Эразер

ПРОЛОГ

Если бы кто-то спросил меня, каким цветом бывает боль, я бы ответила: она прозрачная. Как стекло. Ты не видишь её, пока не упрёшься в неё лбом. А потом уже поздно – по лицу течёт кровь, в глазах темнеет, а в памяти навсегда остаётся трещина.

Моя боль была другого рода. Она не оставляла шрамов на коже. Она выжигала память. Не мою – чужую.

Одно прикосновение. Всего одно дурацкое, мимолётное прикосновение кожи к коже – и я могла стереть всё. Страх, горе, предательство, потерю. Всё, что причиняло боль. Я думала, что несу облегчение. Я не понимала, что творю. Я была слепым хирургом, который, пытаясь удалить опухоль, вырезал душу.

Главное – не забывать. Не забывать, каким был Алекс Лейн до того дня. Озорным, громким, с улыбкой до ушей. Он мог рассмешить кого угодно. даже меня. Особенно меня.

А потом умерла его собака. Он плакал три дня. Его боль была таким живым, дышащим существом, что я не выдержала. Я прикоснулась к его руке. «Всё будет хорошо», – прошептала я.

Всё стало «хорошо». На следующий день он отнёс ошейник своей собаки на помойку. А когда его отец спросил, зачем, Алекс просто пожал плечами. В его глазах была чистая, бездонная пустота. Он забыл не только боль. Он забыл, что вообще когда-то любил.

Именно тогда я надела первые перчатки. И поняла, что мой дар – это проклятие. А я – палач, который казнит прошлое.

Но у каждого палача есть свой призрак. Моего призрака зовут Адам Райс. Он – единственный, кого я не смогла «исцелить». Его боль оказалась сильнее моего проклятия. Он не просто помнит всё. Он помнит меня. Такой, какой я была до того, как стёрла саму себя.

И он пришёл за мной.

ГЛАВА 1

Последний школьный звонок прозвенел, как приговор. Для других он означал свободу, для меня – лишь переход из одной клетки в другую. Большую и более опасную. Толпа учеников хлынула из дверей, их крики и смех бились о стены коридора, отдаваясь в висках тупой болью. Я прижалась к стене, давая им пройти, стараясь стать невидимкой. Мои руки в чёрных кожаных перчатках сжимали ремень рюкзака так, что пальцы затекали.

Я почти была у выхода, уже чувствовала запах нагретого асфальта и сирени, когда увидела её. Тень. Длинную, искажённую низким солнцем, она лежала на полу вестибюля, перечёркивая путь к двери. Сердце упало куда-то в ботинки, а затем выпрыгнуло в горло, яростно и громко стуча.

Не надо было оборачиваться. Я знала, чья это тень. Она преследовала меня последние недели, появляясь в самых неожиданных местах. У булочной. У остановки. А теперь вот здесь, у порога школы, нагло стирая грань между моей жалкой попыткой нормальной жизни и кошмаром, в котором я жила на самом деле.

Я замерла, глотая воздух. Могла бы развернуться, пойти через учительскую. Но это было бы бегством. А он бы всё равно нашёл меня. Бегать было бесполезно.

– Вейла.

Его голос был низким, без единой нотки угрозы. Именно это и пугало больше всего. В нём была усталая, почти механическая уверенность.

Я медленно обернулась, по-прежнему сжимая ремень рюкзака. Он стоял в трёх шагах, прислонившись к косяку двери. В чёрных джинсах и такой же чёрной куртке, расстёгнутой нараспашку. Тёмные волосы падали ему на лоб, почти скрывая глаза. Но не скрывая взгляд. Взгляд, в котором жила вся его боль, собранная в одну точку, отточенную, как лезвие.

– Райс, – выдавила я. – Иди к чёрту.

– Я уже там, – он оттолкнулся от косяка. Его движения были плавными, экономичными. Как у хищника, который знает, что добыча уже в клетке. – Был сегодня у Алекса.

Сердце сжалось в ледяной ком. Я попыталась сделать безразличное лицо.

– И что? Передавал привет от меня?

– Принёс ему наш старый футбольный мяч. Тот, с которым мы гоняли во дворе всё лето. Он повертел его в руках. Улыбался. Потом спросил: «А мы во что играем?»

Удар пришёлся точно в солнечное сплетение. Меня затошнило. Я отвела взгляд, глядя на трещину в кафельном полу.

– Я… я не хотела, – прошептала я. Это была самая дешёвая, самая жалкая ложь на свете.

– Хотела, – поправил он мягко, почти с сочувствием, от которого стало ещё хуже. Он подошёл так близко, что я почувствовала запах его кожи – холодный ветер, дым и что-то горькое, почти лекарственное. – Ты хотела сделать ему хорошо. Как делаешь всем. Ты думаешь, боль – это мусор, который надо вынести? Она – фундамент. Ты вырываешь из-под людей почву и удивляешься, почему они падают в пустоту.

Его слова впивались в меня, как иглы. Я попятилась, наткнувшись спиной на стену. Бежать было некуда. По периметру вестибюля замерли несколько одноклассников, стараясь не смотреть прямо, но впиваясь взглядами в спину. Зрелище.

– Отстань от меня! – мой голос сорвался на визгливую, истеричную ноту. – Что тебе от меня нужно?!

Он склонил голову набок, изучая моё лицо, как интересный экспонат. Его взгляд скользнул по моим перчаткам, задержался на тонкой коже между краем перчатки и рукавом куртки.

– Хочу посмотреть, как ты боишься, – сказал он тихо. – Хочу увидеть, дрожат ли у тебя руки, когда ты понимаешь, что тебя не спасти. Хочу быть тем, кто напоминает тебе, кто ты на самом деле.

Язык прилип к небу. Гнев, острый и неожиданный, ударил в виски. Я не помнила, как моя рука в перчатке рванулась вперёд, чтобы оттолкнуть его, ударить, заставить замолчать.

Он поймал моё запястье. Мгновенно, с рефлексами кошки. Его пальцы – голые, тёплые, живые – сомкнулись вокруг тонкой кожи поверх перчатки. Я почувствовала жар его ладони, удар пульса.

Я зажмурилась, инстинктивно готовясь к щелчку, к волне пустоты, которая должна была хлынуть из меня и смыть его ненависть, его боль, его самого. Я ждала тишины. Безразличия. Облегчения.

Ничего не произошло.

Я открыла глаза. Он всё так же держал меня. Его взгляд не потускнел. В нём не появилось ни капли забывчивости. Только та же ярость. Та же неизбывная скорбь. Его память стояла несокрушимой скалой против моего цунами.

– Видишь? – он прошептал так тихо, что это было похоже на ласку. Его пальцы сжали моё запястье чуть сильнее. – Для меня ты – просто девчонка. С трясущимися руками и дурацкими перчатками. Твоё оружие против меня – пшик. Я – твоя личная стена плача, Вейла. И я буду стоять здесь, пока ты не разобьёшься об меня вдребезги.

Он отпустил мою руку. Я прислонилась к стене, пытаясь перевести дыхание. На запястье, под перчаткой, пылал огненный след от его пальцев.

– До завтра, – бросил он через плечо, разворачиваясь и выходя на улицу, в солнечный свет, который вдруг показался мне враждебным.

Я осталась стоять, дрожа мелкой, предательской дрожью. Он был прав. Он был моим наказанием. Но в тот миг, когда его пальцы сжимали мою руку, я впервые за долгие месяцы не чувствовала себя прокажённой. Я чувствовала себя живой. Ощущала жар чужой кожи. Слышала чужой пульс.

И это осознание было самым ужасным из всех.

ГЛАВА 2

Дверь в мою квартиру была единственным порогом, который я переступала без страха. Здесь пахло пылью, старой бумагой и тишиной. Идеальная стерильность. Никаких фотографий на стенах, никаких безделушек на полках – ничего, что могло бы вызвать случайное воспоминание, прикоснуться к чему-то болезненному. Даже для меня одной.

Я щёлкнула замком, задержав дыхание, как всегда, пока не услышала тихий щелчок. Только тогда выдохнула. Бросила рюкзак на пол в прихожей и, не включая свет, прошла в свою комнату. Перчатки я снимала в последнюю очередь, только когда уже сидела за своим столом, убедившись, что дверь закрыта, а окно зашторено.

Сегодня пальцы дрожали. Я не могла стянуть тонкую кожу с правой руки. Запястье всё ещё горело. Я закрыла глаза и снова увидела его. Адама. Его взгляд. Его голос. «Я – твоя личная стена плача».

Чёрт возьми. Он был прав. Я с силой дёрнула, и перчатка наконец соскользнула, обнажив бледную кожу. Я ждала, что увижу синяк, красный след от его пальцев. Но кожа была чистой. Немой. Как всегда.

Я потянулась к нижнему ящику стола, вытащила толстую папку. На ней не было надписи. Внутри – мои отчётные документы. Моя вина, разложенная по полочкам.

Вот вырезка из газеты за три года назад: «Чудо-исцеление: местный житель полностью забыл о хронической фантомной боли после несчастного случая». Мистер Элбан. Милый старичок, который после моей «помощи» перестал узнавать собственную дочь. Он улыбался ей, как приветливой незнакомке.

Вот распечатка из школьного чата. «Вы видели Сару? Она будто светится после той истории с парнем. Говорит, будто кошмарный сон забыла». Сара перестала бояться темноты. А заодно – и своей младшей сестры, над которой когда-то издевался тот парень. Теперь она просто игнорировала девочку, не понимая, почему та к ней так привязана.

И последнее. Самое свежее. Самое страшное. Фотография Алекса Лейна. Не та, что была «до». А та, что я сделала две недели назад, тайком пробираясь в частную клинику «Кедр». Он сидел в кресле у окна, укутанный в плед, и смотрел в сад пустым, стеклянным взглядом. Красивый, здоровый парень с глазами выцветшего неба.

Я провела пальцем по холодной фотобумаге. Боль. Я чувствовала её сейчас, острую, режущую. Она сжимала горло, жгла глаза. Но это была моя боль. Единственное, что у меня осталось. То, что я не могла стереть самой себе.

Я ненавидела Адама за его правду. Но ещё больше я ненавидела себя за то, что в его присутствии эта моя боль оживала. Она становилась реальной, осязаемой. Он был зеркалом, в котором я видела не монстра, а изуродованную девчонку. И это было невыносимо.

В кармане куртки завибрировал телефон. Сообщение от Джесс, моей единственной подруги, которая цеплялась за меня из жалости или по привычке.

«Привет! Ты куда пропала после уроков? Ходили в кафе без тебя. Всё в порядке?»

Я посмотрела на свои голые руки, лежавшие на столе. Беззащитные. Опасные.

«Всё ок, – быстро набрала я. – Просто голова болела. Пошла домой».

Ложь шла так же легко, как дыхание. Я жила в коконе из лжи. Лжи себе, что всё под контролем. Лжи другим, что я нормальная.

Я отодвинула папку с «документами» и потянулась к книжной полке. Старая, потрёпанная книга по когнитивной психологии. Ещё одна моя попытка понять, что со мной не так. Я открыла её на случайной странице. И замерла.

На полях, рядом с абзацем о посттравматическом стрессовом расстройстве, чьим-то неряшливым почерком было написано всего одно слово: ТОРН.

Я никогда не делала таких пометок. Я вообще почти не писала в книгах.

Сердце снова застучало, но на этот раз по другой причине. Кто это написал? Когда? И главное – кто такой Торн?

Внезапный стук в дверь заставил меня вздрогнуть и уронить книгу. Я застыла, прислушиваясь. Не Адам. Он стучал бы иначе. Твёрже. Настойчивее.

– Вейла? Ты дома? – донёсся голос Джесс. – Я видела свет в окне! Открывай, я с круассанами!

Чёрт. Чёрт! Я лихорадочно натянула перчатку на правую руку, судорожно проверяя, закрыта ли папка. Паника, тупая и липкая, подкатила к горлу. Быть нормальной. Надо было просто быть нормальной несколько минут. Улыбнуться, взять круассан, поболтать о ерунде.

Я сделала глубокий вдох, подошла к двери и приложила ладонь к дереву. Просто будь нормальной.

– Иду, Джесс! – крикнула я, и мой голос прозвучал подозрительно бодро.

Поворачивая ключ, я поймала себя на мысли, что единственным человеком, перед которым мне не нужно было притворяться, был Адам Райс. Потому что он уже всё знал.

И это было хуже всего.

ГЛАВА 3

Глухой удар кулака о боксерскую грушу отозвался эхом в пустом спортзале. Еще один. Еще. Мускулы на руках горели, дыхание сбивалось, но он не останавливался. Каждый удар был попыткой выбить из головы её лицо. Испуганное. С тёмными глазами, в которых плескалась вина, отчаяние и… что-то ещё. Что-то, что заставляло его сжимать кулаки с новой силой.

Адам Райс ненавидел Вейлу Морган. Это было просто и понятно, как таблица умножения. Она уничтожила его лучшего друга. Она украла Алекса у этого мира, оставив вместо него красивую, пустую куклу. Он должен был её остановить. Должен был заставить её заплатить.

Почему же тогда, когда он держал её тонкое запястье в своей руке, он почувствовал не торжество, а что-то другое? Хрупкость. Дрожь птицы, попавшей в капкан.

«Я – твоя личная стена плача». Чёрт. Это прозвучало слишком пафосно. Почти как в каком-то дешёвом романе. Он с силой врезал в грушу, и та, отлетев, жалобно заскрипела на цепи.

Его телефон завибрировал, прерывая ритм. Отец. Адам проигнорировал звонок. Он знал, о чём будет разговор. «Двигаться дальше». «Перестать жить прошлым». «Алекс бы этого не хотел». Легко говорить, когда твой сын не превращён в овощ чужой прихотью.

Он снял перчатки, вытер лицо полотенцем. В раздевалке, у зеркала, его взгляд наткнулся на шрам. Тонкая белая линия на шее. Память о той ночи, когда он чуть не умер. Память, которую Вейла не смогла стереть. Иногда он ловил себя на мысли, что почти благодарен ей за это. Эта боль была его. Последнее, что связывало его с тем парнем, которым он был до того, как мир рухнул.

Он вышел из спортзала на вечернюю улицу. Город жил своей жизнью – огни, голоса, смех. Он шёл сквозь всё это, как сквозь призрачный лес. Его путь лежал в одно место. Его личный мавзолей.

Клиника «Кедр» была похожа на дорогой отель, если не считать решёток на окнах нижних этажей. Здесь пахло антисептиком и тишиной. Медсестра за стойкой кивнула ему – он был здесь частым и нежеланным гостем.

Комната Алекса находилась в конце коридора. Адам приоткрыл дверь и замер на пороге. Алекс сидел в том же кресле, у того же окна, укутанный в тот же плед. Он смотрел в сад, где уже спускались сумерки. Его лицо было абсолютно спокойным. Пустым.

– Привет, брат, – тихо сказал Адам, подходя ближе.

Алекс медленно повернул голову. В его голубых глазах не было ни узнавания, ни любопытства. Лишь лёгкий интерес к новому объекту в поле зрения.

– Привет, – ответил он вежливым, безличным тоном.

Адам сглотнул ком в горле. Он достал из кармана старую фотографию – они с Алексом на пляже, загорелые, смеющиеся, обнявшись.

– Смотри, Алекс. Помнишь? Это мы, на озере. Ты тогда чуть не утонул, пытался доплыть до плота.

Алекс взял фотографию, внимательно рассмотрел. На его лице на мгновение мелькнула тень чего-то – может, смущения.

– Весёлые ребята, – произнёс он и вернул снимок. – Они твои друзья?

Что-то острое и холодное кольнуло Адама под рёбра. Он судорожно сунул фотографию обратно в карман.

– Да, – хрипло сказал он. – Один из них – мой лучший друг.

Он просидел с Алексом ещё полчаса, рассказывая ему в пустоту о прошедшем дне, о старых шутках, о планах, которые они строили. Это был ритуал. Попытка достучаться до того, кто ушёл в самый дальний угол собственного сознания. Единственный ответ – ровное, спокойное дыхание.

Уходя, Адам почувствовал знакомую тяжесть на плечах. Ненависть к Вейле была единственным, что не давало этой тяжести раздавить его. Она была его топливом. Его смыслом.

Но сегодня, спускаясь по лестнице, он поймал себя на странной мысли. А что, если она и правда не хотела? Что, если она так же испугана и проклята, как и он? Что, если её «дар» – это такая же тюрьма?

Он отбросил эту мысль, как отбрасывают окурок. Неважно. Она – оружие. Опасное, слепое оружие. И его работа – обезвредить его. Даже если для этого придётся сломать руки той, кто за него держится.

Он вышел на улицу и посмотрел в сторону её дома. Окно её комнаты было освещено. Вейла Морган была дома. И он знал, что завтра снова будет ждать её. Не потому, что хотел её мучить.

А потому, что в её испуганных глазах он видел последнее напоминание о том, что он ещё чувствует. Что он ещё жив.

ГЛАВА 4

Круассан от Джесс застрял в горле комом сладкого теста и притворной благодарности. Она болтала о предстоящих выпускных, о планах на лето, о новом парне, который «просто глаз не оторвать». Я кивала, поддакивала, вставляла односложные реплики, а сама видела только одно: слово «ТОРН», выведенное на полях книги неряшливым почерком.

Кто это мог быть? Может, я сама когда-то написала и забыла? Но почерк был чужим – угловатым, мужским.

– Вейла, ты меня вообще слушаешь?

Я вздрогнула. Джесс смотрела на меня с притворным упрёком, но в её глазах плескалась искренняя тревога.

– Прости. Голова всё ещё раскалывается, – соврала я, потирая виски. Движение было отработанным, привычным.

– Может, к врачу сходить? Ты последнее время какая-то… бледная. И эти перчатки… Жарко же уже.

Мой желудок сжался. «Эти перчатки» были моим щитом, моей униформой, моей тюрьмой.

– Это… аллергия. На солнце. Фотодерматоз, – выпалила я первую пришедшую в голову медицинскую терминологию.

Джесс покачала головой, но, к счастью, отступила. – Ладно, ладно. Ты же знаешь, я всегда тут. Если что – звони. Хотя бы в три ночи.

Когда дверь за ней закрылась, я прислонилась к косяку и закрыла глаза. Обман давался мне всё тяжелее. Каждая ложь была ещё одним кирпичиком в стене, которая отделяла меня от всего мира. Стена росла, и скоро за ней должно было остаться всё.

На следующее утро я шла в школу с ощущением, что иду на эшафот. Каждый угол, каждый подъезд мог скрывать его. Адама. Я ловила себя на том, что вглядываюсь в тени, прислушиваюсь к шагам сзади. Это было изматывающе.

Он появился именно там, где я его не ждала – прямо у входа в школьную столовую, в самой гуще одноклассников. Не скрываясь. Как будто имел на это полное право.

– Морган, – окликнул он меня через весь коридор. Голос был ровным, без вызова.

Все замерли. Шёпоток пробежал по толпе. Адам Райс, мрачный красавец из колледжа, который появлялся только чтобы повидать учителей, обращался ко мне. К серой мышке Вейле Морган.

Я застыла, чувствуя, как десятки глаз впиваются в меня. Мои перчатки вдруг показались кричаще яркими, неестественными.

– Райс, – кивнула я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Что тебе?

Он подошёл ближе, игнорируя любопытные взгляды. В руках он держал старую, потрёпанную библиотечную книгу.

– Ты вчера в библиотеке это забыла, – он протянул её мне. Это был том по клинической психологии. Не тот, что лежал у меня дома. Другой.

Я не брала вчера никаких книг. Это была ловушка. Но отказаться – значит вызвать ещё больше вопросов. Мои пальцы в перчатках судорожно сжались.

– Спасибо, – прошептала я, принимая книгу. Наша кожа не соприкоснулась. Он был осторожен. Или это была насмешка?

В этот момент кто-то из старшеклассников, проходя мимо, неловко толкнул меня в спину. Я потеряла равновесие и сделала шаг вперёд, прямо на Адама. Моя левая рука, без перчатки, которою я в этот момент подняла, чтобы удержаться, чиркнула по его обнажённому запястью.

Мгновение. Одно короткое, бесконечное мгновение.

Я зажмурилась, ожидая провала, пустоты, щелчка. Но вместо этого в голову ударила волна. Не его памяти. А его чувств. Не образов, а ощущений. Глухая, привычная боль где-то под рёбрами. Горьковатый привкус ярости на языке. И… одиночество. Леденящее, космическое одиночество, как в пустой комнате с глухими стенами.

Ничего не стёрлось.

Я отшатнулась, как от удара током. Книга упала на пол с глухим стуком. Вокруг стояла мёртвая тишина.

Адам смотрел на меня. Не с ненавистью. С… изумлением? Он тоже что-то почувствовал.

– Извини, – выдавила я и, не поднимая книги, бросилась прочь, оставляя за собой шепотки и недоумённые взгляды.

Я добежала до женского туалета, захлопнула за собой кабинку и, прижавшись лбом к холодной двери, пыталась отдышаться. Что это было? Почему я почувствовала его боль, но не стёрла её? Что-то изменилось. Что-то сломалось. Или, наоборот, включилось?

Снаружи послышались шаги. Тяжёлые, уверенные. Я замерла.

– Вейла, – его голос прозвучал прямо за дверью. Тихо, почти интимно. – Что это было?

Я не ответила. Я не могла.

– Ты что-то почувствовала, да? – он не уходил. – Я тоже.

Его слова повисли в воздухе, густые и тяжёлые, как сироп. Это была уже не охота. Это было что-то другое. Неизвестное. И от этого – ещё более страшное.

Я сжала кулаки, чувствуя, как бьётся сердце. Он ждал за дверью. А я поняла, что бежать мне больше некуда. Потому что самая большая тайна была теперь не только внутри меня. Она была там, снаружи. И её звали Адам Райс.

ГЛАВА 5

Его дыхание было слышно даже сквозь дверь. Ровное, намеренно спокойное. Он ждал. Как хищник у норы, знающий, что добыча уже в ловушке и силы на исходе.

Я прижалась спиной к холодной стене кабинки, пытаясь загнать обратно дикое, паническое сердцебиение. «Ты что-то почувствовала, да? Я тоже.»

Что он почувствовал? Отголосок своей же боли? Или мою? Эта мысль была чудовищной. Что, если мой «дар» мутировал? Что, если я теперь не стираю, а… заражаю? Делюсь своей болью, как вирусом?

– Уйди, – прошептала я, и голос мой сорвался на шепот. – Пожалуйста.

Снаружи наступила тишина. На несколько мучительных секунд. Потом я услышала, как его пальцы медленно провели по поверхности двери. Скрип кожи по металлу заставил меня вздрогнуть.

– Я не могу, – его голос прозвучал устало. И в этой усталости было больше правды, чем во всей его предыдущей ярости. – Раньше я мог. Раньше всё было просто. Ты – монстр. Я – твой судья. А теперь… Что это было, Вейла? Ты коснулась меня. И ничего не произошло. Вернее, произошло что-то другое.

Он умолк. Я слышала, как он переводит дух.

– Я почувствовал, как ты боишься. Не меня. А себя. Это… это было странно.

Внезапно дверь в туалет распахнулась, послышались взволнованные девичьи голоса. Одноклассницы. Я замерла, боясь пошевелиться.

– Ой, извините! – послышался голос одной из них, смущённый. Они увидели Адама.

– Ничего страшного, – ответил он, и его тон мгновенно изменился. Стал светским, отстранённым. – Жду сестру.

Ложь прозвучала так естественно, что у меня похолодело внутри. Он был слишком хорош в этом. Слишком легко носил маски.

Шаги удалились. Туалет снова погрузился в тишину.

– Они ушли, – тихо сказал Адам. – Выходи. Давай поговорим. Как… цивилизованные люди.

В его голосе снова появились стальные нотки. Но теперь в них слышалось не только преследование, но и любопытство. Опасное, ненасытное любопытство учёного, нашедшего новый, невиданный штамм.

Что мне было делать? Сидеть здесь до конца уроков? Это лишь отсрочило бы неизбежное. Он бы нашёл меня. Всегда находил.

Собрав всю свою волю в кулак, я нажала на защёлку. Дверь открылась с тихим щелчком.

Он стоял напротив, прислонившись к раковине. Его руки были в карманах, но я видела напряжение в его плечах. Он был настороже. Как и я.

– Говори, – сказала я, не двигаясь с места. – Что ты хочешь?

– Правду, – он внимательно смотрел на меня, его тёмные глаза сканировали моё лицо, словно пытаясь прочитать скрытый код. – Всю. Почему я? Почему моя память не стирается? И что случилось только что?

– Я не знаю! – вырвалось у меня. И это была чистая правда. – Я никогда… раньше такого не было. Обычно просто… тишина. Пустота. А тут…

– Боль, – закончил он за меня. – Ты почувствовала мою боль.

Я молча кивнула, не в силах выдержать его взгляд.

– И я почувствовал твою, – он произнёс это тихо, почти про себя. – Это меняет правила игры, Вейла. Раньше ты была снайпером с ослепляющим лазером. А теперь… теперь ты граната с выдернутой чекой. Непредсказуемая. Ещё более опасная.

– Я не хочу никому причинять вред! – в моём голосе зазвучали слёзы. Я ненавидела себя за эту слабость.

– Не хочешь? – он оттолкнулся от раковины и сделал шаг ко мне. – А Алекс? А все остальные? Ты думаешь, они хотели забыть всё, что было им дорого?

Это был удар ниже пояса. Справедливый и смертельный.

– Я пыталась помочь, – прошептала я, и слова звучали жалко и глупо.

– Перестань, – его голос внезапно смягчился. К моему удивлению, в нём не было насмешки. Была усталость. – Перестань врать себе. Ты не помогала. Ты бежала. Бежала от их боли, потому что не могла вынести её. Как бежишь сейчас.

Он был прав. Чёрт возьми, как же он был прав.

– Что же нам теперь делать? – спросила я, и впервые за долгое время это был не риторический вопрос, а крик о помощи.

Адам внимательно посмотрел на меня. В его глазах шла борьба. Ненависть с любопытством. Жажда мести с зарождающимся интересом к загадке, которую я представляла.

– Тебе нужно научиться это контролировать, – наконец сказал он. – Прежде чем ты навредишь кому-то ещё. Или себе.

– А ты поможешь? – прошептала я, сама не веря в то, что говорю.

Он усмехнулся. Беззвучно, горько.

– Я не помощник, Вейла. Я – сдерживающий фактор. Твоя система безопасности. Если ты снова сорвёшься… я буду там. Чтобы остановить тебя. Любой ценой.

Он развернулся и пошёл к выходу. На пороге он остановился.

– И найдите эту книгу. Ту, что я вам дал. Там есть кое-что интересное.

Дверь закрылась за ним. Я осталась стоять одна в холодном, ярко освещённом помещении, пахнущем хлоркой и чужими парфюмами. Всё изменилось. Враг предложил перемирие. Тюремщик стал надзирателем.

Я подошла к раковине, включила ледяную воду и судорожно плеснула себе в лицо. Вода стекала с подбородка, смешиваясь с предательскими слезами.

Потом я подняла взгляд на своё отражение в зеркале. Испуганная девчонка в мокрых перчатках. И где-то там, за стенами школы, шёл парень, который знал о ней страшную правду. И теперь, по какой-то извращённой иронии судьбы, он был единственным, кто мог её спасти.

От самой себя.

ГЛАВА 6

Книга лежала на моей кровати, как неразорвавшаяся бомба. Та самая, что он дал мне в школе. Потрёпанный томик по клинической психологии. Я смотрела на неё, не решаясь прикоснуться. Что он имел в виду? «Там есть кое-что интересное».

Слова Адама висели в воздухе моей комнаты, густые и неосязаемые, как дым. «Я – сдерживающий фактор. Твоя система безопасности». Это не было прощением. Это был договор с дьяволом. Но даже договор с дьяволом лучше, чем полное одиночество в аду.

Я сделала глубокий вдох и потянулась к книге. Кожа перчатки скрипела по обложке. Я открыла её наугад. Страницы пахли пылью и старыми знаниями. Я листала их медленно, сначала не понимая, что ищу. Потом мои пальцы наткнулись на него. На тот самый уголок страницы, который был загнут. Аккуратно, почти нежно.

Я развернула страницу. И сердце замерло.

На полях, рядом с главой о диссоциативных расстройствах и вытеснении травмирующих воспоминаний, был рисунок. Не слово, как в моей книге дома. А маленький, схематичный рисунок. Спираль. Замысловатая, в несколько витков, похожая на раковину улитки или на галактику. И под ней – те же четыре буквы: ТОРН.

Почерк был тот же. Угловатый, чёткий, мужской.

Кто-то интересовался тем же, что и я. Кто-то, кто знал это имя. И Адам каким-то образом знал об этом.

Мой телефон завибрировал, заставив меня подпрыгнуть. Неизвестный номер. Но я знала, чей он.

«Нашла?» – гласило сообщение.

Пальцы задрожали. Я набрала ответ: «Спираль. Что это значит?»

Ответ пришёл почти мгновенно. «Не знаю. Но это не случайность. Торн. Ищи.»

«Почему ты мне помогаешь?» – отправила я, прежде чем успела остановить себя.

На этот раз пауза затянулась. Минута. Две. Я уже думала, что он не ответит.

«Я не помогаю. Я защищаю других. От тебя. Чтобы найти ответ, нужно копать. А копать ты будешь меньше, если будешь занята попытками «исцелить» очередного несчастного.»

Жестоко. Цинично. Но логично. В его картине мира я была оружием массового поражения, а он – инспектором, следящим за режимом нераспространения.

Я отложила телефон и снова уставилась на спираль. Она казалась живой, пульсирующей на странице. Ключ. Это был ключ.

Я полезла в интернет. Поиск по запросу «Торн психология» выдал кучу ничего не значащих ссылок. Учёные, статьи, фамилии. Я сузила поиск, добавив «аномалии памяти», «стирание воспоминаний». Ничего.

Потом я попробовала искать изображения. Загрузила фотографию спирали. И снова провал.

Отчаяние начало подступать комом к горлу. Я откинулась на спинку стула, закрыв глаза. Кто такой Торн? Учёный? Врач? Может, такой же, как я? Изгой, пытающийся понять свою природу?

Внезапно в голову пришла мысль. Глубокая, как овраг. А что, если таких, как я, больше? Что, если мы не уникальны? Что, если существует целая… сеть? Или, наоборот, охота на таких, как мы?

Я снова взяла телефон.

«Где ты взял эту книгу?»

Ответ пришёл быстро. «В архиве. Городская библиотека, отдел редких книг. Каталог № 734-Б.»

Он не просто нашёл книгу. Он уже начал расследование. Без меня. И теперь втягивал меня в свою игру.

«Когда?» – спросила я.

«Завтра. 16:00. Будь там. И приходи без перчаток.»

Последняя фраза ударила меня, как пощёчина. Без перчаток. Он требовал полной уязвимости. Риска. Он проверял меня. Проверял, насколько я готова копать, насколько силён мой страх.

Я посмотрела на свои руки. Без перчаток они казались такими голыми. Такими опасными.

Но за спиной у меня уже не было пути к отступлению. Только вперёд. В тёмный тоннель, в конце которого мерцала загадочная спираль и стоял он. Мой враг. Мой надзиратель. Мой единственный союзник.

«Хорошо», – отправила я и выключила телефон.

Завтра. В 16:00. Моя жизнь снова должна была измениться. Надеюсь, на этот раз не в худшую сторону.

ГЛАВА 7

Городская библиотека была не просто хранилищем книг. Она была гробницей забытых историй, и холодный мраморный пол звенел под шагами, как лёд на озере. Я шла, сжимая в кармане пальто крошечный флакон с перцовым баллончиком – жалкая замена перчаткам, но хоть что-то. Руки были голые. Кожа казалась тонкой, как папиросная бумага, и каждый поток воздуха от сквозняка заставлял её покрываться мурашками.

Я чувствовала себя обнажённой. Прийти сюда без своей защиты было безумием. Но ещё большим безумием было отказаться.

Архив редких книг находился в подвале. Массивная дубовая дверь, медная табличка. Я толкнула её, и та отворилась с тихим скрипом, словно нехотя впуская меня в своё лоно.

Пахло пылью, старым клеем и временем. Свет был тусклым, исходил от зелёных ламп на столах, заваленных фолиантами. И он был там.

Адам сидел за одним из столов, склонившись над развёрнутой картой города. Он был без куртки, в простом тёмно-сером свитере, и в этом полумраке он казался не мстительным призраком, а… студентом. Уставшим, сосредоточенным.

Он поднял на меня взгляд. Его глаза скользнули по моим рукам, замершим у швов пальто. Он заметил их наготу. Кивнул, почти незаметно. Не одобрительно. Констатируя факт.

– Морган, – произнёс он тихо, чтобы не нарушать звенящую тишину архива. – Садитесь.

Я медленно подошла и опустилась на стул напротив. Между нами лежала карта. Она была старой, помятой, испещрённой непонятными пометками.

– Что это? – спросила я.

– Город. Тридцать лет назад, – он провёл пальцем по линии, обозначавшей реку. – Смотри.

Я наклонилась ближе. В районе старого индустриального квартала, там, где сейчас были заброшенные склады, кто-то от руки ввёл несколько маленьких, едва заметных крестиков. А рядом с одним из них была выведена та самая спираль.

– Что означают кресты? – прошептала я.

– Не знаю, – признался он. – Но я проверил городскую хронику. В каждом из этих мест в тот год были зафиксированы… странные происшествия.

– Какие?

– Пожары. Внезапные и необъяснимые. Но не это главное, – он посмотрел на меня прямо. – В каждом случае были пострадавшие. Люди… выживали, но теряли память. О конкретных событиях. О целых кусках жизни.

Ледяная струя пробежала по моему позвоночнику. Это было не просто совпадение. Это был почерк. Похожий на мой, но гораздо более старый и куда менее… избирательный.

– Торн? – выдохнула я.

– Возможно. Или кто-то другой с похожими способностями, – он отодвинул карту и достал из-под стопки бумаг тонкую папку. – А это – досье на самого Торна. Доктор Элиас Торн. Нейропсихолог. Работал в закрытом исследовательском институте «Прометей» как раз в те годы. Институт благополучно закрыли за ненадобностью, а все архивы утилизировали. Почти все.

Он открыл папку. Внутри лежала единственная, пожелтевшая от времени фотография. Мужчина лет сорока, с острым интеллигентным лицом и пронзительными, слишком умными глазами. Он смотрел в объектив с лёгкой усмешкой, как будто знал что-то, чего не знали все остальные.

– Что с ним случилось? – спросила я, чувствуя, как что-то сжимается у меня внутри. Этот человек знал. Я была в этом уверена.

– Официально – погиб в автокатастрофе через год после закрытия института, – Адам перевернул страницу. Там была вырезка из газеты с крошечным некрологом. – Но есть одна деталь.

Он указал на дату смерти. И на дату пожара в одном из зданий, отмеченных на карте. Они совпадали.

– Он был там, – прошептала я. – В ту ночь.

– Возможно, – Адам закрыл папку. Его лицо было серьёзным. – Вейла, я не верю в совпадения. Твой дар… наша с тобой… неуязвимость. Всё это как-то связано с ним. С этими пожарами. С этим местом.

Он ткнул пальцем в точку на карте, где спираль была нарисована особенно чётко. Старая водонапорная башня на окраине города. Заброшенная ещё с тех самых времён.

– Что мы будем делать? – спросила я, и голос мой дрогнул.

Адам посмотрел на меня. В его глазах не было ни ненависти, ни страха. Была решимость. Холодная, отточенная сталь.

– Мы поедем туда. Послезавтра. Ночью.

– Это безумие!

– Это необходимость, – он отрезал. – Ты хочешь ответов? Они там. Я чувствую это.

Он встал, его тень накрыла меня с головой.

– А теперь иди домой. И надень свои перчатки. Пока мы не знаем, что там, тебе не стоит рисковать.

Я смотрела, как он уходит, оставляя меня наедине с картой, фотографией мёртвого учёного и давящей тишиной архива. Он был прав. Это было безумие. Но ещё большим безумием было оставаться в неведении.

Я медленно провела голой ладонью по холодной поверхности стола. Никаких образов. Никакой чужой боли. Только лёгкое покалывание от прикосновения к дереву.

Возможно, Адам был не только моим надзирателем. Возможно, он был ещё и моим проводником. В мир, который был страшнее, чем я могла предположить.

ГЛАВА 8

Ночь после встречи в библиотеке была долгой и беспокойной. Я ворочалась, а за окном медленно гасли огни города. Фотография доктора Торна стояла перед глазами. Его пронзительный взгляд, лёгкая усмешка. Он знал. Он определённо что-то знал.

Адам был прав – совпадений не бывает. Пожары, потеря памяти, закрытый институт, учёный, погибший при загадочных обстоятельствах. Это была не просто цепочка событий. Это была карта. И мы с Адамом были двумя точками на ней, необъяснимо связанными.

Утром я проснулась с тяжёлой головой и одним чётким решением. Я не могла ждать послезавтра. Каждый час ожидания был пыткой. Мне нужно было увидеть это место. Сейчас. Днём, когда солнце хотя бы частично разгонит призраков.

Я послала Адаму сообщение: «Сегодня. 14:00. У старой водонапорной башни. Я не могу ждать.»

Ответ пришёл почти мгновенно, сухой и сердитый: «Это глупо. Слишком рискованно. Жди до ночи.»

«Я буду там в 14:00. С тобой или без тебя», – отправила я и выключила телефон. Впервые за долгое время я чувствовала не страх, а нечто похожее на решимость. Пусть это была безрассудная решимость, но она была моей.

Я надела тёмные джинсы, толстовку с высоким горлом и, после минутного колебания, – тонкие кожаные перчатки. Старые привычки умирают с трудом. Я пристегнула к ключам тот самый крошечный баллончик.

Дорога до окраины города заняла больше часа. Район был заброшенным: разбитые дороги, пустыри, заросшие бурьяном, и скелеты старых заводов. Воздух пах ржавчиной и пылью.

И вот она. Водонапорная башня. Высокая, кирпичная, с проросшими сквозь трещины деревцами. Она стояла на пригорке, как забытый страж. Окна были выбиты, дверь – массивная, деревянная – висела на одной петле. Рядом валялись пустые бутылки и окурки – свидетельства редких визитов малолетних искателей приключений.

Я подошла ближе, сердце колотилось где-то в горле. Глупо. Опасно. Но отступать было поздно.

Внезапно из-за угла башни появилась тень. Я вздрогнула, судорожно сжимая ключи в кармане. Но это был он.

Адам. Он был без куртки, в тёмной футболке, и на его лице читалось нечто среднее между злостью и… уважением?

– Настойчивость – не синоним храбрости, Морган, – произнёс он, подходя. – Иногда это синоним идиотизма.

– Я не могла ждать, – ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Ты же сам сказал, что ответы здесь.

Он молча осмотрел башню, его взгляд стал острым, оценивающим.

– Ладно. Раз уж мы здесь. – Он кивнул на зияющий дверной проём. – Готовь свой «дар». На всякий случай.

Мы вошли внутрь. Пол был усыпан битым кирпичом и осколками стекла. Внутри царил полумрак, пахло сыростью и голубиным помётом. В центре уходила вверх гигантская металлическая конструкция – резервуар для воды.

– Ничего особенного, – прошептала я, разочарованно оглядываясь.

– Не спеши, – Адам достал из кармана телефон и включил фонарик. Луч света скользнул по стенам, покрытым граффити. Сердца, имена, неприличные рисунки. Обычный вандализм.

И вдруг луч остановился. Высоко, почти под самым потолком, там, где дорисоваться было бы практически невозможно, кто-то изобразил ту самую спираль. Большую, тщательно выведенную. Она казалась древней, как сама башня.

– Вот, – сказал Адам голосом, в котором слышалось удовлетворение. – Ищи вход.

– Какой ещё вход?

– В подвал. В бункер. Куда угодно. Такие метки ставят не просто так. Это указатель.

Мы начали осмотр, передвигаясь по периметру. Я чувствовала себя героиней дешёвого триллера, но адреналин в крови был самым настоящим.

– Сюда, – позвал меня Адам. Он стоял у дальней стены, где груда обломков скрывала часть кладки. – Помоги.

Мы стали оттаскивать куски кирпича и ржавые железные листы. Под ними оказался не просто гладкий кирпич. Это была металлическая дверь. Небольшая, почти квадратная, с массивной ручкой и заржавевшим замком. И на ней – выбитая та самая спираль.

Мы переглянулись. В его глазах горел тот же огонь, что, наверное, был и в моих.

– Он здесь, – прошептал Адам. – Торн. Или то, что от него осталось.

Дверь была заперта. Но рядом, в пыли, валялся лом.

Решение висело в воздухе. Ворваться туда? Нарушить покой этого места? Мы не были готовы. Не сегодня. Не сейчас.

– Вечером, – тихо сказал Адам, поднимая лом. – Вернёмся с инструментами. И с мужеством.

Мы молча вышли на свет. Солнце слепило глаза. Мы стояли рядом, два сообщника, связанные общей тайной, которая с каждой минутой становилась всё страшнее и неотложнее.

ГЛАВА 9

Мы молча шли обратно к остановке, оставляя за спиной зловещий силуэт башни. Воздух между нами был густым от невысказанного. Мы нашли дверь. Настоящую, металлическую, скрытую. Это была уже не теория, не игра в детективов. Это стало реальностью.

Адам шёл чуть впереди, его плечи были напряжены. Он нёс тот самый лом, как оружие. Казалось, он чувствовал то же, что и я: мы вскрыли не просто дверь. Мы вскрыли ящик Пандоры.

– Кто-то мог видеть нас, – наконец произнёс он, не оборачиваясь. Его голос прозвучал глухо, приглушённый городским шумом.

– Здесь никого нет, – возразила я, оглядывая пустынные пустыри.

– Не здесь. По дороге. В библиотеке. – Он остановился и повернулся ко мне. Его лицо было серьёзным. – Сегодня утром, перед тем как встретиться с тобой, я проверял архивные записи ещё раз. Кто-то был там до меня.

Ледяная струя пробежала по моей спине.

– Что? Как ты понял?

– Книги были переставлены. Не все. Только те, что касались института «Прометей». Аккуратно, но не на своих местах. Кто-то тоже ищет.

Мы смотрели друг на друга, и в его взгляде я впервые за всё время увидела нечто, кроме ненависти или холодного любопытства. Я увидела тревогу. Настоящую, человеческую тревогу.

– Может, это… кто-то вроде нас? – предположила я с робкой надеждой.

– Или кто-то, кто охотится на таких, как мы, – его слова повисли в воздухе, тяжёлые и безрадостные. – Нам нужно быть осторожнее. Быстрее.

Он был прав. Наша тайна перестала быть только нашей.

– Что будем делать? – спросила я.

– Вернёмся к башне. Сегодня. В полночь. У меня есть фонари, инструменты. – Он посмотрел на мои перчатки. – И тебе придётся их снять, Вейла. Там, внизу, кто знает, что мы найдём. Тебе может понадобиться… твой навык. Не как оружие. Как ключ.

Идея снова остаться без защиты вселяла ужас. Но он был прав. Если мы найдём что-то, связанное с Торном, с природой моего дара, моё прикосновение может быть единственным, что поможет это расшифровать.

– Хорошо, – кивнула я, сглотнув ком страха в горле.

Мы договорились встретиться в 23:30 на заброшенной автобусной остановке в километре от башни. Расстались без лишних слов. Каждый из нас шёл своей дорогой, чтобы подготовиться к ночи, которая могла всё изменить.

Оставшийся день пролетел в лихорадочном ожидании. Я пересматривала старые фотографии, записи, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы помочь. Ничего. Я была слепым котёнком, бредущим на запах.

Перед выходом я долго стояла перед зеркалом, глядя на своё бледное отражение. Затем медленно, будто снимая повязку с раны, стянула перчатки. Кожа на руках казалась чужой, голой, уязвимой. Я спрятала их в карман куртки. На всякий случай.

Ночь была тёмной, безлунной. Я шла по пустынной дороге, и каждый шорох в кустах заставлял меня вздрагивать. Адам уже ждал на остановке, прислонившись к ржавой будке. Рюкзак за его плечами выглядел увесистым.

– Готова? – спросил он коротко. В свете его фонаря его лицо казалось резким, высеченным из камня.

– Нет, – честно ответила я. – Но я здесь.

Уголок его рта дёрнулся в подобии улыбки.

– Этого пока достаточно.

Мы быстрым шагом направились к башне. Она выросла перед нами из темноты, огромная и молчаливая. На этот раз её вид вызывал не просто трепет, а леденящий душу страх.

Мы вошли внутрь. Фонари выхватили из мрака знакомые очертания. Груда обломков у стены была сдвинута – мы оставили её такой днём.

Адам без лишних слов упёр лом в щель между дверью и косяком. Металл заскрипел, но не поддавался.

– Помоги, – бросил он через плечо.

Я встала рядом, уперевшись руками в холодный металл рядом с его руками. Мы напряглись одновременно. Мускулы горели. Раздался оглушительный скрежет, и дверь поддалась, отворившись внутрь с тяжёлым вздохом.

Перед нами зияла чёрная дыра. Из неё пахнуло запахом старой земли, плесени и чего-то ещё… металлического. Химическим.

Адам направил луч фонаря в проём. Он выхватил ступени, уходящие вниз, в непроглядную тьму.

– Идём, – сказал он, и его голос прозвучал твёрдо. Он шагнул первым.

Я сделала глубокий вдох, посмотрела на свои голые руки и последовала за ним в подземелье, в прошлое, в самое сердце тайны, которая, как я теперь знала, была не только моей. Она была нашей.

ГЛАВА 10

Лестница была узкой, железной, и каждый наш шаг отдавался гулким эхом, будто мы спускались в глотку какого-то гигантского существа. Воздух становился всё гуще, пахнул сыростью, ржавчиной и чем-то ещё – сладковатым и химическим, как лекарство с истёкшим сроком годности.

Адам шёл впереди, его фонарь выхватывал из мрака ступени, покрытые скользким налётом. Я шла за ним, держась за холодные перила своей голой рукой. Каждое прикосновение к металлу было иглой страха. А что, если я оставлю на нём часть себя? Сотру память об этом месте? Но перила молчали. Они были просто металлом.

– Осторожно, – предупредил Адам, его голос прозвучал приглушённо. – Последняя ступень.

Мы оказались в небольшом бетонном помещении. Пол был покрыт слоем пыли и какого-то тёмного мусора. В стене виднелась ещё одна дверь – массивная, стальная, с огромным заброшенным замком. Она была закрыта.

– Чёрт, – выругался Адам, осветив её фонарём. – Похоже, это не так просто.

Но мой взгляд уловил нечто другое. В углу, почти полностью скрытый тенью, стоял старый металлический шкаф. Его дверца была приоткрыта.

– Смотри, – прошептала я.

Мы подошли ближе. Адам отодвинул дверцу. Внутри лежала папка. Толстая, кожаная, покрытая пылью. Но на её обложке, вытисненная золотом, была та самая спираль.

Сердце заколотилось у меня в груди. Адам осторожно, почти с благоговением, достал папку. Мы опустились на корточки прямо на пыльный пол, и он открыл её.

Внутри были не бумаги. Там лежали чьи-то записные книжки. Несколько толстых тетрадей в потрёпанных кожаных переплётах. И на первой, на чистой странице, был каллиграфическим почерком выведен заголовок:

«ДНЕВНИКИ. ЭЛИАС ТОРН. ПРОЕКТ "МНЕМОСИНА"»

– Мнемосина, – прошептал Адам. – Богиня памяти в греческой мифологии.

Он перевернул страницу. И мы начали читать.

«Запись от 16 октября. Прорыв. Гипотеза подтверждается. Травматические воспоминания – не просто образы. Это энергия. Электромагнитный отпечаток, который можно не только стереть, но и… перенаправить. Стабилизировать. Пациент № 7 показал удивительную резистентность. Его психика не стирается, а абсорбирует воздействие. Как губка. Возможно, в этом ключ к контролю…»

Мы переглянулись. Пациент № 7. Резистентность. Адам.

«Запись от 3 ноября. Катастрофа. Субъект № 12 вышел из-под контроля. Эффект каскадного стирания. Мы потеряли весь персонал второго этапа. Институт будет закрыт. Они не простят такого. Но я должен спасти материалы. Спрятать. Кто-то должен продолжить…»

Субъект № 12. Каскадное стирание. Я сглотнула. Это звучало слишком знакомо. Слишком страшно.

Адам листал дальше. Последние записи были сделаны торопливым, почти неразборчивым почерком.

«…не понимают, что творят. Оружие. Они хотят создать оружие. Но я спрятал ядро. В месте силы. Где всё началось. Только избранный, носитель, сможет его стабилизировать. Тот, кто не стирается. Тот, кто помнит…»

– «Место силы», – повторил Адам, поднимая на меня взгляд. Его глаза горели в свете фонаря. – Это башня. Здесь что-то есть. Что-то, что он спрятал.