Вековуха. Беляна из рода Рарога
Аннотация
Вековуха…так зовут меня местные люди. Когда-то это был мой народ…
Осталась я одна и никому не нужная. Было у меня много подружек, а теперь только травинки в лесу, да ручьи прозрачные. И женихов было много, а теперь только утёс в лесу слушает мои песни.
Когда-то красивая девушка стала никому не нужна из-за уродливого шрама на лице. И решили родители мои, отдать меня ведьме, что живёт в глухой чаще, чтоб глаза не мозолила, да не смущала добрых людей видом своим…
Зато теперь я с нечистью лесной знаюсь, сказки да легенды разные ведаю, и колдовать немного могу. И однажды в деревню мою пришла беда, откуда не ждали…
Глава 1.
Беляна
Длинная рубашонка была залита кровью. Девушка громко плакала и звала на помощь хоть кого-то. Но никого не было. Лесная чаща молчала. Все подружки да дружки разбежались кто куда, когда к ним на поляну внезапно медведь вышел – учуял запах малины в берестяных коробах. И может, не хотел косолапый зверь зла делать, да попалась ему под лапу хрупкая девичья фигурка. Острая боль пронзила левую сторону лица, глаз сразу ослеп, залился кровью. Беляна закричала и кинулась прочь, по памяти, к деревне.
Когда девушка вышла к людям, её уже хотели бежать искать. Оказывается, подружки прибежали, рассказали про медведя, и что Беляна осталась там одна. Мужики тут же собрались изловить косолапого, чтобы больше не повадно было.
Беляна лежала в постели почти два месяца. Сначала ходили к ней подружки, новости да сплетни рассказывали. Беляна иногда выходила на крыльцо родительской избы и садилась на скамью. Лицо было пока перевязанным, и не было видно, какой подарочек оставил хозяин леса.
Когда Беляна сняла повязку, то очень долго плакала. Длинный узкий шрам тянулся ото лба, через глаз, и опускался на щёку и шею. Кому теперь она такая нужна будет?! Родители успокаивали, приводили знахарок да лекарей, но только всё без толку. Шрам никуда не делся.
Минула осень. Начались зимние посиделки. Из соседних деревень стали приезжать молодые парни для сватовства. К дому Беляны, так никто и не пришёл. Девушка нарядилась в самое красивое своё платье, заплела золотистые косы, украсила себя бусинами да лентами и села у порога, поглядывая в окошко. Минул день, и никто не пришёл.
Видимо, подружки добрые, поведали какая беда коснулась Беляну, самую красивую девицу в деревне. Все её жалели, но никто к ней больше в гости не ходил.
Беляна кляла свою судьбу, пыталась утопиться в речке, но родители да братья бдели за ней. Видано ли! Такой позор накличешь! Топиться вздумала! Найдём ещё жениха! Молода ещё! Вот увидишь, ещё отбоя не будет.
Родительские слова Беляна не забыла, но не верила в них. Шли года. Два старших брата женились. Третий младший брат Беляны, тоже не стал долго ждать и выбрал себе жену. Одну из подружек Беляны.
–Ты уж сестрицу не бросай… – говорила мать. – Возьми к себе. Пусть по дому помогает, а потом, когда детишки пойдут – нянькой будет.
– Не переживай матушка, Белянку нашу не брошу.
Беляна понимала, что деваться ей некуда. В родительском доме уже нельзя оставаться. Возраст уж какой… а теперь, когда последний из братьев женился, надо было идти к нему в дом. Да и кого в жёны взял… тьфу! Любомиру! Ни ткать не умеет, ни вышивать, а уж к печи никогда не подходила! И теперь придётся всё это делать за неё…
Любомира, хоть и была подружкой верной когда-то, но Беляну постоянно нагружала работой с утра и до вечера. Девушка не могла отказаться, потому что теперь она без мужа, одна на свете, и замуж никогда не выйдет. Она должна быть благодарна брату и его жене, что взяли к себе.
Но чем больше дней проходило, тем больше Беляна не хотела оставаться под одной крышей с братом и его женой.
А началось всё так…
***
Я несла тяжёлые вёдра с водой. Коромысло натирало плечи, хотелось остановиться и отдохнуть, но люди постоянно глазели в мою сторону, как бы невзначай заглядывали в лицо, хотели увидеть шрам. Кто-то тихо причитал надо мной. Я шла, низко опустив голову, косы растрепались, и волосы лезли в лицо. Мне даже платка носить нельзя было… не мужняя, потому что.
– Вековуха! Вековуха идёт! Белянка!
Детвора, как обычно, шумела мне вслед. Остановиться, да коромыслом бы их всех отходить! Но я продолжала свой путь. Дел ещё, было много. Бельё постирать, да в избе убраться. А потом ещё и вечернюю трапезу готовить…Любомира уже на сносях была, вот-вот срок подойдёт. Где уж ей домашними делами заниматься. Но, по чести говоря, она и не занималась ими особо. С подружками гулять бегала, от домашних дел отлынивала.
Я пришла к избе брата, и со двора услышала, как Любомира громко кричала на своего мужа.
– …а коли беду накличем?! Дитё ведь ни в чём не виновато!
– Какую беду?! Сестра это моя, а не кикимора лесная!
– А вот и кикимора! Без мужа! Изуродована! Сколько ей навесили плохого на плечи? Не знаешь?! Вот и я не знаю! А слова то людские, что репей по весне! Цепляется, а потом попробуй, отдери!
– И что ж ты хочешь?!
– Спровадь её! Родителям верни!
– Негоже так поступать! Я заботиться о ней обещал! Сестра это моя!
– А я—жена! А скоро и матерью буду! Люди уже на нашу избу косятся, да сплёвывают, чтобы их такая судьба не постигла!
Наступила тишина. Брат, конечно, Любомиру не послушается. Но и оставаться в их доме я больше не могла. Если что при родах случится с дитём или роженицей, всё на меня повесят, палками да камнями забьют…
Я поднялась на крыльцо, зашла в избу. Любомира сидела на лавке, обнимала живот и тихо плакала. Брат сидел за столом, мрачный как туча. Я подошла к нему и села рядом.
– Не печалься, братец. Вернусь к родителям. Пускай люд говорит что хочет. А ты скажи, мол, боюсь за дитё. Пусть пока отдельно поживёт.
Он поднял на меня глаза и взял мои руки в свои намозоленные и натруженные ладони.
– Век твою доброту поминать буду, Белянка.
Я промолчала. Любомира даже не повернулась ко мне.
Собираться я стала, когда солнце уже закатилось за острые пики лесов, чтобы лишние глаза не углядели, куда это сестра у Желана собралась. Но моя поклажа была небольшой: пару рубах, лапти, да пояски, которые сама соткала.
***
Минула неделя, за ней другая. Любомира благополучно разродилась двумя крепкими мальчишками. Старейшина деревни нарёк им имена, которые надобно втайне держать, чтоб никто не сглазил. Первые рубашки подарили. Меня на праздник никто не позвал, но оно и понятно. Я там ни к чему.
Когда родители со смотрин вернулись, то серьёзно решили со мной поговорить.
Отец всё мялся, не мог сказать, посматривал на мать, будто искал помощи. И мама, вздохнув, сама заговорила.
– Беляна…нам тут добрые люди посоветовали, что тебе надо во врачевание, да ведьмовство податься…
– Угу, добрые люди! Собаки!
– Да погоди, отец, – сурово проговорила мама, – чего сразу ругаешься.
– А потому что собаки и есть! Ты говори! Говори, как нам было сказано! Не можешь?! Так, я скажу…!
– Совет только дали, да и только!
– Советы эти…как гвоздь в лапте! – огрызнулся папа. – Как я кровь свою из рода выгоню?!
У меня всё внутри оборвалось. Уйти из рода, значит уйти из семьи, забыть своё имя при рождении…страшнее участи не придумать. А чтобы ведьмою быть, надо было богам себя посвятить. Быть как новорождённым, чистым.
И так было понятно: меня уже давно не привечали в деревне, что я как бельмо на глазу, мешаюсь. Когда беда, какая придёт, не приведи Род, я же во всём виноватая и буду.
Я вздохнула и взяла отцовы руки в свои ладони.
– Батюшка…не сердись. Авось и, правда, совет хороший. Не люба я здесь больше. Чуть, какая беда, так вековуха мимо прошла, сглазила. Уж сколько раз такое было. Матушка, верно говорит…нельзя мне тут дожидаться неизвестно чего. Уж лучше я сама…
Отец расплакался и крепко меня обнял. Они добра мне хотели. Не может родитель смотреть, как его дитё казни придают. А так хоть жива буду. Смогу издали глядеть, как деревня живёт, а может, когда, и лекарством помогу, хворь отгоню да заговорю урожай от сглаза.
Ведьма, которая нынче в лесу у нас обитала, тоже вековухой была. Да только давненько это было. Сейчас это старуха седая, но почитаемая и уважаемая. Много тайн она ведает, с духами да нечистью лесною знается. Любую беду может отвести. Может, и от моего недуга лекарство будет. Всё ж лучше, чем здесь…
Рано поутру в наш дом постучались. Мать наскоро накинула платок на голову и пошла открывать. На пороге стояла высокая фигура, затянутая в тёмный платок. Ведьма вовсе не была сухой да скрюченной старухой. Она была высокой женщиной с пронзительными зелёными глазами, седыми волосами, убранными в косы, на лбу ремешок с неизвестными мне знаками, на шее множество амулетов, на поясе мешочек с травами, в руках посох простой.
Ведьма обшарила избу взглядом, и её глаза сразу зацепились за меня, хоть я и старалась делать вид, что сплю. Она усмехнулась и проговорила.
– Соберите девку. Вещей дайте тёплых. Амулетов что б никаких из дома не брала. Она теперь не ваша. Род-то, какой у вас?
– Рароговичи мы… – растерянно проговорила мать.
– Это хорошо, – кивнула ведьма и на этот раз окликнула меня. – Эй! Нечего лежать. Собирайся. Путь неблизкий.
Отец сразу же оказался рядом со мной.
– А может…можно…
– Нельзя, – грубо оборвала женщина. – Дочь-то ваша, сколько уже натерпелась? А сколько ещё натерпится? Люди добрые болтать могут, а думают опосля. Нечего тут рассуждать. Девке со мной будет лучше. Опять же подмога. И ей обучение.
Вот так молча меня, собирали из родительского дома, ранним утром, пока отец Сварог даже землю не осветил.
Мать наскоро обняла меня, отец прижимал меня к себе дольше. Я вдыхала запах его рубахи, стараясь запомнить как можно чётче это ощущение тепла и защиты.
В руках у меня была небольшая котомка с моими вещами, на ногах не очень старые лапти, рубашка серая с девичьим рисунком по подолу. Ведьма кивнула, осматривая меня. Отец и мать хотели было выйти, проводить, но ведьма им запретила. Я теперь из рода ушла. Меня провожать нельзя. Как будто никогда меня и не было…
Сонная деревня только – только просыпалась, но мы успели зайти в лес, и никто не увидел, куда делась вековуха, которая вечно всем глаза мозолила…
Солнце поднялось выше, а мы всё ещё шли по лесу. Я смотрела в спину этой странной женщине и пыталась понять, что меня дальше ждёт. Она не походила на страшную старуху, про которую мы любили судачить по вечерам на посиделках. Простая женщина с острыми чертами лица, да колкими глазами. Но она была статная, будто госпожа какая… Красивая, наверное, по молодости была. Как же она вековухой стала?! Лицо, пусть уже и морщинистое, да без единого шрамика или пятнышка. А вот же…
– Дыру скоро в спине проглядишь… – донёсся до меня голос ведьмы. – Знаю, что интересно всё, многое узнать хочешь, да только до избы моей дойдём. Не след, в чаще такие разговоры вести.
– А далече ещё? Утомилась немного…
– Недалече. К закату дойдём.
– К закату?!
Я где была там и встала. Не думала, что она так далеко живёт!
Ведьма тоже остановилась и повернулась ко мне.
– К закату. А что? Ноженьки нежные устали уже? Так может, обратно вернёшься?
– Нет мне пути обратного – из рода ушла. Без имени и родичей теперь.
Ведьма хмыкнула.
– Тогда пошли. Успеешь ещё отдохнуть.
И мы снова шли. Ноги я давно стёрла. Так, далеко я ещё не ходила, тем более без отдыха. Не было даже тропки простой! Всё чаща лесная с густой острой травой.
Из лесу мы вышли, когда солнце стало садиться. Каменный утёс, посреди леса высился, как строгий страж. Поляна была чистой и красивой. И посреди этой поляны, у самого подножия утёса стояла ведьмина изба. Добротная, большая, на славу справленная! А мы с подружками всё смеялись, что изба у неё на куриных ногах стоит, да ветхая и страшная…
Не было забора, что поразило меня. Но кругом лежали странные камни с начертанными символами. Будто оберег …
Изба сама отварила нам дверь! Но сил удивляться уже не было. Ведьма пропустила меня вперёд и зашла следом. Дверь тут же захлопнулась.
Я без сил повалилась на лавку, которая стояла рядом. Ведьма, будто просто прогуляться вышла! Она сняла пояс с травами, поставила посох у двери, прошла к столу и стала накрывать. Я следила за ней из-под опущенных ресниц, и представляла матушку, которая хлопочет у печи, чтобы всех накормить. На удивление тоска меня не одолела. Видимо, много слёз я проплакала да выстрадала всю боль. Нет теперь ничего внутри.
Тем временем на столе появился котелок с кашей, краюха белого хлеба, сыр, маринованные грибочки в деревянной плошке, капуста с брусникой. В животе у меня громко заворчало. Ведьма усмехнулась и поманила за стол.
Я кое-как встала с лавки. Болела каждая косточка в теле. Хотелось спать.
– Садись. Поешь, сил наберись.
– Спасибо, хозяюшка… – проговорила я устало. – И ты тоже отведай.
Ведьма удовлетворённо кивнула и тоже села рядом.
Пока я уплетала за обе щёки, она скромно съела хлеба с сыром. Всё на меня смотрела, будто изучала, глядела, пыталась понять, что я за человек такой. Я стеснительно закрыла волосами свой шрам. И сразу же получила по руке.
– Нечего лицо прятать из-за такой ерунды.
– Да какая же ерунда… – тихо проговорила я. – Жениха не нашла, детей не родила, род не продолжила…вон, вековухой стали звать, будто я уже жизнь пожила…
– Люди горазды, болтать, – отмахнулась она. – Подумаешь шрам на лице…
Ведьма как-то погрустнела, но больше говорить не стала.
– А как же вы здесь оказались, госпожа?
Ведьма хмыкнула.
– Какая я тебе госпожа? Ведьма лесная. Ясвой меня звать.
– А я Беляна. Ну, звали меня так.
– И сейчас так зовут, если хочешь. Никто твоего имени у тебя отбирать не собирается. И другого имени я тебе не дам, если не захочешь.
Я немного подумала и решила, что не хочу себе другого имени. Ведьма кивнула, а потом указала на мой шрам.
– Как давно такая ходишь?
– Уже три весны.
– Поди, дразнила медведя, что он осерчал?
Я обиженно посмотрела на женщину.
– Никого я не дразнила! Он сам к нам вышел! Мы малину собирали…и откуда вы знаете, что это был медведь? Я не говорила.
– Да пахнет от тебя медведем, – сказала хозяйка. – Лечили?
– Уж кого только не звали… – вздохнула я. – А уж чего только не прикладывали, а он светлее только стал. Да только всё равно видно. А потом уж все узнали, что мне медведь на лице оставил. Кому такая жена нужна…
Ведьма отмахнулась и закатила глаза.
– А может судьба твоя не женой чьей-то быть, а знания тайные постигать? Мать сказала из рода Рарога ты. А это род сильный. Может, и колдовать научу. Тайны узнаешь такие, про которые никто не ведает.
Я отодвинула котелок с кашей и потёрла сонные глаза. Ведьма улыбнулась, как-то тепло и по-матерински.
– Ну ладно… будет болтать. Пойдём, уложу тебя. Устала, небось. Завтра всё расскажешь, коль захочешь. И меня заодно спросишь.
Я только кивнула.
Меня уложили на широкую лавку, на которой лежала толстая подстилка из сена, оно приятно пахло лугами. Поверх сена была плотная льняная ткань, укрыла меня Ясва вязаным покрывалом, лёгким и тёплым, как пёрышко лебяжье. Сон сразу сморил меня, как только голова коснулась подушки. Может, мне что-то и снилось, только я ничего не запомнила. Я думала, буду тосковать по матери и отцу, по братьям своим, по деревне, в которой выросла, но тоски не было. Ясва некоторое время сидела около меня и гладила мой лоб тёплой рукой и что-то приговаривала, будто отгоняла от меня дурные сны и видения.
Вот так в одночасье изменилась привычная жизнь, но страшно мне не было. Я чувствовала себя, как дома, только здесь всё было не так… каждая вещь или мелочь, казалась мне особенной и волшебной. Странно было осознавать, но я будто была на своём месте. Словно это место ждало меня. А может, права была Ясва.
Когда-то я слышала странную историю про одного ведуна, который был в лесу хозяином. Но и люду простому помогал. И вот так получилось, что мужики охоту устроили на медведей в лесу. Ведун их пристыдил, сказал из лесу уйти, да прощения попросить, что в гости, как враги заявились. Но посмеялись над ним, не послушали. Тогда он сам в медведя перекинулся, да и задрал всех, кого нашёл. Вот только забыл он, что нельзя ему кровь проливать человечью. Так и ходит где-то медведем.
Не случайно медведь тот из лесу вышел…
Глава 2
Ведьма и волк
Утром я по привычке соскочила с постели, когда солнце едва-едва показалось над пиками елей. В избе царил полумрак и тишина. Я даже не сразу поняла, где нахожусь. А потом всё вспомнила… ну что же. Родной дом меня принимать не хотел, так может этот примет.
Я осторожно спустила ноги на деревянный пол и тут же наткнулась на что-то пушистое и мягкое! Чуть не завизжав, я отсела подальше к стене. Огромная гора меха стала шевелиться и подниматься. Сначала показались чёрные стоячие уши, а потом и морда животного.
– Ой, собачка…прости, что напугала. Ты откуда?
Я хотела было погладить животное, да только глаза его, меня отвлекли. Не может у животного таких глаз быть… человечьих! Тёмно-зелёные, прозрачные, блестящие. Смотрит так внимательно.
– Собачка… ты чего?
А может, и не собачка! – пронеслось у меня в голове. Может, оборотень заплутал, в избу залез! А где же Ясва?!
Я так перепугалась, что стала искать, чем буду отбиваться от этого незваного гостя! Наблюдая, как я шарюсь по полкам да роду молюсь, волк только хмыкнул. Мне не показалось! Он человек! Я удивлённо обернулась, но странный зверь встал и прошёл к дверям избы, которые были приоткрыты. Зверь протиснулся в проём и вышел. Я осела по стеночке и потёрла лоб руками. Хотел бы убить – так убил бы. А значит за Ясву тоже можно не бояться.
Я встала с постели, надела на себя рубаху да юбку в пол. Моей рубашки, в которой пришла сюда, нигде не было, зато была одежда, которую мне ведьма дала. Значит, в ней и буду ходить. Теперь ничего не говорило о моей принадлежности к своему роду… даже одежда теперь другая.
Подойдя к бочке с водой, которая стояла у печи, я зачерпнула в ладони прохладную воду и умыла лицо. Потом распустила косы и кое-как пригладила их. Гребня нигде не увидела, так что пришлось по обыкновению, всё делать руками. Заплела две косы, перевязала тряпицами, чтобы не распустились.
Я прошла к двери и осторожно выглянула. Сначала не смело, но потом, когда никого не увидела перед избой, вышла на крыльцо. Отойдя немного дальше, я увидела, что около утёса у небольшого костра сидела Ясва и мой неожиданный утренний гость. Ясва смотрела на зверя и молчала, но было такое ощущение, что они говорят!
Сначала в мою сторону посмотрел волк, а потом и ведьма. Она радостно махнула мне рукой, как бы говоря, чтобы я подошла ближе. Я кивнула и стала подходить к костру. Ясва жарила на костре небольшие тушки кроликов. Скорее всего, ей принёс их именно волк…
– Беляна, светлого дня. Как спала?
– Светлого дня… спасибо, хорошо. Даже снов не видела…
– Это хорошо, – кивнула ведьма, – значит, всё так, как и должно быть. Садись ближе к огню. Сейчас поутру прохладно ещё. Смотри, что нам добыли! Отведаем!
Я с опаской покосилась на волка. Ясва заметила мой взгляд и улыбнулась.
– Не бойся его. Это мой друг давний.
– Странный он… глаза не звериные.
– Не звериные, – кивнула Ясва. – Человек потому что.
– Человек?! – я удивлённо посмотрела на ведьму. – Но… значит, оборотень?!
– Ну, оборотень, – кивнула Ясва, – и что? Уж вышло так…
Я снова посмотрела на волка. А тот смотрел на меня, не отрываясь, будто изучал, думал, можно ли мне доверять. Вышло так? А что же произошло? И тут я обратила внимание, что уши зверя были в мелких шрамах. На морде зверя змеился длинный шрам, пересекая нос и теряясь дальше где-то в шерсти. Я непроизвольно дотронулась до своего лица. И стыдливо отвернулась.
– Пришёл он ко мне израненный, – мрачно сказала Ясва, поглядывая на горящие угли. – Худой да побитый. Скитался по лесам много дней, а охотиться не мог, лапа сломана была. Вот и пришлось взяться за его лечение. Не доверял сначала, молчал. А потом поведал, как добрые люди собрались, да и чуть дух из него не вытрясли. Хоть зла он и не творил, деревню и племя своё защищал. Диких зверей отгонял, не давал скот воровать. А вот кто-то увидал, как он в волка перекинулся, да и донёс…
– И что же…? – шёпотом проговорила я.
– Да то! Собрались деревней, да и показали, почём фунт лиха… избили да выгнали. А он-то сам по себе там жил. Родня померла, хозяйства особо не было, изба старенькая имелась, заступиться никто не хотел. И с тех пор у меня живёт. Да как живёт… приходит, когда захочет. Правда, человеком я его ни разу не видела.
Я снова глянула на волка. Но он лежал, отвернув от нас морду. Было, потянулась к нему рукой, но Ясва перехватила мою руку и покачала головой. Не стоит. Когда жалеешь кого-то, бывает горше самого яда. И обидно, и стыдно, что позволил такому случиться.
Мы взяли мясо, которое приготовили и пошли избу. Волк шёл следом. Ясва накрыла на стол, поставила вчерашнюю кашу, положила мясо, сюда же прибавился лук перьями, свежий белый хлеб, кувшин с горячим отваром, творог и сыр. Ясва взяла миску и положила волку тушку кролика. Поставила миску у печи, и волк тут же принялся за еду.
Я всё смотрела на волка и несмело жевала кусок хлеба. Ясва усмехнулась.
– Что? Родная душа?
Я аж поперхнулась и тут же покраснела.
– Нет…! Я… просто… смотрела…!
– Так, ведь он почти такой же… – проговорила Ясва, наливая отвар в кружку. – Я как тебя увидала, сразу про него подумала…
– А… как его зовут? – спросила я несмело. – Как к нему обращаться?
– Сам скажет, коль захочет…– усмехнулась ведьма. – Пока другом зови, братом названным, защитником лесным… как сердце скажет.
Когда с едой было покончено, Ясва сказала мне одеться потеплее и идти за ней. Надобно было травы собрать, пока солнце выше не встало. А это лучше всего делать на рассвете, пока роса на траве держится…
Я обмотала ноги плотной тканью, надела сверху лапти и зашнуровала аж до самого колена. Ясва смотрела на меня, едва улыбаясь. Сама же она одела под юбку мужские штаны! Вот это да! А разве ж так можно…? Хотя, кто ей может запретить… здесь она сама себе госпожа.
Ведьма любезно дала мне вязаный зелёный платок, и укутала в него. Сама же она ограничилась тонкой накидкой.
Утро дышало прохладой и запахом трав с полей. Я вдохнула полной грудью, и мне впервые показалось, что вся моя жизнь в деревне была не жизнью, а лишь каким-то блёклым мороком.
Ясва и я углубились в лес. А вот волк куда-то убежал, и вскоре я потеряла его из виду.
Ведьма подошла к старому и большому пню, положила на него немного ягод и поклонилась до самой земли. Я тут же повторила за ней.
– Здрав буди, батюшка Лес! Мы за травками пришли! Не серчай на нас. Больше положенного брать не будем!
Ясва выпрямилась.
– Ну вот, теперь можно и идти.
– А… ты всегда так делаешь? Здороваешься с лесом?
– Конечно, – серьёзно кивнула ведьма, – Я здесь не хозяйка, а просто гость. Травы, ягоды собираю, коренья какие, да вот друг мой мохнатый охотится здесь иногда. Испросить благословения надобно. В гостях надо уважать хозяина дома.
Когда мы вышли на широкую поляну, ведьма стала срывать цветы ромашек и укладывать в свой мешочек, который висел у неё на поясе. У меня же был простой кузовок. Какое-то время мы молчали, занятые делом. Когда перед моими глазами возникли бледные босые ноги с обломанными ногтями, я даже испугаться не успела.
Я плюхнулась на задницу, и ведьма тут же стояла около меня.
– Ясва… кто это…?
– Лоскутиха местная. Мавка, если по-простому. Здрава буди, Улечка. Что ж ты маешься, моя хорошая? Опять реку взбаламутили? Али скучно тебе?
Мавка была девушкой… почти моего возраста. Грустное бледное лицо, глаза смотрят куда-то вдаль. Волосы чёрные распущенные. С грязной рваной рубахи капала вода, будто она только из речки вылезла…
Нас мавками родители пугали, когда мы к речке близко подходили, мол, утащат на дно, и поминай, как звали.
Мавка перевела на меня взгляд и расширила глаза. У меня сразу волосы дыбом встали на затылке.
– Ой… какая хорошенькая…
– Ага, хорошенькая, да только не твоя.
– Дай поиграю…
– Улечка, девонька моя, не могу, – вздохнула Ясва. – Негоже с живым человеком на дне реки играть. На-ка вот…сплела тебе подруженьку. Будет с кем потешиться.
Ведьма выудила из-за пазухи плетённую из сена куколку, одетую в белую рубашонку, с двумя косичками и простеньким личиком нарисованным угольком. Но мавка протянула к куколке ручки и взяла её, поглаживая по голове.
–Нравится? Вот и славно! Ну, иди, иди моя хорошая. Солнышко-то поднимется скоро высоко. Пересохнешь ведь. Иди…
Мавка ничего не сказала. Она, молча, отвернулась и, прижимая к себе куколку, ушла куда-то вглубь леса. Я дождалась, пока светлая, почти прозрачная фигурка исчезнет из виду и только потом встала на ноги. Ясва глянула на меня и тут же всучила мне головку чеснока.
– Совсем забыла тебе оберег, какой дать… вот носи пока с собой.
– Чеснок? – удивилась я. – А я думал, что его только кровососы боятся…
– Не только, – кивнула ведьма, поднимая мой кузовок с ромашками. – Железо коленное тоже подходит, но достать его сложнее. Полынь можно с собой носить, только не все полыни боятся. В основном мавки да русалки. Есть у меня колечко железное, на поясок тебе. Хороший будет оберег. Но учти! Чтобы оберег стал тебя защищать как надо, надобно, его самой будет сделать. Поняла?
– Ага… поняла.
– Страшно было?
– Немного… – не стала я врать. – Не ожидала. А… эта мавка… она же…
– Жалко. Молоденькая была, – кивнула Ясва. – Утопилась. Женишок-то её другую себе нашёл, всё хороводы с ней водил, за руки брал. А она бедняжка, не выдержала, да к речке пошла. А потом и его за собой утащила… так и лежит там на дне. Рыб кормит.
Я поёжилась. Ясва иногда говорила о людях простых очень резко, как-то грубо. А вот нечисть какую жалела, да привечала…
Когда солнце вышло и стало светить сквозь ветви деревьев, освещая небольшую полянку, на которой мы были, Ясва стала собираться в обратный путь.
Волк так и не появился. Я всё глядела за спину, думала, что он откуда-то выйдет. Ясва хмыкнула.
– Не ищи. Ушёл куда-то.
– А когда придёт?
– Да то одни боги ведают… – пожала она плечами. – Когда приходил через неделю, иногда через месяц… всегда по-разному. Не беспокойся. Не пропадёт.
– Да я так… – однако, я почувствовала, что щёки снова покраснели. – Просто.
– Ну-ну… – усмехнулась ведьма. – Придёт, как нагуляется. Ты ведь тоже появилась внезапно. А он не привык видеть других людей рядом со мной.
Я только кивнула, но больше не стала о нём говорить.
Все собранные травы были заботливо разложены на столе для просушки. Ясва сделает из цветов лекарство и засушит для отваров. Также несколько пучков мяты были подвешены под потолком избы.
А уже к вечеру мы сидели на лавке, и я рассматривала старые книги и свитки, которые мне показывала Ясва. Читать я не умела, но ведьма обещала научить. Она рассказала, какие травы надо собирать на разные облики луны, какие коренья могут на ноги поставить даже тяжелораненого. А какие травы могут отравить и жизни лишить…
– Ну? Спрашивай, коли непонятно.
– Я столько всего за один вечер узнала… – растерянно проговорила я. – Пока сама не понимаю, что бы ещё спросить.
– А что хочешь, то и спроси.
– А… – но я тут же запнулась. Однако Ясва кивнула, будто понимала, что я хочу спросить. – А как ты ведьмой стала? Почему из своего рода ушла? Разве ж жениха у тебя не было?
Ясва улыбнулась, но глаза были печальные.
– И жених был. И детки малые были. Да только… не судьба, видимо. Болезнь лютая пришла. И как лечить от той болезни, никто не знал. Скосила хворь мужа моего да детей моих. Едва пепел по ветру развеяли, другая беда приключилась… видать, разгневали мы чем-то богов. Со стороны холодного моря пришли воины с мечами да топорами. И взяли, что осталось… а куда деваться женщине, если без детей да мужа осталась? Вот и пошла я, куда глаза глядят. Деревню пожгли, разграбили. Чудом не убили, да в плен не забрали. И пришла я к этой избе. Встретила меня древняя старушка. Обучила всему, что сама умела, знаниями да силой наделила. А теперь я вместо неё.
Я слушала, закрыв руками лицо. Ясва говорила спокойно, но, сколько боли скрывалось за этими словами… а я-то себя жалела, бедняжку. А оно вот как бывает.
Ясва собрала книги и свитки и встала. Я тоже поднялась. Говорить и спрашивать ещё что-то, было уже невмоготу. Но ведьма снова улыбнулась и проговорила.
– Я пережила свою боль. Иногда только колет…
– Прости, что вот так спросила…
– Раз уж нам предстоит одну избу на двоих делить, то лучше знать с кем живёшь. Теперь ты расскажи, какую жизнь жила. Что в мире нового да интересного.
– Да какую… – стыдливо потупилась я. – простую, наверное. Пока вот украшение на лице не появилось. Потом всё изменилось. Стала я всем не мила, вековухой обзывали, отовсюду гнали. А потом родители меня решили ведьме отдать в ученицы. Чтобы лиха не дожидаться.
– И правильно сделали, – кивнула Ясва. – Людям много не надо. Невежество их как сорняк. Сколько не выкорчевывай, а всё прорастает, да на том же месте.
– Так, я же зла никому не желала!
– Зато если бы беда приключилась, ты бы виноватая стала, – усмехнулась Ясва. – Вековухи злые бабы. И слова их силою тёмною напитаны. Поэтому и не разговаривают с ними. И лишний раз не смотрят в их сторону. А ну как сглазят!
– Глупости, какие…
– Ну, глупости, или нет, а народ верит. Люду простому много не надо… сегодня добрый сосед, а завтра и камнем может кинуть вместе со всеми, потому что у кого—то волки лошадь задрали, али козу утащили в лес.
Ясва много раз говорила, что людям много не надо. Неужели, и, правда, народ простой так легковерен, что готов сделать, что угодно лишь бы мнимую беду от себя отвести?
– Ну, будет болтать. Пора бы и спать лечь. Завтра дел много. Будешь помогать.
Я и Ясва на этот раз легли спать рядышком. Было так странно, но одновременно спокойно.
– Ясва…
– Мм?
– А можно… я тебя за руку обниму.
– Можно, бельчонок, – усмехнулась Ясва.
Я осторожно обняла руку ведьмы и прижалась к ней. Тихо стрекотали снаружи сверчки, ветер тихо шумел травой. Где-то далеко протяжно завыл волк. Сердце застучало быстрее. А если что-то случилось?!
– Не беспокойся… – тут же сказала Ясва. – Так, он говорит, что жив и здоров.
– Ладно…
– Спи, бельчонок. Отдыхай.
Я послушно закрыла глаза. На этот раз мне привиделся странный сон. Я стояла посреди широко поля, дул сильный ветер, со всех сторон меня окружал лес. Я звала Ясву, но она не отвечала. Потом стала звать родителей, братьев. А когда попыталась позвать свой Род на защиту, то даже рта не смогла открыть. Будто зашили…
Стало страшно. Я плакала и пыталась кричать, но горло сдавило невидимой рукой. А потом я увидела, как через поляну идёт огромный израненный медведь. Бурая шерсть свалялась от крови, он прихрамывал, один глаз был будто слепым. Я стала пятиться и зверь меня почуял. А когда увидел, то бросился за мной. Я побежала, что было мочи, но ноги стали тонуть в жидкой грязи, которая не давала мне сделать и шаг.
– Ясва…! Помоги! Помоги мне!
Мои руки тут же перехватили, и прохладная ладонь легла на лоб. Сон тут же оставил меня и я проснулась. Я тяжело дышала от страха.
Ясва что-то шептала, рисовала на моём лбу какие-то знаки пальцем. Будто она отгоняла дурные мысли, которые собрались этой ночью у моей головы.
Ломило тело, хотелось пить, было страшно, так что я боялась, как бы дух мой тело не покинул от испуга.
– Всё-всё… всё прошло. Прогнала всех. Успокойся. Дурной сон в гости пожаловал. Но бед натворить не успел. Спи, бельчонок.
И будто по её велению, я тут же закрыла глаза и погрузилась в тёмный омут сна без видений.
Глава 3
Беляна и учение
На этот раз меня разбудила Ясва. Тихонько потрогала за плечо. Я вскинула голову.
– Что?
– Тихо-тихо… – усмехнулась ведьма, – проснулась так, словно и не спала вовсе. Поднимайся, бельчонок.
Я кивнула и, потянувшись, встала с кровати. Ясва уже накрыла на стол и ждала меня. Я быстренько оделась, умылась и села с ней рядом. Отведав утреннюю кашу с ягодами, мы стали собираться. На этот раз ведьма дала мне железное колечко. Простое железо, без надписей. Я приладила его к пояску на юбке. И головку чеснока положила в карман.
Утро дышало прохладой, но чувствовалось приближение лета. Там где камушки лежали невидимой преградой, между лесом и избой Ясвы, стояла крынка с молоком и каравай, замотанный в чистую тряпицу. Ведьма нахмурилась, прошла к неожиданному подарку. Я пошла за ней и, подойдя ближе, увидела, что на узелке с хлебом лежал цветок чертополоха.
– Ой… матушка мне сказывала, что от нечистой силы помогает. Да болезнь изгоняет, – проговорила я.
– Верно, – кивнула Ясва. – У кого-то в деревне беда приключилась. Хворь кого-то одолела. Просят помочь…
– А что ж сами не пришли и не сказали?
Ясва хмыкнула.
– Да кто ж их разберёт. Может пужаются, что съем их, да костей не оставлю…
Я снова посмотрела на подношение и удивилась тому, что молоко было свежим, парным. А хлеб, будто только из печи. Даже остыть не успел.
– А где ж деревня та находится, где беда приключилась? Вокруг ни души…
– А кому надобно, тот дорогу быстро найдёт, – усмехнулась Ясва. – Ну что же… видать, сегодня будем людям добрым помогать. Пойдём, возьмём что надобно.
Ясва взяла с собой баночки с мазями, сушёные травы, оберег, похожий на деревянную куколку. Ведьма велела мне умыться водой ещё раз, чтобы никакая хворь за меня не зацепилась.
Через лес мы шли недолго. Но было такое ощущение, что дорожка сама под ноги нам ложилась и вела куда надобно. Потому что деревня показалась вскоре, словно и была здесь всегда!
В этом селении я никогда не была, но слыхала о нём. Здесь род Воробьёв жил, Стрибога почитали. Много женихов отсюда в нашей деревне было.
Но когда мы вошли в деревню, ни души не увидели. Все попрятались словно от чумы…
Ясва пошла по улочке, изредка вдыхая воздух, словно чуяла что-то. Я запаха не различала, но чувствовала тоску какую-то… тонкую и скулящую. А когда мы с ведьмой остановились у большой избы, к нам вышел большой бородатый мужчина в дорогой красивой рубахе, может старший рода…
– Ах, Ясвушка… пришла!
– Ну, чаго приключилось? – недовольно проговорила Ясва. – Дел много, ещё вы со своими бедами…
– А беда у нас, Ясвушка… беда! – тут же запричитал мужик, – Светла то моя, совсем дурная стала! Всё мается и мается! Уж мы – то и так и эдак! И ничего не помогает!
– Короче! – недовольно проговорила Ясва.
– Ходила с девками в лес, грибы собирали! – тут же сказал мужик, – а на следующий день вся изнемогла! Ноги не держат, что не поест – всё обратно идёт! И горячая стала, как из печки вынули!
Ясва вздохнула.
– Ну, пошли, покажешь.
– Уж помоги, Ясвушка… – снова стал причитать мужик, – чего хочешь тебе дам, только изведи хворь!
На меня особо внимания не обращали. Только раз взглянули и всё. Будто и не было меня вовсе.
Изба была полна детишек, тут же были две мужние женщины, одна бабка, видимо жена старшего из рода, и два молодца. На лавке у печи, под толстым одеялом лежала бледная девушка. Чёрные волосы разметались, на лбу пот выступил, кожа бледная… но не пахло от неё ни хворью, ни смертью. Я даже удивилась. Я чую, как от человека пахнет. И раньше могла? Нет, не припомню такого.
Ясва присела к девушке на лавку и внимательно посмотрела ей в лицо.
– Хворь яйцом выкатывали?
– Ага! – тут же сказал мужик, – Уж с десяток разбили…
– Оно и видно… – вздохнула ведьма. – Хорошо хоть не помётом.
– А помогло бы?!
– Да тю на тебя! – отмахнулась Ясва, – Ты спросил бы сначала у своей Светлы, чего она в лесу скушать-то успела!
– Дак это… – растерялся мужик, – она ж все грибы да ягоды знает. Перепутать не могла.
– А я не про грибы да ягоды… – нахмурилась Ясва. Она похлопала девушку по щекам. – А ну, милая, давай глазки открывай. Вот и славно… ты мне скажи, моя хорошая, что в лесу съела? Зачем чужое взяла?
Девушка расширила глаза. Было видно, что испугалась.
– Так… это…
– Ну? Говори, давай. Коли хочешь, чтобы избавила тебя от беды.
Девушка вздохнула и потупила глаза.
– Там на опушке кусочек хлеба лежал на пеньке… а я голодная была… вот и взяла.
Ясва хлопнула себя по коленке.
– Вот дурна твоя голова! Не тебе ложили – не тебе и есть! Конечно, сейчас маешься. Осерчал леший, видать. Беляна, подай мне мешочек с травой да водицу из фляги.
Я вытащила из кузовка мешочек и достала фляжку. Тут же ведьме поднесли чашу деревянную, где она смешала воду и сухие листья. Потом потребовала уголёк из печки. Растолкала его прямо в ладони и добавила в воду. Она помешала все пальцем, что-то приговаривая над водой, а потом протянула напиток девушке.
– На вот, выпей. Да нечего морщится. Пей, кому говорено!
Девушка выпила всё до самого дна и снова откинулась на подушки. Затем Ясва достала из кузовка баночку с мазью и натёрла девушке лоб и ладони. Эта мазь была с лимонником, мятой и чабрецом.
– Поспит немного, сил наберется, – проговорила Ясва. – Съела, твоя Светла, что не ей предназначалось. Хворь дурную я вывела. До завтра не кормить. Пусть сама есть попросит.
– Ой, спасибо, Ясвушка!
Мужик бухнулся ведьме в ноги, и Ясва недовольно отдёрнула свою юбку.
– А ты пойди на ту опушку и положи в два раза больше того, что было! Понял?
– Ой, понял! Понял Ясвушка! Выручила! Проси, что хочешь!
Ведьма глянула на меня и потом проговорила.
– Есть одёжа ненужная? Мне вот ученицу бы одеть…
– Так ить… есть, конечно! А ну! Чего стоите, рты раскрыли! Принесите!
Мужик так гаркнул на двух девиц, что у стены стояли, да молчали всё время, что те аж подпрыгнули.
Я тихонько подёргала Ясву за рукав.
– А… зачем мне …?
– Негоже молодой да красивой девке в бабском да старом ходить… – тихо промолвила она в ответ.
Спорить я не стала. Ничего плохого в одежде Ясвы я не видела. Ну да ей виднее…
Две молодки принесли мне рубахи штопанные, но всё же носить можно было, сарафан синий, красивый… у меня такого никогда не было. И судя по лицу одной из девушек, сарафан новый не ношенный даже. Видимо своё отдаёт…
– Вот Ясвушка! Бери! Оно хоть и старенькое, да носить ещё можно.
– Сарафан не нужен, – тут же сказала ведьма. – Уже успели на него зависти напускать да злости, что забирают.
Мужик так глянул на девиц, что те аж зарделись, как маки на лугу от стыда.
Встала бабка с лавки и полезла в большой берестяной короб. Она что-то перекладывала и выудила простенький льняной сарафан, без вышивки, но сделанный ладно и умело. Подойдя ко мне, она вложила его мне в руки.
– Бери, милая… мне не пригодится, а ты ещё поносишь.
Я поклонилась старой женщине в пояс.
– Благодарствую, хозяюшка.
Ясва тоже кивнула и вышла в сени, поманив за собой мужика. Едва мы оказались на крыльце, как ведьма мрачно посмотрела на мужика и упёрла руки в бока.
– Что ж ты детям-то своим дозволяешь себя так вести? А ну как бы леший утащил? И ищи потом, что иглу в сене! Твоя-то дурёха легко отделалась, Зван!
– Дак… это… Ясвушка… толки всё это! Бабкины сказки…!
– Ах, сказки! – сузила глаза Ясва, – а что ж тогда ко мне за помощью прибежал! Лечили бы сами.
– Дак лечили… – поник мужик. – С десяток куриных яиц разбили, и всю задницу дедовником отхлестали…
Я чуть не подавилась смехом. Зато Ясва засмеялась во весь рот.
– Ой, чудные вы люди… в бабкины россказни не верите, а лечите, как пращуры завещали. Ну, по заднице она за дело получила. И что б больше чужого не брала. А ты, Зван, на то место, каравай принеси! И что б больше…!
– Конечно, Ясвушка! – тут же закивал мужик. – Всё исполню! Всё сделаю!
Ведьма кивнула мне, и мы пошли обратно в лес. Едва вышли за тын деревенский, как лесная тропка тут же появилась под нашими ногами и повела нас домой.
– Умаялась… – проговорила Ясва. – Тяжело становится.
– Так сейчас отдохнём! Только до избы доберёмся!
Ясва едва видно улыбнулась.
– Спасибо, бельчонок. Поняла, что приключилось?
– Ну…девушка съела подношение для леса…и леший её наказал?
Ведьма кивнула.
– Когда приносишь дар лесу, или нечисти лесной, чтобы не трогала, то передаёшь пищу людскую в Навь. Еда становится опасной для живых. Поэтому даже животные её не трогают. Всякий зверь чует, что опасно брать, а что нет. А чем лечила?
– Травы зверобой, тысячелистник… и, кажется, ещё мята была.
– Молодец… – протянула ведьма, одобрительно покосившись на меня. – Схватываешь на лету. А уголёк зачем?
– Что б всю дурноту в себя вобрал?
– Хорошо, – снова кивнула Ясва. – Быстро тебя обучу. А там уж…
Но она замолчала на полуслове.
К избе мы вышли, когда солнце уже высоко было. Ясва с досады сплюнула.
– Эх, хотела кореньев насобирать… да где уж теперь. Только завтра идти… Ладно уж. Пойдём, покажу, как избу защитить.
Те камушки, которые вкруг лежали, не простыми были. Ясва объяснила, что тут забор строй не строй, а всё растащат. Мавки, лешие, русалки, лесовики… Они мёртвое дерево жалеют. В лес относят. Да и не любила ведьма заборы. Мол, от кого ей тут отгораживаться. От прошлой ведьмы достался ей вот такой оберег из камней. Камушки не простые: каждый из них был принесён лесной нечистью, и на каждый камень ведьма нанесла капельку крови. Так же делала и Ясва. Когда капельки стирались, она колола себе палец и ставила новую метку.
– А для чего же это нужно? Если тут отгораживаться не от кого?
– А от людей, которые лихо несут, с дурными мыслями меня ищут, зла желают, или выгоды недоброй, – тут же ответила Ясва. – Нечисть лесная бесхитростная. Лгать не будет. Да и не умеет. И зла просто так делать не будет. А люди могут…
– Ясва… – проговорила я. – Почему ты так не любишь… людей?
Ведьма вздохнула и печально прикрыла глаза.
– Я от людей больше зла видела, чем от нечисти, бельчонок. Вот и неприязнь …за столько лет, сколько на свете живу, беды только от людей …уж не знаю, зачем нас Род создал…
– Если уж так боги решили, то разве можем мы сомневаться… – проговорила я тихо. На что ведьма усмехнулась.
– Даже боги могут совершать ошибки.
– Тише! Нельзя так…!
– Запомни, Беляна, ты никому не служишь, – серьёзно сказала Ясва. – ты меж миром людей и богов стоишь. Волю богов передаёшь, людские просьбы богам доносишь. Нет никого над тобою.
– А как же… Род? Неужто если беда случится… и защиты не у кого будет просить?
– Защиту тебе боги дадут, уж коли попросишь, – кивнула ведьма. – Да только, не пользуйся их милостью слишком часто. На свои силы рассчитывай. Да на друзей верных…
Я вздохнула.
– Нет у меня друзей…
– Будут, – кивнула Ясва. – Много будет, что и не счесть.
***
Минуло ещё три весны. Я уже знала весь лес, умела говорить с духами, с нечистью местною, много раз уже меня Ясва отправляла здешним деревням помогать. У кого корову сглазили, где ребёнка вылечить. Но в свою деревню я ещё ни разу не ходила. Ясва иногда ходила без меня. Говорила, что сама справится. Думалось мне, что ходила она ко мне в поселение. А с собой не брала, потому что не хотела, чтобы тоска по дому меня одолела.
Я не спорила. Пусть так.
Волк частенько ходил со мной по лесам, за травами и кореньями. Охранял. Я много с ним говорила, ласково называла волчиком, потому что имени его я так и не выведала. Со мной говорить он не хотел почему-то.
Ясва обучала меня чему-то новому каждый день. Научила читать, поведала значение многих знаков защитных, оберегов и амулетов. По наставлению Ясвы, я сплела себе поясок с защитными рунами, и колечко железное повесила на поясок. Такой же поясок я сплела ведьме и волку. Ясве на пояс, а волку на шею. Ведьма посмеялась. Мол, кто ж оборотню обереги плетёт. Ну и что, что оборотень. Человек же…
Волк подарок принял, разрешил повесить на шею и завязать. Благодарно лизнул ладонь. Я даже смутилась.
Зима в этом году лютая была. Морозы стояли скрипучие. Страшно было нос наружу показать.
Ясва говорила, что Мара мороз отпустила погулять, да забыла обратно загнать. Вот и попрятались звери лесные. Если бы не волк, который нам дичь из лесу приносил, пришлось бы туго. Но Ясва никогда не забывала благодарить лес за то, что позволил волку поохотиться. Всегда приносила часть нашей трапезы лесу-батюшке.
Когда я почувствовала первое весеннее дыхание, Ясва стала постепенно угасать…
Я перечитала все книги по лекарству, искала редкие травы, просила советов у нечисти лесной, но никто не знал, как отсрочить то, что уже давно предписано…
Ясва лежала на лавке у печи, улыбалась, смотрела, как я читаю очередную книгу, хмурюсь и стараюсь найти средство от хвори.
– Не старайся, бельчонок. Не вылечить мой недуг. Время моё пришло.
– Ну чего опять заладила… – нахмурилась я. – Время, да время… рано ещё! Тебе ещё многому меня обучить надо! А ты уже собралась!
– Нельзя обмануть Мару, бельчонок, – проговорила Ясва. – Раз она мою нить отмеряла, значит, так тому и быть.
Я мрачно глянула на Ясву. Я храбрилась, говорила, что найду лекарство, сделаю всё сама, но не позволю ей так рано меня оставить. Но в глубине души понимала, что я бессильна. Но верить в это не хотелось.
– А-а… – хрипло протянула Ясва, – понимаешь ты всё. Зачем упрямишься?
– А вот хочу и упрямлюсь! – сложила я руки на груди и косами тряхнула. – Пусть Мара подождёт.
– Ой, бельчонок, не ты ли защищать меня будешь? – усмехнулась Ясва. – Молода ещё против богини выходить. Да и не нужно. Я пожила на свете.
Я нахмурилась, но вдруг опустилась на табурет около стола. Ясва говорила о своей скорой смерти, как об избавлении. Она ждала её, хотела уйти. Детей да мужа, наконец, встретить, а я… мне стало стыдно.
– Не надо, бельчонок, – вдруг сказала ведьма, – не надо себя винить. Ты добра мне желаешь. Я бы хотела остаться с тобой дольше, но такова моя судьба. Принять то, что тебе предначертано не все могут. Даже смельчаки от своей судьбы бегут, что зайцы перепуганные.
– Не мудрено, – кивнула я. – Никто не готов умирать.
Ясва хрипло засмеялась.
– Потому что многое теряешь, когда уходишь… а мне что терять… только ты бельчонок у меня есть. Но ты уже всё знаешь, многое умеешь. Друг мой лесной с тобой остаётся рядом. Ты одна не будешь.
– А всё ж таки грустно.
– Как и природа угасает по осени, так и жизнь всякая угасает. И всякая жизнь снова обретает новую судьбу. Не печалься. Мой путь только начинается.
Я кивнула и, подойдя к лавке, легла рядом с Ясвой, обнимая её руку, как я когда-то привыкла делать.
– В рубаху меня простую наряди, – тихо проговорила Ясва. – Пепел с утёса развей. Провожать меня придут – не гони никого.
– Уж коли не испугаются прийти… – хмыкнула я.
– Не испугаются, – прошептала Ясва. – До ранней зорьки будьте рядом.
– Будем.
Я крепко обняла Ясву за плечи и её пальцы сжали моё запястье в ответ. Я лежала, слушала её дыхание, и смотрела, как огонёк от лучины постепенно гаснет, погружая избу во мрак ночи.
Сон мне приснился вещий: будто стоим мы с Ясвой посреди широкого поля, а с той стороны её зовёт какой-то мужчина да два ребенка малых. Она помахала им рукой, потом повернулась ко мне. Я не узнала её! Молодая, красивая женщина с черными косами, и блестящими живыми глазами. Ясва обняла меня крепко.
– Прощай бельчонок. Свидимся ещё. Только не торопись.
– Как же я… без тебя…
– Ты не одна. С тобой весь лес, все мои знания, и моя сила… прощай…
Сон пропадал легко, словно был мороком. Глаза я открыла, когда на дворе было раннее утро. Я всё так же обнимала Ясву за плечи. Но едва я проснулась, то уже поняла, что ведьма испустила свой дух.
Ещё какое-то время, я лежала с ней рядом, осознавая, что меня уже никто не позовёт по имени.
Глава 4 Одиночество.
Я переодела ведьму в белую простую рубаху, надела на неё поясок-оберег, который когда-то сделала для неё, волосы заплела в косы.
Затем оделась сама, и вышла из избы, стараясь при этом не смотреть на лавку, где лежала Ясва. Надо было натаскать побольше веток и сушняка для погребального костра. Придётся трудиться целый день…
Было странно идти одной к лесу. Без Ясвы этот мир стал по-другому ощущаться. Стало пусто…
Когда я вошла в лес, я сразу же нашла пенёк, на котором ведьма всегда оставляла угощение. Я выудила из кармана краюшку хлеба и положила на пенёк. В этот момент во мне что-то сломалось, и я расплакалась прямо там. Я осела на колени и кричала в голос. А я уж думала, что совсем плакать разучилась.
Немного успокоившись, я встала, спросила разрешения войти и стала собирать хворост. Монотонные движения освободили меня от мыслей. Когда я связала очередную охапку хвороста и положила в сторону, то наткнулась на волка. Он стоял около собранных веток и глядел на меня своими человечьими глазами.
– Пришёл… – вместо приветствия проговорила я, утирая красный от слёз нос, – Ясва в избе ещё. Можешь проведать в последний раз.
Волк подошёл ближе и уткнулся в мои ноги. Его трясло. Будто он плакал…
Я села перед ним на колени и позволила волку положить свою голову мне на плечо и прижаться ко мне. Он вздыхал и тихо скулил, словно пытался говорить, но я так и не научилась понимать его. Ясва говорила, что придёт время и научусь…
– Всё… всё. Будет слёзы лить…– проговорила я, вставая на ноги. – Она бы не хотела, чтобы мы тут сопли распускали. Лучше помоги мне… одна не управлюсь.
Волк развернулся и умчался в темноту леса, только кусты слегка дрогнули за его лапами. Я вздохнула и вернулась к работе.
В лес я ходила шесть раз. Каждый раз приносила по три вязанки хвороста. За весь день, я так и не присела. Что уж говорить о еде. Дотемна мне уже не успеть…
Я разложила хворост на ровной полянке, сделала ложе из рубленых дров, которые были заготовлены к зиме, разложила хворост внутри и снаружи. Ещё бы три вязанки принести…
Я встала на ноги, осмотрела будущее место погребального костра. Скромно.
Затем я вошла в избу и взяла Ясву на руки. Она будто ничего не весила, такая лёгкая стала. Я с лёгкостью перенесла её на деревянное ложе. Украсила папоротником, цветами, и лентами.
Вдалеке, где-то в глубине леса протяжно завыл волк. Я обернулась на его зов и увиденное, заставило меня застыть на месте. В сумерках, из тёмного леса, ровным строем выходили странные существа. Каждый нёс небольшую охапку хвороста. Они проходили мимо меня, подходили к Ясве, кланялись и оставляли хворост. Среди всех кто пришёл, были лешие, кикиморы, мавки…и ещё много кто, кого я даже не знала. Вскоре погребальный костёр стал настолько высоким, что тела Ясву уже просто не было видно. Ко мне подбежал волк, держа в зубах яркий цветок, который источал тёплый свет, словно был искрой из костра. Я хорошо знала, этот цветок – это был Стёпка—огонёк. Много раз его видела.
Я взяла цветок из пасти волка и, подойдя к хворосту, положила его сверху. Искры вспыхнули сразу же. Огонь занялся такой сильный, что пришлось отойти дальше. Жар от костра обжигал лицо, было больно глазам, но я стояла и смотрела…
Свет от костра освещал всю округу и в круге света были только я и волк. Лесная нечисть стояла за кругом, потому что нельзя было к живому огню подходить. Спалит.
Костёр пылал, танцевали языки пламени, как живые, сыпал искры в разные стороны, словно светлячки, поднимались в небо и гасли…
До самого утра горел погребальный костёр. А когда стало всходить солнце, на поляне была только гора пепла. Лесная нечисть так же тихо ушла обратно в лес.
Я собрала все, что осталось от костра в берестяной короб, и развеяла с вершины утёса, над мрачным лесом, который тихо горевал вместе со мной.
В этот день я просто лежала на лавке, уткнувшись носом в стену, и старалась заснуть, чтобы забыть, провалится в темноту и не помнить, не видеть, не чувствовать.
Сон сморил меня неожиданно для меня самой. А когда я проснулась, то ещё долго лежала и смотрела на потолок, будто боялась нарушить ту тишину, которая царила в избе.
Но будет уже…
Ясва бы мне сейчас нагоняй устроила за то, что ничего не делаю. Травы надо засушить, грибы к зиме приготовить, мазь по баночкам разложить, да убрать…много дел.
Я встала с лавки, преодолевая непонятную мне усталость. Словно часть души с корнем выдернули. Я и правда чувствовала себя деревом, которое выдернули да бросили.
В этот момент в двери вошёл высокий мужчина. Не многим старше меня. На лице два косых шрама, волосы длинные чёрные, в хвост убранные, в простой рубахе, безрукавке тканной, да штанах темных не по телу. Скорее всего, чужие. Ноги босые были.
Я обвела мужчину взглядом. А потом снова посмотрела в его лицо. Глаза знакомые. Вот и сбросил волк свою шкуру…
– Здравствуй, – проговорил он хрипло. – Признала?
– Ну, здрав буди, волк. Что же заставило тебя ко мне человеком придти?
– Сам не знаю. Просто понял, что надо. Негоже тебе тут одной всем заниматься. Тяжело будет.
Я прошла к столу и села. Рукой указала мужчине сесть напротив. Он послушно сел за стол, но в глаза мне почему-то не смотрел.
– Как зовут тебя?
– Маар.
– Вот и познакомились… – слабо улыбнулась я. – А то всё волк да волк. Ну что же, раз ты решил открыться мне, то надеюсь, больше не будешь пропадать.
Но Маар ничего не сказал. Только кивнул как-то отстранённо.
И день прошёл в простых домашних делах. Маар натаскал мне воды, мы перебрали травы, подвесили их на балки под потолком, занимались грибами.
Я изредка поглядывала на мужчину. Он молчал почти всё время. Лишь иногда что-то спрашивал.
Я не могла сказать, был ли он красив и пригож. Было в нём что-то надёжное и доброе. Глаза чистые и открытые. Но очень грустные. Был он высоким. Меня выше на целую голову. По избе ходил, пригибаясь, чтобы не задеть балки. И ещё я часто смотрела на его руки. Ладони натруженные, но белые, с полосками мелких шрамов, и длинными пальцами.
На меня он не смотрел вовсе. Может, не привечал до сих пор. Может, боялся. Молча, выполнял просьбы, словно я ему госпожа какая.
Вечером, пока мы трапезничали, я отвлеклась на плетение нового пояска-оберега для Маара. Он заинтересовано смотрел на меня и вдруг спросил.
– Зачем это?
– Тот, который я сделала, поди мал тебе будет. На волчьей то шее, понятное дело сходился, а сейчас куда его?
– С собой ношу. Вот.
Маар достал короткий поясок из кармашка. Уже потемневший от земли и травы. Я посмотрела на мужчину и улыбнулась.
– А тот, который я делаю, на пояс наденешь. А этот можно на руку сладить. Чтобы не в кармане.
Маар кивнул и снова углубился в думы, ел молча. Я заметила, что он тоже поглядывает на меня изредка, изучает. Взгляд его внимательных зелёных глаз можно было чувствовать на себе, как легкие осторожные прикосновения. А может, он думал, что я его пугаюсь? Потому и помалкивает, не смотрит, не хочет страшить ещё больше?
Когда мы закончили с едой, Маар убрал со стола. Мужчина открыл дверь избы, и я тут же встрепенулась.
– Куда ты?
– Пройдусь. Я недолго.
– Хорошо… я дождусь. Не буду пока ложиться.
Он как-то странно кивнул и вышел за дверь.
Лучина горела ровно, давая достаточно света для рукоделия. Пальцы мои уже знали, что надобно делать, и быстро сплетали ниточки друг другом, переплетаясь, и стягиваясь в хитрый узор. С узором вплетался и мой наговор от всякого зла, беды и болезни.
Маара не было долго. Я уже начала переживать. Как бы ни случилось чего… хотя, когда он волком уходил в леса, его тоже не было долго. Тогда я так не тревожилась.
Я закуталась в платок, и вышла из избы. Кругом царила ночь, шелестел ветер в траве, ухали ночные птицы. Луна на небе светила так, что можно было рассмотреть каждую травинку. Я походила из стороны в сторону, пытаясь в темноте рассмотреть знакомый силуэт. Но время шло, а Маар всё не появлялся. И чего я так тревожусь? Он знает все эти места гораздо лучше меня. Не раз мы с ним ходили вместе, и он показывал мне тропы, про которые я даже не ведала.
Вдохнув глубже ночной воздух, я повернулась к избе и зашла внутрь. Я разделась до рубахи, затушила лучину и легла на лавку, закутавшись в одеяло. Тоска накатила, как огромная волна в море. Стало страшно и жутко. Я обещала себе, что больше не буду плакать и тосковать. Но не сдержала своего обещания. Мне не хватало Ясвы. Не хватало её мудрости, заботы и доброты. Малодушно я подумывала о том, чтобы вернуться обратно к родным, но как я оставлю Маара одного? Да и кто будет рад видеть меня в деревне? Поди уж все узнали, у кого я гостила все это время и чему училась. А это ещё хуже шрама на лице.
Вот так размышляя, я понемногу провалилась в тревожный сон. Изредка я вздрагивала и просыпалась, но все ещё была где-то на границе сна и яви. В такие моменты я чувствовала, что меня надёжно обнимают, тихо гладят по волосам. Я обняла теплую надёжную руку и прерывисто вздохнула.
– Спи, бельчонок… никто не тронет тебя.
И я поверила этим словам. Стало спокойно. Мерное ровное дыхание рядом со мной успокоило меня.
Утром я проснулась от тихой возни рядом с печкой. Но глаза открывать не спешила. Рука осторожно прошлась по тому месту, где раньше лежала Ясва. Наверное, приснилось.
– Беляна…?
Я встрепенулась и, вскочив на лавке, потёрла заспанные глаза. Маар стоял у печи, и держал в белой тряпице только что испеченный хлеб. Я с облегчением выдохнула.
– Плохо спала?
– Тоска накатила… маялась.
– На стол я накрыл, одевайся, а я пока из избы выйду.
Едва он произнёс эти слова, как я, не помня себя, вскочила с лавки, и успела поймать его за край рубахи. Маар удивлённо обернулся ко мне, но даже не прикоснулся, хотя его руки были почти на моих плечах, но он их отдёрнул, словно обжёгся.
– Не ходи.
– Беляна, ты что?
– Я… – слова застряли в горле, стало стыдно. А что я ему скажу? Что переживала вчера, глаза не могла сомкнуть? И скажет он мне, что глупая девка, опять себе что-то придумала.
Я, молча, отпустила рубашку и отошла в сторону.
– Ничего… прости.
Наступила неловкая тишина. Маар так и стоял напротив двери и смотрел на меня.
– Если хочешь, останусь. За печь отойду. Подглядывать не буду.
– Хорошо.
Мужчина кивнул и, пройдя мимо меня, ушёл за печь, где была его лавка.
Я тихонько отошла к кровати и села. А потом поняла, что стояла перед ним в одной рубашонке! Стыд, какой…!
Я закрыла лицо руками, чувствуя, как пылают щёки. Да что ж это я… совсем на душе неспокойно стало. Словно в холодную воду окунули.
Я быстро оделась, расплела косы, чтобы их расчесать. Гребень путался в волосах, все время норовил застрять, а дрожащие руки не желали слушаться. Я стала нещадно дёргать гребень, рвать непослушные волосы и клясть себя за эту странную слабость!
– Ну чего творишь…
Мою руку с гребнем перехватил Маар. Я так и осталась стоять столбом, пока он осторожно расчесывал мои косы. Гребешок в его руках ни разу не запнулся, не зацепился, словно волосы сами перед ним ложись ровными рядочками.
Быстрые пальцы сплели мне косу, которую он перехватил тонким тканым ремешком, со своего пояса.
– Спасибо… – тихо проговорила я.
– Не за что.
Сели мы за стол в полной тишине. Маар опять думал о чём-то своём, а я просто не хотела заводить разговор, потому что до сих пор помнила, как его руки осторожно расчесывали мои волосы.
Пока я ещё была Беляной, той самой Беляной, которая была самой красивой девицей в округе, то помню, как на ночных посиделках меня норовили обнять мужские руки. Но тогда всё было как-то по-другому. Дружков всех я знала, знала их семьи да родню. И те ласки больше как забава ребячья была. Не трепетало так сердце, словно в силки поймали.
Я мельком глянула на Маара, и тут же наткнулась на внимательный и сосредоточенный взгляд. Краюха хлеба встала поперёк горла. Я чуть не закашляла, но заставила себя успокоиться.
– Я тут подумал… надобно будет перед зимой по деревням сходить. Обереги на грядущие холода раздать. Может и выменяем что.
– У меня и шерсти столько нет… как же я столько сделаю? – удивленно проговорила я. – Вот тебе поясок доплету и всё…
– Я по дереву немного умею резать, – сказал Маар. – Сделаю.
– Здорово… у меня батюшка по дереву резать умеет. Да так складно и красиво! Гребешки делал красивые. Жалко, что не разрешила мне Ясва из дому ничего брать…
– А много ли у тебя братьев и сестёр?
– Братьев у меня пятеро. Один в деревне родной остался, а прочие разъехались. А сестра я одна у них была.
Маар вздохнул.
– Тяжело было родне дочь единственную от рода отлучать…
Я повела плечом и грустно улыбнулась.
– Уж лучше, чем смотреть, как за малую провинность людьми же и придуманную, камнями забьют. Я не сержусь…
Я кинула взгляд на Маара и тут же отвела взор. Спросить ли? Не обижу?
Однако едва я открыла рот, как в дверь с шумом влетела запыхавшаяся девичья фигурка. Я в изумлении узнала Любомиру! И как она нашла дорогу сюда?
Жена брата упала на колени, и сипло дышала от скорого бега. Маар тут же оказался около неё и поднял на ноги. Я зачерпнула воды из бочки и поднесла чашу к её рту. Неужто беда какая? А если дети заболели?! Или с Желаном чего?!
Любомира выпила почти всю чашу и помутневшими от слёз глазами, наконец, посмотрела на меня. А когда поняла, кого она перед собой видит, то снова упала на колени и вцепилась в мою юбку.
– Помоги…не оставь на погибель! Беляна…!
– Чего приключилось?! Любомира! Ну?!
– Медведь…!
В ушах зашумело от воспоминаний. Неужто тот самый медведь…?
Маар поднял женщину и усадил за стол. Я подала ей теплый отвар с травами, чтобы успокоилась и всё рассказала.
Любомира сделала пару глотков, и правда немного присмирела. Я взяла её за руку и посмотрела в глаза.
– Расскажи, всё как есть.
Любомира кивнула и стала сбивчиво говорить.
– Мужики на охоту собрались… Желан же… охотник, тоже мне! Увязался за ними. Три дня их не было. Уже все подумали, чего приключилось. А на третий день они из лесу вышли с огромным медведем. В верёвки замотали, и тащили. Я уж думала, поди, мертвый. А он… как вскочит! Мужиков здоровых раскидал, как тряпочных! И Желана…! Желана за ногу ухватил. И давай им во все стороны… успели в пасть палки-то поставить, а он пасть не разжимает! Держит! А подойти к нему как? Желан кровью уж истёк весь…! Того и гляди помрёт! Беляна…! Не оставь! Помоги! Ты же ведьма! Ты знаешь!
Маар бросил на меня взгляд, словно ждал моего ответа.
Я нахмурилась. Не могу я брата бросить. Быстро накинула платок на плечи, поясок с травами и мазями закрепила на талии. В берестяной короб сложила чистые тряпицы. Маар тут же взял короб и повесил себе на плечо. Значит, со мной пойдёт. Пока бежали в обратный путь, Любомира держала меня за руку и всё благодарила за доброту.
Глава 5 Медведь и Беляна
Тропинка была прямая, без единого камушка. Я бежала впереди, сзади меня был Маар, который держал за руку Любомиру. Деревья, наконец, расступились, и перед нами возник деревенский тын. Были слышны крики, возгласы и ругань.
Я кинулась вперёд, не стала ждать Маара и Любомиру. Проскочила через всю деревню, как юркая птаха, и выбежала на широкую поляну, что аккурат начиналась за поселением. Там и столпился народ. А посмотреть было на что.
Мой брат лежал на земле, весь в грязи и крови. Его нога была зажата в зубах огромного бурого медведя. Мужики всунули в его пасть длинные палки, чтобы не сжал окончательно. Едва кто-то начинал подходить, медведь вскидывал морду вместе с моим братом, и снова начинал трепать его в разные стороны. Слышался бабий крик. Ругались мужики, плакали дети.
–Да стрелу ему в глаз! И дело с концом!
–Уж ты бы не болтал, коли не знаешь! Ты что ли стрелок?!
–Тады топор!
– А коли в Желана попадёшь?!
Я пробиралась через толпу, расталкивала мужиков и баб, кричала, чтобы дали дорогу. А когда люди поняли, кто идёт, то сами стали уступать мне место, чтобы я могла пройти. К медведю и брату, я уже подходила в полной тишине.
Кивком головы показала, чтобы мужики с палками уходили, да подальше. Они не стали спорить. Побросали, что в руках было и наутёк. Медведь почувствовал свободу и начал подниматься на задние лапы. Желан взвыл дурным голосом. Я подошла ближе и положила медведю руку на морду.
Внутри животного было смятение, надежда, обида, горечь…
– Не сердись на людей, медведушка…– ласково проговорила я.– Не ведают, что творят. Отпусти моего брата, сделай милость. А я раны твои залечу.
Медведь медленно разжал челюсти. Желан с воплем вытащил ногу из пасти медведя. Его тут же отволокли в сторону. Маар снял короб с плеч и стал перевязывать раны, зажимая раны, останавливая кровь.
Мужики тут же вскинули топоры и вилы, и пошли вперед на косолапого с криками и угрозами. Медведь почувствовал перемену в настроении толпы, зарычал, встал на задние лапы, угрожающе заревел. Я вскочила на ноги и раскинула руки в стороны, нахмурившись.
– Отойдите! Я обещала ему, что его не тронут!
–Уйди, Белянка! Медведь совсем одичалый!
– А если дети в лесу будут?!
– Уйди, по добру по здорову!
У меня аж внутри всё задрожало! Что ж за дурни?! Права была Ясва…людям много не надо. И невежество их, как сорная трава.
– Я вам не Белянка!– выкрикнула я зло. – А ведьма! Если не хотите беду накликать да гнев богов, то уходите по домам. Сама со всем разберусь.
Мужики стушевались и стали посматривать на старейшину деревни, как бы спрашивая, что делать. Но тот лишь покачал головой, мол, пусть сама разбирается.
Мужики отошли в сторону. Медведь упал передо мной, истекая кровью, и жалобно мыча. Я быстро полезла в свою сумку вытащила травы, положила медведю прямо в пасть, достала мази, нанесла на раны в его шкуре, потом на морде. Я чувствовала, что он никому не хотел зла. Он вышел к охотникам, потому что те, потревожили его берлогу. Увёл за собой погоню, потому что в лесу осталась его медведица и медвежата. Я сдерживала слёзы, шептала слова, которые должны залечить. Мои ладони стали светиться, и я чувствовала, как от них исходит лёгкое тепло. Я провела по морде медведя пальцами, и мелкие ранки стали затягиваться. И так, рана за раной, я залечивала медведя, пока в его глаза снова не вернулась жизнь. Я погладила зверя по, снова попросила прощения за людей и попросила не злиться. Медведь встал на лапы и спокойно ушёл обратно в чащу.
Снова стало тихо. В ушах шумело, а перед глазами мелькали цветные пятна. В горле была ужасная сушь, словно я не пила много дней. Передо мной возник Маар и легко поднял под руки.
– Беляна?
–Всё…хорошо. Немножко устала.
– Я подлечил твоего брата,– проговорил мужчина.– Перевязал. Но надо будет промыть раны и зашить их. Уж больно глубоки.
Я кивнула, хотя понимала, что не могу даже на ногах стоять.
Послышались возмущённые крики.
– Теперь он обратно вернётся! И всех подерёт!
– Уж лучше б сразу, топором по темечку, и делов!
– Кто её позвал?!
Любомира побледнела и закрыла лицо руками. Видимо она сказала, что меня надо звать, так ей пригрозили, чтобы ерундой не занималась. Желана унесли в избу, за ним поспешила Любомира. В этот же миг из избы выбежала моя мать, а отец пытался пробиться через бушующую толпу деревенских.
Я едва открыла рот, как получила удар прямо в переносицу камнем. В глазах помутнело. Я слышала, как закричала моя мать и ругань отца, который судя по звукам, достал обидчика кулаком. Утробное рычание Маара говорило о многом. Я сжала его руку и метнула на него взгляд. Мужчина глубоко вздохнул и сжал зубы.
– Никто меня не звал, – хрипло крикнула я.– Сама пришла. Я теперь ведьма. Нет больше Ясвы. Любо вам то, или нет, но теперь я буду за неё. Можете помощь мою принимать, а хотите не принимайте. То ваше дело.
Я отпустила руки Маара и пошла вперёд. В голове всё ещё гудело, словно улей с пчёлами взболомутили. Но сглотнув и сжав зубы, я шла вперёд. Сейчас надо Желану ногу спасти. После отдыхать буду. Но я слышала, как Маар шёл за мной. Никто не смел нас остановить. Люди расступались кто в страхе, кто от отвращения. Для них я по-прежнему была Белянкой, вековухой, которая из рода ушла.
Я дошла до избы Желана зашла внутрь. Мой брат лежал на лавке бледнее полотна. Он часто дышал и приглушённо стонал от боли. Я подошла к нему. Убрала пропитанные кровью тряпицы на ноге. Сильно же ему досталось… хорошо что кости целы остались.
Любомира подбежала ко мне, взяла за руки.
– Беляна…! Век буду твою смелость добрым словом поминать! Спасла Желана! Не слушай, что болтают! Они-то ничего не сделали! Храбриться только и могли…!
– Воды мне чистой набери, – хрипло попросила я,– тряпок, каких не жалко принеси, шило и нитку.
Любомира закивала и убежала исполнять. Ишь, как бегает быстро…а я –то думала, она только шагом может по избе ходить.
В избу зашёл Маар и сразу подошёл ко мне.
– Родичи твои войти хотели. Я не позволил. Сказал, ты будешь ворожбу творить, и мешать не стоит.
Я только кивнула. Правильно. Сейчас не до того.
Любомира вернулась со всем, что я просила и началась долгая и кропотливая работа. Раны Желана были промыты отваром. Маар помогал протыкать шилом кожу и вдевать нитку, осторожно затягивал и завязывал узлы. Поверх швов я наложила мазь, которая будет помогать заживлять раны. Одну такую баночку вручила Любомире, чтобы смазывала раны, пока те не заживут.
Когда дело было кончено, я с трудом поднялась на ноги. И поняла, что вот-вот упаду. Маар меня подхватил.
– Всё. Хватит. Дальше они и сами справятся, – мрачно сказал мужчина. – Идём. Домой пора.
Любомира проводила нас до сеней, ещё раз поблагодарила, обещалась принести каравай да молока.
Снаружи столпились люди. Я нахмурилась. Чего опять не понравилось?
Ко мне подбежала матушка и со слезами стала обнимать и причитать. Отец стоял с другой стороны, и скромно утирал слёзы, которые набегали на глаза.
– Ох, Белянушка…– всхлипывала мама,– истомилось-то сердце по тебе…! Как ушла, и покоя не было…!
– Вон, какая стала…– проговорил батюшка, прижимая мою голову к себе. – И не признать.
Я, молча, обнимала родителей и чувствовала запахи своего дома.
Толпа зашевелилась, и к нам вышел старейшина.
– Беляна…спасибо, что Желана выручила. Твоей доброты не забудем. Проси чего надобно.
– Ничего мне не надо, – хрипло ответила я,– А будет нужно, так скажу.
Старейшина закивал и как-то стал глаза прятать.
– Ну, раз ничего не надобно, то…шла бы ты. Видишь, народ волнуется. А мне их не утихомирить.
Меня как ключевой водой окатили из ушата.
–Да в своём ли ты уме, Третьяк?! – гневно проговорил мой отец,– Белянка такую беду от вас отвадила!
– Беды избежали, на том спасибо, – снова кивнул старейшина. – А всё ж, пусть идёт. Чем быстрее, тем лучше.
Батюшка снова хотел что-то сказать, но я сжала его руку и покачала головой. Мне и самой не в радость было тут задерживаться. Повидала своих родичей, на людей поглядела…
– Беляна…– тихо проговорила матушка и погладила меня по щеке, – пусть болтают! Всё равно ты наша дочь!
– Матушка…спасибо. Но прав старейшина. Ни к чему народ волновать. Пойдём мы.