются на мосту. Виктория и Генри идут по нему и останавливаются, чтобы посмотреть, как бесконечные капли дождя разбиваются об волны реки.

Виктория облокачивается руками о мокрые перила, позволяя воде впитываться в рукава и без того мокрого пальто. Генри становится рядом, но, в отличие от неё, спиной к перилам. Он не смотрит на реку – он смотрит на неё. Словно запоминает каждую черту, каждый изгиб её лица в этот момент.

– О чём ты сейчас думаешь? – спрашивает он тихо.

Виктория не сразу отвечает. Потом, всё ещё глядя в воду, произносит:

– О том, что раньше я боялась быть уязвимой. А сейчас мне всё равно. Это странное ощущение – когда тебе не страшно прятаться.

Генри улыбается, смотрит вдаль, туда, где огни на другом берегу слегка мерцают, как будто мигают им в ответ.

Мягкий взгляд Виктории устремлён вдаль, её губы сложены в полуулыбке. Она чувствует его ненавязчивый взгляд, и лёгкий румянец на её щеках становится ярче.

Она медленно поворачивает голову, и их взгляды снова встречаются. В её выразительных зелёных глазах, которые изучают его, – море вопросов. В его – простые ответы.

Она осторожно берёт его за руку, как бы предполагая продолжить прогулку.

– Ну что, идём?

Он кивает, и они продолжают путь, уже ближе друг к другу, плечом к плечу. Он бережно берёт её под руку, чувствуя, как влага с её пальто впитывается в рукав его одежды. Но ему всё равно, самое главное, что она рядом.

Прогулка привела в парк, где их ждали знакомые ей деревья. Ветви шелестят, будто радуются их появлению. Капли дождя, ударяясь о мокрые, поблёскивающие от света фонарей листья, весело приветствуют их аплодисментами – тихими, но ободряющими.

Генри вдруг останавливается в центре. Виктория оборачивается и замирает, недоумевающе смотрит на него в ожидании чего-то.

Он смотрит на неё серьёзно, но не тяжело. Спустя мгновение тишины он спрашивает её, голос его становится тише, почти шёпотом:

– Ты веришь в волшебство? В то, что невозможное – возможно?

Глава 7

Она смотрит на него, прищурившись. Половина её – логика, контроль, взрослость, привычка анализировать – противится. А вторая – та, что с вином и пледом, та, что в свободной футболке и коротких хлопковых шортах, – та соглашается. Без колебаний. Потому что сейчас – можно. Но она всё равно озадачена этим вопросом и, нахмурившись, непонимающе спрашивает:

– Что ты имеешь в виду?

Генри ничего не объясняет. Он просто протягивает руку – спокойно, уверенно, с тем внутренним светом, который уже не раз заставлял её сердце биться чуть иначе.

Он поднимает брови и вдруг с самым серьёзным выражением лица добавляет:

– С зонтом и способностью уноситься в небо. Хочешь?

– Что? – смеётся Виктория. – Ты что ли Мэри Поппинс?

И тут Генри, не отвечая, просто берёт её за руку.

– Доверься мне.

Скептический взгляд Виктории скользит по его лицу, пытаясь найти подвох, но не находит. Только тишина, ночной парк, лёгкий ветер и он – будто из другого мира, но до странного родной.

Их пальцы соприкасаются – и что-то щёлкает. Не в ушах – в пространстве. Как будто мир на мгновение задержал дыхание. И в этот момент всё меняется.

Воздух вокруг будто сжимается и разжимается, становится гуще, теплее. Ветер треплет волосы, но не резко – мягко, как прикосновение. Под ногами – лёгкость. Сначала – едва уловимое ощущение, как во сне, когда ты вдруг взлетаешь, не испугавшись. Потом – уверенно: каблуки больше не касаются земли. Они поднимаются, скользя вверх – в самое сердце ночного воздуха. Реальность как будто ускользает сквозь пальцы.

Ночь, город, огни – всё уходит вниз. Виктория смотрит вниз, потом – на него. Его лицо спокойно, будто так и должно быть.

– Мы… летаем? – шепчет она с удивлением и недоверием.

– Мы просто не держимся за землю, – отвечает он. – Иногда это нужно. Чтобы вспомнить, что она – не единственное, что нас держит.

Они кружат над этим миром, держа друг друга за руки.

– Это… невозможно! – восклицает Вика, не в силах сдержать восторг.

– Но ведь это происходит, – отвечает Генри. – Всё, что тебе казалось невозможным, – возможно, если ты готова верить.

Они летят над этим городом. Ни страха, ни шума – только мягкое движение сквозь воздух. И в этой невесомости Виктория вдруг чувствует: впервые за долгое время ей ничего не нужно. Ни объяснений, ни гарантий, ни планов, а просто – быть. Всё вокруг становится похожим на сон – но слишком живым, чтобы быть им.

Виктория чувствует, как внутри разливается тепло. Не вино и не адреналин – а что-то глубже. Ощущение лёгкости и вера в чудо.

Ветер игриво треплет её волосы, и она вдруг начинает смеяться – звонко, по-настоящему. Смех рождается от ощущения полёта, от абсурдности происходящего, от того, что впервые за долгое время – легко.

И они кружат ещё немного, не в спешке. Всё будто замедляется – как если бы мир решил сделать паузу, чтобы они успели всё прочувствовать.

В какой-то момент они мягко опускаются обратно – на то самое место. Виктория не сразу отпускает его руку. Они стоят в парке, всё ещё рядом, но будто на шаг ближе, чем были прежде. Земля под ногами снова привычна – но внутри ничего не осталось от привычного. Ни напряжения, ни привычных стен.

Она медленно убирает ладонь, и на секунду между ними повисает странная тишина – почти звоночек. Из тех, что могут предвещать что-то важное. Она молчит. Не спорит. Не анализирует. Просто вдыхает воздух этого момента, всё ещё пахнущий дождём и листвой.

– И что теперь? – тихо спрашивает Вика его, будто не в силах заглушить ту свободную часть себя.

– Всё, что хочешь, можем продолжить прогулку, – спокойно отвечает Генри, – по парку, по городу. Или просто продолжить наше путешествие.

Она смотрит на него ещё секунду – долго, будто примеряет внутри.

Потом Виктория делает ещё один шаг вперёд, уже вплотную, и берёт его за руку.

– Я хочу всего, и также узнать тебя поближе, – с искренней улыбкой она ему говорит.

Он кивает, с той редкой серьёзностью, что не пугает, а согревает…

…И они идут. Медленно, без цели, сквозь ночной парк, в котором всё кажется немного другим – то ли из-за полёта, то ли потому что между ними появилось что-то большее, с кем можно быть собой. Даже без лишних слов.

Глава 8

Вика смотрит на него. В этот момент он не просто мужчина под зонтом. Он – отражение её собственных мыслей, сказанных вслух другим голосом. Она улыбается – нешироко, но по-настоящему.

– Знаешь, – говорит она после паузы, – я ведь не собиралась сегодня ни с кем знакомиться. Хотела просто быть наедине с собой.

– А ты и есть с собой, – отвечает Генри мягко, почти шёпотом. – Я просто оказался рядом.

Они стоят так ещё немного. Молчание между ними – не тишина, а уют. Как мягкий плед, как вино в бокале, как дождь, стекающий по стеклу. И вдруг она чувствует: больше не нужно ничего объяснять, ни ему и ни себе. Но. Почему она согласилась на это всё? Почему она решила довериться этому мужчине? Почему она позволила впустить его в свою ночь?

– Так откуда ты? – неожиданно спрашивает Виктория, не отводя взгляда с него. – Ты точно не из этого мира.

Генри молчит несколько секунд. Кажется, ветер уносит его мысли куда-то далеко, туда, где нет городского шума. Затем он говорит тихо, будто боясь спугнуть что-то важное:

– Ты права. Я действительно не отсюда. Я из другого мира. Параллельного. Он не лучше и не хуже вашего. Там есть и свет, и тьма. Там люди тоже любят, что-то приобретают и теряют. Но… Всё иначе.

– Почему ты здесь? – её голос становится тише. – Почему именно сейчас?

– Наверное, потому что нашёл свой смысл, быть кому-то спутником.

– Для меня? – нежным и неуверенным голосом спрашивает Вика.

Он кивает.

– Вечером, когда ты сидела у окна. Я почувствовал… тебя. Твою тишину. Твою свободу. Ты будто открыла моё сердце.

– И ты пришёл… просто так?

– Я пришёл пригласить тебя.

Она замирает.

– Куда?

– К себе. Посмотреть мой мир.

Вика прищуривается, будто проверяя, не шутит ли он, но Генри смотрит на неё с той самой серьёзной теплотой, которая не требует доказательств.

– Звучит как безумие.

– Возможно.

Она медлит. А потом говорит вдруг легко, словно давно знала, что всё к этому и идёт:

– Ладно. Покажи мне, откуда ты такой.

И он улыбается – широко, впервые за всю ночь.

…Он обхватывает её за талию – крепко, уверенно, но бережно – и внезапно они взмывают в небо. Порыв ветра ударяет в лицо, прохладный и острый дождь, как лёд на кончике языка. Ни секунды на осознание, ни мгновения на страх. Земля остаётся внизу, далёкая и уже не такая непостижимая, и они уже мчатся сквозь облака.

У Виктории тут же закладывает уши, она зажмуривается и судорожно обнимает Генри обеими руками, прижимаясь к нему всем телом. Он держит её крепко, уверенно ведёт сквозь серую пелену. Всё тело дрожит, но не от страха – от холода и чего-то большего, похожего на восторг.

И вдруг – разрыв.

Облака остаются под ногами, и над ними раскрывается бескрайнее звёздное небо. Тёмное, глубокое, усыпанное искрами. Давление исчезает, воздух становится почти невесомым, прозрачным, будто их обнимает само небо. Они оба насквозь промокли от облаков – с одежды капает, волосы прилипли к лицу, и только дыхание – живое и горячее.

Виктория слегка дрожит и спрашивает:

– И ты живёшь здесь, над облаками?

Генри смеётся, легко и искренне:

– Нет.

– А где же?

Он поворачивает голову, и его глаза на миг озаряются тем загадочным светом, что всегда прячется за полутенью:

– Сквозь. Внутри облаков. Там путь в мой мир.

Он направляет зонт вниз – прямо в серую, клубящуюся бездну под ними. И они снова погружаются в облака, как в холодный океан.

Они летят прямо на этом зонте, будто лодка, что скользит по волнам пара. Вдруг зонт Генри складывается, и они на миг зависают в воздухе – в полной тишине и невесомости. Вокруг только тёмные облака. И тогда Генри резко рвёт одно из них – как ткань, рассекает его.

Зонт снова раскрывается, и, ловя поток, они влетают в дверь, к новому миру.

Глава 9

Внутри облака всё по-прежнему. Ветер и дождь. Но теперь что-то изменилось. Образ Генри в её глазах словно стал ярче, живее, как будто эта невидимая связь между ними, которую они создали, стала осязаемой. Вика чувствует, как его тепло передаётся ей, словно в этот момент полёта. Он – не просто человек, а нечто большее. Как часть чего-то совершенно другого, чего она не может до конца понять.

– Ты, наверное, и не думала, что когда-нибудь попадёшь в другой мир, – говорит ей Генри.

Вика задумалась. Она всегда думала о мире как о месте для путешествий, полёт в другую страну или выезд в соседний город. Всё, что она знала о других мирах, как и о мире Генри, было в книгах и фильмах, которые она когда-то смотрела, но это всё было выдумкой. В то же время интуиция подсказывала ей, что сейчас, в этот момент, она не просто летит сквозь облака, а прикоснулась к чему-то гораздо более загадочному и удивительному.

Генри улыбается. Его глаза сияют внутренним светом, и Вика не может отвести взгляд. Как будто в них отражаются не только звёзды, но и её собственные тайные желания.

Всё вокруг неё – мгновенное и бескрайнее. И хотя воздух вокруг начинает меняться, становясь легче, прозрачнее, Вика всё равно ощущает этот момент как разрыв реальности. Кажется, они переступили некую грань и теперь находятся в пространстве, где привычные законы перестают действовать. Странная вневременность, лёгкость, как будто они оба просто растворяются в этом огромном океане туманного света и света теней.

Генри крепко держит её за талию, и его тепло проходит сквозь неё, проникает в каждую клеточку её тела, обнимая её не только физически, но и глубоко внутри. Вика чувствует, как её сердце ускоряется. Этот миг, этот полёт, не был похож ни на что из того, что она когда-либо переживала. Он словно отрывал её от земных тягот, словно её тело и душа наконец-то могли выдохнуть.

Генри поворачивает голову, его глаза сверкают – не отражают, а излучают свет. Взгляд его серых глаз стал ещё глубже, но что-то в них изменилось. Они наполнены какой-то вселенской тишиной, о которой она даже не подозревала, что ей может быть так нужно. Он не просто смотрит на неё. Он видит её насквозь. Страхи и сомнения, а через них и эта близость. Кажется, что снова и снова ломает все границы её понимания.

Тишина. Она не чувствует страха, не ощущает странности происходящего. Наоборот, всё в её душе будто успокаивается, становится яснее. Даже когда они снова погружаются в облака, даже когда всё вокруг снова теряет форму и становится лишь влажной серой массой, Вика не чувствует утраты. Она не боится, не чувствует себя потерянной.

– Ты ведь знаешь, куда лететь, да? – спрашивает она с лёгкой улыбкой, осознавая, как странно звучит её вопрос.

Генри кивает, его взгляд скользит по облакам, которые вокруг них начинают приобретать новые оттенки.

Она замечает, как облака начинают рассеиваться, как свет вокруг меняет свой оттенок. Генри направляет их вниз, и облака, которые они пересекают, становятся всё ярче и светлее. Как будто они скользят по небесной реке, разделённой на миллионы частиц света.

– Мы почти прилетели, – говорит он, и Вика слышит в его голосе лёгкое волнение, которое ему не свойственно.

Сначала она не понимает, что происходит. Это место, куда они летят, не похоже на земные просторы, всё здесь странно и искажено.

Легкость и пустота, которые она чувствовала во время полета, вдруг сменяются невообразимой плотностью. Как будто каждый уголок этого пространства наполнен чем-то невидимым, что давит на нее, но при этом не причиняет боли.

Её разум не успевает понять, что именно происходит. Кажется, что время замедляется, что небо начинает приближаться к ним всё сильнее. Вика инстинктивно зажмуривается, чувствуя, как её тело обвивает невидимая сила. Она понимает, она не просто летит, она словно тонет в этой стихии, в этой материи, которая сама по себе не подчиняется никаким правилам.

Она открывает глаза, и вдруг перед ними, прямо в воздухе, появляются иллюзорные полосы света. Они растягиваются в бесконечные нити, сплетающиеся в новый мир.

Нити света начинают кружиться вокруг них, как плотные вихри, и Вика понимает, что это не просто свет. Это – путь. Путь между мирами.

– Мы находимся на стыке. На стыке миров. Ты сможешь увидеть это только тогда, когда сама станешь этим путём. А я здесь лишь проводник, который показывает тебе, как пройти по этому мосту. – говорит Генри, словно сам догадался, что она уже всё поняла.

Она сжимает его руку, чувствуя, как её собственная энергия соединяется с его. И вот она понимает: этот момент – не просто переломный. Это не просто переход. Это дверь, через которую она теперь может шагнуть в то, что казалось невозможным.

С каждым движением их зонт скользит сквозь светящиеся нити, сливаясь в новые, и мир перед ними меняется.

– Ты готова увидеть его? – спрашивает Генри.

Она кивает, и они снова погружаются в облака, уже раскрашенные солнечным светом.

Глава 10

Они плыли по небу. Зонт тихо рассекал воздух, но казалось, что он скользит не по воздуху, а по натянутой бархатной ткани. Облака под ногами были как вата, как молочные лепестки, прижатые друг к другу, густые, объёмные, пышные, как тихие душистые луга, раскинувшиеся над небом. Они летели, будто скользили по густому, но невесомому океану утреннего света. Облака переливались всеми оттенками рассвета – розовым, персиковым, сиреневым, мягким жёлтым и глубоким, акварельно-красным, словно вся палитра рассвета сошла с небесной кисти. Они не просто окрашивали небо, а будто звали в себя.

Под облаками простирался настоящий океан – гладкий, как стекло, бескрайний и тихий. Он отражал небо, словно хотел быть на него похожим, а солнечные лучи искрились, танцевали по водной глади и разбивались, становясь радужными каплями.

Всё вокруг было… другим. Не просто красивым, чистым и воздушным, а как будто из сна, который стал частью её памяти. Вика всё так же обеими руками обнимает Генри, который держит в руке зонт, и тот как будто бы сам знал путь, а воздух вокруг был живым и добрым.

Генри был рядом. Он не говорил, но его молчание не было пустым, оно было тёплым и наполненным. Они вместе переживали весь полёт, и тот путь, что они уже прошли, каждую секунду проживали одинаково – без слов, но в одинаковом ритме дыхания.

Вика посмотрела вниз. На поверхности океана колыхались цвета. Розовые, жёлтые, красные, сиреневые, все те же, что и в небе. Как будто весь мир был зеркалом, и они скользили между двух горизонтов.

– Это реально, – прошептала она почти беззвучно.

Ветер был мягким, он не дул – он ласкал. Одежда постепенно высыхала от утреннего солнца и движения воздуха, совсем чуть-чуть, но она этого даже не замечала. Всё внимание было здесь, вокруг всего.

Вдалеке виднелся утёс, который был полностью устлан травой и уложен булыжником. Чувствовалось, какой он тёплый и уютный, будто ждал их.

Зонт начал снижаться не спеша, и они приземлились.

Первое, что почувствовала Вика – земля под ногами. После полёта это было почти интимно. Почва, которую можно потрогать. Тепло, которое идёт снизу. Зонт медленно сложился, как будто сам, и Генри аккуратно положил его под наклоном на выступ камня.

– Нам нужно высохнуть, – сказал он, будто оправдываясь.

Они сняли обувь, пальто, жилеты. Вика оставила блузку – влажную, но уже не промокшую, и закатала брюки до колен. Генри остался в тёмной рубашке и брюках. Они разложили всю одежду на тёплые, выветренные камни. И ткань начала медленно впитывать солнечные лучи.

Они сели на край утёса. Вика вытянула ноги и сладко потянулась. Тепло солнца касалось щёк, разливалось по коже. Тянуло ароматом утренней травы и чего-то сладкого – может, воздуха или мечты.

– Знаешь, – тихо сказала Вика, – иногда я думаю, что если бы всё это было только в моей голове… Я хотела бы, чтобы оно там и осталось.

Генри ничего не ответил. Только кивнул, и ей этого хватило.

Солнце ползло выше, и его лучи начинали играть в её волосах. Отражения от облаков медленно скользили по воде, как живые. Было ощущение, что всё живое, всё настоящее и всё хочет, чтобы они просто остались.

Они не спешили, они молчали и обнимались, но не телами, а душой. Потом Вика легла на спину, глядя в прозрачное и ещё разукрашенное рассветом небо над головой. Генри присоединился к ней.

– Я не хочу никуда спешить, – сказала она тихо. – Это утро, как будто я всегда ждала его. Это и есть мой первый настоящий рассвет за долгое время.

Спустя, может быть, полчаса или вечности, Генри сказал:

– Здесь, в нескольких минутах ходьбы, есть лес. И сразу поселение глимеров, существа не такие, как ты и я. Но очень живые и радостные. Они будут очень рады тебе.

– Это как деревня? – спрашивает его Вика.

– Нет. Здесь деревни больше похожи на сообщества. У каждого своё пространство, свои взгляды и правила. Потом я покажу тебе и другие – в других частях леса. Ты увидишь, что это мир многоголосый и яркий, расписанный разными цветами. И он гораздо больше, чем кажется отсюда.

Вика выдохнула и закрыла глаза от солнца.

– И ты покажешь мне его?

– До самого края.

Она кивнула, ничего не говоря, но с улыбкой на лице. Но пока… Она хотела остаться здесь. На этом утёсе. В этом мгновении и в этом утре, которое, возможно, было самым настоящим в её жизни.

После долгой паузы и отдыха, полностью насладившись рассветом и утром, Вика сказала, поднимаясь и встряхивая волосы:

– Я готова.

Она чувствовала лёгкость – не только потому, что одежда высохла, но и оттого, что на душе стало ещё светлее. Без прежней тревожности. Этот утёс – как первое место, где она не чувствовала себя чужой, как долгожданный отпуск.

Генри взял зонт, не открывая его, и повесил его на руку. И когда они направились в сторону леса, по тропинке, уводящей прямо вглубь, мир вокруг стал дышать мягко и нежно, словно сам решил отдохнуть, пока они идут.

Они шли по мягкой лесной тропинке, когда в воздухе что-то изменилось. Тишина стала ещё глубже, будто бы сам лес затаил дыхание. Между корней вековых деревьев, среди мха и невысоких кустарников, вдруг появились они – глимеры!

Сначала Вика подумала, что это иллюзия – такие они были невесомые, воздушные. Маленькие существа, похожие на олицетворение самого леса, и словно сотканные самой природой. Их тела были покрыты тончайшей листвой и мягкой зеленью, будто бы вместо шерсти росла свежая трава. Из головы у каждого из них, точно ветви молодого дерева, росли миниатюрные рога, покрытые тонкой живой корой. Их глаза были огромными, блестящими и полными искреннего любопытства – глаза тех, кто всегда смотрит на мир с добротой. Невозможно было понять, какого они возраста. В них было что-то и детское, и мудрое одновременно.

Спины их украшали полупрозрачные крылышки, похожие на лепестки цветов и листья деревьев, трепещущие в лёгком ветерке. При каждом движении крылья переливались утренними оттенками – от нежного серебристого до акварельного тёплого золотисто-рыжим оттенком, другие – всеми оттенками зелени, от мятного до глубокого хвойного.

Некоторые глимеры были ярче, с ярким рыжим окрасом, напоминающим осенние листья, другие – густо-зелёные, словно лесная гуща. Маленькие лапки с тонкими пальцами казались удивительно ловкими и аккуратными.

Они стояли на мягкой земле, перешёптывались между собой на каком-то звенящем, похожем на журчание ручья, языке. Некоторые малыши выглядывали из-за больших стволов деревьев, перемигиваясь и тихо хихикая, словно приглушённое журчание ручья. Когда Вика с Генри приблизились, глимеры дружелюбно улыбнулись, расправляя свои крылышки, словно в знак приветствия.

Вика замерла, затаив дыхание. Всё это было настолько нежным и живым, что казалось, стоит моргнуть – и они разобьются росой.

– Это и есть глимеры, – шепнул Генри, – стражи леса. Они берегут тишину и покой.

И в тот момент Вика почувствовала, что она попала в мир, где доброта и чудо были чем-то обыденным и не редкостью.

Поселение глимеров было частью леса – небольшие домики, сплетённые из тонких ветвей и покрытые мхом, выглядели так, будто выросли сами собой, а маленькие светлячки освещали пути в тёмной зелени.

Генри наклонился к Вике и сказал ей шёпотом в ухо:

– Они любят гостей. Главное – улыбайся.

И как только Вика улыбнулась, один из глимеров – чуть выше остальных, с особенно красивыми золотистыми крыльями и красными прожилками – подошёл к ней, протянул свою крошечную лапку с закрученными коготками, словно приглашая её. И Вика шагнула вперёд. Навстречу этому тёплому, живому чуду.

Когда Вика осторожно шагнула вперёд, глимер поднял голову, заглядывая ей прямо в глаза. Его взгляд был таким открытым, с такой вселенской глубиной, что сердце Вики на мгновение дрогнуло.

– Добро пожаловать, – раздался нежный, звонкий голос, будто бы тихий ветер прошелестел среди листвы.

Вика ахнула. Она не была уверена, что готова услышать слова, но глимеры действительно говорили, и их речь была как музыка.

– Меня зовут Ария, – представился малыш. Её маленькие крылья дрожали, словно от волнения. – А это моя семья.

Из-за деревьев спустились ещё несколько глимеров: старшие – чуть выше, с густыми зелёными шубками и пушистыми воротниками, а малыши – ярче и светлее, словно только что раскрывшиеся листья из почек и распустившиеся бутончики цветов.

– Я… – Вика замялась, но Генри легко толкнул её локтем. – Вика, – улыбнулась она.

Старший глимер, с широкими крыльями, чей мех был насыщенно-зелёным, с золотистыми прожилками, подошёл ближе. Его голос звучал чуть глубже, но всё равно был наполнен светом и звонкостью:

– Добро пожаловать, Виктория, здесь ты в безопасности.

Вика почти почувствовала, как мох под её ногами мягко подался, словно действительно приветствуя её.

– Вы здесь живёте? – спросила она, оглядываясь на сплетённые в купола деревья, на крошечные домики, будто бы вылепленные из утреннего света, словно солнце проходит через витражи лесных сокровищ.

Генри улыбался, наблюдая за их общением, словно знал, что всё идёт именно так, как надо.

– У нас будет праздник, – внезапно оживилась Ария, обернувшись к другим. – Новая душа в нашем лесу – это праздник!

Малыши глимеры в восторге запрыгали вокруг и затрепетали крылышками в воздухе, как лепестками в лёгком ветре.

Вика радостно, но сдержанно хлопала в ладоши, поддерживая дружные овации. Она чувствовала, что путь только начинался, здесь, среди леса и этих живых существ, было настоящее начало новой жизни, отчего внутри груди разливалось тепло.

Праздник начался сразу. Глимеры водили круги между деревьями, взмывали в воздух на своих трепещущих крыльях. Маленькие светлячки зажглись среди листвы, будто лес сам засиял радостью. В центре установили хоровод живого света – над костром не было огня, только вихрь золотистых нитей, что мягко переплетались, словно пели друг другу сказки.

Вика стояла с лёгкой улыбкой на лице, ощущая, как лесная музыка проникает в уши и обволакивает самое сердце. Ария подлетела к ней, взяла за руку и закружила в танце. Все смеялись и пели, а в воздухе витал аромат цветущей травы и сладкой древесной смолы.

Генри наблюдал за всем с чуть усталой, но тёплой улыбкой. В какой-то момент Ария, ловко скользнув между танцующими, дотронулась до его руки и мягко потянула в сторону, к тени деревьев.

Когда они отошли чуть дальше и лес стал гуще, Ария тихо спросила, почти шёпотом:

– Ты правда хочешь, чтобы вы остались на ночь здесь?

Её глаза стали серьёзными.

– Здесь, конечно же, безопасно, – продолжила она, – но бывают и опасности…

Генри задумчиво посмотрел на неё.

– Ты говоришь про теневых волков? – спокойно спросил он.

Ария вздрогнула, её крошечные пальцы невольно сжались.

– Да. Когда поднимается чёрный густой туман… Они приходят из-за черты. Их не всегда видно сразу, ты же сам это знаешь. Иногда только глаза… – она замолчала, словно вспоминая что-то нехорошее.

Генри нахмурился, его взгляд стал настороженным.

– Сегодня ночью туман ожидается? – спросил он.

Ария вслушивалась в ветер и в шелест листвы.

– Не знаю, пока что всё спокойно. Но лес быстро меняется. Иногда достаточно одного дыхания тьмы.

Генри кивнул:

– Я буду начеку. Если туман поднимется, то мы сразу уйдём.

Ария опустила глаза, но потом посмотрела на него с лёгкой улыбкой:

– Ты правда хороший человек. Если что-то случится, мы сразу придём на помощь.

Они вернулись к празднику. Музыка снова закружила их. Но теперь за всеми этими огнями, смехом и танцами скрывалась лёгкая тень предчувствия.

Глава 11

Виктория и Генри шли среди деревьев, не торопясь. Лес укутывал их мягкой и свежей прохладой вечера. Воздух был тёплым и пропитан ароматами хвои, сладкой травы и лёгких цветов. После ужина хотелось двигаться, чувствовать, как тело снова дышит, как ночь раскрывается навстречу каждому шагу.

И вот в какой-то момент лес начал меняться. Сначала появился лёгкий золотистый туман – нежный, как дыхание. В нём плавали мельчайшие искры, словно чья-то заботливая рука рассыпала по земле и воздуху пыльцу упавших звёзд.

– Волшебно, – выдохнула Вика, протягивая руки сквозь светящийся воздух.

Генри улыбнулся и легко взял её за руку. Они закружились в танце – медленно, почти неслышно, как тени деревьев, как дыхание ветра. Мягкая трава под ногами как будто бы помогала им с танцем, а сверху сквозь листву проглядывали алые лучи заката. На небесах тихо плыли розовые и золотые облака, как будто сама вселенная решила подглядывать за их танцем.

Вика подняла глаза вверх, облака плыли так низко и красиво, что казалось, она готова отдаться им и просто плыть. Генри притянул её к себе, их дыхания смешались, и будто всё в мире остановилось – они поцеловались, осторожно, но глубоко. Поцелуй был тихий, тёплый, ничего лишнего.

Но в следующий миг что-то изменилось.

Из глубины леса начал ползти другой туман – тяжёлый, клубящийся, уже не золотой, а густой и чёрный, холодный, как леденящее дыхание. Золотые искры сменились на ледяные белые, уже не мягкие, а острые, как лёд. Его волны неслышно расползались между деревьями. А потом – шум.

Глухой, почти неразличимый – как царапанье когтей по камню или шорох лап по мху. Что-то огромное и опасное приближалось.

Генри резко расправил зонт – движение было таким быстрым, что Вика даже не успела удивиться. Он всунул рукоять ей в ладони, накрыл её руками и сжал.

– Держись за него! Крепко! – коротко сказал он. Его голос был жёстким, но спокойным.

– Что происходит? – Вика запаниковала. – Генри, объясни! Что это?

– Нет времени! Они идут! – отрезал он.

И прежде чем Вика успела ещё что-то спросить, Генри быстро схватил её за талию и резко подбросил её вверх.

Зонт взмыл в воздух, подхватив её. Она взвизгнула от неожиданности, поджала ноги, словно боялась упасть. Воздух со свистом прошёлся по ушам, но зонт держал её уверенно, не давая рухнуть вниз.

Вика взлетела высоко над деревьями. Отсюда лес был покрыт чёрным туманом и разорванными полосами закатного света. Но внизу бушевал настоящий ад.

Из клубящегося тумана вырывались теневые волки – огромные, чёрные, с длинной и густой гривой, с телами, усыпанными белым мерцанием, словно ночное небо сплело их из своих глубин. Их глаза были кроваво-красными, полыхающими в белёсой мгле, не знающие жалости и пощады. Они двигались, почти не касаясь земли, проскальзывая сквозь мир, как призраки.

Генри остался внизу. Он стоял один против целой стаи. Он дрался голыми руками, молча, яростно, его движения были быстрыми и точными, и с каждым движением он отбрасывал волков прочь.

И тут на помощь ему вылетели другие – лёгкие и быстрые фигуры с крыльями и мечами: феи и нимфы. Их клинки сверкали светом, пронзая мрак. Нимфы были грациозными и смертельно красивыми, одетые в доспехи, сплетённые из листьев и серебра. Их глаза горели решимостью. Длинные и распущенные волосы, как грива, следовали за каждым их поворотом.

Большинство фей сражались магией и луками, на которых при натяжении тетивы появлялись стрелы. На их нежной и постельной коже зелёного, жёлтого, лазурного и персикового цвета сияли татуировки в виде узоров. Глаза сияли белым пронзительным светом. На них не было доспехов, только ветви с листьями, которые обветвляли их тела.

Бой был яростным, словно сама земля вздыбилась против тьмы. С каждым ударом свет теснил туман.

С каждой победой над очередным теневым волком мгла рвалась и истончалась.

Вика, крепко вцепившись в рукоять зонта, смотрела вниз широко раскрытыми глазами. В её груди бурлили страх и необъяснимое чувство причастности ко всему этому миру.

И вот – туман начал рассеиваться.

Волки завыли в последний раз и растворились в воздухе, как будто их никогда и не было.

Вика медленно начала опускаться вниз. Лёгкий ветер подхватывал её волосы, обнимал лицо. Она всё ещё держала ноги поджатыми, пока снова не почувствовала под собой землю. Зонт мягко опустил её на траву. Её сердце всё ещё бешено колотилось.

Генри стоял, тяжело дыша. Мечи нимф вонзились в землю рядом. Феи медленно опускались к нимфам, глаза их становились обычными, сияние от татуировок угасало. Тени исчезли, оставив после себя только шорохи, ветер и ощущение того, что нечто древнее снова ушло вглубь леса, но не навсегда.

Генри обернулся к Вике. Его лицо было запачкано в тени, но глаза сияли светом. Феи и нимфы окружили их кольцом. Над ними снова засияли светлячки.

Феи стояли на земле – лёгкие, изящные, с крыльями, переливающимися светом. Их взгляд был лёгким, с мудрыми глазами, у некоторых в руках были тонкие, как лучи света, мечи. У других длинные и извилистые луки. Некоторые держали руку за спиной. Нимфы были рядом – в доспехах из листвы и металла, с гривами распущенных волос, полными силы и грации. Все они – разной природы, но двигались в одной гармонии, как единое целое.

Одна из них шагнула вперёд – стройная нимфа с серебряными волосами. В её голосе звучало лидерство:

– Мы – воительницы этого леса. Мы – дети разных общин, разных корней и кровей. Но мы не знаем разделения. Мы сражаемся рядом. Мы – одна семья.

Она указала на фей и нимф, стоящих поодаль, и продолжила:

– У нас разные дома. Разные обычаи. Но сердца у нас одни. Мы живём в идеальном симбиозе. Не потому что обязаны, а потому что любим друг друга. Мы бы отдали жизнь за любую душу в этом лесу.

Фея с бирюзовыми крыльями и со светло-зелёной кожей подлетела ближе, её глаза светились мягким светом, как её крылья.

– Эти твари, – сказала она, – мы называем их теневыми волками, они приходят издалека. Могут прийти из глубин леса, где ничего не растёт. Их не зовут. Их невозможно удержать. И невозможно утолить их жажду.

– Но… – Вика подняла глаза, глядя на сожжённые ветви и раненые деревья. – Мне казалось… что это из-за меня…

– Нет, – спокойно сказала нимфа. – Им всё равно, кто ты. Им всё равно, зачем ты здесь. Они приходили до тебя и будут приходить после.

– Но…

– Послушай, – фея склонила голову. – В этом лесу ты теперь одна из нас. Мы не будем винить тебя за то, что не зависит от тебя. Мы защищаем друг друга не потому, что ищем виноватых, а потому что так устроен этот лес. Мы не исключаем, а принимаем.

И в этот момент из круга тихо вылетела ещё одна фея.

Она была нежная, почти прозрачная. Её кожа отливала мягким розовым цветом, словно была напитана закатным небом. Крылья, острые и вытянутые, как у стрекозы, светились нежным персиковым оттенком, такого же цвета, как её волосы. Волосы у неё были лёгкими, воздушными, собранными в свободную косу, что спадала до лопаток.

Фея медленно подлетела вплотную к Виктории, замерла перед ней в воздухе, обратив на неё свои тёплые, глубокие глаза, полные мудрости.

– Ты должна знать, – её голос звучал тонко, но каждое слово отзывалось внутри, как звон маленького колокольчика, – всё, что происходит здесь… Всё это – часть большего. Теневые волки сами по себе – это воплощения зла! Они – его проявление. Их поддерживает сам мир, для баланса.

Фея медленно облетела вокруг Вики, словно обвязывая её в невидимую сеть своего рассказа.

– Понимаешь, баланс чётко различает добро и зло. Для него нет любимчиков, и нет правых и виноватых. Если где-то рождается свет – в другом месте обязана возникнуть тьма. Если где-то случается страшное горе – где-то появится великая радость. И так бесконечно.

Она снова остановилась прямо перед Викой и склонила голову.

– Балансу всё равно. Но нам – нет. Это выбор каждого – кому служить и что делать. И вот поэтому мы сражаемся. Потому что мы тоже выбираем. Мы не позволяем тьме просто забрать то, что нам дорого. Мы не ждём, пока волки сожрут наши дома, сердца и мечты.

Фея замолчала на мгновение. В её глазах плескалась печаль. Затем её взгляд скользнул мимо Вики – туда, где стоял Генри.

Она смотрела недолго, но не мигая, словно читая в нём то, что было скрыто от Вики.

Генри тоже встретил её взгляд. Его лицо оставалось спокойным. Он чуть заметно, коротко кивнул.

Вика поймала этот немой обмен, почувствовала, как что-то важное, огромное, но всё ещё недоступное для понимания, проскользнуло мимо неё…

Фея нежно коснулась пальцами запястья Вики – лёгкое прикосновение, как прикосновение лепестка.

– Но не бойся. Ты не одна. Здесь, среди нас, ты найдёшь опору. Мы готовы тебя защитить.

Фея улыбнулась – немного грустно и ободряюще – и медленно отлетела назад.

Вика стояла молча, чувствуя, как в её груди растёт странное чувство. Ощущение, что мир стал больше, сложнее…

Затем к Вике подошла другая Фея, с жёлтой, как лютики, кожей. Волосы у неё были насыщенного коричневого цвета, распущенные волны, в которых были вплетены лютики. Крылья цвета, как зелень с утренней росой под солнцем, чуть дрожали в воздухе. Она словно колебалась, но затем, увидев в глазах Виктории живой интерес, мягко заговорила:

– Хочешь узнать, откуда пришли теневые волки?

Вика лишь кивнула, боясь прервать эту хрупкую тишину.

Фея коснулась пальцами воздуха – и там, в тонкой дымке, начали медленно вырисовываться образы: силуэты древних деревьев, всполохи света и тени.

– Давным-давно, когда мир был ещё юн, земля была слишком свежа, и вода была чиста. Он был слишком совершенным.

Фея медленно облетела вокруг Виктории, а в дымке картины сменялись: леса, горы, океан – всё покрыто безмятежным сиянием.

– Но идеальная тишина не может длиться вечно. Любая река, если в ней нет движения, превращается в болото. Любая песня без страсти становится пустыми звуками. И тогда сама ткань мира, чтобы не умереть от совершенства, впустила их на противовес. Не из остатков забытого страха, не из отблесков ночных кошмаров, они просто родились – теневые волки.

Вика почувствовала, как у неё по спине пробежал холодок.

– Они были одни из первых, кто нарушил безмятежность. Они рыскали тут вокруг, оставляя следы своих когтей на этой земле. И та всё равно приняла их. Потому что даже самая совершенная жизнь должна заканчиваться…

Фея тихо вздохнула, будто сама видела всё это когда-то давно:

– С тех пор волки идут за нами. Они на стороне зла. Их рёв напоминает – за каждым нашим светом следует их тень. И чем ярче наш свет, тем гуще будет темнота.

Образы в дымке рассыпались, оставляя после себя лишь тонкий аромат ночной росы.

Фея снова посмотрела на Вику – ласково, но серьёзно:

– Поэтому мы не ждём пощады. И не просим. Мы выбирали, за кого и за что сражаться.

Она тоже перевела взгляд на Генри. И в её глазах вспыхнуло лёгкое, почти невидимое уважение.

– Иные битвы не видно снаружи. Но они страшнее всех волков вместе взятых.

Она коснулась запястья Вики бодрящей теплотой и в лютиковом лёгком сиянии, оставляя после себя шлейф, подошла к другим феям.

Вика стояла на месте, словно приросла к земле. Слова фей всё ещё звенели у неё внутри, как отголоски далёкого колокола. Воздух вокруг показался гуще и теплее, чем прежде. Лес тихо дышал. Вика не могла пошевелиться. Казалось, даже сердце на мгновение забыло, как биться.

В груди всё перепуталось: благоговение, тревога, странная нежность… и тихий страх.

Она мельком посмотрела на Генри.

Он стоял чуть поодаль, вполоборота к ней, тяжело дыша после битвы, но всё такой же надёжный и спокойный. Его взгляд был внимательным, и в этом взгляде была непрошеная грусть, тихость и усталость, почти невидимая.

Вика прижала руки к груди, словно стараясь удержать в себе все разом нахлынувшие эмоции.

Она не знала, что сказать. Не знала, что спросить.

Ей вдруг стало ясно. Этот мир вокруг неё гораздо глубже и старше, чем она могла представить. Что битва за их свет и мир – это не просто сражение, это выбор, который делают сердцем. Выбор, который иногда даётся дороже, чем жизнь.

В этот момент небо снова начало меняться.

Среди верхушек деревьев появилось движение – облака, розовые, кремовые, золотые, как в закате. Они не просто плыли, а как будто светились изнутри. И среди них вырисовывались очертания: башни, арки, мосты.

Эти облака дрейфовали над миром.

Феи посмотрели вверх и улыбнулись. Вика задрала голову и с удивлением спросила:

– Что это такое?

К ней, плечо к плечу, подходит Генри и отвечает:

– Облачное королевство.

– Как красиво, – говорит Вика с детской радостью.

– Хочешь туда подняться? – не спрашивая, а предлагая.

– А можно? – с радостью, как будто сама подтверждает, что можно.

Генри, с улыбкой на лице, кивает ей.

Они обнимаются и прощаются со всеми. Затем Генри расправляет зонт, обхватывает Вику за талию, и они делают шаг навстречу Облачному Королевству.

Глава 12

Облака звали!

Они плыли по небу и будто сами решили, что пора, как будто знали, что внизу их ждут. Облака двигались беззвучно, волнами, медленно, величественно, переливаясь всеми цветами заката, а в глубине их клубящихся тел угадывались очертания мостов и башен, как город, рождённый из воздуха и света.

Вика стояла рядом с Генри, сжимая его руку, такая усталая, немного потрёпанная, но полная чего-то нового, как какой-то внутренней прыжок, что готов вырваться наружу.

– На зонте, да? – спокойно спросила Вика, с улыбкой на лице вспомнив старого друга.

Генри кивнул и расправил зонт. Он будто снова стал их крылом.

Феи и нимфы провожали их взглядами, кто-то мягко кивнул, кто-то просто улыбнулся и помахал рукой.

Когда зонт начал подниматься, Вика почувствовала, как воздух стал чуть прохладнее, но в нём была та же мягкость, что и утром. Они набирали высоту, ветер легко подхватил их, словно живые лепестки цветов, и понёс вверх, всё выше, туда, где в небесах стоял замок, выточенный из света и камня, из чистого белого мрамора, который переливался всеми оттенками заката. Он был великолепен: высокие купола, арки и мосты, винтовые лестницы, проходящие вокруг замка. Закатный свет струился по его стенам, словно замок сам дышал.

Облака над зонтом расходились мягко, будто расступались в поклоне. Воздух стал густым, как сливки. Генри и Вика мягко приземлились на золотистую гравийную дорожку, будто выложенную из света. Вика ощутила, как её босые ступни коснулись её. Вокруг простирались поля из облачного тумана, по которым ходили пегасы. Взрослые лежали – отдыхали, свесив могучие крылья. Их тела полностью окрашены в цвета, словно живое воплощение рассвета и заката, от копыт до кончиков крыльев. Жеребята резвились рядом, они прыгали вокруг радостно, словно расплёскивая свет своими маленькими телами, и танцевали вместе с ветром.

– Мы прибыли, – сказал Генри тихо.

Вика просто смотрела, не в силах сказать ни слова.

Из-за арки к ним вышли люди. Женщины и мужчины, босые, с распущенными волосами, окутанные только белыми простынями, без всякой одежды под ними. Простыни ласково обвивали их тела. Люди двигались с такой лёгкостью, будто тоже были облаками. Их лица светились добротой и интересом. Они обступили Генри, забрасывая его вопросами:

– Кто она?

– Откуда ты её привёл?

– Она светится, как первая звезда!

– Гостья?!

– Она у нас надолго?

– Вы устали?

– Пойдёшь с нами летать на пегасах?

– Вы останетесь на шоу?

– Вы голодны?

Генри, чуть смеясь, поднял руки:

– Дайте мне представить её!

Он обернулся к Вике, взял её за руку и сказал:

– Это Вика. Она из другого мира.

Тут же несколько женщин подбежали ближе, сдержанно, но с любопытством.

– Добро пожаловать, – сказала одна. – Мы давно не принимали гостей, тем более из другого мира.

– Вы, должно быть, устали с дороги. Ванна уже ждёт вас, а также свежие и нежные ткани. Ночь здесь мягкая.

– Подожди… Наши вещи! На утёсе, мы же их так и не забрали…

Генри улыбнулся:

– Не волнуйся. Утром мы спустимся и всё заберём.

– Да я сейчас за ними слетаю! – крикнул один из жителей, запрыгнув на спину розового пегаса. Вихрем он взмыл в небо, растворившись в облаках.

Тем временем остальные начали аккуратно подталкивать Вику и Генри в сторону замка. Они говорили тепло, будто заботились о давних друзьях.

Кто-то подал им чистые белоснежные простыни, пахнущие свежим хлопком и весенним ветром. Вика не заметила, как к ней подошли две девушки – белые простыни обвивали их тела, будто шёлковые облака. Одна взяла её за локоть, другая – за ладонь. Всё происходило очень естественно, почти игриво: лёгкий смех, движение, прикосновение – и вот уже одежда сползла с плеч, растворилась в чьих-то заботливых руках. И прежде чем Вика и Генри успели опомниться, они уже стояли голышом на мраморном полу дворца, полностью освобождённые от своей старой одежды. Простыни обвили их тела, оставив только головы и плечи открытыми.

Вика засмеялась – это было так неожиданно и, в то же время, так легко. Всё было здесь другим: мягче, добрее, будто сама ткань воздуха несла обещание покоя.

Генри стоял рядом, также обёрнутый в белую ткань, волосы слегка растрёпанные, а на лице читался почти детский покой.

– Пойдёмте, вода, правда, прекрасна!

Их вели по коридорам замка, каждый шаг эхом отзывался в глубине стен. Высокие потолки, будто им нет конца. Вика чувствовала, как её ноги ступают по чуть прохладному камню, но она сама будто плыла.

Здесь ничто не казалось странным: ни обнажённость, ни легкомысленность, ничего прочего.

Их повели в противоположные комнаты, Вика оглянулась, поймав взгляд Генри, который тоже шёл, обернувшись. Он кивнул ей, и она кивнула ему в ответ.

Скоро они снова будут вместе. Но сначала – вода и тишина, и этот странный момент тёплого ощущения…

Глава 13

Теплая вода обволакивала её. Вика лежала в мраморной ванне, наполненной перламутровой водой. Пар поднимался тонкими лентами. Воздух был чуть влажным, но не душным. Напротив – он дышал травами, цветами, чем-то свежим и родным, таким, как будто что-то неуловимое.

Она не думала ни о чём.

Ни переживать, ни анализировать, ни держать себя в напряжении – снова и снова.

Пальцы правой руки едва касались воды, лениво рисовали в ней круги. Мышцы – шея, спина, даже лицо – до такой степени были расслаблены, что казались почти растворёнными. Всё её тело переставало принадлежать тревогам и сжатости, и душа будто возвращалась домой – в свой храм.

И вот – лёгкое прикосновение, настолько мягкое, что сначала она подумала, будто ей это только показалось. Но затем – чуть более чёткое, с нажимом, и она поняла, что чьи-то тёплые пальцы коснулись её плеч. Плавно, уверенно, ни тени резкости.

Вика медленно и сонно открыла глаза.

Перед ней стояла одна из девушек – та, что встречала их у замка. Волосы теперь у неё были заплетены в свободную косу, а на губах – лёгкая, спокойная улыбка. Она ничего не сказала. Просто продолжила массировать плечи и все ноющие места с такой лёгкостью и точностью, будто знала это тело давно. Как будто чувствовала, где именно застыло напряжение и как его растопить.

Вика снова закрыла глаза, вздохнула и уловила другой запах – что-то сладкое и древесное. Это были аромасвечи, их мягкий свет заплясал на стенах. Где-то в стороне другая девушка зажигала палочки с благовониями, двигаясь беззвучно. И ещё одна ставила рядом с ванной баночки с диффузором, из которого тонкой струйкой поднимался запах, вплетаясь в уже тёплый и пропитанный другими ароматами воздух.

Всё происходило как будто в замедленном кино. Вика даже не пыталась разобраться. Зачем это? Кто они? Почему они делают это для неё? В этом мире вопросов как будто бы и не было, только ответы, вложенные в прикосновения, тепло и аромат воздуха.

Она чувствовала, как с каждым мягким нажимом уходит напряжение из шеи, как лопатки опускались всё ниже, как дыхание становится глубже, а мысли – невесомее.

Она была здесь, и этого было больше чем достаточно, то, чего она не смогла себе просто так позволить.

В другой комнате, где был Генри. Вода была такой же. Генри сидел в глубокой мраморной купели, опустив плечи под воду. Свет здесь был мягким, тёплым, как приглушённый закат, проникающий сквозь тонкий пар.

Пар струился по стенам, оседал на ресницах и будто бы делал воздух медленнее. Всё происходящее было привычным.

Он откинул голову назад. Камень был гладкий и тёплый. Всё в этом пространстве было дышащим – вода, пар, стены и воздух.

Он закрыл глаза.

И в эту тишину вошёл запах – лёгкий, свежий, как воздух перед грозой, но с чем-то хвойным и сладким.

Генри глубоко вдохнул и позволил себе полностью расслабиться.

Он чувствовал, как плечи постепенно опускаются. Как внутреннее напряжение, почти неосязаемое, растворяется в тепле.

К нему подошёл один из парней. Тот, кто раньше встречал их с прилёта. С лёгкой полуулыбкой он начал аккуратно втирать в плечи и руки густое масло, нагретое до температуры тела.

Движения были размеренными, плавные касания вдоль лопаток, потом вниз – к пояснице, к рукам. Сильные, но не грубые, будто человек за его спиной умел слушать тело.

Где-то в стороне зажглись свечи. Их аромат был цветочным, древесным и спокойным. В нём ощущалась ещё смесь пихты, ели и цветов, напоминающие о чём-то далёком.

Он чувствовал, как его тело тяжелеет – не от усталости, а от расслабления. Словно наконец-то перестал держать всё в себе.

Пар поднимался чуть выше, мягкой вуалью, будто закрывая мир вокруг. И в этой вуали он чувствовал себя в безопасности.

Вода ласкала кожу, а тишина обволакивала изнутри. Всё было будто на грани сна, до полного растворения в этом моменте.

Генри не заметил, как рядом появился ещё один молодой человек – его движения были осторожными, почти церемонными. Он опустился на колени у края купели и мягкой тканью, смоченной в настое трав, начал осторожно очищать раны на руках и животе. Места, где остались следы боя, налились тёплой, ровной болью, но касания были такими бережными, что она казалась почти утешительной.

Каждую царапину, каждый след чернильных когтей из прошлого часа промывали, а затем наносили мягкий прозрачный бальзам. Он слегка пощипывал, но за ним приходило облегчение.

Генри ни о чём не спрашивал, он просто доверял.

После обработки ран его волосы начали осторожно мыть. Пальцы, тёплые и ловкие, массировали кожу головы, смывали остатки пыли, крови и грязи. Запах травяного настоя поднимался в воздух, заполняя лёгкие.

Потом – маска. Что-то прохладное и густое лёгкими движениями легло на лицо, обволакивая кожу и унося остатки напряжения. Под конец ему аккуратно промыли лицо и вновь вернули в горячую воду.

В другой комнате, что находилась напротив, Вика дышала практически тем же воздухом, но немного иначе.

Сначала были волосы, и горячая вода стекала по ним, потом – тёплые, невесомые пальцы, как будто мурашкой, массировали кожу головы. Сначала одна девушка, потом другая – они молчали, только изредка переглядывались и невербально общались. Они работали как один организм. Смывали мыльную пену, вновь поливали пряными настоями: тёплыми, душистыми, хвойными и цветочными.

Когда волосы были полностью промыты, одна из девушек начала аккуратно наносить масла – на шею, плечи, лопатки, спускаясь по спине. Движения были неспешными, тёплыми, скользящими. Каждое касание было как напоминание – ты здесь, правда здесь, тебе всё можно.

Другая девушка растирала руки, ладони, пальцы, словно втирая туда покой. А потом – маска на лицо, густая и чуть холодная, пахнущая свежими травами, мёдом и ягодами.

Свечи, которые были расставлены по кругу вдоль ванны, создавали ощущение, что вода – это центр чего-то большего, как будто алтарь.

Мышцы её расслабились полностью. Не только тело, а даже внутри стало тише. Как будто каждая часть её, и физическая, и душевная, получила своё прикосновение и внимание.

Ни одна из девушек не говорила с ней. Всё было как танец. Всё только в жестах.

Вика не помнила, когда в последний раз кто-то заботился о ней так – без слов и без нужды объяснять, а просто по-настоящему.

…Вода ещё немного держала их в своих объятиях и не хотела отпускать. Но настал момент, когда нужно было подняться и выйти из неё.

Сначала – Вика. Две девушки подошли к ней. Они подали ей руки – тёплые и уверенные. У одной была обёрнута светлая ткань. Третья подхватила сзади. Они не говорили ни слова – просто осторожно вывели её из воды, словно боялись спугнуть этот едва уловимый покой, который только-только укоренился в Вике.

Пол под ногами был тёплым. Пахло хлопком и сушёными цветами.

Одна из девушек взяла большое и мягкое махровое полотенце, белоснежное и пушистое, и начала осторожно промакивать Вике кожу. Касаясь, как будто тело было чем-то более ценным. Она работала медленно – начиная с плеч, рук, груди, спускаясь по животу и ногам. Каждое движение было обволакивающим, как мама, промакивая своё дитя после купания. Другая, тем временем, занялась волосами. Она осторожно откинула их назад, разложила и, взяв второе полотенце, начала промакивать, впитывая влагу. Осторожно, бережно и не торопясь. Потом она наклонилась ближе и мягкими движениями промокнула виски, лоб, щёки и шею.

Глаза Вики были закрыты. Казалось, что она не просто очищается от воды, а выходит из чего-то прежнего, оставляя за спиной всё, что было до этого момента.

В соседней комнате всё было зеркально.

Генри поднялся из воды чуть тяжелее, чем вошёл. Усталость после боя всё ещё жила в теле, но она уже не болела, а как будто отплывала от него, становилась далёкой и практически забытой.

К нему подошёл парень с тёплым взглядом. Он протянул руку, помогая Генри подняться. Второй уже стоял рядом с расправленным полотенцем.

Первые прикосновения – по плечам, по груди. Полотенце было плотным, мягким и приятным. Оно обволакивало тело, забирая остатки воды и боли. Его аккуратно растирали – от лопаток к пояснице, затем по спине, по рукам, животу и груди. Не поспешно, а так, как будто это была просто забота.

Второй парень подошёл с другим полотенцем, уже меньшим. Он мягко откинул волосы Генри назад и начал медленно промакивать. Лоб, виски, щёки и шею. Влажные пряди поднимал и просушивал. Ткань пахла чистотой, лёгкими полевыми цветами, как будто только что снята с верёвки под весенним солнцем.

Генри не открывал глаз. Он дышал глубоко, медленно. Он чувствовал себя человеком, о котором искренне заботятся, не за что-то, а просто так.

Когда тело было уже сухим и тёплым, одна из девушек протянула Вике белую простыню – мягкую и тонкую, почти невесомую, с запахом хлопка и чего-то едва уловимого – тишины. Её аккуратно завернули. Простыня обвивала её фигуру, не скрывая ничего, но оставляя ощущение чистоты, свежести и неожиданной лёгкости.

В другом помещении с Генри происходило то же самое. Парни помогли ему обернуться в точно такую же простыню. Она была гладкой и дышащей, прилегала к телу свободно, без лишних складок, но держалась, словно знала своё место. Его волосы были сухими, аккуратно приглаженными. Тело расслаблено, взгляд чуть рассеянный и тёплый.

Вика и Генри снова встретились в зале у выхода из ванных комнат.

Вика шла босиком по гладкому полу, прохладному, но не холодному. Простыня шуршала, скользя по коже, а волосы, уже сухие, лежали мягкими волнами. Она увидела Генри, стоящего под арочным проёмом, в точно такой же белой ткани и улыбающегося ей.

– Ну вот, – сказал он, – теперь мы как они.

И действительно – вокруг начали собираться жители Облачного королевства. Все были в простынях – женщины и мужчины. У кого-то она была обёрнута по плечам, у кого-то, как тога, у некоторых просто была завязана на талии. И все босиком. Все как будто светились изнутри.

К ним подошла женщина – высокая, с серебристой кожей и белыми, как луна, волосами, распущенными до поясницы. Она говорила мелодично:

– Вы, наверное, устали.

Вика и Генри стояли в белых простынях среди этих сияющих, лёгких людей, окружённые ароматами хлопка и шёлка. Эта женщина повела их вглубь королевства, откуда уже не хотелось уходить. Они только успели отойти на короткий промежуток по мраморному полу, как к ним подошла одна из девушек – та самая, что помогала Вике после ванны. Её простыня спадала с плеч, оставляя открытой шею и ключицы, а волосы были распущены, мягко колыхались от лёгкого ветерка.

– Хотите посмотреть на полёт пегасов? – спросила она с той самой доброй, невесомой улыбкой, которая здесь казалась частью их всех самих.

Вика вопросительно взглянула на Генри. Он чуть улыбнулся и кивнул.

– Конечно, – сказал он, – мы с радостью посмотрели бы на них.

Девушка обрадовалась, словно это был её личный праздник, и жестом пригласила их за собой.

Вскоре они вышли на открытую просторную террасу. Она нависала прямо над краем Облачного королевства. Внизу клубились облака. Неяркий свет заката стекал с неба, разливаясь по спинам пегасов, всё так же отдыхавших внизу, с расправленными крыльями, словно уставших от полёта.

Некоторые из жителей облачного королевства уже седлали пегасов. Но большинство просто сели на мраморных ступенях террасы, мостах или на краю облаков, чтобы наблюдать за шоу.

И когда небо стало ещё чуть темнее, с первым проблеском вечерней звезды, они начали взлетать.

Один за другим пегасы поднимались в воздух, размахивая могучими крыльями, поднимая облачный воздух. Их полёт был не похож на обычный – он был танцем. Они кружили, вычерчивали в небе спирали и петли, как будто следовали за музыкой. В небе разгорались звёзды, как будто что-то живое, будто само небо радовалось, что может быть таким.

– Это невероятно… – сказала Вика.

Она стояла босиком на краю террасы в своей белоснежной простыне, ветер играл её волосами. Генри стоял рядом, не касаясь её, но всё же ближе, чем нужно. Они оба молчали, потому что любое слово здесь казалось слишком громким.

Пегасы кружили над головой, жеребята с визгом и радостью взмывали вверх, а взрослые – величественные, словно стихийные духи, – неслись по небу, как закатный ветер.

– Вечерний взлёт, – сказала всё та же девушка, подойдя ближе. – Каждый вечер перед сном, прощание с этим днём. Утром также, приветствие нового дня.

Вика не ответила, а просто смотрела на пегасов, и в тот момент ей показалось, что они с Генри стоят и смотрят на этот мир совсем с другой стороны.

Ветер над облаками становился прохладнее, но не пронизывающим – скорее свежим, как вздох перед сном. Вика обняла себя за плечи, не от холода, а просто, словно поддерживая и разделяя этот момент с собой. Воздух был наполнен ароматом цветов и тёплого ветра.

Генри чуть наклонился к ней. Он ничего не сказал, только коснулся её плеча, давая понять, что рядом.

На террасе стало немного тише. Люди смотрели на небо, как будто в нём была скрыта история, которая когда-то касалась каждого. Кто-то шептал друг другу слова – тёплые, простые. Кто-то просто держался за руки. Некоторые обнимались, другие лежали либо опирались друг на друга.

– Почему всё здесь такое… лёгкое? – прошептала Вика, не отрывая взгляда от неба.

Генри посмотрел вперёд, туда, где один из пегасов завис в воздухе, ловя поток ветра.

– Потому что здесь можно просто быть собой.

Вика слушала и с каждым словом чувствовала, как внутри становится просторнее, теплее и спокойнее.

Один из жеребят вдруг спикировал вниз, пролетев совсем близко к террасе, разметав воздух. Кто-то смеялся, кто-то только улыбался, но все были искренне в этом – в каждом взмахе крыла, в каждом сиянии небес.

– Они чудесны, – сказала Вика

– Они как мечта, да?

– Как мечта, которую можно потрогать. И которая не исчезает, когда открываешь глаза.

Ещё немного – и небо потемнело окончательно. Но оно не стало чёрным. Оно стало тёмно-синим и фиолетовым. А облака внизу угасали мягким светом.

– А мы можем остаться здесь подольше? – тихо спросила она.

Генри кивнул.

– Конечно. Здесь никто не торопит. Ночь как время, чтобы замедлиться.

Они сели на край террасы. Вика подтянула ноги, простынь соскользнула немного с плеча. Генри сел рядом, так близко, что она чувствовала его тепло.

И так они сидели, глядя на небо. Иногда пегасы всё ещё поднимались и опускались, играя в воздухе. Кто-то из людей вставал, чтобы уйти в замок.

Ночь и небо. Тихий полёт пегасов в темноте.

Когда вечер стал уже почти ночью, и облака за пределами замка уже мерцали приглушённым светом, к ним подошла женщина – стройная, с распущенными русыми, как овёс, волосами. На ней была та же белая простыня, но завязанная, как тога, оставляя плечи открытыми.

– Простите, – мягко сказала она. – Вам, наверное, стоит немного отдохнуть. Я провожу вас в ваши покои.

Голос её был тёплым и мягким, как бальзам для души. Ни в одном движении не чувствовалось спешки, только забота. Вика и Генри обменялись взглядами, и Вика кивнула первой.

– Спасибо, – произнёс Генри.

Они последовали за женщиной. Лестница, ведущая на второй этаж, была не крутой, широкие ступени шли плавным подъёмом, а вдоль перил цвели какие-то белые и серебристые цветы, которые светились, накопившись закатным светом.

Женщина остановилась у больших двойных дверей. Она мягко распахнула их.

– Ваши покои, – сказала она.

Комната была просторной. Здесь всё было тёплым и живым: мягкий свет от оставшегося заката, большие окна, выходящие прямо на облачную гладь, выход на балкон, расположенный посередине стены, и огромная постель в центре, будто плывущая.

Вика на мгновение замерла, потом немного нахмурилась и тихо спросила:

– Мы вдвоём тут будем?

Женщина кивнула с лёгкой, почти незаметной улыбкой.

– Да. Всё для вашего уединения и покоя.

Генри посмотрел на Вику. В голосе его не было давления, только нежность и уважение:

– Если ты хочешь – мы можем отдохнуть в разных комнатах. Только скажи.

Но Вика уже покачала головой, мягко, почти с улыбкой:

– Нет, я не против. Мне хорошо с тобой.

Они оба стояли у входа, рядом, но чуть ближе. И казалось, что всё в этой комнате, весь вечер и ночь словно сделаны для них, для этой тишины, где можно просто быть рядом, ничего не объясняя.

Женщина ещё раз кивнула и покинула комнату, прикрыв за собой двери.

И в этой тишине, полной уюта, мягкого света и запаха лёгкости, рождалось что-то новое, в тишине, где могли остаться только они двое.

Когда дверь за девушкой мягко закрылась, в комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как где-то высоко над ними проносятся пегасы – тихо, будто бесшумно.

Вика медленно подошла к окну, коснулась лёгкой занавеси, отодвинула её в сторону. Облака действительно лежали, как спелые фрукты, но уже не такие яркие. А ещё выше – чистое, будто вымытое за весь день, небо.

Она услышала, как Генри медленно разминает плечи. Он стоял чуть позади неё, всё в той же белой ткани, всё также красиво. Тихо подошёл к ней и стал рядом, не касаясь.

– Как ты? – спросил он тихо, почти шёпотом.

Вика не сразу ответила. Она смотрела вдаль, как будто оттуда кто-то мог позвать её по имени.

– Спокойно. Как будто душа наконец-то догнала тело.

Он кивнул, тоже глядя в окно.

– Я не думал, что мы сюда поднимемся сегодня.

– А я не думала, что сегодня может закончиться так тихо и спокойно, – улыбнулась Вика. – Помнишь, как всё начиналось?

– Ты имеешь в виду день или всё?

– Всё, – прошептала она. – Каждый момент.

Он медленно, почти незаметно, протянул руку и взял её ладонь. Их ладони мягко сжались.

Они стояли у окна, пока небо за окном не сменилось мягкой тьмой. Пегасы уже не пролетали, свет в небе уже окончательно потускнел, уступая место остальным звёздам. Комната осталась тёплой, и в ней не было ничего лишнего, только они.