Пешка тени

ПРОЛОГ. УЛИЧНЫЙ ЩЕНОК

Холод – это первое, что я помню. Он всегда внутри, и он всегда снаружи. Он впитывается в кости через дыры в башмаках, которые на два размера больше, чем нужно. Он выедает изнутри, когда живот скручивает от пустоты, напоминая, что я тощий, как щепка. С ним можно договориться. Если прижаться спиной к трубе в пекарне в Нижнем Ярусе, он ненадолго отступает, оставляя на коже влажную плёнку, пахнущую хлебом и золой.

Мне было восемь зим. Возможно, девять. В Каменном Мешке счёт ведётся не по зимам, а по порезам, синякам и удачным кражам. Я был невелик даже для своих лет, и это было моим преимуществом – я мог пролезть куда угодно, стать ещё незаметнее, ещё тише. Мои волосы, цвета мокрой соломы, всегда были всклочены и припачканы сажей, а глаза – слишком большие и внимательные для ребёнка – запомнили каждый тёмный уголок этого Города.

Город – это второе. Он большой, злой и громкий. Он рычит телегами, скрипит вывесками и вечно что-то роняет. Он пахнет потом, тухлой рыбой со Смрадного причала и чужими духами из Золочёного квартала. Этот запах бьёт в нос, когда ветер дует с севера. Я научился читать Город по запахам и звукам. Вой пса на помойке – значит, Дозорные где-то далеко. Резкий визг тормозов – карета богача, можно попытаться ухватить что-то, пока кучер ругается.

Тени – мои друзья. Они тихие и глубокие. В них можно спрятаться, когда за тобой гонятся, или просто посидеть, наблюдая. Взрослые их боятся. Они жмутся к фонарям, к своим жалким островкам света, будто свет их спасёт. Они не понимают, что самое интересное всегда происходит там, где темно.

В тот день пахло грозой. Воздух был тяжелым и влажным, обманывая легкие. Я три дня ничего не ел, и это делало меня злым и острым, как стекло. Цель была проста – старик-торговец на Торгушечьем ряду. Он был толстый, медлительный и вечно отвлекался, разгружая бочки с сельдью. Его кошель жирно оттопыривал полу камзола.

Я был тенью. Шаг. Пауза. Еще шаг. Я слился со стеной, выжидая, пока он повернется спиной. Его дыхание было хриплым и громким. Сердце стучало у меня в ушах, но это был хороший стук. Стук охоты.

Пальцы уже потянулись к кошелю, тонко и уверенно, как учила жизнь. Еще пара секунд…

И вдруг всё изменилось.

Воздух сгустился. Звуки рынка – крики торговцев, визг чаек – ушли куда-то далеко, будто кто-то заткнул мне уши. Я почувствовал… взгляд. Он был тяжелым, как свинец, и пронизывающим, как игла. Он был направлен прямо на меня. Из теней.

Я резко обернулся, сердце теперь колотилось уже не от азарта, а от страха. У стены, в глубокой нише, куда не падал свет ни от одного фонаря, стоял Человек.

Он был весь в черном. Плащ цвета ночи без единой звезды. Он не двигался. Он просто смотрел. Я не видел его глаз, но чувствовал их на себе. Меня, кого никто и никогда не видел, если я того не хотел.

Инстинкт кричал: бежать! Но ноги стали ватными. Любопытство оказалось сильнее страха. Кто он? Почему он видит меня?

– Эй, малец! – просипел я, пытаясь выдать голосом злость, а не дрожь. – Уставился чего?

Человек сделал шаг вперёд. Без единого звука. Ни скрипа камня, ни шороха ткани. Так не ходят люди. Так ходят… призраки. Или кошки.

Он оказался прямо передо мной. Высокий, прямой. От него пахло не Городом. Пахло старыми книгами, холодным камнем и чем-то ещё, чего я не знал. Чем-то древним.

– Ты… видишь меня? – его голос был тихим, но каждое слово врезалось в память, как резцом по камню. Он звучал не как голос из живота. Он звучал… прямо в голове.

Я отпрянул, наткнувшись на стену. Бежать было некуда.

– Вижу, что кошелёк у тебя толстый, – выпалил я первое, что пришло в голову. Моя старая, уличная броня из наглости. – И что?

Уголки его губ дрогнули. Это не была улыбка. Это было что-то вроде… печали.

– Кошелёк? – он тихо покачал головой. – Это всё, что ты видишь? Всё, на что ты готов променять свою жизнь? Будешь шнырять по чужим карманам, пока однажды тебя не прибьют к стене, как надоедливую муху?

Его слова обожгли больнее пощёчины. Потому что это была правда. Я выдержал его взгляд, сжав кулаки.

– А что мне ещё делать?

– Видеть, – сказал он просто. – Не просто смотреть. А видеть. Понимать. Ты чувствуешь тени. Чувствуешь Город. Он говорит с тобой, а ты в ответ тыришь кошельки. Это всё равно что использовать меч великана, чтобы колоть орехи.

Он снова сделал шаг, и теперь нашелся между мной и всем остальным миром.

– Меня зовут Мастер Силуан. Мы… наблюдаем. Мы слушаем. Мы следим, чтобы слишком большая жадность не сожрала этот Город, а слишком большая вера – не спалила его дотла. Мы – Служители Безмолвия. И сейчас тишина кричит о грядущей буре.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде не было ни голода, ни расчета. Была усталая тяжесть.

– Твой путь ведёт в петлю или на виселицу. Но в тебе есть дар. И его можно направить. Не для того, чтобы брать. А для того, чтобы сохранять равновесие. Чтобы видеть правду, скрытую во тьме, и не дать ей уничтожить всё.

Я молчал. Его слова были слишком большими, слишком непонятными. Но в них была правда про петлю и виселицу. И была надежда. На что-то большее, чем вонючая похлёбка и холодный пол.

– Я могу предложить тебе крышу над головой. Еду. Тепло. И знание.

– За что? – прошептал я, уже почти не веря.

– За труд. За послушание. И за обещание когда-нибудь выбрать самому – продолжить наше дело или уйти. Но уйти уже другим человеком.

Он протянул руку. Рука была в перчатке, но в этот раз я почувствовал не силу, а тяжесть выбора.

Я посмотрел на его руку. На свою – грязную, с синяками и в царапинах. На кошель торговца, который теперь казался такой мелкой, детской, жалкой добычей.

Холод снаружи и голод внутри вдруг стали невыносимыми. А он пах теплом и знанием, и в его словах была тайна, ради которой хотелось жить.

Я сделал шаг. Не назад. Вперёд.

Это был самый тихий шаг в моей жизни. И самый громкий. Моя рука легла на его руку.

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 1. ПОСЛАНИЕ ИЗ ПРОШЛОГО

Просыпаться всегда больно.

Сознание возвращается обрывками. Холодный пол под босыми ногами. Резкий запах старого камня, пыли и металла. Скупой серый свет, пробивающийся сквозь щели в ставнях.

Сон отступал, оставляя во рту привкус пепла. Тот сон. Снова. Мастер Силуан. Его протянутая рука. Голод. Холод. Глупая, дрожащая рука уличного щенка, которая потянулась к теплу.

Я сжал пальцы в кулак. Глупость. Слабость. Я давно перестал быть тем мальчишкой. Теперь у меня есть только это: башня старого колокольного мастера на отшибе, купленная за наличные без лишних вопросов. Четыре голые стены, голод по-прежнему внутри, но теперь совсем другого свойства.

Мозг, уже проснувшийся, сам собой обшарил комнату. Всё на месте. Замки не вскрыты. Ловушки не срабатывали. Тишина.

И тут глаз зацепился за него.

Белый прямоугольник. Контрастный. Чужой. Лежал на полу, прямо у щели под дверью.

Записка.

Адреналин, горький и знакомый, ударил в виски. Никто не должен был знать, где я живу. Никто.

Я не бросился к ней. Не стал. Я замер, вжавшись в тень у стены, и просто слушал. Шум Города снаружи был обычным. Ни затаившегося дыхания за дверью, ни скрипа половиц на лестнице.

Только тогда я скользнул по комнате бесшумной тенью и подобрал бумагу. Грубая, дешёвая. Пахла чужими пальцами.

Почерк был неровным, торопливым, но буквы выводили старательно.

«Есть работа. Лорд Замогильный. Его опал. Камень не простой, будь осторожен. Жду в старом месте у полуночи. Силуан».

Я перечитал текст ещё раз. Имя заставило что-то едко сжаться под рёбрами. Старое место. Только один человек мог так назвать ту винную лавку у канала.

Силуан? На это не было похоже. Старик никогда не стал бы так светиться, использовать грубую бумагу и торопливый почерк. Значит, подделка. Но… Кто-то знал наше с ним кодовое словечко – «старое место». Значит, кто-то из внутреннего круга. Или кто-то, кто этого круга коснулся. Ловушка? Вполне вероятно. Но если это не ловушка, а реальный заказ на опал Замогильного… Это слишком крупная рыба, чтобы пройти мимо. А если ловушка… что ж, давно не разминался. Интересно, кто так жаждет со мной повидаться.

Опал лорда Замогильного. Я слышал слухи. Размером с курагу, чище утренней росы. Состояние.

И ещё кое-что. Фраза «камень не простой». В мире, где Молотоборцы молятся своему Механическому Богу, а Лесовики шепчутся с деревьями, это могло означать только одно. Неприятности. Большие неприятности.

Я медленно разорвал записку на мелкие клочки и поднёс к свече. Бумага свернулась в чёрный пепел.

Глупая, опасная затея. Лезть в поместье маниакально помешанного на безопасности аристократа из-за безделушки, которую заказал кто-то, прикрываясь именем моего старого наставника.

Я посмотрел на потолок. Рассвет ещё не наступил. Город за стенами ещё спал, копил силы для нового дня вранья, краж и грязи.

Уголки моих губ дрогнули. Не в улыбку. Скорее в оскал.

Идеальная ночь для работы.

ГЛАВА 2. АРСЕНАЛ ТЕНИ

Нервы – это роскошь. Дорогая и смертельно опасная. Я давно отучил себя от них. То, что во мне копилось, пока я готовился, было не нервной дрожью. Это был холодный расчёт. Предстартовая проверка. Та самая, что отделяет живого вора от мёртвого.

Я стоял посреди своей голой комнаты, и она преображалась в арсенал.

Первым делом – одеяние. Чёрное, без единой застёжки, сшитое на заказ из ткани, которая не шелестит, не цепляется и поглощает свет. Я провёл рукавом по грубой поверхности стены – лишь лёгкий шорох, не громче дыхания спящей мыши.

Потом – инструменты. Я выложил их на грубый деревянный стол, как хирург перед операцией. Каждый предмет был осмотрен, проверен, доведён до идеала.

Дубинка. Моя верная подруга. Просто кусок твёрдого, идеально отполированного дуба, с удобной выемкой для руки и кожаным ремешком на запястье. Никаких изысков. Тихий, надежный удар по затылку – и очередной болван отправляется в сладкий сон. После этого – обязательная процедура: перетащить тело в тень. Никаких тел на виду. Правило простое: если нет тела – нет и проблемы.

Кинжал. Холодная, злая сталь. Он висел на поясе с другой стороны, как немое напоминание. Не для нападения. Для последней линии обороны. Для того, чтобы отрезать верёвку, вскрыть упрямый ящик или… отбиться, если всё пойдёт к чертям и придётся продираться с боем. Я провёл пальцем по лезвию – острота была безупречной.

Стрелы. Я пересчитал их, проверяя оперение и наконечники. Мой лук – это не орудие убийства, это универсальный инструмент.

Водяные. Со стеклянными колбами вместо наконечников. Для тушения факелов и фонарей. Основа основ. Без света нет и глаз, что могут тебя увидеть.

Шумовые. С крошечными погремушками внутри. Отвлечь, обмануть, заставить охрану пойти проверять ложный шум в противоположном конце коридора.

Огненные. С тряпичными головками, пропитанными смолой. Поджечь что нужно, устроить диверсию или просто… для света в непроглядной тьме. Опасная игрушка, пахнущая серой.

Обычные. Просто острый наконечник. Для верёвок, мешков, а в крайнем случае – чтобы пригвоздить чью-то руку к стене.

Отмычки. Целый веер из закалённой стали разной толщины и изгиба. Я прошептал им старую воровскую считалку, втирая в металл тёмное масло, чтобы они не скрипели в замках.

Не стрела и не клинок. Стеклянный шарик в мешочке из чёрного бархата, туго стянутый кожаным шнурком. «Слеза Феникса». Моя палочка-выручалочка на случай тотального провала. Половина гонорара за последнюю работу. Слишком дорогая, слишком яркая игрушка, чтобы использовать её без крайней нужды. От её слепящего света нет спасения, а шипящий вой на миг оглушает всё живое. Пахла она серой и отчаянием. Я сунул мешочек в потайной карманчик на груди. Надеялся, что сегодняшняя авантюра не опустится до этого.

Последнее – капюшон. Глубокий, из той же поглощающей свет ткани, что и всё одеяние. Я натянул его на голову, и мир сузился до узкой полоски обзора. Посторонние звуки притихли, собственный вздох стал глуше и ровнее. Я – уже не Ворон. Я – тень. Призрак. Ничто.

Я замер и прикрыл глаза. Внутренним взором я уже видел особняк Замогильного. Высокие заборы. Охранников у ворот. Окна с переплётами. Где-то там, в сердце этого каменного чудовища, спал тот самый опал. «Не простой камень». Фраза отдавалась в висках назойливым звоном.

Я мысленно прошёл маршрут. Он был отпечатан в голове ещё до получения записки. Карты всех главных особняков Города давно лежали у меня в ящике – одни я срисовал из муниципального архива, подкупив писца, другие составил сам, в те дни, когда развлекался, проникая в дома богачей не ради наживы, а ради самого процесса. Слуги в тавернах – неиссякаемый источник болтливой информации о «дырявой крыше» или «скрипящем замке в кладовке». Особняк Замогильного был изучен вдоль и поперёк. Стоки с Смрадного причала. Забор со стороны старой кузницы. Высота, выступ, карниз. Третье окно справа – слуховое, ведущее в кладовую. Самый слабый замок во всём доме – это не сплетня, а подтверждённый факт.

Риски? Охранники с тяжёлыми шагами. Сторожевые псы во дворе. Возможные магические ловушки, которые могли установить Молотоборцы по просьбе лорда.

План был прост. Тишина. Тень. Никакой крови. Только камень.

Я открыл глаза. Всё было готово.

Я потушил свечу. Комната погрузилась в абсолютную тьму. И в этой тьме я улыбнулся.

Нервы? Нет. Это был голод. Острый, знакомый, животный голод дикого зверя, учуявшего добычу.

Я сделал шаг к двери. Начиналась охота.