Посылка из Цевежа

Посылка из Цевежа.

Цевеж. 16:00. 1 октября 1993 года.

Когда Артем выходил из автобуса в по-осеннему промозглый воздух Цевежа, то думал лишь о забытых в другой куртке сигаретах. Он и предположить не мог, что от его действий вскоре будет зависеть будущее страны.

Встречающим на автовокзале был лично Карпин. В письме он просил Артема не брать машину, что было непривычно после Африки, где расписание автобусов существовало лишь на бумаге.

 Когда оба последний раз виделись – Карпин командовал батальоном и носил усы. Получив в свое подчинение бригаду спецназа и новые погоны, он побрился, сел за руль «Москвича» и стал неотличим от обычного дачника. Артем хорошо помнил его умение сливаться с окружением, в Афганистане они не раз устраивали засады на моджахедов в пуштунских шмотках.

– Привет, Сергей Васильевич, – он пожал руку комбрига, усаживаясь в автомобиль.

– Здравствуй, Злобин. Как дорога?

– Как в кино.

 Карпин нажал на газ, и его «москвич», развернувшись, выехал через переезд на главную улицу Цевежа. Дожди шли всю неделю – и лобовое стекло превратилось в запотевшую галерею искаженных образов провинциального города.

– Устроился на гражданке?

 Артем на секунду задумался над ответом. Комбриг не был его другом. Но после возвращения из Африки ни с кем из своей гражданской жизни разведчик говорить не мог.

– Поступил в техникум, Сергей Васильевич. Потом по предложению товарища в Африку уехал работать.

– Чего не остался?

– Там особенно негде, – Артем усмехнулся, вспомнив условия жизни на черном континенте:

– Ну и по дому заскучал, наверное. Месяца не прошло, как вернулся.

– Назад еще не тянет?

Артем пожал плечами. Его тянуло. Карпин это понял, но, возможно, за этим пониманием разведчик в Цевеж и приехал.

– Специалист должен применяться, – сказал комбриг, поправив зеркало заднего вида, – Родина тебя не просто так интернациональным долгом зажгла. Семья есть?

– Нет.

– Плохо. Но для нашего дела – плюс.

 Темный и промокший город с пятнами светофоров и редких автомобильных фар, остался позади. Теперь по сторонам дороги чернели, обнесенные заборами, дачи, а где-то, за стеной из тополей, мелькал пунктиром окон, несущийся сквозь сумрак, пассажирский поезд.

– Зачем вы на самом деле мне написали? – Спросил Артем после повисшей паузы.

– Страна меняется, – Карпин говорил серьезно, его действительно заботила поднимаемая проблема. – Демократы висят над нами, как эти тучи. Все знают, что будет гроза. Границы размоет.

 Артем молчал, и Карпин продолжил:

– На сегодняшний день партия не преуспела в формировании идеологического ядра. Грядет переворот и войны на периферии. Сохранить страну – вот дело, которое ты искал.

– Скажу честно, – Артем смотрел в зеркало, где теперь, когда они углубились в пригород, стало совсем темно, – в чернорубашечники не пойду. Юродивых навидался.

– Мимо мыслишь. Но за паранойю плюс. Заедем кое-куда, поболтаем. Если после решишь отказаться, отвезу тебя на автовокзал и будем считать, что разговора не было. Вопросы?

– Один, – Артем поймал взгляд комбрига, – вы же помните, что я уже не в бригаде?

– Помню. Поэтому и написал.

 Разговор сам собой сошел на нет. Позиции были обозначены. Через час Карпин свернул к частному больничному комплексу за бетонным забором. На въезде стоял шлагбаум, но комбриг заехал с другой стороны, где припарковался у козырька для реанимобилей.

Внутри место напоминало травмпункт. На креслах вдоль стен ожидали приёма молодая женщина, и два пенсионера в засаленных рыбацких жилетках. Они повернули головы к вошедшим, но ничего не сказали, когда те прошли вглубь крыла и скрылись за дверью кабинета с табличкой НИЦ «Пейзаж».

 Помещение оказалось просторным. В нем свободно размещалось целых три стола и зубоврачебное кресло. За одним из столов сидел невысокий человек лет пятидесяти, с худым уставшим лицом.

– Грушевский Георгий, профессор, – представился он, вставая со стула для приветствия:

– Как добрались?

– Дождь такой, что пора ковчег строить, – Посетовал Карпин. – Это Злобин. Был у меня в бригаде. Послужной список ты должен был видеть.

– Видел, – махнул рукой профессор:

– Не буду тратить попусту ваше и свое время. Злобин, что вы знаете о демократических силах?

– Я крайние два года в Африке был, – пожал плечами Артем, – вижу, что сильно хотят власти.

– И возьмут ее.

– Это политический диспут?

– Это вводная. Готовится переворот, который, приведет к беде из-за низкой степени устремленности человека, что его планирует.

– Как вы предлагаете на это повлиять?

– На сам переворот – никак. Но что, если я расскажу вам о технологии, способной влиять на качества личности?

– Как это работает?

– Калибрующий прибор смещает человека в пространстве, что приводит его в состояние, чувствительное к инфразвуковому кодированию, которое осуществляется с помощью заранее записанной и протестированной когнитивной программы. Похоже на гипноз, только эффект постоянный.

– И кого вы хотите перекодировать?

– Виталия Тарновского. Это человек, который встанет у руля в случае демократического переворота. С помощью калибровки мы сделаем его сильным лидером, политиком, который сможет удержать страну после потрясений.

– Что требуется от меня?

– Ваши профессиональные умения, – профессор слабо улыбнулся, – через пять дней Тарновский будет присутствовать на технологической выставке на ВДНХ. Вы возглавите группу, которая привезет туда прототип прибора с установленной инфразвуковой программой. Вы передадите прибор нашим специалистам, они прошьют Тарновского, затем вы поможете им прибор спрятать.

Артем обернулся на Карпина. Тот кивнул.

– Всё так, как бы это странно сейчас не звучало.

– Как будет организована связь?

– С нашей стороны – никак. Есть части верные мятежникам. Ожидается, что во время переворота они попытаются блокировать нас в ППД. Учения на местности проводятся чтобы усложнить им эту задачу. Также мне известно, что в бригаде есть чужие уши. Вас нет ни в каких списках, но само ваше появление может вызвать ненужные слухи. Чтобы скрыть дату вашего вывода, мы замаскируем его под учебные прыжки. Дальше полная автономия.

– После всей этой информации я всё еще могу отказаться?

– После того, как примеришь это, – Карпин передал Артему небольшой предмет со стола, похожий на шлем с бакелитовым щитом спереди.

– Это прибор? Вы говорили, что он что-то делает с пространством?

– Скорее с вами, – взял слово профессор. – Чтобы ввести человека в нужное для прошивки состояние, его сознание и тело смещается в субпространство, которое мы называем Серый Лес. Восприятие изменится, потому мы будем коммуницировать посредством текста на табличках. Если ваш ответ будет положительным – три раза кивнете, если нет – покачаете головой.

– На что это похоже?

– Это будет похоже на погружение в воду. Главное – соблюдать правила безопасности. Первое – не двигаться. Лучше всего зафиксировать себя на кресле. Нам не нужно, чтобы при возвращении вы стали частью какого-то неодушевленного предмета. Второе – не экспериментировать с объектами Леса. Он малоизучен. На данном этапе мы работаем с состоянием человека в субпространстве, а не с самим субпространством. И третье: не злоупотребляйте погружениями. При частых посещениях Серого Леса – возможны флешбэки. Если такое случится, когда на вас не будет прибора – мы не сможем вас вернуть. Вопросы?

– Полагаю лучший способ понять, о чем вы – это попробовать, – Артем забрался на зубоврачебное кресло и надел на голову прибор.

 Какое-то время он не видел ничего, лицо было закрыто бакелитовым экраном. Затем на затылке прибора что-то затикало, словно метроном и бакелит начал вибрировать. Чем сильнее он вибрировал, тем больше переставал быть чем-то сплошным, словно человек играющий в жмурки начинал подсматривать через повязку за окружающей его реальностью.

 Затем звук привычного мира пропал. Все пространство вокруг заняли серые вертикальные полосы, словно все вокруг превратилось в старый кинофильм. Полосы эти имели разный контраст и толщину, словно ветви призрачного дерева прорастали из окружающих объектов.

 Мелькнул силуэт Грушевского, ставший бледным, плохо различимым. В руках он держал табличку, похожую на прозрачное стекло с контрастной надписью.

«Вы видите Серый Лес?»

Артем замешкался на секунду, но потом три раза кивнул. Табличка в руках профессора изменилась на: «Вы хорошо себя чувствуете?»

Артем чувствовал себя как неопытный ныряльщик при первом погружении, но никаких недомоганий не ощущал. Наоборот – у окружающего мира, состоящего из проросших через всё ветвей Леса – появилась дополнительная глубина и прозрачность. Разведчик видел насквозь все отделение. Видел травмпункт, который не был травмпунктом и бледные тени его посетителей, которые не были посетителями.

 Артем сосредоточился на очертаниях самого «Серого леса». Перед ним раскинулась чаща из штрихов, пронзающих мир, бесконечно распространяющихся во все стороны, словно бесцветный калейдоскоп.

– Я в порядке, – сказал он, но голос свой не услышал. Поэтому продублировал слова тройным кивком.

 В руках тени Грушевского всплыла очередная табличка, на этот раз с текстом «Вы готовы к возвращению?»

 Артем снова кивнул три раза. Щелчок за ухом, оглушительно громкий в серой тишине, остановил вибрацию и Серый Лес погас, как гаснет кинескоп телевизора, когда его выдергивают из розетки.

 Разведчик сощурился. Глаза привыкали к искусственному свету в кабинете примерно, как они привыкали бы к ночи, после взгляда на мощный фонарь.

– С почином, – Усмехнулся Карпин:

– Теперь ты сам все видел.

– Видел, – Артем растирал лицо. – Получается, пока я там, инфразвуком мне можно внушить что угодно?

– С конкретикой не выходит. Только общие нарративы работают.

– Жаль. Хотел бросить курить.

– Кое-что еще, – тон Карпина снова стал серьезным. – Допустить попадание прибора в чужие руки нельзя. Профессор покажет, как его обслужить и вывести из строя. Непосредственной прошивкой цели будет заниматься наша команда в Москве. Снаряжение для операции получишь Бригаде. Пароль на всю операцию – «Реления». В любом словосочетании, лучше при зрительном контакте.

– Может что-то попроще?

– Нет. Вариант утвержден.

 Артем еще раз посмотрел на прибор. Он видел немало людей, которые искали путь в собственное сознание, надеясь обрести там скрытые смыслы. Грушевский предлагал погрузить человека в субпространство, чтобы внушить ему смысл явный.

– Ну чего, Злобин? Возьмешь группу?

– Возьму, – ответил разведчик и поколебавшись добавил:

– Слава Релении.

 Уставшее лицо комбрига просветлело. На какой-то миг их обоих словно бы снова осветило горное солнце Гильменда.

***

 Цевежский район. Аэродром 28 ОБРСПН. 13:00. 4 октября 1993 года.

Уже второе утро Артем Злобин встречал на раскладушке, в ремонтном ангаре военного аэродрома, укрываясь от промозглого ветра и изучая карты местности. После африканских джунглей и саванн – сентябрьский пейзаж Цевежа успокаивал. Это был тихий город, расположенный в холмистой местности среди глухих сосновых лесов. Сюда редко приезжали люди и еще реже долетали новости из столицы, где на газетных страницах было тесно от политических лозунгов самой разной направленности.

Во время визита в ППД бригады, Артем обратил внимание, на хмурых офицеров, постоянно проверяющих навесные замки, и беспокойных солдат, собирающихся по вечерам вокруг единственного телевизора, отданного в клуб комбригом. Люди подсознательно чувствовали надвигающуюся бурю, хотя и не понимали масштабы ее последствий.

 Артем докурил сигарету и бросил взгляд на покоящийся под раскладушкой прибор. Он был уложен в аккуратный чехол с ремнем из черной кожи, как будто от большого фотоаппарата. Тяжелый и значительный, он невольно притягивал взгляд.

Засигналили со стороны парашютной вышки. Из автобуса, сопровождаемого милицейским уазиком, выгружались разведчики. Начинались занятия по парашютной подготовке.

 Когда-то Артем и сам проходил через нее перед отправкой бригады в Афганистан. А сегодня, под прикрытием начинающихся учений, ему и его группе предстоял вывод парашютным способом в район местного железнодорожного узла, и последующее за ним путешествие в столицу.