Победитель Бури: Источник Молчания

Глава 0: Дар абсолютной ночи

Уступая её решимости, Тени расступились.

Они не нападали. Не тянулись к ней своими безличными когтистыми руками, не шептали её имя. Они отступали. Расходились в стороны, образуя в непроглядной тьме тоннеля узкий, словно специально для неё подготовленный проход.

Сердце Анны бешено колотилось, но не от страха, а от жгучей смеси надежды и тревоги. Ирина была права. Здесь было что-то. Что-то, что заставляло саму тьму указывать ей дорогу. Ради него. Ради Евгения.

Она шла вперёд, и слабый голубоватый свет от её Кольца Всезнания казался таким ничтожным, таким искусственным и хрупким в этом всепоглощающем царстве первозданной тишины. Она инстинктивно сжала ладонь, пытаясь вызвать хоть искру своего собственного, тёплого, золотого света – но метка отозвалась лишь пульсирующей пустотой. Здесь, в месте, где не было ни единого проблеска света, её дар был мёртв. Это всегда было её проклятием – её сила была лишь отражением, слабым отсветом, бесполезным в полной темноте. Не таким, чтобы по-настоящему защитить его.

Тени плыли за ней, смыкались, отрезая путь назад. Мысль о том, что это ловушка, мелькнула и погасла, сожжённая решимостью.

Проход вывел её в просторный зал. И тут холодный свет кольца выхватил из мрака кости. Десятки, сотни скелетов в истлевших доспехах легионеров. Черепа с пустыми глазницами смотрели на неё, а на стенах, как насмешка, были нацарапаны и перечёркнуты их имена. Леденящая волна ужаса подкатила к горлу. Воздух был спёртым и пах пылью, тленом и чем-то ещё… металлическим, словно кровь, давно впитавшаяся в камень. Она оказалась в гробнице.

Именно тогда она увидела его.

Слабый, едва уловимый отсвет. Не добрый, не злой. Просто… манящий. Он исходил от браслета на руке одного из скелетов. Изделие из бледного металла было опутано тончайшей паутиной чёрных прожилок, которые пульсировали в такт её собственному учащённому дыханию.

– Возьми меня, – прозвучало у неё в сознании, и голос был похож на звон тысячи хрустальных игл. – Твой свет – это лишь семя. Я – почва, в которой оно взойдёт настоящей силой. Силой, которая не отражает, а поглощает. Не отступает, а уничтожает. Стань сильнее. Защити его.

Это было безумие. Всё в ней кричало, чтобы она бежала. Но перед глазами встало лицо Евгения – разбитое, униженное. И его слова: «Отстань, Анна! Ты ничем не можешь помочь».

Она протянула руку. Пальцы дрожали. Прикосновение к металлу было не просто ледяным – оно было живым, обжигающе холодным, как прикосновение к обнажённому нерву. В следующее мгновение чёрная сетка на браслете ожила, впилась в её кожу тончайшими шипами. Боль была острой и краткой, а затем её сменила волна такого могущества, что у Анны перехватило дыхание.

Она чувствовала, как её метка, её скромный дар, взрывается изнутри, перерождаясь во что-то новое. Что-то чудовищное и прекрасное. Сила лилась через край, и для её проявления больше не нужен был свет. Ей была нужна лишь тьма. И здесь её было в избытке.

Она больше не думала – просто подняла руку, на которую был надет браслет, и выпустила всю свою боль.

Но это был не свет.

Это была тьма.

Слепящий, абсолютно чёрный луч ударил в стену напротив. Он не осветил и не сжёг её. Камень просто… исчез. Испарился беззвучно, оставив после себя идеально гладкую, глянцевую впадину небытия.

Тишина стала абсолютной. Даже Шепчущие Тени замерли, и в их бестелесном шёпоте впервые проскользнул ужас.

Анна опустила руку. Она смотрела на своё запястье, где браслет теперь выглядел как вторая кожа, а чёрная сеть прожилок пульсировала тёмной энергией. Страх ушёл. Сомнения испарились. Их место заняла холодная, непоколебимая уверенность.

Она сжала кулак, и вокруг него сгустился ореол того же чёрного света, поглощающего всё вокруг.

Теперь она сможет его защитить. Теперь ничто не посмеет причинить ему боль.

Она повернулась и пошла прочь из склепа. И на этот раз Тени не просто расступились – они прижались к стенам, замирая в рабском ужасе, а их безликие формы клонились в низком, почтительном поклоне, образуя живой, трепещущий коридор.

Глава 1: Пир стёртых лиц

На площади у школы №9 осенний воздух был густым и знакомым. Пахло остывающим камнем, пылью уходящего лета и сладковатой затхлостью увядающих лиан, оплетающих фасад. Виктор вдохнул полной грудью, ощущая странное спокойствие. Год назад он стоял здесь потерянным первокурсником, сжимая в потных ладонях ремень рюкзака. Теперь его поза была расслабленной, а взгляд – уверенным. Рядом, прислонившись к парапету фонтана, бездельничал Павлин, лениво следя, как струйка воды обвивается вокруг его пальца, рисуя в воздухе замысловатые спирали.

– До сих пор не верится, что они сунулись к нам на станцию, – негромко проговорил Павлин, словно продолжая вслух их общую мысль. Его взгляд стал серьёзнее. Он машинально дотронулся до плотной нити, скрытой под воротником формы. Под тканью угадывался твёрдый контур амулета-бомбы, подаренного Камико. – Если бы не твой шест и не мои кастеты… Имени бы нашего не вспомнили.

– Кое-как, но отбились, – сухо ответил Виктор, следя за толпящимися у входа учениками. Его глаза искали знакомые лица, отмечая изменения. – Надеюсь, эта штуковина так и останется у тебя как сувенир. Мне не хочется проверять, что там сенсей дала нам «на один раз».

Внезапно воздух над площадью задрожал, и в центре, над головами собравшихся, материализовалась сияющая проекция Агоры Девяти. Та же процедура, тот же ритуал. Но что-то было не так. Голос Девяти, обычно вещавший с холодным, безличным спокойствием, на этот раз звучал жёстче, в нём проскальзывали металлические нотки.

–…а потому бдительность и безупречная верность своей метке – есть залог не только вашего успеха, но и безопасности всего Фидерума, – вещала проекция, и слова повисли в воздухе тяжёлым предупреждением. – Помните: отклонение от пути ведёт к хаосу. А хаос будет уничтожен.

Следом в небо взмыл рой бумажных журавликов. Один из них, изящно порхая, подлетел к Виктору и, приземлившись ему на плечо, прочирикал тонким голоском прямо в ухо: «Виктор Таранис. Второй курс. Класс: 99-Г. Классный руководитель – Гарадаев Григорий Галинович». Другой журавлик повторил то же самое Павлину, после чего оба рассыпались в пыль.

– Что-то тревожное у них сегодня настроение, – заметил Павлин, стряхивая с себя пепел.

– Или поводы для тревоги, – мрачно парировал Виктор.

Они направились ко входу, где у высоких дверей уже находился их ещё не до конца собравшийся класс. Над всей этой группой, словно мрачный страж, возвышался Гарадаев. Его тень на стене вела себя куда активнее самого мага: она металась по периметру, вытягиваясь в странные щупальца, чтобы пристально «рассмотреть» то одного, то другого ученика, будто выискивая что-то.

Пока они ждали, к ним присоединился Марк «Шрам». Он подошёл тихо, по-кошачьи неслышно, и возник рядом словно из ничего.

– Ну что, парни, соскучились по затхлым коридорам? – он хрипловато усмехнулся. Его глаз, привыкший к ночным вылазкам, щурился от осеннего солнца.

– Как же, прям не мог дождаться, когда опять буду зубрить Мировой Язык, – фыркнул Павлин. – Лето, конечно, было… насыщенным. Особенно в конце.

Марк кивнул, понимающе. Его взгляд скользнул по их лицам, отмечая новую жёсткость в уголках рта, тень беспокойства в глазах.

– Слышал, у вас там гости были. Не из приятных. – Он понизил голос почти до шёпота. – По слухам, таких точечных вылазок Теней этим летом было несколько. Не в массовом порядке, нет. То тут, то там. Как будто пробовали на зуб новые районы. Или искали что-то.

Виктор и Павлин переглянулись. Эта информация придавала их собственному столкновению новый, куда более зловещий оттенок.

– Нашлось что-нибудь интересное в… ваших летних поставках? – осторожно спросил Виктор, имея в виду контрабандистов серебра.

Марк лишь многозначительно поднял бровь.

– Спрос рождает предложение. А спрос на определённые блестящие металлы этим летом подскочил. Люди ищут защиту. Чувствуют что-то. – Он резко оборвал себя, заметив приближающегося к ним Гарадаева. – Ладно, не будем пугать народ в первый же день. Что-то мне подсказывает, что этот год выдастся… весёлым.

В этот момент класс почти собрался, и Гарадаев кашлянул, призывая к вниманию. Его тень мгновенно замерла, слившись с его собственным силуэтом.

– В этом году нашу славную компанию ждёт пополнение, – его резкий голос прокатился над головами учеников. – Знакомьтесь: Тельдаир Дивит. Переведён к нам из Мидира для прохождения… адаптационного курса.

Из-за спины Гарадаева вышел юноша. И на него невозможно было смотреть без лёгкого чувства недоумения – он был безупречен для этого места. Идеально отутюженная униформа, ни единого намёка на пыль на ботинках. Волосы, уложенные с математической точностью. Черты лица – правильные, почти красивые, но лишённые какой-либо живости. Его движения были плавными, точными и до жути экономными. Он кивнул, и этот жест был лишён всякого намёка на искренность или дружелюбие – лишь холодная, отточенная вежливость.

– Можете называть меня просто – Тэд. Надеюсь, мы станем… друзьями, – произнёс Тельдаир, и его голос звучал ровно, без единой эмоциональной вибрации.

– Смотри, у тебя появился конкурент в «перфекционизме», – ткнул друга в бок Павлин.

– А ты всё равно останешься королём болтунов, – с усмешкой парировал Виктор.

Гарадаев, не комментируя, развернулся и повёл класс внутрь академии, в Атриум Стихий, где для всех второкурсников уже начиналась традиционная «Выставка кружков».

Когда толпа учеников у входа поредела, в наступившей тишине стали отчётливо слышны тяжёлые, уверенные и неспешные шаги.

Все обернулись. На площадь вышли Евгений Динами и Анна «Щит».

Но это были не знакомые им с прошлого года ученики. Евгений шёл с прямой спиной, его обычно насмешливое лицо было мрачным и сосредоточенным, взгляд устремлён куда-то вдаль, будто он нёс на своих плечах груз невероятной важности и ему было абсолютно плевать на всех собравшихся. Он не просто игнорировал одноклассников – он будто не видел их вовсе.

А вот Анна заставила похолодеть кровь. Она шла не позади него, как раньше, а плечом к плечу, и в её осанке читалась не прежняя преданность, а холодная, хищная уверенность. Её взгляд, пустой и тёмный, медленно скользил по площади, сканируя каждого, оценивая угрозы, составляя карту местности. На её запястье поблёскивал странный браслет из бледного серебра.

Гарадаев, уже стоявший в дверях, обернулся на звук шагов. Его тень на стене дёрнулась.

– Евгений, Анна, – его голос прозвучал сухо, без привычной усталой иронии. – Учебный год начинается с опоздания. Не лучший старт.

Динами даже не взглянул на него. Он лишь отмахнулся, как от назойливой мухи, и, не сбавляя шага, прошёл в распахнутые двери.

– Дела были поважнее, – бросил он через плечо ледяную фразу.

Анна на секунду задержалась на пороге. Её безжизненный взгляд скользнул по замершим ученикам, и Виктору почудилось, что в её глазах на мгновение погас и без того тусклый свет, поглотившийся абсолютной, бездонной тьмой. Не проронив ни слова, она скрылась в полумраке коридора вслед за Евгением.

Воцарилась тяжёлая, неловкая тишина, нарушаемая лишь шёпотом фонтана.

– Ну что, – неуверенно фыркнул Павлин, пытаясь разрядить обстановку. – Видимо, кто-то всё лето тренировал не только магию, но и зловещий вид. У них теперь своё тайное общество мрачных ребят?

Его шутка повисла в воздухе и упала замертво. Виктор не поддержал её. Его внимание было приковано к компасу на запястье – подарку родителей, ещё одному артефакту дяди. Две стрелки: одна всегда указывала на север, а вторая всё лето бестолково вращалась, и Виктор так и не понял её предназначения. Сейчас же вторая стрелка замерла, упрямо и чётко указывая на дверь, в которую только что скрылась Анна.

– Не стоит шутить, – тихо, задумчиво проговорил Виктор, не отрывая взгляда от стрелки. – Нужно быть осторожными. Смотри. Мой компас… он всё лето вёл себя как сумасшедший, а теперь указывает на Анну.

Павлин нахмурился, присмотрелся к прибору.

– Может, она намагнитилась? Или у неё в кармане спрятан большой кусок железа? – попытался он пошутить снова, но в его голосе уже не было уверенности.

Виктор лишь покачал головой и убрал компас в портфель, направившись в Атриум за остальными.

***

Атриум Стихий, обычно наполненный гулким эхом голосов и мерцанием голограммы Земли, сегодня больше походил на шумную ярмарку. Стенды кружков и секций пестрели плакатами, зазывающими криками старшекурсников и вспышками демонстрационной магии. Воздух был густым от энергии и возбуждения.

Павлин, словно мотылёк, притянутый к блестящему, уже пялился на стенд «Спортивной секции Воздухатов», где парень в потрёпанной куртке виртуозно гонял на скейте между макетами облаков, оставляя за собой искрящийся след.

– Смотри-ка, они тут трюки новые придумали! – он ткнул Виктора локтем в бок, не отрывая восторженного взгляда. – Надо будет заглянуть к ним. Для гонки не помешает.

Виктор лишь кивнул, его внимание целиком поглотил скромный, пыльный стенд «Любители Истории Нищура». За ним сидела худая женщина в очках с толстыми линзами и что-то задумчиво чертила на старой карте. На столе лежали потрёпанные фолианты и странные артефакты, явно найденные в тех самых тоннелях. Его пальцы сами потянулись к «Энциклопедии Совершенства» в рюкзаке – столько вопросов могло найти здесь ответы…

Его взгляд скользнул по соседнему стенду, бедному и неприметному. Над ним висела кривая, самодельная табличка «Кружок Мирового Языка. Познай Суть Слова». За столом, выпрямив спину в струну, сидела Марина Никитична Языкова. Перед ней на столе стояла та самая, знакомая всем ваза. Розы в ней сегодня были не просто мёртвыми – они были неестественно чёрными, почти бездонными, и их бутоны, казалось, следили за проходящими с немым, хищным интересом. Сама учительница не зазывала учеников. Она неподвижно сидела, сложив руки на столе, и её холодный, буравящий взгляд медленно обводил толпу, будто выискивая тех, кто неправильно ставит ударение в собственных мыслях. Её глаза на мгновение остановились на Викторе, и по его спине пробежал холодок. Он резко отвел взгляд.

В трёх шагах от них, неподвижный, стоял Тельдаир Дивит. Он не смотрел по сторонам, не выражал ни малейшего интереса к суете вокруг. Его взгляд был прикован к сложной схеме термагического реактора на стенде «Технологии Нищура». Он изучал её с такой интенсивностью, словно пытался сжечь взглядом металл и стекло, чтобы докопаться до сути.

– Бр-р-р, – поёжился Павлин, заметив, куда смотрит Виктор. – Кажется, даже на празднике кто-то должен страдать. Пойдём отсюда, а то ещё заставят склонять что-нибудь ужасное.

Виктор молча кивнул, в последний раз бросив взгляд на исторический стенд. Он мысленно пообещал себе вернуться сюда, когда поблизости не будет этого леденящего душу молчаливого часового с её мёртвыми цветами.

Именно в этот момент свет погас.

Не мягкое затухание, а резкий, оглушительный щелчок, от которого наступила абсолютная, давящая тишина. На миг воцарилась тьма, и её тут же пронзили первые испуганные вскрики. А потом зашелестело стекло.

Со всех сторон, с огромных зеркал, украшавших стены атриума, послышался треск. Не громкий, а тихий, зловещий, будто ломались кости. Из тончайших трещин поползли чёрные, маслянистые нити. Они струились по стеклу, сплетаясь, перекручиваясь, образуя слова на древнем, забытом наречии, смысл которого был ясен без перевода. Всего одно слово, выведенное мерцающим зловещим шрифтом:

«НАЗОВИСЬ».

Паника, сдержанная до этого момента, вырвалась на свободу. Крики стали громче, кто-то бросился к запертым наглухо дверям, кто-то замер на месте в ступоре.

Первым не выдержал Вадим «Ржавый». Рыжеволосый парень, обычно вечно хохочущий, сейчас сжался в комок у самого большого зеркала.

– Отпустите! – взвыл он, заливаясь слезами. – Я – Вадим! Вадим, отпустите!

Его собственная тень на стекле шевельнулась, отделилась от него и ухмыльнулась его же голосом, но искажённым, полным ядовитой насмешки:

– Вадим? А кто тогда это?

Тень указала пальцем на бледное, искажённое ужасом отражение самого Вадима. Тот, закатывая глаза, замотал головой, отрицая сам себя, отрицая своё существование, своё имя.

– Нет… это не я… я не он…

Его лицо у всех на глазах начало расплываться, как свечной воск. Черты сглаживались, глаза и рот превращались в бесформенные дыры, пока на его голове не осталась лишь гладкая, жуткая маска, лишённая какой-либо индивидуальности. Его тело бессильно рухнуло на пол.

Хаос достиг апогея. И тут к одному из зеркал, неспешной, уверенной походкой подошёл Тельдаир. Он наклонил голову, с холодным, научным интересом рассматривая феномен.

– Интересное проявление паранормальной активности, – произнёс он ровным, лишённым эмоций голосом, словно комментировал погоду.

Из глубины зеркала навстречу ему поднялась его собственная тень-копия. Но у неё не было лица. Там, где должны были быть глаза, нос, рот, была лишь гладкая, матовая поверхность.

– Ты точно Тельдаир? – прошипела тень, и её шёпот скребся по нервам, как нож по стеклу.

Тельдаир на мгновение замер, его мозг, должно быть, обдумывал абсурдность вопроса.

– Конечно, – ответил он с той же точностью. – Я – Тельдаир Дивит.

Тень в зеркале издала яростное шипение, будто система дала сбой при встрече с абсолютно чистой, лишённой саморефлексии логикой. Зеркало перед ним не выдержало и с громким хрустом треснуло от края до края, рассыпавшись на осколки. Тэд лишь отряхнул рукав.

В другом конце зала Ирина «Протокол», прижимая к груди свой драгоценный блокнот, лихорадочно писала, её рука выводила аккуратные строчки несмотря на тряску.

– Нарушение параграфа 9.3 Устава Магической Безопасности… несанкционированное применение ментальной магии высокой интенсивности… субъекты проявляют свойства полиморфизма… – её бормотание оборвалось, когда чёрная щупальцевидная тень вырвалась из рамы и выхватила из её рук несколько страниц, скомкав их в небытие. – Мои записи!

– Хватит записывать, бежим! – крикнул Виктор, появляясь рядом как из-под земли, и схватил её за руку, резко дёрнув от надвигающейся тени.

Рядом Анна «Щит» уже создала перед Евгением сияющий барьер из чёрного света. Но тени, будто голодные пираньи, набросились на него. Они не рассеивались, а впивались в сияние, поглощали его, пожирали своими бездонными ртами. Барьер трещал и таял на глазах.

В эпицентре хаоса, неподалёку, Марк «Шрам» отбивался с яростью загнанного зверя. На его кулаках красовались массивные, самодельные кастеты из тусклого металла, на которых проступали те же серебряные прожилки, что и на шесте Виктора. Он бил коротко, жёстко и точно, и каждый удар со звонким хрустом разбивал осколки зеркал и на миг отбрасывал тени, заставляя их шипеть от боли при контакте с серебром.

– Ко мне! – хрипло крикнул он, прикрывая спиной Соню «Кисть», которая стояла, прижавшись к стене. У неё не было ни серебра, ни серебряной магии для прямой конфронтации. Одна из теней, извиваясь, подобралась к ней почти вплотную и прошипела:

– Назовись! Скажи своё имя!

Лицо Сони побелело, но губы были сжаты в твёрдую, тонкую линию. Она молчала, и в её глазах читалась не паника, а сосредоточенное, почти маниакальное усилие воли. Она знала правило. Тень, не получив ответа, сделала последний выпад – но её когтистые щупальца прошли сквозь девушку, как сквозь дымку, не причинив вреда. Соня вздрогнула, но осталась невредима. Её истинное имя, принесённое в жертву, было для них недоступно. Она была призраком, неуловимой целью. Марк, увидев это, рыком одобрения развернулся и снова пошёл в бой, прикрывая её безмолвную, но неуязвимую форму.

Внезапно Виктор, отбиваясь шестом, мельком заметил движение у выхода. Его взгляд скользнул к тому месту, где всего несколько минут назад сидела Марина Никитична Языкова. Стенд «Кружка Мирового Языка» был пуст. Стол перевёрнут, старые фолианты валялись на полу, но вазы нигде не было. Саму учительницу и след простыл. Словно её и не было. Ледяная догадка кольнула Виктора – Это не случайность. Это было спланировано.

– Держись! – крикнула Анна Евгению, но её собственное отражение в одном из осколков зеркала ухмыльнулось ей.

– Слабая! – проревело оно её же голосом, но полным ненависти. – Смотри, как он падает из-за тебя!

В зеркале она увидела, как Евгений, её Евгений, проваливается в чёрную, бездонную пропасть.

– НЕТ! – вскрикнула она, и на миг её концентрация дрогнула.

Этого мгновения хватило, чтобы тени прорвались. Но Евгений не растерялся. Он резко схватил её за запястье – его пальцы обожгли ей кожу холодом – и рванул прочь, к выходу.

– Жертвуем слабыми! – бросил он через плечо ледяную фразу своим ошеломлённым лоялистам.

Глеб «Знамя» и Ольга «Клеймо», пытавшиеся прикрыть отход, на миг замешкались. Этого мига хватило, чтобы чёрные щупальца обвили их, затянули в зеркальную гладь, которая сомкнулась над ними, как вода над тонущим кораблём. Их крики оборвались мгновенно.

Виктор и Павлин, прижатые спинами к холодной стене, отбивались как могли. Шест Виктора свистел в воздухе, разбивая осколки зеркал, на миг отгоняя тени, но их было слишком много. Павлин, сражавшийся без своих серебряных кастетов, отчаянно метал в наступающую тьму сгустки посеребрённой воды, но её объёма не хватало на всех.

– Используй бомбу, быстрее! – закричал Виктор, отбивая очередную тень, пытавшуюся схватить его за горло. – Иначе мы все здесь сгнием!

Лицо Павлина исказилось гримасой ужаса и решимости одновременно. Он выхватил из-под воротника амулет-бомбу, подаренный Камико, и с криком «Горите, твари!» изо всех сил нажал на него.

Ослепительная, чистая волна серебряного света ударила от него во все стороны. Это был беззвучный взрыв, волна отрицания самой тьмы. Свет не слепил, а очищал. Тени, коснувшись его, испарялись с тихим шипением. Зеркала один за другим звонко рассыпались в мелкую, безвредную пыль, похожую на алмазную крошку.

Когда всё закончилось, в зале воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь прерывистыми всхлипами и стонами. Свет зажёгся вновь, выхватывая шокированные, испачканные пылью лица выживших.

Ирина, дрожащей рукой, уже дописывала строку в своём блокноте: «Протокол инцидента: Большинство потерь – неопознанные одноклассники. Личности стёрты».

Анна стояла на коленях, глядя на то место, где ещё минуту назад были Глеб и Ольга. Её плечи тряслись.

– Это я… – прошептала она, и её голос был пустым, как взгляд. – Я их не спасла…

В стороне, абсолютно невредимый, стоял Тельдаир. Он смотрел прямо перед собой, но его левый глаз неестественно дёргался, двигаясь хаотично, словно не мог найти фокус.

К ним, с лицом, темее чем его собственная тень, подошёл Гарадаев. В его руке он сжимал длинный, чёрный, как смоль, осколок зеркала.

– Смотрите, – его голос прокатился по изуродованному залу, заставляя всех вздрогнуть. Он указал на стену, где из размазанной копоти и пыли проступали страшные, написанные будто кровью, слова: «Глеб, Ольга, Вадим, Григорий».

– Тени не могут начать «Пир» просто так… – продолжил он, и в его глазах бушевала буря. – Их что-то приманило. Что-то очень сильное и очень тёмное.

Павлин, пытаясь отряхнуться, подошёл к луже воды, растёкшейся от одного из его же заклинаний. Он хотел умыться, но замер. В воде отражались обломки потолка, клубы пыли, другие ученики… но его собственное отражение отсутствовало. Там, где оно должно было быть, была лишь пустота.

– Мать даже не заметит разницы, – горько усмехнулся он, и в его голосе прозвучала неприкрытая боль.

В этот момент Виктор, инстинктивно проверяя свой рюкзак, почувствовал лёгкую вибрацию. Он открыл замок и заглянул внутрь. Стрелка его загадочного компаса, подарка дяди, бешено вращалась и вдруг замерла, упрямо и недвусмысленно указывая на одинокую фигуру в дверном проёме.

Туда, где, опёршись о косяк, стояла Анна. Её запястье с бледным браслетом пульсировало тусклым светом, а в глазах стояла та самая бездонная тьма, что поглотила зал.

***

После инцидента в Атриуме занятия экстренно отменили, и учеников разослали по домам. Улицы Нищура были густыми от шёпота и отблесков тревожных голограмм колец, оповещающих о произошедшем. Виктор летел, почти не видя дороги, и лишь у собственной двери на мгновение остановился, будто пытаясь стряхнуть с себя липкий налёт кошмара.

Дверь скрипнула, пропуская его в прихожую. Он ввалился внутрь, словно его вытолкнули из одного мира в другой, менее реальный. Пыль с формы осыпалась на чистый пол, а в глазах стояла непроглядная пелена ужаса, через которую он едва различал знакомые очертания дома.

Из кухни тяжело вышел Димитрий. Его отпустили с полей раньше – комбинезон был в засохших комьях земли, руки – грубые, исчерченные мелкими трещинами. От него пахло потом, влажной глиной и чем-то горьким, вечным. Увидев сына, он замер на пороге, и вся его обычная, усталая сдержанность мгновенно испарилась, сменившись звериной настороженностью. Взгляд, обычно спокойный и утомлённый, стал острым, прицельным.

– Виктор? – голос отца прозвучал тише обычного, хрипловатым от внезапно сдавившего горло напряжения. Он сделал шаг вперёд, не отрывая глаз от сына. – Что… что случилось? Мать звонила… что-то про школу… про какую-то атаку… – Он не договорил, увидев всё – и пыль, и разорванную ткань на плече, и самое главное – пустое, отсутствующее выражение на лице сына.

Виктор молчал. Он потянулся к вешалке, чтобы повесить куртку, но пальцы дрогнули, не сработали. Он так и застыл, опустив голову, не в силах выговорить ни слова. Картины снова накатывали – треск зеркал, искажённые лица, безликая маска на месте Вадима, серебряная вспышка.

Димитрий приблизился вплотную. Его взгляд скользнул по лицу сына, по грязи на форме, задержался на этом потерянном, потухшем взгляде. И тогда отец сделал нечто совершенно для него неестественное. Его рука, тяжёлая и шершавая, неловко потянулась к щеке Виктора. Не чтобы шлёпнуть или отругать, а чтобы дотронуться, проверить, цел ли, жив ли, настоящий ли. Палец дрогнул в сантиметре от кожи, и Димитрий резко дёрнул ладонь назад, словно обжёгшись. Сжал её в напряжённый кулак.

– Ты… – он сглотнул ком, вставший в горле. – Ты цел? Там… эти тени… – он выдавил слова, будто каждое причиняло физическую боль. – Анна Алексеевна сказала… что лица… – Он не смог договорить. Его собственное лицо исказилось гримасой ужаса и полной беспомощности. Он видел этот немой шок в глазах сына, в которых обычно горел огонь любопытства или упрямства. Теперь там была только пустота и отражение чего-то невыразимо чужого.

Виктор поднял голову. Впервые за долгое время он увидел в отцовских глазах не раздражение, не спор, не укор, а настоящий, животный, неприкрытый страх. Страх за него. Этот взгляд пробил глубже, чем любой шёпот Теней.

– Цел, – выдавил Виктор, и голос сорвался на шёпоте. Он мотнул головой в сторону, будто указывая на невидимого Павлина. – Павлин… помог. Амулет… сработал. – Он не стал углубляться в детали. Сейчас это не имело значения.

Димитрий медленно кивнул, переваривая информацию. Его кулаки понемногу разжались. Он перевёл взгляд с сына на грязные следы на полу, потом снова на Виктора.

– Иди… умойся, – пробормотал он глухо, указывая подбородком в сторону ванной. – Обед… на плите. Лепёшки. Тёплые.

Он не стал допытываться. Не читал нотаций. Он просто был здесь. И эта неуклюжая, несостоявшаяся ласка, этот полный ужаса взгляд, и даже эти простые тёплые лепёшки – говорили громче любых слов. Это было молчаливое признание: мир, в который он так не хотел отпускать сына, ворвался в их жизнь сам – грубо, страшно и бесповоротно. И сейчас важно было не то, что будет завтра, а то, что сын здесь, он жив, он цел.

Виктор молча кивнул и побрёл в ванную. Димитрий остался стоять в прихожей, глядя ему вслед. Тень от висевшего кристалла света падала на его лицо, ложась в глубокие морщины и подчёркивая немой вопрос в глазах: «Что теперь? И как уберечь?» Он тяжело вздохнул, поправил комбинезон и пошёл на кухню – к тёплым лепёшкам, своему единственному и немому языку заботы в этом внезапно обезумевшем мире.

***

Кабинет Гарадаева тонул в предвечерних сумерках. Последние лучи солнца, пробиваясь сквозь высокое окно, ложились на стол длинными пыльными тенями, выхватывая из мрака лишь один предмет – чёрный, будто впитавший в себя весь свет, осколок зеркала. Воздух был густым и неподвижным, пахло старой бумагой, воском и чем-то металлическим, озоном после грозы.

Сам Гарадаев стоял спиной к двери, неподвижный, как изваяние, вглядываясь в угасающий день за стеклом. Его тень, отброшенная на пол, была неестественно статична – она не повторяла едва заметного ритма его дыхания, а лежала плотным, чужеродным пятном.

Тишину разрезал тихий, но уверенный стук в дверь. Не дожидаясь ответа, внутрь вошел Евгений. Его парадная форма была безупречна, каждый шов кричал о порядке и дисциплине. На его лице застыла маска почти что траурной скорби, но глаза, холодные и пронзительные, горели совсем иным огнём – огнём расчётливого, праведного гнева.

– Григорий Галинович, – его голос, ровный и тяжелый, нарушил зыбкую тишину кабинета. – Позвольте выразить соболезнования. Глеб, Ольга, Вадим… Они были верными соратниками. Опора нашего класса.

Он сделал искусную паузу, позволяя словам повиснуть в воздухе, впитаться в стены, заставить учителя прочувствовать их вес.

– Но их гибель… Этот кошмар… Его можно было предотвратить.

Гарадаев не обернулся. Его ответ прозвучал приглушенно, будто из глубины колодца:

– Предотвратить? Атака была внезапной, Евгений. Никто не мог предугадать…

– Внезапной? – Евгений резко шагнул вперед, его подошвы четко пробили по паркету. Его голос сбросил маску соболезнования, обнажив стальной сердечник обвинения. – Для кого внезапной? Для нас – да. Но не для них. Для Виктора Тараниса и Павлина Неро.

Он выдержал паузу, глядя на неподвижную спину учителя.

– У них был артефакт. Мощный, серебряный, специально созданный против таких существ. Они знали, как уничтожить Теней. Они знали, что те придут. И они ждали подходящего момента, пока не полегли первые жертвы, чтобы явить себя героями.

Гарадаев медленно, очень медленно повернулся. Его лицо было невозмутимым полотном, но тень на стене позади него дрогнула, её контуры поплыли, как чернила в воде.

– Что ты предлагаешь, Евгений? – спросил он, и в его голосе прозвучала усталая терпимость.

– Официальное расследование, – отчеканил юноша. Его палец поднялся, будто протыкая воздух цитатами из Устава. – В строгом соответствии с параграфом 12.4: «Хранение и применение неучтённых артефактов уровня угрозы «Омега» без санкции Агоры». И параграфом 9.7: «Сокрытие информации, приведшее к массовым жертвам и хаосу».

– Это очень серьезные обвинения, – заметил Гарадаев. – Основания?

В ответ Евгений молча поднял руку с Кольцом Всезнания. Тусклый луч проектора вырвал из темноты угол кабинета, заполнив его дрожащим, искажённым изображением. Кадры были обрывистыми, снятыми в панике, но на них без труда угадывался актовый зал: обезумевшие ученики, падающие тела, и среди этого хаоса – Павлин, сжимающий в кулаке какой-то предмет, и Виктор, пробивающийся к нему сквозь толпу.

– Свидетельские показания моих источников. Данные с их Колец. Артефакт отсутствует во всех школьных реестрах. Откуда он? Почему они хранили его втайне? Почему не предупредили ни вас, ни кого-либо еще? – Евгений говорил железно, выстраивая свою извращенную логику. – Их безответственные действия спровоцировали панику и косвенно привели к гибели людей. Они играли в героев, пока другие умирали.

Он сделал последний шаг к столу, понизив голос до доверительного, но оттого не менее опасного шёпота:

– Моя семья… и родители Анны… они в ярости. Они требуют самых решительных мер. Чтобы подобное никогда не повторилось. И чтобы виновные понесли заслуженное наказание. Ради безопасности всех учеников Нищура.

Гарадаев молчал. Его взгляд скользнул с уверенного лица Евгения на зловещий осколок зеркала на столе. Тень на стене за его спиной сжалась, сформировав чёткий, сжатый кулак.

Наконец, он кивнул. Один короткий, резкий кивок.

– Расследование будет. Завтра, первым уроком. В этом кабинете. Ты обеспечишь явку своих свидетелей. И предупредишь Виктора и Павлина.

Уголок губ Евгения дрогнул в подобии холодной, удовлетворённой улыбки.

– Будет исполнено, Григорий Галинович.

Он развернулся на каблуках и вышел, не закрывая за собой дверь.

Гарадаев остался один в сгущающихся сумерках. Он медленно протянул руку и взял со стола холодный осколок зеркала. Его тень на стене повторила жест – и сжала пальцы вокруг невидимого осколка, острота которого казалась куда реальнее, чем у настоящего.

Глава 2: Чёрный осколок

Осязаемая, густая мгла заливала кабинет Гарадаева, поглощая звук и свет, оставляя лишь очертания людей, застывших в напряжённом молчании. На столе, словно сердце этой тьмы, лежал зловещий осколок зеркала, поблескивавший тусклым, недобрым светом.

Гарадаев сидел за столом, его лицо было непроницаемой каменной маской. У стены, вперив мрачный взгляд в пол, стоял Громов. Сжатые в белые костяшки кулаки и низко нахмуренные брови выдавали ярость, которую он с трудом сдерживал. С другой стороны стола, бесстрастно и методично ведя записи в кожаном блокноте, сидел худой легионер в идеально отглаженной форме. На нагрудном жетоне поблескивал позывной – «Факел».

Евгений стоял у высокого окна, вполоборота к комнате. Его поза – скрещенные руки, склонённая голова – была выверенным образом скорбящего свидетеля и представителя пострадавших. У двери, абсолютно неподвижный, словно мрачная статуя, замер Тельдаир.

Тишину, наконец, разрезал низкий, спокойный голос Гарадаева. Он обратился к Павлину, и каждый звук падал в тишину, как камень в колодец.

– Павлин. Объясни происхождение и применение артефакта, использованного тобой вчера.

Павлин выпрямился, чувствуя, как взгляд каждого в комнате впивается в него.

Нужно было придерживаться истории, которую они с Виктором придумали, когда получили «приглашение» от Евгения.

– Это был защитный амулет, Григорий Галинович. Старая семейная вещь. Я носил его как оберег, не более.

Легионер «Факел» поднял голову от блокнота, его тонкие пальцы на мгновение замерли над бумагой.

– Семейная реликвия? – его голос был ровным, почти вежливым, но в нём чувствовалась стальная проволока. – Интересно. Почему предмет, демонстрирующий выраженные магические свойства, не был зарегистрирован в школьном реестре? Параграф 12.4 Устава Магической Безопасности не допускает двусмысленных трактовок.

– Я знал, что он имеет защитные свойства, – ответил Павлин, тщательно подбирая слова. – Но не предполагал его реальной силы против… того, что вчера случилось. Считал его больше символом. О регистрации не подумал.

Холодный, ровный голос прозвучал от окна. Евгений не повернулся.

– Удобно. «Не предполагал». «Символ». – В его интонации сквозила ядовитая жалость. – Но этот «символ» сработал с идеальной точностью против угрозы, о которой в школе не предупреждали. Разве это не наводит на мысли, что кто-то знал больше, чем следовало?

Громов не выдержал. Он резко шагнул вперёд, его голос прогремел под низкими потолками:

– А что наводит на мысли, что без этого «символа» мы бы сейчас тут не сидели, а хоронили бы полшколы? Он сработал! Он спас жизни! Твои друзья, если что, тоже в их числе!

«Факел» кивнул, успокаивающе подняв изящную руку в сторону Громова, но его глаза были прикованы к Павлину.

– Факт нейтрализации угрозы, бесспорно, важен и будет учтён. Однако факт нарушения – хранение неучтённого предмета уровня угрозы «Омега» – также налицо. Объясни, почему в момент кризиса ты принял решение применить его, а не обратиться к учителям?

– Всё произошло за секунды, – голос Павлина звучал твёрже, чем можно было ожидать. – Паника, крики… Я увидел, как эти сущности атакуют, вспомнил семейные истории про амулет, и инстинктивно активировал его. Думать о правилах и реестрах было просто некогда.

Тельдаир у двери отчетливо проговорил, его голос был механически ровным:

– Я зафиксировал их перешёптывание перед началом линейки. Павлин нервно проверял карман. Они явно ждали что-то. Состояние повышенной тревожности.

Гарадаев медленно перевёл свой тяжёлый взгляд на Виктора.

– Виктор. Твоя роль? Ты знал об этом предмете?

Виктор стоял прямо, стараясь не смотреть на Евгения.

– Да, знал. Но, как и Павлин, считал его просто безделушкой. В тот момент я увидел, что наша магия не работает, и крикнул ему, чтобы он использовал амулет. Другого выхода не было.

– Вы оба знали о предмете, – констатировал «Факел», делая новую пометку. – И оба проигнорировали процедуру регистрации.

Евгений наконец повернулся от окна. Его лицо было облачено в маску искренней скорби, но голос звучал твёрдо и ясно, когда он обратился к Гарадаеву и легионеру.

– Григорий Галинович. Легионер. Глеб, Ольга, Вадим… они были моими друзьями. Их нет. И я безмерно благодарен судьбе и… обстоятельствам, что жертв не больше. – Он сделал идеальную паузу, позволив словам осесть в сознании. – Но. – Его взгляд скользнул по Виктору и Павлину, а затем вернулся к взрослым. – Разве мы можем игнорировать, что именно нарушение правил – хранение неизученной, неконтролируемой силы – стало ключом к спасению? Разве это не поощрит других учеников к подобным рискам? Разве родители погибших не вправе требовать ответа, почему ученики имели такое оружие и не предупредили никого? – Он сделал шаг к столу, его голос стал тише, но приобрёл металлическую напряжённость. – Я прошу… нет, я умоляю вас, как представитель пострадавших, зафиксировать это нарушение и изъять предмет для полного изучения Легионом. Чтобы подобное знание не гуляло бесконтрольно по школе. Ради безопасности всех. Чтобы их жертва не была напрасной.

Громов фыркнул, с силой сжав кулаки.

– Медали им выдать нужно, а не выговоры! После того, что они сделали!

Гарадаев тяжело вздохнул, потёр переносицу. Он посмотрел на «Факела».

– Факт нарушения есть. Но мотив и результат… бесспорны. Как нам найти баланс, легионер?

«Факел» на мгновение задумался, его взгляд скользнул по Евгению, оценивающе задержался на Викторе и Павлине, а затем вернулся к Гарадаеву.

– Учитывая обстоятельства высочайшего порядка и смягчающие факторы… предлагаю компромисс. Объявить строгий выговор Виктору Таранису и Павлину Неро за нарушение Параграфа 12.4 Устава Магической Безопасности – с занесением в личное дело. Обязать их сдать амулет, если он уцелел, и все иные неучтённые магические предметы на ответственное хранение в школьный арсенал учителю Громову – немедленно. И провести с ними разъяснительную беседу о неукоснительном соблюдении правил учёта в будущем.

Гарадаев кивнул, его решение прозвучало быстро и твёрдо, не оставляя места для дискуссий.

– Принято. Виктор, Павлин – сдать Громову что требуется до конца дня. Выговор объявляется официально. Считайте это суровым предупреждением на будущее. На этом разбирательство закрыто. Свободны.

Виктор и Павлин повернулись к выходу. Проходя мимо Евгения, стоявшего теперь ближе к двери, они услышали его тихий, но идеально чёткий шёпот, предназначенный только для них:

– Надеюсь, вы усвоили урок.

Его глаза встретились с Виктором – в них не было злорадства. Лишь холодное, бездонное удовлетворение и немой приговор: «Это только начало». Развернувшись, Евгений вышел следом за «Факелом», не удостоив Громова взглядом.

Степан Максимович с силой выдохнул, глядя ему вслед.

– Гадёныш… Кровь своих же в воду пустил… – Он обернулся к ребятам, его лицо смягчилось. – Не вешайте носы. Главное – живы. А этот выговор… пыль. Но сдайте какой-нибудь хлам, чтоб отвязались. Пусть запишут в свой реестр.

Они уже были у двери, когда Гарадаев окликнул их, не повышая голоса:

– Таранис. Неро.

Они обернулись. Гарадаев не смотрел на них, его пальцы медленно водили по краю чёрного осколка на столе. Но его тень на стене была отчётлива и жила своей жизнью. Она подняла длинную, тонкую руку и указала тёмным пальцем на дверь, где только что скрылся Евгений. Затем этот же палец медленно, почти театрально, поднялся к бестелесным губам тени.

Жест был ясен без слов: Осторожно. Он слушает. Молчите.

Лишь затем Гарадаев поднял голову. Его собственный взгляд был тяжёл и красноречив. Угроза витала в воздухе, став плотнее и реальнее, чем любое официальное обвинение.

***

Воздух в раздевалке перед первым уроком был густым и неподвижным, будто дыхание учеников не могло рассеять тяжесть вчерашнего кошмара. Обычный гул голосов звучал приглушённо, люди сбивались в кучки, перешёптывались, нервно поглядывая по сторонам.Виктор и Павлин пробирались к своим шкафчикам в углу. В их радиусе звуки затихали, на спины ложились колючие взгляды, смешанные из любопытства, страха и немого укора.

На дверце шкафчика Павлина кто-то вывел струйкой сконденсировавшейся воды – магия воды была слаба для таких надписей, но кто-то постарался – два слова: «НЕУЧТЁННЫЙ АРТЕФАКТ».

Павлин остановился как вкопанный. Его отражение в полированной металлической поверхности отсутствовало, и эта пустота смотрела на него красноречивее любой надписи.

– Остроумно, – пробормотал он, стирая надпись ладонью. Вода размазалась, оставив мутный, унизительный след.

Из-за спин других учеников к ним пробилась Лиза «Картограф». Её обычно весёлое, задорное лицо было серьёзным, осунувшимся, а глаза, обычно лучившиеся озорством, теперь смотрели куда-то внутрь себя, будто чертя карту потерь. Даже её яркие, розовые волосы казались потускневшими.

– Эй, вы… – её голос, обычно звонкий, был тихим и хриплым. Она сунула Виктору в руку заветренный, но всё ещё пахнущий варёной сгущёнкой пряник в форме скрипичного ключа. – Держите. От мамы. Она… она говорит, что вы молодцы.

Она не смотрела им в глаза, её взгляд скользнул по размазанной надписи на шкафчике Павлина, и она сжалась, будто от удара. Казалось, она вот-вот скажет что-то ещё, какую-то шутку, чтобы разрядить атмосферу, но вместо этого лишь бессильно махнула рукой и растворилась в толпе, оставив их с нелепым, грустным пряником.

Их пути на секунду пересеклись с Марком «Шрамом». Тот, не сбавляя шага, тяжело хлопнул Павлина по плечу – молчаливый, но понятный жест «держись, свои в доску». Его взгляд, встретившись с Виктором, был красноречивее слов: «Знаю, каково это. Бывал в таком».

А у выхода из раздевалки, прислонившись к косяку, стояла Соня «Кисть». Она не смотрела в их сторону, уставившись в потолок серебряными глазами, но едва уловимая, ободряющая улыбка тронула уголки её губ. И в следующее мгновение в сознании Виктора и Павлина возник один и тот же образ: тёплый, твёрдый камень посреди бушующего моря, непоколебимый и надёжный. Образ исчез так же быстро, как и появился, а Соня, не меняя позы, чуть заметно кивнула и закрыла глаза, словно задремав.

Этого было достаточно.

Павлин с силой захлопнул дверцу своего шкафчика.

– Знаешь, что самое треклятое? – прошипел он, оборачиваясь к Виктору. – Что этот гад Евгений… формально прав. Мы нарушили их дурацкое правило. И нас наказали. И теперь мы виноваты перед всеми. И за то, что нарушили, и за то, что спасли.

Виктор молча сжимал в руке пряник. Он казался нелепым и грустным символом чего-то безвозвратно утраченного – обычной жизни, где можно было шутить и драться, не думая о тенях, предательстве и цене спасения.

Близилось окончание перемены, коридоры начали пустеть. Виктор и Павлин почти дошли до лестницы на второй этаж, когда в нише у запасного выхода заметили новенького – Тельдаира. Он стоял слишком прямо для расслабленной позы, изучая голопроекцию расписания, которая мерцала у него перед лицом. Его пальцы быстро листали невидимые интерфейсы, и на его лице читалось лёгкое недоумение, смешанное с привычной эффективностью.

Увидев их, он выключил проекцию и сделал шаг вперед. Его движения были точными, чуть механичными.

– Виктор Таранис и… Павлин Неро? – спросил он, вспоминая их лица. Его голос был ровным, без акцента Нищура, слишком чистым. – Вас же вчера… это коснулось напрямую, верно?

Они переглянулись. От этого парня веяло чужеродностью, как от слишком новой, пахнущей заводской смазкой вещи.

– А тебе-то что? – недовольно буркнул Павлин. – Мидирским вообще-то до наших разборок дела быть не должно. Особенно тем, кто только что в кабинете Гарадаева с удовольствием вставлял нам палки в колёса, – ядовито добавил он.

Тельдаир не смутился, лишь слегка наклонил голову.

– Мне нужно понять правила выживания здесь. Вчерашний инцидент – ключевое событие. А вы – его эпицентр. – Он помедлил, выбирая слова. – Я изучал кое-какие данные… общая статистика по конфликтам, карта социальных связей класса. И кое-что из школьных чатов за сегодняшнее утро. – Он сделал лёгкий жест, и на ладони мелькнула голограмма ленты переписки с обсуждением их выговора. – На основе этого я сделал вывод. Согласно ему, вы должны быть в ярости. Но вы… стараетесь стать незаметными. Это интересная реакция…

Виктор почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Этот тип не просто наблюдал – он собирал и анализировал их, как данные.

– У нас тут не Мидир, чтобы по графикам жить, – резко сказал Виктор. – Можешь свои модели выбросить.

– Очевидно, – согласился Тельдаир без тени обиды. – Поэтому я и спрашиваю. Ваша стратегия – затаиться? Это мудро. Евгений Динами, согласно анализу его цифрового следа, ожидает от вас протеста. Его ресурсы позволяют ему легко подавить вас. Ваша текущая пассивность… сбивает его с толку. – В его глазах мелькнул неподдельный, почти научный интерес. – Это осознанная тактика?

Павлин уставился на него в полном недоумении.

– Да мы просто жить хотим, понял? Без твоих моделей и прогнозов.

Тельдаир замер на секунду, будто обрабатывая эту информацию.

– «Просто жить»… – повторил он, и в его голосе впервые прозвучала легкая неуверенность. – Спасибо за информацию, я… подумаю над этим.

Раздался звонок на урок. Тельдаир кивнул им уже как союзникам по сбору информации.

– Левое крыло. Там дежурный – стажёр. Он реже проверяет пропуска. Вы опаздываете.

Он развернулся и ушел быстрым, эффективным шагом, не оглядываясь.

Павлин выдохнул.

– Понял вообще хоть что-нибудь? Жить по расписанию… У них там, в Мидире, все такие?

Виктор молча смотрел ему вслед. Этот парень был опасен не злонамеренностью, а совершенно иным, чуждым способом мышления. Он смотрел на них как на переменные в уравнении, и было непонятно, что он решит с этим уравнением сделать.

***

Дверь особняка семьи Динами со скрипом отворилась, впуская Евгения. Он не хлопнул ею, а втолкнул внутрь всем весом усталости и сдержанной ярости. Пальцы, сжимавшие эмблему Лоялистов, дрожали от перенапряжения. В воздухе вокруг него витал едва уловимый запах озона, разгорячённого металла и страха – не только чужого, но и своего собственного.

Роскошные апартаменты встречали его ледяной, стерильной тишиной. В просторной гостиной, у панорамного окна, за которым мерцали огни Нищура, спиной к сыну, стоял Кирион Динами. Он был одет в тёмно-серый шёлковый домашний костюм, но его осанка, прямая и жёсткая, выдавала в нём военного. В его руке дымился кристаллический кубок с мерцающей изумрудной жидкостью – не алкоголь, а что-то стимулирующее, лекарственное. Он не обернулся.

– Странный запах ты принёс, Женя, – голос Кириона был низким, ровным, абсолютно лишённым интонаций. Он сделал медленный, почти невесомый глоток. – Озон, пыль… и страх. Чужой. И твой.

Евгений вздрогнул, застыв на пороге. Он не произнёс ещё ни слова, даже не успел перевести дух. Отец просто… знал.

– Линейка, – Кирион наконец повернулся. Его лицо было гладким, почти без морщин, будто выточенным из старой слоновой кости. Но глаза… Его медный взгляд был лишён всякого тепла. Он пронзил Евгения, сканируя его до самой глубины души. – Атака Шепчущих Теней. Хаос. Паника. Гибель учеников. – Он перечислил факты сухо, будто зачитывал скучный отчёт. – Ты позволил этому случиться? Или просто… не смог предотвратить?

Евгений попытался выпрямиться, собрать в кулак остатки своей гордости.

– Этот электрик Таранис… и его прихвостень Неро! У них был артефакт! Неучтённый! Они спровоцировали! Они…

– Они выжили, – Кирион перебил его мягко, но так, что Евгений мгновенно замолчал, сглотнув очередное оправдание. – А Глеб и Ольга – нет. Вадим стал пустым местом. – Он сделал ещё один глоток, его взгляд не отрывался от сына. Евгений чувствовал, как под этим давлением мысли путаются, как отец видит его унижение перед Виктором, его животный страх в тот момент, когда тени рвались к Анне, его полное бессилие. – Ты будешь орать? Или анализировать?

Евгений стиснул зубы до боли, чувствуя, как жгучий стыд заливает его лицо. Отец читал его как открытую книгу. Всегда читал.

– Они… они нарушили правила! – выдохнул он, уже понимая, насколько жалко и мелко это звучит.

Кирион усмехнулся – короткий, беззвучный выдох, от которого стало ещё холоднее.

– Правила, Женя, созданы для поддержания порядка. Но порядок – это не только правила. Это контроль. – Он сделал несколько шагов вперёд. От него веяло холодом и терпким запахом кристаллического напитка. – Твои… Лоялисты. Ты собрал их, чтобы играть в солдатиков? Или чтобы иметь инструмент контроля? – Его взгляд упал на скомканную эмблему в руке сына. – Инструмент сломался. Два элемента утрачены. Один – деградировал.

Евгений потупил взгляд, ненавидя себя за эту слабость.

– Я… я добился их наказания. Выговор. Занесение в дело! Они опозорены!

– Опозорены? – Кирион едва заметно приподнял бровь. – Они живы. Они свободны. Они продолжают совать нос куда не следует. Этот… Виктор. Он – мусор. Опасный мусор. Мусор, который не убирают вовремя, начинает гнить и привлекать крыс. – Его тёмные глаза снова впились в Евгения, выворачивая душу наизнанку. – Сила, сын мой, проявляется не в крике на площади. Сила – в знании. В предвидении. В умении использовать все ресурсы, которые у тебя есть. – Он плавным жестом обвёл рукой роскошный кабинет, но явно имел в виду не только эти стены. – Наблюдай за мусором. За его связями. За его слабостями.

Он повернулся спиной, снова уставившись на мерцающие огни района. Разговор был окончен. Приговор вынесен.

– И смени одежду. Ты пахнешь страхом и поражением.

Евгений стоял, сжимая эмблему до хруста в костяшках пальцев. Слепая ярость кипела в нём – и на Виктора, и на самого себя. Но сильнее всего был холодный, липкий, всепроникающий страх перед этим всевидящим спокойствием. Он резко развернулся и вышел, чувствуя ледяной взгляд отца на своей спине ещё долго после того, как тяжёлая дверь кабинета закрылась за ним.

Глава 3: Долг, отлитый в металле

Следующий шаг дался им тяжелее всех предыдущих. Виктор и Павлин стояли у самого порога додзё, почти не решаясь переступить его. Их выдавали опущенные плечи, тени под глазами и та подавленная тишина, что висела между ними.

Камико, одетая в безупречное тренировочное кимоно, вытирала длинный шест тряпицей. Она не повернулась, но её голос, чёткий и режущий, прозвучал сразу.

– Входите. Пол оставили чистым снаружи?

Только тогда она обернулась. Её взгляд, острый и всевидящий, мгновенно скользнул по ним, считывая каждую деталь – дрожь в руках, потухший взгляд, немой вопрос на губах.

– Столкнулись с тенью не только в зале, но и в душах, – констатировала она без всяких предисловий. – Рассказывайте.

Они заговорили сбивчиво, перебивая друг друга, выплёскивая накопившийся ужас. О бумажных журавликах, о внезапно погасшем свете, о треснувших зеркалах, из которых выползали чёрные нити, складывающиеся в зловещее требование: «Назовись». Они рассказывали о безликих куклах, в которые превращались одноклассники, о всеобщей панике.

– Я… я вспомнил про ваш амулет, – Виктор посмотрел на Павлина. – И крикнул тебе…

Павлин кивнул, его обычно оживлённое лицо было серым от напряжения.

– Я его схватил. Не думал, просто… жахнул. И он сработал. Серебряный свет, зеркала – просто рассыпались в пыль. Но потом… – голос Павлина сорвался.

– Но потом нас обвинили, – мрачно продолжил Виктор. – Евгений, Гарадаев, какой-то легионер… Говорили, что артефакт неучтённый, что мы чуть ли не сами всё подстроили. Заставили сдать всё, что нашли. Амулет забрали. Выговор с занесением в дело. Пятно. Как на преступников.

Воцарилось молчание. Камико медленно, с почти церемониальной точностью, поставила шест в стойку. Её лицо оставалось непроницаемой маской, но в глубине глаз читалась не осуждение, а глубокая, оценивающая мысль.

– Подойдите ближе, – она указала на татами перед низким столиком.

Она опустилась на колени напротив них, движения её были плавными и экономичными. Молча налила три чашки простого травяного чая с терпким, горьковатым ароматом.

– Вы использовали меч, когда он был нужен, – её голос прозвучал тихо, но с железной уверенностью. – Не для нападения. Для защиты. Для спасения жизней. Это – единственно верное применение силы. Вы поступили как воины. Не как ученики, соблюдающие правила Агоры, но как люди, защищающие других. Этому не учат в вашей школе. Этому учат здесь.

Она сделала небольшой глоток чая. Виктор и Павлин смотрели на неё, потрясённые. Они ждали упрёков за потерю драгоценного дара, а не… этого.

– Но… амулет… ваш дар… – попытался возразить Виктор. – Его конфисковали! И из-за него теперь это клеймо…

– Тише! – её голос резко ударил по ним, но в нём не было гнева, лишь непререкаемый авторитет. – Артефакт – инструмент. Как этот шест. – Она слегка коснулась стоящего рядом оружия. – Ценность не в дереве или серебре. Ценность – в руке, которая держит, и в духе, который направляет. Амулет выполнил своё предназначение. Он сломал ловушку теней, дав вам и другим шанс. Его дух выполнил долг. Сожалеть о потерянном инструменте – всё равно что плакать над сломанной стрелой, спасшей тебе жизнь. Глупость. Благодарность – вот что уместно. Благодарность за то, что он был у вас в нужный миг.

Павлин нерешительно взял свою чашку. Виктор всё ещё сидел в напряжённой позе, сжав кулаки.

– Потеря артефакта, клеймо в деле… Это цена. Цена спасения. Система боится того, чего не контролирует. Она наказывает не за нарушение, а за независимость. За то, что вы действовали вне её сценария. Примите эту цену как шрам чести, а не позор. Шрам напоминает о битве и о том, что вы выжили.

Она поставила чашку на стол. Её взгляд стал острым, аналитическим, заставив их встрепенуться.

– Теперь о главном. Такое нападение… Столько теней, так скоординировано, прямо в сердце школы Агоры… Это не случайность. Не просто «удачное» для них время. Их приманили. Как железные опилки – магнитом.

– Да… – Виктор вспомнил. – Гарадаев тоже что-то такое говорил… что что-то привлекло их.

Камико кивнула.

– Тени жаждут имён и плоти. Но чтобы прорваться сквозь защитные барьеры школы, создать столько порталов в зеркалах… Им нужен мощный катализатор. Сигнал. Как кровь в воде для акул. – Её голос стал тише, значительнее. – В старых свитках, которые хранил мой учитель, говорилось о подобном. Магия Смерти. Её след, её практика, даже сильный намеренный всплеск некромантии… Это как раскалённый нож для реальности в местах скопления теней. Она ослабляет границы, притягивает их роем. Самый сильный магнит.

Виктор и Павлин замерли. Слова «Магия Смерти» повисли в воздухе, тяжёлые и запретные.

– Но… в школе? – прошептал Павлин. – Кто бы осмелился? И зачем?

Камико лишь пожала плечами, и её лицо снова стало непроницаемым.

– Кто? Не знаю. Возможно, ученик. Возможно, артефакт. Или… эксперимент, вышедший из-под контроля. Зачем? Власть. Знание. Безумие. Страх. Причины у некромантов всегда темны и извращённы. Но факт остаётся: след Магии Смерти, пусть мимолётный, пусть скрытый – единственное, что объясняет масштаб и дерзость этой атаки. Будьте бдительны. Если тени пришли так легко однажды, значит, дверь приоткрыта. И магнит… он может всё ещё действовать.

Она поднялась, её движение было ясным сигналом – беседа окончена.

– Вы сделали то, что должны были. Не сожалейте о выборе. Несите свою «цену» с достоинством. И помните: тень боится не только серебра. Она боится прямого взгляда, ясного духа и твёрдой руки. Тренируйте дух. Тренируйте руку. – Она посмотрела прямо на Виктора. – Тренировки ждут. Завтра. На рассвете. Не опаздывай. И… – её взгляд смягчился на долю секунды, – …спасибо, что спасли других.

Они молча поклонились и вышли. Воздух додзё, наполненный мудростью и спокойствием, остался позади, словно глоток чистой воды после удушья. Они всё ещё были под клеймом, всё ещё в опасности, но почва под ногами казалась чуть твёрже. А в головах у обоих теперь навязчиво жужжал новый, пугающий вопрос: «Магия Смерти? Кто? Где?»

***

Утро в школе было похоже на пробуждение в логове гигантского механического паука. Воздух гудел от сдержанной тревоги и был пропитан запахом озона и распылённого серебра. Повсюду, куда падал взгляд, мерцала тонкая, почти невидимая сеть – легионеры оплели всё здание защитными нитями, натянутыми между стенами, дверными косяками и оконными рамами. Они дрожали от малейшего движения воздуха, издавая едва слышный высокий гул, действовавший на нервы. На уроках ученики вздрагивали от каждого случайного блика, им повсюду чудилось движение в углах – будто тени, отступившие накануне, всё ещё шепчутся за этой сверкающей, хрупкой на вид завесой.

Атмосфера на уроке Городоведения была столь же напряжённой, сколь и за пределами класса. Гарадаев стоял у своего стола, его тень, отброшенная на стену, сегодня полностью повторяла действия учителя, будто боясь спровоцировать окружавшие их нити. Перед учителем лежало несколько угольно-чёрных, будто обгоревших, осколков, собранных после позавчерашнего побоища в актовом зале.

– Сегодняшнее занятие посвящено теме, которую по программе вы должны были бы изучать лишь в конце третьего года. Забудьте всё, что вам известно о призраках, фантомах и прочих сказках. Как вы все убедились, Шепчущие Тени – не просто твари из потустороннего мрака, не выдумка.

Он взял один из осколков, и в классе повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь гудящими за окном серебряными нитями.

– Они – материализованные отражения самых подавленных, самых тёмных страхов, облечённые в форму энергией того, чьё имя они жаждут украсть. Но есть и те… – Гарадаев сжал осколок в кулаке, и тот издал тонкий, леденящий душу вой, похожий на скрежет когтей по стеклу. Несколько учеников на задних партах вздрогнули. – …кто при жизни был сильнее собственного страха. Маги, воины, титаны воли. Их тени не просто помнят отголоски – они хранят своё подлинное имя, свою последнюю цель, свою незатихающую ненависть. Они – стратеги, а не охотники. Им нужны не просто тела – они жаждут переписать саму ткань реальности, навязав ей свой извращённый закон.

Виктор наклонился к Павлину, стараясь, чтобы его шёпот тонул в общем напряжённом гуле.

– Камико говорила почти то же самое про магнит… но она умолчала про эту часть с «переписыванием реальности».

– Либо она не хотела нас пугать раньше времени, либо даже она не знала всей правды, – так же тихо ответил Павлин, непроизвольно сжимая в кармане серебряный кастет. Его взгляд скользнул к окну, где серебряные нити мерцали, словно находясь под напряжением, чувствуя невидимую приближающуюся угрозу. Рядом с ними, положив голову на парту, что-то тихо бормотала Лиза «Картограф», а Соня «Кисть» с невозмутимым, отстранённым видом что-то быстро чертила в своём блокноте, её серебряные глаза лишь изредка поднимались на чёрные осколки.

Ирина «Протокол» подняла руку с механической, почти роботизированной точностью.

– Параграф 12.7, подпункт «Г» Устава Магической Безопасности Фидерума, – её голос прозвучал громко и чётко, разрезая тяжёлую атмосферу, – запрещает распространение информации о Шепчущих Тенях, их тактике и стратегических целях среди учащихся ниже третьего курса без наличия разрешения от трёх членов Агоры. Ваши действия, Григорий Галинович, являются прямым нарушением регламента и могут быть расценены как провокация паники.

Гарадаев усмехнулся, но в его глазах не было ни веселья, ни снисхождения – лишь усталая твердость.

– Всё верно, Ирина. Однако отметь для себя, что Агора в экстренном порядке временно приостановила действие целого ряда параграфов Устава, включая и этот. После вчерашнего инцидента… – его взгляд скользнул по бледным, испуганным лицам, – …вы все, хотите вы того или нет, стали солдатами на передовой войны, о самом существовании которой даже не подозревали. А на войне знание – не привилегия, а единственный шанс выжить.

После уроков, когда потоки учеников, не задерживаясь и не болтая, поспешно разошлись кто куда, Виктор и Павлин вышли на школьный двор. Воздух здесь был чуть свежее, но та же серебряная паутина покрывала деревья и скамейки, делая место похожим на заброшенный чертог. Именно там, у подножия старого, могучего дуба, чьи корни уходили глубоко под Нищур, они заметили Тельдаира.

Переведённый ученик из Мидира что-то деловито и методично копал маленькой сапёрной лопаткой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он закапывал в землю маленькое, изящное зеркальце в массивной, явно кустарной работы, серебряной оправе.

– Зеркала – их двери, – произнёс Тельдаир, не оборачиваясь и не прерывая своей работы. Его голос был ровным, без намёка на эмоции. – Даже самые маленькие. Даже треснувшие. Серебро глушит резонанс, земля поглощает остаточную энергию, не давая образоваться мостику. В Мидире этому учат с детства… как чистить зубы или завязывать шнурки. Странно, что здесь, в Нищуре, до сих пор были так беспечны. Будто не знали, с чем имеете дело.

Он аккуратно разровнял землю над тайником и встал, отряхивая ладони.

Виктор кивнул, но его мысли были далеко. Он машинально достал из кармана компас, подаренный отцом. Стрелка, указывающая на север, была неподвижна, а вот вторая, загадочная – снова дёргалась, словно пойманная на крючок рыбка, упрямо показывая в сторону спортзала, где тренировалась Анна «Щит».

Что же с ней не так?..

***

Придя на насосную станцию после уроков, Виктор и Павлин застыли на пороге. Их крепость из ржавого металла и старых труб была опутана с ног до головы. Мерцающая серебряная паутина покрывала стены, двери и крышу, отбрасывая призрачные блики под тусклым светом Нищура. У самой двери лежал смятый клочок бумаги. Виктор поднял его.

«Подарочек от лояльных друзей».

Почерк был угловатым, узнаваемым – Марк.

Несмотря на неожиданную заботу друга, сжимавшую горло, их переполняло одно и то же чувство. Они уже пресытились этим повсеместным серебряным блеском, этим постоянным напоминанием об угрозе, от которой не спрятаться. Павлин резко развернулся, его глаза горели решимостью, смешанной с яростью.

– Сидеть тут, как в аквариуме? С ума сошёл? – он схватил Виктора за рукав. – В воздух! Надо двигаться!

Он пнул свой воздухат – плоскую пластину с мерцающими гравитационными контурами. Аппарат отозвался тихим гулом и завис на уровне пояса. Виктор, лицо которого всё ещё хранило следы оцепенения после ужаса линейки и унизительного допроса, машинально активировал свою платформу. Его доска загудела чуть глуше, с ленцой.

Их взлёт был не плавным парением, а нервным, срывающимся рывком вверх. Павлин рванул первым, его доска дёрнулась, описала резкую дугу над крышей станции, едва не задев одну из серебряных нитей. Виктор последовал за ним, вцепившись пальцами в рёбра жёсткости своей платформы до побеления костяшек. Ветер тут же ударил в лица, заставив их щуриться и отворачиваться.

Они понеслись низко над крышами Нищура, и это был не полёт, а серия дёрганых виражей, резких наборов высоты и стремительных падений. Павлин вёл свою доску агрессивно, с яростью вымещая на ней всю накопившуюся злобу и разочарование. Он пронёсся в сантиметрах от острых антенн, спикировал в узкий, как щель, проулок между мрачными громадами зданий и вынырнул с другой стороны, прямо напротив своей же школы.

– Видишь эту паутину?! – его крик едва пробивался сквозь рёв ветра и навязчивый гул двигателей. – Как клетка!

Он указал вниз, на серебристую сеть, которую легионеры натянули на здание, словно пытаясь запеленать монстра.

Виктор, пригнувшись на своей доске, чтобы уменьшить сопротивление, крикнул в ответ, глядя на мелькающие внизу улицы:

– Они… они просто исчезли… Глеб, Ольга… – его голос сорвался, не в силах вынести тяжести этой мысли.

Павлин не ответил. Он вдруг сбросил газ, и его доска потеряла скорость, но не стабильность. Он повёл её плавнее, но не менее искусно, направляя в лабиринт гигантских ржавых труб заброшенного гидроэлеватора. Они скользили между этими монстрами ушедшей индустрии, облетая их по спирали, ныряя под прогнившие мостки.

– Пав! – крикнул Виктор, его голос стал отчётливее на меньшей скорости, но всё равно напряжённым. – Источник Молчания! Осмир дал задание до всей этой катавасии с тенями!

Павлин резко развернулся вокруг очередной трубы, его платформа накренилась почти вертикально, он едва не задел торчащую арматуру.

– И? – он выровнялся, летя спиной вперёд и глядя на Виктора. – Ты думаешь, совпадение? Осмир говорил о «Забытых»… Это же те, кого Тени забрали!

– Именно! – Виктор прибавил газу, догнал Павлина, летя рядом. – Связь очевидна! Источник – ключ ко всему этому! Найти его – значит понять Теней, понять Осмира, доказать, что мы не приманивали их тем амулетом!

Он махнул рукой в сторону темнеющих на горизонте очертаний Старых Мельниц, где, как они подозревали, могли скрываться входы в самые глубокие тоннели.

Павлин молча сжал кулаки на рукоятках управления по бокам своей платформы. Затем резко рванул вперёд. Его доска взмыла вверх над трубами, как выпущенная стрела.

– Но где его искать?! – его крик донёсся сверху. – Кольцо? – Ноль! Библиотека? – Гарадаев сам сказал, что инфы нет! Учителя? – Громов рычит как медведь, Биос боится слова «тень», твоя мать… ты сам знаешь!

На пике набора высоты он вдруг выполнил мёртвую петлю – чистый, отчаянный выплеск эмоций. Виктор, летевший следом, инстинктивно пригнулся.

– Тихо! Вылетим! – прокричал Виктор, выравниваясь после его рискованного манёвра. – Значит… значит, нужен кто-то вне системы! Контрабандисты или культисты!

Павлин, завершив петлю, завис рядом с Виктором у верхней точки труб. Ветер трепал его волосы, которые больше походили на щупальца кракена. Внезапно на его лице появилась дерзкая, уставшая ухмылка.

– Слабо до Ржавого Моста? – он бросил вызов. – Наперегонки! Победитель решает, к кому идти первым!

Не дожидаясь ответа, он рванул вперёд, его доска оставила в вечернем воздухе лёгкий голубоватый след.

– Да ты шутишь! – крикнул Виктор ему вслед, но тут же пригнулся и вжал в полную рукоятки газа. Его доска взвыла, устремившись за Павлином. – Ладно! Держись!

Гонка была яростной, но короткой. Павлин летел как сама стихия – используя малейшие потоки воздуха, ныряя в аэродинамические тени зданий, совершая немыслимые по точности виражи. Виктор пытался догнать, кричал предупреждения о внезапных препятствиях, но его доска была менее маневренной, а навыки – скромнее. На последнем прямом участке перед Ржавым Мостом – древней металлической конструкцией, перекинутой через канал с мутной водой – Павлин сделал финальный, отчаянный рывок. Он пронёсся под аркой моста, резко развернулся на месте, используя магический импульс стабилизаторов, и замер в воздухе прямо перед изумлённым Виктором, который только подлетал к месту финиша.

Они зависли друг напротив друга над тёмной водой канала, тяжело дыша. Адреналин ещё бил в виски, заставляя сердца выстукивать быструю дробь. На их лицах появились первые за этот долгий день намёки на что-то, кроме ужаса и ярости, – азарт, усталое, лихорадочное возбуждение.

– Ну что, проигравший? – Павлин вытер рукавом пот со лба, его глаза блестели. – Мой выбор!

Он выдержал паузу, глядя на Виктора, потом решительно кивнул.

– К Марку.

Виктор перевёл дух, кивнул. Его доска слегка покачивалась под ним.

– Прагматично. Культисты… слишком темно и непредсказуемо сейчас. Марк что-то знает или знает, кто знает. И он уже помогал. – Он замолчал, его взгляд стал тяжелее. – Хотя…

– Всегда спрашивает, – Павлин закончил за него фразу. Он оглянулся на закатное небо, окрашивающее Нищур в багровые и свинцовые тона. – Завтра. В школе найдём. Сейчас… сил уже нет.

В его голосе прозвучала внезапная, навалившаяся вся разом усталость, пришедшая на смену адреналину гонки.

Виктор посмотрел вниз, на вечерний, зажигающий огни Нищур. Потом кивнул.

– Завтра.

Он медленно развернул свою платформу в сторону насосной станции. Павлин последовал его примеру. Они полетели обратно не спеша, молча, неся с собой тяжёлую ночь дня, ложное клеймо и единственное твёрдое решение, принятое в вихре скорости над ржавыми трубами.

***

Воздух у теплиц живологии был густым и влажным, пахнущим сырой землёй и озоном от серебряных сетей, что опутали школьные здания, мерцая под хмурым небом. Именно здесь, в заброшенном углу двора, они нашли Марка.

Он прислонился к кирпичной стене, нервно перебирая в пальцах чёрную шестерёнку с трещиной. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто он обдумывал сложный и опасный ход. Он выглядел не просто отстранённым, а глубоко озабоченным.

Виктор подошёл первым, его голос прозвучал тихо, но настойчиво, врезаясь в тяжёлую тишину.

– Марк. Нам нужно поговорить. Срочно.

Марк вздрогнул, словно возвращаясь из далёких мыслей. Он быстро сунул значок в карман, а его взгляд, остекленевший секунду назад, стал собранным и настороженным.

– Да? Что случилось? Опять тени?

Павлин, кивнув в сторону насосной станции, сделал шаг вперёд.

– Спасибо за паутину. Твои… люди? Это помогло.

– Наши, – коротко, без эмоций кивнул Марк. – Стараемся держать свои углы чистыми. Рад, что пригодилось.

Он перевёл взгляд на Виктора, изучающе всматриваясь в его лицо.

– Но ты не за благодарностями пришёл. Вижу по глазам. Что-то стряслось? Или стрясётся?

– Источник Молчания, Марк, – выдохнул Виктор. – Задание от Осмира. Мы уверены – он ключ к этому кошмару. К этим… Шепчущим. Кольцо глухое, библиотека – пустота, учителя молчат или не знают. Гарадаев дал лишь азы.

Он сделал шаг ближе, понизив голос почти до шёпота.

– Ты знаешь Нищур как свои пять пальцев. Знаешь людей. Знаешь проходы. Помоги. Где искать этот Источник?

Марк замер. Его лицо стало каменным, непроницаемым. Он медленно, почти нехотя, вынул значок из кармана и снова принялся крутить его в пальцах, разглядывая трещину, будто в ней был скрыт ответ.

– Источник Молчания… – его голос прозвучал низко и обречённо, придавая словам куда больший вес, чем они ожидали. – Это… не просто точка на карте. Это тайна. Запертая, охраняемая. Даже для тех, кто… знает дороги.

Он упорно смотрел на значок, избегая встречаться с ними глазами.

– Но ты можешь узнать? – не выдержал Павлин. – У тебя же связи! Твои друзья…

– Партнёры, – резко поправил Марк, поднимая голову. Его глаз вспыхнул предостерегающе. – Не друзья. И их интересы… специфичны. Запрос о таком месте – не просто вопрос. Это знак внимания. Не всегда желанного.

Он сжал значок так, что послышался скрежет металла.

– Я… могу спросить. У кого-то, кто… возможно, в курсе. Но это потребует времени. И осторожности. Огромной осторожности. Риск не только для вас.

Виктор почувствовал холодок под лопатками. Он понимал, куда ведёт этот разговор.

– Что ты хочешь взамен, Марк? Мы уже в долгу за станцию.

Марк медленно повернул к ним лицо. В его глазах читалось не холодное корыстолюбие, а тяжёлое, выстраданное решение.

– Станция – это… профилактика. Общая безопасность. Это не в счёт вашего личного долга мне.

Он сделал паузу, тщательно подбирая слова.

– Запрос информации такого уровня… Это моя шея на кону, если что-то пойдёт не так. Мои партнёры не любят лишних вопросов, особенно о местах Силы. Поэтому… цена будет выше.

Он ещё раз взглянул на значок, а затем резко, почти бросая, протянул его Виктору.

– Держите. Это не просто железка. Это маяк. И расписка. Я найду способ узнать про Источник. И когда узнаю… я приду к вам. Однажды я скажу: «Сделайте это». Одно дело. Без вопросов. Без колебаний. Без обсуждений.

Его голос зазвучал твёрдо, как закалённая сталь.

– Цена может быть вашей свободой, вашей репутацией, вашей… чистотой. Возможно, вам придётся переступить черту, которую вы себе рисовали. Вы готовы подписать такую расписку? За информацию, которая может спасти школу… или погубить вас и меня?

Тишина, наступившая после его слов, давила тяжелее, чем вся серебряная паутина Легиона. Павлин смотрел на значок в руке Виктора, как на живую гремучую змею. Виктор чувствовал, как ледяная тяжесть расползается у него в груди. Марк не продавал знание – он продавал доступ к нему через свою опасную сеть контактов, ставя на кон себя, и требовал за это их будущее.

– А если твой… источник… ничего не знает? – спросил Виктор, сжимая в ладони холодный металл.

– Тогда ваш долг аннулируется, – Марк горько усмехнулся. – Вы получите пустоту, а я – проблемы. Но… – он бросил взгляд куда-то за их спины, в сторону дальних корпусов школы, – …я знаю, где спрашивать.

– И сколько ждать? – тихо спросил Павлин.

Марк пожал плечами, но напряжение в его глазах выдавало, что это не простое дело.

– День? Два? Неделю? Зависит от… доступности источника информации и от того, насколько велика будет плата с их стороны. – Он посмотрел на значок в руке Виктора. – Когда придёт ответ – этот значок… даст знать. Ждите знака. И будьте готовы. К информации… и к моему приходу за оплатой. Не теряйте его.

Последние слова прозвучали особенно мрачно и весомо.

Он резко развернулся, чтобы уйти.

– Марк… – окликнул его Виктор. – Почему ты рискуешь? Спрашивать у таких людей?

Марк обернулся наполовину. Его профиль казался особенно резким на фоне серого, низкого неба.

– Потому что безликой куклой мог стать кто угодно, – прозвучало тихо, почти шёпотом. – Даже… кто-то из наших. Тени не разбирают. А я отвечаю за своих. Или пытаюсь.

Он бросил последний взгляд на значок.

– Ждите знака. И не играйте с огнём, пока ждёте. Вы уже в игре глубже, чем думаете.

С этими словами он быстро зашагал прочь, растворившись в потоке учеников, спешащих на урок. Виктор и Павлин остались стоять у кирпичной стены, сжимая в руке холодный металл значка с трещиной – символ опасного долга, неминуемой расплаты и единственный ключ к тайне, окутанной мраком и тишиной. Они не получили ответа – лишь обещание вопроса и страшный аванс на своё будущее.

Глава 4: Карта, нарисованная кровью

Исходящий от кристалла свет мягко пульсировал, отбрасывая причудливые тени на напряжённое лицо Виктора. Он не отрываясь уставился на компас, лежавший перед ним на столешнице, а его пальцы нервно барабанили по потёртому дереву. В центре этого хаоса света загадочная вторая стрелка упрямо дрожала, указывая чётко в сторону двери библиотеки. Его голос прозвучал напряжённо, почти шёпотом.

– Опять. Стоит ей войти в здание – как будто магнитом тянет. Вот она в классе Языковой сейчас… и стрелка – туда. Вот она вышла в коридор к Евгению… и стрелка – туда. Что в ней такого особенного, Пав?

Павлин развалился на стуле, лениво крутя в руках прозрачный флакон, внутри которого вода формировала миниатюрные, гипнотические водовороты. Он смотрел на компас без тени энтузиазма.

– Вик, может, он просто барахлит? Твой дядя… его же нет давно. Артефакт старый, пыльный. Мог и сломаться за годы в ящике. Или… – он сделал паузу, подбирая слова, – …может, он на стресс реагирует? Анна после того кошмара в Атриуме… она же вся на нервах. Видел, как она вздрагивает от каждого шороха? Может, компас тянется к этой… энергетике страха? Или просто реагирует на тени?

Виктор резко схватил компас и поднёс его к серебряной нити, оплетающей ближайший стеллаж. Стрелка не дрогнула. Он провёл прибором над густой тенью, отбрасываемой тяжёлым томом, – реакции ноль. Его голос прозвучал твёрдо и убеждённо.

– Нет. Я проверял у зеркальных осколков в зале – тишина. У серебряной паутины на станции – ноль. Он реагирует только на неё. Только когда она рядом. И не просто рядом – на неё саму. Это не поисковик теней, Пав. Это что-то другое. – Он положил компас обратно, его взгляд стал острым и сосредоточенным. – Дядя искал что-то с его помощью. Что-то важное. И теперь это что-то… связано с Анной?

Павлин вздохнул, с лёгким стуком поставив флакон на стол. Вода внутри мгновенно замерла.

– Ладно, ладно, верим в твой волшебный компас. Но что дальше? Подкараулим её, ткнём прибором в лоб? «Здрасьте, Анна, а почему мой компас на вас помешан?» Евгений нас на твой шест посадит, а его фанатики из Лоялистов… – он выразительно провёл рукой по горлу.

Виктор уже не слушал. Он поднял руку, и вокруг его пальца вспыхнуло сложное голографическое свечение – активировалось Кольцо Всезнания.

– Кольцо, сканирование: Аномальные магические сигнатуры. Источник: Анна «Щит». Радиус: 50 метров. Фокус: Предметы артефактного уровня, искажения пространства, нестабильные магические поля.

Павлин наблюдал, как перед лицом Виктора затанцевали строгие строчки голографических данных.

– И? Что говорит всезнайка?

– Ничего полезного! – Виктор хмуро тыкал пальцем в невидимые панели. – «Маг света. Уровень метки: Стандарт. Биоритмы: В норме (лёгкое возбуждение ЦНС)». Никаких артефактных излучений. Никаких пространственных искажений. Сплошная… нормальность. – Он резким жестом выключил кольцо. – Как будто стрелка компаса врёт. Но я чувствую, что нет. Там что-то есть… что-то, что кольцо не видит.

– Может, порыться в архивах? – предложил Павлин, поднимаясь и потягиваясь. – Поискать про такие компасы? Или про аномалии у магов света? Хоть какая-то зацепка.

Он направился к ближайшему терминалу доступа к цифровому архиву. Его пальцы привычно забегали по проецируемой клавиатуре. Виктор снова взял компас и повернулся спиной к двери. Стрелка тут же дёрнулась, указывая чётко за его спину – туда, где сейчас находилась Анна. Он сжал прибор в ладони, чувствуя холод его металла.

В этот момент из прохода между высокими стеллажами появился Тельдаир Дивит. Он нёс аккуратную стопку толстых журналов в кожаных переплётах. Его движения были плавными и бесшумными, взгляд рассеянно скользил по корешкам. Проходя мимо стола, он случайно задел угол стола локтем. Верхний журнал соскользнул и упал плашмя на стол прямо перед Виктором. На тёмно-синей обложке ясно читалось заглавие: «Феномен Духовного Резонанса: Неартефактные Связи в Современной Магической Практике».

Тельдаир мгновенно и беззвучно наклонился, поднял журнал. Его лицо оставалось абсолютно бесстрастным, лишь в глубине глаз мелькнула тень вежливого сожаления.

– Прошу прощения. Неловкость, – произнёс он ровным, лишённым интонаций голосом.

Он аккуратно положил журнал обратно на стопку и так же бесшумно продолжил свой путь к дальнему стеллажу, будто ничего не произошло.

Виктор замер, на секунду оторвался от компаса. Его взгляд приковало к месту, где лежал журнал, словно он пытался прочесть заглавие сквозь обложку. Он невольно провёл пальцем по краю стола.

– Духовный… резонанс?.. – пробормотал он себе под нос и снова уставился на компас.

Павлин, увлечённый терминалом, ничего не заметил.

– Эй, Вик! В архивах куча про диагностические артефакты, но ничего про компасы, тянущиеся к нервным девчонкам! Может, всё-таки стресс?

Неожиданно из-за стеллажа появилась Ирина «Протокол», словно материализовавшаяся тень. В руках она держала свой вечный блокнот, лицо её было бесстрастно, но острый взгляд успел скользнуть по компасу в руке Виктора и мельком – на удаляющейся фигуре Тельдаира. Она заговорила сухо, отстранённо, словно диктовала отчёт.

– Запись 147-А. Субъект: Анна «Щит». Во время инцидента в актовом зале. Наблюдение: Аномальные пики магической энергии света фиксировались не в моменты активации защитных барьеров. Пики коррелировали с моментами максимального психологического стресса субъекта. Наиболее значительный всплеск зафиксирован в момент визуализации субъектом потенциального падения объекта Евгений в воображаемую пропасть, вероятно, индуцировано воздействием теневой сущности. Вывод: Сильный эмоциональный стресс, особенно связанный с чувством вины и страхом потери, может генерировать уникальный, но временный магический «отпечаток». – Она посмотрела прямо на Виктора. – Возможно, твой прибор фиксирует этот отпечаток. Он нестабилен. Не является артефактом или постоянной аномалией. Просто… след травмы.

Она сделала короткую пометку в блокноте и так же бесшумно скрылась между стеллажами, не дожидаясь ответа.

Виктор и Павлин переглянулись. В глазах Виктора вспыхнуло понимание, смешанное с облегчением, но тут же набежала тень нового, более глубокого вопроса. Он снова вспомнил заглавие журнала. Павлин же выглядел довольным.

– Ну вот! Я же говорил! Стресс, травма! Компас тянется к этому… «эмоциональному шраму». Логично! После того, что она пережила, у неё этого «шрама» – на весь Нищур хватит. – Он хлопнул Виктора по плечу. – Расслабься, детектив. Твоя Анна не злодейка, просто… израненная.

Виктор медленно кивнул, не отрывая глаз от компаса. Стрелка всё так же упрямо указывала в сторону класса Языковой.

– След травмы… Да, Ирина права, след есть… – Он поднял глаза, и его взгляд стал острым, цепким. – Но почему он такой сильный? Почему только у неё? У Гарадаева – стресс, у неё самой – чуть блокнот не отняли, у Марка – вечный аврал… Почему у них отпечаток слабый или его нет, а у Анны – как маяк? Просто… «след»? – Он сжал компас, мысленно повторяя: Духовный Резонанс. – Или… связь? Какая-то… особая связь? Что дядя искал с помощью этого? Что это?

Он встал, полный решимости.

Павлин пожал плечами.

– Ну, давай. Кого проверять? Гарадаева? Ирину? Марка? Список «нервных» не так уж велик.

Они провели остаток дня, осторожно поднося компас к разным людям, пережившим инцидент или известным своим напряжённым состоянием. У Гарадаева стрелка лишь слабо дрогнула. У Ирины – не пошевелилась вовсе. У Марка, которого они застали за школой, – слабое колебание. Ничего даже отдалённо похожего на мощный, неумолимый сигнал, который исходил от Анны.

Тельдаир Дивит находился неподалёку, у стены школы, якобы рассматривая старую каменную кладку. Его спина была прямой, поза расслаблена, но взгляд периодически, с холодной методичностью, перемещался с Виктора и Павлина на компас и обратно. Он не делал заметок, просто наблюдал. Когда Виктор невольно поймал его взгляд, Тельдаир лишь вежливо, абсолютно бесстрастно кивнул и вернулся к изучению стены.

Поздним вечером, уже у выхода из школы, Виктор смотрел на компас. Стрелка, как верный пёс, указывала на комплекс, где жила Анна. Его лицо озаряли тёплые лучи солнца, но в глазах читалась не разгаданная тайна, а лишь более глубокая тень сомнения и нарастающей тревоги. Он бросил быстрый взгляд на угол здания, где стоял Тельдаир. Того уже не было.

– Не сходится, Пав. Не просто стресс… Не просто травма. Ирина права, отпечаток есть… но он другой. Уникальный. Мощный. – Он крепко сжал прибор в руке, чувствуя его холод и вспоминая мелькнувший заголовок. – След… или якорь? К чему? Что в ней такое, Пав? Что делает её… особенной для этого артефакта? И почему за нашим поиском следят? – Его последняя фраза прозвучала почти шёпотом, полным недоверия к внезапно сгустившимся теням вокруг. – Я узнаю. Кто бы что ни скрывал.

Он спрятал компас в карман. Стрелка под тканью всё равно тянулась к Анне, как игла к невидимому полюсу. Загадка не разгадалась. Она усложнилась, обрастая новыми вопросами о связи, наблюдении и истинной цели старого артефакта. И Виктор не намерен был отступать. Воздух, казалось бы, пронизанный лишь пылью знаний, теперь нёс в себе незримый холод чужого внимания.

***

Прошла неделя. Листья на редких деревьях окончательно пожелтели и теперь хрустели под ногами учеников, собравшихся на большой перемене. Октябрь вступал в свои права, окутывая Нищур прозрачной, колючей дымкой. Серебряные нити Легионеров, натянутые по периметру, сверкали под низким осенним солнцем, словно паутина из жидкого металла.

Виктор прислонился к холодной, шершавой стене здания, сжимая в ладони знакомый контур компаса. Он уже не смотрел на стрелку, всё так же упрямо указывающую на окна классов, где предположительно находилась Анна. Его взгляд был устремлён в пустоту, а на лице застыла смесь глубочайшей концентрации и разочарования.

– Эмоциональный отпечаток… – бормотал он себе под нос, едва шевеля губами. – Но почему только она? Почему не Марк, который каждый день рискует жизнью? Не Ирина, которая видела, как тень рвёт её записи? Не Гарадаев, потерявший учеников?..

Он сжал компас так, что костяшки его пальцев побелели.

– Что именно он в ней фиксирует? И как это связано с дядей? Может… дядя искал не людей, а носителей чего-то? Не самих людей, а то, что они… носят? Или то, что их… использует?

К нему подошёл Павлин, задумчиво жуя булку с изюмом. Заметив выражение лица друга, он громко вздохнул, поднимая вверх крошки.

– Опять твой волшебный указатель на израненные души? Вик, да отвлекись уже! Глянь вокруг. – Он кивнул головой в сторону шумных групп учеников. – Все только о тенях и говорят. Ирина вчера с утра пораньше в библиотеке сидела, свой «Протокол» восстанавливала. Даже Спортин сегодня без шуток – летал на скейте молча, как привидение. А ты тут со своей стрелочкой… Мы ждём сигнала от Марка про Источник! Это сейчас важнее.

Виктор медленно оторвал взгляд от компаса. В его глазах тлела упрямая искра.

– Важнее? А если то, что тянет эту стрелку, связано с Источником? Или с тем, что привлекло тени в школу? Анна была в зале… её отражение говорило гадости… Может, в ней ключ?

Павлин покачал головой, доедая булку.

– Может, слона-призрака. Может, розовых пони. Вик, ты строишь воздушные замки на песке подозрений. У нас есть реальная зацепка – Марк и его шестерёнка. А этот компас… – он ткнул пальцем в потёртый металл прибора, – …он пока только вопросы добавляет. Давай сосредоточимся на том, что можем проверить. На Источнике Молчания. На задании Осмира. На серебре для воды. Это конкретика.

В этот момент из кармана куртки Павлина раздался тихий, но пронзительный звук – сухой скрежет и короткий щелчок, словно сломался крошечный механизм. Павлин вздрогнул, роняя последние крошки.

– Чёрт! Что это?!

Он судорожно полез в карман и вытащил чёрную шестерёнку с трещиной, которую дал им Марк. Артефакт вибрировал в его ладони, а трещина на ней пульсировала слабым ржаво-красным светом. Звук прекратился, но зловещее свечение продолжало мерцать с нерегулярными интервалами.

Глаза Виктора расширились. Все мысли о компасе мгновенно испарились. Он резко придвинулся.

– Сигнал! Марк нашёл! Быстрее, где он? В школе? Насосной?

Павлин перевернул шестерёнку, приглядываясь к пульсирующей трещине. На обратной стороне, едва заметно, проступили тонкие, словно паутина, светящиеся линии. Они складывались в примитивную карту – несколько перекрёстков улиц Нищура и значок в виде заштрихованного квадрата в одном из углов.

– Не тут. Смотри… – он показал Виктору. – Значок… похож на склад или лавку. И адрес… это же район Старых Мельниц! Там сплошь заброшки и подпольные мастерские.

Виктор внимательно изучил карту, его мозг уже переключился в режим действия.

– Старые Мельницы… Глушь. Идеальное место для контакта, которого не хочет видеть Легион. – Он поднял взгляд на Павлина, и его лицо стало твёрдым и серьёзным. – Марк сказал, что тот, кто знает про Источник, опасен. Коллекционер… Подпольный коллекционер чего? Артефактов? Знаний? Теней?

Павлин сунул шестерёнку обратно в карман, нервно оглядевшись. Его голос понизился до шёпота.

– Не знаю. Но Марк предупредил: услуга будет дорогой. И слово мы ему дали. – Он посмотрел на Виктора, и в его глазах читалась смесь решимости и тревоги. – Идём?

Виктор взглянул на компас. Стрелка всё ещё указывала на школу, на Анну. Он на мгновение задержал на ней взгляд, затем решительно засунул прибор в самый глубокий карман рюкзака, словно откладывая одну загадку ради решения другой, более насущной.

– Идём. Источник Молчания – ключ ко всему. Возможно, и к тому, что случилось в зале. А тайна Анны… она никуда не денется. Сначала – Коллекционер.

Прямо за спиной Павлина, будто из ниоткуда, возник Тельдаир Дивит. Он остановился, будто рассматривая серебряные нити на стене. Его голос прозвучал спокойно, с лёгким мидирским акцентом, но его появление показалось до жути своевременным.

– Старые Мельницы? Значок склада… – Он слегка наклонил голову, словно пытаясь разглядеть карту, которую Павлин только что спрятал. – Интересно. Район полон истории. И… контрабанды. Слышал о Коллекционере, который там обосновался. Говорят, он специализируется на… необычных артефактах. Доагорских технологиях, запрещённых свитках. – Он перевёл взгляд на Виктора, и его глаза стали чуть более пристальными. – Но ходят слухи, что его интересуют и более мрачные вещи. Вещи, связанные с тем, что недавно потревожило школу. Будьте осторожны. Информация – ценный товар, но иногда она дороже, чем кажется. Особенно если копать слишком глубоко в определённых тоннелях.

Павлин резко обернулся, явно вздрогнув. Он инстинктивно сжал кулак.

– Дивит?! Откуда ты…? Мы просто… обсуждали… – Он запнулся, не зная, что сказать.

Виктор мгновенно напрягся. Его взгляд стал острым, колючим. Он сделал шаг вперёд, слегка прикрывая собою Павлина.

– Мы обсуждали район Старых Мельниц как потенциальное место для проекта по Городоведению. Архитектура упадка. – Он смотрел Тельдаиру прямо в глаза, его голос был ровным, но в нём слышался металл. – А про коллекционера и «мрачные вещи»… это довольно специфические слухи для новичка. Особенно про «определённые тоннели». Мидирские архивы так глубоко копают в подполье Нищура?

Тельдаир спокойно выдержал его взгляд. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Архивы содержат многое. А Нищур… известен своими тайнами. Я лишь поделился услышанным. Вам решать, что с этим делать. – Он сделал лёгкий, почти незаметный кивок. – Удачи с… проектом.

Он так же плавно развернулся и ушёл, растворившись в толпе учеников, спешащих на урок. Его уход был бесшумен и не привлёк ничьего внимания.

Павлин выдохнул, разжимая кулак. Шестерёнка в кармане всё ещё слабо мерцала.

– Вот чёрт… Как он подкрался? И откуда он знает про Коллекционера и… тоннели? Это уже не просто совпадение, Вик.

– Нет, не совпадение, – хмуро проговорил Виктор, провожая взглядом удаляющуюся фигуру. – Он знал. Значок склада, Старые Мельницы… Он подслушал или… – Он тихо стукнул кулаком по стене. – Неважно. Он дал нам информацию. Чтобы мы шли туда настороже. Или чтобы мы не шли. – Он резко повернулся к Павлину. – Это меняет только одно: мы идём туда, зная, что за нами наблюдают. И что этот Коллекционер – не просто подпольщик. Он часть чего-то большего. Готов?

Павлин сглотнул, но кивнул, стараясь выглядеть увереннее.

– Готов. Печеньки с пауками и наблюдением? Почему бы и нет. Главное – добраться до Источника.

Прогремел звонок, возвещая об окончании перемены. Ученики потоками устремились к дверям. Виктор и Павлин стояли ещё мгновение, их решимость теперь была смешана с гнетущим чувством невидимого наблюдения. Они смотрели не на школьные двери, а в сторону ворот, ведущих в мрачные переулки Нищура.

Виктор взял Павлина за локоть, его голос стал тихим и жёстким.

– Чем темнее – тем лучше. И смотри в оба. Во все стороны.

Они вышли за ворота, их шаги быстрые и целенаправленные, но спины были напряжены. Слова Тельдаира о «мрачных вещах» и «определённых тоннелях» висели над ними, как холодная тень, добавляя новый, куда более опасный слой к их миссии.

***

Виктор и Павлин, протиснувшись в узкую щель между двумя обвалившимися кирпичными стенами, оказались внутри цилиндрической башни. Они находились в самом центре Старых Мельниц – самой заброшенной части района, где скапливалась основная масса подпольщиков, потому что «чистоплотные легионеры не хотят марать руки в этой помойке».

Их встретил полумрак, нарушаемый лишь призрачным свечением пары клубков биолюминесцентного мха, плававшего в запотевших банках. Воздух был наполнен чем-то химически-сладковатым, щекотавшим ноздри. Стеллажи, уходящие вверх, в непроглядную темноту, были завалены кошмарным коллекционным хаосом: черепа неведомых существ в проволочных каркасах, сломанные девиты, странные кристаллы в стеклянных сосудах, кипы пожелтевших схем. В углу пульсировал слабым светом большой чан с мутной жидкостью.

Из глубины теней, бесшумно, словно часть самой темноты, материализовалась высокая, сухопарая фигура. Коллекционер. Его многослойная, выцветшая одежда напоминала наряд археолога-отшельника. Лицо скрывал глубокий капюшон и очки с совершенно чёрными, непроницаемыми стёклами. Руки в перчатках из странной чешуйчатой кожи бесшумно скользнули по пыльной поверхности стола. Казалось, он не просто ждал их, а был заранее уверен в их приходе.

Виктор, подавив комок нервов в горле, шагнул вперёд. Его голос прозвучал твёрже, чем он ожидал.

– Нас прислал Марк. Мы пришли по зову шестерёнки.

Он показал чёрную шестерню с зажившей трещиной, теперь безжизненную и холодную.

Коллекционер медленно кивнул, его капюшон почти не шевельнулся.

– Марк… «Шрам». Знакомый клиент. – Его скрытый взгляд изучал их, задерживаясь на очках Виктора, на поясе Павлина. – Что ищете в пыли веков и ржавчине, мальчики?

Павлин, ёжась от гнетущей атмосферы, нетерпеливо бросил:

– Источник! Нам нужен Источник Молчания. Точное место. Как туда добраться.

Коллекционер издал сухой звук, похожий на скрежет металла.

– Источник Молчания? – Он сделал паузу, будто пробуя слова на вкус. – Место… значительное. Место, где вода забывает, как течь, а звук умирает в колыбели. Грань между мирами тонка там. – Он повернулся, его перчатки коснулись странного прибора, похожего на сломанную астролябию. – Координаты стёрты из Колец Агоры. Карты сожжены Легионом. Дорогу знают лишь тени да те, кто давно ступал по краю бездны.

– Но вы знаете, – впился в него взглядом Виктор. – Или знаете, кто знает. Марк сказал, вы можете помочь. Цена?

Коллекционер резко обернулся.

– Цена? Цена всегда есть. – Он подошёл к стеллажу и взял странный прибор, напоминавший проектор, в который было воткнуто нечто, напоминающее миниатюрный высохший мозг с тонким хрустальным стержнем. – Знание требует жертвы. Или… обмена. Мне нужен Мозговой Стебель. Свежий. Не высохший мусор, как этот.

Павлин поморщился.

– Мозговой… что? Откуда это брать? И зачем вам?!

– Не спрашивай «зачем». Это моя цена. Добыть его можно лишь в одном месте: на «Боях без Масок». – Виктор и Павлин переглянулись; это название было им знакомо по смутным, пугающим слухам. – Да, та самая подпольная яма. В самых глубоких её ярусах, в туннелях под старыми реакторами, водятся… особые твари. Мутанты. Один из видов… у него стебель – кристаллический шип на темени. Убейте такую. Вырежьте стебель аккуратно… – Он положил перед ними тёмный хирургический резец со странным узором на лезвии. – …вот этим. Цельность кристалла – важна. Принесёте мне живой, светящийся изнутри стебель… и я вручу вам карту к Источнику.

Виктор взял резец, почувствовав странный, обжигающий холод металла.

– «Бои без Масок»… Мы слышали. Но где эта арена? Как туда попасть? Без наводки это самоубийство.

Коллекционер наклонил голову, словно оценивая их решимость.

– Разумный вопрос. – Он скользнул к другому стеллажу и извлёк оттуда два маленьких, невзрачных серебряных значка в форме стилизованной рыбы с пустой глазницей. – Заброшенный зерновой элеватор «Золотой Колос» недалеко отсюда. Смотрите не наверх – ищите внизу. За третьей опорой – труба, обвитая чёрной лентой. Спуск. – Он протянул значки. – Эти откроют дверь. Скажите стражнику у входа: «Тень не помнит шёпота». Значки носите видимо. Они – ваш пропуск и… предупреждение для других крыс в той норе. Не теряйте.

Павлин взял значок, с недоверием разглядывая странную рыбку.

– И… что нас ждёт там? Помимо мутантов?

Голос Коллекционера стал ледяной сталью.

– Всё, что может родиться во тьме, алчности и боли. Гладиаторы-должники. Маги-отступники. Торговцы смертью. Вы – мясо для арены, пока не докажете обратное. Ваша цель – мутанты. Не отвлекайтесь. Не доверяйте никому. И… – его скрытый взгляд, казалось, прожигал их насквозь, – не возвращайтесь без стебля. Мой интерес к неудачникам… ограничен.

Виктор сжал холодный резец. Павлин с отвращением покосился на сосуд с высохшим «экспонатом». Давящая тишина башни, нарушаемая лишь мерцанием света в банках, стала невыносимой. Они молча развернулись и выбрались обратно в тусклый свет дня, тяжесть нового задания и ледяная аура Коллекционера давили на плечи куда сильнее, чем влажный воздух Старых Мельниц. «Бои без Масок» из пугающей байки превратились в их единственный и смертельно опасный шанс.

Они уже достаточно далеко отошли от давящей тишины башни Коллекционера, но молчаливая напряжённость всё ещё висела между ними.

Павлин нервно перебирал в кармане серебряный значок-рыбу, то и дело озираясь на скелеты заброшенных фабрик.

– Знаешь, я всегда думал, что «Бои без Масок» – это просто страшилка, которую Спортин первокурсникам рассказывает, – он сглотнул. – Чтобы они по ночам из домов не сбегали. А теперь вот идём туда, как на заклание. С предоплатой в виде… – он с отвращением посмотрел на хирургический резец в руке Виктора, – …этого.

Виктор шёл чуть впереди, его взгляд был пристальным и отсутствующим, пальцы сжимали холодный металл инструмента.

– У нас нет выбора, Пав. Это единственная нитка, ведущая к Источнику. Ко всему, что происходит. К тому, что было в зале… – Он непроизвольно коснулся кармана, где лежал компас.

– Да уж, нитка… больше на удавку смахивает, – проворчал Павлин, переступая через ржавую трубу. – «Мясо для арены». Приятно же, а? Мне почему-то не хочется быть мясом. Я больше по части зрелищ, если честно.

Виктор на секунду замедлил шаг, обернувшись к другу. В его глазах читалась не только тревога, но и привычная уже одержимость.

– Ты слышал, что он сказал? «Грань между мирами тонка». Это не просто какая-то дыра в земле, Пав. Это место силы. Или анти-силы. Если тени пришли откуда-то… – он сделал паузу, – …вполне возможно, что именно оттуда.

– О, прекрасно! – Павлин всплеснул руками. – Значит, мы не просто на подпольные боёвки идём, а прямиком в логово всякой тенеподобной нечисти! А у нас что? Ты со своим волшебным компасом, я – с булками в рюкзаке и вот с этой… рыбкой без глаза! Отличный план! Просто великолепный!

– У нас есть «мы», – вдруг сказал Виктор, и в его голосе прорвалась редкая для него теплота. – И твоя вода, которая формирует водовороты. И мой щит. И то, что мы не лезем туда как бараны, а знаем пароль и… – он кивнул на значок в руке Павлина, – …имеем пропуск. Мы не мясо. Мы – те, кто идёт за ответами.

Павлин на мгновение замолчал, затем тяжело вздохнул, но уже без прежней паники.

– Ладно, ладно, убедил. Герои-смертники, ищущие ответы на краю света… Звучит хоть и безумно, но уже как-то эпичнее. – Он надёжно прицепил серебряную рыбку на отворот куртки. – Только смотри, если там правда какие-нибудь твари с кристальными шипами на башке… первый удар твой. Договорились?

– Договорились, – тень улыбки тронула губы Виктора. Он повернулся к силуэту огромного элеватора «Золотой Колос», что вырисовывался впереди в промозглом тумане. – Пошли. Найдём эту чёрную ленту. Посмотрим, что там помнит тень… и что забыла.

***

Холодный смрад, пропитанный запахом пота, крови, озона и чего-то кислого, ударил в ноздри Виктора и Павлина, как только молчаливый охранник, услышав пароль «Тень не помнит шёпота», мрачно кивнул и со скрежетом отодвинул тяжёлую ржавую решётку. Серебряные значки в виде безглазой рыбы на их груди холодно жали кожу, словно присоски ледяной твари.

Их провели по узкому, слабо освещённому коридору. Стены были испещрены грубыми граффити и бурыми, маслянистыми подтёками, природу которых лучше было не уточнять. Гул толпы, сначала приглушённый, нарастал с каждым шагом, превращаясь в оглушительный, животный рёв, от которого вибрировал каменный пол.

Их вытолкнули на зрительские места – не скамьи, а уступы, грубо вырубленные в скальной породе, нависающие над круглой ареной, огороженной массивными, испачканными серебряными прутьями. Ярусы были заполнены до отказа пёстрой, ревущей массой: угрюмые типы в потёртых плащах с явно нелегальным оружием за поясом; подвыпившие рабочие, громко спорящие о ставках; пара одетых в гражданское Легионеров, с ненатурально отстранёнными лицами; и несколько закутанных в плащи фигур, чьи лица тонули в глубоких капюшонах.

На арене уже шло действо. Против мутанта, которого объявили как «Безликий Рык», вышел боец в самодельной броне из ржавых пластин, вооружённый искрящейся электро-дубиной. Мутант был жутким порождением самых мрачных кошмаров. Его тело, ещё напоминавшее человеческое, было покрыто струпьями и роговыми наростами, конечности выглядели асимметричными и вывернутыми. Там, где должно было быть лицо, зияла огромная, растянутая в немой гримасе пасть, усеянная острыми, жёлтыми зубами. Из неё вываливался толстый, покрытый шипами язык, и всё существо издавало тихое, навязчивое бульканье.

Боец рванулся вперёд, пытаясь нанести удар дубиной. Но мутант внезапно издал пронзительный, сводящий с ума вой – не звук, а физическую волну боли, от которой у зрителей задрожали перепонки, а по коже побежали мурашки. Боец замер, схватившись за голову в немом крике. «Безликий Рык» рванулся вперёд, сбивая его с ног ударом когтистой лапы. Дубина с грохотом откатилась в сторону. Толпа взревела от восторга.

Началась агония. Мутант вцепился своим шипованным языком в руку бойца, рванул – и с мокрым, хрустящим звуком оторвал её по локоть. Раздался душераздирающий, нечеловеческий крик. Боец, обезумев от боли, отчаянно бил мутанта кулаками по покрытому струпьями туловищу, но удары казались бесполезными. Кислота, капавшая из пасти твари, шипела на его броне, оставляя глубокие рытвины. Кровь и слизь брызнули на серебряные прутья ограждения.

Финальный аккорд был стремительным и чудовищным. «Безликий Рык» резко дёрнул головой – и окровавленная рука осталась у него в пасти, в то время как искалеченный боец, крича от невыносимой боли, пополз прочь, истекая кровью и оставляя за собой ужасный след. Мутант с жадностью принялся пожирать оторванную конечность. Охрана арены не спешила вмешиваться. Лишь когда крики бойца стали слишком пронзительными, один из охранников лениво выстрелил из чего-то похожего на шокер, оглушая мутанта. Проигравшего, уже теряющего сознание, унесли, а «Безликого Рыка» прутьями загнали обратно в клетку под новый рёв одобрения толпы.

Виктор и Павлин сидели, как вкопанные, вцепившись пальцами в шершавый камень уступа. Павлин был мертвенно бледен, его обычно насмешливый взгляд стал пустым и потрясённым. Виктор чувствовал, как по его спине бегут ледяные мурашки, а желудок сжимается в тугой, тошнотворный комок. Они только что видели не постановочную дуэль в ЛМД, а настоящую, немедленную и беспощадную жестокость. Здесь не было фокуса, здесь была кровь, переломанные кости, откушенные конечности, животный страх и агония.

– Вик… – прошептал Павлин, не отрывая взгляда от арены, где работники уже скребли песок, засыпая тёмные лужицы. – Это… Это же безумие. Он… ему руку…

Виктор молча следил за уборкой. Его взгляд упал на холодный металл резца Коллекционера, торчащего из его кармана. Инструмент вдруг показался ему крошечной, жалкой и беспомощной игрушкой.

– И ты думаешь, мы сможем подойти к такому… чудовищу… и спокойно срезать у него этот… стебель? – с отвращением выдохнул он. Одна лишь мысль о том, чтобы приблизиться к такому существу, даже оглушённому, вызывала приступ тошноты. Их тренировки, их дуэли – всё это вдруг показалось наивной детской забавой.

Павлин перевёл взгляд на следующих участников, выходящих на арену – ещё один человек против мутанта, похожего на скорпиона с кристаллическими наростами на спине.

– Нам сказали, что нужен стебель… но не сказали, как его достать. Даже если мы выиграем бой… как мы подойдём? Как удержим его? Как не… не станем как он? – он кивнул в сторону выхода, куда унесли искалеченного бойца.

Они просидели ещё один бой, наблюдая, как новый гладиатор едва уворачивался от смертоносного жала, используя дымовые шашки и хитрые ловушки. Это требовало невероятной ловкости, хладнокровия и опыта, которых у них не было и в помине.

Когда они, потрясённые и подавленные, выбрались обратно в тусклый свет дня, один и тот же вопрос витал между ними, тяжёлый и неумолимый. Как, чёрт возьми, они собираются выполнить задание Коллекционера? Осознание своей полной неподготовленности было горьким, но абсолютно необходимым. Их путь к Источнику Молчания внезапно показался ещё более опасным и непреодолимым.

– Мы не готовы, Пав, – тихо проговорил Виктор, сжимая кулаки. Воспоминание о сводящем с ума вое и едкой слизи «Безликого Рыка» преследовало его. – Не готовы к этому. Нам нужен… другой план. Или помощь. Намного. Более. Серьёзная. Помощь…

Глава 5: Печать на гробнице молчания

Над классом Электричества висела неестественная тишина, которую нарушали лишь скрип пера Ирины да назойливое гудение энергосетей. Мастер Громов медленно прохаживался между пустыми партами, негромко ворча себе под нос и нервно постукивая пальцами по потрёпанной папке с бумагами.

Виктор бесцельно перебирал конспекты, но его мысли были далеко. Образ жуткого мутанта с арены всё ещё преследовал его, но сейчас его грызла другая, более насущная загадка. Он поднял голову.

– Степан Максимович? – осторожно, но достаточно громко, чтобы перекрыть гул, окликнул он.

Громов не оторвался от бумаг.

– Говори, Таранис. Только если это не очередное оправдание, почему твой доклад напоминает инструкцию по сборке воздухата, а не отчёт о магической практике.

– Нет, Мастер. Вопрос… о Зое «Динамит».

В воздухе повисла тяжёлая пауза. Скрип пера Ирины на мгновение прекратился, тонкий стержень замер над бумагой, но сама она головы не подняла.

Громов резко обернулся, его нахмуренные брови почти срослись.

– «Динамит»? А что с ней?

– Она… её нет. С весны. С экзаменов. И сейчас нет. Уже почти два месяца учебного года прошло. Я… просто не понимаю. Она же была в нашем потоке по электричеству.

Громов фыркнул и махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.

– Она отчислена, Таранис, за систематические прогулы и нарушение дисциплины. – Он произнёс это механически, словно заученную скороговорку. – Формальность. Бумаги подписаны. Какое дело тебе до неё? Думаешь, она твои секреты электричества разболтала? – Взгляд мастера стал оценивающим, заостряясь на намёке об уникальных способностях Виктора.

Тот внутренне напрягся, но не отступил.

– Нет, Мастер. Просто… странно. Она же жила магией. На ЛМД рвалась. Говорила, что в этом году обязательно пройдёт квалификацию в Лигу Застывших Часов. И вдруг… прогулы? До весны всё было нормально.

Лицо Громова на мгновение стало каменным и совершенно непроницаемым, но голос сохранил прежнюю едкую резкость.

– Люди меняются, Таранис. Нашла другие интересы. Увлеклась чем-то на стороне. Или просто наглость проявила. Бывает. Не первый и не последний случай. – Он снова повернулся к столу, всем видом показывая, что тема исчерпана.

– Но Степан Максимович, она же пропала ещё до экзаменов! – с нажимом, уже явно чувствуя неладное, продолжил Виктор. – Какой смысл прогуливать обычные уроки?

Громов резко развернулся к нему. Его и без того небогатое терпение лопнуло.

– Таранис! Хватит копаться в том, что тебя не касается! Её отчислили по статье «Длительное отсутствие без уважительной причины». Точка. Официальный приказ висит на доске объявлений с июля! Спроси у «Протокол», она всё конспектирует! – Он ткнул подбородком в сторону Ирины.

Ирина вздрогнула. Медленно, как бы нехотя, она подняла голову. Её стальные глаза за стёклами очков были бесстрастны, но пальцы слегка сжали ручку.

– Это соответствует действительности, Виктор, – прозвучал её монотонный, лишённый эмоций голос. – Приказ № 347 от 5 июля. Основание: «Более сорока пяти учебных дней отсутствия без предоставления документов». Подпись: Гарадаев.

– Сорок пять дней… – не унимался Виктор, переводя взгляд с Ирины на Громова. – Но весной, до лета… – Он быстро соображал, складывая цифры в голове. – Она пропала до экзаменов. В апреле? Марте?

– Последняя зафиксированная мной явка Зои на урок магии электричества – двенадцатое апреля, – уточнила Ирина, глядя в свой блокнот, будто читая сводку. – После этого – отсутствие по всем предметам. Включая… – Она сделала едва заметную, но чёткую микро-паузу, – …Мировой Язык.

Громов резко перебил её, и его голос зазвучал как стальной лом.

– Видишь? Всё по правилам. Нашла себе занятие вне школы. Может, в подпольных боях без правил махается, кто их знает этих сорвиголов. Теперь забудь и займись своими делами. Или хочешь добавить к своим «успехам» дисциплинарное взыскание за неуместное любопытство?

Виктор замолчал, но его мозг лихорадочно работал.

Сорок пять дней до пятого июля… Последняя явка двенадцатого апреля… Значит, она исчезла в середине апреля. Я был прав. А Громов твердит про «занятие на стороне», но сам выглядит… напряжённым. И почему он так резко оборвал, когда Ирина упомянула Мировой Язык?

Внезапно ему вспомнился кабинет Языковой. Умершие розы в прошлом году. Промелькнувшая между роз искра? Или это ему померещилось? И при чём тут Зоя? Нет, прямой связи пока нет.

– Понял, Мастер, – с наигранным смирением произнёс он. – Просто… неожиданно. Она была сильным магом.

Громов отвёл взгляд, и его плечи слегка расслабились.

– Сильных много. Не все доходят до финиша. Контроль, Таранис, помни про контроль. Вот что важно. А не чужие судьбы. – И он снова погрузился в бумаги, всем видом показывая, что разговор окончен, на этот раз точно.

Ирина склонилась над своим блокнотом. Но Виктор краем глаза заметил, как её рука на секунду дрогнула, когда она записывала что-то после слов Громова о «чужих судьбах». А затем она аккуратно, но с каким-то странным ожесточением, провела через только что написанную строчку тонкой, идеально ровной линией, словно безжалостно стирая неосторожную мысль.

Виктор вышел из кабинета Громова с тяжёлым чувством. Сухие формулировки приказа и нервная реакция мастера не складывались в картину. Он машинально двинулся по коридору, размышляя, куда теперь идти, и почти наткнулся на высокую, знакомую фигуру, сворачивающую в дальнее крыло. Марк «Шрам». И тут Виктора осенило – Зоя была в его группе, они оба из так называемых «Детей Мрака». Не раздумывая, он ускорил шаг и перехватил парня у входа на лестничную клетку.

– Марк. Минуту, – тихо, но настойчиво сказал Виктор, преграждая путь.

Марк остановился, подошёл ближе. Его взгляд был привычно осторожным, выжидающим, но без открытой враждебности.

– «Искра». Перемену проспал? Или Громов опять твою метку щупал, проверяя на профпригодность? – его голос звучал немного хрипловато.

Виктор проигнорировал колкость.

– Про Зою. «Динамит». Громов говорит – отчислена за прогулы. Ирина кивает и цитирует приказ.

Лицо Марка на мгновение застыло, и его обычная маска безразличия дала трещину. Он быстро, почти рефлекторно, оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли кого рядом.

– И? Тебе какое дело? Ты с ней в одном кабинете электричества сидел, не больше. Она не из твоего круга, – бросил он, стараясь казаться равнодушным.

Виктор сделал шаг ближе, понизив голос до почти шёпота. Эхо их шагов давно затихло в пустом пролёте.

– Потому что это бред, Марк. Она пропала перед экзаменами. В апреле. Какие прогулы? Прогуливать обычные уроки смысла нет. И почему приказ об отчислении появился только в июле? Громов… он сорвался, когда я спросил. Как будто сам не верил в то, что говорил.

Марк молчал несколько секунд, изучая Виктора взглядом, словно пытаясь определить, можно ли ему доверять. Затем резко кивнул в сторону тёмного угла под лестницей, куда не падал тусклый свет с запылённого окна. Они отошли туда. Голос Марка стал тише, приглушённым, почти шёпотом, который едва ли был слышен под гулом школьных систем.

– Ты прав. Громов врёт. И Протокол… она просто записывает то, что ей велят. Официальная версия – прогулы, отчисление. Удобно. Чисто.

Виктор затаил дыхание.

– А неофициальная?

Глаз Марка стал жёстче, в них мелькнула тень чего-то тревожного.

– Мы её последний раз видели… – он снова сделал паузу, инстинктивно проверяя окружение, – …выходящей из кабинета Языковой. Поздно. Очень поздно. За неделю до её пропажи.

У Виктора ёкнуло сердце.

– Языковой? Старухи с мёртвыми розами? Что ей надо было от Зои так поздно?

Марк пожал плечами, но в этом жесте читалась не неуверенность, а крайняя осторожность.

– Кто знает. Дополнительные занятия? Наказание за ошибки? Зоя жаловалась, что старуха к ней придирается больше, чем к другим. Говорила, чувствует на себе её взгляд… холодный, как могила. А потом… – Марк сжал кулак, и костяшки его пальцев побелели, – …просто нет. Ни встреч, ни сообщений. Никто из нас не знает, где она. Её шкафчик… его опечатали Легионеры через день после того, как она перестала приходить. Под предлогом «нарушения правил хранения». Но мы знаем – там ничего запретного не было.

– Легионеры? Так быстро? – не удержался Виктор. – Это же… странно. Для простого отчисления за прогулы.

Марк резко посмотрел на него, и в его глазах вспыхнуло что-то опасное – смесь гнева и страха.

– Я ничего не говорил. Ты ничего не слышал. Особенно про Языкову. – Он положил тяжёлую руку на плечо Виктора, не угрожающе, а скорее предостерегающе, и его хватка была твёрдой. – Вик. Зоя была… своей. Для нас. Но лезть туда… это не просто опасно. Это самоубийство. Учителя… они неприкасаемы. Особенно такие, как она. Забудь. Ради своего же блага.

– Но она же пропала, Марк! – не сдавался Виктор, глядя ему прямо в глаза. – Может, ей нужна помощь? Может, она…

Марк снял руку, резко отвернулся, и его голос вновь стал отстранённым, но в нём слышалась горечь.

– Помощь? Слишком поздно для помощи. Если она жива… Легионеры бы её нашли. Если нет… – Он снова пожал плечами, на сей раз неестественно, будто отбиваясь от назойливой мысли, – …то уже ничего не изменить. Думай о себе. И о своём друге. У вас и своих проблем хватает.

Он сделал шаг из-под лестницы, выходя в тусклый свет.

– И помни – этого разговора не было. Я тебе ничего не говорил. А ты у меня ничего не спрашивал.

И, не оглядываясь, Марк быстро зашагал вниз по лестнице, его шаги гулко отдавались в бетонном пролёте. Он оставил Виктора одного в полумраке, с леденящей душу информацией и ещё большим, чем прежде, количеством вопросов, на которые не было ответов.

***

Разум Виктора гудел от напряжения. Недели, потраченные на расшифровку тайн компаса, поиски Источника и пропажа Зои, свели его концентрацию к нулю. Он нуждался в перезагрузке. И лучшим способом всегда была работа руками, а точнее – молниями. Одна победа. Всего одна победа, и он получит свои 40 звезд и доступ к квалификации в Лигу Застывших Часов.

Эфирное поле ЛМД вибрировало под ногами, издавая едва слышный гул. Фиолетовые огни Камеры Рекалибровки погасли, как обычно не обнаружив его метку. Он чувствовал, как его сила, обычно сжатая в кулак строжайшего контроля, рвётся наружу, жаждя настоящего действия. Но он придушил её, заставив играть по правилам – ему предстояло не сражаться, а изображать сражение.

– Следующий бой на арене! – голос ДАРИТЕЛЯ, безэмоциональный и громкий, прокатился по залу. – Виктор «Искра» против Анны «Щит»! Ставки на доступ к квалификации!

Виктор замер. Анна? Он посмотрел на противоположный вход. Оттуда вышла она. Её осанка была идеально прямой, взгляд устремлённым вперед, но в нем не было привычной уверенности. Была какая-то стеклянная, лихорадочная решимость.

– Ну что, Таранис, – голос Евгения донесся с трибун, где он восседал с остатками лоялистов. – Покажешь нам, как ты умеет проигрывать?

Виктор проигнорировал его, сосредоточившись на противнице. Стрелка его карманного компаса бешено дёргалась, указывая прямо на неё.

ДАРИТЕЛЬ огласил их счета: 37 и 38 звёзд. Оба на пороге Застывших Часов.

– Анна, я не хочу с тобой сражаться, – тихо сказал Виктор, сходясь с ней в центре арены.

– Правила есть правила, Виктор, – её голос прозвучал странно глухо, будто из пустоты. – Мы оба должны пройти. Кто-то из нас уйдет с победой.

– Давай просто сделаем вид. Эфемерная магия, несколько красивых вспышек, и разойдемся. Ты же знаешь, что у меня… другие дела.

Она покачала головой, и в её глазах мелькнуло что-то чужое.

– Нет притворства. Только сила. Только победа. Легион не терпит слабости.

Гонг возвестил о начале боя.

Виктор действовал первым, по привычке стараясь закончить всё быстро. Он выбросил вперёд руку, и эфемерная копия его молнии, ярко-синяя и потрескивающая, рванулась к Анне. Она даже не пошевелилась. Перед ней возник световой барьер, но не сплошной, а будто собранный из тысяч дрожащих, переливающихся шестиугольников. Молния ударила в него и расплескалась безвредными искрами.

– Ты стала сильнее, – отметил Виктор, готовя следующую атаку.

– Сила – это обязанность, – откликнулась она, и её голос снова показался Виктору наложенным, будто под её словами звучал другой, чуждый шёпот.

Он атаковал серией быстрых, точных разрядов, заставляя её отступать. Но Анна не просто защищалась. Её щиты возникали быстрее, чем раньше, их форма была острее, агрессивнее. Они не просто поглощали удары, а иногда отражали их обрывками ослепительного света, заставляя Виктора уворачиваться.

И тут он заметил. Он, потративший месяцы на то, чтобы идеально подделать эфемерную магию, увидел несоответствие в её стиле. Её свет был слишком… плотным. Слишком реальным. Когда осколок отражённого её щитом света пролетел в сантиметре от его лица, Виктор почувствовал исходящий от него жар – не иллюзорное тепло, а настоящее, обжигающее.

– Ты… – он сузил глаза, прервав атаку. – Ты имитируешь? Твоя магия… она не совсем эфемерная.

Пауза. Стеклянный взгляд Анны дрогнул, на мгновение в нём промелькнуло замешательство, тут же подавленное железной волей.

– Не отвлекайся! – крикнула она, и её руки взметнулись вверх.

Над её головой сформировался сгусток света, превратившийся в десятки острых, как бритва, световых копий. Они ринулись на Виктора. Он едва успел создать заградительную стену из молний, которая испарила большинство из них. Но один снаряд пробил оборону и впился ему в левое плечо.

Виктор вскрикнул от неожиданной, реальной боли. Иллюзия не должна была так причинять боль! Дым поднялся от обугленной ткани его мантии. Он отскочил, хватаясь за плечо, и увидел.

В эпицентре ожога, там, где световой снаряд коснулся его, ткань была не просто обуглена. Она была… стёрта. И на мгновение, когда луч пронзил его защиту, Виктор увидел его истинную природу. Внешне – ослепительно-белый, почти золотой свет. Но в самом его ядре, в сердцевине, пульсировала тонкая, абсолютно чёрная полоса. Не тень, не отсутствие света, а нечто иное, поглощающее всё вокруг себя.

– Что это? – выдохнул он, забыв о боли, глядя на Анну с потрясением. – Что это за магия? Это не свет!

Её лицо исказилось гримасой – на три четверти болью, на одну – торжеством.

– Это сила! Сила, которая не прощает слабости!

Она собрала всю энергию в один последний, сокрушительный выброс. Гигантский луч света, ослепляющий и могущественный, устремился к нему. Виктор, всё ещё оглушённый открытием, попытался уклониться, но луч был слишком быстр. Он сбил его с ног, и система арены зафиксировала нокаут.

Гонг прозвучал снова.

– Победитель – Анна «Щит»! Доступ к квалификации в Лигу Застывших Часов подтверждён! – объявил ДАРИТЕЛЬ.

Свет погас. Виктор лежал на спине, дыша через силу. Левое плечо жгло огнём. Он видел, как Анна медленно опускает руки. На её запястье мелькнул тот самый браслет. И на миг ему показалось, что её собственная тень на отполированном полу арены дёрнулась независимо от неё и посмотрела прямо на него.

Она повернулась и, не сказав ни слова, направилась к выходу, оставив его наедине с жгучей болью и леденящей душу догадкой. Её магия не была подделкой. Почему-то она, как и он, игнорировала метку.

***

Где-то в глубине их насосной станции с шипением вырывался клуб пара из прохудившейся трубы. Серебряные нити мерцали приглушённым, холодным светом, отбрасывая причудливые узоры.

У входа, на относительно ровном участке бетонного пола, стоял слегка помятый, но модифицированный воздухат Павлина. Сам Павлин, в тренировочном комбинезоне, покрытый легкой испариной и масляными пятнами, только что завершил сложный манёвр – резкий вираж с почти касанием земли, «Спираль Рассвета». Двигатель его аппарата тихо гудел, остывая. Павлин вытирал руки засаленной ветошью, его дыхание ещё было чуть учащённым.

Из глубины станции вышел Виктор, его лицо было озабоченным. Он молча наблюдал, как Павлин с профессиональным видом постукивал ключом по корпусу.

– Пав! Перерыв? Хорошо. Мне надо обсудить… кое-что не сходится. Совсем, – обычно спокойный, голос Виктора сейчас был напряжён до предела.

Павлин не оторвался от осмотра двигателя, он был сосредоточен на своей задаче.

– Сходится, не сходится… Главное, чтобы струя стабильной была. Этот вираж я ещё не идеально вписываю. Пару сотых теряю на выходе. Что там у тебя? Опять компас на Анну тыкается?

Виктор раздражённо махнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху.

– Не только компас! Это гораздо серьёзнее. Я был сегодня на ЛМД.

Павлин наконец отвлёкся от двигателя, уловив в тоне друга нечто важное.

– И? Заработал свою квалификацию в Застывшие Часы? – спросил он, беря со старого ящика свой серебряный кастет и начиная нервно тереть его пальцами.

– Проиграл, – отрезал Виктор и, видя удивление на лице Павлина, продолжил. – Анне «Щит».

Павлин присвистнул.

– Щит? Ну, она сильная, света много. Но ты же обычно…

– Всё было не так, Пав! – Виктор резко перебил его, присаживаясь на ящик напротив. – Она… её магия. Она не такая. Я имитирую эфемерную магию, потому что моя – настоящая. А она… – он понизил голос до шёпота, – она, кажется, делает то же самое. Её свет… он не эфемерный. Ядро её луча было чёрным. Абсолютно чёрным! И он причинил мне настоящую боль. Она обожгла мне плечо. Здесь, в ЛМД!

Он оттянул воротник мантии, показывая краснеющий ожог. Павлин перестал тереть кастет, его лицо стало серьёзным.

– Погоди. Ты говоришь, она… обходит метку? Прямо как ты? – Павлин бросил взгляд на свой воздухат, потом снова на Виктора, в его глазах читалось недоверие, смешанное с тревогой.

– Я не знаю, что это! Но это не чистая магия света. И мой компас… наверняка он реагирует на Анну именно из-за этого! – Виктор перевёл дыхание. – И это ещё не всё. Зоя, Пав! Зоя «Динамит»! Всё, что про неё говорят – полный бред!

Павлин, всё ещё переваривая информацию об Анне, нахмурился.

– Зоя? Ну пропала и пропала. Громов же сказал – отчислена. Прогулы. Ирина подтвердила. Что тут не сходится? Пар выпускала, как обычно, вот и переборщила. Опять.

Виктор с жаром наклонился вперёд.

– Перед экзаменами, Пав! В апреле! Какой смысл прогуливать в апреле, когда экзамены ещё не наступили?! Это же бессмысленно! И Громов… – Виктор передразнил грубый тон учителя, – «Приказ есть – значит отчислена!» Да он сам в это не верит! Глаза бегали, как у загнанного зверя! Чуть не взорвался!

Павлин отложил кастет. Его лицо стало сосредоточенным.

– Ладно, допустим. Что-то мутное. Но при чём тут мы? Легионеры шкафчик опечатали – значит, официально всё закрыто. А у меня… – он кивнул в сторону воздухата, – …Великая Гонка в следующем году. Но каждый день на счету, особенно после того позора в прошлый раз. Эти… Динами… – он брезгливо поморщился, – …у них там всё схвачено, а мне реально надо летать.

– Я нашёл Марка. После уроков. Спросил, – Виктор снова понизил голос до конспиративного шёпота.

Павлин приподнял бровь.

– «Шрам»? И что же он сказал?

– Марк знает, что официальная версия – враньё. Последний раз её видели… выходящей из кабинета Языковой. В тот же день, когда она пропала. А на следующий день легионеры уже шкафчик опечатывали. Слишком… оперативно. Марк сказал не лезть. Слишком тут «мутно», по его словам. Опасно.

Воцарилась долгая пауза. Павлин смотрел на серебряные нити на стене, потом на свой кастет, потом на Виктора. На его лице появилась горькая усмешка.

– Мутно? – он резко встал и начал расхаживать, его движения всё ещё напоминали разминку пилота. – Вик, посмотри вокруг! У нас тут целое болото мути, в котором мы барахтаемся! Источник Молчания, который, видимо, теней приманивает, но где он – хрен знает. Твой компас, который как истукан тычется в Анну Щит, которая почему-то игнорирует метку. Теперь вот Зоя… Исчезла после визита к нашей любимой злюке-бабульке с мёртвыми розами. – Он остановился, глядя прямо на Виктора. В его глазах не осталось и тени шутки. – А знаешь, что самое мерзкое? Языкова – идеальный кандидат в безумных старух, которые учеников в подвалах прячут или в удобрения для своих чёрных роз превращают. У неё и ваза с покойниками готова стоит.

– Именно! – Виктор тоже вскочил на ноги. – И Марк сказал «не лезь». Значит, там что-то… серьёзное. Опасное. И связанное именно с Языковой. – Он провёл рукой по лицу, словно стирая усталость. – Источник… Компас… Зоя… Анна с её чёрным светом… И Языкова в центре всего этого? Или просто ещё один кусок пазла? Боже, Пав, у меня голова кругом. Кажется, мы вляпались во что-то… огромное. И тёмное. Темнее этих тоннелей.

Павлин тяжело вздохнул. Он подошёл к своему воздухату и положил руку на ещё тёплый корпус. Потом сжал кулак в серебряном кастете.

– Согласен. Тёмное, мутное и пахнет серебром, гнилыми розами и… – он преувеличенно принюхался, – …жжёным изолятором. Ладно. Сидеть и бояться – не вариант. Нужно действовать. Но как? Пойти прямо к Языковой и спросить: «Где Зоя, бабушка?»? – Он снова усмехнулся, но без единой нотки веселья. – Или… – Павлин сделал драматическую паузу, и его взгляд стал хитрым, – …или проверить её кабинет? Марк же сказал, что Зою видели выходящей оттуда в последний раз. Может, там… что-то осталось? След? Подсказка? Без Мидира шанс вырваться отсюда – ноль, но если Языкова что-то скрывает и это связано с Источником или Анной… Тогда кабинет – единственная зацепка прямо сейчас. Выбирай, Вик. Тёмное болото или Проклятая Арена? Оба пути ведут в ад, похоже.

Виктор посмотрел на кастет Павлина, потом на его измазанный маслом комбез, на упрямый огонёк в глазах друга.

– Кабинет. Идём. Источник может подождать, а вот след в кабинете Языковой… – он сжал кулаки, – …его могут замести в любой момент. Если она замешана, она уже могла. Но проверить надо. Сейчас. А потом… – он кивнул на воздухат, – …ты продолжишь вираж. Ты же не хочешь снова проиграть ему?

Павлин хмуро посмотрел на Виктора, потом резко повернулся к своему аппарату. Его движения стали резкими, целеустремлёнными.

– Не хочу. Ни за что. Ладно. Идём в логово злюки. А потом… – он щёлкнул пальцами, и двигатель воздухата окончательно затих, – …я вернусь и впишу эту "Спираль" идеально. Пошли.

Виктор кивнул. Оставив позади шипящий пар и мерцающие серебряные нити, они вышли из станции. Их тени, удлинённые и искажённые призрачным светом, поползли за ними по бетону, будто спеша предупредить о надвигающейся тьме.

***

Кабинет Мирового Языка тонул в гнетущей предвечерней тишине. Школа вымерла, и лишь навязчивое тиканье старых часов нарушало безмолвие, отдаваясь в висках металлическим эхом. Виктор осторожно прикрыл тяжёлую дубовую дверь, и щелчок замка прозвучал оглушительно громко. Павлин нервно облизнул губы, его взгляд, словно притянутый магнитом, упёрся в зловещую вазу с розами на учительском столе.

– Тише, – прошептал Виктор, затаив дыхание.

Тиканье часов, собственное сердцебиение в ушах и сдавленное дыхание Павлина – больше ничего не нарушало зловещего спокойствия. Они стояли посреди знакомого кабинета, который вдруг стал чужим и враждебным. Воздух был спёртым, пропитанным пылью и странным, тошнотворным коктейлем запахов: сладковатой гнилью, пробивавшейся сквозь внешний лоск, и холодным, металлическим оттенком, словно после кварцевой лампы. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь пыльные шторы, выхватывали из полумрака мириады танцующих пылинок. И всё это время на них смотрели мёртвые глаза чёрных роз – неестественно ярких, почти пульсирующих жизнью, но источающих запах тлена.

Комната сияла безупречной, пугающей чистотой. Стол под зелёным сукном был идеально гладким, книги на полках стояли выровненными солдатами. Ни пылинки, ни случайного пятнышка, ни помятого уголка страницы. Словно здесь не жили и не работали, а проводили заключительную уборку после важного, страшного события.

– С чего начнём? – голос Павлина дрожал, едва различимый. Мысль о том, что здесь могло случиться с Зоей, сжимала ему горло ледяной рукой.

– Всё. Проверим всё, – ответ Виктора прозвучал решительно, но без тени надежды.

Он подошёл к учительскому столу. Ящики были заперты. Попытка поддеть замок тонким лезвием из набора для электроники наткнулась на неожиданное сопротивление – замки были не просто крепки, а, казалось, зачарованы. Ни клочка бумаги, ни забытой записки.

Павлин двинулся к стеллажам. Он аккуратно вынимал толстые тома, заглядывал за корешки, встряхивал их. Пустота. Абсолютная. Как будто кто-то уже тщательно, до них, вытряхнул все возможные тайники, стёр все следы.

– Ученический шкафчик? – Павлин кивнул в угол, где стоял ряд металлических ящиков.

– Опечатан Легионом, помнишь? – напомнил Виктор, подходя.

Печать на шкафчике Зои – небольшой серебряный диск с эмблемой Легиона – находилась на месте. Она была холодной и неприступной на ощупь. Но Виктору показалось, что она выглядела… слишком новой. Слишком блестящей. Будто её установили вчера, а не полгода назад. Он осторожно послал слабый импульс электричества, пытаясь «прощупать» защиту. Диск лишь коротко шикнул и слегка нагрелся.

– Тронуть – значит сразу подать сигнал. Легион тут как тут, – констатировал он. – Странно… Печать… она как будто свежая.

Его ноги сами понесли к вазе. Чёрные, бархатистые лепестки манили и пугали. Он медленно протянул руку, намереваясь лишь слегка коснуться одного…

В тот миг, когда пальцы зависли в сантиметре от поверхности, хрусталь вазы вздрогнул. Не физически, а в отражении, в искажённом свете. По гладкой стенке, чуть ниже уровня мутной воды, на долю секунды проступила, словно паутина теней, сеть тончайших угольно-чёрных трещинок. Они вспыхнули и исчезли. Одновременно Виктор не услышал, а почувствовал – шелест. Множественный, неразборчивый шёпот, доносящийся из самой глубины сосуда. Он замер, рука окаменела.

И тут, в самом тёмном углу комнаты, за высоким шкафом, где тень сгущалась в почти непроглядную черноту, мелькнуло что-то. Быстрое, маленькое. Отблеск света на чём-то гладком и металлическом. Размером с крупного жука. Или объектив. Миг – и там снова была лишь пустота.

Лепесток, которого он даже не коснулся, сам собой отделился и бесшумно упал на полированную столешницу. Виктор вздрогнул, резко одёрнув руку. Павлин замер, уставившись на упавший лепесток.

– Вик… это… они же не должны так… – Павлин не договорил. Он видел лишь, как лепесток на глазах чернел ещё сильнее, сморщивался и за считанные секунды превращался в кучку чёрного, зловонного праха. Запах гнили ударил в нос, смешавшись со сладкой одурью роз.

– Ты… ты это видел? – прошептал Виктор, не отрывая взгляда от вазы, а потом резко переведя его в тот злополучный угол.

– Что? Лепесток? Да, он просто… рассыпался! – Павлин был потрясён зрелищем. Отблеск в углу он пропустил.

– Нет! На вазе! Трещины! Чёрные! И… там, в углу – что-то блеснуло! – настаивал Виктор, но сомнение уже точило его изнутри. Галлюцинация? Напряжение?

Павлин прищурился, внимательно осмотрел вазу, потом вгляделся в указанный угол.

– Ничего нет, Вик. Гладкая. Пусто. Ты переутомился.

Он неосторожно потянулся к вазе, чтобы проверить самому.

Виктор молниеносно схватил его за запястье.

– Не трогай! – его голос сорвался на полукрик. Теперь он знал. Кабинет. Ваза. И что-то ещё. Нечисто. Опасно. – Просто… не трогай, – добавил он, тише, но с ледяной тяжестью в голосе, отпуская руку Павлина.

Тот лишь молча кивнул, лицо его стало землистым.

– Марк был прав, – выдохнул Виктор, ощущая, как мурашки бегут по спине. – Здесь… кто-то поработал до нас. Кто-то, кто знал… или знает всё. Кто следит. Или спрятал так, что нам не найти.

Они двинулись к выходу, крадучись, как по минному полю. Виктор бросил последний взгляд на опечатанный шкафчик Зои. Серебряный диск Легиона тупо поблёскивал. Официальная версия. Официальная могила. И, возможно, новая печать, поставленная поверх старых следов.

Павлин приоткрыл дверь, и они выскользнули в пустой, погружающийся в сумерки коридор. Щелчок замка позади прозвучал как освобождение.

– Что теперь? – спросил Павлин, всё ещё бледный.

– Теперь, – Виктор сжал кулаки, его глаза загорелись мрачной решимостью, – теперь у нас только один путь. Туда, где можно найти силу или знания, чтобы пробить любую стену. Арена. Безликий Рык. Источник Молчания. Нам нужно научиться обходить ментальный вой Рыка. Культисты наверняка смогут нас наставить. А эта тайна… – он кивнул на зловещую дверь кабинета, – …она подождёт. Пока мы не станем сильнее.

Глава 6: Оковы разума

Отполированные стены святилища, покрытые инеем, мерцали в призрачном свете бледно-голубых кристаллов, вмурованных в потолок. В центре пещеры лежал плоский камень, похожий на алтарь, на который Виктор бессознательно опирался спиной, нервно постукивая костяшками пальцев по холодному шесту. Павлин шагал взад-вперёд по узкому пространству перед алтарём, его шаги отдавались глухим эхом, нарушая звенящую тишину, в которой гудели кристаллы.

Они услышали щелчок.

Тень у дальней стены сгустилась, из неё бесшумно выступила Соня «Кисть». Её серебряные глаза светились в полумраке, спиральный шрам на виске был особенно отчётлив. Серый плащ поверх школьной формы скрывал очертания фигуры, лишь на рукаве едва заметно выделялась нашитая треснувшая десятиконечная звезда.

– Ви_тор. Пав_ин, – её голос прозвучал тихо и чётко, словно удар льдинки о камень. – Вы настойчивы. Или отчаянны. Знак обозначил запрос на Знание. Какое?

Виктор сделал шаг вперёд, подавляя дрожь в руках – не от холода, а от въевшегося в память воя с арены.

– Псионика, С__я. Нам нужно… научиться выдерживать ментальную атаку. Оглушающий вой. Он парализует, сводит с ума.

Павлин остановился, его лицо было бледным.

– Существо на арене… «Безликий Рык». Его крик… Это не просто звук. Он ввинчивается прямо в мозг. Видел, как боец просто… рассыпался? Мы не сможем подойти, не то что сражаться, без защиты.

Соня внимательно смотрела на них по очереди. Её взгляд скользнул по фляге Павлина, задержался на очках Виктора, потом вернулся к их глазам. Молчание затянулось. Она медленно подошла к алтарю, положила на него ладонь. Кристаллы на потолке вспыхнули чуть ярче.

– Шёпот Тени крадёт имя, – наконец заговорила она, не поворачиваясь. – Вой этого… творения… ломает разум. Разные орудия. Общая слабость цели – хрупкость оболочки, что зовётся сознанием. – Она обернулась, её серебряные глаза сверлили Виктора. – Почему вы считаете, что мы обладаем этим знанием? И почему должны им делиться?

Виктор не отводил взгляда.

– Мы видели ваши инструменты. Ржавые кристаллы, что кинули нам культисты на испытании. Они втянули нас в наши же желания. Вы управляете этим. Ты – маг мысли. Вы – Свидетели Десятого, который боролся с системами контроля… а что такое метка, как не контроль над разумом и телом? Вы должны знать, как защитить разум. Или… как его сломать. – Он сделал паузу, подбирая последний аргумент. – Мы – «Тенистые». Члены культа. Мы ищем Источник Молчания для задания Осмира. Источник, который, мы подозреваем, связан с Тенями. С тем… что случилось на линейке. Помоги нам стать сильнее против этого воя, и мы сможем добраться до него. Узнать правду. Ту, которую ищете и вы.

Соня не двигалась, но уголок её губ чуть дрогнул – что-то вроде тени улыбки или гримасы.

– Правда… – она протянула слово. – Она часто требует жертв. Знание – тоже оружие, Ви_тор. Обоюдоострое. – Она вздохнула, почти неслышно. – Десятый учил: «Щит познаётся через меч». Чтобы отразить удар по разуму, нужно понять его природу… и природу своего собственного ума. Готовы ли вы познать свой разум как оружие… и как уязвимость? Готовы к боли? Истинная защита – это дисциплина. Жестокая дисциплина.

– Готовы, – хором ответили они, хотя Павлин невольно сглотнул.

– Хорошо. – Соня вытащила из складок плаща два небольших, холодных на вид кристалла. Не ржавых, как тогда, а прозрачных, с мерцающей голубой сердцевиной. Они напоминали льдинки. – Возьмите. Сожмите в кулаке. Не сопротивляйтесь.

Ледяной холод немедленно проник сквозь кожу, едва их пальцы сомкнулись на кристаллах.

– Найдите внутри себя точку тишины, – голос Сони прозвучал прямо в их головах, минуя уши. – Образ, ощущение, звук… что-то абсолютно ваше, абсолютно стабильное. Зацепитесь за это. Это ваш якорь в шторме.

Виктор мгновенно представил жёсткую, негнущуюся поверхность своего шеста в руках. Павлин сосредоточился на ритмичном падении капель в их насосной станции – кап… кап… кап…

– Теперь… представьте вокруг своего сознания не стену. Стена рухнет под напором. Представьте… сеть. Сложную, подвижную, как паутина из серебряных нитей. Она должна дышать, вибрировать, рассеивать ударную волну.

Давление возникло внезапно. Сначала это был просто навязчивый фоновый гул, словно от трансформаторной будки. Они напряглись, удерживая якорь. Виктор попытался мысленно «сплести» сеть – нити получались толстыми, неуклюжими, как провода.

– Не контролируй каждую нить! – мысленно крикнула Соня. – Дай сети вырасти из твоего якоря! Из твоей стабильности! Как ветви из ствола!

Виктор переключился. Он представил, как от ощущения шеста в руках расходятся тысячи тончайших серебристых лучей, образуя вокруг него сложный, пульсирующий кокон. Стало чуть легче.

У Павлина «капли» начали размываться под нарастающим гулом. Его «сеть» была красивой, текучей, как водопад, но неупругой.

– Твой якорь теряет форму! – предупредила Соня. – Заключи его в сферу! Серебряную, идеально гладкую! Шум бьёт по сфере – она звенит, но не ломается! Твоя сеть – это брызги, отражённые от сферы! Рассеивай энергию через них!

Павлин сжался внутренне, представив капли внутри прочной серебряной сферы в своей груди. Внешняя «водяная» сеть стала резче, отрывистей, как струи фонтана.

Гул превратился в пронзительный визг, скрежет по стеклу. Боль вдавилась в виски. Виктор стиснул зубы, его «сеть» из лучей напряглась, засверкала искрами. Павлин задрожал, его «сфера» зашевелилась, но выдержала. Для него давление трансформировалось в ощущение, будто череп наполняется ледяной водой, которая вот-вот разорвёт его изнутри. Холод кристалла в руках стал почти невыносимым, словно обморожение.

Визг достиг пика. Павлин застонал, его «брызги» захлебнулись. Виктор почувствовал, как его собственная внутренняя энергия, та, что обходит метку, закипает в ответ на давление. Инстинктивно, не думая, он вплел в свою серебристую «сеть» вспышку – не настоящей черной молнии, но её мыслимого образа. Тёмная, жгучая, тихая, она прорезала его ментальную конструкцию.

Пронзительный визг в его голове захлебнулся, на мгновение превратившись в искажённое шипение, словно звук попал в помеху. Давление ослабло.

Визг стих. Соня резко открыла глаза – они оба не заметили, когда она их закрыла. Она пристально смотрела на Виктора. Её лицо было непроницаемым, но в серебристых глазах горел холодный, аналитический интерес.

– …Неожиданно, – произнесла она вслух, её голос звучал слегка хрипло. – Ты использовал свою сущность как… глушитель. Грубо. Опасно. Как кувалда в часовом механизме. – Она подошла к нему почти вплотную. – Эта сила… она хочет вырваться наружу при любой угрозе. Контролируй импульс. Направляй его в сеть, как усилитель упругости, а не как взрывчатку. Иначе сожжёшь мосты в своём же разуме. – Она отступила. – Но… эффективно в данном контексте. Против топора – допустим и молот.

Она забрала кристаллы. Виктор и Павлин опустились на колени, обливаясь холодным потом, с пульсирующей головной болью и тошнотой. Павлин тряс головой, пытаясь избавиться от остаточного звона.

– Боль – это язык, на котором ум учится выживать, – констатировала Соня без тени сочувствия. – Вы продержались, но этого недостаточно для борьбы с мутантом. Продолжим наши тренировки потом.

Она уже растворялась в тени у стены, когда её голос донёсся, как эхо:

– Вы искали в кабинете Языковой… Розы. Красивые цветы. Но даже самый прекрасный бутон вянет, когда корни его пьют тлен. Ищите глубже… под корнями.

И прежде чем они успели что-то спросить или осмыслить сказанное, её силуэт исчез, оставив лишь запах озона и ледяное эхо её слов в их измученных головах.

Виктор с силой провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть остатки ледяного касания псионики. Голова раскалывалась.

– Никогда ещё мои собственные мысли не причиняли такой боли, – его голос прозвучал хрипло и глухо в ледяной пещере. – Как будто мозг вывернули наизнанку, поскребли по нему наждаком и запихнули обратно.

Павлин, всё ещё сидя на корточках, сгорбился и сжал виски пальцами.

– Зато теперь я прекрасно понимаю, что почувствовала бы рыба, если бы её взорвали изнутри глубинным зарядом, – простонал он. – Всё гудит. Даже ресницами моргнуть – больно. И этот её «якорь»… Я едва удержался. Чуть не превратил свои капли в цунами, которое смыло бы меня самого.

Он поднял на Виктора воспалённый взгляд.

– А ты… что это было в конце? Я почувствовал… всплеск. Тихой, чёрной тишины. Давление вдруг схлынуло. Ты что, разрубил её атаку?

Виктор медленно выдохнул, разминая онемевшие пальцы.

– Не разрубил. Создал помеху. Моя сила… она реагирует на угрозу. Даже мысленную. Я просто… позволил ей ответить. В виде образа. Темноты, поглощающей звук. Соня права – это грубо. Опасно. Но сработало.

– Сработало, – с горькой усмешкой повторил Павлин, с трудом поднимаясь на ноги. – Она назвала это «молотом против топора». Звучит как сомнительный комплимент. Как будто я изящной фехтовальной шпагой пытался отразить таран, а ты просто взял и обрушил на него скалу. Неспортивно.

– Здесь не до спорта, – отрезал Виктор, тоже поднимаясь. Его взгляд упал на камень-алтарь, где секунду назад лежали кристаллы. – Речь идёт о выживании. Чтобы подобраться к тому… чудовищу… нам нужен и твой «фонтан», и мой «молот». И ещё десяток таких тренировок. Если, конечно, она не передумает и не сочтёт меня слишком «опасным» для своих часовых механизмов.

Он помолчал, вглядываясь в тень, где исчезла Соня.

– Но это не главное. Ты слышал, что она сказала в конце? Про розы.

Павлин мрачно кивнул, потирая виски.

– Слышал. «Ищите глубже… под корнями». Звучало как угроза. Или предупреждение. Опять эти её загадки. Как будто просто сказать «копай пол в кабинете» – ниже её достоинства.

– Или она не может сказать прямо, – задумчиво произнёс Виктор. – Боится чего-то. Или кто-то запрещает. Но она дала направление. «Под корнями». Это может быть метафора. Или… буквально.

Он посмотрел на Павлина, в глазах загорелся знакомый одержимый огонёк, который тот знал слишком хорошо.

– Пол. Мы не смотрели пол. Мы искали в ящиках, на полках. Но если там есть люк… или если нужно снять напольную плитку…

– Эй, подожди, – Павлин поднял руку, словно пытаясь остановить поток мыслей. – Мы едва держимся на ногах после того, как наша собственная голова пыталась нас убить. А ты уже рвёшься на новое свидание с той… с той училкой, от которой пахнет смертью и мёртвыми розами? Может, сначала вернёмся на станцию? Выспимся. Придём в себя. Решим, что делать с этой тварью на арене. Потом уже будем ломать полы.

Виктор на мгновение задумался, затем кивнул, смирившись с доводами.

– Ладно. Ты прав. Сегодня мы и так прошли через слишком многое.

Он сделал последний взгляд вокруг пещеры, на мерцающие кристаллы и плоский камень.

– Но она знает больше, чем говорит. О Языковой. О Зое. Обо всём. Она проверяла нас сегодня не только на прочность. Она смотрела, на что мы способны. Что мы можем… проглотить.

– Отлично, – буркнул Павлин, уже двигаясь к выходу. – Значит, я был сегодня главным блюдом. Надеюсь, я ей не понравился. Идём уже. Здесь до сих пор пахнет озоном и болью. А мне это напоминает о линейке.

Они вышли из святилища, оставив за ними тишину и невысказанные вопросы, витавшие в холодном воздухе, тяжёлые и нерешённые.

***

Прошло две недели. Ледяное безмолвие святилища сменилось новым, более гнетущим звуком – ровным, монотонным гулом, исходившим от самих кристаллов в потолке. Он не был громким, но впивался в кости, в зубы, в самое нутро, вызывая тошнотворную вибрацию. Воздух струился маревами, искажая очертания алтаря и стен, словно они находились на дне колодца, полного тягучей, мерцающей жидкости.

Виктор и Павлин стояли спиной к спине в центре пещеры. Их лица были сосредоточенны, тела напряжены, но без прежней панической дрожи. На их висках и запястьях были закреплены тонкие серебряные обручи, испещрённые мельчайшими рунами, – новые фокусы, созданные Соней для этой фазы тренировок. Обручи мерцали в такт гулу, то затухая, то вспыхивая ярче.

Её голос прозвучал прямо в их сознании, холодный и безличный:

Гул – это не атака. Это фон. Реальность, в которой вам предстоит действовать. Ваш разум должен научиться игнорировать его, как игнорирует биение собственного сердца. Но сегодня… сегодня атака придёт иначе.

Виктор мгновенно активировал свой «якорь» – не просто образ шеста, а его точный вес, шероховатость бамбука, упругость при ударе. Вокруг этого ядра его сознание сплело уже привычную, отточенную сеть из серебристых лучей. Она пульсировала, рассеивая назойливый звук, превращая его в фоновый шум.

Павлин сделал глубокий вдох. Внутри него сомкнулась идеальная серебряная сфера, внутри которой ритмично падала единственная, вечная капля. Вокруг сферы взметнулись, замерли в воздухе и снова рухнули тысячи мельчайших водяных брызг – его «сеть», готовая принять и рассеять удар.

Атака пришла не в виде звука.

Она пришла в виде запаха.

Сначала это был едва уловимый, сладковатый аромат тления. Пахло мокрой землёй, гниющими листьями и чем-то пряным, приторным. Запах нарастал, заполняя ледяную пещеру, протискиваясь сквозь ментальные сети, не поддаваясь рассеиванию.

Обоняние – древнейшее чувство. Оно обходит логику, бьёт прямиком в инстинкты. В память тела – голос Сони был ровным, как скальпель.

Виктор почувствовал, как его желудок сжимается. Запах был… знакомым до тошноты. Таким пахло в мастерской отца после «тихого дня» – когда Дмитрий Таранис часами молча чинил какую-нибудь дрожащую, сложную механику, и воздух густел от запаха машинного масла, озона и немой, гнетущей тревоги. К этому теперь примешивался едкий, обжигающий нос запах перегретого металла и… палёной кожи. Его кожи. В Атриуме Стихий, при его первом неуправляемом всплеске, когда чёрная молния едва не выжгла ему ладони. Его сеть дрогнула. Лучи поплыли, закручиваясь в спирали, похожие на дым от испепелённой плоти.

Рядом с ним Павлин застонал. Для него запах был иным – густым, затхлым, невыносимым. Пахло ржавой водой и гниющими водорослями на дне заброшенного резервуара насосной станции до того, как они её отвоевали и очистили. Пахло страхом утопленника, тем животным ужасом, который он, маг воды, подавлял глубже всего. И поверх этого – резкая, унизительная нота дезинфектора и моющего средства, которым пахло в казармах Легиона после его провала на вступительных испытаниях, когда мать молча, с холодным разочарованием в глазах, забрала его домой.

– Нет… – выдохнул Павлин. Его водяные брызги застыли, превратились в хрупкие, безжизненные сосульки.

Якорь. Держись за якорь. Это не реальность. Это мираж, выдернутый из вашей же памяти.

Виктор с силой вцепился в образ шеста. Он представлял, как обхватывает его пальцами, как бамбук впивается в кожу. Запах отступал на мгновение, потом накатывал с новой силой. К нему примешивались другие воспоминания. Запах тлена с Перекрёстка Костей. Запах гари от портсигара Евгения.