Путешествие на ночь глядя

© Р. Валиуллин, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Доктор сказал: «У вас недостаток железа в крови. Я пропишу вам пули».

Мефисто

– Господа, вам надо успокоиться. Взять себя в руки, – скрестил свои на груди Мефисто. – Так кого вы ищете? – вопросительно посмотрел он на двух мужчин. Один длинный, другой короткий, оба в шляпах. Оба гладковыбритые и пахли огуречным лосьоном.

– Мы знаем, что эта девушка останавливалась у вас.

– Ну, допустим. Так что она такого натворила?

– Она подозревается в убийстве.

– И кого же эта прекрасная леди могла убить?

– Поэта. Вы, наверное, слышали об этом?

– Я слышал, но как-то неуверенно в новостях об этом говорили. Ох уж эти поэты. Неужели он настолько плохо писал?

Сыщики переглянулись между собой.

– Вижу, вы его еще не читали. Может быть, надо было почитать для начала, чтобы понять мотив.

– Без вас как-нибудь разберемся.

– С удовольствием. Разбирайтесь. Я вас не держу, но это же вы ко мне пришли.

– Кажется, вы не понимаете, с кем имеете дело.

– Понимаю. Но и вы меня поймите. – Мефисто завелся, и его было не остановить, словно он представлял на суде защиту бедной незнакомки. В нем красноречиво развернулся адвокат.

– Сами подумайте, чем поэт мог так насолить? У него же, кроме рифмы, – ничего. Кому он перешел дорогу? Вот именно. Разве что сам себе. Вы знаете, я тоже был когда-то поэтом. И что из этого вышло? Как видите, ничего хорошего. Я стою на ресепшене с двумя милыми сыщиками, которые пытаются меня арестовать. Разве об этом я мечтал?!

Один из ищеек вздохнул и снял шляпу, под ней ничего, несколько травинок исчезающего вида растений. Другой посмотрел с высоты своего роста на эту поляну с сочувствием и зевнул. Он бы с удовольствием растянулся сейчас на диване, чтобы подремать пару-тройку часов.

– А вы уверены, что он убит?

– Ну конечно, – провел по своей лысине короткий – «ничего не выросло».

– А кем приходилась ему эта девушка?

– Этого вам знать не положено.

– Так приходите, когда я узнаю. Я как раз почитаю что-нибудь к тому времени из его лирики и точно скажу вам, где она.

– Если вы отказываетесь сотрудничать, мы вас сейчас арестуем и весь ваш бизнес тоже.

– На каких правах?

– Не нравитесь вы нам.

– Господа, сегодня это взаимно.

– Мы же все о вас знаем. Дела идут неплохо, да? У вас целая сеть отелей?

– Да, и что?

– Вы наверняка тут дробите бизнес, чтобы избежать налогов.

– Барабанная дробь, браво! – рассмеялся Мефисто и поправил бабочку. Та удивленно замерла. – Я не понимаю, о чем вы? Что касается налогов, то у меня все чисто. И весь мой бизнес построен на том, что я исполняю желания, другими словами – я помогаю людям найти себя.

– Сегодня развелось вас, помогаторов. Мы в курсе, что ваш отель исполняет желания, мы также знаем, что в этом здании у вас находится головной офис. Хотелось бы на него взглянуть, – посмотрел в пустоту своей шляпы короткий.

– Да, здесь у меня офис и горячая линия здесь, хотите послушать?

– Извольте.

– Идите за мной, это на пятом этаже.

– Надеюсь, обойдется без ваших штучек, – предусмотрительно надел на свою голову котелок короткий.

– Надеюсь, но линия действительно горячая – улыбнулся и пожал плечами Мефисто, он провел двух господ к лифту.

Они поднимались молча. Длинный жевал зубочистку, а лысый все приглаживал свою плешь. Это выдавало в них волнение.

Скоро они попали в офис, где было множество кабинок, отделенных друг от друга только стеклянной перегородкой. Никто из служащих не обратил на троицу внимания, все были в наушниках, заняты переговорами с клиентами.

– А почему одни женщины?

– Не волнуйтесь, они не одни. Вы, наверное, знаете, что женскому голосу больше доверяют. Я про клиентов.

– Кофе? – неожиданно перед Мефисто возникла симпатичная секретарша. От нее несло легкомыслием, морем и Gio.

– Мария, вы, как всегда, проницательны. В понедельник хочется только одного: кофе, денег и путешествий.

Мария так белоснежно улыбнулась Мефисто, что захотелось ее поцеловать, но это был бы вторник, когда хочется шампанского, непринужденной беседы, а дальше – как пойдет. Однако это было не в его правилах. Мефисто никогда не мешал службу с дружбой.

– Какая смелая у тебя сегодня мини-юбка, – заметил Мефисто.

– Привлекаю финансовые потоки, – рассмеялась Мария.

– Это правильно, Маша, будь так любезна. Три кофе. Или вы при исполнении не пьете? – обратился он к сыщикам, взгляды которых заблудились в двух соснах. Ноги у секретарши были что надо, бесконечны.

– Да, поздно уже, – наконец перевел взгляд на часы Длинный.

– Я понял, коньяк, так коньяк. Мария, организуйте, пожалуйста.

Большой посмотрел на мелкого, они молча согласились.

– Вот и хорошо, – увидел их благословение Мефисто.

Скоро Мария принесла кофе, коньяк и конфеты. Кабинет погрузился в аромат кофе.

– А можно послушать, о чем говорят ваши сотрудницы? – смягчил копов кофе.

– Не волнуйтесь, это не то, что вы подумали, это не телефонные мошенники.

– Мошенницы, – рассмеялся Длинный, после коньяка ему стало явно лучше. Он закусил шоколадной конфетой, зубы его почернели от удовольствия. Жизнь была в шоколаде.

– Сейчас включу громкую связь, – нажал кнопку на своем пульте Мефисто. – Это Вероника в первой кабинке.

– Девушка, надеюсь ваш отель подскажет мне, как обрести спокойствие?

– Дошли до ручки? Дернули, а там холодильник.

– Да, да, и лишние килограммы. Откуда вы все знаете?

– Сама через это прошла.

– Как же мне быть?

– Заполняйте анкету, бронируйте номер, мы вас примем. А пока мой тебе совет, милая девушка: дошла до ручки, дернула за нее, и вуаля, вот он выход – стать самодостаточной, полюбить себя и принять себя такой, какая есть.

– Если бы все было так просто, – вздохнул Длинный. – Я бы свою сюда тоже отправил.

– У тебя денег не хватит, – усмехнулся мелкий.

– Отправляйте, нет проблем.

– Похоже на взятку.

– Можно назвать это сотрудничеством.

– Вы так просто решаете проблемы?

– Всего одна ночь, и она сама решит, что проблемы нет.

Сделал глоток Мефисто и переключил связь на другую кабинку.

– Это Тома. Она лучшая.

И действительно, ее голос был томным, вкрадчивым, он проникал в подсознание и делал там все что хотел.

– Расскажите подробнее, почему вы хотите остановиться именно в нашем отеле?

– Постараюсь изложить кратенько. Сначала я пыталась полюбить себя, потом поднять самооценку, потом йога, потом психология, потом развитие личного бренда, но теперь я хочу просто похудеть.

– Зачем? Судя по фотографии, вы прекрасно выглядите.

– Видели бы вы меня десять килограмм назад.

– Одно из двух: либо это мужчины вас недолюбили, либо – весы спешат?

– Видимо, я выбрала не того. А сейчас и выбора нет.

– Даже если нет никакого выбора, выбирайте себя. Вы в ответственности за свое счастье.

Здесь два копа синхронно усмехнулись.

– Я бы очень этого хотела, но это вряд ли.

– Тогда ждем вас в любое время, заполняйте анкету, и вес вас перестанет беспокоить.

– А это Верочка. Она во всех поселяет веру, – нажал на другой канал Мефисто. Эфир пришелся на середину монолога. Тридцатипятилетний голос клиентки был полон искренней грусти, тембр – после жизненного перелома. Было слышно, как он скрипит, что кто-то ее обидел:

– Сижу, пью кофе, анализирую. Полная чашка осени. Осенью без депрессии никуда. Сидишь рядом с чашкой кофе, смотришь в точку, ностальгируешь, пока она не превратится в запятую. Нет, нет, нет, никаких запятых, с ними невозможно начать новой строки, – вздохнула женщина и продолжила: – Потом набираешь, как дела? Может, запятую надо было поставить.

– Можно поменять пластинку? – спросил Длинный.

– Опять супругу вспомнили? – усмехнулся Мефисто.

– Погоди, – поднял руку лысый. Глаза его повлажнели.

– Гарри, ты чего? – появилось имя одного из копов, а вместе с ним и личность. Не все было потеряно, по крайней мере, имя нашлось. Ведь имя – это самое дорогое, что есть у человека. За именем пряталась душа. Она любопытно высунула голову, чтобы открыться. Но Гарри был начеку.

– Ничего, так, накатило что-то.

– Так ты накати, – поднял руку с коньяком его коллега.

– У вас низкая самооценка, – продолжала по громкой связи Верочка объяснять клиентке простые истины.

– Слышал, Гарри? У тебя низкая самооценка, – улыбнулся Длинный и выпил.

– А что это значит?

– Ты все еще в школе, и любой мудак может поставить тебе два, – поморщился Длинный и занюхал глоток конфетой.

– Вы не можете с этим совладать, вы привыкли, более того, вам это доставляет какое-никакое удовольствие, – продолжала Вера.

– Никакое, – качнул головой лысый.

– Этой девочке явно не хватило теплых родительских слов в детстве.

– Откуда вы знаете? – спросила женщина Верочку.

– Она до сих пор их ищет, а кругом осень.

– Да, это про меня, – ответила женщина.

– Это про всех, – добавил Гарри. – Идешь по улице. У всех в глазах на разных языках написано: мне нужна любовь. Да что там на улице. Возьми любого преступника, то же самое набито по всему телу.

– Ты сначала попробуй возьми его. Приходится в самую душу ему залезть. Человечность ищешь, которой давно там нет, – посмотрел с упреком на своего коллегу Длинный.

– Вы очень сильно зависите от чужого мнения, – вступила Верочка.

– Слышал, Гарри? Ты – подкаблучник. Я тебе говорил, с этим лучше не шутить, – рассмеялся громче прежнего Длинный.

Мефисто достал платок из кармана своего костюма и подал Гарри. Тот громко высморкался и взял себя в руки:

– Заткнись. У меня просто аллергия на кошек.

– Здесь нет кошек.

– Здесь нет кошек, Гарри, – повторил Длинный.

– Есть одна, точнее сказать, была. Я мать свою вспомнил, мягкая теплая женщина, тоже все не могла точку с отцом поставить, все убийственные запятые. Я все время боялся, что они разведутся, а теперь думаю, что лучше бы развелись, глядишь, она бы еще была жива, – снова повлажнели глаза Гарри.

– А ты не стал бы копом, – рассмеялся Мефисто. – Ладно. Не раскисай, Гарри. В какое только дерьмо не вляпаешься. Вот, к примеру, перед моей школой был парк, через который я должен был пройти дважды в день. Там у первоклашек вроде меня всегда трясли мелочь старшеклассники. Я так привык, что принял это за часть школьной программы.

Копы снова повеселели после этой шутки, а Мефисто почувствовал себя на сцене артистом, королем стендапа.

– Я поначалу оторопел, как только вас увидел, а когда видишь вас, сразу понимаешь, что у тебя, парень, проблемы, любой коп – это синоним к слову «проблема», – рассмеялся Мефисто. – Только без обид, в тот момент я подумал: какого черта, зачем я тогда только пустил эту женщину? Тем самым нарушил все правила отеля, а теперь понимаю, что такое мышление было моментом малодушия, я должен, я просто обязан был разобраться в этом вопросе. Иначе не смог бы спать спокойно. Теперь вы понимаете, что мы здесь не ерундой занимаемся, а людям помогаем решать проблемы, – начал Мефисто жать на другие кнопки, и на громкую связь вышло сразу еще несколько телефонисток с клиентами.

– Говорят, ваш отель делает всех счастливыми?

– Да, чего же вам не хватает для счастья?

– Вам все пункты перечислить?

– Хотя бы первый.

– Хочу выспаться.

– А в чем проблема? Бессонница?

– Не с кем, – вставил свои пять копеек Длинный. После коньяка он стал особенно разговорчив.

– То есть все та же нехватка внимания?

– В каком смысле?

– В прямом. Дайте женщине выспаться, и вы узнаете, как она умеет любить.

– Ты даешь своей женщине выспаться, Гарри? – продолжил доставать коллегу Длинный.

– Что за допросы?

– Ладно, ладно. Извини, – улыбнулся Длинный.

– Да пошел ты, – резко отрезал Гарри.

– Сам катись, сначала сопли мажешь, потом мужика из себя строишь. Ты уже определись.

– Я не понял! Ты на кого батон крошишь? – вдруг вскочил Гарик, занял стойку и посмотрел на Длинного как на злейшего врага.

– Друзья, давайте без мордобоя, – постарался успокоить копов Мефисто. – Все-таки дамы вокруг, – развел он руками, словно рефери – по углам боксеров.

– Давайте. Мне кажется, что давно пора перейти к делу, – успокоился и посмотрел на свои часы лысый.

– Я думал, что мы здесь закончим, – улыбнулся Мефисто.

– Нет, что вы, мы должны знать правду, мы должны найти эту девушку, мы должны закрыть это дело.

– Коньяк был напрасным, – вздохнул Мефисто.

– За коньяк спасибо, учтется как смягчающее обстоятельство.

– О! У вас появилось чувство юмора, – заметил лысому Мефисто.

– Есть и еще один вопрос, личный, можете не отвечать: вы же человек не бедный, почему сами стоите на ресепшене?

– Мне нравится быть в курсе.

– Это как раз то, что нам сейчас нужно.

– Может быть, все-таки провести эксгумацию? Я про поэта.

– Вы с ума сошли. Кто нам ее даст?! Нам проще признать виновной девушку из прислуги, и делу конец. А то не закрывается, как в том анекдоте про горбуна, помните: «Квазимодо, заберите фотографию, у нас альбом не закрывается».

– Сердца у вас нет.

– Зато горб уже от работы вырос. А все благодаря таким, как вы.

– Ну да. Девушка ни в чем не виновата, а вы ее в тюрьму хотите упечь.

– Может, и не виновата. Но если мы не разберемся, Марго нас убьет.

– С вами от страха можно любую вину испить до дна.

– Разве мы такие страшные? – печально заметил Длинный.

– Нет, видимо, есть над вами кто-то еще ужаснее. Кто эта Марго, которую вы так боитесь?

– Лучше не спрашивайте.

Мефисто заметил эту печаль и использовал свой шанс:

– Ладно, не буду. Давайте вернемся к мечте. Мне кажется, для того, чтобы взять след, надо начать с мечты. Разве вы мечтали когда-нибудь о том, чтобы кого-то арестовать, например меня. О чем вы мечтали?

– Это не относится к делу.

– Откуда вам знать, что относится, что нет. Если хотите узнать, то вам надо остановиться в этом отеле на ночь. Во сне вы все узнаете.

– У нас слишком много дел, чтобы ночевать в вашем вонючем отеле.

Мефисто улыбнулся, но ничего не ответил на грубость. У него в голове вдруг созрел план, как сделать, чтобы эти двое остались, хотя бы на время. Он всегда пользовался этим приемом переключения цели. Они же ищут девушку, вот она, приманка.

– Можно еще разок взглянуть на фото?

– Извольте, – обрадовался сыщик.

– Кажется, припоминаю, она была у нас в тот снегопад, помните, когда все завалило снегом. Просто здесь у нее другая прическа.

– В каком номере она останавливалась?

– В пятом.

– Можно ключ?

– Извольте, – подал ключ Длинному Мефисто. – Вас проводит моя ассистентка.

Бабочка вспорхнула с шеи Мефисто и полетела по коридору.

– Догоняйте, – крикнул Мефисто сыщикам. – Спокойной ночи, – вздохнул Мефисто и вернулся к своим бумагам.

Он любил складывать бумажки, это его успокаивало, словно хотел снова собрать из них лес, сбивая листы в кипы. В лесу на свежем воздухе он чувствовал себя свободным и легким. Иногда он забирался слишком далеко, где уже начинали попадаться грибы. Красной чертой была мысль – интересно, здесь есть медведи?

Но, ощутив рукой бабочку на шее, он успокоился, медведи в берлоге, перезимуют как минимум ночь. Он знал, что при встрече с ними надо было поднять что-то над головой, чтобы они поняли, кто в этом лесу главный. Что же поднять? Да. Ее. Ее честь и достоинство. Он снова вспомнил девушку, ту самую, которая застряла в пробке из-за снегопада и напросилась на ночлег, о которой он ничего не знал. Нарушил инструкцию. Нарушение правил всегда влечет за собой приключения на свою задницу. Кто-то получает от этого удовольствие, кто-то геморрой, и дело даже не в возрасте. Все решает оптимизм. А оптимизм – это не то, что ты все время смотришь в будущее, точнее сказать, ты можешь в него смотреть, но жить-то приходится здесь. Насколько ты готов жить сейчас и не загоняться тем, что будет в будущем, это и есть оптимизм. Потому что именно переживание за будущее и создает тревогу, ненужный мандраж, бессонницу и красит в седой виски. Зачем переживать за то, чего еще нет? Вот что надо прописывать в аптеках вместо антидепрессантов. И он живо представил картину:

– Можно мне ностальгин?

– У вас что-то болит?

– Да.

– Может быть, тогда анальгин?

– Нет. Ностальгин.

Принял – и ничего личного в будущем. Будущее прекрасно только в одном случае, если оно в прошедшем. По крайней мере, ты знаешь, чего ждать. Мефисто не знал, чего ждать от этих двоих. Мефисто сложил еще одну кипу бумаг и вышел из леса. Он поставил на стойку лукошко, полное грибов.

– Белые, – ждала его уже у стойки незнакомка. Блондинка выглядела моложе своих лет, включая короткое каре, стройную фигуру и грудь нараспашку.

– Вы разбираетесь в грибах?

– Естественно, я обожаю собирать грибы. Даже мужчин я всегда делила на съедобных, ложных и поганок.

– Неужели отравились?

– Не то слово.

– Как это случилось?

– Принимала его таким, какой он есть, а он все не менялся.

– Да, поганая ситуация. Удивляй, меняйся, действуй, иначе в один прекрасный день она тебе скажет: прием окончен, следующий.

– Именно так я и хотела сделать. Крикнуть следующего.

– Что же мешало?

– Чувство вины, оно появилось раньше следующего.

– Знаете, у меня был приятель, у него было потрясающее чувство вина: стоило только открыть бутылку, он тут как тут.

– Наверное, его звали Джин.

– У вас удивительное чувство юмора, такое встречал только у тех, кто уже развелся, – улыбнулся Мефисто.

– Но я еще не развелась.

– Как вы уже сказали, чувства всегда идут на шаг впереди действий.

– И где же теперь этот ваш приятель? Спился? – поправила волосы девушка.

– Не думаю. Он исчез, как только я бросил пить.

– Как вам это удалось?

– О, бросить пить легко, я делал это по несколько раз в день.

– Знакомо, я так же бросала любить. Так как мне быть с чувством вины? Вы не сказали.

– Разве? Я же говорю, бросайте.

– Чувства или мужа?

– Начните с чувства вины. Вы же не виноваты, что он такой.

– Если бы все было так легко, я бы давно его бросила, но чувства, они же лезут через служебный вход, через сердце.

– Зря вы оставляете его открытым. Не пускайте туда кого попало. Ваше сердце не отель, там нет номеров на ночь. А у нас есть. Короче, вот вам ключ. Завтра будете как новенькая.

Девушка улыбнулась загадочно, взяла ключ и исчезла, будто ее и не было вовсе. Только тонкий шлейф «jojoba» напоминал, что это реальность. Мефисто почесал нос, который опьянили духи, а бабочка на шее метрдотеля восхищенно взмахнула крыльями.

Он успокоил ее рукой и посмотрел на часы. Несмотря на поздний час, у него было еще полно дел. Он вспомнил девушку, над которой висело дело и которую надо было найти, очаровать и спасти. Он поправил цветы в вазочке, которая стояла на стойке. Лаванда всем своим видом демонстрировала, насколько ей все фиолетово. Мефисто глубоко вдохнул аромат южных полей и закрыл глаза. Запах как машина времени, которая уносит в прошлое. Мэтр увидел себя мальчиком, который бежит за мамой через поле лаванды, мать подхватывает его и поднимает к небу. Улыбка матери сливается с лучами солнца, Мефисто слышит свой детский смех и вкрадчивый голос мамы: «Зоран, обещай мне, что твоего детского смеха хватит и на взрослую жизнь».

Мефисто отправляется в прошлое.

Марго и Гарри. Отдел нераскрытых преступлений

– Как тебе наш стажер? – пряталась за ворохом бумаг стройная женщина лет сорока. Голос ее был спокойный и ровный, как гул пролетающего самолета, он летел к другому столу у окна, так же заваленному папками и бумагами. Казалось, контора только и делала, что сшивала бумагу в пухлые книжки, но дело было в другом. Как бы они их ни заставляли, дела шли медленно и чаще всего не туда, там они просто ложились на полку, так и валялись нераскрытые. Отдел нераскрытых дел. Контора занималась нераскрытыми делами, от которых пахло бюрократией, старым лаком и макулатурой.

– Слишком смазливый для нашей грязной работы, – ответил нервным голосом маленький человек в круглых очках у окна, кроме его лысины, из-за дел ничего не было видно. Он был занят бумажной волокитой, морщинил лоб, что-то выводя на круги своя с умным видом круглого дурака. Стрижка полубокс говорила, что он не хотел расставаться с остатками волос в надежде: вдруг появится чудо-бальзам и шевелюра его вновь зацветет. Вопрос волос был самым болезненным из всех, что его мучали. Задержин стеснялся своей лысины и постоянно приглаживал ее рукой, будто хотел прикрыть, он боялся, что лысого его никто не будет любить – ни жена, ни подчиненные, а тем более коллеги.

– И мне понравился.

– Давно это с тобой?

– Где-то после тридцати пяти… потянуло на молодых. Думаешь, гормональное?

– Не знаю, вас, женщин, не поймешь.

– Ревнуешь, что ли?

– На службе не положено, – улыбнулся детектив.

– Может, возьмешь его в штат?

– Тогда придется кого-то уволить, – усмехнулся Задержин.

– Неужели Длинного?

– Нет, он же мой друг, хотя звезд с неба не хватает.

– При таком росте мог бы и схватить.

– А вот это дано не всем, – погладил свою лысину Задержин и с любовью посмотрел на Маргариту. Это был небольшого роста начальник отдела по нераскрытым преступлениям. Игорю Задержину нравилась его коллега, но он был безответственно женат (в двадцать лет), поэтому ни в коем случае не ждал ответной любви от подчиненной, лишь наслаждался ее присутствием. Надо же было так рано опростоволоситься. Игорь считал, что отсутствие обратной связи от Маргариты именно в этом. Лысых не любят, потому что не за что зацепиться.

– Что ты на меня так смотришь? Мне работа нравится, – сдвинула женщина стопку бумаги в сторону, с этим покончено. Стол был мощный, дубовый, немецкий, таких давно уже не делали в Петербурге. Она погладила сильное теплое дерево, и это прикосновение вдруг разбудило в ней желание, ей на секунду захотелось скинуть все бумаги с этого стола и заняться на нем любовью с кем угодно, только не с этим плешивым. Задержин ей не нравился, даже как коллега. Есть люди, при взгляде на которых умрет любое желание, Задержин был из таких. Он, словно видавшая виды пепельница, тушил в ней неуемную внутреннюю страсть, о которой, кроме нее, никто не знал. «Что это было?» – поправила она свою прическу и снова отдалась работе.

– Похоже, он тебе нравится больше.

Женщина мило улыбнулась шутке. Ее звали Маргарита, но в отделе все звали Рита. Блондинка выглядела на свои сорок, включая короткое каре, стройную фигуру, грудь третьего размера, легкий аромат «jojoba», правильные черты, голубые глаза и длинные ресницы, ямочки на щеках и небольшой шрам на подбородке, он единственный указывал на то, что профессия Риты была и опасна, и трудна, хотя получен был в далеком детстве. След от обычных качелей. С тех пор она не позволяла себе никаких качелей, головокружений и сомнений. Она не любила раскачиваться и всегда заставляла себя действовать решительно и смело.

– Дай ты этому… как его там зовут?

– Что вы себе позволяете? – грозно посмотрела на Игоря блондинка.

– Дело того поэта.

– С какого перепугу? Зоран Мудрич его зовут.

– Что за имя такое? Сербское?

– Не знаю.

– Как он тебе? Серб и молод?

– Откуда мне знать.

– Я хотел сказать, дай ему для начала дело № 25. Посмотрим, какой он Мудрич.

– Нераскрытое убийство в отеле «Гранд Нуар»? Тяжелый случай. Только недавно перестал мне сниться…

– Тебе снятся убийства?

– Нет. Я так далеко не захожу, – улыбнулась Марго.

– Ты сейчас про кого?

– Я про поэта. Мне снилось, что я его муза, а он меня воспевал тут и там.

– Видимо, особенно там, – облизнулся лысый.

– Какой же ты болван. Тебе не понять. Иногда так хочется побыть музой, а не вот это все.

– Извини, я не пишу стихов.

– И слава богу.

Игорь провел по лысине рукой, он всегда так делал, когда хотел скрыть обиду.

– Я вижу, тебе его стало жалко?

– Кого? Стажера? Не мой случай.

– От случая до случайности один шаг.

– Пусть попотеет, раз он такой талантливый, – добавила Марго и поправила челку, она всегда так делала, когда хотела переключиться на другую тему.

– Раз он такой красавчик, ты хотела сказать?

– Не в моем вкусе.

– А в твоем какие?

– Такие, как ты, – усмехнулась Марго. – В меру упитанные, с усами и выслугой лет.

– Ты обо мне? – с надеждой посмотрел Игорь.

– Шучу я. Скромнее надо быть, Гарик.

– Скромность – путь к забвению.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Скоро дело уйдет в архив, а у нас и так висяков хватает.

– Не уверена, что из этого будет какой-то прок, вот сегодня было ограбление старушки. Неизвестные обманом вытянули из нее двадцать миллионов рублей.

– Какие богатые пошли нынче старушки.

– Не то слово. Не иначе процентщицы.

– Такого симпатичного и старушке? – снова пошутил детектив.

– Да, жалко, я бы сама ему с удовольствием допрос с пристрастием устроила.

– Как непрофессионально, Рита.

– Ну раз ты настаиваешь, пусть голову поломает.

– Должны же мы знать, за что погиб поэт?

– Кому должны?

– Обществу.

– Сколько живу, сплошные долги. Слава богу, что с мужем развелась, одним долгом меньше стало.

– Без мужа жить легче? – снова пригладил свою проплешину Задержин, предлагая свой аэродром для посадки. Именно для посадки, а Рите хотелось полетов и желательно без пересадок.

– Меньше забот.

– Ты с ним хотела поговорить, может, сама его введешь в курс дела. Дела №25.

– Почему бы и нет.

Зоран и Настя

Зоран сел в баре отеля, он заказал себе чай и развернул газету, в которой не было ничего интересного. Как всегда, новостей много, но ничего нового. Десна саднила и отдавала железом, на душе скребли кошки, каждая уже порядком попортила обои, и нужно было клеить новые, но ничего не клеилось в этом деле, он понимал, что зашел в тупик, и не знал, где выход: то ли возвращаться обратно, то ли продолжать искать черную кошку в черной комнате, которая точно там была, ведь обои кто-то разодрал. Прежде надо было найти выход или дверь, через которую она сбежала. Ему самому позарез нужна была эта девушка, только она могла пролить свет на это темное дело. Что он завтра скажет Марго?

– Я изучил дело.

– Ну и какая версия вам кажется наиболее правдоподобной?

– Все.

– Это как?

Пытался разыграть диалог сам с собой Зоран. Он устал от версий, его мозг был постоянно в работе и не мог расслабиться. Именно это было необходимо сейчас.

К нему подошла официантка и принесла чай, варенье и пирожное с лавандой. Зоран снял маленькую веточку с пирожного и поднес к носу. Знакомый запах дал немного отдышаться и уносил в сон.

– Вам плохо? – спросила его официантка.

– Да, ужасно. Завтра экзамен, а я ни черта не знаю.

– Выпейте чаю, он поможет вам сосредоточиться.

– Это вряд ли, но все равно спасибо. Кстати, что вы делаете завтра? – неожиданно для самого себя спросил Зоран.

– Завтра я работаю.

– Можно я вам подарю другое завтра.

– Красиво, ничего не скажешь.

– Ну так что? Я вам позвоню?

– Если только вы скажете, почему вымерли мамонты.

– Ноль три не отвечало.

– А вы говорили, ничего не знаете, – рассмеялась девушка. – Позвоните, – написала она на салфетке свой номер, – там коммуналка, три гудка – это ко мне.

– Эта девушка всегда знает, чего хочет.

– Да, я в 6 утра встаю на работу.

– И поклонников видимо-невидимо.

– У меня нет поклонников. Я сама тут всем кланяюсь.

– И долго так собираетесь?

– Нет, вы же мне уже пообещали другое завтра. А я такая доверчивая.

– Точно. Я уже начал забывать.

– Неужели вы такой же, как и все? Не может быть, вы же знаете так много про мамонтов, – рассмеялась девушка.

– Нет, Анастасия, я другой.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Не знаю, то есть не знал, а теперь знаю. Оно вам к лицу.

– Ничего не поняла, но мне уже интересно.

– Вы написали его рядом с номером телефона.

– Да, точно. Заработалась.

– Вы сегодня до скольких работаете?

– До восьми.

– Так уже семь, я тогда здесь посижу и подожду.

Улица

Питер, как всегда, был спокоен и прохладен. Город надел серое пальто и смотрел в будущее, ухмыляясь встречному ветру. Он видел, как сейчас Зоран и Настя шли не спеша, о чем-то болтая, еще не любовники, но уже не друзья. Эта парочка выделялась, он весь в малиновом, она в белом, эти ножницы разрезали пальто города.

– А кто же вы?

– Я купец, я всегда торгуюсь с самим собой.

– Я тоже люблю ходить на этот рынок.

– Неужели? Вы же и так неотразимы.

– Неотразима, пока не посмотрю в зеркало. Поторгую лицом перед зеркалом, а потом тащу его на улицу и все время думаю: «Сколько дадут?»

– Коммерция – наше все. Себестоимость не дает покоя?

– Это вы в точку попали – себестоимость. Откуда вы знаете?

– Знаю, сам таким был. Это называется – самонедостаточность. Это из детства. Недохвалили, недолюбили, недооценили.

– Может, хотя у меня с родителями проблем никогда не было, они все время работали и строили светлое будущее, поэтому мне часто непонятно, почему у людей так много проблем с родителями, наверное, они проводят с ними очень много времени. Когда ты проводишь много времени с одним человеком, невольно начинаешь искать эту проблему, потому что банально становится скучно.

А может быть, дело в том, что мои родители не были отравлены прогрессом, они родились в деревне, пили парное молоко и делали все работы по дому, помогая своим родителям. Психика у них была здоровая.

– В деревне? Не может быть! Вы не похожи на крестьянку. У вас сознание не крепостное.

– А какое?

– Раскрепощенное.

– Насмешили, – рассмеялась девушка. – Так что торгуюсь в основном с зеркалом. Никто не узнает во мне звезду, кроме зеркала.

– Главное, чтобы этого было достаточно. Есть результаты?

– Да, чаевые стали больше. А вы из тех, кто ищет смысл жизни?

– Нет, уже не ищу, надоело.

– Уже нашли?

– Уже потерял интерес искать. Теперь я занимаюсь только тем, что пытаюсь себя развлечь. Поддерживаю огонь своего любопытства.

– Значит, теперь вы точно знаете, в чем смысл жизни?

– Смысл жизни в том, чтобы интересно умереть.

– Действительно, интересный вывод. Сколько страсти.

– Вы смеетесь?

– Я все время смеюсь, даже когда не смешно.

– Мне было бы лениво. Я все время удивляюсь, как люди могут улыбаться, когда совсем этого не хотят. И отлично улыбаются, прямо натурально улыбаются. Вы тоже так улыбнулись, когда принесли меню. Вы вообще потом можете различить настоящую улыбку от профессиональной?

– Конечно, в настоящей есть страсть.

– Что такое страсть?

– Это когда не ищешь стула, чтобы скинуть одежду. Это не я сказала, это Нежинский.

– Видимо, он говорил о близости.

– Невидимо.

– Почему невидимо?

– Потому что уже выключили свет. Ведь стула не видно.

– Откуда вообще взялся стул? Если это страсть, откуда знать, что в комнате был стул?

– Если есть комната, то должен быть и стул.

– У стула такая судьба, он всегда должен.

– Ну, тогда дайте свой вариант страсти.

– Хорошо. Это когда двое мчатся на полной скорости навстречу друг другу, а страсть – это просто столкновение на перекрестке.

– Допустим, столкновение. А стол откуда взялся? – рассмеялась девушка.

– А вы непростая.

– А зачем вам простая, она же на ночь, не больше.

– На ночь?

– Я знаю, вы хотите просто со мной переспать, но просто не выйдет. Такая простота меня убивает как женщину. Каждая новая бесперспективная связь убивает.

– Красивые стихи. Это опять Нежинский?

– Нет, это я.

– Я не знал, что вы пишете.

– Разве это стихи, это проза жизни.

– Понимаю, поклонники не дают проходу?

– Если бы поклонники, проходимцы.

– А настоящие какие?

– Как у Нежинского.

– Вам нравится Нежинский?

– Не то слово.

– Я уже начинаю ревновать.

– Рано, вы еще не подарили мне другое завтра, хотя завтра уже давно наступило.

– Тогда вы, наверное, знаете, что с ним случилось?

– Его убили.

– Почему вы так уверены?

– Потому что это и есть другое завтра. Это и есть другое завтра, – снова задумчиво повторила Настя.

– Возможно. Опять стихи на ум пришли? Вы записывайте. Вот у меня есть один друг – поэт, он все время записывает на ходу, с ним невозможно.

– Значит, вы его вдохновляете. Вы муза, то есть муз! – снова повеселела девушка на мгновение.

– Музык.

– Нет, на мужика вы не похожи, – снова зависла Настя на несколько секунд. – Я не верю. Такие не умирают просто так, – вернулась к Нежинскому она.

– Вы же говорили, что доверчивая.

– Но не настолько.

– А насколько?

– У вас все равно нет таких денег.

– Откуда вы знаете?

– От себя, я знаю, что не продаюсь.

Зорану понравилась Настя так сильно, что он даже забыл о Нежинском. Ему вдруг захотелось, чтобы их связывало что-то другое, нежели его смерть. Как странно, что их познакомила чужая смерть. Кто-то умер, а они из-за этого сошлись. Все равно что познакомиться на кладбище. Как романтично.

– Что же вы замолчали?

– Дурацкие мысли.

– Какие? Обожаю дурацкие мысли.

– Такое впечатление, что мы познакомились у могилы поэта.

– Ну да, вы искали пулю, а я принесла цветы. Как много общего.

Зоран вдруг понял, что девушка его раскусила.

– Если вам нужен Нежинский, то я расскажу, и про любовь всей его жизни – Эллу, тоже могу рассказать кое-что.

– После. Хотите угадаю, о чем вы подумали сейчас?

– О чем?

– Опять проходимец, подумали вы, – сказал Зоран, улыбнувшись.

– И что же вы ответили?

– Вы мне понравились с первой минуты.

– А со второй?

– А со второй я понял, что это не случайно.

– Да, вы не похожи на проходимца, вы так много знаете про мамонтов, – рассмеялась Настя.

– Вы считаете, что они тоже выжили?

– Не знаю, по крайней мере, записки они не оставили.

– Ох уж эта таинственная записка, которую все ищут. Значит, она все-таки была?

– Да, она у меня, – неожиданно для себя призналась Настя. Это была та самая правда, которой давно хотелось поделиться. Нет надежнее человека для тайны, чем случайный попутчик.

– Не может быть!

– Может. Очень даже может. Ведь Нежинский так и не оставил мне автографа. Я взяла его сама.

– Вот как?

– Ну и кто вам теперь интереснее, я или записка?

– Конечно, вы, – заулыбался Зоран.

– Чему вы так обрадовались?

– Что бы там ни было написано, вы невиновны.

– А вы сомневались?

– Нет, сомневались другие из другого завтра. Завтра я им устрою.

– Вы верите, что завтра можно начать с чистого листа? Завтра даже не понедельник.

– Понедельник хорош только тем, что можно начать с чистого листа, но знаете, сколько уже таких смятых у меня в корзине!

Кафе

– А вы скала.

– Я просто знаю себе цену, – поправила волосы Настя. В зале кафе, где было много народу, начали выскакивать таблички, которые поднимали мужчины, называя свои цены на лот. Шел аукцион. Стильная женщина руководила торгами, в ней читалась Элла, она указала рукой на Зорана: «Скала продана Зорану из Суботицы», – ударила она по столу молотком. От грохота он очнулся, это был пустой поднос, который уронил официант. Мужчина за соседним столом, который стоял с бокалом, поднимая тост, радостно улыбнулся, и эта улыбка вернула Зорана в себя. Он начал понимать, где именно Элла его нагрела.

– Ээй! – пыталась вывести из задумчивости Зорана Настя. – О чем вы думаете?

– Зачем же вы оставили мне телефон?

– Мне давно никто не звонил.

– Как легко вы меня обесценили!

– Инфляция.

– С вами сложно и интересно одновременно.

– На это я точно не клюну, – усмехнулась Настя.

– Жаль.

– Чего жаль? – посмотрела на Зорана Настя, тот действительно был хорош. Хоть прямо выходи замуж не раздумывая, но Настя была не из таких, ей нравилось пожить с мыслью до самого ее конца. А потом найти другую, такую же интересную. Ей важен был процесс.

– Жаль, что я не могу вас поцеловать.

– Почему не можете?

– Это не в моих правилах!

– А что за правила?

– Тронул – женись.

– Вы меня прямо растрогали – улыбнулась Настя. – Знали бы вы, как давно меня никто не трогал.

– У нас очень мало времени, и на второе меня не хватит.

«Знали бы вы. Мне еще стольких придется поцеловать», – подумал про себя Зоран.

– Вам пора?

– Да.

– Вы даже не хотите узнать, что было в записке?

– Нет, – прижал к себе Настю Зоран и поцеловал ее в жаркие губы, которые так давно никого не целовали. Их желания готовы были пойти по влажным коридорам внутренних миров к россыпям удовольствий, но это было бы против его правил. Он представил, что потом подумает о нем Марго.

«В первом же деле он сошелся с горничной, да так крепко, что влюбился. И все это только ради того, чтобы узнать, что она была фанаткой Нежинского. Она так хотела его автограф, что оставила записку себе.

– Вы нам не подходите, и еще один совет, лично от меня: смените этот малиновый пиджак, он вас делает слишком заметным, – скажет мне Марго. И что я ей отвечу?

– Хорошо, а ты пообещай, что влюбишься в себя. Мне кажется, это то, чего тебе не хватает.

– Легко сказать. Для этого надо сначала себе понравиться. Здесь начинаются все сложности.

– Знаешь, что я подумал, когда тебя увидел?

– Что?

– Эта девочка очень искренняя. Вчера она готова была на все. Но все никто так и не предложил.

– Вы учитесь на мне составлять психологические портреты?

– Может, во мне умер художник.

– Да, от вас слишком сильно пахнет красками. В нашей профессии нельзя быть слишком сентиментальным.

Глаза ее были так красноречивы, что могли зажечься и зацеловать, а могли и послать дальше, чем куда глаза глядят.

Она шла по жизни уверенно и легко, но иногда совершала ошибки, падала, снова поднималась и продолжала идти к себе, к своему успеху. Она еще не знала, что подиум из сахара может растаять при первой грозе.

– Так вы счастливы?

– Вполне. А вы как думали?

– Кому-то не хватает денег, кому-то внимания, не хватает становится устойчивой формой нашего существования. Между тем счастливы те, кто довольствуется тем, что есть, а всё остальное принимает как возможность, чтобы быть счастливым. А ведь для счастья не так много нужно: просто поменять слово «необходимость» на слово «возможность». Получится – хорошо, не получится – ничего страшного: ведь у вас и так все есть.

– Это все?

– Все. Ну, я пошел?

– Идите и работайте, Зоран.

– Что это было? – поправил бабочку метрдотель, сидя на ресепшене. – Никак задремал. – В приглушенной темноте холла все та же женщина за столиком и пронзительная тишина. – Какая суета вокруг, и все ждут чуда. Да, после тридцати без чуда никуда. – Мефисто поправил свой малиновый пиджак, взял веточку лаванды из вазы на стойке и глубоко вдохнул. – Нарушил инструкцию, – снова вернулся он в свой сон, но в другое место.

Элла на допросе у Зорана

– Опять по этому делу? Так ведь допрашивали уже, дело закрыто, – удивилась приятная ухоженная женщина, которая была уже немолода, но все еще привлекательна. Одетая в брючный костюм цвета бургунди, она держалась уверенно и безупречно. Губы ее – словно яркая роза, которую она хотела мне подарить, а я отказывался.

– Дело, оно как шкаф, можно закрыть, можно открыть, ведь скелеты бессмертны, – ответил ей Зоран.

– Надеюсь, это ненадолго? – молвила она пурпурно.

– Вы думаете, я не хочу выпить бокальчик вина с чувством исполненного долга? Очень хочу.

– Ничто так не вытягивает из будней, как штопор, – согласилась Элла. – Представляете, какой новаторский подход к профессии. Допросы под шабли урожая 35 года. Да, черт возьми, и тогда спрашивайте, что хотите, я вам все расскажу, даже то, чего не было.

Глядя в глубокое синее море Эллы, Зоран понимал, что лукавства там не занимать, но он принял игру, чтобы узнать, что стоит за этим взглядом и как он смотрит на это дело.

Зоран пытается узнать Нежинского по его стихам

Чем больше Зоран читал Нежинского, тем сильнее строчки стихов заставляли детектива вживаться в образ поэта. Рядом все время кружила муза. Элла будто следила за каждым его шагом и постоянно требовала признаний в любви, предложений, подарков. Ей было мало подвигов, нужны были преступления. Она держалась на дистанции и обращалась с ним на «вы». Она не просто научилась говорить на языке Нежинского, она диктовала ему: «Так вы замуж меня зовете или прогуляться в бриллиантах ажурной городской сорочки? Рука вместе с сердцем объявляют капитуляцию. И того и другого так хочется. Будьте галантны с моим мандариновым сознанием, я вам доверюсь, как собачонка, сбежавшая от одиночества и от Якова. По факту смерти чувства к нему влюбленность проведет опознание. Похороните его, цветы на могилу и почести. Как только наступит ночь, в чехол все звезды, звуки, словечки. Возьмите меня замуж, с собой, в конце концов, просто возьмите. Стонать буду тихо, прошу вас, украдите меня из моей же жизни, она уже осточертела, насаженная на обстоятельства. Куда там амуру со своими стрелами. Он переводит стрелки с одного типа на другого, с образом сердца, как грелки, упорхнет, чтобы стрельнуть в спину из логова. Бросайте меня на кровать или прижмите к темноте этой ночи. Накормите меня поцелуями досыта, я растаю, как снежная баба, не нашедшая лучше способа разморозить всё то, что замерло».

Откровенность этих отношений не давала покоя Зорану, он не мог понять, как в таком холодном городе могла закипеть такая страсть?

«Ослеплю, легче управлять слепым. Как только увижу, так сразу взором голубоглазые цветы плесну вам из черепа вазы. Извилины повиснут лапшой на ушах, всё это и будет флиртом. Не надо, не стоит меня возвышать, я не настолько смирная. Предлагаете руку? Я возьму, если в ней есть деньги, вместе с сердцем, вы обещали большое, станцую с ним сальсу или меренги. А вы думали, я встану на кухне выколачивать из отбивной последнюю душу, как сознание из фантазии, если под мухой, выбирая, под кем ему лучше? Вам ли, художнику, интеллектуалу всего женского, обозначать мое место? Облицуйте свое лицо моим овалом, не спешите пока невестить».

Зоран пытался понять, на чем держатся эти отношения, с первого взгляда похожие на договорняк, а со второго становилось уже стыдно, потому что и Элла, и Нежинский занимались такой любовью, что мама не горюй.

Наконец, Бог услышал Зорана, и он, стоя на мосту и глядя в омут, в который давно уже бросился с головой, увидел, как по воде застучал дождь, холодный и мокрый, способный остудить любую страсть. Он смотрел, как капли прыгали в воду и растворялись в толпе своих. Дождь языком вылизывал тротуары, лишь бы у города стало на душе чище. Вспотела кровля, включились ударные, шел дождь, Зоран шел по городу, как по бездонному днищу. Кругом он ощущал железобетонную рифму Нежинского. Он шел, оставляя глаза на каждом здании, выдохом согревая осень, будто кто-то ему дал задание выветриться и куда-нибудь деться. Все размокло. На набережной дома вывалились ступенями, мокнут в речке, как выгнанные в речь слова. Он бежал по городу от дождя, от себя, от Нежинского, но тот не отставал и спрашивал на ходу: «Ответь мне, мил человек, что я говорю не так, делаю, почему меня выворачивает, паршивее этого неба, я иду, пиная впереди себя себя, как часть от целого до полного саморазрушения».

Зоран и Настя

– Я видела, как дама его сердца, Элла, постоянно общалась с постояльцем отеля из соседнего номера по фамилии Львов, она звала его Кеша.

– Интересно, о чем они могли договариваться?

– Не знаю, вообще, там интересная компания собралась, именно на этом этаже. Напротив номера Нежинского жил фокусник. Он снимал сразу два номера – один для себя, другой для реквизита. В следующем номере Молохов – у него тоже творилось черт-те что, там всю ночь играли в карты, проигрывая все до нитки: деньги и драгоценности, честь и совесть, настоящее и будущее. А как вы меня нашли?

– Среди реквизита. Шутка. Я включил внутренний навигатор. Я просто отдался настроению, которого у меня на тот момент не было. Как говорила моя тетушка, если у тебя что-то не получается, просто сядь и спокойно выпей кофе. Я так и сделал. Иногда один аромат все решает. Моя тетка помешана на ароматах.

– Она еще жива?

– Возможно.

– В смысле?

– Все зависит от того, в каком году она родилась. Кстати, который год?

– Тридцать пятый.

– Эко меня занесло.

– А вы не местный?

– Ну, как вам сказать.

– Как есть.

– Ну, тогда считайте, что меня нет.

– Вы все еще рассуждаете: быть или не быть? – рассмеялась Настя.

Отель «Гранд Нуар»

В этот осенний пасмурный день в отель «Гранд Нуар» влетели мужчина и женщина, они были влюблены и взволнованы, их чувства выпирали наружу, казалось, они готовы были заняться любовью прямо на ресепшене. Бесстыдное желание читалось в каждом слове:

– Можно нам один номер на двоих?

– На втором этаже, пятый номер.

– Не имеет значения.

– Вениамин Нежинский, это вы? – посмотрел с уважением на мужчину метрдотель и поправил свою бабочку.

– Это тоже не так важно, – понял мужчина, что его узнали. Он улыбнулся своей спутнице, та еще сильнее прижалась к его славе. Девушке не терпелось как можно скорее пробраться за стену широкого черного пальто, за которой было тепло и надежно.

Быстро покончив с отельными формальностями, мужчина заплатил за номер, сунул в карман пиджака ключ, подобрал с пола саквояж, подхватил за талию девушку и двинулся к лифту. Девушка улыбнулась на прощание портье, прежде чем ее каблучки застучали по паркету холла. Лифт съел парочку и плавно двинулся вверх.

По пути они встретили горничную.

– Добрый вечер, месье.

– Добрый, – нехотя отозвался Веня. Видно было, что горничная его узнала. – Я так больше не могу, нигде теперь не спрятаться, – вставил Веня ключ в скважину двери и резко провернул. Дверь послушно открылась. Несмотря на всю свою злость, Вениамин не забыл пропустить вперед даму.

– Ты же сам этого хотел, Веня. Не этого ли так усердно ты добивался несколько лет? – ответила ему вопросом Элла и проскользнула в номер.

– Теперь каждая собака меня знает.

– А что, милая собачка, ты не заметил? – прошла она сразу в зал и бросила с видом «занято» на диван свою шляпку.

– Что именно?

– Как в глазах горничной зажегся дьявольский огонек радости, из которого мог вспыхнуть пожар, готовый спалить мою душу, лишь бы оказаться на моем месте.

– Не преувеличивай, Элла. Самая обычная горничная, которая меня узнала.

– Обычная горничная стихов не читает. Вот увидишь, теперь она будет встречаться тебе чаще, чем я. Лезть под ноги, как всякая преданная собачка.

– Как твоя? – посмотрел Веня на собачку, которая всегда валялась у них в ногах.

У дамы была маленькая собачка, с которой она любила поговорить.

– Видишь, малышка, какой красивый отель, не то что в прошлый раз. Венечка постарался, написал хорошие стихи, дорогие, на пять звезд. Тебе здесь должно быть уютно, только не надо ссать на ковер, как в прошлый раз. Я понимаю твое отношение к красным ковровым дорожкам, но все же держи себя в руках.

Горничная в душе ненавидела постояльцев с собаками, особенно с такими мелкими, те всегда норовили нашкодить в самых непредсказуемых местах, а все шишки доставались горничной, именно ей приходилось подбирать их за собакой. Потому что именно горничная была ответственна за порядок. Она же слуга, а слугам вот так вот легко может нагадить какая-нибудь шавка прямо в душу. И не тявкай после этого.

Но будучи ослепленной кумиром, за Нежинским я ничего не видела, даже даму с собачкой. Кроме того, что дамочка мне показалась чересчур расфуфыренной, возможно, я просто ей завидовала.

В номер Нежинского, как в автобус, постоянно входили и выходили гости, одни задерживались надолго, другие – чтобы проехать пару остановок.

Я долго ждала, пока все выйдут из автобуса, но, не дождавшись, собралась с духом и постучала.

– Уборка номеров.

Нежинский открыл мне сам. Я не ожидала, только открыла рот в ответ.

– Можно?

– Проходите, – не посмотрел он на меня. – После уборки дверь можете не закрывать, я жду гостей.

– Хорошо.

– Вы чувствуете?

– Что? – перехватило дыхание у служанки.

– Этот запах. Эта псинка где-то отложила, я чувствую этот запах. Уберите, пожалуйста.

В этот момент я поняла, что как бы ни отвергали эту собачку, именно она стала для нас связующим звеном. Ничто так не объединяет, как враг.

Нежинский тоже не любил эту шавку, это единственное, что объединяло его и служанку. Особенно его раздражало, когда в постели у них вместо четырех ног было восемь. И самым неприятным было, когда Элла целовала своего питомца, а потом его. Как безумно надо было любить женщину, чтобы на это пойти. Теперь можно было представить эту дикую силу его любви.

В номере было сумрачно, занавес опущен, как в театре после спектакля. Сам Нежинский, уставший и серый, нервно жевал сигарету. Видно было, что в Вене поселился испуг. Теперь он бродил по венам, как путешественник, открывающий для себя столицу Австрии – Вену. Из всякой открытой вены хлестала бы кровь, но в этой кровь застыла от страха. Нежинскому тоже хотелось вскрыть свои вены, такую оторопь вызывало в нем незнакомое чувство. Раньше ему неведом был страх, он ничего не боялся. Неужели теперь есть что терять? Ведь страх появляется, когда есть что терять.

Я ощущала в поэте страх, он крупным планом, у его подруги дождь, она в слезах. Как сейчас помню ее большие серые глаза, как серый Петербург. Они бегали туда-сюда, пока не нашли выхода и она не вышла в другую комнату. Взгляд Нежинского холодным током пробежал по мне. Он повернулся, чуть ссутулился и выдал свой усталый профиль. Стал гораздо старше своих лет. А в этой позе спрятался вопрос.

В том, как нервно он курит и молчит, сквозит тревога, нервный беспокойный тонзиллит. Он кашляет. Где-то в спальне всхлипывает дама. И это похоже на музыку. Очень грустный джаз. Лампочка в светильнике моргает. Атмосфера наэлектризована, и вот-вот ударит гром. «Как бы я хотела, чтобы он, Нежинский, пронзил меня своим электричеством. Глаза его блеснули. Молния прошила меня взглядом.

– Уберите только здесь, в спальню заходить не надо.

Нежинский накинул пальто и вышел.

Когда я закончила уборку, женщина успокоилась и наступила полная тишина. Я ушла и где-то через час вернулась и принесла чистые полотенца. Дверь по-прежнему была открыта.

На столе лежала записка:

«Я буду ждать твоего звонка.

Элла».

Я прочла записку, потом вскрикнула, увидев, как из темноты вышел Нежинский. Он был в халате и с бутылкой.

– Нехорошо читать чужие письма.

– Я думала, это стихи, – все, что я смогла тогда выдавить из себя.

– Хотите искупить вину?

Я посмотрела на Нежинского с радостью и страхом одновременно. По спине пробежал холодок. Я знала, куда он побежал, в магазин нижнего белья. Ах, зачем я тогда не купила его, пусть дорогое, но в нем я бы увереннее сейчас стояла на своих стройных интересах. Ноги у меня красивые, это мне еще мама говорила.