На отшибе сгущается тьма

«Это выверенный до дрожи психологический триллер, где каждое слово – как порез. Это история не только о преступлении, но и о механизме памяти, боли и вины. Возвращение к делу становится для героя не шагом к правде, а медленным падением в личный ад. Точно. Жестко. Неотвратимо».

Екатерина Тёрина, редактор

У мести свой оскал.

Увидишь, и уже не забыть.

Глава 1

На отшибе

Что тебе рассказать?

Мне было девять, когда родилась сестра.

Мне было двадцать пять, когда я ее убил.

Родного отца я не знал, и большую часть детства, лет до восьми, мы жили вдвоем с мамой в полной нищете. Но это были счастливейшие годы моей жизни. Конечно, до встречи с ней. Самые счастливые до встречи с ней. Ты же понимаешь?

Вернемся к истоку. Я долго думал, когда это произошло. Когда я стал им. Наверное, во мне это было заложено, в моем гене. Он сложился из сухих веток, и нужна была всего искра, чтобы разгорелся огонь. Мог ли я стать другим? Уже не узнаем. Но если поместить меня в другое, чужое, лучшее детство… Все возможно.

В общем, у матери было патологическое нежелание работать, поэтому мы жили, а точнее, выживали на пособие, которого едва хватало, чтобы оплатить аренду комнаты. На еду, одежду и другие потребности оставались крохи. Но не платить за комнату мы не могли, иначе бы оказались на улице.

В семь лет я научился подворовывать в магазинах, по мелочи, в основном еду: консервы, сосиски. Иногда, раз в месяц, брал себе шоколадку. Но я не жаловался. Меня, может, и не устраивал такой расклад. Да, любому мальчишке хочется новые джинсы и кроссовки, велик свой, а не украденный, лимонад с чипсами. Но зато… в те времена я не боялся возвращаться домой. Да, именно так. Ты когда-нибудь боялся по-настоящему?

А потом, когда мне уже стукнуло восемь, мать встретила мужика и решила, что вытянула счастливый билет. Не знаю, для кого он был счастливым, но только не для меня. Он забрал нас из крохотной комнатки и перевез в свой дом на безжизненной, иссушенной земле на окраине Второго округа. Одноэтажный, две спальни, гостиная и кухня с небольшой верандой, выходившей к заросшему сорняками участку, где стоял проржавевший гриль. К дому был пристроен гараж, в котором отчим вечно ремонтировал чужие машины. Но в основном он работал водителем фуры, поэтому моя жизнь делилась на счастливые дни, когда он уезжал в рейс, и на ужасные – когда возвращался домой. Не жизнь, а зебра.

Ему не нравилось во мне все. Кажется, даже то, как я дышал. Но, понимаешь, не дышать я не мог.

Первый год он срывался на мне не так часто, только когда был сильно пьян. И это… было терпимо. Выдохнул и пошел в новый день с надеждой, что он будет лучше. А потом он стал срываться постоянно. Иногда давал подзатыльники, иногда кидал в меня тем, что попадалось под руку. И постоянно орал, его ор я слышал даже во снах, в очень неприглядных снах. Но мать всегда была на его стороне, говорила, что без него нам не выжить, что он дал нам дом и еду. Я не знаю, чушь это все. Если бы она пошла на работу, а не сидела целыми днями на диване, уставившись в телик, то он был бы нам не нужен. Я в этом уверен.

Ее он почти никогда не трогал, а меня… Сейчас выдам его любимую фразу: «Ты думаешь, мне это надо? Нет, но я вынужден воспитывать тебя, сосунок, чтобы ты вырос настоящим мужиком».

Вот только как можно вырасти мужиком, если все твое детство прошло в страхе и в боли. Я до сих пор помню влажные простыни поутру, после его уроков жизни. Но первые два года синяки быстро заживали, я держался, видя, что мать все устраивает, что теперь ей не нужно думать, где достать еды и как платить по счетам. Мне купили новые джинсы и черные кроссовки, и он даже притащил откуда-то старый велик, который я починил под его пристальным надзором.

Я даже подумал, что моя жизнь наладится, что он привыкнет ко мне или перестанет замечать. Я ходил в новую школу и даже пытался хорошо себя вести, ведь за прогулы и низкие оценки я получал смачную оплеуху, от которой кожа горела еще очень долго.

Но потом все изменилось.

Не знаю, виновата она в том, что после ее рождения моя жизнь превратилась в ад, или все же это отчим? Возможно, я должен был убить его, а не сестру. Но я хотел, чтобы он страдал так же сильно и ровно столько же, сколько страдал я. Я установил ему срок в восемнадцать лет, но, увы, он умер намного раньше, и не от моей руки.

Говорят, горе убивает.

Не соглашусь.

Убивают люди, а еще предметы, к примеру: нож, веревка, пистолет, бита, ну, ты понимаешь. А еще убивает стихия и болезни, но никак не горе. Меня ведь оно не убило, как не прикончил постоянный страх и даже жгучая ненависть.

Хотя бывали дни, когда жить действительно не хотелось: казалось, что я тону в своих чувствах, захлебываюсь в воспоминаниях. Но я продолжал дышать, видеть, слышать, чувствовать. Кровь никогда не текла из моего носа, ушей или рта из-за того, что внутри меня кровоточили ошметки сердца.

Я помню тот день.

Мама вернулась из роддома и принесла с собой постоянно кричащий комочек плоти. Отчим ходил вокруг свертка и никак не мог наглядеться на свою дочь. Не знаю, что он в ней нашел, в тот день ее кожа была бледной и отливала желтым, маленькие скрюченные пальчики, опухшие веки, редкие волосенки. Я бы не сказал, что сразу невзлюбил ее. Нет, это отторжение копилось много лет, укоренялось, вживалось и врастало во все мои клетки.

Сестру назвали Синди, прямо как куклу. Знаешь такую куколку? Белые длинные волосы, голубые крупные глаза, розовые маленькие губы.

Наша Синди в детстве была не такой. Абсолютно обыкновенная, карие глаза, темные тонкие волосы, большие упругие щеки. До пяти лет она была довольно упитанным ребенком, а потом переболела какой-то заразой и пошла ввысь, а не вширь. И к пятнадцати годам выросла в красивую стройную девушку, может, это и сыграло ключевую роль в нашей с ней истории. Она действительно стала похожа на куклу, красивую снаружи, но пластмассовую внутри.

Отчим ее обожал, для него она была всем, а я так и остался ничем.

В тот год, когда родилась сестра, он первый раз отстегал меня ремнем так, что кожа рассекалась лоскутами, а потом покрылась коркой, и шрамы так никогда и не затянулись. И знаешь за что? Синди отдали половину моей комнаты. Моя кровать стояла справа, ее деревянная кроватка – слева, вся такая увешанная игрушками, с красивыми ярко-желтыми простынями с белыми кроликами. Около окна поставили тумбу для вещей сестры и стол для пеленания, а под мои вещи выделили несколько пластмассовых коробок. Мой стол был перемещен к стене с дверью, куда свет люстры абсолютно не доставал. Чтобы делать уроки, мне приходилось включать огромный фонарь, но это было тоже запрещено, поэтому вскоре после ее рождения я перестал учиться. Хорошо хоть их это больше не волновало.

И вот в какую-то ночь я проснулся, слыша свой собственный крик. Мне приснился тогда жуткий кошмар, я хотел броситься к маме, но Синди так завопила, что в комнату ворвался разъяренный отчим и стал трясти меня как белье после стирки. Мать в это время укачивала Синди, а он стащил меня с кровати и поволок в зал. И вопил как бешеный: «Что ты с ней делал? Что ты сделал, маленький ублюдок?»

Я пытался оправдаться, объяснить, что мне приснился кошмар и что к ней я даже не подходил, но он и слушать не хотел. Отчим взял со спинки стула свой кожаный ремень и стал неистово стегать меня. Ни мои слезы, ни мольбы не остановили его.

Мама пришла ко мне, когда отчим отправился в спальню.

Она промыла раны, намазала их каким-то кремом и, даже не спросив, что случилось, сказала, что я не должен обижать сестру.

Обижать сестру…

Обижать сестру, мать ее!

Этими словами она нанесла мне последний удар, который стал больнее, чем все раны, кровоточащие на моем теле.

В тот вечер я решил, что больше никогда не буду оправдываться, не буду умолять о пощаде. В тот вечер я возненавидел сестру.

Я не вернулся в комнату, а сжался в клубок на диване, но так и не смог заснуть, потому что все тело адски болело, а при любом прикосновении я вздрагивал и чувствовал, как слезы сочились из глаз. Зато в ту ночь я понял простую истину: есть я, я один против всего мира. Нет ни одного человека на этом свете, ради которого стоит вести себя хорошо.

Глава 2

Ален Расмус сидел в машине, обдуваемый холодным воздухом из кондиционера, и внимательно следил за подъездом небольшого трехэтажного дома. Его тело затекло, а глаза устали неотрывно смотреть в одну точку. Он потянулся к бумажному стакану из-под кофе, но тот уже давно опустел.

Что он тут делает? Зачем приехал? Чего он ждет?

Ничего. Он просто сел за руль и поехал искать ответы. Две недели он боролся со своими мыслями, со своими демонами. Но они в очередной раз победили. Слова из письма, оставленного на пороге в день его свадьбы, поймали в ржавый капкан воспоминаний и трепыхавшейся надежды. Он не мог работать, не мог спать, не мог жить своей новой прекрасной жизнью. И дело было не только в содержании письма, но и в том, кто его оставил.

«Неужели Иллая вернулась?»

Та, кого уже два года все считали мертвой после того, как ее машина упала в реку и ушла на дно. Но ее тело так и не нашли, а он… Он даже и секунду этих двух лет не сомневался, что Иллая выжила. Да, она исчезла, канула в холодный поток его воспоминаний. Но пока Ален не войдет в безлюдное помещение морга и не услышит от коронера, что останки принадлежат ей без сомнений, никто не убедит его, что Иллаи больше нет.

Ален выплыл из мыслей, в которых уже слышал звук своих шагов по пустому коридору, видел перед собой закрытую белую дверь и металлическую ручку, до которой боялся даже дотронуться. Все внутренности покрылись ледяной коркой при одной мысли, что за дверью могло лежать ее обнаженное тело, а поблекшие каштановые кудри разметались по металлическому блестящему столу. Расмус подставил лицо под струю прохладного воздуха, остужая кожу.

Дорога сюда заняла у него двое суток. На ночь он остановился в придорожном мотеле, а с рассветом встал и помчался дальше. И вот он здесь, в городе Восточный Первого округа на Девятой улице у дома тридцать семь. И что он делал? Сидел в машине и смотрел в упор на дверь подъезда, будто участвовал в слежке. И при этом даже не пытался выйти и разведать обстановку.

А в голове вперемешку с мыслями об Иллае бултыхались, как выброшенные в бескрайнее море бутылки, вопросы: чего он пытается добиться своим визитом? готов ли увидеть ее? сможет ли узнать ее через столько лет? Алену было двенадцать, когда он видел мать в последний раз. Сколько ей сейчас? Лет шестьдесят. Что он почувствует, если найдет ее? Сможет ли простить ее, отпустив тоску и обиду?

Он столько раз обсуждал эту тему с психологом и даже решил, что справился с закостеневшими воспоминаниями и чувствами. Но, сидя в машине, скованный непонятным страхом и раздавленный беспомощностью, он чувствовал, как его до краев заполняет коктейль противоречивых эмоций. Расмусу казалось, что его откинуло в самое начало терапии, на которой настояли отец и Агнес. Ален отнекивался как мог, искал отговорки, любые причины, чтобы избежать того, чтобы чужой человек забирался к нему в черепную коробку. Но когда он полностью перестал спать по ночам, когда поиски Иллаи превратились в маниакальную зависимость и он стал кидаться на улице к каждой кудрявой или рыжей девушке – Ален сдался. И с тех пор посещал Дерека Муна. Он случайно познакомился с ним в одном из баров, куда периодически наведывался после событий двухгодичной давности, когда девушка, которую он полюбил, оказалась жестокой серийной убийцей, вершителем правосудия с огромными психическими проблемами. Но даже это не смогло растоптать его чувства к ней. Он уверял себя, что Иллая – зло. Но сердце шептало обратное, искало оправдания, похожие на толстый слой крема, скрывающий настоящую начинку торта.

В тот вечер он и Дерек разговорились, и приятный ненавязчивый мужчина предложил ему свою помощь. Мун казался отличным специалистом, который умел поддержать разговор, но не заходил слишком далеко и не давил. А еще его кабинет был в соседнем от полицейского управления Пятого округа здании, и у Дерека всегда находилось время для Алена. Лучшего варианта не стоило даже искать. Первое время Расмус ходил к нему раз в неделю, через несколько месяцев он стал посещать психолога раз в две недели. А последний год, после ухода из полиции, когда дело Иллаи наконец стало покрываться пылью, Ален наведывался к Муну всего раз в месяц – скорее просто по привычке, как к старому знакомому, чем для терапии. Оказалось, ходить к психологу не так страшно и унизительно, как он считал до этого. Именно благодаря общению с Муном он сблизился с Агнес и открылся отцу, да и его сон нормализовался. Пока две недели назад его не швырнуло обратно в прошлое.

Конечно, он рассказал о записке Муну. Позвонил на следующий же день и вывалил на ошарашенного психолога свои мысли, вновь лишившие его сна. Дерек пытался его успокоить и все эти дни настаивал на визите. Но Ален не мог, он был не готов и потерян. Да, как видно, вопрос ухода матери они так и не проработали.

«Надо наведаться к Муну», – подумал Расмус и посмотрел на выходящую из подъезда женщину.

Пригляделся к ней и отвел взгляд. Слишком молодая. Взял телефон и посмотрел на время. Вот уже пять часов он смотрел на дом, подъезд, людей, которые выходили и заходили внутрь. Каждый раз, когда дверь открывалась, все внутри него замирало, словно на него наставляли дуло пистолета. А потом он видел незнакомых людей и выдыхал, будто увернулся от пули.

Ален вновь взял телефон и открыл галерею, нашел фотографию того злополучного письма и всмотрелся в слова.

«Привет, детектив.

Поздравляю с днем свадьбы тебя и Агнес. Вы отличная пара! И вот мой тебе подарок:

Кэрол Джунс (Каролина Расмус), Первый округ, город Восточный, Девятая улица, дом тридцать семь.

Удачи. Передашь маме привет?»

Могла ли Иллая его обмануть? Но зачем? Чтобы что? А если это не от нее? Нет, точно она. Хотя подписи в письме не было, но он буквально слышал, как ее уверенный голос произносил их, ее интонацию, спрятанный смысл. С того момента, как он нашел письмо, вся его жизнь вновь пошла трещинами. Вернулась бессонница, которую он пытался скрыть от Агнес и отца, а слова все крутились и крутились в голове, мешая думать, дышать, любить. Он стал мужем Агнес и скоро станет отцом их ребенка. Но каждую ночь последние две недели он ложился спать с мыслями об Иллае и о своей матери. Даже на свадьбе, когда гости отмечали их праздник, он сбежал, закрылся в кабинете и судорожно искал любую информацию о Кэрол Джунс. Но ничего не нашел. У него уже не было доступа к полицейской базе, а в интернете никаких данных о ней не было. Он наткнулся на пару страниц в социальных сетях, но на фотографиях были улыбающиеся девушки. Его руки дрожали, когда он вводил в навигаторе этот адрес, больше всего Ален боялся, что там будет кладбище. И только когда увидел улицу на окраине города и жилой дом номер тридцать семь на ней, то смог дышать. Только после этого Расмус вернулся к гостям и натянуто улыбался, попивая домашнее вино.

Ему бы выйти из машины, зайти в подъезд и постучаться в каждую из квартир. Но он не мог заставить себя сделать это. Его ноги приросли к резиновому коврику, а руки при одной мысли впивались в руль или тянулись к сигаретам.

Что он ей скажет? А если она его не узнает? Скорее всего, не узнает. Ему уже тридцать девять, он давно не маленький мальчик. На лице трехдневная щетина, морщины и синяки под глазами от недосыпа. Он только напугает ее своим появлением.

Ален даже представить боялся, что будет с ним, если, увидев мать, он поймет, что все эти годы она была счастлива и даже не вспоминала о нем. Как он будет жить после этого? Сможет ли тогда простить ее? Дерек как-то рекомендовал ему найти фотографию матери, взять ее и высказать все, что он думает. Покричать на нее, выплескивая наружу всю его горечь и боль. Но как только он нашел на чердаке старую фотокарточку, то уставился на красивое молодое лицо, и ни одно слово так и не вылетело из его рта. Он спрятал фото в кошелек и теперь носил с собой в надежде, что когда-нибудь сможет вытащить и вывалить на плоское изображение непроходящую боль, что жила в нем все эти годы.

Зажглись фонари, и тут Ален увидел, как по улице идет пожилая женщина. Ее седые волосы были заплетены в косу, а горячий ветер колыхал подол просторного темно-коричневого платья. Она несла с виду тяжелый пакет. Ален не верил, что это она, но что-то в ее грустном лице было ему знакомо. Сердце Расмуса сдавили мощные ржавые тиски воспоминаний. Он достал сигарету и закурил, все так же продолжая смотреть на медленно идущую женщину. Его рука потянулась к дверной ручке, но тишину и его уверенность уничтожил гудок машины, которая промчалась мимо и чуть не наехала на велосипедиста, вырулившего из-за угла. Ален вздрогнул и уронил сигарету прямо на себя. Она упала на его ногу и юркнула куда-то между сиденьем и дверью.

– Черт, черт, черт, – выругался Ален, схватил телефон – у того уже некоторое время ярко светился экран – и быстро вылез из машины, ища тлеющий огонек. Вскоре сигарета была найдена и утилизирована. Но женщина уже скрылась. Ален еще раз выругался и взглянул на телефон, звук которого он отключил еще утром. Звонил Роберт, уже в десятый раз. И было еще столько же пропущенных от Тома.

Ален решил, что перезвонит, когда вернется в Пятый округ. Ему совершенно не хотелось сегодня разговаривать с бывшими коллегами. Он сел в машину, открыл бардачок и достал кошелек. Вытащил старую фотографию мамы и всмотрелся в затертый временем снимок. Расмус видел его тысячу раз, но сейчас вновь вглядывался в черты. Была ли та женщина его матерью или он просто слишком долго ждал и слишком упорно хотел ее узнать?

Экран вновь ожил. На этот раз звонил отец. Ален не сказал ему, что уехал. И тем более куда. Он даже соврал Агнес, что ему нужно уехать по работе на несколько дней, чтобы самому посмотреть новое дерево, которое они с отцом собираются купить для своего производства. Их бизнес деревянных изделий процветал, и эта ложь казалась такой правдоподобной.

Телефон продолжал звонить, и Ален, еще раз выругавшись, нажал зеленый кругляш.

Отец резко спросил:

– Ален, ты где?

– И тебе привет, папа. Я поехал по делам.

– По каким таким делам, Ален? Я уже молчу, что у тебя беременная жена, которой скоро рожать, и работы у нас невпроворот. А еще ты обещал мне поискать резчика.

– Ты поэтому мне звонишь? – сухо спросил Ален, он ненавидел оправдываться и не собирался этого делать.

– Нет. Тебя ищут Роберт и Том. Говорят, что не могут до тебя дозвониться и что это очень срочно.

– Они звонили мне, но я был занят.

– Интересно чем. И где ты вообще?

– Отец.

– Неужели ты поехал…

– Давай обсудим, когда я вернусь.

– Ален, я говорю тебе это, потому что люблю, – Март настойчиво делал акцент на каждом слове, будто пытался вдолбить свои слова в мысли Алена. – Тебе стоит вернуться домой и выкинуть то письмо.

– Мне пора, – ответил Ален и повесил трубку.

Только упреков Марта ему сейчас и не хватало.

«Интересно, зачем я так срочно понадобился Роберту и Тому, что они даже отцу позвонили?»

Расмус набрал Тома, специалиста по информационным технологиям Центрального полицейского управления Пятого округа, а по совместительству его друга.

– Привет, дружище, прости, что не отвечал, я тут немного занят, – начал Ален.

– Ален, ты должен срочно приехать в управление.

– Зачем это? – удивился Расмус. – Неужели у тебя память отшибло и ты забыл, что я больше не работаю в полиции?

– Мне не до шуток, – сказал Том таким загробным голосом, от которого веяло чем-то жутким, – Когда сможешь быть?

– Ну если ехать без остановки на сон, то завтра к вечеру должен добраться.

– Вот же! – взволнованно ответил Том.

– Да что, черт возьми, случилось? – взбесился Ален, он ненавидел, когда ему недоговаривали, якобы нагнетая интригу, в которой он не нуждался.

– Я на месте преступления, и тебе стоит к нам приехать.

– С какой стати? Ты с Якобом это обсуждал?

– В том-то и дело. Скар убит, – нервно выдохнул Том.

– Что? – хрипло спросил Ален, и его рука тут же потянулась к пачке сигарет.

Якоб Скар был начальником Центрального полицейского управления Пятого округа и его бывшим боссом. Он был опытным полицейским и прослужил городу больше сорока лет. Да, он нажил себе врагов, как и любой коп, и давно мог уйти на пенсию, но Скар слишком любил свою работу.

В мыслях Алена зазвучал голос Якоба: «Детектив во мне уснет только тогда, когда мой мозг перестанет функционировать, потому что расследование – это зависимость».

– Когда это случилось? – глухо спросил Ален. – Кто этот псих, что посмел напасть на начальника полицейского управления?

– Его убили вчера, примерно между десятью вечера и двумя часами ночи. На теле многочисленные ножевые ранения. А еще, – Том словно сглотнул и вобрал в себя воздух, – ему зашили рот черными нитками, а потом распороли их.

Воздух судорожными толчками выходил из легких Алена, он сжал пальцами лоб, пытаясь остановить нарастающую пульсирующую боль, во рту пересохло, но, вместо того чтобы потянуться к бутылке с водой, рука Алена сжала пачку сигарет.

– Этого не может быть. Не может.

– А еще мы обнаружили записку, адресованную тебе, детективу Алену Расмусу.

– Какого черта! Мать твою! – Расмус вырвался из машины, ему казалось, что руль, приборная панель и лобовое стекло надвигаются на него и вот-вот прижмут к креслу и расплющат. Он уставился на дом, за которым следил последние часы, и стал хватать ртом прожаренный за день горячий воздух. Достал из смятой пачки уцелевшую сигарету и сделал первый вдох едкого дыма.

– Что было в записке? – наконец выдохнул Ален.

– Не по телефону. Все расскажу, когда приедешь в управление. И лучше побыстрее.

– Выезжаю.

Расмус докурил и вернулся в машину. Взял бутылку воды, чуть высунулся в дверь и ополоснул пылающее лицо. Завел двигатель и с визгом шин тронулся с места. Он не рассказывал никому, кроме отца и Муна, о полученном послании. Неужели Иллая вернулась, чтобы отомстить? Или она вновь вершит свое жестокое правосудие? Но что мог натворить Якоб?

«Нет, это недопустимо! Невозможно!» – кричал про себя Ален.

Он знал Якоба много лет. Скар был до мозга костей детективом, порядочным, верным своим принципам. Он был любящим отцом и мужем.

Ален заскочил на заправку, купил целый блок сигарет, зная, что будет дымить всю дорогу, хот-дог, несколько бутылок воды, пару банок энергетика и орешков, чтобы чем-то занять себя в дороге.

«Иногда бессонница оказывается очень полезной», – подумал Расмус, ведя машину уже больше пятнадцати часов, делая только короткие передышки на редких заправках, чтобы размять тело и сбегать в туалет.

После обеда следующего дня Расмус поднимался по ступеням крыльца Центрального полицейского управления Пятого округа. Его рубашка давно смялась и пропиталась потом, брюкам тоже не помешала бы стирка, но он не мог потратить драгоценное время на душ и переодевание. По дороге Ален позвонил Агнес, которая уже была в курсе смерти Скара. Он сказал, что домой не попадет, а сразу отправится в управление, на что получил целую пулеметную очередь вопросов, на которые у него пока не было ответов. Расмусу сначала следовало все узнать самому, разобраться, что происходит, и только потом, дома, обнимать жену и убеждать ее, что не вернется в полицию, что теперь это не его дело. Но, проговаривая свою речь, Ален сам себе не верил.

Как говорил Якоб, бывших детективов не бывает. И начальник оказался безапелляционно прав.

Алену нравилось работать с деревом, но это никогда не заменит ему расследования, поимку преступников, когда надеваешь наручники и понимаешь, что все не зря, что ты делаешь мир лучше. А вот что несут в мир его деревянные столы, он так и не понял. Но знал, что не может ловить убийц, когда внутри укоренились сомнения. Поэтому он ушел со службы. Потому, что больше не был уверен в своей работе, в победе правосудия, в чистоте закона и его механизмов. Ален ни в чем теперь не был уверен. Он перестал быть беспристрастным, тем, на кого можно было положиться в любую минуту. Перестал доверять себе, гонимый бессонными ночами и жаждой найти единственного человека – Иллаю Стоун. Ему требовался этот перерыв, перезагрузка. Ему нужно было уйти, чтобы вернуться.

Том с немым скорбным выражением лица встретил его внизу, и они поднялись на третий этаж.

– Кофе будешь? – спросил Том.

– Не откажусь.

Они вошли в кухню, и Том взял одноразовый бумажный стакан и включил кофемашину. В комнате стоял кисловатый запах дешевого кофе, аппарат зажурчал, и Ален глубоко вдохнул. Он скучал по этому запаху, по шуму, который доносился из-за двери, где в открытом помещении, поделенном тонкими невысокими перегородками, кипела работа.

– Мне не верится, что Якоба больше нет, – тяжело сказал Ален. – Не верится. Каких-то две недели назад он был на моей свадьбе.

– Мне тоже, – хмуро ответил Том. – Как думаешь, это она?

– Не знаю. Но на нее не похоже. Зачем убивать Якоба? Если Иллая выжила и скрывалась два года, то зачем вернулась? Зачем убила его, да еще так? – Ален почесал щеку с отросшей щетиной, а Том пожал плечами. – Это же сразу ведет к ней. Нет. Она слишком хитрая, чтобы сделать такой глупый ход.

– Может, Стоун решила нам отомстить?

– Тогда почему начала не с меня?

– Ну… – Том отвел взгляд и пошел искать Алену ложку и сахар.

– Не надо сахара, уймись, – остановил его Расмус, когда Том нервно рылся в очередном шкафу. Том вздохнул и вернулся к другу.

– Скоро начнется брифинг, а пока пойдем в допросную, Тилинг хотел задать тебе несколько вопросов.

– Значит, дело возглавляет Хас? – размышлял Ален, глотнув горячий отвратительный кофе. Он бы сморщился от вкуса, но эта обстановка, запахи и звуки вызывали странную болезненно-необходимую ностальгию, и Расмус только кивнул.

– Да, он руководитель группы.

– Я хочу знать подробности и что было в записке.

– Я бы рад, друг, но не знаю, можно ли все тебе рассказывать.

– Понятно, – насупился Ален. Он не хотел показывать, но слова Тома укололи его в самое сердце.

Они вышли из кухни и направились к первой допросной, маленькой неуютной комнате со столом, четырьмя стульями и двусторонним стеклом, за которым можно было наблюдать за ходом допроса. Но в коридоре появился Маркус Шток, в прошлом заместитель Якоба, а сегодня временно исполняющий его обязанности. Он резко остановился перед Аленом и Томом, пожал обоим руку и взглянул на бывшего детектива.

– Расмус, рад, что ты снова здесь. Нужно переговорить.

– Хорошо.

– Том, попроси Хаса перенести брифинг на пять.

– Да, шеф.

Маркус быстро направлялся к своему кабинету, он был высоким и статным мужчиной, но все же уступал Алену в росте. Расмус следовал за ним, поглядывая на свое личное дело, которое нес в руке Шток. Они были знакомы много лет, но Ален еще никогда не пересекался с ним по работе. Тем более последние пять лет Маркус не участвовал ни в одном расследовании, а курировал отдел по связям с общественностью и занимался всеми административными делами Якоба как его первый заместитель.

– Выглядишь неважно, Ален. У тебя все хорошо? – спросил, обернувшись, Маркус, когда они подошли к его кабинету.

– Три дня в пути, я был в Первом округе, когда мне позвонил Том.

– А-а-а, тогда понятно.

Шток открыл дверь и пригласил Расмуса, а секретарю сказал вызвать Риту.

– Присаживайся, Ален, сейчас только Риту дождемся.

– А зачем нам она? – уточнил Расмус, не понимая, при чем тут начальник делопроизводства и кадров.

– Послушай, – Маркус рухнул в кресло и сжал лоб широкой смуглой ладонью, а потом серьезно посмотрел на Алена. – Якоба убили, и об этом деле, само собой, трубят все СМИ. Жестокое убийство начальника полицейского управления необходимо раскрыть как можно скорее и лучше еще вчера. Он был нашим лицом, представителем закона и правопорядка округа. На это дело мы перекинули все силы. Якоб был мне как отец, и я хочу, чтобы этот подонок уже завтра сидел у нас в наручниках.

– Я тоже этого хочу, но…

– Сегодня не может быть никаких «но». У нас тут дел по горло, а людей не хватает. Полная задница, ты даже не представляешь. Кражи, убийства, разбой, наркотики и ускользающие от ареста группировки, а еще пропавшие девушки, чьи дела смахивают на серию, и теперь убийство начальника Центрального полицейского управления. А ты мне про какие-то «но».

– Маркус, – сказал Ален и хотел уже задать конкретный вопрос, как в дверь постучали и вошла Рита, миниатюрная женщина в строгом деловом костюме и прямоугольных очках. Она держала в руках светло-серую папку.

– Добрый день, – произнесла она и присела на соседний от Алена стул.

– Добрый, Рита.

– Вот мы все и собрались, – начал Маркус. – Перейдем к сути. Ален, я хочу, чтобы ты временно вернулся к нам из запаса.

– Что? – чуть не поперхнулся Расмус. – Я ушел из полиции и сейчас занимаюсь совершенно другими делами.

– Бывших детективов не бывает, сам знаешь. Тем более ты был переведен в запас для сохранения пенсии за выслугу лет в полиции. Ты не отказался от этих привилегий и в таком случае можешь быть восстановлен – при твоем желании или при острой необходимости.

– Желания такого нет, – ответил Ален, но внутри него проснулось странное чувство, словно в душной комнате его жизни приоткрыли форточку, в которую наконец пробирается свежий воздух.

– Но у нас есть острая необходимость в тебе. Ты вел дело Линды Смит, руководил всеми следственными действиями, вы нашли убийцу, раскрыли несколько висяков и преступлений на сексуальной почве с несовершеннолетними. Ты знаешь, что это дело считается показательным.

– В нем нет ничего показательного. Убийцу мы так и не посадили, – сухо сказал Ален, почувствовал, как в нем пробуждается чувство безнадежности, которое он испытывал после закрытия дела.

– Не поймали, потому что ее считали погибшей. Но ввиду новых обстоятельств мы хотим вновь открыть дело и соединить расследование смерти Якоба и Линды Смит в одно производство.

– Что? Вы считаете, что это сделала Иллая?

– А ты уверен, что это не так? – удивился Маркус. – Даже не зная деталей… Или успел уже ознакомиться? – он нахмурился.

– Я ни в чем не уверен и ничего не знаю. Чтобы сделать какие-либо выводы, мне нужно изучить дело, поехать на место преступления и побывать в морге.

– Поэтому я тебе и предлагаю вернуться. Раскрывать подробности дела не детективу, – Шток сделал акцент на «не» и продолжил: – Мы не имеем права, а вот сотруднику полицейского управления…

– Я не могу, Маркус. Ты же знаешь, я работаю с отцом. И у меня скоро появится ребенок.

– У меня двое сыновей, и это не мешает мне работать в полиции.

Ален хотел сказать, что их работа очень отличается, но промолчал.

– Мы можем вас восстановить на время расследования, такое вполне допустимо, я уже все узнала и подготовила документы, – сказала Рита, улыбаясь и протягивая Расмусу бумаги.

– Я не могу, – мотнул головой Ален, но все же взял протянутые листы.

– Подумай, но пока ты не в штате, увы, никаких подробностей дела мы не сможем раскрыть.

– Это шантаж?

– Нет, я всего лишь следую правилам.

Щеки Алена пылали, ему казалось, что его загнали в угол. Стены стали надвигаться на него, он резко встал и вышел из кабинета. Спустился по лестнице и вышел в душный вечер. Достал сигарету и закурил. Горячий ветер не остужал кожу, а еще больше нагревал ее и высушивал. Алену казалось, что он раскаленная сковородка, поставленная на большой огонь.

Том показался из-за угла здания, в руках у него был держатель с тремя большими бумажными стаканами. Он подошел к Алену и протянул ему один.

– Решил сгонять за нормальным крепким кофе.

– Спасибо, – Расмус взял протянутый стакан и глотнул горького ароматного напитка.

– Как пообщался с Маркусом?

Ален затянулся дымом и махнул перед Томом листами.

– Друг, послушай. Я знаю, что ты не собирался к нам. Но… ради Якоба. Он заслужил, чтобы расследование вел ты.

– Хас стоящий детектив, и вы все отличная команда.

– Ты нам нужен. Ты знал Иллаю так, как не знал никто из нас. И ты ее один раз уже поймал.

– Том, это она поймала меня, если ты забыл, – усмехнулся Ален и сделал еще один глоток.

– Я помню. Но она тебя не убила.

– Видимо, я хороший парень.

– И отличный детектив.

Ален взглянул на чуть помятые им листы.

– Убийца шлет послания тебе, Ален. Его не интересует ни Хас, ни Маркус, ни я. Его цель – ты. И он бьет по больному. Неужели ты останешься в стороне? Ни за что не поверю.

– Не останусь, – сказал Ален, потушил сигарету и вернулся в здание.

Глава 3

Расмус поднялся к Маркусу и подписал все бумаги, после чего спустился к Тому. Они прошли в боковую переговорную, ту самую, где их группа часто собиралась, когда расследовала дело Линды Смит. Ален шел по родному и знакомому помещению, но внутри него разрасталась тревога. Когда-то эти комнаты были его домом, местом, где он хотел находиться каждый день. Сегодня же все казалось чужим. Детективы смотрели на него, кто-то здоровался, кивая, кто-то подходил, чтобы пожать руку. Но лица у всех были хмурые и озабоченные. Ему даже показалось, что в их взглядах читались обвинения. Это он не остановил Иллаю, и теперь Якоб мертв.

Ален сделал вдох и вошел в переговорную, где уже собралась оперативная группа. Роберт сидел за первым столом у двери и тут же подскочил, увидев Алена. Расмус пожал его руку и прошел дальше. За самым крайним справа столом сидел Чак, явно прибавивший в весе за последнее время. Он выглядел вялым. Рядом с ним, ближе к проходу, расположилась Ида Пеппер, ей было уже около тридцати лет, всего три года назад ее перевели из отдела по борьбе с наркотиками в отдел убийств. И за последние два года, насколько Алену рассказывал Том, она прочно укоренилась в их коллективе за свою самоотверженность и круглосуточную работоспособность. На вид крупная, ее тело состояло из сплошных вздувшихся мышц, лицо суровое, а волосы заплетены в тугие косы, которые обрывались у мощной шеи. Она преподавала самооборону в полицейской академии и еще в нескольких женских организациях и была тренером по борьбе.

«Интересно, она хоть иногда улыбается?» – подумал Ален, протягивая ей руку. Ида встала и крепко пожала ее, но глаза оставались холодными и недоверчивыми. Расмус улыбнулся, вспоминая слова Агнес три года назад:

– Ален, видел нашу новую перчинку? – Агнес всегда умела подмечать детали и придавать жизни своеобразную насмешливую окраску. – Знаешь, может мы теперь будем по утрам встречаться у управления? Как-то мне страшно с ней в лифт заходить. Так и кажется, что ее огромные ручищи сомкнутся у меня на шее. А если меня с ней в спарринг поставят? Прости, но я сразу рухну на мат и буду биться в конвульсиях, лучше уж ты меня прибьешь, чем она.

За левым столом сидел Хас Тилинг, один из лучших детективов Центрального полицейского управления, которому давно поручали значимые и резонансные дела. Он был невысокого роста, гладко выбрит, тронутые сединой волосы зачесаны назад, одет всегда в идеально наглаженную рубашку и брюки, а ботинки начищены до блеска даже после бессонных ночей в управлении. Расмус несколько раз был с ним в одной команде и ценил его профессионализм. Но ему казалось, что Хасу не хватает стержня, стального и не прогибаемого. Хотя ему ли было судить об этом после дела Линды Смит. Тем более поговаривали, что Хас метил на место Якоба, когда тот пойдет на повышение или пенсию, и это в обход Маркуса.

«Неудивительно, что это дело поручили ему», – подумал Ален, протягивая Хасу руку.

Тилинг встал, пожал ему руку и, взяв папку, лежавшую на столе, повернулся ко всем.

– Расмус, спасибо, что присоединился, и добро пожаловать обратно. Детектив Расмус будет в нашей группе. Мы должны поймать того, кто сделал это с Якобом, нашим шефом и другом. Надеюсь, мне не надо подробно напоминать всем, что информация конфиденциальна и не должна просочиться в СМИ. Ни одна деталь. – Хас просканировал взглядом собравшихся, на долю секунды остановившись на Расмусе, и Алену это очень не понравилось. – А теперь приступим. Вчера в загородном доме было найдено тело Якоба Скара. Его обнаружила Мари. В субботу она звонила отцу около девяти вечера, и они договаривались пообедать в час дня в воскресенье. Она немного задержалась, потому что заезжала за любимым пирогом Якоба в ресторан, а потом застряла в пробке. На телефон Скар не отвечал с самого утра, но Мари решила, что он в саду или занят чем-то в гараже. Она приехала к нему примерно к двум часам, но дверь никто не открыл. У нее был свой ключ, так она вошла в дом и обнаружила тело отца в кабинете.

Хас подошел к большой передвижной доске, стоявшей у стены, выдвинул ее в центр и показал на прикрепленные на ней фотографии. На снимках Якоб был привязан к креслу в рабочем кабинете, на груди по голубой рубашке растеклось огромное бордовое пятно вокруг множества порезов. Губы были в проколах, из которых торчали черные толстые нити. Ален смотрел на фото и не мог оторвать взгляд. Тошнота подкатила к горлу, но Расмус вдохнул воздух через нос и достал из пачки сигарету. Курить в помещении запрещалось, но даже держать ее в руках и нюхать табак приносило своеобразное облегчение.

– По предварительному заключению экспертов, Якоб умер от колотых ран в промежутке с десяти вечера до двух часов ночи.

– Сколько ран? – уточнил Ален.

– Тринадцать.

Ален втянул воздух через нос, а Хас продолжил:

– По предварительному заключению, все сделаны одним и тем же предметом. Орудие убийства на месте не найдено. Мы ждем анализ на соответствие с орудием, которым была убита Линда Смит.

– Но нож из дела Линды должен храниться в архиве улик, – прервал Расмус.

– Да, он в архиве. Мы проверили. Но мы должны провести этот анализ. Вдруг у убийцы есть такой же.

Ален кивнул.

– Продолжаем. Рот был зашит после смерти. И это пока первое несовпадение с делом Линды Смит. Либо убийца сделал это намеренно, чтобы сбить нас со следа, либо в этом был какой-то смысл.

– Или он не знал этих деталей, – сказал Ален.

– Или так. Тогда нам надо проверить, что было в прессе по делу Линды, – ответил Хас. – Если это подражатель, то мы об этом узнаем. Рассмотрим все версии. Сейчас эксперты заняты отчетами и анализами. Мы же с вами должны в первую очередь изучить улики и провести полное сравнение почерка этого убийства с убийством Линды и другими. Поэтому обсудим самую очевидную, на мой взгляд, версию. Я изучил дело Смит. Убийцей была Иллая Стоун, психолог и консультант по вопросам адаптации детей, подвергшихся насилию и переживших травмирующие ситуации. При облаве ее машина упала в реку недалеко от города Ром, тело так и не нашли. Верно, детектив Расмус?

– По сути да, по фактам нет.

– Уточни.

– Облавы как таковой не было. Ее еще не обнаружили на тот момент, когда она съехала в реку.

– То есть это была либо случайность, либо самоубийство, либо обманный маневр?

– Мы могли только гадать, что произошло в тот момент.

– Ясно. Как ты считаешь, какая доля вероятности того, что она не умерла в той аварии?

– Вероятность есть, – сказал серьезно Ален и сцепил руки, ему следовало рассказать им о записке, но что-то не давало произнести это вслух. Он должен был еще тогда, две недели назад, приехать в управление и рассказать Якобу и Тому, что получил послание. Может, это могло спасти жизнь его начальника. Но он промолчал. Как и сейчас.

– На столе в кабинете Якоба лежала записка. – Хас прикрепил к доске увеличенное изображение:

Детективу Алену Расмусу.

Рыба всегда гниет с головы. Глаза застилает пелена гордыни. Но голову я уже отрубил, а жабры, протухшие от уныния, вырвал. Осталось разобраться с туловищем, пожираемым плесенью жадности и зависти, червями блуда и чревоугодия. Зачем? Потому что она это заслужила.

Ты, Расмус, хвост, на который скоро сядут прожорливые мухи гнева.

Ален вчитывался в слова, пытаясь уловить интонацию и посыл. Это явно писала не Иллая. Сухой, высокомерный тон, официальное обращение, указание на мужской род отправителя.

– Есть какие-то мысли, детектив? – Хас серьезно смотрел на Алена.

– Мысли есть. Вот только не очень вам понравятся. Если Якоб, по мнению убийцы, голова, то можно предположить, что тело – это управление и его сотрудники, то есть все вы.

– Или конкретнее команда, которая вела дело Смит, – добавила Ида, и Расмус кивнул на ее комментарий и продолжил:

– И это может значить, что убийство Якоба только начало. Почему я хвост, возможно, из-за того, что ушел из управления, или потому, что был близок к Иллае. Сложно сказать с ходу. Что означает, что на меня сядут прожорливые мухи гнева? Наверное, отсылка, что и я под прицелом.

– Возможно, в прямом смысле, – вставила Ида. – Пули очень даже прожорливы и страшны в гневе.

– Сомневаюсь, ведь если у нас связь со Стоун, то она не пользовалась пистолетом.

– Пока у нее не появился твой, – опять кинула Пеппер, но Хас предложил Алену продолжить.

– Фраза «Она это заслужила» вызывает у меня двойственные чувства.

– Как и у меня, – кивнул Хас. – Либо «рыба», то есть жертвы это заслужили, либо…

– Это подражатель, и он считает, что Иллая заслужила возмездие. – Ален постукивал сигаретой по столу.

– Насколько я помню, – добавил Роберт, – в СМИ пару месяцев писали, что машина с убийцей упала в реку, то есть версия, что она умерла, была самая очевидная и еще долго мусолилась.

– Именно. Что у нас есть еще? – Хас посмотрел на Чака. – Продолжай.

– Еще мы рассматриваем религиозную составляющую, – ответил Чак. – В письме перечислены семь смертных грехов. Возможно, убийца религиозен и решил, что полиция вобрала в себя все грехи. Или Якоб был как-то связан с религией. Тут мы уже обратились за консультацией специалиста, я завтра поеду по церквям и приходам.

– Это в общих чертах о том, что мы имеем. Что-то еще видишь из записки, Расмус? – Хас вновь взглянул на Алена, тот сглотнул, зная, что должен рассказать о послании. Времени разбираться самому не было, да и сил после бессонных ночей тоже. Может, они увидят то, что упустил он. Может, это было предостережение или предупреждение, а он ни черта не понял? Ален откашлялся.

– Есть еще кое-что, – он поджал губы и напрягся всем телом. – Две недели назад, в день моей свадьбы, я получил письмо, – выдал он как можно быстрее.

Все ошарашенно уставились на Расмуса, атмосфера в переговорной начала ощутимо накалятся, но Ален достал телефон и открыл фото записки.

– Том, распечатаешь, я кину тебе на почту.

Том встал и вышел из комнаты. Вскоре он вернулся и прикрепил к доске увеличенный текст:

Привет, детектив.

Поздравляю с днем свадьбы тебя и Агнес. Вы отличная пара! И вот мой тебе подарок:

Кэрол Джунс (Каролина Расмус), Первый округ, город Восточный, Девятая улица, дом тридцать семь.

Удачи. Передашь маме привет?

Хас сурово посмотрел на Расмуса.

– Ты кому-нибудь рассказывал об этом?

– Только отцу и моему психологу, – Ален опустил взгляд.

– Почему ты не пришел в управление? – возмутился Тилинг, нахмурив брови.

– Потому что не был уверен.

– Интересно, в чем? – Ида была напряжена и источала нарастающий с каждым ее вдохом гнев.

Ален смерил ее взглядом.

– Эти две записки написаны разными людьми.

– Как ты это определил? – усмехнулся Чак. – Ты теперь не только мастер по дереву, но и по анализу текстов?

Ален повернул голову и одарил Брэйва презрительным взглядом. Тот продолжал ехидно сверкать зубами.

– По интонации, по обращению – по тому, плюс написано от лица мужчины, – сухо ответил Расмус.

– Где оригинал? – спросил Хас.

– У меня дома, я привезу.

– Был только этот лист с напечатанным текстом или что-то еще? Как он попал к тебе?

– Кто-то оставил белый конверт на пороге моего дома. На конверте не было никаких адресов, марок или еще чего-то.

– Но могли быть отпечатки, частицы, – недовольно произнес Хас.

– Сомневаюсь, – буркнул Ален.

– Привози, отправим в лабораторию.

Расмус сжал челюсти, но сказать было нечего, он повел себя не как детектив, а как идиот. Он подвел Якоба.

– Что-то еще, о чем мы должны знать? – Хас сложил руки на груди, он был суров и всем своим видом показывал разочарование.

– Нет.

Алену хотелось крушить все вокруг, крушить себя.

«Какой из меня детектив? Вот какой? Так облажаться, подставить коллег, скрыть улики, вновь дать ей уйти, отпустить убийцу».

– Тогда поступим так. Расмус, ты должен быстро войти в курс дела и просмотреть все, что у нас уже есть, к завтрашнему утреннему совещанию. Для оперативной работы я решил номинально разделить нашу группу на две команды. Я, Чак и Ида будем заниматься уликами. Чак, продолжаешь работу по связи с религией и грехами. Выясни, был ли Якоб прихожанином какой-либо церкви, есть ли какая-то связь и почему именно гордыня приписана Скару. Мы с Идой заглянем в морг и поедем к Мари. Том, ты смотришь камеры на дорогах и проверяешь его телефон. Может, ему приходили какие-то угрозы или было что-то заслуживающее нашего внимания. Как думаешь, что-то сможем выжать из разбитого ноутбука?

– Сомневаюсь, жесткий диск уничтожен, – ответил Том.

– Ладно. Ален, ты проведи сравнение с делом Смит и Роттеров и прошерсти публикации, какие детали выставлялись на всеобщее обозрение. Роберт, поторопи экспертов с отчетами и помоги Алену со статьями. Вопросы?

Все напряженно молчали.

– Тогда всем спасибо, и будьте готовы к суточной работе. Мы должны вывернуться наизнанку, но найти этого урода. Ради Якоба.

Была уже полночь, когда Расмус вернулся домой. После брифинга к нему подошел расстроенный Том и спросил, почему он ничего не рассказал раньше, а Алену нечего было ответить. Он и себе-то боялся признаться, что чувства к Иллае не прошли, что он не забыл ее и не хотел давать новый ход делу, потому что боялся найти ее и не знал, как поступит в таком случае. Сможет ли надеть на нее наручники или даст ей вновь исчезнуть.

Его штормило от усталости и перенапряжения, тело ломило, и казалось, оно пропиталось забытым запахом погони. Он чувствовал себя гончей, которая уже несколько дней мчалась за призрачными кроликами.

Ален вошел в гостиную и увидел Агнес, которая сидела на диване и смотрела ночные передачи, ловко закидывая в рот свой любимый попкорн со сливочным маслом.

– Ты как? – спросила Агнес, посмотрев на него.

– Жутко устал, – Ален подошел к ней, присел на корточки и поцеловал ее огромный живот, обтянутый тонкой хлопковой тканью футболки.

– Как он себя вел?

– Это девочка, – парировала Агнес.

– Откуда ты знаешь? Мы же специально не узнавали пол.

– А мне не надо УЗИ, чтобы знать, что это девочка, – препиралась Агнес.

– А мы с отцом ждем мальчика, – хмыкнул Ален с хищной улыбкой.

– Напрасные ожидания, – отмахнулась Агнес и облизала сладкие, блестящие маслом пальцы. – И сходи в душ, а то я задохнусь от твоего нового суточного одеколона.

Ален стоял под струями горячей воды и никак не мог выключить кран и выйти из душевой кабины. Он знал, что Агнес ждала его в кровати и что она устроит ему настоящий допрос. Не сегодня, так утром, хотя, скорее всего, именно сегодня, пока он слаб и им можно манипулировать по полной. Он потянулся к крану и наконец перекрыл поток воды. Больше оттягивать было нельзя, или у Агнес появится дополнительный раунд вопросов, на которые он не сможет ответить. Тем более завтра, а скорее, уже сегодня ему надо быть в управлении рано утром.

Расмус забрался в кровать и прижался к горячему телу Агнес.

– Эй, и так духотища, отодвинься. Я и так чувствую себя подгорающим помидором на вертеле, еще мгновение – и лопну. – Она повернула к Алену лицо и скинула улыбку. – Рассказывай.

– Завтра, – Ален закрыл глаза.

– Еще чего. Я весь день не находила себе места, ты не звонил, отправил жалкое сообщение, и все. – Агнес тяжело вздохнула и нежно провела по его щеке. – Не верю, что Якоба больше нет. Как такое могло случиться? И почему тебя вызвали в управление? – Она сделала акцент на слове «тебя».

– Я слишком устал, чтобы пускаться в этот путь объяснений.

– А я? Ты о нас подумал? Хочешь, чтобы эту ночь я провела без сна так же, как ты последние две недели? – В ее голосе появились обида и горечь. – Не надо было нам все это устраивать. Жили себе без свадьбы, и все было хорошо.

– Агнес, это не из-за свадьбы.

– Тогда из-за чего? Что происходит, Ален? – переключилась она.

Расмус открыл глаза, прошелся рукой по уставшему лицу, удобнее устроился на большой подушке и рассказал все Агнес.

– Почему ты не сказал мне о письме? – обиженно спросила Агнес и поджала губы. – С каких пор ты перестал мне доверять? Я твой напарник.

– И моя беременная жена. Я не хотел, чтобы ты переживала.

– А с чего ты решил, что я бы переживала? А вот теперь я переживаю, очень переживаю. И не потому, что боюсь, что Иллая восстала из мертвых, а потому, что ты соврал мне. Боже, Ален.

– Прости меня. Я не знаю, почему так поступил.

– Вот и я не знаю. Всегда думала, что мы с тобой друзья. Это было превыше всего. Я всегда мечтала, чтобы муж был мне соратником, моим тылом, моим другом. Уж предмет для ублажения я и так могла себе найти, да и ребенка сделать не проблема. А вот друга…

– Агнес.

– Ален, на сегодня хватит. И ты мог бы со мной посоветоваться, перед тем как принимать приглашение вернуться в управление. Или хотя бы написать, мол, Агнес, убивают, спастись могу, только подписав бумаги. Я бы поддержала любой твой выбор, но хотелось участия. Ладно, забудь. Только больше не скрывай от меня ничего, я тоже детектив, если ты об этом забыл.

Рано утром Ален сидел за выделенным для него столом в общем зале. Его кабинетом завладел Чак непонятным для Расмуса способом. Как такого, как Брэйв, повысили до старшего детектива? Ален уже изучил предварительный отчет коронера и теперь занялся показаниями соседей, которые ничего не видели и не слышали, потому что их участки находятся достаточно далеко от дома Якоба. Тринадцать колотых ран, зашитый и распоротый рот. Детектив еще раз взглянул на фотографии и пошел на кухню за кофе, лучше пусть он горчит на языке. В комнате, пропахшей горелыми зернами, он встретил детектива Стенса Бловака, с которыми давно был знаком.

– Расмус, с возвращением! – сказал тот. – Как они затащили тебя обратно?

– И сам не знаю. – Ален поставил бумажный стаканчик под диспенсер кофемашины и нажал на кнопку.

– Ты в группе по Скару?

– Ага. А у тебя как дела? Что ведешь?

– Меня временно перенаправили на розыск пропавших девушек. Последней всего шестнадцать лет. Пропала три недели назад. Утром мать вернулась с ночной смены, а дочки нет.

– В таком возрасте подростки часто убегают из дома.

– По словам матери, девочка никуда не собиралась и сбежать якобы она тоже не могла.

Ален усмехнулся:

– Так говорят все родители. А почему тебя перекинули на это дело? С каких пор сотрудники из отдела убийств занимаются пропавшими?

– Подозревают серию.

– Серию похищений?

– Да. А может, и убийств. За последние два года пропало пять девушек в нашем округе и еще семь в соседних.

– И?

– Один типаж. Молодые, от пятнадцати до двадцати, светлые волосы, примерно одинакового телосложения, все стройные. Ни одна не вернулась.

– Зацепки есть?

– Ни одной.

– Серийник?

– Скорее всего. Так что сейчас собрали команду, будем искать связи. Но сам понимаешь, время упущено.

– Да, сложно вам придется. – Ален взял стаканчик и вдохнул знакомый бодрящий аромат. Оглянулся в поисках сахара.

– Сахар ищешь? – Ален кивнул.

– Закончился. Остался только заменитель, вон, на столе.

Расмус сморщился, заменитель он не любил.

– Что будете делать? Дело-то мертвое.

– Мертвое, но надо разобраться. Может, это только совпадения.

– Таких совпадений не бывает, – хмыкнул Расмус и вышел из кухни. Внутри него нарастала тревога.

Три недели назад пропала девочка, и уже не первая, две недели назад ему оставили записку якобы от Иллаи, а теперь убили его бывшего начальника и вновь оставили послание. Слишком много совпадений, слишком много.

Глава 4

На утреннем брифинге Хас и Ида рассказали, что побеседовали с Мари: она не знает ни об угрозах в адрес отца, ни о каких-то его тайнах, за которые его могли так жестоко убить. Церковь, по словам Мари, отец не посещал, он никогда не был верующим. Считал, что если бы Бог существовал, то он бы не допустил такой безнаказанной преступности.

– Мари еще в шоке, – сказала Ида. – Год назад она потеряла мать, скончавшуюся от рака, а теперь ее отец жестоко убит. Мы аккуратно спросили и про гордыню, что убийца приписал Скару, но Мари считает, что это совершенно не про него.

– И я с ней согласен, – добавил Хас. – Гордецом Якоб никогда не был. Но нам надо понять, какой смысл заложил в это убийца, с чего он так решил. Еще мы получили итоговый отчет по вскрытию. Смерть наступила с десяти вечера до полуночи. В крови было обнаружено немного алкоголя, на рабочем столе стоял пустой бокал и снотворное.

– Снотворное? – уточнил Роберт.

– Да. Сильнодействующее снотворное.

– Но в крови Смит был парализующий препарат, – тут же сказал Ален.

– Именно так. – Хас подошел к доске, взял черный маркер и нарисовал прямоугольник. Разделил его вертикальной линией на две половины. В левом столбце написал «Смит», а в правом «Скар». Под ними появились следующие надписи:

– Значит, на сегодня у нас три явных несовпадения, – размышлял Ален вслух.

– Именно. Остальное пока неизвестно.

– И я бы добавил мотив. Стоун убивала с определенной целью: она наказывала тех, кто плохо обращался с детьми.

– Убивала горе-родителей, – кинул Чак.

– Не только. Насколько мы выяснили два года назад, некоторые жертвы не являлись родителями. Но ее причина – всегда дети.

– А что стало с тем уродом, который изнасиловал дочку Линды? – спросила Ида.

– Посадили. Полиция успела добраться до него первой, – тихо сказал Роберт.

– Понятно. Его тоже стоит проверить.

Хас дописал в левую колонку «мотив – месть/наказание за детей», а в правую «мотив —?».

Тилинг повернулся ко всем и поджал губы.

– Придется отработать и эту версию.

– Ты же не думаешь, что Якоб… – начал Ален.

– Нет, – оборвал его Хас. – Но его убили, и мы должны понять почему. Проверить каждую зацепку и узнать мотив. Но вернемся к отчету. Я звонил терапевту Якоба, по его данным, проблем со сном у Скара не было и ему не выписывались рецепты на снотворное. Тогда предположим, что именно убийца принес снотворное, и первый вопрос: где он его достал? Можно ли его купить в аптеке? Нужен ли рецепт? Если да, то кто покупал этот препарат, что был в крови Скара. И этим займется Ида. Еще по отчету: количество сквозных отверстий в нижней и верхней губе совпадает с делом Линды, также первый прокол был сделан с внутренней части губы.

Тилинг вновь повернулся к доске и дописал в обеих колонках:

«Стежки/манера».

– Продолжаем. Что у нас по орудию убийства?

Ида встала и прошла к доске, прикрепив на нее фотографию с увеличенными ранами Скара.

– В доме Якоба мы не обнаружили ножа, которым они нанесены. Отчета по соответствию ран Якоба и Линды пока нет. Но я звонила в лабораторию, и мне сказали, что ширина лезвия не совпадает. По игле тоже пока выясняют, но тут еще сложнее. Анализ по нити не поступил.

– Спасибо, Ида, набери им еще раз в обед, у нас нет времени ждать, пока они там разродятся. Чак, у тебя что-то есть?

– Нет. Обзваниваю святош, но пока никакой информации. Если шеф не ходил в церковь, то это тупик.

– Вот и узнай. А потом посмотри, какие резонансные дела вел Якоб, чем занимался последние годы. Может, он вел что-то связанное с церковью или религией. Или есть скрытый мотив, а нас ведут по ложному следу. Пробегись по его висякам. Ищи все, что может нам помочь.

– Ален, ты ознакомился с материалами дела?

– Да. Но я бы хотел побывать на месте преступления.

– Это конечно. Но твоя цель – анализ. Может, мы еще что-то упустили. Том, что у тебя?

– По камерам пока пусто. Есть одна, на ней виден поворот на улицу, на которой расположился дом Скара. Проблема в том, что эта улица ведет и к другим участкам и маленьким улочкам, поэтому определить, кто ехал именно к Якобу, я пока не могу.

– А нет других камер? Можно и после его участка, так мы бы отсеяли тех, кто проехал дальше.

– Городских камер на той улице нет. Да и сомневаюсь, что нам это поможет.

– Если убийца готовился, – размышлял Расмус, – то он мог знать про эту камеру.

– Но он также понимал, что все, кто живет на этой улице, поворачивают в том месте. – Ида выпятила губы, словно пыталась верхней достать до носа. Ален давно заметил у нее эту привычку, но сейчас она бросилась в глаза.

– Тоже верно, – размышлял Хас. – Но это был поздний вечер, и я уверен, в этом районе машин в такое время поворачивало не так много.

– Не много, – подтвердил Том, уставившись в свой планшет. – Я проверяю все, что попались на запись, но пока только соседи.

– А как-то еще можно подъехать к дому? – спросил Расмус и достал телефон, чтобы наглядно посмотреть карту.

– Это самый быстрый маршрут, этот поворот ближе к дому Скара, но есть и с другой стороны улицы. Там тоже есть камера, и я проверяю машины, которые проехали в промежутке с девяти вечера до двух ночи.

– Но есть же и вариант, что убийца пришел пешком, – сказала Ида. – Это было бы легче, и никаких камер. Доехал до остановки и пешочком прогулялся. А нож можно спрятать под кофту или пиджак.

– В такую жару? – усомнился Ален.

– Но ты-то в пиджаке. – Ида наклонила голову, внимательно смотря на него.

– Издержки профессии, – Ален пожал плечами, но Ида была права. Многие мужчины даже в такую жару надевали пиджаки.

– Ладно, если не в одежду, то есть еще рюкзаки, сумки, дипломаты. Да что угодно, – Ида закатила глаза, мол, и так понятно.

– Участок у Якоба большой, – продолжил Том, прервав дебаты Алена и Иды. – Вокруг невысокий каменный забор, сигнализации нет, датчиков движения тоже.

– То есть любой мог прийти и в любом месте перелезть через забор и не попасть на камеры, – повторил Расмус.

– Да, – удрученно ответил Том. – Или даже приехать, но встать у другого участка или заехать на соседнюю маленькую улочку, их там, сами знаете, целые виноградные лозы, и никаких камер, только если на участках. Но мы не сможем запросить записи у всего района, это около трехсот домов. Поэтому я проверю все машины, что поворачивали в тот вечер, и посмотрю все записи с камер подальше и на основных дорогах в периметре нескольких миль от дома, которые найду. Но на это нужно тонну времени.

– Возьми стажеров, пусть смотрят.

– Не уверен, что они справятся, – насупился Том.

– А ты им объясни, на что обращать внимание. Это займет меньше времени, чем если ты один будешь этим заниматься.

– Понял. У ближайших к нему соседей камер по периметру тоже нет, а те, что есть внутри, направлены на их дома. Этот район считается самым спокойным и благонадежным, мне кажется, там живут одни состоятельные пенсионеры, которым камеры совершенно ни к чему. Там даже сигнализации почти ни у кого нет.

– Но я видела камеры у дома Якоба, – сказала Ида и посмотрела на Тома. – И еще коммутатор у ворот и калитки.

– Они не работали.

– Ни камеры, ни коммутатор?

– Да.

– Почему? – спросил Хас, присев на край стола.

– Это я пока не выяснил.

Ален сидел у самой стены в углу и чувствовал себя неуютно. Раньше он стоял в центре этой комнаты и раздавал указания, а теперь обязан отчитываться перед Хасом и идти по его указке.

– Что с телефоном?

– Запросил историю звонков и сообщений. Из журнала в телефоне в основном звонки по работе, был один в ресторан, за день до убийства, и еще несколько его знакомых. В сообщениях пока ничего подозрительного не нашел.

– Продолжай, Том, и припаши стажеров, пусть прочувствуют все прелести полицейской работы.

– Роберт, есть что сказать?

– По отчетам всех прозвонил, но к обеду проеду в лабораторию, спецы всегда бесятся, когда над ними стоят. Может, поторопятся. Начал изучать публикации. Сначала посмотрю самые известные газеты и их веб-сайты, потом пройдусь по другим.

– Тогда за работу.

После брифинга Ален уже собирался ехать на место преступления, но в коридоре его нагнала Ида и, неискренне улыбнувшись, сказала:

– Я поеду с тобой.

– Это зачем?

– Хас так решил, что нам лучше поехать вместе.

– Он мне не доверяет? – открыто спросил Ален.

– А должен? – резко ответила вопросом она. – Ты упустил серийного убийцу, дал застать себя врасплох, схватить, увезти. И все потому, что подпустил ее слишком близко и к себе, и к… делу.

– Что?

– Я видела вас в участке, когда ты еще вел дело. Об этом ничего нет в отчетах, расскажешь почему?

– Потому что это не касалось расследования, – соврал Расмус, но почувствовал, как виски сдавливают металлические щипцы совести.

– Да? Я шла мимо твоего кабинета и видела, что вы были вдвоем, а на твоем столе лежали материалы дела. Да ты ей нас на блюдечке преподнес.

Ален ничего не ответил и быстро пошел к выходу. Пеппер была права: он потерял бдительность, поддался чувствам, не заметил неладное, потому что был ослеплен ею.

Расмус открыл машину и сел за руль, Ида плюхнулась рядом.

– Можешь написать рапорт на меня и описать все, что ты видела, – сказал наконец Ален.

– Зачем? – удивилась она. – Это было два года назад, меня это тогда не касалось. Но в этом деле… я буду следить за тобой, Ален.

Припарковавшись у ворот дома Скара, Расмус вышел из машины и направился к участку. Детектив Пеппер последовала за ним.

– Мы могли бы заехать внутрь.

– Могли. Но я хочу посмотреть, как убийца мог проникнуть в дом.

Детектив размашистыми шагами следовал вдоль забора. Смотрел по сторонам, наблюдал, искал. Забраться по кирпичной кладке не составило никакого труда, и уже через мгновение Ален стоял на широком заборе и разглядывал зеленые лужайки, яркую цветущую клумбу и светлый двухэтажный дом Якоба Скара с широкой верандой.

Спрыгнув с забора, Расмус вновь пошел вдоль участка, свернул на одну улицу, прошел до поворота и вернулся обратно. Проверил еще несколько закутков, пока не добрел до узкой улочки, где недалеко от дороги на углу вовсю шла стройка нового трехэтажного дома.

«Лучшего места не найти», – подумал Ален и вновь направился к забору, внимательно осматривая растительность вдоль стены. Здесь росли невысокие пихты, а между ними шел ровный участок зеленого газона. И уже через несколько метров Расмус увидел небольшой клочок чуть примятой травы у самой стены.

Ида шла по тротуару и скептически наблюдала за Аленом.

– Ну что? Как успехи? – ехидно спросила она.

– Смотри, убийца мог перелезть через забор здесь.

Ида подошла к нему и взглянула на газон.

– Мог, но это ничего не доказывает. Чуть примятая трава, ты прошел, и от тебя тоже остались последствия. Но это не значит, что ты убийца. Тут можно выбрать любое место вдоль забора и найти какие-то следы, случайные или нет. Мы же на улице. И преступник мог зайти через калитку под каким-либо предлогом. Якоб ведь мог и сам его пустить. Техник, доставщик, да кто угодно. И коммутатор не работал. А по словам Мари, калитку Скар редко закрывал на щеколду, только если на ночь, и то не всегда. Он был самоуверенным и никого не боялся.

– А еще у него было ружье и целая коллекция оружия. Я знаю.

– Но да, убийца мог перелезть и тут. Только что это дает?

– Ничего, ты права. Но давай сходим к строителям.

– Их уже допросили, ты не успел прочесть все отчеты?

Ален сжал челюсти, потому что ему действительно не хватило времени изучить все показания опрошенных. Но как сказал Роберт, в них ничего интересного не было, и он оставил это на сегодняшний вечер.

– Понятно. В общем, рабочий день у них с восьми до шести вечера. Приезжают примерно в половину восьмого, уезжают в половину седьмого. Ничего не видели и не слышали. Но сам понимаешь, даже если брать с семи вечера до семи утра, то времени вагон, можно сто раз перелезть забор и вернуться. Поэтому у нас все еще ничего нет.

– Когда будет отчет по отпечаткам? – Ален скованно перевел тему.

– Ждем сегодня, это дело первостепенное. Ну что, пошли в дом?

Ален и Ида вернулись к калитке и зашли на участок. Они шли по дорожке, выложенной камнем, к большому светлому строению, окруженному розовыми кустами. Расмус смотрел на красивый дом, который теперь казался безжизненным и унылым. Словно полицейская лента поставила на нем огромный крест. И теперь не известно, когда внутри него вновь зазвучит смех и заиграет радостная музыка счастливых голосов.

Детектив переступил порог. Он был здесь всего пару месяцев назад, когда доставлял журнальный стол, сделанный им для гостиной Якоба. Сегодня в доме царили безмолвие и тоска. Напротив светлого углового дивана стоял тот самый стол, на котором лежала газета. Ален прошел в кухню, следом посмотрел еще несколько комнат и только тогда отправился в кабинет Скара, где нашли его тело.

За массивным темным столом, на котором был большой компьютерный экран, стояло черное кресло, впитавшее в себя кровь хозяина. За ним безмятежно возвышались книжные стеллажи. Ни одной художественной книги в коллекции Скара не было, только профессиональная литература, кодексы, своды законов и все, что касалось работы полицейского. Ковер, которым так гордился Якоб, и вовсе увезли в лабораторию. Ален взглянул на удобные небольшие кресла, которые так и остались напротив стола, но одно было чуть отодвинуто.

Он осмотрел стеллажи, выдвинул ящики стола, заглянул в мини-бар, где у шефа полиции всегда находился приличный набор самой хорошей выпивки. Открытая бутылка виски, половина бутылки хорошей водки, начатый коньяк. Он вспомнил, как Якоб предлагал ему открыть эту бутылку коньяка пятнадцатилетней выдержки, привезенную ему издалека.

Ида уперлась плечом в дверной проем и открыто наблюдала за Расмусом.

– Захотелось выпить, Ален?

– Специалисты установили, что Якоб пил в тот вечер?

– А это имеет значение?

– Имеет.

– Сейчас уточню.

Она позвонила в лабораторию и, повесив трубку, сказала:

– Коньяк.

– Ида, он знал убийцу.

– С чего ты это решил?

– Потому что он обычно пьет виски.

– И? Ну захотел он в тот вечер выпить коньяк, хотя бы попробовал его перед смертью. – Она подошла к нему, взяла бутылку и покрутила, изучая этикетку.

– Когда я был у Скара пару месяцев назад, он предлагал мне открыть эту бутылку. Говорил, мол, такое можно пить только в дружеской компании, потому что нужно видеть лицо человека, который вкусил этот нектар. Но я отказался, был за рулем. Посмотри, тут не хватает всего чуток, ровно по глотку на двоих.

– То есть ты хочешь сказать, что его убил кто-то из своих? Кто-то знакомый? А потом еще и устроил вот это вот все для отвода глаз?

– Я говорю, что в тот вечер он был не один. Может, у него был гость, а после него пришел убийца или… я не знаю пока.

– Ты сейчас это серьезно, Расмус? Зачем кому-то из полиции убивать Скара? Ты совсем спятил?!

– Я не говорил, что гость обязательно из полиции. Но подумай сама. Если это все же так, то у этого кого-то был доступ к базе, а значит, и к делу Смит.

– Вот именно. Тогда бы он знал все детали, и не было бы несостыковок.

– Ты права, – Ален выдохнул и кивнул. – Следы взлома были?

– Нет. Но входная дверь была закрыта на замок.

– Тогда как убийца попал в дом?

– Он мог войти через веранду, задняя дверь оказалась не заперта.

– То есть дверь на веранду была закрыта, когда приехала полиция?

– Да, но как я сказала, не на ключ.

– Нам нужно поехать к Мари, у меня есть один вопрос.

– Какой? Мы уже были у нее, она и так еле живая после всего, что увидела.

– За последний год я бывал в этом доме не один раз. И по вечерам Якоб, как и мой отец, оставлял дверь на веранду открытой. Что-то там про свежий ночной воздух, помогающий уснуть. При мне он ни разу не включал кондиционер, потому что у него была больная спина и от холодного воздуха его поясница болела. Они вечно с отцом общались на эту тему. Какая погода была в ту ночь?

– Хорошая. Духота спала, и дул приятный ветер. Я знаю, потому что сама поздно вышла из зала и наслаждалась вечерней прохладой.

– Тогда почему дверь была закрыта, если время смерти с десяти до полуночи? Он никогда так рано не ложился.

– На что ты намекаешь?

– Я вижу два варианта. Первый: это убийца зашел через дверь, то есть Якоб его впустил и закрыл за ним на замок. А вышел он через открытую дверь веранды. Но машинально закрыл ее за собой, как бы интуитивно или по привычке. И тогда Якоб знал этого человека, и очень хорошо, раз предложил ему выпить дорогущего коньяка. И мы пока не знаем, как снотворное попало в его кровь, может, как раз через коньяк. – Ален еще раз оглядел кабинет и закрыл дверцу бара. – Вторая версия – это то, что Якоб был один, в кабинете, пил коньяк в одиночестве, в чем я сомневаюсь, а убийца зашел через веранду и застал его врасплох. Но тогда где следы борьбы? Ты думаешь, Якоб так просто бы сдался? Позволил бы вколоть себе что-то или согласился бы выпить?

– Звучит логично. Но если брать вторую версию, то загвоздка в том, что на теле Скара не найдено следов от инъекции.

– А если первую?

– В стакане, который стоял на столе, кроме остатков алкоголя, никаких препаратов не найдено.

– А если это стакан не Якоба? – возбужденно спросил Ален.

– Но на нем его отпечатки.

– Это не так сложно устроить, – усмехнулся Ален. – Рука и стакан. Но это пока только мои предположения. А второго стакана не было?

– Нет.

– Давай проверим, вдруг мы что-то упустили.

Расмус вышел и направился на кухню. В раковине посуды не было, в посудомоечной тоже. Ален стал открывать шкафы кухонного гарнитура, и в одном из них было две полки, где стояли стаканы и бокалы разной формы.

– Черт, – выругался Ален, заметив, что не хватает одного бокала, такого же, как тот, что стоял на столе в кабинете Якоба.

– Ладно, детектив Расмус, сейчас вызову экспертов, но на мой взгляд, так это сделала твоя бывшая.

Глава 5

Из дома Якоба Расмус и Пеппер направились к Мари. И она подтвердила, что отец оставлял дверь на веранду, выходящую к саду, открытой. Закрывал ее на ночь, но и то не всегда. Ложился спать он поздно, насколько она знала, после одиннадцати. Особенно после смерти жены. Раньше она ругала его и тащила спать, но когда ее не стало, Якоб стал все вечера проводить или в управлении, или в кабинете дома. Иногда они созванивались поздним вечером, после одиннадцати, и он еще даже не собирался ложиться.

Когда Ален и Ида вернулись в управление, Расмус погрузился в доскональное изучение отчетов. Его до сих пор подтачивал изнутри тот факт, что вчера он не успел все прочитать и Ида поймала его на этом. А ведь утром он уверенно сказал Хасу, что в курсе всего расследования. Теперь Пеппер решит, что он потерял сноровку и пытается это скрыть, что он совершенно выпал из жизни полиции и с трудом пытается вернуться в строй. Ален вспомнил, как на терапии один раз описывал Муну свою работу: «Понимаешь, расследование – это как карабкаться без страховки по отвесной скале, находя новые выступы и трещины. Никогда не знаешь, доберешься до вершины или сорвешься в пропасть». И вот он уже оступился, а до верхушки еще очень далеко.

Когда на часах было уже одиннадцать ночи, Ален прихватил с собой фотографии с места преступления, некоторые материалы и поехал домой. Он планировал еще почитать дело, сидя на веранде, чтобы Агнес могла не ждать его, а отправиться спать.

«Какой из меня муж? Только поманили в управление, и я без оглядки помчался расследовать убийство».

Расмус мог убеждать всех, что поступил так потому, что жертвой стал его бывший начальник и друг. Но в душе Ален знал, что это ложь, самообман. Даже если бы это был не Якоб, он все равно не смог бы отказаться. Последний год Расмус провел в мастерской, но, работая с деревом, он каждый день думал о службе. Скучал по значку, по команде, по литрам кофе, по тому, что умел и любил делать, по адреналину в крови, когда он гнался за преступником и, поймав, надевал наручники и чувствовал, что справился, сделал мир чище. Он хотел вновь ощущать себя нужным и важным, знать, что от каждого его действия зависят чужие жизни. Он был детективом, любил анализировать, искать ответы, ловить и побеждать. Но Иллая, она стала наваждением, он так и не смог одержать победу. Последнее слово осталось за ней. И это швырнуло его на обочину, а он все продолжал гнать на бешеной скорости, не в силах остановиться. Еще бы чуть-чуть – и он сорвался в черный обрыв, откуда уже не смог бы выбраться. Поэтому он ушел. Потому, что не смог совладать с чувствами, не смог простить Иллае ее суть. Если бы она сдалась, он бы сделал все, чтобы помочь ей, он не бросил бы ее. Ей бы оказали помощь, поместили бы в специальное учреждение под присмотр врачей, где она бы смогла понять и принять, что ее сестры уже давно нет в живых, что она творила страшные вещи своими руками и никакая причина не изменит этого. Но Иллая не сдалась.

Ален остановился у дома и посмотрел на сарай, где у них с отцом была мастерская. И с чем он остался? Изготовление столов никогда не сможет сравниться с поиском преступников.

Он взглянул на дом, в котором за серыми шторами горел теплый свет, на просторы полей, окружавшие это место. Вышел из машины и прислушался к тишине, наполненной звуками ночи.

Ален тяжело поднялся по ступеням. Зашел в дом, Агнес лежала на диване в гостиной. Он поцеловал ее.

– Как вы тут без меня?

– Как видишь, едим и растем, – Агнес показала на тарелку, где лежали косточки от персиков. В Алене всколыхнулась волна воспоминаний, голос Иллаи, рассказывающий историю детства. – Ален? – озабоченно спросила Агнес.

– Да, милая.

– Ты побледнел, словно увидел маньяка с кинжалом.

– Просто мысли.

– Ясно, ты в душ и спать?

– Нет, хочу еще поработать.

– Понятно, – вздохнула Агнес и впилась в сочный персик. – Как продвигается? – спросила она, вытирая сок, стекающий по подбородку.

Ален сел рядом с ней, взял салфетку, стер сладкие липкие полосы, оставленные соком, и вкратце рассказал о расследовании, о том, что был в доме Скара, и о своих подозрениях.

– А ты знаешь, что раскрывать детали следствия запрещено? – поддернула его Агнес и хитро улыбнулась. – Теперь у меня есть чем тебя шантажировать.

– В этом нет необходимости, – ответил Ален и улыбнулся. – Я весь твой.

– Ладно, так и быть, поверю.

Агнес всмотрелась в серьезные глаза Алена и положила косточку на тарелку.

– Они думают, что она жива и убила Якоба?

– Да. – Расмус опустил взгляд и погладил Агнес по животу.

– Но ты так не думаешь? – не унималась она.

– Я считаю, что она его не убивала.

Агнес положила свою ладонь на руку Алена, а второй погладила его по щеке и нежно поцеловала.

– Давай, помоги мне добраться до кровати, и я от тебя отстану.

Ален уложил Агнес в их кровать и спустился вниз. Он надел растянутую футболку и домашние джинсы, взял бутылку холодного пива, материалы дела и пошел на веранду.

Этот дом они достроили всего полгода назад, и он стоял напротив дома Марта, на большом просторном участке. Ален сел в кресло и посмотрел на веранду отца, где горел свет, а в кресле расслабленно сидел Март. Ален положил документы на стол, взял бутылку и пошел к отцу.

– Не спишь? – сказал Расмус и сел на соседнее кресло.

Март ничего не ответил и только смотрел на звездное чистое небо.

– Что-то не так?

– Ален, зачем ты вернулся? Я тоже расстроен, что Якоб погиб, но в управлении достаточно профессионалов, чтобы разобраться с этим. Ты нужен мне, ты нужен Агнес. Здесь.

– Отец, не надо. – Ален глотнул холодного пива.

– Ты опять тонешь в этом болоте. И я не уверен, что после этого расследования ты сможешь из него выбраться.

– У меня все хорошо, я вернулся только временно. – Расмус посмотрел в небо, и его же слова показались ему остро лживыми, как лед, который рано или поздно растает.

Март пригубил из небольшой рюмки темной настойки и тяжело выдохнул.

– Я знаю, что делать мебель – это не предел твоих мечтаний. И я уверен, что такая работа тебе не нравилась. Но разве все было настолько плохо? Или ты опять жаждешь бессонных ночей, убийц, всей этой грязи?

– Нет, я хочу всего лишь поймать того, кто убил Якоба, – угрюмо ответил Ален.

– Ты все еще надеешься найти ее?

Расмус молчал. Он сжал холодную влажную бутылку и сделал еще глоток.

– Иллая умерла два года назад. Тебе пора с этим смириться. У тебя есть жена и скоро появится ребенок. А этот убийца играет на твоих чувствах. Эта записка, смерть Якоба. Ты что, ослеп и совершенно не видишь закономерностей? Опять собираешься гоняться за призраком?

– Я ни за кем не гоняюсь. И хватит поучать меня. – Ален резко поднялся.

– Прости, Ален. Я не хотел. Скажи, ты нашел… Каролину?

– Нет… не знаю.

– Но ты собираешься ее отыскать? – Отец смотрел на него, и в его глазах читался страх.

– Да, – кивнул Ален.

Март кивнул и допил остатки настойки.

– Ладно, мне еще надо работать. Скоро я вернусь к нашей жизни и буду вновь стругать деревяшки. Не переживай.

Ален развернулся и стал медленно спускаться по ступеням, когда услышал тихий голос отца:

– Боюсь, ты уже не вернешься, сын.

Ночь сгустилась, ветер нагнал темные клубистые облака, в воздухе запахло приближающимся дождем, а Ален все еще сидел на веранде и изучал материалы. Хорошо бы хоть несколько часов поспать, но он знал, что даже если ляжет в мягкую постель, то не сможет уснуть и только проворочается остаток времени. Расмус сходил в подвал дома, где стоял ящик с копиями материалов дела Линды Смит. Принес его на веранду и вытащил пачки фотографий. Разложил их на полу, а рядом положил те, что были сделаны в доме Скара. Уже через несколько часов он был уверен, что Якоба убила не Иллая. Он видел в ее преступлениях своеобразную жестокую красоту, и это его пугало. А в деле Скара была только злоба, ненависть и пренебрежение.

Начало светать, Расмус допил пиво и все еще смотрел на фотографии, вглядываясь в каждое изображение и выписывая в старый блокнот мельчайшие детали.

И в один миг его лицо стало серьезным, и он не отрываясь смотрел на крупный снимок зашитого рта Линды. Положил рядом изображение рта Якоба. Достал нечеткую старую фотографию губ Люси Роттер с места преступления и тоже придвинул ее к другим.

Ален ошарашенно вглядывался в снимки.

Утром он примчался в участок и сразу пошел к кабинету Хаса, который разговаривал с кем-то по телефону.

– Хас, у меня кое-что есть.

– Минутку, Расмус, – раздраженно рявкнул тот, смотря на монитор. Оторвав взгляд, спросил: – Что?

– Это сделал подражатель.

– Ясно, – тяжело выдохнул он и потер лоб. – Собери всех в переговорной, у меня тоже есть что сказать.

Через пять минут группа ждала Тилинга в небольшой комнате, наэлектризованная тишина и запах подгорелого кофе висели в воздухе.

– Всем доброе утро, – сказал Хас, войдя в кабинет и хлопнув дверью. Быстро прошел к доске, в его движениях чувствовалась резкость и напряжение. Плечи слишком ровные, губы поджаты. – Меня вызывал Шток. Состоялся видеозвонок со служителями народа из мэрии и надзирателями из прокуратуры. От нас требуют результата. Немедленно. Эти пиджаки считают, что мы слишком медленные и вялые. – Хас обвел всех взглядом. – Меня облили дерьмом, а я ненавижу «фекальные» процедуры. А еще эти шакалы из газет раздувают пожар, что если полиция не может раскрыть убийство своего начальника, то кого она вообще может защитить. Вот такие новости на это утро. Мы должны работать упорнее. Неужели до сих пор мы не можем найти зацепок? – уже на повышенном тоне спросил Хас. – Какого хрена мы тогда делаем в отделе убийств? А? Вот ты, – Тилинг указал на Роберта, – чем ты занимался и какой результат достигнут?

– Я изучал публикации.

– К черту. Ищи убийцу, – сурово произнес Хас, а Ален встал со стула и посмотрел на него в упор.

– Я уверен, каждый из нас работает на пределе возможностей, Хас. Не перегибай палку. Мы тут не школьники, а ты не учитель, чтобы нас отчитывать.

– Может, тогда ты в следующий раз выслушаешь все это дерьмо.

– Выслушаю. Или ты привык только к розовым лепесткам?

– Что? – взбесился Тилинг.

– Что слышал, смысл ты уловил. Если считаешь, что мы не справляемся, попроси еще людей. Или это ниже твоего достоинства? Ты же у нас лучший.

– Я бы не упустил серийного убийцу, не позволил бы ему подобраться к себе и к другим, – ударил по больному Хас, но тут же поджал губы и схватился за затылок обеими руками, понимая, что перегнул палку.

– Да, а я позволил, – голос Расмуса был пропитан металлом и горечью. – Облажался. Не справился.

– И сбежал от последствий, – не унимался Хас.

– И сбежал. Но сейчас я здесь. И, как ты сказал, у нас нет времени на это дерьмо. Давай работать.

Хас развел руки и пошел к столу. Плюхнулся на стул и сказал:

– Давай. Начинай.

Ален подошел к доске и повернулся ко всем.

– Я уверен, что у нас подражатель.

– Какие доказательства? – серьезно спросила Ида.

– Во-первых, несоответствия, которые мы уже обнаружили. Снотворное, характер ран, нож.

– Этого мало. Или ты опять ослеп? Эти несоответствия могут быть сделаны специально, чтобы сбить нас со следа, – парировала Ида, никаких снисхождений от нее ждать не приходилось.

– Да. Но вчера ночью я кое-что понял.

Ален прикрепил к доске три фотографии.

– Наш убийца – левша.

Ида привстала и уставилась на снимки, как и остальные.

– Убийца зашивал рот слева направо. С виду очень похоже на те фотографии, что были в газетах. Но там не печатали внутреннюю сторону губ, а убийца не учел этот момент. Он сделал так, как ему было удобнее. Создал видимость снаружи, но не внутри.

– Кстати, по делу Линды были напечатаны неверные сведения, – добавил Роберт. – И была утечка. Я нашел фотографии жертвы, но упоминалось, что ее усыпили.

– Именно усыпили? – уточнил Расмус.

– Да. Было написано: жертву усыпили и хладнокровно убили, когда она была без сознания.

– Ясно, что еще?

– На одном веб-сайте нашел упоминание охотничьего ножа. Я планировал посмотреть характеристики ножей, что продаются в специализированных магазинах. В печати не было упоминания, что тот нож был нестандартный. Плюс я пока не нашел упоминания про характер ран, что были и колотые, и резаные, только то, что их было тринадцать.

– Отличная работа, Роберт, – сказал Расмус и пошел на свое место.

Тилинг молчал, смотря на доску. Ида взглянула на него, но, не увидев никакой реакции, встала и вышла перед группой.

– Я звонила в тюрьму, где сидит насильник Милли Смит. Ни посетителей, ни посылок или писем ему не поступает. Ведет себя тихо. Но живется ему там несладко, так сказал надзиратель, с которым я говорила. Он пробовал подать апелляцию, но ему отказали. Я его пробила, жена подала на развод сразу же, как его арестовали, и переехала с сыном в другой округ. По суду лишила его родительских прав. Но думаю, он нас ни к чему не приведет.

Тилинг наконец поднялся из-за стола и подошел к Иде.

– По церквям что-то есть, Чак? – спросил он уже спокойно.

Чак чуть собрал себя со стула, но вставать не собирался. Алену так и казалось, что если он встанет, то растечется по полу и превратится в склизкую желеобразную медузу, которую выбросило на берег.

– Тухляк, – произнес Чак без эмоций. – Ищу данные про Скара. Последние годы сам он никакие дела не вел, а скорее, выбивал бюджеты и был лицом управления на всех официальных мероприятиях. А в прошлом у него было много недоброжелателей. Как и у всех детективов, расследующих серьезные преступления. Была пара громких дел в отделе по борьбе с коррупцией, он там работал до убойного, и штук десять громких дел уже у нас.

– Есть догадки, почему ему приписали гордыню? – спросила Ида, обернувшись к Чаку.

– Может, потому, что он был на виду? – пожимая плечами, ответил Чак.

– Продолжай изучать дела Скара и посмотри, может, кого-то выпустили из тюрьмы недавно. Составь список потенциальных подозреваемых, тех, у кого была возможность отомстить ему. – Хас перевел взгляд на Тома. – Что-нибудь новое удалось узнать?

– Разбираюсь с камерами. Что-то там неладное. Сегодня поеду на место преступления.

– Ладно. У меня тоже появилась одна зацепка, которую я буду отрабатывать. Но то, что я скажу сейчас, не должно выйти из этого кабинета. Всем ясно? – Хас обвел всех взглядом. – Я пообщался с секретарем Якоба, с его заместителями и еще с некоторыми сотрудниками. И мне рассказали, что Скар в последнее время вел внутреннее расследование. Он подозревал кого-то из управления. В чем именно, никто не знает. Якоб сказал Маркусу, что когда выяснит все детали, то только тогда предаст дело огласке. Нельзя обвинять своего без доказательств. Все материалы он хранил на запароленной флешке. Но в доме ее не было. В кабинете тоже. Нам предстоит выяснить, что было на ней, кого он подозревал и в чем.

Ида резко повернулась к Алену. Хас поймал ее взгляд и тоже посмотрел на детектива.

– Я чего-то не знаю? – спросил он.

– Когда мы ездили в дом Якоба, Ален высказал предположение, что Скара убил кто-то из своих.

– С чего ты это решил? – нахмурился Хас.

– Из-за коньяка. – Ален почесал макушку. – Я думаю, кто-то был у него в тот вечер и Якоб угощал его коньяком. И не просто коньяком, а очень хорошим, тем, что он хранил для дружеской компании. То есть он должен был доверять посетителю, знать его.

– Эксперты проверяют отпечатки с бокалов, но один коньячный пропал, – добавила Ида.

– Почему ты не озвучил эту версию, Расмус? – спросил Хас.

– Потому что полицейский из управления не должен был допустить нестыковок, если пытался имитировать почерк Иллаи… Стоун.

– А если это был тот, у кого не было доступа к делу и к базе? – скромно предположил Роберт. – Не все же могут брать архивные дела и иметь доступ к базе и к нашим делам.

– Так и есть, – подтвердил детектив Тилинг. – Я тоже об этом подумал, поэтому и поделился с вами. А теперь за работу.

Глава 6

На отшибе

После той ночи я стал спать в зале – так было надежнее. Но и этого оказалось недостаточно. Если Синди падала, то в этом был виноват я. Если она болела, то причиной тоже был я, который пропустил сквозняк или подхватил что-то в школе и притащил домой. Если мы были с ней в одной комнате и она начинала плакать, причиной тоже всегда оказывался я. И через какое-то время это действительно стало так. Пусть лучше меня бьют за дело, чем без причины.

Синди росла очень неспокойным ребенком, она постоянно кричала, сопела, требовала, ныла. А я день за днем ходил в синяках. Как-то друг в школе показал мне фотку своей младшей сестры – беленькая, пухленькая, улыбчивая девочка смотрела на меня с экрана, обнимая своего брата. Моя же не улыбалась никогда и никогда меня не обнимала. Пухлые розовые губы сестры все время были опущены вниз, словно к ее большим пальцам привязали нитку с крючком, которым она тянула края губ к самому полу. В глазах Синди постоянно стояли слезы, и от этого они были красными и блестящими, чем вызывали тошнотворную неприязнь. Ну почему мне не досталась улыбчивая, веселая сестричка?

В тринадцать лет я стал самым опасным подростком в школе, дрался я как бешеный пес. Иногда ради удовольствия, иногда за деньги, когда меня просили припугнуть кого-то. Так я стал зарабатывать. Кто-то платил мне, чтобы я их не трогал, а некоторые, наоборот, чтобы я преподал кому-то урок. Главное было исключить пересечение между заказчиками. А еще я попал в дурную компанию, мы курили, пили, воровали в магазинах, разрисовывали стены, в общем, развлекались как могли. Но это мне слишком быстро надоело, тем более не принесло того результата, что я ждал. Я надеялся, что такой образ жизни вселит в меня уверенность и я смогу противостоять отчиму. Но я не мог, дома все было по-прежнему.

Как-то я бродил по улицам до самой ночи, лишь бы не возвращаться домой, и наткнулся на заброшенную спортивную площадку. Лестница, перекладины, подобие каких-то тренажеров. Отчим часто смотрел спортивные каналы, особенно бои, где мускулистые крепкие парни избивали друг друга до потери сознания. Я ясно понимал, что в сравнении с отчимом – я слабый хиляк, тараканишка. Он был крупный мужчина, который с каждым годом только кабанел и разъедался. Его кулаки, как молоты, впечатывали одним ударом. И тогда я стал каждый день пропадать на этой площадке. Его побои пора было прекращать. Я желал этого больше всего на свете. Но отчим понимал только силу, поэтому я должен был стать сильнее его. Первое время мои руки постоянно были в мозолях от металлических холодных перекладин и в ссадинах от грязного асфальта. Но вскоре кожа загрубела и привыкла.

Однажды мимо проходил мужчина, увидев меня, он остановился и присел на траву. Я не останавливался, мое тело уже начинало меняться, в руках появилась неведомая мне раньше сила, а в глазах ярость. В тот вечер нижняя губа опухла, а спина горела от ремня, а я неистово подтягивался, пытаясь победить воспоминания.

Когда я закончил и рухнул от усталости на асфальт, мужчина встал, подошел и присел рядом со мной на корточки.

– Привет, – сказал он.

– Здрасьте, – выдавил я. – Че надо?

– Любишь спорт?

– Нет.

– А зачем тогда так усердно занимаешься?

– Чтобы стать сильным. – Я вытер пот со лба и посмотрел на него угрожающе.

– Хочешь победить того, кто сделал это, – он кивнул на губу.

– Ага.

– Могу помочь.

Я тут же вскочил, мужчина тоже встал. Я дотошно осмотрел его. Крепкие руки и ноги, в спортивном костюме, волевое лицо, серьезные взгляд и сломанный горбатый нос. Именно нос внушил мне доверие.

– И как? Вы, случаем, не маньяк?

Мужчина рассмеялся.

– На месте маньяка я бы к тебе не полез.

Мне понравились его слова, я понял, что он увидел во мне силу, то, что не видел отчим. Я гордо выпрямился, задрал подбородок и спросил:

– Что предлагаете?

– Вот это по-мужски. Я тренер, работаю в зале «Олимп», иногда беру к себе в группу способных парней, чтобы сделать из них настоящих чемпионов. Ты как, боишься боли?

Я хмыкнул.

– Я к ней уже привык.

Он кивнул и широко улыбнулся.

– А ты смелый малый. Как тебя зовут?

Я не хотел, чтобы он называл меня по имени, поэтому несколько секунд подумал и ответил:

– Зовите просто Кен.

Он вновь расхохотался.

– То есть дружок Барби.

– Ага.

– Ну, приятно познакомится, Кен. А я Джэк, но не Потрошитель. – И он протянул мне руку.

Тогда я не понял, о чем он и кто такой Потрошитель, но руку его пожал, а на следующий день пришел к назначенному времени в зал «Олимп».

Я крепчал и набирался сил, мое тело становилось сухим и мускулистым, а сестра становилась все больше и больше похожей на своего отца. Она специально кусала меня, доставала, мешала и на любую мою реакцию начинала истерически вопить. На ее вопли прибегал разгневанный отчим, который ушел с работы дальнобойщика и стал работать в мастерской, чтобы каждый день защищать от меня свою малышку. Мне так и хотелось выдернуть ее маленькие ручонки, с хрустом сломать ее пальцы, и чтобы он это видел, но ничего не мог поделать.

Шло время, но каким бы сильным я ни становился, страх перед отчимом был сильнее меня. Как только он приближался ко мне, ужас сковывал все тело, воздух сгущался, и единственное, что я мог, это терпеть.

Когда мне было пятнадцать, отчим за лето пристроил к дому подобие второго гаража, только намного меньше, и переселил меня туда, чтобы я не мозолил его глаза по вечерам. Я ходил в зал почти каждый день, выступал на соревнованиях и почти всегда побеждал, потому что, выходя на ринг, верил, что с каждой победой приближаюсь к тому дню, когда наконец отомщу своему врагу. Как в компьютерной игре: только победив энное количество раундов, можно выйти на главную битву с боссом.

Занятия в «Олимпе» не только скрашивали вечера, но и скрывали синяки, которые я уже не был готов показывать.

Однажды, мне тогда уже было шестнадцать, я вернулся домой после выигранного боя. Во мне плескались адреналин и азарт, я был так горд, потому что тренер сказал, что растит чемпиона и следующий шаг – соревнования округа. Но когда открыл дверь, то увидел бордовое лицо пьяного отчима, он сидел на кухне, глотал виски и явно чего-то ждал. Или кого-то.

Я сразу почувствовал опасность, и укоренившийся страх стал мурашками подниматься от самых ног. Стоило закрыть дверь и пойти к гаражу через участок вокруг дома. Но я опустил голову, сжал спортивную сумку на плече и направился через комнату.

– Стой, сосунок! – завопил он, приковав меня к полу своим ревом. – Иди сюда, мелкий гаденыш.

Я развернулся и безжизненно, медленно переступил порог кухни.

– Ты что удумал? – И в этот момент в меня полетела пластмассовая банка с витаминами, которые дал мне тренер, чтобы наращивать мышцы. – Ты что притащил в наш дом, а?

Я сжал челюсти и молчал. Оправдываться перед ним не было смысла, это все равно ничего не меняло. Боров поднялся со стула и пошел на меня, схватил за толстовку и вписал меня в стену. Голова ударилась о бетонную поверхность, и боль, как разряд молнии, ударила в затылок и поползла к вискам. Но я только ехидно улыбнулся. Он ударил меня в живот, и я согнулся пополам, выплевывая воздух.

– Ты что, убить ее вздумал? Она чуть не наглоталась этих твоих пилюль.

– А что она делала в моей комнате? – закричал я.

– Это не твоя комната, здесь нет ничего твоего, – завопил отчим, выдыхая в меня перегар и разбрызгивая свои токсичные слюни.

А дальше удар за ударом, удар за ударом. Я должен был дать отпор, я столько об этом мечтал. Но необъяснимый, въевшийся в меня с самого детства страх оказался сильнее. Намного сильнее меня. Он сковал руки и все тело, словно меня держали десять человек. Он не позволял даже поднять взгляд, не позволял защищаться. Я вновь стал слабым мальчишкой, который мог только терпеть.

Когда он ушел, я лежал на полу кухни, выплевывал кровь и смотрел на деревянные ножки стола, а в голове стучало набатом только одно желание. До этого я никогда не думал об убийстве сестры, но с той ночи эта мысль, как нарыв, появилась в голове, и изо дня в день она нагнивала и разрасталась как гангрена, пока не завладела мной целиком.

Сейчас я думаю, что если бы тогда ушел из дома, то моя жизнь могла быть совершенно другой. Но я не ушел.

Глава 7

Том уехал в дом Скара, Ида пошла в лабораторию, сказав, что поторопит экспертов, и хрустнув костяшками пальцев. Роберт продолжал изучать публикации, а Ален открыл полицейскую базу и начал искать совпадения. Вдруг за эти два года были и другие похожие убийства.

В обед он вышел за едой и крепким кофе в соседнюю кофейню. Ему нужно было взбодриться. Глаза болели от карточек дел, в которых он блуждал уже несколько часов, но ничего похожего на дела Скара или Смит так и не нашел. Он проверял все возможные сходства, начиная с зашитого рта и заканчивая многочисленными ножевыми ранениями. Еще он хотел поискать дела, связанные с религиозной тематикой и грехами, но для этого нужно было набраться сил.

Ален взял пару сэндвичей, большую чашку кофе и уже вышел на улицу, когда зазвонил телефон. Он неуклюже вытащил его из кармана – звонила Агнес. Нажал на зеленый значок на экране и прижал мобильник к уху, удерживая его плечом.

– Привет, вы соскучились? – спросил Ален, улыбнувшись.

– Кто-то был у нашего дома, – тут же выпалила Агнес.

– Что? С тобой все в порядке? – Ален остолбенел посреди улицы.

– Да, да, все в порядке. Не переживай.

– Что случилось? – спросил Ален, почувствовал легкий тремор в руках.

– Да как бы ничего. Я была у Марта, помогала кое с чем, чтобы скоротать время. Занималась бумажками, когда услышала звук мотора. Но пока вышла, никого уже не было. Сам понимаешь, с животом быстро не походишь.

– Агнес, тебе не следовало идти.

– Почему это?

– Якоба убили. И я говорил тебе, что этот псих может устроить охоту на всех нас. А ты тоже вела расследование.

– Ладно, в следующий раз буду брать ружье, каждый раз, когда к нам кто-то приезжает. И если меня упекут в психушку, то в этом будешь виноват ты.

– Прости, – выдохнул Ален. – Я переживаю за тебя.

– Я беременная, а не дура. Но ты прав, я где-нибудь спрячу пистолет, чтобы он был под рукой. Хорошо?

– Да. Думаю, стрелять ты еще не разучилась.

– Ох, за эти слова жди расправы, Ален Расмус.

Он рассмеялся, и напряжение отпустило его плечи.

– Но это не все. Ты же не думал, что я стала бы звонить тебе по такому пустяку?

– Выкладывай уже, – новая волна напряжения сковала мышцы Алена.

– Я пошла к нашему дому. Нотаций даже слушать не хочу. Знаю, что должна была позвать Марта, но, видимо, сработал инстинкт.

– Да, от старых привычек очень сложно избавиться, – укоризненно буркнул Расмус.

– И на пороге нашла конверт, – продолжила Агнес. – Простой белый конверт.

– Что в нем? – напряженно спросил Ален.

– Лист бумаги, а на нем напечатано: «Детектив, это не я». И больше ничего.

– Хорошо, я скоро буду.

– Жду, – выдохнула Агнес. – И теперь я знаю, чем заманивать тебя домой. Буду выкладывать дорожку из посланий от твоей бывшей.

– Агнес…

– Да ладно, Ален. Мы были друзьями и напарниками. Я слишком хорошо тебя знаю, – с ноткой обиды сказала Агнес и повесила трубку.

Детектив чертыхнулся и пошел к управлению. Взял перчатки и пакет для вещдоков, предупредил Роберта, что поехал домой, и ушел.

Через несколько часов Расмус отвез конверт в лабораторию. Телефон вновь завибрировал, опять звонил Дерек Мун. Ален выдохнул и ответил:

– Привет, Дерек. Не думал, что психологи такие настойчивые.

– Здравствуй, Ален. Рад, что чувство юмора еще при тебе.

– У тебя что, все клиенты разбежались?

Мун засмеялся.

– Ален, хватит от меня бегать. Мы должны поговорить. Агнес сказала, у тебя опять бессонница. Март тоже обеспокоен.

– Э-э-э, док, ты чего? Разве психологам можно обсуждать клиентов с их родственниками? А как же медицинская тайна, все конфиденциально?

– А я тебя никогда и ни с кем не обсуждал. Это твои близкие мне звонят и всего лишь высказывают опасения. Кроме того, как мне кажется, ты отказался от меня как от врача и сам переквалифицировал в приятеля. Разве нет?

– Ты прав, док. Так и было.

– Тогда спрошу еще раз: как ты?

– Все хорошо.

– Я так не думаю. Когда увидимся?

Расмус громко выдохнул.

– Я вернулся в полицию, ты, наверное, слышал про убийство начальника Центрального полицейского управления Пятого округа.

– Еще бы не слышать. Во всех газетах и на всех экранах.

– Ну вот. Я в команде по этому делу.

– Я думал, ты не собирался возвращаться.

– Не собирался…

– Это из-за матери?

– Нет, – тут же прервал его Ален. – Это из-за того, что мой друг и бывший начальник убит. Я не могу раскрыть тебе деталей, но пока у меня нет времени на беседы.

– А вот с этим не соглашусь. Ты теперь в соседнем от меня здании. Так что вечером, давай часов в десять, я буду ждать тебя в баре «Хук», на пересечении Десятой и Южной. От нас пешком минут семь. Прогуляешься, проветришь голову. Полезно для сна.

– Ладно, до вечера.

Ален отключил вызов и быстро пошел к машине. Он вернулся в управление и вновь стал искать совпадения. Но в голове крутились вопросы: если Иллая жива и не убивала Якоба, то что она делала здесь, в Бромвиле? Городе, где находилось Центральное полицейское управление Пятого округа, где все копы знали о ее деле, где было слишком опасно. Зачем так рисковать? Он мог поверить, что она проездом заехала к нему в день свадьбы, чтобы оставить конверт. Но привезти послание второй раз через несколько недель? Она что-то знает или вновь лжет ему и манипулирует? Хотя в чем была ее ложь? И в чем манипуляции? Он никогда не допрашивал ее, она не была даже свидетелем. Да и почти в открытую давала ему подсказки о своих убийствах.

Том вернулся из дома Якоба и подошел к Алену.

– Что-то узнал? – спросил Расмус.

– Ага. Кто-то перерезал провода камер на доме. А я думал, почему нет записи и подключения. Я притащил сюда всю аппаратуру, буду разбираться. Может, еще что-то найду.

– А по телефону ничего нового?

– Не-а, еще не успел. Первоначально искал угрозы. Но, как знаешь, ничего не нашел. Теперь мне надо изучить его папки и файлы на рабочем компе, переписку и звонки на тему внутреннего расследования, которое вел Скар. А это по быстрому поиску не выявить. Придется вручную. Я попробую еще пару программ, но не думаю, что они мне помогут.

– Держись, Том. Стажеров к записям подключил?

– Да. Сидят в технической и лупятся в мониторы. Но личные файлы им не доверить. А ты что делаешь? – спросил Том, заглядывая в экран ноутбука Алена.

– Ищу совпадения, вдруг Якоб был не первым. Проверил по зашитому рту по всем округам за последние два года, но совпадений ноль. Еще искал по ножевым и снотворному. Но пока все не то. И я получил еще одно послание, уже отдал конверт криминалистам.

– И что в нем было?

– «Детектив, это не я».

– Вот же черт.

– Ага. Хас уже открыл дело Линды Смит. Но пока не приобщил его к делу Якоба. На мой взгляд, это было бы ошибкой.

– Я не знаю, Расмус. Но если Стоун жива, то…

– То мы ее схватим и арестуем, – сказал сухо Ален, а в горле при одной мысли пересохло.

Том пожал его плечо и пошел к себе в каморку, уставленную мониторами, системными блоками и другой технической аппаратурой. Вскоре он притащил туда коробку с разобранной системой видеонаблюдения и снятыми с дома камерами.

Ален продолжил свои поиски, но через несколько часов вышел на улицу и достал сигарету. Отошел в сторону, открыл записную книжку на телефоне и нашел номер Максима Короты, детектива на пенсии, который в свое время расследовал убийства супругов Роттеров и помогал Иллае. Нажал на звонок, но противный голос ответил, что номер абонента не обслуживается. Детектив Расмус перезвонил еще раз, но ответ был тот же.

«Чертов старик, сменил номер? Но я тебя найду, Максим Корота. От меня не спрятаться», – подумал Ален, докурил и вернулся в здание.

Он заглянул к Тому:

– Слушай, а много времени займет узнать новый номер абонента?

– Официально? – тут же уточнил Том, глянув на друга.

– Нет, – улыбнулся Расмус.

– Тогда недолго.

– А я смотрю, ты научился обходить правила, – сказал Ален и подмигнул.

– Это меня не красит, зато помогает в расследованиях. Но я всегда делаю параллельно и официальные запросы.

– Узнаешь телефон Максима Короты? Я скину тебе его данные, он проходил по делу Смит.

– Найду, не переживай.

Ален вернулся к себе и посмотрел на часы, было уже начало десятого, и скоро ему нужно выдвигаться в бар. Он решил, что сходит буквально на полчаса, а потом вернется и продолжит. Или возьмет ноутбук и поедет домой к Агнес. Она собиралась сегодня лечь пораньше, события этого дня пошатнули ее спокойствие и уверенность.

Вскоре Том подошел к нему и сказал, что у Максима Короты нет другого номера.

– Он что, выкинул свой телефон? – удивился Ален.

– Или нашел, как купить симку не на свое имя.

– Понятно.

– Выбыл абонент из сети примерно полгода назад.

– Не нравится мне это, – насупился Расмус. – Ладно, спасибо, Том.

– Не за что.

Была среда, но в бар все равно набилось много народу. Расмус протиснулся внутрь и увидел Дерека, сидящего за столом и попивающего темное пиво. Алену показалось, что Мун схуднул и выглядел каким-то бледным, хотя его вид тоже оставлял желать лучшего.

– Я думал, ты сбежишь от меня, как от надоедливой поклонницы, – сказал Мун и протянул ему руку.

– Хотелось бы, но ты хуже поклонницы, – усмехнулся Расмус. Он уже взял себе светлого пива у бара и сел за стол.

– Ну, рассказывай, – сказал Мун, откинувшись на спинку деревянного стула.

– Как врачу или другу? – Расмус хлебнул из высокого стакана и улыбнулся.

– А по-твоему, психологи принимают клиентов в баре и позволяют на сеансах пить пиво? – хохотнул Дерек.

– Может, это новый метод лечения. Клиент расслабляется, и дело сделано.

– Я подумаю над этим. Может, даже запатентую такую методику, если на тебе все сработает.

– Это без меня. – Ален покрутил запотевший бокал. – Не хочется быть подопытным кроликом.

– Как скажешь. А теперь давай о серьезном. Как ты?

– Нормально, док.

– Но бессонница вернулась? – Мун встревоженно посмотрел на Алена.

– Ты же знаешь, что да.

– Ты ее нашел?

– Нет. – Расмус осмотрелся, словно искал ее среди посетителей. – Я ездил в Первый округ и просидел у того дома весь день. – Ален сделал глоток холодного пива и достал пачку сигарет. Он знал, что в баре не курят, но то, что он мог потянуться и достать сигарету, успокаивало его.

– Почему ты не пошел к ней?

– Ну, во-первых, я не знал номер квартиры.

– Или не хотел знать. Твои бывшие коллеги помогли бы тебе с этим, я уверен.

– Или не хотел, – кивнул детектив и, опустив плечи, понюхал сигарету. – Я не понимаю, не знаю, что чувствую или что должен чувствовать.

– Это только твои чувства, Ален. И никто, кроме тебя, не ответит на эти вопросы. Но ты вправе переживать любые эмоции. И страх, и волнение, и предвкушение.

– И гнев, – добавил он.

– Ты волен ощущать всю гамму эмоций. И чем больше ты их проживаешь, тем лучше.

– Наверное, у тебя нет таких проблем с родителями, – сказал Ален, чтобы уйти от темы, которая все еще причиняла боль.

– Мои родители погибли, когда мне было восемь.

– Мне очень жаль, – тут же добавил Расмус. На сеансах всегда говорил только Ален, а как приятели, они встречались редко, словно опасались этой дружбы. Мун даже нашел сто причин, почему не сможет побывать на свадьбе Алена, хотя потом очень сильно сокрушался об этом.

– Мне тоже. Я смог отпустить их, только когда стал взрослым. Много лет консультаций, и я готов говорить на эту тему.

– Психологи тоже ходят к психологам? – усмехнулся Ален.

– Это обязательная часть нашей работы. Мы должны работать не только с другими, но и над собой.

– Интересная логика. Хорошо, что мне, чтобы поймать преступника, не обязательно им становиться.

– Но если ты поймешь его мотивы, то и найти будет проще.

– Это точно. Мотив, цель, намерения.

– Что он чувствует и почему делает это. – Мун разглядывал стакан с темным пивом.

– Да. Так и есть.

Между ними повисла тишина, и Дерек прервал ее как всегда тяжелым вопросом.

– А что думаешь насчет отправителя письма?

– Не знаю, – Ален мотнул головой.

– Мне кажется, это послание запустило в тебе новый цикл.

– Но это же хорошо, – прервал его Ален.

– Не для тебя. Ты последний год пытался принять тот факт, что она умерла. Жизнь вернулась в колею, ты сблизился с Агнес, выбрал новую профессию, свернул на другой путь. И вот ты получаешь послание, и оно перечеркивает всю работу, что ты проделал. Знаешь, как будто ты охотник за привидением. Ты так долго искал подтверждения, но все тебе говорили, что их не существует. И ты вроде смирился и пошел работать в офис. А тут тебе звонит незнакомец из старого особняка и говорит, что видел призрака. И что ты сделал?

– Бросил все и помчался в старый замок.

– Именно. Я думаю, если бы не та записка, ты бы не согласился вернуться в полицию.

Расмус сделал большой глоток и посмотрел на часы.

– Ты должен ее отпустить.

– Нет, я должен был ее поймать.

– И что бы ты сделал? Смог бы надеть на нее наручники?

– Да, – ответил Расмус и сжал челюсти.

– А дальше? Навещал бы ее в тюрьме?

– Я не знаю, Дерек. Честно. Не знаю. И мне пора возвращаться на работу.

– Тебе нужно вновь вернуться в терапию.

– Вернусь. Когда найдем убийцу Якоба.

– Хорошо, я подыщу тебе нового специалиста. Но не пропадай. Сейчас ты опять уязвим, и вся проделанная нами работа катится к чертям.

– Хорошо, док. Ты сам-то как? – Ален окинул взглядом Муна.

– Работы вал, – выдохнул он. – Когда в городе становится неспокойно, то нервы у людей шалят и они начинают атаковать нас. Как думаешь, вы скоро поймаете убийцу?

– Я на это надеюсь. От любого поступка всегда есть крошки, которые ведут к тому, кто его совершил.

Глава 8

На отшибе. Иллая

Я сидела за рабочим столом, на котором стояло три монитора, и смотрела на стену, приспособленную для заметок по нашему расследованию. На ней висела огромная карта, на которой мы делали пометки, а рядом – приклеенные скотчем вырезки из газет и все, что смогли найти.

Первое время после побега я думала исчезнуть, начать жизнь сначала. Но разве возможно изменить свою судьбу? Изменить себя? Нет, было слишком поздно. Да и смысл наших жизней был в ином. Мы должны были хотя бы попытаться сделать мир лучше, помочь тем, кто нуждался в нас. Пусть другие проходят мимо, молчат, закрывают глаза и отворачиваются. Но для нас это было невыносимо.

Мы переезжали девять раз. Меняли наши имена, привычки, внешность. Но внутри оставались теми, кто мы есть. Вначале мы бежали, думая, что меня будут искать и преследовать. Но никто не искал. План сработал. А мы все никак не могли остановиться.

Зато мы смогли найти источник дохода. Нет, это не убийства. Всего лишь кое-какая работа в интернете. Поиск и перепродажа данных – а это в наши дни стоит дороже жизни, – настройки или сбои в безопасности и многое другое. Опыт находить то, что спрятано, у меня уже был, осталось отыскать каналы и надежные источники, и мы могли не думать о том, где брать деньги. Сеть – это бездонный источник дохода и знаний. Книги я, конечно, все еще люблю больше. Но это для удовольствия. А обладание техническими знаниями, умением общаться и договариваться, искать выходы там, где их никто не ищет, это уже про деньги. И плюс свобода передвижения. Интернет дал нам свободу.

Я посмотрела в окно, за которым блестела лазурь небольшого озера. Мы сняли дом в пригороде Фисбурга, туристического городка на юге Шестого округа. Сейчас был сезон отпусков, и уютные домики в лесистой местности вокруг этого волшебного озера наводнили отдыхающие.

Но так было лучше. Мы давно поняли, что прятаться стоит в людных местах, там, где твое присутствие не вызовет интереса.

Нам стоило бы остановиться в Пятом округе, но это было слишком опасно. А от Фисбурга до Бромвиля всего пара часов езды.

Я знаю, что мне не стоило писать Алену. Я должна была отпустить его. Но… продолжала наблюдать за ним, искать информацию. Знала, что он ушел из полиции и что построил дом на участке Марта. А еще он стал жить вместе с Агнес. И это было больно. Мне казалось, что я не рождена для отношений и чувств. Я ведь никогда и никого не любила. Не считая сестры, но это другое. Почему тогда мысли постоянно возвращались к нему. Я вспоминала наше знакомство, наш ужин, то, как он приобнял меня на смотровой площадке, закрывая от ветра, его властные губы на своих. И внутри растекалась пышущая жаром лава. Да, в то же время я знала, кто мы есть и что нам не суждено быть вместе. И от этого становилось еще мучительнее.

Я встала, пытаясь отогнать навязчивые мысли, и подошла к стене.

– Кто же ты? Кто? И почему они?

Я должна была думать об охоте. Охоте всей нашей жизни. Но мысли вновь возвращались к Алену. Он не мог поверить в то, что я убила Скара. Я бы этого не сделала. Никогда. Моего возмездия заслужило только зло, только нелюди, которые калечат детей. Но зачем кто-то пытается меня подставить? Или что хочет этим сказать? Исковеркать все, что я делала?

Я вновь отошла к окну и посмотрела на играющих на берегу детей.

Он должен знать, что это не я. Должен.

Ален вернулся в участок и вновь включил ноутбук. Почему Максим Корота сменил номер? И не тогда, два года назад, а полгода назад? Что изменилось? Иллая вышла на него?

Он ввел имя детектива в поисковике и замер, когда перед ним появился заголовок с сайта местной газеты города Рома в Третьем округе.

«НАПАДЕНИЕ НА ДЕТЕКТИВА В ОТСТАВКЕ»

Расмус тут же открыл статью и прочитал скудные три абзаца. Около шести месяцев назад в дом Максима Короты кто-то вломился. Его забили до смерти в собственной кухне. На фотографии в статье был дом детектива, опоясанный полицейской лентой, как ремнем, и серьезные сотрудники в форме.

Ален поискал еще информацию в интернете, но ее было совсем мало. Тогда он вошел в электронную базу и ввел имя. Благо ему сразу настроили доступы ко всем базам и системам.

– Вот же черт, – сказал Ален и открыл ссылку на дело.

Дело вел Шон Месс, начальник полицейского участка Рома, с которым Ален был уже знаком еще с дела Линды Смит. В карточке дела бегло просмотрел отчеты и фотографии. Убийцу так и не поймали. Причина смерти – кровоизлияние в мозг. Многочисленные гематомы по всему телу. На снимках было видно, что на теле Максима не было живого места. Из дома пропали все деньги, кредитки, телефон и пистолет, который был зарегистрирован на Максима. В крови обнаружено 0,5 промилле алкоголя. С учетом, что Корота любил пиво, это вполне возможно. На руках и ногах синяки от веревки, на теле обнаружили след от электрошокера.

«Кто-то вырубил его током, потом связал и избил до смерти. И все это ради мелкой наживы в доме пенсионера? Не верю. И зачем избивать, если можно было и так забрать все, что было. Он же был обездвижен и привязан. Это была или месть, или что-то похуже».

Ален нашел номер участка Рома и позвонил. Но никто не взял трубку.

«Конечно, чего я ожидал, они по ночам не работают. Дай бог, если патруль дежурит, и то не факт».

Ален нашел номер дежурного.

– Дежурный полицейского участка города Ром Джон Спулман слушает.

– Добрый вечер. Это детектив Ален Расмус из Центрального полицейского управления Пятого округа.

– Что у вас случилось, сэр?

– Я хочу поговорить о деле Максима Короты. Как мне услышать вашего шефа?

– Позвоните завтра, а скорее сегодня, но в рабочее время, – усмехнулся дежурный.

– А вы не дадите мне его домашний телефон?

– Увы, сэр. Я не могу вас идентифицировать по голосу. И личные телефоны мы не раздаем. Тем более в такое время.

– Ясно, – ответил Ален и повесил трубку.

Он прошелся крупными ладонями по ежику волос, в которых уже появлялись седые волоски, и посмотрел на экран, где показывало начало третьего ночи. Ален закрыл ноутбук и поехал домой. Он опять заставил Агнес ждать себя. Опять. Когда-то он хотел, чтобы его ждали дома, чтобы было к кому торопиться после работы. И вот это время настало, а он все так же торчит в управлении, совершенно забывая про ту жизнь, что мчится за этими толстыми стенами.

К радости Алена, Агнес уже спала. Он быстро принял душ и тихо лег рядом с ней. Она была такая красивая, уютная и родная. Это была Агнес, его друг и его напарник. Будущая мать его ребенка. Но была ли она для него возлюбленной, чувства к которой были штормом, смывающим все вокруг? Нет. Но нужен ли ему тот шторм или тихая гавань куда надежнее?

Утром на брифинге Ален рассказал все, что узнал, в том числе и про убийство детектива Короты. Ему казалось, что все это было связано, он буквально чувствовал эту леску, которая тянулась от одного дела к другому.

– Но его убили совершенно иным способом и полгода назад. Не было же никакой записки, сшитых губ и других маркеров, – сказала Ида.

– Но он был связан с Иллаей, – ответил ей Расмус.

– Да мало ли кто с ней был связан, – встрял Чак. – Старика убили в его доме, обокрали. При чем тут Якоб Скар?

Ален сжал пальцы в кулак и посмотрел на Брэйва.

– Его забили до смерти. Зачем?

– Да кто их знает. Может, шпана какая не подрассчитала сил. Может, он их на чем-то ловил, не дал пивасик украсть из магазина. Да сколько таких случаев.

– Сколько? – тут же кинул Расмус.

– Да много, – развел руки Чак.

– Например?

– Я что тебе, база, что ли? Залезь и посмотри.

– Я-то залезу, не переживай. Но уверен, что не будет ни одного совпадения в Роме.

Чак скрестил руки на груди и расползся на стуле.

– В послании из дома Скара, – начал Ален, подойдя к доске, – наш убийца говорит, что он отрубил голову и вырвал жабры. Голова – это явно Скар, он был начальником полиции. Но что, если жабры – это еще одна жертва. Что, если это Максим Корота?

– Почему он жабры?

– Может, из-за того, что помогал Иллае?

– Это не доказано, – вставила Ида.

– Допустим, что он все же помогал ей. Как жабры помогают рыбе дышать, он помогал ей совершать убийства?

– Но он не помогал ей убивать.

– Да, фактически нет, но формально.

– Хватит, – прервал их препирательства Хас. – Почему уныние?

– Ну я бы назвал Короту унылым. По крайней мере, два года назад.

– Это только догадки, Расмус. Отработай эту версию, – сказал Хас. – Но пока мы будем придерживаться мнения, что у нас нет серии. Слишком разные убийства и в разных округах. Единственная связь со Стоун тоньше волоска.

– Хорошо. – Ален кивнул и вернулся за стол.

Подвижки в деле были слабые, но Том обнаружил не только перерезанные шнуры у камер, но и стертую запись.

– Это очень странно, – сказал Том. – Кто-то выключил камеры и стер запись за весь день вплоть до десяти часов сорока одной минуты. Это все сделали через аппаратуру в доме Якоба. А потом кто-то перерезал шнуры камер. Зачем, если они и так были отключены?

– Не понимаю, – сказал Чак.

– Наш убийца попал в дом Якоба, – вновь начал Том, – нашел техническую комнату, стер запись за этот день, выключил камеры, разбил ноутбук, чтобы не было возможности восстановить, так как запись перенаправлялась на него.

– И?

– Тогда зачем он пошел и после этого перерезал шнуры у внешних камер?

– Может, он это сделал перед тем, как стереть запись и отключить камеры?

– Нет. Тогда бы не было команды отключить камеры. Он бы стер запись, и все. То есть до команды выключения камеры работали. Понимаешь? Значит, и провода были целы, шел сигнал.

– Чушь какая-то, – напряженно сказал Чак.

– Вот и я так думаю. Зачем после выключения тратить время на провода? Запись и так не шла.

– Может, решил перестраховаться? – предположила Ида, на что Том только пожал плечами.

– И восстановить записи никак? – спросил Хас.

– Нет. Если бы такая возможность была, мы бы их уже смотрели.

– А коммутаторы?

– Испорчены. Я их разобрал – они залиты газировкой.

– Одна из соседок Скара говорила, что несколько дней назад в их районе крутилась толпа подростков, – сказал Роберт.

– Она их описала?

– Нет, просто упомянула вскользь.

– Роберт, допроси еще раз соседей. И попробуй добыть описание этих подростков, когда и что они делали.

– У меня еще не все, – добавил Том. – Кто-то заходил в систему видеонаблюдения уже после отключения камер. В двенадцать семнадцать ночи.

– Есть предположения зачем? – серьезно спросил Хас.

– Может, что-то искал? Но я не знаю.

– То есть время убийства в промежутке с десяти вечера до двух ночи. В десять сорок одну кто-то стирает запись и отключает камеры. А потом в двенадцать семнадцать вновь заходит в систему видеонаблюдения? – Ален пытался разложить все по полочками.

– Да.

– Что тогда он делал все это время в доме Якоба? И зачем вновь вернулся к камерам?

– Он мог что-то искать, поэтому и перерезал шнуры камер, – оживился Чак.

– Флешку, – сказал Хас. – Ему нужна была флешка.

– Но на теле не было никаких повреждений. Зачем обыскивать огромный дом в поисках флешки, если можно выпытать все у Якоба? – Ален пытался увидеть всю картину целиком, но пока это было слишком сложно.

– Он знал, что Скар крепкий орешек, прямо как Брюс Уиллис, и ничего ему не скажет.

– Откуда он мог это знать? – вновь спросил Ален.

– Мы опять возвращаемся к версии, что это был кто-то знакомый, – вставила Ида и хрустнула шеей.

– Нам нужно найти то, что было на той флешке, – добавил Хас. – Чак, это твой приоритет. А теперь за работу. Вечером собираемся, и у нас уже должна быть предварительная версия преступления и желательно догадки по убийце.

Ален пошел за свой стол, оживил ноутбук, достал телефон и позвонил в Ром.

– Полицейский участок, Нэнси слушает.

– Нэнси, это детектив Ален Расмус из Центрального полицейского управления Пятого округа.

– О-о-о, детектив Расмус. Вы вновь забрели в наш городок? А я сегодня принесла плюшек.

– Не совсем так. Я в Бромвиле, но мне нужно пообщаться с Мессом.

– Как жаль. Я столько напекла, что могла и ваших ребят из управления накормить.

– Они были бы очень рады, но ехать за плюшками далековато, – мягко ответил Ален. – Вы можете меня соединить с Шоном?

– Конечно, конечно, сейчас переключу.

– Начальник участка Шон Месс, слушаю.

– Добрый день, это детектив Расмус, я был у вас два года назад по поводу дела Роттеров.

– Помню, помню, детектив. Я думал, вы закрыли его.

– Я звоню не по нему. Меня интересует смерть Максима Короты.

– Ох, это очень печально. Давно в нашем городке не случалось ничего столь ужасного.

– Я посмотрел данные в базе, но все же хотел обсудить их. Вы же вели дело?

– Вел и веду по сей день. Дело не закрыто.

– Подозреваемые есть?

– Нет. Я думаю, это сделал кто-то неместный, может, из банд соседних крупных городов.

– Почему вы так решили?

– Максим был не самым милым стариком, но сделать с ним такое… Вы же видели фотографии, детектив Расмус? Уму непостижимо. Его забили каким-то металлическим прутом. Это бесчеловечно.

– Тогда откуда выводы об убийстве при ограблении? Так указано в вашем отчете.

– Украли все ценные вещи, которые можно было унести без привлечения внимания.

– Это могли сделать намеренно, чтобы сбить со следа.

– Могли, но у меня нет оснований считать иначе. Какой мотив?

– Это и хотелось бы узнать. Но если придерживаться вашей версии, что это были члены какой-то банды, то почему они выбрали именно дом Короты? Я уверен, в Роме есть дома посолиднее.

– Есть, конечно. Но его дом стоит в самом конце тупиковой улицы на окраине города, нет ни сигнализации, ни забора, как у богатых домов. Прохожие там бывают редко. Плюс они могли видеть, что там живет старик и не окажет сильного сопротивления.

– Соседи ничего не видели и не слышали?

– Ничего, но там и соседи такие.

– Какие?

– Они предпочтут не высовываться, даже если что-то услышат. Рядом с ним живет семья иммигрантов.

Ален услышал, как Шон включил кофеварку.

– Ясно. И копам они тоже не очень доверяют.

– Вот-вот.

– А вы не обнаружили ничего странного? Может, кто-то видел машину или посторонних?

– Нет. Камер на той улице нет, но мы проверили на соседней и не увидели ни фургонов, ни машин без номеров или с затонированными стеклами. Да и никто не видел никаких подозрительных людей.

– То есть кто-то вошел в дом и забил Короту до смерти, но никто ничего не слышал и не видел?

– Говорят, он всегда очень громко смотрел телевизор – футбол и другие спортивные передачи. Звук телевизора был слышен даже на улице. Днем он врубал громкость на всю, а сам уходил в сад за домом или в гараж. На него даже поступали жалобы, но что мы могли сделать. Глуховатый детектив на пенсии. В тот день все было как всегда. Звук телевизора и больше ничего.

– Как вы узнали, что он убит?

– В диспетчерскую поступил звонок. Звонила девушка, но не представилась. Голос был взволнованный, я бы даже сказал, напуганный. Она сказала, что слышала крики, и назвала адрес Короты. Отправили патруль и нашли его тело.

– Вы же сказали, что соседи ничего не слышали и не видели. Тогда кто звонил?

– Не знаем. И этот звонок, он был очень странным.

– Почему?

– Мы его отследили, совершен из автомата автостанции города Новый Кром Восьмого округа. Как кто-то из Восьмого округа мог узнать, что в доме Максима Короты что-то произошло? Но это был тупик, понять, кто звонил, мы так и не смогли. Но когда ребята прибыли к Короте, в доме уже никого не было, а Максим был мертв.

– У вас есть объяснения этого звонка?

– Никаких. Может, кто-то сделал какую-то переадресацию. Я ни черта не понимаю в этих технологиях. Или звонили через интернет, а там, знаешь, сеть, и непонятно, куда она приведет.

– Не думаю, – цокнул Ален.

– У меня нет других объяснений. – Кофемашина перестала гудеть, и послышался скрип кресла.

– Отпечатки, ДНК, хоть что-то нашли? – тут же спросил Ален, понимая, что Месс уже собирался с ним прощаться.

– Все есть в отчетах. Абсолютно все.

– То есть ничего.

– Да, – тяжело вздохнул Шон.

– И вы не находили никакой записки или послания?

– Нет, – насторожился Месс. – Иначе это было бы в деле. Я люблю порядок, особенно в работе. А почему это дело интересует Центральное управление?

– Спасибо, Шон. Если будет что-то новое по этому делу, вы могли бы позвонить мне?

– Нет проблем. Но все же почему вас заинтересовала смерть Короты? Вы считаете, что это связано с тем самым делом?

– Нет. Но я считаю, что это были не бандиты.

– Иллая Стоун? Она, по-вашему, выжила и пришла за ним?

– Я уверен, что это не она. Даже если выжила.

– Я буду начеку, детектив Расмус. И вам советую.

– Спасибо, Шон.

Весь день Ален подробно изучал дело Максима Короты и сопоставлял его с почерком Иллаи и убийством Якоба. Он посмотрел карту Восьмого округа и через спутник нашел автовокзал Нового Крона. Но как это могло помочь ему найти убийцу? Уже почти неделю они занимались делом Скара, но у них все еще не было ни подозреваемых, ни мотива, ни улик.

К вечеру Том принес Роберту список машин для проверки. Было видно, что Том в полном аврале, он не выпускал из руки энергетик, а его глаза покраснели от лопнувших капилляров, и он начинал походить на вампира из дешевого ужастика. Окинув его взглядом, Ален отказался от идеи попросить Тома проверить записи с камер автовокзала Нового Крона в поисках Иллаи. Но он взял новый блокнот, который ему выдал Маркус, открыл его в самом конце и сделал пометки:

Убийство Максимы Короты – 23 января

Звонок из Нового Крона. Кто?

Первая записка (на свадьбе) – 12 июля

(Бромвиль)

Убийство Якоба Скара – 27 июля

(Бромвиль)

Вторая записка – 31 июля

(Бромвиль)

Расмус открыл навигатор и построил маршрут из Нового Крона до Бромвиля. Показывало, что дорога на машине займет почти сутки.

«Далеко. Потратить сутки, чтобы сказать мне, что это не она…» – прикинул Ален и мотнул головой. Он прикусил нижнюю губу, лишь бы не позволять себе думать, что она это сделала, так как до сих пор думала о нем.

К вечеру Ален, как и другие члены команды, получил отчеты по игле, нити и ножу. Он открыл файлы. Игла утолщенная, соответствует игле, которая используется для кожи и меха. Нить использована утолщенная, но не идентичная той, что была в деле Линды Смит. По игле эксперты вывод сделать не смогли. Относительно орудия убийства также был сделан вывод, что нож не соответствовал тому, которым убили Смит.

Ален выдохнул. Сегодня он решил уйти домой раньше, Агнес писала ему, что чувствовала себя не очень, и он не мог постоянно пренебрегать ею.

В десять вечера он припарковался около дома, принял душ, пока Агнес накрывала на стол и звонила Марту, чтобы он тоже пришел. На кухне стоял восхитительный запах стейков и розмарина, когда Ален подошел и обнял Агнес, нарезавшую желтый перец в салат.

– Хватит тут крутиться. Ужин я мог бы и сам приготовить.

– Ага, но я не готова ждать полуночи, сам знаешь, что случается в это время с прекрасными принцессами.

– И что же, расскажи, – улыбнулся Ален и поцеловал Агнес в щеку.

– Они превращаются в разъяренных голодных чудовищ, – засмеялась Агнес.

Март пришел к ним с бутылкой домашнего вина и устроился за столом. Ален разложил приборы, и все сели ужинать.

– Как мой внук поживает? – спросил, жуя, Март.

– Не спит по ночам, весь в вашего сына.

– Ну и дела, – ответил он и посмотрел на Алена. – Наверное, хочет, чтобы рядом с ним был отец.

– Наверное, как и все дети, – сказал Ален и стал резкими движениями резать мясо.

После ужина он и отец вышли на веранду.

– Когда ты вернешься? – спросил Март.

– Когда мы поймаем убийцу, – сухо ответил Ален.

– Ты сам-то себе веришь?

Ален посмотрел на отца.

– Ты скоро будешь отцом и должен начинать думать не только о себе и своих желаниях, Ален.

– Да? Что-то я не помню, чтобы ты думал обо мне, когда я был маленьким и когда тебя сутками не бывало дома. Разве тебе было до меня?

– И я об этом жалею каждую минуту. Каждую. Я не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки.

– Почему она ушла? – спросил вдруг Ален. Он еще ни разу не задавал этот вопрос отцу. Он все ждал, что спросит об этом маму. Но прошли десятки лет, и он не знал, сможет ли задать этот вопрос ей.

– Ей было со мной плохо. Я был никудышный муж.

– Это я могу понять. Но почему она не забрала меня с собой? Почему оставила своего сына с никудышным мужем? Получается, я тоже был никудышным сыном. Так? – Ален сцепил руки на груди и отвернулся, уставившись на спящий сад и дом отца.

– Что ты такое городишь? Конечно, нет.

– Тогда почему? Она не любила меня?

– О боже, сын. Она любила тебя больше всего на свете.

– Тогда я не понимаю ее поступка и, наверное, никогда не смогу понять.

– Она… Каролина… сделала это ради тебя.

– Ради меня? – звонко рассмеялся Ален. – Нет, скорее ради себя.

– Это не так. Она бы хотела забрать тебя…

– И что же ей помешало?

– Я.

– Ты…

– Да. Я не позволил ей забрать тебя. Я убедил ее и себя, что для тебя будет лучше остаться со мной.

– А меня ты спросить не хотел?

– Нет. Ты не знал всего, ты был мал и не понимал, что для тебя лучше.

– А ты понимал? – зарычал Ален. – Я всю жизнь мучился вопросом: почему меня бросила родная мать? Почему однажды я проснулся, а ее не стало в моей жизни? Что я сделал не так, чем заслужил это?

– Я знаю. Это я, я допустил эту ошибку. Как и множество других. Я бы хотел все исправить. Но прошлое как ветер, его не остановить, не повернуть в нужную нам сторону, не переубедить вернуться.

Ален взглянул на отца и пошел в дом.

На следующий день детективы получили отчеты по отпечаткам. На столе в кабинете, на разбитом ноутбуке и на стакане были отпечатки только Якоба. А вот на бутылках и других поверхностях нашлись и другие, и почти все они были распознаны. В основном отпечатки принадлежали сотрудникам управления, знакомым и друзьям Скара из различных структур, которые бывали у него в гостях, горничной, убиравшей дом пять дней в неделю, и дочери Мари. Только три пары отпечатков остались без владельца. Ну и конечно, имелись смазанные, неполные и нечеткие отпечатки, по которым было невозможно ничего установить.

Анализы волокон ковра, который забрали из кабинета Якоба, пока тоже не дал конкретики, но зато на нем был найден чужой волос. Оставался открытым только вопрос – чей он.

В обед Ален вышел за кофе, но не успел перейти улицу, как раздался звонок.

– Да, Хас?

– Нашли новый труп, выезжаем.

Глава 9

На отшибе

После окончания школы мне все-таки выдали аттестат, думаю, они хотели поскорее от меня избавиться. Раз и навсегда. Я пошел работать. Сначала в закусочную, потом на фабрику. Но этих денег не хватало, даже чтобы снять комнату. А жить в доме становилось все невыносимее. В зал я уже не мог ходить постоянно, да и внутреннее пламя борьбы угасло, когда я наконец понял, что «битвы с боссом» мне не видать. Я чувствовал безнадежность. Я мог победить любого противника на ринге, но так и не научился защищать себя в его доме, так и не смог дать ему отпор. Бил он меня теперь редко, но если начинал, то его было не остановить. А я никак не мог перебороть свой детский страх и ответить ему. Мама могла хотя бы попытаться остановить его, сделать хоть что-то, но она даже не пыталась, как и всегда. Она никогда не желала менять повседневность, плыла по течению и мирилось со всем, что происходило, делая вид, что счастлива. А Синди, ее он, наверное, бы послушал, если бы она хоть раз попросила его не трогать меня. Но ее сердце было мертвым с самого рождения, а может, его и вовсе в ней не было. Мне даже кажется, что она наслаждалась, когда видела, как отчим наказывает меня или оскорбляет. Так она еще больше чувствовала свое превосходство.

Через год я устроился в мастерскую, хозяин искал сильного, здорового и работящего парня. А я был именно таким. Люк научил меня работать с разными материалами, мы делали металлические декоративные вещи для интерьера, украшения и все, что ему заказывали. В соседней мастерской несколько женщин занимались глиняной посудой, и я стал помогать и им. Платил Люк хорошо, и я начал откладывать деньги. Домой никогда не торопился, поэтому вскоре освоил все, что мог. Но через год Люк прогорел, и ему пришлось закрыть мастерскую и наняться в бригаду строителей, куда он позвал и меня.

Так пролетел еще один год, я уже поднакопил денег, но работать на стройке мне не нравилось. Хотелось вернуться к раскаленному металлу или обжигать в печи глиняные вещи. Это успокаивало, и мне нравилось создавать что-то своими руками. Тогда я стал присматривать себе дом или на крайний случай помещение, чтобы вернуться к тому, что мне нравилось делать. Я чувствовал, что скоро настанет день, когда мне придется уйти безвозвратно, не оборачиваясь.

И этот день настал. У меня был выходной, и я быстро жевал немного подгоревший тост с сыром, чтобы успеть выскользнуть из дома поскорее. Но в кухню важно вошла Синди и села за стол в ожидании, когда ей преподнесут завтрак. Я продолжал усердно жевать.

– Я есть хочу, – сказала она.

Я не ответил, не мое это дело. Но она не унималась.

– Ты что, оглох? Сделай мне поесть.

– Не мои обязанности, – с набитым ртом ответил я. Она скрестила руки и завопила, зовя отчима.

Я быстро встал и хотел уже выйти из кухни, но тут подоспел этот боров и перегородил мне дорогу.

– Что тут происходит? – рявкнул он.

– Пап, я есть хочу.

– Сейчас мать позову, не кричи.

– А еще я хочу пойти покататься на ту площадку.

– Я работаю, мама болеет, завтра сходим.

– А у него выходной, пусть он сводит меня, – приказным тоном сказала Синди.

– Я свожу тебя на площадку завтра, – пролепетал отчим.

– А я хочу сегодня! Ну па-па-а-а, – заныла она своим противным скрипучим голосочком.

– Ладно, отведи сестру на площадку, хоть раз побудь ей братом, – сурово кинул отчим и вперся в меня своим прогнившим взглядом. – И накорми ее, пока мать болеет.

Я сжал губы, но кивнул. Мои планы их никогда не интересовали. Я сделал тост и поставил перед ней все, что было в холодильнике. Но она хотела вафли.

– Я не умею, хочешь вафли – делай сама, – сказал я.

– А я все папе расскажу.

– Тогда я не пойду с тобой.

– Пойдешь. Он заставит тебя, – высокомерно произнесла она.

– Проверим?

Ее лицо перекосилось, глазки сузились, губы превратились в сморщенную губку, но она нехотя намазала на тост варенье и с недовольным лицом съела его.

Мы направились к площадке в сторону парка, я шел, засунув руки в карманы, а она ехала на роликах. Подойдя к одной из улиц, которая вела к заброшенным зданиями, Синди резко свернула.

– Ты это куда? – крикнул я.

– Кататься в парке – скукотища. Все мои подружки ходят к фабрике.

Я ничего не ответил, пусть катается где хочет. Мы добрались до заброшенного здания, которое давно облюбовали подростки. Чем ей приглянулось это место? Куча мусора, стекло под ногами, бутылки и окурки. Но Синди с наслаждением ехала по дороге. Мы вышли на ту самую импровизированную площадку. Никого еще не было, я присел на бетонный блок, а она стала кататься вокруг металлических бочек и импровизированных преград. Мне было скучно, и я стал поддразнивать ее, раскаляя, как металл в печи, все сильнее и сильнее. Она ехала все быстрее и быстрее, пытаясь объезжать преграды и выкручивать передо мной финты. А я все подначивал и подначивал.