Мигрень навсегда

Человек из дождя

Коля Мигренев кормил рыбок, когда в его частное сыскное бюро «Добрый Тобби» ввалился мокрый с ног до головы человек. С его длинного черного плаща, широкополой шляпы того же цвета, струйками стекала вода – на город, после зубодробительных морозов, обрушилось декабрьское потепление.

–Я её убью, – выдал мужик сходу и обрушился на любимый Колин диван. Откинул в угол шляпу, будто находился у себя дома, обнажив обширную лысину. Его желтое, вытянувшееся, видно от тяжелых переживаний, а возможно и по природе лицо, выражало страдание измученного болью человека. Можно было бы предположить, что у него болит зуб, если б не его фраза «Я её убью». Незнакомец был сильно пьян.

От неожиданности Мигрень высыпал весь корм в аквариум, который на день рождения подарил ему его друг и помощник Слава Сверлицин, по-простому – Сверло.

–Кого убьёте, позвольте спросить? – Мигрень поправил на тумбочке аквариум, сел напротив «человека из дождя».

–Как кого? Супругу свою единоутробную, Луизу Коноплянскую. – Пьяный визитер высморкался в ладонь, потом вспомнив, что у него есть платок, вытер им нос. Протянул руку Коле. – Я Коноплянский Илья Ильич. Тезка Обломова. Читали?

Мужчина попытался изобразить на лице улыбку, но вышло прямо противоположное – гримаса стала совсем уж страдальческой.

Пожимать его руку Мигрень не стал, вместо этого налил из графина воды, протянул стакан «тезке Обломова». Тот с благодарностью принял, но его рука дрожала, словно с похмелья и он почти всю жидкость вылил на свой и без того мокрый плащ.

–Так за что же вы собираетесь убить Луизу?

Коля начинал терять терпение. К нему должна была прийти госпожа Кованько, выдать гонорар за найденную Мигреневым детскую коляску, что украли из её подъезда и бросили в соседнем дворе бомжи. Вот такими малоинтересными делами ему, в основном, в последнее время приходилось заниматься. Деньги же Коля предпочитал получать наличными, не доверяя банковским переводам и карточкам.

–Как за что? Она мне изменила. – Коноплянский выжал синий галстук себе на туфли, оказавшийся тоже как из ведра. – И ладно бы с приличным человеком, а то с Петькой Власовым из конкурирующей фирмы. Если б вы только знали что это за тип – более мерзкого человека и представить себе нельзя. Физиономия желтая, сухая, вытянутая, вечно всем недовольная.

Коля едва сдержал усмешку, ведь Коноплянский описывал, будто самого себя.

–Дайте воды, – без «пожалуйста» попросил Илья Ильич.

Коля, конечно, привык к простому обращению, но даже и ему просьба показалась неучтивой. Но Коноплянский пошел дальше, добавил:

–Лучше водки.

Может от удивления или от сочувствия – все же это трагедия, когда изменяет жена – тут же достал из стола полбутылки водки. Полез в шкафчик за стаканами, а когда обернулся, увидел, что «человек из дождя» уже припал к горлышку бутылки. И опорожнил её одним махом.

Вытерев рукавом нос и губы, обманутый муж произнес: «Я её обязательно убью», рухнул на диван и тут же захрапел.

С госпожой Кованько пришлось встретиться в соседней кафешке, не пускать же её было в «солидный офис сыскной компании», где на диване храпит мокрый и пьяный мужик.

Кованько долго благодарила «великолепного частного сыщика» за оказанную услугу, даже хватала его за руки, явно намекая на продолжение встречи в более приватной обстановке. Но у Мигреня было железное правило: работу не смешивать ни с алкоголем, ни с личной жизнью. Как только переступишь эту черту, считай делу твоему конец.

Пообещав благодарной клиентке непременно с ней еще увидеться, Коля минут через сорок вернулся в офис, но «человека из дождя» там уже не было.

Надо же, удивился Мигрень, кажется, был мертвецки пьяным и вдруг ушел. Он пожалел, что не закрыл «контору». Кафе находилось напротив офиса, и он часто оставлял его незапертым, уходя перекусить. Мало ли придет клиент. Внутри никого, но дверь открыта, значит, подождет. Ну и потом, из закусочной был виден вход в бюро. Как на этот раз он прозевал Коноплянского? Вероятно, Кованько выбила его из колеи своими недвусмысленными намеками на «продолжение банкета».

Хотя, что за проблема? Ушел, ну и ушел. Подумаешь, пьяный человек, униженный женой, грозился её убить. А чтобы он еще мог ей в таком состоянии посулить, коробку швейцарского шоколада?

Коля сел в свое любимое кресло, закинув ноги на стол, но потом подумал, что покрывало дивана нужно бы просушить после «мокрого» посетителя. Снял жесткую, с китайскими иероглифами накидку, а под ней обнаружил визитную карточку. «Коноплянский Илья Ильич, генеральный директор компании «Эверест».

Что за компания, чем занимается, почему «Эверест»? И телефон указан только один, но не мобильный, городской. Значит, прямых контактов «гендиректор Коноплянский» не приветствует. Странно. Зачем тогда личная визитка, достаточно было бы только карточки фирмы.

А-а, махнул рукой Мигрень, к чему копаться в ерунде. Мало ли чудаков на свете, пооткрывают дутых контор и мнят себя крутыми деятелями, доступ к телу которых, лишь для избранных.

Домой решил не идти. Забрался в свое любимое кресло и задремал, а когда очнулся, было уже утро. День наступил пятничный, а, значит, придет Сверло, принесет крымского вина. Конечно, Коля мог сам сколько угодно купить этой «таврической амброзии», но ему нравилось, когда её приносил Слава.

Вообще, ему симпатизировал этот «начинающий журналюга». Коле нравился его мягкий, интеллигентный и в то же время въедливый характер, не пропускающий деталей и мелочей. Мигрень, разумеется, не признавался себе в том, что именно благодаря помощи Сверла ему удается раскрывать некоторые преступления. Но главное, Слава «тискал» в сетевые журналы очерки о том, как великий сыщик Мигрень, «щелкает как орехи» удивительно запутанные и сложные дела. Часто привирает, но без этого, как известно, сказку не расскажешь.

Словом, серьезных дел на горизонте не предвиделось, и Коля решил по случаю пятницы заварить себе крепкий кофе. Да, Мигрень заботился о своем сердце и позволял себе «кофеиновый напиток» только раз в неделю. Но пачка оказалась пустой, придется идти в соседний магазин.

Уже надел большую черную кепку, что делала его похожим на продавца помидорами с юга, и тут его взгляд остановился на визитке, лежащей на столе. «Коноплянский Илья Ильич…»

Иногда у Мигреня включался автопилот, независимо от его мыслей. Вот и на этот раз, он набрал номер, указанный на визитке. Ему сразу ответила девушка, будто ждала его звонка. Голос ее был звонким и даже веселым.

Отставной капитан Мигренев, как всегда в таких «размытых» случаях, представился полковником Следственного комитета при прокуратуре. Это действовало безотказно. Народ гипнотизировали высокое звание и серьезный следственный орган. Он попросил соединить его с генеральным директором «Эвереста».

–А Илья Ильич еще не приходил, – ответила девушка.

–Когда обычно он появляется в офисе?

–Илья Ильич приходит раньше всех, а сейчас уже половина десятого. Почему вы ему звоните?

Ну, это уж было верхом неприличия, задавать «целому полковнику СКП» подобный вопрос.

Коля еле сдержался, чтобы не ответить грубо. Потребовал мобильный номер Коноплянского и адрес. Барышня телефон продиктовала, а по поводу адреса сказала, что он ей неизвестен. И никто из сотрудников не знает.

–Как же так! – возмутился Мигрень. И подумал: скрывается, что ли Илья Ильич от кого-то? Ну, раз конкурент соблазнил его жену у него же дома, значит, тайна его жилища просто фикция.

Узнав, что «Эверест» занимается продажей недвижимости, Мигрень тут же набрал своего бывшего коллегу и начальника по отделу полиции подполковника Семена Пилюгина. Попросил «пробить» адрес «клиента» по номеру телефона.

Подполковник как всегда обматерил Мигреня за его «надоедливость и наглость», однако просьбу выполнил. «Сотрудничество» с отделом полиции, где Мигренев работал опером, было продуктивным. Бывшие товарищи «своего не бросали», по-возможности помогали, в частности, «сливали» сводки происшествий по городу и области. Почему Колю уволили из органов, подробно описал Сверло в своем рассказе «В два щелчка». Если коротко: Коля обложил «грубоэкспрессивной лексикой» проверяющего из Управления генерала Лыбеца за то, что тот незаслуженно оскорбил личный состав отдела.

В «Эверест» Коля не поехал, хотя интуиция подсказывала, что нужно первым делом заглянуть туда, отправился сразу по указанному Пилюгиным адресу.

В дверях столкнулся со Славой. У того в руках был объемный пакет, в котором просматривалось несколько бутылок вина.

–Ну не с утра же, – сказал помощнику Мигрень, забирая у него пакет. Запихнул его в холодильник, подхватил Славу под руку. – Сначала съездим по одному адресу.

Сверлицин был «без колес», старенькая «восьмерка» находилась в очередном ремонте, поэтому приятели отправились к Коноплянскому на автобусе, дабы было всего несколько остановок. Жил он в двадцатидвух этажном доме в районе Зеленого парка.

–На элитный коттедж у господина Коноплянского, торгующего недвижимостью, денег, видно, не хватило, – ухмыльнулся Коля. – Значит, не так хорошо идут дела у его «Эвереста». Ну да, ситуация такая, что народу теперь не до новых домов и квартир. Горит «Эверест» синим пламенем, а тут еще жена рога наставила, поневоле сорвешься.

–Не понимаю, Николай Карлович, зачем мы вообще к нему едем, – пожал плечами Слава. – Сами же говорили, что вчера Коноплянский ввалился в офис в дым пьяный, да вы ему еще налили. Опохмелился, вот и не пришел на работу. Запой.

–Я никогда не видел, – ответил Мигрень, – чтобы мертвецки пьяный человек, храпящий в полной нирване, трезвел за сорок минут и на своих двоих куда-то шустро уходил. Я постоянно наблюдал за нашим офисом, не мог я его пропустить.…Хотя, госпожа Кованько.…Нет, нужно все же к ней будет заглянуть.

–Это та, у которой коляску свистнули, а я её случайно обнаружил в проходном дворе?

–Не случайно, а по моему целеуказанию…ладно, неважно.

–Так она же толстая, как сарделька, придавит вас, Николай Карлович, ночью, – рассмеялся Сверло.

–Разбирался бы ты в сардельках.

Коля набрал наугад несколько цифр на домофоне подъезда, когда ответили, сказал что это полиция, в доме совершенно убийство.

В домофоне запричитали: «свят, свят»» и он тут же щелкнул.

–Зачем же так людей пугать? – Слава открыл дверь, учтиво пропустил вперед «начальника». – Обычно в сериалах опера представляются врачами, пожарными, слесарями, наконец.

Коля на это ничего не ответил. Он просто брякнул в домофон первое, что ему пришло в голову. А что еще «хорошего» могло быть в мыслях Коли, когда перед глазами у него стоял образ Коноплянского, твердившего: «Я её убью»?

В тех же сериалах часто показывают, как менты подходят к квартире преступника, а она оказывается незапертой. В нарушение Статьи 15 «О полиции», без постановления следователя или судебного решения, они проникают внутрь жилища. Но Коля законов никогда не нарушал, ну или почти. К тому же на этот раз у него не было такой необходимости.

Дверь в квартиру Коноплянских, о чем свидетельствовала бронзовая табличка на ней, была распахнута настежь.

–Вот тебе и раз, – помял подбородок Мигрень.

–Вот вам и два,– сказал Сверло, указав на две ноги, торчащие из боковой комнаты в коридор, накрытые простыней. Рядом лежали два синих тапка с алым бантиком.

–Убил-таки, Илья Ильич свою Луизу, – выдохнул Коля.

На лестничной площадке раздались шаркающие шаги. Перед сыщиками появилась грузная женщина с красным, отекшим лицом.

–Это вы мне звонили по домофону, вы из полиции?– задала она два вопроса.

Женщина заглянула в квартиру через плечо Мигреня и, казалось, ничуть не удивилась увиденному.

–Я так и думала, что он её укокошит. Перышкина Анна, можно просто Нюра, – представилась толстушка. – Соседка по этажу.

–Это почему же «укокошит»? – Коля уставился на Перышкину, словно на диковину. Такое «свекольное» по размеру и цвету лицо он видел впервые.

–А потому что ревнивый уж очень.

–Вы откуда знаете?

–Даже ко мне жену ревновал. Приду я к Луизе за солью, то да сё, разговоримся, посплетничаем, а он весь аж закипает. Будто я извращенка какая. Козел, одним словом. Поймайте его и расстреляйте.

–А мужчины к ней приходили? Ну, когда Илья Ильич на работу уходил.

–Я не шпионка какая, за чужими дверями не подглядываю. Да… Приходили, и не раз, бывало, по три раза на неделе.

–Луиза что, нигде не работала?

–Куда ж ей работать, беременная она была. Я ведь в поликлинике полы мою, там и узнала.

–Беременная и мужчин принимала? – удивился Сверло.

–Мало ты еще баб знаешь, – сказал Коля. – Некоторые даже на смертном одре о мужиках мечтают.

Нюра заморгала глазами на слова Коли, потом обхватила лицо руками в перстнях, запричитала:

–Ой, ой.…А, может, он там?

–Кто?

–Убийца Коноплянский! Сейчас выскочит с кухонным ножом. Ой!

Соседка схватилась за левую грудь, вдруг упала в обморок.

–Только этого еще не хватало. Вызывай, Сверло, скорую помощь, а я Пилюгина вызвоню.

–А если и в самом деле преступник там? – Слава безуспешно попытался приподнять тушу Перышкиной, усадить на ступеньки лестницы.

–Был бы там, дверь за собой бы запер. Учись думать, Сверло, пока я рядом, ха-ха. Скажет, тоже.

Подполковник Пилюгин долго не отвечал, а когда, наконец, соизволил взять трубку, попытался разразиться очередной непечатной тирадой, но Мигрень его пригвоздил:

–В твоем районе убийство. Жертва – Луиза Коноплянская, жена…ну того типа, о котором я тебе говорил.

–Ты что, у него на квартире?!

–Входная дверь настежь распахнута. Не волнуйся, не заходил, Статья 15 у меня, можно сказать, на сердце отпечатана.

–Откуда у тебя сердце, Мигрень?

–Ноги её под простынкой торчат из смежной комнаты. Давай, приезжай с группой, пока следаки из СКП не пронюхали. Тебе галочка будет, может генерал Лыбец даже орден даст.

–Да, пошел ты.…Стой, где стоишь и никого в квартиру не впускай.

Группа из двух оперов, криминалиста и следователя, во главе с подполковником Пилюгиным, прибыла одновременно с врачами. Подтянулся и заспанный участковый с понятыми: управдомом и слесарем. Перышкину унесли в её квартиру, а следователь, предложив понятым расписаться в постановлении, разрешил, наконец, всем войти внутрь.

Пилюгин не хотел, конечно, чтоб при осмотре места преступления и тела присутствовал Мигрень, но это ж он обнаружил убитую и вызвал наряд, а потому прогнать его не представлялось возможным.

Криминалист Гена Раков внимательно осмотрел в очки со сменными линзами и фонариком пространство возле тела, обнюхал тапочки и, наконец, снял с тела простыню.

Немая сцена. Под простыней лежала надувная кукла из секс-шопа с широко разинутым, развратным ртом.

–Это что, товарищи офицеры? – первым нарушил молчание Раков.

–Это что?… – обернулся на Мигренева подполковник Пилюгин, но не закончил фразу.

В квартиру вошел майор СКП. Он снял фуражку, вытер платком лоб. Представился:

–Следователь Дозвонский. Где тело?

Один из оперов указал на резиновую «развратницу».

–Вы что, шутки шутите? – Майор расстегнул пуговицу на воротничке, ослабил галстук, состроил кислую гримасу. Его оторвали от важного дела, а тут черт знает что.

Теперь заговорил Коля, понимая, что все шишки обрушатся на него:

–Вы все, как и я, видели ноги под простыней. Если бы сомневались, не заходили б в квартиру. Следователь подписал постановление, а виноват, конечно, Коля Мигренев.

–Кто это? – спросил подполковника Дозвонский.

Пилюгин вытянулся по струнке. Он был выше по званию, но с СКП шутки плохи. Это как в армии, перед лейтенантом – особистом дрожат генералы.

–Частный сыщик Мигренев,– ответил Пилюгин. – Он и обнаружил труп…вернее, куклу, точнее…

–Совсем меня запутали, – тяжело вздохнул следователь СКП. – Вы, вообще, в своем уме?

На самом деле, в голове майора вертелась вчерашняя проигранная партия в преферанс, он рассчитывал на прикуп, а получил ненужную карту. Не иначе, «в круге» завелся шулер.

Вместо Коли ситуацию складно, без лишних слов объяснил Сверло. На очередной вопрос майора – «кто это?» подполковник ответил, что это стажер. Чей стажер, представитель СКП уточнять не стал.

–Раз нет тела, мне здесь делать нечего. – В голосе майора появились нотки радости.

Но тело вдруг появилось. Живое.

В квартиру, с большим пакетом, набитым бутылками, ввалился господин Коноплянский.

–Я гостей не приглашал, – сходу заявил он. – Чего надо, пошли все прочь.

Он снова был пьян.

–Твоя кукла? – спросил его один из оперов.

–Моя.

–Для чего?

–А…Вы из полиции нравов? Что хочу у себя дома, то и делаю.

Нетрезвого начальника «Эвереста» качнуло. Ему помогли усесться в кресло понятые.

– И все же, для чего кукла под простыней? – спросил Пилюгин. – И где ваша жена, которую вы грозились убить?

–Луизка? Я её отпустил. С Петькой Власовым.…Помните, как в кино, сбежала с любовником на Кавказ. Ха-ха. Я куклу в шопе купил, подарить ей хотел, чтоб она видела, как я ее презираю. Чтоб знала, что она такая же тварь,…как и эта резиновая б… прошу прощения. Пришел, а ее дома нет. Надул, положил в постель, думаю, вернется, ляжет, а там…ха-ха. И тут СМС, мол, прощай, Илюшенька, я люблю Петю и уезжаю с ним…ну, вы поняли.…Ну, я Лариску, так б…зовут, швырнул со злости на пол, вместе с простыней полетела…А-а, вы подумали, что…

–Все ясно. – Дозвонский даже улыбнулся – не надо возиться с криминалом, можно спокойно обдумать предстоящую партию в преферанс, а Пилюгин получит то, что заслужил: выезд опергруппы, вызов следователя СКП обходится государству в копеечку.

Майор проверил на телефоне Коноплянского СМС от его супруги, «сбежавшей с любовником», набрал со своего мобильного номер, с которого пришло сообщение.

–Как её по отчеству?

–Л-луиза П-павловна. – Коноплянский сел на пол, сгреб куклу, поцеловал в готовый на всё рот.

Ответила дама звонким, веселым голосом. Вот её-то точно не волнует разрыв с мужем, подумал представитель СКП. Диалог состоялся следующий:

«Луиза Павловна?» «А кто это?» «Вас беспокоят из телефонной компании. Мы хотим сделать вам ряд выгодных предложений…»»Спасибо, не надо, я сейчас далеко от Москвы, когда вернусь, возможно, воспользуюсь вашими предложениями». «Если вы не в Москве, вам как раз будет…»» Я на юге, связь, как видите, нормальная, так что пока в ваших услугах не нуждаюсь».

Веселая дамочка, отключилась, майор похлопал несчастного мужа по плечу:

–Ну-ну, держитесь. Женщины, они такие. Только стараются казаться хрупкими, нежными, слабыми, а потри их монеткой и вылезет меркантильное, корыстное, жестокое существо, каких во всей нашей галактике не сыщешь. В других не знаю, не бывал-с.

Подполковник Пилюгин с любопытством взглянул на Дозвонского – очевидно, что и майор немало хлебнул от «слабого пола». Он и сам был в молодости брошен «красавицей», а потому внутреннее согласился с майором. Коле же он зло прошептал:

–Что б я больше тебя не видел на своем горизонте. – И сорвался на крик: – Никогда! Вот ведь мигрень на мою голову.

–Никогда, так никогда, – ответил невозмутимо Мигренев. – Пойдем, Слава, нас здесь не ценят. Да, господин подполковник, Илье Ильичу кукла не понадобилась, попросите, может, вам подарит, спокойнее будете.

–Сам дурак!

–И вам всего хорошего.

Пока криминалист Раков собирал свой чемоданчик, в кресле, в обнимку с куклой-развратницей, сладко храпел Илья Ильич Коноплянский.

Когда следователь СКП, опергруппа, участковый и понятые ушли, он встал, зашвырнул «резиновую бабу» в угол, достал из шкафа пузатый флакон французского коньяка, выпил целый фужер…

Коля откупорил сразу обе бутылки крымского вина. Как всегда наполнил два бокала. Осушив свой, потянулся за бокалом Сверла, но тот, к изумлению Мигреня, сам выпил его до дна.

–Нехорошо как-то получилось, – сказал журналист, закусывая вино маслиной.

–Нехорошо тумаки получать со всех сторон и рот широко разевать, когда вокруг полно ворон. – Мигрень с аппетитом аллозавра обгладывал копченый куриный окорочок.

Он любил есть, как сам выражался, всякую неполезную, но вкусную дрянь. А еще любил иногда рифмовать, по его мнению, «очевидные мудрости».

–Ну, при чем тут вороны, Николай Карлович?

–А при том, что нельзя быть таким доверчивым простаком и радоваться, когда пернатые гадят тебе в рот.

–Кто гадит, кому?

Коля облизал обглоданную до блеска кость, запил копченость двумя бокалами черного вина. Наконец, ответил:

–Как говорил Жеглов: маленько внимательности, цены бы тебе не было. Трубка у следователя СКП громкая. Хорошо было слышен его разговор с женой Коноплянского. Только голосок её в точности тот, что ответил мне, когда я звонил в «Эверест».

–Но я не присутствовал при вашем разговоре с «Эверестом».

–Ах, да, прости, из головы вылетело. Но все равно, рот широко не раскрывай. Никогда.

–Постараюсь. И что же получается?

–Пока ничего. Почти ничего. Ну, кроме того, что Илья Ильич сидит сейчас в уютном креслице, пьет коньячок и посмеивается над нами – лопухами.

–Вы думаете…

–Да, думаю и тебе советую это иногда делать. Как он всё ясно, последовательно для пьяного человека излагал. А до этого, тоже пьяный, как ты знаешь, моментально и незаметно испарился из моего офиса. Извини, нашего.

Частное сыскное агентство «Добрый Тобби» было создано частично на деньги Сверла, вернее, его отца. В отличие от мамы, Зои Федоровны, не одобрявший выбранную сыном криминальную тему, Владимир Николаевич, бывший чиновник министерства транспорта, с удовольствие читал рассказы Славы. Иногда поправлял, давал советы. Знал Мигренева и видел в нем толкового опера, незаслуженно отправленного в отставку.

–Почему же вы следователю не сказали, что слышали уже голос в трубке?

– Нет тела, нет дела. Таков девиз всех следаков. А похожие голоса в трубке – еще ничего не значат.

Коля набрал номер «Эвереста», по которому уже звонил. Никто не ответил. Затем набрал тот, по которому разговаривал майор Дозвонский. Острый глаз Мигреня зафиксировал номер за доли секунды, когда он заглянул через плечо следователя. Снова пустые гудки.

–Поехали! – Слава решительно встал.

–Куда?

–В «Эверест», разумеется. Прижмем эту барышню, что отвечала вам и майору…

–Сядь. «Эверест» наверняка закрыт на амбарный замок.

–Что же будем делать?

–Как что? Вино пить.

Это успокоило Славу. Он знал, что если Николай Карлович «резко тормозит на ходу», когда очевидно, что нужно действовать решительно, значит, в его голове просчитывается множество вариантов. Вино, в небольших количествах, помогает его мыслительному процессу. В больших, приводит к недельному запою.

Наконец, Мигрень заговорил:

–В этом деле нарушен принцип основного инстинкта.

Слава чуть не подавился вином.

–То есть, всё завязано исключительно на сексе? – спросил он. – И резиновая кукла…

–Огромное заблуждение считать основным инстинктом – инстинкт размножения. Нет. Основной инстинкт – это погоня за энергией, за пищей. Без нее нет ни движения, ни развития, ни секса, то есть продолжения вида, будь то бабочки или человека. Энергии Солнца, которая создала и поддерживает всё живое, не хватает для высокоразвитых организмов, поэтому они пытаются забрать её у другого. Кто лучше, шустрее отбирает чужую жизнь, то есть энергию, тот и находится на вершине пищевой цепочки.

–Догоняй, убивай, ешь и тогда ты на коне, – резюмировал Сверло. Ему явно понравилась мысль приятеля, хотя он сам не раз об этом думал. – Вся наша жизнь – погоня за энергией. Способности, таланты лишь помогают это делать. Отсюда все наши свары, конфликты, войны.

–Именно! Иногда у тебя наблюдаются проблески разума.

–Только искусственный человек, гомункул, которому не нужно будет драться за энергию, спасет мир.

–Сам ты «гомункул», – покривился Коля. – Божье создание никогда не заменит железяка.

Мигрень не был набожным человеком, но, как и все мыслящие люди, не мог дать себе окончательного ответа – что или кто там «за горизонтом». Вселенная бесконечна, не понять нам её своим умом, хотя и подаренным той же Вселенной. Когда-нибудь, люди ответят на этот вопрос, но пока эту тему лучше не поднимать. Его просто бесило, когда ведущие в ящике козыряли своей воцеркленностью. Веришь – и верь, во что угодно, хоть в желтых новогвинейских тараканов, но не козыряй своей набожностью. Вера – дело интимное.

Вот и сейчас, упомянув Бога, Коля мысленно прикусил язык. К тому же, он был уверен, что время искусственного интеллекта, мыслящих дронов, не за горами.

–Ладно, проехали, – сказал Слава. – Так в чем же нарушение принципа основного инстинкта?

–А в том…

Однако Мигрень не договорил. В офис, опять в дым пьяный, ввалился Илья Ильич Коноплянский. Подмышкой он держал объемный сверток. Сдернул с него бумагу, и к ногам Мигреня упала резиновая кукла-развратница.

–Развлекайтесь, – выдал Коноплянский, широко взмахнув рукой, видимо, показывая свою щедрость, рухнул на диван и тут же захрапел.

С его черного плаща на пол капала дождевая вода.

–У гражданина, кажется, белая горячка, – сказал Слава, поднимая куклу за «лапу».

И тут же отбросил её как слизкую лягушку. Ее зад был вымазан чем-то красным, похожим на кровь. Такая же «краска» была на подошвах спящего господина Коноплянского.

Коля надел очки с меняющимися увеличительными стеклами. Затем отколупнул кусочек «краски» от куклы. Попробовал языком.

–Кровь,– констатировал он.

Схватив Илью Ильича за воротник, он рывком усадил его на диване. Слава всегда удивлялся – откуда у сухого, невысокого приятеля такая недюжинная сила. Однажды он разметал толпу хулиганов, покушавшихся на сумку какой-то дамочки. И ведь Мигрень не ходил в спортивные комплексы качать мускулатуру, не тягал гири. Видно «жилистая» сила была дана ему от природы, решил Слава. Сам он физической крепостью не отличался.

Усадив Коноплянского, Коля затряс его как грушу в урожайный год. И тряс до тех пор, пока тот не открыл один глаз.

–Чья кровь? – задал Мигрень лаконичный вопрос.

Некоторое время Илья Ильич шевелил губами, наконец, ответил:

–К-курицы вонючей.

–Ты её все же убил?

–Кого?

–Курицу, как ты говоришь.

–Не я. До меня башку ей оторвали. Я только исполнил…

–Она в офисе «Эвереста»?

Коноплянский пьяно кивнул. На его лоб свесился длинный чуб и, не имея больше Колиной поддержки за воротник, снова растянулся на диване.

–Будете звонить Пилюгину? – спросил Слава.

–Смеешься? Он меня больше и слушать не станет. Поехали.

–А как же Коноплянский? – Сверло кивнул на Илью Ильича.– Может, пристегнете его наручниками к дивану, а то опять убежит.

–Во-первых, до ножки дивана его рука не дотянется, а трогать преступника, измазанного кровью, я не собираюсь. Во-вторых, незаконное лишение гражданина свободы – статья 127 УК РФ. Мы его просто запрем в офисе.

–А это разве не будет ограничением его свободы передвижения?

Коля состроил такую кислую гримасу, что во рту Сверла будто раздавили лимон. Это означало: «Не высверливай мне мозг, Сверло».

На этом прения закончились.

«Эверест» находился в другом конце города. После вина Коля на метро никогда не ездил. Объяснял это тем, что алкоголь обостряет его обоняние и меняет запахи. В подземке они становятся для него невыносимыми.

Пришлось Славе вызывать такси, за свой счет, разумеется.

Офис «Эвереста», в противоположность своему названию, располагался в подвале жилого дома. Вход в него был со двора, напротив детской площадки. Коля первым делом направился к дамочке, которая была с ребенком, ковырявшемся лопаткой в куче мокрого снега. Он с хохотом бросал в женщину ледяные крупинки, а она безропотно это выносила.

Вот из таких детишек бандиты и вырастают, проворчал Коля и спросил у дамы из какого она подъезда. Оказалась, что она как раз из того, что рядом с «Эверестом». Причем, живет на первом этаже, прямо под «этим ужасным агентством недвижимости».

–Почему же «ужасным»? – спросил Мигрень, обрадованный тем, что попал в точку. – Пьянки-гулянки?

–Ладно бы тихо пили, а то постоянно ругаются, причем матом. Громко, как в публичном доме. А у нас дети. По субботам и воскресеньям хоть из квартиры съезжай.

–К участковому обращались?

–Сколько раз. Никакого толку. А вы…

–Я полковник Следственного комитета прокуратуры Мигренев, а это мой…впрочем, неважно. Вы не могли бы пройти с нами?

–Куда?

–В «Эверест», разумеется.

Дама с радостью согласилась – «Хоть вы, может, наведите порядок». Отвела упирающегося ребенка домой, быстро вернулась, с готовностью взглянув Коле в глаза.

–У вас нервы крепкие? – спросил Мигрень даму.

–Как канаты.

–Ну, судя по тому, как вы терпите капризного ребенка, так оно и есть.

По просьбе Коли, женщина, представившаяся Верой Милявской, нажала кнопку звонка рядом с дверью «Эвереста». Сам он со Славой отошел в сторонку, чтобы «видеоглаз» их не заметил.

Впрочем, как и ожидалось, никто не ответил. Тогда Коля, надев на руку полиэтиленовый пакетик, нажал ручку двери. Она поддалась и сама стала открываться наружу. Сразу за ковриком каменный светлый пол был вымазан кровью.

Милявская ахнула, Слава поддержал ее за локоть. Нервы у барышень крепкие только на мужиков и скандалы, а при виде мышей и крови они падают в обморок.

Входить внутрь Мигрень, разумеется, не стал.

–Ничего не поделаешь,– сказал он Славе,– придется вызывать Пилюгина.

–Это же не его район, – резонно заметил Сверлицин.

–Он уже выезжал по вызову к Коноплянскому, хозяину «Эвереста», что зафиксировано у дежурного по городу. Пилюгину и продолжать дело. К тому же галочки за раскрытие пахнут одинаково в любом районе. А здесь уже дело верное.

Подполковник долго не отвечал, а когда все же взял трубку, вопреки ожиданиям Коли и Славы не разразился нецензурной бранью, а ехидно спросил: «Чего желает на этот раз господин Мигренев? А-а, наверняка группу на труп прислать. Конечно, и министра внутренних дел с собой прихвачу». Потом: «Тебя, Николай Карлович, напрасно прозвали Мигренем. Ты хуже, ты Менингит. Так тебя и буду звать».

–Зови, как хочешь. Только сейчас не я, женщина, что живет по соседству с «Эверестом» расскажет, что видела.

Коля кивнул Милявской, мол, давай выдай в трубку что видела.

И тут Веру прорвало. Она кричала на весь двор, что за дверью конторы лужи крови, а изнутри пахнет покойниками, причем, не одним.

Подполковник отключился, не выдержав словесного потока.

–Приедет? – спросил Слава.

–Своим криком госпожа Милявская поставила на уши всю столичную полицию. И не только.

К дверям «Эвереста» стали подтягиваться любопытные жильцы, слышавшие монолог соседки: «Что, что произошло?» «Кого зарезали?» «Неужто, десять трупов?»

–Вам бы, Вера, зазывалой в борделе работать, – сказал Коля,– цены б вам не было.

Милявская не успела обидеться. Во двор въехало несколько полицейских машин. Из первой вышел подполковник Пилюгин, из второй высыпали опера и криминалист Гена Раков.

Не поздоровавшись, начальник отдела полиции, вошел в предупредительно распахнутую Славой дверь, остановился перед пятнами крови на полу. Помял задумчиво подбородок. Криминалист Раков тут же припал к ним, стал колдовать над пятнами и полосами, а Пилюгин боком, вдоль стены, чтобы не наследить, вошел в офис «Эвереста». Надо же, хотя бы единственный раз Мигрень не обманул, думал он. Коля неотступно следовал за ним.

Но благостное настроение подполковника сменилось изумлением, когда он увидел стойку администратора, измазанную кровью и усыпанную белыми перьями. Под ней так же были перья и сухие листья.

Один из оперов перегнулся через офисную стойку и со стола достал за лапы мертвую курицу. Ее отрезанная голова валялась рядом.

Из коридора выполз Раков.

–Это не человеческая кровь,– сказал он и, увидев обезглавленную курицу, неприлично загоготал. Взял пинцетом с пола лист.– Дубовый.

–Вижу,– зло процедил Пилюгин, оборачиваясь на Колю.– Кругом одни дубы.

Он выхватил у оперативника курицу и, возможно, намеревался шмякнуть ею Мигреня, но другой опер крикнул из-за стеклянной матовой двери с табличкой «Ген. Директор ООО «Эверест» И. И. Коноплянский»:

– Здесь еще одна курочка и тоже мертвая.

Пилюгин зло распахнул настежь дверь директора и застыл. За широким, «богатым», вероятно, из красного дерева столом, сидела, откинувшись в кресло, женщина с глубоким декольте на синем, в рюшечках, платье. Бледное лицо, посиневшие губы, а, главное, пулевое отверстие в груди, не оставляли сомнений, что она мертва.

Подскочивший Раков, констатировал, что смерть наступила всего несколько часов назад, а судя по ранению, было применено мелкокалиберное оружие. Скорее всего, пистолет. На теле имеются пороховые следы, то есть, стреляли почти в упор, а выходного отверстия нет.

–Возможно, переделанный травмат, – заключил эксперт.– Владельца будет установить трудно.

–А где Коноплянский? – Пилюгин задал вопрос Коле, причем с таким удивлением, будто тот непременно должен об этом знать.

Но, конечно, подполковник не ошибся.

–У меня в офисе. Пришел снова пьяный, с куклой, измазанной кровью. Коноплянского заперли и сразу сюда. А тут…

–А тут две курицы мертвые, – сострил один оперативников.

Пилюгин так зло взглянул на опера, что тот стушевался.

–Идите, соседей опрашивайте, может, кто чего или кого сегодня тут видел.

Коля тут же представил операм гражданку Милявскую, которую они отвели в сторону, начали записывать на телефоны ее «горячую» речь.

–А ты, Мигрень, с двумя операми дуй в свой офис и не дай Бог, что Коноплянский опять от тебя сбежал.

Коля не удержался, чтобы дать бывшему начальнику совет:

–Нужно проверить зарегистрирован ли на Коноплянского спортивный, травматический или газовый пистолет.

–А без тебя бы, Мигрень, я б не догадался.

–Вы не ерничайте, господин подполковник, я вам галочку, можно сказать, подарил. За раскрытие.

– Какое раскрытие? Ты мне, Коля, наверняка глухаря очередного подарил.

–Плевое ведь дело, господин подполковник. Я могу с уверенностью сказать…

–Нет, я точно когда-нибудь тебя пристрелю. А потом уйду на пенсию. Ну, или уйду на пенсию, а потом пристрелю.

Сотрудник показал начальнику паспорт убитой, найденный в ее сумочке: «Коноплянская Луиза Павловна, № года рождения…»

–Ну вот, а мне втирала по телефону, что на юге. Понятно. Хотя, ничего не понятно. Ты еще здесь, Мигрень?

Коля приблизил свое лицо к начальнику отдела полиции, наставительно произнес:

–Никогда, никуда не спишите. Пусть время догоняет вас, а не вы его.

–Тоже мне, филосОф,– ухмыльнулся Пилюгин. Живо сюда Коноплянского!

Однако «живо» за директором агентства недвижимости мчаться не пришлось. Мигрень столкнулся с ним нос к носу в дверях «Эвереста». Как ни странно, Коноплянский был вроде бы трезвый.

Первым делом Пилюгин приказал надеть на Илью Ильича наручники, чтобы «снова не исчез». И обыскать. Тот вертел желтыми от водки глазами, удивлялся:

–Вы что же, господа, из-за дохлой курицы меня решили арестовать? Смешно, право.

–Какую курицу ты имеешь в виду? – спросил Гена Раков.

–Так я только одну на Сельском рынке купил, мясник там же ей голову снес и в пакет упаковал.

–Почему она здесь оказалась? – задал уже вопрос Пилюгин, зло взглянув на криминалиста – не лезь, куда тебя не просят, занимайся своим делом.

–Сейчас все расскажу. Воды.

Слава протянул ему пластиковый стакан из напольного кулера. Коноплянский выпил трясущейся рукой.

–Не вышло у меня дома с куклой, – заговорил он, – решил в офисе драматический спектакль устроить. Бросить в лицо изменнице и резиновую бабу, и окровавленную курицу. Мол, вот это ты в двух лицах, а кровь твоя подлая между нами, как непреодолимая река предательства.

–Красиво, – сказал подполковник.– Вам бы и в самом деле спектакли на сцене ставить. Прям, Шекспир. Ну, а дальше?

–Она слушать меня не стала, просто швырнула в меня эту дохлую птицу, а я обратно в нее…

–Представляю картину,– опять встрял Раков. – И?

– А что «и»? Не убивать же мне ее было. Забрал свою резиновую Лариску и в бюро к господину Мигреневу подался. Поплакаться, уж больно он сердечный.

Пилюгин не выдержал:

–Да нет у Мигреня сердца, и никогда не было! Коля по утрам котятами завтракает, а ужинает эмбрионами из абортария! Поплакаться, видите ли, ему захотелось.

–Ну, это уж слишком, товарищ подполковник, – вступился за приятеля Слава. Сам Мигрень невозмутимо стоял и сверлил глазами Коноплянского. На слова Пилюгина он, казалось, не обратил внимания.

Подполковник понял, что переборщил:

–Это я образно…образно, конечно. Извини, Мигрень, то есть, Менингит, то есть…ладно, проехали. Зачем всё же в «Добрый Тобби» поехал? «Поплакаться»…Не верю!

За директора ответил Сверлицин:

–Николай Карлович ему водки наливал и спать укладывал. А у господина Коноплянского, после похода на рынок за курицей, видно, денег на опохмел не осталось.

Директор ухмыльнулся, давая понять, что удивлен прозорливости парня.

–Деньги были, да видно выронил или украли, – ответил он. – А куклу хотел там же на рынке продать, но не купили. Вот с ней в сыскное агентство и пришел.

–Когда вы из «Эвереста» уходили, у вас деньги были? – на этот раз спросил Коля.

–Да, были.

–А если были, зачем же вы прихватили куклу? Получается, идея продать ее пришла вам в голову сразу, а не потом…Нестыковка.

–Потом…сразу.…Совсем меня запутали. И в чем, собственно, дело? Почему вы беспардонно лезете в мою личную, семейную жизнь! – Коноплянский повысил голос. – Подумаешь, курицу дохлую принес своей жене.…А какую надо было, живую?

–Бывшей жене, – уточнил Гена Раков.

–Заявления на развод я не подавал, но непременно это сделаю.– Коноплянский попытался отлепиться от стойки администратора, к которой его прижал своим мощным телом Пилюгин, но не получилось.

–Заявления не понадобится, – прошипел ему в лицо подполковник.– С покойниками не разводят.

Он схватил Коноплянского за шиворот, втащил в его же директорский кабинет.

При виде убитой Луизы, директор судорожно начал хватать ртом воздух, заклокотал, словно голубь перед голубкой, его ноги подкосились и он упал перед своим рабочим столом.

К нему бросились полицейские. Раков пощупал ему шею.

–Глубокий обморок от шока, – констатировал он. – Возможно, сердце.

–Уверены, что обморок, а не умер? – недоверчиво спросил Пилюгин.– Мне только еще одного трупа не хватало. Да еще в чужом районе…О-о.…Втравил ты меня, Мигрень.

–Никто вас на аркане сюда не тянул, – снова вступился за друга Слава.

–А ты…Ты вообще кто такой?! Журналюга! Ну и проваливай отсюда!

И вдруг Пилюгин моментально остыл. Как обычно.

–Вызывайте скорую и труповозку. Опрос Коноплянского ничего толком не дал.

–Потому что не с того начали, господин подполковник, – сказал Коля.– Не узнали, почему он соврал, что Луиза «сбежала с любовником на Кавказ», когда знал, что она здесь, и разговаривала с вами по телефону из этого агентства.

–Поучи еще меня, – проворчал Пилюгин. – Если честно, сам ни черта не понимаю.

Мигрень нагнулся над Коноплянским, откинул ему веко, удовлетворенно кивнул – да, жив.

Хотел было дать ему понюхать нашатыря, что всегда был при нем, но передумал.

Раков сделал вид, что обиделся – Коля его знает сто лет и почему- то перепроверяет.

Когда приехали врачи, прокурорские, вызванные Пилюгиным, Коля со Славой уже ехали в такси на Сельский рынок.

–А почему из нашего поля зрения выпал любовник Луизы, Петр Власов? – спросил Сверло по дороге на рынок.

–Вот и едем на базар, чтобы с ним познакомиться,– ответил Коля.– Думал, ты забыл про него.

–Он что, на рынке недвижимостью торгует?

–Не тупи, Сверло. Хорошо ведь начал. Скоро, кстати, поймешь, где в этом деле нарушен принцип основного инстинкта.

–То есть, вы уже знаете ответ?

–Почти. Остались детали.

Живыми курами торговал на рынке только один человек – коренастый мясник характерной южной наружности. По широкой, коренастой фигуре и баклажанному носу, скорее всего азербайджанец. Огромным топором он разделывал тушу барана, кидая части животного в железный таз. Две клетки с птицами стояли чуть поодаль от разделочной колоды. В них тихо, обреченно сидело несколько белых и коричневых кур.

Мигрень задал вопрос: кто у него сегодня покупал живых кур, сунул под нос мяснику удостоверение. Тот поморщился:

–Ай, что показываешь – частный сыщик. Я таких бумажек тебе сотню нарисую. Был бы настоящий мент, тогда ладно.

Быстро сориентировавшись, Коля велел Сверлу показать свое журналистское удостоверение. И это сразу сработало: торговец вскинул окровавленные руки:

–Прессу да, прессу уважаем. Так размажут, что потом сам себя с пола не соскребешь. Что надо?

Слава повторил вопрос.

–Живых курей мало берут, общипывать надо, туда-сюда. Барашек нарасхват. Возьмите, скидку хорошую дам.

–Возьмем. Потом. Так что насчет кур?

–Один человек взял. Обычно я просто птице голову скручиваю, а он попросил именно отрубить и прям с кровью в его пакет положить. А мне что, рубли дает и хорошо. Лучше б евро, а? Ха-ха.

–Как он выглядел?

–А я помню? Тут полно народу.

–Слышь ты, птичий палач, я сейчас настоящих ментов из ОБЭП позову…,– не выдержал Коля, но Слава его перебил:

–Обойдемся без полиции.– Он протянул торговцу тысячную купюру.

–Вот и я говорю – зачем полиция, когда все такие хорошие люди,– обрадовался азербайджанец, принимая деньги.– Приходил такой маленький. …Во, – мясник указал на Колю, – как ты, только лысый. Совсем, как моя…моё колено.

Сверло показал фото Коноплянского, сделанное им во время визита директора в сыскное бюро.

–Он?

–Нет. Говорю же, маленький, лысый, а у этого нос большой.

–Как у тебя, – не удержался Коля.

–Зачем обижаешь, а? Совсем ничего говорить не стану.

–И куда он потом пошел? Ну что еще покупал?

–А-а, это я видел. Людей утром мало было. Бабушки за картошкой, да…

–Не отвлекайся.

–Да. Вот и говорю. Там на выходе банная лавка. Джафар всё для парной продает. Вот и он, ну тот лысый, купил у него аж три веника. Долго выбирал, Джафара всего утомил. Джафар – это мой земляк. Купите у него, он вам хорошую скидку даст.

Торговец банными принадлежностями с готовностью, без денег, описал человека, купившего у него три дубовых веника.

–Въедливый, как заноза, – подытожил описание «лысого» Джафар.

–После вас он к метро пошел?– спросил Слава.

Вход в подземку хорошо просматривался из лавки торговца, а двери рынка, хоть и зима, были распахнуты настежь.

–Зачем? Он в машину сел.

–В какую, не запомнил?

–Как не запомнил, слушай. В светло-синий Хёндай. Я хорошо в машинах разбираюсь, сам хочу такой. Но новый не купишь, кореец с рынка ушел, но обещал вернуться под другой маркой. Ха-ха.

–Номер, конечно, не разглядели?

–А мне оно надо? Кажется, первая буква «9».

–Цифра.

–Ну да, цифра.

–А в котором часу это было?

–Так почти сразу после открытия. Чуть мало после восьми. Народу еще никого. Он сначала курицу у Заура купил, а потом у меня веники. Я ему говорю – зачем так долго веники выбираешь, а он говорит – я ими работаю. Банщик, наверное, потому и лысый весь, волосы от жары сгорели.

Выйдя с рынка, Коля закурил миндальную сигариллу, набрал Пилюгина. Тот все еще находился в офисе «Эвереста».

–Не перебивайте, господин подполковник,– сходу начал Коля.– Светло-синий Хёндай, Сельский рынок, стоянка авто со стороны входа в метро. Первая цифра, скорее всего «9». Время – приблизительно начало 9-го утра. На камерах видеонаблюдения, если они работали, наверняка виден владелец. Он покупал на рынке курицу и дубовые веники. Это возможный исполнитель убийства Луизы Коноплянской. Пробейте по базе имя и фамилию владельца машины. Не спускайте глаз с Коноплянского.

–Что ты городишь, Мигрень!– воскликнул в трубку Пилюгин.– Какой рынок, причем здесь дубовые веники?!

–Под ноги посмотрите. Дубовые листики видите?

–Ну…

–И что непонятного?

Подполковник сменил тон:

–Ты ещё на базаре?

–Уже ухожу.

–И куда?

–Странный вопрос. В баню, разумеется. Сразу мне отзвонитесь.

–Тоже мне, командир из сырных дыр.

Сверло не мог заказать такси, не зная конечной точки маршрута. В Москве десятки, если не сотни частных русских бань, финских саун, турецких парных.

Коля выбрал в Сети ту, что была в том же районе, где и квартира Коноплянского. Наверняка Луиза Павловна не утруждала себя.

–Луиза, вряд ли ходила в баню, – сказал Слава, когда такси остановилось у сауны «Русский жар».

–Ага, тоже сообразил. В баню нет, а вот в спа-салон наверняка. Это ведь модно. А кто работает массажистами в таких салонах?

Коля вышел из машины, «нырнул» в дверь «финляндки», Славе велел ждать. Вернулся быстро.

–Так и есть, с другой стороны улицы находится оздоровительный салон «Живительная сила», – сказал он.

Позвонил Пилюгин, сообщил телеграфным языком:

«Долянский Роман Игнатьевич, 1978 года рождения. Не привлекался. Окончил институт физкультуры. На него зарегистрирован газовый пистолет Марголина. Сейчас такие не выпускаются. Легко переделывался под патроны 5,6 – L22. Место работы неизвестно».

–Известно, записывай адрес. Значит, никакой не Петя Власов.… Ну, выдумщики дешевые.… Берите тепленьким. Проверьте, не учился ли Коноплянский в медицинском.

–Уже проверили. Закончил Второй мед. Он сейчас в Первой градской.

–Так я и думал. Усильте охрану.

–Зачем? Он же…

–Чтоб не сбежал, хрен вам через кочерыжку! Медик легко может имитировать сердечный приступ!

Когда Коля употреблял это выражение, значит, сильно был выведен из себя.

Подъехали медленно к спа-салону. Остановились, стали ждать. Водитель-азиат тут же достал мобильник, принялся лопотать что-то на своем языке. Мигрень его ткнул в плечо, оскалился:

–Не мешай.

Гастарбайтер тут же повиновался, втянул голову в плечи, с испугом протянул Коле свой мобильник.

–Маме в аул отправь, – посоветовал Мигрень.

–С чего вы взяли, что Долянский здесь работает? – спросил Слава.– Вам об этом в сауне сказали?

–Носом чую, – ответил Коля. И расхохотался, отчего водитель еще ниже опустился в кресло. – Что за дурацкие вопросы, Сверло? Описал его: коренастый, лысый, ездит на синем Хёндае.

–Если он там, вы же его спугнули, Николай Карлович.

– На это и мой расчет. Я еще удостоверение свое показал и представился…ну, ты знаешь кем.

Пилюгин прислал фото Долянского, Мигрень ухмыльнулся:

– Проснулся, подполковник. И без него личико массажиста известно. В предбаннике, как в советские времена, висит стенд с «передовиками производства», среди них и наш желанный дружок.

Коля показал Славе его портрет, и сразу ткнут в бок:

–Вон наш клиент.

Светло-синий Хёндай банщика-массажиста находился на параллельной улице, за трамвайной остановкой. Он нырнул в машину. Коля велел ехать за ней. Но тут с перпендикулярного переулка выполз трамвай, встал на остановке, перерезав им путь.

–Давай, давай за ним, моджахед! – крикнул Коля.

–Нельзя, да, пешеход надо пропускай, – ответил тот.

–К чему спешка, Николай Карлович?– удивился Слава.– Все равно никуда не денется. Пилюгин наверняка уже гаишникам номер его машины сообщил.

–Ствол сбросит. Вероятно, этого еще не сделал, потому как не думал, что так быстро засветится. Но от Мигреня не уйдешь. Хотя нет, сначала решит с подельником своим разделаться. Нужно успеть первыми на квартиру к Коноплянскому. Гони!

–Надо пешеход пропускай, – повторил «моджахед».

–А-а, хрен тебе через кочерыжку! Пошел вон!

Коля, сидевший на переднем пассажирском сиденье, выпихнул азиата из автомобиля, велел сесть назад, к Сверлицину. Тот в ужасе выполнил приказ. Теперь уже Славе зачем-то протянул мобильник. Видимо, гастарбайтер всё же решил, что его грабят и хотят забрать самое для него ценное.

Резко вывернув руль, нажав до отказа педаль газа, Мигрень выскочил на встречные трамвайные пути и погнал по ним за стремительно удаляющимся Хёндаем.

Но от «аллозавра» так просто не уйдешь. За мостом, на перекрестке он догнал банщика и плотно сел ему на хвост. Велел Славе позвонить «Пилюле», что бы тот отправил группу на квартиру Коноплянского. Подполковник ответил в своем духе:

–Без вас, дилетантов догадался. Мешаетесь только под ногами. Коля, без оперов к Долянскому не приближайся. Понял?

–Понял он, товарищ подполковник, – ответил за шефа журналист. – Не отвлекайте его.

«Пилюля» обозвал Славу «желторотым борзописцем» и отключился.

На набережной, Мигрень резко ушел влево, во дворы, отпустив Долянского.

–Что вы делаете, Николай Карлович!– воскликнул Слава.– Упустим.

–Нет, тебе обязательно нужно пересмотреть фильм про Жеглова. Я тут каждый поворот знаю, не сверли мозг, Сверло. До дома Коноплянского уже недалеко, он, несомненно, едет туда.

Через несколько минут были на месте, опередив банщика максимум на 7-8 минут.

Мигрень открыл дверь директора агентства ключом, чем крайне удивил напарника. Слава не заметил, как Коля умыкнул ключи со столика, когда опера обыскивали Коноплянского.

–Ложись в кровать, – приказал другу Коля, – накройся с головой одеялом.

Сам он спрятался в бельевом шкафу напротив.

Задумка Мигреня Славе не понравилась, он понимал для чего это нужно, но спорить времени не было, он, не снимая ботинок, прыгнул на широкую двуспальную кровать.

Через некоторое время входная дверь слегка скрипнула.

–Эй, Илья, ты дома? – Банщик передвигался по квартире на цыпочках, стараясь не шуметь. Непонятно зачем, если он уже окликнул директора. – Ты где? Я сделал все, как мы договорились, наша мучительница с архангелами чай пьет. Мы свободны! Понимаешь, свободны от этой стервы! Где ты?

–В спальне, не видишь что ли, сплю,– ответил Слава.

Коля про себя выругался – ну кто Сверла за язык тянул? По его задумке, банщик должен был сам обнаружить Коноплянского в постели. А потом.…Потом, главное, вовремя выскочить и не дать банщику выстрелить.

–Мне как реализатору плана, ты обещал денежку. Где ты их тут спрятал?

–В шкафу у окна, на нижней полке, – вновь ответил измененным через ладонь голосом Слава.

–Вставай, достань. Времени нет. Менты мне на хвост сели. Того и гляди, догадаются сюда нагрянуть.

–Сам достань.

– В шкафу, говоришь? Ладно.

Банщик открыл дверцы шкафа и обомлел: на него глядела зверская физиономия Мигреня с выпученными глазами. Коля специально, для пущего эффекта, добавил «краски» своему лицу.

Однако Долянский не растерялся, недаром бывший спортсмен. Он ударил рукояткой пистолета Колю в лоб, да так крепко, что у того стразу струей потекла кровь из перебитого сосуда, а сам он потерял сознание. Отскочив в сторону, несколько раз выстрелил в Коноплянского «спавшего» на кровати в смежной комнате. Из одеяла полетели клочки искусственной ваты.

Сбивая стулья, напольные вазы с цветами, Долянский бросился к выходу, но на пороге его встретил Пилюгин, погрозивший ему пальцем:

–Невежливо уходить, не попрощавшись с хозяином.

За спиной подполковника, среди оперов, угрюмо стоял Илья Ильич Коноплянский.

Коле, быстро пришедшему в себя, перебинтовали голову.

–Я же тебе велел, Мигрень, не приближаться к Долянскому. Мне еще одного трупа, вернее, двух не хватало.

–Что со Славой? – спросил Коля. – В него банщик стрелял.

–Ну, да, так бы я и лег в кровать, на убой. – Слава вышел из ванной, где умывался. Чужие «феромоны» в спальне, как ему казалось, пропитали его насквозь, а этого Сверлицин терпеть не мог. Он даже с девушками встречался только у себя дома. – Сгреб одеяло, накинул покрывало – вроде как человек спит, а сам под кровать спрятался.

–Пули могли тебя и там достать, – вздохнул Коля. – Моя вина, не думал, что банщик окажется таким шустрым и треснет меня по голове.

–Да, Мигрень, твоя вина, – сказал Пилюгин.– Подставил ты своего напарника. Ты рассчитывал, что преступник при виде твоей физиономии аллозавра от страха упадет в обморок, – сказал Пилюгин.– Я бы упал, ха-ха.

–У вас еще все впереди, – ответил за шефа Слава.– Николай Карлович сделал всё правильно. Вы-то, товарищ подполковник, не догадались где искать Долянского. А он по одному дубовому листу сообразил.

Пилюгин помотал головой:

–Надо же, славную ты себе копию, Мигрень, слепил.

–Я не копия, товарищ подполковник, – ответил Сверлицин.– Я индивидуальность. Как и все. А вам бы следовало следить за своим языком.

От подобного неожиданного напора, Пилюгин остолбенел, но дискуссию решил не продолжать. С журналистом, хоть и желторотым, лучше не бодаться, себе дороже.

В квартиру вошли врачи, вызванные подполковником для Мигреня. Они констатировали сотрясение мозга, предложили госпитализацию. Коля, разумеется, отказывался, но Пилюгин настоял:

–Хоть ты и надоел мне, как горькая редька, Мигрень, но от тебя все же иногда бывает польза правоохранительным органам.

Слава не стал говорить, что польза от Коли есть именно подполковнику.

Колю отвезли в госпиталь МВД, где сделали томографию, не выявившую ничего серьезного. Тем не менее, ему предложили отлежаться в клинике под наблюдением врачей несколько дней.

На следующее утро, как и ожидал Коля, к нему пришел подполковник Пилюгин. Он принес яблок, минеральной воды, шоколадку. Не успел он войти в палату, как появился Сверлицин.

Подполковник поморщился, потом произнес:

–Ну, тем лучше. Вместе вы кашу заварили, вместе и расхлебывайте.

– А нечего расхлебывать, господин подполковник, – ответил Коля. – Все предельно ясно.

–Да? Тебе всегда, Мигрень все ясно!– вспылил Пилюгин, но вспомнив, что в госпитале, сменил тон. – А мне вот ничего до конца не ясно. Эти двое пока у меня, но сегодня их заберет Следком, мне нужно четко знать картину, чтобы не…

–Чтобы не выглядеть дураком, – подсказал Коля.– Ты же знаешь, Пилюля, что я люблю тебя как родного и не дам упасть лицом в грязь.

Пилюгина передернуло от того, что Мигрень при журналисте назвал его «Пилюлей», но сдержал себя, сделал вид, что внимательно слушает Колю.

Коля положил на лоб мокрое полотенце. Таблеток «от головы», какие ему приносила медсестра, он не принимал – складывал под подушку, потом выбрасывал в унитаз. «Всякую пакость кушаете, Николай Карлович, а лекарства игнорируете», – выговаривал ему Слава.

–Что-то голова у меня сегодня несобранная, погулять вышла, – сказал Коля подполковнику. – Поэтому резюмировать дело о «человеке из дождя», я предоставлю журналисту. Вы не против?

–Я…,-открыл рот Пилюгин, но Мигрень его перебил:

–И не возражайте, нужно уступать дорогу молодым, в этом суть вселенской диалектики. Старые звезды долго тлеют, но не греют. Давай, Слава, жги.

Сверло удивился не меньше подполковника, пожал плечами:

–Да собственно, нечего тут «жечь». От любви до ненависти один шаг.

–Причем здесь «ненависть»?!– не выдержал подполковник.

–Директор «Эвереста» и банщик оба любили, судя по всему безумно, Луизу Коноплянскую, – продолжил Сверло. – А она, будучи замужем за Ильей Ильичем, позволяла себе изматывать и того и другого, не отдавая никому из них предпочтения. И разводиться не собиралась. Словом, она довела мужа и любовника до такого белого каления, что они решили поступить по принципу: да не доставайся ты никому.

Пилюгину было неприятно слушать «молодого выскочку». Он уже это прекрасно понял, а пришел к Коле, чтобы подтвердить свою версию. Да, Коля был не следователем в отделе, простым опером, но мог дать фору многим следакам и он считался с его мнением. Пилюгин продолжил сам:

–У «рогатого» супруга духа не хватало осуществить задуманное, а вот у банщика, бывшего спортсмена, было его в избытке. Коноплянский даже пообещал ему за «исполнение» денег. Чтобы запутать следствие, они разыграли этот дурацкий спектакль: с приходом в твой офис, Мигрень, с резиновой куклой, дохлой курицей и мифическим «Петей Власовым из конкурирующей фирмы». Но как дилетанты, они совершили много ошибок и оставили массу следов. А уж дубовый листик в «Эвересте»…если бы не этот листик, Коля.…

–Мелочей на свете не бывает,– сказал Слава.– Все зависит от того как мы воспринимаем объекты и явления. Один видит красивый зеленый дуб, другой из него – банный сруб …

Подполковник возмущаться не стал, продолжил:

–Когда ты напугал Долянского, вломившись в сауну, как слон в посудную лавку, он срочно решил избавиться от подельника… Словом, нам ничего не стоило их разоблачить. Так?

–Ерунда, – ответил Мигрень со вздохом.– Заслуга моя не так уж велика. Коноплянский все равно бы раскололся и выдал всё как на духу. Я просто ускорил события.

Все: и Пилюгин, и Слава были крайне удивленны «внезапному порыву скромности» Мигреня. Такого с ним еще никогда не бывало. С другой стороны, его бывший шеф тоже действовал оперативно и если бы вовремя не нагрянул на квартиру Коноплянского, инициатива Коли могла закончиться очень печально.

Ну, так,– сказал Пилюгин. – Поправляйся, Коля. Удивляюсь, как у тебя череп не раскололся – рукояткой Марголина, да по лбу. Ну, ты точно реликт.

Подполковник всё же сообразил, что оскорблять Мигреня сейчас неуместно, а потому театрально закашлялся. Он пожал руку Коле, а после секундной задержки и Сверлу.

–Шустрый ты, парень, Вячеслав Сверлицин, – сказал он журналисту.– Как только сообразил под кровать залезть, а не остаться сверху под одеялом. Лежал бы сейчас в соседнем отделении, в морозильной камере.…Хотя…вы, репортеры, всю жизнь так – залезете под диван, образно выражаясь, и оттуда…

Не закончив фразы, которая и так была понятна, подполковник Пилюгин удалился. Собирался уходить и Слава, но вдруг вспомнил:

–Вы говорили, Николай Карлович, что в этом деле нарушен принцип основного инстинкта. Так в чем же нарушение?

–А ты разве еще не понял? Коноплянский и любовник его жены Долянский, были обеспеченными людьми, им не было необходимости в поте лица добывать пищу, то есть энергию. Они сначала боролись за реализацию второго инстинкта, инстинкта размножения, но когда поняли, что оба не доминанты, иначе бы Луиза, давно бы сделала свой выбор, сдулись. Подняли лапки, пошли по самому недостойному для любого самца пути – решили растерзать самку, лишив себя возможности продолжить с ней свой род. Словом, здесь произошло нарушение сразу двух главных инстинктов. Хотя, на месте Луизы, я бы отдал предпочтение банщику Долянскому.

Слава хотел было спросить, почему именно Долянскому, но не стал, он понял приятеля – чем сильнее, решительнее человек, тем проще ему добывать энергию для себя и семьи.

А ведь в этом и состоит главная задача живого существа на Земле. Если, конечно, не учитывать моральные принципы, даденные человеку Вселенной или Богом, что одно и то же.

В два щелчка

Положив по-американски ноги на стол, Мигрень закурил свою любимую сигариллу с миндальным ароматом. Он курил больше для вида и никогда не затягивался. А тут дым случайно попал в горло и Мигрень отчаянно закашлялся. Машинально бросил окурок в корзину для бумаг, которая тут же начала тлеть. Комната, а если официально, то офис частного сыскного бюро "Добрый Тобби", начал наполняться едким дымом. Пес по кличке Тоби, как известно, помогал великому английскому сыщику идти по следу преступников. Коле Мигреневу, отставному оперу по прозвищу Мигрень, хотелось видеть себя в образе Холмса, а потому организовав бюро, он взял кличку легендарного пса, но добавил одну букву "Б", чтобы его не обвинили в плагиате.

Коля попытался затушить корзину, видавшим виды, армейским ботинком с высокими берцами, но нога застряла в ней и не хотела выходить. И чем сильнее стучал он "пластмассовой колодкой" об пол, тем сильнее ботинок застревал в корзине. Так и метался он по комнате, забыв, что на столе стоит графин с водой, а уборщица с вечера не вылила воду из ведра.

Графин сразу схватил, вошедший в офис Слава Сверлицин. Кто не знает – это друг и помощник "великого Мигреня", который постоянно вляпывается вместе с ним в криминальные истории, вернее расследования. Не всегда они интересны и хорошо заканчиваются, но Слава, получивший от Мигреня кличку Сверло за свою способность "высверливать мозг", рад был этому тандему. При всех своих внешних и внутренних, мягко говоря, противоречиях, Коля ему был по-человечески очень симпатичен. Он знал, что за грубостью, прямолинейностью, порой дремучестью, кроется добрая, отзывчивая душа. К тому же Сверло недавно закончил журфак и теперь по договору работал в "Криминальном вестнике", где и печатал во многом приукрашенные рассказы о частном сыщике Коле Мигреневе. Себя в "отчетах" Сверлицин не упоминал, что очень нравилось Коле – вся слава доставалась ему. Да, Мигрень был еще и жутко тщеславен.

–Ну, куда льешь! – возмутился Коля. – За берцы вода попала. Ты в корзину лей. Ничего тебе серьезного нельзя доверить.

Сверло не обиделся, подобное общение было между ними в порядке вещей. Точнее, со стороны Мигреня, Слава же всегда был вежлив и обращался к Коле исключительно на "вы" – Николай Карлович. Впрочем, как и ко всем остальным.

"Пожар" был быстро потушен и Мигрень как ни в чём ни бывало, вновь уселся в свое кожаное офисное кресло, водрузив ноги на стол. Потом вдруг что-то вспомнив, вынул из корзины обгоревшую газету. Развернул, стряхнув с новеньких джинсов цвета морской волны, пепел. Что-что, а джинсы у него всегда были, словно "сегодня из магазина". Что не скажешь о серо-зеленой куртке "сафари" с многочисленными карманами, даже сзади. Зачем сзади? А кто ж его знает. В этой куртке, казалось, он даже спал. Впрочем, её немнущийся материал позволял это спокойно делать, но выглядела она как после работы на стройке: с самодельными заплатами подмышками, под воротником, с торчащими из швов нитками.

–Вот, – постучал Коля пальцем по газете. – Российскому ученому-генетику Петру Алексеевичу Толстопятову удалось замедлить старение клеток дрожжей методом синтетической биологии более, чем на 90%. Читал?

–Я…

Сверлицин только собирался сказать, что слышал что-то об этом, но Мигрень его оборвал:

–Ни черта вы, журналисты, не знаете. Учат вас в университетах, учат, а вы всё такие же дурни. Далее: сотрудникам Оксфордского университета удалось замедлить старение клеток в аналогичных экспериментах лишь на 82%. Профессор Толстопятов сконструировал некий генетический осциллятор, благодаря которому и увеличилась продолжительность жизни дрожжей Sacch…тьфу, не выговоришь…Saccharomyces cerevisiae.

Сглотнув после нелегкого лингвистического упражнения, Коля продолжил:

–Так, устойчивые колебания между ядрышковыми и митохондриальными процессами… Ну, это тебе вообще не понять. Вот: подобные спроектированные профессором Толстопятовым генные цепи могут в будущем стать основой антивозрастной терапии для людей. Уловил, Сверло?

–Уловил, – довольно равнодушно ответил Слава. – Вечная жизнь – заветная мечта человека. Все религии базируются на ней. Вообще, интересная тема. Будет время, возьму интервью у этого профессора Толстопятого для сетевого научно-популярного журнала "Луч света".

–Религии базируются на страхе перед смертью, неизвестностью, предлагая верить в вечную загробную жизнь. – Коля бросил газету в урну. – А наука хочет обессмертить человека при жизни. Пока что продлить её. Сомневаюсь, правда, надо ли это… Только ты не возьмешь интервью у ученого.

–Почему?

–Профессор Петр Алексеевич Толстопятов вчера вечером найден в своем загородном доме в поселке "Тихая заводь" мертвым… Убийство.

Слава ничуть не удивился тому, что Мигреню известно об убийстве, заниматься которым должен Следственный комитет. Он знал: криминальные сводки по городу и области ему "сливают" бывшие коллеги по отделу полиции Н-ского района. Товарищи по службе между собой посмеивались над нескладным внешне, во многом дремучим и упертым капитаном Мигреневым, но уважали за честность, смелость, открытость, порядочность. Именно смелость и отправила его на гражданку, когда он высказал в лицо проверяющему генералу Лыбецу из Управления МВД, все что о нем думает. Тот приехал в отдел на Мерседесе с двумя охранниками, явно с похмелья. Обозвал сотрудников скотами, дармоедами, не умеющими работать, так как отдел, по его словам, за полгода оказался "в хвосте по городу". Это было не так – не в передовиках, конечно, но и не в хвосте. Все промолчали. Ну, а когда Лыбец назвал начальника отдела полковника Пилюгина подонком, а к нелестным эпитетам в адрес личного состава присовокупил "драные дегенераты", Мигрень не выдержал, взорвался. А Коле на зуб не попадайся. В прямом и переносном смысле. Зубы у него большие, частые, за что один из оперов, в совокупности с несколько вытянутым лицом, острым подбородком, большими надбровными дугами Мигреня, прозвал его аллозавром. Ну а язык – длинный и липкий, как у двурогого угандийского хамелеона.

Его речи, в адрес проверяющего, позавидовал бы профессор университета Свиридов, занимающийся сбором и анализом ненормативной лексики народов мира.

Почему Коля не вытерпел? Ум дан человеку для того, чтобы держать язык за зубами, а не распускать его по первому требованию своей души. Как говорится: ешь пирог с грибами, держи… Но Мигрень не выносил ни грибы, ни недосказанности: "лепил", что называется, все, что на уме. Словом, генерал постарался, чтобы при очередном сокращении штатов, как тогда говорили, оптимизации кадров, капитана Мигренева Николая Карловича уволили со службы.

Полковник Пилюгин оценил "заступничество" Мигренева и хотя недолюбливал его за прямолинейность, после отъезда генерала Лыбеца, крепко пожал ему руку. А когда Коля уходил из отдела, закатив в опергруппе славную отходную пирушку, Пилюгин даже обнял его и, кажется, смахнул слезу.

–Убийство? – переспросил Слава. – Нашли орудие преступления, следы, соседи слышали крики, кто-то видел гостя профессора или компанию?

–Ты задаешь вопросы, какие могут задать только тысячи идиотов, – ответил Коля. – Вина принес?

Сверлицин сам не употреблял спиртного, но когда приходил к другу, прихватывал с собой бутылочку черного крымского вина, от которого Коля был без ума и после первого же бокала, сразу добрел. Как он говорил, это действие не алкоголя, а ресвератрола – мощного антиоксиданта. И эндорфинов, находящихся в "лозе". Мигрень не был алкоголиком, но выпить был не дурак, хотя без спиртного и мог обходиться сколь угодно долго.

Откупорив бутылку, Коля разлил ее по двум большим бокалам, один вроде как для Сверла. Выпил свой, закусил мандарином, не счищая кожуры, затем ополовинил бокал друга. Блаженно закатил глаза, уселся в любимое кресло.

–Видишь ли, Слава,– сказал Мигрень, назвав в коем-то веке друга не Сверлом, а по имени, – на бытовуху убийство профессора не похоже. Я ведь недаром рассказал тебе о генных цепях Толстопятого, и о том, что он опередил в своих исследованиях англичан.

–Вы что же думаете, это дело рук западных конкурентов?

На этот вопрос Коля мог бы взорваться, но вино сделало свое дело, и он ответил вполне мирно:

–Конкуренты…– Мигрень протянул это слово, будто пробуя его на вкус. – Не знаю, но вполне вероятно. И дело не обязательно в западниках. Конфликты в ученой среде на почве зависти, желании присвоить открытие себе, везде не редкость. Ладно, хватит языком трепать, поехали.

–Куда?

–Как куда? В "Тихую заводь", разумеется.

Старенькая "восьмерка" Сверла завелась не сразу. Мигрень скрипел зубами, но молчал, ведь другого "личного транспорта" у бюро не было. Зато был проблесковый маячок с крякалкой, который он прихватил из техотдела полиции при увольнении.

–Дикость какая-то,– говорил Сверло,– на раздолбанной "восьмерке", спецсигнал.

Это же думали и гаишники, когда видели несущееся, гремящее всеми своими частями, "советское корыто", но не останавливали – мало ли, чекисты любят маскироваться под бомжей на колесах.

Машину подарил Славе отец, когда уходил из семьи к молодой красавице, в качестве извинения, что ли. На самом деле, он отца не осуждал, хотя и любил мать: он давно заметил, что между ними нет ничего общего, оба страдают и тяготятся друг другом. А жизнь ведь одна и быстро проходит. И главная задача человека на Земле – быть счастливым, потому что потом, что бы ни обещали попы, ни черта не будет, только вечная тьма… Если, конечно, ученые всё же не победят смерть. Кто испытал общий наркоз при операции, знает что такое пустота.

–Зачем мы вообще туда едем? – спросил Слава, давя на газ. Несмотря на дряхлый вид и гнилые внутренности, "восьмерка", если заводилась, то бегала как молодая лань.– В "Тихой заводе" наверняка еще следаки из СК работают или оцепили место преступления.

–Подстричься хочу, – дал неожиданный ответ Мигрень, отчего, оглянувшись на друга, Слава чуть не догнал впереди идущую машину.

–Шутите?

–Ничуть. На дорогу смотри и давай быстрее, тащишься как черепах. Кстати, есть такое слово, "черепах"? Баба у них – черепаха, а мужика как называют? А ну, журналист, объясни.

Конечно, Сверлицин знал, что такого слова – "черепах" нет. Есть "самец черепахи", но только отмахнулся – он, как и отец привык держать руль одной рукой.

Пролетели пулей несколько постов ГИБДД, в очередной раз изумив гаишников мигалкой и крякалкой, свернули на проселочную асфальтированную дорогу, тянувшуюся вдоль реки и вскоре подъехали к воротам коттеджного поселка "Тихая заводь". Коля сгреб с крыши мигалку, высунулся из окна, спросил томившегося от безделья охранника: где тут поблизости парикмахерская. Тот недоверчиво взглянул на почти лысую голову Мигреня и все же ответил:

–За леском торговый комплекс, там салон красоты "Мое удовольствие".

–Твое? – решил пошутить Мигрень, но страж не оценил юмора:

–Мое, глухой что ли?

–Как валенок.

–То-то и видно.

За березовой рощицей действительно находился вполне приличный торговый центр.

–Живут же люди, – завистливо сказал Коля, – и на природе, и все бытовые услуги под боком, как в городе. Не то, что в моей деревне.

Загородный домик Мигренева находился в далекой деревеньке на реке Медведица, что в Тверской области. Недавно на чердаке "фазенды" он нашел подшивку "Нивы" за 1901 год, что послужило поводом для его исторического расследования, связанного с загадочным убийством товарища министра внутренних дел Российской империи Христофора Саврасова. Эта невероятная история была переработана Сверлом в рассказ "Назад в прошлое".

Когда остановились, Слава не удержался:

–Может, все же объясните, Николай Карлович, зачем вам салон красоты?

–А сам не догадался? Эх, а еще журналист и помощник… самого меня. Ладно. Профессор Толстопятов наверняка постоянно жил в поселке, по утрам уезжал в свой институт. Ну не на работе же он стригся? А, поди, еще и маникюр налаживал, они ведь профессора такие, нарциссы. А где человек раскрепощается полностью? Нет, не дома, не среди друзей. В парикмахерской, в массажном салоне, в пивной. Но теперь таких "народных" пивных в столице не осталось. Массажный салон ученому генетику вряд ли нужен, а вот парикмахерская… Обычно люди ходят к одному и тому же мастеру, и вскоре он становится им близким человеком. Так же как и мастеру – постоянный клиент. Помнишь: слепила из того что было и полюбила. Мастер создает тот образ, который ему нравится и в результате – любовь.

–Так уж и любовь.

–Проверенно на себе.

Слава с сомнением посмотрел на друга – он и представить не мог, что Мигрень ходит на свидания, в его голове кроме криминальных сводок, кажется, ничего, никогда нет.

В салоне за стойкой администратора никого не было. На столике среди флаконов и расчесок, стояла табличка: "Ст. мастер Бричкина Анна Викторовна". В зале работала одна парикмахерша, она брила белого как лунь деда, второе кресло пустовало. Не дожидаясь, когда мастерица закончит процедуру, Мигрень спросил:

–А что, Анны Викторовны сегодня не будет?

–Я чем хуже? Нет, все к Аньке ломятся. – Коллега Бричкиной скривила губы.

–Вся поселковая знать, видно, очередь к ней занимает.

–Это верно. И буржуи и профессора. Их тут много. Кстати, слышали, нашего Толстопятого-то убили.

–Что вы говорите!

–Люди болтают, мол, чего-то такое изобрел, что хоть стой, хоть падай. А оказался шпионом.

–Да ну!

–Стричься-то будете? – ухмыльнулась парикмахерша, взглянув на Мигреня.

–Мы из нотариальной конторы. По поводу наследства.

–Аньке что, наследство перепало? У нее ж из родных одна собака и то дворняжка.

–Дело не терпит отлагательств, она нам срочно нужна. Продиктуйте, пожалуйста, ее адрес и телефон.

Мигрень так оскалил свои зубы аллозавра, что бритва застряла в бороде деда. А мастер Светлана Потапова, что значилось на ее бейдже в виде наклейки на кармашке халата, на одном дыхании выдала всю необходимую информацию.

Бричкина жила неподалеку, в пятиэтажной блочной хрущевке. Дверь в ее квартиру была приоткрыта. Анна Викторовна сидела на кухне, обхватив голову руками. Перед ней стояла бутылка водки, стакан и прислоненное к солонке фото мужчины в элегантном костюме с бабочкой.

–Он? – спросил Мигрень.

–Он, – пьяно кивнула головой Бричкина. – Водку будешь?

–Буду.

–Молодец.

Она плеснула в стакан водки, издававшей резкий сивушный "аромат", сама приложилась к горлышку.

Коля взял стакан двумя пальцами, не морщась, выпил.

–Ты убила профессора Толстопятого? – спросил он, резко выдохнув.

–Я.

–И чем?

–Своими отказами. Он меня добивался два года, а я ни в какую. Нет, говорю, и всё, сначала разведись.

–Профессор был женат?

Бричкина фыркнула, показала кончик мизинца:

–После того как вернулся из Англии, сошелся с Варькой Кутузовой, массажисткой из спортивного комплекса. Ни готовить не умеет, ни в постели ублажить, даром что массажистка. А он ведь мозг, его питать надо и разрядку ему давать. Да они и не жили долго вместе. Поругались, не знаю из-за чего. Она уехала к родителям в Бирюлево, он здесь. Я ему говорила: сначала разведись.

–Понятно, – вздохнул Коля. – Ясно, что дело темное.

–Темное, – кивнула Бричкина.– А ты вообще кто?

–Минуту.

Мигрень вышел из кухни, в коридоре набрал номер полковника Пилюгина. Спросил, есть ли какие новости по убийству профессора Толстопятого.

–Ты что, Мигрень, очумел?! – воскликнул тот. – Убийством занимается Следственный комитет.

–У тебя же есть возможность залезть в их базу данных.

–Нет такой возможности!

–Не ври. Мне нужно только одно: найдено ли орудие убийство и что оно собой представляет.

–Ага. Ну, и конечно, тебя интересуют время наступления смерти, отпечатки пальцев, потожировые следы, кроме профессорских. А, может, тебе сразу назвать имя убийцы? Ты что задумал, Мигрень, ты куда влез?!

–Не твое дело, и не кричи, я тебе теперь не подчиняюсь.

–А продолжаешь мне трезвонить. Толкаешь меня на служебное преступление! Пошел к дьяволу!

В трубке раздались гудки.

–Не вышло? – спросил Слава.

–Не выходит, у кого не входит. А что это у вас, Анна Викторовна?

В шкафчике за стеклянной дверцей на подставке стоял круглый шар цвета слоновой кости.

–Не видишь? Бильярдный шар.

–Вы играете в бильярд?

–Ну да, прямо в салоне красоты, между стрижками и катаю. Пьяный что ль? Это Петенька упражнялся, по выходным. Совсем голову на шарах потерял. Только у него ничего не получалось, косой был, как заяц. Все деньги заработанные проигрывал в поселковой шаровне. А этот шар он увековечил, потому что однажды его в лузу закатил через весь стол, единственный раз.

У Коли зазвонил телефон. Он удовлетворенно хмыкнул: Пилюгин. Полковник скороговоркой сообщил, что профессор был убит неустановленным тупым предметом в правый висок. Смерть наступила около 23 часов в субботу, то есть два дня назад, посторонних отпечатков пальцев в доме Толстопятого не обнаружено. Напоследок полковник сказал:

–Не путайся у меня под ногами, Мигрень.

–Спасибо, Семен Ильич. Век не забуду.

–Сам дурак.

Сегодня был вторник, значит, следаки из СК уже провели все необходимые процедуры в доме Толстопятого, а само жилище просто опечатали. Если нет посторонних следов, то и охрану вряд ли выставили.

Из Сети было известно, что профессору Петру Алексеевичу Толстопятову месяц назад исполнилось 65 лет. Он окончил Московский государственный университет, работал в одном из медицинских НИИ, занимающимся изучением генома человека. И достиг значительных успехов. Вместе с коллегами из США и Англии, когда сотрудничество стран было на подъеме, он внес существенный вклад в составлении "генной азбуки". В постсоветские годы, когда отечественная наука лежала, мягко говоря, на боку, его пригласили в Англию, в Исследовательский центр генетики человека медицинского факультета Оксфордского университета. Там он проработал несколько лет и близко подошел к созданию генетического осциллятора для генной инженерии. В университете он сошелся и сожительствовал со своей научной руководительницей Нэнси Доун, однофамилицей известной американской актрисы. Из-за нее он вынужден был вернуться в Россию. Как сказано в одной из сетевых статей, они не нашли общий язык на "почве науки". Что же стало на самом деле причиной разрыва, было неизвестно.

Толстопятов вернулся на родину, где его встретили с распростертыми объятиями, дали лабораторию, где он продолжил свои эксперименты в области генетической инженерии и конкретно – в продлении жизни простейших организмов, в частности, дрожжей. Его дочь от первого брака Анжела, живет в Америке, в штате Висконсин, в Мадисоне, работает лаборанткой в местном университете, замужем за руководителем Школы медицины и здравоохранения того же учебного заведения – Ричардом Джонсоном. Взяла его фамилию.

–Не густо,– сказал Коля, когда Слава закончил поиск по профессору Толстопятову. – Но кое-что есть.

–Что именно?

–Все тебе сразу и расскажи. Нам нужно попасть на территорию поселка, но светить свою ксиву я не хочу.

Удостоверение "главного следователя частного сыскного бюро" Мигрень сделал себе отменное: с триколором и двуглавым орлом, несколькими печатями специальным вкладышем, указывающим на время действия документа.

Он открыл свою "ксиву", чтобы в очередной раз полюбовался ее "крутизне". Слава фыркнул:

– Лубочность какая-то, вы бы еще к ней медаль за заслуги прицепили.

Медали у Коли никакой не было, но идея, его, как ни странно, развеселила:

–А что, как получу, так и прицеплю. Ищи в интернете офис продаж поселка "Тихая заводь".

–Зачем?

–Дом будем покупать. Ну что за дурацкий вопрос?

Как только ответили, Мигрень сказал, что только вернулся с тюменских нефтяных разработок и очень хочет купить дом в "Тихой заводе", самый дорогой.

Ворота перед дряхлой "восьмеркой" распахнулись нараспашку. Охранник дико таращился на Колю, высунувшегося из окна: это он что ль нефтяной магнат?

Подобное недоумение появилось и на лице руководителя офиса продаж: парня с длинными сальными волосами, вытянутым лицом, длинными чуть ли не до колен руками. Он застыл на крыльце офиса и не знал что делать, как встречать "жирного клиента".

Первым вышел из машины Слава, почтительно открыл дверь Коле. Увидев Сверлицина, менеджер заулыбался:

–Какой вы, однако, – вместо приветствия сказал он, окидывая журналиста масляным взглядом. Жеманно повел плечиками, взмахнул ручкой.

–Только этого еще не хватало, – сказал Сверло Мигреню,– кажется он голубой. Я их за версту чую.

–Нам повезло. Давай, охмури его, как следует.

–Николай Карлович…

–Без разговоров. На войне все средства хороши.

–Какой войне?..

Вообще, на Славу не раз западали гендерные извращенцы. Один из них оказался даже дедом студенческого приятеля Сережи Булкина. Однажды поехали вместе на каникулы в Питер. Булкин пригласил в гости к родственнику, которым и оказался дед-извращенец. Когда Сережа выпал в осадок от пяти рюмок водки, дед зажал Славу в углу, начал распускать руки. Ну, пришлось двинуть его коленом по "злачному месту". Когда Булкин очухался, Сверлицин взял его за грудки и сказал: ты у меня теперь вот где, будешь еще стучать на меня в деканат за прогулы и пьянки – приятель – приятелем, а закладывал Сережа на голубом глазу, как и многие студенты – расскажу всем, что твой дед педрила.

Коля знал эту историю, а потому добавил:

–Тебе не впервой общаться с та-акими, ха-ха.

Подойдя к администратору, Мигрень кивнул на "восьмерку":

–Чтобы не привлекать внимания. Понятно?

–Понятно, – ответил менеджер, не спуская взгляда со Славы.

На его груди висела табличка: "Гуськов Ян Юрьевич, руководитель офиса продаж".

Мигрень протянул ему руку, затряс, словно к нему подключили электричество.

–Очень приятно, Ян Юрьевич, с вами познакомиться. Давно, так сказать, мечтал. Мой помощник Слава тоже.

Сверлицин хмуро кивнул.

–Да? – обрадовался Гуськов. Надо же, какое славное имя – Слава. В нем есть что-то сливочное, как сладкое мороженое в стаканчике.– Менеджер недвусмысленно облизал губы.

–Это потом. – Мигрень подхватил его под руку. Хотелось бы приобрести коттедж, как у профессора Толстопятого. Мы были у него как-то… на именинах.

–Ой, его на днях убили. – Ян приложил руки к лицу. На его тщательно отманикюренных пальцах был розовый лак.

–Да, печально. Мы вместе работали с ним в одной лаборатории.

–Вы же сказали, что вернулись из Тюмени.

–Сочетаю, так сказать, научную деятельность с практической. Вы даже не представляете что такое нефть! Это же Клондайк для научных исследований, в том числе генетических. В нефти содержатся древние микроорганизмы, способные открыть дорогу к вечной жизни человека.

–Как интересно!

–Ну, так видите нас, привратник райских врат.

–Куда?

–К Толстопятову. Хочу еще раз взглянуть на его дом, чтоб купить точно такой же. Были у него ночью, под хмельком, толком не разглядел.

–Дом профессора опечатан полицией.

–Ясное дело. Но участок-то не опечатан, мы можем его осмотреть?

– Участок, кажется, тоже опечатан, точно не помню. Он у Толстопятого особенный – 3, 5 сотки. У всех только 2. Но мы пошли навстречу ученому с мировым именем. У него великолепный сад: карликовые кипарисы, сосенки, даже миниатюрные греческие смоковницы. Вот какое счастье достанется его дочери Анжеле.

–Как, вам и про нее известно?

–У нас в поселке свой нотариус, она уже ему из Америки звонила. Через несколько дней обещала приехать. Ну, там, похороны, вступление в наследство.

–А его подруга?

–Что подруга?

–Ну, его супружница, так сказать, Нэнси Доун из Великобритании, не звонила?

–Этого я не знаю, нотариус сегодня выходной, завтра будет.

Участок, огороженный плотной рабицей, как и дом, был опечатан. Однако Коля, без помощи менеджера, сообразил, что есть еще и задняя калитка, ведь дом находился у леса, значит должен быть выход и к нему. Так и оказалось. За густыми кустами чубушника, усыпанного белоснежными цветами, оказалась небольшая сетчатая дверка, запертая на внешнюю защелку. Белой бумажки с печатями СК на ней не было.

Участок был действительно плотно засажен всевозможными растениями. Аромат стоял, как в ботаническом саду. Коля расчихался, пристально изучая торец дома профессора. Сзади к нему была пристроена крытая веранда, на которой стояли стол, несколько стульев, гриль, каменный тандыр.

–Да, неплохо жил Петр Алексеевич,– с завистью сказал Мигрень.– Вот бы и в дом попасть.

–Это совершенно невозможно. – Ян так замотал головой, будто его облепили осы.

Слава не растерялся:

–А что ты делаешь сегодня вечером? Я хотел бы пригласить тебя в кафе, а потом…

Сверлицин произнес это так убедительно, что Коля даже подумал, неужели и его товарищ того?.. Но отринул эту мысль, так как Слава менял девиц, как перчатки, никак не мог "подобрать себе нужную под размер", как сам Мигрень и ехидничал.

Гуськов дико заморгал, расплылся как блин на сковородке, если это могло быть применительно к его "карандашному" лицу.

–Да, но…а, – махнул Ян рукой. – Следственные действия, в конце концов, проведены, тело увезли, чего тут охранять? Славушка, а в какое кафе ты меня пригласишь? Я люблю с караоке.

Менеджер собрался сорвать печать с двери, но Коля его отстранил: вынул перочинный нож, аккуратно поддев бумажку, отлепил ее от косяка. Дверь, к счастью, оказалась незапертой. Впрочем, у Мигреня был с собой "дежурный" набор отмычек. Коля уже было переступил порог дома, как его внимание привлекла серебристая зажигалка под грилем.

–Дамская,– констатировал он, – узкая, с перламутровым цветочком лилии. А еще…– Он надел очки с фонариком и меняющимися увеличительными стеклами, стал рассматривать "подошву" зажигалки. – Это очень интересно: Висконсин, Мэдисон, Файер Групп. Понял, Сверло?

Сверлицин, конечно, понял, однако это его не завело, как Мигреня. Он пожал плечами:

– Анжела могла прислать отцу зажигалку в подарок. Петр Алексеевич, мог сам навестить дочь в Штатах.

Коля положил зажигалку в пакетик "для завтраков", что всегда держал в сумке, спросил Яна – курил ли ученый.

–Не замечал, нет, точно нет. Насколько знаю, а я кроме того что менеджер продаж, еще и заместитель главного администратора поселка. Сам главный сидит…

–Это не важно, где он сидит, – перебил его Мигрень, – Молись, чтобы ты не сел, говори по делу.

–Ладно. Он не выносил табака. Однажды ему даже вызывали скорую помощь, профессору стало плохо с сердцем в прокуренной комнате. После этого он выгонял своих гостей курить в сад.

–И часто у него были гости?

–Нет, пару раз в месяц. Да вы и сами знаете, если…

–Знаем. А иностранцы к нему приезжали? – Коля повертел зажигалку с перламутровой лилией.

–Не видел. Пост охраны не пропускал зарубежные автомобили. Ну, белорусские, украинские номера я не считаю.

Мигрень достал телефон. Позвонил Пилюгину. Тот сразу начал кричать так, что слышно, наверное, было на другой стороне улицы. Выслушав нелицеприятную речь бывшего начальника, Коля спокойно сказал:

–Запиши фамилии: Нэнси Доун Великобритания, Оксфорд, Анжела и Ричард Джонсоны, США, штат Висконсин. Меня интересует – пересекали ли эти люди границу России в ближайшее время. Если да, ты выехали ли они уже обратно. Позвони на таможню или залезь в центральную базу данных учета иностранных граждан.

Предусмотрительно отстранив от уха телефон, Мигрень дал Пилюгину как следует выговориться, причем в непечатной форме. Когда полковник закончил, послав Колю по известному адресу, менеджер, еле шевеля от страха губами, спросил:

–Вы кто?

–Тебе лучше не знать приятель, – ответил Коля. – Ты, как должностное лицо, уже нарушил закон, пустив на опечатанное Следственным комитетом место преступления посторонних. Так что пять лет как минимум.

–Сколько?

–Наберешься здоровья на чистом таежном воздухе, вернешься крепким и умным. И больше так делать не будешь. Да не дрожи, обратной дороги все равно у тебя нет.

–Нет, – эхом отозвался Гуськов, опускаясь в кресло у камина. И тут же подскочил, держась за копчик: под ворсистым покрывалом оказался биллиардный шар.

На одной стороне шара было бурое пятно. Коля вновь надел очки с фонариком.

–Я, конечно, не Шерлок Холмс, но могу с точностью на 99% предположить, что это запекшаяся кровь. И не спорь, Сверло. В сгустке виден светлый волосок, вероятно профессорский. Ну и работнички в СК.

Коля положил шар в другой полиэтиленовый пакетик, спросил, есть ли в доме ученого видеокамеры. Менеджер ответил, что "глазами" оборудованы 38 коттеджей из 100, Толстопятов посчитал, что ему видеонаблюдение не нужно.

–Улицу просматривают поселковые камеры,– заключил Ян,– но все видео изъяли следователи.

–Та-ак,– протянул Мигрень. – А гости в день убийства, к Толстопятову вообще приходили?

–Точно не могу сказать, но, кажется, нет.

–Кажется…

–Точно нет, следователи проверили базу охраны на въезде.

–В поселке одни ворота?

–Есть еще хозяйственные, со стороны реки. Через них въезжают мусоровозы, ассенизаторы, у нас пока центральной канализации нет.

Ожил телефон Мигреня с мелодией боя Курантов. Казалось, Коля ничуть не удивился Пилюгину. Полковник говорил, словно лаял:

– Нэнси Доун, Анжела Джонсон и Ричард Джонсон границу России не пересекали. Анжела последний раз была здесь три года назад.

Коля состроил страшную физиономию аллозавра – он был крайне расстроен сообщением полковника.

–Но вот что интересно,– продолжил Пилюгин.– Три дня назад в Россию из Турции въехал гражданин Великобритании Кельвин Доун из графства Оксфордшир. Обратно пока не уезжал, деловая виза на 10 дней. В декларации о месте проживания в Москве заявлен отель "Космос". Выводы делай сам. Больше мне трезвонь, Мигрень, убью!

–И вам здоровья и процветания, господин полковник,– сказал Коля уже "мертвой" трубке. – "Космос", ага. Там еще памятник Шарлю де Голлю стоит. Где находится бильярдный стол?

Ян уже не смотрел с вожделением на Славу, понял, что вляпался в дурное дело по самые уши.

Игровой, профессиональный двенадцати футовый стол "Снукер" находился на третьем этаже коттеджа. Чердак был переделан в комнату, вернее в шаровню. По стенам – два мягких дивана, несколько кресел, напротив входа, у зашторенного окна – бар, наподобие "ковбойского" – с зеркальной стойкой, уставленный бутылками, с тремя вращающимися стульчиками с металлическими круглыми спинками.

–Тлетворное влияние Запада, – сказал Коля, подходя к стойке. Глаза его от такого изобилия спиртных напитков горели, словно натертые фосфором, как у собаки Баскервилей. Да, это был уже не добрый Тобби.

Но Мигрень придерживался жесткого правила – на работе ни-ни. Он внимательно, сантиметр за сантиметром осмотрел бильярдный стол. В правом углу, со стороны окна, там, где был мелом очерчен контур убитого, имелось бурое пятнышко.

–Любопытно, – помял подбородок Мигрень.– Почему профессора стукнули шаром, а не бутылкой? Ей же удобнее. Значит, все произошло спонтанно. Но почему шар, послуживший, несомненно, орудием убийства, оказался внизу, под покрывалом кресла? Объяснение одно: убийство не было запланированным, а преступник или преступница так были шокированы, что пустились наутек, машинально прихватив шар. Внизу опомнились, сунули его под покрывало, а потом ушли через хозяйственные ворота. Там сидит охрана?

–Конечно, – ответил менеджер. – Но за профессорским участком есть еще еле заметная дверца в поселковой стене, ведущая в лес. Петр Алексеевич любил по утрам гулять среди сосенок и елей, говорил, что набирается от них энергии.

– Почему сразу-то не сказал? – Коля щелкнул зубами. – Ну, менеджер, не видать тебе романтического ужина со Славой.

За участком действительно оказалась дверца. Она почти не отличалась по цвету и фактуре от высокого, гофрированного забора из композитного материала. За ним находился вполне приличный, незамусоренный, как это обычно бывает у коттеджных поселков, лес. Вернее, лесок – сквозь пушистые кроны деревьев просматривалась автомобильная дорога.

У сосны, рядом с овражком, лежал пакет из супермаркета. Коля бросился на него коршуном, вынул серый плащ с капюшоном. Ощупал его снизу доверху, на подкладке разгладил пальцами две сморщенные этикетки. Одна указывала размер плаща, можно ли его стирать, гладить, сушить на солнце, а вторая…

– Made in UK, – прочел Сверло. – United Kingdom. Сделано в Объединенном королевстве, в Великобритании. Приплыли.

–Вот именно, – подтвердил Коля.

Он вынул зажигалку, найденную ранее в саду, нажал на рычажок. Появилось пламя, а с боку открылся чуть заметный глазок.

–Секретная фото-видеокамера,– констатировал Коля. – Как у Джеймса Бонда. Мечта любого разведчика.

–Да здесь прямо англо-американский шпионский притон! – не удержался от возгласа менеджер поселка. – Нужно срочно сообщить в органы.

Коля показал Гуськову сухой, но крепкий кулак:

–Если ты, гендерный дефект, хоть одним словом обмолвишься кому-нибудь о том, что сейчас видел и слышал, будешь ублажать уголовников лет двадцать в Удмуртии или на Магадане. Понял?

–Понял. Не извольте беспокоиться. Буду нем, как жареный карась.

–Ну вот, уже перешел на культурный язык. Нам с коллегой пора, привратник рая, в "Космос". А ты не грусти, Слава тебя обязательно сводит в караоке. Правда, Сверло? Ха-ха.

На этот раз "восьмерка" завелась с полпинка, как выразился Коля. Он некоторое время молчал, потом не вытерпел:

–Ну, давай, коллега, излагай свою версию. Вижу, что хочешь выговориться.

Слава заулыбался, прибавил газу.

–На первый взгляд, всё ясно, – сказал он. – Нэнси Доун узнала, что ее сбежавший в Россию супруг, добился в области генной инженерии с дрожжами существенного прогресса. В отличии от нее. Такого поворота она не ожидала и стерпеть не смогла. Женщины ведь все жуткие эгоистки с непомерными амбициями.

Коля с любопытством и удивлением взглянул на друга: надо же и когда "этот молокосос" смог постичь такую мудрость? Впрочем, несколько общений с дамами достаточно, чтобы понять это. Да и телевизор каждый день сие подтверждает: ведущие девицы на экране из кожи лезут вон, чтобы продемонстрировать свою значимость и ум, а получается как раз наоборот. А тем временем Слава продолжал:

–Нэнси решила узнать у Толстопятого, в чем суть его "прорывных", опережающих Запад экспериментов. Сама ехать в Россию не решилась, мало ли, еще обвинят в научном шпионаже, "угонят дикие русские в Сибирь лет на пятьдесят". А в Сибирь Нэнси не хотелось. И тогда в Москву она отправила…Правильно, своего сына Кельвина Доуна, вероятно тоже работающего в Оксфордском университете.

По версии Сверла, Доун на всякий случай въехал в Россию через Турцию. Он, несомненно, знал, где живет профессор. Но и Кельвин светиться не хотел. Зная страсть профессора к бильярду, он заглянул в шаровню у торгового центра при поселке и у кого-то узнал: как можно незаметно проникнуть из леса на участок ученого. Так ему стало известно о калитке в заборе. На всякий случай, чтобы в камеры наблюдения не попало его лицо, Кельвин надел плащ с капюшоном.

Беседа с профессором, вероятно, была бурной. Доун предлагал снять расчеты профессора на мини камеру в зажигалке, мол, никто о "сливе" не узнает, а Толстопятов получит на свой счет в английском банке приличную сумму и сможет продолжать свои эксперименты в России или, если захочет, вернется в Оксфорд.

Но Толстопятов заупрямился, выбросил зажигалку в окно. В порыве гнева англичанин ударил по голове профессора первым, что ему подвернулось под руку – бильярдным шаром. Потом в страхе сбежал, плащ выбросил в пакете за калиткой, сел на попутку и уехал.

–Да-а, протянул Коля, когда его друг закончил. – Красиво, много логичного и столько же несостыковок. Начнем с первого: убил Толстопятого дилетант. Это верно, только полный лох, прости за мой французский, мог оставить орудие убийства в кресле под покрывалом, не забрать в саду зажигалку, а плащ с английскими этикетками бросить сразу за калиткой. Доун такой…простак и есть. Но как он мог узнать в шаровне, как ты говоришь, где находится калитка? Наверняка по-нашему ни бум-бум.

–Что вы прицепились к шаровне, Николай Карлович,– обиделся Слава.– Я ведь это только предположил. Кельвин мог узнать о калитке где угодно, например…

–В парикмахерской, – закончил за друга Коля. – А ну давай, поворачивай назад, в "Мое удовольствие".

В салоне красоты по-прежнему трудилась одна сотрудница, место администратора Бричкиной пустовало. На ее столике так и лежали расчески, пузырьки с лосьонами и белые хлопковые перчатки.

–Что, решили все же освежиться? – весело спросила Светлана Потапова.

–А что, Анна Викторовна все еще отстутствует? – в свою очередь задал вопрос Коля.

–Вы же к ней собирались. Аньки и дома нет? – удивилась парикмахерша.

–Скажите, Светлана…

–Юрьевна.

–Ага, Юрьевна, я так и подумал. Приходилось ли вам или Анне Викторовне на днях стричь иностранца.

Потапова всплеснула руками:

–А как же! Заявился тут такой весь холеный, в клетчатых штанах, в шикарной зеленой куртке – сафари, с высоким "под уши" воротником. Так теперь в Европах носят. Эх, Европа....Весь пахнет дорогим французским парфюмом, я-то знаю в нем толк.

–Не сомневаюсь. Он по-русски говорил?

–Немного лепетал.

–И что "лепетал"?

Светлана вдруг преобразилась:

–Послушайте, а вам что за дело? Ну, пригласил он Аньку на чашку чая в кафе. А что, вернулись сталинские времена, нельзя с иностранцами общаться?

–Можно, – спокойно ответил Мигрень и протянул Светлане свою "ксиву".

Парикмахерша, увидев двуглавого орла, с печатями, схватилась за сердце, опустилась в свое рабочее кресло.

–Нашпионил что ль? – спросила она дрожащим голосом.

–Хуже. – Мигрень взял со столика белые хлопковые перчатки. – Бричкиной?

–Её. Что же теперь с ней будет?

–Следствие разберется.

–Ой, мама.

–Опишите иностранца: как выглядел, какие приметы на лице имел, может шрам, или нос кривой.

–Нет, нос прямой. У него уши проколоты для сережек, а под правым ухом большая родинка.

–Замечательно. Сейчас же закрывайте свою лавку, идите домой и сидите там как мышь, никому не открывайте и на телефон не отвечайте, даже Бричкиной. Ясно?

–Ясно, товарищ…то есть, господин…

–Полковник, – повысил себя в звании Мигрень.

Когда вновь сели в машину, Коля закурил свою миндальную сигариллу.

–Вот, кажется, и все. Дело раскрыто. Осталось взять Бричкину и передать её через Пилюгина Следственному комитету.

–Так это она, по-вашему, убила профессора?

Коля только хмыкнул, потом сказал:

–Мне сразу показались странными её слова, что профессор был косой как заяц и не мог попасть в бильярдную лузу. И единственный шар, который он в нее загнал, находится у нее. Это человек-то, у которого дома профессиональный бильярдный стол не может загнать шар в лунку? Даже медведь бы успехи имел. Практика великое дело. Хотя…

–Так что насчет убийства?

–Я тебе сразу не сказал. Вот.

Коля показал белые перчатки Бричкиной, которые он незаметно умыкнул с ее стола.

–И что?

–На колесике этого простого с виду, но по сути хитрого устройства, оказался кусочек белой нити. Ее "чиркали" именно в этих перчатках.

–Вы уверены?

–Век воли не видать, как говорят наши визави.

–Но зачем Бричкиной убивать профессора?

–Вероятно, Кельвин Доун, подпоив Анну Викторовну в кафе, подговорил ее проникнуть незаметно в дом Толстопятого и уговорить записать на камеру суть его "дрожжевого" прорыва. Кельвин посулил ей, вероятно, немалую сумму. Бричкина согласилась, надела английский плащ, тайно проникла в дом ученого. Но в результате они поспорили, поругались, профессор выбросил зажигалку в окно, это ты правильно понял, которую ему передала Бричкина, а та в раже ударила любимого, не желавшего разводиться, бильярдным шаром. Что у нее накипело, то и выплеснулось. Отсюда и непрофессиональные улики, которые проморгали деятели из СК.

–Так прям сразу англичанин и разболтал о своих планах первой встречной парикмахерше? – Слава включил стартер, нажал на газ, не спросив куда ехать.– А жена профессора Кутузова, с которой он никак не хотел разводиться? Почему вы её в расчет не берете?

–Во-первых, ее уже наверняка отработали следаки из СК, а во-вторых, Кельвин не знал, где она живет, и времени у него не было ее разыскивать, на что-то уговаривать. Он действовал спонтанно, наотмашь, как дилетант. Сначала, он, вероятно, хотел узнать от Бричкиной, как скрытно проникнуть в поселок, а когда узнал, что Анна очень хорошо, мягко говоря, знакома с Толстопятовым, решил ею воспользоваться.

–Как-то всё вилами на воде писано, Николай Карлович, уж извините. Так куда едем, в Москву?

–Зачем в Москву? Кельвин никуда не денется. К Бричкиной, конечно.

Дверь в квартиру Анны Викторовны, по-прежнему была приоткрыта. Частные сыщики вошли внутрь.

Под люстрой, с одним тапкам на ноге, болталась Анна Викторовна. Тонкая бельевая веревка глубоко врезалась ей в шею, мутные глаза вывались из орбит, синий язык изо рта. На виске – кровавый подтек.

Слава отвернулся, Мигрень, как ни в чем, ни бывало, потрогал ногу женщины.

–Смерть наступила часа два назад, почти сразу после нашего ухода.– Он поднял пустую бутылку виски с запекшейся кровью.

–Ну вот, теперь понятное орудие убийства. Та же рука. Отпечатков наверняка на ней нет. Но запах, ты чувствуешь запах, Сверло? Эх, женщины.

–Запах смерти, – ответил тот, все еще находясь в шоке. Уже не раз ему приходилось сталкиваться в обществе Мигреня с трупами, но он никак не мог к ним привыкнуть.

Коля набрал Пилюгина и ничего не объясняя, сказал, что нужно немедленно задержать англичанина Кельвина Доуна. Он наверняка сейчас в международном аэропорту, ждет вылета в Стамбул.

–Не бойся обойти Следственный комитет, пока они раскачаются, будет поздно. А ты раскроешь убийство профессора. Тебе медаль дадут.

Как ни странно, полковник не стал кричать и ругаться, спокойно спросил:

–С чего ты взял, что Доун хочет вылететь в Стамбул?

–Каким путем пришел, таким и собирается уйти. Никакой фантазии, дилетант.

–Так ты уверен, что это он?… Ты нашел доказательства?

–Стал бы тебя без этого тревожить. И, главное, запах.

–Что? Какой запах?

–Не напрягайся, потом объясню.

Гражданина Великобритании Кельвина Доуна задержали в очереди к стойке регистрации. Он сопротивления не оказал, не стал возмущаться, покорно пошел за сотрудниками полиции. Мало что понимающий Пилюгин, скрепя зубы был вынужден пригласить в отдел полиции Колю Мигренева.

Как оказалось, англичанин вполне прилично изъясняется по-русски. По его словам, в Оксфорде хорошие преподаватели иностранных языков, а учить русский его заставляла мать, Нэнси Доун. Вроде как для общения с ее русским сожителем Петром Толстопятовым. Но, как выяснилось, не только.

Да, мать, узнав о прорыве ее неофициального мужа в области генных цепей, то есть омоложения клеток дрожжей, решила, что Толстопятов должен поделиться с ней технологией. Ведь если бы он не получил от нее возможность, в хороших условиях, с самой лучшей аппаратурой, работать в Оксфорде, то не сделал бы прорыва и в России. Кельвин тоже работал в университете и знал о чем речь. Конечно, никто не собирался под пытками или угрозой смерти добиваться от русского профессора его открытия. Кельвин просто должен был постараться его убедить.

Но 30 -летний Кельвин страдал, как и многие англичане, "пивной болезнью". Крепкий же алкоголь вообще сносил ему голову. Он приехал из отеля "Космос" в "Тихую заводь" на такси, но перед визитом к Толстопятову решил привести себя в порядок, зашел в салон красоты "Мое удовольствие". Там ему необыкновенно понравилась одна парикмахерша. Это была Анна Бричкина. Задвинув на время свое дело, он пригласил эффектную даму в кафе. Анна не могла отказать богатому с виду иностранцу, из самой Англии.

В кафе, изрядно выпив водки с лимонным ликером, Кельвин выложил женщине, зачем приехал в Россию и что открытие профессора сулит ему не только мировую славу, но и огромные деньги. Доун продемонстрировал Анне чудо-зажигалку.

В голове парикмахерши созрел хитрый план – она сама выведает у "Петеньки", с которым у нее интимные отношения, тайну "генных цепей", а потом продаст ее Кельвину. Купит, никуда не денется, сам, видно, не особо горит желанием встречаться с профессором, потому и напился как свин.

Бричкина вошла в дом ученого, как всегда она делала, со стороны леса, ну чтобы лишний раз не объясняться с охранником на воротах. Он, разумеется, ее знал, но теперь дело было тайное и лишних глаз Анне было не надо.

Однако ей не удалось убедить профессора. В какой-то момент между ними возникла ссора и Бричкина в порыве гнева ударила Толстопятого бильярдным шаром. Конечно, она не ожидала, что удар окажется смертельным. В ужасе она убежала из поселка через ту же калитку в заборе, а потом одумалась: есть возможность свалить все на англичанина, который мертвецки пьяный спал на лесной опушке, куда еле дотащила его из кафе парикмахерша.

Она взяла у иностранца его плащ, подбросила в пакете возле калитки, в сад зашвырнула его зажигалку – из сериалов знала, что сыщики обследуют сад миллиметр за миллиметром и найдут шпионскую зажигалку с иностранным клеймом. Затем вызвала такси, дала шоферу из кармана Кельвина 50 фунтов, велела отвезти его в отель "Космос" на проспекте Мира. Перед этим она рассказала очухавшемуся Доуну все, что якобы натворила. Со страха и стресса ничего не скрыла.

–Однако нервы женщины не выдержали, – закончил за Кельвина Пилюгин, – и она повесилась, предварительно выпив целую бутылку виски.

–Я утром просыпаться и видел телевизор, что убит Толстопятый,– сказал, держась за голову Кельвин. – Собирай сразу вещи, бежать аэропорт, Стамбул.

Вскоре в отдел полиции приехали сотрудники Следственного комитета. Они забрали запись "беседы с Доуном" и напоследок сказали полковнику Пилюгину, что он еще ответит за то, что вторгся, как слон в епархию СК.

–Вечно ты меня втянешь, Мигрень, в неприятности, – Полковник тяжело вздохнул, махнул рукой. – Сплошные от тебя проблемы. Да, хотел спросить: на зажигалке клеймо Висконсина, где живет Анжела. Случайное совпадение?

–В Америке хорошая электроника. В Англии тоже. Вероятно, Нэнси не хотела оставлять даже малейших следов своего "научного шпионажа" на родине, а потому попросила прислать хитрый гаджет Анжелу, живущей в Штатах, с которой у неё, вероятно, были хорошие отношения. Впрочем, зажигалка никакой роли не играет и как она оказалась у Кельвина, совершенно неважно.

– Ладно, топай, надеюсь в обозримом будущем тебя не увидеть и не услышать.– Пилюгин ополовинил графин с водой, будто его мучило похмелье. На самом деле, когда он нервничал, всегда пил воду в больших количествах. Об этом знал Коля, а потому спросил: не сбегать ли ему еще за водичкой для полковника.

–Да проваливай же!

–Как, ты не хочешь узнать, кто убил профессора Толстопятого и парикмахершу Бричкину?

Пилюгин с открытым ртом опустился на стул. Остальные сотрудники отдела обступили Колю. Тот, выдержав театральную паузу, сказал:

–Потапова Светлана Юрьевна. Закадычная подружка Бричкиной, которая на свою голову рассказа ей о разговоре с англичанином. Потапова жутко завидовала Бричкиной. Как только мы со Сверлом вошли в салон, она стразу же стала говорить, что "все клиенты ломятся к Аньке".

–Ну, это еще не…

–Женщина может обмануть чем угодно: словами, поступками, но только не запахом.

Коля достал из сумки белые хлопковые перчатки, что он умыкнул в салоне. Понюхал, предложил тоже сделать полковнику. Тот поморщился.

–Духи "Священные слезы Фив", это вам не какая-нибудь "ШанельNo5", стоимость около 7 тысяч долларов. Насыщенные нотки мирры, герани, ладана, сандалового дерева. Женщины последний бюстгальтер продадут, но купят заветные духи. Аромат-это их неповторимая натура, душа.

В чем-чем, а в ароматах Мигрень разбирался как заправский сомелье. Недаром у него был большой нос и чутье "доисторического ящера". Об этом прекрасно знал полковник Пилюгин, а потому сомневаться в словах Коли ему не приходилось.

Мигрень продолжил:

– Потапова уговорила подругу доверить ей переговоры с профессором – мол, любовь между ним и Бричкиной может стать помехой в деле. А она возьмет ученого мертвой хваткой так, что тот не отвертится. Иначе, мол, она сообщит на Лубянку о его шпионских связях с МИ-6, агент которого – Кельвин Доун, приехал к нему в "Тихую заводь". Потом они вместе с Бричкиной продадут сведения "дурачку" Доуну, а на "гонорар" уедут жить куда-нибудь в теплые страны. Но Светлана Юрьевна повсюду наследила… духами: и на перчатках Бричкиной, и в доме профессора и, главное, в квартире Анны Викторовны.

По словам Коли, когда Потапова поняла, что ее ждут не лазурные берега на бирюзовом океане, а тюрьма, решила избавиться от свидетельницы, то есть собственной подруги. Ну а и иностранец, узнав о смерти профессора, по ее мнению, сам быстренько сбежит из России. И никаких следов.

–Вот так. Вот вам и генные цепи. Все одной цепью и связаны.

–Да-а, – протянул полковник Пилюгин. – Сладка парочка. Лазурные берега с бирюзовым океаном, говоришь… Тебе бы, Мигрень, книжки художественные писать, а ты у меня под ногами путаешься. – И уже своим операм: – Ну что встали, рты поразинули? Ноги в руки и пулей в "Тихую заводь", в салон красоты за госпожой Потаповой, пока следаки СК до нее не дотянулись. Впрочем, как они догадаются, англичанин ничего толком не помнит, а у них нет такой уникальной личности с большим носом аллозавра, как Коля Мигренев, по кличке Мигрень.

–У тебя тоже нет, – ответил Коля. – Пойдем, Слава, нас здесь не любят.

–Спасибо, Мигрень!

–Сам дурак.

Сверлицин довез Колю на своей "восьмерке" до частного сыскного бюро "Добрый Тобби". Хмуро спросил, почему Мигрень сразу не изложил ему версию с Потаповой, а начал валить всё на Бричкину.

–Понимаешь, Слава, повторяя кому-то свою отыгранную версию, я как бы заново, еще раз ее проверяю в уме. Смотрю на реакцию окружающих, например, твою. Но ты, к сожалению, не придал значения одной важной детали – запаху.

–Не у всех обоняние, как у доисторического динозавра,– выпалил в сердцах Сверлицин.

Однако Мигрень не обиделся, более того, впервые за целый день от души рассмеялся.

Слава решил еще подсыпать "перцу" приятелю:

–Пока вы, Николай Карлович, проверяли в уме отыгранную версию, свершилось еще одно убийство. Были бы вы расторопнее…

–Увы, в моей практике не без промашек. И все же всего за день, мы с тобой раскрыли целых два убийства. В два щелчка, как говорится.

Как обычно, не попрощавшись, Мигрень скрылся в дверях бюро. А Сверло отправился домой писать рассказ для "Криминального вестника" о том, как отставной опер всего за день раскрыл убийство профессора Толстопятого и его любовницы Анны Бричкиной. Рассказ он так и озаглавил: "В два щелчка".

 Вперед в прошлое

Однажды Коля Мигренев бездельничал на даче и от нечего делать залез на чердак. Там в куче хлама он нашел полуистлевшую подшивку журнала "Нива" за 1900 год.

 Коля не удивился. Дом, который он гордо именовал "загородной резиденцией" был старым и гнилым. Он его купил пару лет назад за небольшие деньги у какого-то спившегося рыбака. Тот в свою очередь приобрел хибару "под рыбалку" у древних деда с бабкой, которые сразу померли, как только сделка была совершена. Приобрел за грузовик картошки, десять кубов дров и 100 долларов. Во всяком случае, так рассказывал рыбак. Мигренев купил дом с небольшим "советским" участком, потому что ему приглянулось место. Рядом слияние трех рек: Волги, Медведицы, Пудицы. Кругом нетронутый, "берендеевский" лес. Говорили даже, что в нём водятся волки и медведи. В это Коля не верил, а вот лосей и кабанов несколько раз видел.

 Деревенька со странным названием "Гусенос" стояла заброшенной, пока в ней не начали появляться горожане и не строить дачные дома или ремонтировать старые. Из местных здесь оставался лишь один дряхлый старик Помпей Демьянов по кличке Стоматолог. Когда-то он рвал клещами больные зубы односельчанам, вот и получил такое прозвище. Теперь удалять зубы было некому, да и сам Стоматолог был слаб, хил, почти не слезал с печной лежанки.

Коля же ремонтировать приобретенный дом не собирался. Во-первых, "стройка" была не для него, во-вторых, в карманах гулял ветер. Он и "резиденцию" купил на последние средства, оставшиеся от созданного им частного сыскного агентства "Добрый Торри". Но бывшему оперу не везло на коммерцию и дело заглохло.

 Некоторые трухлявые страницы "Нивы" от прикосновения рассыпались, но другие можно было если не листать, то аккуратно переворачивать. "Рассказ г-на В.Эркина "Бедная вдова", "Поступил в продажу, приготовленный для всемирной выставки 1900 г. в Париже коньяк Финь-Шампань от товарищества Шустов и сын". "Открыта подписка на первое общедоступное собрание сочинений Поль-Де-Кока". "Великолепные украшения для дам и барышень от Г. Шамиссо всего за 10 руб." "Картина П. Сведомского "Фульвия с головой Цицерона". Множество портретов разных деятелей, в том числе недавно почивших.

 Практически все картины и портреты были разрисованы, вероятно, детскими руками, синими и красными карандашами: у кого подведены глазки, губы, кому приделаны рожки и т.д. Но один портрет, обер- полицмейстера Н-ского уезда Ираклия Христофоровича Саврасова, был не тронут. Он сопровождался текстом: "6 января с.г., в результате трагической случайности, погиб на охоте выдающийся сын Отечества, участник севастопольской кампании, товарищ министра внутренних дел г-н Саврасов Ираклий Христофорович…"

Колю удивило даже не то, что портрет остался целым, а надпись простым карандашом под ним: "Убiенный князь душегубцемъ Помпеемъ".

 Мигрень напряг память. Имя "Ираклий" греческого происхождения, но обычно распространено у грузин. Впрочем, тогда при царском режиме, многие знатные грузины, князья, получали должности в Российской Империи. Взять хотя бы, генерала Петра Ивановича Багратиона. Так, что не удивительно. Ах, ну да, здесь же написано, что Саврасов родился на Кавказе в 1833 году. Но приписка…убиенный душегубцем Помпеем. Помпеем? Так зовут дряхлого, почти выжившего из ума Стоматолога. Но Демьянов не настолько стар, чтобы в 1900 году отправить на тот свет обер-полицмейстера. При этом факт очевиден: кто-то из местных знал не только самого Саврасова, но и обстоятельства его смерти.

 Скуку как рукой сняло. Интернета в глухой деревне не было, но мобильная связь имелась, на реке, особенно в пасмурную погоду, когда сигнал усиливался облаками. Мигрень решил позвонить своему товарищу и помощнику Славе Сверлицину. Слава перешел на последний курс журфака и теперь летом подрабатывал на стройке. С выбором работы ему "помог" Мигрень, сказал, что на стройке можно реально неплохо заработать – вон, как мэр развернулся с возведением в столице "лондонских безликих коробок". И потом, журналисты ведь ничего не умеют, кроме как трепать языком, а пока Слава не в СМИ, хорошего заработка ему не видать. Мигрень по своей дремучей наивности, конечно, не знал, что блогеры без всякого образования зашибают в Сети хорошие деньги. Этим мог заняться и Сверлицин, но решил перед последним курсом подкачать мускулы, ведь физическое здоровье не менее важно для ума, нежели моральное.

 Слава обедал кефиром и булкой в вагончике строителей, когда ему позвонил Коля. Узнав, что Мигрень хочет, чтобы он "пробил" в Сети обер-полицмейстера Н-ского уезда Саврасова, не удивился: Коля всегда придумывает что-нибудь "оригинальное. Но когда услышал, что Ираклия Христофоровича "убил Помпей", спросил:

 -Николай Карлович, вы часом, местной самогонки не перепили?

 -Не хами, Сверло. Это не консул Римской республики.

 Мигрень в свое время окончил институт МВД, но в академию не поступил, хотя был далеко не глупым. При этом, коллеги окрестили его Динозавром за наивность и прямолинейность. Он так и оставался до увольнения из органов старшим лейтенантом. Уволили его за "недостойное поведение": он сказал в лицо штабному генералу, что тот дебил и пустое место.

 "Сверлом" Мигрень окрестил своего помощника не только за созвучие с фамилией "Сверлицин", но и за его способность "высверливать мозг" въедливостью и занудством.

 Коля отправил Сверлу фото с портретом Саврасова.

 -Теперь понятно?

 -Не очень.

 -Помнишь, когда ты был у меня в резиденции, я показывал тебе старика Помпея? Дед огород копал.

 -Так это он убил бедного обер-полицмейстера? Вероятно, лопатой.

 -Бросай свои кирпичи и приезжай. Заваривается интересненькое дельце.

 -Николай Карлович…

 -Слей мне по СМС на трубку из Сети, всё, что есть по Саврасову. Жду.

 Слава жать ответа не заставил. Информации мало: родился Ираклий Христофорович в Тифлисе, из рода владетельных князей – мтавари. Учился в Санкт-Петербурге, служил в армии, участвовал в Севастопольской кампании, о чем сказано в некрологе. Важно то, что он был товарищем министра внутренних дел Ивана Ивановича Дурново и даже членом Государственного Совета, а оказался обер-полицмейстером в Н-ском уезде. Как, за что? это же явное понижение по службе. Последнее пристанище не указано. Очень и очень странно. Обычно знатных людей хоронили при губернских или уездных монастырях. Видимо, точно что-то не чисто, подумал Мигрень.

 Дед Помпей как обычно ковырялся в огороде, что-то пропалывал.

 -Да ты крепок как огурец, а говорят, совсем с печи не слезаешь. – Так поприветствовал Демьянова бывший оперативник.

 Старик в долгу не остался:

 -У кого есть крепкий огурец, тот и молодец. Чего надо?

 -Твоего пращура тоже звали Помпей?

 -Тебе-то что?

 -Пишут, что у кого в роду все мужики одного имени, тому от исторического общества автомобили дают.

 -С колесами?

 -С пятью.

 -Ясно. Чего надо, спрашиваю. Видишь, занят, не до твоих тупых шуток.

 Ухмыльнувшись, Коля показал на телефоне фото обер-полицмейстера Саврасова. Он специально увеличил изображение так, чтобы не было видно приписки карандашом.

 -Знаешь кто это?

 -А кто? – Демьянов прислонил тяпку к яблоне, вытер руки о полу байковой рубахи. Он явно заинтересовался фото.

 Мигрень рассказал.

 -Слышал о нем от деда, но лицо вижу впервые, – ответил после долгого молчания Помпей. – Откуда у тебя?

 И не получив объяснения, сказал:

 -Весь уезд обер-урядник Саврасов в страхе и повиновении держал, никому спуску не давал.

 -Это как?

 Помпей пожал плечами:

 -Не знаю, дед подробности не рассказывал или я уже забыл.

 -Откуда твой пращур вообще его знал?

 -Так Помпей Помпеевич осочником здесь был, лесничим по-нашему. Осочок, так себя называл. Сюда многие чины на охоту ездили: и царские, и советские. Его даже в 1930-е не посадили, как всех в округе.

 -Осочником, говоришь....А твой родственник не говорил как погиб Саврасов?

 -И это знаешь. Сразу видно, мент. Его медведь-шатун завалил, аккурат перед рождеством.

 -Медведь, значит.

 -Ну да. Чего ты пристал ко мне со своим Саврасовым, вот тебе спокойно не отдыхается. Рыбку ступай, полови, теперь линь идет.

 -Ладно. Последний вопрос. Кто в моем доме во времена твоего пращура жил?

 -Вот ведь пристал. Ну, Прогодаловы, купцы. Раньше-то твой дом не таким неказистым был, хоромы стояли. Большевики разорили. Прогодаловы, когда еще можно было, в Турцию вместе с белыми сбежали, а дом колхозникам Семеновым коммуньки отдали. Во время войны, вроде как от голода умерли. Когда я с фронта вернулся, здесь уже другие жили.

 Помпей тяжело вздохнул, присел на пенек, он невольно втянулся в разговор.

 -А эти, Прогодаловы, состоятельными были? – Коля присел рядом, предложил деду папиросу, тот отказался, сказав, что бережет здоровье, но дым любит.

 -Говорю же, купцы, I-ой гильдии, дом у них был как хоромы. А они сами с уездной властью дружили, мясцо им, рыбку, пушнину поставляли. Через них Саврасов сюда и ездить на охоту стал.

 -То есть они обер-полицмейстера хорошо знали.

 -Наверное.

 -Видимо, и на охоту с ним ходили. А водил на неё твой пращур осочник.

 -Ты к чему клонишь?

 -Ни к чему, Помпей Помпеевич, копай свой огород, а я пойду по твоему совету линей ловить.

 Однако на речку Мигрень не пошел, снова залез на чердак, стал "просеивать" весь имеющийся там хлам. При этом не переставал повторять фамилию: "Прогодаловы".

 Вечером приехал Сверло. Привез еды, две бутылки сухого крымского вина. Коля поморщился:

 -Сухое вино, как сухая женщина, одна изжога на утро.

 Он всегда так говорил, когда пил "сушняк", хотя от крепких напитков давно сам отказался: от них у него сносило голову и он творил, по словам окружающих "чудеса".

 -Изжога – не похмелье, – ответил Слава, откупоривая бутылку "Розового букета" Перешел к делу: – Есть какие мысли, что думаете?

 -В отличие от тебя, я всегда думаю, Сверло, – огрызнулся Мигрень.

 Слава не заметил колкости, подобное общение между ними было в порядке вещей. Такой уж есть Коля Мигренев, по прозвищу Мигрень.

 -Насчет убиенного обер-полицмейстера, – уточнил Слава.

 -Понятно, что не насчет попа Фильки.

 -Какого попа?

 Мигрень поморщился как от зубной боли:

 -Наливай уж.

 Он выпил два фужера кряду, неприлично икнул. Медленно сжевал бутерброд с красной рыбой.

 -Сам что ль горбушу ловил? Тиной пахнет. Пращур нашего Помпея здесь лесничим был, в моем доме богатые купцы Прогодаловы жили. Они местным царькам еду поставляли и вместе с ними на охоту ходили. Приезжал сюда на дичь или кабана и обер-полицмейстер Саврасов. Ну, нарвался на медведя-шатуна, не успел среагировать, с кем не бывает. Если бы не....

 -Не эта подпись под его портретом в "Ниве", – сразу догадался Слава.

 -Именно.

 Коля вынул из ящика стола старый журнал, аккуратно открыл страницу, где был напечатан обер-полицмейстер. Из портфеля Славы, с которым, по словам Мигреня, он не расставался даже в сортире, появилась лупа. Стал разглядывать надпись. "Убiенный князь душегубцемъ Помпеемъ".

 -Вы показывали эту надпись Стоматологу?

 -Я тебе точно когда-нибудь ремня всыплю. Ты за кого меня принимаешь! Я тебе не Пилюля.

 Пилюлей Коля называл своего бывшего начальника по оперативному отделу районного УВД майора Пилюгина. Именно Пилюля, как считал Коля, донес на него, тогда старшего лейтенанта, генералу, которого он назвал дебилом. "Пилюля" стал для Коли олицетворением всего негатива. Хотя на самом деле, как уже говорилось, он сам бросил генералу оскорбление в лицо. Но так Коле теперь было удобнее считать. Удобнее так же при случае просить помощи в расследовании дел у майора Пилюгина. Такой уж был Мигрень.

 -Дело вырисовывается такое…, – начал Коля, но Сверло его перебил:

 -Надпись сделана рукой среднего нажима, сухим чернильным грифелем явно до письменной реформы 1918 года. Яти, "i".

 -Не факт. Когда еще новая письменность пришла в глухую деревню. Но "средний нажим"…Ты хочешь сказать…

 -Да, вероятно, женская рука.

 Коля тихо выругался, припомнив беса, постучал себя по лбу:

 -Про женскую линию Демьяновых я у Стоматолога не выведал.

 -Это хорошо, что не устроили ему "глубокий" допрос, а то бы он спрятался в панцире, навсегда.

 -Поучи еще. Я тоже думаю, что он знает больше, чем говорит. Но если приписка – правда, за что лесник Помпей мог убить обер-полицмейстера? И потом, скорее всего на охоте они были не вдвоем, как можно было при людях инсценировать нападение медведя-шатуна? Невероятно. Или были вдвоем....А потом осочник нанес на тело полицейского характерные для зверя раны. Возможно. Но мотив. В любом преступлении главное мотив.

 -Без местного исторического архива мы не разберемся, – сказал Слава. – Как вы здесь живете без интернета?

 Пошли на берег. Сверло позвонил своему приятелю, который залез в Сеть и сообщил, что исторический архив ? – ского уезда, в том числе архив царского МВД, полностью сгорел в 1942 году во время немецкой бомбардировки. До районного центра, включая деревню Гусенос, фашисты не дошли, их остановили в 200 километрах юго-западнее. А вот в местном лесничестве могут оставаться старые документы, в том числе связанные с лицами, осуществлявшими охрану лесного императорского хозяйства. Приятель сообщил адрес районного лесхоза.

 Начальником лесного хозяйства оказался мужчина средних лет, с круглым лицом, похожим сдобную булку, утыканную воробьиным пухом. Он постоянно раскачивал головой, словно она у него плохо держалась на плечах, и повторял "ох" и "ах". Узнав, что журналист (Слава показал свой студенческий билет журфака) хочет написать статью о истории районного лесхоза), всплеснул руками:

 -Ах, как это верно, как правильно, что корреспонденты, наконец, заинтересовались нашими лесными угодьями. Раньше тут и цари охотились. Ох. Да, цари.

 -А обер-полицмейстеры? – спросил Сверло и тут же получил тычок в бок от Коли, мол, не суйся наперед батьки.

 -Нас интересуют конкретные личности, – сказал Мигрень.– А…

 Но Сверло его перебил:

 -Мой помощник имеет в виду лесничих, осочников, как их называли в старину. Хотелось бы о людях написать, вспомнить, так сказать, забытые имена.

 Директор, не переставая улыбаться, недоверчиво обвел парочку взглядом: не староват ли у журналиста помощничек, что-то здесь не так, но мысленно махнул рукой: не о нынешнем же состоянии дел они собираются писать, А лишняя реклама его хозяйству не помешает.

 -Для какого же издания будете писать? – спросил он.

 -Для сетевого, – неопределенно ответил Слава.

 -Для сетевого, ох. Да. Теперь всё в интернете, печатную продукцию мало покупают. А нам прибыток, меньше лесов для бумаги вырубают. Ха-ха.

 Смех был натужным, так как начальник вспомнил, сколько гектаров было вырублено в прошлом году и начале нынешнего. А уж браконьеры и охотники… Мало того, что губернатор на кабанов и лосей повадился, так еще своих друзей из соседних регионов сюда таскает. Ох, беда.

 -Ну что ж, – сказал директор. – Вспоминать забытые имена очень правильно. Ох. Дарья Ильинична, делопроизводитель, вас проводит в архив. Она и сама у нас ходячая энциклопедия.

 Дарьей Ильиничной была пожилая женщина, похожая на мышку: маленькая, вся в сером, с острым носиком и усиками под ним. Она говорила, словно забивала гвозди:

 -Конкретно, какой век вас интересует?

 -Конец 19-го, начало 20-го. – Сверло взглянул на Мигреня, с лица которого все еще не сходила обида за "помощника".

 -Конкретная личность?

 Тут уж взял инициативу в свои руки Коля, снова слегка подпихнув локтем студента.

 -Помпей Демьянов, осочник из…

 Теперь уж перебила "мышка":

 -Знаю, из села Гусенос. Это теперь там захолустная деревня, а раньше было село с церковью. Большевики церковь взорвали, священников на Колыму сослали.

 Она зло взглянула на директора, будто это он отправлял батюшек на рудники и взорвал храм.

 -Так…,– Коля открыл рот, но снова вступила "мышка":

 -Его карьера закончилась после гибели на охоте полицейского, как его…сейчас.

 -Ираклия Христофоровича Саврасова, обер-полицмейстера, – пришел на помощь Коля.

 -Верно. Его вроде бы задрал медведь-шатун, а лесничий Демьянов не пришел ему на помощь.

 -Вроде бы?

 -Темная история. Тело полицейского так и не нашли.

 -Как же так, он наверняка не один на охоту приезжал.

 -Кто был с жандармом неизвестно. А вот осочник, по инструкции, точно не мог быть один. В те времена инструкции соблюдались неукоснительно. У него в помощниках значились полесовщики, пожарные старосты, лесная стража, объездчики. Объездчик вообще был правой рукой Помпея Демьянова.

 "Кто?" – в один голос спросили Мигрень со Сверлом.

 -Идемте.

 Наконец добрались до архива. Он располагался в полуразрушенном кирпичном строении, поросшем местами кустарником. Обычно в таких руинах любят распивать алкаши. Но чугунная дверь с двумя ручками как в военном бункере, над которой болталась, видимо, немеркнущая лампочка, была чистой и на вид надежной.

 Дарья Ильинична открывала дверь двумя ключами. Внутри было сыро, пахло грибами и почему-то навозом. После того, как делопроизводитель повернула выключатель, погреб наполнился белым, ослепляющим светом. По стенам, на невысоких стеллажах находились пронумерованные папки с документами. Она выбрала одну из них, положила на раскладной железный столик с ржавыми ножками. Открыла бережно, явно с внутренним трепетом, словно Священное Писание.

 На титульном листе была напечатана клятва:

" Я нижеименованный общаюсь и клянусь Всемогущимъ Богомъ предъ Святымъ Его Евангелiемъ въ томъ, что хощу и долженъ Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивѣйшему Великому Государю Императору....вѣрно и нелицемѣрно служить и во всемъ повиноваться, не щадя живота своего до послѣдней капли крови…"

 -Это всенародная присяга, на основе Манифеста 1801 года,– пояснила Дарья Ильинична. – Ее давали, в том числе и служители лесничеств. Та-ак…1890-е годы, открываем....А вот и подписи…Осочник Помпей Помпеевич Демьянов, пожарный староста Кривожилов Семен Степанович, объездчик Прогодалов Фома Кузьмич…

 -Есть! – крикнул Коля, вскинув правую руку. – Прогодалов!

 Он обхватил "мышку" огромными своими клешнями, поцеловал в щечку.

 -Нам срочно нужно к Стоматологу!

 Опешившая Дарья Ильинична поправила съехавшие, висевшие теперь на одном ухе очки:

 -Что с вами? Ну, нельзя же так…

 -Можно!

 Делопроизводитель все еще оставалась в подвальном архиве, когда старенькая "Нива" Сверла взревела, выпустила струю сизого дыма и понеслась в Гусенос.

 Помпея на дворе не оказалось, дверь в его дом была открыта настежь. Стучать вежливо в косяк Мигрень не стал, сразу вошел в сени. Дверь и в "светлицу" была отворена. Откуда-то снизу раздавалось кряхтение и неясное бормотание. Подошли к открытому люку в подпол, заглянули вниз. Там в свете единственной, почему-то синей лампы, копошился с лопатой Демьянов.

 -Решил и в подвальчике картошечку посадить? – окликнул деда Коля. – Под синей лампой самое оно, как в мертвецкой.

 Прекратив шуровать лопатой, Стоматолог оперся на черенок:

 -А, пожаловал, ментовская твоя душа. Пошел прочь, убью! – Он грозно взмахнул садовым инструментом.

 -Понимаю, – спокойно ответил Коля. – Убийство – ваша семейная традиция. Что, косточки обер-полицмейстера решил перепрятать, понял ведь, зубодер, что я до истины докопаюсь. А ну, вылезай, а то так и останешься в яме. Это же надо, кладбище в доме устроили. Вылезай, говорю!

 Однако Стоматолог и не думал подниматься.

 -Делаю предупредительный выстрел!

 -А у тебя пистолетик-то есть? – ехидно осведомился старик.

 Конечно, у Мигреня никакого оружия не было, но он всегда носил с собой несколько петард. Он очень боялся собак, а "хлопушки", как он считал, самое действенное средство против них. Коля поджег одну петарду, бросил под стол. Грохнуло так, что у Сверла заложило уши. Это подействовало. Кряхтя и вздыхая, Демьянов пополз по лестнице.

 -Сразу и стрелять, – ворчал он. – Вот напишу министру МВД, будешь знать.

 -А мы журналистов позовем и ославим твою фамилию на веки вечные. Впрочем, один журналист, хоть и недоделанный, уже здесь. Выкладывай, коновал, всё как на духу.

 Помпей достал из кривоногого шкафа бутыль самогона, три стакана, ломоть черного хлеба, превратившегося в сухарь. Выпил полный стакан, махнул рукой:

 -Чего уж там, злая карма над нами, Демьяновыми, а с ней на небеса не хочется. Расскажу, что знаю от своего деда. Обер-полицмейстер Саврасов, упокой Бог его душу, был въедливым, неудобным многим человеком, – начал "исповедь" Помпей. – Всё норовил идти против начальства, не соглашаться с ним, высказывать свою позицию. А разве кому из начальников это нравится? Вот и турнули его аж из самих помощников Дурново. И оказался он в нашем захолустье. Но и тут не успокоился.

 К удивлению "недоделанного" журналиста Славы, дед Помпей рассказывал складно и ясно. По словам Демьянова, к концу 19-го века Россия вела две военные кампании: Памирскую и Китайскую. Не понятно, каким боком, N-ской губернии был спущен сверху план по заготовке для войск мяса, хлеба, теплой одежды. Видимо, мяса от артелей не хватало, поэтому пришлось задействовать лесные хозяйства. И тут началось: зверей били все кому ни попадя, часть несли в императорские заготконторы, другая уходила на базар. Денежки, разумеется, в карман. Словом, как удалось выяснить Саврасову, одним из организаторов "черного рынка" в уезде были осочник Демьянов и купец I-ой гильдии Прогодалов. Вопреки своему резкому нраву, обер-полицмейстер сначала пытался их просто урезонить, пристыдить. А когда не помогло, решил сделать последнее предупреждение, приехал в Гусенос. Купца в тот день не было, только его сын, помощник осочника Фома. Разговор состоялся в доме Демьянова. Слово за слово, разгорелась ссора. Жена Помпея Елизавета решила ее погасить, спуститься в подпол за самогоном. Открыла люк…

 -Этот самый, – Стоматолог указал на люк, из которого недавно выполз. И каким-то образом жандарм оступился и свалился в него. А там ить не мелко. Вот и сломал шею. Насмерть. Что делать? Фома в крик от ужаса, убежал куда-то. А Елизавета, мудрая женщина, сказала, что теперь не докажешь, что обер-полицмейстер сам себе шею свернул. Надо все обставить так, что, мол, на охоте случайно погиб. "Кто же его там мог убить?" – спросил Помпей. "Дурья твоя башка, а медведи-шатуны на что?" На том и порешили, закопали Саврасова в своем погребе, чтоб телом в селе не светить, а сказали, что на охоте медведь задрал и уволок. Ищи-свищи в глухомани то. Фома от страха на время дара речи лишился, никому ничего не сказал, даже отцу, боялся, что и его засудят. А как Японская война началась, записался в волонтеры, там и сгинул.