Волхв

Свадьба

Яркое, еще теплое осеннее солнце заливало поляну, на которой раскинулась дивная картина. Девки и парни носились в хороводах и плясали, заливались хохотом и радовались жизни. Скоморохи пели и корчили рожи, развлекая всех смотрящих, накрытые столы ломились от яств. Год был хороший, урожайный и теперь, когда были закончена жатва, настала пора играть свадьбы. Звероловы наловили много дичи, которая была щедро представлена на столах в разных видах, от колбас и копченых окороков, до просто жаренных туш, с которых стекал топленый жир.

Сдвинутые вместе столы длинной линией разрезали поляну от края до края. Людей было так много, что даже местные дивились, что столько народа приехало. Было не мудрено, ведь староста деревни выдавал старшую дочь замуж, да не за кого-то, а за местного воеводу.

Молодожены сидели во главе стола, невеста была счастливой и румяной. Вся её жизнь была еще впереди, и она была счастлива, так как матушка с отцом нашили ей такого завидного мужа. У них была богатая деревня и она всё разрасталась. Люди постоянно приходили к ним, убегая от войн и распрей князей, поэтому она быстро росла, и староста решил породниться с местным воеводой, предложив ему богатое приданное, надеясь взамен получить от того защиту. Войны с соседними княжествами постоянно приносили горе и обездолили огромное количество людей. Староста очень этого боялся, а у местного князя дела шли хорошо, своими походами он постоянно расширял своё влияние. Иметь такого союзника косвенно, через его человека, было выгодно.

– Выпьем же за молодоженов! Да дарует им матерь Макошь крепкое потомство и богатый очаг! – Староста сиял от радости и не мог нарадоваться своему счастью. Он был уже не молод, но еще крепок телом. Его усы намокли от браги, и он изрядно охмелел, но продолжал бдительно следить за местными парнями и мужиками, как бы они не наделали делов.

– Да, папаня, – бодро воскликнул жених, он еле сидел на скамье, и широкими жестами так и норовил опрокинуть утварь на землю. Его русые волосы были убраны назад, а на голове блестел серебренный обруч. – Мы теперь одна семья, пусть только кто посмеет косо глянуть на эту землю, будет мне кровный враг.

Его кубок постоянно наполняли и тот еле-еле успевал его осушать. Периодически он прижимал к себе невесту и пытался попасть своими устами в её, но получалось у него через раз. Та лишь хихикала и жеманилась, сияя от счастья. Справа от него сидела его мать и старшие дружинники, которые ни в чем себе не отказывали и периодически поглядывали на местных девок, выбирая, с какой из них бы повеселиться ночью.

Приглашенный народ веселился и пил вволю, это была не первая свадьба за осень, но самая пышная из всех, что они видели. Все были веселы и хмельны. Старики постоянно ходили к кумирам, которые возвышались поодаль, они тоже были украшены венками из цветов и возле них горело яркое пламя кострища. Местный волхв приносил жертвы, которые приносили местные, желая умилостивить богов. Тут выполнялось сразу несколько задач; во-первых – их благодарили за обильный урожай и хорошую погоду, во-вторых – славили их, чтобы те дали такой же урожай в следующем году.

– Зарина, доченька – к невесте подошла мать, уже в который раз, она поправила дочери волосы и со слезами на глазах продолжила. – Еще вчера ты была маленькой крошкой, моей малышкой, которая всё хватала, а теперь ты писанная красавица и умница, будь опорой мужу и хранительницей его очага. Как ты была мне опорой и поддержкой, так и мужу ты служи верно. Если тот серчает, оставь разговор на потом. Если он бодр, сослужи ему службу как хозяйка и жена.

Девушка слушала мать и не знала, как ей правильно ответить. Разные чувства переполняли её. Последнюю ночь она проводила в родной деревне, где родилась и выросла. Тут она была счастлива, тут были её мать с отцом. Душу её обняла печаль и в то же время она была в предвкушении семейной жизни. Муж её был богат и хорош собой. Вся деревня завидовала её счастью и было завидовать чему.

– Что ты, маменька, я всегда буду твоей доченькой. Я всегда буду любить тебя. – Девушка обняла мать и они, заливаясь слезами уткнули лица в плечи друг друга.

– Ну что вы, обе две. В самом деле, как на похоронах. – Громким басом проревел купец Ингвар. Он сватал эту свадьбу и занимал почетное место за столом. Он долгие годы торговал солью, пушниной и мёдом, возя его в портовые города, изрядно на этом озолотившись. Он уже давно приметил эту деревню и местного старосту Божена. Он развернул тут свою деятельность и собирался заработать тут ещё больше.

Когда зашел разговор о защите, он думал нанять наёмников. Тут подвернулась удача и как-то через деревню шла дружина князя. Тогда то, Владимир и увидел Зарину. В личном разговоре тот обозначил свое желание, что было бы не плохо завладеть такой девушкой. Тут-то Ингвар всё и придумал. Владимиру было глупо отказываться от предложения, ему дали богатое приданное и первую красавицу в округе, а за это ему нужно было только обозначить свою позицию по вопросу защиты деревни. Поэтому состряпать свадьбу оказалось делом плёвым и крайне выгодным.

– Горько! Горько! Горько! – Призывающе прокричал Ингвар, все подняли свои кружки и кубки.

Где-то на другой части поляны мужики подняли шум. В чем причина начала веселья, было не ясно, то-ли девку не поделили, то-ли кто кого словом обидел. Но возле кричащих уже начали стягиваться мужики, закатывая свои рубахи в надежде на грядущее веселье. Такое событие было грешно пропускать, и на поднятый шум обратили внимание все за столом.

– Вот и радость! – Владимир хотел было подняться с места и начал было уже закатывать рукава в надежде набить морду местным крестьянам. Тут же со своих мест повыскакивали дружинники. Все гости пришли в движение.

Когда Ингвар вставал, то чуть было не упал, зацепившись за скамью и не снес маленькую девчушку, сестру его новоиспеченной благоверной супруги. Она была еще была мала и не в соку, но даже в хмелю он на мгновение застыл. Ирина, младшая дочь старосты, уже была хороша собой, а через год-другой она созреет и своей красотой затмит свою старшую сестру. У неё была густая, толстая русая коса, которая лежала на её плечах и заканчивалась у пояса, изумрудные, горящие юностью глаза и чистая кожа. Что-то ёкнуло внутри Владимира и его тут же подхватили боевые товарищи, и так они ушли к толпе мужиков, которые уже становились друг на против друга, собираясь идти стенка на стенку.

– Сестра, как я рада и как мне горько, что мы расстаемся. – Ирина обняла сестру, которая наконец-то осталась одна. Они были очень близки и всегда друг-другу помогали. Всем они делились и вместе они мечтали, как вырастут, как у них будут прекрасные женихи, и сколько детей они им нарожают. Все они делали вместе, и не могли помыслить, что судьба их в итоге разведёт.

– Как я буду без тебя тут совсем одна. – Младшенькая заревела и взяла в объятия старшую. Они обе лили слезы, понимая, что грядущего не избежать. – Мы же клялись вместе воспитывать наших детей, и мужья наши должны были быть братья. Как так-то?

– Не реви, Ирина, – Староста подошел к дочерям и обеих обнял. – Это на благо нашей деревни, и у тебя будет прекрасный муж, красавец, воин! Не реви ты, доча.

– А может, он будет знатный купец! – Подмигивая старосте прокричал Ингвар, который был не дурак и везде искал свою выгоду. Нужно быть полным идиотом, чтобы не видеть, в какую красавицу вырастет девчонка, а у него было двое сыновей, которые были далеко не такими опытными дельцами как он, но могли служить выгодными мостами в дальнейшем.

Тем временем мужики сходились в рукопашной схватке, весело летели кулаки. Правда никто не допускал побоища, ибо старшие боялись, как бы дружинники не разошлись, или их кто не обидел. По пьяни мужики могли взять на себя лишнее, и уже бывали случаи, когда веселье перерастало в кровавое побоище. К счастью, все закончилось мирно и мелкими синяками. Двое местных силачей решили помериться силой, им было мало и встали один на один. Мальчишки тут же начали созвать болеть то за одного, то за другого.

К этому времени к столу подошел волхв, который был приглашен в деревню как раз к свадьбе. Его звали Богомил, и он всегда был добрым и отзывчивым. Он подошел к невесте и ещё раз благословил её именем Белобога и матушки Макошь.

– Хорошую жизнь я предрекаю тебе и мужу твоему. – Волхв улыбался и что-то шептал. – Чти богов своих предков и помни Род, а остальное приладиться.

– Да будет так и быть добру! – Радостно подтвердил слова жреца Божен. – Да и нам бы в следующем году хороший урожай, богатую добычу.

– Это как боги захотят, а сейчас они злы. Князья все чаще несут веру чужую в наши края. Пришлые волхвы жечь кумиров говорят и рубить капища. Вот в соседнем княжестве пришел такой в деревню, обряды свои провел, а потом девка понесла двойню и их удавила, а потом и сама удавилась. Будут знать как мать Макошь гневать.

– До нас пока дойдет, уже князья перебесятся! – Уверенно возразил Ингвар, который не любил разговоры о богах. Он был как и все суеверен, но его вера касалась только практической части жизни. А то, чем занимаются сильные мира сего, его не волновало и не касалось. – Мы веру предков сохраним, а остальное приладится.

Волхв одобрительно закивал и еще раз посмотрел на гостей. Работы у него в этом году было много, и он с радостью её исполнял. Осенние и весенние обряды и праздники были всегда в радость и разбавляли рутину с приговорами и жертвоприношениями.

К столу вернулись Владимир и дружинники, они были веселы и довольны увиденным кулачным боем. Шумно рухнув на свои места, они тут же осушили кубки и стали обсуждать драки.

Праздник шел до позднего вечера, потом мать невесты со старшими женщинами встали со своих мест и ушли готовить супружеское ложе. Другие гости уже поутихли, кто напился и валялся, кто попарно пытались уединиться, а взрослые пристально следили за тем, чтобы их чада не наделали необдуманных глупостей.

Когда пришло время, волхв встал со своего места, бабка повитуха подошла к молодожёнам и начала нашептывать веды на отгон злых духов. Пьяному жениху помогли встать, и отец невесты с близкими людьми проводили их до спальни. Когда они подходили к дому старосты, к дому прилетел ворон и несколько раз громко каркнул. Староста напрягся и с опаской поглядел на волхва. Но тот сказал, что это к добру и сам Велес пришел благословить новобрачных.

Как только они оставили их наедине, то стали ждать, чтобы все прошло хорошо, в то же время охраняя молодоженов. В идеале было бы прекрасно, если невеста в ту же ночь понесла от мужа. Тогда брак считался благословленным богами. К счастью для всех, так и произошло.

Чужак

Гулкий стук разносился по лесу, методичные удары, за которыми шел характерный треск разрубленного дерева. Высокий, крепко сложенный мужчина спокойно рубил валежник и сносил его в стопки. Его движения были уверенными и спокойными. Его тело блестело от пота, стояла жара, которая пробивалась даже сквозь плотные шапки берез. Нарубив бревен, мужчина сел в яму, которую сам до этого и вырыл. Он протер пот с лица и отпил воды из мехов.

В этот момент сквозь лес раздался хруст и через несколько минут перед ним появился мужчина в возрасте с ещё парой человек. Один из его сопровождавших был бортник, который, собственно, всех и привел. Его звали Вятик и он с братьями ставил пчелиные улья в этом лесу, в надежде сбора хорошего урожая. Тут-то они и встретили странного мужика, который появился пред ними как тень.

Старший брат Вятика был против того, чтобы они переносили ульи в эти места, так как издревле говорили, что тут рожа Велса и без спроса ходить туда было делом гиблым. Но Вятик принес пред входом в лес богатые дары, они поставили там бочку браги и закололи несколько кур, дабы умилостивить местного лешего.

Как только они установили последний улей, Вятик пошел к повозке и раздался его крик. Все время, что они работали он мог покляться, что чувствовал, как кто-то из леса пристально на них смотрит. Несколько раз он видел какой-то силуэт, который был слишком темным и слишком большим, чтобы быть человеческим.

Он взял инструменты и пошел к повозке, когда из-за ней вышел он. Воин, это был точно воин, так как все его естество говорило об этом. То, как он смотрел на всех, одним взглядом измеряя силу и ловкость, горящий взгляд с ледяным прищуром. Все его тело говорило о том, что оно умеет убивать и сделает это моментально, как только появиться лишь малейшая тень опасности. Движения рук и походка были больше хищника, чем человека. Черные с проседью волосы гривой лежали на голове, а борода торчала лопатой продолжая выдвинутую вперед челюсть. Человек этот был одет в рубаху с закатанными рукавами до локтей и широкие плотные штаны. Его лицо и руки покрывали множество разного размера шрамов.

– Здорова работяги. – Спокойно и тихо поприветствовал он Вятика, который в этот момент кое как подавил вырвавшийся крик. Вятик был на две головы ниже пришлого и вдвое его меньше. Он на инстинктивном уровне понимал, что в случае опасности он не спасется от этого человека, которого немедленно про себя назвал лешим во плоти.

Тут же на крик прибежали братья, которые угрожающе держали палки и деревянные молотки. Как только они увидели причину крика брата, то один даже выронил инструмент из своих рук. Что-то в мужике им не нравилось и заставляло трепетать.

– Кто ты, человече? – Дрожащим голосом спросил Вятик. Он еле-еле поборол ужас, который внушал ему гость. Что-то похожее он испытывал после того, как два года назад он видел на свадьбе воеводу Владимира с его головорезами, но даже те не выглядели так угрожающе как этот человек. Вокруг него как бут-то тускнел свет, как в сосновом лесу. Никогда еще он не встречал людей, от которых исходила бы такая ужасающая аура крови, жестокости и дикой силы.

– Я с миром в мир. Поживу тут и пойду своей дорогой. – Говорил чужак спокойно и властно, тоном, который не подразумевает пререканий. – Хорошее место вы выбрали.

После этого человек быстро, но досконально осмотрел братьев и продолжил.

– Лес любит плату, но и должным быть не любит. В следующем году, меняйте место, а пока пользуйтесь. – Чужак говорил с легким акцентом, но понять каким мужики не могли. Ясно было как день, что он не местный.

– Хорошо-хорошо, раз лес говорит, значит так и будет. – Сглотнув сказал Вятик. – Нам чужого не надо и худого мы не делаем, дарами леса живем, богов почитаем.

– Вот и славно. – Сказал пришлый и прошел возле них, а потом скрылся в лесу. Исчез он также как и появился. Оставшись на едине с собой, братья какое-то время молча стояли как вкопанные, но спустя время наваждение их отпустило, и они устало опустились на сырую землю.

Они решили никому не говорить о случившемся, так как боялись, что тот странный мужик, был не мужик вовсе, а леший. Лично Вятик в это безоговорочно верил и держал язык за зубами, но вот его младший брат, разболтал все своей жене. Та в свою очередь все рассказала остальным жинкам и девкам, таким образом уже вся деревня была в курсе, что три здоровенных лба испугались невесть чего.

Инцидент так и оставался бы не замеченным, если бы к старосте не пришел местный торговец и не рассказал, что с полгода назад на севере, в близи города, не произошло странное событие с участием такого же варяга.

– А что-то случилось в той деревне. – Староста Божен удобно устроился в на, своем кресле во главе стола, предвкушая новые сплетни и подробности случившегося. Купец тот был парень странный и постоянно любил всякого рода странные и запутанные истории, которые с радостью рассказывал потом в деревнях и селах. За это, понятное дело ему наливали добрую чекушки, давали добрый шмат солонины, а порой и дело какое обстряпать получалось.

– Я-то там не видел все воочию, но мой близкий брат мне рассказал, а ему рассказала бабка повитуха, которая все это сама и видала. – У купца был приятный голос и излюбленный тон, которым он такие истории рассказывал. В этот момент возле дома старосты собралось куча народу и все старались хоть краем ухо услышать, то, о чем расскажет гость. Девки с кухни притихли и жались к дверному косяку, боясь показываться на глаза. Хозяйка и дочь её Ирина, которая уже сильно повзрослела и цвела, замерли и внимательно навострили уши.

Купец обильно отпил с кружки бражки, обтер рукавом усы и продолжил, при этом постоянно поглядывая на зеленоглазую красавицу, которая как скульптура застыла с кувшином бражки, которую постоянно подливала гостю и отцу.

– Так вот, в той деревне жила была баба, сама была не шибко красивая, но и не страшная. Как-то у неё не повелось там, найти мужа в итоге на гуляньях каких, её обрюхатели. Родители её были в ярости, и батя её сильно побил, да так, что та умом тронулась. Мать еёная дочку любила и прикармливала чем могла. Из дома её не выгнали, но и житься не давали, как назло, он родила дочь. А та, видать проклята была, местные все время шутили, что леший еёный папка, была страшненькой и простой девчонкой.

С детства её шпыняли и ругали почем зря, а она была умненькая, не смотри, что на лицо не красива. Да и рукастая была, рушнеки пряла и по дому все делала всегда. Характер у неё был, ммм песня. Всегда она улыбалась, всегда гордо переносила побои родственников и издевки сверстников. Какую ей работу не поручили бы, она весело её делала и ладно так, споро. Всем она пыталась помогать и подсказывала, когда сама знала как, да что. Бабки ей местные любили и подкармливали чем могли, да и старики ругали молодежь, что не по обложке судить надо человека. Но тем все невдомек было и с годами они пуши прежнего издеваться начали.

Вот, когда у той уже время подходило, когда девушке мужа подыскивают. Все парочками кучкуются, слушок пошел, что девчонка та в лес собралась уходить к бабке тамошней местной знахарке, что у леса живет. А были там пару парней, что пуще всех остальных её донимали и решили они, что пред тем, как та уйдет, сделают её женщиной, мол только ветки да пни её мужья будут, а так она мужскую ласку познает. Одним словом, дурачье дурное, у всех такие водятся, если их старшие упускают.

Вечером это случилось, когда с лесу та возвращалась, по ягоды она ходила. У нас как, бабки, мамки, или другие девки в таком возрасте всегда рядом, а та беспризорницей росла, всегда одна была. Да и ей так было проще, пока мала была. Вот у дороги в поле, поймали они её. Боги ведают, что там и как было, но по утру нашли её мужики. Голую, заносилованную, одежку всю ей порвали и видно было, что били её сильно.

Мать еёная рыдала над телом дочки, волосы на себе рвала и места не находила. Отца своего молила отомстить им кровью за кровь, а тот лишь по зубам ей заехал. Так по деревне она бегала от дома к дому, просила суда. А все понимали, кто это был, да сделать ничего не могли. Кому охота в чужие дела лезть, да еще такие. Вот она пару дней выла да бегала по округе, а потом пропала совсем.

С неделю прошло, где-то. Утро началось с воя по всей деревне. Ох как бабы там выли, пуще волков в стае. И вой стоял в избах ладных, богатых. А случилось вот, что: видать пятеро их было, так как пятеро померло. Всех их на куски порубленными нашли по утру кого где. Да порублено зло, без жалости и у всех из глазниц ветки торчали, а в рот мха наложено было. Кровищи говорят было жуть, все отдельно лежало, а головы стояли, то на скамьях, то на столах. Так, чтобы всем видно было, кто не глянет на них.

Что не говори, а все всё сразу поняли, да только рот открыть боялись. Глаза прятали и ничего не говорили. Родня убитых шум поднять пыталась, старейшин собрали, а винить него было. Так как никто ничего не видел и не слышал той ночью, то бишь боги так захотели. Позвали волхва, чтобы богов умилостивить, все рассказали ему, а тот и говорит сразу, что мол это надо лешего умилостивить, так как по сему видать, что девчонка дочь его. Вот только, кто из старших богов прогневался, раз так лихо наказали дурней тех.

Собрались они всей деревней и пошли лешему и Велесу-отцу дары приносить. Много жертв они принесли и долго в лес боялись ходить после. Матери погибших там умом тронулись, кто куда делся потом. А бабу ту, что матерью была убитой никто и не видел боле.

Время прошло, а старожилы вспомнили, что незадолго до событий смертей жутких парней, в лесах поселился мужик. Никто его толком не видел и описать не мог, говорили только, что леший это во плоти, или бог какой захожий. Все, кто видели описать могли его только как могучего и страшного. Вот и получилось, что как у северян, как у них там зовутся берсеркерами, завелся такой отшельник. Волхвы местные сказали, что-то человек божий и тронуть его нельзя. Худо только всем будет, но отцы убитых собрались и пошли в лес искать его.

Неделю их не было видать, а потом один пришёл обратно. Седой был как лунь, заикался и ничего не говорил. Только бормотал и где бы не был лапу медведя рисовал. Жинка от него ушла, а он так и скитался потом, пока его волхвы не забрали к себе. Мужика, того, что в лесу жил, больше в округе никто и не видел. Видать бог отомстил за пакости и ушел к себе восвояси. Вот и нам наука будет, негоже людей обижать почем зря, а то так же кончится. Покуда не знаешь, кто у кого покровитель, лучше на рожон.

После истории повисла тишина, все в доме и на улице превратилось в одно большое ухо. Девки даже глотать боялись, так их история настращала. Да и старосте было не по себе, он, конечно, верил в богов, но жуть такую не любил.

– Ну ты и нагнал тут мрака, хоть топор вешай, а ну девицы наливай, а то уйду. – После этого разговор пошел на лад, а спустя время и вообще позабылся.

Божен жил своими проблемами и делами, но тут он услышал, как жена его обсуждала с соседкой, что бортник их Вятик с братьями повстречали лешего и леший этот был не простой, а выглядел как головорез самый страшный. Тут староста занервничал и начал с того, что лично решил расспросить пчеловода, что они там видели. Вятик все подтвердил и в деталях описал, как что было.

– Показать место можешь, где вы его видели? – Божен был взволнован не на шутку и стоял, обдумывая как бы побыстрее повидать того странного человека. У них еще не заводились странные личности, и он хотел бы избавится от такого соседа. В то, что тот какой-то потусторонний тип он не очень верил, а вот то, что он наводчик и может за собой привести разбойников, вот в это он охотно верил.

– Конечно могу, у нас там ульи остались. Чего-то не показать. – Вятик не понимал трагедии и волнений старосты, но полностью верил его словам и доверял мудрости.

Так они и порешили что им делать, а на следующий день взяли пару человек из деревни, сели на телегу и поехали через поля в лес. Стук топора они заслышали, как только подъехали к ульям. Шли они молча и напряженно, как бут-то бы и впрямь входили в логово лешего.

Человек, которого так хотел видеть Божен был и в самом деле, крайне суровой наружности. Он сидел по пояс голый в углублении, вырытом под землянку. Все его тело покрывали страшного вида шрамы, некоторые выглядели так сурово, что даже Бажен подивился, при каких обстоятельствах можно было их получить, а главное, как он после всего этого остался в живых. Староста подумал, что видать мужик был какого-то не реального здоровья и теперь ему стало понятно, откуда взялось сходство с лешим.

– Здарова вам. – Спокойно, как бут-то, так и надо поприветствовал он их. Он встал обтер грудь и лицо и внимательно посмотрел на Бажена, который сам того не понимая встал в странной позе, как бы раздумывая, бежать ли ему, или все же остаться. – Для местных, вы как-то сильно шумите.

– Это видать у тебя ухо острое, раз ты нас учуял так. – Придя в себя ответил староста и подошел поближе к пришлому. – Тебя какими судьбами к нам привело, чего надобно? По доброй воле к нам, аль как?

– По воле я бога пришел к вам, а на сколько не знаю. Судьба не легкая меня привела в эти леса, но вы мне без надобности. Дела у меня свои, а у вас свои. Худого не делайте тут и все будет добром.

– Какие такие дела у тебя у нас тут? – Божен удивился наглости и самоуверенности незнакомца, но и понимал, что тот ему не грубил. Конечно, тот говорил с позиции силы, а староста не понимал от чего тот так уверен в себе. Конечно, по виду тот был воин знатный и побывал не в одной передряге, к тому же был удачлив, раз жив остался. А у него было правило с любимцами богов дел не иметь, боги строптивые и не постоянные. Сегодня они благоволят одному, завтра другому, как тут поспеешь за всеми. – Меня звать Божен, я староста местной деревни к востоку от сюда.

– А меня зовут Орик, сын Бьёрна. – Представившись, он подошел в плотную и протянул руку старосте. Тот спокойно пожал протянул к его руке, свою руку и они обхватили предплечье. – Раз уж пришли, то присаживайтесь, чем богаты, тем и рады.

Орик встал, отошел от углубления под землянку, откинул лапник, судя по всему, там он хранил вяленное и сушеное мясо, взял копыто косули и вернулся к деревенским. Которые стояли, кто где.

Вятик, тот вообще боялся и стоял, наполовину скрывшись за березой. Ему идея идти самому, к этому странному человеку вообще не нравилась. Коли хотел староста избавится от гостя, мог бы ополчение собрать, или всю деревню поднять против пришлого. Конечно, против дружины, или войска они бы не выстояли, но кучку бандитов, они уже не раз прогоняли.

Пока пришлый срезал мясо с ноги и угашал им всех поочередно. На дерево возле кучи бревен сел огромный черный ворон и начал громко, каркать привлекая внимание всех к себе. Когда они вернулись обратно, то всем в деревне клялись, что никогда не видели такого огромного ворона. Вятик всех уверял, что ворону лет сто, а то и сто пятьдесят и каркал не просто так, а что-то рассказывал странному человеку из леса.

– Так ты дружинник? – Божен жевал сухое мясо и внимательно смотрел на своего собеседника. – Варяг, да? Я и сам был в дружине, но было это давно, и воин из меня получился не самый лучший, как видишь. Мне ближе оказалась жизнь спокойная оседлая, а не в походах. Твоего брата, я видел, но никогда не видел по одному и что бы так хорошо говорили по нашему.

Но Орик ничего ему не отвечал, а молча жевал мясо иногда отхлебывая из мехов. Он задумчиво смотрел на ворона, как будто и вправду его слушая. Конечно, он казался странным для деревенских, но и опасности от него не исходило. Тут уже занервничал Божен, но показывать это не хотел.

– Я северянин, пришел по делам. – Спокойно, смотря прямо в глаза Божену сказал Орик и продолжил. – Лес этот не трогайте и рощу дубовую за ним, а тронете добра не ждите.

Сказал он это, встал и пошел куда-то в лес, оставив на едине деревенских. Божен был удивлен, но решил не трогать странного варяга, так как боги его знают, что у того на уме. Могло случится так, что тот тут по воле богов и переходить дорогу богу, Божен не желал. Варяг оставил странное впечатление о себе, с одной стороны он вызывал первобытный страх, с другой была в нем уверенность человека, держащего свое слово. Что бы не гневить духов леса, а за одно и в подарок гостю, они оставили бочку браги и бочку квашенной капусты перед входом в лес.

После этого Божен приказал людям внимательнее следить за домашними, как бы не вышло беды. Но вскоре все привыкли, что в лесах кто-то живет. Сам Орик из леса выходил и его из деревенских особо никто не видел. Так со временем все и смерились, что в лесу по соседству, живет пришлый человек. В лесах часто кто-то обитал, была там и бабка-шептунья, приходили в местные леса и захожие жрецы.

Канун

Стоял июльский солнечный день, природа была в зените своего летнего цветения. Работяги пахали в поле, всё кипело и спешило жить. Люди утопали в работе по уходу за полями, подготовке и сборке первого урожая. Летом всегда время летит скоротечно, в трудах и заботах проходили дни простого люда. Не зря говорят, как летом поработаешь, так зиму и проведешь.

Божен был одновременно и весел, и расстроен, так как к ним приехал его тесть с частью дружинников. С одной стороны, староста был рад, что воинственный зять обозначается в их местности, что уменьшало возможность налетов пришлых лиходеев. В то же время, его не радовал тот контроль, которым облагал их местный князь. Конечно, Божен мечтал о Боярском месте, которое сулило много прибыли и еще больше власти, только вот, теперь он побаивался не заберет ли Владимир деревню себе в надел. Они и так плотили большой оброк, постоянный подарки князю и тестю могли дать свои плоды в перспективе, но пока не приносили ничего, кроме убытков и лишней головной боли. Вот и теперь, в канун Перунава дня, Владимир приехал провести обряды и праздник в гостях у тестя.

Перунов день – самый главный праздник для дружинников и воинов, а так же, время возможностей для местных юношей отобраться в дружину князя. С города, вместе с Владимиром приехали и волхвы, которые должны были подготовить все к празднику, так же были отобраны лучшие дружинники, которые проводили все обряды и выбирали испытания для юношей. Эти испытания должны были показать их способность, или не способность для дальнейшего ратного дела. Как правило, Перунов выпадал на двадцатое июля, в некоторых районах его праздновали немного позже, в зависимости от района.

– Это хороший день, Перун – бог громовержец, направит наши копья на врагов, – Владимир стоял в хлеву и лично выбирал быков для приношения в жертву на капище. Он внимательно всех осматривал и как на зло, для Божена выбирал самых лучших. Дело было не в том, что ему было что-то жалко для всесильных богов, конечно и без Владимира, они принесли бы жертвы. Правда, были бы это бычки простые, а не самые лучшие и отборные. Божен хотел было вставить своё, но, в вопросе выбора жертв, вот только зять его совершенно не хотел слышать и теперь он молча, с скорбным сердцем кивал.

– В этом году, я хочу отобрать в дружину хороших ребят с этих мест. – Владимир встал и перекинулся парой фраз с своими людьми, которые помогали выводить быков в поле. – Пусть они прославят свой род и подготовят почву моим сыновьям. Они вырастут и было бы здорово, что в дружине будут земляки их матери.

Сказав этого, он со значением посмотрел на Божена, который с грустью провожал быков. Староста понимал, что в этом была доля смысла, но порой зять начинал заигрываться. Его дочь понесла от воеводы с первого раза, и только она отошла от родов, как тут же родила ему второго сына. Это крайне радовало Божена, так как это говорило о крепком роде и кто его знает, скольких она еще могла родить мужу сыну. Проблемы бы были, если бы она не родила. Два крепких мальчика давали надежды отцу и были гордостью матери.

– Претендентов будет пятнадцать человек, – Стараясь не выдавать недовольство, подбадривающим тоном, больше для себя ответил Божен. – Пришли даже с соседних деревень, что поменьше. С виду парни гожие, ладные.

– Это решать Перуну и Роду, кто там гож, кто не гож. – Обрубил Владимир и встал в полный рост, разворачивая сложенные на локтях рукава. – Наше дело все подготовить, а там уж они сами докажут, кто и что из себя представляет.

Они вышли во двор и пошли в сторону дома, рядом на лавках сидели дворовые и со страхом смотрели на воинов. Местные боялись их, у них не было никаких предрассудков по поводу людей, которые приехали справлять праздник. Дружинники были люди лихие и их отличало от разбойников лишь, то что рубили и грабили они по воле князя. А воля князя была не постоянна и ему могло многое не нравиться, он мог поднять оброк, а если тот не получал его, то в дело шли его поборники. Они забирали все, что считали нужным и вот эти самые люди, которые сейчас шумно смеются и радостно готовятся к празднику, начнут грабить, убивать и насиловать.

– Как я рад приезжать в эти края, тут и воздух лучше и солнце ярче. – Владимир вошел в сени, за ним следом шел Божен.

В доме уже были накрыты столы, жена Божена подавала на стол и ей помогали дворовые девки и младшая дочь. Девушка цвела и отвести от неё взгляд было крайне сложно. Несмотря на весь её скромный вид, природная красота рвалась наружу, которая кричала о силе юности молодого, здорового тела.

Все сели за стол, Божен внимательно следил, что бы все было хорошо и даже не обратил внимание на то как зять посматривает на его Ирину. Он больше беспокоился за угощения и то сколько съедят гости. Год был не такой богатый как прошлый и они старались не шиковать.

– Присядьте к нам, что вы в самом деле. – Обратился Владимир к теще и свояченице. Божен посмотрел в сторону жены и кивнул, в знак согласия. – У нас жены и дочери князей не подают на стол. Тут надобно тоже ввести такие порядки. Че го вы. Спрашивайте маманя, не томите, вижу же, что хотите спросить.

Дарина, жена Божена, была уже не молода, но сохранила свою первозданную красоту. Сразу было видно в кого пошли дочки, она была все еще румяна и имела вид живой, крепкой женщины. О такой говорят и в горящую избу войдет и коня на скаку остановят. Она прятала волосы под платком и всем своим видом показывала пример женской кротости и воспитанности.

– Мне бы только за доченьку узнать, что с ней и как. Малыша вот родила она, да я так её не видела после свадьбы. – В уголках глаз её собирались слезы, и она собрала все силы, чтобы не разреветься при гостях. Божен всегда понукал её за проявление слабости и её природной слезливости на людях. Он говорил ей, что она должна всегда гордо держаться при посторонних, но она не могла ничего поделать со своей природой.

– Так чего же нет, я не против. – Владимир наворачивал кашу ложкой и посматривал на всех исподлобья. Он не пил хмельного, так как пить он начнет позже, праздник должен был начаться через пару дней, а за это время они должны были все подготовить. – Вот Перунов день отпразднуем, да и поехали со мной в город. Модно вон и дочь вашу взять, она небось по систре соскучилась. Девка она молодая, ей полезно будет город посмотреть, себя показать, пару неделек и назад воротим.

Как только услышали это домочадцы, как сердце у Божена упало. Он не боялся от зятя каких злодейств, но не хотел отпускать никуда жену. За двадцать лет, они не расставались на долго, тем более он не собирался отпускать никуда свою младшую дочь. Мало того, что он старшую отправил невесть куда, одной с него было достаточно. Дарина не могла понести ребенка после родов Ирины, поэтому он берег дочерей как мог.

– Это обдумать надобно, это дело не быстрое. Род даст – сами в следующей весной приедем. – В достаточно грубой, не свойственной себе манере говорить с Владимиром, сказал Божен. Глупо полагать, что Божен был человеком трусливым, или мягкого характера. Когда было нужно он был не только строг, порой и жесток. Он порол провинившихся и поднимал на дыбу нарушавших порядки. Его жена и дочери знали, как крепка ладонь у их отца. В то же время он сам был некогда в дружине и за службу получил деревеньку с землей за служения. Поэтому он понимал с кем и как он может говорить и Владимир был не тем человеком, которого хочешь иметь во врагах.

– Батя, посмотри и пожалей своих домочадцев. А хочешь с нами поезжай, я-то не против. Ты посмотри, посмотри, как глаза у Ирины загорелись, как она о сестре услышала.

Ирина как будто бы ждала команды и как только назвали её имя бросилась к ногам отца. Слезы текли по её лицу, и она молила отца отпустить её с маменькой в город к старшей систре. Третий год она грустила по той, с кем делила все свои радости и печали. С той, кто всегда была при ней и учила и поддерживала её во всем. Как она рыдала, когда узнала, что систра понесла от мужа, а Ирина не была с ней рядом, что не смогла она помочь ей в час нужды. Горькие слезы лила она по ночам о систре и мечтала об одном, скорее бы с ней встретиться. А тут появилась такая возможность и не пугали её неопасность наказания, ни побои. Она чувствовала взгляды парней на себе, но из-за тоски по сестре они не трогали её девичье сердце.

Кто только не ходил свататься за Ирину, но всех отворачивал Божен. Время подходило для свадьбы, и он понимал, что рано или поздно он выдаст дочь. На его сердце и так была рана от расставания с Зариной. Все местные знали о красоте дочери старосты, даже до соседних деревень дошли слухи о её писанной красоте. Божен не спешил расставаться с младшей дочерью и тем более он не хотел её отпускать в город с зятем.

– Папочка, ну пожалуйста, подумай, я бы была очень рада и не просила бы тебя ни о чем больше. Мне не нужно дорогих платьев и вычурных украшений, мне бы только сестричку повидать хоть ненадолго. – Ирина жалобно молила отца, её прекрасное лицо еще больше приняла ангельский вид.

Божен посмотрел на дочь и сердце у него дрогнуло, как он мог хоть в чем-то отказать своей дочери. Которая и так ничего для себя не просила, она не требовала разносолов. Божен не мог вспомнить, когда последний раз дочь что-либо просила, или канючила. В её прекрасных, чистых изумрудных глазах можно было утонуть, вся она сияла чистотой души и помыслов.

– Да не торопитесь вы с ответом, – Владимир отпил кваса из кружки и обтер редкую бороду рукавом рубахи. – Вот отпразднуем Перунов день, а там уже решим, что да как.

Божен знал, что, если зять, что-то решил его уже сложно было переубедить. Тем более впереди их ждал праздник и его то де было бы не плохо пережить. А там уже, как пойдет, но пока староста был категорически против дать свое согласие. Все-таки, дочь была на выданье, и он не хотел бы, чтобы случилась какая беда.

Они спокойно отобедали, женщины убирали со стола, а мужчины вышли во двор дальше готовиться к торжествам. Владимир внимательно слушал местного волхва, который собирался гадать и спрашивал какие мероприятия хочет провести Владимир. Волхв был жрецом Белобога, но всегда помогал проводить праздники в местных деревнях. Именно он проводил обряды на свадьбе у Зарины и Владимира, и второй был рад его вновь увидеть. Как никак, а тот вымолил у богов ему сына в первую брачную ночь.

– Все, как всегда, в начале юноши покажут удаль. – Владимир осматривал тренировочное оружие. – Потом будут состязания среди мужей в силе и удали. Ближе к вечеру проведем жертвенные бои. У меня трое готовы биться во славу Перуна. Наш князь хочет идти в поход, поэтому мне нужно благословление богов. – Учтивый Богумил, скажи-ка мне, а правда тут есть варяг, который живет в лесу? Если мы пригласим его на праздник, тот на вряд ли нам откажет в чести поучаствовать. Слыхал тот скандинав, а такие как он с радостью рубятся за серебро.

Волхв молчал и сделал сложное выражение лица, обычно добрый старик с русыми длинными волосами до плеч, с широкими полосами проседи сейчас был не весел. Он знал об странном человеке, живущим в соседних лесах. Культ бога Богумила был тесно связан с людьми и мирской жизнью, поэтому волхвов других богов он не то, чтобы боялся, но относился к ним настороженно. Боги были разными и выбирали себе в услужение разных людей, а те в свою очередь могли выполнять какие угодно веления своих покровителей. Тем более, северянин был человеком не простым, это он понял со слов старосты, который попросту не говорил.

– Мне говорили он воин, который по каким-то своим причинам поселился у нас. Если он северянин, то может быть волхвом своего какого бога, тем более видок у него бывалый. – Богумил оперся на посох, долго стоять не мог из-за хромой левой ноги, он с детства был калекой. Ему очень повезло, что его приютил прошлый волхв Белобога, который его всему научил, ввел в курс дела и привел к остальным волхвам его культа.

– Это отлично, коли он силен – Перун будет только рад. Если боги его сильны, он останется жить, если нет, от него не убудет и он умрет.

Владимир выпрямился и посмотрел в сторону кухни, где в это время девки носили посуду. Он уже давно заметил, как на него посматривает местная девчонка, что работала на дворе у старосты. Её звали Белина и она не отличалась выдающейся красотой, но было в её взгляде, что то похабное, взывающие к мужскому естеству. Она не переживала по вопросу своего статуса, так как муж её был простой мужик, который батрачил в поле. Её же было всегда скучно, и он искала, крепкое мужское плечо, об которое она могла бы опереться на вечер другой.

– Короче, я хочу его видеть на празднике. – Оторвав взгляд от конопатой девчонки постановил Владимир. – Если боишься, возьми моих молодцев, пусть постоят рядом. Если согласиться, хорошо, а нет потом его прибьем, что бы было не повадно лазать без спросу. Завтра Перун будет бить Велеса, а коли он служит ему то тем более согласиться.

– Может быть, может быть. – Богумил отер рукавом лицо. – Ваша воля, ваш праздник, но чужаки могут все испортить. Так же я слышал, что он на короткой ноге с местными бабками жрицами культа Велеса. Лесничие с соседних деревень говорили, что и волхвы Велеса приходить стали в наши края чаще.

– А какой конфликт у твоего бога с Велесом? – Владимир передал копья своему человеку, их юноши будут метать, кто дальше. – Я думал, коли вы друг другу не мешаете и не заходите на чужую территорию, то можно? Вот мой князь привезет новых жрецов из-за моря, тогда поглядим как все сложится. На юге уже всех перегоняют в новую веру.

Богумил знал о новом культе божества из-за моря, который требовал отречься от старых богов. Они строили каменные капища и уничтожали старые, которые объявлялись не угодными. В целом богов в мире было много и каждый народ верил в своих, один и тот же культ одного бога мог отличаться в разных деревнях и княжествах.

– Тут все от князя зависеть будет, коли он веру предков сожжет, то мы уйдем куда. Да только боги его потом покарают и добра от этого не будете никакого. Много ли толку от золотых посохов и каменных стен, если в них нет души и веры в Рода?

Владимир подошел к Богумилу и опустил руку ему на плечо и внимательно посмотрел ему в глаза. Как бы проверяя того на прочность. Да только старик вообще не боялся витязя, так как был он духом крепок и смел не по телосложению. Он знал, что воины чтут только своих богов и свои порядки, поступки их были кровавыми. Но Богумил не боялся его, так как знал, что дело его правое и он уже достаточно видел, чтобы бояться очередного головореза, который бог знает сколько еще проживет. В этом-то он и находил ответ, на то какие поступки те себе позволяли.

– Дело князя – это его дело. – Жестко, в надежде задавить волхва, произнес Владимир. – Наше дело выполнять приказы и лить кровь во имя нашего бога.

После этого он отошел от волхва и пошел к своим людям, которые собирались вместе перед костром на заднем дворе пред полем. Они орали песни, били друг другу морды и весело проводили время. Перед закатом Владимир покинул товарищей и пошел к сеновалу, где его уже ждала Белина, которая распустила волосы и зазывающие на него смотрела.

Перунов день

Стола страшная духота, небо стянуло тяжелыми грозовыми тучами, которые вот-вот собирались окатить всё скопившейся в них влагой. Ветер трепал полевую траву, которую еще не скосили. Деревья качались в такт порывам. Но все это никак не влияло на людей, собравшихся в поле, куда вынесли столы и лавки, по середине возвышался истукан олицетворение Перуна, который был вырезан из цельного бревна столетнего дуба. Его глубоко посаженные глаза зло смотрели на всех исподлобья, возвышаясь над всеми. Его импровизированную голову венчал каплевидный шлем, закрывающий переносицу. Густые усы и борода скрывались глубоко в низу, весь он был олицетворением мощи.

– Бог грома и воинских дружин! Даруй нам мужество и силы принять бессмертие, что бы мы могли служить тебе в Ирие, что бы каждый удар наш был крепок и достигал своей цели! Мы придаем смерти наши тела, веря в бессмертие душ, что ты призовешь к себе на служение!

Владимир громко произносил слова молитвы, он был празднично одет в церемониальные доспехи, которые служили олицетворением мощи культа Перуна. В этом празднике, как самый старший в иерархии воинов, он был выбран жрецом обрядов и испытаний. Все его люди стояли вокруг идола и повторяли за ним слова. Все кроме жрецов были одеты в простые штаны и оголенные по пояс.

Поодаль стояли мальчишки, которые ждали своего часа. Они были молоды и мечтали стать великими витязями из сказок, что им рассказывали их матери и отцы. Их колотил озноб и волнение за грядущее, они жаждали приключений. Как часто бывает, их представления и ожидания были совершенно не сопоставимы с реальностью. Которая была куда проще и прозаичнее.

– О боже! Прими же наши жертвы и одари своей силой и мощью! – После этих слов к Владимиру подвели первого быка, воин взял широкий нож сакс, пронес лезвием сквозь языки пламени, после чего быстро подошел к быку и ударил его под лопатку в место, где у того находилось сердце. Быка крепко держали, он издал предсмертный вопль, все его тело напряглось, после чего он обмяк. К Владимиру подносили чаши, и он наполняли их кровью. Воины по очереди подходили к нему, отпивали кровь быков после чего они подходили к другому жрицу который держал тару с набранной кровью. Воины опускали в неё свои руки, после чего умывались ей, нанося кровь на свое лицо.

Так было забито пять быков, после чего туши относили к большому капищу, где Богумил распевал молитвы, а туши быков укладывались на большие жаровни для жертв. После этого, мужи отходили и шли к скамьям, которые стояли возле места испытаний. Мальчишки все это время стояли в стороне. Их с вечера поставили люди Владимира, им запрещалось есть и пить, они так простояли всю ночь. За ними все время, по переменно наблюдали воины, иногда они подходили и кричали на них, замахивались и пугали разными способами, проверяя тем самым их мужество и волю. Их было пятнадцать человек от двенадцати до четырнадцати лет.

Когда все мужи заняли свои места на скамьях, Владимир подошел к кандидатам. Он какое-то время молча смотрел на них, каждому он взглянул в глаза, как бы измеряя их жизненную и духовную силу. Кровь уже бушевала у него в груди, и все ждали грядущего кровопролития в честь Перуна.

– Возрадуйтесь отроки, ибо вам дана честь порадовать Перуна своей удалью и мощью. – Владимир говорил командирским голосом, которым он кричал во время сечи, который разрывал какофонию резни, визгов и стонов. – Те, кто смогут, станут учениками дружинников, ваши деревни, когда вы станете в наши ряды, будут одевать вас, они дадут вам коней, оплатят ваше оружие и будут гордиться тем, что именно с их мест блистает на ратном поле муж. Но до тех пор, вы пройдете сквозь боль, кровь и слезы. Те, кто не готов умерить во имя Перуна и встать на защиту священных садов Ирия, лучше бегите. У вас все еще есть шанс спасти сваю дрянную жизнь, даже если просто вас посетила мысль уйти – то уходите. Ибо все воины умрут на поле боя, для нас нет большей радости погибнуть с оружием в руках. Спокойная жизнь будет не для вас. Вы не будете знать слов не могу и не буду, долгие годы вы будете добиваться положения в дружине и далеко не факт, что вы его заработаете.

Он замолчал, после чего крупный парнишка со слезами на глазах вышел из толпы мальчишек и подошел к нему. Он весь трясся и больше всего он хотел оказаться дома. Его на отборочные испытания отправил отец, который сам когда-то не смог попасть в дружину. На испытаниях ему поломали ноги и он так на всю жизнь остался хромым. Парнишка в отличие от отца, мечтал прожить жизнь простого хлебороба, собирать ягоды и грибы, жениться на простой девушке, прожить всю жизнь в родном селении.

Владимир, на удивление мальчишек, по-доброму посмотрел на вышедшего и сказал, – Иди в деревню, тебя никто не тронет.

Рыдая, парень побрел по тропке в сторону изб, за полем. Остальные же остались стоять как вкопанные в ожидание своей участи. Многих терзали сомнения, что было совершенно адекватной реакцией на происходящие. Конечно, жизнь в деревнях была не сахар, многие из них уже сами забивали скот, помогая своим родителям, они видели праздники солнцестояний. Даже так, они боялись страшных мужиков, на некоторых из которых не было живого места.

– Раз больше никто не уходит, будет считать начало испытаний открытым.

Мальчишек подвели к копьям, каждому разрешили выбрать копье по себе. Они быстро подошли к сложенному оружию, все они были одинаковые, только одни древки были из свежей древесины, другие из сухого и нужного размера. Конечно, когда ты спокоен, в уютной атмосфере, легко разобраться, что к чему. Но когда на тебя орут здоровенные мужики с кровавыми лицами, делали они это, что-бы подбодрить юношей, быстро сориентироваться могут далеко не все. Как раз это и проверяли испытания, мало быть просто крепкого телосложения и рослым, нужно так же обладать крепкой психикой и определенной долей безумия.

После того, как все отроки были с оружием их повели к черте и объяснили, что им нужно будет кидать копья. Но никто им не объяснил, в чем именно заключалось испытание, и многие решили, что нужно просто метнуть копье подальше, некоторые увидели, что в поле, куда нужно было бросать копья были уложены чурки бревен и овощи. Из всех парней, выделялись четверо. Первые двое были крепкие парни, которые дальше всех запустили свои копья, один вообще умудрился запустить копье из свежесрубленной липы. Это порадовало Владимира, и он решил присмотреться к парню. Двое других были в меру сильными, но выделились умом. Мало того, что они взяли копья с древками из ясеня, так один, долговязый парнишка с ярко рыжими волосами, попал в мешок с репой, который спрятали, за бревнами.

После метаний копий, их вновь построили, копья убрали, а вместо них вынесли пять лоханей с водой. Тары поставили в метрах двадцати от места, где стояли отроки. Ребята с жадными глазами смотрели на живительную влагу, которую заливали в них. Они молча стояли и смотрели, в ожидании команды для дальнейших действий.

Владимир не спешил ничего говорить, а воины, сидевшие на лавках, внимательно смотрели на происходящие. Обычно они кричали, или ругались. Когда ребята кидали копья, они в момент броска могли поднять вой, а могли и вообще что-либо бросить в сторону бросающего, но не в него самого, а рядом. Тут они все просто молча смотрели какие решения примут те.

Первым из ступора вышел рыжий парнишка, его ждала тринадцатая зима отроду, он просто вышел из кучки и пошел в сторону лоханей. При этом, он внимательно смотрел на мужей, что сидели на лавках. Он начал двигаться уверение, когда увидел, как один из тех, кто ему понравился прищурил взгляд. Благодаря нему, он понял, что нужно кидать копье через кучу бревен. Просто наблюдая за тем, как тот смотрел на остальных испытуемых. В отличие от остальных, тот не кричал, не пил и ничего не кидал. Но по одному его выражению лица, парнишка понял у кого и какие шансы были.

Пока парнишка бежал, остальные увидели, что можно и тоже побежали к воде. Когда рыжий побежал к первой лохани, он внимательно на её посмотрел. Так он подбегал к каждой и внимательно осматривал их. В итоге он не стал пить и отбежал от них.

Другие парнишки, толкаясь добежали до них. В первой была налита жутко соленая вода, которую было невозможно пить. Первые двое что подбежали к ней, когда отпили, начали плеваться и бросились к соседней, так как хотели смыть соль с языков. Но там уже были другие, они начали толкаться и драться. Тот, что бросил копье дальше всех, просто начал бить всех, кто подходил к той лохани, возле которой он встал. В ней был налит уксус. Первый, что отпил из неё начал блевать, не теряясь здоровенный парнишка просто лупил всех подряд. В одной был налит настой из ядовитых трав, те кто отпил из неё начали пускать слюни и у них пошла пена из рта, среди них был тот, кто занял втрое место по метанию копий, в итоге он вылил яд из лохани, взял её и начал бить её по голове другого. Парнишка, умирая, смог пробить другому голову и сам замертво упал на его тело.

Безумие длилось еще несколько минут, пока в дело не вмешались Владимир с остальными жрецами, они растянули мальчишек. В итоге, после этого испытания осталось семь человек. Остальные, или больше не могли участвовать из-за травм, или были мертвы. Троих что умерли, отнесли к капищу и их тела положили на жертвенный огонь. Все считали, что их выбрал для себя Перун в качестве жертв. У других были разного уровня степени увечий, одному раздробили руку, другому выбили глаз.

Испытание с лоханью должно было проверить везучесть будущих воинов, так как везение было одним из ключевых качеств любого витязя. Да быть сильны и умным хорошо, но быть везучим куда важнее. Часто случалось так, что победу приносила какая-то мелочь, которая до этого казалась совершенно не важной и не такой значимой, какой она была на самом деле. В бою можно было погибнуть от стрелы, пушенной залпом, можно было погибнуть под своим же собственным конем.

После этого всем оставшимся более-менее целыми принесли попить, Здоровенный паренек зло косил на рыжего, так как считал, что тот виноват в случившемся. Они уже были достаточно распаленными и злость захлестывала их.

Следующее испытание было последним, на этот раз на поле вынесли бревна. Их положили пред оставшимися испытуемыми, каждое бревно было специально подобранно под участника. Оно должно было быть тяжелым, но подъемным, после того как им помогли взвалить их на плечи их оставили так стоять. Тут началось самое интересное, тяжело было всем, но мерилась не сила, а умение превозмогать боль. Тут проверялся дух будущего воина, главное было показать волю и желание стоять на своем до конца. Первые десять минут прошил быстро, и витязи на скамьях начали подогревать происходящие выкриками и возгласами. Они начали выбирать тех, за кого болеют и тех, кому кричали, чтобы он уже сдавался.

Бревна начали падать, а парнишки начали рыдать. Пот градом тек по их гладким лицам, которые еще не утратили детские черты. Жилы набухли на их шеях и ноги начинали дрожать. Вот еще один сбросил бревно со своих плеч и упал в свежескошенную траву.

Пол часа прошло с того момента, как испытание началось. Воины ревели и повскакивали со своих мест. Они уже сами чуть ли не дрались из-за своих любимчиков, которые успели завоевать толику уважения. Казалось, у оставшихся полопаются головы, они были красные, тот, что был самым сильным трясся всем телом. Рыженький парнишка, казалось, вот-вот упадет в обморок. В итоге все попадали и на ногах остались только эти двое, рыженький был уже готов опустить бревно. Каждый удара сердца отдавалось в голову, ноги онемели, но эти двое все еще не сдавались.

Казалось, что все уже кончено, но тут рыженький начал медленно идти в сторону крупного. Тот в свою очередь пришел в ярость и пытался пойти на встречу, он взвыл и чуть было не уронил бревно, так как не мог удержать равновесия. От бессилия из его глотки вырвался душераздирающий крик. Все примолкли и внимательно следили за тем, что будет дальше.

Рыжий со слезами на глазах, шаг за шагом приближался к своему оппоненту. Каждый шаг сотрясал все его тело. Его плечи ныли, а руки затекли, но он шаг за шагом сокращал дистанцию. Когда он подошел на расстояние вытянутой руки, он уставил свой взгляд в глаза противника. Они оба тряслись и еле-еле держались на ногах. Сделав еще один шаг, рыжий откинул голову и со всей силы опустил голову на лицо противника. Раздался глухой, чавкающий удар, отдачей его голова отскочила от головы противника и, казалось, он сейчас упадет, но он устоял. А вот крупный парнишка рухнул на спину и начал неистово кричать и браниться. Он кое как встал и обмякшими руками ударил в живот обидчика.

Естественно, рыженький упал, а вместе с ним его бревно. По его лицу текла кровь из разбитого лба, но у его оппонента дела были куда хуже. Из разбитого носа струилась густая кровь, заливая подбородок и падая на рубаху. Что бы они не убили друг друга, к ним подошли жрецы и растащили друг от друга, публика была в восторге и ревела на всю поляну, все были распылены, а значит можно было начинать Перуновы бои.

Орик, как пришел на поляну, когда все уже были на месте, все витязи приходили полностью в доспехах и при оружии. Так же, как и они, во все оружие пришел и он. На нем была плотная дубленная кожаная куртка, под которой проглядывалась кольчуга из мелких колец. На голове его блестел шлем, в руках он нес специальное копье, которое, как только пришел на поляну он острием воткнул в землю. Пред этим демонстративно посмотрев на всех окружающих, тем самым он сделал это поле священным для обрядов и жертвоприношений. На поясе у него висел меч с скрамосаксом. В левой руке он держал свой верный бродекс, с которым он прошел не одну битву.

Воины встали в круг перед жертвенным огнем и Владимир затянул воинскую песню, они стали водить хороводы, демонстративно ударяя оружием об оружие, или о щиты. Тем самым, они показывали свою готовность служить своему богу и собственную доблесть. После песен, все участники начали снимать с себя доспехи и оружие, складывая их перед капищем. Они должны были остаться в штанах с оголенным торсом.

После того, как все было готово, каждый из них брал свое любимое оружие и подходил к Владимиру, который брал мечи, топоры и копья и шепча молитву, проводил острием возле огня. Так они метафорично переносили из реального мира – яви, в мир потусторонний – навь, где по их вере оружие наполнялись силой бога. Орик, не нарушал правил обрядов здешних воинов, он был прекрасно вооружен и все это сразу заметили. Его оружие и доспехи были идеально начищены. Это было оружие мастера, которое побывало не в одном бою. Когда Орик отдал Владимиру свой бродекс, тот не отрывал своего взгляда от пришельца. Воевода не скрывал своего призрения и недоверия к чужаку, но на подсознательном уровне уважал его за говорящий внешний вид и ауру смерти, которая от того исходила.

Все тело Орика покрывали глубокие шрамы, на левом плече была метка в виде лапы медведя. Это была не татуировка, а больше шрам, который походил на лапу. Даже среди воинов тот выделялся ростом и цветом своих волос. Он был черноволосым и у него была густая вьющееся борода того же цвета. Обильная проседь пробивалась из глубины волос, намереваясь захватить все лицо и голову. У него был тяжелый, глубокий взгляд, который бросал одновременно вызов и в тоже время говорил об опыте, приобретённом в прошлых сражениях.

Изначально Орик не хотел приходить на праздник местных, день назад к нему пришел волхв, в окружении нескольких дружинников. Они быстро его нашли, так как сам Орик не особенно скрывал место своего прибывания. Он уже доделал землянку, поставил маленькую землянку под баню и понемногу обживался на местности. Делал он это мастерски и все постройки прекрасно вписывались в окружение леса, не нарушая его целостности. Казалось, что крыши землянок и пристроек были в лесу всегда и просто выросли из него, как из земли растут деревья.

– День добрый, человече, – Обратился к Орику волхв, который всем своим видом говорил о том, что не хочет находиться в месте, где все говорило о покровительстве другого бога. Он не мог бы объяснить почему это было правдой, но все в этом лесу говорило о прибывании в нем могучего покровителя. Как только они вошли в лес их не покидал здоровенный ворон, который внимательно все время следил за ними. – Мы к тебе от мира с миром.

Богумил не хотел вообще подходить к месту, где живет пришлый человек. По всему было видно, что он жрец лесного бога Велеса. Поэтому приглашать его на празднования Перунова дня была плохой идеей, так как однажды Велес украл у него жену, и тот в ярости стал его преследовать. В итоге земля разверзлась, бог грома метал молнии, сносил деревья и крошил горы, пока не вернул украденное. Так же Велес был покровителем мира нави, мира потустороннего.

– Хорошо, что надо? – Орик встретил гостей и встал, оперившись о ствол толстой березы. В руках он держал длинный нож и обтачивал им палки.

– Коль ты бывший воин, ты должен уважать обычаи мест, в которых ты живешь. Завтра воевода Владимир празднует Перунов день и желает увидеть твою доблесть и проявление уважения.

– Хорошо, что желает. – Орик перестал стругать щепу и упер взгляд в глаза Богумила. Северянин видел, что тот был местным жрецом, ему уже о нем рассказывали и тот слыл добрым малым. Только сильно наивным и от природы слишком добрым. Возможно, так было от влияния его бога, а может от того Белобог и выбрал его, что тот таким был. Сам Орик не собирался идти на чужие праздники, но было ли вообще важно, что он хочет?

– Если будет суждено и Всеотец захочет, я приду. – Орик не отрывал взгляда от двух мужиков, что пришли его убить в случае надобности. Их бравада, а ей было откуда взяться, так как они были опытными воинами и бывали в сечах, но как только они вошли в лес их охватило ощущение неловкости. Нет, они не боялись варяга, сомнений в этом у них вообще не возникало, но все в этом лесу было странным и не правильным. Они были людьми суеверными и верными, как только они увидели ворона, как схватили свои амулеты в честь Перуна.

– До меня доходили слухи о том, что ты тут делаешь. – Как-то не уверенно начал Богумил, он не хотел тут находиться и желал бы, чтобы дружинники сами решали такие вопросы. Тем более он не хотел ругаться с местным лешим, который не выгонял чужака. Ежели это была правда и пришлый был волхвом Велеса, это уже была проблема нелюдей.

– Что ты хочешь этим сказать? – Орик все так же смотрел на двоих воинов не обращая внимание на жреца. – Не ты меня сюда звали и не тебе меня от сюда гнать.

Как только он закончил как ворон, который сидел над его головой начал каркать. Перелетев с ветки на ветку, птица внимательно смотрела на гостей, пришедших в его лес. Казалось, что птицу забавляют эти люди и она даже весело подпрыгивала в моменты между карканьем.

– В любом случае, если в тебе есть такая удаль, то сходил-бы ты на праздник завтра. Глядишь, если понравишься воеводе, то сможешь остаться тут, а нет… – Повисла гробовая тишина, которая нарушалась только вороньим карканьем, казалось весь лес замолк, как будто о чем-то задумался.

– Если будет надо, я приду.

После чего Богумил с своими спутниками ушли из леса. Какое удовольствие и чувство легкости обрушилось на них, как только они вышли из леса. Все внутри Богумила говорило о том, что человек тот не прост и чей бы он посланник не был, дело было не простым. Волхв боялся, как бы это вообще был не бог в человеческом воплощении, который пришел их покарать за какие прегрешения.

Как удивился Богумил, когда по утру возле капища увидел Орика, который пришел по всем правилам обрядов. Еще больше он удивился вооружению пришлого, который пришел в обмундировании, за которое можно было скупить всю деревню. Конечно, он не мог оценить качество оружия, но по всему было видно, что оно дорогое.

После того как оружие прошло обряды, мужчины сели на скамейки и стали смотреть на испытания юношей. Орику никто ничего не объяснял, но ему это было и не нужно. Ему было странно видеть такие обряды, так как у него дома еще с детства было понятно кем будет мальчишка. В первый поход он сам пошел, когда ему шел двенадцатый год. В том же походе умер его отец, после чего драккары, корабли его отца, отошли к его старшему брату.

После того как испытания для мальчишек закончились, мужчины встали с своих мест и пошли пить и есть. Еду просто ставили на стол вместе с брагой, которую пили в том количестве, в котором хотели. Орик хотел было уходить, когда Владимир вскинул руки к небу и стал созывать воинов на кулачные бои.

Несколько воинов выходили, омывали руки в бычьей крови и начинали кулачные бои. Все сидевшие ревели и болели за того, кто был больше предпочтительнее. Бои были жестокими, разбивались носы, губы и кулаки. К концу поединков, дерущиеся были все в крови и ссадинах. Если победитель был явным, то его одаряли одобрительными выкриками и ему давался серебренный браслет. Если кто-то падал, то бой прекращался, добивать лежачего было нельзя. Драки длились до тех пор, пока один из дерущихся не упадет на землю.

Как Орик понял, пары заготавливали заранее пред праздником, причинами могли быть конфликты, претензии и вопросы чести среди воинов дружины. Это было хорошим решением проблемы, без прибегания прямой поножовщины, учитывая крутость характеров дружинников.

Тучи немного разогнало и озарился ало-красный закат, который освещал всю поляну, где проходил праздник. Дневной ветер притих и настало то спокойное время, которое обычно бывает на рассвете и перед закатом. Именно в начале заката Владимир встал и затянул песню, в которой рассказывался бой Перуна и Велеса. В это время трое воинов пошли к жрецам, которые держали чащи с кровью. Они омывали руки и лица кровью, после чего пошли к своим вещам и взяли оружие, оставшись по пояс оголенными. В это время к Орику подошел воин, который был на празднике жрецом и указал ему идти к тем троим.

Тяжело выдохнув, Орик отошел от стола, но не стал подходить к чаше, а сразу пошел к своим вещам. Он взял свой двуручный топор бродекс, засунул за голенище в сапог нож и вышел подошёл к троим. Владимир закончил петь и созывал всех стать свидетелями воли бога.

Четверо должны были провести бой не на жизнь, а на смерть. Как понял Орик, никто заранее не договаривался о поединке. В дружине участники тянули жребий, кто будет участвовать в жертвенном бою. Орика же выбрали, так как, Владимир верил, что Перун через руки своих последователей его убьет. Тем самым он бы убил сразу двух зайцев. Если пришлый умер, то так хочет Перун, а если он выживет, то это тоже будет его воля.

Все мужи встали в круг, дела некое подобие арены. Воины разошлись в разные стороны и ждали отмашки к началу поединка. Тут каждый был сам за себя и нередко случалось так, что все участники погибали в бою. Главным было биться до конца и показать богу грома, что ты готов попасть в Ирий, райский сад, где души воинов ждут конца света.

Орик не боялся смерти, так как его душа уже давно принадлежала Всеотцу. Для него умереть с оружием в руках была не только честь, но и освобождение от бренного мира. Варяг закрыл глаза и начал молиться о скорейшей встречи с отцом и братом, которые уже давно были в Валгалле.

Все притихли и взгляды всех воинов были прикованы к четверым внутри круга. Владимир немного вышел из толпы и протрубил в рог, что ознаменовало начало сражения.

К удивлению, Орика, трое не объединились против него и просто начали сближаться к центру. Повторяя за ними, он кошачьей походкой тоже ринулся вперед. Его противники были вооружены по-разному, в начале он решил разобраться с тем, что держал в руках копье с щитом. Кровь вновь прилила к лицу Орика и он почувствовал адреналиновый прилив сил. Чувства его обострились, и он двигался словно в киселе. Сколько уже раз он переживал эту жажду крови, этот инстинкт хищника, идущего за своей жертвой.

Враги настигли друг друга практически в одно время. Орик замахнулся, делая вид, что будет наносить удар сверху. Его враг поверил в этот маневр и поднял щит, собираясь принять удар сверху. Воин был на голову ниже Орика, но немного шире его в плечах. Как только наконечник копья метнулся своим жалом, собираясь испробовать плоти, так Орик схватил его своей рукой и ударил топором об древко. Одним ударом он переломил копье, схватил часть с наконечником и тут же обрушил удар топором, который держал одной рукой на щит. Удар был намного слабее, чем если бы его держали двумя руками.

Удивленный противник, не успел выбросить обломок копья и взревел, пытаясь прикрыться щитом, который закрывал правую часть тела. Орик подсел зашел за бок противника и воткнул остаток копья ему в висок. Металл с чавкающим хрустом взломал черепную коробку и проник в серое вещество. Тело дружинника дернулось и рухнуло на землю с застывшими, за стекленевшими глазами, которые уставились в никуда. Мозг с сукровицей вытекал из раны на голове. Где остался торчать обрубок копья.

Еще не успело тело копьеносца упасть, как Орик метнулся уже к двум оставшимся. Они в это время по очереди наносили удары друг по другу. Один бился палицей, другой махал односторонним мечом. У обоих были щиты, которыми они прикрывались, они оба успели ранить друг друга. Тот, что с мечом все выцеливал ноги противника, пытаясь разрезать второму бедро. Так они обрушивали друг на друга удары, совершенно не замечая вторую двойку.

Палица со свитом опустилась на щит и расколола его, раздался крик и тот, что был с мечом, упал на колено. Орик подбежал с солнечной стороны, так, чтобы яркий свет бил в лицо тому, кто держал меч. Взревев, варяг ударил своим топором сбоку по тому, что был с палицей. Чувствуя ревущее железо, требующее плоти, тот каким-то неведомым чувством немного согнулся и удар пришелся не по ребрам, а по плечу.

Раздался страшный крик боли и ярости, державший палицу отскочил от своего оппонента и бросил взгляд полный боли на нового врага. Его правая рука еще держала палицу, но это было не на долго. Удар варяга разрубил ключицу, которая теперь торчала из открытого месива, что представляло собой плечо. Белый сустав вывалился из своей сумки, оголив хрящи. Страшно представить ту боль, которую испытывал раненный. Который, кричал и со слезами на глазах хотел было кинуться на обидчика с повисшей рукой, как плеть, и щитом на руке.

Орик отвлёкся на раненого и чисто машинально отскочил, увидев заблестевшие жало меча, который уколом приближался к нему. Сталь вошла на несколько миллиметров в тело и оставила борозду на его груди. От гибели, Орика спасло, то, что он встал спиной к закатному солнцу. Пока враг возвращал меч, для удара после выпада, бродекс опустился на внутреннею часть колена мечника. Удар был такой силы, что тот повалился на землю.

Поле наполнили душераздирающий вой агонии и боли. Орик не терял самообладания, он не раз уже калечил своих врагов и видел бои похуже этого, когда из разрубленных животов вываливались кишки и хозяин со слезами пытался запихнуть их обратно, когда стрелы попадали в незащищенную часть лица, вынося щеки и челюсти наружу, превращая лицо носителя в месиво.

Не теряя времени, Орик метнулся добить мечника и стал методично наносить удары, ломая щит, за которым хотел спрятаться тот. И так потрепанный палицей, со второго удара он разлетелся, оставив после себя ручку, которую держала кисть. Ударом Орик переломил предплечье, и рука державшего щит вывернулась в неестественной позе. Третий удар расколол череп. Голова с глухим звуком, с которым трескается спелый арбуз, когда его режешь ножом, развалилась на три части.

Пока Орик добивал мечника, к нему подбежал, рыча с перебитой рукой последний противник. Он ударил варяга щитом и повалил его на землю, накрыв сверху собой. Орик хотел было взяться за щит, что бы скинуть и его, и его носителя с себя. Как его руку тут же обожгла боль, от сильного укуса. Согнув ногу, Орик вытащил из-за голенища нож и стал бить врага по печени. Ему пришлось нанести с десяток ударов, прежде чем враг окончательно ослаб, после чего он скинул его тело с себя и встал на ноги.

Шел бой, он не слышал, как остальные, стоящие кругов кричат, восхваляя Перуна, они плясали, толкались и прыгали от радости. В том, что гостя не тронут не было никаких сомнений, его выбрал Перун и в его день он был одарен славой. Тронуть победителя жертвенного поединка, значило оскорбить бога и наслать беду на весь свой род. Поэтому, Орика приветствовали, как полагает приветствовать победителя. Все к нему подходили и по-дружески хлопали, люди улыбались и радовались, что бог получил свои жертвы.

Трупы тем временем уносили на жертвенник, где они горели бы всю ночь и их прах останется там до скончания времен. Мальчишки, которые видели это, блевали в стороне и их подбадривали старшие товарищи, которые говорили им, что это еще цветочки и бывает бои заканчиваются куда хуже и страшней.

Гром уже во всю гремел и с неба начали падать крупные дождевые капли. Однако, это не означало, конец праздника. Воины дальше пили и ели у столов, волхвы культа Перуна вместе с Владимиром читали молитвы над трупами убитых воинов, принесённых в жертву Перуну. Кровь, пролитая на поле, стала размываться водой, в небе сверкали молнии прорезая черные тучи. Гремело знатно и каждый раз, когда раскаты грома окутывала поляну, воины вскидывали кубки и пили в честь своего бога.

Посмотрев в сторону леса Орик увидел, то что хотел увидеть. Пара волков сидели на краю леса и внимательно смотрели за происходящим. Орик поймал взгляд одного из волков, после чего тот протяжно завыл. Варяг был рад, что смог порадовать Всеотца, если такое вообще применимо к нему и его воле. Он был слукавил, если бы сказал, что кровопролитие не приносило ему звериную радость. У него не было иллюзий на свой счет, всю свою сознательную жизнь он не делал ничего, кроме того, что убивал. Убивал, чтобы стать богаче, убивал из-за мести, убивал по воле Его.

Дорога в город

Праздник прошел на ура, Владимир сиял от радости и еще два дня после него его немного подташнивало от выпитой браги. Его дружинники были рады и все только и говорили, что о северянине. Как-никак он победил хороших бойцов и так получилось, что конфликты между ними довели до такой развязки. Никто не верил, что гость окажется таким бодрым воином и так лихо разберется с видалыми бойцами. Как-никак, все были людьми опытными и знали толк в ратном деле.

Конечно, теперь говорить о выселении Орика, который заслужил безоговорочное уважение среди дружинников, было невозможно. Владимиру было совершенно плевать, какому богу он там молился и зачем сюда пришел, раз сразу не стал грабить и насиловать, значит, может быть и не начнет. Тут точно сказать было нельзя, ибо в голове у таких отморозков могло быть что угодно. Проблема пришельца была полностью проблемой старосты, и воевода не собирался удручать себя размышлениями о том, что тут будет. В обиду он не даст местных, но бегать и решать мелкие вопросы было не в интересах Владимира.

Его волновал вопрос куда более важный, вопрос не давал ему покоя и из-за него у него начинала побаливать голова, а он не любил, когда у него болит голова. Тем более он вообще не видел проблемы в том, в чем видел проблему его тесть.

– Что скажешь, батяня, – Владимир сидел за столом в доме у старосты. – Мы с тобой договорились, я клянусь, что ничего не станется с твоей дочерью. Клянусь Родом, что верну тебе её в целостности и сохранности. В чем проблема, если кто посмеет оскорбить ей, он оскорбит меня и станет моим кровным врагом. А ты же слышал, что станется с такими людьми, я обид не прощаю. Денег у меня водятся, и мы быстро воротимся обратно.

Владимир старался говорить спокойно, что бы не выдать своего волнения. Очень хорошо поработали теща и свояченица, которые все эти дни проедали старосте плешь. Они и плакали, и упрашивали главу семейства и приводили доводи в пользу того, что дочерям надо повидаться.

В какой-то момент Божен уже согласился отпустить их вместе, потом передумал и вовсе запретил. Жене он объяснял, что идет пора жатвы и уборки урожаев, пойдут грибы и ягоды. Что он не может остаться без её помощи и зоркого хозяйского глаза, так как она всегда следила за девками, чтобы те не загуливались и работали как положено. Дочери он объяснял, что не может отпустить её одну, без сопровождения родственников. Что она была уже не маленькой девочкой и со временем у неё будет своя собственная семья. Но все это было без толку и домашние все так же изводили его.

– Время еще не пришло… – Начал было Божен, тупя взгляд в стол. Он уже устал от своего зятя, который и так слишком долго загостился. – Вы отпраздновали праздник, вы набрали молодых парней. Я думаю, этого вполне достаточно, чтобы уехать восвояси счастливыми. А нам нужно собирать урожаи, готовиться к свадьбам. Жизнь не стоит на месте, как бы нам того не хотелось.

– Отец, я тебе кровью своей клянусь, что не дам в обиду Ирину. – Владимир достал нож и сделал неглубокий надрез на внутренней части ладони. – Вот тебе моя клятва, что никто не тронет твою дочь и жену, коли они поедут с нами. Я тебе даю гарантию, иначе пусть боги заберут у меня все, что имею я.

Владимир протягивал окровавленную ладонь к тестю, который тяжело на него смотрел. Божен не хотел отпускать дочь, но тут слова зятя внушили ему какое-то спокойствие и веру в его клятву. Так как клятва на крови сильная вещь и нарушить такую, значило бы подписать себе смертный приговор. Боги сильно карали за нарушение таких клятв и нарушить такую было большим позором и грехом, за который потом приходилось дорого расплачиваться.

– Хорошо, но клянись, что вернешь мне дочь к зиме! –Божен сверлил взглядом зятя ища в его лице хоть толику лукавства.

– Клянусь тебе здоровьем своих детей, что верну тебе твою дочь в целости и сохранности. – Уверенно ответил Владимир, после чего Божен крепко пожал ему руку, все также смотря прямо в глаза.

– Глупо переживать, а то меня Зарина замучила уже совей сестрой. – Владимир перетянул рану на руке и отпил из кружки кваса. – Они побудут вместе, а потом я привезу всех вместе к тебе. Все будут счастливы и довольны.

На том и порешили, Божен после подошел к дочери, которая ревела у себя в комнате. Его сильно волновала такая привязанность сестер друг к другу. Его сердце обливалось кровью, когда он видел, как несчастна его кровинушка.

– Ну что ты разревелась? Рёвушка-коровушка, чего ты заливаешь свои очи слезами? Не все-ли мы живы и здоровы, не сыта ли ты, и живы твои родители? – Божен сел на край кровати и начал гладить дочь по голове. – Разве тебя не любят и не балуют? Смотри дорогая, накличешь ты беду на наши головы, посмотрят боги и увидят, что мы тут слезы льем почем зря. Вот и решат беды на нас наслать, дабы мы слезы зря не проливали.

– Па, но почему ты не хочешь пустить нас с матушкой к сестре. Что тут такого страшного? Разве плохая я у тебя дочь, что ты не доверяешь мне? Разве я была непослушной и бегала по парням? Всегда я подле тебя и мамы, всегда я была послушной и верной дочерью. Как же так получилось, что не веришь ты никому и не желаешь уступать?